Джессика Булл

Джейн Остен расследует убийство

Посвящается Элизе и Розине, моим упрямым своевольным девочкам


Jessica Bull

MISS AUSTEN INVESTIGATES: THE HAPLESS MILLINER





Copyright © Everything Engaging Ltd., 2024 All rights reserved.

Cover Design by Penguin Random House UK



© Коваленко В., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024



Восемь детей преподобного Джорджа Остена и его жены, миссис Кассандры Остен (в девичестве Ли), перечисленные в порядке их рождения пристрастным, предвзятым и невежественным семейным историком.



Преподобный Джеймс Остен (р. 1765): старший – случайность рождения он расценивает как божественное провидение.



Мистер Джордж «Джорджи» Остен (р. 1766): когда я еще не умела писать или говорить, он научил меня общаться жестами.



Мистер Эдвард «Недди» Остен, впоследствии Найт (р. 1767): мой любимчик. Ибо это вполне благоразумно – выбрать любимчиком самого богатого из братьев.



Лейтенант Генри Остен (р. 1771): отвратительный. Самый ужасный брат в мире.



Мисс Кассандра Остен (р. 1773): милейшее, добрейшее, доверчивейшее из созданий.

Лейтенант Фрэнсис (Фрэнк) Остен (р. 1774): молодой, упорный, много времени проводит в море.



Мисс Джейн Остен (р. 1775): да ладно вам, неужели я нуждаюсь в представлении?!



Мичман Чарльз Остен (р. 1779): см. Фрэнк.

Глава первая

Хэмпшир, Англия, 11 декабря 1795 года

Залитая лунным светом, Джейн приподнимает подол своего муслинового платья и несется по аккуратно подстриженной лужайке. Фейерверк закончился, но мускусный привкус пороха все еще стоит у нее в горле, а шум веселой толпы перекрывает усилия струнного квартета, выступающего позади нее в особняке эпохи Тюдоров. Уже девять часов, а бал только начался. В сопровождении двух старших братьев, Джеймса и Генри, Джейн прибыла сюда меньше часа назад, но лучшие представители Хэмпширского[1] светского общества уже подвыпили и пытались перекричать музыку, рассказывая что-то друг другу.

Пересекая ухоженный сад, Джейн прячется за каждым громадным, напоминающим высокую башню тисом, проверяя, не наблюдают ли за ней. Сердце бешено колотится при мысли о том, что ее могут заметить. Не дай бог, ее поймают, когда она будет убегать с праздника без сопровождения. Ногам холодно, и сырость просачивается сквозь розовые шелковые туфельки, созданные для того, чтобы выписывать пируэты на полированном красном дереве бального зала, а не мчаться по замерзшей траве.

Дыхание девушки превращается в пар. Голые ветви ракитника тянутся к ней, как костлявые руки огромного скелета, но Джейн все равно продолжает бежать. Нынешним вечером она и ее блестящий молодой человек придут к соглашению. Он сделает ей предложение руки и сердца, Джейн уверена в этом. Какие слова выберет Том для достижения своей цели? «Моя дорогая Джейн, позвольте мне сказать вам… Мисс Остен, я отдаю себя в ваши руки…» Она внимательно выслушает и заучит каждую фразу. Это пригодится на тот случай, если одна из ее героинь получит предложение.

Мерцающие лампы освещают путь к оранжерее. Джейн осторожно нажимает на дверную ручку; та скрипит, а петли стонут, когда девушка проскальзывает внутрь. Экзотические орхидеи наполняют туманный воздух ароматом, и Джейн дотрагивается рукой до затылка. Горничная уложила ее каштановые волосы в довольно элегантный шиньон, оставив несколько локонов вокруг лица. Если ее волосы начнут пушиться от влажности, братья догадаются, где она была, и сообщат обо всем матери.

Худощавый молодой человек появляется из-за сосны. У него светлые волосы, утонченные черты лица, и его сразу можно узнать по фраку цвета слоновой кости.

– Мадемуазель.

Глубокий тембр его голоса растапливает сердце Джейн и подталкивает ее к нему. Остановившись на некотором расстоянии от мужчины, она смотрит на него из-под трепещущих ресниц.

– С вашей стороны было очень коварно заманить меня сюда без сопровождения.

Его ярко-голубые глаза сверкают, а губы изгибаются в соблазнительной улыбке.

– Значит, вы поняли мое послание?

– Я прекрасно вас понимаю, месье Лефрой.

Взгляд Джейн задерживается на его губах, и она позволяет мужчине крепко обнять себя. Его рот приближается к ее губам, и Джейн запрокидывает голову, чтобы принять его поцелуй. Она почти такая же высокая, как он. Схожий рост, кажется, лишь способствует их любви. Слившись воедино, они натыкаются на ряд полок. Рядом с Джейн падает терракотовый горшок и разбивается у ее ног. Темная земля рассыпается по глиняным плиткам пола. Вырвавшись из объятий мужчины, девушка наклоняется, чтобы поднять клубок корней и осторожно поместить растение обратно в поврежденный горшок.

Том опускается на одно колено и обхватывает лицо Джейн ладонями. Неужели настал момент, когда он сделает предложение? Он снова смотрит ей в глаза.

– Оставь этот жалкий сорняк, Джейн. Никому нет дела до него.

– Но я должна все убрать! Мы в гостях… это всего лишь проявление уважения.

Сердцебиение Джейн возвращается к нормальному ритму, пока она ставит орхидею обратно на полку рядом с другими горшками. Легкими движениями пальцев девушка поправляет высокий стебель, украшенный хрупкими желто-зелеными цветами, и теперь растение выглядит так, словно его никто не трогал. Том пинает осколки терракоты под шкафчик носком своей легкой бальной туфли.

– Кроме того, кто-нибудь поймет, что мы здесь были…

Он заглушает протесты девушки поцелуями, затем медленно стягивает с ее руки перчатку из лайковой кожи. Джейн прижимает свою обнаженную ладонь к его, их пальцы переплетаются. Прикрыв глаза, она наблюдает, как конденсат собирается в ручейки и стекает по стенам оранжереи, и ждет, когда струнный квартет вновь заиграет. Капля влаги падает на пол.

– Постой. Что-то не так. Я не слышу музыки. – Джейн тянется к ближайшему стеклу, протирает его от конденсата и, прищурившись, смотрит сквозь него. Двери главного зала, ведущего на террасу, распахнуты. Гости собрались все вместе и о чем-то перешептываются. Танцевальный пол пуст.

Том отпускает ее, выпрямляясь.

– Ты права. Там как-то подозрительно тихо. Вряд ли сэр Джон уже произносит тост – еще слишком рано для этого.

– Полагаю, миссис Риверс ходит по пятам за леди Харкорт и баронетом, чтобы они сделали объявление. Джонатан Харкорт – самый завидный холостяк во всем Хэмпшире. Софи Риверс с нетерпением ждет, когда ее поздравят с помолвкой. Мне лучше вернуться. Джеймс и Генри будут искать меня. Несколько недель назад я поспорила с ними на полкроны, что именно Софи поймает Джонатана в ловушку.

Плечи Тома опускаются в знак огорчения.

