Валерий Шарапов

Родня до крови

© Шарапов В., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Глава 1

Участковый отдел милиции № 24 по улице Комиссаржевской хоть и располагался в Центральном районе Воронежа, но в кругу правоохранительных органов считался объектом второстепенной важности. Серьезных преступлений в историческом центре города никто не совершал, контингент, населяющий жилые массивы, сплошь относился к интеллигенции и опасений не внушал. Служить в двадцать четвертый участок попадали либо любители тепленьких мест, имеющие «мохнатую лапу», либо люди недостаточно амбициозные, чтобы мечтать о реальной работе. В кулуарах Главного управления внутренних дел даже поговорка ходила: «Сразу видно, из двадцать четвертого», подразумевая, что у человека, о котором идет речь, совершенно отсутствует желание своим трудом зарабатывать награды и звания.

В чем-то молва соответствовала действительности. Большая часть сотрудников двадцать четвертого участка искала здесь тишины и покоя: служба идет, денежка капает, звания подходят своим чередом, а риск подвергнуться опасности минимальный. Не жизнь, а малина. Оттого и обстановка дружелюбная, куда пальцем ни ткни, не в друга попадешь, так в приятеля. Что ни день, то праздник. У кого-то сын родился, кому-то родичи дом в пригороде подарили, кто-то (великая роскошь!) автомобиль приобрел или очереди на покупку цветного телевизора дождался. Казалось бы, какое отношение имеют сотрудники участкового отдела № 24 к этим знаменательным событиям? Ровным счетом никакого!

И все же каждое событие в отделе было принято отмечать. Не попойки, нет! Скромные чаепития в обеденный перерыв, но с обязательной домашней выпечкой. С середины семидесятых просто поветрие пошло: всякая уважающая себя хозяйка непременно имела свой фирменный рецепт семейной выпечки. Угощая коллег или дальних родственников, такая хозяйка, скромно опустив глаза долу, как бы случайно проговаривалась, что рецепт достался ей от прапрапрабабушки и в семье он хранится, как Святой Грааль. Разумеется, о том, чтобы поделиться секретным рецептом, и речь не шла. Раскрыть секреты выпечки простецкого домашнего печенья, тесто которого прокручивали через мясорубку, отчего заготовки походили на клубок дождевых червей из банки заядлого рыболова, готова каждая хозяйка. Но если речь заходит о «старинном семейном», то не обессудьте.

Этим утром участок № 24 заполнил аромат ванили. Старший лейтенант Цапкин проставлялся за грядущий отпуск, и его супруга напекла гору хрустящего хвороста. Приготовление с виду совсем простенького угощения в виде полосок тонко нарезанного теста, обжаренного в большом количестве подсолнечного масла, требовало большого умения. В Стране Советов хворост пекла каждая третья хозяйка, но мало у кого тесто выходило действительно слоистым, тонким и тающим во рту, а все потому, что у каждой из счастливиц имелся свой секретный ингредиент. Стакан минеральной воды, пара ложек водки, двухчасовая выдержка в морозильной камере – так изобретательные хозяйки добивались уникальности рецептуры.

У жены Цапкина тоже имелся свой секретный ингредиент, и лакомство пришлось по душе всем сотрудникам участка. Обеденная порция, сметенная за пятнадцать минут, вдохновила жену Цапкина на повторение подвига, и к вечеру она напекла вторую партию угощения. Гордый Цапкин выставил алюминиевый таз на столике в проходной и активно потчевал коллег, немногочисленных в честь выходного дня, которые спешили по домам после тяжелого «трудового подвига».

– Прихватывайте, ребятки, – приговаривал Цапкин, теребя таз. Рот его расплывался в улыбке, а пальцы проворно захватывали нежные пластины теста, чтобы вложить их в руки довольного коллеги. – Прихватывайте, не стесняйтесь. Валюшка мне строго-настрого наказала, чтобы таз пустой в дом вернулся.

– Спасибо, Григорий, – перехватывая хворост из рук Цапкина, благодарили коллеги. – Валентине особое почтение!

– Передам, ребятки, передам.

– Хорошего отпуска, Гриша, – желали сослуживцы. – Отдохни как следует. Валюшке привет!

– Передам, ребятки, передам.

– Жаль, что отпуск не каждый месяц, да, Цапкин? Вот бы мы пожировали с твоей выпечки.

– Разленились бы, Егор, растолстели, – засмеялся Цапкин. – Нет, отдых раз в год – самое то. Эй, Бибиков, а ты чего руки не подставляешь? Заворачивай сюда, я тебе побольше отсыплю. Ты ведь у нас холостой, плюшками баловать тебя некому.

Цапкин ухватил за рукав смущенного коллегу, подтащил его к тазу и заставил взять две полные пригоршни лакомства. При этом он сочувственным тоном пытался вразумить Бибикова, агитируя на то, чтобы он поскорее перешел в число «женатиков».

– Ты пойми, парень, без хорошей бабы мужик и не мужик вовсе, – наставлял он парня. – Ни пожрать вкусно, ни отдохнуть всласть, а тебе уже двадцать два стукнуло. Пора бы и за ум взяться. Найди себе девушку, женись, нарожай детей и живи счастливо. Это я тебе как друг советую.

– Да знаю я, Гриша, все знаю. Только что ж тут поделаешь, если девушки меня не любят? Простой участковый восторга у дам не вызывает, – улыбаясь, отвечал Бибиков, и было непонятно, шутит он или говорит серьезно. – Вот тебе повезло, твоя Валентина по всем параметрам идеальная жена для милиционера. Только где же такую Валентину взять?

– Это ты верно подметил, Леня. Моя Валюшка всех баб в Воронеже за пояс заткнет. – Цапкин расплылся в улыбке, довольный похвалой. – А может, и не только в Воронеже, а и в Москве.

– Ты все еще мечтаешь о переезде? – Бибиков воспользовался возможностью уйти от разговора о холостяцкой жизни. – Неужели в Воронеже так плохо?

– Дело не в том, что в Воронеже плохо. Дело в том, что в Москве лучше, – заявил Цапкин и рассмеялся. – Здорово сказал, правда?

– Сказано сильно, – похвалил Бибиков. – Ладно, Гриша, мне пора. Опоздаю на трамвай, придется пешком чалить.

– Почему бы не пройтись? Погода сегодня шикарная, почти до нуля поднялась.

– К вечеру обещали до минус десяти, – объявил Бибиков. – Пошел я, домой охота.

– Ну иди, иди. – Цапкин похлопал товарища по плечу и проводил взглядом до дверей.

Выйдя из здания, Бибиков немного постоял, размышляя, стоит ли последовать совету друга и прогуляться пешком или лучше сэкономить время и проехаться на трамвае. Он знал, что в воскресенье запросто можно простоять на остановке и полчаса, и час, пока дождешься трамвая, получив в итоге вместо экономии потерю времени. Но дежурство выдалось утомительное. С восьми утра пришлось топтать ноги, удовлетворяя жалобы капризных дам и впадающих в маразм бабулек, которые сегодня, как нарочно, звонили с жалобами одна за другой, и долгая прогулка до перекрестка улиц Никитинской и Плехановской его не вдохновляла.

