Мне стало любопытно, я припарковалась. Уже начала выходить, собиралась подойти к Фалину спросить, в чем дело.
И тут раздался выстрел…
Глава 10
Автоматически я села, закрыв голову руками. Люди, которые были на улице, с визгами стали убегать. А я немедленно взяла себя в руки и глазами стала искать стрелка. И, к своему ужасу, увидела, что Фалин лежит на асфальте у своей машины.
Я подбежала к нему, к счастью, ничего страшного – он был ранен в левое плечо.
– Держитесь, Николай, я сейчас! – я вытащила свой телефон, чтобы позвонить Кирьянову и вызвать скорую помощь, но Николай взял меня за руку.
– Таня… Поймайте ее, обо мне не думайте, – прохрипел он.
– Кого «ее»? – удивилась и даже мысленно рассердилась: неужели Лиза его подстрелила?! Решила силой удержать его от развода?!
– Катя… Это она… – прохрипел Николай и показал пальцем за мою спину.
Я впала на мгновение в ступор. Вот тебе и секретарша, замечательный сотрудник. Вспомнила, как она в любви к своему шефу призналась, как фото его рассматривала в компьютере… Неразделенная любовь, надо полагать.
Я посмотрела туда, куда указывал Фалин, но девчонки след простыл. Катю надо было догнать, но и Фалина одного оставить я тоже не могла. Тут я заметила мужчину средних лет неподалеку, вылез из-под столика и смотрел на меня и Фалина с вытаращенными глазами.
– Мужчина, вызовете, пожалуйста, скорую и полицию… – сказала я ему, быстро показав свое удостоверение. – А мне стрелка поймать надо.
И я на всей скорости своих ног побежала вслед за Катей. Не могла девчонка далеко уйти. Тем более если она с пистолетом, то привлечет внимание, а спрятать его на бегу в сумке, если она есть, будет сложно.
Неожиданно зазвонил мой телефон, я решила, что это Смазов, и не ответила.
Катю я все-таки нагнала: девица забежала в узкий переулок, но там через метров десять оказался тупик.
– Ну-ка стой! – велела я.
Катя развернулась ко мне и направила на меня пистолет. На лице отразилось возмущение: узнала, похоже, меня. Вообще, вид у нее был жуткий: волосы встрепанные, по щекам растеклась тушь, она была в офисной одежде (рубашка, джинсы, пиджак), но выглядело все небрежно из-за беготни.
– Я в тюрьму не сяду! И вы ничего не докажете! – заорала она.
– Уберите пистолет. Я не одна, между прочим, – решила я сблефовать. – Не усугубляйте свое положение.
– А что потом? – дрожа, спросила Катя. – Я сказала, я в тюрьму не сяду! И вообще, вы чего думаете, раз в полиции работаете, допрашивать меня можете?!
– Могу, – сухо ответила я, и вдруг мой телефон зазвонил.
Катя немедленно направила на него пистолет.
– Брось телефон! Или пристрелю! – пригрозила она.
«Разбежалась… И на «ты» уже перешла».
Я дотронулась до своего телефона… затем налетела на Катю, крепко обеими руками обхватила ее за талию, будто обнимала. Девчонка таки спустила курок, но это, видимо, от неожиданности. Я тут же схватила ее руку с пистолетом и начала ее ломать. Катя же больно вцепилась мне в волосы другой рукой. Я тогда боднула ее вперед, прижав к стене дома. Пистолет выпал у нее из рук, и я пнула его подальше от нас. Катя все-таки повалила меня на асфальт и вцепилась в горло. Примерно секунд двадцать прошло, и хватка на моей шее вдруг ослабла. Донесся знакомый голос… Кирьянов…
Через полтора часа я сидела в полицейском участке; Андрей налил мне воды, а Гарик все пытался ватой протереть царапины от ногтей Кати на моей щеке, словно надеялся, что так они заживут быстрее.
Когда Кирьянову сообщили, что в Фалина кто-то стрелял, а потом «какая-то блондинка с удостоверением» побежала за стрелком, он сразу понял, что это была я. Это он пытался позвонить мне, остановить меня. А когда не ответила, Кирьянов и его ребята гнали к Фалину на всей скорости. Гарик и еще двое полицейских остались рядом с бизнесменом ждать скорую помощь и опрашивать очевидцев, в том числе мужчину, которому я наказала остаться с Фалиным и вызвать скорую. Бизнесмен показал, в каком направлении Катя и я побежали. Невольный выстрел преступницы из пистолета помог Кирьянову и остальным полицейским определить, где мы находимся.
Когда они добежали до нас, я чуть в обморок не провалилась от удушья, Андрей Мельников даже взял меня на руки и отнес к скорой помощи, которая уже погружала Фалина в свою карету. Врачи помогли мне прийти в себя, проверили меня: с шеей и голосовыми связками у меня все в порядке, голос я не потеряла. Отделалась только царапинами на щеке, волосы мне Катя не выдрала.
У Фалина же была задета кость, пуля застряла в плече, но внутренние органы, к счастью, не пострадали. Жить будет. И это самое главное. Кирьянов не позволил мне водить машину, поэтому он сел в мою, в кресло водителя, я заняла место пассажира на переднем.
– Танюх! Ну что ж ты делаешь, а?! – возмущался мой друг, когда мы поехали в отделение. – Тебя же эта ненормальная убить могла! Тебе надо было мне позвонить, мы бы эту Катю в розыск объявили и поймали бы сами, если что. Ну ты как ребенок, ей-богу, вечно очертя голову что-то делаешь!
– Не подумала, извини, – ответила я кротко.
Было мне одновременно стыдно и обидно: да, действительно, повела я себя безрассудно, но я же преступницу поймала-таки, и не надо было полиции делать лишних движений, типа розыска.
Кирьянов потом, когда мы приехали в участок, крепко обнял меня:
– Танюш, извини меня, но и ты пойми, мне же страшно за тебя. Ты замечательный детектив, большая умница и наша опора, но все-таки будь аккуратна.
– Поняла, командир, – улыбнулась я.
Кирьянов отправил меня в кабинет, куда за мной последовали Гарик и Андрей. Через какое-то время Кирьянов пришел за мной – приглашал в допросную, куда доставили Катю.