– Иди первой. Я последую за тобой.

– Мы можем встретиться снова, позже? – Джейн не хочет упускать момент, не решив их совместное будущее. Оранжерея – идеальное место для того, чтобы Том объявил о своих намерениях по отношению к ней. Однако если родные обнаружат, что Джейн пропала с бала, она рискует еще больше ограничить свою и без того ограниченную свободу. – Вернемся сюда, как только снова начнутся танцы?

Том одаривает ее печальной улыбкой.

– Что ж, иди. Дай мне несколько минут, чтобы прийти в себя.

Джейн краснеет и поворачивается к двери, прижимая пальцы к губам, чтобы удержаться от смеха.

– Подожди! – Том машет ей перчаткой.

Весело смеясь, Джейн бежит обратно в его объятия. Какой дурочкой она бы себя выставила, вернувшись на бал только в одной перчатке! Братья пришли бы в ярость, если б догадались, что Джейн потеряла ее на любовном свидании с молодым человеком, с которым лишь недавно познакомилась. Хотя Джеймс и Генри вроде бы одобряют кандидатуру Тома, Джейн – их младшая сестра, и они считают своим долгом охранять ее добродетель. Репутация леди – ее самое ценное достояние. Особенно такой молодой леди, как Джейн, у которой нет богатого приданого.

Она забирает свою потерянную вещицу, потянувшись для прощального поцелуя, прежде чем уйти в ночь. Пусть Том и не сделал предложения, но, судя по восхищению в его глазах и страсти в восторженном поцелуе, Джейн уверена в его самой пылкой привязанности к ней.



Огромные дубовые двери, ведущие в главный зал Дин-хауса, распахнуты настежь. Тепло и свет окутывают толпу состоятельных гостей, собравшихся внутри. Джейн колеблется, глядя на пятна травы на своих туфельках и на подоле лучшего муслинового платья. Кассандра, старшая сестра Джейн, которой официально принадлежит платье, будет очень раздосадована. Но Кассандра не может упрекнуть Джейн в том, что та испортила платье, или в распутном поведении с Томом в оранжерее, потому что ее здесь нет. Готовясь присоединиться к своей новой семье, Фаулам[2], Кассандра с женихом встречает Рождество в Кинтбери[3].

Поэтому Джейн сознательно пренебрегает своей добродетелью, чтобы тоже найти жениха, иначе она единственная из восьми детей семьи Остен останется жить в Стивентонском приходском доме. А Джейн не может представить себе участи хуже, чем всю жизнь оставаться старой девой, вынужденной нянчиться со стареющими родителями, впавшими в маразм. В последний раз вдохнув прохладный ночной воздух, она проскальзывает в зал.

Под сводчатым дубовым потолком елизаветинского зала более тридцати семей общаются друг с другом. Дамы перешептываются, полузакрыв веки и прикрываясь веерами, а джентльмены хмурятся и качают головами. Маловероятно, что всем уже стало известно о неприличном поведении Джейн. Повернувшись спиной к гобеленам, она пробирается вдоль края толпы. Над ее головой в развешанных через равные промежутки железных канделябрах ярко горят огромные светильники. На балконе музыканты пьют и болтают, их инструменты молчат, уложенные на колени.

Обрывки разговоров витают в сгустившемся воздухе: «Инцидент… сэр Джон отозван…»

Слава богу. Должно быть, вечер испорчен не дурным поступком Джейн: кто-то из гостей опрокинул чашу с пуншем или уронил очки в супницу. Бедные сэр Джон и леди Харкорт, вынужденные мириться с подобным поведением гостей.

Софи, старшая из сестер Риверс и, по слухам, объект привязанности Джонатана Харкорта, сидит на диване, уставившись на ослепительно-белые розы на своих туфлях. Вообще-то она могла бы проявить чуть больше воодушевления. Джейн не представляет, из-за чего любая из сестер Риверс, с их безвкусной красотой и тридцатью тысячами фунтов стерлингов приданого за каждую, могла бы нахмуриться. Особенно Софи, которая, по-видимому, заманила в ловушку самого завидного холостяка в округе и носит бриллиантовое колье, украшенное в ее привычном неприхотливом стиле камеей из слоновой кости с ее собственным портретом.

И все же серые глаза Софи суровы, а уголки рта опущены. Должно быть, ей не терпится публично закрыть свой вопрос. Это опасное положение для молодой леди, когда ее доброе имя связано с джентльменом, а взамен она не может рассчитывать на его защиту. Овдовевшая миссис Риверс стоит над своей дочерью, дополняя угрюмость Софи своим громким голосом. Покойный мистер Риверс сколотил состояние на хлопке, но его вдова предпочитает шелка и меха. Нынешним вечером она великолепна в черном платье из бумазеи[4], отделанном шелковой тафтой.

На другом конце зала стройная фигура Джонатана Харкорта скрылась за дверью, ведущей в основное крыло дома. Возможно, он уже отверг перспективу связать судьбу с дочерью наглого выскочки. Джонатан только что вернулся из своего грандиозного турне по континенту. Он нравился Джейн больше из-за своего отсутствия дома, но не настолько, чтобы она жалела, что не стала его будущей невестой.

Джонатан и его старший брат Эдвин были учениками отца Джейн и провели свои ранние годы, живя бок о бок с ней в Стивентонском приходском доме. Та же проблема объединяла ее со всеми холостыми джентльменами в округе. Насмотревшись на них в школьные годы, теперь она не могла представить кого-либо из этих молодых людей в роли потенциального жениха.

Ее интерес всегда вызывают только приезжие, такие как очаровательный Том Лефрой. И, возможно, Дуглас Фитцджеральд, будущий молодой священник, которому вечно жалуется о своих бедах миссис Риверс. Зал кишит священнослужителями, но ни один из них не похож на этого. Дуглас – внебрачный сын шурина миссис Риверс, капитана Джерри Риверса. Капитан Риверс владеет плантацией на Ямайке и отправил мистера Фитцджеральда домой, в Англию, получать образование. Этот молодой человек чрезвычайно высок, эффектен и носит серебристый парик, который контрастирует с его темно-коричневым лицом.

Джейн найдет Джеймса и Генри и убедит братьев, что ее поведение подобает молодой леди ее положения. Затем, как только сэр Джон разберется с произошедшим инцидентом, а струнный квартет возьмется за смычки, она помчится обратно в оранжерею, чтобы выслушать Тома. Улыбаясь своим мыслям, девушка выхватывает у проходящего мимо лакея хрустальный бокал с мадерой и делает большой глоток, пытаясь утолить жажду. Напиток подан теплым и имеет привкус апельсиновой цедры и жженого сахара.

Джеймс стоит в дальнем конце зала. Он худощавый и величественный, одет в церковное облачение, а кудри до плеч покрыты пудрой. Его черты лица – искаженное отражение черт Джейн. У всех братьев и сестер Остен одинаковые блестящие карие глаза, высокий лоб и длинный прямой нос, маленький рот и полные розовые губы. Джеймс – самый старший из всех детей, случайность рождения он расценивает как божественное провидение.

– Вот и ты! – Он проталкивается к сестре сквозь море людей. – Где ты была? Я повсюду тебя искал.

