– Меняешь тему? – засмеялся Джо.

– Никто не видел маленькую девочку в костюме эгускилора. Это меня беспокоит. Лишь трое заметили женщину с детской коляской неподалеку от улицы Фрай-Сакариас-Мартинес примерно тогда же, когда напали на дедушку. Больше ничего.

– Нет, я хочу сказать, он на самом деле задает очень сложные вопросы, а ты меня знаешь, мне нравится, когда мелкие проблемы решаются просто.

– Мы оцепили квартал. Так что либо он скрылся до того, как мы подняли тревогу, либо прячется где-то рядом, в одном из зданий. – Я отогнал воспоминания о девочках, замурованных в нескольких метрах отсюда.

– У меня есть действительно безупречный бухгалтер, поверь. И он окажет тебе любую поддержку.

– Мы действуем вслепую, Унаи. Пора подключать тяжелую артиллерию: я хочу, чтобы фотографию Дебы разместили в официальных аккаунтах служб экстренной помощи. И чтобы ее приметы транслировали по всем радиостанциям, как и описание женщины с коляской. Не будем забывать, что Тасио Ортис де Сарате не раз заявлял о своем намерении увидеться с малышкой. Он – наш главный подозреваемый.

Том решил не двигаться дальше в эту сторону на тот случай, если ему вдруг придется услышать о бухгалтерах далеко не безупречных и узнать то, что ему не хотелось знать.

– Тогда за дело, – коротко сказал я.

– А ты когда-нибудь бывал в тех местах на Дальнем Востоке, видел, как шьют всю эту одежду? – спросил он.

* * *

– Не слишком часто. Понимаю, ты думаешь, что я капиталистическая свинья, но мне действительно не вынести такого: видеть, как бедны там люди и как мало им платят. Я предпочитаю видеть товар прибывающим на склад.

Герман звонил каждые двадцать минут: дедушка впал в кому, и прогноз был неутешительный. По словам брата, следовало готовиться к худшему.

– Ох, я не могу теперь говорить о капиталистических свиньях, я сам к ним присоединяюсь, – невесело произнес Том.

– Он бы хотел, чтобы ты продолжал искать Дебу, поэтому не кори себя, если не сможешь с ним попрощаться, Унаи. Я позвоню тебе, когда… если что-нибудь изменится. Пожалуйста, найдите ее.

– Знаю, да еще и фирма «Фезер» тоже будет твоей, – усмехнулся Джо.

Вскоре нам стали звонить со всего города. Многие утверждали, что видели маленькую светловолосую девочку в костюме эгускилора, которую вела за руку женщина с коляской. В районе Худисменди, в парке Сан-Мартин, в Сарамаге. Мы отправляли патрули – и всякий раз информация оказывалась ложной.

– Кстати, об этом…

– Есть новости? – спросил я у Милан.

– Да? – Теперь в голосе Джо прозвучала настороженность, словно он знал, что последует за этим.

– Стараемся проверять все сообщения. Работник вокзала утверждает, что Тасио Ортис де Сарате с выкрашенными в черный цвет волосами купил билет до Эндайи. Но в коляске, которую он катил, спал маленький мальчик, а не девочка, – добавила она.

– Джо, я не хочу читать тебе проповеди, но разве ты не мог бы хоть иногда навещать маму с папой? Ты никогда с ними не видишься, и мне приходится…

Мы с Альбой переглянулись. Слова были излишни. Я прыгнул в первую попавшуюся машину и направился к железнодорожной станции в конце улицы Дато. У меня не было при себе ни оружия, ни бронежилета: мой день начался с безобидного визита в архив с Яго дель Кастильо. На станции толпился народ; к счастью, на перроне было не так много ряженых.

– Нет, Том, ты не должен делать ничего такого, чего не хочешь сам. Я виделся с ними вчера вечером, черт побери!

Я получил сообщение от Альбы: она взяла оперативные мероприятия на себя и сумела добиться задержки всех отправляющихся поездов.

– Тридцать секунд на вечеринке.

Вот только ни на одной из платформ я не заметил человека с коляской. В туалете ни Тасио, ни моей дочери тоже не оказалось.

– А ты хочешь, чтобы я тратил часы, слушая, как мама объясняет мне, что я сгорю в аду из-за того, что не хожу на мессу, а папа жалуется, что моего имени нет на вывеске строительной фирмы… Нет, Том, у меня своя жизнь.

Наконец я сбежал по лестнице в подземный переход между платформами. И сразу их увидел. Тасио действительно покрасил волосы в черный цвет и отпустил бороду. Не знаю, как билетный кассир его узнал. В коляске спал белокурый мальчик с коротко стриженными волосами. Нет, не мальчик, а Деба: под натянутым до самой шеи одеялом скрывался костюм эгускилора.

– У меня тоже, но мне приходится жить и за тебя… «Где он, почему с ним не связаться…»

Она была без сознания? Я не мог допустить мысли, что она мертва. Иначе зачем Тасио увозить ее на поезде из страны?

Джо пожал плечами:

– Тасио, отойди от моей дочери и давай поговорим. – Я поднял руки, чтобы он видел, что я не вооружен.

– Говори, что не знаешь.

– Она не твоя дочь. Когда я первый раз говорил с ней в парке в Лагуардии, то дал ей леденец. Я получил ее ДНК, а ты кинулся за мной и даже не заметил.

– Я так и говорю, и это правда. Я не знаю. Я не знаю, почему ты, такой добрый к людям, не можешь послать родителям какую-нибудь открытку, позвонить изредка.

