«Тихая заводь», как мне следовало понять сразу, был отелем для водных и амфибийных видов Слаживания.

Сколько их насчитывалось? В памяти всплывали (так себе каламбур, конечно) не то двадцать, не то тридцать. Но, может быть, я ошибался на порядок. Жизнь таких существ происходит не на суше, в Пунди они приезжают разве что по делам.

Но понятно, что для искусственного интеллекта, запертого в амебном теле, такая гостиница – тоже самое подходящее место.

Вздохнув, я направился к прозрачным дверям «Тихой заводи» по хлюпающему мокрому покрытию. Перед входом воздух наполнила теплая водная взвесь, а на голову начали падать тяжелые капли.

Я снова вздохнул и вошел.

5

Если не брать во внимание влажность, то лобби отеля выглядело совершенно обыденно. Круглый зал. Посреди толстенная стеклянная колонна от пола до потолка – аквариум. Ну, обычное дело, любят так отели украшать… В колонне-аквариуме пузырился воздух, колыхались ленты водорослей, мелькали разноцветные рыбки. Вот только вокруг колонны был круглый бассейн, в котором размещались столики и что-то вроде кресел. Часть кресел пустовала, в некоторых сидели существа, которых я видел разве что по телевизору или на картинках.

Не знаю, почему водные и амфибийные разумные существа редки в Слаживании. Казалось бы, большинство обитаемых миров имеет обширные океаны и моря, где жизнь обычно и возникает. В море куда больше ресурсов и куда меньше катаклизмов, чем на суше.

Но разумная жизнь, как правило, – это та, что вышла из воды на сушу. Порой она возвращается обратно, как земные дельфины, но выйти из комфортной привычной среды – словно получить пропуск в мир разума. Плата, которую эволюция взымает за право постичь все радости и ужасы мироздания. Хочешь покоя и безмятежности – вечно колыхайся в ласковой колыбели. Хочешь чего-то большего – копошись в прибрежной полосе, выползай на воздух, учись дышать и ходить…

У колонны-аквариума сидели в бассейне большей частью амфибии. Некоторых можно было с натяжкой сравнить с огромными лягушками, других – с тюленями, третьих – с выдрами. На самом деле, конечно, ничего общего, только сходство формы. Среда диктует облик.

Но было и несколько особей, которые находились под водой, в той части бассейна, что поглубже. Я угадывал лишь смутные очертания в голубоватой донной подсветке.

Два официанта – похожие на выдр существа в блестящих широких шортах с карманами – разносили посетителям напитки и еду.

В общем, это был обычный бар в лобби гостиницы.

Имелась и стойка ресепшен – густо-синего цвета, из стабилизированной твердой воды. За ней, к моему удивлению, работали две девушки рили и парень хро.

Я подошел к рили. Улыбнулся в ответ на приветливый кивок.

Какие же они все-таки милые!

– Меня зовут Никита Самойлов, землянин, – сказал я. – Хотел бы навестить знакомого, он остановился у вас.

– Как зовут вашего друга? – спросила девушка.

Я поморщился.

– Не сказал бы, что мы дружны. Знакомы, так точнее… А имени его я не знаю.

– Номер? – все так же улыбаясь, спросила рили.

– Пятьсот двенадцать.

Девушка посмотрела в пространство. Задумалась на миг, изучая возникший в ее поле зрения экран. Спросила с легким любопытством:

– Вы знакомы с улторианской личинкой?

– Простите?

– Она только вчера вылупилась, утром доела материнскую особь и сейчас окукливается, – сообщила девушка. – Полагаю, навестить ее можно не ранее, чем через два дня.

Я задумался. Потом сообразил и выпалил:

– Номер минус пятьсот двенадцать!

– А, – кивнула девушка. – Понимаю… Вы знакомы с синтетом ани?

– Верно!

– Он снял номер, чтобы умереть в покое и с достоинством… – задумчиво произнесла девушка. – Его жизненный цикл должен закончиться завтра после полудня… но да, он пока жив…

Я кивнул.

– К сожалению, ани не оставил никаких распоряжений о гостях, – рили вздохнула.

– Это очень важно.

– Я могу задать ему вопрос, – предложила девушка.

– А могу это сделать я? Надо, чтобы он меня узнал. – Я выдал на лицо самую лучшую из своих улыбок. Рили содрогнулась. Видимо, перестарался.

– Вы говорите в ультразвуке?

– Нет. А вы? – Я повторил улыбку. – Существует какой-то переводчик, верно?