– Ходила за новым бокалом, – лжет Джейн, поднимая бокал с вином в качестве доказательства. – Не хотела оказаться с пустыми руками, когда начнут произносить тост.

Джеймс потирает свою длинную шею.

– Вряд ли теперь будут говорить какие-то тосты.

– Почему? Джонатан предпринял последнюю отчаянную попытку избежать супружеской петли?

– Не будь смешной, Джейн. Джонатан не посмел бы так разочаровать родителей. Не после…

Эдвина. Пятью годами ранее старший брат Джонатана, Эдвин, свалился со своего чистокровного жеребца накануне женитьбы на дочери герцога. Он умер мгновенно, сломав себе шею и одновременно с этим разбив сердца родителей. Трагедия усилила и без того нервозное состояние леди Харкорт. Даже сейчас она сжимает руку лакея, повернув голову в сторону гостей так, что ее чудовищная прическа колышется, словно только что застывшее желе.

– Где Генри? – Джейн оглядывает переполненный зал. Если инцидент серьезный, она искренне надеется, что ее брат в нем не замешан. Генри будет легко заметить. Из собравшихся почти все дамы в светлых платьях, а джентльмены одеты в темно-синее или черное. Только Том Лефрой противостоит этой тенденции, маскируясь под самого любезного повесу английской литературы, Тома Джонса[5], в своем ужасающем фраке цвета слоновой кости, да Генри расхаживает как павлин в своем алом обмундировании.

– В последний раз его видели танцующим с приветливой миссис Чут, – кривится Джеймс.

Миссис Чут двадцать шесть лет, у нее веселый характер и красивое лицо. Она недавно вышла замуж за богатого старика, который избегает общества и, следовательно, не присутствует на балах. Просто возмутительно, что Генри не нужно так тщательно следить за тем, с кем он флиртует, в отличие от Джейн.

Стоящий на противоположном конце зала Том одаривает Джейн печальной улыбкой, заставляя ее щеки вспыхнуть. Должно быть, он проскользнул в зал сразу после нее.

За спиной Джеймса дверь в дом снова распахивается, и появляется миссис Твистлтон, экономка Харкортов. Своими миндалевидными глазами, черным шелковым платьем и белыми кружевными манжетами она напоминает Джейн лучшего мышелова Остенов – самую маленькую кошку во дворе с черным мехом и белыми лапками. Та весь день сидит на солнце, облизывая когти и ожидая следующей добычи.

Миссис Твистлтон хватает дворецкого за руку. Пока она что-то шепчет ему на ухо, глаза мужчины выпучиваются, а лицо бледнеет. Какое несчастье могло случиться с Харкортами, если их обычно невозмутимый дворецкий потерял все внешние признаки самообладания? Джейн просовывает запястье под сгиб локтя Джеймса, внезапно испытывая благодарность за успокаивающее присутствие брата рядом.

Дворецкий приходит в себя и звонит в медный колокольчик, выкрикивая громким и пронзительным голосом:

– Леди и джентльмены, здесь есть врач?

По залу разносится изумленный вздох. Местный врач, краснолицый и пошатывающийся, с трудом поднимается со своего места, но затем тяжело падает обратно на упитанный зад. Джейн раздраженно цокает языком. Он пьян. Миссис Твистлтон приподнимается на цыпочки, чтобы опять что-то сказать на ухо дворецкому. Он отшатывается. Она приподнимает темные брови и кивает.

Дворецкий смотрит на нее с открытым ртом, а потом еще раз звонит в колокольчик.

– Прошу прощения. Леди и джентльмены, здесь присутствует священник?

Нервный смех прокатывается по толпе. Более половины мужчин здесь – представители духовенства. Хэмпшир наводнен ими.

Джеймс широко разводит руки, затем роняет их по бокам. Так уж случилось, что он – человек в рясе, ближе всего стоящий к слугам.

– Мне пора идти. С тобой все будет в порядке?

– Я пойду с тобой. – Джейн передает свой полупустой бокал ближайшему лакею. – Просто хочу убедиться, что это не Генри.

Складка на лбу Джеймса становится глубже, когда он спешит к двери. Джейн следует за ним. Она убедится, что Генри не вляпался в неприятности, а затем ускользнет. Ей хочется надеяться, что не все потеряно и у Тома будет еще одна возможность заявить о своих намерениях до конца вечера. Перед уходом Джейн пытается поймать его взгляд, но Тома оттеснили в толпу, и он стоит к ней спиной.



Джеймс достигает входа в основное крыло дома одновременно с мистером Фитцджеральдом, и мужчины сталкиваются плечами. Пусть у мистера Фитцджеральда еще нет беффхена[6], но будущий священник всей душой стремится исполнять свои обязанности. Моргнув, он кланяется, показывая, что пропускает вперед Джеймса и Джейн. Огоньки свечей из пчелиного воска мерцают в медных канделябрах, отбрасывая свет и тени на написанные маслом портреты, развешанные по стенам. С картин на девушку холодно смотрят поколения Харкортов. Джейн узнает то же продолговатое лицо, крючковатый нос и заостренный подбородок, что и у нынешнего владельца титула и его сына. Шаги экономки и мистера Фитцджеральда отдаются эхом совсем рядом.

Они проходят в большой вестибюль. Латунная люстра крепится к потолку двойной высоты тяжелой цепью. Множество свечей освещают дубовые панели и богато украшенную резьбой лестницу, ведущую на верхние этажи особняка. Генри стоит на страже перед приоткрытой маленькой дверью. Ноги расставлены на ширине плеч, правая рука покоится на рукояти сверкающей сабли. В форме он выглядит ослепительно. Двубортный алый мундир подчеркивает стройную фигуру, а золотые эполеты хорошо смотрятся на широких плечах. В знак протеста против налога на пудру для волос[7] он коротко подстриг каштановые волосы, придав себе вульгарный вид. Генри так похож на оловянного солдатика, что Джейн хочется рассмеяться от облегчения.

– Что случилось? – спрашивает Джеймс.

Но Генри молчит, его лицо нехарактерно мрачное. Он кивает в сторону миссис Чут, которая сидит напротив на кроваво-красном дамасском диване и всхлипывает в носовой платок. У ее ног на коленях стоит горничная, протягивая зеленый стеклянный флакон с нюхательной солью. Рядом топчется горничная помоложе со шваброй, опущенной в ведро с мыльной водой. Это маленькая круглолицая девушка с крупными чертами лица и толстой шеей. Вся побледневшая, она дрожит.

Бледно-золотые страусиные перья на головном уборе миссис Чут колышутся, когда она сморкается.

– Я понятия не имела, что она здесь. Я чуть не споткнулась о нее.

Джейн прикладывает руку к горлу:

– Кто там?

– Будь я проклят, если кто-нибудь из нас знает! – визгливо отвечает сэр Джон Харкорт, с громким топотом расхаживая из стороны в сторону по ковровой дорожке. Под толстыми завитками пышно взбитого парика виднеется его багровое лицо. Он всегда обладал внушительным телосложением с огромным животом и отвисшими щеками, но нынешним вечером у него особенно угрожающий вид.

