— Пять лет назад один из моих агентов едва не погиб из-за Хаддада.

— И после этого вы спрятали палестинца. Приберегли его для себя и даже не позаботились о том, чтобы поставить в известность об этом своих союзников.

Наконец они добрались до самой сути дела.

— А вы не позаботились сообщить нам о том, что пытались взорвать его вместе с нашим агентом.

— Об этом мне ничего не известно. Но зато я знаю, что Хаддад всплыл на поверхность. И он нам нужен.

— Как и нам.

— Почему он для вас так важен?

Стефани не могла понять Диксон: то ли она вытягивает из нее информацию, то ли просто увиливает от ответа.

— Это ты скажи мне, Хизер, почему пять лет назад саудовцы бульдозерами сносили целые поселения на западе Аравийского полуострова? Почему Моссад взял на мушку Хаддада? — Она буравила подругу взглядом. — Почему он должен умереть?



На Малоуна накатила волна холодного фатализма. Все, кто работает в разведке, твердо помнили одно мудрое правило: никогда не пытайся обмануть израильтян! Малоун отступил от него, когда заставил Израиль поверить в то, что Хаддад погиб во время взрыва в кафе. Теперь пришло время платить по счетам. Ли Дюрант успел сказать перед смертью, что израильтяне в последнее время проявляют повышенную активность, но он ни словом не упомянул о том, что тайна и местонахождение Хаддада раскрыты, иначе Малоун ни за что не привез бы с собой Пэм.

— Вам следует запирать входную дверь, — проговорил незваный гость. — Мало ли кто может войти!

— У вас есть имя? — спросил Малоун.

— Можете называть меня Адам. А ее — Ева.

— Интересные имена для группы израильских убийц.

— Уб-бийц? — запинаясь от страха, переспросила Пэм. — О чем ты говоришь?

Малоун повернулся к бывшей жене.

— Они пришли, чтобы завершить дело, начатое пять лет назад. — Сказав это, Малоун посмотрел на Хаддада, который не выказывал никаких признаков растерянности или страха. — Что они пытаются похоронить?

— Правду, — ответил Хаддад.

— Мне об этом ничего не известно, — произнес Адам. — Я не политик, а наемник. Полученный мной приказ прост: ликвидировать. Вы должны понять меня, Малоун, вы раньше тоже были в этом бизнесе.

Да, Малоун все понимал, а вот про Пэм этого сказать было нельзя.

— Вы все сумасшедшие! — взорвалась она. — Выговорите об убийствах, как о заурядной работе!

— Но это действительно моя работа, — сказал Адам.

За время службы в группе «Магеллан» Малоун усвоил важный урок. Очень часто выживание зависит от умения правильно оценить момент и принять верное решение: что сейчас лучше — погонять или натянуть удила? Кинув взгляд на своего старого друга, закаленного воина, он увидел: Хаддад понимает, что пришло время делать тот же выбор.

— Мне очень жаль, — прошептал Малоун.

— Мне тоже, Коттон, но я сам сделал выбор, решив позвонить.

Он не ослышался?

— Ты кому-то звонил?

— Да. Первый раз — давно и дважды — недавно. На Западный берег.

— Но это же глупо, Джордж!

— Возможно. Однако я знал, что ты придешь.

— Рад за тебя. Лично я этого не знал и не собирался приходить.

Взгляд Хаддада стал напряженным и сосредоточенным.

— Ты многому меня научил. Я помню все твои уроки и до последнего дня старался неотступно следовать им. В том числе и относительно того, как сберечь самое важное. — Только что звеневший голос палестинца стал глухим и безжизненным.

— Сначала ты должен был позвонить мне.

Хаддад покачал головой.

— Это был мой долг по отношению к Хранителю, которого я застрелил. Теперь моя совесть чиста.

— Какое редкое животное! — сказал Адам. — Палестинец, обладающий совестью!

— И израильтянин — в роли наемного убийцы, — парировал Хаддад. — Но все мы такие, какие есть.

Мозг Малоуна мысленно перебирал варианты действий. Ведь надо было что-то предпринять! Но, словно прочитав мысли друга, Хаддад предостерег его словами:

— Ты сделал все, что мог. По крайней мере на сегодняшний день. Присмотри за ней, — кивнул он в сторону Пэм.

