Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Валерий Шарапов

Смерть под куранты

© Шарапов В., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Обложить хворостом, плеснуть бензинчику…

Зачем он туда едет? Знает прекрасно – все будут трепаться, кто куда приткнулся за эти годы, кто чего достиг. Выпячивать себя и так, и эдак. Разумеется, это нормально – товар лицом показывать.

А ему-то что выпячивать? Чемпионом Советского Союза не стал. Какое там чемпионом – даже в состав областной сборной по дзюдо не пробился. Сейчас уже поздно, эта дорожка ему заказана. Тренирует школьников и студентов под эгидой школы олимпийского резерва. Звучит впечатляюще, но…

Подрастающее поколение удручает. Нет куража, азарта, какой-то дерзости – того, чего в избытке наблюдалось у него в их возрасте. Их родители, как телят, приводят на веревочке в секцию, чтоб их несмышленые чада за себя смогли постоять в будущем. Папы-мамы это понимают, а отпрыски – увы…

«Уж вы, Станислав Борисович, научите отпор давать. Чтоб готовы были… это самое… Чтобы врасплох не застать. А то время-то какое! В жизни пригодится».

Водитель такси заложил вираж на повороте, машину на заснеженной дороге слегка занесло, сидящая рядом жена Валентина чуть не вскрикнула, схватившись за спинку переднего сиденья.

Стас покосился на нее, как бы успокаивая: «Не боись, Валюха, прорвемся!» – после чего вернулся к своим невеселым мыслям.

Вот его жене есть что про себя рассказать. Мало того что прекрасный доктор, пациентки на нее буквально молятся, так еще сотрудничает с мединститутом, собирает материал для кандидатской. Мечтает защититься, стать доцентом, учить студентов, читать лекции. У человека есть цель, и это замечательно!

А у него что? Когда-то цель, безусловно, была. В юности. И еще какая! Стать единственным перворазрядником в школе, даже кандидатом в мастера, правда, уже в институте, это вам не фунт изюму! И вроде старт был взят неплохой, но потом…

Друзья, родители, коллеги методично начали капать на мозги. Дескать, сила есть, ума не надо, когда все вокруг сидят за книжками, выступают на собраниях, шагают в ногу с эпохой, ты пропадаешь на стадионе, двух слов толком связать не можешь…

Дальше вспоминать не хотелось.

Ладно, о себе он что-нибудь скажет, может, немного приврет для порядка, не беда… Валюха не заложит, она всегда на его стороне, жена все-таки. Но слушать трескотню Антоши Снегирева о том, как он в очередной раз мотался на стажировку то ли в Швейцарию, то ли во Францию по папиной протекции – уж увольте.

Всего один раз послушал – запомнил на всю оставшуюся. Случайно тогда пересеклись на турбазе: они с Валюхой и Антон с Милой. Стас не знал, куда деться от бесконечного трепа. Зачем ему знать, чем первый секретарь райкома отличается от второго? Или как Антоша курировал работу студенческих стройотрядов в семидесятых годах.

Тогда и дал себе слово, что больше ни под каким предлогом на подобные встречи с одноклассниками не пойдет.

Однако Валюха как-то уговорила. На то она и женщина!

Кстати, сколько их, этих самых годков, уже пролетело с выпускного бала? С того самого времени, когда после танцев, сладковатого шампанского, неумелых поцелуев под тополями школьного парка все направились встречать рассвет? Тогда впервые Стас увидел, что некоторые его одноклассницы курят, и это его поразило до глубины души. Как будто десять лет крепились и наконец на выпускном расслабились. Хотя менее близкими и дорогими они не стали. Стас по-прежнему всех любил, расставаться не хотелось до слез. Девчонки плакали, так на то они и девчонки. Парни крепились – мужики все-таки.

И вот тринадцать с половиной годков позади. Как один день…

Сколько было планов, юношеского максимализма, романтики! Где все это сейчас? Жизнь оказалась не такой, какую рисовали преподаватели. Все по своим местам расставила.

Хотя в тридцать лет, конечно, рановато так рассуждать, но Стас интуитивно чувствовал: то, чего достиг, – потолок. В плане спорта – стопроцентно. Дальше рыпаться бесполезно. Тренируй молодежь, Станислав Борисыч!

На удивление их класс – 10-й «Б» – оказался самым «семейным» из всего выпуска. В разное время после окончания школы четыре пары сыграли свадьбы. Собственно, эти пары и встретятся сегодня на обкомовской даче Антоши Снегирева. Самого удачливого из всех.

Случайно после окончания школы до Стаса дошла новость, что Антоша легко поступил в универ на исторический, хотя в школе по истории выше тройки никогда не имел. Потом увидел его фото на первой полосе областной газеты как самого молодого секретаря райкома ВЛКСМ. И так далее, в том же духе.

Все понимали: в том, что Снегирева-старшего выбрали первым секретарем обкома партии, сыновьей заслуги никакой нет. Просто так карта легла.

Однако хватит о грустном. Впереди – новогодняя ночь, розыгрыши, импровизации. Жена Валюха вчера весь день разучивала какой-то каламбур, даже его хотела подключить к розыгрышу, но он отказался.

Словно подслушав его мысли, Валентина слегка ткнула мужа локтем в бок:

– Ты будешь ругаться, но я все-таки взяла костюм Деда Мороза.

– Что? Взяла? – Стас попытался изобразить негодование, но получилось фальшиво. – Сама и будешь в этом костюме толпу развлекать. Что я тебе, шут гороховый?

– Ну весело же, – не унималась супруга. – Всего и делов, что из мешка вынимать записки. Разворачивай и читай, остальное – моя забота. Я уж обыграю как-нибудь. Только читай с выражением, как ты умеешь.

– Ты когда успела записки написать и мешок приготовить?

– Ты вчера как лег, так и захрапел. А я твой храп слушать не могу.

– Могла бы разбудить, чтоб на бок повернулся.

