Алексей Абанин
На электричках до Байкала
Колоритные попутчики, душевные разговоры и 5000 км за 13 дней
© Абанин А. А., текст и фото, 2021
© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2021
Пролог
В последний день августа 2016 года в районе восьми утра я зашел на Курский вокзал, проходя через рамки металлодетектора, как бы обнуляясь. У касс, как и в любое время здесь, стояли длинные очереди — все рутинно ехали по своим делам, не особо задумываясь над уже давно автоматическими действиями.
Я покупал билеты в этих кассах сотню раз: до Орехово-Зуево, Петушков, Владимира. Но впервые я так точно отдавал себе отчет в том, что прошу кассира дать мне билет на электричку. Купив воды и пройдя турникеты, я вышел к платформам и направился в сторону своей электрички. Кажется, прошел вдоль всего поезда, не решаясь зайти в вагон и откладывая начало путешествия каждый раз еще на несколько секунд. Но все-таки остановился у одного из забитых вагонов.
Несколько минут я стоял перед дверьми электрички на Петушки, прикидывая в последний раз все риски. В голове мелькали пригородные поезда из Коврова времен первых школьных влюбленностей, холодные вагоны до Железнодорожного, где я встречал самую тоскливую осень, и пьяные перегоны на Фрязево (лишь бы вновь не перепутать Фрязево и Фрязино). Краткосрочно в памяти всплывал университетский диплом с матерными цитатами по поэме «Москва — Петушки» Венедикта Ерофеева и показы спектакля про Веничку в учебном театре ГИТИСа. Стоя у электрички, я четко осознавал, что шел к этому путешествию всю жизнь.
И, хотя было страшно, я все же зашел в уже прокуренный тамбур вагона. На ближайшей к дверям лавке сидела женщина с пустой корзиной и пыталась усесться поудобнее. Внезапно для нее самой телефон в ее вязаной кофте заиграл каким-то старым рингтоном. Она подняла трубку и, радостно выкрикивая, вскочила и пошла в другой конец вагона. Не теряя времени, я резво занял единственное освободившееся место, скромно подсев с краю.
Среди соседей были в основном мужчины различной наружности. Единственное, что их объединяло, — они уже спали. И, чувствуется, давно, с момента подачи электрички к платформе. По правое плечо молодой парень, заранее подложив свою джинсовую куртку сверху на лавку, дремал с запрокинутой головой и широко открытым ртом. Напротив совсем уставший и почти пожилой мужчина соорудил более хитрую конструкцию: закинув одну ногу на другую, он уперся на ту, что оказалась сверху, локтем, а уже на ладони разместил свою щеку. Кепка с надписью Italia, скрывающая глаза, держала в балансе все тело.
— Поезд проследует до станции Петушки со всеми остановками, кроме Салтыковская, Кучино, Заря, 33-й километр, 43-й километр.
Никто не отреагировал на заранее записанный голос из громкоговорителя. Рядом сонный мужчина лишь взглянул на часы и тяжело выдохнул. «Ну, с другой стороны, я в любой момент смогу выйти на какой-нибудь остановке и вернуться домой», — успокоил я сам себя.
— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — Серп и Молот.
Было слышно, как двери захлопнулись. Поезд медленно стал набирать скорость. Я достал фотоаппарат с блокнотом и двинулся в сторону Байкала. Впереди меня ожидали бессонные ночи, затекшая спина, молчаливые собеседники, привокзальные кафе, 34 электрички и больше пяти тысяч километров.
Предыстория
Плохо помню тот момент, когда я полюбил пригородные поезда, начал мечтать о путешествиях на электричках и сделал их не только повседневной рутиной, но и большой частью своей жизни. Но с точностью до мелочей могу воспроизвести в голове самую первую электричку, в которой было больше страха, чем удовольствия и любопытства.
Мне было девять. Это точно был зимний день, так как с утра стояла кромешная темнота, а пальцы в ботинках были стабильно поджаты, чтобы хоть как-то сохранять тепло. К тому моменту около полугода я учился в музыкальной школе. Учительница по сольфеджио и музыкальной литературе выбрала несколько человек из разных классов, кто себя уже успел проявить в учебе, и повезла во Владимир на областную олимпиаду. Естественно, на электричке. Это был самый доступный и дешевый транспорт, тем более на ней ехать до областной столицы меньше полутора часов.
И вот на платформе рядом с недостроенным вокзалом стоят с учительницей десять детей. А вокруг в темноте — толпы невыспавшихся рабочих лиц, каждому из которых требуется поехать в сторону Владимира. Чем ближе к платформе, затаившись, подбиралась электричка, которая, как оказалось чуть позже, уже была забита жителями, скорее всего, Вязников, тем тревожнее становилось. Нам объяснили, что поезд будет стоять около минуты и нужно успеть запрыгнуть в вагон, причем это словосочетание не было фигуральным выражением, платформа в целом была всегда низкой по сравнению с дверьми поездов, а для детей вход оказывался выше головы, поэтому нужно было именно запрыгнуть на ржавую лестницу, постараться не упасть и как-то забраться в поезд, толкая «конкурентов». Конечно, было страшно от осознания того, что ты можешь не попасть в этот страшный поезд. А он все продолжал медленно и осторожно приближаться.
Резкий звук открывшихся дверей звучал как свисток на соревнованиях. Тем несчастным людям, которые хотели выйти на станции Ковров-1, пришлось прыгать и орать на новых пассажиров — уступать и ждать никто не собирался. Как-то мы все-таки смогли залезть, но были отрезаны друг от друга, оставшись зажаты между животами взрослых людей. Хотя кому-то, помню, удалось даже сесть. Учительница пыталась перекричать голос машиниста из громкоговорителя, объявляющий следующую станцию, чтобы успокоить всех своих учеников. Мы поехали. Тревога постепенно отступала, пока согревались ноги, а пассажиры один за другим сходили на нужных станциях.
Теперь переносимся на пять лет вперед. Я учусь в старших классах, мне купили первый в моей жизни мобильный телефон Siemens C55, мозги заполнены не школьными знаниями, а туманно-любвеобильными мыслями о первых более-менее серьезных отношениях. Причем второй и третий факты связаны между собой логически. Девушка жила в том самом Владимире, изредка приезжая к нам в Ковров, и, чтобы мы имели возможность немного общаться, мне пришлось убедить родителей купить хоть какой-нибудь телефон, способный принимать и отправлять эсэмэски, наполненные глупыми, но такими искренними подростковыми признаниями.
В определенный момент ее поездки к нам в город стали совсем редкими, и я, собрав всю волю в кулак, решился добраться до Владимира, чтобы встретиться с ней. Лучшим, и почти единственным, способом доехать до города все еще оставалась электричка — это дешево, быстро, и там точно всегда есть места. Но, в отличие от той самой поездки на олимпиаду, в этот раз я впервые поехал один. Сам добрался до вокзала, сам купил билет в кассе, сам сел в поезд. Помню, что у этой электрички первоначальная точка отправления была в Коврове, поэтому прежде, чем отправиться, я долго сидел и ждал. Больше всего волновался, что уеду в противоположном направлении — в сторону Гороховца. Я никак не мог расположить в голове виртуальную карту, чтобы понять, направо мне или налево относительно вокзала. Посмотреть было негде, спрашивать у людей я стеснялся. Поэтому просто сидел и ждал, убеждая себя, что я сел туда, куда нужно. Думал, что, как только двери закроются, я выдохну и спокойно поеду, мечтая и конструируя подробности скорой встречи. Электричка начала отъезжать от станции, но машинист все время молчал. А ведь мог бы и сказать что-то стандартное вроде: «Этот поезд отправляется до конечной станции Владимир». Но я сидел и волновался половину дороги, выискивая знакомые пейзажи и вспоминая названия станций, которые были на слуху. До города я, конечно, добрался и встретился с девушкой. Но вот дорогу домой я не помню — повторить обратный путь было совсем просто.
В обоих случаях то, что происходило в пункте достижения, меня совсем по прошествии времени не интересовало. В памяти оставались только переживания, связанные с пригородными поездами. И та самая романтика электричек, которая в будущем «поразит» все сознание, тогда уже начала пускать свои первые корни и прорастать внутрь меня. Дальше — больше.
Поступив в Москву, на первых курсах института я постоянно мотался домой к родителям. Тогда еще «Ласточки» и «Стрижи» не были запущены по маршруту, а билеты на поезда были слишком дорогими. Поэтому чаще приходилось ехать чуть больше пяти часов на смежных электричках (перерывы между ними были совсем короткими, так что времени как раз хватало на то, чтобы размять затекшие куски тела и купить билет дальше по направлению): Москва — Петушки, Петушки — Владимир, Владимир — Ковров. И обратно. Параллельно с этими поездками я в ежедневном темпе по десять минут добирался в университет по перегону Люберцы — Выхино на вечно забитых электричках.
Через пару курсов я стал жить в городе Железнодорожный. Конечно, до университета была возможность добираться и на автобусе, но там до сих пор настолько все плохо с дорогами, что быстрее и надежнее было пользоваться пригородным сообщением. Поэтому приходилось постоянно тратить по полчаса в одну сторону, чтобы добираться до станции Серп и Молот (иногда дальше — до Курского вокзала) или обратно домой.
Перечислять все остальные направления, по которым я постоянно ездил, и состояния, в которых пребывал, считаю бессмысленным. Как вы уже должны были понять, в целом поезда, и в особенности электрички, примерно к 25 годам стали не просто рутиной, но и фундаментом характера и образа мыслей. В том числе именно поэтому меня зацепила поэма «Москва — Петушки» Венедикта Ерофеева, по которой я даже написал дипломную работу в университете. И, как раз исходя из алкогольно-мистического трипа Венички, мне хотелось в какой-то форме повторить это путешествие. Было точно понятно направление — Горьковское, оставалось лишь понять, в какой момент нужно остановиться: в Нижнем Новгороде или во Владивостоке. Просто до Петушков я доезжал, и не раз, однажды даже поехал туда на день рождения Ерофеева, выпил в привокзальной рюмочной «У Венички» две стопки водки, закусил бутербродом, конечно же, с красной рыбой, и поехал обратно. Подбирая расписание электричек, стало понятно, что до Приморья невозможно доехать: во-первых, это слишком долго — с работы на месяц меня никто не отпустит, — а во-вторых, после Иркутска пригородного сообщения совсем мало.
