— Чтобы я дал тебе отставку? — сказал король. — За то, что ты не способен исполнять свои обязанности? Дружище, тогда мне пришлось бы выгнать почти всех моих чиновников. А что касается министров, то известно ли тебе, что ты вообще первый порядочный министр из всех, которые у меня были? И знаешь, почему? Ты был искренним, и я отвечу тебе тем же: насколько мне помнится, способных министров у меня вообще не было. Но ни один в том еще не признавался, хотя это было ясно, как божий день, не только для них самих, но и для всех в королевстве. И вдруг приходишь ты и требуешь отставки. Это делает тебе честь и радует меня. Ты мой первый порядочный министр. Все остальные прикрывали свою бездарность потоком речей и фраз и ловчили, как бы подольше удержаться у власти. Ты совсем другое дело! И чтоб я лишился подобного сокровища? Даже не подумаю! Ты останешься министром, мой дорогой, останешься и будешь служить мне до последнего вздоха! Ясно?
И министру пришлось повиноваться. Когда дневные газеты сообщили, что отставка пана министра не принята, пани министерша облегченно вздохнула и приказала приготовить его превосходительству на ужин его любимые блюда.
Но на этом дело не кончилось. Пан министр был задумчивее и печальнее прежнего. И неудивительно. Вопрос, может ли он оставаться министром, занимал все его помыслы и превратился для него в дело чести. Пан министр рассуждал так: «Если я вновь подам в отставку, то это, как сказал король, явится попыткой лишить страну первого, порядочного министра, а подобная попытка, по сути дела, государственная измена. Если же я не подам в отставку, хотя и понимаю, что в министры не гожусь, — разве и это не государственная измена, черт меня побери! Выходит, как ни кинь, я совершаю государственную измену. Просто отчаяние берет. Короче говоря, мое место за решеткой, а я сижу здесь, позволяю расточать себе комплименты, называть меня, государственного изменника, «ваше превосходительство»! Ума не приложу, что делать!»
Пани министерша полагала: раз король не принял отставку ее супруга, можно рассчитывать на полную министерскую пенсию, а то и на особое денежное вознаграждение со стороны короля. И когда пан министр снова принялся излагать ей свои сомнения, ее чуть удар не хватил.
И муж не знал, как поступить, и у нее голова шла кругом. Что делать? Наконец ее осенило. Для чего, собственно, на свете существуют психиатры? Эта мысль оказалась спасительной. Да, психиатры должны помочь. Судя по всему, ее муж ненормальный! Бедняжка! Под бременем правительственных забот рассудок его помутился! Так будет сохранена министерская пенсия, обеспечена признательность короля, словом, все!
И вот созвали консилиум лучших психиатров страны.
Пани министерша напряженно ждала, что они скажут и чем все кончится. Кончилось недурно.
— Выходит, он в самом деле ненормальный? — спросила она.
Врачи пожали плечами.
— Как человек он может и должен быть признан нормальным, ваше превосходительство. Но как министр он поистине ненормальный.
— И это точно?
— Ну еще бы! Разве существовал когда-нибудь на свете хоть самый безмозглый министр, который считал бы, что сидит не на своем месте? — ответили врачи в один голос.
Пан министр окончил свои дни в психиатрической лечебнице. Такова была трагическая судьба первого порядочного министра в некоем царстве, в некоем государстве, за семью горами, за семью морями.
Наказание с тетей
Из рассказов маленького Карличка
У нас живет старая тетя. Папа рассказывал, что двадцать лет назад она приехала из деревни погостить на денек-другой и привезла творога на 12 крейцеров. С тех пор она у нас, два дня продлились до двадцати лет. Она здоровая, как бык; когда же лет пять назад у нее опухли ноги, папа обрадовался и пообещал нам кубики. Только ноги у тети прошли, а мы остались без кубиков. Я ужасно разозлился за это на тетю, купил чесотный порошок и уже три раза сыпал его ей за шиворот, когда она дремала над молитвенником. Молитвенник у нее тяжелый и сильно обтрепанный, потому что тетя кидается им то в папу, то в маму. Когда я насыпал ей за шиворот порошка, она принялась ерзать и дуть себе за пазуху, но от этого стало еще хуже, и она побежала к соседке по коридору и кричала там, что мы развели клопов, а постель ей нарочно не меняем, чтобы клопы сожрали ее, и таким образом мы мечтаем избавиться от несчастной старой тети.
В другой раз, когда она заснула, положив голову на молитвенник, я насыпал ей под нос чихальный порошок. Она от этого совсем обалдела и побежала по соседкам и везде рассказывала, что мы стаскиваем с нее ночью перину и открываем окно, чтобы простудить ее. При этом она чихала — чуть не лопалась, а я радовался, потому что папа на кухне как-то сказал, когда тетя чихнула:
— Чтоб ты лопнула, старая карга!
А когда тете стало нехорошо, папа тоже обрадовался и сразу позвал к ней доктора; папа надеялся, что доктор скорей нам поможет. У папы такое мнение о докторах с тех пор, как он прочел про случай в Америке, когда один пришел в лечебницу с больным зубом, а ему вместо зуба по ошибке удалили слепую кишку. Папа все время повторяет:
— Нет, нет, без доктора нам с ней не справиться.
Старуха и слышать не хотела о докторах, но все же ее удалось уломать. Пришел доктор, стал ее прощупывать и выстукивать, а она раскричалась, что не переживет подобного позора, потому что ее уже пятьдесят лет никто так не щупал. Сейчас тете семьдесят. Папа в соседней комнате весело потирал руки и приговаривал:
— Не переживет, она этого не переживет, слышишь, Карличек!