– Я поступила более благоразумно, – подмигнула ему жена. – Заперла тебя в комнате и занялась подготовкой новогоднего аттракциона.

– Вот, значит, как это называется. Ну-ну…

– Стасик, всех же предупреждали, – начала канючить Валентина, прекрасно зная, что муж этого не выносит. – От каждой семьи по одному аттракциону. Вот я и прикинула: Игнатенки наверняка оформят нечто фотографическое, за Снегиревыми – сервировка стола, разблюдовочка, то-се… По-настоящему веселые розыгрыши остаются на нас с Максом и Ленкой. Стасик, мы не должны подкачать!

– А зачем вообще нужны эти розыгрыши? – проворчал Стас, уже предвидя, как ему придется примерять бороду, колпак, рукавицы и, само собой, красную меховую шубу. – В школе не наигрались?

– Душе хочется праздника. Всё же новогодняя ночь!

– Постой, а откуда ты костюм Деда Мороза раздобыла? – заинтересовался Стас. – У нас его отродясь не было.

Валентина сделала загадочное лицо:

– А, вот… Места знать надо! Перед тем как тебя забрать у Дворца спорта, я заехала в поликлинику к своим, позаимствовала.

– Хочешь, чтоб я шубу с чужого плеча надевал? Бороду – с чужой физиономии? – замотал головой Стас и категоричным тоном сказал: – Не бывать этому!

– Ты что, муженек, совсем уже? – Валентина повертела пальцем у виска. – Где я тебе новую-то достану? Ничего, в такой выступишь.

– Никакой не надо: ни старой, ни новой. После третьей рюмки и без твоих аттракционов будет всем весело. Зуб даю!

– Так ты напиться едешь? – Жена погрозила пальцем. – Не выйдет, так и знай.

– Согласен не напиваться, но и от роли Деда Мороза избавь.

Видимо, жене надоело уламывать его как маленького, после очередного крутого поворота она вынесла вердикт:

– Объявят наш аттракцион, наденешь как миленький. Никуда не денешься. Или хочешь, чтобы все гости тебя упрашивали? Уважьте, Станислав Борисович, пожалуйста, очень просим. Этого хочешь?

– Хватит уже! Все канючишь, канючишь. Ты даже Ванюшку стала доводить своим нытьем. Лучше вспомни – прежде, чем к маме его отвезти, вы зубы почистили? А то наверняка одним шоколадом кормить будут.

– Если будут, то зубы лучше чистить после того, как съест шоколадки, а не до них! – поучительно пробубнила супруга. – Как и аттракцион… Его лучше провести до того, как ты напьешься, а не после того.

Стас не нашелся что ответить жене.

Обкомовский дачный поселок, который в народе прозвали «Недоделкино» – в противовес московскому, внезапно выплыл из-за горы, освещенный лучами закатного солнца. Двухэтажный особняк Снегиревых выделялся среди других шикарной облицовкой, двумя балкончиками, просторной верандой и вместительным крыльцом с резными колоннами.

Помогая жене выбраться из такси, Стас поймал себя на шальной, невзначай мелькнувшей мысли: «Обложить бы это хозяйство хворостом со всех сторон, плеснуть бензинчику и… Хорошо гореть будет. Ярко!» Но тотчас прогнал эту мысль, так как разглядел на крыльце особняка Максима Седых – долговязого и длинноволосого журналиста областной молодежной газеты, самодеятельного стихоплета, еще в школе всех задолбавшего своими рифмованными глупостями.

– Приехали Корнейчуки,Грустить нам, стал быть, не с руки! —

прозвучал в морозной хрустящей тишине дачного поселка голос Максима, подобно утренней молитве в каком-нибудь православном храме.

– Мы что, первые? – удивилась Валентина, с помощью таксиста извлекая из багажника объемную сумку.

«Вот он, нехитрый скарб Деда Мороза, – подумал Стас, подбегая к Валентине и перехватывая поклажу. – Уж если что ей в голову втемяшится, то, пока не осуществит, не успокоится. А я потом отдувайся».

Вслух же сказал другое:

– Лучше быть первым, чем последним.

Словно не услышав его реплики, Валентина продолжила мысль:

– А где хозяева? Не люблю быть первой.

Стас решил съязвить:

– Ты не любишь быть лидером? Увлекать за собой народ? Руководить им?

– Это разные вещи, не передергивай, – ответила жена и помахала рукой Максу: – Привет советской журналистике!

– Здоровеньки булы, однополчане, – радостно отозвался угловатый и нескладный автор фельетонов и статей на злобу дня, спускаясь с сигаретой во рту к приехавшим. – Я прибыл незадолго до вас, Ленка в парикмахерской, обещались с Милкой Снегиревой вместе прибыть. Такими… знаете… неподражаемо одухотворенными. Наверное, уже в пути.

Надо признать, в школе за длинные волосы Максиму Седых попадало частенько. То родителей к директору вызовут, то «неуд» за поведение в четверти выставят. Совместными усилиями семьи и школы парня кое-как удавалось заставить идти в парикмахерскую. Зато на журфаке универа он смог «оттянуться по полной». После школы никто его с короткой стрижкой не видел.

Правда, была еще служба в армии, о которой никому ничего толком известно не было. Макс особо на эту тему не распространялся. Но в чем одноклассники были уверены точно – вряд ли будущему журналисту там позволялось носить патлы.

– Не замерз, нас ожидаючи? – поинтересовался Стас, расплачиваясь с водителем такси. – А Антоша где же? Главный-то наш? Райкомовец, пример для подражания.

– Хозяин на своих «Жигулях» рванул в магазин «Океан», – сообщил Максим, здороваясь за руку со Стасом. – Ему там икорки к новогоднему столу обещали подогнать. Нам с тобой никто не подгонит, а ему…

– У нас с тобой папы в обкоме партии не работают, – развел руками Стас. – Раз икорка будет, тогда, считай, вечер удастся. Отдохнем по полной. Не зря пилили столько верст.

