Татьяна Игоревна Луганцева

Фея из комиссионки

© Т.И. Луганцева, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Глава первая

Вечерело. За окнами в домах зажигались первые тёплые огни. На стуле в кабинете следователя Виталия Николаевича Лебедева сидела, недовольно поджав губы, его давняя приятельница Яна Карловна Цветкова и отрицательно качала головой.

– Нет, Виталий, даже не проси…

Следователь отложил папку с документами, которые пытался просматривать, и недовольно сказал:

– Ну, а ты, моя дорогая, сколько раз обращалась ко мне за помощью, и я ведь ни разу тебе не отказал.

Яна недобро прищурилась.

– Ты не отказывал, но всегда меня отчитывал. И такая я была у тебя, и сякая…

Цветкова отличалась удивительной способностью влипать в самые невообразимые истории, из которых выкручиваться ей всегда помогал ее друг полковник Лебедев.

– Но ведь я тебе всегда помогал, а ты…

– Помогал… – прервала его Яна. – Куда же я без тебя? Хочешь сказать, что пришла моя очередь помогать тебе? – спросила она.

– Замуж ты за меня отказалась выходить, – напомнил Виталий.

– И правильно сделала, хоть дружбу нашу сохранила. Я не знаю, что тебе ответить. Глупая ситуация.

– Ты не знаешь мою маму. Для нее вопрос брака – это очень серьезно. Она объявила мне, что не умрет счастливой, пока я не обрету семью.

– Так женись! – не поняла Яна, накручивая длинные, абсолютно белые волосы на палец.

– Не хами! Ты знаешь, что это не мое.

– А со мной что тогда было? – удивилась Яна.

– С тобой случай особый, – смутился Виталий Николаевич, – а так я далёк от мыслей о женитьбе. Но когда мать наседала, я много раз упоминал тебя. И она затвердила твое имя, как название любимого печенья. Моя мама – очень проницательная женщина, и если я предъявлю ей какую-нибудь другую девушку в качестве своей будущей жены, она ни за что не поверит. Она – мать сыщика, и это звание несет гордо и со страданием.

– Хочешь сказать, что если ты сообщишь ей, будто я твоя невеста, она поверит? – спросила Цветкова.

– Вот тебе, Яна, точно поверит! И имя на слуху, да и актриса ты очень хорошая! – заверил ее Виталий Николаевич.

Цветкова окинула своего приятеля оценивающим взглядом.

Лебедев был мужчина среднего роста и среднего телосложения, с приятным, мужественным лицом, карими глазами с прищуром, с густыми, вьющимися темными волосами. Правда, сейчас они уже были подёрнуты сединой. Отличительной особенностью Виталия был его внешний вид, вернее, то, как и во что он одевался. Какие-то дико старомодные, не подходящие по размеру, мятые и всегда в пятнах костюмы. Они все были словно с чужого плеча и размера на четыре больше, чем нужно. Всегда на нем были мешковатого вида брюки и пиджак со спущенными плечами чуть ли не на уровне локтя. Яна недоумевала: где Виталий берет такую одежду? Ну, явно не в магазине! В магазинах одежды кроме этого незадачливого покупателя присутствуют вполне вменяемые продавщицы, которые дорожат своим рабочим местом и борются за звание лучшей работницы месяца. Костюмы Виталия оставались загадкой века. Рубашек у Лебедева было огромное количество, но он вряд ли их гладил. Рубашки также были жутко старомодными и по цвету, и по крою, и по форме воротничка, словно их пошили в шестидесятых годах прошлого века. Складывалось впечатление, что он где-то ограбил склад старой лежалой одежды.

Обувь тоже была под стать. Обязательно пыльные, вроде когда-то дорогие, но безумно стоптанные ботинки, давно потерявшие и цвет, и форму. Естественно, Виталий уверял, что они очень удобные, что его нога просто срослась с ними, а удобная обувь для следователя – уже залог успеха половины дела.

И еще старомодная стрижка и часто небритое лицо. Причем сразу было ясно, что это не модная лёгкая небритость, создаваемая специальной насадкой на дорогом триммере, а общее наплевательское отношение к себе. Одного взгляда было достаточно, чтобы любая женщина поняла, что перед ней холостой неухоженный мужик, который просто забыл побриться одноразовым станком и вот уже несколько дней не вспоминал об этом.

Но была и приятная черта. Виталий был очень чистоплотным и обожал дорогой мужской парфюм. Это его во многом оправдывало.

Коллеги подсмеивались над ним, но называли русским Коломбо. В следственном деле Лебедев был дока.

– Ты забыл, что я врач-стоматолог? Ты эти свои… эротические видения оставь в покое. Нашел актрису! – возмутилась Яна.

– Генетика, – не согласился Виталий Николаевич, намекая на то, что мать Яны, Валентина Петровна, всю жизнь служила ведущей актрисой в Театре юного зрителя провинциального театра.

– И что я должна делать? Конкретнее, – спросила Яна, понимая, что он от нее не отстанет.

– Мама объявила, что тяжело болеет и ей уже недолго осталось… Я не хочу, конечно, об этом думать. Но чтобы она уже успокоилась за меня… А я для мамочки – острый, неулаженный в этой жизни вопрос. Мы приедем к мамочке вместе, ты с ней познакомишься, попьём чайку – и всё. Я твой должник!.. – уговаривал ее Виталий Николаевич.

– И когда ты планируешь меня представить своей родительнице?

– Когда тебе будет удобно. Мама сейчас в Сочи.

