Киа Абдулла

Самый жаркий день лета

Kia Abdullah

Next of Kin



Перевел с английского Глеб Стукалин

Дизайнер обложки Юлия Прописнова



Киа Абдулла оставляет за собой моральное право считаться автором данного произведения



© Kia Abdullah, 2021

© Originally published in the English language by Harper Collins Publishers Ltd.

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. ООО «Издательство Аркадия», 2023

* * *

Моей маленькой сестричке Фориде посвящается


Часть первая

Глава 1

Как странно ревновать к собственной сестре. И вместе с тем совершенно естественно. Наверное, это неизбежно. Разве не такому учат женщин с младых ногтей — как побеждать соперниц? Как наблюдать, подмечать мелочи, оценивать, критиковать. Волей-неволей начинаешь упражняться на младшей сестре.

Об этом размышляла Лейла Саид, глядя, как муж вьется вокруг ее сестры. Ясмин поднесла ему зажигалку, и он с видимым удовольствием затянулся. Они сидели в уголке сада, не смущаясь уединения и подстегивая в Лейле ревность. Правда, ей казалось, что это хорошее, здоровое чувство. Оно напоминало о том, чем ее очаровал Уилл: склонностью к легкому эпатажу, черным юмором и странной, притягивающей уверенностью в себе, которая лишь изредка перерастала в самолюбование.

Нельзя было обвинить супруга в том, что он поддался чарам ее сестры. Ясмин обезоруживала всех вокруг своими мягкими кошачьими повадками. Магнетизм таился в каждом ее движении, в волнах длинных черных волос, в больших выразительных глазах. Ее волнующие формы еще больше подчеркивала жесткость самой Лейлы: резко очерченный подбородок, тонкие, плотно сжатые губы. Было очевидно, кто из сестер служит центром притяжения, а кто блуждает по орбите.

Лейла поерзала на стуле, отлипая от зеленого пластика. Она вся вспотела от густой тропической жары, накрывшей город. Самый горячий июнь в истории. Зной и духота, такие нехарактерные для Лондона, придавали улицам буйный, пьянящий флер: многолюдные перекрестки и площади будто пропитались похотью и анархией.

Над садиком раздался заливистый смех, и Лейла прикрыла глаза, купаясь в этом звуке. Как, оказывается, радостно снова слышать смех сестры. Хотелось запомнить каждую деталь этого вечера: жжение в глазах после долгого рабочего дня, чуть различимый аромат глицинии, шум вечеринки неподалеку (достаточно близкой, чтобы оживлять обстановку, но достаточно далекой, чтобы не раздражать слух). Почувствовав за спиной движение, Лейла обернулась. Ее зять Эндрю Андерсон тоже наблюдал за парочкой в углу, похожей на прогуливающих уроки школьников. Он сел рядом с Лейлой, держа бутылку пива двумя пальцами. Некоторое время оба молчали.

— Ей это и правда помогает, — начал он. — Визиты к вам.

— Я рада, — ответила Лейла, грустно улыбнувшись.

— Я очень ценю твою помощь, ты знаешь. Ценю все, что ты делаешь для нее. Для нас.

Она слабо махнула рукой:

— Ничего особенного.

Эндрю повернул голову и посмотрел на нее в упор:

— Ты делаешь очень много.

— Она моя сестра, — ответила Лейла, слегка пожав плечами.

— Я знаю, но все же. — Эндрю слегка качнул бутылку в ее сторону.

Лейла в ответ звякнула своим бокалом с вином о холодное стекло пивной бутылки и отпила немного. Поглядела на газон, синеющий в сумерках. Увидела, как Уилл смахнул что-то с плеча Ясмин: комара, паука или другого неведомого хищника. Бретелька сползла с плеча Ясмин, и взгляд Уилла на секунду задержался на оголенной коже. Красные точки их сигарет загорались и гасли в унисон, пока одна из них не догорела до конца. Ясмин встала и направилась к сестре.

— Уилл — просто умора! — заявила она, будто ей не верилось в его чувство юмора.

— Ага. Поэтому я за него замуж и вышла, — ответила Лейла. В интонации ее голоса сквозил то ли сарказм, то ли горькая ирония.

На мгновенье замерев, Ясмин потянулась к вину и щедрой рукой налила себе полный бокал. Одинокая капля растеклась красной кляксой по белой скатерти. Ясмин не предложила сестре наполнить ее бокал, но это мимолетное проявление эгоизма подействовало на Лейлу успокаивающе: значит, Ясмин чувствует себя здесь в безопасности, она расслабилась и сняла доспехи. Лейла не зря старалась.

Двадцать лет назад, когда их мать ушла из жизни всего через год после отца, семнадцатилетняя Лейла разбивалась в лепешку, чтобы защитить сестричку, которой только исполнилось десять. Бросив учебу в престижном университете Сент-Эндрюс в далекой Шотландии, она поступила в Лондонский политехнический. По вечерам работала в универмаге «Маркс энд Спенсер», а по выходным — официанткой в маленькой забегаловке, считая каждый пенни, чтобы хватило для выживания. Она очень гордилась тем, что Ясмин выросла в счастливую девушку без всяких психологических проблем. Гордилась до тех пор, пока беда не постучалась в дом.

— Как у тебя тут уютно! — Ясмин сонно потянулась и махнула рукой в сторону оранжереи: — Ах, если бы только мы могли себе позволить такую же!

— Мы могли бы, если ты захочешь, — Эндрю недовольно насупился.

Ясмин урезонила супруга:

— Ты прекрасно знаешь, что нам это не по средствам.

Эндрю вспыхнул от возмущения, но промолчал. Встав со скамейки, он направился в глубину сада, к Уиллу. Двое мужчин не особо ладили, но предпринимали самоотверженные попытки сдружиться.

Лейла исподлобья взглянула на сестру:

— Ты ведь знаешь, что всегда можешь работать у меня. Я легко найду задания для персонального ассистента.