– Чего застыл, Леня? Погнали домой, назавтра всех на планерку вызвали, так что не отоспишься.

Бибиков оглянулся, увидел позади двух сослуживцев: помощника дознавателя и старшину из патрульно-постовой бригады. Оба неженатые, они занимали одну комнату в служебном общежитии и частенько ходили домой пешком, а так как путь к дому Бибикова проходил мимо общаги, то друзья прихватывали с собой и его. Но сегодня болтать о футболе, о чванливом начальнике или о сердечных победах Бибикову совсем не хотелось, поэтому вариант с трамваем победил.

– Я на трамвае, – сообщил Бибиков приятелям и зашагал в сторону Кольцовской улицы, по которой ходил трамвай.

– Зря отказываешься, Леня, – прокричали вслед приятели. – Мы до сосисочной пойдем, там сегодня баба Маша дежурит, обещала нам сухпаек оставить и сосиски с вермишелью. Пойдем, Леня, на сутки едой запасемся.

Баба Маша вот уже полгода подкармливала весь двадцать четвертый участок пусть и столовскими, но весьма удобоваримыми, а главное, готовыми блюдами. После того как ребята из участка сделали «вразумление» ее непутевому внуку и тот взялся за ум и даже нашел работу, баба Маша взяла шефство над неженатым контингентом отдела, подкармливая парней продуктами из столовой.

– Можете забрать мою порцию. – Бибиков махнул рукой в знак прощания.

Двигался он быстро, но мысли бежали еще быстрее. В мыслях и поступках Бибиков всегда старался быть честным с собой, поэтому слова Цапкина задели за живое. Хотел ли он обзавестись крепкой большой семьей? Несомненно! Но перед тем как связывать себя узами брака, которые налагают на мужчину определенные обязательства, он мечтал сделать в жизни что-то стоящее, что-то по-настоящему значимое для общества. Отец его умер рано, не успев вложить в душу сына какие-то моральные ценности, но с этой задачей с успехом справилась его бабушка. С малых лет она твердила внуку: советский человек должен оставить след в истории, выполнить свою миссию, внести вклад в строительство коммунизма. Это – обязательное условие для мужчины, который хочет, чтобы его уважали в коллективе, чтобы им гордились родители, чтобы дети брали с него пример. А уж каким способом и на каком поприще мужчина этого добьется – выбор за ним.

Вот почему так вышло, что в милицию Бибиков пошел не за красивой жизнью, не за званиями и наградами, просто он посчитал, что именно здесь он сумеет выполнить свою миссию быстрее всего. А как иначе? Милиция всегда на передовой, охраняет покой горожан, не дает разбушеваться преступности. Разве служение людям само по себе не подвиг? Оказалось, что нет. В двадцать четвертый участок Бибиков пришел сразу после демобилизации из рядов Советской армии, прослужил здесь почти два года, но пока и намека не было на то, что он привнес какой-то значимый вклад в строительство коммунизма.

Все, чем он занимался в отделе, можно было описать одним емким словом – рутина. Мелкие кражи, которые и кражами назвать трудно, хулиганство, скорее похожее на выходки подростков, семейные склоки и скандалы. Разве об этом он мечтал, вступая в ряды советской милиции? Нет и еще раз нет! И теперь, по прошествии двух лет службы, он начинал сомневаться, правильный ли сделал выбор, его ли это место и не ошибся ли он с выбором профессии. Такие мысли не способствовали поднятию настроения, мешали наслаждаться жизнью и замечать то прекрасное, что раньше доставляло удовольствие: похвала коллег, легкие беседы с друзьями, чудесная погода…

Погода и правда стояла на удивление приятная: легкий морозец пощипывал кожу, редкие снежинки парили в воздухе, не потревоженные ветром, ложились на землю. Деревья словно белым покрывалом укрыло, оно искрилось под тусклым светом уличных фонарей и делало все вокруг загадочным, сказочно красивым и умиротворяющим. Бибиков шагал и уже жалел о своем решении отказаться от прогулки в компании двух весельчаков. Тревожные мысли лишь усугубляли плохое настроение, и теперь ему хотелось общения. Еще больше хотелось Леониду Бибикову вкусных сосисок от бабы Маши, повара, а по совместительству сторожа общественной столовой.

Он прошел лишь треть пути, еще не поздно было сменить направление и попытаться догнать друзей. Он взглянул на часы, стрелки показывали десять минут восьмого. «К черту хандру! Ребята наверняка не успели и половины пути пройти, могу срезать путь и перехватить их прямо у столовой», – подумал Бибиков. Мысль эта показалась Бибикову настолько здравой, что, дойдя до пересечения с улицей Никитинской, он не колеблясь свернул и пошел параллельно проспекту Революции, на котором располагался Театр драмы, а недалеко от него и заведение общепита, в котором работала баба Маша. Он шел и представлял себе, как удивятся его приятели, как при виде большой компании радостно заблестят глаза бабы Маши, как приятно защекочет ноздри запах ароматной снеди. Он дошел до Никитинского сквера, направляясь к перекрестку, с которого напрямую по Карла Маркса мог попасть к Театру драмы. Легкая улыбка блуждала по его лицу, когда в уши ворвался пронзительный крик. От неожиданности Бибиков остановился так резко, как будто налетел на препятствие.

– Что за черт? – произнес он вслух. Естественно, ему никто не ответил, и он прислушался, пытаясь понять, был ли крик реальным или это мозг сыграл с ним злую шутку. С полминуты он стоял на месте, слушая тишину, затем тряхнул головой. – Ерунда какая-то. Видно, от усталости.

Собственный голос, прозвучавший в вечерней тишине, успокоил, и Леонид двинулся дальше. Но не успел он пройти и двадцати шагов, как крик повторился. На этот раз не такой пронзительный, но ясно различимый. Сомнения Бибикова испарились: кричала женщина, и ей явно нужна была помощь. Сориентировавшись на звук, Леонид бросился вперед, добежал до перекрестка и остановился, соображая, куда двигаться дальше. Крик снова повторился, он раздавался с противоположной стороны улицы и теперь скорее был похож на стон. Страх опоздать заставил Бибикова двигаться быстрее.

Он пересек улицу, добежал до Дома-музея Никитина и снова остановился. Куда дальше? Крик не повторялся, а бегать наугад можно было до бесконечности. Полагаясь скорее на интуицию, чем на здравый смысл, Бибиков снова пересек улицу и собирался свернуть в ближайший двор, когда боковым зрением уловил какое-то движение чуть дальше по дороге. Он резко развернулся и увидел то, ради чего оказался на этой улице: возле здания, стоявшего чуть в глубине, на земле лежала женщина, а над ней склонился мужчина.