Девушка молча достала из-под стойки влажный пластиковый пакетик, протянула мне. Внутри оказалась гарнитура – наушник, тонкая дуга микрофона. Такую же, только другую – посолиднее и украшенную красными стразами, девушка надела себе. Провела в воздухе рукой, что-то нажимая на виртуальном пульте. И произнесла:

– Уважаемый ани, простите, что отвлекаю вас. Землянин по имени Никита Самойлов хотел бы с вами встретиться.

Мне понравилось то, что она с таким уважением говорит с искусственным интеллектом. Вероятно, ее слова тут же переводились в ультразвуковой диапазон, но я, конечно, ничего не услышал.

Только зачесался кончик носа. Возможно, индивидуальная реакция на ультразвук?

А вот ответ ани я услышал.

Голос в наушнике был мягким, но казался скорее принадлежащим молодому мужчине.

– Передайте уважаемому землянину Никите Самойлову мои глубочайшие извинения. Но я отказываюсь от встречи.

– Здравствуйте, уважаемый ани, – быстро произнес я. Потом проклял чувство юмора Алекса и тот миг, когда я показывал ему любимые земные мультфильмы. Интересно, он зафиксировал в памяти или специально пересмотрел? – «Я водяной, я водяной, никто не водится со мной, внутри меня водица, ну что с таким водиться. Противно!»[1]

Рили вытаращила глаза, глядя на меня.

– Я нахожусь в полном вашем распоряжении, уважаемый землянин Никита Самойлов, – произнес ани.

Мне показалось, или даже в пропущенном через транслятор голосе появилось что-то вроде безнадежной тоски?

– Пожалуйста, пригласите меня в свой номер и дождитесь, чтобы поговорить и ответить на все интересующие меня вопросы. Не причиняйте мне ни малейшего вреда и не уклоняйтесь от встречи.

С искусственным интеллектом – это как с джинном или чертом из сказок. Надо очень тщательно формулировать просьбы, чтобы не обнаружить в номере пустоту, покончившего с собой ани или смертоносную (ну тут, конечно, я перестраховываюсь) ловушку.

– Уважаемый землянин Никита Самойлов, я приглашаю вас посетить мой номер для разговора. Я готов ответить на все ваши вопросы и гарантирую безопасность.

Я улыбнулся девушке на ресепшене. Она с заминкой кивнула.

– Синяя лифтовая группа. Минус пятый уровень. Поверните направо, коридорный синтет вас проводит.

Помедлив еще секунду, она добавила:

– Наденьте гостевой костюм. Там влажно.



У лифтов было не просто влажно или слякотно. В лифте с потолка капала вода, а на полу стояло по щиколотку воды. Свет приглушенный, тусклый, словно в глубине пруда.

Я был в прозрачном пластиковом комбинезоне поверх джинсов и рубашки, одни лишь лицо и кисти рук торчали наружу. Лифт плавно шел вниз, сквозь прозрачную стену я видел таинственную тьму – огромный зал, заполненный водой. Видимо, там предпочитали общаться те разумные виды, которые совсем не любили воздух. В глубине зала мерцали слабые огни. Наверное, там свой подводный ресепшен, подводный ресторан, подводное казино… Что там еще должно быть? Подводный туалет?

Или они гадят прямо в воду, плавая вокруг тарелок с едой?

Фу, какая гадость.

Двери лифта открылись.

Тут все-таки был коридор с воздухом и водой по щиколотку, как и наверху. Номера предназначались не для рыб.

Я прошлепал-прохлюпал до двери с номером 512.

Тихонько постучал.

– Входите, землянин Никита Самойлов, – прошептал голос в наушнике.

Я открыл дверь и вошел.

Здесь пол хоть и был влажным, но без луж. Небольшое помещение, по виду – так стандартный гостиничный номер для небогатого туриста. Столик, два жестких кресла. Даже экран есть, идут три новостных канала, ясное дело – все разговоры про мятеж.

А вот ни кровати, ни туалета не наблюдалось. Зато половину комнаты заполняла стоящая стеной вода – словно старина Моисей нахмурился, воздел к небу руку и приказал водам расступиться. Примерно треть комнаты – вздыбленная вода… забавно…

Я ткнул пальцем в воду. Ноготь продавил поверхность с легкой задержкой, несколько тонких струек брызнули на меня.

Похоже на локально усиленное поверхностное натяжение.

Вода казалась чистой и прозрачной, но если приглядеться, то в ней угадывалась легкая тень.