Генри отходит в сторону.

– Боюсь, мы нашли… тело.

Джеймс толкает дверь и замирает на пороге. Джейн бочком протискивается мимо него и, прищурившись, заглядывает в комнату. Это маленький чулан, наполненный отвратительным металлическим запахом, как в мясной лавке. На полу, в свете, льющемся из коридора, Джейн с трудом различает юбку с ситцевым узором. Она сильно испачкана чем-то темным. Из-под юбки выглядывают две коричневые туфли на шнуровке. Это женские туфли с поношенной кожаной подошвой.

– Лучше не смотри. – Генри кладет руку на плечо Джейн, слегка удерживая ее.

Мистер Фитцджеральд протискивается мимо с зажженной свечой. Он опускается на колени рядом с юбкой, освещая тесное пространство чулана.

К горлу Джейн подкатывает желчь.

Это молодая женщина – ее руки широко раскинуты, она пепельно-бледная, а на лице застыла маска ужаса. Рот разинут, а остекленевшие глаза смотрят в никуда. Кровь сгустилась в огромной ране на виске и растеклась лужицами вокруг женщины на полу.

– Боже милостивый! – Джейн отступает назад, но не может оторвать глаз от жуткого зрелища.

Мистер Фитцджеральд наклоняется, прикладывает ухо к груди женщины, прислушиваясь к ее дыханию. Через несколько мгновений он кладет два пальца ей на шею, затем качает головой.

– Пусть Господь в своем прощении дарует ей вечный покой, – тихо произносит он, проводя большим и указательным пальцами по лицу женщины в попытке закрыть ей глаза.

Он вздрагивает. Ее веки намертво застыли.

Убрав руку, мистер Фитцджеральд склоняет голову и осеняет себя крестным знамением. Когда он это делает, отсвет от свечей падает на безжизненное тело, и в Джейн вспыхивает искра узнавания. Девушка издает пронзительный крик. Это настолько на нее не похоже, что даже она сама шокирована такой реакцией. У нее подгибаются колени. Джейн цепляется за лацканы Джеймса, чтобы не упасть, и смотрит на знакомое лицо.

Пожалуй, тогда было начало октября, потому что в воздухе еще не чувствовалось холода, когда Джейн впервые увидела тонкие черты лица этой женщины. Она ездила в Бейзингсток[8] с Алетией Бигг[9] и наткнулась на модистку мадам Рено, сидевшую на деревянном табурете на рыночной площади. На прилавке, покрытом зеленым сукном, мадам Рено разложила соломенные шляпки и изящные кружевные чепцы. Ее одежда, хоть и не модная, была опрятной и чистой. На ней было ситцевое платье с заправленной в лиф золотой цепочкой с жемчугом, а на темных волосах красовался один из ее собственных чепцов с кружевной отделкой. Джейн подумала о покупке подарка для Кассандры. Некоторые чепцы были настолько хороши, что из них получился бы симпатичный головной убор для невесты.

Но, как обычно, тщеславие Джейн взяло верх над ее благими намерениями. Вместо чепца для сестры она купила себе соломенную шляпку, которую примерила в шутку, но та смотрелась на ней очень хорошо. Джейн попыталась скинуть цену, сказав, что ей не хватает денег и придется вернуться за шляпкой в другой раз. Мадам Рено безразлично пожала плечами. На ломаном английском она объяснила, что бо`льшую часть времени работает на заказ и приходит на рынок только тогда, когда у нее есть свободные запасы. Она не может гарантировать, что вообще снова появится в Бейзингстоке. Ее можно было бы убедить принять заказ, если б у нее было время.

Алетия сочла модистку высокомерной, но Джейн была настолько впечатлена ее уверенностью, что заплатила все двенадцать шиллингов и шесть пенсов. Очевидно, мадам Рено знала цену своему мастерству и верила, что ее ручная работа будет пользоваться спросом. Как же раскрепощает принадлежность к тем женщинам, которые могут открыто гордиться своей работой!

Эта встреча вдохновила Джейн на смелые фантазии о том, как она сама будет сидеть за прилавком на рыночной площади с выложенными на зеленом сукне аккуратно переписанными рукописями под «мраморными» сторонками переплета…[10]

Теперь она завороженно стоит и прижимает кулак ко рту, сдерживая рыдания, перед трупом жестоко убитой модистки.

Руки Джеймса обнимают ее за плечи.

– Отойди, Джейн. Не надо так расстраиваться.

– Но я не могу не расстраиваться! Я ее знаю.

Все выжидающе поворачиваются к Джейн.

– Тогда кто же она, черт возьми, такая?! – Сэр Джон ударяет толстым кулаком по буфету красного дерева. – И что она делает мертвая в моем чулане для белья?!

Джейн выскальзывает из объятий Джеймса и шагает в дверной проем, чтобы лучше разглядеть забрызганное кровью лицо женщины. Нужно хорошенько убедиться, прежде чем что-либо говорить.

Мистер Фитцджеральд подносит свечу к щеке женщины, и Джейн одолевает усталость. Все изменилось. Вечер перестал быть радостным. Сегодня она не получит романтического предложения и больше не насладится тайными поцелуями со своим возлюбленным в оранжерее.

– Ее зовут мадам Рено. Она была модисткой… я купила у нее шляпку на Бейзингстокском рынке.

Генри кивает, как будто эта информация говорит ему все, что нужно.

– Я послал за приходским констеблем. Магистрата все равно ждут на бал.

Мистер Фитцджеральд накрывает мадам Рено одеялом, заботливо подоткнув его вокруг плеч, словно оно может согреть ее сейчас.

Джеймс ведет Джейн к главному входу.

– Пойдем, я посажу тебя в экипаж и отвезу домой. Это ужасное потрясение для всех нас.

Спотыкаясь, Джейн вытягивает шею, чтобы в последний раз взглянуть на мадам Рено. Новая волна тошноты накатывает на нее при виде лужи крови, просочившейся на одеяло, которым мистер Фитцджеральд накрыл труп. Как могло быть совершено чудовищное деяние здесь, посреди такого веселья? Насилию и убийствам нет места в безопасном и размеренном мирке Джейн. И все же мадам Рено лежит, забитая до смерти кем-то, кто, судя по всему, не может находиться слишком далеко от того места, где стоит Джейн. Кто из окружения Джейн мог совершить это отвратительное преступление?

Глава вторая

На следующее утро после бала, перепрыгнув через две ступеньки, ведущие из ее спальни на лестничную площадку, Джейн несется вниз по узкой лестнице на кухню, затем врывается в семейную гостиную. Стивентонский приходской дом представляет собой беспорядочное сооружение, сама его планировка раскрывает историю жилища, бессистемно достраиваемого в течение предыдущих двух столетий. Джейн одевалась в спешке, терзаемая страхом, что Том может оказаться ранней пташкой. Несомненно, он навестит ее сегодня. Его попытка заявить о намерениях была грубо прервана, и он наверняка так же отчаянно желает получить ответ Джейн, как и она – услышать условия его предложения. Боже упаси, чтобы Том прошел полторы мили пешком от дома приходского священника в Эше, где он остановился у своего дяди, преподобного Джорджа Лефроя, до того, как Джейн будет готова принять его!