– Эй, что происходит? – выкрикнул Бибиков и рванулся вперед.

Мужчина оглянулся, подскочил и бросился бежать. Только тогда Леонид сообразил, что он и есть нападавший.

– Стой, ни с места! – закричал он, испытывая запоздалую досаду. – Стой, стрелять буду!

Полминуты Бибиков потратил на то, чтобы решить, бежать ли за мужчиной или поспешить на помощь женщине, затем бросился в проулок, в котором скрылся беглец. Он успел увидеть, как тот проскочил в узкий проход между домами, пытаясь скрыться от преследования, и понял, что тот бежит к парковой зоне. Этот район Бибиков знал как свои пять пальцев, поэтому не последовал тем же путем, что и беглец, а бросился к соседнему дому, чтобы срезать угол. Он выскочил к парку как раз в тот момент, когда беглец поравнялся с первым рядом деревьев.

– Стой, паршивец, тебе не уйти! – снова крикнул Бибиков и бросился наперерез. Еще один рывок, и беглец будет в его руках! И тут его форменный ботинок скользнул по ледяной корке, Леонид потерял равновесие и полетел вниз. Удар пришелся на затылочную часть, в глазах потемнело, и он потерял сознание.

Очнулся Бибиков довольно быстро, потрогал ушибленный затылок, взглянул на ладонь – крови не было. Он попытался подняться. Каждое движение отдавалось болью в затылке, но он заставил себя встать. Продолжать преследование не было смысла, поэтому он пошел обратно, к дому, где на земле осталась женщина. «Надо было отпустить его, – размышлял Бибиков. – После сумели бы найти, а вот помощь женщине может теперь и не понадобиться. Если этот недочеловек ранил ее, она могла истечь кровью или умереть от болевого шока. Нет, преследовать преступника было неверным решением».

Леонид вышел на Никитинскую улицу, прошел вперед и остановился. У дома, где совсем недавно лежала женщина, никого не было. «Странно, я точно видел то, что видел, – мысленно произнес Бибиков. – Возможно, преступник еще не успел ничего сделать и, когда я его спугнул, женщина убежала?» Он перешел на противоположную сторону улицы и осмотрелся. Нет, он не ошибся, все произошло именно здесь. Снег перед витриной книжного магазина оказался примят. Ближайший фонарь располагался в отдалении от места происшествия, освещение не давало возможности рассмотреть все тщательно, и все же участковый нашел следы крови на снегу. Не очень много, но все же…

– Она не могла уйти сама, – как всегда в минуты волнения, Бибиков заговорил вслух. – А скорая не могла приехать так быстро.

Он поднял левую руку, посмотрел на циферблат наручных часов. Судя по часам, с того момента, как он принял решение сменить маршрут, прошло всего семь минут. Сколько-то времени заняли поиски кричавшей женщины, затем погоня, а уж потом потеря сознания. Выходило, что в отключке он был пару минут, не больше. За это время машина скорой помощи физически не могла приехать, забрать женщину и уехать. К тому же в вечерней тишине он просто не мог не услышать звуки, которые обычно издает машина скорой. Но тогда вопрос остается открытым: куда делась жертва и что теперь делать ему, участковому уполномоченному?

– Чертовщина какая-то, – раздосадованно проговорил он. – Преступление есть, а жертвы нет. И преступника упустил. Что дальше?

Вопрос и правда сложный: понадеяться, что все обошлось и женщина в безопасности, и уйти или вызвать опергруппу, не имея ни трупа, ни жертвы преступления?

– И как ты будешь выглядеть в глазах коллег, когда окажется, что никакого преступления не произошло? – Бибиков хмуро смотрел на землю, а время шло. – Тебя же засмеют в отделе!

В этом участковый не сомневался, подначкам в его адрес конца не будет, если окажется, что он понапрасну потревожил дежурную бригаду. Только как уйти, когда все в тебе восстает против подобного решения? Как жить день за днем, зная, что пренебрег служебным долгом из-за опасения насмешек?

– Плевать, пусть смеются. Главное, что мне не придется договариваться с совестью, – приняв окончательное решение, вслух произнес Бибиков и огляделся.

Чуть поодаль, напротив дома-музея он увидел будку телефона-автомата и решительно направился к ней. Пошарив по карманам, нашел двухкопеечную монету, вставил в прорезь, снял с рычага трубку и набрал номер телефона родного отдела. Спустя полминуты в трубке зазвучал голос дежурного по части.

– Привет, Димыч, это Бибиков, – представился он. – Кто сегодня из оперов дежурит?

– Капитан Лобанов, – ответил дежурный. – У тебя к нему дело?

«Проклятье! Лобанов, – пронеслось в голове Леонида. – Теперь одними насмешками не обойтись. Этот весь мозг вынесет».

– Чего молчишь? – прервал затянувшуюся паузу дежурный. – Позвать Лобанова или нет?

– Нет, – Бибиков принял решение. – Запиши вызов: улица Никитинская, пересечение с Карла Маркса, совершено нападение на женщину. Пусть выезжают, я здесь жду.

– Нападение? Ты серьезно? – с сомнением спросил дежурный. – Это не шутка, Бибиков?

– Я когда-нибудь так шутил, Димыч? Высылай опергруппу, – повторил Бибиков и бросил трубку.

Опергруппа прибыла на место через восемь минут. Дежурный уазик отдела свернул на Никитинскую и припарковался у дома-музея. Из машины вышел капитан Лобанов, за ним следом семенил Валентин, стажер, приписанный к отделу пару недель назад. Бибиков не успел запомнить его фамилию, но сейчас это было неважно. Помахав Лобанову рукой, участковый пошел навстречу оперативнику.

– Привет, Леонид. Вижу, домой ты не спешишь, – поприветствовал Лобанов.

– Здравия желаю, товарищ капитан, – официально поздоровался Бибиков, хоть и виделся с капитаном буквально двадцать минут назад.

– Ну, показывай, что тут у тебя? – Лобанов пробежал глазами по периметру. – Где жертва нападения? Она в сознании или того…

– Тут такое дело, товарищ капитан, – замялся Бибиков, не зная, с чего начать.

– Начинается, – растягивая гласные, произнес Лобанов. – Когда история начинается со слов «тут такое дело», ничего хорошего не жди. Верно, Леонид?

– Так точно, товарищ капитан, – не стал спорить Бибиков.

– Хорошо, что ты это понимаешь. – Лобанов усмехнулся. – Итак, судя по твоей реплике, трупа у тебя нет.

– Так точно, нет трупа, – послушно повторил Бибиков.

– И жертвы нападения тоже нет, – продолжил Лобанов.

– Не совсем так. Жертва есть, но ее как бы и нет.