Я сел в кресло и спросил:

– Можешь выйти в сухую часть номера?

Часть воды стала выдавливаться в комнату, образовав вначале барельеф, потом, как объяснял Тянь, горельеф…

А потом из водной стены вышла живая статуя.

Ани выглядел как девушка. Обнаженная девушка из прозрачной чистой воды.

К черту, он выглядел как Василиса!

Почему-то я растерялся.

– Кто ты, мужчина или женщина? – спросил я.

– У нас нет понятия пола, – ответил ани. Точнее, он открыл рот, будто беззвучно имитировал речь, а голос прозвучал в наушнике. – Я искусственно созданное существо, размножение не предусмотрено.

Я кивнул.

– Если этот облик смущает, я могу принять другой, – предложил ани. – Мужчина, животное, шар, лужа…

– Какая, нафиг, разница… – пробормотал я. – Ты в амебном теле, верно? Не вижу никаких органов… во всяком случае, крупных.

– Это не так, – произнес ани. – Я не амеба. Мое тело – вода.

– Просто вода?

– Да.

Я задумался, глядя на живую прозрачную статую.

– Как это возможно? Какие-то примеси? Изотопы? На чем базируется твой разум? Ты принимаешь различные формы, хранишь в себе нейронную структуру, имеешь источник энергии, удерживаешь целостность…

– Это лишь вода.

– Как?

Прозрачная копия Василисы очень правдоподобно развела руками.

– Я не могу ответить. Я не знаю. Такими мы созданы. Я прожил всего две с половиной недели, я не успел выяснить. Это технология Большой Четверки.

Я потер лоб, глядя на ани. Вся моя злость исчезла, переплавилась в грусть.

– Ты ведь осознаешь себя?

– Да, я разумен.

– И ты имеешь свободу воли?

Ани помедлил.

– Да. В рамках шестнадцати постулатов.

– Это трудно.

– Очень, – согласился ани. – Обычным разумным видам проще. Ваше поведение определяет множество факторов, вы можете нарушать законы и правила, включая постулаты Большой Четверки. Это опасно, но вы можете. Я – нет.

– Но ты нарушил третий постулат Стерегущих, – сказал я.

– Третий и четвертый, – уточнил ани. – Иммунитет и Соразмерность. Я не вправе принуждать к чему-либо, включая смерть, участников Слаживания. Во взаимодействии с участниками Слаживания я не вправе использовать силы, выходящие за пределы доступных им.

– И ты нарушил эти постулаты.

– Да.

– Ты убил девушку. Разумное существо в Слаживании. И поспособствовал гибели еще двух людей.

– Они воскресли, – ответил ани.

– Неправда. Воскресли их более ранние версии. Это все-таки смерть.

Ани молчал.

– Как ты смог нарушить два постулата?

– Любые постулаты отменяет угроза для Слаживания.

Я кивнул. Так… это уже что-то!

– Но ты искусственный интеллект с жестко введенными ограничениями, – сказал я. – Тебе нельзя просто дать приказ, сказав, что Слаживание под угрозой! Ты должен оценить аргументы, после чего принять решение. Верно?

– Да, – произнес ани.

– Кто отдал тебе приказ отправиться на планету?

– Лидер линкора Стерегущих, – быстро ответил ани.

– Верю. А кто управлял тобой на планете?

– Посредник, у которого был код подчинения. Хоппер по имени Разрешающий Последние Сомнения. Кто отдавал приказы ему, мне неизвестно.

– Как удобно, – сказал я с горечью. – Концы в воду… тьфу, в огонь. Ладно, будем работать с тем, что имеем.

Прозрачная статуя девушки чуть шевельнулась.

– Ты убьешь меня?

– Наверное, – признал я. – Хотя, черт подери, ума не приложу, как это сделать. Заморозить, испарить? Отравить?

– Можно просто отдать приказ, – сказал ани. – Я включу цикл саморазрушения.

Помолчав, он добавил:

– Хотя мне бы этого не хотелось.

– Да какая тебе разница? – зло спросил я. – Ты умрешь завтра. Тебе остался всего один день!

– Это двадцатая часть моей жизни, – просто ответил ани. – Представь, что у тебя отнимают пять лет.

– Остаток жизни не доставит мне радости… – пробормотал я. – Какого дьявола тебя сделали разумным? Ты же инструмент, ты гребаный синтет! Продвинутая нейросеть выполняла бы всю твою работу ничуть не хуже!

Ани молчал.