– Вот как? О, нет! Только не туда! У меня что-то не очень хорошие впечатления от этого города. Вроде курорт, едешь отдыхать, развлекаться, а у меня там какой-то треш получается. Я уже боюсь услышать название города – Сочи!.. – поёжилась Цветкова.

– Это потому, что ты ездила без меня, а со мной всё будет спокойно и хорошо, – заверил ее Виталий Николаевич.

– Ну почему представлять нас друг другу надо обязательно в Сочи? Что за спешка? Может, подождать, когда она вернётся? – капризничала Яна.

– Мама находится там на лечении.

– Лечится от чего? – уточнила Яна.

– От старости, – вздохнул Виталий. – Пансионат для пожилых.

– Постой-ка! Ты свою мать сдал в богадельню? В дом для престарелых? – Большие голубые глаза Яны вспыхнули недовольством.

– Не нагнетай! Во-первых, это было ее решение. Во-вторых, это очень дорогой и хороший пансионат. Морские купания, свежие фрукты, медицинский уход, приятная компания. Дома она страдала от одиночества и тоски, а там у нее полно друзей. Мы разговариваем с ней по скайпу каждый день. Как только у меня выдаются свободные дни, я навещаю ее.

– И всё-таки ей с тобой было бы лучше, – возразила Цветкова. – Если бы ты был нормальный сын, то мать не ушла бы в дом престарелых.

– Я ни в чем ей не отказывал! Я всегда приглашал ее жить ко мне…

– Ну, да! Несмотря на твою любовь к чистоте, в твоей холостяцкой берлоге, наверное, грязные носки разбросаны по всем углам, можно их собирать в новогодние гирлянды! Не так ли?

Лебедев неуверенно пожал плечами. А Яна продолжала:

– Ухаживать за тобой. Гладить, стирать и убирать, и это человеку в возрасте. Да еще терпеть твой характер и обострения язвы, которые ты лечишь только водкой.

Виталий Николаевич удивлённо поднял брови.

– Ты знакома с Лидией Васильевной? С моей мамой?

– Не имела чести, – ответила Яна.

– Так откуда же ты знаешь, что она говорила мне – слово в слово? – спросил Виталий Николаевич. – Именно поэтому мать категорически не хотела ехать ко мне жить. И мне жизнь портить не хотела, да и себе усложнять не желала. Характер у нее в меня…

– У тебя в нее, – поправила Яна.

– Мама всегда обожала морские курорты, поэтому и выбрала пансионат именно там. Москву, если честно, не любила. Пансионат дорогой, хороший. И ты не думай, что я этому не сопротивлялся. Кто бы меня слушал и соглашался бы со мной!.. Мне пришлось включить все свои связи, чтобы устроить ее туда. Я устал выслушивать чуть ли не каждый день стоны и плач о том, что «я умру, и ты останешься один».

– Ты сейчас рассчитывал, что я тоже пущу слезу? И брошусь убеждать твою маму в обратном? Но я уже, как это…

– Опытная? – предположил Виталий.

– Считай, что я не слышала этого определения. Я, милый мой, тёртый калач, меня на мякине не проведёшь. Я всегда горой стою за женщин. И если это решение твоей мамы, я принимаю его. Нужно помочь тебе? Я тебе помогу. Что уж тут поделаешь… Хотя всё это как-то неприятно, и ты, конечно, полный паразит. Ведь мог бы познакомить маму с женщиной, которая тебя любит многие годы, верна тебе…

– Ты, как всегда, имеешь в виду свою подругу Асю? – усмехнулся Виталий Николаевич.

Яна с Асей дружили всю жизнь – с детского сада. Интересно, что Ася Юрьевна была полной противоположностью Яны, как внешне, так и внутренне, но дружба с годами только крепла. У Аси было несколько неудачных замужеств, она воспитывала двух дочек. Одна была приёмной. Но никто об этом не знал. Она взяла ребёнка из роддома чуть ли не через неделю после рождения и растила девчонок, не делая никаких различий. Ася была адвокатом, и весьма успешным. Только одна существенная проблема омрачала ее жизнь. Она давно любила Виталия Николаевича, но любовь была безответной Она даже Яне – своей лучшей подруге – не могла в этом признаться очень долго. А когда та сама догадалась, Ася сказала:

– Что толку? Он же всю жизнь сохнет по тебе.

Так невольно Яна стала участницей этого очень даже неприятного для нее любовного треугольника, в котором страдали два ее близких человека, а она не могла никому из них помочь.

– А что ты имеешь против Аси? – фыркнула Цветкова. – Ты бы был для нее идеальной половинкой.

– Я половинкой быть не хочу, хочу быть цельной личностью. И пудрить мозги твоей подруге тоже не собираюсь. Мы попробовали быть вместе. Нам было хорошо, но дальше ничего не происходит, потому что я ее не люблю, – ответил ей Виталий Николаевич довольно резко.

Так каждый раз разговор превращался в разговор ни о чем.

Яна очень долго и мучительно шла к своему личному счастью. Ей было уже далеко за… когда она подумала, что, видимо, не способна никого полюбить по-настоящему, принести кому-то счастье. Она влюблялась, уходила от своих мужчин, разрушая их жизни. Невольно, но разрушая. Даже старалась больше не заводить ни с кем серьезных отношений, чтобы никто к ней больше не привязывался и не питал никаких надежд и прочих иллюзий.

