Банных встал, прошелся по кабинету:

— Дожили… Сначала один взрыв, потом второй. А теперь уже и третий. И это на пятидесятом году советской власти, — он резко повернулся и окинул взглядом Дружинина. — Ох, чует мое сердце: пойдут звонки, разносы, вызовы на ковер. Дело-то, получается, закрыли поспешно.

Банных сделал еще несколько шагов, потом, остановившись посередине кабинета, громко сказал, почти что выкрикнул:

— Но ведь кто-то это делает, кто-то замышляет! Что мы знаем об этом Крохмале? Что он неудавшийся художник, ревнивец, желавший убить свою жену. А еще что?

Молчавший до этого Дружинин пояснил:

— В молодости Крохмаль был хорошим спортсменом.

— Откуда такие сведения?

— От капитана Минина, теперь уже майора.

— Хорошо. Так копайте, копайте… Может быть, выйдете на того, с кем общался Крохмаль в молодости? Кто знает, вдруг это тот загадочный человек, который толкнул Крохмаля на преступление и о котором вы намекали Царегородцеву?

— Безуспешно намекал…

— Ладно, не ворчите. Лучше наведайтесь в облспорткомитет. Там, кстати, мой хороший знакомый рулит.

Банных снова сел за стол, открыл справочник, набрал нужный номер телефона.

— Петр Федорович? Приветствую, Банных. Как жив-здоров? На охоту? Пока не собираюсь — дела. Слушай, к тебе подъедет мой сотрудник… да-да, помоги ему, если можешь.

Банных решительным взглядом окинул Сергея:

— Поезжайте, Дружинин, в спорткомитет. Торговкин Петр Федорович к вашим услугам. Он человек спортивный, штангист, мастер спорта. Выясните все, что связано с молодым Крохмалем… гореть ему в аду…

Выйдя из кабинета, Сергей Дружинин тяжело вздохнул: только третьего взрыва не хватало! Надо было хоть на несколько минут уединиться, собраться с мыслями.

Небольшой актовый зал был пуст, дверь открыта. Сергей присел в ближайшее кресло, задумался. Вчера он ломал голову над тем, что связывает Челябинск и Краснодар. А сегодня к этим городам еще добавился и Клин. Какая между ними связь? Что общего, кроме прогремевших там взрывов?

Дружинин пошел в архив, снова взял дело о взрыве, произошедшем в марте нынешнего года. Листал, просматривал, снова листал. Ничего нового, зацепиться не за что. Ладно хоть Дедюхин не мешает — уехал в отпуск.

Рядом с архивом в Управлении была небольшая библиотека, в которой основную долю книг составляла литература документальная и мемуарная. Сергей взял «Атлас СССР» и брошюрку, называвшуюся «Клин». Углубился в чтение. Клин — город областного подчинения в Московской области… население 86 245 человек… первое упоминание в 1317 году… с 1781 года город. В нем находятся железнодорожная станция на линии Москва — Ленинград… через город проходит автомагистраль одноименного названия. Из достопримечательностей: Государственный дом-музей П. И. Чайковского. Еще: мемориал памяти воинов, погибших при защите и освобождении Клина, поставлен в 1957 году.

Сергей закрыл справочник. В 1957 году… сейчас 1967 год. Прошло десять лет. Может, этот нелюдь осуществил взрыв, чтобы как-то «насолить» нынешней власти, ветеранам войны, всем жителям города? Не похоже, ведь взрыв, как сообщил полковник Грибанов, произошел не у мемориала, а у кинотеатра. А вдруг ему без разницы, где устроить взрыв? Лишь бы громыхнуло? Да, загадка в загадке, как говорил отец.

Так что все-таки связывает Челябинск, Краснодар и Клин? Сидеть Сергею надоело. Он встал, слегка наклонился, опершись руками о столешницу, и в этой позе стал размышлять. Благо рядом никого не было. Ну ладно, Челябинск, Краснодар большие города, где в часы пик скопление народа. Но Клин? Как Клин попал в их компанию? Стоп! Может, спорт? Кроме футбола, Сергей Дружинин немного знал о спорте. Раздобыв футбольный справочник, он углубился в его изучение. Краснодар — команда 1-й лиги «Кубань», Челябинск — команда 2-й лиги «Локомотив». А Клин? В маленьком Клину нет ни одной заслуживающей внимания команды. Впрочем, почему только футбол? Есть еще много других видов спорта! Надо, как советует Банных, посетить областной спорткомитет и кое-что выяснить. А потом, конечно же, звонить Храбровицкому. Может, у него есть что-то интересное?