– Отличный спектакль. Я поверил, что ты Игнасио. Правда, не сразу – помнишь, я спросил тебя про работу в полиции? Но ты меня убедил. У тебя чертовски хорошо получилось его изобразить, – пробормотал я.

– Если я поеду в Манилу, то пошлю им открытку, договорились? А пока не можешь ли ты от меня отстать?

– Ты слышал? Она не твоя дочь, а моя племянница. У меня есть результаты ДНК-теста. Они подтверждают, что я ее дядя.

– Открытка из Лондона была бы достаточно экзотичной для мамы с папой, – сказал Том, но он понимал, когда нужно отступить.

– Знаю.



– И тебе все равно, что в ней течет не твоя кровь, а моя? Ты не имеешь на нее никаких прав, мы с братом ее единственные родственники.

Том и Кэти часами сидели, придумывая меню для приемов по случаю крещения, премьеры и для делового ланча… Все это было чрезвычайно важным на свой лад. Крещение должно быть событием ярким, богатым, это для людей, которые могут тратить деньги. А потому следовало сделать все правильно, дать немного больше информации о самой презентации. Театральная вечеринка проходила скромно; там хотели чего-нибудь куда более приятного, чем простые сосиски с чипсами, но за те же деньги, в какие обошлись бы сосиски с чипсами. Это требовало серьезных размышлений. Если они справятся с театральной публикой, это действительно пойдет им на пользу, тогда у них будут заказы на самые разные события. Кэти проявляла бесконечное терпение, стараясь придумать дешевую еду, которая выглядела бы высококлассной. Может быть, кростини? И много соусов и питы. Но поскольку люди на самом деле любят сосиски, может, и нужно приготовить немного, с глазурью из красной смородины и меда? Кэти знала, что прибыли в таком случае ждать не приходится, но все это было дорого Тому, а потому он хотел помочь ей с деловым ланчем. Кэти мечтала о том, что они договорятся с какими-нибудь банками или финансовым центром, где они могли бы подавать легкие, изысканные ланчи клиентам компаний как часть корпоративного гостеприимства и находить новые заказы с каждым поданным ланчем. И еще это означало бы больше работы днем.

Как-то раз Кэти спросила Тома, не подумает ли Марселла о том, чтобы помочь с этим первым заказом, просто для начала. Никто не сможет забыть Марселлу, наливающую им минеральную воду и улыбающуюся ошеломительной улыбкой. Тому неприятно было ответить отказом, но он знал: Марселла не станет заниматься ничем подобным, а потому и спрашивать незачем.

– Я знал это с первого дня ее жизни. Но ты ошибаешься: я ее растил, она носит мою фамилию, и у нее есть семья. Близкие, которые ее любят и защищают, а не те, кто ее похитил, усыпил, подстриг и пытался насильно увезти. Ты только что совершил похищение с отягчающими. Кроме того, как родственнику второй степени родства тебе грозит от двух до четырех лет тюрьмы и запретительный судебный приказ. Сомневаюсь, что после освобождения ты сможешь стать ее законным опекуном, потому что после сегодняшних событий лишишься этого права на срок от четырех до десяти лет. А поскольку ты намеревался вывезти ее из страны, тебе дадут по полной.

– Я понимаю, – пожала плечами Кэти. – Но тебе придется привыкнуть к тому, что когда она станет моделью, то постоянно будет пропадать на каких-то показах.

Я стоял с поднятыми руками в пяти метрах от Тасио и коляски, не решаясь подойти ближе. Я боялся, что он окажется быстрее и причинит вред моей дочери. Однако позади него, с другого конца туннеля, к нам бесшумно приближалась Альба с пистолетом в руке.

Том вдруг потрясенно осознал, что он, похоже, думал, будто Марселла никогда этого не добьется. Он почему-то видел будущее иначе: «Алое перо» добьется большого успеха и они наймут управляющего. Будущее, в котором они с Марселлой поженятся и обзаведутся двумя детишками. Но возможно, он просто обманывал себя.

Я продолжал говорить:

– Кэти, что, по-твоему, будет с нами через десять лет? – внезапно спросил он.

– Или ты можешь отдать ее прямо сейчас и заявить в суде о раскаянии. Мы добьемся смягчения приговора. Вряд ли ты захочешь провести за решеткой хоть один лишний день, зная, что тебя там ждет. Как по-твоему, что с тобой сделают, когда станет известно, что ты похитил двухлетнюю девочку?

– Я бы сказала, что мы все еще будем сидеть над этим чертовым меню, а дети уже почти вырастут и станут язычниками, поскольку их даже не крестили, – ответила она. – Ну же, Том, давай подсчитаем стоимость лосося и блюда из цыплят, они хотят, чтобы все было отлично, а судя по твоим цифрам, у них вряд ли большая семья и множество приглашенных.

– Этого не произойдет, – отчеканил Тасио. – Ты не вооружен и не рискнешь подойти ближе. И ты отпустишь меня, если только…

– Это будет слишком дорого, ты и сама знаешь. Богатые всегда цепляются к ценам.

– Никаких «если», – прошипела Альба ему на ухо. Без малейших колебаний она прижала дуло пистолета к его шее и обездвижила Тасио свободной рукой. – До конца своих дней ты не подойдешь к Дебе ближе, чем сейчас. Ты арестован за похищение несовершеннолетнего и покушение на убийство. Сантьяго Лопес де Айяла находится в крайне тяжелом состоянии. Молись, чтобы он прожил еще несколько лет и мог заботиться о своей правнучке.