Но жизнь приготовила ей сюрприз. Она встретила любовь. И жизнь Яны разделилась на до и после. С годами Яна поняла, что, оказывается, способна быть верной, терпеливой. Хотя нет, не с годами, а со встречи с Мартином Романовичем Вейкиным. Он развеял ее опасения, что с ней что-то не так, раскрасив ее жизнь всеми цветами радуги и наполнив сердце Яны очень сильными чувствами. Она словно ждала его всю жизнь и дождалась. Они до сих пор не дошли до загса, но жить друг без друга уже не могли. Впрочем, Цветкова не изменяла себе и даже успевала очень сильно трепать любимому нервы. Любя…

– Ну, так что? – вырвал Яну из сладкого омута ее мыслей Виталий Николаевич, а точнее сказать, вернул с небес на землю.

– Мне не привыкать общаться с дамами почтенного возраста со сложным характером, – ответила она. – Взять хотя бы мою маму, Валентину Петровну! Сколько я выслушала истерик, мол, как ей, бедной, тяжело и как она сногсшибательно должна выглядеть в свои пятьдесят, чтобы бегать по сцене в красной шапочке и с корзинкой пирожков для бабушки. А моя несостоявшаяся свекровь Стефания Сергеевна – ого-го! Она считает сына пупом Земли! Конечно, не безосновательно. Мартин – идеал. Но найти с ней общий язык, когда ты сама далека от идеала, было тоже сложновато. Мягко выражаясь… Так что ты меня своей мамой не испугаешь. Я готова к встрече с ней и легко докажу, что ты вполне будешь счастлив со мной после ее кончины. Мне, Виталий, это будет нелегко. Нужно ведь как-то объяснить мое отсутствие Мартину…

Яна, похоже, уже задумалась о деталях.

– Он меня явно недолюбливает.

– Да ты что? – притворно удивилась Яна. – Может, из-за того, что ты уже организовал свадьбу со мной?

– С которой он тебя и украл, – напомнил он.

– Вообще-то, Мартин очень ревнивый, – согласилась Яна.

– А ты ревнивая? – спросил Виталий, с привычным интересом рассматривая свою любимую блондинку.

– Я? Всегда думала, что нет. Но когда я вижу какую-то женщину рядом с Мартином, то мозг у меня отключается. Просто вот черная пелена. Сердцебиение, давление, перебои с дыханием. Да, похоже, я ревнивая. Влюблена как кошка.

– Говорят, что ревнуют, когда боятся потерять. Когда не доверяют партнеру, – подливал масла в огонь Виталий Николаевич. – Или когда сами себе позволяют на стороне… Судят по себе.

– Я Мартину не изменю, даже не надейся. А вообще, я бы на твоем месте замолчала. А то еще передумаю!.. – сказала Яна, и в голосе ее прозвучала угроза.

– Всё! Молчу! Самолет? – спросил следователь. – Шучу! Билеты на поезд.

Он прекрасно помнил о том, что Яна боялась летать самолётами.

– Сейчас сезон, билетов, скорее всего, нет, – предположила Цветкова.

– Ты забыла, кем я работаю? По моим связям и спецканалам мне выделят бронь. Как будто мы с тобой, Янка, едем на сложное задание, как в добрые старые времена.

Яне совсем не понравилось, как игриво загорелись у Виталия глаза.

– Никаких старых добрых времён! Руки прочь! Сразу предупреждаю!

– Что ты за человек такой, Цветкова? Дала бы хоть помечтать.



Яна жила в Москве, владела небольшой частной стоматологической клиникой. Тем же вечером она хотела позвонить Мартину в Санкт-Петербург, чтобы сообщить о том, что ее не будет на месте недели две.

У Мартина Романовича за плечами была и спортивная карьера, и военная. Имелись награды. Потом он стал крупным бизнесменом. У него был ночной клуб и еще несколько фирм. Совершенно внезапно Мартин сам позвонил Яне, словно прочитал ее мысли.

– Яночка, извини, не удержался до вечера. Решил сейчас позвонить…

– Ты знаешь, что я всегда рада тебя слышать… И видеть… Ты на субботу, воскресенье планируешь приехать? – закусив губу, издалека начала Яна, не зная, как построить разговор так, чтобы Мартин не приезжал.

– Любимая моя, я на этой неделе не приеду, может быть, даже и на следующей… Надо отъехать по делам, по службе. Вот звоню, чтобы ты не волновалась, предупредить.

Яна на секунду даже замешкалась.

– Уезжаешь? Как же так…

Недавно Мартин вернулся с поля военных действий. О командировке не рассказывал. Яна и его мать, Стефания Сергеевна, были в шоке от того, где он побывал. Давно ушел со службы, и вот вдруг… Как объяснил Мартин, он не мог отказать друзьям, и никогда и в будущем не сможет отказать. А им понадобился именно такой специалист, как Мартин. В тот раз он был ранен, лежал в госпитале. И вот опять…

– Янка, я сейчас тебе ничего рассказать не могу. Но ты не волнуйся, это совсем не опасно. Связи тоже может некоторое время не быть, предупреждаю, но это нормально. Ты что, плачешь?

Яна зашмыгала носом.

– Не плачь, дурочка! Я тебя люблю! Я тебя обожаю. И мы будем вместе всегда-всегда!

Яна всхлипнула:

– Ага… Когда-нибудь…

Если честно, она очень расстроилась.



На вокзал Цветкова приехала на такси с большим чемоданом и большой сумкой. То есть вещей было очень мало, что говорило о нахлынувшей на Яну депрессии. Обычно за ней по перрону везли тележку с десятком чемоданов.