Ясмин устало закатила глаза:

— А я тебе сто раз говорила, что не собираюсь становиться твоей секретаршей.

— Ты слишком гордая.

— Это не гордость, это… — Ясмин пожала плечами. — Я не хочу быть тебе обязанной.

— Ты и не будешь ничем обязана. Это не благотворительность: ты будешь выполнять работу, которая хорошо оплачивается. У нас есть и обучающие курсы. При желании можно учиться и работать в том режиме, в каком тебе удобно.

— Но мне нравится моя работа, — возразила сестра.

— Я знаю, что она тебе нравится, но с восемнадцати лет ты словно застряла в секретарях и до сих пор не можешь вырваться. Тебе не хочется чего-то большего?

— Нет, — холодно ответила Ясмин. — Мне нравится мой начальник, нравятся коллеги, нравится, что я могу прийти домой пораньше и провести время с Максом. Мне не требуется высокий статус, как тебе.

Лейла обвела сад рукой с бокалом:

— Ты ведь только что сказала, что хотела бы позволить себе больше.

— Вот в этом твоя проблема, Лейла. Ты все понимаешь буквально. Мне вовсе не нужна твоя оранжерея и уж тем более не нужна твоя жизнь.

Поджав губы, Лейла замолчала. Из глубины сада раздавался смех Уилла и Эндрю, но это был напряженный смех двух случайных знакомых на деловой вечеринке.

Ясмин вздохнула.

— Прости, — сказала она с некоторым раздражением. Сестра не отреагировала, и тогда Ясмин слегка подтолкнула ее локтем. И в этот раз не дождавшись ответа, она обняла Лейлу и с замогильной серьезностью стала напевать «Отец и сын». Эта старая песенка Кэта Стивенса, в которой отец пытается учить жизни отпрыска, а взрослый сын доказывает его неправоту, была своего рода их семейным гимном.

Лейла недовольно повела плечами, но губы сами предательски расплылись в улыбке. Ясмин всегда запевала партию отца, когда сестра проявляла заносчивость.

— Хорошо, я поняла. — Лейла попыталась закрыть сестре рот ладонью, но та продолжила петь, дернув головой.

— Вот ты засранка! — рассмеялась Лейла. Она больше не могла устоять перед чарами младшей сестренки.

Ясмин резко остановилась.

— Я не засранка, — заявила она как ни в чем не бывало.

Лейла ласково улыбнулась и нежно отвела прядь волос со лба Ясмин.

— Ты волшебница, — тихо произнесла она.

Они так и застыли, обнявшись. Лейла сделала в уме пометку навести справки по поводу оранжереи. В прошлом году она одолжила Эндрю некоторую сумму денег, чтобы они с сестрой смогли поселиться рядом. Наверное, удастся подкинуть ему еще немного. Если бы у Ясмин было чуть больше пространства, она смогла бы снова заниматься теми вещами, которые ее так радовали, например делать грандиозные безумные коллажи из журнальных страниц «Вог» и «Вэнити фэйр». Она даже продала парочку своих произведений.

Затушив сигарету, Уилл задумчиво прошелся по садику. Эндрю, вернувшись к сестрам, красноречиво поглядел на часы.

— Мы, наверное, пойдем, — сказала Ясмин. — Мне завтра рано на работу, а Макс наверняка будет капризничать. Вчера он хныкал всю ночь.

Вся четверка зашла в дом. Внутри воздух оставался таким же липким, как днем, хотя дверь в сад была раскрыта настежь. Лейла наблюдала за тем, как Ясмин и Эндрю поспешно собираются. Сестра осторожно подняла спящего Макса, а ее муж торопливо собирал в сумки огромное количество игрушек и книжек, необходимое для того, чтобы занять трехлетнего малыша. Сколько раз уже Ясмин картинно переживала по поводу того, что у сорванца нет двоюродной сестренки, и сколько раз Лейла с улыбкой отвечала «не сейчас» — будто у нее был выбор.

— Спасибо за чудесный вечер! — Накинув на плечо ремень тяжелой сумки, Ясмин привычно оглядела комнату через плечо старшей сестры. Кажется, ничего не забыли. Лейла поцеловала ее в щеку, и молодые родители с ребенком на руках отправились к себе, в дом за углом. Лейла заперла дверь. После ухода гостей всегда накатывает облегчение, даже если это самые дорогие сердцу гости на свете.

— Что-то я вымотался, — заявил Уилл, упав на диванчик. Несколько пылинок заплясали вокруг него. Уилл дотянулся до супруги и усадил себе на колени. — Ты как?

— Нормально, — кивнула она.

Уилл осторожно потерся носом о ее плечо.

— Разрешишь остаться?

Лейла напряглась. Последнее время их отношения зашли в тупик.

— Давай не сегодня.

— Уверена?

— Уверена.

— Хорошо, — ответил он с неохотой, — понял.

Поцеловав ее в ямочку над ключицей, он аккуратно снял жену с коленей. Лейла молча слушала его шаги в коридоре; вот дверь открылась, вот аккуратно захлопнулась. Быстро же распалась их тесная группка. Вот в чем настоящая ценность создания собственной семьи, подумала она, никогда не останешься в одиночестве. Лейла ощутила привычную боль в висках и опустила голову. Сколько еще ей придется врать?

Возможно, будь она с Ясмин чуть откровеннее, ей стало бы легче. Сестра знала о первом выкидыше, но Лейла не говорила ей о трех последующих. Вроде и хотелось поделиться с самым близким человеком, но Ясмин с трудом справлялась с собственной болью, и Лейле не хотелось перекладывать на ее хрупкие плечи еще и этот груз. Когда они с Уиллом в феврале расстались, скрыть это было сложно, но Лейла приукрасила действительность для сестры. «Это временно, — объяснила она. — Мы дали друг другу шанс расставить приоритеты и отдохнуть друг от друга». Иногда Уилл оставался ночевать у нее или они вместе посещали вечеринки, и вся эта суета — шаг вперед и два назад — добавляла ощущения, что это лишь мелкий разлад в семье: девять лет брака не могут пройти безоблачно. На самом деле Лейла все хуже представляла себе, как преодолеть раскол, и время от времени мысль о том, что ей суждено состариться в одиночестве, окатывала ее волной паники.