* * *

Они вернулись к делу. Сидели и спорили в их новеньком блестящем офисе, пили кофе из чудесных чашек с логотипом «Алого пера». Шесть штук таких, сделанных на заказ, подарила им Марселла. Подруга Кэти Джун, помогавшая им накануне, пришла сказать, что была бы рада работать официанткой по вечерам, и не подскажут ли они ей некоторые тонкости.

Двери машины «скорой помощи» закрылись. Мы с Альбой сели по обе стороны от Дебы, каждый из нас держал ее за руку. Тасио отрезал светлые кудри малышки, и теперь Деба походила на маленького озорного мальчика и казалась чужой. Снотворное, которое дал ей Тасио, все еще действовало: наша дочь крепко спала.

– Не уверен, что знаем такие, – ответил Том. – Но все равно постараемся.

– Ты все слышала? – спросил я у Альбы.

Джун, маленькая веселая девушка, училась с Кэти в школе. Когда ей было шестнадцать, она забеременела. Самым замечательным в этом, по ее словам, было то, что сейчас воспитывают ребенка ее родные, а она может делать, что ей нравится. Но иногда Джун чувствовала себя уж слишком свободной, чтобы делать то, что ей нравится, – по крайней мере, так говорил ее муж. Однако Джун лишь смеялась, ведь теперь она ходит только на танцы и в клубы, поскольку именно этого ей не хватало в семнадцать и восемнадцать, когда она катала коляску и присматривала за ребенком.

– Откуда тебе известно, что Деба не твоя дочь? Ты сделал тест ДНК, не сказав мне?

– Я постараюсь не слишком бросаться в глаза или что-то в этом роде, – пообещала она Тому. – А если ты объяснишь, как называется все это, я вообще буду великолепна. Ну, по крайней мере, буду веселой, а то все эти типы, которых видишь на деловых встречах, выглядят так, словно у них кочерга в заднице.

– Я бы никогда так не поступил. Ты ни разу не спрашивала, какая у меня группа крови. Вторая. После рождения у Дебы взяли кровь, стандартная процедура. У тебя вторая группа, а у нее третья. У твоего мужа была третья группа – я знал это, поскольку читал отчет о вскрытии. Я соврал тебе. Сказал, что у меня третья. Ты не хотела выяснять, кто отец, и я уважал твое решение.

– Верно, – согласился Том.

– Кто еще знает?

– Но конечно, если я им понравлюсь, мне не устоять.

– Дедушка, который, как известно, хитрее лисы. Я не мог скрыть это от него. Но когда я взял Дебу на руки, мы с ней сразу решили, что будем отцом и дочерью. И этого ничто не изменит, независимо от группы крови. Не знаю, поймешь ли ты когда-нибудь нашу с ней связь, точно так же, как я никогда не пойму, что чувствовала ты, вынашивая ее девять месяцев.

– Да уж, – произнес Том.

– А моя мама?

– А когда этот твой брат снова приедет? Он почти так же хорош, как ты, но он настоящий ходок, ведь так? – Джун съела один кростини.

– Нет, Ньевес ушла в неведении. Тем лучше. Деба была ее внучкой, твоя мать считала меня биологическим отцом. Наши семьи тесно связаны, мы самые близкие для Дебы люди; не меняй этого сейчас из-за нескольких белковых цепочек. Это всего лишь ДНК, Альба. Я не позволю какому-то физическому параметру определять, кого мне следует любить и с кем делить свою жизнь.

– Джун, прекрати, ты поедаешь нашу прибыль! – решительно произнес Том. – Ох, Джо приезжает и уезжает, он нигде не задерживается. Вот он только что был здесь, а вот его уже нет.

– Не боишься, что Деба унаследовала психопатию от отца?

– Чертовски волнующе! – заявила Джун.

– До сих пор я не заметил никаких признаков. Она проявляет сочувствие, не манипулирует и спонтанно выражает свои эмоции, не притворяясь. Но если это когда-нибудь произойдет, она родилась в правильной семье, ты так не считаешь? Мать – в прошлом заместитель комиссара, отец – профайлер. Если кто-то и способен увидеть первые признаки и привить ей необходимые ценности, так это мы. Доктор Лейва поможет. Существуют программы по перевоспитанию детей-психопатов.

«А вдруг именно Джун была подружкой Джо, той женщиной, которую он привел с собой в отель после приема?» – мелькнуло в голове Тома. Но нет, конечно же, не Джун. Ее толкование свободы едва ли включало в себя загул на всю ночь. Ведь у нее дома дети. И действительно, сообразил он, это не могла быть Джун. Она танцевала до самого конца, когда Джо уже давно ушел. Она была на свой лад сексуальной малышкой. Но он не стал бы спрашивать об этом Кэти. Что ему действительно было нужно, так это двое маленьких Митчеллов. Они доберутся до сути любой истории. И почему-то никто не мог отказаться отвечать на их вопросы.

– Ты сказал «в прошлом»? – повторила Альба, поглаживая спящую Дебу по щеке.



– Я знаю, что рано или поздно ты уйдешь. И ты заслужила свой замок посреди моря виноградных лоз. Деба тоже заслуживает спокойной жизни. Здесь ей прохода не дадут, после того как ее фотография облетела весь город. Вам обеим лучше вернуться в Лагуардию.

На курсах по кейтерингу Кэти и Том научились очень тщательно вести подсчеты, оценивая каждый ингредиент, работу и персонал. Им нужно было заранее рассчитать каждую порцию и то время, которое придется работать после. На театральном заказе они потеряли семьдесят шесть фунтов. Том был потрясен до глубины души.

– Это разделит твою жизнь надвое. Тебе необязательно растить ее как свою, если не хочешь.

– Это только один раз, – успокаивала его Кэти. – Это плата за репутацию фирмы. Нам следует отнести расходы на счет рекламы.