Бзик звездной молодежи

За молодым сосняком раздались звуки сирены. Валентина вздрогнула и схватила мужа за руку.

– Ой, что это? Мы ничего не нарушали.

– Нас вроде бы пока брать не за что, – усмехнувшись, пожал плечами муж. – Трезвехонькие, ни в одном глазу. Часиков через пять, возможно, будет за что, но не сейчас. Так что, думаю, не по нашу душу.

Максим поднял вверх указательный палец и подмигнул.

– Это хозяин едет, зуб даю! И сирена, и мигалка – последние бзики звездной молодежи. Самый писк. Голубая кровь! Хоть этим, да выделиться из толпы.

– Угу, – буркнул Стас. – А толпа, значит, это мы с тобой.

– Как вариант, – кивнул Макс. – Антоша руководит райкомом комсомола, понятно, долго на этой должности не задержится, ну а мы его поддержка и опора. Так сказать, связь с массами.

Журналист оказался прав: через минуту в раскрытые ворота дачи въехала седьмая модель «Жигулей» вишневого цвета и с мигалкой на крыше. Снегирев явно стремился произвести впечатление на бывших одноклассников.

«Каким был выпендрежником в школе, таким и остался! – подумал Стас, приветливо помахав рукой Антону. – Горбатого только могила исправит».

– Здорово, орлята Чапая! Не околели, надеюсь, – поприветствовал бывших одноклассников взлохмаченный и бородатый хозяин дачи. – Помогите закинуть в дом провизию. Еще пара сумок на заднем сиденье. Мы сюда забуриваемся всерьез и надолго. Просто так нас не выкурить!

– Вы-то двое, понятно, орлята, – рассудительно заметила Валентина, перетаптываясь в стороне. – А я что? Тоже орленок? Тогда уж орлица!

– И давно наш Антоша стал Демисом Руссосом? – спросил вполголоса Стас, пока хозяин их не слышал. – Насколько я помню, у советских комсомольских работников с бородой довольно строго.

– Насколько я помню, – напрягся Макс, взглянув с прищуром в сторону закатного солнца, – где-то четыре с половиной года назад.

– Что же получается? – Стас удивленно почесал затылок. – Мы его не видели уже пять лет? Когда последний раз пересекались на турбазе со Снегиревыми, бороды еще точно не было. Обалдеть.

– Время, как видишь, летит быстро, не остановишь, – философски заметил журналист, помогая Стасу дотащить поклажу до крыльца.

– Стесняюсь спросить, откуда такая информированность в области истории растительности на лице нашего партийного лидера?

Макс какое-то время размышлял, что ответить, после чего выдал:

– Имел неосторожность созерцать пробивание первых побегов. Все произрастало на моих глазах.

В этот момент хозяин дачи приблизился, и продолжать тему стало неприлично. Чтобы не возникло чувства неловкости, Стас громко, на кавказский манер поинтересовался у Снегирева:

– Слушай, зачем так громко сигналишь, соседей, понимаешь, в шок вводишь.

– Пусть знают, кто приехал. Чего мне скрываться? – заявил как о нечто само собой разумеющемся Антон Снегирев, вываливаясь из машины. Лохматый, без шапки, в небрежно распахнутой дорогой дубленке, он производил впечатление полярника, который настолько привык к арктическим морозам, что здесь он их «в упор не видит».

Взлетев с огромной сумкой по лестнице на крыльцо, он зачем-то шаркнул ногой, словно собираясь танцевать твист, потом подпрыгнул и сделал неуклюжее движение свободной рукой. В ответ что-то щелкнуло, и только после этого хозяин достал из кармана дубленки ключ и вставил его в замочную скважину.

– С сигнализации снимает, зуб даю, – буркнул Макс Стасу так, чтобы никто, кроме них двоих, не расслышал. – Теперича путь свободен. Вперед и с песней.

– Интересная штуковина, узнать бы, как она работает, – доставая увесистую сумку из багажника «Жигулей», так же тихо ответил Стас. – Но не для нас, смертных. Мы рылом, видимо, не вышли.

– Ой, мальчики, – тоненько проскулила Валентина, подходя к крыльцу, – я замерзла, пойдемте поскорее в дом. А то Новый год рискует обернуться отморожением конечностей.

– Идем, идем, конечно. – Макс подхватил еще одну сумку, закрыл багажник «Жигулей» и направился вслед за Корнейчуками.

Оказавшись в просторной натопленной прихожей, Валентина замурлыкала от удовольствия:

– М-м-м, как здорово, можно сказать, по-домашнему. Начало есть, конец будет!

– Если замерзли, – из гостиной, где потрескивал камин, вышел хозяин в спортивном костюме и с бутылкой армянского коньяка, – можно для сугреву по пять капель. Для закуси шоколад имеется. Кстати, наверху три комнаты, занимайте, они ваши.

– А где же хозяева дома будут ночевать? – поинтересовался Стас.

– Не волнуйся, у нас еще много помещений. Вообще, кто в новогоднюю ночь собирается спать?! Ты, надеюсь, пошутил?

– А что, мальчики, – отдавая мужу свою шубку и оставаясь в бордовом кружевном платье, проговорила Валентина, – я не против коньяка – по глоточку. Считаю, самое то. И согреемся, и азарта прибавится.

Стас залюбовался своей супругой: румяная, кареглазая, круглолицая, со стрижкой каре… Разве можно предположить, что это врач-гинеколог?! Отчего-то вспомнилось, как он однажды увидел ее после проведения операции. Она была в халате, маске и медицинском колпаке и… не узнал. Долго потом возмущался, как медицинские атрибуты уродуют внешний вид вообще и фигуру в частности.

– Тогда вы тут сообразите на троих, надеюсь, – с этими словами хозяин торопливо поставил бутылку на столик, а сам бросил взгляд в окно. – Шоколад и штопор на кухне, Валя, будь как дома… Давай… А я пока встречу Милку с Леной, они, вижу, подъехали.