Виталий же Николаевич выглядел как всегда, то есть черт-те как: взлохмаченный и помятый, с одной небольшой спортивной сумкой. Хорошо хоть не с логотипом «Олимпиада-80»! Но настроение у него было прекрасное, и энергия била ключом. Заметив Яну, он кинулся к ней с распростёртыми объятиями, сгреб в охапку, а потом подхватил ее вещи.

– Я так рад! До конца не мог поверить, что ты согласишься сделать это для меня! Мама будет счастлива, я буду счастлив!..

– Рада за вас с мамой… – отстранилась от него Яна.

– А ты что, не в настроении? Всё будет хорошо, отдохнёшь на море, на лучшем курорте России. У своего отпросилась? Сказала ему правду, что будешь изображать мою невесту? Представляю его лицо! Постой! Ты такая грустная… Поссорились, что ли? Из-за меня? Вот чего-чего, а причинять тебе боль не собираюсь! Хочешь, набью ему морду? То есть поговорю с Мартином, как мужик с мужиком, и заверю его, что пальцем тебя не трону. Что ты для меня делаешь большую, дружескую услугу…

– Нет, Виталий… Этого не требуется. Я ему ничего не сказала. Не пришлось. Он первый сообщил мне, что сам уезжает.

– Как сам? Куда сам? – удивился Виталий Николаевич. – На задание? Как ты?

– Вот именно. Знаешь, у него тоже бывают командировки. Нечего удивляться. Задания бывают разные. И чего ты веселишься? Мне плохо, а ты веселишься. Хоть бы серьёзную мину сделал, что ли… Вот куда он отправился?

– Янка, успокойся. Я уверен, что это деловая поездка. Близким нужно доверять, – серьёзно сказал следователь.

– И проверять, – добавила Яна.

– Не нагнетай. Делаешь из мухи слона.

– Я-то ему тоже правду не сказала, а это нехорошо. Мы когда-то договорились, что будем честны друг с другом.

– Мы же не делаем ничего предосудительного! Не сказала ты ему ничего – и что? Плохо ему от этого? Нет! Многие знания – многие печали… А если у него ответственное задание, зачем парню отвлекаться на ненужные мысли? Поэтому пусть едет без тяжёлых дум, а мы вернёмся до его возвращения. Без шума и пыли, как говорится. Это приключение останется нашей с тобой маленькой тайной. Я тебя не подведу. Пошли!

И он направился уверенной походкой к вагону СВ.

– Интересно, других билетов не было? – спросила Яна, спеша за ним в туфлях на высоченных каблуках. – Это я так могу разбаловаться…

– Что ты как маленькая? Не было других! Ну, постой! – остановился Виталий и поставил вещи Яны на перрон. – Дай отдышусь. Между прочим, бронь выпросил на работе. Бронь следственного комитета! Это тебе не кот начихал!

Яна поджала ярко накрашенные губки и недовольно дёрнула плечиком. Вся эта ситуация ее не очень радовала.

Виталий Николаевич подхватил снова вещи, и они наконец добрались до своего вагона. Он протянул проводнице документы, та сверила со своим списком, а потом звонко рассмеялась, глядя на пассажиров.

– Что вы смеетесь? – недовольно поинтересовалась Яна. – Что вас так рассмешило? Рассказ Задорнова?

Проводница вытерла тыльной стороной ладони слезинку.

– Простите, пожалуйста. У вас третье купе. – А потом не удержалась и добавила: – В сопроводиловке отмечено, что поедет сотрудник органов со служебной собакой! – И она снова засмеялась.

Яна недовольно хмыкнула, испепелила Виталия яростным взглядом и гордо прошествовала по узкому вагонному коридору к своему купе.

Виталий, пыхтя, тащил за ней вещи.

Проводница смотрела им вслед и улыбалась.

Глава вторая

Малинина Эвелина Эдуардовна родилась в семье высокопоставленного чиновника и домохозяйки. Эдуард Изольдович обеспечивал всю семью. Сам себе мог, конечно, позволить чего-нибудь лишнего. Но не увлекался. Дом для него всегда был на первом месте и являлся храмом отдыха для души и тела. И порядок любил без всякой меры. Домашних держал в железных рукавицах. А так как жену и дочь он видел только дома и редко, потому что в основном был занят на работе, то со временем они тоже превратились для него в очень дорогие, элитные предметы интерьера и стали серьезными составляющими его имиджа, имиджа состоятельного и успешного человека.

Мама Эвелины, Дарина Валерьевна, была кроткой и милой женщиной. Друзья Эдуарда утверждали, что ему очень повезло с женой. И только такую оценку своей супруги Эдуард Изольдович и был готов слышать.

Те же требования совершенства предъявлялись и к дочери Эвелине, Эве. Девочка красотой и статью пошла в маму. А уж в нее, как в шкатулку с драгоценностями, чего только не было вложено! С детства она занималась с педагогом по рисованию, ходила в музыкальную школу и к репетиторам французского и английского языков. Усиленно практиковалась в разговорной речи. Эве очень хотелось знать эти языки в совершенстве. Но вот с фортепиано у нее не заладилось. К музыке склонность она точно не имела, хотя с удовольствием занималась бальными танцами, была пластичной и очень в этом плане одарённой. Училась в школе она ровно, звёзд с неба не хватала, но и не плелась в хвосте. Эдуарда Изольдовича это обстоятельство беспокоило, ему бы хотелось, чтобы его дочка была совершенством во всём, раз бог не дал ему сына. Эва окончила школу и тихо-мирно поступила в институт, где непременно выигрывала все студенческие конкурсы красоты.