— Коттон, ты не можешь позволить им вот так просто взять и убить его! — с отчаянием в голосе прошептала Пэм.

— Зато он может, — с ноткой горечи проговорил Хаддад и, обращаясь к Адаму, спросил: — Будет ли мне позволено прочитать последнюю молитву?

Израильтянин слегка развел руками.

— Разве могу я отказать человеку в столь благочестивой просьбе! Прошу вас.

Хаддад подошел к одному из стоявших вдоль стены комодов и вновь повернулся к Адаму.

— Здесь у меня лежит подушка, на которую во время молитвы я преклоняю колени. Можно мне взять ее?

Адам пожал плечами.

Хаддад медленно выдвинул ящик и обеими руками вынул из него подушку малинового цвета. Затем старик подошел к окну.

Малоун, словно во сне, видел, как подушка вдруг начала падать на пол, а правая рука Хаддада пошла вверх, крепко сжимая пистолет.



Стефани ждала ответа на свой вопрос.

— Хаддад представляет собой угрозу для безопасности Израиля, — сказала Диксон. — Он был опасен для нас пять лет назад и продолжает оставаться таковым сегодня.

— Не потрудишься ли объяснить?

— Почему ты не спросишь об этом своих соотечественников-американцев, представляющих различные властные структуры?

Стефани хотелось уйти от этой темы, но она все же решила быть честной:

— Мнения разделились.

— И в каком лагере находишься ты?

— Мой бывший агент попал в беду. Я должна ему помочь.

— Коттон Малоун. Знаю. Но он отдавал себе отчет, во что ввязывается, когда прятал Хаддада.

— Зато его сын — ни при чем.

Диксон пожала плечами.

— Несколько моих друзей погибли от рук террористов.

— Звучит немного ханжески, тебе не кажется?

— Не кажется. Палестинцы не оставляют нам выбора в том, как вести себя по отношению к ним.

— Они делают то же самое, что делали евреи в сорок восьмом году, — не сдержалась Стефани.

Диксон фыркнула.

— Если бы я знала, что ты снова затеешь спор на эту тему, я бы не пришла.

Стефани было известно: Диксон не желает слышать о терроризме конца сороковых годов, который в основе своей был в большей степени еврейским, нежели арабским. Но она не собиралась давать подруге поблажек.

— Если хочешь, можем еще раз поговорить об отеле «Царь Давид».

В одном из крыльев этого иерусалимского отеля помещалась штаб-квартира британской администрации. После рейда в июле 1946 года в офис местного отделения Еврейского агентства, в ходе которого были изъяты документы весьма щекотливого содержания, боевики национальной военной организации «Эцель» ответили британцам взрывом бомбы. Погиб девяносто один человек, еще сорок пять были ранены. Пятнадцать погибших оказались евреями.

— Британцев предостерегали, — парировала Диксон. — Не наша вина, что они проигнорировали предупреждение.

— Так или эдак, но это был акт еврейского терроризма, направленный против англичан, — сказала Стефани. — Евреи хотели выдавить британцев и арабов из Палестины и шли ради этого на все. Точно так же, как на протяжении десятилетий действовали палестинцы.

Диксон потрясла головой.

— Мне осточертело выслушивать эту чушь! Накба — сущий анекдот! В сороковых годах арабы бежали из Палестины по собственной воле, потому что были напуганы до смерти. Первыми запаниковали богатые, остальные разъехались потому, что их об этом просили лидеры арабского мира. Они все искренне верили в то, что нас удастся сокрушить в течение нескольких недель. Сбежавшие удалились всего на несколько миль и ждали в соседних арабских государствах. И никто, включая тебя, даже не заикается о евреях, которых изгнали из этих самых арабских государств. — Диксон развела руками. — Так обстоят дела. И что же? Кому до них есть дело? Но зато арабов жалеют все, кому не лень. Ах, бедные арабы! Ах, какая трагедия!

— Отбери у человека землю, и он будет воевать с тобой до скончания века.

— Мы ничего ни у кого не отбирали. Мы купили эту землю, и большая ее часть в то время представляла собой болота и никому не нужное пространство, заросшее чертополохом. И кстати, восемьдесят процентов тех арабов, которые бежали, были крестьянами, кочевниками или бедуинами. Землевладельцы — те самые, которые подняли вой, — проживали в Бейруте, Каире и Лондоне.