– Ты в своем уме? – разозлился я и сжал руку Дебы сильнее, чем следовало. – Что бы ни случилось, мы трое связаны красной нитью.

– У нас не заложены в бюджет расходы на рекламу! – в отчаянии стонал Том.

Но правда заключалась в том, что ни красная нить, ни эгускилор не смогли защитить самых дорогих мне людей.

– Но это даст кое-что в будущем! – умоляла его Кэти.

Дома меня ждал костюм охотника на зомби, который я так и не успел надеть в тот злополучный Хэллоуин. Я был вынужден и дальше разыгрывать спектакль перед дочерью, делая вид, что ее отец носит на спине мешок с двадцатью двумя живыми мертвецами.

– Нет, Кэти, это просто доставило удовольствие моим театральным друзьям, вот и все. Они же пригласили половину зрителей, так что никаких перспектив для бизнеса в той толпе… А мы еще потратили часы, приводя там все в порядок.

Так и было: число людей, погибших по моей вине, стремительно приближалось к этому количеству.

– И нам пришлось отправить Джун домой на такси, а она живет далеко, – согласилась Кэти.

Утаивать, притворяться, лгать – вот глаголы, которые доминировали в моей жизни.

– И нам пришлось заплатить ей за два дополнительных часа, потому что она их отработала. Я и понятия не имел, что все затянется допоздна, – сокрушался Том.

Даже такой слепец, как я, понимал, что долго так продолжаться не может.

– Ладно, в этом месяце у нас три заказа, и на самом первом мы потеряли семьдесят шесть фунтов. Интересно, сколько мы еще потеряем к концу? Если мы сделаем это достаточно эффектно, наши расчетные книги можно будет выставлять напоказ. В качестве примера того, как не следует начинать бизнес.

53. Верный Мунио

– Мы должны завести эти чертовы книги, иначе кончим дни в тюрьме заодно с банкротством! А в теории все выглядело так просто, – с тоской в голосе сказал Том.

Дьяго Вела

– Что нам нужно прямо сейчас, так это одна улыбка удачи, о которой мы постоянно говорили, что она у нас есть, – заявила Кэти.

Зима, 1200 год от Рождества Христова

Зазвонил телефон. Кэти сидела ближе к нему.

Оннека проснулась посреди ночи от холода. Дождь прекратился, однако она продрогла до костей. Ощущение усугублялось лихорадкой, сотрясавшей ее избитое тело.

– О да, Джеймс, как вы?

– Что произошло с Гарсией? – спросила она.

Том увидел, что Кэти нахмурилась.

– Вам больше не о чем беспокоиться, – ответила Аликс, словно подводя черту под этой темой.

– Да, конечно, Джеймс, это было бы замечательно. – Она повесила трубку. – Ни за что не угадаешь, чего он хочет.

– Где мы?

– Меня в последнее время ничто не удивляет. Но это не одна из тех улыбок удачи, что нам нужна, да?

– На старой мельнице у реки. Оставаться в таверне было небезопасно, и мы не можем попросить у короля Альфонсо разрешения вернуться в город. Он захочет знать, почему с нами нет епископа.

– Не думаю, – медленно произнесла Кэти. – Он хочет, чтобы мы научили его, как приготовить ужин на двоих из трех блюд. Говорит, чтобы мы купили все, что нужно, и приехали к нему. Он оценивает наше время в пятнадцать фунтов в час. Минимум четыре часа, включая время на покупки.

– А как насчет послания короля Санчо? Нам нужен документ, чтобы убедить горожан сдаться.

– И когда ему это нужно? – спросил Том. – На этой неделе мы очень заняты, нам надо…

Аликс закашлялась. Она чувствовала себя неважно, однако скрыла это от невестки.

– Нет, это не срочно, но он хочет заплатить заранее, как за предварительный заказ. Он говорит, что так принято у профессионалов, и на этом настаивает, – объяснила Кэти, прекрасно понимая, что Джеймс просто пытается добавить какие-то деньги на их весьма скудный банковский счет.

– Что нам теперь делать? – настаивала Оннека.

– Тогда порядок. Шестьдесят фунтов почти покроют перерасход на театральную вечеринку.

– Попробую подойти к стене. А вы ждите здесь и не высовывайтесь, – приказала Аликс.

– Нет, он сказал по пятнадцать фунтов в час каждому.

С этими словами она выскользнула в холодную ночь. К счастью, грозовые облака ушли и небо разъяснело; над головой сияла Мать-Луна, как ее называл муж.

– Он собирается заплатить сто двадцать фунтов за приготовление ужина? Он точно свихнулся.

Аликс подобралась к городским стенам и несколько раз свистнула.

– Подозреваю, это ради какой-то женщины. Он ведь сказал, что мы должны действовать осмотрительно.

Ничего не произошло.

– Ладно. Только не будем говорить Саймону и Мод. Они тут же передадут это в шестичасовые новости! – радостно произнес Том.

Медленно текли ночные часы, но Аликс не покидала свой пост. Наконец прибыл ее ангел-хранитель, на миг заслонив небо огромными крыльями.



– Мунио! – прошептала она вне себя от радости.

Раз в месяц Нил и Марселла готовили еду для всех. Оба они были совершенно безнадежны в этом, и Том с Кэти мучились желанием встать и сделать все самим. У них бы это заняло вдвое меньше времени с более удачным результатом. Но им приходилось сидеть и наблюдать за бесконечными спорами, подгоравшими сосисками, пересыхающим мясом и утопающим в приправе салатом. Но это был своего рода ритуал.