Она была красотка что надо! Высокая, стройная и длинноногая, с пышной гривой белокурых волос, Эва сводила с ума своих однокурсников, да и мужчин постарше. Даже некоторые преподаватели заглядывались на эффектную голубоглазую девицу, вокруг которой постоянно роились парни всех мастей, да и с девчонками Эва ладила и дружила.

Замуж Эвелину отец выдал сам – за сына друга. Свадьба была пышная. Эва поклялась в любви и в желании создать новую образцовую ячейку общества. Но клятву не сдержала, потому что характер у нее был все-таки не мамин. Десять лет в браке они с мужем как-то все-таки просуществовали – с постоянными ссорами и руганью. Муж Эвелины, Макар, ревновал ее не то чтобы к каждому столбу, а к легкому дуновению ветра, который смел касаться стройных ножек жены, выреза ее декольте… Следил днем и ночью. Постоянно рылся в ее телефоне. Порой доходило до драк! И Эва все-таки ушла от него, вернее, вырвалась. Не без помощи своих влиятельных друзей, которые не хило вломили Макару, предупредив, что в следующий раз вообще убьют.

И молодая женщина пустилась в свободное плавание. Она умела пользоваться своей красотой. И получала за это приличное вознаграждение. Поручения она выполняла порой самого деликатного свойства и умела держать язык за зубами. Отец ценил это качество и иногда рекомендовал ее своим знакомым для разрешения весьма сомнительных дел. Последний раз Эва играючи решила вопрос с дорогой краденой иконой, которую нелегально хотели вывезти за границу. Она ловко выкрала ее из квартиры гражданина-вора, с которым ненавязчиво познакомилась в ресторане и напросилась в гости. Гражданин, конечно, кипиш поднимать не стал, и дело тихо-мирно замяли. Икона заняла свое законное место в музее.

И вот как-то дождливым, но теплым вечером Эвелина вошла в один из престижных ночных клубов Санкт-Петербурга. Пришла она сюда не случайно. Ее пригласили для очередного задания. Она села за столик, за которым уже сидел импозантный мужчина средних лет. Об этом было договорено заранее, и он ждал ее. Мужчина, который сидел на мягком диване, очень напоминал звезду Голливуда. Плотный, широкоплечий, он сразу привлекал к себе женское внимание. На нем была стильная рубашка, две пуговки у ворота были расстёгнуты, и Эва могла полюбоваться его крепкой шеей. Эва мгновенно оценила незнакомца по самой высокой категории, она вообще всё и вся первым делом оценивала и прикидывала, как можно использовать. Мужчина улыбнулся, показав крепкие белые зубы, и откинул лёгким движением со лба прядь темно-рыжеватых волос. Глаза его лучились добродушным восторгом.

– Добрый вечер, – сказал он. – Я ждал незнакомку, но не ожидал, что увижу такую красавицу.

Он не успел улыбнуться даме, как услышал голос:

– А вы уже здесь!.. Уже познакомились? Нет? Извините, подзадержался вот… – Это был Станислав Сергеевич, друг отца Эвелины. – Отличный у тебя клуб, Мартин, воздух просто супер, прохладно, хорошо. – Грузный мужчина плюхнулся на диван и внимательно посмотрел на Мартина и Эвелину. – Эй, вы окаменели, что ли? Что с вами?

– Здравствуйте, Станислав Сергеевич, – улыбнулся Мартин. – Простите, в гаме людском не заметил, как вы появились.

Мартин поднялся и подошёл к девушке. Она оценила его и рост, и статность, и аромат парфюма… И Эве всё понравилось. Она предпочитала респектабельных мужчин.

– Простите, я не представился. Мартин. Мартин Романович Вейкин.

Улыбка тронула губы Эвелины с яркой помадой.

– Эвелина. Давай сразу на «ты». Ты прощен, – великодушно сказала она.

– Присаживайтесь, – пригласил его Станислав Сергеевич. – Вот и познакомились.

Мартин сел. Девушка непринужденно положила ногу на ногу и улыбнулась ему.

– Итак, друзья! У меня к вам огромная просьба помочь в сверхважном деле. Дело это – серьёзное! Люди вы энергичные, умные и ответственные. Вот фото, – выложил Станислав Сергеевич на стол цветной снимок десять на пятнадцать.

Все посмотрели на снимок.

Ничего особенного. Фото брюнета в белых брюках и белой рубашке. Он позировал посреди виноградника и улыбался, держа в руках большую гроздь спелых ягод. Просто рекламный снимок для винодельческого журнала.

Станислав Сергеевич пояснил:

– Этого красавца зовут Люк Мортерелли. Он итальянец. Очень богатый человек, очень крупный бизнесмен. И очень любит Россию. Во всяком случае, заявляет об этом на каждом углу. Приехал в Россию два года назад. Развил бурную деятельность, арендовал много земли, развёл виноградники, даже построил небольшой винный завод на перспективу. В энергии ему не откажешь – крутится, как электровеник. Пока привозит виноград с родины. Но есть момент, о котором я сейчас вам говорить не буду, это не существенно, но который настораживает его партнёров. Короче, парня нужно проверить, как говорят, на вшивость.

– Даже так? – улыбнулся Мартин. – И где же он прокололся? На чём?

– Сейчас это неважно. Короче, мне нужна любая информация об этом итальянце, любого свойства, до мелочей. Всё, что можно о нем раскопать. Могу добавить, что ему сорок лет, любит яхты, дорогие машины и обожает красивых женщин.