Стефани уже доводилось слышать эти аргументы.

— Напевы израильской пропаганды не меняются.

— Все, что надо было сделать арабам, — это согласиться на резолюцию ООН тысяча девятьсот сорок седьмого года, которая призывала к образованию двух государств — арабского и еврейского. Так нет же! Ни в коем случае! Никаких компромиссов! Репатриация всегда являлась и является необходимым условием для дискуссий подобного рода, но этого не происходит. Израиль — реальность, которая не исчезнет. И меня тошнит от того, как все носятся с арабами. Они живут в лагерях для беженцев только потому, что того хотят арабские лидеры, которые добились бы этого, даже если бы дело обстояло иначе. Эти лагеря нужны для того, чтобы весь мир терзался угрызениями совести за то, что произошло в тысяча девятьсот сорок восьмом году. Но при этом никто, даже Америка, не критикует арабов за эти ухищрения.

— В данный момент, Хизер, меня интересуют только Малоун, его сын и Джордж Хаддад.

— Они интересуют и Белый дом. Нашим людям сказали, что ты вмешиваешься в дело Хаддада. Ларри Дейли заявил, что ты для него — заноза в заднице.

— Что ж, ему виднее.

— Тель-Авив не хочет никакого постороннего вмешательства.

Стефани внезапно пожалела о своем решении встретиться с Хизер Диксон, но все-таки спросила:

— Почему это так важно? Объясни мне, и, возможно, я отойду в сторону.

Диксон усмехнулась.

— Детский прием. Неужели на такие еще кто-то покупается?

— Я подумала, что, может, сейчас сработает. — Стефани еще надеялась на то, что их дружба что-то значит. — Между нами с тобой.

Диксон огляделась. По аллее гуляли люди, наслаждаясь погожим днем.

— Все это очень серьезно, Стефани.

— Насколько серьезно?

Диксон завела руку за спину, а когда та снова появилась, в ней был зажат пистолет.

— Вот насколько.

25


Лондон


Увидев пистолет в руке Хаддада, Малоун понял, что его друг решил принять свой последний бой, перестать прятаться, встретиться со своими демонами лицом к лицу.

Хаддад выстрелил первым. Его пуля ударила Еву в грудь и сбила женщину с ног. Из раны хлынула кровь.

В следующий момент послышался хлопок, и из глушителя на стволе пистолета Адама потянулся дымок. Хаддад вскрикнул. Пуля израильтянина, пронзив его сердце, вышла из-под левой лопатки и пробила карту за его спиной, забрызгав ее красными каплями. Ноги палестинца подломились, и старик рухнул на пол.

Пэм пронзительно завизжала.

Малоуну показалось, что из комнаты выкачали воздух. Ему было нечем дышать, сердце колотилось, как зажатая в руках птица.

Он повернул голову к Адаму. Израильтянин опустил пистолет.

— Я пришел, чтобы убить его, — проговорил он. Прежней сердечности в голосе мужчины как не бывало. — Моя миссия окончена. Вы, Малоун, для моего правительства опасности не представляете, хотя и причинили нам кучу неприятностей. Но это была ваша работа. Так что живите.

— Премного вам благодарен.

— Я не убийца. Я — ликвидатор.

— А как быть с ней? — Малоун кивнул на труп Евы.

— Ей я ничем помочь не могу. А вы — ему. — Адам указал стволом пистолета на труп Хаддада. — За ошибки надо платить.

Затем израильтянин повернулся и исчез за дверью. С лестничной площадки донесся звук его шагов.

Пэм словно окаменела, уставившись на тело Хаддада. Рот старика так и остался раскрытым в предсмертном крике. Малоун и Пэм обменялись взглядами, но не произнесли ни слова. Он все прекрасно понимал: Адам был ликвидатором, нанятым суверенным государством для устранения неугодного тому человека. Но это не являлось смягчающим обстоятельством. Эта сволочь все равно оставалась убийцей!

Джордж Хаддад был мертв, и подонок должен за это заплатить!

Темный, как грозовая туча, Малоун поднял с пола пистолет Хаддада и направился к двери.

— Оставайся здесь, — велел он Пэм.

— Что ты намерен делать?

— Убить мерзавца.



Стефани была скорее удивлена, нежели напугана внезапно возникшим в руке подруги пистолетом.

— Видимо, правила изменились, Хизер? — осведомилась она. — Я полагала, что мы союзники.