Потом мы вошли к тете. Она была вполне жива и во все горло кричала:
— Ох-хо-хо, пан доктор, они же, изверги, есть мне не дают, пресвятая дева Мария, они ж не чают меня голодом уморить, чтоб избавиться, а ежели когда и бросят сухую корочку, так потом цельную неделю попрекают!
А сама-то на тарелку всего больше съедает и папы и мамы!
— Ох-хо-хо, золотой мой пан доктор, дайте мне какого яду, я отмучаюсь поскорее, чтоб не помыкали они мной, как распоследней собакой!
Доктор успокаивал ее и при ней сказал папе, что пропишет лекарство — крепкое вино, пусть она пьет его ежедневно.
Старуха завизжала:
— Золотой мой пан доктор, вы один-единственный порядочный и добрый человек на всем белом свете!
Доктор стоял возле ее постели, а она как схватит его и давай целовать в лоб, хорошо еще, глаза ему не выколола щетинами, что растут у нее на подбородке.
Барри оказался более ловким, чем ожидал Сорокин. Он извернулся и перекатился на стол, за которым сидела парочка влюбленных, послав в полет их лобстеров и винные бокалы.
Папа проводил доктора до передней и спросил дрожащим голосом, когда и чего нам ждать с тетей. Доктор ответил, что она может прожить еще сто лет.
Сорокин заметил, что два подручных Барри уже близко. Он развернулся и боднул одного головой в живот, а второму раздробил колено мощным ударом ноги. Барри встал, но покачнулся и упал на стол, взметнув в воздух гору морепродуктов. Бывший детектив кинулся на него, не обращая внимания на потрясенные лица посетителей ресторана и официантов. Барри выхватил из ведра со льдом бутылку и замахнулся ею. Мэтью пригнулся, но противник снова наотмашь ударил его бутылкой, на этот раз задев вскользь по лицу. Оглушенный Сорокин отлетел к другому столику, сшибая с него на пол бокалы и тарелки.
Папа вернулся в комнату, всплеснул руками и воскликнул:
— Нутро у нее здоровое, вот несчастье-то!
Он встал на четвереньки, наполовину ослепленный болью, но все же разглядел, как Барри, потерявший свою ковбойскую шляпу, со съехавшим набок париком проковылял к выходу из зала. Категорически не желая упустить мерзавца, Сорокин в считаные секунды добрался до лестницы, но Барри уже исчез за дверью. Мэтт успел одолеть первый пролет лестницы, когда услышал снизу крик:
– Стоять, полиция! Опустите пистолет или мы будем стрелять! Бросьте оружие и поднимите руки!
А старуха принялась кричать:
Развернувшись на лестничной площадке, Сорокин увидел, как Барри выпустил из рук пистолет и тот загрохотал по ступенькам.
— Где же мое вино? За чем дело стало?
С той поры тетя пьет, как лошадь, и любое вино все кажется ей слишком слабым. Выпив полбутылки, она выходит во двор и там разоряется:
Внизу под лестницей стояли четверо полицейских в бронежилетах и шлемах с визорами. Двое нацелили на Барри автоматические винтовки, а двое других – пистолеты.
— Ах, люди мои золотые, они меня не вином поят, а одним уксусом! Как безбожники солдаты Иисуса Христа на Голгофе! Мои бы тоже с радостью меня распяли, кабы не боялись, что их за это повесят. Всем я ради них пожертвовала, и такой-то благодарности дождалась на старости лет!
Преступник поднял руки.
Это она, наверное, про тот творог на 12 крейцеров.
Секунду Сорокин стоял неподвижно, а затем не смог удержаться, подошел к Барри сзади, наклонился и тихо проговорил ему на ухо:
Как-то папа пришел со службы обедать очень веселый, и, когда мы все сидели за столом, и тетя тоже, папа вынул из кармана газету и сказал:
– Боюсь, я так и не увижу снова своих денег. Но черт меня побери, этот момент стоит каждого потерянного цента. А если ты хочешь узнать действительно плохую новость, скажу тебе, что в британских тюрьмах не подают жареных устриц, так что лучше насладись вкусом той, что прилипла к твоему лбу – следующую порцию придется немного подождать.
— Какое страшное преступление случилось в Моравии! Тетя, вы слышите? Представьте себе, родственники отравили старушку тетю! В свое оправдание виновные заявили, будто она была невыносимо сварливой. Какая распущенность, вы не находите, тетенька?
А маме шепнул, что, по крайней мере, испортит тете аппетит…
114
Старуха на это ничего не ответила и продолжала вовсю наворачивать. На другой день, когда ей на завтрак подали кофе, она унесла его в кухню и там принялась кричать:
12 октября, пятница
— Что это у меня в кофе? Негодяи, отравить меня вздумали?!
Дождь наконец перестал моросить, и на радость промокшему до нитки констеблю Дугу Райли выглянуло солнце. Он достал из рюкзака овсяную лепешку, откусил и тут же замер, услышав звук приближающейся машины.
Она выбежала во двор и подняла страшный шум, что мы, мол, хотели отравить ее и всем показывала кружку с кофе.
Торопливо проглотив кусок лепешки, Дуг положил оставшуюся часть обратно в рюкзак, застегнул молнию и стал ждать. По кочкам мимо него прогрохотало такси, свернуло на подъездную дорожку и остановилось перед парадной дверью. Морщась от запаха выхлопных газов, Райли поднес к глазам бинокль и разглядел, как открылась задняя дверь и из машины вышел пассажир.