– Вот как? – усмехнулась Эвелина. – Оригинал.

Официант принёс и поставил перед ними на столик коктейли. Эвелина зажала в губах трубочку и втянула освежающий пряный напиток.

– С этого места поподробнее, – добавила она.

Станислав Сергеевич взял свой бокал, пригубил и отставил в сторону.

– Женщины – это слабое место итальянца. За красотку-блондинку он многое готов отдать. Блондинки – это его предпочтение. Королевы красоты. Но не дуры. Дур он просто терпеть не может. Девушка должна быть умна, в меру образованна, очаровательна, и никакой пошлости и заурядности. Короче, уникальный экземпляр. Еще парень помешан на чистоте и порядке. Просто маньяк! И женщина должна быть такая… с иголочки. А не фея из комиссионки.

– Задачу я поняла, – подалась вперёд Эвелина, колыхнув бюстом. – Я должна стать его девушкой?

– Ну, Эва, дорогая моя, ты же понимаешь, что образец абсолютной красоты и совершенства являть миру можешь только ты. Итальянец не сможет не обратить на тебя внимания. Ты должна стать его ближайшей подругой, это ясно? Я бы сказал – задушевной.

– Можете не сомневаться. Задача мне ясна. Я попробую захомутать вашего иностранца-трудоголика. – Тут Эва посмотрела Мартину в глаза. – А ты что молчишь? К примеру, тебе-то я нравлюсь?

– Тебя интересует мое мнение? – повернулся к ней Мартин. – Что ж, изволь. Конечно, нравишься. Станислав Сергеевич правильно сказал, что на тебя нельзя не обратить внимание.

– А влюбиться в меня ты бы смог? – вовсю уже флиртовала Эвелина.

Мартин без тени иронии ответил:

– А это обязательное условие?

– Конечно! – взмахнула ресницами Эвелина, не отводя взгляда от Мартина. – Влюблённость – лучшее чувство на свете. Вырастают крылья за спиной.

– Я вам не мешаю? – поднял брови Станислав Сергеевич. – Эвелина, детка, хочу тебе напомнить, что Мартин Романович – не цель твоего обольщения.

– А жаль!.. – вздохнула Эвелина и вновь взяла недопитый бокал. – Но я вот вопрос задала…

– Ах, да! Про любовь, – кивнул Мартин. – Конечно, в тебя может влюбиться любой мужчина, при условии, что он не взят в плен какой-нибудь другой чаровницей. Ты же не считаешь себя единственной и неотразимой женщиной на Земле? Или считаешь?

– Понятно, – слегка прикусила нижнюю губку Эва. – Но можно же разлюбить и полюбить другого? Сердцу не прикажешь.

– Это точно. Но любовью первоначальное чувство уже не назовёшь, согласна со мной? Если так легко можешь заменить одного человека другим, – ответил Мартин и перевёл насмешливый взгляд на Станислава Сергеевича. – Я хотел бы знать, зачем вы пригласили меня? Эвелина – девушка хваткая, похоже, что крупная специалистка, и сама может легко управиться с любым любителем виноградных улиток.

– Не нужно так сразу ставить на малознакомой даме клеймо! Я вам не Миледи, а вы не Атос. Ничто человеческое мне не чуждо, – откликнулась Эвелина. – К чему скороспелые выводы?

– Это ты о чем? – хмыкнул Станислав Сергеевич и осёкся под строгим взглядом Эвелины. – Что касается тебя, Мартин… Я просто не закончил свой рассказ. Было отмечено, что очаровательных блондинок в нынешнее время пруд пруди. Выбирай любую. Но есть у нашего итальянца одно «но»… Извини, Эва.

Эва приподняла вопросительно чётко очерченные брови.

– И что это за «но», позвольте спросить?

Мартин рассмеялся.

– Вы интригуете, Станислав Сергеевич! Откройте же карты.

– Не смейся. Я к тому, что нашего итальянского господина особо интересуют дамы, которых он отбил у других мужчин. Но не просто у кого попало, а обязательно у солидных, деловых мужиков. Этим он как бы доказывает, что он – лучший, что именно он – альфа-самец.

– Этим он доказывает, что козёл полный, – презрительно дёрнула плечиком Эвелина.

– У него проблемы какие-то? Чтобы такое доказывать. Кто-то у него увел жену? – спросил Мартин.

– Возможно. Не знаю. Но, отбив добычу, он к этой женщине относится очень хорошо, пытаясь удержать ее разнообразными способами.

– Э-э… Что-то мне это не очень нравится, – фыркнула Эва. – Что это за способы.

– Тип он странный и опасный, как нам кажется, – продолжил Станислав Сергеевич. – Ты, Мартин, идеально подходишь для того, чтобы у тебя увели девушку. Такую дамочку заполучить – это же классно! На первое время он, сто процентов, потеряет бдительность. И второй момент… Если вдруг что-то пойдёт не так. Чтобы никто не пострадал, особенно ты, Эвелиночка, Вейкин тебя подстрахует. А лучше, чем Мартин, тебя не защитит никто. Он, вообще, профессиональный телохранитель.

Мартин отмахнулся.

– Да ладно вам. Телохранитель! Скажете тоже. Когда это было-то? Этим я занимался совсем недолго. Но ход ваших мыслей понял.