Продолжая рассматривать карту, я в какой-то момент увидел необычную штуку: вдоль озера Байкал курсирует поезд по Кругобайкальской железной дороге. Фактически это пригородное сообщение, но сам поезд на электричку совсем не похож. Мало того что участок от Слюдянки до Порта Байкал — уникальный памятник инженерного искусства и особо охраняемая природная территория, так и сам путь в 89 километров целиком проходит вдоль озера. Если не это идеальный финал путешествия, то что? Причем по составленному расписанию вышло, что до Байкала нужно ехать 13 дней — как раз можно взять отпуск. Все настолько совпало, что мечта сформировалась за несколько минут. Оставалось только решиться.
Около года я ходил с этой мыслью, даже не думая о том, что можно или нужно воплощать ее в реальность. И вот однажды эта мечта стала настолько тяжело наседать на подкорку, что крайне важный тезис сформировался сам собой: если мечта, цель или мысль не исчезает из головы, то единственный метод избавиться от нее — воплотить ее в жизнь. Вскоре этой схемой я стал пользоваться на постоянной основе.
Таким образом, мы возвращаемся к той самой первой электричке, о которой было написано в самом начале. За окном последний день лета, а у меня с собой лишь рюкзак, в котором ноутбук, объективы, электронная читалка, провода, немного сменной одежды и вкусные батончики, которые мне с собой приготовила жена Настя. В руках фотоаппарат и блокнот с ручкой. Дальше по тексту будут выделенные курсивом абзацы, они как раз взяты из тех записей.
День 1
МОСКВА — ВЛАДИМИР 8:06–11:44
ВЛАДИМИР — ВЯЗНИКИ 12:50–15:16
ВЯЗНИКИ — НИЖНИЙ НОВГОРОД 15:38–18:13
НИЖНИЙ НОВГОРОД — ВЕТЛУЖСКАЯ 18:15–20:10
ВЕТЛУЖСКАЯ — ШАХУНЬЯ 20:30–22:04
— Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — Серп и Молот.
Было слышно, как двери захлопнулись. Поезд медленно стал набирать скорость. Первый час пути я вообще не понимал, что делать, и не мог поверить в то, что еду на Байкал. Тело ощущало, что просто привычно мчит в родной Ковров, а в голову приходилось самостоятельно вкидывать мысль о том, что вообще-то у меня путешествие и надо что-то делать, как-то все это ощущать по-другому, иначе. Чтобы вогнать себя в правильное настроение, я заставлял себя фотографировать все вокруг, хотя больше всего хотелось спать. Я снимал скрипящие двери и грязные ботинки пассажиров, снующих куда-то людей. Их я особенно нарочито пытался снимать, хотя обычно сильно стесняюсь этого и фотографирую скрыто, надеясь, что начнется какой-то разговор или разразится конфликт, который выведет мое состояние из привычной поездки в мистическое путешествие. Но ничего необычного не происходило.
Я маялся, волновался, крутился на скамейке и пытался придумать хоть какое-нибудь развлечение самому себе. Но, спасибо богам пригородного сообщения, общее молчание в вагоне прервалось контролерами и охранниками.
— Билетики. Предъявите билетики, — закричала, разбудив общую массу попутчиков, одна из контролерш, очень уверенно вошедшая в вагон, как к себе домой. Высокая, с коротко стриженными блондинистыми волосами и такой знакомой улыбкой, по которой вообще не понятно, какие эмоции за ней могут стоять.
Тамурьева Татьяна Владимировна!
Эту кондукторшу я знаю минимум лет десять. Видел ее постоянно на маршруте Ковров — Владимир, еще, кажется, в школе. То есть, получается, даже больше десяти лет ее знаю. Сегодня снова она мне попалась, и я наконец догадался посмотреть на бейджик, чтобы узнать ее имя. Татьяна значит. Будем знакомы. Причем теперь она работает на маршруте Москва — Петушки. Это повышение?
Стоит отметить, что те несколько минут до появления контролеров всегда самые оживленные и загадочные в электричках. Общая пассажирская рефлексия в этом вопросе выработана и отточена до мелочей, причем везде примерно одинакова, будь то перегон Владимир — Ковров или Ачинск — Чернореченская.
За три минуты до момента «икс» те пассажиры — они точно есть в каждом поезде — начинают нервно ерзать на своих местах. Они всегда чуют приближение контролеров заранее. Причем этот шум от нервного движения бабушек начинаешь слышать не сразу. Как будто в нотах стоит «крещендо»: сила звука очень медленно и постепенно увеличивается, через несколько секунд сменяя привычную тишину на всеобщее волнение, повисающее в воздухе. В электричках обычно так душно, что «воздух» здесь — понятие относительное и, скорее, метафоричное. Далее в вагон всегда врывается быстрый и резкий молодой человек с бешеными глазами, пробегающий до следующей двери. А через 10–15 секунд заходит уже небольшая случайно сформированная толпа, которая так же проходит до другого конца. Теперь уже вообще все пассажиры, сидящие на своих местах, понимают, что это «зайцы» — значит, грядет проверка билетов. Делая общий вывод в одном ментальном поле, путешествующий народ начинает разделяться на два отряда. Первые вскакивают со своих мест и присоединяются к той пробегающей толпе. Их миссия заключается в том, чтобы на ближайшей остановке выйти на платформу и пробежать обратно три-четыре вагона, минуя те из них, где стоят «ревизоры». Вторая группа людей начинает медленно просыпаться и готовиться к проверке. Чаще всего с первого раза найти свой билет не удается, и пассажиры начинают шуршать, обыскивать себя, вставать с мест, доставать с верхних полок сумки — искать в них. Кто-то пересаживается на только что освободившиеся места, другие ставят на паузу музыку в плеерах и снимают наушники, третьи впервые с момента покупки начинают рассматривать свои билеты и читать, что там вообще написано. Как только первая группа совсем убегает, а вторая финально подготовилась, на 20-й секунде наступает полная тишина до того, как громко, хлопая дверьми, зайдут работники железной дороги в красивых темно-синих пальто РЖД с красной окантовкой. И так каждый раз. Есть в этом что-то такое теплое и приятное — любая традиция, молча сформированная обществом, всегда подкупает.
В моем же вагоне контролеры продолжали проверять «билетики», ставя на них синей ручкой галочки. Два охранника вальяжно стояли у раздвигающихся дверей, сложив перед собой руки и рассматривая вагон как бы поверх голов сидящих пассажиров, как настоящие телохранители из фильмов. Они выглядели настолько карикатурно, что я незаметно пытался их сфотографировать, но был «пойман».
— А у вас профессиональные насадки на камеру?
Пока я пытаюсь понять, что охранник имеет в виду, он задает еще один вопрос:
— А стойку при покупке фотоаппарата в подарок дают? У меня просто сестра интересуется.
Разговорились. Оказалось, он спрашивает про объективы и штатив. Вроде на одном языке говорим, а понять друг друга не можем. А это я еще из Московской области даже не выехал.
Кстати, еще до начала путешествия я решил, что бегать от контролеров не буду — в этом нет особого смысла. Да, можно немного сэкономить, а некоторые читатели моего «Фейсбука» под постом о планировании поездки до Байкала писали, что у них есть друзья, которые в девяностые гоняли за своими футбольными клубами на электричках «зайцами», да еще и с палатками, потому что это «тру». Но, если подумать, зачем это конкретно мне? Во-первых, у меня очень четкое и спланированное расписание. Если я где-то опоздаю или меня вдруг высадят, то все путешествие пойдет насмарку и придется терять день. Во-вторых, сама романтика «догонялок» от официальных проверок мне не близка. Я свое уже отбегал в 18 лет. Сейчас мне хотелось сидеть на месте, общаться с пассажирами и созерцать.
Я вышел в тамбур постоять с незнакомцами, в вагоне стало совсем скучно. На маленьких станциях, где часто даже нет платформ, сходили бабушки и дедушки, направлялись по своим делам: кто в лес, кто к себе домой в деревню. Поезд постепенно пустел. Незаметно для себя я не обратил внимания, что поезд остановился на станции Петушки, хотя к этой станции я морально готовлюсь обычно заранее. Кстати, в свою электронную книгу я тогда закачал «Москва — Петушки» Ерофеева, чтобы прочитать ее максимально аутентично. В Петушках особо никто не вышел и никто не вошел, лишь несколько смелых парней выбежали на платформу быстро покурить. Я сфотографировал вокзал, водонапорную башню и вернулся в вагон к себе на место. Любопытный факт: ее спроектировал известный инженер Владимир Шухов, и конструкция там такая же, как у телевизионной башни на Шаболовке в Москве — сетчатый металлический гиперболоид.
Пошел дождь. Настолько сильный, что пришлось закрыть все форточки. За окном цвета и тени смешались в кучу — самое время немного вздремнуть.
— Мы прибываем на конечную станцию Владимир.
Поспать тогда не удалось, да и на что я рассчитывал: от Петушков до областной столицы меньше часа. Поезд медленно шел, как будто показывая пассажирам все достопримечательности города: вот какая-то церковь (простите, в городе их так много — никак не могу запомнить все), а вот смотровая площадка с князем Владимиром по центру, далее Успенский собор. Вид города постепенно уходил все выше, и перед глазами появлялись брошенные деревянные дома с забитыми окнами и свалки мусора — значит, вокзал уже близко.
До следующей электрички на Вязники у меня было чуть больше часа. Я вывалился вместе со всеми оставшимися попутчиками на платформу, перешел по длинному переходу в здание вокзала, сразу купил билет дальше и вышел на улицу. На вокзале встречала надпись «Я люблю Владимир» с большим таким сердечком вместо слова «люблю». Чуть дальше на заборе — надпись «гашик-фен» с телефоном, а чуть выше на столбе вертикально было нарисовано черным маркером «вася пидор». Совсем далеко уходить было опасно, пообедать в кафе я мог не успеть, поэтому сделал небольшой кружок, поднимаясь по вокзальному спуску на Большую Московскую улицу до Богородице-Рождественского монастыря и обратно к вокзальной площади, но уже по Коммунальному спуску.