Бибиков пытался справиться с охватившей его робостью перед капитаном. В отделе Лобанов работал примерно три месяца. Он перевелся в двадцать четвертый, переехав из Москвы, где проработал больше пяти лет. Никто в отделе не знал точной причины, по которой капитан кардинально изменил свою жизнь, перебравшись из столицы в провинциальный город, сменив шикарную карьеру столичного следователя на должность рядового оперативного сотрудника. Кто-то говорил, что Лобанова понизили за нарушение субординации, кто-то верил, что в Воронеж его сослали, чтобы избежать громкого скандала. Еще говорили, что из Москвы его убрали, чтобы уберечь от мести коронованных воров, которым Лобанов перешел дорогу. В общем, болтали всякое, но что именно являлось правдой, не знал никто.

Сам Лобанов умело уходил от вопросов о своем прошлом, не подтверждая, но и не опровергая ни одну из версий. В отделе он не высовывался, работал добросовестно, но тихо, не привлекая внимания. Друзьями не обзавелся, о личной жизни не распространялся и вообще считался темной лошадкой. Одно коллеги из двадцать четвертого уяснили с первых дней – бездельникам и подхалимам лучше держаться от Лобанова подальше. Его острый язык не единожды выставлял на посмешище тех, кто пытался выслужиться, приписав себе чужие заслуги или намеренно завысив сложность проводимого расследования. Именно по этой причине участковый уполномоченный Леонид Бибиков так расстроился, когда узнал, что о своей несуществующей жертве ему придется докладывать капитану Лобанову.

– Я жду продолжения, Леонид, – поторопил Лобанов.

– Я возвращался домой и услышал крик, – скороговоркой начал Бибиков. – Прибежав на крик, я увидел следующее: у дома по улице Никитинской лежала женщина, над ней склонился мужчина. Я окликнул его, он вскочил и побежал. Я принял решение начать преследование, в подворотне попал на лед, не удержался и упал. От удара о землю потерял сознание. Когда пришел в себя, беглец уже сбежал. Я вернулся на Никитинскую и обнаружил, что женщина исчезла.

– И в чем проблема? Преступника ты упустил, жертва благополучно избежала насилия. Твоя миссия выполнена, можешь идти домой.

– Но ведь преступник ушел, – растерянно повторил Бибиков. – Мы не можем вот так взять и уйти.

– Почему не можем? – Лобанов снова усмехнулся и повернулся к стажеру. – В машину, стажер, концерт окончен.

– Товарищ капитан, подождите. Здесь совершено преступление, я в этом уверен. – Бибиков попытался остановить капитана.

– Расслабься, Леонид, здесь тебе ничего не светит, – взгляд Лобанова посуровел. – Радуйся, что я не привлекаю тебя к ответственности за ложный вызов.

Он развернулся и зашагал к машине. Бибиков стоял и не знал, что еще предпринять, но он понимал, что не может отпустить Лобанова. «Думай, Леня, думай. Если он сейчас уйдет, ты уже никогда не узнаешь, что здесь произошло, – убеждал он себя. – Решайся: пан или пропал».

– На тротуаре следы крови, – в отчаянной попытке привлечь внимание капитана выкрикнул Бибиков. – На преследование, включая то время, что я провел в отключке, ушло не больше трех-четырех минут. Скорая не могла ее забрать, и сама она не могла уйти. Так куда она делась? Она была без сознания, расслабленная поза говорила сама за себя. Если она и пришла в сознание, то не смогла бы далеко уйти. Но и в этом случае кровавый след показал бы, в каком направлении она ушла. Следа нет! Кровь есть, а кровавого следа нет. Да остановитесь же вы, речь идет о молодой женщине, которая, быть может, еще жива и истекает кровью! Человек вы или кто?

Лобанов почти дошел до машины, когда с губ Бибикова сорвалась последняя фраза. Он остановился и какое-то время стоял спиной к участковому, затем чертыхнулся, развернулся и пошел назад. По его лицу невозможно было понять, сердится он или нет. Леонид отступил на шаг, ожидая отповеди, но ее не последовало. Вместо этого Лобанов ворчливо произнес:

– Ладно, блюститель нравственности, показывай, где видел кровь.

Бибиков облегченно вздохнул: выгорело, Лобанов заинтересовался, а это значит, не все потеряно.

– Женщина лежала здесь, – Леонид указал на тротуар. – Мужчина опустился на колено, склонился над ней.

– Он меня не интересует, – оборвал Лобанов. – Давай про жертву. Почему ты решил, что это женщина? Здесь довольно темно, а ты, насколько я понял, стоял на противоположной стороне тротуара. Так почему женщина и почему молодая?

– Красное пальто, – выдал Бибиков. – На ней было красное драповое пальто. Мужчина не выбрал бы такой цвет одежды. Женщина и то не каждая осмелилась бы носить столь яркую одежду, поэтому я предположил, что она должна быть достаточно молода, чтобы иметь желание выделиться из толпы.

– Резонно. – Лобанов вскинул голову и с интересом взглянул на участкового. – Продолжай.

– Я осмотрел место происшествия. Крови немного, только там, где лежало тело. Больше я ничего не заметил. – Леонид смущенно потупился.

– Хорошо, посмотрим, что удастся обнаружить. – Лобанов сделал вид, что не заметил смущения участкового. – Следов волочения не наблюдается, кровь размазана, но это могло произойти и оттого, что жертва пыталась двигаться. Снег успел припорошить следы, и все же можно заметить, что рядом с местом происшествия слой снега тоньше. А это что?

Лобанов успел передвинуться ближе к стене здания и теперь стоял, склонившись, и рассматривал что-то на тротуаре. Бибиков подошел ближе.

– Что это?

– Ты мне скажи. – Лобанов достал из кармана грифельный карандаш, подцепил находку и поднял выше.

– Похоже на клочок бумаги, – произнес участковый.

– Так и есть, это клочок бумаги, а на нем какие-то цифры. Эй, стажер, тащи сюда пакеты для вещдоков.

Стажер помчался к машине и вскоре вернулся с пакетом. Лобанов аккуратно вложил находку в индивидуальный пакет и убрал его в карман. Осмотрев место происшествия, он перешел к осмотру соседних улочек и проулков. В одном из проулков он снова заметил следы крови. Всего несколько капель у бордюра, но все же это была кровь.

– Думаете, ее отнесли сюда? – задал вопрос Бибиков, который ни на шаг не отставал от оперативника.

– Такое возможно, – согласился Лобанов. – Но это может быть чья угодно кровь. Собака лапу проколола, у хозяйки из пакета кровь курицы потекла, мальчонка нос расковырял – всякое бывает.

– Нужно взять эту кровь на анализ.

Лобанов взглянул на Бибикова, вздохнул и произнес:

– Послушай, Леонид, ты хороший парень, и ты хотел поступить правильно, но дело в том, что мы не можем вызвать сюда криминалистов с их колбочками и всевозможными примочками. Состава преступления нет, так как нет ни трупа, ни жертвы. Нам не с чем идти к следователю.

– Но ведь есть свидетель… – начал Бибиков.