Мы с Кирьяновым пришли в допросную, сели напротив взъерошенной и злой девушки.
– Ну что, сударыня, с моей коллегой, Татьяной Ивановой, вы знакомы, – сказал Кирьянов. – А я, позвольте представиться, подполковник Кирьянов Владимир Сергеевич. Вы Екатерина Овчинникова, верно?
Катя в ответ зло взглянула на нас.
– А‐а-а, – протянул мой друг. – Вы у нас в партизана решили поиграть. Ну ладно, тогда, наверно, вам будет интересно послушать разговор между моим коллегой и Фалиным Николаем, он жив, хоть и находится сейчас в больнице. – Кирьянов вытащил диктофон и обратился ко мне: – Тебе, Тань, это тоже надо послушать.
Кирьянов положил диктофон на стол и включил аудиозапись.
– Я Николай Фалин, и сегодня на меня напала моя секретарь Екатерина Овчинникова. Хочу заранее извиниться перед детективом Татьяной Ивановой за свою невнимательность: Татьяна приходила вчера допрашивать моих коллег и уже тогда заподозрила, что у Кати ко мне романтические чувства. Я заверил детектива, что люблю Злату, свою подругу детства, а Катя для меня просто замечательный сотрудник, которая при этом испытывает ко мне симпатию – и я это понимаю, вернее, понимал, от своих слов я не отказываюсь. – Катя в этот момент начала дрожать, из ее глаз потекли слезы, рот скривился, как у ребенка, которого сильно обидели. – Сейчас я готовлюсь к разводу с моей женой Елизаветой Смазовой, причины этого, я надеюсь, Татьяна Иванова вам расскажет или уже рассказала. О грядущем разводе я невольно – чисто между дел – ляпнул своему сотруднику Виталию Зеленому. Ну и по цепочке все остальные узнали об этом. И Катя пришла ко мне в офис, я думал, для того, чтобы вручить мне документы. Но она начала говорить, как она за меня рада, просто сияла, будто мы приз какой-то выиграли. Я ничего не понял, подошел к ней… А она чуть ли не в объятия ко мне бросилась и поцеловала в губы. И это при том, что я еще не развелся. Она начала мне в любви клясться, говорить, что теперь-то мы будем вместе, раз я развожусь. Сразу говорю, я деликатно остановил ее – без грубостей или пощечин – и объяснил ей, что у нас ничего не получится: я люблю другую. – Катя начала издавать неприятные звуки, какие обычно издают люди в истерике. – Катя, естественно, расстроилась, начала умолять «одуматься», говорила, что жить тогда не будет, если я не буду ее мужчиной, что она ради меня жила все эти годы, что работала у меня. А я на такие манипуляции не ведусь, поэтому вежливо и без криков попросил Катю покинуть кабинет. А она вообще офис покинула, еще все удивлялись, в чем дело. Ну, я надеялся, что через какое-то время она успокоится, даже был готов дать ей несколько дней отгула. Потом поехал обедать в кафе-ресторан неподалеку от моего офиса, а Катя последовала за мной, начала там давить на жалость, спрашивать, мол, что «это за стерва, которая меня пытается охмурить». Я ей сказал прекратить устраивать сцены и не лезть в мою жизнь, даже пригрозил увольнением. Я начал уходить из кафе, хотел сесть в машину, но прогремел выстрел, а дальше… боль в плече… Я увидел, что это Катя в меня стреляла, и она убежала. А потом ко мне пришла Татьяна Иванова, частный детектив, ей я сказал догнать Катю, а потом меня забрала скорая помощь.
Кирьянов выключил диктофон. Катя закрыла лицо руками, продолжая рыдать.
– Он предал меня… Он же ухаживал за мной! Он мне кофе приносил! Дверь открывал мне! Улыбался мне! Но я думала, его жена и ребенок – единственная преграда между нами! – начала Катя истерически кричать. Выглядела она отвратительно.
– Это еще не ухаживания, а обычная человеческая вежливость. Вы же сами знаете, какой обходительный Николай, – ответила я.
Вот живое доказательство того, как вежливость может сыграть с нами злую шутку.
– Вы заткнитесь вообще! – заорала на меня Катя. – Ничего вы не понимаете!
– Да нет. Вижу кое-что и понимаю, – сказала я. – Вы видели мало хорошего, возможно, недолюбленный ребенок, и к вам, видимо, часто проявляли нехорошее отношение, раз вы восприняли вежливость начальника за ухаживания.
Катя расплакалась сильнее. Похоже, я попала в точку.
– Когда я про развод Коли услышала, я подумала, это знак! Наконец-то Коля будет моим! Он же замечательный! И как работодатель, и как мужчина! Ну мечта, в отличие от тех подонков, которые были на предыдущих моих работах! Я всю жизнь хотела уйти от родителей, но они квартирой меня не обеспечили, мол, все сама делай, и на работу погнали, как только восемнадцать исполнилось, денег им, видите ли, хотелось! Меня никто всерьез никогда не воспринимал, все издевались надо мной, вы правы! А Коля – единственный, кто отнесся ко мне как к человеку! К женщине! Я все для него делала! Им и его фирмой жила! Выкладывалась вовсю, чтобы он меня заметил! Я для него старалась! Это был мой шанс стать счастливой, он бы женился на мне, и я наконец-то смогла бы забыть своих родителей как кошмарный сон, даже послать их ко всем чертям! Но появилась какая-то мразь, которая отбила у меня Колю! Я его умоляла бросить ее, клялась, что мне плевать на его богатства, что я просто хочу быть с ним! А он не захотел и прогнал меня! И тогда… я решила, что никому не отдам его и…
– «Так не доставайся же ты никому», – процитировала я «Бесприданницу» Островского. – А пистолет вы где взяли?
– У отца украла, – ответила Катя, шмыгая носом. – Он… да плевать, кем он работает. Не знаю, зачем ему пистолет нужен.
– Так, чувствую, что Овчинниковыми надо серьезно заняться, – сказал Кирьянов, глядя на меня, потом снова обратился к Кате: – А на нашу коллегу ты зачем напала? Тебя с оружием все равно видели. Даже если бы ты убила детектива Иванову, ты бы влипла по нескольким статьям.