Соседи решили, что мы и вправду изводим старуху, и сбегали за околоточным. Тот поднялся к нам наверх вместе со старухой и кофе, который та не выпускала из рук, и околоточный заявил, что вынужден выполнить печальную обязанность именем закона, и увел папу с мамой и старухой в участок. Там выяснилось, что старуха насыпала в кофе песку, каким трут, отмывая, лестницу. Все равно, вернувшись, тетя кричала на весь дом, что дело пересылают в Вену.
Однако это был вовсе не тот высокий африканец, которого он ожидал.
Папа с тетей не разговаривал. А она, как всегда по утрам, ушла в костел еще с одной бабушкой из соседнего дома. Потом та поднялась к нам и сказала, что тетя поставила свечку за крону на добрые деяния, чтоб всех нас хватил кондрашка. И чтоб собрать денег на эти добрые деяния, тетя христарадничает на улице и жалуется, что мы не даем ей есть, бьем и всячески истязаем.
Расплатившемуся с таксистом мужчине на вид было хорошо за пятьдесят. Твидовый пиджак, клетчатая рубашка и синие вельветовые брюки. Седые волосы аккуратно подстрижены. Когда такси отъехало, он огляделся, словно пытаясь понять, куда попал, и направился к двери. Багажа при нем не было, только переброшенный через руку плащ.
Папу снова вызвали в участок и сообщили, что на него поступила жалоба, будто мы мучаем свою родственницу, и, если подобное повторится, ее отправят по месту приписки. И в один прекрасный день папа дал мне крону, чтоб я купил себе, чего захочу, и еще сказал, что я мужчина, который умеет молчать. Он велел мне бежать в участок и там со слезами рассказать, как мы опять истязаем тетю, она плачет и жалуется, что мы ее изводим. Но в тот момент мы забыли, что тети как раз нет дома, и, когда я прибежал в участок и стал плакать и вопить, что тетю дома истязают, комиссар спросил ее имя и позвал полицейского, а тот из какой-то задней комнаты привел нашу проклятую старуху.
Райли опустил бинокль, взял фотоаппарат, увеличил изображение и сделал серию фотографий, пока незнакомец открывал дверь ключом.
— Ты ошибаешься, мальчик, — сказал комиссар, — твоя бабушка должна предстать перед судом за попрошайничество. Ты ее внучек?
Как только она за ним закрылась, Райли включил передатчик.
Я сказал, что нет.
– Майк-Виски-один вызывает Майка-Виски-два.
— Почему же вы показали при допросе, будто вынуждены побираться и содержать восьмерых брошенных внучат? — спросил он у тети, а тетя заорала, что я ей незнаком и она знать меня не знает.
– Майк-Виски-два, – почти мгновенно пришел ответ от напарника, укрывшегося где-то рядом с задней дверью.
Меня отправили за папой, а тетя захотела удрать, и ее пришлось удерживать четверым полицейским.
– Мужчина ай-си-один
[23], возрастом далеко за пятьдесят, только что приехал на такси и вошел в дом, открыв дверь ключом, – сообщил ему Райли.
Папу она встретила словами:
– Может, кто-то из прислуги?
— Убийца, разбойник, чтоб тебя черви сожрали заживо!
– Нет, вырядился он щеголем.
Мне она плюнула в лицо, а пан комиссар пожал плечами и сказал папе, чтоб он забирал старуху домой.
– Стало быть, пассажир первого класса.
Папа побоялся скандала в общественном месте и нанял экипаж. Полицейские помогли ему затащить тетю в карету, и мы поехали в сумасшедший дом. По дороге тетя разбила окно с криком, что этот негодяй хочет ее укокошить.
– Что?
Когда мы приехали в сумасшедший дом, папа с извозчиком втолкнули ее в ворота, и папа велел мне подождать его, он, мол, скоро вернется. Но минут через пятнадцать тетя пришла одна и сказала:
– Ничего, просто шучу.
— Так вот, господа доктора, золотые они мои, сказали твоему папе, что я в своем уме, а папу им пришлось оставить у себя.
– Брось свои приколы, – сказал Райли. – Этого человека нет в нашей ориентировке. Мы ждем женщину ай-си-один, пятидесяти с лишним лет, высокого мужчину ай-си-три, около тридцати лет, и, возможно, еще одного ай-си-один, низкорослого и прихрамывающего. У тебя нет никаких соображений, кем может быть этот гость?
– Грабитель?
Преступная авантюра пана Тевлина
– Со своим ключом?
Есть такие люди, которые всюду суют свой нос, они не оставят без внимания ни одного предмета, ни одного события, ни одного уличного происшествия. К подобным людям относился и пан Тевлин.
– Разумный довод!
Видит, к примеру, пан Тевлин на улице перед лавкой бочку с селедкой. Остановится, смотрит и ждет, пока работник не вкатит ее в лавку.
Райли передал сообщение вспомогательной команде и спросил, не располагают ли они какой-нибудь дополнительной информацией о том, кого еще могли ожидать в доме.
Тогда пан Тевлин одобрительно кивает и следует дальше.
Моментально пришел ответ с просьбой срочно переслать фотографии «серебряному» офицеру.
Увидит он за углом тележку, стоящую на улице, смотрит на тележку и ждет, кто придет за ней. Его радует, что люди работают, он охотно наблюдает, как кладут кирпичи и камни, ему по душе мощение дорог и вообще трудовая суетня.
115
Его интересуют все проявления повседневной жизни: лошади, которые не могут сдвинуть с места поклажу, стрелочники на трамвайной линии — и он всегда бывает приятно возбужден, когда видит, что кто-нибудь работает. Он любит строить предположения, что собой представляет тот или иной человек. Глаза его живо поблескивают, если его предположения вдруг оправдываются.