– И в этом еще одна проблема. – Лобанов с сочувствием смотрел на Бибикова. – Ты сказал, женщина громко кричала, ты услышал ее за полквартала. Почему никто, кроме тебя, ее не услышал? И почему, когда ты вернулся из своего крестового похода за сбежавшим преступником, на улице ты не встретил ни одного законопослушного гражданина, готового если не прийти на помощь пострадавшей женщине, то хоть вызвать милицию, чтобы обезопасить свой личный покой?

– Действительно странно, – мозг Бибикова заработал в другом направлении. – Почему никто не отозвался на крик? Хотя бы из окон кто-то должен был выглянуть, верно?

– Что именно кричала женщина? Она звала на помощь? – задал новый вопрос Лобанов.

– Нет, она просто кричала, как от боли.

– На такой крик мало кто реагирует, – объяснил Лобанов. – Даже на зов «помогите» не всегда отзываются. Вот почему мы советуем в случае опасности кричать «пожар». Сгореть не хочет никто.

– Это отвратительно. – Бибиков поморщился. – Так быть не должно.

– И все же так все и происходит. Женщина закричала, кроме тебя, ее никто не услышал. Зима, окна закрыты, а за закрытыми окнами звуки приглушены. К тому же теперь в большинстве квартир стоят телевизоры, которые работают на полную мощность и приглушают звуки извне. Вот почему, вернувшись, ты не увидел здесь толпы народа.

– И что теперь?

– Ничего. Мы соберемся и поедем в отдел, а ты отправишься домой.

– Но как же женщина, товарищ капитан. – Бибиков снова заволновался.

– Возможно, она уже в безопасности, – проговорил Лобанов. – Подумай, что она делала в семь часов вечера на этой улице?

– Не знаю, быть может, шла с работы или возвращалась домой, – высказал предположение Леонид.

– Вот именно. Она шла домой, значит, возможно, живет где-то поблизости и сейчас находится в безопасности и тепле, окружена заботой и вниманием. Ее травма оказалась не слишком серьезной и не требует вмешательства врачей. Вот почему ты не слышал сигнала скорой помощи и не видел толпы.

– Все равно ее надо найти, – стоял на своем Бибиков. – Она должна подать заявление о нападении на нее преступника, чтобы он не смог совершить подобное с кем-то другим.

– Пойми, Леонид, мы не можем ходить от квартиры к квартире и допытываться, не напал ли кто-то на одного из жильцов, – увещевал Лобанов. – Мы свое дело сделали, смирись.

Капитан похлопал Бибикова по плечу, махнул рукой стажеру, сел в машину и уехал. Бибиков еще пару минут постоял на тротуаре возле книжного магазина, затем развернулся и зашагал в сторону трамвайной линии. Идти к бабе Маше ему расхотелось, да и время было упущено.

Глава 2

Дежурство капитана Лобанова подходило к концу, еще двадцать минут, и можно сдавать оружие, ключи от кабинета и отправляться в теплую постель. Новое распоряжение начальника участкового отдела подполковника Тищенко о еженедельных планерках для всего офицерского состава двадцать четвертого отдела на тех, кто только закончил смену, не распространялось, чему Лобанов был весьма рад. Каждый понедельник на протяжении трех месяцев он приходил на общий сбор и выслушивал доклады коллег о том, над чем пришлось работать в течение недели.

Эти собрания наводили на Лобанова тоску: слушать, как кто-то прищучил мелкого карманника или предотвратил угон автомобиля, появившись в нужном месте в нужное время, занятие не слишком увлекательное, а то, что и самому Лобанову приходилось изливать душу перед коллегами, не сделав ровным счетом ничего не только героического, но и в принципе заслуживающего внимания, просто бесило. Оставалось надеяться на то, что скоро начальнику надоедят планерки и он их отменит. «Ничего, как-нибудь все образуется, – мысленно подбадривал себя капитан Лобанов, отсчитывая последние минуты смены. – Болото здесь, конечно, конкретное, и вряд ли здесь что-либо изменится, но не этого ли ты искал? Свободное время, четкие графики, никакой сверхурочной работы, никакого риска нарваться на финку или пулю схлопотать. Все тихо, чинно и размеренно. Живи да радуйся, но как же все это бесит! Аж до тошноты! Хоть бы какое-то движение, хоть минимальная работа для мозга».

– Товарищ капитан, вас товарищ подполковник вызывает.

Голос дежурного оторвал капитана от тягостных мыслей. Лобанов перевел взгляд на дежурного и спросил:

– Подполковник? Димыч, ты уверен, что он звал меня?

– Так точно, товарищ капитан. Он сказал: пригласи ко мне капитана Лобанова, и поживее. – Димыч бросил взгляд на часы.

– Поживее? Что-то случилось? Срочный вызов? – допытывался Лобанов, игнорируя просьбу подполковника поторопиться.

– Если и был вызов, мне о нем неизвестно. – Димыч вновь взглянул на часы. – Вы бы поторопились, товарищ капитан, а то ведь влетит-то мне.

– Почему тебе? Скажешь, долго меня искал. Может, я в сортире засел. – Лобанов улыбнулся одними губами, страх Димыча перед начальством его забавлял. – Так, говоришь, не было вызовов? И к подполковнику никто не приходил?

– Он сам пять минут назад пришел, принять никого не успел.

– Как пришел, так меня и затребовал? – уточнил Лобанов. – Или до кабинета успел дойти?

– Еще в дежурке, не доходя до кабинета. Товарищ капитан, может, вы уже пойдете и там все узнаете? – взмолился дежурный. – У меня дежурство тоже заканчивается, и оставаться здесь, чтобы в наказание драить сортир, мне совсем не хочется.

– Ладно, не тужи, Димыч. Иду я к подполковнику. – Лобанов встал с кресла и вышел из комнаты отдыха.

Поднявшись на второй этаж, он свернул к кабинету начальника отделения, постучал в дверь и сразу вошел.

– Здравия желаю, товарищ подполковник. Капитан Лобанов по вашему приказанию прибыл.

– Здравия желаю, товарищ капитан. Проходите, я вас уже заждался.

– Виноват, товарищ подполковник, естественные нужды задержали, – скрывая улыбку, заявил Лобанов. – Двенадцать часов на дежурстве, вот желудок и расстроился.

– Такие подробности мне ни к чему, – подполковник поморщился. – Надеюсь, теперь все в норме?

– Так точно, товарищ подполковник. Теперь все в норме.

Лобанов стоял перед начальником навытяжку и чеканил каждое слово. Подполковник Тищенко славился тем, что не терпел панибратства между подчиненными и начальством и слыл приверженцем всевозможных правил, уставов, распорядков и протоколов. Подчиненные называли данную особенность «пунктиком» и хоть и посмеивались над подполковником, но только за его спиной. В присутствии Тищенко подчиненные предпочитали пару минут постоять навытяжку, чем выслушивать получасовую лекцию о «чести и достоинстве советского милиционера».