Ее верная сова, которая за минувшие годы постарела и уже не могла сама ловить мышей, откликнулась на зов любимой женщины.

Том подумал, что если они собираются обучать кулинарии беднягу Джеймса Бирна, то и этих двоих следовало бы кое-чему научить. Но предложить такое он, конечно, не мог. Это выглядело бы слишком неодобрительно по отношению ко всему, что происходило прежде. Однако неожиданно такое предложила Марселла. Когда она услышала об уроке для Бирна, то заявила, что они с Нилом уже подумывали тайком пойти в ресторан «Квентин» и попросить Бренду и Патрика дать им урок. Могло ли это стать решением здесь, в их доме? Репетицией перед уроком у мистера Бирна? В этом месяце их очередь принимать у себя в Стоунфилде. Идеально.

– Мунио, отнеси это Дьяго и приведи его сюда, – скомандовала Аликс, отрывая полоску ткани от промокшей юбки и привязывая ее к лапке совы.

– Если бы ты была такой же старой, как Джеймс, и он бы пытался тебя соблазнить, что бы ты хотела увидеть на столе? – спросил Том Марселлу.

Затем она пошла за Оннекой и из последних сил дотащила ее до стены, боясь, как бы не наткнуться на вражеский патруль.

– Она может и не быть старой, она вполне может оказаться молодой, – возразила Марселла.

Незадолго до восхода солнца Гуннар спустился на веревке, которую держали Нагорно и автор этой хроники. Два графа горели желанием поскорее воссоединиться со своими женами.

– Ну все равно, что?

– Устрицы, филе камбалы, приготовленное на гриле, стручковая фасоль и салат из свежих фруктов без сахара, – уверенно ответила Марселла.

54. Яблочная могила

– Но это потому, что ты сидишь на диете с девяти лет, – жалобно возразил Том. – А она может оказаться крупной полной леди, которой жутко хочется бифштекса и пирога с почками, а еще и яблочного пирога.

Унаи

– Да, но ей это не понравится на свидании, она предпочтет, чтобы с ней обращались как с хрупкой особой, даже если она не такая.

Ноябрь 2019 года

Том подумал, что это хорошая идея, и Кэти с ним согласилась.

Мы воссоединились с одной Лопес де Айяла, но вот-вот могли потерять другого.

– Нам следует включить Марселлу в нашу группу в качестве психолога, – одобрительно сказала она.

Дедушка до сих пор находился в реанимации без каких-либо признаков улучшения. В палату даже явились люди из страховой компании, которых я грубо вытолкал, хотя медсестры посоветовали заранее уладить формальности с похоронным агентством. Патриарх доживал свою последнюю осень.

И, как обычно, Том просиял при этом комплименте. Ему нравилось, когда люди хвалили Марселлу, и иногда он боялся, что они не понимают ее достаточно хорошо, чтобы осознавать, как ее привлекает инициатива.

Поздним вечером в пятницу, когда все вокруг успокоилось и шум больничной суеты затих, я приступил к выполнению своего заключительного долга в качестве внука. Мне потребовалось некоторое время, чтобы натереть загрубевшую кожу деда четвертинками яблок, тайком пронесенных в больницу Германом. Мы разговаривали – точнее, я говорил – о домиках, которые строили из тюков соломы после августовского сбора урожая в Лас-Льекас. Или о том, как я будил его в четыре утра, возвращаясь с празднований в Бернедо, и мы шли ставить разбрызгиватели, потому что год выдался засушливый.

Кулинарный урок шел нелегко. Том и Кэти вынуждены были признать, что Нил и Марселла даже более безнадежны, чем они подозревали. Все приходилось объяснять по три раза, прежде чем что-то получалось. Ученики волновались и смущались. Даже сам кулинарный язык, простейшие термины, похоже, вызывали у них огорчение. Том и Кэти давали им разъяснения, которые, как оказалось, далеки от их понимания. Они не знали даже, что значит «сократить» что-либо. Нил уже спешил куда-то и наскоро просматривал бумаги.

В конце концов, не в силах и дальше выносить его молчание, я сел в машину и поехал в Вильяверде.

– Полагаю, «сократить» значит выбросить половину? – рассеянно предположил он, собирая свои документы.

После того ужасного дня мы забрали Дебу из больницы и увезли из Витории. Не помню ее более несчастной и рассерженной, чем в тот момент, когда она увидела себя в зеркале с мальчишеской стрижкой.

– Поверить не могу, что кто-то считает тебя взрослым человеком! – засмеялась Кэти. – Конечно, ничего такого это не значит, зачем бы тебе класть что-то вдвое больше нужного, а потом выбрасывать?

Тасио Ортис де Сарате провел ночь в камере, ожидая ордера на предварительное заключение. Вряд ли его скоро освободят. Я решил не думать о нем, поскольку со вчерашнего вечера мои мысли целиком были заняты Дебой и дедушкой. Как только мы приехали в Вильяверде, моя дочь нашла один из беретов деда и отказывалась его снимать, хотя тот был ей слишком велик. Измученная, она так и уснула в нем рядом со своей матерью. Я сделал для нее еще один красный браслет, чтобы показать судьбе, что сам обо всем позабочусь.

Нил пожал плечами:

Первого ноября отмечался День поминовения усопших. В этом месяце наступил черед нашей семьи звонить в церковные колокола – к мессе, в знак чьей-то смерти или для молитвы.

– Ну, все равно это очень странно звучит. Ладно, увидимся вечером. – Он поцеловал Кэти и ушел.