В этот момент на глаза Стасу попался телефонный аппарат в стиле ретро, стоявший на столике у барной стойки, а рядом с ним лежала потрепанная телефонная книга. Справа от столика раскинула ветки небольшая декоративная пальма, а под ней стояло уютное кресло-качалка.

Чуть поодаль начиналась лестница на второй этаж. Ее резные перила вверху не заканчивались, плавно переходя в декоративную перегородку второго этажа, за которой виднелись двери тех самых трех комнат, предназначенных для гостей.

Стасу подумалось, что, выскочив на скорости из-за такой двери, он смог бы запросто, схватившись за перегородку, перемахнуть через нее и благополучно приземлиться в гостиной. Правда, когда внизу не будет накрытого новогоднего стола.

От интерьера веяло благородной стариной, чувствовалось, что обстановка подбиралась со вкусом и денег на нее не жалели.

Кончай лирику, братва!

Антон быстро накинул дубленку, засунул ноги в огромные валенки и, подмигнув оставшимся, исчез за дверью, впустив в прихожую клубы морозного воздуха.

– И правда, девчонки едут, вроде мелькает что-то за елками, – заметила Валентина, направляясь на кухню. – Слава богу, буду не одна среди вас, мужиков.

– А что, среди нас плохо? – надул губы Максим, обеими руками отбросив назад непослушные патлы. – Токмо честно. Как на духу!

– Нет, не плохо, даже очень ничего, – прозвучал со стороны кухни голос. – Но все равно с девчонками легче, непринужденнее, если можно так выразиться.

– Кстати, знаете последний политический анекдот? – прохаживаясь вдоль новогоднего стола, поинтересовался Макс. – Спросили армянское радио, как зовут собаку Рейгана.

– Мне уже смешно, – вновь послышался голос из кухни. – И как же ее зовут?

– Долго думало армянское радио, потом ответило: «Собаку Рейгана зовут Рональд!»

Стас хохотнул для приличия, поскольку анекдот оказался для него не новым. Потом сел в кресло под пальмой и начал раскачиваться. Через минуту поинтересовался:

– Расскажи хоть, как твои журналистские дела.

– Ой, не спрашивай, – отмахнулся одноклассник. – Меня журналистская судьба мотает по далям и весям области… Слышали, наверное, гимн журналистов, сейчас вспомню… Как там?

Трое суток шагать, трое суток не спатьРади нескольких строчек в газете…Если снова начать, я бы выбрал опятьБесконечные хлопоты эти.

– Да, строчки замечательные, – соглашаясь, закивал Стас, похлопывая себя по коленям. – И где тебе довелось трое суток шагать? В каких-нибудь подшефных колхозах?

– Ладно бы в колхозах, – махнул рукой журналист. – Ладно бы летом посылали, а то послали в весеннюю распутицу, когда все дороги развезло… Вот радость-то!

– А не виделись мы, наверное, – Стас почесал затылок, – с момента окончания школы.

– Обижаешь! – притворно набычился Макс. – Впрочем, я знал, что у тебя короткая память, ну-ка, проверим твою супругу.

Как раз в этот момент в гостиной появилась Валентина с подносом, на котором в трех рюмочках был коньяк, а на золотистой фольге – плитка шоколада.

– Мальчики, согреваемся.

– Всенепременно, сударыня. – Макс первым подбежал к ней. Схватив рюмку, он принялся ломать шоколад, едва не расплескав коньяк в оставшихся рюмках. – Валюша, тут супруг твой обидел меня, сказав, что мы не виделись с момента окончания школы.

– Ты что, Стасик! – Глядя на мужа, Валентина округлила глаза. – Нас Максим и Ленка на новоселье приглашали. Неужто забыл? Они «двушку» выменяли. Всё же свое жилье! Хоть и не хоромы, конечно.

– Вот видишь. – Макс поднял вверх указательный палец. – У твоей супруги с памятью все в порядке! И это не может не радовать!

– И как в новой квартире? – поинтересовалась Валентина у Макса.

– Неплохо, правда, соседи сверху задолбали. Все у них пьянки-гулянки, никакого покоя нет.

Стаса едва не прошибло током: точно, как он мог забыть! Ему ничего не оставалось делать, как прижать руку к сердцу:

– Прости, дружище Макс! Запамятовал, похоже, склероз начинается.

– Да ладно, – миролюбиво отозвался журналист. – С кем не бывает.

– По далям и весям, говоришь? Вижу, ты похудел, поездки идут тебе на пользу. Не пробовал что-то серьезное написать, не эти стишки-однодневки?

– Что ты имеешь в виду? – напрягся Макс.

– Например, повесть или роман о жизни в глубинке, – начал фантазировать Корнейчук. – Материала насобирал, я думаю, прилично.

– Материала и впечатлений много, но писать пока нет ни времени, ни желания. Главное – не хватает какой-то первоначальной идеи. Суета нас заедает, реактивные скорости, расслабиться некогда…

– Что верно, то верно, – вынужден был согласиться Стас.

– А ты как? Все тренируешь молодежь? – перевел разговор журналист на другую тему. – Захваты-броски отрабатываешь?

– Все тренирую, – с грустным видом вздохнул Стас, – пытаюсь сделать их сильнее не только физически, но и духовно. Не только чтоб в будущем морды друг другу били, но и по-мужски поступали. Защищали слабых, к примеру, чувствовали себя мужчинами, короче. Это архисложная задача.

– А детективами все так же увлекаешься? – не унимался журналист.

– Куда я от них денусь? Сейчас Аркадием Адамовым зачитываюсь. Про сыщика Лосева, может, читал, «Квадрат сложности» повесть называется.

Стас поймал себя на том, что говорить про детективы ему намного интереснее, нежели про тренировки пацанов. Еще подумал, что четыре семейные пары на обкомовской даче в новогоднюю ночь – идеальный расклад для классического детектива в жанре Агаты Кристи, но тотчас прогнал прочь эту мысль.