Ясмин однажды поделилась с сестрой странным замечанием: не существует термина для родителей, потерявших ребенка, вроде «вдовца» или «сироты». Допустим, но они с Эндрю, по крайней мере, могут говорить о «тяжкой утрате». А каким словом прикрыться от боли родителю, у которого никогда и не было детей?

«Нельзя иметь все сразу», — в тысячный раз повторила Лейла сама себе. У нее прибыльный бизнес, блестящая, добытая тяжким трудом репутация, комфортный дом, сестра, за которую не жалко умереть, и муж, которого она по-прежнему любит. Этого вполне достаточно для счастья. Почти.

* * *

Утренний бриз раздувал занавеску, но нисколько не облегчал духоту. Лейла осторожно промокнула салфеткой верхнюю губу, стараясь не размазать помаду. Она десять минут назад приняла душ, но пот уже предательски скопился под косточками бюстгальтера, и Лейла чувствовала себя грязной. Прогнозы предвещали очередной температурный рекорд, и Лондон бился в агонии. Конечно, были лотки с мороженым в Гайд-парке и лодочные прогулки по пруду Серпентайн, но вот, к примеру, поездка на метро напоминала вахту у мартеновской печи. Лейла предпочитала ехать в офис на машине. Их дом в Майл-Энде отделяло три мили от стеклянного здания в деловом квартале Кэнэри-Уорф.

Подхватив туфли двумя пальцами, Лейла положила их в измятый от постоянного использования пластиковый пакет. Разгладив ладонями белую блузку и серую юбку-карандаш, Лейла спустилась в кухню — ее любимое место в четырехэтажном георгианском особняке, просторном кирпичном здании с открытыми балками перекрытий, построенном в 1730 году. Лейла поспешно исполняла утренний ритуал: стакан свежевыжатого апельсинового сока, беглый просмотр электронной почты. Мысленно она сделала пометку наконец начать пользоваться приложением для медитации и здорового сна.

Лейла управляла архитектурным бюро и гордилась своей дисциплинированностью, однако в иные дни время будто уходило в песок. Стоит моргнуть — и рабочий день прошел. Сегодня точно ожидался один из таких дней, и Лейла уже смирилась с этой мыслью. Ее партнер Роберт Гарднер собирался показать заказчикам презентацию крупнейшего проекта бюро. Грядущая сделка может вывести фирму в гранды строительного бизнеса. Лейла столько работала, и наконец ее ждет награда: финансовая обеспеченность и защита от нищей старости. Первые годы самостоятельной жизни оставили тяжелые воспоминания, которые иногда захлестывали ее: вот она, девятнадцатилетняя студентка, стоит в туалете старого корпуса института, запихивая под юбку жгуты, скрученные из салфеток, — нужно поделиться тампонами с Ясмин. Отстирывает добела лифчик, чтобы Ясмин не догадалась, что он куплен в секонд-хенде. Лейла поклялась себе, что никогда не верне гея в затягивающее болото бедности. Именно поэтому она работала днями и ночами как проклятая. Сделка с банком «Мерсерз» сулила отличный результат. Лейла даже смирила гордыню и доверила Роберту проводить все встречи, зная, что он — белый мужчина из сливок лондонского общества — по умолчанию имеет больше шансов. Ей оставалось только сидеть в офисе и ждать, принесут ли ее усилия плоды.

Осушив стакан, Лейла успела сполоснуть его и поставить на полку, когда завибрировал телефон, лежащий на кухонной стойке. С тревогой она увидела, что звонит Эндрю: супруг Ясмин почти никогда не звонил ей.

— Лейла, ты дома? — Голос у зятя был беспокойный.

— Да. Что случилось?

— Слушай, мне очень неудобно, но сейчас позвонили из офиса: у нас полетела вся сеть. Нужно срочно ехать в серверную. Ты не сможешь закинуть Макса в детский сад? Тебе почти по пути.

Лейла не успела взглянуть на часы, но по извечной привычке ответила:

— Конечно.

— Ты всегда можешь отказаться, — добавил Эндрю, но в его голосе явственно проступало напряжение. Его работодатели, компания по предоставлению хостинга, уже закончила предыдущий год с убытками. Одна масштабная авария могла поставить крест на бизнесе.

— Буду через пять минут, — поспешно ответила Лейла.

— Прости, — пробормотал Эндрю, — я знаю, что мы стали твоей постоянной головной болью с тех пор, как переехали сюда.

— Ничуть! — возразила Лейла, хотя оба знали, что он прав. Со дня переезда Ясмин с мужем без конца просили ее помочь, как будто отсутствие у Лейлы своего ребенка означало, что у нее всегда найдется время на чужих детей.

Она порадовалась, что Уилл прошлой ночью уехал к себе. Хотя муж относился к Максу с нежностью, он непременно разразился бы пламенным монологом о том, как Ясмин ее эксплуатирует, словно можно отказаться помогать сестре из голых принципов. Лейла подхватила пакет с туфлями, ключи, телефон и сумочку, после чего пошла к машине. Так рано, а она уже обливается потом от жары. Забравшись в свой скромный «мини-купер», она положила сумочку и туфли на пассажирское сиденье. Ей нравилось проезжать по уютным улочкам у площади Тредегара, нравилось жить здесь. Старый район был населен разношерстным народом, который достиг успеха сам: владельцы мелкого бизнеса, пара футболистов, актриса из комедийного шоу, популярного в девяностые. Ни капли снобизма, присущего аристократическим кварталам.

Вот и дом Эндрю, аккуратное здание с псевдоготическим фасадом и входом посередине. Муж Ясмин уже нервно расхаживал взад и вперед по дорожке перед домом.