Несколько каштановых завитков выбилось из косы Джейн, а шнуровка ее канареечно-желтого платья развязалась. Салли, горничная Остенов, тихо напевая, ставит поднос с грязной посудой на стол и подходит, чтобы помочь Джейн с завязками на лифе платья. В гостиной собралась вся семья, и в камине из красного кирпича горит огонь. В центре комнаты, за старомодным столом вишневого дерева, застеленным простой льняной скатертью и накрытым к завтраку, сидит мать Джейн, миссис Кассандра Остен. Миссис Остен крепко держит деревянную миску с тушеными яблоками, в то время как Анна, маленькая дочь Джеймса, опасно наклоняется со своего стульчика, чтобы достать яблоко ложкой.

Мистер Джордж Остен, отец Джейн, изучает вчерашнюю газету, которую добрый сосед приносит ему, как только прочитает сам. Джеймс читает другую страницу того же издания. Мистер Остен разделил газету пополам, позволив Джеймсу ознакомиться с рекламой и сплетнями, в то время как сам тщательно изучает военно-морские сводки новостей в поисках любых упоминаний о кораблях Его Величества «Глори» и «Дедал». В последний раз оба судна видели у берегов Вест-Индии, и на каждом из них находился чрезвычайно ценный груз – один из младших сыновей Остенов. Двадцатиоднолетний Фрэнк и шестнадцатилетний Чарльз оба состоят на службе в Королевском военно-морском флоте.

Формально у Джеймса есть свой дом, так как он служит викарием у отца в соседней деревушке под названием Овертон. Но после трагической и совершенно неожиданной смерти его молодой жены, случившейся в начале года, он нашел утешение в возвращении в родное гнездо. Джеймс ночует и проповедует в Овертоне, но принимать пищу и отдавать белье в стирку приходит в Стивентон. Полуторагодовалая Анна постоянно живет в Стивентоне на попечении своей бабушки. Раньше сердце Джейн разрывалось, когда малышка плакала и звала маму. Теперь, когда она перестала это делать, стало еще хуже.

– Я возьму это, спасибо. – Миссис Остен разжимает пухлый кулачок Анны, чтобы забрать маленький стеклянный пузырек с лекарством. – Кто оставил это здесь валяться?

Салли бормочет извинения и прячет бутылочку в складки передника. Джейн не стала напоминать, что сама миссис Остен оставила лекарство на столе. Салли уже легла спать к тому времени, когда Джейн вернулась домой и сообщила пораженным родителям новость об ужасном инциденте. Миссис Остен достала пузырек из запертой аптечки и чуть ли не насильно попыталась влить Джейн каплю настойки опия для снятия шока. Джейн крепко сжала губы и решительно отказалась от настойки. Ум – самое острое оружие в ее арсенале. Она не позволит его притупить. Когда Том придет с визитом, а он наверняка навестит их сегодня, он попросит Джейн принять самое важное решение в жизни молодой женщины. Возможно, единственное важное решение, которое она когда-либо примет самостоятельно. Как бы она могла столкнуться с таким вопросом, если б ее разум еще не пришел в себя от последствий наркотического опьянения, вызванного настойкой опия?

– А Генри уже ушел? – Джейн выдвигает стул, скребя его деревянными ножками по выложенному плиткой полу. Стены уютной комнаты побелены известью и украшены бронзовыми фигурками лошадей и вышитыми крестиком картинками, которые совсем не приглушают шум говорливой семьи.

Джеймс кивает, встряхивая свою половину газеты.

– Как проснулся, сразу же умчался обратно в Оксфорд.

Генри – студент, еще один молодой человек из Хэмпшира, предназначенный для духовенства, но по причине неминуемой угрозы вторжения якобинцев из-за Ла-Манша он записался добровольцем в ополчение. В присущей только ему одному манере Генри каким-то образом устроил все так, что его полк был расквартирован недалеко от Оксфорда, что позволило ему продолжить учебу, одновременно служа королю и стране.

– Какая жалость. Я хотела поговорить с ним до того, как он уйдет. – Джейн наливает себе чаю из черного базальтового чайника. Она плохо спала. Каждый раз, стоило ей закрыть глаза, перед мысленным взором появлялись впалые щеки мадам Рено и разинутый рот, словно на веках Джейн отпечаталась посмертная маска женщины.

Как дочь священника, Джейн видела множество трупов. Бедные прихожане не могут позволить себе гробы. Они прибывают на собственные похороны завернутыми в саваны, их кладут в общий ящик для отпевания, а затем вываливают из него в свежевырытую могилу и закапывают. Из окна дилижанса Джейн видела даже останки разбойников, закованных в цепи и подвешенных к виселицам на перекрестках. Их разлагающиеся тела, кишащие личинками и облепленные мухами, выставляют на всеобщее обозрение рядом с местом преступлений, чтобы удержать других от повторения их грехов.

Но смотреть в лицо женщине, чья жизнь была так недавно и так несправедливо оборвана, оказалось совершенно другим делом. Джейн уже знает, что это воспоминание будет преследовать ее до конца дней.

– Полагаю, Генри боялся, что старый мистер Чут вызовет его на дуэль из-за добродетели своей жены, если он и дальше останется дома, – произносит мистер Остен, не отрываясь от газеты.

Джейн поперхнулась чаем при мысли о том, что престарелый мистер Чут вызовет на дуэль молодого лейтенанта Остена. Она представила, как старик отбрасывает трость, чтобы взяться за пистолет, и падает лицом в траву, не удержавшись самостоятельно на ногах.

– Это не смешно, отец. – Джеймс выглядывает поверх своей половины газеты. Несмотря на позднее возвращение минувшим вечером, Джеймс уже чисто выбрит и щегольски одет.

– Вряд ли тебе нужно мне это объяснять. – Мистер Остен делает глоток чая. Поверх рясы священника он накинул красновато-коричневый просторный халат, а его белоснежные волосы выбиваются из-под шапочки в тон. – Я буду вынужден продать дом, чтобы уберечь Генри от Маршалси[11], если мистер Чут подаст в суд из-за прелюбодеяния.

Джейн делает глоток чая, обжигая горло. Для представителей среднего класса развод настолько сложен и дорогостоящ, что практически невозможен. И поскольку у замужней женщины нет собственного имущества или богатства, единственное законное наказание, которое обиженный муж может применить к жене, совершившей супружескую измену, – это подать в суд на ее любовника за «прелюбодеяние». Строго говоря, этот термин относится к получению компенсации за обесценивание имущества. В глазах закона положение жены лишь ненамного выше статуса любимой лошади. Обеих можно выпороть и заставить работать до смерти, но только одну можно убить на законных правах, когда она больше не приносит пользы. Это самая неприятная истина, которую приходится признавать.

– Возможно, именно поэтому мистер Чут женился на этой девушке, – замечает миссис Остен, высокая и худощавая, с орлиным носом женщина, который, по ее мнению, свидетельствует об аристократической родословной. – В надежде, что она втянет какого-нибудь богатого молодого самца в грязную интрижку, чтобы потом заставить его возместить ущерб.