– Рад это слышать, товарищ капитан, так как у меня для вас подготовлено ответственное поручение.

Тищенко выдержал короткую паузу, ожидая реплики от капитана, но тот молчал. Удовлетворенно кивнув, подполковник продолжил:

– Говоря о том, что поручение ответственное, я не преувеличиваю, товарищ капитан. Дело в том, что следователь Харитонов сегодня отсутствует по уважительной причине, а в Управлении в девять часов начнется еженедельная планерка, пропускать которую категорически не рекомендуется. Вы, товарищ капитан, в прошлом занимали должность следователя, даже следователя по особо важным делам, верно?

– Так точно, товарищ подполковник. – Голос Лобанова звучал уныло. Он уже понял, к чему клонит начальник, и радости ему это не прибавило.

– Отлично. Значит, сейчас вы отправляетесь в Управление в качестве замены майора Платонова. Посидите, послушаете доклады коллег из других отделов, а завтра сможете доложить обо всем услышанном майору Платонову. Все понятно, товарищ капитан?

– Так точно, товарищ подполковник.

– Тогда свободны.

Лобанов вышел из кабинета, настроение упало до нуля. Спускаясь по лестнице, он размышлял о превратностях судьбы. «Надо же было избежать одной планерки, чтобы попасть на другую, более нудную, да еще и ехать придется. Интересно, что стряслось с Платоновым? Реально обстоятельства или способ избавиться от нежелательной повинности?» По опыту Лобанов знал, что спорить с начальником отдела занятие неблагодарное, потому и не стал напоминать о том, что отстоял ночное дежурство и что по приказу самого же подполковника никто из отдежуривших ночью не остается даже на «домашнюю» планерку.

Выйдя на улицу, он огляделся: на автостоянке перед отделом расположились три автомобиля, один из которых, «ИЖ-Москвич 412», числился за отделом как дежурная машина. Водитель сидел за рулем, разогревал двигатель и дремал. Лобанов подошел к автомобилю, постучал по стеклу, привлекая внимание водителя. Тот открыл глаза, опустил стекло.

– Здорово, Геннадий, – поздоровался капитан Лобанов.

– Здравия, Алексей Николаевич, – приветливо откликнулся водитель.

– Едешь куда или просто греешься?

– Следователя Яценко на планерку везу. Хотите с нами? – подмигнув, пошутил водитель, зная, как все в отделе ненавидят планерки.

– Надеялся, что ты это предложишь, – неожиданно для водителя заявил Лобанов. – Могу садиться или для соблюдения субординации нужно дождаться Яценко и заручиться его согласием на мое соседство?

– Серьезно? Поедете с нами? – Водитель недоверчиво смотрел на Лобанова. – Вас что, наказали?

– Можно и так сказать. – Лобанов улыбнулся. – Так как насчет Яценко? Дожидаться его?

– Не обязательно. Евгений Иванович мужик не вредный, без заморочек, – ответил водитель. – Занимайте место на заднем сиденье, и проблем не будет.

– Вот спасибо, Геннадий, век твою щедрость не забуду. – Лобанов устроился на заднем сиденье. – По такой погоде жуть как неохота в трамвае зад морозить.

– Сегодня трамваи не ходят, – выдал водитель. – На кольце грузовик со стеклом перевернулся. Пока не разгребут – трамваи не запустят.

– Значит, вдвойне спасибо.

Спустя пару минут на крыльце отдела появился следователь.

– А вот и Яценко. – Геннадий коротко посигналил. – Скоро поедем.

Яценко скорым шагом подошел к машине, открыл пассажирскую дверцу и сел в салон, заняв место рядом с водителем. Увидев Лобанова, Яценко слегка нахмурился.

– Я машиной ошибся или в наших рядах пополнение? – произнес он, обращаясь скорее к водителю, чем к капитану Лобанову.

– Товарищ капитан тоже в Управление на планерку едет, – ответил водитель. – Так что нам по пути.

– Вот как? – Яценко повернулся к Лобанову. – На планерку?

– Так точно, на планерку, – подтвердил Лобанов.

– И чем же ты, Лобанов, так начальника рассердил, что он тебя в ссылку отправил? – улыбаясь, спросил Яценко.

– Следователя Платонова сегодня не будет, а для товарища подполковника очень важно, чтобы посещаемость данного мероприятия не страдала.

– Доброволец, что ли? – снова пошутил Яценко.

– Вроде того, – пожав плечами, ответил Лобанов.

– Ладно, поехали, Гена. Не хватало еще опоздать. – Яценко откинулся на спинку сиденья. – А ты пока покемарь, Лобанов, приедем на место, я тебя в курс дела введу, не заблудишься.

К зданию Управления подъехали без четверти девять. Яценко вышел первым и зашагал к центральному входу. Лобанов старался не отставать. На входе предъявили удостоверения, записались в журнал, после чего поднялись на второй этаж. В актовом зале собралось человек тридцать следователей со всех районов Воронежа. Кафедра для выступлений, расположенная на сцене, пустовала, поэтому собравшиеся вели тихие беседы, объединившись в группки. Яценко задержался в дверях, осматривая помещение, затем махнул Лобанову рукой, призывая следовать за ним.

– Пойдем, капитан, познакомлю тебя с элитой воронежских следователей.

– Может, не стоит? Я здесь с краешку посижу, пока все не закончится. – Желания заводить новые знакомства у Лобанова не было.

– Отказ не принимается, – решительно сказал Яценко. – Пойдешь, и точка.

Лобанову не оставалось ничего иного, кроме как подчиниться. Спустя минуту он пожимал руки следователям из других отделов, а Яценко только успевал представлять своих знакомых. Когда с церемонией знакомства было покончено, следователи завели общую беседу.

– Сегодня главный по планерке Ястребок, так что раньше половины десятого не начнем, – заявил невысокий следователь из шестого отдела. – Знать бы заранее, можно было и самим задержаться.

– О нет! У нас полковник по понедельникам авральную чистку подсобных помещений проводит, так что по сравнению с тем, что происходит сейчас в отделе, здесь просто сказка, – возразил следователь, которого Лобанову представили как «воронежского гения», заявив, что по части раскрытия преступлений с ним никто не сравнится.

– А нам с капитаном все одно, хоть в родном отделе оставайся, хоть в Управление кати, – смеясь, сообщил Яценко. – У нас и там и там планерка. Будто у оперативников и следователей других дел нет, как только чужие проблемы выслушивать. Интересно, хоть кому-то эти встречи идут на пользу?

– И не говори, Евгений Иванович, – в разговор вступил рыжеватый следователь, имени которого Лобанов не запомнил. – Тут от одних родственников пока отобьешься, полдня рабочего пройдет, а нам еще и чужие сказки слушать. Но если честно, сегодня я с радостью в Управление из родного отдела уехал.

– Что так? – спросил Яценко, скорее из вежливости, чем из интереса.