Вообще, если честно признаться самому себе, я не очень люблю Владимир. Сам город, безусловно, великий как историческая сущность с бесконечными монастырями, торговыми палатами и Золотыми воротами. И Владимир — точно одно из лучших направлений для москвичей, которые не знают, чем себя занять на выходных. Но у меня никогда не складывались отношения с местными. Например, когда я впервые приехал из Коврова к девушке (продолжение той истории из главы «Предыстория»), я сразу же столкнулся с локальной агрессией и снобизмом. Нам нужно было встретиться в определенный час у Золотых ворот, но откуда я знаю, куда идти-то? Точно помню, что первый человек у вокзала на вопрос «А где ворота, не подскажете?» закатил глаза, цокнул и молча продолжил курить. Второй прохожий просто отмахнулся, хоть и показал примерное направление. Сложно посчитать, с какого раза я узнал, куда именно идти и как долго. И так почему-то происходило каждый раз: я наслаждался видами города, но шарахался от местных жителей. Поэтому в тот раз, гуляя до следующего поезда, я старался ни с кем не соприкасаться, а просто фотографировал.
Электричку на Вязники подали заранее — она стояла у самой дальней платформы. Я зашел в почти пустой вагон, понимая, что перегон до Коврова будет в этот раз самым скучным — я ездил здесь слишком много раз. Поэтому достал книгу и начал читать, иногда поглядывая в окна, особенно после станции Боголюбово. По правую сторону из поезда очень хорошо видна церковь Покрова на Нерли. Вы точно о ней слышали и видели на фотографиях (или даже на кадрах из фильма «Андрей Рублев» Тарковского). Это такой небольшой белокаменный храм середины XII века, который возвышается на небольшом лугу. Самое красивое зрелище здесь именно весной, когда близлежащая речушка разливается и церковь оказывается отрезанной от земли. И чтобы вид был совсем идеальным, лучше рассматривать ее из окон электричек. Не пожалеете. Коротко, но безумно красиво. А я помчал дальше, уткнувшись в книгу.
Новую жизнь проехал. На станции вышли три человека. Почему-то все пенсионного возраста.
На станции родного Коврова меня ждал сюрприз. Я думал, что просто помашу родителям из окна и успею перекинуться парой слов, пока поезд традиционно будет стоять там в течение минуты, но папа с мамой решили присоединиться и доехать со мной до Вязников, заодно всучив мне пакет с едой, что было тогда очень кстати: много орехов, бананов, шоколадка и ланч-бокс с теплым обедом. Пока я уплетал рис с курицей, родители что-то там рассказывали, я уже не помню — мне просто было хорошо. В тот момент я не пытался искать какие-то новые ракурсы для съемки пассажиров, не заставлял себя ощущать, что это важное путешествие. Я смог наконец просто выдохнуть и насладиться моментом, что в итоге потом очень сильно помогло.
Хочется отметить, что этот фототрип не удался бы тогда без поддержки самых близких: жены Насти, провожавшей меня на Курский вокзал, и родителей, которые подсели ко мне в Коврове. Все они хоть и понимали, что я сумасшедший, но все равно морально помогали и продолжают поддерживать любые затеи, за что их и люблю. Без них я бы не был таким храбрым.
До Вязников доехали быстро, было даже как-то обидно. На пересадку на третий за день поезд было всего 18 минут. Поэтому я только и успел купить билет до Нижнего Новгорода, размять ноги и сфотографировать родителей на память. Обнял их и умчался дальше.
Пока ехал, узнал любопытный факт, я тогда вообще гуглил каждую крупную или необычную железнодорожную станцию, которую проезжал, — вдруг будет что-то интересное. Именно в Вязниках появилась первая женщина-контролер 150 лет назад. То есть 10 апреля 1863 года, в 18 лет, в должности билетного кассира была утверждена Ольга Степановна Кнушевицкая. По некоторым данным, ее титулуют как первую женщину-железнодорожницу, но чаще склоняются именно к тому, что она была первой билетершей. Если почитать историю ее жизни, то там окажется безумное количество удивительных фактов. Например, она в течение сорока лет проработала на железной дороге, но параллельно с этим открыла в Вязниках первый любительский театр. Но не будем отвлекаться от путешествия.
Вообще, первый день был самым сложным и насыщенным — сразу пять электричек, которые по расписанию состыкованы почти без зазоров. Вне вагонной жизни не было времени рефлексировать или пытаться что-то понять.
Перегон до Нижнего Новгорода, хоть и длился больше двух часов, я не помню совсем. Судя по архиву на жестких дисках, в это время я особо не фотографировал. Значит, просто отдыхал: либо читал, либо смотрел в окно, либо спал. Хотя, скорее всего, все вместе и по очереди. Но чем ближе я приближался к Новгороду, тем волнительнее становилось. Дело в том, что перерыв между прибывшей электричкой и новой на Ветлужскую был всего две минуты. Да, такое часто случается. Например, электропоезда в Петушках стыкуются по расписанию, чтобы пассажиры переходили из одних вагонов в другие. Обычно это выглядит довольно забавно: ты выходишь из поезда, а напротив тебя уже стоит новый состав, ты просто проходишь по платформе два шага и все. Но там я уже знал, как все работает, и много раз через это проходил.
Масштаб же вокзала в Нижнем Новгороде заставлял меня переживать гораздо сильнее. Я никогда не делал там таких быстрых пересадок, не изучал, как выстроены платформы и движение на этом участке. Да и вообще, судя по карте и каким-то отдаленным воспоминаниям, там куча путей, в которых можно легко запутаться. Я сидел и судорожно гуглил, на какую платформу я приеду и куда мне надо будет идти — почему я не сделал этого раньше, когда составлял расписание? А Нижний Новгород был уже совсем близко, причем никому из попутчиков точно не нужно было выбегать вместе со мной — это можно было понять по их недоумевающим лицам и расслабленным позам. Информации в сети было совсем мало, хотя в поисках я дошел даже до каких-то странных форумов, но нашел, что мне нужна платформа номер два. Где она и как до нее дойти — это уже другой разговор.
До того как двери открылись, я уже был как спринтер на старте — готов в тамбуре максимально, даже затянул сильнее лямки рюкзака. Свистка или выстрела не было, но я выбежал из вагона, быстро просканировал все пространство, понял, что я на шестой платформе и мне нужно держать курс левее до перехода. Сказать, что я очень быстро бежал, будет недостаточно. Я просто как сумасшедший мчал, не особо отдавая отчет, куда именно, расталкивая медленных прохожих и выискивая нужную электричку. Запрыгнул в подземный переход, увидел знак «Платформа 2», выбежал к ней — сам поезд стоит дальше. Я вбежал в последний вагон, и двери сразу захлопнулись. Люди, курящие в тамбуре перед отправлением, посмотрели на меня с любопытством, но снисхождением, выбросили бычки и сели на места.
Я же остался в одиночестве и минут пять просто пытался отдышаться. И тут до меня дошло, что на этой электричке я заяц — билет я не смог бы купить ни при каких обстоятельствах. Но главное, что я успел и расписание не сбилось. Волнение и физическую усталость как рукой сняло в один момент. Электричка выехала на железнодорожный мост и начала пересекать широченную Волгу. Красота безумная, в которую хотелось погрузиться с головой, но надпись на дверях «Не прислоняться» напоминала о том, где я нахожусь. Я финально выдохнул и зашел из тамбура в основной вагон, чтобы наконец сесть. Электричка почему-то была заполнена почти целиком.
На станции Киселиха за Нижним Новгородом резко встала и вышла половина поезда. Хотя за окном пейзажи напоминали все ту же пустынную Новую жизнь. Искать причины в Гугле не стал. Пусть Киселиха останется загадкой.
В тот день у меня еще не было четкого плана по поводу фотографий и блокнота. Я просто снимал по привычке все вокруг и на всякий случай записывал все, что приходит в голову, — вдруг пригодится. Я сидел и перечитывал уже написанное, понимая, что это идеальный способ рефлексии именно в электричке и важный механизм закрепления сюжетов для будущего. Так в итоге и оказалось.
В Нижнем Новгороде, когда я бежал сломя голову на платформу номер два с платформы номер шесть — вообще в другой край вокзала, на электричку до Шахуньи через Ветлужскую, я вдруг понял, что никуда восточнее Горького я не ездил и не летал. Ни в другие города России, ни в другие страны. Как-то с детства казалось, что там и нет ничего. Ковров был таким краем земли, а на срезе еще Нижний Новгород.
Как только я вбежал в электричку (а там уже все сидели и были готовы ехать), на меня сразу посмотрело полвагона. Причем лица у всех иные. И примерно сразу же на улице начало резко темнеть. В итоге через полчаса за окном наступила кромешная чернота. Я зачем-то, по наставлению Насти, начал читать «Желтую стрелу» Пелевина. И так же, как в книге, перестал слышать звук колес, начал думать о невозможности сойти с поезда и вообще не понимал, ехал я или стоял на месте. Если бы можно было смешать сейчас слова «страшно» и «странно», то именно так бы я описал последние электрички первого дня.
Я сидел и представлял, как выглядит электричка со стороны: среди бесконечной темноты, где вокруг нет ни одного дома с горящими окнами, ни дорог, по которым бегут после работы автомобили с включенными фарами, ни даже фонарей на столбах вдоль путей, мчится светящаяся изнутри колбаса на четыре вагона. Внутри нее сижу я, не понимающий, где именно я нахожусь и есть ли тут пространство и время (сети точно нет уже давно), женщина в грязном пальто, спящая и недвигающаяся (не уверен был, дышит ли она), и ребенок лет пяти. У него было очень грязное лицо и темно-синяя шапка, натянутая почти до носа. Мальчик бегал по электричке, представляя, что за ним охотится какой-то суперзлодей: он прыгал из стороны в сторону, падал, театрально корчился от боли и вскидывал руки вверх в надежде на такую же невидимую, как и его противник, помощь. Я сфотографировал свое отражение в окне, за которым ничего не существовало.
Холодно. Мерзнуть начал с носа.