– А что мне оставалось делать? – нагло ответила девица. – Она меня в ловушку загнала. Еще напала на меня.
– Вообще-то, вы пригрозили мне пистолетом, – заметила я.
– Да пошла ты, коза! – плюнула Катя. – Ненавижу, дрянь! Ненавижу!
Я пропустила ее оскорбления мимо ушей, хотя хотелось еще какую-нибудь колкость сказать наглой девушке.
Кирьянов и я вышли из допросной. Брыкающуюся Катю увели в камеру. Чувствую я, что ее отправят в психушку: достаточно неадекватное поведение и реакция на то, что Фалин отверг ее чувства.
– Представляете, что я выяснил? – сказал Гарик, когда налил Кирьянову, Андрею и мне кофе. – У этих Овчинниковых уже несколько родственников сумасшедшие, их даже в больницы отправляли.
– И Катя от них недалеко ушла, – заметила я, наслаждаясь запахом и вкусом кофе, который придавал мне сил.
– Интересно теперь, зачем ее папаше понадобилось оружие, – сказал Андрей.
– Выясним позже, – мрачно сказал Кирьянов.
– Блин, не будь она женщиной, я б ей морду набил, – возмущался Гарик.
– Это я уже сделала, – хитро улыбнулась я, подняв руку, как ученик на уроке.
Гарик слегка скривился и пальцем показал на свою щеку:
– Не красит это тебя, кстати.
– В драке и не такое бывает, – просто ответила я.
– Тань, а че ты в драку полезла?.. – начал было возмущаться Андрей.
– Так, хватит! Мне уже от подполковника прилетело, – оборвала я его, а Кирьянов хихикнул, словно подтверждал мои слова.
– Извини, – тихо и несколько стыдливо сказал Андрей.
Я махнула рукой, давая понять, что все нормально, не сержусь.
– Тань, извини, что меняю так быстро тему, но удалось ли тебе что-нибудь узнать по поводу Смазовой? – спросил Кирьянов. – Поговорила с женой профессора?
– Ага. Жена профессора тут ни при чем, алиби у нее есть. Я была еще в школе, с учителями разговаривала на предмет конфликтов с профессором, – я покачала головой. – Все мимо. Конфликты были, но у всех алиби, в момент нападения на Лизу все были заняты.
Кофе придал мне сил, Гарик вызвался еще одну чашку мне сделать – специально вручил большую, которая, вообще-то, для чая предназначена. Как только я покончила с ней, пожала всем мужчинам руки и направилась к выходу.
– Давай отдыхай, Танюх, – сказала мне Кирьянов.
– Какой отдыхать, Кирь? – спросила я. – Дело Смазовой продолжается.
– Тань, ну ты что? – возмутился мой друг, поднявшись со стула. – Ну какая Смазова? Подождет она, ты пострадавшая сегодня.
– Нет, дружок. Еще день не кончился, – улыбнулась я.
– Время уже почти обеденное! – воскликнул он.
– Продолжение следует, – улыбнулась я и вышла из кабинета.
– Танюха! – Кирьянов догнал меня. – Чтобы без драк сегодня. Только допрос.
– Есть, командир, – шутливо отсалютовала я.
– И моську-то в порядок приведи! – напоследок крикнул он.
Про моську Киря верно заметил. Перед тем как ехать в институт, я достала свою косметичку, наверно, всю пудру использовала, чтобы скрыть царапины, но в то же время нужно было сделать так, чтобы не получилось, что лицо белое, а руки более или менее загорелые – смешно будет смотреться.
Приехала я в знакомый институт и сразу направилась к ректору.
Постучалась, услышала, что разрешили войти.
– Здравствуйте, Денис Юрьевич, – поздоровалась я, входя в кабинет.
– Здравствуйте, а вы кто? – спросил удивленно ректор.
– Татьяна Иванова, частный детектив, – показала я удостоверение.
– А, припоминаю, – сказал Денис Юрьевич. – Коллеги говорили, что вы приходили, интересовались Смазовыми.
Он присмотрелся ко мне и, похоже, заметил боевой «шрам» на моей щеке.
– Да, – я села перед ректором, не обращая внимания на его взгляд. – Я тогда интересовалась дочкой профессора, а теперь хочу у вас лично узнать о Смазове. Это правда, что вы хотите уволить его?
– Ах, он нажаловался вам, я смотрю? – понимающе улыбнулся Денис Юрьевич. – Вы работаете на него?
– Всей правды я не могу сказать, это секреты следствия, – сказала я. – Частично ваши коллеги рассказали мне причины уволить Смазова, но, возможно, у вас еще какие-то аргументы. И, откровенно говоря, я считаю, что он еще не в том возрасте, чтобы уходить на пенсию.
– Вообще, вы правы, Татьяна. Смазов – очень хороший специалист, он мог у нас еще поработать, – сказал Денис Юрьевич. – Но ему нужно покинуть институт. Тяжело будет расстаться с ним, несмотря на его фокусы и фокусы его дочери. Но и человек, которого мы нашли ему на замену, тоже замечательный, мы даже его проверили, и он готов сотрудничать с нами…
Уже я почувствовала, что он что-то недоговаривает, и причина уволить Смазова звучит как за уши притянутая. Я стала присматриваться к его внешности и кабинету.
– Вы что-то должны Смазову, верно? Деньги или какая-то услуга? – спросила я. – Или у вас личная неприязнь к Смазову? – ректор вскинул брови. – Вы уж извините, но неискренне вы говорите. Ваши коллеги – преподаватели – говорили, что Смазовы истрепали вам всем нервы. Конечно, невыносимо терпеть шесть лет несносную дочь профессора, да и сам профессор наверняка упал в ваших глазах своим шантажом, чтобы его дочери ставили только хорошие оценки, естественно, от такого человека хочется избавиться – неизвестно, что еще он выкинет в следующий раз. – Тут я заметила фоторамку на столе ректора, там был он сам с женой, девочкой-подростком и мальчиком лет семи. – Давно фото сделано?
Денис Юрьевич снова удивился.
– Десять лет назад… – ответил ректор, потом начал возмущаться: – Девушка, что вы себе позволяете?