12 октября, пятница
Он любит ходить по городу. Вот тут-то с ним и приключилась эта история. Вышел он, как обычно, на улицу и в уличной сутолоке заметил стоящий у тротуара велосипед. Оставленный кем-то велосипед. Он оглянулся по сторонам. Интересно, кто это так опрометчиво бросает велосипед на улице? Лавки поблизости не было. «Вряд ли велосипед принадлежит развозчику товаров по магазинам, — подумал он, — скорее всего привезли что-то частному лицу». Он также отметил, что вокруг не было ни единой пивной. Велосипед стоял на тротуаре как раз напротив дверей жилого дома.
Сидя за столом, Рой Грейс посмотрел на часы. До свидания оставалось меньше четырех часов. Вооруженная группа быстрого реагирования и вспомогательная команда будут на месте к половине пятого, все прочие машины отгонят подальше.
На противоположном тротуаре находился полицейский и с интересом приглядывался к пану Тевлину, который, продолжая осматриваться по сторонам, не отходил от велосипеда.
Грейса так и захлестывал адреналин. Он сгорал от нетерпения, но при этом сильно нервничал. Одна мысль не давала ему покоя: какую роль во всем происходящем играет Зуб, эта темная лошадка?
Пан Тевлин тем временем сделал вывод, что оставлять велосипед у тротуара весьма неосторожно, и решил дождаться возвращения владельца.
Группа сбора наружной информации сообщила, что арендованный Зубом «поло» обнаружили перед жилым комплексом, расположенным чуть дальше по улице от Мэринэ-Хайтс, но машина оказалась пустой. Позже нашли также небольшой фургон, не по правилам припаркованный на автобусной остановке по другую сторону дороги и тоже брошенный. Бдительный сотрудник дорожной полиции сопоставил факты и вычислил местную фирму, сдавшую фургон в аренду. Имя клиента ничего им не говорило, но по описанию он сильно смахивал на Зуба, хотя камер видеонаблюдения в офисе компании не было, так что проверить подозрения не удалось.
«А вдруг на велосипеде есть замок, — подумал он, — и никто не сможет на нем уехать». Он обошел велосипед и осмотрел его с другой стороны.
Значит, изворотливый Зуб оставил машину, дабы навести на ложный след, а сам нанял фургон. Затем, сообразив, что не сможет уехать на нем, поскольку дорогу после аварии перекрыли, бросил и его тоже.
Полицейский наблюдал за паном Тевлином с возрастающим интересом и даже сделал шаг в его сторону.
Пан Тевлин убедился, что велосипед без замка.
Может быть, он арендовал другую машину? Грейс откинулся на спинку стула, закрыл глаза и задумался. Почему Зуб наблюдал за этим домом? Выслеживал Коупленда? Это объясняет появление Зуба ранним утром в среду на Уитдин-роуд, рядом с домом, откуда осуществлял свою преступную деятельность Коупленд.
— Какая беспечность, — вздохнул он, — вот вскочит кто-нибудь на велосипед — и был таков!
И тут кто-то кашлянул прямо перед Роем, как будто хотел привлечь к себе внимание. Грейс открыл глаза и увидел Гленна Брэнсона, внимательно разглядывающего его.
Он продолжал осмотр велосипеда. Надо отдать справедливость, сделан он неплохо. И фирменная марка стоит. Он взялся за руль и наклонился, велосипед сдвинулся с места, и пан Тевлин, выпрямляясь, увидел над собой лицо. Строгое, злое и угрожающее. Лицо полицейского.
– Решили по-стариковски вздремнуть, шеф?
— Что вы тут делаете с чужим велосипедом? — строго спросил он.
– А вот и не угадал. Я занимался тем, чего ты наверняка ни разу в жизни даже и не пробовал. Я думал.
— Рассматриваю марку фирмы.
– Должно быть, это сильно вас утомило.
— А зачем взялись за руль?
– Так ты разбудил меня просто для того, чтобы позлить?
Вокруг уже собиралась толпа таких же панов тевлинов, интересующихся всем на свете, как пан Тевлин этим злосчастным велосипедом.
– Нет, что вы, просто я был очень обеспокоен вашим состоянием: по шкале Глазго
[24] ни одного балла не набиралось.
— За руль… — жалко залепетал пан Тевлин. — Я жду владельца.
– Это еще почему?
— Как фамилия владельца?
– Ну как же, судите сами: «Не открывает глаза. Не издает звуков. Не шевелится». Я уж подумывал, не пора ли звонить в похоронное бюро.
— Не знаю.
– Ты вроде бы хотел сказать мне что-то важное… Или я продолжу, как ты выразился, по-стариковски дремать?
— А зачем вы ждете?
– Так точно, хотел. Докладываю: никто не смог за весь день разыскать коменданта Мэринэ-Хайтс, но Эджей связалась с управляющим и раздобыла у него список жильцов – ни один не похож на Коупленда.
— Чтобы кто-нибудь не украл у него велосипед.
– Сколько квартир в этом доме?
В толпе послышался смех.
– Семьдесят шесть.
— Наверное, чтобы кто-нибудь другой не украл, — иронически уточнил полицейский. — Поставьте велосипед туда, где вы его взяли, а вас я именем закона арестую.
– Пошли туда всех ребят из группы наружного наблюдения, кого только сможешь собрать, и пусть обходят квартиру за квартирой. Коупленд – довольно приметный парень, если он поселился там, кто-то должен был его видеть. Нам нужно выяснить номер квартиры и обыскать ее.
Этот полицейский тоже был своего рода паном Тевлином. Все привлекало его внимание, любой предмет, любое событие, а уж пан Тевлин и подавно.
Едва Брэнсон вернулся к своему столу, как телефон Грейса зазвонил. Эта была новая дежурная «серебряная», Хелен Скотт.