– Да муженек один с шести утра у моей двери сидит, справедливости требует. Жена его ночевать не пришла, а он панику развел. Говорит, не могла она добровольно домой не явиться, что-то с ней случилось. Я ему – заявление о пропаже человека принимаем на третьи сутки. А он свое: ищите мою Танечку, она в беду попала. В магазине, где она работает, до десяти утра никого не будет, а вы можете с директором связаться. Будто у меня на столе записная книжка с телефонными номерами всех директоров магазинов лежит!

– Может, и правда что-то случилось, – посочувствовал неизвестному мужчине Яценко. – Ты бы его поддержал, посоветовал что-то.

– Да что тут посоветуешь? Разве что одежду поскромнее жене покупать, – возмущался следователь. – А то нарядят жену в красное пальто, а потом удивляются, что она в загул ушла. Ясно же, что не от скромности такую вызывающую одежду на себя надела. Хотела выделиться, вот и навлекла приключения на свою голову.

– Красное пальто? – вырвалось у Лобанова.

– Ну да, красное драповое пальто, – кивнул следователь. – Муж на это особый упор сделал. Мол, если будет ориентировка – по таким приметам легко человека опознать.

– А где она работает? В каком магазине?

Следователь собирался ответить, но в этот момент на сцену вышел подполковник милиции и объявил о начале мероприятия. В зале все стихло, и следующий час следователи по очереди поднимались на трибуну и докладывали о текущих делах. Иногда из зала задавали вопросы, иногда возникала дискуссия по поводу выбранного метода расследования, но в целом мероприятие проходило вяло и даже скучно. Скучно для всех, только не для капитана Лобанова. Весь час он прокручивал в голове события вчерашнего вечера, вспоминал слова участкового уполномоченного, вызвавшего опергруппу на улицу Никитинскую, и мечтал лишь о том, чтобы нудятина поскорее закончилась и он мог задать вопросы следователю, рассказавшему о пропавшей жене заявителя.

Лобанов выяснил, что зовут следователя Анатолий Шубин, работает он в отделе милиции номер восемь по улице Краснознаменной и носит звание капитана. По словам Яценко, в отделе Шубин на хорошем счету и к людям неравнодушен, правда, в последнее время слишком раздражителен. Поговаривают, что из-за проблем на личном фронте. Лобанова личная жизнь Шубина не интересовала, ему не терпелось узнать подробности о пропавшей жене заявителя, а может, и пообщаться с ним.

Чем-то Лобанова это дело зацепило, взбудоражило так, что аж ладони зудели. С момента переезда из Первопрестольной подобное чувство у бывшего следователя по особо важным делам возникло впервые. Возможно, виной тому был участковый, так яростно набросившийся на Лобанова, пытаясь пробудить интерес к делу. За несколько месяцев службы в двадцать четвертом Лобанов успел привыкнуть к инертности коллег и отсутствию мало-мальски кровавых и запутанных дел. А тут вдруг все сразу: инициативный сотрудник, сбежавший преступник, пропавшее тело – чем не интрига? И в довершение ко всему внезапный рассказ следователя, в котором присутствовали пропавшая женщина, красное пальто и магазин. Есть о чем подумать.

Как только полковник объявил об окончании планерки, Лобанов поднялся и начал пробираться ближе к выходу, намереваясь перехватить там Шубина. Следователь Шубин сидел в третьем ряду и, видимо, не слишком рвался вернуться в отдел. Он спокойно ждал, пока рассосется основной поток, и у Лобанова появилась возможность рассмотреть его повнимательнее. Внешность Шубина нельзя было назвать героической: щуплое телосложение, светлые волосы с рыжеватым отливом неопрятной копной окружали скуластое лицо, нос картошкой, про который обычно говорят «Для двоих рос – одному достался». Форменная одежда из-за сухощавого телосложения смотрелась на Шубине, как на вешалке. Рядом с высоким, метр восемьдесят пять, бывшим боксером Лобановым, у которого каждая мышца играла под аккуратно подогнанным форменным кителем, Шубин смотрелся и вовсе заморышем, если бы не глаза. Взгляд следователя буквально гипнотизировал собеседника, и это Лобанов заметил сразу, когда Яценко представлял следователей.

– Ей, капитан, чего застыл? Хочешь пешком до отдела добираться?

Голос следователя Яценко прорвался сквозь ровный гул голосов. Лобанов мысленно ударил себя ладонью по лбу: он совсем забыл о том, что приехал не один.

– Простите, Евгений Иванович, забыл предупредить, – запоздало извинился Лобанов. – Я тут задержусь ненадолго.

– С чего вдруг? – удивился Яценко.

– Хочу теорию одну проверить, – уклонился от прямого ответа Лобанов, но Яценко оказался любопытным и отговоркой не удовлетворился.

– Что еще за теория и отчего ее нужно проверять здесь, в Управлении? – напрямую спросил он.

– Пока не могу сказать, – Лобанов не спешил открывать карты. – Сначала нужно кое-что уточнить, а уж потом разговоры разговаривать. Не люблю спешить с выводами.

– Вот оно как! Выходит, для тебя планерка оказалась полезной? Тогда я тем более должен об этом узнать, – настаивал Яценко. – Столько месяцев штаны здесь просиживаю и еще ни разу не слышал, чтобы кто-то пользу из планерки вынес. А ты первый раз приехал, и у тебя сразу клюнуло. Колись, Лобанов, что такого интересного услышал ты и не услышал я.

– Да пока ничего существенного, правда, – стоял на своем Лобанов. – Просто догадки, а мы же с вами не кумушки на базаре, чтобы догадками делиться.

После такого заявления Яценко пришлось отступить.

– Ладно, капитан, разбирайся со своими догадками. – Яценко похлопал Лобанова по плечу. – Сильно не задерживайся, чтобы мне не пришлось за тебя перед подполковником отчитываться.

– Да я сегодня выходной, так что проблем не будет, – ответил Лобанов.

Яценко махнул рукой и ушел, а Лобанов перевел взгляд в актовый зал. Шубин как раз подходил к выходу. Лобанов продвинулся вперед и преградил путь следователю.

– Товарищ капитан, не могли бы вы задержаться на пару минут? – обратился он к Шубину.

– В чем дело? – Шубин нахмурился.

– Я капитан Лобанов, следователь Яценко меня сегодня представлял, – произнес Алексей.

– Я помню, капитан. Так в чем дело?

– Хотел уточнить насчет пропавшей женщины, – начал Лобанов. – Ее муж приходил сегодня к вам в отдел, требовал начать поиски.

– И это я помню, – тон Шубина оставался недовольным. – Чем вас заинтересовало это дело?

– Может, отойдем в сторону? – предложил Лобанов.

Шубин с минуту вглядывался в лицо капитана Лобанова, решая, стоит ли тратить на него время, затем махнул рукой в сторону окна.

– Пойдем, там нам никто не помешает, – произнес Шубин и первым прошел в выбранном направлении.