В этот день в деревне было принято звонить каждые три часа в память об ушедших, поэтому мы с Германом взяли большой железный ключ и направились в сторону колокольни. Отперев церковную дверь, поднялись по винтовой каменной лестнице. Наверху было тесно и небезопасно: к колоколу вели всего несколько старых досок. Перед нами грозной черной громадой вырисовывались холмы, а желтоватый свет уличного фонаря едва освещал близлежащие крыши.

Кэти хотелось крикнуть ему вслед, чтобы он не опаздывал. Ради этого урока Марселла пропускала занятия танцами. Но почему-то это показалось ей уж слишком тривиальным, и она промолчала. Том сообщил, что Марселла думает, будто «сократить» означает, что ты все сделал неправильно и нужно начать снова с меньшим количеством ингредиентов.

Дальше – только непроглядная ночная мгла.

– Мы взялись за слишком тяжелую задачу, – грустно сказал он.

Мы с Германом молча принялись звонить в колокол, как учил нас дедушка. Оглушительный звон тяжелого металлического языка над нашими головами на несколько минут успокоил мои мысли – то, чего мне так не хватало в те мрачные дни. Ни о чем не думать.



– Помнишь, как много лет назад он учил нас рисовать солнце? – спросил Герман, когда мы отпустили веревку, и кивнул на северную стену колокольни.

Кэти заехала в тот дом, где, как она знала, должна была работать ее мать. Лицо Лиззи осветилось при виде дочери.

Я совсем про это забыл. Приглядевшись, смог различить грубые очертания маленького солнца.

– Какой прекрасный сюрприз! – воскликнула она, усаживаясь в фургон. – Я чувствую себя важной леди, когда меня так вот везут. Надеюсь, они это видели.

«Смотрите, мальчики, хочу вам кое-что показать, на случай если однажды меня не станет», – сказал нам дед одним жарким августовским утром на этой самой колокольне. Снаружи под безоблачным небом комбайн убирал спелую пшеницу.

Кэти посмотрела на мать с нежностью. Она встречала так много людей, которые выглядели бы недовольными, садясь в большой белый фургон доставки, но для Лиззи Скарлет это было наслаждением.

«Почему вдруг тебя не станет? – выпалил я, не подумав. – Мне не нравится, когда ты так говоришь!»

– Послушай, а другим тоже нравилось готовить дома в юности или только мне? – спросила Кэти.

Герман с дедом терпеливо дождались, пока я замолчу.

– Мэриан умела. Она вообще справляется со всем, чего коснется. У нее просто автоматически все получается, но остальные не увлекались… Да у них и времени не было научиться, они все так рано уехали. Зачем оставаться тут, когда там можно заработать целое состояние? – Лиззи вздохнула.

«Думаю, дедушка хочет раскрыть нам семейную тайну, вроде той, где на Сан-Тирсо растут горные травы для чая», – предположил Герман, более рассудительный из нас двоих.

С тех пор как старший сын оказался в доме своего дяди в Чикаго и сообщил подросткам, какое жалованье можно получать в Иллинойсе, ее дети с трудом могли дождаться, когда им исполнится восемнадцать, и тут же мчались в аэропорт. И они были поражены, когда Кэти не проявила ни малейшего интереса к эмиграции. Ее мать тогда выглядела такой усталой, как после целого дня тяжелой уборки…

«По семейной традиции, эта тайна передается, когда наступает наш черед звонить в колокол, – сказал дед, почесав затылок. – Только не говорите соседям. Здесь, на камне рядом с колоколом, есть крохотный рисунок. Думаю, это солнце. Дедушка Сантьяго рассказал о нем моему отцу. Похоже, для него это имело большое значение».

– Не слишком ли много было детей, ма?

«Тот, который ушел, когда твоему отцу было десять?» – спросил я.

– Нет, мне нравится их компания, а твой папа отлично с ними ладит. Он никогда не сердится на них. Я-то иногда…

– Знаю, мам. Но ты слишком добра ко всем.

«Он самый. Отчего-то ему казалось важным сообщить нам про этот цветок или солнце. Я был маленьким, когда отец привел меня сюда, и не обращал особого внимания. Не помню, как точно отец его называл: бабушкино солнце или бабушкин цветок. Говорил, что он защищает Вильяверде. И что так принято в нашей семье испокон веков».

– Но как приятно иметь рядом детишек! Я всегда готова снова за ними присматривать, когда вы с Нилом… ну… то есть если вы с Нилом…

С тех пор, когда наступала наша очередь звонить в колокол, мы с Германом поднимались по ступеням башни и время от времени повторяли ножом высеченные в камне линии, если видели, что они исчезают под слоем пыли.

– Мам, я сто раз говорила тебе, что пока это невозможно, а может, и еще долго… Мы сейчас слишком заняты.

Я взглянул на экран телефона. Время текло неумолимо, и я решил сменить тему.

– Благослови Господь прежние времена, когда у тебя просто не было выбора в этом деле, – сказала ее мать.

– Ты знаешь Бельтрана Переса де Аподаку? Он твой коллега, недавний выпускник.

– Теперь ты говоришь, как мать Тома. Она постоянно твердит о добрых старых временах. Только это не были добрые времена, мам. В твоей семье вас было одиннадцать, а в семье папы – десять. И какие у вас были шансы?

– Да, мы пару раз пересекались в суде. Почему ты спрашиваешь?

– Мы все делали правильно. – Голос Лиззи прозвучал высоко и напряженно, она почувствовала обиду.

– Расскажи мне о нем.

– Мам, конечно, делали, и ты для нас тоже делала все, что могла, но это было для тебя нелегко, вот что я хотела сказать.

– Молодой волк, голодный, прыткий. Еще совсем зеленый. Ему пока не хватает хитрости, которая приходит с опытом, но он научится. Я в этом уверен. Мы неплохо ладим.