— Как дела? — спросила Лейла, выходя из машины. Она припарковалась рядом с его «тойотой».

— Нормально, — ответил Эндрю, поправляя ботинком грану на газоне. — Прости, что я тебя в это впутываю.

— Все в порядке. — холодно ответила Лейла, взглянув на Макса. Ребенок спал в детском кресле. волосы прилипли к потному лбу. Она подняла сиденье с ребенком. Черная ручка оказалась горячей. Эндрю тут же забрал у нее груз, который в его мускулистых руках выглядел легким как пушинка. Поставив кресло на заднее сиденье. Эндрю не без труда закрепил его в скрытых пазах. Наклонившись, поцеловал сына в макушку, потом погладил по щеке.

— Сегодня очень жарко.

— Знаю, — кивнула Лейла. — Все будет в порядке.

Эндрю отступил от машины, наморщив лоб.

— Я разберусь, Эндрю. Езжай на работу.

— Лейла… — нерешительно начал зять.

— Я знаю. Тебе жаль. — Она легонько сжала его предплечье. — А теперь отправляйся на работу.

— Спасибо тебе.

Коротко кивнув, Лейла села в машину и тронулась с места. Казалось, Эндрю не очень торопится, провожая ее взглядом. Теперь — на юг, к ее офису в Кэнэри-Уорф, в лофте на территории бывшего судостроительного завода. Лейла выкрутила кондиционер на полную. Телефон зазвонил, когда она ехала по Бёрдетт-роуд. Лейла нажала на кнопку громкой связи на приборной доске, стараясь не отрывать взгляда от дороги, хотя знала ее наизусть.

— Лейла? — На том конце воображаемого провода была Сьюки, ее личный ассистент в фирме «Саид и Гарднер». — У нас проблемы.

— Что стряслось?

— Роберт натворил дел. Ему уже пора выезжать на встречу с «Мерсерз», но он потерял эскизы.

— Что ты имеешь в виду? — сурово спросила Лейла. — Он их домой увез?

— Нет. Клянется, что оставлял их на своем столе, но там ничего нет.

— Значит, эскизы где-то в офисе.

— Мы уже везде посмотрели, — виновато ответила Сьюки.

Лейла взглянула на часы на приборной панели. Восемь минут девятого. Если Роберт не вылетит пробкой прямо сейчас, он опоздает на встречу.

— Слушай, у меня в кабинете есть пробные от тиски. Они не идеальны, но для этой встречи подойдут.

Голос Сьюки стал еще более тревожным.

— Но ваш кабинет закрыт, и никто не может найти запасной ключ.

— Инженеров здания спрашивали? спокойно поинтересовалась Лейла.

— Мы им позвонили, но они обещают прийти не раньше чем через полчаса. Мы не успеваем.

— Может, сбегаешь через дорогу в копицентр.

— Он открывается в девять.

Лейла выругалась про себя и прикинула, сколько времени займут поиски.

— Хорошо, я буду через десять минут, и у Роберта останется полчаса, чтобы попасть на встречу. Проследи, чтобы его ждало такси и чтобы он собрал все необходимое.

— Хорошо, спасибо, — ответила девушка с облегчением. — Я ему скажу, что вы уже едете.

Лейла понеслась к бывшим верфям на пределе разрешенной скорости, задыхаясь от духоты. Через десять минут она заехала на частную парковку, надела туфли вместо тапок, схватила ключи и поспешила к офису.

Роберт вышел ей навстречу из своего кабинета:

— Лейла…

— Не сейчас, — она подняла ладонь. — Тебе пора на встречу.

Она отперла свою дверь и начала рыться в стопке распечаток и папок. Вот они, три чертежа. Лейла протянула Роберту бумаги и свой айпад.

— Помнится, они требовали бумажные копии, но ты по крайней мере сможешь показать им с экрана последнюю версию. Не забудь сообщить, что мы избавились от портика.

— Я готов поклясться, что они лежали у меня на столе…

— Отлично, — Лейла вытолкала его за дверь, — давай быстрее. Удачи там! — крикнула она вдогонку, пока Роберт ожидал лифта. Тот обернулся, на прощание одарив своего делового партнера фирменной улыбкой Гарднера: Фрэнк Синатра пополам с парламентским деятелем.

— Поторопись! — добавила Лейла, когда лифт пискнул и открыл двери. Вернувшись в свой кабинет, она рухнула на кожаный диван, ощущая дрожь от зашкаливающего адреналина. «Все будет в порядке», — твердила она про себя. Бесконечные авралы и жертвы, бессонные ночи и чудеса планирования — все это не пойдет прахом. Лейла положила ладонь на холодную кожаную обивку, будто в поисках опоры. Спасательный круг в бушующем море. В тишине громко тикали огромные настенные часы, их равномерный ход действовал успокаивающе. Через минуту Лейла встала, снова надевая маску спокойствия и беспристрастности.

В дверь постучали.

— Кофе? — Сьюки вошла с фарфоровой чашкой с эмблемой «Саид и Гарднер» на белом боку.

— Ты лучше всех! — Лейла с благодарностью приняла из рук девушки чашку с блюдцем, поставив напиток на стол, а потом, включив на полную мощность комнатный вентилятор, приступила к рабочим обязанностям.