— Куда едем? — спросил Акимыч. На этот раз он не курил и не дремал.

— В облспорткомитет, — ответил Сергей, разваливаясь в кресле автомобиля. — Знаешь такой?

— Я все в городе знаю, — деловито заверил Акимыч, включая двигатель автомобиля.

Председатель областного спорткомитета Петр Федорович Торговкин оказался крепким мужчиной, хоть и был небольшого роста. Дружинин немало удивился, думая увидеть атлета-штангиста если не комплекции Юрия Власова, то что-то близкое к тому. На лацкане пиджака Торговкина красовался значок мастера спорта, а короткие рукава рубашки открывали сильные руки. Как позже узнал Сергей, Торговкин выступал в легкой весовой категории, где атлеты не отличаются высоким ростом.

В приемной было шумно, толпилось много народу. Торговкин, увидев среди них незнакомое лицо Сергея, подошел, поздоровался и спросил:

— Вы от Банных? Извините, у меня начинается совещание. Можете подождать минут сорок?

До звонка Храбровицкому оставалось немало времени, поэтому Дружинин кивнул — подождать он может.

…Время шло, а совещание продолжалось. Из-за закрытой двери слышались разговоры на повышенных тонах, иногда переходящие в ругань. Сергей почувствовал, что нервничает. Глянул на часы: 14:35. А что, если позвонить Храбровицкому раньше? Может, ответ на его просьбу уже готов?

Он решил воспользоваться телефоном секретаря председателя. «Звоните, раз уж так надо», — пожала плечами полная женщина в очках.

Сергей дозвонился. Трубку взял сам заведующий облздравотделом Василий Петрович Храбровицкий:

— О, Сергей Никитич! Здравия желаю, товарищ майор! Как самочувствие?

— Нормальное, — коротко ответил Дружинин, давая понять, что говорить на эту тему у него нет желания. Храбровицкий, видимо, это почувствовал.

— Так, так, по вашему запросу скажу следующее, — он перешел на официальный тон. — Больше половины поликлиник города не имеют врачей-психиатров. Увы, это наша недоработка. Поэтому установить было несложно, что человек, которого вы разыскиваете, не обращался в феврале — марте ни в одну из поликлиник города, за исключением поликлиники при Горбольнице № 1. Не обращался он и в психоневрологический диспансер.

«Все четко, по-военному, — подумал Дружинин. — Впрочем, отрицательный результат тоже результат».

Но Храбровицкий трубку не положил:

— Сергей Никитич, через час ко мне на прием подойдет некто Чеурин. Слышали о нем?

— Слышал, но лично не знаком.

— Он решил вернуться в родной Краснодар, семейные обстоятельства вынуждают. Но Сейфулина, главный врач небезызвестной вам поликлиники, заявление об увольнении не подписывает.

«Я даже знаю, по какой причине, — усмехнулся про себя Сергей, не кладя трубку. — Она не хочет видеть на его месте двоюродную сестру вашей жены».

— У вас нет желания поговорить с Чеуриным? — продолжил разговор Храбровицкий. — Может, он что-то добавит по вашему вопросу.

— Есть желание! — сразу же громко ответил в трубку Дружинин. — Василий Петрович, очень прошу, если можно, задержите Чеурина до моего прихода.

Закончив разговор, Сергей с надеждой глянул на дверь кабинета председателя. Из нее по-прежнему никто не выходил. Неужели и здесь ничего?

Но вот наконец дверь отворилась, и стали выходить люди. Торговкин, вежливо отстраняя появившихся перед ним назойливых посетителей, подошел к Дружинину. Еще раз подал руку.

— Так что вас интересует?

Сергей задал вопрос:

— Скажите, фамилия Крохмаль вам ни о чем не говорит? Он когда-то был активным спортсменом.

— Крохмаль, Крохмаль… нет, не слышал, — пожал плечами Торговкин. — Я ведь здесь командую недавно. А чем он занимался?

— Насколько мне известно, легкой атлетикой, бегом.

— О, это не по моей части. Если бы штангист… — замахал руками энергичный Торговкин и окликнул высокого, стройного, несмотря на возраст, человека. Тот подошел и представился:

— Игнатенко Борис Васильевич.

— О легкой атлетике в области знает все! — с гордостью заявил Торговкин. — Долгое время был старшим тренером сборной области.