Отныне поговорка «Дрожал, как осиновый лист» устарела, с равным успехом можно сказать: «Дрожал, как пан Тевлин».
– Рой, – сказала она, – наблюдатель Майк-Виски-один только что сообщил, что в коттедж «Примроуз» приехал на такси неизвестный мужчина. Похоже, у него есть ключи.
Он дрожал так, что полицейскому временами приходилось тащить его за собой, как щенка, от дома номер 1912-а, где на тротуаре по-прежнему без присмотра стоял велосипед.
– Как он выглядит?
Понятно, что дрожь пана Тевлина не прекратилась, когда в комнате полицейского комиссариата он услышал рапорт:
— Разрешите доложить, этот человек хотел украсть велосипед возле дома номер 1912-а.
– Ай-си-один, примерно шести футов ростом, седые волосы, хорошо одет, возраст – сильно за пятьдесят.
Полицейский рассказывал, как пан Тевлин пытался это сделать, а пан Тевлин повторял одно:
Грейс нахмурился. Описание не соответствовало ни Жюлю де Коупленду, ни Зубу.
— Что вы, разве я вор, я не умею ездить на велосипеде.
Лучшего оправдания ему не приходило в голову. Он уверял, что не умеет ездить на велосипеде, что ему незачем красть велосипед, ведь при желании он может купить их дюжину.
– Есть соображения, кто это такой и что он делает в этом доме?
Было мучительно видеть, как он стоял и твердил одно и то же:
– Нет. Неизвестный зашел внутрь и закрыл за собой дверь. Такси уехало. Наблюдатель спрашивает, сможем ли мы опознать его. Он отправил нам фотографии, но там зона слабого приема с поганым сигналом. Будем надеяться, что через пару минут они до нас доберутся.
— Право же, поверьте, я не умею ездить на велосипеде.
– Пришлите мне их сразу, как только получите, пожалуйста, – попросил Грейс.
— Он упал при попытке вскочить на него.
Завершив звонок, он снова погрузился в раздумья. Кто же он такой, этот человек, внезапно появившийся в коттедже? Что-то там явно пошло наперекосяк.
— Да какое там вскочить, — сказал пан Тевлин, — я же не умею на нем ездить!
Насколько Рою было известно, Линда Меррил запланировала романтический уик-энд в отдаленном коттедже с мужчиной, заставившим ее поверить, что она встретила родственную душу. И теперь ее ожидало жестокое потрясение.
Затем пан Тевлин заявил, что он, видно, порядочный дурак, потому что вечно готов всем помочь.
Зазвонил телефон. Это вновь была Хелен Скотт, сказавшая, что переслала ему фотографии.
Тут распахнулись двери и в полицейский участок влетел какой-то сильно испуганный молодой человек.
Грейс тут же проверил почту. Открыв файл, он увидел серию фотографий мужчины, который подходил к дому, напряженно озираясь по сторонам, и без труда узнал в нем Джонни Фордуотера.
— У меня пропал велосипед! — кричал он. — Он стоял перед домом номер 1912-а, и мне сказали, что кто-то уже делал попытку его украсть.
– Норман! – позвал Грейс. – Можешь подойти на секундочку?
Полицейский ткнул пальцем в пана Тевлина.
— Ну, нечего запираться, — сказал комиссар пану Тевлину, — назовите нам своего сообщника.
Поттинг засеменил к его столу, взглянул на экран, затем присмотрелся повнимательнее.
— Не могу, — вздохнул пан Тевлин.
– Так это же Джонни Фордуотер!
— Так в тюрьму его! — приказал комиссар.
– Вот и мне тоже так показалось. Ты уверен, что это именно он?
Пан Тевлин бухнулся на колени и заорал:
Поттинг снова вгляделся в фотографии.
— Бога ради, господа, прошу вас!
– Абсолютно, шеф. Никаких сомнений.
На другой день его отвезли в суд.
– Напомни-ка, что нам о нем известно.
Судебный следователь пан советник Винцек был человек добрый. Он никогда не стремился усугубить вину подсудимых и делал все возможное, чтобы тщательно разобраться в показаниях, расследуя преступления.
– Он майор в отставке, вдовец. Несколько месяцев назад зарегистрировался в немецком онлайн-агентстве «Второй шанс», где познакомился, как он полагал, с женщиной, назвавшейся Ингрид… мм… Ингрид Остерман. У них завязался виртуальный роман, который продолжался несколько месяцев, и Фордуотер без памяти влюбился в эту дамочку – кем бы она на самом деле ни была. Он перевел ей четыреста тысяч для фиктивной, как потом выяснилось, покупки недвижимости. А откуда взялись эти фотографии?
— Хорошо, — сказал он пану Тевлину. — Вы все время твердите, что не умеете ездить на велосипеде. Так вот, завтра у нас судебная комиссия. Мы выведем вас за ворота, и вы сядете на велосипед. Там и выяснится, умеете ли вы ездить.
– Только что получены от полевого наблюдателя. Он следит за домом, где одна женщина собралась встретиться с парнем, закрутившим с ней онлайн-роман через агентство знакомств «Идеальные партнеры», и вручить ему на блюдечке триста тысяч наличными.
Наступил сей знаменательный день, и надзиратель в присутствии судебной комиссии посадил пана Тевлина на велосипед на шоссе близ Ольшанского кладбища.
Поттинг нахмурился:
— Упаду! — трусливо кричал пан Тевлин, сроду не сидевший на велосипеде.
– А что, интересно, делает там майор Фордуотер?