Глава 2

Лейла разминала пальцами кожу между бровями. Головная боль никак не уходила. Она могла длиться часами, от нее слезились глаза и набухали веки. Лейла посмотрела на часы, точно зная, что времени пообедать у нее не будет. Часы показывали 11:25. Она собрала бумаги, разбросанные по длинному столу в переговорной, и на несколько секунд задержала взгляд на окне, через которое виднелось здание напротив — громоздкое скопление брутальных форм, которые Лейла втайне обожала. Время от времени она предавалась фантазиям, наткнувшись на какое-нибудь необычное здание, — бродила по коридорам, любовалась массивными цоколями, рассматривала высокие диоклетиановы окна[1]. Год назад на нее наорал охранник консульства Зимбабве, куда она проникла, чтобы хорошенько разглядеть оконные рамы. Обычно серьезная и прямолинейная, Лейла поспешила сымитировать свою младшую сестру: растерянное личико, взлетающие ресницы, голос повыше, изображающий величайшее изумление. Женская магия подействовала моментально: охранник расплылся в благожелательной улыбке и мягко проводил незадачливую гостью к выходу с ведомственной территории. Лейла была поражена, насколько безотказно работает этот глупейший прием. Сейчас она улыбнулась случайному воспоминанию, складывая документы в аккуратную стопку.

Вернувшись в кабинет, Лейла обнаружила возле рабочей клавиатуры бутерброд, зерновой батончик и стакан со свежевыжатым соком.

— Я тебя не заслуживаю, Сьюки! — крикнула она через открытую дверь, и ассистентка улыбнулась ей из-за своего стола.

Лейла аккуратно развернула сэндвич и вонзила зубы в белоснежный хлеб, и тут телефон стал настойчиво вибрировать. Поспешно прожевав кусок, Лейла сняла трубку.

Это был Эндрю, который с тревогой сообщил:

— Лейла, мне звонили из детского сада. Его сегодня нет на занятиях.

Ей потребовалось мгновение, чтобы осознать его слова, — а потом они рухнули на Лейлу всем жутким весом. Участившийся пульс гулко заухал в висках, сердце стучало как сумасшедшее.

— Лейла? — Голос у Эндрю сорвался, будто предчувствовал страшную новость. — Где Макс?

Лейла не ответила. Она молча встала с кресла и покинула кабинет, словно в состоянии транса. Голос Эндрю раздавался из трубки, которую она сжимала в руках, передавая его растушую панику. Лейла подошла к лифту. Она не произнесла ни звука в ужасе от кошмарной догадки. Нажала на кнопку первого этажа, чувствуя, как нарастает пульсирующий шум в ушах. Прошла по фойе, отметив, как гулко цокают каблуки по лакированному полу. Только воочию увидев, как ее машина жарится на открытом прямоугольнике асфальта, Лейла жалобно взвыла. Даже от дверей здания был виден маленький уголок голубого одеяльца. Оно напоминало циновку нищего, просящего милостыни на улице.

В ужасе Лейла сделала пару шагов назад, будто пытаясь разубедить себя в реальности происходящего, защититься, очнуться от страшного морока. Собравшись с духом, она подошла к машине и открыла дверь. И тогда, увидев безжизненное тело Макса, Лейла закричала. Закричала дико, протяжно, будто раненое животное. Это был не только крик ужаса, но и мольба о помощи, потому что в одиночку она не могла этого пережить. Не могла справиться с увиденным.

К ней подбежал охранник из здания, увидал ребенка и оттолкнул Лейлу в сторону. Крикнув напарнику, чтобы тот вызвал скорую, попытался привести мальчика в чувство. Лейла наблюдала за происходящим затуманенным взглядом, будто ей закрыли глаза марлей. Но каждая деталь, каждая мелочь ярко врезалась в память. Прядь волос, прилипшая ко лбу Макса, озерцо пота, глубокий голос фельдшера. Яркий блеск колесных дисков ее «мини-купера», которые нагло сияли на солнце, будто празднуя победу.

От ужаса Лейла не могла вымолвить ни слова, и когда медики спросили ее, является ли она родственницей мальчика, сумела только кивнуть. Ее усадили в реанимобиль, и Лейла, сгорбившись и обхватив себя руками, примостилась на узкой скамеечке рядом с каталкой. Ей пришлось ставить ноги на цыпочки, чтобы спастись от обжигающего холода металлического сиденья, столь резко контрастирующего с жарой снаружи. Фельдшер обтирал тело Макса мокрой тканью. Головка ребенка безжизненно дергалась и качалась на ходу, когда машина проезжала небольшой ухаб или входила в поворот. Лейла подсела было ближе, чтобы придержать его, но медики оттолкнули ее обратно.

В больнице Макса сразу увезли в реанимацию. Персонал игнорировал Лейлу с ее единственным вопросом: «Он дышит?» — в основном потому, что очевидным ответом было «нет».

— Лейла?

Она обернулась и увидела Эндрю в другом конце длинного больничного коридора. Он подошел к ней вплотную, и Лейла рухнула на него, так что ему пришлось подхватить ее. Она вцепилась в воротник рубашки, била ладонью по груди, пытаясь закричать, обвинить его во всем, снять с себя вину. Если бы он не попросил ее о помощи, она не оставила бы Макса в машине. Не приехала бы прямо в офис, пока ребенок беззвучно спал на заднем сиденье. Не оставила бы его в раскаленной машине на парковке на целых три часа.

Эндрю схватил ее за запястья и сжимал, покуда она не отпустила его рубашку. И все же он не оттолкнул ее. Только гладил по голове, пока она тряслась от рыданий.

— Тс-с, — успокаивал Эндрю свояченицу. — Тс-с.

Но Лейла чувствовала, как он сжимает в кулаке ее волосы. Так сильно, что напряжение распространяется на всю руку. Лучше бы Эндрю ее ударил. Лучше бы размахнулся и отвесил ей оплеуху, опрокинул на землю, лишил чувств. Хотя бы одного чувства, слуха или зрения, потому что всего было слишком много. Но зять продолжал обнимать Лейлу, и вместе они следили за мельтешением теней за дверями реанимации. Внезапно на смену торопливому копошению пришла оглушительная тишина, и Лейла поняла, что спасать больше нечего.

Перед ними возник доктор, отозвал их в угол коридора.

— Мне очень жаль, — произнес врач. Он рассказал, что медики боролись за жизнь ребенка целый час — какая бессмыслица, ведь Лейле показалось, что прошло меньше минуты, — но сделать ничего не удалось. Врачи обкладывали мальчика льдом и обдували вентиляторами, изо всех сил старались снизить температуру тела, но тщетно: Макс был мертв.