— Это самое забавное в отношениях между США и Израилем: иногда сам не знаешь, на чьей ты стороне.

— А ты, судя по всему, чувствуешь себя весьма уютно после звонка из Белого дома?

— Я всегда чувствую себя уютно, когда американцы ссорятся друг с другом.

— Ларри Дейли желает заполучить Хаддада, ты это понимаешь? Все это задумано лишь для того, чтобы отвлечь твое внимание, пока наши агенты ищут его.

— В добрый путь! Но о местонахождении Хаддада известно лишь Малоуну и нам.

Стефани не понравилось, как прозвучал голос Хизер Диксон. С этим было пора кончать. С того самого момента, когда она села на лавку, пальцы Стефани лежали на ноге, возле колена, где, скрытое свободными брюками, было закреплено радиоэлектронное устройство экстренного вызова подкрепления.

— Это еще зависит и от того, имеется ли у американской разведки источник в твоем ведомстве.

— Операция проводилась в условиях абсолютной секретности, поэтому я сомневаюсь, что могли быть какие-то утечки. Кроме того, сейчас Хаддад, скорее всего, уже мертв. Наши агенты отправились к нему уже несколько часов назад.

— В чем смысл этого шоу? — спросила Стефани, указав левой рукой на пистолет, который держала Хизер. Ее правая рука, однако, продолжала лежать на ноге возле колена.

— К сожалению, ты стала проблемой для собственного правительства.

— Ха, чтобы решить эту проблему, было бы достаточно отправить меня в отставку!

— Теперь этого уже недостаточно. Насколько мне известно, тебя предупреждали, чтобы ты не ввязывалась в это дело, ты же, наоборот, подняла на ноги всю свою службу. Ты не подчинилась приказу.

— Ларри Дейли мне не начальник.

— Зато его босс — начальник всех начальников.

Стефани поняла: если в мишень превратилась она, то под прицелом может оказаться и Брент Грин, хотя убийство генерального прокурора, конечно, наделает куда больше шума, чем ее смерть. Однако в Белом доме, видимо, рассчитали, что на страницах утренних воскресных газет не будет места для трупов. Ее пальцы приготовились нажать на тревожную кнопку.

— Ты пришла сюда, чтобы выполнить грязную работу за Дейли?

— Точнее будет сказать, что тут наши с ним интересы совпали. Кроме того, нам, израильтянам, нравится, когда Белый дом оказывается перед нами в долгу.

— Собираешься пристрелить меня прямо здесь?

— Я — нет. Это с радостью сделают мои арабские помощники.

— Ты работаешь с арабами? — Такое не умещалось в голове у Стефани.

Диксон покачала головой:

— Потрясающе, Стефани! Тебе удалось то, что на протяжении веков не удавалось сотням политиков — заставить арабов и евреев действовать сообща! В этом деле с нами сотрудничают саудовцы. У нас общая цель, и поэтому все разногласия и проблемы оказались отодвинутыми на задний план. — Диксон пожала плечами. — По крайней мере на некоторое время.

— В том числе и эта проблема: Израиль руками саудовцев убивает американку?

Диксон театрально скривила лицо.

— Разве ты не видишь преимуществ ситуации? Мы находим проблему, они ее устраняют. В выигрыше — все.

— Кроме меня.

— Ты знаешь правила игры. Сегодняшний друг завтра может стать врагом. И наоборот. У Израиля в этом мире мало друзей, угроза исходит отовсюду. Мы делаем то, что должны делать ради выживания.

Направленный на нее ствол пистолета Стефани впервые увидела, когда искала Малоуна, занимавшегося делом тамплиеров. Еще тогда она ощутила дыхание смерти. К счастью, она предусмотрела такое развитие событий.

— Делай то, что должна.

Указательный палец ее правой руки надавил на скрытую под тканью брюк тревожную кнопку. Меньше чем через минуту появятся ее люди.

Оставалось только ждать.

Внезапно глаза Хизер Диксон закатились, и она стала боком валиться на Стефани. Ее тело стало ватным, а пистолет вывалился из руки и упал на траву.

Стефани подхватила безвольное тело и только тогда увидела дротик с оперением, вонзившийся в шею израильтянки. Ей было хорошо известно, что это такое.