– Не девушка, а частный детектив. Ваша дочка тоже наверняка хотела попасть сюда на бюджет, только она все делала своими силами, но все бюджетные места были уже заняты, – сказала я, и ректор вытаращил глаза. – Или на второй год она пыталась перейти на бюджет, но помешала Лиза, потому что Смазов занял или купил, если хотите, это место, а остальные по-прежнему были заняты. А сейчас ваш сын наверняка хочет в ваш институт поступить, но вы боитесь, что Смазов с ним что-то сделает. Скажем, будет занижать оценки, так что мальчик будет вынужден на платное обучение перейти. Я права?
Денис Юрьевич обреченно и в то же время с каким-то облегчением вздохнул.
– Да, частично вы правы. Моя дочь сюда хотела поступить именно на бюджет. Хотя с деньгами в нашей семье все прекрасно, мне было бы несложно заплатить, но дочь уперлась, сказала: «Папа, не надо. Мне пора учиться самостоятельно жить». Слишком, видимо, хорошо я ее воспитал, – ректор грустно усмехнулся. – Но бюджетные места закончились, дочь на мои уговоры поддалась, год я ей оплатил. А когда надо было переходить на второй курс, только одно бюджетное место освободилось. И Лиза Смазова его заняла. – Денис Юрьевич помрачнел. – Хотя преподаватели говорили, что она к учебе относится безалаберно и не заслужила этого места. Но тогда, шесть лет назад, мы не могли найти человека с такими знаниями вроде Смазова, а если бы он сам ушел от нас… Это сказалось бы на нашей репутации, и предметы, которые он вел, – основные, не дополнительного или факультативного характера, а найти другого такого профессора сложно за короткие сроки, и учебные планы-то уже составлены. Мне пришлось уступить его дочери Лизе. Вы правы, обида у меня на профессора есть: дочка моя просто хотела показать, что она молодец, а когда поняла, что в наш вуз на бюджет она не поступит, очень расстроилась, решила, что я так пытаюсь показать ей, будто она целиком от меня зависит или висит на моей шее. До сих пор моя дочка возвращает мне, цитирую ее, «спущенные в унитаз деньги». Глупенькая, на нее мне совсем денег не жалко.
– А за шесть лет, что Лиза училась у вас, совсем никто с бюджета не слез? – слегка удивилась я. – Прямо все остались на своих местах после второго курса? Насколько мне известно, потоки студентов с годами редеют: было, скажем, сто человек в потоке на первом курсе, а к третьему или четвертому половина – то есть пятьдесят человек – отвалила.
– Конечно, такие ситуации бывают, – подтвердил ректор. – Кто-то нагрузки не выдерживает, кто-то понимает, что это не то, чему он хотел обучаться, и другую выбирает программу или вуз, а в случае тех, кто на платном, денег не хватает на учебу, даже при рассрочке, – цены же с каждым годом растут. Отваливают, как вы сказали, из нашего института в основном «платники» – мало кто хочет или может платить за учебу в институте, все стремятся к бюджету, а их, не забывайте, ограниченное количество, и за них студенты – ответственные, не как Лиза, – крепко держатся. И не забывайте о квотниках.
– Ясно, – сказала я. – А что вы делали и где были две недели назад, десятого июня, вечером?
Ректор удивленно взглянул на меня.
– Я в институте находился. У нас было собрание, около девяти вечера кончилось.
И здесь облом.
– Что ж, спасибо за беседу. Всего доброго, – сказала я ректору и покинула институт.
Только я села в машину, и мне позвонил Кирьянов.
– Привет, Кирь, я как раз тебе собиралась отчитаться… – сказала я.
– Танюх, еще одна девушка пострадала. Опять с лестницы столкнули, – огорошил меня Кирьянов.
Я посмотрела в окно, потом на часы. Преступник обычно нападал на своих жертв вечером. А сейчас время всего-то около пяти.
– Так, он решил на охоту раньше выходить, что ли? – спросила я.
– Понятия не имею, – мрачно ответил Кирьянов. – Пострадавшая головой ударилась, она без сознания, но врачи говорят, что жива, к счастью. Говорить сможет только завтра. Не нравится мне все это. Такое ощущение, что преступник наглеет. Или с ума сошел. У тебя как дела?
– Ну, похвастать нечем: ректор тут ни при чем, – отчиталась я вкратце. – Не пойми неправильно, но остается надежда на этого преступника-толкателя с лестниц. Похоже, что Лиза просто стала его очередной жертвой.
– Сегодня не думай об этом, пожалуйста, – сказал Кирьянов строго, как родитель ребенку. – Я настаиваю, чтобы ты поехала домой. Ты каталась туда-сюда, и тебя чуть не убили сегодня.
Я задумалась. Наверно, имеет смысл домой ехать… Все мои версии иссякли. И я чувствую, как усталость подкатывает.
– Хорошо, Кирь, я, наверно, так и поступлю, – сказала я.
– Давай, отдыхай, – тепло сказал он мне и отключился.
Я завела машину, и вдруг телефон опять зазвонил. Поворчав, я собиралась нажать отбой, думая, что это опять Смазов. Но, на мое удивление, высветился незнакомый номер. Решила, если это какой-нибудь телефонный мошенник, просто пошлю его или припугну – я это умею, – и ответила.
– Алло?
– Татьяна, здравствуйте, это я, Василий Николаевич, отец Николая Фалина, – быстро сказал знакомый голос; видимо, мужчина понимал, что незнакомый номер вызывает в основном опаску.
– Здравствуйте, Василий Николаевич. Чем могу помочь? – спросила я, в душе удивляясь, что ему понадобилось от меня. Откуда он узнал мой номер, я поняла – от своего сына, но с какой целью?
– Есть один важный разговор. И лучше не по телефону. Мы можем с вами встретиться? – мрачно спросил мужчина.
– Конечно, – машинально ответила я, напрочь забыв про Кирьянова. – А где именно?
– Вы знаете, где Сиреневый парк?
– Да, конечно, – я выстроила маршрут в «Яндекс. Картах», чтобы быстрее доехать. – Буду минут через десять.
– Большое спасибо, я вас жду.
Василий Николаевич отключился. А вслед за ним позвонил Смазов, но я нажала отбой и поехала в парк.
«Киря, прости. Отдых мой подождет».