– Помнится, – продолжал методично журналист, – в старших классах тебя звали Пинкертоном?

– Звали, было дело, – согласился он, усмехнувшись, – сейчас не зовут. Некому звать.

– Может, возродим традицию? Дело-то нехитрое.

– Я не против.

В этот момент распахнулась дверь в прихожей, впустив новые клубы морозного воздуха, и в дом вкатился клубок из разноцветных шубок, курток, дубленок, шапок, среди которых не сразу можно было разобрать, кто есть кто.

– Нет, вы посмотрите, они уже пьют и без нас! – с напускной обидой звонко заметила хозяйка дома Мила Снегирева, осторожно, чтобы не испортить прическу, снимая меховую шапку. – Мы ведь и обидеться можем!

– Мы и вам нальем, – заверил вошедших Стас, беря свою рюмку. – Думаю, недостатка в спиртном у нас точно не будет.

– Исключительно, чтобы согреться, прошу. – Валентина указала на поднос с рюмками на журнальном столике. – Снимайте верхнюю одежду, и вам достанется.

– Да воздастся по делам вашим! – торжественно продекламировал Максим, ставя на поднос пустую рюмку и спеша к своей жене Леночке, чтобы помочь ей снять верхнюю одежду. – Как добрались?

– Хорошо, без приключений, – ответила стройная, как тростинка, его супруга, отдавая мужу пальто, шарф и шапку. – А насчет коньяка… лично я не настаиваю, замерзнуть не успела, могу свою рюмашку отдать кому-нибудь. Так сказать, особо страждущему.

Антон, войдя последним, быстро скинул дубленку и валенки, помог снять верхнюю одежду супруге Миле и по-хозяйски направился к камину.

– Кончай лирику, братва, соловья баснями не кормят. Насчет коньяка была моя идея, давайте, парни, поактивнее… это… за своими дамами. У нас еще в пути Жанка с Лёвой, немного их подождем и… садимся. В принципе все готово для начала торжества.

Мила строго взглянула на мужа, округлив глаза:

– Не гони лошадей, Снегирев! У меня холодец еще не разрезан, салаты не заправлены. Дай людям освоиться. Куда спешить-то?

Сидя у камина и шевеля тлеющие головни длинной кочергой, Антон бросил снисходительный взгляд на жену и усмехнулся.

– У тебя две помощницы, дорогая женушка, мигом все заправят и разрежут. Или я не прав, девчонки?

– Прав, Антоша, как всегда, – заверила Валентина, направляясь следом за хозяйкой на кухню. – Мы сейчас быстренько все оформим в лучшем виде.

Греческий нос, очки и фотоаппарат

Стас сидел, покачиваясь, в кресле и думал о том, что быть мужем жены-гинеколога – весьма необычная роль для мужчины. Далеко не каждый выдержит постоянные разговоры о месячных, овуляциях, эрозиях, миомах… Поначалу ему казалось, что весь мир состоит исключительно из прерванных беременностей, невынашиваний, тазовых предлежаний, ранних токсикозов и так далее. Это было настолько непривычно, что едва не закончилось скандалом и разводом.

Метаморфоза не из легких: еще вчера Валюха была просто одноклассницей, у которой можно было списать домашку по алгебре, узнать последние сплетни, кто в кого влюбился, кто с кем в кино сходил, а сегодня это – дипломированный специалист. Разумеется, между первой позицией и второй имелся солидный промежуток лет в шесть. Стас за это время успел окончить «физвос», тренировал молодежь вовсю, сам выступал на областных соревнованиях.

Потом случайно встретил ее в толчее гастронома. Понял, что уже не отпустит, что все эти годы ждал только ее. Как бы между прочим поинтересовался, не хочет ли она стать Валентиной Корнейчук… Когда получил положительный ответ, крышу снесло напрочь, и как-то не думалось о том, что будущая жена оканчивает медицинский вуз по очень специфической профессии. Когда столкнулся с реалиями, было поздно что-то менять.

Ситуация напоминала анекдот: Стас ориентировался в женских делах, как ни один из его знакомых. Чем поздний токсикоз, например, отличается от раннего или что такое эндометрий, тазовое предлежание и много еще чего.

От воспоминаний его отвлекло оживление в прихожей – пожаловали Игнатенки – Жанна с Лёвиком. Профессорские очки последнего в тепле, естественно, запотели, и, пока он их протирал платочком, близоруко щурясь и даже не пытаясь кого-либо рассмотреть в полумраке гостиной, его супруга – полноватая хохотушка Жанна – успела снять шапку, раскинув на песцовый воротник пальто свои огненно-рыжие волосы, и в таком виде подойти к зеркалу. Оставшись довольной своей прической, жена Лёвика неторопливо сняла пальто и переобулась в туфли-лодочки.

Для Лёвика Игнатенко важным было отнюдь не то, как он выглядит, а не замерзла ли за время дороги его гордость – фотоаппарат «Зоркий М». Поэтому следующее, что он сделал, водрузив наконец на свой греческий нос очки, – расстегнул молнию на сумке внушительных размеров и начал перебирать ее содержимое.

Зафиксировать для потомков историческую встречу с одноклассниками на новый, 1984 год – это было главной целью фотографа. В кои-то веки удалось собрать четыре семейные пары! И когда – под Новый год!

Оставив малолетних чад на своих не старых еще родителей, оперившиеся уже тридцатилетние «школьники» наконец-то нашли в себе силы сказать: «Хватит пьянствовать по своим норам-квартиркам, пора наконец сбиться в стаю, как случалось не раз в приснопамятные, милые сердцу школьные времена!»

Следовало оговориться, что чада были не у всех. У Макса и Леночки Седых детей не было. На многочисленные упреки одноклассников супруги либо отшучивались, дескать, какие наши годы, еще успеется, либо с глубокомысленным видом признавались в том, что не доросли еще до родительского самосознания. Особенно красноречив был Макс: «Рано мне еще пеленки стирать да сопливые носы утирать! Не дорос еще до такой ответственной миссии».