Надзиратель по знаку следователя подтолкнул велосипед, и пан Тевлин с криками «упаду» покатил по отлого спускающейся дороге. От страха он нажал на педаль, опасаясь, что расшибется, нажал еще сильнее и, судорожно вцепившись в руль, инстинктивно понесся вниз по шоссе прямо к Стращницам, как самый заядлый спортсмен. И все у него шло как по маслу. Он кричал «Упаду!» и мчался на огромной скорости, пока не исчез из глаз судебной комиссии.
– Я надеялся, что ты мне подскажешь. Есть версии?
Внизу, у Страшниц, ему наконец удалось свалиться в канаву, сбив предварительно с ног какую-то еврейку.
Поттинг покачал головой:
Ему дали три месяца за то, что лгал, будто не умеет ездить, а на деле даже пытался удрать. За это он и получил свой срок.
– Я в тупике, шеф.
Сыщик Гупфельд
Телефон Грейса опять зазвонил. Он жестом извинился перед сержантом и ответил:
Сыщик Гупфельд принадлежал к числу тех агентов сыскной полиции, которых, несмотря на их гениальность, неприятности подстерегают на каждом шагу.
– Детектив-суперинтендант Рой Грейс.
Он мгновенно узнал бруклинский акцент старого нью-йоркского друга, следователя Пэта Лэнигана.
Тем не менее полицейское управление вполне на него полагалось и доверяло ему самые сложные и запутанные дела. При этом гениальность пана Гупфельда всякий раз обнаруживалась в полной мере, но в решающий момент неотвратимый рок, преследовавший славного детектива со дня рождения, сводил на нет все его превосходные, с математической тщательностью продуманные планы. И после отчаянного душевного напряжения, после нескольких дней успешных поисков, он снова оказывался у разбитого корыта, там, откуда начинал плести сеть своих предположений.
– Привет, дружище, давненько не виделись, – произнес Лэниган. – Чем занят?
Случай проделывал над ним такие дьявольские штучки, что в полиции не было никого, кто бы не сочувствовал этому остроумному и изобретательному человеку.
– Работы хватает, Пэт, благодаря неугомонным преступникам и доверчивым гражданам. А как ты? Как Фрэнсин?
Наверно, всем памятна история, когда сыщик Гупфельд выследил убийцу баронессы фон Весели, продавщицу булок из фирмы Забранского. Целых полгода сжимал Гупфельд кольцо улик вокруг злодея и даже сделался его ближайшим другом.
– Прекрасно. А Клио как поживает?
Ох, уж эти мне тайные агенты! На что только они не идут! За полгода Гупфельд собрал предостаточно материала и засадил-таки своего нового приятеля за решетку. Но на следствии обнаружилось, что арестованный вовсе не убийца, а вполне порядочный человек. Вот так в последнюю минуту глупая случайность смешала все карты нашего несравненного детектива.
– Спасибо, у нее все хорошо.
Если бы хоть Гупфельд поступал наобум, — это еще куда ни шло! — но об этом не может быть и речи. Действия его были осмысленны в высшей степени. Нет, он был не из тех, кто работает нашармачка, как заурядный ремесленник. Это был мастер своего дела, хотя невезение и подстерегало его на каждом шагу. Если бы не оно, Гупфельд достиг бы колоссальных успехов, и с ним никогда не приключилось бы того, что мы называем истинным несчастьем.
– Все собирался позвонить тебе, но у меня тут тоже выдались сумасшедшие денечки. Может, это и не твоя забота, но я решил, что ты должен быть в курсе, если человек, замешанный в деле, вдруг окажется на твоей поляне. И он очень сердит, понимаешь, о чем я? Сердит и опасен.
Как-то полиция разыскивала весьма ловкую международную авантюристку. Вести столь тонкое дело поручили нашему благородному детективу. Известно было, что видавшая виды преступница всякий раз появлялась под новым именем.
Прикрыв рукой микрофон, Грей сказал Поттингу, что подойдет к нему через пару минут. Сержант вернулся за рабочий стол, и Грейс продолжил разговор:
Тем не менее уже в самом начале расследования Гупфельд установил, что разыскиваемая особа проживает в Чешском Крумлове под именем Клары Фибиховой. Как это ему удалось разузнать — для всех осталось тайной. Сам Гупфельд никогда не распространяется на такие темы, считая это хвастовством, которое не к лицу подлинному мастеру с его непомерным самолюбием.
– Опасен?
Итак, мошенница проживала в Крумлове, куда, по ее словам, вернулась из-за границы.
– В том-то и дело, дружище. Это мой старый товарищ по работе, Мэтью Сорокин… Ты помнишь Мэтта?
Тут я не могу еще раз не выразить своего удивления находчивостью и решительностью наших детективов. Пан Гупфельд решил прикинуться влюбленным и представился этой даме паном Гупфельдом, отдыхающим в Кунвальде на даче. С присущей ему математической точностью он рассчитал, что самое большее через три месяца они поженятся, и, уже на правах супруга, он разузнает о ее связях с авантюристами международного класса.
– Конечно, хорошо помню. Как у него дела?
Гупфельда не остановил ни почтенный возраст, ни внешность авантюристки, хотя возлюбленная его очень смахивала на косматых древнегреческих фурий. Три месяца спустя Гупфельд отпраздновал свадьбу, а на другой день после бракосочетания из полицейского отделения пришла телеграмма. Гупфельда извещали, что разыскиваемая особа схвачена в Берлине и ему надлежит вернуться в Прагу.
– Он вышел в отставку, поселился во Флориде… и снова вернулся к работе, потому что ему стало скучно. Теперь он служит в офисе шерифа округа. Тут вот какое дело, дружище. Мэтт вроде как потерпел полное фиаско в личной жизни. Недавно он зарегистрировался в интернет-агентстве знакомств, по совету старого друга, Джеральда… или Джерри Ронсона, и кончилось все тем, что из него вытянули чертову тучу денег.