Заволновалась я немного: о чем меня хотел спросить Фалин-старший? Это по поводу нападения на его сына? Или Николай рассказал родителям, что разводится с Лизой? Или он что-то вспомнил важное?
Заметила я также, что сын, как отец: что Николай мне утром сегодня позвонил и вызвал на разговор, что его отец сейчас.
Сиреневый парк не зря так назывался: в нем были выращены сирени, за ними приглядывали специальные садовники, и каждую весну и каждое лето деревья расцветали и благоухали. Причем сирени посадили в своеобразный рядок: сначала фиолетовая, потом голубоватая, затем белая, потом снова фиолетовая и так далее. Приятно здесь находиться, особенно летним вечером.
Но на эту красоту долго любоваться я не могла. Глазами стала искать Василия Николаевича и нашла на скамье. Сейчас он носил костюм, словно пришел с важной встречи, на лице ни намека на улыбку. Словно тот, с кем вчера разговаривала, был совсем другой человек. Хотя оно и не удивительно: его сына чуть не подстрелили. И главное, кто? Секретарша.
– Здравствуйте, Таня, – сказал он мне грустно и мрачно, когда я подошла к нему.
– Здравствуйте, Василий Николаевич.
– Ой, что это у вас? – мужчина поразился, похоже, заметил мою травму.
– А, да так. Кошка напала, – пошутила я.
– Та самая, что напала на моего сына? – почти саркастично спросил Василий Николаевич.
– Ну да, – хихикнула я.
Фалин-старший покачал головой:
– Ну дрянь эта Катька. Это хорошо, что вы ее арестовали. Найди я ее раньше вас, не сдержался – убил бы.
– Как ваш сын? – спросила я.
– С Колей все в порядке, врачи сказали, завтра сможет домой вернуться. С ним Олька осталась. Хотя ей самой доктор был нужен – она дважды в обморок падала.
«Надо думать».
– Так что же у вас случилось? – спросила я участливо.
– Извините, Татьяна, я при жене не мог тогда сказать… Дело в том, что я знаю, что Лиза Смазова не нравится моему сыну, – сказал мужчина.
На несколько секунд возникла пауза. В душе я испытала гнев, что опять меня водят за нос и умалчивают важные детали.
– И почему же вы скрыли тогда? – спросила я, быстро сменив гнев на спокойствие.
– Понимаете, моя жена, Олька… она хорошая женщина, но тупенькая слегка, – начал Фалин-старший. – Точнее, смотрит на мир через розовые очки. Не видит очевидных вещей.
– Извините, но я вас не совсем понимаю.
Я могла предположить, о чем он говорит, но хотелось конкретики.
– Злата – подруга детства Коли. Мы с женой радовались их дружбе, которая смогла перерасти в любовь. Сами понимаете, первая любовь… Почему она «первая» зовется? Отношения с возрастом меняются, мировоззрение меняется, и молодые люди идут разными дорогами. Но не в случае Коли и Златы. Мы с Олькой все ждали, когда Коля позовет Злату замуж, – Фалин-старший улыбнулся, но потом помрачнел. – А тут как гром среди ясного неба он приходит и говорит, что женится на другой. Правда, когда я узнал, что это дочь моего кумира и по совместительству подруга Златы, расслабился и обрадовался даже. Хотя чувствовал в глубине души, что что-то не так. Но я отодвинул свои сомнения назад. Решил, что мой сын действительно счастлив с Лизой Смазовой. Мы не так часто виделись: молодые во время подготовки к свадьбе и потом, во время медового месяца, были вдвоем, нас не навещали. А когда они стали навещать нас или мы их, то я заметил несколько странностей.
Я приподняла бровь, спрашивая, что имеется в виду.
– Еда в особняке Коли была в основном заказанная к нашему приезду, словно Лиза вообще не готовила, – объяснил Василий Николаевич. – Несколько раз были случаи, когда Лиза уезжала куда-нибудь, а Коля оставался один в особняке. Ну что это такое, думал я, у тебя жена беременная, а ты ее одну отпускаешь? И Лиза меня поражала: почему одна без супруга ездит? В первый раз с женой подумали, что поругались. А потом во время наших застолий я заметил, что Лиза допускает ошибки. Представляете, она как-то хвасталась, как побывала в Камбодже, в Африке.
– Что? – удивилась я. – Так Камбоджа в Юго-Восточной Азии, вообще-то.
– Вот именно, – заметил Василий Николаевич. – Очень меня смутило, как профессор института мог допустить, чтобы его дочь допускала такие ошибки. И это не единственный пример невежества Лизы. Абонемент путает с абонентом. По-английски не очень хорошо разговаривает, а ведь на сегодняшний день это язык, который надо знать.
– Ну, я поговорила с ее учителями в школе и институте. С их слов, девушка действительно особо не стремилась учиться, – призналась я.
– Вот так даже? – Фалин-старший удивился и покачал головой. – Безобразие. Но вообще, я выяснил всю правду из уст сына. Мы с ним как-то вдвоем остались… устроили своего рода мальчишник, – мужчина хихикнул, а я невольно улыбнулась. – Колька перебрал, видимо, и сказал мне, что с женой ему не повезло, что она … кхм-кхм, цитирую, «сучка», которая видит в нем только кошелек, и если бы не ребенок, которого она носит, то развелся бы с ней. Тут-то я понял, что мой сын в браке несчастен. Я уточнил у него, а как так получилось, что она беременна? И вообще, от него ли? – вздохнул Василий Николаевич и опять покачал головой.
– Он вам рассказал о той ночи, когда он в пьяном состоянии невольно переспал с Лизой… – угадала я.
– Да. Вижу, вы знаете… – мужчина взглянул на меня печально. И с каким-то разочарованием.
– Простите, Василий Николаевич, – извинилась я. – Но такова моя работа: опрашивать и проверять, но разглашать информацию – никогда.
– Я вовсе не сержусь, Татьяна, наоборот, понимаю вас. Коля мне немного рассказал про вас. И про то, как вы спасли его, – Фалин-старший мне улыбнулся, а я слегка покраснела. – Но меня убило, на какой шантаж эта девица Смазова пошла: сама обрюхатилась, не предохранилась и сына моего заставила нести ответственность за свой грязный поступок. – Василий Николаевич презрительно засмеялся. – А сегодня в больнице, когда Колю привезли, первая, кто к нему прибежала, была Злата, представляете? А не Лиза, его любящая жена.