Последняя пересадка была на станции Ветлужская в поселке Ветлужский у реки Ветлуга. Следующая электричка стояла рядом, нужно было просто выйти на платформе и зайти в другую. Я постоял на улице несколько минут, чтобы удостовериться, что время все-таки идет и у меня будут хоть какие-то попутчики. Что было в электричке на Шахунью, я совсем не помню. Ощущение, что я просто внутренне собрался, забыл обо всех страхах и погрузился в чтение, чтобы не отвлекаться на дорисовывание реальности в голове. Конец был совсем близок, оставалось просто ждать.
— Конечная станция Шахунья.
— Спасибо. Наконец-то. Пойду я отсюда искать гостиницу.
Этот день никак не хотел заканчиваться. Почему-то я думал, что на станции Шахунья приключения прекратятся, но нужно было еще дойти до гостиницы. Проблема в том, что отелей и каких-либо ночевок там почти нет, даже комнаты отдыха на вокзале, так как город совсем маленький. В Шахунье нет даже и 20 тысяч человек, и никто ее не использует в качестве перевалочного пункта. Единственный вариант — гостиница под интригующим названием «Империя». Среди отзывов в интернете: от «Ужас, колючий ужас, я такого места в жизни не видел» до «Для свадьбы хорошее местечко». Но в целом после долгой дороги не так важны условия, лишь бы кровать была и душ.
Была лишь одна проблема — эту гостиницу нужно еще найти. Она отчего-то находилась не в центре города или у вокзала, а располагалась за муниципальной чертой. И на карте ее местонахождение было обозначено как-то размыто, было лишь понятно, что идти до нее около получаса. Страх из последних электричек еще не отпускал, но уже и не сковывал, темные улицы и удручающая тишина добавляли неприятных мыслей. На улицах не было никого, поэтому только мои шаги по грязным дорогам издавали звуки, а телефон с включенным маршрутом светил ярче фонарей. Дойдя до обозначенного на карте места, я увидел лишь поле и зачеркнутую надпись «Шахунья» на дорожном знаке. Несколько раз позвонил в гостиницу — трубку не брали. Заходил во дворы деревянных покосившихся домов — вдруг кто подскажет, но все спали. Мотался из стороны в сторону, подсвечивая фонарем айфона каждую постройку в надежде увидеть «Империю».
Спустя десять минут, которые из-за надвигающейся паники казались вечностью, мне перезвонили:
— Да, да, все верно. Идите дальше по дороге, проходя мимо всех деревянных домов. И там после кустов будет двухэтажная кирпичная постройка, вот вам туда. Поднимайтесь на второй этаж.
Фиолетовая комната с двумя кроватями, вентилятором и маленьким телевизором выглядела спасением. Я готов был рухнуть и заснуть, но надо было сначала помыться. Я взглянул на себя в зеркало перед раковиной: лицо было таким измученным, будто это не первый день путешествия, а уже конец. Открыл кран — горячей воды не было. Вставать через шесть часов.
День 2
ШАХУНЬЯ — КОТЕЛЬНИЧ-2 6:20–7:50
КОТЕЛЬНИЧ-2 — КИРОВ 8:07–10:13
КИРОВ — ЯР 17:16–21:23 (+1 ЧАС)
ЯР — БАЛЕЗИНО 21:37–23:03
Будильник зазвенел в районе пяти утра. Я открыл глаза, скорее всего, только один глаз, в полном ощущении, что вчерашний день — это просто сон. Ничего из этого не было: ни волнения на Курском вокзале, ни разговоров с охранниками контролеров, ни бега по платформам на вокзале Нижнего Новгорода — ничего вообще. Фиолетовые стены гостиничного номера добавляли фарса и сюрреализма. Где я? Зачем я вообще куда-то еду? Ну, вам точно знакома эта утренняя ненависть к себе и всему происходящему вокруг. Обычно после таких мыслей мозг просто уговаривает тебя остаться под одеялом подольше, поспать еще хотя бы полчаса, но оставаться в этой кровати мне точно не хотелось.
Горячая вода не появилась — пришлось надевать ту же одежду, в которой был вчера, так как лимит чистых футболок в портфеле не бесконечен, поэтому ни к чему пачкать собой свежие вещи. Я кое-как почистил зубы, быстро умылся, собрался наспех и выбежал из гостиницы. На улице уже было светло, что радовало. Я немного постоял, вдыхая свежий воздух и разминая шею. Обернулся, чтобы сфотографировать на память гостиницу, и только в этот момент смог увидеть надпись «Империя». Она была нарисована белой краской на мангале, который стоял под лестницей на второй этаж, — вот, оказывается, что я должен был искать вчера в темноте.
Двинул в сторону вокзала. Меня окружали сплошь счастливые лица, которые будто желали мне хорошего дня и заодно извинялись за то, что так сложно было накануне найти гостиницу. Жаль только, что все эти лица были на плакатах: вот депутат предлагает голосовать за наше будущее, через квартал другой будущий чиновник просто улыбается и смотрит на меня, подмигивая. Сзади этого билборда десяток счастливых людей с пакетами и надписью «Модные люди» показывают мне «лайк» своими большими пальцами. Ближе к вокзалу меня приветствовала пара со стильными прическами на рекламе салона красоты «Дежавю», а рядом с ними предлагал зайти в гости мужчина с пачкой долларов с плаката «Деньги на любые нужды». Столько радостных и счастливых лиц, но ни одного живого человека вокруг — слишком рано.
Тогда, в 2016 году, все эти лица даже не догадывались, кто присоединится к ним через три года. Если вы после чтения этой книги загоритесь особым желанием доехать до Шахуньи, то на улице Свердлова — это соседняя с вокзалом улица — вам будет с прищуром улыбаться еще одно счастливое лицо — Иосиф Сталин. Сначала может показаться, что тут, среди этой бескрайней хтони
[1], ему самое место, но не совсем. В 2019 году местные коммунисты установили мемориальную табличку в рамках празднования 75-летия победы в Великой Отечественной войне. По словам самих коммунистов, жители многоквартирного дома, на котором висит портрет Сталина, единогласно поддержали инициативу, но саму доску прибили на высоте пяти-шести метров, чтобы никто не пачкал и не видел, наверное. Вообще, по понятным причинам, памятников и мемориалов Сталину в России почти нет, но вот у Шахуньи эксклюзив — больше привлекать туристов нечем.
А написано на табличке вот что: «Эта улица ранее носила имя Сталина Иосифа Виссарионовича, выдающегося политического и партийного деятеля, Героя Социалистического Труда, Героя Советского Союза, Генералиссимуса Советского Союза. Памятная доска установлена в честь 140-летия со дня рождения руководителя Советского государства». Чудесно, не правда ли?
Если вы до этого момента, читая про этот странный город, интеллигентно сдерживались, чтобы как-нибудь забавно не исковеркать название города Шахунья, то сейчас, кажется, самое время. Но будьте аккуратны: старайтесь сочинять клички поселению только в своей голове, не произнося их вслух. Смеяться лучше тоже втихую, иначе оштрафуют. Как раз после открытия этого мемориала одна журналистка из Нижнего Новгорода предложила переименовать населенный пункт в более матерный вариант, после чего суд оштрафовал ее на 70 тысяч рублей по статье о неуважении к власти. В рапорте подполковника полиции, приложенного к материалам дела, вот что было написано: «По мнению специалиста, слово, будучи индивидуально-авторским новообразованием, отсутствующим в русском языке, содержит однозначные непристойные ассоциации за счет входящего в его состав обесцененного матерного элемента и в силу этого является оскорбительным, неприличным словом, нарушением нормы общественной нравственности и выражает явное неуважение к обществу». К слову, через год эта журналистка совершила акт самосожжения — вы, скорее всего, слышали об этом.
Достаточно угнетающее чувство вызывает Шахунья, вневременное ощущение потерянности, одиночества и забытости.
Я постоял на первой платформе у вокзала. Если бы я знал, как получать удовольствие от табака, я бы точно в тот момент выкурил сразу пару сигарет — как будто бы они собирают все твои мысли в кучу, а потом ты выдыхаешь, бросаешь папиросу и идешь целенаправленно и уверенно в свой вагон. Вообще курение за несколько минут до отправления поезда всегда выглядит очень выверенно, а оттого кинематографично. Мне же пришлось просто постоять минут десять, а потом в голове самому себе сказать: «Ну, пошли, что ли, чего тут еще делать». Ну, я и пошел, чего мне еще оставалось делать. Впереди большая остановка — Киров. До него нужно проехать в двух электричках, между которыми перерыв в 15 минут. В вагоне несколько человек уже спали. Посплю и я. Поезд тронулся.
Сегодня я видел самый красивый туман. Я проснулся в электричке на Котельнич-2 и от неожиданности долго тер глаза, думая, что у меня пелена на них. В конце концов понял, что за окном туман. Ощущение, будто поезд мчит не сквозь уже надоевший лес, а плывет в молоке. Целиком. Причем в парном молоке — пока спал, печку включили на полную мощность.
Наконец-то. Хотя я думал, что случится это гораздо позже. За что мы все вообще любим поезда и электрички, если, конечно, брать исключительно метафизический аспект? За вот эту необычную атмосферу, которую воспевают писатели и поэты. Но ощутить и нырнуть в ту самую мистику позднесоветской романтики электрических поездов — не такая уж и простая задача. Она не открывается твоему взору сразу же, как только ты заходишь в поезд, хотя, может, ты едешь всего лишь из Ховрино в центр Москвы. Погружение происходит долго и возникает только после отречения от привычных норм твоего существования.
И вот сидел я в электричке, не до конца проснувшись, постоянно потирая глаза и высматривая туман за окном, и понимал всем нутром, что вот оно, то чувство, ради которого я и затеял все путешествие. Тогда я безумно радовался, созерцал и фотографировал все вокруг, получая удовольствие от чудесного окружения. Спойлер: накроет меня так еще несколько раз, причем гораздо мощнее, чего я тогда, на второй день, не мог даже предположить.
На станции Ежиха в вагон вошла девушка лет четырнадцати. Ярко накрашенная, с волнистыми волосами, в строгом костюме и с цветами. Вспомнил, что сегодня первое сентября. Школа у нее оказалась на платформе 781-й километр. Хотя здесь было еще пустыннее, чем на Ежихе. Девушка сошла с поезда и пошла по широкой дороге в сторону леса, а я продолжаю ехать в Киров.