Эндрю глядел на доктора немигающим взглядом. будто новость не укладывалась у него голове.

— У вас будет время попрощаться, — продолжал тот, — но вы можете пройти в палату сейчас, если хотите. Если вы готовы, через минуту сестра проведет вас внутрь.

Доктор беззвучно удалился, оставив их наедине со скорбью.

Эндрю повернулся, прижался лбом к стене и застыл. Лейла молча наблюдала за тем, как дрожит у него кадык, — Эндрю пытался не заплакать. Он оскалился, пытаясь выразить свою скорбь не в слезах, а в ярости. Но через секунду его решимость угасла, Эндрю обмяк и зашелся в беззвучных рыданиях. Наконец он издал хоть какой-то звук: жуткий всхлип. Лейла вздрогнула и сделала шаг вперед, чтобы обнять зятя, но тот только отмахнулся.

Так они и стояли — плачущий у стены мужчина и женщина рядом, но отдельно от него, — пока не пришла медсестра. Она провела их в палату, где лежал Макс. В помещении стояла звенящая тишина. Лейла подошла вплотную к койке, рассматривая круглый подбородок племянника, длинные ресницы, выгоревшие на солнце волосы. Ей захотелось прикоснуться к нему, погладить, прижать к груди. Она протянула руку, но Эндрю остановил ее.

— Нет, — холодно произнес он, перехватив запястье Лейлы.

В этом одиноком слоге она услышала все, чего он никогда ей не скажет: «Ты бросила Макса. Ты убила его. Убила моего сына». Тяжкая правда этих невысказанных слов выдавила из Лейлы весь воздух. Она закрыла глаза, не в силах видеть горе зятя и страшась того, что ждет ее впереди. Невозможно представить, что случится с Ясмин, когда она узнает о смерти сына, какое горе ей предстоит вынести. Лейла согнулась в три погибели, стараясь подавить рвотные позывы. Эндрю даже не пытался ее утешить. Вместо этого он неотрывно смотрел на фигурку сына, и оба они оставались неподвижными, как изображение на фотографии.

* * *

Ясмин с облегчением выдохнула, высвободив ноги из туфель. Она размяла стопы, жалея, что надела сегодня колготки.

— Хочешь, сделаю тебе массаж ступней? — предложил Джейсон с такой невинной интонацией, будто имел в виду чашку кофе.

На одну безумную секунду Ясмин задумалась, не согласиться ли. Она представила, как грациозно вытянет ножку, положит ему на колено и позволит себе насладиться массажем, сделанным его мускулистыми руками. Но потом всего лишь пренебрежительно закатила глаза и с сарказмом бросила:

— Благодарю за великодушие.

Джейсон расплылся в благодушной улыбке.

— Ты отлично справляешься, — заявил он. — Сегодня утром все прошло как по маслу.

Ясмин откинулась в кресле, демонстрируя Джейсону тонкую нежную шею, и, томно склонив голову, ответила:

— Спасибо. Сегодня и впрямь пришлось заниматься черной магией.

Коллега, не стесняясь, пожирал ее глазами, и Ясмин нежилась в лучах его внимания. Конечно, она делала вид, что чрезмерный интерес Джейсона раздражает ее, но на самом деле этот флирт помогал ей вспомнить себя такой, какой она была несколько лет назад — до замужества, до рождения ребенка, до бесконечных споров о лекарствах и дошкольном образовании. Она чувствовала вину за это и всегда помнила, как люди осуждают неверных женщин, но пыльная рутина семейной жизни начинала на нее давить.

— Не хочешь пропустить по бокалу сегодня вечером? — предложил Джейсон.

Ясмин смело выдержала его взгляд. Джейсон олицетворял все то, чего так не хватало ей с Эндрю. Как славно было бы ускользнуть с рабочего места на полчаса пораньше и составить ему компанию в баре — лучший вариант вынести летнюю духоту.

Ее так и подмывало согласиться, но в голове застучал маленький молоточек. Сегодня была очередь Эндрю забирать Макса из детского сада, но нельзя же перекладывать на мужа все заботы. Мальчик стал очень плохо засыпать, а у Эндрю и без того нервная работа. Ясмин улыбнулась, вспомнив сынишку в пижаме с пожарными. Неужели она и впрямь была готова соблазниться обществом Джейсона?

— Прости, — легко ответила она, — не могу. — Встав, она снова обулась. — Пойду перекушу, пока опять не началась беготня.

Ясмин вышла, грациозно покачивая бедрами. Она знала, что Джейсон провожает ее взглядом.

В коридоре она проверила почту. Нахмурилась, обнаружив несколько пропущенных от мужа. Перезвонила ему, но попала на автоответчик. Что случилось — Макс заболел? У него поднималась температура пару раз за последний месяц, и конечно же, именно ей всякий раз приходилось брать отгул. Ясмин поспешила к кабинету начальника, а по пути попробовала набрать супруга еще раз, и теперь Эндрю ответил.

— Все в порядке? — спросила она, запихивая кардиган в сумку. Зачем она его вообще взяла? Муж молчал, и она позвала: — Эндрю?

— Ясмин. — Его голос был непривычно хриплым. — Можешь приехать в Лондонскую королевскую больницу?

— Зачем? — встревожилась Ясмин. — Что-то с Максом?

Она услышала, как муж набирает воздуха для ответа.

— Объясню, когда приедешь.

Ясмин начала охватывать паника.

— Что произошло? С ним все в порядке?

— Все нормально. Просто приезжай в больницу и напиши, когда доберешься.

— Но…

— Мне надо идти, извини, — ответил Эндрю и отключился.

Ясмин твердила себе, что нужно успокоиться. Матери вечно срываются в истерику: легкий ушиб превращается в сотрясение мозга, царапина кажется гангреной, надо немедленно куда-то бежать и ломать двери травмпункта.