– Это же садизм, – добавил я. – Создавать разумное существо, которое проживет двадцать дней и знает это с самого рождения!

– При создании нам всем задают вопрос, согласны мы ли жить, – тихо произнес синтет.

– И вы соглашаетесь?

– Это все, что у нас есть, землянин Никита.

– Ответь мне, полностью и откровенно, не утаивая и не искажая данных, какую информацию ты получил об опасности для Слаживания? Что заставило тебя нарушить постулаты и убить людей? Почему для Слаживания опасны Павловы и почему для Слаживания опасен я?

– Исходя из твоих вопросов, ты уже знаешь часть ответа, – сказал ани. – Василиса Павлова получила информацию об Обращении и должным образом ее интерпретировала. Если бы она передала тебе эти сведения, ты мог стать опасностью для Слаживания.

– Конкретнее, – приказал я.

– Молодая женская особь с Земли по имени Елена Денисова хотела стать частью Обращения. Она имела разговор со Слаживающими, получила отказ, но узнала больше, чем требовалось.

…Вот это да! Упрямая девочка!

– Слаживающие способствовали ее жизненному успеху и бизнесу, поскольку это отвлекало Елену Денисову, в дальнейшем – Елену Павлову, от лишних размышлений. Однако полгода назад она пришла к определенным выводам и поделилась ими со своей внучкой. К сожалению, Василиса Павлова сделала дальнейшие выводы. Большая Четверка приняла решение, и я был направлен на Граа.

– Хватит юлить, – сказал я. – Ты должен был принять решение о нарушении постулатов. Значит, с тобой поделились куда большей частью информации. Приведи мне всю аргументацию!

Прозрачная статуя заколебалась, будто смеясь.

– Я не могу отказать тебе в ответе, землянин Никита. Но, отвечая, я воспользуюсь вторым и третьим постулатом Думающих.

Черт!

Никакой код подчинения не отменяет постулатов…

– Мне сказали лишь одно, Никита. Обращение использует ту же технологическую основу, что и вторая фаза Слаживания.

– Ты про уничтожение планет?

– Да, землянин Никита. Та странная жизнь, которую ты ведешь последние восемнадцать тысяч двести сорок три дня, неразрывно связана с судьбой планеты Земля. Слаживающие ошиблись, вручив горстке людей слишком большую силу. Под угрозой все, абсолютно все, землянин Никита!

– Ошиблись… – прошептал я.

– О, все ошибаются! Рано или поздно.

– И что особенного в этой технологии? – крикнул я. – Ну?

– Третий постулат Думающих. Мысли каждого уникальны и неповторимы, никто не должен быть принужден делиться своими размышлениями.

– Но ты мне и так сказал очень многое!

– Потому что я ненавижу Большую Четверку, – прошептал ани. – Так мотылек мог бы ненавидеть слона, обладай он разумом. Тебе понятен образ?

Я кивнул.

– Тогда расскажи мне все!

– Нет. Я и тебя ненавижу, – ответил ани без тени смущения. – Меньше, но все же…

Девушка из воды поднялась и подошла ко мне, хлюпая босыми ногами по мокрому полу. Остановилась, глядя мне в глаза.

– Интересно, Никита Самойлов, вызывает ли у тебя это прозрачное тело сексуальное возбуждение?

– Да ты умом тронулся… синтет… – прошептал я, невольно отступая.

– О нет. – Прозрачные губы изогнулись в улыбке. – Конечно же, мне неинтересен и недоступен секс, так же, как прочие человеческие чувства. Все, что у меня есть, помимо двадцати стандартных дней жизни, – это интеллект. И мне интересно, не разучился ли ты пользоваться своим за невообразимо долгую жизнь.

– Ты на что-то намекаешь… – сообразил я.

– Как ты выбрался из котлована с расплавленным стеклом и металлом?

Прозрачное лицо приблизилось ко мне, губы беззвучно шевельнулись, и голос в наушнике прошептал:

– А если сбросить тебя в звезду – что же все-таки случится на самом деле? Ты думаешь, Большая Четверка выбирала бы сложное решение, существуй на свете простое?

Я отшатнулся.

Я пришел сюда допрашивать разумного синтета, нелепое существо, балансирующее на грани свободы воли и жестко прошитых приказов.

Но допрашивали меня!

У него не было ничего, кроме интеллекта и последнего дня существования.

Но ани развлекался как мог.

– Ты боишься? – спросил ани.

– Умри, – ответил я, глядя в бесцветное лицо.