Миссис Остен проводит влажной тряпочкой по пухлым щекам внучки.

Судебные иски из-за прелюбодеяния стали настолько прибыльным делом, что мужчин начали обвинять в том, что они поощряют своих жен флиртовать с богатыми знакомыми, намереваясь поймать их на месте преступления. Мистер Чут слишком богат, чтобы утруждать себя такой утомительной затеей, но он относится к тому типу людей, которые всегда жаждут большего.

Хорошо еще, что нынешняя героиня Джейн, жестокосердная леди Сьюзан[12], – вдова и, следовательно, не подвержена подобным унижениям в суде. Вместо этого, по мановению пера Джейн, леди Сьюзан вольна сеять хаос среди мужского пола. Есть определенная ирония в том, что только подчинившись своему мужу, а затем пережив его, женщина может достичь истинной свободы.

– Тогда с какой стати он подпускал ее к Генри? – Мистер Остен ставит свою чашку обратно на блюдце, поворачивая ручку ровно на три часа. – Ему следовало направить ее в сторону Джонатана Харкорта.

– Миссис Чут ничего не добилась бы от Джонатана, – возражает Джеймс. – Вряд ли его можно отбить у мисс Риверс, не так ли?

Миссис Остен поджимает губы.

– Софи достаточно милая девушка, и я полагаю, ее приданое будет весьма кстати даже Харкортам…

У Джейн сводит зубы от описания матерью амбициозной наследницы. Софи родилась почти на целый год раньше Джейн, появившись на свет в первый день нового 1775 года. Несмотря на небольшую разницу в возрасте и близость друг к другу с тех пор, как более десяти лет назад семья Риверс поселилась в Кемпшотт-парке, выскочка Софи никогда не была особенно мила с Джейн.

Перепачканным яблоками кулачком Анна пытается схватить кружевной чепец миссис Остен.

– Но я всегда надеялась, что Джонатан встретит кого-нибудь, кто поможет ему добиться признания. Кого-нибудь вроде тебя, Джейн. – Миссис Остен пытается оттолкнуть липкие руки Анны.

– Меня?! Прости, мама, но этот корабль отплыл. Если только ты не хочешь, чтобы я умыкнула Джонатана в Гретна-Грин[13] и заставила его поклясться мне в верности перед кузнецом до того, как состоится религиозная церемония?

– Я не говорила, что он должен жениться на тебе, а сказала: на ком-то вроде тебя. – Миссис Остен высвобождает пальцы Анны из оборки чепца. Теперь оборка так густо намазана тушеным яблоком, что подходит по цвету к ее испачканному хлопковому переднику. – Ему нужна более независимая молодая леди, которая не позволила бы его родителям запугать себя.

Не зная, быть ли польщенной или оскорбленной, Джейн намазывает тост маслом и добавляет сверху немного сделанного матерью домашнего малинового джема.

– Выходит, Генри лишил всех нас доброго имени?

– Вряд ли, – отвечает Джеймс. – Ужасная находка несколько затмила неосмотрительность Генри. Нам удалось выставить все так, что миссис Чут наткнулась на тело, а лейтенант Остен бросился ей на помощь уже после того, как услышал ее крик.

– Как галантно с его стороны, – улыбается Джейн.

– Действительно, – хмурится Джеймс.

– Какой переполох. Жаль, что меня там не было. – Миссис Остен вздыхает. Анна макает ложку в тушеное яблоко и бросает его в бабушку.

– Я говорила, что тебе стоит пойти. – Джейн прожевывает тост.

– Об этом не могло быть и речи. Сейчас слишком холодно. Мой организм ни за что бы этого не выдержал. – Миссис Остен вытаскивает маленькую девочку из детского стульчика и сажает к себе на колени. – Кроме того, мы не могли оставить дорогую Анну.

– Дорогую Анну? – Джейн наклоняется, чтобы взъерошить пряди золотистых волос на головке малышки. – Ты никогда не возражала против того, чтобы оставить нас. Мы все еще жили с госпожой Калхэм, хотя были вдвое старше Анны.

Наличие отряда школьников, за которыми приходилось присматривать, и фермы, которой требовалось управлять, вынудило миссис Остен делегировать повседневные обязанности материнства, когда ее дети были совсем маленькими. После отлучения от груди всех младенцев семьи Остен передавали на попечение няни в деревне и не забирали обратно до тех пор, пока дети не научатся обслуживать себя самостоятельно.

Миссис Остен поджимает губы:

– Джейн, мы навещали тебя каждый день.

– О, как заботливо, – мило улыбается Джейн. – Ты оставляла визитную карточку, если нас не было дома?

Джейн тысячу раз слышала объяснения матери по поводу этой необычной практики. Учитывая, сколько времени и энергии требуется для ухода за Анной, живущей теперь в их доме, Джейн понимает доводы матери. И все же она не может избавиться от чувства некоторой обиды, вызванной тем, что ее в младенчестве изгнали из отчего дома. Тем более маловероятно, что один из членов семейства Остен когда-либо сможет жить самостоятельно. Джордж «Джорджи» Остен – второй по старшинству брат Джейн. В том возрасте, когда дети обычно учатся ходить и говорить, Джорджи стал впадать в приступы ярости, нарушающие его умственные способности и истощающие организм. Он так и не научился выражать мысли словами, но, как истинный Остен, все равно добился того, чтобы его понимали. Когда Джейн еще не умела писать и даже говорить, Джорджи научил ее общаться жестами.

Он почти на десять лет старше ее, и в своей детской наивности Джейн никогда бы не подумала, что переедет в Стивентонский приходской дом, а Джорджи останется в деревне с госпожой Калхэм. Но осознание самых повседневных опасностей – будь то запряженная шестеркой лошадей карета, мчащаяся на него по дороге, или то, почему нельзя купаться в пруду, кишащем пиявками, – дается Джорджи с огромным трудом, и он нуждается в постоянном присмотре.

Справедливости ради стоит отметить, что мистер и миссис Остен несколько раз пытались забрать его домой, чтобы он жил с братьями и сестрами. Но после ужасающего случая, когда он упал в колодец, родители испугались и согласились, что Джорджи должен оставаться под более пристальным присмотром няни. Возможно, это к лучшему, и Джорджи очень счастлив в деревне, в окружении друзей и соседей. Но мысль о том, что он не живет в родном доме, несмотря на все усилия семьи держать его рядом, тяжелым грузом ложится на сердце Джейн.

В последнее время зачастую именно Джорджи наносит визиты в дом. Он приходит и уходит незаметно, как тень, навещая сестер и избегая вечно встревоженной матери. Его любимый трюк – без церемоний появляться на кухне Остенов, чтобы угоститься легендарным имбирным пряником Салли (иногда он такой острый, что можно подумать, будто она заменяет имбирь на горчицу), прежде чем у остальных членов семьи появится такая возможность.

Миссис Остен втягивает щеки и свирепо смотрит на Джейн, в то время как мистер Остен просто посмеивается. Джеймс откладывает газету, чтобы выглянуть в окно. По дорожке бредет крошечная фигура в шляпе и грязно-коричневом плаще.