С тех пор Гупфельд живет с этой липкой медузой — так, кажется, в естествознании величают какой-то вид слизняков. Впрочем, в сравнении с пани Гупфельдовой эта морская нечисть, безусловно, выигрывает.
– Расскажи подробнее.
Словом, и на сей раз рок жестоко подшутил над паном Гупфельдом, именно в тот момент, когда он совсем было достиг заветной цели.
– Так вот, если не ошибаюсь, Джерри и Мэтт впервые встретились вскоре после того, как Ронсон оставил военную службу и поступил в пожарную бригаду Нью-Йорка – памятным утром одиннадцатого сентября. Последствия этого ада крепко связали обоих, и с тех пор они поддерживали контакт. Джерри переехал в Миннесоту, познакомился там через интернет-агентство с хорошей женщиной и женился на ней.
Однако находчивость, проявленная Гупфельдом в деле с авантюристкой, произвела на господ начальников большее впечатление, чем он мог предполагать. Шеф полиции, потрепав его по плечу, объявил, что в ближайшем будущем Гупфельда ждет повышение. Его назначат на должность начальника отделения. Пока же ему поручается одно весьма ответственное задание; он должен установить, кто из пражан вместо сахара потребляет сахарин, ибо в полиции есть серьезное подозрение, что в Прагу контрабандой сахарин перепродают в несметных количествах.
– А потом порекомендовал это агентство Мэтту? – догадался Грейс.
Два месяца пропадал несравненный пан Гупфельд и появился в обществе лишь после того, как его изыскания увенчались сногсшибательным успехом. Он представил полиции список всех жителей чешской столицы, страдающих сахарной болезнью: из-за своего недуга они не могли потреблять сахар и были вынуждены доставать сахарин по рецептам в аптеках. Таковых преступников оказалось около 720, и титанический труд Гупфельда завершился тем, что тридцать шесть аптекарей Праги и ее пригородов, то есть все, кто продавал сахарин по рецептам, сели за решетку. Столь фантастический успех в скором времени был отмечен давно ожидавшимся повышением.
– Ага. Джерри так его расхваливал. Мэтт к тому времени уже был одинок и ни с кем не общался. Поэтому он решил попытать счастья. Небось гадаешь, какое отношение эта история имеет к тебе? Сейчас объясню. У Джерри был еще один приятель, британец, с которым он встретился в Ираке, по имени Джонни Фордуотер, как раз тогда получивший звание майора. Как я понимаю, жена Джонни умерла, и он несколько лет прожил в одиночестве. Пока Джерри не рассказал ему о сайте знакомств.
Пан Гупфельд был назначен на должность начальника полицейского отделения.
– И Фордуотер зарегистрировался на сайте немецкого агентства знакомств «Второй шанс», правильно?
Задачи нашей государственной полиции всякому известны. Это прежде всего надзор за определенными политическими группировками, которые не разделяют политических воззрений полицейских (а у последних их попросту нет).
– Точно, – подтвердил Лэниган. – Слушай, да ты просто ясновидящий!
Само собой разумеется, наибольшую опасность для Австрии представляют анархисты.
Грейс сдержал усмешку. И тут у него по спине пробежал холодок. Он снова посмотрел на фотографию на экране компьютера. Бывший майор, которого интернет-мошенники развели на четыреста тысяч фунтов, только что вошел в коттедж «Примроуз», открыв дверь своими ключами. Это никак не могло быть простым совпадением.
Внезапный расцвет анархизма проявляется у нас не в злоупотреблении динамитом. Отнюдь нет. Производство его чешские анархисты полностью передоверили наследникам фабрики Нобеля. Анархия ощущается скорее в том, что полиция теперь, не церемонясь, производит обыски в домах неанархистов.
Кто, интересно, дал ему ключи?
Но в чешских землях ведутся-таки работы с динамитом, и прежде всего в столице, в самой беспокойной Праге, и поблизости от нее, где динамит играет не последнюю роль.
– Эй, ты куда пропал, дружище? – спросил Лэниган, прерывая размышления Роя.
И это, к сожалению, истинная правда. Да, да, да, опасное средство в руках русских революционеров находится в самой Праге, в Хухле, где динамитом рвут известняк. Хотя определенные инстанции еще до Гупфельдовой эры пытались бороться с этим революционным начинанием подрывников, их деятельность — пустяк по сравнению с теми славными подвигами, которые совершил пан Гупфельд после своего назначения на пост начальника отделения государственной полиции.
– Я здесь. Ты позвонил очень вовремя, Пэт.
Пан Гупфельд обладал незаурядным даром наблюдателя, он детально изучил психологию преступления и считал, что преступники всегда толкутся в тех местах, которые напоминают им о преступных действиях.
Что задумал Фордуотер?
Итак, пан Гупфельд приступил к наблюдениям… Целые дни проводил он у каменоломен и, пока рабочие рвали динамитом каменные глыбы, пристально следил за выражением лиц прохожих. Его интересовало, как отражается действие динамита не столько на известняковых породах, сколько на физиономиях зрителей.
– Вовремя? – удивился Лэниган.
Как-то внимание его привлек один господин. Остановившись поодаль и заслышав очередной взрыв, господин кричал:
– Послушай, ты можешь рассказать мне все, что знаешь об этом человеке, майоре Джонни Фордуотере?
— Вот это ладненько, вот это хорошо! — Глаза у него вдохновенно сияли, и чем выше взлетали каменья, тем восторженнее он орал: — Так его, трах-тарарах, так его, так! Вот это красота!