У станции 781-й километр за лесом, судя по карте, находится поселок Комсомольский. Недалеко от железной дороги стояла не просто привычная приветственная табличка с названием места, а почти арт-объект. На толстом столбе висел большой желтый прямоугольник — он был совсем пуст, хотя, кажется, на него можно клеить объявления. Сверху над ним был припаян алюминиевый красный знак серпа и молота, а сбоку отдельными буквами должно было быть написано «Комсомольский», но некоторые буквы куда-то подевались и читалось все как «Комс мол». Как будто какой-то модный торговый центр.
Численность населения здесь — 813 человек. И да, там действительно есть школа, и заодно даже Дом культуры. Оба здания, что неудивительно для поселка с таким названием, находятся на улице Ленина. В отзывах на карте ко всем строениям пишет лишь некая Надюшка: «Школа замечательная, хорошие учителя» и «Все здорово». Последнее словосочетание вроде бы относится к Дому культуры, но, может быть, у девушки просто все хорошо. Можно даже сложить у себя в голове несколько фактов и представить, что та ученица, сошедшая с поезда с цветами, и есть Надюшка.
Пока я думал об этой ученице и о том, каково вообще ездить каждый день в школу в другой город на электричке, я незаметно успел пересесть на вторую электричку до Кирова. Что я вообще знал о Кирове? И главное — что я хотел узнать о нем за те семь часов, пока я там буду? В основном из информации в голове существовали лишь тэги-мемы: вятский квас, кировский лес и заодно кировский суд, дымковская игрушка и старое название города — Вятка. Понадобится ли эта информация для быстрого знакомства с городом? Вряд ли. Поэтому, сойдя с электрички, я просто пошел куда глаза глядят. Зачем-то они глядели на метровый знак «Я люблю Киров» у вокзала.
Лучшее, что со мной случилось в Кирове, — когда я решил сесть в первую попавшуюся маршрутку у вокзала и выйти, когда надоест ехать.
Я долго стоял у вокзальных остановок, не понимая, куда мне хочется идти — тогда еще я был слишком сонным, 10 утра все-таки. Маршрутные автобусы сменялись ежеминутно, стирая пейзаж остановки, но новые люди заполоняли пространство очень быстро. Вместе с бабушками я вступил на ступеньку очередной маршрутки, заплатил мелочью и сел у окна, наблюдая за городом. Но, если честно, мне это быстро надоело. Одно дело, когда ты смотришь из окон поезда в бесконечно мелькающий смазанный холст, концентрируясь на недвижимом горизонте, другое дело, когда маршрутное такси ползет со скоростью десять километров в час, останавливаясь каждые пятнадцать секунд то у остановки, то у светофора, то перед пешеходным переходом. Выходит очень скучное потребление информации. Я решил все-таки глянуть, куда я еду, — оказалось вообще в противоположную сторону от центра. По карте ко мне приближался район под знакомым названием «Чистые пруды». Я подумал, что это будет как-то слишком постиронично выйти именно там, так как на московских Чистых прудах я был три дня назад. Поэтому выскочил на первой попавшейся остановке.
Вокруг была грязь, покосившиеся резные дома и иногда проходившие мимо школьники и школьницы с недовольными лицами. Я решил двинуть все-таки в сторону центра, попутно знакомясь с городом и фотографируя все на своем пути: дворы, прохожих, надписи и иногда свои ноги, которые уже непривычно сами шли и двигали пространство, а не ждали, когда колеса электропоездов довезут их до следующего города. Я себя чувствовал наравне со школьниками, у которых в этот день был праздник. С одной стороны, у меня тоже было ощущение чего-то нового, с другой стороны (буквально), на спине у меня висел большой рюкзак с техникой и одеждой, так что сзади меня можно было и спутать с учеником старших классов.
Постепенно я дошел до центральных улиц и спустился по большой лестнице в сторону Успенского собора и Вятского Успенского Трифонового монастыря. Думал посмотреть палаты и запечатлеть учеников духовного училища, которое находилось здесь же. У них ведь тоже праздник и первое сентября? Но мое внимание привлек небольшой стадион под названием «Трудовые резервы» (так, по крайней мере, написано в картах), стоящий напротив. Там дети тренировались, бегали, прыгали через скакалки и играли в футбол. Наблюдение за молодыми спортсменами, у которых весь фон в куполах, золотых крестах и белокаменных паттернах, стало для меня почти откровением.
Я двинул дальше по историческому центру: река Вятка, панорама противоположного берега с городским пляжем, на котором возвышается здание с многообещающей надписью «Титаник», смотровая площадка, Александровский сад, ротонды, памятник Петру и Февронии, палатки с квасом. Заполнив в голове воображаемый чек-лист среднестатистического туриста, было принято решение найти кафе. Пора уже было позавтракать, ну или пообедать — сложно было сказать. Зашел я в первое попавшееся заведение, которое внешне хотя бы не отпугивало. Название, к сожалению, уже не помню.
Весь такой вдохновленный и преисполнившийся путешествием и новым городом — Киров, конечно, после Шахуньи доставлял огромное удовольствие, — я сел обрабатывать фотографии в ожидании кофе и еды. Но подстава пришла, откуда ее не ждали, так что все мои воздушные порывы в миг заземлились вместе с воздушным омлетом, который мне вскоре принес официант. Чтобы было вкуснее, я решил привычным движением руки добавить перца. Что логично, я взял солонку с буквой P, которая была нарисована так масштабно, что ее было заметно издалека. Кто бы мог подумать, что из баночки с буквой P (которая, по идее, олицетворяет слово pepper, то есть перец) с огромной скоростью посыпется корица. Я даже не сразу понял, что происходит. В итоге пришлось завтракать омлетом с корицей. Для себя решил, что это такая местная кухня.
Хочу написать, что Киров — город контрастов. С другой стороны, в России есть ли вообще не контрастные города? Села только если.
Гуляя по улицам, переулкам, проселочным дорогам, заходя в каждый встреченный двор и открытые подъезды, я одномоментно пришел к выводу, что Киров — особенный. Сейчас попробую объяснить свою мысль, которая еще тогда витала неосознанно и несобранно, как-то эфемерно, а через несколько лет стала еще более хаотичной. По прежнему опыту я делил все большие российские города на две группы относительно извечного вопроса «Что делать?», а точнее «Что делать с ветхим и аварийным жильем?». Обычно местные власти либо сносят старые и потрескавшиеся дома, возвышая на их месте новые муравейники или торговые центры, либо завешивают их огромной простыней, на которой плохо нарисован этот же дом в той версии, как его задумал создатель.
Киров же решил пойти своим путем. Не знаю, будут ли читать эту книгу кировчане или просто фанаты Вятки, но, если что, дисклеймер: я был здесь всего лишь семь часов и просто сделал вывод через призму первого взгляда. Кажется, будто Киров замер. Особенно это четко ощущается в моменты, когда ты делаешь всего лишь шаг в сторону от основных дорожных магистралей: во дворах старые, разваленные, косые дома и здания просто стоят как резервные копии, как музейные экспонаты, как доказательство отсутствия времени. С ними вообще ничего не делают. Можно представить, что это своего рода консервация пережитого опыта, арт-объекты для мгновенного путешествия во времени к самим же себе. Своего рода «детская комната» в родном доме, в которую раз за разом хочется возвращаться. И чем старше становишься, тем сильнее она тебя манит. Причем здесь, в Кирове, в эти комнаты из детства можно свободно заходить и пробовать жить прошлым других людей — большинство подъездов либо открыты, либо вообще не имеют дверей. Понимаете же, о чем я?
Кому я постоянно задаю вопросы? Я ж тут один.
Киров, конечно, прекрасен и тогда сразу был занесен в несуществующий на бумаге список городов для однодневного туризма. Но нужно было ехать дальше. Блуждая по центру и без особой помощи навигации, я решил пойти за дедом в пиджаке и с палкой, который со спины сильно напоминал Эдичку Лимонова. Он ковылял, конечно, медленно, но и мне некуда было спешить. Прошли с ним мимо магазина «Греция», входная дверь в который целиком обклеена несколькими слоями фантиков и оберток от продуктов, здесь продающихся, обогнули палатку с надписью «Горячая выпечка», где стоял военный с оранжевым рюкзаком и вроде бы сочником, посмотрели на перекопанную улицу и работающих в котловане ремонтников.
Сам того не ожидая, я с дедом добрался до железнодорожного вокзала — до отправления электрички оставалось как раз порядка получаса. Я мысленно попрощался с моим новоиспеченным другом и махнул ему вслед. Надеюсь, он сейчас жив-здоров. Взял с собой каких-то иссохших булок, воду и Вятский квас на память (отвратительный напиток, если честно, какой-то чересчур сладкий).
Впереди меня ждало шестичасовое путешествие до Балезино с быстрой пересадкой в другой поезд на станции Яр. Пройдя по разбитому надземному переходу до нужной платформы, я зашел в электричку. Тогда для себя отметил, что врываюсь в вагон уже как будто к себе домой без прежнего трепета и волнения. Быстро привыкаешь к хорошему. В поезде меня уже ждал мужчина в кожаной кепке и такой же куртке, под которой располагалась свежая и выстиранная черно-белая рубашка с заряженными пуговицами на животе. Праздничный ворот и причесанные усы намекали на то, что у него чудесный день выдался. На соседнем ряду болтали две женщины со сложно определяемым возрастом — примерно как здания в Кирове. Напротив спали двое рабочих в оранжевых жилетах. В ногах у них стояла трехлитровая бутылка с водой. По крайней мере, жидкость была прозрачная. Поезд тронулся.
Электричка Киров — Яр — это какой-то междусобойчик. Нас тут в вагоне сейчас человек десять, все сидят по одному, но каждый знаком, судя по всему, с половиной этой компании. Если на станции заходит новый пассажир, то он обязательно с кем-нибудь здоровается.
Пошел дождь, капли которого еще больше размывали пейзаж за окном. Разговоры собеседников стихли, общая радостная атмосфера сменилась на меланхолию и потерянность. Электричка периодически останавливалась, но станции ничем друг от друга не отличались. Чаще это был небольшой настил старого асфальта с щебенкой — вот тебе и станция, как будто бы для машинистов сделано, чтобы они не проехали мимо.