– Да. Да, понимаю.

– Ты со всеми неплохо ладишь… Скажи, а ты устроил бы его к себе?

Они приехали на Сент-Ярлат-Кресент. Лиззи все еще дулась на необдуманное замечание дочери.

Мой брат на мгновение задумался.

Кэти умоляюще посмотрела на нее:

– Нет.

– Полагаю, мне не стоит надеяться на чашку чая, так?

– Почему? Думаю, у него блестящее будущее.

– Почему же, если у тебя есть время…

– Наверняка, – ответил Герман. – Но я нанимаю только честных людей и всегда придерживаюсь этого правила. Хочу, чтобы меня окружали этичные коллеги. С годами учишься видеть людей насквозь, если понимаешь, о чем я.

– А может, там осталось еще и немножко яблочного тарта?

– Прекрасно понимаю. Ты мне очень помог. А теперь пойдем вниз, меня сегодня ждут еще кое-какие дела.

– Ох, хватит, Кэти! Хватит вести себя как пятилетнее дитя!

– Ты его подозреваешь?

Лиззи уже искала в кармане ключ, умирая от желания поставить на огонь чайник. Кэти знала, что ее мать способна обижаться не дольше сорока пяти секунд. И ощутила, как ее глаза защипало от слез.

– Он добровольно сдал образец ДНК наряду с другими жителями Угарте, и мы не нашли совпадений. Похоже, он не убивал Матусалема. Нет, я просто пытаюсь составить более полное представление о нашем главном подозреваемом, – объяснил я.



– Значит, ты намерен и дальше вести дело «Повелителей времени»?

Они собрались в квартире Тома в Стоунфилде. Все ингредиенты лежали на столе, и Марселла с сомнением смотрела на них. Нил пока не давал о себе знать.

– Кому-то ведь нужно этим заниматься.

– Может, начнем? – предложил Том.

– Неужели, кроме тебя, некому?

– Знаю, это наносит тяжелый урон нашей семье… – начал я.

Нил и Марселла с таким трудом все осваивали, что все равно они вряд ли смогли бы что-нибудь приготовить до полуночи. Том и Кэти терпеливо объясняли, и бедная Марселла изо всех сил старалась следовать их инструкциям. Потом зазвонил мобильник Кэти. Это был Нил, обещал явиться через час и спрашивал, не начнут ли они без него?

– Предатель! – крикнула Марселла с другого конца комнаты.

– Если попадаешь в эпицентр урагана, в конечном итоге он уничтожит все вокруг тебя, – прервал брат. – Почему из всех профессий, из всего, что ты хорошо умеешь делать, ты выбрал работу в отделе уголовных расследований, Унаи?

– Пообещай ей, что я приеду и сделаю свою часть работы! – попросил Нил.

– Кто-то должен защищать людей, – повторил я. – Возможно, это у меня в крови. Дедушка много лет был мэром Вильяверде. Он принял эту должность, когда другие не захотели, потому что чувствовал ответственность. Именно так он нас воспитал. Ты занимаешься тем же самым, что и я, только из своего кабинета: помогаешь людям. Домашнее насилие, незаконные увольнения…

Но Кэти уже слишком много раз слышала подобное, чтобы давать обещания. У них кончилось вино, но Нил, отвечавший за напитки, до сих пор не пополнил запасы. Кэти знала, что он легко может все забыть, и позвонила ему. В трубке слышался шум паба.

– Я не ношу оружие или бронежилет, вот в чем разница. И был бы только рад, стань ты юристом.

– Прости, милая, я уже еду. – Похоже, он был немного раздражен ее надоедливостью.

Не имело смысла объяснять ему…

– Я лишь хотела напомнить тебе о вине, – холодно произнесла Кэти.

– Давно хотел спросить тебя кое о чем, – сказал я вместо этого. – Извини, что сую нос в твою личную жизнь, но сложно не заметить, что последние два года у тебя никого нет. Ты поставил жизнь на паузу, ожидая, пока я не брошу уголовный розыск?

– Черт! Спасибо, что напомнила. Я совершенно забыл… Может, откроете то, что у вас есть… если оно есть.

Он не ответил.

– Есть, – коротко бросила Кэти.

– Поэтому? – настаивал я. – Ты боишься за потенциальных возлюбленных?

– Хорошо, Кэти!

– Я такого не говорил. И не виню тебя в том, что произошло, но…

Нил прибыл в Стоунфилд через час, ровно на два часа позже обещанного. Он привез бутылку дорогого вина, тут же открыл ее и налил всем. Марселла сражалась с главным блюдом – цыпленком в вине – и была уже совершенно измучена.

– Но ты так думаешь, – заключил я.

– А ты, Нил, займешься десертом, – сказала она, падая на стул.

Из-за меня брат стал монахом. Он всегда очень любил детей и души не чаял в Дебе. Я знал, что он мечтает о собственной семье. И ждет, что я уйду с работы.

– Конечно займусь, и уборкой тоже. – Нил добродушно улыбнулся всем.

Мы молча спустились с колокольни, не горя желанием разговаривать. Я зашел к дедушке домой, чтобы взять корзину с разрезанными на четвертинки яблоками. Не найдя старых газет, воспользовался листами бумаги, на которых дочка рисовала целый день. Они с Альбой еще спали. Я прокрался в комнату, поцеловал обеих в лоб и тихо спустился по лестнице.

– Объясните мне наконец, что значит это ваше «сократить». Я всех спрашивал сегодня на собрании, и они думают, что это имеет отношение к калориям. – (Том с Кэти объяснили.) – Но почему бы не использовать более подходящее слово… ну… сделать более густым? – поинтересовался Нил.