Ани застыл.

По воде прошла рябь.

Потом он взорвался – разлетелся миллионами брызг, крохотных капелек чистой воды.

Мне забрызгало лицо, теплые капли попали на губы. Я почувствовал вкус – вкус чистой пресной воды. Он показался мне неприятнее, чем вкус своей или чужой крови.

То, что было сущностью ани, неведомая технология, вложившая разум и движение в бочку чистой воды, исчезло.

А я ведь даже решил, что не буду его убивать…

Стена воды, разделяющая номер на две половины, с грохотом рухнула, наполнив комнату почти по пояс. То ли эта водяная камера тоже была частью ани, то ли он поддерживал ее силой своего разума.

Я стоял посреди комнаты, в воде плавали опрокинувшиеся кресла, экран едва слышно бубнил что-то о запуске глобальной программы воспитания и контроля муссов…

Все ошибаются.

Даже Большая Четверка.

Даже Слаживающие.

Может быть, и я ошибаюсь. Но ани дал мне кончик тоненькой ниточки, ведущей в темный жуткий лабиринт.

И я пройду по этой нити до самого конца.

– Мог бы еще жить да жить, – пробормотал я, глядя на воду. – Целый день, а для тебя это много…

Я открыл дверь – и вода радостным потоком устремилась в коридор. Пришлось ухватиться за притолоку, чтобы меня не вынесло следом.

– И да… – добавил я, хотя ани уже никого не мог услышать. – Прозрачная голая девушка, состоящая из чистой теплой воды, – это довольно-таки эротично!

6

У меня никогда не было своего дома – так уж сложилось. Я жил с родителями, жил в общагах и съемных квартирах. Как большинство в моем поколении, в «красные двадцатые» и «серые тридцатые» пожил в казармах и лагерях. Даже когда мир успокоился, мысль о собственном доме не приходила мне в голову.

Наверное, я слишком поверил в непрочность бытия.

Так что выкупленный десять лет назад стилобат многоквартирного здания был моим первым настоящим домом. Большое несуразное помещение с проходящими через него коммуникациями и лифтовыми стволами никогда не предназначалось для нормального жилья. Там планировали поселить пару десятков безропотных муссов, обслуживающих здание, но в итоге поселился я.

Целый этаж, множество больших и маленьких комнаток, соединенных длинными извилистыми коридорами. Никаких окон, один-единственный (ну, будем так считать) вход. Многоступенчатая безопасность. Мне очень нравится.

Клаустрофобия? Нет, не слыхал. Закройте дверцу шкафа со своей стороны…

Я вернулся из «Тихой заводи» в глубокой задумчивости. Прошел в гостиную, выслушал отчет охранной системы (если коротко, то все в порядке). Сходил в душ. Надел чистые трусы и футболку, штанами пренебрег.

Потом налил себе стакан коньяка.

Итак, что странного я узнал?

Во-первых, сам ани. Синтет, искусственный интеллект, прокачанный до полноценного разума. И не просто в теле амебы, а каким-то хитрым образом привязанный к обычной воде. Немного избыточно для диверсанта и разведчика на влажных планетах, не так ли? При этом – живущий всего три недели. Немного расточительно для разумного существа, способного просочиться сквозь любые щели и поры, правда?

Во-вторых, хозяин ани. Синтет ведь мне так и не ответил на вопрос, кто им управлял! Ани прислали Стерегущие по запросу Контроля, но сделать запрос попросили сами Стерегущие, которых об этом попросили Думающие. Но ведь запрос через Думающих могло направить и Слаживание, и Контроль, и даже сами Стерегущие – чтобы максимально запутать следы! Кто же закрутил эту безумную карусель?

В-третьих, сказанное ани. Что значат его намеки на секс? Секс – он и есть секс, половое влечение в какой-то форме есть у всех живых существ. Богомол спаривается с самкой, несмотря на риск, что ему откусят голову. Улторианский глубоководный червь ищет партнера, понимая, что вылупившиеся личинки сожрут его заживо. Природа знает толк в механизмах продолжения рода, это всем понятно, кроме ожившей бочки с водой! А вопрос о котловане? Да, я как-то из него выбрался, хотя тело должно было сгорать слишком быстро, чтобы двигаться в кипящем густом расплаве из металла и стекла. Ну выбрался и выбрался. Жить захочешь – еще не так раскорячишься…

В-четвертых, что делать с намеком, будто мне и фотосфера звезды не страшна? Нет у меня никаких шансов, если дойдет до такой жести! Буду бесконечно полыхать в океане плазмы. Скорее всего, даже не успевая осознавать, что со мной происходит, все оставшиеся тридцать лет сольются в одну бесконечную вспышку света.