Я вскинула брови и даже мысленно обрадовалась.
– Да, Злата привезла ему фруктики и воду, перенервничала вся за него, бедная. Они в палате побеседовали даже. Мне кажется, у них мир наладился.
«Это действительно замечательно!»
– А Лизка прибежала примерно часа через два после госпитализации Коли – видимо, из салона красоты выскочила, такой запах от нее исходил, ой! – Василий Николаевич поморщился и махнул рукой, словно почувствовал этот запах. – Пришла, причем с пустыми руками, так, только сумочка на плече… Вбежала в палату… Злату выгнала… ну, точнее, попросила дать ей побыть с супругом наедине. Злата, как воспитанный человек, вышла, а я услышал, как Лизка ругается с сыном, что-то про развод говорила, мол, не дам я тебе его… – мужчина замолчал на несколько секунд. – Парню и так плохо, а она ему скандалы закатывает, бессовестная. Но если развод случится, я буду только рад и поддержу Колю. Мне счастье сына важнее всего. А в Смазовых я глубоко разочарован. Вот правду говорят: не создай себе кумира; я идеализировал профессора, а он не сумел воспитать хорошую дочь.
– А жене вы не говорили о настоящих отношениях вашей невестки и сына? – уточнила я.
– Я Ольку пожалел, – ответил Василий Николаевич. – Она очень чувствительный человек. Мы… у нас дочка когда-то была… Не знаю, вам Коля не говорил…
– Про вашу младшую дочь, которая умерла от рака маленькой? Да, говорил, – сказала я печально.
Василий Николаевич сморщился, видимо, вспоминал покойную дочку.
– Олька тогда чуть вслед за Дашенькой не отправилась. С той поры жена беспокоится по мелочам, особенно в отношении Коли, поэтому мы с ним стараемся не огорчать ее такими вещами. Если бы Олька узнала, как Лиза забеременела и что она шантажирует нашего сына нашим же внуком, ее бы удар хватил.
«Мне счастье сына важнее всего».
Эта фраза свидетельствует о большой любви к сыну. Но на что может пойти родитель ради счастья своих детей?
– Василий Николаевич, позвольте спрошу: где вы были и что делали две недели назад, десятого июня, вечером? – спросила я, хоть надежда уже угасала.
Фалин-старший очень удивился такому вопросу, но тем не менее ответил:
– Мы с женой в театр ходили. На «Горе от ума». А потом Коля нас уведомил, что Лизу в больницу забрали, у нее выкидыш случился, и мы к нему поехали.
Облом. Снова.
– А почему вы спрашиваете? – спросил Василий Николаевич настороженно.
– Секреты следствия… – попыталась я отмазаться.
– Таня, что происходит? – мужчина очень занервничал. – Пожалуйста, скажите мне, в чем вы меня подозреваете?
Я печально вздохнула. Сказать или нет? Нет, не хочу ранить его чувства сильнее. Бедному отцу и так непросто.
– Подождите несколько недель. И вы все узнаете, – как можно мягче сказала я.
– Таня, пожалуйста! Это как-то связано с моим сыном? – Фалин-старший вроде и приказывал, и умолял одновременно.
– Нет, только с вашей невесткой, – ответила я. – Спасибо большое за беседу, Василий Николаевич.
И я удалилась. Услышала, как Фалин-старший печально вздохнул и ушел.
Глава 11
Опять ничего нового. Я стала грустно бродить по парку, разглядывая сирени и вдыхая носом их аромат. Все мои версии иссякли. Фалин-старший только зря надежду подал.
На мгновение у меня возникло странное ощущение, что кто-то следит за мной. Я огляделась, но никого не увидела.
«Наверно, паранойя развивается…»
Где теперь ответ искать? Хоть к гадалке ходи за помощью…
И вдруг только сейчас я вспомнила про Венчика! Он помочь может: для него остальные бомжи как свои, и они все знают и все видят! Может, кто-то из них нашего злоумышленника видел в день нападения на одну из жертв! Мне даже смешно стало, как я раньше не вспомнила про Венчика. Крошечный шансик, но шанс тем не менее.
В своем предвкушении я не заметила, что стояла у лестницы, ведущей к пруду… И вдруг кто-то схватил меня за плечи и попытался сбросить вниз. Но я удержалась на месте и прыгнула на обидчика. Тот, изрыгая какие-то проклятья, попытался схватить меня за запястья. Мельком я его разглядела: мужчина был чуть ниже меня – среднего роста, – с боками, что свидетельствовало о полноте, лицо его было скрыто под черной маской.
«Сам нашел меня, значит, злодей-лиходей».
Мужчина пытался меня толкнуть назад, чтобы я по лестнице скатилась, как предыдущие его жертвы. Только мне такого счастья не хотелось: огребла уже от одной умалишенной сегодня. Попыталась я стукнуть преступника в пах, но промахнулась – он меня за колено схватил. И хватка, кстати, у него была сильная. Он собирался, видимо, отбросить меня в сторону лестницы или ногу сломать, но я вцепилась в его руку в попытке перебросить его через себя, однако он схватил меня за запястье и повалил на асфальт ближе к лестнице – аж искры из глаз вылетели. Затем преступник собрался пнуть меня… как вдруг ему по голове кто-то ударил бутылкой, стеклышки посыпались. Злоумышленник рухнул рядом со мной, мордой удачно приземлился мне в ноги, что вызвало у меня омерзение, но я посмотрела на своего спасителя.
– Танюшка, ты ли это?
Венчик. Легок на помине.
– Очень вовремя, спасибо, – улыбнулась я, когда Венчик помог мне подняться.
– Я, это… Мимо проходил, я же сирени, ты же знаешь, страсть как люблю. Вижу, ты дерешься с кем-то. Ну я бутылку хвать из мусорки и по башке ему, – Венчик хихикнул.
Я посмеялась в ответ и набрала Кирьянова.
– Кирь, приезжай, пожалуйста, в Сиреневый парк, я у пруда, – сразу сказала я.