* * *

– Или просто выпарить лишнее? – предложила Марселла.

Я вошел в дедушкин сад с корзиной яблок, завернутых в бумагу и перевязанных бечевкой: дед всегда так делал перед тем, как предать их земле. Затем взял мотыгу и принялся рыть яму под огромной грушей. Уличный фонарь заливал мне спину золотистым сиянием, бросая тень на могилу, которую я копал.

Том и Кэти делали записи во время кулинарного урока. Нужно было все основательно изменить, прежде чем они начнут занятия с Джеймсом Бирном. Мусс из лосося оказался ученикам не по силам, значит его следует вычеркнуть из списка. Цыпленок в вине был неплох, но на его приготовление ушел целый день и вся ночь. Тирамису и на вид, и на вкус был отвратителен. Том даже не понимал, почему это так, но десерт был сырым и ничем не напоминал то, что они просили сделать. Еда была ужасная, но почему-то вечер не был испорчен. Кэти заметила, что Марселла практически ничего не ест и лишь понемножку прихлебывает вино. Нил предложил сдержать свое обещание и вымыть посуду, но Том и Кэти знали, что если позволят ему это, то просидят здесь до рассвета, а потому сами все прибрали с бешеной скоростью.

Бабушка иногда вскользь упоминала о римских монетах, однажды найденных ее отцом во время пахотных работ. В детстве я слышал тысячу похожих историй, одна невероятнее другой. Про зарытые две тысячи лет назад маленькие мешочки из дубленой кожи. Про обнаруженные крестьянами сокровища, которые те передавали властям, а зачастую и нет. В музеях было полно мелких находок: монеты, керамика, другие археологические ценности.

– Неплохо получилось, да? – Кэти восхитилась их работой.

В детстве мы с Германом месяцами искали мешочки с монетами. Рыли повсюду ямы и в порыве оптимизма даже накопили на металлоискатель, гипотетически призванный облегчить нам работу. Потом мы выросли и забыли о сокровищах, сокрытых под землей. Все погребенное казалось инертным и тусклым. Мы усвоили разницу на собственном горьком опыте.

Том окинул взглядом квартиру:

Я тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли. Затем опустился на колени и стал бросать кусочки яблок в землю. Я хотел, чтобы они разложились как можно скорее.

– Небольшая площадь весьма практична, но мне бы не хотелось жить здесь вечно. Лучше просто пройти через это, не оставив следа.

И только тут заметил, что именно нарисовано на листах бумаги, в которые я завернул яблоки. Чудовище с головой петуха, телом льва и хвостом змеи. Стряхнув землю, я посветил на изображение фонариком телефона.

Когда он это сказал, квартира действительно показалась весьма минималистской. Голые белые стены, не слишком много книг на полках, никаких украшений на каминной полке или на подоконнике. Вообще-то, немного похоже на номер в отеле.

Стоило мне увидеть химер и монстров, как мозг принялся лихорадочно вспоминать, где ему недавно попадалась одна из них.

– Иногда я чувствую то же самое насчет Уотервью. Если погрузить книги Нила в фургон, то больше ничего не останется. Но, с другой стороны, хотел бы ты жить, как на Сент-Ярлат-Кресент, где вообще нет места, чтобы что-то положить? – спросила она.

– Где же?

– Или как в «Фатиме», – согласился Том.

Я собирал, запоминал и классифицировал так много деталей с мест преступлений, о подозреваемых и свидетелях, что порой было трудно извлечь их из того уголка памяти, где они терпеливо ждали, помеченные должным образом, иногда совершенно бесполезные.

Они сошлись на том, что лучше всего в мире – золотая середина.

– Что делаешь? – прервал меня голос Эстибалис.



Я вздрогнул от неожиданности и встал, опираясь на мотыгу.

Они и не представляли, как трудно налаживать контакты. Люди или не считали себя теми, кто нанимает поставщиков продуктов питания, или уже знали кого-то, кто делал все вполне хорошо. Джеральдина и Рики дали им несколько имен, но все они оказались пустышками. Том был полон решимости не терять бодрости духа.

– Лучше скажи, что ты здесь делаешь в такой час? – спросил я, оправившись от испуга.

– Послушай, мы напечатаем флаеры и наймем какого-нибудь ребенка, чтобы он разнес тысячу-другую.

– Хотела навестить племянницу. Я уже побывала в доме, она спит. Герман сказал, что ты в саду. Знаю, меня отстранили от расследования, но я привезла тебе список сотрудников городского совета Кеханы. Милан вчера собиралась его отправить…

Если Кэти и думала, что это бесполезно, то промолчала. Иногда после целого дня безрезультатных поисков работы она могла бы сказать, что лишь энтузиазм Тома заставляет ее продолжать. И он был искренен, он действительно верил. Том не просто старался морально поддержать ее. Они были так хороши, у них имелись такие оригинальные идеи, они так много работали… И это лишь вопрос времени, люди все это увидят и оценят их такими, какие они есть. И Том никогда не сидел на месте и не ждал, когда что-то случится. Он всегда был в движении, искал, расспрашивал, выяснял.

– Дай-ка взглянуть.

– Мне неприятно отнимать у тебя время, Джеральдина, но нельзя ли мне прийти и потратить всего тридцать минут, чтобы еще раз просмотреть список твоих клиентов? Ты ведь знаешь, как мы хороши, тебя не скомпрометирует то, что ты нас порекомендуешь.

Я сел на низкую каменную ограду и просмотрел имена. Все незнакомые. Все, кроме… Клаудии.