Но это так, детали…

Историческая «Встреча на Эльбе», как ее окрестил журналист, обещала стать незабываемой вехой в летописи бывшего 10-го «Б». Не запечатлеть ее на пленку Лёвик считал ниже своего достоинства, поэтому взял с собой не только аппаратуру для съемки, но и фотоувеличитель, бачок для проявки пленки и все причитавшиеся для такого случая химреактивы. Новогодние фотографии должны были появиться к утру первого января.

Как фотограф, Лёвик сотрудничал со многими изданиями города. Его фамилию можно было увидеть под снимками на первых полосах газет. На некоторых тематических фотовыставках его работы также появлялись, правда, не так часто, как в газетах.

Когда он во всеоружии – а именно с фотоаппаратом и вспышкой на впалой груди – вошел наконец в гостиную, все зааплодировали, поскольку давно уже сидели за столом и терпеливо ждали его появления.

Надо заметить, Лёвик и в школе слыл эдаким увальнем, на уроках физкультуры обычно плелся в хвосте – будь то лыжная лесная гонка или кросс по тропинкам парка. Все делал обстоятельно, не спеша. Выбиться в круглые отличники ему помешала тройка по биологии, но он не отчаялся. Без особого напряга поступил на мехмат Политеха, после окончания которого получил направление на завод горно-шахтного машиностроения.

– Все в сборе, друзья, больше никого не ждем. – Постучав вилкой по наполненному бокалу, Антон Снегирев поднялся, подождал, пока Лёвик наконец усядется на свое место, и не спеша начал говорить: – Как я ждал этого момента, дорогие мои, думал, учеба в школе закончилась, и что? Неужто с ней закончилась наша дружба? Мне это казалось несправедливостью, каким-то обидным недоразумением. Да, нас разбросала судьба: Лена учит малолеток, Валентина лечит женщин, Макс пишет статьи, Стас тренирует подрастающее поколение, Лев фотографирует… Но мы остались прежними, с этим вы согласны? И всегда придем друг другу на помощь, стоит только позвать… Пусть до наступления нового, 1984 года еще куча времени, но я так рад, что мы все здесь собрались… Давайте поднимем бокалы, выпьем за нас, за наш непотопляемый «Б», с наступающим Новым годом, друзья!

От услышанного у многих женщин выступили слезы на глазах. Со всех сторон посыпались восклицания:

– Спасибо, Антоша!

– Ай, молодца! Не подкачал, как всегда!

– Снегирев, ты прелесть!

– Да уж, шеф, порадовал!

Форель по-французски

Лёвик привычно защелкал фотоаппаратом, выхватывая вспышкой улыбающиеся лица… Стасу бросилось в глаза, как Макс что-то шептал на ухо жене, отчего та смущенно улыбалась. Его губы практически касались ее уха, волосы, подобно занавесу, скрывали лица.

Жанна загадочно смотрела куда-то вдаль, накручивая на пальчик рыжий локон.

– Честно признаюсь, скучала по школе поначалу, – призналась Валентина, выпив наполовину свой бокал. – Что-то сродни сиротству чувствовалось. Нет учителей, с кем можно посоветоваться, никто не подскажет, как на уроке…

– Чего греха таить, – продолжила ее мысль Лена, сбросив прядь со лба и чуть отстранившись от Макса. – Я и сейчас порой шпаргалки пишу, готовясь к уроку. Правда, никогда с собой не беру, дома оставляю.

– Быть училкой – это у Ленки наследственное, – прокомментировал Макс, отрезая себе кусок буженины. – Ее мама, моя теща, стало быть, до операции была учительницей, теперь дочура продолжает семейное дело.

– Кстати, как матушка? – поинтересовалась Валентина. – После операции, я имею в виду. Нормально, реабилитацию прошла?

– Да, спасибо, все хорошо, – смущенно закивала Лена, – у нее огромный педагогический стаж, более сорока лет. Кажется, может ответить на любой вопрос.

– Таким людям памятники при жизни надо ставить, – закивал Макс, потом, словно вспомнив что-то, легонько ткнул жену локтем в бок и произнес с подозрительностью: – Кстати, ты о шпаргалках только что говорила. Что-то я их еще ни разу не находил. Прячешь, что ли?

Захохотать над шуткой никто не успел, поскольку Мила Снегирева решила представить новогоднее меню:

– Ребята, на ваш суд предлагаются холодные закуски: сельдь под шубой, заливной язычок, студень с кусочками курицы, традиционный оливье, крабовый салат, салями в нарезке, буженинка, фрукты, бутерброды с икоркой и так, по мелочи…

– А на горячее? – не удержался Стас, едва не подавившись слюной.

– Форель по-французски.

Гости зааплодировали, отчего хозяйка послала всем сидящим за столом воздушный поцелуй.

– Самый последний райкомовский анекдот, друзья, – поднял обе руки Антон. – Повеселю вас. Представьте, что ООН объявила Год слона. Разные страны издают книги на слоновью тему. Американцы издали иллюстрированную брошюру «Всё о слонах». Англичане – увесистую монографию «Кое-что о слонах». Французы – томик «Любовные игры слонов». Немцы – «Введение в слоноведение» в десяти томах. Евреи – «Слоны и еврейский вопрос». В Советском Союзе издали трехтомник: «Классики марксизма-ленинизма о слонах», «СССР – родина всех слонов» и «Слоны в свете решений XXVI съезда КПСС».

– Как ты умудрился запомнить всё это? – удивился Лёвик на фоне всеобщего хохота, привычно протирая очки платочком. – Столько названий без запинки перечислил.

– Когда слышишь эту брандахлыстину по сто раз на дню, невольно запомнишь, – пояснил бородатый. – И уже смеяться над этим просто не в силах.

Когда хохот потихоньку стих, Макс потянулся к ближайшим бутылкам.