Эндрю всегда спокоен и логичен. Если он сказал, что все в порядке, значит, ему можно доверять. Ясмин написала шефу эсэмэску с извинениями и побежала к станции. Всю дорогу она не выпускала из рук телефон, крепко сжимая твердый корпус.

* * *

Равномерное гудение флуоресцентных ламп и шаркание резиновых тапок вдалеке действовало на нервы. Лейле казалось, что они очутились в отделении психбольницы: тот же кондиционированный воздух, те же белые стены, только надпись над дверью гласила «Реанимация». Лейла сжимала подол юбки в липких от пота ладонях, будто он мог послужить спасательным кругом. Горечь вины и утраты наполняла каждую пульсирующую артерию. Зверская сцена раз за разом всплывала перед глазами: Макс, распростертый на заднем сиденье, ее собственный ужасный крик, беспокойный вой приближающихся сирен. Эти несколько часов оставили в ее душе неизгладимый след — темные воспоминания, которые будут преследовать ее всю жизнь.

Сидя на скамейке рядом с Эндрю, Лейла испытывала детское желание увидеться с мужем, спрятаться за его спиной. Она до сих пор не позвонила Уиллу. Это был бы разумный шаг, но она не могла собраться с духом и рассказать ему страшную новость. Уилл обожал Макса. Не имея собственных детей, он изливал на племянника нерастраченную отцовскую нежность, покупая ему дорогущие подарки вроде смешного твидового костюмчика из универмага «Либерти» или гигантского плюшевого тигра, который теперь стоял в детской.

В такие искренние моменты Лейла чувствовала, как горячо она любит Уилла. Обычно он был слишком занят поддержанием своего журналистского имиджа — эпатажный провокатор, холодный и ироничный, — но когда он видел Макса, вся его тоска по детям прорывалась наружу. Она сквозила в печальных, словно бы извиняющихся взглядах, которые Уилл посылал жене, и в том, с какой нежностью он потом прижимался лбом к ее плечу, будто сдерживая слезы. Нет, она не может позвонить сейчас Уиллу. Рядом есть Эндрю, и этого достаточно.

Повернувшись на длинной металлической скамье, Лейла положила ему руку на колено.

— Скажи что-нибудь, — попросила она.

Эндрю, не повернув головы, бросил:

— Что тут скажешь?

Лейла против воли почувствовала нарастающее раздражение. Эндрю сидел рядом с таким спокойным видом, будто она уронила его телефон и разбила экран. Ей, наверное, стоило спросить, что он чувствует, но какие слова выбрать? «Всё в порядке?» — слишком глупо и бессмысленно. Эндрю откинул голову, прижался к стене затылком. Его светлые волосы рассыпались по белоснежной штукатурке. Лейла услышала тихое торопливое цоканье, которое приближалось к ним, и встала, увидев, кто идет.

Ясмин замерла в дверях и внимательно посмотрела на лица Лейлы и Эндрю.

— Нет, — выдохнула она. Лицо у нее страдальчески сморщилось, но потом вновь разгладилось, словно отказываясь принимать правду. — Где Макс? — Ясмин пыталась говорить спокойным тоном, но сорвалась на всхлип.

Эндрю зажмурился на секунду, будто собираясь с силами, чтобы встретить неотвратимое. Потом шумно выдохнул, подошел к супруге, сжал в объятиях и положил подбородок ей на макушку, будто пытаясь во что бы то ни стало удержать.

— Макс сегодня угром умер, — еле слышно произнес он.

Тишина, и пространство будто скукожилось перед взрывом сверхновой. Ясмин издала протяжный, животный вой, от которого Лейла отступила на пару шагов назад. Сестра выла несколько минут, вложив в крик боль и ярость. Она вырвалась из рук мужа, а когда Эндрю попытался удержать ее, оттолкнула его с такой силой, что он врезался в стену. Ясмин продолжала кричать и рвать волосы на голове, согнувшись пополам, будто тряпичная кукла, оторвавшаяся от нитки.

Лейла в ужасе и смятении взирала на сестру. Могла ли она осознать, что чувствует мать, потерявшая ребенка? Ее саму разрывало от скорби, но нечеловеческое страдание, которое она видела, говорило о другом — о глубочайшей, почти физической боли утраты. Лейла сдерживала желание подойти, понимая, какой будет реакция сестры, когда она узнает, что именно произошло. Эндрю попросил ее помалкивать и пообещал, что возьмет на себя эту часть. Он еще раз подошел к Ясмин, но та вновь оттолкнула мужа, не желая выслушивать объяснения.

Повернувшись к стене, она принялась колотить кулаками по штукатурке.

— Нет! — кричала она в отчаянии.

Эндрю в страхе оглянулся на Лейлу, будто стоял на краю пропасти и под ним сыпалась земля. Лейла заранее предложила взять успокоительное для Ясмин, но Эндрю отказался. Он хотел показать жене, что она способна пережить это сама, без постороннего вмешательства; что они верят в ее силы.

Ясмин еще долго плакала, свернувшись клубком на металлической скамье и не подпуская к себе никого. Наконец, после, как им казалось, нескольких часов бессильных рыданий она подняла голову и поглядела на сестру и мужа.

— Как? — спросила Ясмин глухо.

— Это я виновата, — ответила Лейла. Вся ее решимость испарилась, хотелось бежать со всех ног.

Ясмин захлопала ресницами.

— Ты? Что… что это значит?

— Дай мне сказать, — вмешался Эндрю.

Поначалу он пытался отправить Лейлу домой, но она отказалась: если она сейчас уйдет, станет только хуже, и при следующей встрече Ясмин вспыхнет. Усевшись рядом, Эндрю положил на колено жене руку.

— Это моя вина, — начал он. — Утром мне позвонили с работы. Срочно. У меня не оставалось времени, чтобы отвезти Макса в садик, и я попросил Лейлу помочь.

Лицо Ясмин выражало замешательство.