Стефани медленно обернулась. Позади, в нескольких футах от скамейки, стояла женщина с кожей цвета молочного шоколада и длинными черными волосами. На ней была дорогая кашемировая кофта и обтягивающие джинсы — одежда, позволяющая по достоинству оценить ее тренированную и в то же время женственную фигуру. В левой руке она сжимала пневматический пистолет.

— Благодарю за помощь, — сказала Стефани, пытаясь скрыть удивление.

— Для этого я сюда и пришла, — улыбнувшись, ответила Кассиопея Витт.



Малоун бегом спускался по лестнице. Убить Адама — задача не из легких. Профи никогда не бывают легкой мишенью.

Перепрыгивая через несколько ступенек кряду, он на бегу проверил обойму. Семь патронов. Достаточно. Израильтянин наверняка знает, что Малоун попытается его убить. Более того, он сам вовлек американца в эту гонку. Адам не взял пистолет Хаддада, а профи так не поступают. Всякая чепуха относительно «профессиональной этики» в данном случае не срабатывала. Наемным убийцам было плевать на формальные правила, они являлись «чистильщиками» разведки.

Свидетели мешали всегда и всем. Так почему Адам не «зачистил» всех? Может, ему был нужен конфликт? Убийство американского агента — пусть даже отставного — чревато последствиями, но если американец нападет первым, это уже будет выглядеть как самооборона.

К тому моменту, когда Малоун добежал до первого этажа, сомнений в его душе не осталось. Указательный палец правой руки лежал на спусковом крючке.

К нему вернулись прежние ощущения, давно ставшие неотъемлемой частью его сущности. Он полагал, что сумел заключить мир с этими демонами, но, находясь во Франции, понял, что всегда останется игроком — вне зависимости от того, в отставке он или нет. Вчера, в замке Кронборг, Пэм упрекнула его в том, что ему было недостаточно ее и Гари, что он постоянно нуждался в «бесконечной гонке». Этот упрек прозвучал обидно, поскольку был несправедлив. У него не было потребности в гонке, но, когда она начиналась, он знал, как действовать.

Выйдя на крыльцо, Малоун зажмурился — после сумрака, царившего в подъезде, свет октябрьского солнца показался нестерпимо ярким. Адам успел отойти от подъезда футов на пятьдесят и неторопливо шагал по тротуару. Малоун двинулся следом за ним.

По обе стороны узкой улочки выстроились припаркованные машины. Обоими концами улица выходила на оживленные автострады, и оттуда доносился шум транспортного движения. По противоположной стороне улицы шли несколько пешеходов.

Малоун не собирался тратить время на разговоры с убийцей и поэтому поднял руку с пистолетом. Но Адам, словно у него были глаза на затылке, резко развернулся.

Малоун упал на асфальт, а в следующую секунду над его головой просвистела пуля и вонзилась в одну из стоящих машин. Малоун перекатился и выстрелил в направлении Адама. Израильтянин, однако, предусмотрительно сошел с тротуара и укрылся за машинами. Малоун снова перекатился и оказался на проезжей части, между двумя припаркованными автомобилями. Затем он поднялся на колени и выглянул, ища глазами своего противника. Адам находился через десять машин от него. Он снова выстрелил в Малоуна, но промахнулся. Прохожие в панике разбегались. И вдруг Малоун услышал за своей спиной стон. Он обернулся и увидел Пэм, лежащую на крыльце дома Джорджа Хаддада. Из левой руки женщины хлестала кровь.

26


Вашингтон, округ Колумбия


Стефани была рада видеть Кассиопею Витт. В последний раз они общались во Французских Пиренеях, где совместно выполняли другое задание.

— Положи ее, и давай убираться отсюда, — сказала Кассиопея.

Стефани встала, и тело Хизер Диксон безвольно повалилось на деревянную скамейку.

— У нее останется уродливый шрам на шее, — проговорила марокканка.

— Плевать мне на это. Она едва не убила меня. Не хочешь рассказать, как ты здесь оказалась?

— Хенрик решил, что тебе может потребоваться помощь. Он пообщался со своими людьми в Вашингтоне, и у него возникло какое-то гадкое чувство. Я находилась по соседству, в Нью-Йорке, вот он и попросил меня приглядеть за тобой.

— Как ты меня нашла?

— Это было несложно.

Стефани не могла не восхититься предусмотрительностью Торвальдсена.