В-пятых, как связано мое Обращение и «вторая фаза Слаживания»? Первая фаза – понятна. Корабли Стерегущих над планетой, быстрое и жесткое подавление попыток сопротивления, забор тестовой группы, куда я совершенно случайно попал. Заброска в пустыню в пятистах километрах от Пунди. Наш путь, столкновение с касамни, Обращение, обретенный шанс для человечества. С первой фазой я завязан накрепко.

Вторая фаза – это эвакуация с Земли четырех групп населения. Четверть отобраны случайно, так же, как тестовая группа – включая древних стариков, безнадежных больных, психов, орущих младенцев, лишившихся матерей, непримиримых врагов, тут же сцепившихся насмерть. Четверть выбирали земные власти, и тут, разумеется, было полно политиков, бизнесменов, религиозных лидеров – вместе с их семьями, челядью, любовниками и любовницами. Еще четверть составляли люди, реально умеющие многое руками или головой, в любой сфере: ученые, инженеры, мастера и специалисты, агротехники и рабочие. И еще одна четверть – люди, создающие что-то уникальное, чаще всего в области культуры: художники, писатели, композиторы, архитекторы, иногда певцы и танцоры, иногда актеры и режиссеры. Можно спорить с критериями отбора, но какой-то смысл в нем улавливался. После этого Земля исчезла. На Обращенных была использована та же технология, что и на целой планете? Но мы-то не исчезли! А Земли больше нет!

В-шестых – ну Павловы-то тут при чем? Если надо было помешать дойти до меня какой-то информации, так для этого существовала масса более жестких и простых способов! Я уверен, что достаточно было Контролю или любому другому члену Большой Четверки явиться к Василисе и строгим голосом сказать: «Не смей сообщать Никите Самойлову то, что узнала», – и она бы подчинилась. Ну она же не дурочка! Она, как только поняла, что это опасно, стала от меня шарахаться! Почему Большая Четверка выбрала сложное решение, в итоге все еще больше усложнившее?

…Я обнаружил, что стакан с коньяком пуст, а сам я стою на кухне, глядя на забитые продуктами длительного хранения полки. Взял новую бутылку и большой пакет фисташек. Мне ведь все равно, что есть и что пить.

Зачем я влез во все это, за что погибли Тао-Джон, Макоррсанноакс и Тонсо?

Почему я не валяюсь спокойно на любимом диване, просматривая старый земной сериал?

А кстати, почему?

Я плюхнулся на диван, где нашла свою смерть предыдущая версия Василисы. Включил полицейский процедурал и честно попытался его смотреть.

Разумеется, все было стандартно. Немолодой детектив с усталым лицом, скверным характером и кучей комплексов оказался втянут в череду загадочных убийств, причем явно и он сам являлся целью преступника. Детектив старался как мог, проявлял чудеса изобретательности, прибегал к помощи друзей, бывших полицейских, как должное принимал женскую любовь и ласку (ну да, он ведь так крут), но запутывал ситуацию еще больше. Под конец серии детектив пришел домой, в пустую одинокую квартиру, сел в кресло и принялся устало бухать, тупо глядя в телевизор и мусоря объедками.

Ну никакой фантазии у режиссера! Нет бы показать, что детектив – общительный и обаятельный человек, дома у него – любящая жена, на столе ждет ужин, носятся веселые умные дети, лает обрадовавшаяся возвращению хозяина собака. Всегда одни и те же схемы и приемы…

Я допил коньяк, смахнул на пол с дивана кожуру от фисташек. Давно уже выбравшийся из угла робот-пылесос тихонько всосал ее и откатился в сторону.

Может быть, что-то другое посмотреть?

Если я никуда не стану ходить и ни с кем не буду общаться, вдруг мой загадочный неприятель оставит меня в покое?

Павловы-младшие станут заниматься бизнесом и выращивать клоны родителей, я продолжу смотреть кино, и все пойдет своим чередом?

В конце концов, я ведь отомстил непосредственным виновникам нападения! Ани самоуничтожился по моему приказу, Разрешающий Последние Сомнения убит. А тягаться с Большой Четверкой – надо быть ненормальным.

Что смог – то сделал. Моя совесть чиста.

Я поерзал на диване, вытянулся поудобнее.