О чем я и говорил. Мужчина сошел с поезда и забыл свой телефон под газеткой на скамейке. В итоге приходит кондукторша и кричит в свой телефон:
— Да вот он, лежит. Ага. Забрала. Завтра тебе его отдам.
Насчет шестичасового путешествия до Балезино я вам, кстати, наврал выше. По часам получается и правда шесть часов, но, подъезжая к Яру, часы на телефоне и в ноутбуке автоматически перевелись на час вперед. Крайне странно пересекать часовые пояса на электричках. Еще страннее понимать, что поезд едет теперь в Удмуртию. И это всего лишь на второй день путешествия. В школьное время, изучая географию, казалось, что удмурты живут за тридевять земель, где-то по соседству с чукчами. Интересно, из-за чего сформировалось такое представление — из-за незнакомой фонетики названия, наверное.
В Яре нужно было пересесть на очередную электричку. У станции красовался недавно построенный вокзал, на котором гордо и величественно красовались две буквы: Я и Р. Если бы я знал, что меня ждет дальше, я бы точно остался тут — поговаривают, на самом вокзале есть отличные комнаты отдыха, которые, кстати, могут сдаваться на шесть часов или на двенадцать, то есть необязательно оплачивать целые сутки. В отзывах пишут, что здесь чисто, тихо и даже персонал вежливый ходит. Но я сел на следующий пригородный поезд. До Балезино всего лишь полтора часа езды. За окном из-за темноты снимать было нечего, а рядом сидела лишь одна женщина, разгадывающая судоку, так что это время я отдал на чтение и подведение итогов дня.
Главный вопрос пока (опять же к самому себе): куда делись вот эти все болтливые бабки и мужики, которым обычно нечем заняться, кроме как рассказывать рандомные факты из своей жизни? Где они все? За два дня только однажды улыбчивый мужчина в шляпе сказал мне «Ага» на мой вопрос «Идет ли электричка до Кирова?». Вот и все. Сам подсаживаться и заводить разговоры о погоде я пока не в состоянии, отчего сейчас в почти пустом вагоне последней на сегодня электрички я начал петь вслух несуществующие песни.
Выходя из поезда в Балезино, единственное, чего мне хотелось тогда, — не повторять вечернего опыта прошлого дня. Благо единственная гостиница под названием «Астра» в поселке находилась прям у вокзала. Но это не помогло — найти ее было так же сложно, как и «Империю». Вроде бы вот здание стоит, но нет входа и даже намека на вывеску. Позже, кстати, оказалось, что в ноябре 2017 года (спустя 14 месяцев) на станции Балезино запустили социокультурный проект «Балезино. Точка мира», что бы это ни значило. По данным организаторов, всех пассажиров, проезжающих через станцию, стали знакомить с Удмуртией, Балезинским районом, культурой и традициями проживающих здесь народов. Могли бы и пораньше запустить, мне как раз тогда не хватало немного помощи от местных.
Смурная бабка, выглядывающая из окна, показала вход. Быстро заселился, широко не открывая глаза, чтобы не расстраиваться от вида интерьеров: фиолетовые стены, фиолетовые батареи, фиолетовое белье. По центру маленькая кровать с тумбой, на подушке было сложено полотенце в виде распустившегося зеленого вафельного цветка. Вьетнамские флешбэки относили тело обратно в «Империю», как будто и не уезжал. Душ, о котором я мечтал вторые сутки, выглядел так, что перехотелось мыться совсем. Надпись на душевой кабинке с поломанной дверью «Нельзя выбрасывать в раковину: окурки, семечки, заварку и прочий мусор» говорила об этом месте больше, чем любой отзыв в интернете.
Первая электричка на следующий день стартует в 4:30 утра, надо было срочно лечь спать. Хорошо, что бессонница меня не мучила и я заснул за несколько секунд до того момента, как несвежее тело упало на несвежую кровать.
День 3
БАЛЕЗИНО — ВЕРЕЩАГИНО 4:30–7:54 (+1 ЧАС)
ВЕРЕЩАГИНО — ПЕРМЬ-2 8:06–10:34
ПЕРМЬ-2 — ШАЛЯ 17:54–22:26
Я выживу. Я обязательно выживу. И когда-нибудь смогу помыться.
Кажется, я вскочил раньше будильника, хотя куда еще раньше. В общей сложности мне удалось поспать на мягкой кровати около четырех часов. На то, чтобы умыться, одеться, собрать все вещи, а заодно ворчать и кряхтеть параллельно, мне хватило пары минут. Именно так я себе представляю утренние сборы в армии — там все точно так же, только вместо фиолетовых стен должны быть зеленые или коричневые. Как вы можете понять, я плохо разбираюсь в том, как устроена армия.
Я выбежал на улицу, не попрощавшись с хозяевами гостиницы на ресепшене. Хотя назвать то помещение гостиницей язык не поворачивается. И назвать тот закоулок ресепшеном — тоже. Язык с утра был совсем неповоротлив, поэтому выговорить кассиру название станции Верещагино, чтобы купить билет, было сложновато. Оставалось совсем мало времени. Палатки не работали, зацепить условный завтрак с собой было невозможно, оставалось уповать только на мерзкий Вятский квас, который остался со вчерашнего дня. Я запрыгнул в вагон, который почти сразу же и поехал в сторону Перми. В электричке не было никого, подумал сначала я, но, пройдя чуть вглубь мимо скамеек, стало ясно, что все пассажиры просто лежат и их не видно. Попутчики готовились ко сну, а большинство из них уже давно спали — заранее подстроились. Причем если спят все примерно одинаково, то с обувью обходятся по-разному: кто-то вообще не снимает обувь, некоторые, чтобы было уютнее и приятнее спать, снимают и держат в руках (можно даже положить под голову, если кроссовки мягкие), а многие ставят рядышком, будто прикроватная тумба.
Я уселся так, чтобы рядом никого не было. Тотальный недосып и усталость подкашивали ноги и ломили шею. Я попытался пристроить свое тело к окну — как я это всегда делал раньше, но было максимально неудобно. Я сменил десяток поз в надежде уснуть хотя бы на десять минут, но все было безнадежно. Телефон тем временем перевел часы еще на один час вперед — он просто хотел, чтобы быстрее рассвело и мне стало полегче. Именно на третий день я начал общаться с предметами.
Точка невозврата пройдена. Электропоезд до станции Верещагино отправился в 4:30 по местному времени, то есть в Москве еще два часа ночи было. От тотального недосыпа в голову прилетела мысль. А почему бы не поспать, лежа на скамейке? Как все. Тем более у меня небольшая надувная подушка с собой имеется. А я ведь даже не пробовал никогда так. Оказалось, очень удобно. И спина не затекает. Только все почему-то спят ногами в сторону прохода. Я же, наоборот, уперся ногами в стену. Сразу почувствовал себя как дома, и стало тепло. Печку опять включили на полную мощность.
В горизонтальном положении засыпать было гораздо легче (ботинки я решил не снимать), но тревожность все равно никуда не уходила. Нужно было скорее смириться и перестать выпендриваться, предполагая, что же о тебе подумают другие люди. Да какая, к черту, разница, нужно выспаться, хотя бы немного. Каждый раз, как только я засыпал, мозг выдумывал ситуации, будто какие-то попутчики будут проходить мимо и ударятся о мою голову. А еще, не дай бог, кто-то украдет мой рюкзак — там же столько вещей и техники. Но вымотанность взяла верх, и мой мозг все-таки отключился на пару часов — до станции Верещагино.
Важный лайфхак: не нужно скупиться на надувную подушку, которая надевается вокруг шеи. В таком положении, для которого ее задумали, лично мне она кажется неэффективной, но при лежании на твердых лавках электричек она спасает лучше всех. Да и места она почти не занимает в сдутом состоянии.
На платформе нужно было провернуть уже ставшую привычной последовательность действий: выйти из электрички, зайти на вокзал, чтобы купить билет дальше (причем на некоторых направлениях можно приобрести сразу несколько, когда электрички вот так сцеплены по времени), найти очередной пригородный поезд и перейти в него. Делал я это уже как профессионал и знаток своего дела, тем более на улице уже рассвело — следующую электричку было легко отыскать. На вокзале Верещагино к этим действиям можете прибавить еще парочку эксклюзивных пунктов: можно добраться до памятника паровозу, вдруг вы соскучитесь по железнодорожной тематике к этому времени, а еще на привокзальной площади можно постоять рядом с бюстом художника-баталиста Верещагина, в честь которого и назвали город. Он просто мимо проезжал в 1904 году, гнал на Русско-японскую войну, но его вагон немного поломался, и его срочно нужно было отремонтировать. Так он тут и остался на пару дней. Сидел, пил чай и рисовал. Почему-то именно так я представляю себе трудовые будни Верещагина.
Вторая электричка на Пермь шла два с половиной часа. Спать все еще хотелось, но тело посылало сигналы о том, что вообще-то деревянные лавки — не лучшая поверхность. Поэтому первое время я решил провести стоя в тамбуре. Там так же долго со мной стоял мужчина с большой клетчатой сумкой на колесиках и недвижимо около получаса смотрел в окно. На безымянной остановке, где, как уже стало обычным делом, ничего не было, кроме красного ведра «Песок», даже самой платформы, он спустился по железной лестнице, попросил помочь спустить сумку, после чего встал как вкопанный и остался на одном месте. Дороги там никакой, только лес. Чего он тут вышел-то? И чего стоит?
Я вернулся в вагон и решил позавтракать в компании кондукторов, которые сидели напротив, выжидая новых пассажиров. Чтобы не умереть с голоду, жена Настя предусмотрительно положила мне в рюкзак несколько сытных батончиков, которые были завернуты в крафтовую бумагу с наклеенными птицами поверх. Она их слепила сама из овсянки, орехов, меда и клюквы. Безумно вкусно и крайне полезно в тот момент, когда голод начинает изнутри пожирать желудок. Но еще приятнее ощущение наполненности не только в животе, но и в сердце, обволакивающее теплотой и заботой любимого человека.