– Это Мэри Ллойд? – спрашивает он.

Джейн громко выдыхает и кивает.

Обычно Кассандра и Джейн составляют четверку единомышленниц вместе с Мэри и ее старшей сестрой Мартой. Милый нрав Кассандры и Марты уравновешивает резкость их младших сестер. Но Марта, кузина Фаулов, сопровождает Кассандру в поездке в Кинтбери, оставив Джейн и Мэри проводить вместе весь рождественский сезон. Это справедливое наказание за все те увеселительные прогулки, которые Джейн и Мэри испортили своими ссорами. Если б Кассандра и Марта не были такими раздражающе добродушными, они бы сейчас громко над этим смеялись.

Салли открывает входную дверь и провожает Мэри в семейную гостиную. Мэри задерживается на пороге, уставившись на носки своих прогулочных ботинок.

– Прошу милостивого прощения. Я помешала вашему завтраку?

В детстве Мэри болела оспой. Ее шрамы исчезли, но она по-прежнему подвержена недугам и может быть болезненно застенчивой… в основном в присутствии Джеймса. Особенно с тех пор, как он овдовел. Он самый высокий, темноволосый и угрюмый старший брат Джейн.

Миссис Остен передвигает хлебницу по столу.

– Входи, дорогая. Хочешь чаю?

Щеки Мэри вспыхивают.

– Я не хочу мешать. Я пришла за Джейн.

Миссис Остен опирается на руки, приподнимаясь из-за стола.

– Чепуха, ты не помешала…

– А зачем я понадобилась? – перебивает Джейн свою мать.

Мэри делает неуверенный шаг в сторону Джеймса.

– Дядя Ричард просит всех отправиться в Дин-хаус, чтобы помочь поймать убийцу. – Дядя Мэри, Ричард Крейвен, служит местным магистратом. Она выглядывает из-под низко надвинутых полей шляпки. – О, мистер Остен, я слышала, вас позвали помолиться над останками умершей женщины! Какой ужас! Для вас это наверняка было просто ужасно!

Джейн и ее родные в замешательстве переглядываются, прежде чем до них доходит, что Мэри обращается к Джеймсу, а не к отцу Джейн.

Джеймс надувается от важности:

– Ну, я…

Джейн подозревает, что Мэри не была бы так впечатлена, если б увидела, как Джеймс побледнел при виде холодного трупа мадам Рено. Хотя, зная, насколько глубока слепая преданность Мэри Джеймсу, она, вероятно, все же была бы впечатлена.

– Я загляну туда позже, – отвечает Джейн.

– Ты не должна заставлять мистера Крейвена ждать, – прищелкивает языком миссис Остен.

Джейн смотрит на остатки своего чая. Она убеждена, что Том скоро приедет к ней. Если она уйдет сейчас, кто знает, когда им представится еще один шанс поговорить? Том может даже подумать, что она избегает его после того, как исчезла с бала. По словам Кассандры, джентльмен нуждается в большом поощрении, чтобы сделать предложение руки и сердца. Ради всего святого, Кассандре пришлось нарисовать самые лестные акварели мистера Фаула, с голубками по краям, прежде чем он наконец понял намек и поднял соответствующий вопрос!

– Просто… я проснулась совершенно разбитой. Видишь ли, я не очень хорошо спала.

– Что ж, я тебя предупреждала… – Миссис Остен складывает руки на груди.

Подбородок Мэри вздрагивает.

– Но ты должна пойти. Я слышала, ты опознала мертвую женщину.

Джейн теребит ручку своей чайной чашки.

Джеймс отрывает взгляд от газеты.

– Если ты хочешь задержаться дома в ожидании визита Тома Лефроя, не стоит утруждать себя. Он присоединится к поисковой группе, которая будет искать негодяя, который это сделал, – как и все остальные способные молодые джентльмены в округе.

Джейн сделала все возможное, чтобы сохранить в тайне свидание с Томом. Не то чтобы она сомневалась, что ее семья одобрит его кандидатуру. Хотя Том еще не прижился здесь, он фантастически умный и трудолюбивый. Ему нет и двадцати, но он уже окончил Дублинский Тринити-колледж и планирует изучать юриспруденцию в Линкольнс-Инн[14]. Возможно, пройдет некоторое время, прежде чем они с Джейн наконец-то смогут пожениться, но она уверена, что ее отец даст благословение на этот брак. Во всяком случае, после небольших уговоров со стороны Джейн и ее матери. Несмотря на это, Джейн слишком горда, чтобы позволить кому-либо, кроме Кассандры, узнать, насколько серьезно она ожидает предложения от Тома.

– Откуда ты это знаешь? – спрашивает она.

– Потому что приходской констебль приглашал добровольцев. Он сказал мне, что Лефрой уже записался.

– Когда?

– Ранним утром, пока ты пыталась уснуть. – Джеймс ухмыляется. – Я уйду, как только позавтракаю. Если хочешь, я заседлаю Грейласс и одолжу тебе своих гончих. Ты могла бы попробовать поохотиться на Лефроя.

Джейн хмуро смотрит на брата, а Джеймс прячется за газетой, и его плечи трясутся.

Грейласс – пони Кассандры. Теоретически Джейн умеет ездить верхом, но предпочла бы этого не делать. Тем более что она не проверяла теорию с тех пор, как в возрасте двенадцати лет слетела с взбрыкнувшей кобылы.

– Значит ли это, что личность преступника установили?

Джеймс, нахмурившись, опускает уголок газеты.

– Думаю, что нет.

– Тогда как понять, кого искать?!

Джеймс пожимает плечами:

– Мы будем ловить любых бродяг, всех подозрительных типов.

– Подожди здесь, Мэри. Я захвачу шляпку.

Если есть хоть малейший шанс, что это поможет установить личность настоящего убийцы и спасет какую-нибудь бедную душу от ложного обвинения, Джейн должна рассказать мистеру Крейвену все, что знает о мадам Рено. Ради памяти убитой женщины она обязана добиться справедливости. С ее стороны было эгоистично желать остаться дома. И если Том не собирается наносить визит сегодня, у нее хотя бы будет больше времени, чтобы сочинить не столь явно восторженный ответ. В конце концов, молодая леди должна сохранять скромность.

Глава третья

Джейн подходит к воротам Дин-хауса, кивая в знак приветствия непрерывному потоку знакомых, идущих навстречу. Должно быть, по пути в Стивентонский приходской дом Мэри направо и налево передавала распоряжения своего дяди. Состоятельные семьи, торговцы и слуги толпятся на подметенной гравийной дорожке. Одна из самых набожных прихожанок отца Джейн промокает глаза носовым платком, а стоящий рядом с ней работник с фермы сжимает челюсти и бормочет что-то себе под нос.

Джейн прижимает руку к боку, желая унять покалывание. Она быстрым шагом взбиралась на холм, пока пение малиновки в живой изгороди компенсировало отсутствие болтовни между ней и ее спутницей.

– Скажи-ка, Мэри. Как, по мнению твоего дяди, приглашение всех жителей графства осмотреть труп мадам Рено поможет расследованию?