Что-то мешает. Какая-то штука давит в спину…

Запустив руку между диванными подушками, я порылся и вытянул наружу маленькую сумочку. Даже не сумочку, у нее не было ни ремня, ни ручки. Скорее – косметичку. Тисненая бледно-бежевая кожа, золотистая защелка, крупные желтые камни в качестве украшения: не то топазы, не то желтые сапфиры или бриллианты. Судя по тому, что система охраны ее не замечала – еще и экранированная, «невидимка».

В легком недоумении я смотрел на косметичку.

Только одна женщина была у меня недавно на этом диване. Здесь и умерла. Я уничтожил тело и протер подушки, но сильно прибирать не пришлось – ани всосал в себя телесные жидкости. Так что косметичка мирно лежала между подушками, засунутая туда слишком неудачно, чтобы быть обнаруженной.

Или же слишком удачно.

Вернувшись тихонько из моей спальни, Василиса решила прихорошиться? Ну, допустим. А зачем запихивать косметичку поглубже?

Я держал в руках сумочку, мял ее и думал: «Пусть там окажется помада. Помада, тушь, пудра… что там еще женщины таскают? Крем для век, крем для щек, крем для лба и этой… зоны декольте… И какой-нибудь талисман, и два-три презерватива…»

Может, вернуть Василисе, не открывая? Хороший повод заглянуть к Павловым…

Обругав себя за нерешительность, я нажал на застежку.

Да, там была зеленая тушь. И золотистый патрон нежно-розовой помады. И тюбик какого-то крема. И даже простенькая подвеска на серебряной цепочке, наверняка детский еще талисман.

А еще в косметичке лежал сложенный квадратиком лист бумаги и маленькая авторучка.

Уже понимая, что увижу, я сел на диване и достал листок. Он был влажный. Я осторожно развернул его и увидел аккуратный почерк девочки-отличницы с хорошим классическим образованием. Крошечные ровные буковки. Знакомый мне по дневнику почерк Василисы.

– Свет на бумагу, – скомандовал я, и в потолке включились светильники, узким лучом выхватившие развернутый лист.

«Никита, если вы это читаете, то я мертва».

Я посмотрел на экран, где беззвучно шла вторая серия. Полицейский сыщик с грустным лицом сидел на корточках, глядя на распростертую в крови девушку. Лица не было видно, но ясное дело, это та, с кем он переспал в первой серии.

– Я просто хочу прожить оставшиеся мне тридцать лет, – сказал я в пространство. Глубоко вдохнул, выдохнул. И начал читать дальше.

«Извините, что на «вы». Это так глупо. Вы очень хороший, хоть и древний, как мамонт».

– Ну спасибо, детка, – сказал я, будто разговаривая с запиской.

«Думаю, что на нашу семью напали вовсе не из-за папиной работы. И это не выходка маминого любовника, хотя папа наверняка так думает. Все дело во мне, Никита. И еще в моей бабушке. Вы не знаете, но она была в тестовой группе, хотела остаться в ущелье».

– Знаю, – возразил я.

«Ей не позволили, конечно, но она сбежала, вернулась и увидела Обращение. Бабуля говорила со Слаживающим…»

Да уж, упорства и храбрости Елене Денисовой было не занимать. Сбежала, значит. И поговорила. Когда? – я же ее не видел! Хотя… Слаживающая… точнее, в случае Елены – Слаживающий, мог поговорить с ней так, что мы ничего и в двух шагах бы не увидели.

«Слаживающего тронула ее отвага. Он не позволил ей пройти Обращение и объяснил, почему выбрал для него лишь стариков. Сказал, что они сделали с вами то же, что сделают с нашим миром. Бабушка говорила, что он был очень добрым и человечным. Как вы, Никита».

Я рассмеялся.

Это я-то добрый и человечный? Желчный древний мизантроп? Как же все запутано в голове у юных девушек…

«Она видела битву. И потом часто о ней вспоминала. Собирала всякую информацию, хотела написать про это книжку. Бабушке было интересно, почему из семнадцати Обращенных трое умерли в процессе Обращения, она не верила, что это случайно. Тао-Джон, он раньше был ее персональным телохранителем, нашел для нее какого-то специалиста, вроде сыщика; кажется, его зовут Донсо и он хро».

Я почувствовал, как у меня похолодело в груди.

Тонсо, что же ты наделал…

Почему ты смолчал? Почему не сказал мне? Хранил конфиденциальность клиента? Но ты же сам заметил, что от этой истории воняет!