Сидел рядом с кондукторами и охранниками. Они что-то там бурно обсуждали. Мне стало казаться, что меня здесь, в электричке, нет. Все общаются, в мою сторону не смотрят, люди даже перестали замечать, что я их фотографирую. Именно в этот момент кондукторша повернулась ко мне:
— Я бы на вашем месте достала свой билет.
Я не сразу понял, к чему это она, но так был рад, что со мной заговорили, что «назначил» ее моим другом. На бейджике было написано «Лариса Малышева».
— Просто ревизор вошел, — добавила она. — Сейчас будет придираться к нам. Козел.
Еще она что-то пробормотала, связав зарплату кондукторов с внутренней политикой страны, но я просто радовался новому другу.
Вообще, находить друзей стало проще. Еще в минуты особого отчаяния от одиночества спасала, как ни странно, агитация голосовать за ту или иную партию на ближайших выборах. Плакаты, листовки, билборды, экраны — реклама депутатов была тогда абсолютно везде. Вот депутат смотрит на тебя, подмигивает и говорит: «Работать на земле — жить в сильной стране!» Естественно, с восклицательным знаком на конце. И рядом с ним галочка еще такая большая в квадрате. Сам же депутат стоит в поле и гладит ячмень. Да, наверное, это ячмень. Как с таким человеком не заговорить в своей голове. Естественно, с ходу промямлишь в ответ: «Да уж, работать надо хорошо». И сидишь потом один и думаешь, глядя в окно, что за чушь ты сморозил своему другу.
Пока я ждал конечной остановки, решил перебрать все билеты, которые я постепенно складывал в задний карман. И вот что я вам скажу. Если раньше пригородное железнодорожное сообщение считалось уделом бедняков, то к концу десятых годов электрички стали перестраиваться в формат роскоши, для кого-то не позволительной. Все началось примерно с 2015 года, когда РЖД решило целиком отменить электрички в некоторых районах, заменив их автобусами. Тогда в планах была приостановка 300 пригородных поездов в 39 регионах России, причем не где-то в отдаленных пунктах, а в центральных областях. Например, в Тверской области собирались сократить 53 состава, а в Нижегородской — 37. Это, конечно, мало кому понравилось, и начались локальные протесты в разных регионах. В итоге большинство направлений решили не отменять, но кто-то же должен за это заплатить? Поэтому сразу же цены на билеты подскочили в несколько раз, причем везде.
Казалось бы, ну повысили цены и повысили, чего в этом нового? Но повышение стало настолько заметным, что за несколько лет внутренний пассажирский пейзаж изменился целиком: исчезли те самые образы попутчиков и модели их поведения, о которых мы читаем в литературе. Например, большими компаниями уже никто не ездит. Раньше заходишь — все сидят, орут, пьют, теперь и пить нельзя — выгоняют. Контингент сильно сменился, кристаллизовав в каждом пассажире вечное и такое родное одиночество, которое заложено в каждом из нас с детства. А еще в вагонах почти перестали торговать — это вообще главное развлечение путешествий всегда было.
Пока я ворчал, за окном стали видны окраины Перми, хотя правильнее будет сказать «Перьми» — местные именно так артикулируют родной город. На нее у меня было заложено семь с половиной часов — примерно столько же, сколько было в Кирове. Кажется, это вообще идеальный минимум, чтобы успеть проникнуться городом, его атмосферой и уехать хоть и не до конца насыщенным, но взбудораженным.
Пермь не зря пытались назвать культурной столицей России — здесь эта претензия кричит на каждом углу: от трамвая, на который я сразу сел, чтобы доехать до центра, до повсеместных выцветших арт-объектов. Поэтому Пермь сразу покорила юное на путешествия сердце, а руки схватились за фотоаппарат и не опускали его ниже глаз дольше, чем на 15 секунд.
О городах всегда нечего писать. Вся жизнь там — в электричках, в дороге, в движении.
Гулять, гулять, гулять — что еще тут можно добавить. В Пермь обязательно надо будет вернуться, и не раз. И точно дольше, чем на семь с половиной часов. Пока я шел куда глаза глядят (что, как и почти всегда, было выбрано как правильная стратегия) и радовался тому, какие вокруг все чудесные и радостные люди, я внезапно понял, что это, может, и не их постоянное состояние. Сегодня же пятница! Самое время было обильно поужинать и выпить, потому что тело уже начинало издавать небольшой нервный мандраж, предвкушая предстоящую ночь, но мозг, за что ему спасибо, делал вид, что все классно, и пытался наслаждаться настоящим моментом. Поэтому вот тебе, Леша, здоровенный бургер и пиво «Атомная прачечная» в кафе Mishka Food. Кстати, оно до сих пор работает, так что не проходите мимо.
Можно было наконец выдохнуть, обработать фотографии и перечитать заметки из блокнота, написанные за этот день. Хотелось остаться тут подольше — этот четкий тайминг не давал покоя и постоянно заставлял быстрее идти, быстрее есть, быстрее потреблять информацию. Но пришлось направить себя в сторону вокзала.
В Перми повсюду стоят старые пошарпанные стулья и кресла. Они мне кажутся ловушкой. Я и так основную часть путешествия сижу.
Следующая остановка — уже Урал, поселок Шаля. До него четыре с половиной часа на одном электропоезде. Мучительно тяжело было покидать Пермь, но надо держаться расписания. Я сел в электричку и поехал дальше, постепенно осознавая, что вообще-то сейчас будут Уральские горы и когда-то вот скоро начнется Азия. Главное — успеть увидеть новое и необычное до захода солнца. Когда за окном эти горы я все же увидел, чуть не заорал от радости на весь вагон, но меня в этой внезапности никто не поддержал.
Как же мучительно остро начинаешь скучать по дому, когда голос объявляет: «Остановка 1470-й километр. Следующая остановка — 1478-й километр». И так все дальше и дальше от Москвы. Будь моя воля, я бы запретил так называть станции. Есть же куча неиспользованных слов. Вот на участке «Пермь-2 — Шаля» какие классные названия: Нянино, Кукуштан, Блины, Гипсы, Глухарь. Кукуштан — мое любимое. Отлично же звучит. Нужно для каждой станции с нумерацией километров придумать название.
А теперь представьте. Пустота, ни дорог, ни платформ, ни людей — ничего, только лес. Открывается дверь электрички, и я, стоя в тамбуре, вижу перед собой лавку на улице. А перед ней стоит большая самодельная табличка с надписью: «Это случилось в ночь на субботу. Запомнят надолго двух туристов голодные волки». Я повернул голову — на стекле двери из желтого круга (их рисуют, чтобы головой не удариться) кто-то сделал улыбающееся лицо. Стало менее тревожно.
Все эти четыре часа я ехал и переживал. Меня мучили сомнения, которые отчего-то закрадывались в мою голову. Это был конец всего лишь третьего дня, до Байкала (я совсем забыл о нем) еще десять дней. Как вообще это пережить, когда с таким трудом дается каждая электричка и каждая ночевка. В путешествиях, когда есть начальная и конечная точки, всегда есть понимание, что, пока экватор не пройден, всегда можно вернуться. И вернуться можно было прям сейчас. Выйти где-нибудь, доехать обратно до Перми, например, погулять там еще и на самолете улететь в Москву — дома всяко ведь лучше? Там хотя бы помыться можно.
К слову, о ночевках: на станции Шаля гостиниц и отелей нет. Поэтому придется остаться на вокзале и сидеть там до пяти утра, когда к платформе пригонят электричку на Екатеринбург. А вдруг на станции не разрешат сидеть и греться? А вдруг там вообще стульев нет? А что, если полицейские выгонят на улицу и придется шесть часов сидеть на улице? Скоро и узнаю — поезд остановился в кромешной темноте, я спустился и сразу зашел на вокзал проверить обстановку. Зал был большой и желтый, лавок и железных кресел было много, людей — почти никого. Я сразу сел и попробовал привыкнуть к этому месту. Через вокзал прошли все пассажиры с прибывшей электрички, отправившись по своим домам, кассирша занавесила свое окно, охранник перестал бренчать ключами. Наступила тишина, в которой иногда шмыгали четыре человека, оставшиеся тут надолго, среди которых был и я.
Я дошел до большой доски «Внимание, розыск». Там все рамки были свободны, это радовало, но напряжение не снимало. Вышел на улицу — там вообще ничего, ну то есть совсем, просто черная и бесконечная пустота. Я зашел обратно и начал ходить туда-сюда. Один из посетителей вокзала тоже не унимался, пытаясь придумать себе занятие, но в итоге сел к тем двум, что сидели тут, чувствуется, совсем давно. Охранник и кассирша вышли из своего предбанника, закрыли дверь и ушли. С одной стороны, если что-то случится, теперь вообще никто не спасет, с другой — нас отсюда уже точно не выгонят до утра. Я сел с другой стороны зала и начал рассматривать попутчиков, пытаясь глубоко дышать и успокаиваться. Только мухи мешали вокзальной медитации.
Так долго наблюдал за «коллегами», что придумал им имена. Тот, что посередине, — точно Григорий. Но друзья зовут его Гога, хоть ему и очень обидно. Гриша было бы куда приятнее. У Григория нет больших денег, но где-то далеко с родственниками что-то случилось, поэтому он на электричках пытается доехать к своим людям. Справа спит Миша. Причем ему больше бы пошло Михалыч, но у Миши отчество — Андреевич. Он бомж. Ну, скорее всего. Потому что спит он очень аутентично плюс у него шлепанцы вместо ботинок. Ему никуда не надо ехать — ему и здесь хорошо. Тот, что слева, — Игорь (он точно Игорь, я спросил). Ему в Пермь надо, на автобус он опоздал. Достаточно приличный, воспитанный и веселый парень. Это я понял в тот момент, когда Миша Андреевич обоссался, не отрываясь ото сна. Игорь встал, громко поржал, покачал головой и пересел на место, где он сидит теперь. Тогда же примерно я понял, что Миша Андреевич точно бомж. Они прям как лучшие друзья все. Продолжу сочинять их приключения у себя в голове.