Сергей показал удостоверение:

— Борис Васильевич, уделите мне минут пятнадцать?

— Да, пожалуйста.

Торговкина тем временем взяли в оборот две высокорослые девицы, очевидно, волейболистки или баскетболистки, одна из которых что-то недовольно говорила, жестикулируя руками. Дружинин с Игнатенко остались вдвоем.

— Пройдемте лучше в коридор, здесь шумно, — предложил Игнатенко.

Они устроились в коридоре у окна, где стояли несколько стареньких деревянных кресел.

— Слушаю вас, — первым заговорил Игнатенко.

Дружинин внимательно посмотрел на Игнатенко. От его ответа многое зависело.

— Вы, случаем, не помните среди ваших воспитанников человека по фамилии Крохмаль?

Игнатенко ответил, не раздумывая:

— Вальку-то? Крохмаля? Еще как помню! Он что-то натворил, раз им интересуется КГБ?

— Почему вы решили, что он что-то натворил? — ответил Сергей вопросом на вопрос.

— Да парень он был неуправляемый какой-то, непредсказуемый.

Сергей продолжал осторожно смотреть на собеседника, выражение лица которого говорило, что он приготовился услышать что-то важное, даже трагическое.

— Валентин Крохмаль уже ничего не натворит. Он ушел из жизни, — мрачно сообщил Сергей.

— Вот как? А что случилось? Если это обычная смерть, то при чем тут ваша организация?

— Вы правы, случилось. Но все, что связано со смертью Крохмаля, я вам, естественно, сказать не могу. А вот чтобы прояснить причину ухода в мир иной, прошу рассказать о нем все, что знаете, и ответить на мои вопросы.

Игнатенко с невеселым видом кивнул; на его лбу четко обозначились морщины.

— Вальку я знаю с двенадцатилетнего возраста. Познакомились необычно. В сорок седьмом году, в голодное время. Стою на остановке трамвая и вижу, как парнишка схватил с лотка продавщицы пирожок. Лоточница — в крик! Подбежала милиция и вдогонку за парнем. А тот как задаст стрекача! Догнал уходящий трамвай и прыг на подножку. Я даже рот раскрыл от удивления — вот он, прирожденный спринтер! А вечером в тот же день встречаю я его на стадионе после того, как закончился футбольный матч. Он ходил с мальчишками бутылки собирал, оставшиеся после болельщиков; потом собранное сдавали — подработка какая-никакая. Поймал я его за шиворот: «Ай-ай-ай! — говорю. — Воровать пирожки нехорошо». Он смотрит на меня, дрожит. Я улыбнулся и говорю: «Ты быстро бегаешь, приходи на стадион «Труд» в секцию легкой атлетики. А он спрашивает: «Легкая атлетика, это что? Это лучше футбола?» Я говорю: «Приходи, узнаешь». И ведь пришел. А дальше… дальше поначалу все было хорошо: ходил, тренировки не пропускал. Дома у него не все было ладно — отчим суровый. Вот Валька и пропадал на стадионе. А легкая атлетика — это разнообразие видов спортом: бег, эстафеты, прыжки, метания. Поначалу Вальку больше привлекали прыжки: в длину, тройной… да и к метателям он присматривался. Правда, для метателя он слабоват, разве что копье мог метать… Но я быстро поставил его на место: твое амплуа, говорю, спринт — сто, двести метров, барьеры, эстафета. Родиться спринтером — дар божий! Он понял и стал специализироваться на сотке и двухсотке. Дело шло, я в него верил. Даже поспособствовал, чтобы от армии отмазать. Устроили на один оборонный завод. До мастера спорта было рукой подать. Но уж больно слабые нервы были у парня. Ответственные соревнования, а он сидит в раздевалке как пришибленный. Выходит на беговую дорожку — фальстарт. Еще раз — снова фальстарт и предупреждение. Я его брал в сборную области, но только вторым номером. Но что интересно: как на тренировке — у него все нормально, результат отличный. А как на трибуне зрители и серьезное первенство вроде зонального или, того пуще, всероссийского, так его будто околдовали. А однажды, это было в Горьком, вообще отказался выйти на старт.

— И ваши действия? — невольно спросил Дружинин, хотя и понимал, что Игнатенко сам об этом расскажет.

— Мои действия? А мои действия такие. Вы футболом интересуетесь?