— Напомни мне послать ему поздравительную открытку на Рождество.

— Ему это наверняка понравится, — улыбнулась Кассиопея.

— Какое горькое разочарование! — вздохнула Стефани, указав кивком головы на Диксон. — А я-то считала ее своей подругой.

— В твоей работе подруг не бывает.

— Коттон — в еще большей беде.

— Хенрик считает так же. Он надеется, что ты сможешь помочь.

— В данный момент я сама превратилась в мишень, — откликнулась Стефани.

— Что ставит нас перед новой проблемой.

Американке не понравился тон, которым были произнесены эти слова.

— Мисс Диксон пришла на эту встречу не одна. — Кассиопея мотнула головой в сторону монумента Вашингтона. — За тем холмом стоит машина, а в ней — двое мужчин. И на израильтян они не похожи.

— Саудовцы.

— Вот это номер! Как тебе удалось разозлить стольких людей?

Двое мужчин уже спускались с холма, направляясь в их сторону.

— Нет времени объяснять, — сказала Стефани.

Женщины торопливо пошли прочь. От преследователей их отделяло ярдов пятьдесят — смешная дистанция, если мужчины вздумают стрелять.

— Я надеюсь, ты предусмотрела подобный поворот событий? — осведомилась Стефани.

— Не совсем. Но я умею импровизировать.



Малоун мигом забыл про Адама и, покинув свое укрытие, бросился к лежавшей Пэм. Ее одежда была в уличной пыли. Оглянувшись, он увидел убегающего Адама.

— Ты жива? — спросил он, склонившись над женщиной.

Ее лицо было искажено гримасой боли, правой рукой она зажимала раненое левое плечо.

— Очень больно! — выдавила она сдавленным шепотом.

— Дай мне взглянуть.

Женщина помотала головой.

— Нет, когда я зажимаю, мне легче.

Малоун принялся отдирать ее правую руку от раны. Глаза женщины расширились от боли и злости.

— Нет!

— Я должен осмотреть рану!

Он не произнес то, что вертелось на языке у обоих: почему она не осталась наверху?

Наконец Пэм сдалась и разжала испачканные кровью пальцы. Осмотрев плечо бывшей жены, Малоун убедился в том, о чем уже догадывался: рана пустяковая. Пуля задела плечо по касательной. Если бы ранение было серьезным, это было бы ясно давно: люди, получившие такие раны, впадают в шок.

— Всего лишь царапина.

Правая рука Пэм вновь легла на раненое плечо.

— Благодарю за диагноз.

— У меня имеется некоторый опыт в таких делах.

Ее взгляд смягчился. Женщина поняла, что он имеет в виду.

— Нам нужно уходить, — проговорил Малоун.

Ее лицо снова скривилось от боли.

— Но я истекаю кровью!

— Соберись. Выбора нет.

Он помог ей встать на ноги.

— Черт побери, Коттон!

— Я понимаю, больно, однако если бы ты осталась в квартире, как я просил…

Вдалеке послышался вой сирен.

— Мы должны убираться отсюда. Но сначала нужно кое-что сделать.

Пэм, похоже, удалось взять себя в руки, и он повел ее внутрь здания. Сирены звучали уже ближе.

— Зачем мы возвращаемся? — спросила Пэм, когда они добрались до площадки третьего этажа.

А дело было в том, что Малоун вспомнил слова, сказанные Хаддадом перед тем, как началась стрельба: «Ты многому меня научил. Я помню все твои уроки и до последнего дня старался следовать им неотступно. В том числе и относительно того, как сберечь самое важное». Когда Малоун спрятал Хаддада, он научил его держать все самое важное в собранном виде и наготове — на тот случай, если придется спешно спасаться бегством. Теперь настало время проверить, усвоил ли Хаддад эту науку.

Они вошли в квартиру.

— Отправляйся на кухню и найди чистое полотенце, — сказал он, — а я пока займусь делами.

У них в запасе оставалось две или три минуты.

Малоун кинулся в спальню. Пол тесной, не больше его собственной спальни в Копенгагене, комнаты был завален давно не читанными книгами и бумагами, постель была не убрана, прикроватные тумбочки и шкафчики напоминали лотки на блошином рынке. Стены и здесь были увешаны картами Израиля — старинными и современными, но рассматривать их у Малоуна не было времени.