– И еще!.. Всё-таки Эва в технических вопросах не очень разбирается, да, Эва? Тут ты, Мартин, будешь незаменим. Если сам не сможешь, подключишь свои связи, у тебя толковых ребят море, я знаю. Ты, Эва, должна доверять Мартину и советоваться с ним. Одна голова хорошо…

– А две некрасиво, – закончил за него Мартин.

– Да ладно тебе, шутник! – улыбнулся наконец и Станислав Сергеевич.

– Да всё будет хорошо. Не волнуйтесь. Когда нужно выдвигаться?

– Как говорится, вчера. Собирайтесь – и в путь. Солнечный Сочи ждёт вас, мои дорогие! Там и травмированную ногу свою подлечишь, всё-таки курорт.

– Я и массаж могу сделать… – многообещающе посмотрела на Мартина Эвелина.

– Эва, твоя цель – не твой напарник, – напомнил Станислав Сергеевич.

– Мы разберёмся… – ответил ему Мартин.

А Эва, соглашаясь с ним, качнула головой.

Глава третья

– Если бы я был не при исполнении… – вздохнул Виталий Николаевич, прижимая ладонь к щеке.

Яна с удивлением взглянула на него с узкой полки поезда.

– И это говорит полковник полиции?

– При чем тут полковник? Я же не могу тебе дать сдачи. Взяла моду – по морде хлопать!

– Ах, ты о пощёчине… – делано удивилась Яна. – Не стоит лезть с поцелуями.

– Это еще почему? Так… Избиение. Хулиганство. Нападение на сотрудника правопорядка. Что-то вы, мадам, совсем распустились, – ответил Виталий.

– И сколько бы ты мне дал лет? – прищурилась Яна, копаясь в дорожной сумке. – Какой бы срок намотал?

– Намотал бы лет десять. Не меньше.

– Почему так много? Подумаешь, пощёчина…

– Ага! Много! Посмотри, щека аж опухла… Нет, десять лет, а потом поселение. Или вот еще лучше – расстрел.

– Размечтался… – хихикнула Яна, хрустя чипсами. – Хочешь?

– Не подлизывайся. Нужны мне твои чипсы. Ешь всякую гадость, – отмахнулся Виталий Николаевич, не отходя от зеркала. – И после расстрела – каторга. За унижение человеческого достоинства.

– Ну что ты разнылся как девчонка? – с детской наивностью посмотрела на Виталия голубыми глазами Яна. – Точно не хочешь чипсов? С солью? Вкусненькие.

Виталий рассмеялся.

– Несносный ты человек, Цветкова!

– Зачем же ты такую невесту себе выбрал?

– Какая уж попалась…

Виталий достал бутылку с мутной жидкостью и со стуком поставил на стол.

– Что это? – спросила Яна, на секунду перестав жевать.

– Самогоночка. Моя фирменная.

– Господин полковник…

– Очень качественная вещь! Дорога длинная. А за закуской сбегаю в вагон-ресторан.

– Можно заказать в купе. Сами принесут, – ответила Яна, усаживаясь поудобнее. – Сходи к проводнице, притащи стаканчики.



– Лосось суховат, брокколи из разморозки, – ковырял вилкой в тарелке Виталий Николаевич с кислым выражением лица.

Яна хмыкнула:

– Нет, шеф-повар тебе лично брокколи на крыше вагона выращивал. Такой спецпоезд здорового питания… – ответила Яна. – Нормальная дорожная еда… А вот эта твоя самогонка… Чёртова вещь! Внутри горит всё. Доедем ли живыми? Ты что в нее добавил?

– Секрет фирмы.

– Как бы нам потом твой секрет боком не вышел. Как бы в больничке не оказаться. В соседних палатах.

– Господь с тобой! Обижаешь. Работал профессионал!

Виталий Николаевич для убедительности сделал еще пару глотков.

Яна с недоверием посмотрела на него. У нее кружилась голова и даже чуток подташнивало. Она прилегла на подушку и через секунду словно провалилась в тёмную яму.

Виталий Николаевич бережно раздел ее и накрыл одеялом. Через пару минут спал и он.

Очнулась Цветкова, словно ее кто-то толкнул в бок. Голова гудела, чувствовала она себя так, словно ее прокрутили через мясорубку. Виталий Николаевич храпел на полке сверху.

– Господи, как же мне хреново! – простонала Яна, держась руками за голову. Ее трясло, но в первый миг она решила, что это трясётся поезд. – Куда так гонит машинист? Что за ралли? – прошептала она пересохшими губами. Яна нащупала свои тренировочные штаны, натянула их на себя, не открывая глаз, сунула ноги в резиновые шлёпки.

Она открыла глаза, встала, и ее качнуло. Она схватилась за верхнюю полку, посмотрела в окно и с удивлением отметила, что поезд стоит на какой-то станции. Был день, по перрону носились люди с тяжёлыми вещами.

– Господи, полцарства за стакан холодной воды!.. – Яна пошарила в сумочке и сунула кошелёчек в карман тренировочных штанов. – Виталик, я скоро… – сказала она накрытому одеялом похрапывающему сугробу, но ответа не получила.

Держась для равновесия за поручень, на ватных ногах Яна вышла в тамбур и спустилась на перрон. Свежий воздух закружил голову. Оторвавшись от поручней, она поняла, что ей трудно сфокусировать взгляд. Мимо галопом промчался мужик с бутылкой минералки в руках и в одних семейных трусах.

– Господин хороший, простите, а сколько стоим?! – крикнула ему Яна.

Тот на секунду обернулся:

– Полчаса.