— Произошла авария?

— В некотором роде.

Лейла поборола желание заговорить. Она пообещала Эндрю, что не будет вмешиваться, даст ему объяснить случившееся спокойно и рассудительно. Так будет проще для всех. Эндрю продолжал:

— Я пристегнул Макса на заднем сиденье. Он спал и не издавал ни звука. — Он помолчал несколько секунд. — Лейла ездит этой дорогой каждый день. Если бы она ехала другой дорогой, она не забыла бы о нем.

В лице Ясмин не осталось ни кровинки.

— Что случилось?

— Макс спал. Он не издавал ни звука, и Лейла… — Закашлявшись, Эндрю взял супругу за руку. — Лейла забыла, что он там.

— Забыла? — шепотом переспросила Ясмин.

— Прости, — вмешалась Лейла. — Он так тихо сидел. Я не видела его в зеркале. И… я просто забыла про него.

Ясмин в ужасе смотрела на сестру.

— Ты забыла? — Она молча пошевелила губами, будто не в состоянии подобрать слов. — Но ты ничего не забываешь.

Лейла вспыхнула от стыда.

— Ты… ты никогда ничего не забываешь. — Ясмин постепенно скатывалась в истерику. — Ты ставишь себе напоминания обо всем подряд!

— Я забыла про него, Ясмин. Просто забыла.

— Нет, — прошептала, задыхаясь, Ясмин.

Эндрю сжал ее руку, пытаясь успокоить. Ясмин переводила взгляд с сестры на мужа.

— И что произошло?

Ее супруг смахнул слезу тыльной стороной ладони.

— Жара. — Короткий ответ напоминал выстрел из пистолета.

На лицо Ясмин было страшно смотреть.

— Мой малыш… Он сгорел?

— Нет-нет! Нет, дорогая, не сгорел. Он ничего не почувствовал. Просто спал и… не проснулся.

Ясмин снова начала подвывать, словно раненое животное.

Лейла и сама почувствовала, что теряет почву под ногами, словно падает в пропасть без дна. Она сделала было шаг вперед, чтобы обнять сестру, но та отпрянула.

— Нет! Я не могу.

Лейла застыла.

Ясмин покачала головой.

— Я не могу тебя видеть. Не могу к тебе прикасаться.

Лейла проглотила обиду. Было бы глупо сейчас просить прощения, чтобы облегчить собственную боль.

— Пожалуйста, уйди. — В голосе младшей сестры не было яда, только горечь. — Просто уйди.

Лейла поежилась, скрестила руки на груди. Взглядом спросила у Эндрю совета. Он мягко кивнул. Сгорбившись под грузом вины, она пошла прочь по коридору, тихо цокая каблуками по полу.

* * *

Лейла приложила к голове холодную банку колы. Не помогло. Был час дня, и воздух в отделении казался удушающе горячим, несмотря на работающие во всю мощь вентиляторы. Из-за сквозняка со стойки регистрации слетел листок бумаги и медленно опустился на пол. Лейла бездумно наблюдала за его полетом, не в силах подойти и поднять упавший документ. Администратор, грузная женщина с двойным подбородком, вышла из-за стойки и нагнулась, громко охнув, чтобы подобрать листок.

Слева открылись двери приемного покоя, и Лейла поспешно обернулась, чтобы увидеть помещение за ними. Где Ясмин? Она сейчас с Максом? Одна или с Эндрю? Он справляется? Может, нужно помочь?

Лейла закрыла лицо рукой. Сердце билось в бешеном темпе с того самого момента, как Эндрю позвонил ей утром, и по мере того, как адреналин переставал действовать, наваливалось истощение. Тяжесть содеянного была слишком велика, чтобы выдержать ее. Лейла вспоминала, как Макс лежал в карете скорой помощи на каталке, трясясь на кочках, безжизненный и немой. Он погиб, и виновата в этом она. От новой глубины осознания содержимое желудка ринулось вверх. Лейла срыгнула, потом быстро проглотила жидкость, чувствуя на языке мерзкий кислый вкус. Сидя на скамейке, она согнулась и положила голову на колени. Стены зала вокруг колыхались, усиливая тошноту. Лейла сделала судорожный вдох, боясь, что ее вырвет. В панике она подскочила и бросилась к ближайшему туалету, где нагнулась над раковиной, но ничего не произошло. Опершись обеими руками об умывальник, она сглатывала несуществующую жидкость с химическим привкусом. Немного придя в себя, Лейла открыла кран и прополоскала рот водой, которая оказалась неприятно теплой. Когда руки перестали дрожать, Лейла вытерла лицо бумажным полотенцем, глубоко вдохнула и осторожно покинула обманчиво безопасную скорлупу дамской комнаты.

— Мисс Саид?

Обернувшись, Лейла увидела в дальнем конце коридора человека, широкоплечего мужчину за сорок с квадратным лицом профессионального боксера.

— Да, — неуверенно ответила она.

— Детектив Кристофер Шепард, служба столичной полиции. — Мужчина продемонстрировал удостоверение и жетон, вложенные в дешевый бумажник из черного кожзаменителя.

Лейла непонимающе посмотрела на документ.

— Меня назначили расследовать обстоятельства смерти трехлетнего Макса Андерсона.

Лейлу обожгло беспокойство. Как следует вести себя в такой ситуации? Она должна следовать всем социальным нормам, как обычно? «Здравствуйте, рада познакомиться, как у вас дела?» Быть покладистой? Или, от греха подальше, уйти в глухую оборону? Допустимо ли говорить вслух то, что она на самом деле думает? «Я виновата. Это моя вина. Помогите».

— Можете уделить мне немного времени?

Лейла кивнула.

— Конечно, детектив. — Она услышала, как дрожит у нее голос.

Собеседник, конечно, тоже это заметил.

— Зовите меня Шеп. — благожелательно предложил он.

— Шеп, — послушно повторила Лейла. Односложное имя легко сорвалось с языка.