Надеясь на то, что инстинкт не подвел его, Малоун опустился на колени и стал шарить рукой под кроватью.

Хаддад звонил на Ближний Восток, зная, что возмездие последует незамедлительно. А когда неизбежное случилось, он не стал уклоняться от схватки, а, наоборот, первым бросился в нее, заранее зная, что ему не выиграть.

Что сказал его друг? «Я знал, что ты придешь». Как глупо! Хаддаду не было никакой нужды приносить себя в жертву. Видимо, старику на протяжении многих десятилетий действительно не давала покоя мысль о когда-то убитом им человеке.

«Это был мой долг по отношению к Хранителю, которого я застрелил. Теперь моя совесть чиста».

Это Малоуну было понятно.

Его рука что-то нащупала. Он ухватил это и вытащил из-под кровати. Предмет оказался кожаным ранцем. Торопливо расстегнув застежки, Малоун обнаружил внутри книгу, три блокнота на спиральной проволоке и четыре свернутые карты. Оставалось надеяться лишь на то, что из всей хранящейся в квартире информации эта была самая важная.

А вот теперь действительно надо было срочно делать ноги.

Малоун кинулся обратно в гостиную. Пэм, прижимая к раненому плечу полотенце, вышла из кухни.

— Коттон… — проговорила она, и в ее голосе он уловил вопросительные интонации.

— Не сейчас!

Закинув ранец на плечо, он вытащил ее из квартиры, успев перед этим взять шаль, лежавшую на спинке кресла. Они поспешно спустились по лестнице.

— Как твое плечо? — спросил Малоун, когда они вышли на тротуар.

— Жить буду, — ответила женщина. — Послушай, Коттон…

Сирены надрывались уже в квартале от дома. Он набросил шаль на плечи Пэм, чтобы скрыть рану.

Неторопливо, чтобы не привлекать внимание окружающих, они двинулись по улице.

— Прижимай полотенце к плечу, — сказал он.

Через сотню футов они вышли на бульвар, окунувшись в водоворот незнакомых лиц, с трудом удерживаясь от того, чтобы перейти на бег. Оглянувшись, Малоун увидел машины с проблесковыми маячками, затормозившие перед домом Хаддада.

— Коттон?

— Я знаю! Не будем терять время!

Он действительно знал, о чем хотела спросить его Пэм. Он тоже заметил это, когда они вернулись в квартиру. Ни на стене, ни на полу не было следов крови. Не было удушающего порохового запаха смерти.

Тела Евы и Джорджа Хаддада бесследно исчезли.

27


Долина Рейна, 17.15


Сейбр скользил взглядом по высоким берегам реки, вдоль которой тянулась автострада. Эти места изобиловали лиственными лесами, а по склонам холмов спускались виноградники. На протяжении почти семисот лет на самых высоких точках здешних мест стояли крепости Пфальц, Рейнштайн, Зоонек. Миновав коварный изгиб реки у возвышающейся на 194 метра над восточным берегом скалы Лорелеи — опаснейшее место, где испокон веку гибли корабли, — Сейбр увидел круглую башню крепости Бург Катц. Дальше можно было различить темно-желтые, сложенные двести лет назад известняковые стены замка Штольценфельс. Через несколько минут на горизонте показался конечный пункт его путешествия, легко узнаваемые очертания Марксбурга.

Сейбр выехал из Ротенбурга два часа назад и ехал с постоянной скоростью в девяносто миль в час, сбавив ее, только когда проезжал через пригороды Франкфурта, где он попал в обычные для немецкого полудня автомобильные пробки. Оттуда к Кельну вели две дороги: автострада А60 и двухполосное шоссе номер 9, тянущееся вдоль Рейна. Для первой половины пути Сейбр выбрал последнее, но оставшуюся дистанцию собирался проехать по автобану. Поэтому теперь, бросив последний взгляд на средневековые замки, он сбавил скорость и свернул на ответвление, отмеченное голубыми полосками. Это был выезд на шоссе А60.

Оказавшись на скоростной автотрассе, Сейбр перестроился в крайний левый ряд и дал полную скорость. Взятый напрокат «БМВ» взревел и ракетой понесся вперед. По обе стороны дороги тянулись пасторальные пейзажи: холмы, рощи и пастбища.

Он посмотрел в зеркало заднего вида.