– Так-так, пора познакомиться с картой вин, предлагаемой нам сегодня. «Киндзмараули», «Саперави», «Хванчкара». Истинно грузинские мотивы, сразу вспоминается сочно-гортанное: «Ларису Ивановну хочу», – начал он не совсем удачно копировать героя «Мимино», – или: «Спасибо, я пешком постою», или: «Я тебе один умный вещь скажу, только ты не обижайся».

Макс перебирал бутылки, вспоминая фразы из фильма, словно читая их на этикетках. Едва он замолчал, Лёвик тотчас подхватил тему:

– Или: «Что она хочет? Ничего не хочет. Танцует». Или: «Это Валико! Валико, который Мимино…»

Журналист принялся открывать понравившуюся бутылку, продолжая предаваться воспоминаниям:

– А уж когда по телефону этот Валико попал вместо Телави в Тель-Авив и они вдвоем с незнакомцем начали петь грузинскую песню, у меня просто крышу снесло. Непередаваемо! Очень трогательно и точно схвачено!

Мила в этот момент внесла из кухни на подносе салаты и с ходу включилась в разговор:

– Кикабидзе не просто актер, он еще и певец. Что касается его песни «Мои года – мое богатство», или, как это сейчас называется, песня тех, у кого ничего не скопилось к этим самым годам, так вот, ему сейчас слегка за сорок. По-моему, в это время рано петь про года, как вы считаете?

– У каждого свое ощущение возраста, поэтому сравнивать двух одинаковых по возрасту людей не совсем корректно, – возразила Валентина, вращая на свету хрустальный бокал и любуясь им. – Кто-то в сорок чувствует себя развалиной, а кто-то и в пятьдесят на лестничных пролетах заглядывает девушкам под юбки. Каждому свое.

Антон, почесывая бороду, как бы невзначай заметил:

– Добавлю, что многие из представительниц прекрасного пола пользуются этим. Специально надевают короткие юбочки, колготочки, белье, не спеша идут по самому краю лестницы, эдак зазывно виляя попочкой. Попробуй тут удержись, отведи глаз. Это немыслимо! Какие силы надо иметь!

– Правильно, – вставил Макс. – Надо показывать товар лицом. Я считаю, если тебя природа наградила красивым телом, то зачем его скрывать?!

– Мужчины, вам не противно? – брезгливо скривив губы, заметила Мила. – Особенно при своих половинках такое рассказывать. Ладно бы в бане, в парилке, курилке, среди таких же…

– Мы делимся своим опытом, – резюмировал Снегирев, загадочно улыбнувшись. – Чтобы обогатить ваш.

– Какой же это опыт? – незамедлительно отреагировала его супруга. – Это пошлость чистой воды!

Стас не участвовал в перепалке, сидел с задумчивым видом, думая о том, что Антон сейчас может высказывать любой абсурд, ему всё простится. Но стоит о том же самом заикнуться еще кому-то, на него тут же все накинутся. Грань подобострастия и раболепства настолько незаметна и иллюзорна, что порой не знаешь, когда и где ты ее перешагнешь. Не успеешь оглянуться – и ты уже по ту сторону. Поддакиваешь, как все, прогибаешься, панибратствуешь, подтруниваешь… Вроде всем весело, а на душе противно, словно нечаянно в дерьмо ступил. Нет, он никогда эту черту не перешагнет.

Когда-то за лидерство в классе боролись несколько человек, Антошка не принадлежал к их числу. Не сказать, что над ним все насмехались, но и всерьез никто особенно не воспринимал. Так, твердый середняк. А теперь…

Неожиданно Макс переключил внимание на себя:

– Ой, что я вам расскажу. Начинал я в многотиражке, где однажды к празднику Великого Октября была запланирована большая статья на вторую полосу про одного ветерана.

– Ты разве в многотиражке начинал? – перебил его Антон. – Я думал, сразу после армии в областной пашешь.

– Был такой период в моей жизни, хотя сейчас я с трудом в это верю. Так вот, называлась, как сейчас помню, статья «50 лет пребывания в партии». Корректор вычитал, главред посмотрел, внес незначительные правки, сверстали, напечатали, выпустили.

– И что особенного? Обычная рутина, по-моему, – разочарованно протянула Лена. – Таких партийных статей знаешь сколько.

– Знаю, но только в этой статье, я прошу прощения у хозяев, – Макс поднялся, подошел к телефонной книге, лежащей на журнальном столике, вырвал оттуда пустой лист в клеточку, начеркал ручкой название статьи, показал всем. – А теперь представьте, что получится, если у буквы «р» взять и убрать палочку. Вместо «р» оказалась «о».

Сюрприз в черном конверте

Все долго всматривались в написанное. Первым в своей причмокивающей манере захохотал Лёвик, потом смех подхватили все остальные.

– Редактора на следующий день уволили, – пояснил Макс, когда смех начал понемногу стихать. – Корректору выговор, наборщику – строгач с занесением. Вот вам и обычная рутина. Казусы поджидают буквально за каждым углом. Бдительность прежде всего!

– А что сам ветеран? – вытирая слезы, уточнила Жанна. – Жалобу, небось, накатал? Я бы накатала. И еще какую!

– Не помню уже, это не так важно, отступило на второй план.

– Легко отделались, я считаю, – невозмутимо прокомментировал Снегирев. – Скажем, случись такое где-то в тридцать восьмом, уверен, черный воронок непременно подъехал бы ночью.

– Что еще за воронок? – удивленно спросила Лена.

– Вот видите, как плохо вы знаете свою историю, – осуждающе покачал Снегирев головой. – Были времена, когда этого воронка боялись пуще смерти. Черный воронок – машина НКВД, разъезжавшая обычно по ночам и забиравшая всех неугодных, на кого поступили доносы.

– Не может быть, – округлила глаза Жанна.