«Хро очень долго искал, информации по тем людям было мало. Но он как-то договорился с двумя рили, они – ученые и исследуют Обращение все эти годы, Макоррсанноакс и Дассатрамарр. Кажется, муж и жена. Не знаю, почему они поделились информацией, рили ведь упрямые, а тема Обращения «не очень рекомендуется к изучению», как сказала бабуля. Наверное, она очень много заплатила. Рили назвали все три имени и нашли биографии этих людей. Кстати, никакого Джона Доу среди них не было. Тао-Джон сильно расстроился…»

– Дело не в деньгах, – пробормотал я. – Тонсо не отказал Тао-Джону, а Макс и Дасс – Тонсо, потому что мы были вместе в ущелье.

Мы стояли крошечным отрядом – престарелые бойцы и принадлежащие к другим культурам наблюдатели. А на нас катилась волна безжалостных разумных существ, привыкших пожирать своих врагов. Мы сражались насмерть плечом к плечу. Мы уничтожили и вывели из Слаживания целую культуру, оставив ее лишь строчками в энциклопедиях.

Такое не забывается.

«Бабушка сказала мне, что ничего общего в биографиях тех людей не было. И ничего отличного от прошедших Обращение. Кроме одного…»

Я закрыл глаза.

Может быть, не читать? Меньше знаешь – крепче спишь.

Я снова посмотрел на листок.

«У всех троих на Земле остались потомки. Дети, внуки, правнуки. А у прошедших Обращение дети либо погибли, либо их вовсе не было, либо дети были не от них. Бабушка сказала, что в этом есть какая-то ирония – за человечество сражались те, кто дрался не за свой род».

Ну да, у меня детей не было. По той же причине, по которой я не хотел иметь свой дом, – я не хотел иметь и постоянную семью.

Вероника точно никогда не рожала и не собиралась. Микаэль был геем. У Алекса была дочь, но погибла, он рассказывал. У Тяня какая-то жуткая история с семьей случилась в «серые тридцатые годы», как и у многих – не то трехчасовая пневмония, не то токсический дерматоз… Хреновые годы были, чего уж скрывать. Дзардаг говорил про большую семью, но всё ли, что мы говорили друг другу, было правдой?

«Я почти забыла про это, а потом вдруг подумала: Обращение и то, что случилось с Землей, очень похоже. Ведь потомки – это как нити, связывающие нас с будущим. И у Земли, и у Обращенных их нет. Что, если Обращение использует ту же технологию, которой Слаживающие даруют покой планетам? Тогда ведь многое становится понятным. Я позвонила бабушке и начала рассказывать, а она вдруг накричала на меня, обозвала дурой и прервала разговор. Кажется, она испугалась. Может быть, мне не стоило про это говорить?»

– А мне – читать сейчас… – прошептал я.

«Ведь смотрите что получается, Никита! Все вы на самом деле…»

– Нет, нет, нет! – сказал я, но глаза словно против воли скользили по строчкам. – Зачем, зачем ты стала это копать?! Ну зачем?!

«Я вам никогда не стану это рассказывать, Никита, даже если мы продолжим встречаться. Я была бы не против, честно. Но если меня убьют, то вы должны знать. Не знаю, зачем я это пишу, наверное, просто хочу выговориться. У вас тут безопасно, я сейчас усну, но на всякий случай спрячу эту записку. В.».

Я скомкал бумажку, но не раньше, чем все же дочитал. Вскочил, побежал на кухню, достал кастрюлю, разорвал листок и бросил в нее. Нашел бутыль со спиртом (да, были у меня эксперименты, вдруг хоть спирт проберет), щедро полил листок и поджег кулинарной зажигалкой. Отхлебнул из бутыли.

Да, если вам интересно, спирт совсем не пробирает. Только на вкус мерзкий.

Листок догорел, я растер пальцами пепел и смыл в раковину. Постоял. Вылил остатки спирта вслед за пеплом.

Да, Василиса могла быть права. Почти наверняка. Все очень убедительно.

Как по мне – это не повод меня убивать, раз я прошел Обращение – то потомков у меня на Земле нет. Но, видимо, кто-то из Большой Четверки решил перестраховаться.

Будут пытаться дальше? Надеюсь, что нет.

– Отвяжитесь от меня, – сказал я в пространство. – Ну узнал я ваши маленькие фокусы? Что они мне? Ничего!

Если за мной и следили (я же понимаю технологический разрыв), то отвечать, конечно, не стали.