«Хвост», серебристый «мерседес», оставался там же, где и был, — на приличном расстоянии, за три машины от него. «Мерседес» мог бы легко оказаться незамеченным, но только не для Сейбра. Он ожидал преследователей, и они не разочаровали, увязавшись за ним от самого Ротенбурга. Интересно, подумалось ему, обнаружили уже тело Ионы в «Баумейстерхаусе»? Смерть Ионы избавила израильтян как минимум от одной проблемы: предательство на Ближнем Востоке неизбежно каралось смертью. С другой стороны, евреи утратили возможность допросить предателя и это могло их разозлить.

Ему нравились немецкие автобаны: отведенные специально для них три широкие полосы, редкие повороты, идеальное дорожное покрытие. Все условия, чтобы гнать и при этом думать о своем. Дорожный знак сообщил Сейбру, что до Кельна осталось восемьдесят два километра. Он прекрасно знал, где находится: к югу от Кобленца и в пятнадцати километрах от Рейна. Он приближался к реке Мозель. Сейбр перестроился в другой ряд.

И посмотрел на четыре других машины, появившихся позади «мерседеса». Наконец-то!

Вот уже девять лет он по приказу Синего Кресла искал Александрийскую библиотеку. Старик был одержим этой идеей. Поначалу Сейбр относился к предприятию с глубочайшим скепсисом, но чем больше он узнавал, тем больше укреплялся во мнении, что цель не такая уж утопическая. А в последнее время он в этом окончательно убедился. Если к ее достижению стремятся израильтяне, это уже о чем-то говорит, а уж Альфред Херманн точно не двинулся умом.

Сейбр успел узнать многое. И теперь пришло время использовать это знание. Для себя.

Он уже давно почувствовал, что это дело может оказаться тем самым шансом, который жизнь предлагает человеку только раз. Оставалось рассчитывать лишь на то, что Коттон Малоун окажется достаточно оборотистым парнем и сумеет сделать «козью морду» израильтянам — что бы они против него ни задумали. Евреи действуют быстро. Они всегда были такими. Но из того, что Сейбр слышал и видел, он знал, что Малоун тоже профи, хоть и в отставке. Он справится с ситуацией.

Впереди появился виадук.

Одна из машин, следовавших за «мерседесом», перестроилась в другой ряд, затем сделала тот же маневр в обратном порядке и оказалась впереди «мерседеса». Две другие машины, увеличив скорость, оказались по его бокам, взяв машину «в коробочку». Последний автомобиль из свиты Сейбра ударил «мерседес» в бампер.

Они въезжали на мост. До него оставалось меньше мили. Слева, в пропасти глубиной в четыреста футов, текла река Мозель. В точности так, как инструктировал своих наемников Сейбр, передняя машина резко затормозила. Водитель «мерседеса» отреагировал так, как только и мог отреагировать, — вдавил в пол педаль тормоза. В тот же самый момент левая машина ударила в бок «мерседеса», а задняя врезалась в его бампер, придав жертве добавочное ускорение. Комбинация этих ударов швырнула «мерседес» на металлическую дорожную ограду и перебросила через нее.

Через несколько секунд машина превратилась в огненный шар.

Сейбр думал о том, что происходило в «мерседесе» за короткие секунды до катастрофы. Наверняка после первого удара водитель и пассажиры пытались отстегнуть ремни безопасности. Но это им не удалось. Не было времени. Поскольку падение машины с высоты четырехсот футов заняло всего лишь несколько секунд, а удар о водную поверхность был сродни столкновению с асфальтом. Никто не мог уцелеть. Ледяная вода мгновенно схватила новую жертву и отправила ее на илистое дно — туда, откуда течение со временем перетащит ее в русло еще более быстрого Рейна.



Четыре машины обогнали Сейбра, и водитель последней махнул ему рукой. Сейбр тоже ответил взмахом руки. Эти мужики туповаты, но они честно отработали каждый заплаченный им евро.

Сейбр ехал дальше. В Кельн.

Израильтяне разберутся в произошедшем не раньше чем через несколько дней. Проблема Сейбра сгинула в сортире ротенбургского ресторана, а группа еврейских агентов нашла свое последнее пристанище на дне Мозеля. Установили ли они его личность? Вряд ли. Если бы они знали, кто он такой, зачем было его фотографировать? Нет, он по-прежнему оставался «темной лошадкой».