— Если не считать шахмат, то это единственный вид спорта, которым я увлекался, — улыбнулся Сергей и добавил: — С годичным перерывом на хоровое пение.

Игнатенко удивленно посмотрел на него.

— Извините, перебил, — сказал Сергей. — Хоровое пение к делу не относится.

Игнатенко несколько секунд что-то вспоминал, потом продолжил:

— Как любитель футбола, вы должны знать, что в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году сборная Бразилии стала чемпионом мира. Бразильцы были на голову выше остальных. И одной из причин явилось то, что в команде был…

— Врач-психолог, — вставил Сергей, — который знал, как расслабить игроков перед игрой.

— О, да вы все знаете!

— Ну, не все, но слышал, что потом пошла мода заводить психологов в командах.

— Правильно. Вот и мне пришлось заводить. Как хочешь, а легкоатлетов надо было вытянуть, иначе на зональных в Перми нам ничего не светило. Действительно, зимние соревнования прошли, а летние предстояли. Помню, наведался я тогда в областной врачебно-физкультурный диспансер. Думал, пошлют меня куда-подальше с моей просьбой о враче-психологе. Так нет, получилось ведь. Получилось! Выслушал меня один достойный уважения врач и согласился. Побывал он у нас на тренировке и выбрал троих: метателя копья Юрку Жирова, прыгуна в высоту Толю Кащенко, ну и спринтера этого вот Валю Крохмаля. С Юрой и Толей получилось неважно, а вот Валька быстро преобразился. Не знаю, что конкретно применял по отношению к нему психолог, только Крохмаль выиграл на зональных сотку, на двухстах был вторым и принес победу в эстафете на последнем этапе. Это руководству так понравилось, что врача-психолога оформили на полставки тренером-консультантом. Так продолжалось несколько лет. Потом Валька… безголовый он все-таки был… вляпался в аварию с одним приятелем, покалечился. Его могли вернуть в спорт, но он не захотел. Он, оказывается, параллельно успел окончить художественную школу. Вот и подался в художники. Он, как признался сам, и раньше хотел рисовать. А наш уважаемый психолог занялся научной работой.

— Как фамилия врача-психолога? — спросил Дружинин.

— Его зовут Воропаев Юрий Григорьевич.

«Воропаев, Воропаев…» — задумался Сергей. Где-то он слышал эту фамилию.

— Воропаев, наверное, большой ученый? По-прежнему занимается научной деятельностью?

— Нет. С диссертацией, насколько мне известно, у него не получилось. Он продолжал работать в психоневрологическом диспансере, потом в какой-то поликлинике. Отовсюду уходил. Уж больно неуступчивый он по характеру. Толковый — бесспорно, но чуть что — скандалит.

Почувствовав все больший интерес к услышанному, Дружинин задал следующий вопрос:

— А где сейчас этот Воропаев, вы, конечно, не знаете?

— Ну как не знать — знаю. Он снова к нам вернулся, снова тренер-консультант. Неделю назад наши легкоатлеты хорошо выступили на отборочных в Краснодаре. Есть такие, кого включили в сборную РСФСР на предстоящую Спартакиаду народов в Москве.

— Значит, Воропаев сейчас здесь, выходит, он вернулся?

— Нет, еще не вернулся. Бегуны из сборной нашей области отправились в Клин. Там Всесоюзный кросс, посвященный какой-то дате.

— В Клин? Вы уверены? — почти прокричал Дружинин.

Игнатенко удивленно посмотрел на него:

— Уверен. А что вас смущает?

Но у Сергея на устах был уже другой вопрос:

— Борис Васильевич, вы, наверное, хорошо знаете Воропаева. Он, случаем, не прихрамывал?

— Да, было такое. Он и сейчас прихрамывает, — спокойно ответил Игнатенко. — Как-то он признался, что, если бы не нога, тоже занялся бы бегом. Бег, как он выразился, залог здоровья.

И тут Дружинин вспомнил. Воропаев? Да это же врач — предшественник Чеурина в поликлинике Горбольницы № 1, где лечился Крохмаль! Невольно глянул на часы: он попросил Храбровицкого задержать этого самого Чеурина до его прихода. А что, если тот не пожелает ждать? Надо торопиться!

Поблагодарив Игнатенко за сведения, Сергей быстро вышел из дверей облспорткомитета. Акимыч спокойно прохаживался рядом со своим «газиком» и курил.

— Куда едем? — не вынимая папиросы изо рта, спросил он.

— В облздрав. И давай по-быстрому!

Дружинин не шел, а бежал по лестнице на третий этаж, где был кабинет Храбровицкого. Навстречу ему так же быстро спускался молодой мужчина лет тридцати.

Василий Петрович Храбровицкий с кем-то разговаривал по телефону. Увидев вошедшего Дружинина, он прикрыл трубку ладонью и недовольно произнес:

— Ну что же вы опаздываете? Я пытался удерживать Чеурина целых пятнадцать минут. Больше не получилось. Он теперь птица вольная.

— Каков он из себя? — тяжело дыша, спросил Сергей. — Молодой брюнет лет тридцати?

— Точно так. Бегите скорее за ним. Он только что вышел.

Погода стояла жаркая, июньская. Сергея это выручило. Чеурин, выйдя из здания облздрава, остановился у бочки с квасом и утолял жажду, держа в руках полулитровую кружку. Сергей подошел, остановился невдалеке и наблюдал. Вдруг поймал себя на мысли, что не знает имени и отчества Чеурина. Поэтому, когда тот поставил пустую кружку и отошел от бочки, пришлось говорить официальным тоном:

— Гражданин Чеурин? Извините, но у меня к вам есть несколько вопросов.

Дружинин показал удостоверение. Реакция Чеурина была неожиданной:

— Вы не имеете права! Слышите, не имеете права меня удерживать!

Сергей даже растерялся:

— Простите, никто не собирается вас ни удерживать, ни задерживать.

— Но я уже все решил. В Краснодаре у меня одна мать. Я не могу ее оставить.

Пришлось предложить Чеурину присесть на ближайшую лавочку для прояснения ситуации. Все объяснялось просто. Геннадий Чеурин еще в студенческие годы был активным комсомольцем и вступил в ряды КПСС. Сейчас, когда из положенных трех лет отработал два с половиной года, как молодой специалист, и собрался в родной Краснодар, ему пригрозили отобрать партбилет, если он самовольно покинет Челябинск. Более того, в парткоме намекнули, что это будет расцениваться как саботаж.

Поняв, что майор КГБ интересуется им совсем по другому вопросу, Чеурин успокоился и деловито произнес, как будто рядом на лавочке сидел пришедший на прием больной:

— Слушаю вас.

Дружинин пояснил, что остановил его по очень важному делу и попросил рассказать все, что он знает о Воропаеве.

Чеурин смутился, но стал рассказывать довольно обстоятельно:

— Работая в области, я приезжал на консультацию к Юрию Григорьевичу, — начал он. — Могу сказать одно — это большой профессионал! Причем врач, который все время ищет что-то новое. Но характер… Не дай бог работать с ним. Придирается к любой мелочи. При мне отчитывал почти матом медсестру, которая что-то пролила. А ведь женщина в возрасте. Или когда внедрял свой ультразвук… хоть одно слово против, сразу скандал.

— Когда вы его видели в последний раз?

— Да недавно у себя в Краснодаре.

Сергей почувствовал волнение.

— В Краснодаре?

— Именно там. Меня ведь фактически приняли на работу в районную больницу. Вот только здешняя парторганизация с учета не снимает.

— Но у вас, насколько мне известно, в Краснодаре одна мать?

— Нет, есть еще сестра, только в соседнем городе, в Армавире.

Дружинин понимающе кивнул:

— Ладно, отвлеклись. Так где вы встретили Воропаева?

— На улице.

— Если можно, поподробнее.

— Мать после смерти отца в плохом состоянии, и я по утрам хожу за продуктами. В тот день иду на рынок, а навстречу он, Воропаев Юрий Григорьевич.

— Один?

— Нет, с ним был еще человек. Невзрачный такой, маленького роста, в кепке. Летом в кепке… чудак…

— Так, так. А в руках у него ничего не было?

— У Воропаева ничего. А вот у маленького не то портфель, не то чемоданчик.

— И что дальше?

— А дальше… не поверите. Я поравнялся с ними и приветствую: «Здравствуйте, Юрий Григорьевич!» А он вдруг повернул голову в сторону и сделал вид, что не знаком со мной. Странно, ведь он меня хорошо знает.

Сергей схватил Чеурина за плечи:

— Странно? Ничего в этом странного нет!

Чеурин непонимающе смотрел на Сергея, а тот продолжал:

— В какой день и час это случилось?

Молодой врач пожал плечами:

— Да утром, около восьми. Я пошел на рынок.

— А день? День какой?

— День… день… А, вспомнил! В тот день еще взорвался автобус. 12 июня! Может, слышали?

— Слышал.

Все было ясно. Наступила пауза. Сергею очень не хотелось выражать благодарность со слов: «Товарищ, Чеурин». И тут он вспомнил. Что на столе у Храбровицкого на отрывном календаре было помечено: «Чеурин Геннадий Игоревич. 16:00».

Дружинин подал руку:

— Геннадий Игоревич, благодарю. Вы нам очень помогли. Долго еще будете у нас?

Услышав похвалу в свой адрес, Чеурин смутился:

— Задержусь дня на три. Надо же с партийными делами разобраться. Да и кое-какие бытовые вопросы решить, тем более что жена у меня местная, уралочка.

Дружинин почувствовал прилив сил. Последняя зацепка, связанная с молодыми годами Крохмаля, сработала. Круг замкнулся!

— Геннадий Игоревич, большая просьба. Не выезжайте никуда из города, — сказал он, по-прежнему удерживая руку врача. — Я к вам зайду. Надо кое-что уточнить и снять с вас показания под протокол.

— Зачем?

— Когда зайду, объясню. Давайте адрес.

Глава 17

Трасса особого назначения

— Ну, как успехи, майор? — Исполняющий обязанности начальника Управления полковник Банных устало смотрел на сидящего напротив Дружинина. — По глазам вижу, что-то накопали?

— Есть кое-что, товарищ полковник, — откликнулся Дружинин. — Разрешите доложить?

Но Банных не ответил на просьбу, слово взял сам:

— Знаете ли вы, где произошел последний взрыв? — спросил он, и взгляд его стал серьезным.

— Знаю, в Клину.

— Конкретнее…

— Судя по полученной информации, рядом с каким-то кинотеатром.

Банных пронзил взглядом Дружинина:

— Черт с ним, с кинотеатром! Дело в другом. Невдалеке проходит Ленинградское шоссе. А по нему на охоту ездит… не догадываешься кто?

— Уж не Брежнев ли? — тихо произнес Сергей.

— Угадали, сам Брежнев. А раз так, трасса от Москвы до Завидово, места, где он охотится, считается трассой особого назначения. И вот в двухстах метрах от этой трассы происходит взрыв бомбы. Сильный взрыв! Намечалось, что бомба взорвется, когда народ будет выходить из кинотеатра. Но два человека вышли раньше, и взрывом убило только их.

Сергей внимательно слушал, а полковник мрачным тоном пояснил:

— Мне все это сообщил Царегородцев. Он в Москве и час назад звонил. О взрыве уже знают на самом верху. Все в трансе. Шутка ли, трасса особого назначения, и вдруг взрыв! Третий за три месяца! А если завтра четвертый? Где произойдет, остается только гадать. Кстати, Царегородцев спрашивал о вас.

Молчание Дружинину давалось с трудом, и он не выдержал:

— Простите, товарищ полковник, но четвертого взрыва не будет.

Банных даже приподнялся в кресле.

— Вы так считаете? Уверены?

— Так точно. Считаю и уверен. Мы обезвредим организатора взрывов.

Банных с интересом смотрел на Сергея:

— Тогда докладывайте, слушаю.

Дружинин обстоятельно изложил все факты, касающиеся Воропаева и его отношений как с Крохмалем, так и с краснодарским коротышкой Ходынским.

— А как же взрыв в Клину? — выслушав, спросил Банных.

— Не сомневаюсь, что и это дело рук Воропаева. Он последние дни находился в Клину.

Возникла пауза. Слышно было, как тикают напольные часы.

— Разрешите вопрос? — наконец сказал Дружинин.

— Спрашивайте.

— У Царегородцева есть кто-то на подозрении? Воропаев ведь только готовит взрывы, а осуществляют их другие.

Банных открыл ящик стола, достал какие-то записи.

— Царегородцев сообщал, что на подозрении некто Борисенков, детский хирург. Кстати, ранее проживал у нас, не то в Златоусте, не то в Миассе.

— Выясним, что это за птица.

Находясь под впечатлением доклада Дружинина и разговора с Царегородцевым, полковник Банных сидел за своим столом, обхватив голову руками.

— Что будем делать с вашим Воропаевым? — не меняя позы, спросил он.

Сергей достал из кармана листок бумаги.

— Считаю, надо срочно проводить обыск и арест. Вот его адрес, — он положил листок на стол и, немного смутившись, посмотрел на полковника. — Только почему вы Воропаева называете моим?

Банных выпрямился. Взгляд его был решительным:

— Да потому, что, если вы не докажете виновность Воропаева, отвечать придется вам, точнее, нам.

— Я готов!

— Храбрец… Как там у Горького: «Безумству храбрых поем мы песню». Что вы имеете на Воропаева? А ведь он известный в городе врач-психиатр. Он с нами не раз сотрудничал, когда нужно было сделать заключение о вменяемости арестованного. Да, он с Крохмалем знаком. Да, он и с этим коротышкой Ходынским тоже был знаком. Да, он находился и в Челябинске, и в Краснодаре в момент взрыва. И что? Что это доказывает?

— Шустов видел Воропаева, выходящего из дома Крохмаля вечером, в день взрыва.

— Воропаева? Точно его?!

Дружинин не ожидал такого энергичного возражения и смутился:

— Выходящий из дома Крохмаля человек прихрамывал, и Воропаев хромает.

— Ерунда. Многие хромают. Это не прямое доказательство вины. Вот если бы мы нашли взрывное устройство, которое он изготовил. Где готовил и как? Есть ответ?

— Вот мы и произведем обыск.

— А если ничего не найдете?

— Будем искать.

— Сколько? День, два, десять?

— Но дело, которое мы расследуем, крайне важно. И здесь все средства хороши.

Банных устало провел ладонью по лицу.

— Цель оправдывает средства? Это мы уже проходили в тридцать седьмом. Надеюсь, знаете?

— Знаю… Считаете, прокурор не даст санкции на обыск?

Банных не ответил, задумался, спросил:

— Когда вернется Воропаев?

— Как сказали в спорткомитете, завтра вечером легкоатлеты-бегуны прилетают из Москвы.

Банных поднялся, молча прошелся по кабинету, смерил взглядом Дружинина и решительно произнес:

— Нет, без санкций прокурора дать разрешение на обыск я не могу. Социалистическую законность надо соблюдать.

— Женя, привет! Дружинин… Мне нужна твоя помощь.

Сергей так громко говорил в телефоне-автомате, что стоящие в очереди невольно слышали его голос.

— Да не вопрос, — отозвался Минин. — Приезжай!

Выскочив из телефонной будки, Дружинин подбежал к стоявшему невдалеке «газику».

— Куда на этот раз? — спросил Акимыч.

— В Управление внутренних дел.

Евгений Минин, теперь уже начальник отдела, внимательно выслушал все новости, связанные со взрывами в Челябинске, Краснодаре и теперь уже в Клину.

— Так чем я могу тебе помочь?

Сергей с усталым видом сидел напротив.

— Ты не хуже меня понимаешь, что организатором взрывов является врач-психиатр Воропаев. Мне нужно в его отсутствие осмотреть его квартиру.

Минин подавил тяжелый вздох:

— Значит, КГБ без санкции прокурора нельзя, а угрозыску можно?

Допустим, не самому угро, а одному… как бы сказать лучше… одному из его подопечных. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Да понимаю, как не понять.

— Есть у тебя на примете такой? — по лицу Сергея скользнула улыбка.

— Может, и есть. Да только вдруг все пойдет не так, не по плану? А у меня начальство строгое.

— Выдадим это за следственный эксперимент.

— Хитер… — Минин глянул на часы, поднялся. — Ладно, пошли.

…Пивной бар открылся в городе недавно и сразу же завоевал популярность. В этот вечер в двух его больших залах, как всегда, сидело много народу. В двух же небольших дальних залах было свободнее, но компании, которые здесь сидели, не всегда относились к почтенным людям города. Минин и Дружинин проследовали именно туда и присели на лавки за большим деревянным столом.

Пивной запах в зале перемешивался с запахом копченой рыбы и курева. Последнее было очень неприятно для некурящего Дружинина, но он быстро успокоился и осмотрелся. Да, публика, как говорят: «Та еще». Ладно что еще не дерутся. Минин же был спокоен. Видимо, посещать подобные заведения ему приходилось не раз. Завидев у входной двери человека в резиновом фартуке, он взмахнул рукой. Тот быстро подошел:

— Чего изволите?

— По одной для начала.

— Что так мало? — недовольно пробурчал человек в фартуке. — Пиво сегодня самый свежак!

Вместо ответа Минин, чуть наклонившись, прошептал:

— Гунин бывает здесь?

— Должен быть, — так же тихо ответил тот.

Несколько минут Минин и Дружинин потягивали пивко, поглядывая по сторонам. Наконец тот, что был в фартуке, встретившись взглядом с Мининым, повел головой в сторону двери. Вскоре в дверях показался человек высокого роста лет сорока. Летний костюм-тройка, гладко причесанные волосы, в руках трость — все это не гармонировало с остальной разношерстной публикой пивбара. Он не спеша прошелся между столиками и остановился, поскольку дальнейший путь ему преградил поднявшийся Минин:

— О, Гуня! Да чтоб мне пропасть… Сколько лет, сколько зим…

— Начальник… — единственное, что процедил Гунин в ответ, показав золотые зубы.

— Слушай, ничего не пойму, — Минин пришел в веселое расположение духа. — Тебе же еще года три сидеть?

— Начальник… — снова, теперь уже со злобой в голосе, произнес Гуня.

Известный квартирный вор Миша Гунин по прозвищу Гуня имел неплохие театральные способности:

— Обижаешь… — с пафосом произнес он. — Я уже два месяца, как по УДО. За образцовое поведение, так сказать.

Взгляд Минина стал серьезным:

— У меня к тебе дело. Пойдем на волю, покалякаем?

Гунин переложил трость из правой руки в левую, достал из кармана носовой платок и звучно высморкался:

— Чтоб я имел дело с вами, ментами? — гордо произнес он. — Да ни в жизнь… Уж лучше с самим чертом!

— Ну, как знаешь. Только я скорей поверю, что в районе Златоуста высадились марсиане, чем в твое условно-досрочное, — в голосе Минина появилась злость. — А помогать я прошу не мне, а…

— Майор Дружинин, Комитет государственной безопасности. — Сергей поднялся и показал удостоверение.

Увиденное произвело на Гунина впечатление. Если бы не трость, он театрально бы вскинул обе руки вверх, что означало «сдаюсь». Но он лишь тихо пробормотал:

— Что надо делать-то?

— Пошли на свободу, здесь душно, — сказал Евгений Минин и положил под недопитую кружку купюру.

Неоднократно судимый за квартирные кражи Миша Гунин, он же Гуня, был большой мастер своего дела. Узнав, что надо открыть квартиру в пятиэтажке-хрущевке, он не торговался, не просил время, чтобы сходить за нужными инструментами для взлома. Он только спросил: «Куда едем?» — и направился к стоявшему у пивбара автомобилю Минина.

Июньская ночь не очень располагала к тайному посещению чужой квартиры. Было 10 вечера, а вокруг светло. Все трое осторожно вошли в подъезд дома, где жил Воропаев. «Дальше я сам», — со знанием дела сказал Гунин и стал подниматься выше.

— Не надо ему мешать, — Минин остановил Сергея, который хотел было последовать за Гуниным.

— Слушай, а он что, ногтем будет открывать? — спросил Дружинин, когда Гунин поднялся на второй этаж.

— Обижаешь. У Гуни главный инструмент в его трости.

— Даже так?

Наверху раздался тихий щелчок. Это означало, что дверь в квартиру на втором этаже открыта. Сыщики быстро поднялись наверх.

— Ну как, справился? — спросил Минин.

— С таким замком ребенок справится, — не без гордости ответил Гунин и сразу же перешел к главному для себя. — Так что, начальник, я «ноги рисую»?

— Куда? А закрывать хату я буду? — тихо произнес Минин и схватил его за ворот пиджака. — А ну пошел с нами.

Квартира Воропаева представляла собой скромную «двушку», светлую, прибранную. Окна большой комнаты выходили во двор. Гуня озирался по сторонам, взглядом профессионала оценивая чужую квартиру. Минину это не понравилось.

— Иди, подожди в прихожей, — строго сказал он.

Сергей и Евгений тоже внимательно осмотрели квартиру. На первый взгляд ничего интересного. Лишь на кухне в шкафу стояли две жестяные банки из-под какао «Золотой ярлык». Одна была почти пустая, другая нераскрыта. Дружинин взял последнюю. Вес банки говорил о том, что ни пороха, ни поражающих элементов типа шариков или шурупов внутри нет, только какао-порошок. Ясно было, что если Воропаев и готовит взрывное устройство, то только не здесь. Да-а, маловато улик. Балкона у него нет. Что еще? Маленькая кладовка, которая годится для хранения швабры и тряпок с ведром — может, там что-то интересное?

Открыли дверь кладовки.