– Не будь тупицей, Джейн. Всем известно, что души убитых не покидают тело. Они не могут перейти в вечность, пока не попытаются сообщить живым подробности своей смерти.

– Понятно. – Джейн кивает, несмотря на свой скептицизм. Ей не терпится поскорее поговорить с магистратом и уйти в надежде, что Том заедет в дом священника по возвращении с поисков убийцы, хотя это звучит не очень романтично. Теперь, когда Джейн стоит перед деревянно-кирпичным фасадом особняка эпохи Тюдоров, ей становится не по себе при мысли о возвращении на место преступления. – И много ли убийц твой дядя поймал таким образом?

– Пожалуй, не много. – Мэри вырывается вперед, взбегая по каменным ступеням к двойным дверям. Дин-хаус с его черными балками и крутыми крышами – сплошные углы и остроконечности. Даже стекла в окнах заострены по краям, а хрустальные светильники выполнены в форме бриллиантов. – В основном его вызывают искать браконьеров, а я не думаю, что у лесных птиц есть душа.

Джейн спотыкается, представив широко раскинутые руки мадам Рено и темную лужу крови вокруг ее пепельно-бледного лица.

– Иди вперед. Я тебя скоро догоню.

– Что такое? Ты больна? Выглядишь немного зеленоватой.

– Просто хочу отдышаться.

Мэри пожимает плечами и ныряет в открытую дверь.

Как только подруга уходит, Джейн зажмуривается, чтобы избавиться от внезапного головокружения, угрожающего охватить ее. Вновь открыв глаза, девушка замечает знакомый зад, торчащий из кустарника. Она идет по тропинке на шорох, заодно восстанавливая душевное равновесие. В эркерном окне, выступающем на первом этаже прямо над ней, между свинцовыми прутьями решетки виднеются заостренные черты лица и глаза-бусинки леди Харкорт. Джейн поднимает руку в знак приветствия, но хрупкое тело женщины остается неподвижным.

Очевидно, леди Харкорт не в настроении приветствовать зевак, толпящихся у ее дома. И с чего бы ей радоваться? Потеря старшего сына Эдвина в результате внезапного и трагического несчастного случая стала для нее тяжелым ударом, а помолвка Джонатана оказалась омрачена еще одной жестокой и бессмысленной смертью. Такое нелегко вынести.

Джейн терпеливо ждет, пока владелец ягодиц закончит свои дела в кустах. Через несколько мгновений он встает и поворачивается к ней лицом. У него такой же рост и привлекательные черты лица, как у всех ее братьев, но немного более плотное телосложение, да и одет он куда небрежнее. Он не ездит верхом и не охотится, как другие, а предпочитает хорошо покушать.

– Это ты, Джорджи! Боже мой, что ты там делал?!

Глаза Джорджи загораются, а губы расплываются в широкой улыбке. Он тянется к руке сестры, хватает ее обеими ладонями и энергично трясет. Когда он наконец отпускает ее, то подносит одну руку ко рту и делает жест, будто что-то откусывает.

– Хочешь печенье? – спрашивает Джейн.

Госпожа Калхэм когда-то работала в семье глухих в Саутгемптоне и научила Джорджи разнообразным жестам, которые он использует для общения. Впоследствии все дети семьи Остен научились бегло разговаривать на пальцах благодаря близкому общению с братом, хотя Джорджи время от времени любит подловить их, применяя новые жесты собственного изобретения. Джейн уверена, что он мог бы научиться читать, если б только у ее матери и отца хватило времени и терпения обучить его.

– Ну, там ты его не найдешь, не так ли? Глупыш.

Джордж делает тот же жест, только более оживленный.

Из-за дома выбегает Джек Смит. Джек – сын госпожи Калхэм. Он на несколько месяцев младше Джейн. Заметив Джорджи, Джек упирается ладонями в колени и пытается отдышаться.

– Мисс Остен, – хрипит он, снимая свою фетровую шляпу и прижимая ее к груди. – Я действительно думал, что на этот раз он ускользнул от меня.

Когда Джорджи исполнился двадцать один год, мистер Остен нанял Джека в качестве профессионального опекуна, сопровождающего его сына в приключениях и делающего все возможное, чтобы уберечь того от неприятностей. Джеку было всего одиннадцать, но с самого начала он исполнял свою роль с достойной восхищения серьезностью и за минувшие десять лет ни разу не дал повод усомниться в его преданности подопечному. Чтобы сохранять хорошее настроение, Джорджи должен регулярно есть и спать – то, о чем он обычно забывает, если предоставить его самому себе.

Джейн указывает на голые розы под эркерным окном:

– Он рылся в кустах, когда я его обнаружила.

Что же могло так заинтересовать Джорджи? В конце года на кустах остаются только набухшие красные плоды шиповника, а под ногами нет ничего, кроме земли.

– Ох, Джорджи. Что мне с тобой делать? – смеется Джек, надевая шляпу. – Я привяжу тебя к себе, если будешь убегать.

Джорджи делает совершенно неуместный жест, не оставляя у Джека сомнений в том, что бы он сделал, если бы кто-нибудь посмел так с ним обращаться.

– Думаю, он голоден, – замечает Джейн, пытаясь оправдать плохие манеры своего брата.

– Голоден? Джорджи? Да ведь мы только что позавтракали! – Джек разводит руками. – Я полагаю, вы слышали о страшном происшествии здесь прошлой ночью?

Джейн вздрагивает.

– Да. Ужас.

– Мы подошли, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Видите ли, мою матушку вызвали, чтобы подготовить бедную женщину к погребению. Джорджи вроде бы держался рядом со мной, но когда я оглянулся, его уже не было.

Джек хлопает себя ладонью по лбу. Джорджи хмуро смотрит на него. Справедливости ради стоит отметить, что в то время, когда мистер Остен назначил Джека опекуном, Джорджи был совершенно ошеломлен, обнаружив, что его названый младший брат каким-то образом стал за ним присматривать. Бо`льшую часть времени Джорджи относится к Джеку как к добровольному помощнику, и им весело вместе бродить пешком по округе, но в остальном Джек – раздражитель, от которого Джорджи вынужден отмахиваться, словно лошадь, пытающаяся прихлопнуть муху хвостом.

Но Джейн до сих пор слышит эхо душераздирающего крика своей матери в тот момент, когда та поняла, что юный Джордж пропал из Стивентонского приходского дома. Джейн и другие дети бегали по ферме, как обезглавленные цыплята, отчаянно пытаясь найти его. Когда они не обнаружили никаких следов Джорджи, миссис Остен решила, что тот упал в открытый колодец. Он всегда бросал туда камешки, ожидая, когда они с плеском ударятся о воду в пятидесяти футах внизу. Мистер Остен помчался в сарай за веревкой, а Джеймс срывал с себя одежду, готовый прыгнуть вслед за братом.

Слава богу, Генри примчался обратно вместе с Джорджи (который прошагал почти пять миль по дорожке к Кемпшотт-парку, где кухарка миссис Риверс однажды сунула ему недозволенное миндальное печенье) прежде, чем они закончили привязывать веревку к ближайшему дубу. По сей день те четверть часа, когда пропал ее брат, остаются самыми долгими в жизни Джейн.