– А что ты там делаешь? И че так пыхтишь? Ты че, пробежкой решила заняться? – спросил настороженно Кирьянов.
– Кирь… наш толкатель женщин с лестницы сам меня нашел.
У меня было ощущение дежавю: то, что было с Катей днем, повторилось сейчас.
Кирьянов сначала по телефону разорался, почему я не послушала его, не домой пошла, а преступника ловить. Но быстро достаточно приехал в парк с двумя полицейскими, которые погрузили преступника в машину – он, кстати, пришел в себя к их приезду. Маску с него сразу сняли, и я была в некотором шоке. Это оказался Алексей, охранник в магазине Жаровой. Впрочем, во время драки его фигура и голос уже показались мне знакомыми. Потом Кирьянов, отблагодарив Венчика, помог мне дойти до машины, но, как и в прошлый раз с Катей, повез меня в ней.
– Танюха! Ну что ты как ребенок, ей-богу! Я же сказала тебе, домой иди! О‐о-о-ой! Никакого с тобой спокойствия! – ругался он на меня.
– А когда наша работа была спокойной? – хихикнула я.
– Поговори мне еще здесь! – Кирьянов выдохнул, потом погладил меня ласково по плечу и сказал мягко: – О, горе ты мое. Вновь постаралась – поймала преступника. Молодчина!
Я усмехнулась в ответ.
В участке опять Гарик вместе с судмедэкспертом проверял меня на наличие травм. Всего лишь ушибы и синяки, сотрясения мозга нет. Кофе мне сделали, от которого полегчало.
В телефоне я заметила несколько пропущенных вызовов Смазова. Я мысленно обрадовалась: преступник пойман, дело раскрыто, и со Смазовыми я завтра распрощаюсь. Осталось только допросить его.
Впрочем, какое-то пессимистическое чувство внутри меня говорило, что это еще не конец.
Кирьянов и я, когда морально пришла в себя благодаря кофе, зашли в допросную. Алексей там уже сидел, за его спиной стоял Андрей, Цербером охранял.
– Значит, Косой Алексей Артемович, пятьдесят лет, работаете охранником в магазине гражданки Жаровой Галины Степановны. Которая, кстати, пострадала от ваших действий. Я прав? – спросил Кирьянов у преступника.
– Ну да. Я Галку столкнул. – Косой скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. – Она это заслужила. Как и все остальные женщины.
– Может, просветите нас? – любезно спросила я.
– В присутствии этой я ничего говорить не буду, – Косой показал на меня.
– Гражданин Косой, вы, похоже, не осознаете всей серьезности вашей ситуации, – строго сказал Кирьянов. – Вы навредили трем женщинам; намеренное причинение тяжкого вреда здоровью. Гражданка Тарасова серьезно повредила ногу, она на костылях передвигается. А ваша начальница, гражданка Жарова, была на втором месяце беременности, когда вы ее столкнули, и в результате падения и шока у нее случился выкидыш. – Глаза охранника слегка округлились. – Гражданку Смазову вы тоже столкнули, когда она была беременная, тоже случился выкидыш. У вашей начальницы срок был маленький, а Смазова была на шестом месяце. Неужели живот не увидели? А еще вы напали на нашу коллегу, частного детектива Татьяну Иванову! – Кирьянов положил руку на мое плечо. – Это тоже статья.
– Начальник, ты мне чего тут вешаешь? – нагло спросил Косой. – Я этих дамочек по фамилиям не знаю, ну, кроме твоей вот. А уж беременной – которая на шестом месяце, – не было среди них.
У меня аж сердце екнуло. Неужели опять мимо?
– Не узнаешь? – Кирьянов положил перед ним фотографию Лизы Смазовой.
Косой взглянул… и пожал плечами.
– Первый раз вижу.
Он говорил уверенно.
– Где ты был и что делал две недели назад, десятого июня, вечером? – спросил Кирьянов.
– На работе был. Моя смена была. У меня график два через два. Меня там и сама Галка видела и сотрудницы магазина, – сказал Косой.
«Проклятье… Значит, недоброжелатель Лизы все еще где-то в Тарасове. Черт…»
– А все-таки, Алексей Артемович? Что за ненависть к нам, женщинам? – спросила я полушутя, забыв свою досаду.
– Да потому что вы все шлюхи последние! Гадкие, жадные и мерзкие, вам лишь бы нас до нитки обобрать! – наорал на меня Косой, Андрей сзади подошел и с силой усадил его обратно.
– Оскорбление нашей коллеги, которая работает на полицию, – это тоже статья. Замечу, вы трижды разведены, – заметил Кирьянов.
«О, как интересно».
– Что, всех троих на измене поймали? Или просто были плохие? – спросил Кирьянов с ноткой сарказма.
– Ненавижу баб… Да, я трижды был женат. И все три раза неудачно, вы правы! – рявкнул Косой. – Первая моя любовь была в студенческие годы, Настя, но я допустил глупость: жить мы после свадьбы пошли к моей матери – хотели денег побыстрее накопить на собственную квартиру, решили не таскаться по съемным углам, а у родителей Насти жилплощадь была слишком маленькая. Но моя мать, как это часто бывает в семьях, возненавидела мою жену. Пока я был на работе, мать умудрялась капать моей молодой жене на мозги. Когда скопилась почти половина суммы на квартиру, Настя сказала, что устала и хочет подать на развод, шансов она мне не дала. Так распался мой брак. Свою мать я уже начал ненавидеть: она разрушила мое счастье, зато, когда Настя ушла, она была очень довольна, что я один остался. Видимо, она этого и добивалась. Позже, когда мне было около тридцати, я встретил Дарью, красивую и очень умную женщину примерно моего возраста. Думал, с ней все наладится у меня. Мы поженились, переехали жить в мою уже квартиру, подальше от матери. Я хотел, чтобы Дарья ребенка родила, но оказалось, что ей от меня нужны были только деньги и крыша над головой. Дарья начала меня использовать как кошелек. Не выдержал я, развелись. Вот тут она испугалась: квартира ведь моя, а ей жить негде, видимо. Но мне было плевать, я послал ее. Потом в тридцать девять лет я встретил свою третью жену, Яну. Ей было тридцать пять, пережила неудачный брак, как я, но все было при ней: и хозяйка, и красавица, и умная, и с матерью моей – она еще тогда была жива – нашла общий язык. Я думал, наконец-то идеальная женщина! Вот только спустя пять лет совместной жизни Яна вдруг созрела, что полюбила другого. Она сама подала на развод и ничего не потребовала от меня. И это после всего, что я для нее сделал! Вот с той поры баб ненавижу, больше ни с кем не сходился. Изменницы… жадины… Черт разберет, что им от нас, мужиков, надо!