– Конечно, ради этого я и звоню. На прошлой неделе Джонни Фордуотер прилетел из Лондона, чтобы встретиться со мной. Я принял его и Мэтта Сорокина в своем кабинете. Фордуотер показался мне славным парнем, и я от души ему посочувствовал. Понимаешь, он сознавал, что черта с два сможет вернуть обратно хотя бы цент, но хотел найти способ отомстить негодяям, обчистившим его. Они оба все допытывались у меня, не могу ли я воспользоваться своими связями в нью-йоркской полиции, ФБР или секретной службе Министерства национальной безопасности.
Чрезмерный восторг господина навел пана Гупфельда на мысль, нет ли тут политических причин. Оставаясь незамеченным, пан Гупфельд последовал за господином, а когда они дошли до Праги, сдал его в участок и велел доставить в канцелярию государственной полиции.
Грейс слушал его и все сильнее ощущал уколы беспокойства.
В канцелярии пан Гупфельд, опасливо прохаживаясь вокруг арестанта, шипел на него:
– И ты это сделал, Пэт?
— Мы вам покажем, мы вам покажем, мы вам дадим динамит!
– Я раскопал кое-какую информацию и сказал им, что, похоже, главари этих мошенников обосновались либо в Африке, либо в Восточной Европе. И назвал имя специалиста, которого мне рекомендовали, работавшего раньше с отделом ФБР по борьбе с киберпреступностью. Этот человек находится на твоей поляне, Рой. Очень толковый парень: он одновременно был советником по кибербезопасности и в «Эппл», и в «Майкрософт». А недавно уволился из отдела цифровой криминалистики полиции Суссекса по состоянию здоровья. Теперь работает как независимый консультант по вопросам интернет-мошенничества. Мне сказали, что это именно тот, кто им нужен.
На допросе обнаружилось, что восторженный господин не кто иной, как хозяин каменоломни. Но и эта ошибка обернулась для пана Гупфельда чрезвычайной удачей: спустя две недели, после того как он успел провести обыск в доме не в меру энергичного предпринимателя, его назначили главой пражской тайной полиции в отставке.
– Так это же Рэй Пэкхем!
Во время обыска пану Гупфельду посчастливилось обнаружить родословную щенка сенбернара. Эта находка была последним шедевром славного детектива. Ею завершил он вдохновенную деятельность на посту главы департамента и труд тайного сыскного агента вообще, в коих проявил столько ума и непревзойденной находчивости.
– В точку! Вы с ним знакомы?
В полицейском управлении он до сих пор слывет мастером своего дела.
– А то! Я не один раз обращался к нему: Пэкхем здорово помог мне во многих расследованиях. Мы свяжемся с ним прямо сейчас. Огромное спасибо тебе за помощь, Пэт.
Нынешние сыщики ему и в подметки не годятся.
– Не стоит благодарности, дружище. Ты, случайно, не собираешься в Нью-Йорк?
Как я выбыл из национально-социальной партии
– Вообще-то, Клио недавно говорила, что хотела бы слетать туда на рождественскую распродажу, если будет время… А мне как раз положен очередной отпуск. Так что все может быть.
I
– Тогда дай мне знать. Я встречу вас, ребята, прямо в аэропорту, прокачу по городу, и вы прекрасно проведете время.
– Звучит заманчиво!
Прежде всего напрашивается вопрос: как я в ней оказался?! Очень просто. Сначала я служил редактором «Мира животных». Прознав об этом, национальные социалисты принялись уговаривать меня изменить свои политические убеждения. Конечно, если бы речь шла о том, чтобы от консерваторов перемахнуть к анархистам, душевные муки были бы во сто крат тяжелее. Но в данном случае никакой пропасти преодолевать не пришлось. Из «Мира животных» я преспокойно перебрался в «Ческе слово», не изменив даже своим политическим убеждениям, — так, по крайней мере, утверждали все мои знакомые. Просто-напросто я променял своих бульдогов на новую партию. Разница состояла лишь в том, что раньше я кормил бульдогов и догов, а теперь меня самого подкармливала партия. Точнее, не партия, а д-р Гюбшман.
– Приезжайте, не пожалеете!
Кто он такой? Вполне приличный и даже добрый человек — до тех пор, пока у него хватает терпения. Правда, терпеливым его не назовешь. Но зато это, ей-богу, единственный его недостаток. Будь д-р Гюбшман издателем «Мира животных», он наверняка наводнил бы его памфлетами о бедственном положении собак на псарнях, а сам содержал бы псарню и втихомолку торговал собачками. Потому что д-р Гюбшман — торгаш. Он, к примеру, не прочь потолковать о страшном повышении квартплаты, а, между нами говоря, сам ее повышает. Да и с какой стати ему отказываться от этого?
Как только Рой Грейс закончил разговор, он сразу же открыл список контактов на своем телефоне и отыскал номер Пэкхема, подумав, что только мстителя в лице отставного майора ему сейчас и не хватало.
Доктор Гюбшман — депутат. Высокое звание, но и не столь уж обязывающее, как кажется на первый взгляд. Депутат Гюбшман прямо-таки начинен прекрасными идеями, о которых он может доходчиво рассказать массам. Но в душе д-ра Гюбшмана идет непрерывная борьба. Он ведь не только депутат, но еще и человек. Гюбшман-человек прижимает квартиросъемщиков и председательствует в корпорации печатников «Ческе слово». Превосходный человек д-р Гюбшман! Что ж, оно и верно, коли рассудить здраво, — депутатская слава развеется, мандат потеряет силу, а вот деньги останутся. Как-никак, а, участие в «Ческом слове» приносит 50 крон.
116
Итак, д-р Гюбшман стал моим шефом.
12 октября, пятница
II
– Рой, привет! – В голосе Рэя Пэкхема чувствовалась искренняя радость.