«Хорошо, – решила Яна. – Пойду сейчас минералочки куплю. Успею…» Она осмотрелась. На перроне, естественно, палаток не было, но она заметила вокзальный магазинчик. Правда, попасть в него можно было, только пройдя по переходу над путями.

– Полчаса… Быстренько-скоренько…

Яна стала быстро подниматься через две ступеньки и тут поняла, что ей что-то мешает. Она с удивлением обнаружила, что на ней широкие треники Виталия Николаевича с вытянутыми коленками и – да! – большим карманом сзади, где она кроме своего кошелька нашла его телефон, пачку сигарет и зажигалку. А на ее ногах с ярким педикюром красуются растоптанные мужские шлёпанцы.

– Твою дивизию!.. – прошептала она. – Ладно, добегу. Здесь и не такие бегают, – припомнила Яна мужика в трусах.

Конечно, выглядела она в изящной голубой гипюровой кофточке с рюшами, в растянутых портках и шлёпках на пять размеров больше очень даже примечательно, но Яна была не из тех, кого беспокоят такие пустяки. Она была выше мнения окружающих.

Уже на переходе Яна с ужасом заметила, что ее поезд бесшумно тронулся и стал набирать обороты. Он уходил-уползал от неё зелёной змеёй прямо под ней.

Яна, спотыкаясь и оступаясь, бросилась за ним и, чуть не скатившись по крутым ступенькам лестницы, спустилась на перрон и рванула за набравшим ход поездом, рискуя потерять шлёпки не со своей ноги. Но поезд уже показал ей скучный зад последнего вагона, на крыше которого для пущей абсурдности не хватало только крокодила Гены с гармошкой и ушастого Чебурашки.

Яна, тяжело дыша, остановилась и дрожащей рукой схватилась за сердце. Ей стало по-настоящему плохо.

– Привет еще раз! Как жизнь? – выплыл из этой ненадёжной действительности мужик в трусах. Теперь он держал в руках кулёк с варёной молодой картошкой.

– Да плохо всё с жизнью! – взъярилась Яна. – Вы же сказали, что полчаса стоянка!

– Уже двадцать минут, – взглянул мужик на наручные часы.

– Какие двадцать? Поезд ушел! Опять я отстала!..

– Так вы с того, который на Сочи? А я думал, с нашего… – кивнул мужик на состав, стоящий на противоположной платформе, и философски почесал затылок.

Яна отмахнулась от него и затрусила в здание вокзала. Она отыскала справочную и прильнула к окошку.

– Где я нахожусь? – задала она вопрос девушке-дежурной.

– А куда вы следуете? – спросила та.

– В Сочи.

– Понятно. Отстали?

– Да. Так получилось… Вышла воды купить.

– Сочувствую. Теперь только на такси. Следующий поезд завтра днём. Деньги-то есть?

– Кошелёк захватила… За водой пошла.

– Это хорошо! Вам туда… – махнула девушка рукой в непонятном направлении. – На привокзальной площади стоянка такси. Желаю удачи.

– Спасибо, – кисло отозвалась Яна.

Она вышла из здания железнодорожного вокзала. Перед ней расстилалась оживлённая вокзальная площадь, напоминающая разворошённый муравейник. Палило солнце, и перед глазами у Яны качалось горячее марево. Ей по-прежнему было плохо и смертельно хотелось пить. Она увидела ларёк и бросилась к нему, как пассажир с тонущего корабля бросается к последней шлюпке. Она даже не обратила внимание, что перебегает улицу с очень интенсивным движением. Яне показалось, что загорелся зелёный свет. Она думала только о ледяной воде.

Жуткий звук тормозов заставил ее замереть на месте. Она боялась даже голову повернуть в ту сторону, потому что понимала, что имеет к этому душераздирающему звуку самое непосредственное отношение. По спине, под кофточкой, побежала противная струйка пота. Она всё-таки обернулась и увидела белого, как мел, человека, вылезающего из открытого спортивного автомобиля. На него было страшно смотреть, черные короткие волосы водителя, кажется, стояли дыбом.

– Святая Мадонна! Как вы могли?! – орал он, выпучив большие карие глаза и неумолимо приближаясь к Яне. – Где ваш разум? Почему вы бросаетесь под колёса? – Голос у водителя срывался от волнения на фальцет.

Яна с ужасом посмотрела на длинный черный тормозной след, который оставил его красный «Ламборджини», на вывернутые в сторону колеса.

«Мама мия! – пронеслось у нее в голове. – Да это же иностранец! Вот влипла!»

Она отступила от разъярённого мужчины на два шага и выставила вперёд ладонь, словно защищаясь.

– Ой, извините! Вроде на зелёный свет шла. По сторонам не смотрела…

Мужчина остановился перед ней и впился в нее взглядом.

– На какой зелёный? Вы на тот свет шли! Здесь даже светофора нет!

– Ну, как же… – залопотала Яна, подняла глаза и с ужасом уставилась на зелёный крестик аптеки. – Упс! Простите!..

Ноги у Яны подкосились. Она вдруг ясно поняла, что могла погибнуть под колёсами скоростного автомобиля. Мужчина слегка попридержал ее за талию – Яна явно собралась рухнуть в обморок. Глаза у нее закатились.

– Синьорита! Святая Мадонна!.. – Он легонько похлопал Яну по щекам.

Яна открыла глаза и молча уставилась на несчастного водителя. Тот захлопал ресницами:

– Вам лучше? Давайте я помогу вам…

Яна опёрлась на протянутую руку. Голова у нее теперь кружилась в обратном направлении.