– Да, лишнее не вякни, – горячо продолжал Снегирев, словно учитель на уроке, рассказывающий новую тему. – Лучше всего было держать язык за зубами. Быть как все, шагать в ногу с другими. А уж за тот случай, про который Макс рассказал, могли запросто на десять лет за решетку упрятать.

– И это чистая правда, – буркнул Лёвик, взводя рычаг затвора фотоаппарата. – Я читал, подтверждаю.

После сказанного возникла на пару минут тишина, которую нарушила Жанна.

– А мне под Новый год всегда хотелось оказаться в глухом лесу, – мечтательно заявила она, подперев ладошкой пухлую щечку. – Да, да, еще с детства. Я думала, раз Дед Мороз со Снегурочкой к нам добираются по лесной чаще, то я должна была их встретить первой. Это была моя голубая мечта.

– Да уж, в глухом лесу… – ковыряясь вилкой в салате, раздумчиво заметил Макс. – Особенно на севере области, это, скажу я вам, не фунт изюму. Побывал я там пару раз… Надеюсь, Жанка, эта мечта так и осталась мечтой. Поверь, в лесу ночью, хоть в обычную, хоть в новогоднюю, ничего интересного нет.

– Нет, мечта пока не осуществилась, – со вздохом ответила Жанна. – Но я не теряю надежды. Кстати… Совсем забыла! – С этими словами она приложила палец к губам и, вскочив со своего места, заговорщицки произнесла: – А Лёвик сюрприз приготовил!

– Какой такой сюрприз?! – послышались с разных сторон возгласы.

Ее муж в этот момент как раз наводил резкость в своем фотоаппарате, чтобы сделать очередной неповторимый кадр, и не сразу расслышал слова жены. Лишь когда все замолчали и повернулись к нему, до него дошел смысл сказанного. Нахмурившись, он направился в прихожую:

– Ну вот, опять не удержалась, раньше времени раскрыла карты. И кто за язык дернул! Я планировал чуть позже.

– Меня так и распирает, – хохотнула Жанна.

– Кстати, Жанет, сама-то ты умеешь с фотоаппаратом обращаться? – поинтересовался хозяин дачи. – Лёвик наверняка научил? Это несложно.

– Что ты, – махнула рукой жена фотографа. – Для меня фотодело – темный лес, я даже не знаю, на какую кнопочку нажимать. Еще и уронить фотоаппарат могу.

Сколько Стас помнил, Жанна всегда была симпатичной круглолицей пышечкой. После школы ходили слухи, что девушка истязала себя различными диетами, но эффект был настолько мизерным, что в конце концов она бросила это дело и пустила все на самотек.

Возможно, из-за экспериментов над собой вскоре у бедняжки был обнаружен сахарный диабет, приходилось делать несколько раз в день уколы инсулина. Подобную информацию ему под большим секретом сообщила супруга. Помнится, он иронично пожурил ее за это: «Ты в курсе, что нарушаешь сейчас клятву Гиппократа?» На что Валентина ответила: «В курсе, но меня утешает тот факт, что ты умеешь держать язык за зубами».

Теперь же Валентина шепнула ему на ухо:

– Приготовься, наш аттракцион следующий. После этого… Перевоплощайся потихоньку в Деда Мороза.

Сюрприз Игнатенок оказался большим черным конвертом с фотографиями, который Лёвик, усевшись на свое место, положил на колени. После чего, выждав небольшую паузу, принялся торжественно доставать из него по одному снимку, пуская по кругу.

– Это мы на картошке под дождем, все промокли тогда…

– Тут наш физик чем-то Бельмондо напоминает, вам не кажется?

– Забыла, как звали нашу биологичку… Ей с распущенными волосами не идет, Мила, согласись…

– Лёвик, а ты, вижу, времени зря не терял! – Макс полушутя погрозил пальцем бывшему однокласснику. – Если б я знал, что ты все происходящее фиксируешь на пленку, был бы осторожнее… Сдержаннее, что ли. Ты самый настоящий… как это… парапаци.

– Папарацци, – подсказал Лёвик. – Так называются фотографы на Западе, кто стремится снять кинозвезд в домашней обстановке, с любовницами в постели и так далее.

Ты ведь не расколешься?

Реплики и комментарии сыпались с разных сторон, многие повскакивали со своих мест, чтобы разглядеть фото в руках у соседа.

– Это мой двоюродный брат, – показал Лёвик одну из фотографий, на которой был изображен солдат с автоматом Калашникова, свесивший ногу из вертолета и щурившийся на солнце. – В Афгане воюет, кстати.

– Он на тебя нисколько не похож, – заключила Лена Седых.

– Так не родной ведь, двоюродный. Пишет, что у многих крыша едет, жуть, короче… Например, свежий случай, из-под танка вылез один, и хохочет, и хохочет, остановиться не может.

– Кстати, знаете, как избежать Афгана? – как бы между прочим заметила Валентина, рассматривая фотографию с братом Лёвика.

– Поступить в институт с военной кафедрой, – ответил Макс.

– Если поступишь, то флаг тебе в руки, особенно – в медицинский вуз, оттуда точно не призовут, – кивнула доктор, возвращая фотографию. – Но есть способ попроще.

– Например, какой? – заинтересовался Лёвик. – Изобразить какую-нибудь болезнь? Навроде моей близорукости?

– Ты на верном пути, Лёвушка, но симуляцию близорукости очень быстро медики могут изобличить. И подтасовка раскроется, тебя же еще и накажут. Есть болезнь, которую лучше тебя самого никто не подтвердит. Например, энурез.

– Кажется, это ночное недержание, пардон, мочи, – морщась, как от зубной боли, сообщила Мила Снегирева. – У нас у младшего сына такая напасть…

– У-у-у, – протянул Максим, – тут ведь доказательства нужны.

– Ты что, – лукаво улыбнулась Валентина, глядя журналисту в глаза, – не можешь утром, простите, пописать в постель? Не в туалет идти, а прямо в постель пописать.

Под общий хохот Макс залился краской: