Давид Кон

Каюта номер 6

© Кон Д., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

1

Ровно в десять утра белоснежная «Вольво ХС-40», принадлежащая адвокату Дане Шварц, въехала на Пальмовую улицу иерусалимского пригорода Моца-Иллит. Улица, как и весь поселок, была застроена добротными частными домами из белого иерусалимского камня и покрытыми красно-коричневой черепицей. Машина сбросила скорость на узкой улице, проехала несколько десятков метров и остановилась у металлических ворот, встроенных в глухой забор из такого же белого камня. За забором росли темно-зеленые туи, посаженные так густо, что полностью закрывали от любопытных взглядов все происходящее в большом саду вокруг дома. У ворот стоял бывший муж Даны заместитель начальника Следственного управления уголовной полиции Иерусалима полковник Габриэль Лейн и с интересом наблюдал, как белоснежная «Вольво» двинулась задним ходом, чтобы занять единственное свободное место на парковке у стены между роскошным темно-серым «Бентли» и стареньким грузовичком. Под взглядом бывшего мужа Дана нервничала, спешила и едва не чиркнула задним бампером своей любимицы по сверкающему крылу «Бентли». К счастью, полковник Лейн успел предостерегающе вскинуть руку, и Дана резким движением впечатала педаль тормоза в пол.

– Ты следишь за мной как за диковинной зверушкой, – возмутилась она, когда Габриэль подошел вплотную к машине.

– Наблюдать, как течет река, как горит огонь и как паркуется рыжеволосая красотка, можно вечно, – улыбнулся Габриэль.

Дана обиженно выпятила нижнюю губу, но слово «красотка» из уст бывшего мужа явно произвело на нее благоприятное впечатление.

Четыре месяца назад супруги официально оформили развод, после чего Габриэль оставил жене с дочерью иерусалимскую квартиру и переехал в этот особняк, принадлежащий его деду. Именно здесь, в большом трехэтажном доме, окруженном садом в двадцать пять акров[1], бывшие супруги собирались сегодня отпраздновать восемнадцатилетие их единственной дочери Алины.

Сама именинница сидела рядом с матерью на пассажирском сиденье «Вольво» и с улыбкой смотрела на отца, распахнувшего перед ней дверцу с торжественным поклоном.

– Здравствуй, моя дорогая именинница! – сказал Габриэль, подавая руку дочери.

Алина гордо взглянула на мать, оперлась на руку отца и вышла из машины.

– С днем рождения тебя! – Габриэль обнял дочь и нежно поцеловал в обе щеки. – А обещанный сюрприз будет только вечером. Так что придется подождать.

– Хорошо, – согласилась Алина. – Подожду. Хотя, конечно, до ужаса хочется узнать, что за сюрприз ты мне приготовил.

Она лукаво улыбнулась. Накануне Дана «под страшным секретом» сообщила дочери, что отец купил ей новенький компьютер и сегодня ждет мастеров, которые должны установить на него все необходимое программное обеспечение. Эта лукавая улыбка не укрылась от полицейского взора полковника Лейна. Он мгновенно прибавил к этой улыбке фальшивые нотки, которые прозвучали в голосе дочери, и понял, что тайна его сюрприза раскрыта. Полковник бросил гневный взгляд на бывшую супругу. Дана, уже успевшая выйти из машины, ответила безмятежной улыбкой ангела, воздушным поцелуем и захлопнула дверцу «Вольво». Фальшивые нотки в голосе дочери прозвучали слишком откровенно. Габриэль, конечно, догадался, что она проговорилась и раскрыла дочери его секрет. «Надо было мне молчать, – с запоздалым раскаянием подумала она. – Должна была понять, что Алина не сможет обмануть Габи».

– Мог бы подать руку бывшей жене, – капризно пропела Дана, пытаясь скрыть смущение и памятуя, что лучшей обороной является атака.

Габриэль не сводил гневного взгляда с бывшей жены. Ее смущение было настолько милым, что он решил не сердиться.

– Извини. – Габриэль развел руками. – Но сегодня все мое внимание только имениннице.

– Только сегодня? – хмыкнула Дана и добавила, скорее для порядка, просто чтобы не оставлять за бывшим мужем последнее слово. – Меня ты никогда не баловал своим вниманием.

– Как это никогда? – Огорчение Габриэля было настолько искренним, что Дане стало совестно за последнюю фразу. «Я веду себя очень глупо. И болтаю всякую чепуху», – мелькнуло у нее в голове. Впрочем, в ее арсенале, как и в арсенале любой женщины, было немало способов исправить настроение любому мужчине, даже бывшему мужу. Дана нежно обняла Габриэля и чмокнула его в щеку.

– Забирай торты из багажника.

Габриэль мгновение помедлил, словно размышляя, стоит ли ему настаивать на продолжении этого нелепого разговора, способного привести бывших супругов к очередной ссоре, затем покорно кивнул, открыл багажник машины, в котором стояли одна на другой две большие коробки. Полковник приоткрыл верхнюю, заглянул под крышку и вороватым жестом мальчишки-озорника провел пальцем по краю большого торта, на белой поверхности которого красовалась надпись голубым кремом: «Алине 18».

– Папа! – укоризненно воскликнула Алина. – Ты как маленький.

– Вкусно, – улыбнулся Габриэль, облизывая палец. – Что это за торт?

– «Пражский». – Дана строго взглянула на бывшего мужа. – А во второй коробке два «Наполеона».

– Ого! – восхитился Габриэль. – Целых два? И все это ты? Одна?

Дана тяжело вздохнула и скромно потупилась. Дескать, кто же может помочь одинокой женщине.

– Я помогала варить крем, – поспешно вставила Алина. – Но все остальное мама делала сама.

– Почему сама? – возмутился Габриэль. – А Вера Борисовна? Она же обещала помочь тебе с тортами.

– Твоя бывшая теща уехала, – чеканя каждое слово, сказала Дана.

– Как уехала? – опешил Габриэль. – Куда? Когда?

– Два дня назад. Уплыла на яхте. В увлекательное морское путешествие.

– На яхте? На какой яхте? В какое морское путешествие? – Габриэль перевел взгляд на Алину, точно хотел убедиться, что его не разыгрывают. – Твоей бабушки не будет на дне рождения? Этого не может быть. Она же так хотела… Она же так готовилась…

– Она будет на дне рождения, – перебила Дана и скомандовала: – Бери торты, а мы заберем все остальное.

Габриэль забрал из багажника коробки. Судя по взгляду, его разбирало любопытство, и он явно собирался найти момент, чтобы продолжить разговор о таинственном путешествии бывшей тещи. Дана взяла с заднего сиденья два чехла для одежды, из которых торчали металлические крюки вешалок, и протянула их Алине.

– Наши вечерние наряды повесь в шкаф.

Алина бережно взяла чехлы и перекинула их через руку. Дана взяла с заднего сиденья две большие сумки и захлопнула дверцу.

– Вперед! – скомандовала она и первой пошла к металлической калитке.

За калиткой в просторном саду царила суета. Незнакомые женщины в форменных платьях компании по уборке гремели посудой. Несколько мужчин в белых рубашках и пиджаках того же цвета, что и платья женщин, расставляли на поляне большие круглые столы. Трава на поляне была аккуратно подстрижена и отливала сразу несколькими оттенками зеленого цвета. За каждым из больших столов предполагалось разместить десять гостей. И хотя на торжестве должны были присутствовать двадцать восемь человек, на поляне устанавливали четыре стола. Об установке дополнительного стола накануне вечером попросила Дана по телефону. Полковник Лейн проводил совещание и потому не стал задавать вопросов, а только сказал: «Хорошо, будет четыре стола», – и повесил трубку. Но сейчас Габриэль собирался выяснить как можно скорее, что за таинственные гости должны прибыть на их семейное торжество. Аналитический мозг полицейского немедленно связал этих гостей с загадочным морским путешествием бывшей тещи. «Может быть, какие-то новые знакомые пригласили ее прокатиться на яхте?» – думал он. Нет. Вера Борисовна не стала бы приглашать новых знакомых на день рождения внучки. Значит, какие-то родственники, о которых ему ничего не известно. Но что это за новые родственники? И почему они прибывают по морю, а не на самолете, как все нормальные люди? Габриэль чувствовал, что его распирает от всех этих вопросов, но решил не торопиться и ждать, пока Дана сама ему все расскажет. Он покосился на бывшую жену. Та шла к дому, с удовольствием вдыхая воздух, не смешанный с парами бензина. Проходя мимо женщин, занимающихся посудой, она протянула им свои сумки.

– Это салаты и соленья, – сказала Дана. – Разложите их, пожалуйста, по вазочкам.

– Конечно, – кивнула одна из женщин, забирая сумки.

Приветливый мужчина забрал у Габриэля коробки с тортами.

– Торты, – констатировал он, заглянув под крышку верхней коробки. – Их, как я понимаю, в холодильник?

Габриэль кивнул и благодарно улыбнулся. Алина перекинула чехлы с вечерними нарядами через спинку кресла и повернулась к отцу.

– А где Старый Хельмут?

Старым Хельмутом она называла 98-летнего деда Габриэля Хельмута Лейна. Несмотря на свой возраст, Хельмут Лейн был крепок телом и силен духом. Его лицо, словно высеченное из скалы, пересекали в разных направлениях глубокие морщины, придававшие ему грозно-пугающее выражение. Закатав рукава клетчатой байковой рубахи, он чистил от жира и сажи огромную жаровню, установленную под большим навесом в дальнем конце сада. Заметив идущих к нему Алину и Дану, Хельмут оставил свое занятие, повесил на крюк металлический ершик с длинной ручкой и двинулся к ним, широко расставив в стороны крепкие руки с черными от золы пальцами. Алина бросилась прадеду на шею.

– Здравствуй, моя дорогая именинница! – прогудел Хельмут, продолжая держать руки в стороны и отвечая на объятия Алины только движениями головы. – Поздравляю тебя с совершеннолетием! Будь здоровой и счастливой!

– Спасибо, Хельмут!

Старый Хельмут шагнул к Дане и поклонился, всем своим видом демонстрируя, что не может подать ей руку. Дана поцеловала его в щеку.

– Ты развил бурную деятельность. – Она кивнула в сторону поляны, на которой уже стояло четыре стола. Женщины накрывали их белыми скатертями, а мужчины расставляли вокруг стулья.

– Не каждый день моей правнучке исполняется восемнадцать лет, – улыбнулся Хельмут.

Габриэль недовольно кивнул в сторону жаровни:

– Почему ты занимаешься этим сам? Попросил бы кого-нибудь из ребят почистить.

– Ну нет. – Хельмут решительно качнул головой. – Эту жаровню я не доверю никому. Я ею давно не пользовался. Но сегодня… Я обещал имениннице жареного барашка. Значит, будет барашек.

– Целый? – ахнула Дана.

– Не просто целый. – Хельмут взялся за металлическую щетку. – А еще и фаршированный. Яблоками, айвой и домашней лапшой. По старому баварскому рецепту.

– Ну, Хельмут! – только и смогла выговорить Дана и поспешно добавила: – А я приготовила несколько салатов. И торты.

– Отлично! – Хельмут провел металлической щеткой по внутренней поверхности жаровни. – Габриэль вчера купил спиртное. Так что… Все готово.

Он покосился на Дану и добавил:

– Мы поставили четыре стола. Как ты просила.

– Спасибо. – Дана взглянула на Габриэля. Его лицо выражало такое нетерпение, что она рассмеялась. – Дело в том, что мой двоюродный брат Миша женится.

– Миша? – переспросил Хельмут, переглянулся с Габриэлем и уточнил: – Сын родной сестры твоей мамы?

– Да, – кивнула Дана. – Сын тети Маши.

– На ком? – быстро отреагировал Габриэль.

Дана выдержала паузу, укоризненно глядя на бывшего супруга и словно говоря ему: «Офицер полиции не должен быть таким любопытным», но не выдержала и возвела глаза к небу.

– О-о-о! – В ее тоне появились иронично-восторженные нотки. – Не поверишь, но на итальянской княжне.

На мгновение у жаровни установилась тишина.

– Ты серьезно? – спросил Габриэль.

На его лице отразилось такое искреннее удивление, что Дана рассмеялась.

– Вполне. Наш романтичный Миша, мечтавший найти себе скромную еврейскую жену, запал на итальянскую княжну. Она потомок какого-то безумно древнего итальянского рода. По фамилии Колонна. Миша познакомился с ней в Израиле месяцев шесть назад. И представьте себе, княжна влюбилась в нашего Мишу. А он в нее. Да еще как! Смотрят друг на друга не отводя глаз. Если расстаются, перезваниваются сто раз в день. И пишут друг другу нежные письма.

Глаза Габриэля горели от любопытства и возбуждения. Он переглянулся с дедом. Но на лице Старого Хельмута сохранилось прежнее иронично-спокойное выражение.

– Вот это да! – воскликнул Габриэль. – Романтическая история. Итальянская княжна. Израильский миллионер. Любовь с первого взгляда…

– Род Колонна вполне достойный, – неожиданно заявил Хельмут. – Они первыми выступили против Муссолини летом сорок третьего года. Это тогдашний глава рода князь Витторио уговорил короля Италии Виктора Эммануила принять отставку дуче.

Дана замерла, не сводя глаз со Старого Хельмута, ожидая продолжения исторического экскурса. Но Габриэль словно не слышал слов деда. Его явно интересовало не прошлое, а будущее.

– И что теперь? Будет свадьба? В Израиле или в Италии?

– Будет свадьба. – Дана не сводила глаз с возбужденно пыхтящего Габриэля. – Даже две. И в Израиле, и в Италии. У Миши, как всегда, обширные планы и большая программа. Два дня назад он на своей яхте «Мария» отплыл за невестой на остров Крит.

– На Крит? – удивился Габриэль. – А почему на Крит?

– Там живет бабушка его невесты. Старая княгиня. – Дана развела руками и присела в некоем подобии книксена. – В поместье, которое досталось ей от последнего мужа. Какого-то греческого миллионера. Невеста прилетела к бабушке, чтобы сообщить ей о свадьбе и попросить благословения. Туда же плывет Миша на своей яхте. Он должен забрать невесту, ее брата и бабушку и привезти их в Израиль.

– Зачем? – выпалил Габриэль.

Дана с улыбкой смотрела на бывшего мужа, понимая, что каждое сказанное ею слово будет только увеличивать его удивление.

– Во-первых, невеста Миши, которую зовут Лукреция, хочет познакомиться с израильской родней будущего мужа. То есть с нами. Во-вторых, она мечтает о свадьбе в Израиле. Причем эта свадьба должна пройти по всем правилам иудаизма. С хупой[2] и раввином. И потому она решила пройти гиюр[3].

– Пройти гиюр?! – воскликнул Габриэль, и его глаза расширились до предела.

– Представь себе, – кивнула Дана. – Итальянская княжна решила стать добропорядочной еврейской женой. И взять себе имя Лея.

– Я в шоке! – Габриэль схватился двумя руками за голову и взглянул на деда, но тот невозмутимо тер металлическим ершиком внутреннюю поверхность жаровни.

– Ночью они отплыли с Крита и сегодня к пяти часам вечера должны пришвартоваться в порту Ашдода[4], – продолжила Дана. – Там их уже будут ждать машины, и в районе шести они будут здесь.

– Здесь? – почти выкрикнул Габриэль. – Они приедут к нам?

– А куда же еще? – Дана развела руками. Ее явно забавляло искреннее удивление Габриэля. – Они хотят поздравить Алину с днем рождения.

– Это для них ты просила поставить дополнительный стол? – сообразил Габриэль.

– Конечно, – кивнула Дана. – Сегодняшний вечер они проведут у нас. Завтра поедут в раввинат, выяснять, какие документы нужны для прохождения гиюра. Послезавтра отплывут в Рим. Там молодые распишутся.

– То есть заключат еще и гражданский брак? – уточнил Габриэль.

– Конечно. В Риме будет небольшая свадьба. Только для своих. После этого они вернутся в Израиль и начнут свою семейную жизнь. А когда закончится процесс гиюра, будет гигантская свадьба в Иерусалиме.

– Действительно обширные планы! – восхитился Габриэль.

– Обширные, – согласилась Дана. – А нас с Алиной пригласили принять в них участие. Мы послезавтра отплываем с ними в Рим и примем участие в церемонии бракосочетания в тамошнем муниципалитете. Ну и в свадебном торжестве вместе с близкими родственниками и друзьями с итальянской стороны.

– Мы поплывем на яхте? – обрадовалась Алина и тут же надулась. – Почему ты мне об этом не рассказала раньше?

– Потому что я не была уверена, что смогу поехать, – Дана обняла дочь. – Было много работы. Но в конце концов Даммер меня отпустил.

Старый Хельмут выпрямился, повесил ершик на крюк и обдал очищенную жаровню водой из шланга.

– Сколько человек приедет к нам сегодня?

Дана пожала плечами.

– Мои родители, родители Миши…

– Их мы считали в числе гостей. И Мишу тоже считали, – сказал Хельмут. – Ты посчитай непредвиденных гостей.

– Невеста Миши, ее родной брат и бабушка. – Дана загнула три пальца. – Заместитель Миши с женой. Помощник Миши. Тоже с женой. Кроме того, они привезут капитана яхты и его помощника.

Дана взглянула на загнутые пальцы и подвела итог:

– Девять человек. Миша, конечно, сядет за один стол не с родителями, а со своей невестой. Так что десять.

– Как раз дополнительный стол. – Хельмут протер руки полотенцем и опустил рукава рубахи. – Всем хватит места.

– Всех посадим за один стол? – забеспокоился Габриэль. – Может быть, этим итальянским князьям и княгиням нужен отдельный стол?

– Перебьются, – отрезала Дана. – Они не у себя во дворце. Посидят с простыми смертными.

Она взглянула на Габриэля.

– А что это ты так разволновался?

Габриэль всплеснул руками.

– Князья и княгини все-таки… – Он взглянул на деда. – Надо будет мне вечером повязать галстук?

Старый Хельмут равнодушно пожал плечами.

– В мою честь ты галстук никогда не повязывал, – возмутилась Дана. – А в честь каких-то итальянских князей…

– Как не повязывал? – возмутился Габриэль. – А на свадьбе?

– Когда это было! – Дана небрежно махнула рукой, подхватила под руку дочь и бывшего мужа, и они пошли к дому. Старый Хельмут шел за ними, лукаво улыбаясь и вытирая мокрые руки большим полотенцем.

2

– Браво, Живко, браво! Это было потрясающе вкусно! Спасибо вам!

С этими словами владелец яхты «Мария» Миша Орлов поднялся из-за стола и зааплодировал вошедшему в кают-компанию человеку в высоком поварском колпаке и белоснежном фартуке до пола. Миша даже не обернулся, чтобы взглядом или кивком головы призвать других пассажиров поддержать его порыв. Как всякий состоятельный человек, он был уверен в своей власти над другими и не сомневался, что сидевшие за его спиной не осмелятся оставить его в одиночестве. И действительно, пассажиры яхты, сидящие за столиками, один за другим поднялись со своих мест и тоже зааплодировали.

Кок Живко Тодоров, внесший в кают-компанию поднос с вазочками, на которых высились красно-белые кремовые башенки, украшенные нежно-зелеными марципановыми листьями, покраснел от удовольствия. Он поспешно поставил поднос на стойку и церемонно поклонился, прижимая к груди правую руку, а левой поддерживая колыхающийся и готовый рухнуть колпак.

– Спасибо, сэр! – произнес он по-английски, поклонился еще раз и добавил, обращаясь ко всем: – Мне приятны ваши аплодисменты, дамы и господа.

– Как называется этот замечательный омлет? – Орлов кивнул в сторону своей пустой тарелки.

– У нас в Болгарии его называют миш-маш, – улыбнулся повар. – Это традиционный болгарский омлет. Со многими добавками, разумеется.

– А это чудо? – Миша Орлов соединил пальцы, изображая нечто круглое.

– Это баница, сэр, – догадался кок. – Слоеное тесто, начинка из смеси творога и нескольких сортов сыра. Но это только общие параметры. В Болгарии у каждой хозяйки есть собственный рецепт баницы. Я добавляю в начинку, – он понизил голос, словно собирался доверить собеседникам страшную тайну, – немного вареной тыквы и лимонный сок. Смесь кислого и сладкого в сочетании с сырами и пресным тестом создает очень интересный эффект.

– Очень вкусно! – подвел итог Миша. Не оборачиваясь, он движением рук призвал присутствующих еще раз воздать должное искусству кока. Пассажиры вновь зааплодировали.

Фамилию Орлов Миша носил единственный из всей семьи. Его родители развелись, когда мальчику было три года. Своего отца, Григория Орлова, он почти не помнил. Тот сразу после развода уехал из Ленинграда в далекую Тюмень и появлялся всего пару раз в году, привозя Мише сладости и небольшие подарки. Через три года в жизни Миши появился новый папа – Леонид Славин, а еще через год у Леонида и Мишиной мамы Маши родилась дочь Катя. Леонид Славин никогда не делал различий между пасынком и родной дочерью, старался, чтобы у Миши не было никаких поводов для разочарований. Он был инженером-программистом и работал в Институте ядерной физики на новейшей для того времени электронно-вычислительной машине. Леонид часто брал Мишу в свой вычислительный центр, показывал перфокарты, объяснял, как с помощью пробитых в них отверстий человек может общаться с электронным мозгом. Возможно, именно эти беседы с отчимом и разожгли интерес Миши к точным наукам.

Когда Мише исполнилось тринадцать, а Кате шесть, родители собрались переезжать в Израиль. Шел девяносто второй год. Институт ядерной физики переживал финансовые трудности. Вычислительный центр, в котором работал Леонид Славин, закрылся, и семья жила на зарплату Маши и на случайные заработки Леонида, дававшего уроки математики отстающим школьникам. Мишу, конечно, не посвящали в финансовые проблемы семьи, но он интуитивно ощущал их несостоятельность по сравнению со всеми знакомыми и соседями. И потому, когда Маша решила объяснить сыну причины их предстоящего отъезда из России, Миша выслушал ее спокойно и в ответ на вопрос, хочет ли он ехать, молча кивнул головой.

В Израиле, несмотря на все надежды Миши, ситуация только ухудшилась. В первые две недели после приезда они жили в квартире родной сестры мамы тети Веры. Родственники были приветливы, помогли с записью в больничную кассу, открытием счета в банке и получением самых необходимых вещей. Но это не спасало от ощущения собственной ущербности. «Зря мы сюда приехали», – с тоской думал Миша, глядя на тетю Веру, накрывавшую стол к обеду. В Ленинграде у них хоть была своя квартира и пусть не очень роскошный, но свой обед. А здесь? Они жили в чужой квартире, ютились вчетвером в одной комнате, питались тем, что приготовила тетя Вера. У Шварцев была дочь Дана. Она была младше Миши на пять лет, но уже вполне прилично болтала на иврите. Миша смотрел на двоюродную сестру и понимал, что ему предстоит пройти трудный путь, прежде чем он добьется того, чего добилась она. Впрочем, ситуация улучшилась довольно быстро. Уже через месяц Леонид Славин нашел работу по специальности. А через полтора года Мария Славина подтвердила свой медицинский диплом и была принята в интернатуру в одну из больниц Тель-Авива. Миша, освоивший к этому времени иврит, перешел в девятый класс и поражал педагогов своими математическими способностями. Именно благодаря этим способностям после призыва в армию он оказался не в десантной, пехотной, танковой и даже не в артиллерийской части, а в элитном подразделении электронной разведки. Долгие тридцать два месяца рядовой[5] (а позже ефрейтор[6] и даже младший сержант[7]) Орлов знакомился с новейшей техникой, с помощью которой прослушивал эфир, отслеживал мобильные телефоны членов террористических группировок, наводил беспилотные аппараты и ракеты на скопления боевиков и лаборатории по производству ракет. Демобилизовавшись, Миша вернулся домой и понял, что навыки, полученные в армии, еще долго будут помогать ему в жизни. Как специалиста по электронной технике его пригласили на работу в израильский офис большой американской компании. Он получил солидную зарплату и в двадцать один год вполне мог считать себя состоятельным и состоявшимся человеком. Но через два года его жизнь в корне изменилась. И все из-за Леонида Славина. С отчимом у Миши сложились хорошие отношения. Он был благодарен Леониду за его старания по обеспечению жизни семьи в Советском Союзе, за своевременный переезд в Израиль и за то, как тот ограждал детей от любых трудностей и на старом, и на новом месте. Именно Леонид Славин, постоянно попадавший в сложные ситуации на израильских дорогах, придумал устройство, которое будет, находясь на связи со спутником, помогать водителям находить верный путь. Он предложил Мише создать «семейную фирму» и поработать вместе. Миша задумался. Отказаться от хорошо оплачиваемой работы и уйти в самостоятельное плавание с совершенно неопределенными результатами? Конечно, это был риск. Неоправданный и нелепый. Но Миша согласился. И вовсе не потому, что Леонид убедил его своими чертежами, расчетами и выкладками. Просто он верил в себя, в свою счастливую звезду и в то, что даже в случае неудачи сможет вернуть потерянное. Первые три года самостоятельного плавания были тяжелыми. Деньги, которые им удалось получить от спонсоров, почти полностью уходили на зарплату сотрудникам и покрытие расходов небольшого офиса. В какой-то момент Миша даже не смог оплачивать свою съемную квартиру и был вынужден вернуться в квартиру родителей. Но в конце 2002 года программа заработала. А еще через год они собрали и полностью отладили свой первый GPS-навигатор. С тех пор дела компании и ее владельцев пошли в гору. Вскоре Миша купил свою первую квартиру в центре Тель-Авива и зафиксировал первый миллион долларов на своем банковском счету.

В 2010 году в жизни компании наступил коренной перелом. Ее купил один из американских гигантов за совершенно баснословную сумму в восемьсот миллионов долларов. Из этой суммы Мише досталась почти половина. Кроме того, он получил часть акций новой фирмы и предложение занять пост генерального директора с пятизначной зарплатой. Пятидесятипятилетний Леонид Славин никаких предложений не получил и покинул фирму. Впрочем, это его не огорчило. Суммы, полученной при продаже компании, вполне хватало на безбедную жизнь ему и его Маше.

Следующие одиннадцать лет еще больше укрепили финансовые возможности Миши. Его состояние вплотную подобралось к миллиарду долларов. Фамилия Орлов регулярно появлялась в списке самых богатых людей Израиля. Из тель-авивской квартиры Миша переехал на большую виллу в приморском районе Герцлии, купил яхту и несколько квартир в разных городах мира. Теперь, когда ему пошел сорок пятый год, он собирался жениться и наконец обзавестись, к радости матери, детьми.

…Потрепав растроганного кока по плечу, Миша сел на место и положил ладонь на руку сидевшей напротив невесты.

– Мне тоже очень понравились и омлет, и баница, – сказала Лукреция Колонна и одарила жениха ласковым взглядом.

Яркая блондинка в белой водолазке, выгодно подчеркивающей ее высокую грудь, и широкой юбке из джинсовой ткани взмахнула рукой, чтобы привлечь внимание кока.

– Вы научите меня, Живко, готовить эти блюда? Если они так нравятся моему мужу, мне придется включить их в наше постоянное меню.

– С удовольствием, мадам. – Живко галантно склонил голову. – Рецепты очень просты, и готовятся они всего за двадцать минут.

– Это очень неосторожно сказано, Живко, – выкрикнул мужчина с пышной седой шевелюрой в белом костюме и голубой гавайской рубашке с узором в виде темно-синих джунглей. – Если вас услышит капитан, он решит, что вы недостаточно загружены по утрам.

Мужчина закрутил головой, словно призывая всех присутствующих отреагировать на его шутку, которая ему самому явно очень нравилась. Сидевшая напротив него женщина средних лет в белом бесформенном балахоне засмеялась первой. Вслед за ней заулыбались остальные и дружно взглянули на капитана яхты, высокого худощавого мужчину в темно-синем форменном мундире, сидевшего за одним из столов. Капитан никак не отреагировал на шутку седовласого мужчины, он продолжал есть, аккуратно действуя ножом и вилкой. Только поднятая вверх бровь свидетельствовала о том, что он все слышит. На слова седовласого отреагировал сидящий напротив капитана мужчина в таком же синем мундире и белом шарфе.

– Не беспокойтесь, Живко, – весело отозвался он, поднимая руку с зажатой в ней вилкой, – мистер Азулай шутит, по своему обыкновению. Нашему капитану важен только конечный результат, а не время, которое вы тратите на его достижение.

Сказав эту фразу, помощник капитана Оливер Жервиль бросил веселый взгляд на капитана, и тот ответил ему благодарной улыбкой. Кок Живко Тодоров тоже улыбнулся помощнику капитана.

– Я понимаю, сэр.

– Не верьте, Живко, – проворчал седовласый, которого назвали мистером Азулаем. – Месье Жервиль, как все французы, пытается всех примирить, а капитан Рид, как все американцы, берет на заметку каждое слово. И ваша славянская беспечность когда-нибудь вам отольется.

Теперь заулыбались все присутствующие. Сидевшая напротив Азулая женщина шутливо ударила его кончиками пальцев по руке.

– Вот еще, Илан, – капризно пропела она. – С каких это пор ты начал так хорошо разбираться в национальных особенностях людей? Ты не боишься, что господин Жервиль скажет все, что он думает о евреях?

Илан Азулай с притворным испугом вскинул руки к лицу, будто хотел защититься от ударов.

– Вот этого я точно не боюсь, милая Рахель, – запричитал он. – То, что могу сказать о евреях я, не придет в голову ни одному другому человеку.

Этот нелепый разговор явно начал тяготить находящихся в столовой. Они переглядывались, пожимали плечами, поднимали брови, крутили головами и возвращались к еде. Но Рахель Азулай, не замечая этого, собиралась ответить на слова мужа. Она уже открыла рот, но не успела произнести ни слова.

– Я бы не рекомендовала тебе, Лукреция, готовить эту баницу своему мужу. В ней слишком много теста и жира.

Эту фразу произнесла густым контральто[8] величественная дама, сидящая в одиночестве за столом в дальнем конце кают-компании, под картиной, на которой изображались каравеллы, заходящие в гавань. Рядом с дамой опиралась на стол тяжелая трость из красного дерева с ручкой в виде раскрытой ладони. Дама единственная не поднялась для того, чтобы поаплодировать повару. Она была одета в строгое сине-зеленое платье, ее седые волосы были уложены в сложную высокую прическу, а надменный взгляд отбивал всякое желание вступать с ней в беседу и уж тем более спорить.

– Бабушка! – укоризненно произнесла Лукреция и виновато улыбнулась повару. – Не будь слишком строга и категорична.

– Я говорю то, что думаю, – прогудела дама, явно подразумевая продолжение фразы: «Потому что могу себе это позволить». Ее тонкие губы растянулись в улыбке, и она показала рукой на свою тарелку с почти нетронутой баницей.

Кок Живко Тодоров моментально сориентировался в ситуации и счел нужным немедленно погасить возникшие разногласия.

– Вы совершенно правы, госпожа княгиня, – живо произнес он, обратившись всем телом к даме. – Основу баницы действительно составляет слоеное тесто, в котором немало масла. А как вашему сиятельству понравился мой омлет?

Такая предупредительность в сочетании с обращением «ваше сиятельство», несомненно, пришлись по вкусу даме. Она даже улыбнулась коку, отчего ее узкие скулы двинулись вверх, а губы вытянулись в трубочку.

– Благодарю вас, мой друг, – сказала она. – Омлет замечательный. Его рецепт моей внучке, думаю, следует у вас попросить. Мой греческий повар готовит для меня примерно такой же омлет. Но ваш, признаюсь честно, гораздо более воздушный.

Кок поклонился, прижав к груди правую руку. Величественным жестом княгиня указала на поднос, стоящий на барной стойке.

– А что это вы принесли нам сейчас, Живко?

– Десерт, мадам. – Кок взял поднос и пошел с ним между столами. – Суфле из белого шоколада с малиновым желе и семенами аннато. Я сам разработал этот рецепт. Надеюсь, он вам понравится.

– Малиновое желе, – в глазах княгини появилось мечтательное выражение. – Понравится. Можете не сомневаться. Малиновое желе – это моя слабость. – Княгиня бросила на кока строгий взгляд. – Если, конечно, это желе из малины, а не из каких-то суррогатов.

– Разумеется, из малины, княгиня. – Живко улыбнулся строгой даме и подошел к столику, за которым сидели Миша Орлов и Лукреция Колонна.

– Увы, милый Живко, – вздохнула Лукреция. – Но мне придется остаться без десерта. Хотя я, как и бабушка, обожаю малиновое желе. Для моей диеты ваше суфле стало бы слишком серьезным испытанием. Мне на свадьбе придется влезать в узкое платье. Вот после свадьбы…

– Я постараюсь за тебя, дорогая, – перебил невесту Миша Орлов. – Я влезу в свой смокинг даже после парочки этих аппетитных башенок.

Кок поклонился и поставил на стол две вазочки. Орлов придвинул к себе одну из них, взял лежащую перед ним серебряную ложечку и обратился к капитану:

– Мистер Рид, когда мы должны прибыть в Ашдод?

Капитан, который придвинул к себе вазочку с красно-белой башней и рассматривал ее, словно примериваясь, как к ней удобнее всего подступить, поднял голову.

– По всем подсчетам, примерно в шестнадцать пятьдесят, сэр. Если, конечно, метеорологи не подвели нас с прогнозом погоды.

– Отлично. – Миша взглянул на часы. – Сейчас половина двенадцатого. Значит, до прибытия в порт мы успеем расписать… – он поднял голову, взглянул на Илана Азулая и закончил: – большую пулю[9]. Надеюсь, мои партнеры составят мне компанию?

Илан поймал на себе взгляд Миши, оторвался от десерта и коротко кивнул. Миша перевел взгляд на молодого человека, с напряженным и даже испуганным взглядом сидевшего за столом у самой двери. За все время беседы ни молодой человек, ни симпатичная брюнетка напротив него не произнесли ни слова.

– А как ты, Тамир?

Молодой человек улыбнулся виноватой улыбкой и тоже кивнул.

– С удовольствием, – сказал он.

– Отлично! – воскликнул Миша и с запоздалой учтивостью обратился к невесте: – Ты не возражаешь, дорогая, если я сыграю партию в преферанс?

– Нет, конечно, – улыбнулась Лукреция, допивая кофе. – Я пока соберу вещи и поваляюсь с книгой. Мне надо отдохнуть. Нам предстоят очень хлопотные дни.

– Благодарю тебя! – Миша коснулся губами руки невесты и обратился к партнерам: – Тогда встречаемся в библиотеке ровно в двенадцать. У нас будет четыре часа на игру.

Миша решительным движением придвинул к себе вазочку с суфле и чашку с кофе.

3

Мария Славина подхватила под руку сестру и пошла с ней по палубе, изредка касаясь свободной рукой деревянного планшира фальшборта[10], чтобы сохранить равновесие. Яхта шла ровно и быстро, но небольшая носовая качка ни на секунду не давала пассажирам забыть, что они находятся в открытом море. Вера прижала к себе руку сестры и оперлась на нее всем телом. Она была не рада, что согласилась на это путешествие. Конечно, это все очень романтично. Ветер, воздух, звезды, лучи солнца, пробивающиеся сквозь облака. Как пелось в старой советской песне: «Только небо и море вокруг». Но в ее возрасте такие авантюры – это явный перебор. Тем более после сытного и вкусного завтрака. Яхта в очередной раз поднялась и опустилась. Вера замерла на месте, прислушиваясь к ощущениям. Бурление в пищеводе усилилось и в ритме движения судна подкатило к горлу. Вера Борисовна издала неопределенный звук.

– Тебе нехорошо? – участливо спросила Мария.

– Нет, ничего. – Вера тяжело вздохнула. – Сейчас пройдет.

«Представляю, в каком виде я буду сегодня вечером на дне рождения Алины. Это просто катастрофа», – думала она. Господи, надо же было ей так опростоволоситься! Как ей хотелось предстать в лучшем виде перед семьей Лейн, перед родителями и сестрами Габриэля, перед этим дедушкой Хельмутом. И вот что она натворила. Вместо того чтобы поехать сегодня с утра в косметический кабинет, потом на массаж и к парикмахеру, она согласилась на эту авантюру с морским путешествием.

Яхту еще раз качнуло. Тяжелый ком опять подкатил к горлу. «Надо было идти в каюту», – вздохнула Вера Борисовна. Но как она могла это сделать, если Маше явно хотелось обменяться впечатлениями о будущей невестке? Накануне остаться наедине им не удалось. Яхта поздно отплыла с острова Крит, и сразу после отплытия пассажиры разошлись по каютам.

– Вера! – встревоженно сказала Мария.

– Я в порядке, – Вера махнула рукой и вновь пошла по палубе, опираясь на руку сестры. – Давай уже скорее доберемся до шезлонгов.

Они обогнули корму, к которой с левого борта примыкала большая площадка, выходящая за пределы яхты и нависающая над морем. Эту площадку называли смотровой. На ней рядом с небольшим бассейном было несколько рядов шезлонгов. Вера с облегчением опустилась в один из них. Мария помогла ей, заботливо накрыла ноги сестры теплым пледом и погладила по голове.

– Отдыхай.

Мария села на соседний шезлонг и взглянула на сестру: стоит ли начинать разговор или лучше дать ей отдышаться? Вера закрыла глаза и тяжело вздохнула.

Даже самой себе Вера Борисовна Шварц не была готова признаться, что причиной ее дурного настроения было вовсе не легкое недомогание, вызванное качкой, а вся та роскошь, которая окружала ее на яхте «Мария» с самого начала морского путешествия. И дело даже не в самой роскоши. Веру Борисовну не пронять инкрустированными столами и стенами кают, обшитыми красным деревом. Эта роскошь была для нее крушением устоев и нарушением всех правил, сложившихся шесть десятилетий назад.

С раннего детства Вера привыкла быть старшей сестрой для своей старшей сестры. Уже в семь лет она диктовала одиннадцатилетней Маше условия проживания в совместной комнате, а иногда и поколачивала ее в борьбе за какую-нибудь книжку или игру. Маша была вовсе не слабой, скорее безынициативной. Она не любила и не считала нужным воевать, сражаться, вступать в спор или отстаивать права. Ей было проще уступить, пойти на поводу и вверить свою судьбу в руки других людей, а уж родной сестры и подавно. С детства все привыкли к тому, что Вера ведущая, а Маша – ведомая. Вера – боевая, Маша – робкая. Вера сама кует свое счастье, а Маша надеется на других. А значит, как утверждала советская идеология, Вера добьется успеха, а Маше этого успеха не видать. Жизнь двух сестер полностью подтверждала идеологические установки коммунистической партии. Вера лучше училась в школе. Соученики избрали ее сначала звеньевой, затем старостой класса, а в девятом классе – председателем совета школы. Вера с первой попытки поступила в институт иностранных языков. Маше для поступления в медицинский понадобилось три попытки. Удачное замужество Веры и развод Маши только подтвердили теорию об успешности младшей сестры и неблагополучии старшей. Рождение детей не изменило привычную картину. Дана была здоровым ребенком, в отличие от слабого и болезненного Миши. В Израиле Вера принимала семью старшей сестры, которая репатриировалась на три года позже. Конечно, это были недели хлопот и расходов. Пришлось побегать вместе с Машей и Леней по инстанциям. Регистрация, открытие счета в банке, получение документов, хлопоты с покупкой мебели и электротоваров для съемной квартиры. Но все это было не важно. Главным для Веры было ее внутреннее спокойствие. Все идет правильно. Все развивается так, как и должно. Она опекает старшую сестру и ее семью. Ее Генрих помогает Лене поменять советские водительские права на местные, а Дана вводит Мишу в школьную действительность.

Неожиданный финансовый успех Лени и Миши поколебали уверенность Веры в правильности проверенных временем идеологических установок. Сделка с американским гигантом, о которой писали все газеты страны и в результате которой Маша стала матерью мультимиллионера и женой миллионера, забила последний гвоздь в крышку гроба, в котором были похоронены представления о том, как все устроено в этом мире. Вера старалась не думать об успехе сестры, утешала себя мыслью, что и у нее все хорошо. Генрих получает прекрасную зарплату, которая позволяет им жить не просто безбедно, а ощущать себя состоятельными людьми. Дана успешный адвокат. У нее прекрасная дочь и муж с положением. Шутка ли сказать – офицер полиции! Со временем Вера не то чтобы смирилась с успехами членов семьи Маши, но перестала думать о них. Путешествие на яхте, которая принадлежала Мише, его невеста с княжеским титулом и бабушка с виллой на Крите обновили ощущения Веры Борисовны, и мысль, почему, по какому праву и по какому такому закону вся эта роскошь досталась безынициативной Маше, вновь начала терзать ее душу.

Вера еще раз тяжело вздохнула и открыла глаза. Маша коснулась руки сестры прохладными пальцами.

– Тебе лучше?

– Да. – Вера вздохнула, поежилась и натянула теплый плед на плечи. – Все в порядке.

– Как тебе эта Лукреция? – наконец Маша добралась до интересующей ее темы.

– Очень симпатичная, – улыбнулась Вера.

Для себя с первых минут знакомства она определила Лукрецию как избалованную самолюбивую эгоистку, но решила проявить максимальную доброжелательность к сестре.

– Выглядит моложе своих лет. – Вера Борисовна, глядя на Машу, перечисляла достоинства молодой княжны. – И фигура отличная. По-моему, хорошо относится к Мише.

– Правда? – обрадовалась Маша. – Мне тоже так показалось. Они так мило общаются. Она называет его Мики, а он ее – Луки. Знаешь, сначала, когда я узнала о ее титуле, я немного испугалась. Подумала, будет у меня невестка эдакая напыщенная фря. А она ничего. Даже не скажешь, что княгиня из древнего рода.

– В отличие от ее бабки. – Вера оглянулась по сторонам, не слышит ли кто-нибудь. – Вот уж отвратительная особа. Заносчивая. Ты видела, как она обращается с горничными на своей вилле?

– Да, – согласилась Маша. – К счастью, она вернется на свою виллу и к жизни молодых не будет иметь никакого отношения.

Из-за поворота появились Генрих Шварц и Леонид Славин. Они шли плечо к плечу и о чем-то горячо спорили. Не сговариваясь, сестры замолчали, пытаясь услышать, о чем говорят мужчины. Легкий порыв ветерка донес до них слова Леонида Славина: «Но они обязаны. Они же коалиционные партнеры». Вера взглянула на Машу и состроила потешную гримасу.

– Политика! – прошептала она.

– О чем они еще могут говорить? – улыбнулась Маша.

Славин и Шварц подошли ближе.

– Вы решили составить компанию своим женам? – кокетливо прищурилась Вера.

Генрих Шварц погладил жену по плечу.

– Мы решили прогуляться после завтрака, – сказал он. – Сделаем несколько кругов по палубе, а потом присоединимся к вам.

– Так что у вас есть еще минут десять-пятнадцать, чтобы посплетничать, – добавил Леонид Славин.

Мужчины прошли мимо смотровой площадки, продолжая свой спор. Вера проводила их взглядом и повернулась к сестре.

– А где живут родители этой Лукреции?

– В Риме, – быстро ответила Маша. – У них там большой дом за городом.

– И чем они занимаются?

– Насколько я знаю, мать Лукреции фармацевт. У нее сеть своих аптек. В Риме, Милане и Флоренции. А отец – политик. Член какой-то партии. По-моему, даже депутат парламента. – Маша выдержала паузу и добавила: – Вполне приличная семья.

Вера улыбнулась. Бедная Машенька. Она до сих пор не может поверить во все то счастье, которое ей привалило.

На палубе появилась еще одна пара. Стройный молодой человек в джинсовой куртке обнимал за плечо симпатичную высокую брюнетку в широком цветастом платье, скрывавшем ее фигуру. Вера покосилась на Машу.

– Это, насколько я поняла, помощник Миши?

– Да, – кивнула Маша, не сводя глаз с приближающихся молодых людей. – Его зовут Тамир, а ее – Лея. Она тоже работает в Мишиной компании. Бухгалтером. Их фамилия, по-моему, Вальд.

– У нас в Одессе был доктор Вальд, – шепнула Вера. – Помнишь?

– Конечно, помню, – улыбнулась Маша. – Как я его ненавидела за то, что он прописывал мне касторку!

Молодые люди подошли ближе. В руке у девушки была объемная книга.

– Здравствуйте, госпожа Славина. – Тамир поклонился Маше и взглянул на Веру. – Здравствуйте!

Вера ответила на приветствие.

– Это моя родная сестра, – представила ее Маша. – Вера.

– Очень приятно. – Тамир улыбнулся открытой, чуть виноватой улыбкой и легко подтолкнул вперед девушку. – А это моя жена Лея.

– Доброе утро! – тихо произнесла девушка. – Я не помешаю вам, если займу один из этих шезлонгов?

– Ну что вы! – воскликнула Вера и оглядела ряды пустых лежаков. – Здесь места всем хватит. Прошу вас, Лея.

– Спасибо.

Девушка опустилась на крайний в ряду шезлонг и развернула на коленях книгу. Вера покосилась на обложку. «Иммензее» Теодора Шторма. Она перевела взгляд на Машу и выпятила вперед нижнюю губу. Вот, дескать, какие книги читает нынешняя молодежь. Тамир помог жене устроиться на шезлонге поудобнее и сел рядом.

– Отдыхай, – шепнул он.

– Спасибо, милый, – кивнула Лея и, заметив мелькнувшую во взгляде Тамира печаль, спросила: – Не хочешь играть?

Тамир пожал плечами, бросил короткий взгляд на Веру и Машу, не слышат ли они. Но сестры уже отвернулись от молодых людей и вернулись к своей беседе. Тамир кивнул:

– Честно говоря, не очень. Я бы с удовольствием повалялся на шезлонге. Рядом с тобой.

– Так откажись, – дернула плечиком Лея. – В конце концов, ты не обязан выполнять все его прихоти.

Тамир закусил губу.

– Вообще-то, я на работе, – улыбнулся он прежней грустной улыбкой. – И за эти дни мне начисляется зарплата.

– Они могут сыграть втроем, – Лея кивнула куда-то в сторону носа яхты.

– Могут, – согласился Тамир. – Но босс не любит играть втроем.

Он нагнулся к жене, поцеловал ее в щеку, развернул плед и накрыл ей ноги.

– Спасибо, – Лея послала мужу воздушный поцелуй и взяла книгу.

Тамир бросил на жену прощальный взгляд и пошел по палубе в сторону библиотеки. Лея задумчиво смотрела ему вслед. Бедный Тамир. Сколько ему еще выполнять все прихоти своего вздорного босса? Правда, те деньги, которые он получает, могут компенсировать многие неудобства. Но вечно так продолжаться не может. Еще год-два, ну пусть три. Тамиру исполнится тридцать, и ему придется принимать решение. Оставаться ли в своем зависимом положении или отправляться в самостоятельное плавание на поиски собственной удачи. Конечно, принимать такое решение Тамир будет вместе с ней. И она посоветует ему начать свое дело. Зависимость от капризного миллионера допустима в молодом возрасте. Потом человек должен становиться самостоятельным.

Лея вздохнула, раскрыла книгу на заложенной странице. Она собиралась до прибытия в Израиль прочесть как минимум половину книги. Подруги говорили об «Иммензее» как о «великой книге о любви, которую должны прочесть все интеллигентные люди». Лея хотела соответствовать статусу «интеллигентного человека» и потому купила книгу с твердым намерением прочесть. Но история любви Рейнхарда и Элизабет с самого начала показалась ей слащавой и неестественной. Конечно, это XIX век. Конечно, тогда все было по-другому. Но неужели этому глупцу Рейнхарду непонятно, что мужчина должен быть мужчиной. А женщине, кроме придуманных романтических сказок и слезливых писем, нужны страсть и твердая мужская рука. Женщина всегда чувствует, кто перед ней – самец, который подчинит ее своей воле, или тюфяк, жизнь с которым превратится в вечное мучение. Появление в сюжете романа соперника Рейнхарда, Эриха, Лея восприняла с воодушевлением. Наконец появился настоящий мужчина, который поставит точку во всем этом слезливо-медовом любовном мареве. Лея не сомневалась, что именно ему отдаст руку красавица Элизабет. Хотя… Откуда у нее такая уверенность? Она же в свое время выбрала в спутники жизни нерешительного и мечтательного Тамира, а не какого-нибудь героя. Лея покосилась на соседок. Две старушки трещали как сороки на своем непонятном языке. Интересно, о чем они болтают? Наверняка промывают кому-нибудь косточки. Скорее всего, этим итальянским княгиням. Надо будет и ей как-нибудь заняться русским языком. Лея вздохнула, поправила одеяло и погрузилась в чтение.

4

Когда Тамир вошел в библиотеку, преферансисты уже сидели за столом. Супруги Азулай расположились, по своему обыкновению, друг против друга. После завтрака они успели переодеться. Рахель сменила белый балахон на цветастое платье с узким лифом и широкой юбкой, Илан надел клетчатую тенниску и ежился, потому что кондиционер в библиотеке работал на полную мощность. Миша Орлов в легком голубом свитере тасовал колоду, ловко деля ее в воздухе на две части и пропуская карты между картами. Увидев молодого человека, он положил колоду на стол и сложил руки перед собой.

– А вот и наш Тамир. – Миша добродушно прищурился и указал рукой на свободный стул. – Садись и начнем. Мы уже раскидали на туза[11]. Мне сдавать.

– Отлично! – Тамир сел на предложенный стул напротив Орлова, придвинул к себе карандаш и резинку.

Стол, за которым они сидели, был специально изготовлен для игры в преферанс. На его гладкой пластиковой поверхности было нарисовано несмывающимися чернилами классическое игровое поле. Две диагональные полосы делили все пространство стола на четыре части. В треугольнике, относящемся к каждому игроку, горизонтальными и вертикальными линиями были очерчены места для записи очков – положительных и отрицательных, так называемые пуля, гора и висты. Перед каждым игроком лежал остро отточенный карандаш для записи результатов.

Быстрыми привычными движениями Миша раздал карты. Две отложил в сторону, сложил руки перед собой и уставился на игроков, пытаясь по выражению их лиц понять, довольны ли они полученными картами.

Каждый из игроков развернул свои десять карт.

Илан Азулай был явно доволен увиденным. Его брови быстро поднялись на лоб и тут же опустились.

– Неплохо, – пробормотал он и быстрыми движениями разложил карты по мастям. – Очень даже неплохо.

Он обвел глазами других игроков, словно давая им время разобраться со своими картами. После этого он торжественно произнес:

– Пика.

Тамир бросил еще один взгляд на свои карты.

– Пас.

– Трефа.

Рахель Азулай с вызовом взглянула на мужа. Илан тяжело вздохнул, нахмурился, кашлянул и вновь развернул свои карты. На его широком лице с пухлыми губами ясно читалось сомнение. «Хорошо, что он играет не в покер, – улыбнулся Тамир. – Все его карты можно было видеть на его лице. Он явно собирался играть на пике». Миша Орлов перевел смеющийся взгляд с Рахель на Илана.

– Вот такие сюрпризы нам готовят жены, Илан.

– Да, – протянул Илан, явно колеблясь и не зная, какое решение принять. – Особенно еврейские жены. Они обожают ставить мужей в сложное положение.

– Илан! – не выдержала Рахель. – Ты сегодня просто помешался на национальных особенностях окружающих. Что с тобой?

– Со мной… – Илан продолжал рассматривать карты. – Ничего. Все в порядке со мной. А помешательство – это тоже наша национальная черта.

Он свернул карты и тут же снова их развернул.

– Прими уже наконец какое-то решение, – рассердилась Рахель. – Такими темпами мы не закончим игру до завтра.

Илан наморщил лоб и одним движением свернул свои карты.

– Бубна, – с вызовом произнес он.

– Бубна здесь, – немедленно ответила Рахель.

– Черва.

Рахель улыбнулась и отправила мужу воздушный поцелуй.

– Пас.

Миша Орлов взял две лежащие перед ним карты и поднял глаза на Илана. Тот коротко кивнул.

– Открывай.

– Молись, Илан, – улыбнулся Миша. – Молись на меня.