Оказавшись в стороне от толпы, Шубин повернулся к Лобанову.

– Так что у тебя насчет пропавшей женщины? – спросил он напрямую.

Лобанов вкратце пересказал события прошедшего вечера.

– Полагаю, женщина, на которую напали, может оказаться той, которую вы ищете, – заключил он.

– Мы еще никого не ищем, – заметил Шубин, но взгляд его проницательных глаз выдавал заинтересованность. – Так ты думаешь, словам вашего участкового можно верить?

– Думаю, да. Он толковый парень, – подтвердил Лобанов. – Опыта маловато, но в умении делать выводы ему не откажешь.

– Ладно, давай прокатимся до отдела, – предложил Шубин. – Почитаешь, что наваял родственник пропавшей женщины, а там видно будет.

– С радостью. – Алексей улыбнулся широкой, искренней улыбкой. – Спасибо за помощь, товарищ капитан.

– Пока не за что. – Шубин улыбнулся в ответ. – Видно, сильно тебя зацепило, капитан.

– Есть такое дело, – не стал отпираться Лобанов. – Уж больно обстоятельства странные.

Они вышли из здания Управления и прошли к парковке для служебных авто. Шубин указал на «Жигули ВАЗ‐21011», свеженькую модель «единички», как ласково называли авто отечественного производства в народе, с модернизированной решеткой радиатора с более частыми вертикальными прутьями, с резиновыми накладками по периметру бампера вместо привычных «клыков» – все это придавало модели большую элегантность.

– Садись, прокачу с ветерком, – не без гордости в голосе проговорил Шубин.

– Ого! Красивая модель, – похвалил Лобанов, который по большому счету не слишком разбирался в машинах, но точно знал, что для любого автовладельца похвала его машине звучит как песня для души. – Какого года?

– Семьдесят шестого. – Шубин, довольный похвалой, расплылся в улыбке. – Вперед садись, сразу разницу почувствуешь. Сиденья в «одиннадцатой» теперь выпускают улучшенной модификации, ковшового типа. Точно как в «ВАЗ‐2103», только обшивка дерматиновая, а не комбинированная.

– Шикарный салон, – снова похвалил Лобанов, занимая место возле водителя. – А движок как?

– Шестьдесят девять лошадок, объем один и три. – Шубин повернул ключ в замке зажигания. – Ты послушай, как работает!

Двигатель заурчал, и машина плавно тронулась с места. Всю дорогу до отдела на Краснознаменной Шубин расхваливал свою «рабочую лошадку» и так увлекся, что Лобанову оставалось лишь вставлять восхищенные возгласы вроде «Вот это да» и «Никогда бы не подумал». В целом поездка прошла хорошо, и в здание отдела Шубин и Лобанов входили закадычными друзьями. Не успели они добраться до вертушки, как со скамьи для посетителей поднялся человек и поспешил им наперерез.

– Товарищ следователь, товарищ следователь, – дрожащим от волнения голосом произнес он, обращаясь к Шубину. – Подождите минуту.

– Проклятье, он еще здесь, – прошептал Шубин Лобанову и повернулся к мужчине: – Гражданин Рогачев, мы же с вами все обсудили. Ваши координаты у меня есть. Нужно набраться терпения и ждать.

– Я был в магазине, – выпалил мужчина. – Танечки там нет!

– Вы ходили на работу к жене? – Шубин остановился.

– Да, я только что оттуда. Магазин открывается в десять, но директор приходит не раньше часа. С девушками-продавцами я поговорил, они не знают, где может быть Танечка. И почему не вышла на работу, тоже не знают.

Шубин тяжело вздохнул и обреченно произнес:

– Пройдемте в мой кабинет.

В кабинете капитан предложил всем снять верхнюю одежду, Лобанову указал на стул у окна, посетителя усадил напротив своего стола, достал из сейфа пустую папку.

– Гражданин Рогачев, напомните, где находится магазин, в котором работает ваша жена? – обратился Шубин к посетителю.

– На улице Никитинской, недалеко от дома-музея, – произнес мужчина.

Шубин и Лобанов переглянулись, это не укрылось от мужчины.

– Вы что-то узнали? Вы ее нашли? – голос мужчины от волнения осип.

– Пока рано делать выводы. – Шубин старался не показывать вида, что его заявление взволновало. – Игорь Николаевич, верно?

– Да, все верно, – волнение в голосе посетителя нарастало.

– Скажите, Игорь Николаевич, до которого часа работает ваша супруга?

– Рабочий день с десяти утра до семи вечера, но девушки меняются, – начал Игорь Николаевич. – Обычно в смене работают три продавца, но двое уходят на час раньше, а закрывать магазин остается только одна. Это не по правилам, я знаю, но директор магазина смотрит на это сквозь пальцы, так как посетителей в вечернее время в книжном магазине бывает немного.

– И вчера очередь дежурить выпала вашей супруге, – заключил Шубин.

– Нет, она дежурила в субботу. Вчера должна была дежурить другая девушка. Танюша в смене одна замужняя, остальные девушки пока не в браке, и они время от времени между собой меняются дежурствами. Но Танюша этого не делает. Она должна была уйти из магазина ровно в шесть.

– Но не ушла, так? – уточнил Шубин.

– Не ушла, – подтвердил Игорь Николаевич. – Элла, это одна из напарниц моей жены, сказала, что Таня сама попросила поменяться с ней.

– Чем ваша жена объяснила просьбу?

– Элла сказала, что не знает, зачем Танюша поменялась дежурствами. Элле было удобно освободиться на час раньше в воскресенье, так она успевала на танцы в какой-то Дворец культуры, поэтому она согласилась.

– Жена не сказала вам, что собирается поменяться дежурствами?

– Нет, не сказала.

– Раньше такое случалось или она обо всем вам рассказывала? – допытывался капитан Шубин.

– Она никогда ничего от меня не скрывала, я в этом уверен, – слова Рогачева звучали убедительно. – Мы с Танюшей живем скромно, но дружно. У нас нет детей, но это не проблема, потому что и без них наша жизнь весьма насыщенная.

– Это вы так считаете? – снова задал вопрос Шубин.

– Мы оба так считаем, – с вызовом ответил Игорь Николаевич. – Танюша довольна жизнью, я это знаю.

– Значит, вчера вечером Татьяна должна была закрыть магазин в девятнадцать ноль-ноль. Она это сделала? – Шубин решил, что пора перевести тему разговора в другое русло.

– В каком смысле? – Игорь Николаевич непонимающе смотрел на следователя.

– Когда утром девушки пришли на смену, магазин был закрыт? – пояснил вопрос Шубин.

– Я не знаю, – растерялся Игорь Николаевич. – Я не спрашивал.

– Ну хорошо, с этим вопросом разберемся позже. Скажите, ваша жена перед выходом вам звонила?

– Нет, у нас нет домашнего телефона. Обычно я звоню ей с телефона-автомата, но в тот день не звонил.