– С вашим прошлым все понятно, – сухо сказал Кирьянов и показал на фото трех пострадавших женщин. – А чем же вам эти дамы не угодили? Тем более одна из них ваша начальница, которая к вам была добра.
– Да они ничем не лучше моих жен! – Косой сердито отодвинул фотографии. – Эта бесстыжая мымра, – он показал на Смирнову, – парней меняла как перчатки: я несколько раз видел, как она приходила в наш магазин с разными мужчинами. Вот, думаю, молодая совсем, а такая уже бессовестная шлюшка. Парней мне стало жаль, хотел их избавить от этой дряни.
«А‐ля Раскольников», – подумала я.
– А эта, – он показал на Тарасову, – нахамила мне несколько раз: то я задел ее, у нее покупки на пол свалились, то не так посмотрел на нее, один раз она начальнице даже сказала, что я страшный для охранника! А Галка… Она месяц назад обещала нам с моим коллегой, Стасом, зарплату поднять… И не сделала этого, мол, «как-нибудь в другой раз», – передразнил начальницу Косой. – Я еще возмущался – почему?! У нее же продуктовый магазин, народ толпами в него приходит. Она зарабатывает кучу денег каждый день, две или три дневные выручки наверняка есть. Чего она пожадничала?
– А гражданка Светлова чем не угодила? Вы сегодня ее толкнули, – спросил Кирьянов.
– Я думал, это она, – Косой кивнул в мою сторону. – Я слышал, что полиции помогает какая-то ищейка-блондинка, что она способна любого преступника найти, и когда она пришла вчера в наш магазин, я понял, что она разнюхивать начнет меня, вот и решил убрать побыстрее. Ошибочка с той девушкой вышла, это я признаю.
Я слегка усмехнулась: «ищейка», «разнюхивать».
– Да и поторопились вы, – заметил Кирьянов. – Раньше на своих жертв вечером нападали, а тут пораньше решили. Кстати, а откуда вы знали, где ваши жертвы будут?
– Две из них мне случайно попались, я их узнавал. Не хвастаюсь, фамилии или имена запомнить не могу, но на лица у меня память хорошая, – ответил Косой; иронично, с его-то фамилией. – А за Галкой я проследил, не отрицаю. Именно в тот день, когда она сказала, что повышения зарплаты не будет. А эта… блондинка, не ваша которая, перепутал ее.
– А почему именно с лестницы вы спускали своих жертв? – спросила я.
– Хотел, чтобы эти сучки прочувствовали всю боль, – зло сказал Косой. – Знаете, детей бьют, чтобы они вели себя нормально, вот и я им решил такую порку устроить. Все лучше-то усваивается через боль. И вообще, эти женщины… такие наглые и бессовестные скотины, которых надо в узде держать. Вы-то, я думаю, меня лучше поймете, – Косой обратился к Кирьянову, но мой друг презрительно усмехнулся.
– У меня прекрасная жена и двое детей.
– И что? Жена не пилит никогда? На мозг не капает? – усмехнулся Косой. – Денег не требует на шубу или на украшения?
– Только сердится иногда, что я убегаю спасать город от преступников, – пооткровенничал Кирьянов. – Но у нас все на уважении построено. Этого вам не понять.
– Да, Танюха, непруха какая-то у тебя сегодня, – хихикнул Андрей, когда я сидела в кабинете с ним, Гариком и Кирьяновым; они пили чай, я – кофе. – То девица ненормальная нападает, то мужик едва с лестницы не сталкивает.
– Двое ненормальных за сегодняшний день, – заметил Гарик менее оптимистично. – Жуть.
– Спасибо, что заметили, – ответила я с усмешкой и вдруг вспомнила кое-что. – Слушайте, а что там с Овчинниковыми?
– Представляешь, Тань, я приехал к ним на квартиру, – начал рассказывать Андрей. – А у батюшки Кати целая коллекция оружия. А вот лицензии, – он цокнул языком, – нет. Не буду сильно в подробности вдаваться, выяснилось, что отец Кати торгует оружием, еще мелким воровством занимался, а Катя ни сном ни духом об этом. И мамашка, кстати, ее невменяемая оказалась – врачи ее уже проверили.
– Я же говорила, что Катя недалеко от своих родителей ушла, – заметила я.
Мы еще побеседовали о погоде и других делах.
– Время уже почти девятнадцать, – сказал Кирьянов, взглянув на часы. – Скоро по домам.
– Надеюсь, сейчас никто не придет еще заявление писать, – заметил Андрей.
– Танюха, больше никаких расследований на сегодня с тебя. Кофе допьешь и пойдешь домой, – сказал мне Кирьянов.
Я уже хотела рот раскрыть, чтобы сказать, что хочу Венчика расспросить, но Кирьянов меня прервал:
– Ничего не знаю! Марш в люльку, – и показал мне пальцем в сторону двери.
Парни хихикнули. И вдруг мой телефон зазвонил.
– Это Смазов, – сказала я, взглянув на экран.
– Шли его на фиг, – махнул рукой Кирьянов. – Все завтра.
Но я подумала, что профессор что-то вспомнил, и ответила.
– Танюха! – рассердился мой друг.
– Татьяна, здравствуйте! – воскликнул профессор. – Ну что же вы не отвечаете? Есть какие-то новости?
– Нет. Преступника, который напал на вашу дочь, я не нашла. А вы что-то вспомнили? – спросила я.
– Нет, – с грустью признался профессор.
– Всего доброго тогда, – просто ответила я и нажала отбой.
Ладно, завтра так завтра. Кирьянов испытующе на меня посмотрел, словно спрашивал: «Ты же не собираешься опять очертя голову искать преступников?»
– Спасибо за хлеб-соль… За кофе, джентльмены. Я домой, – сказала я.