День 4
ШАЛЯ — ЕКАТЕРИНБУРГ 4:53–7:53
ЕКАТЕРИНБУРГ — ОЩЕПКОВО 13:01–16:40
ОЩЕПКОВО — ТЮМЕНЬ 16:48–19:21
Сидеть на одном месте так долго было невыносимо. Не только морально, но и физически — эти железные лавки с дырочками ломают привычное положение позвоночника за несколько минут. Они точно были спроектированы не для удобства ожидания, а для пыток. Хотя Мишу Андреевича все устраивало. Я пролистал все новостные ленты соцсетей по несколько раз, прочитал Камю, даже не побоялся в этой атмосфере достать ноутбук и начать обрабатывать фотографии. Но сил оставалось все меньше, а глаза переставали увлажняться, намекая на сон, который так был нужен. Вообще состояние нервного озноба от борьбы с внутренними часами — безумно неприятное ощущение, когда зевота начинает восприниматься не как сладкое напоминание об усталости, а как болезненная проверка организмом признаков жизни.
По карте — поселок городского типа Шаля: он, кстати, стал таким спустя год после этого путешествия — в 2017-м, маленькая деревня, разделенная на две половины железной дорогой. Причем вокзал стоит со стороны дачной части, поэтому смотреть там было совсем не на что. Единственная интересная точка в округе — мемориал Победы. В локальных путеводителях пишут, что это главный символ всех шалинцев. И без этого памятника невозможно представить проведение любых праздников: юбилеев, свадеб, выпускных. Поэтому я решил убивать время медленными пешими походами до памятника и обратно. Дойти до центра поселка, то есть его второй половины, было задачей более трудной, так как дотуда пришлось бы идти минут сорок. На улице же ночью было достаточно холодно, чтобы замерзнуть за несколько минут, а из верхней одежды на мне было только тонкое худи. Так что я просто выходил из вокзала, шел наверх до мемориала по пустой улице Ленина, иногда останавливаясь, чтобы пропустить проезжающие мимо автомобили с громкой музыкой, смотрел на памятник, разворачивался и шел обратно. Далее на вокзале наворачивал круги, грелся, снова выходил на улицу и повторял маршрут. Время почти остановилось.
Электричку на Екатеринбург подали рано — минут за пятьдесят до отправления, что не могло не радовать, конечно. Как только у платформы был виден поезд, я сразу вскочил и пошел к нему. Мои коллеги на вокзале моего счастья не разделили и остались на своих местах.
В вагоне, конечно же, никого не было, но чуть позже, уже ближе к отправлению, несколько дедушек и бабушек присоединились к поездке. Волнительное удовлетворение тем, что я выжил на этом вокзале, добавляло мнимой бодрости, но мне нужно было поспать хоть немного. Я достал свою подушку, быстро надул ее, взял в руки рюкзак и лег спать на скамейку. В этот раз желания искать какую-то удобную и правильную позу не было — подходило любое горизонтальное положение.
Несмотря на тотальную усталость, заснуть до отправления электрички я не мог. Само состояние пребывания в недвижимом покое всего за три дня приобрело враждебное настроение. И каждый раз, когда я сидел в электричке, но она не ехала, казалось, словно что-то пошло не так. На часах 4:53 утра — поезд медленно начал свой путь. Глаза закрылись, и я наконец уснул. Снилось много сюжетов, но все их объединяло одно — они были очень волнительными и тревожными.
На остановке резко зашла огромная толпа пассажиров — такую наполненность я видел только в самом начале, в электричке на Петушки. Расталкивая друг друга и ругаясь, люди быстро заполонили все пространство и заняли свои места. Несколько женщин остановились возле меня и начали громко ворчать непонятным говором, что я занимаю слишком много места и если мне сесть, то и для них как раз найдется место. Я резко вскочил, извиняясь себе под нос, осмотрелся — вокруг пустота, приглушенный свет и все те же пассажиры, спокойно спящие. Я взглянул на часы — 5:10. Какая же долгая ночь. Я лег, глубоко вздохнул и снова вырубился.
В восторге от Пермского края через окна электропоездов — Уральские горы, заброшенные одинокие дома, старые постройки в лесах. Я об этом забыл вчера написать. Обидно только, что полкрая было пройдено в абсолютной темноте, а еще большой кусок времени я проспал в электричке до Екатеринбурга — ночь была тяжелая. Уже скучаю по Игорю, Грише и Мише Андреевичу. Как они там, интересно. Проснулся я уже под Екатеринбургом оттого, что не чувствовал левую руку — я на ней спал, она и онемела. Еще и вагон почти не отапливался. Теперь я с насморком.
Я встал, чтобы размяться, и начал ходить из стороны в сторону. В тамбуре через маленькое окошко в следующий вагон я увидел, что по соседству сидит очень много людей, почему же в моем вагоне почти никого нет? Через несколько минут, будто услышав мой вопрос, машинист электропоезда сказал по громкоговорителю:
— Уважаемые пассажиры, вагоны номер четыре и пять не отапливаются, повторяю — не отапливаются.
Вовремя, конечно. Носоглотка уже раздраженно побаливала, а сам нос не дышал, желая взорвать голову от внутреннего давления. Но до Екатеринбурга оставалось всего несколько минут. Там у меня будет пять часов свободного времени на кофе, завтрак, аптеку, прогулки и еще раз кофе.
Чтобы опять не уснуть, я решил все-таки проверить соседние вагоны. Там и правда было тепло, и люди, которых тут было гораздо больше, чувствовали себя хорошо и даже улыбались. В атмосфере чувствовалось наступление выходных и предвкушение отдыха. Я пошел дальше по поезду, заодно зашел посмотреть туалет. Кстати, мало кто знает, но это важно для всех путешественников: в электричках есть туалеты — причем во всех, они находятся в первом и последнем вагонах, такое правило. Конечно, часто эти туалеты сломаны или настолько плохи, что туда зайти просто невозможно, но они есть. Так что пользуйтесь. Тем временем за окнами показался Екатеринбург.
Когда выхожу из электрички, все бегут на вокзал, а я обычно стою несколько минут, чтобы привыкнуть к тому, что фон перестал мелькать.
Вообще я чувствовал себя достаточно хорошо, даже бодро. Особенно после применения по назначению капель для носа. И это несмотря на то, что еще ни одной ночи я не спал больше пяти часов. Но очень нужно было найти кофейню, которая открыта с восьми утра. Я вбил на телефоне «кофе» и ткнул пальцем в первое попавшееся кафе с неплохим рейтингом. Маршрут был составлен по улице Якова Свердлова в сторону центра. Там меня ждала кофейня Simple Coffee, овсянка с вареньем, сырники и собственно сам напиток, ради которого я туда и пришел. И все это за 200 рублей. После этого, запершись в туалете заведения, я перевел дух и сменил пропотевшую после долгой ночи футболку на свежую. Выйдя, отправился исследовать Екатеринбург — столицу Урала.
Максимально широкие улицы без людей — это вкратце о Екатеринбурге.
В этой главе, кажется, уже пришло время объяснить и описать вам то, как познаю новые города именно я, когда впервые приезжаю в них, и даже не важно, прибыл я на несколько часов или на неделю — задачи всегда одинаковые. Я никогда не понимал стремлений большинства посетить главные достопримечательности, сфотографировать самые красивые здания со всех сторон и пообедать в лучших ресторанах из популярных списков модных локальных медиа. Мне отчего-то вечно хочется поставить себя на место жителя этого места, попытаться почувствовать, каково это быть местным, чтобы потом трансформировать образ мышления и поведения под здешнюю атмосферу. Может быть, это своего рода желание помечтать о новом доме, новой земле, о переезде и новой жизни с нуля в незнакомом городе. Но, скорее всего, дело в другом. Как репортажному фотографу мне куда важнее документировать и ловить неподдельные, искренние эмоции окружающих меня людей, пытаться фиксировать реальность и делать срез того вайба, который здесь и сейчас. Конечно, можно это все потреблять из машины, но мой выбор — ноги, в те отрезки времени, когда я не сижу в электричке.
Я понимаю, что, покупая эту книгу, у многих читателей может возникнуть недопонимание. Они увидели обложку, подумали, что внутри будет своего рода путеводитель о том, как, где и когда лучше спать, есть и пить, путешествуя по России на электричках, но, к сожалению, у этих людей ожидания разобьются о реальность. Все, что я здесь пишу, — результат перманентной саморефлексии на тему существования себя в том или ином пространстве ради — как бы это пафосно ни звучало — саморазвития и познания себя через прохожих.
Вот и в Екатеринбурге я просто шастал по улочкам, заворачивал тогда, когда этого хотелось, и заходил во дворы, если издалека они мне казались привлекательными и любопытными. Хотя мог бы фотографировать Ельцин-центр, изучать артефакты времен существования знаменитого свердловского рок-клуба, посетить музей радио — зря, что ли, Попов изобрел передачу сообщений через радиоволны именно здесь.
С виду подобное гуляние может показаться бессмысленным и бестолковым времяпрепровождением, но я в нем нахожу энергию и силу. Хотя стоит понимать, что на подобный досуг все равно нужны внутренние ресурсы, чтобы брать от окружающего мира максимум, особенно когда идешь с фотоаппаратом — ты должен быть всегда сконцентрирован и успевать думать на шаг-два вперед. И вот именно в Екатеринбурге (я все сваливаю на усталость, насморк и недосып) сил на познание уральской жизни совсем не хватало, и в какой-то момент я решил сесть в метро, чтобы доехать до вокзала и уже там ждать новую электричку.
Кстати, вот вам любопытный факт, как бы это сделали в путеводителях по городу. Метрополитен в Екатеринбурге — самый короткий в мире, здесь всего лишь девять станций и тринадцать километров пути. Поговаривают, в оформлении вестибюля участвовал сам Вячеслав Бутусов. Мне лично забавно было сравнить подземные поезда после четырех дней путешествия на электропоездах. Скучно там, конечно, под землей, особенно неинтересно наблюдать за пассажирами. Благо ехать нужно было всего две станции. Так что я вышел на улицу и отправился есть пельмени на привокзальной площади — все-таки это блюдо является чуть ли не визитной карточкой местных. А вдобавок, пока ехал туда, успел прочитать, что город вошел в Книгу рекордов Гиннесса по потреблению майонеза. Так что выбирать, чем обедать, не приходилось, но тут меня настигла неудача.
Сижу в кафе «Пельменная» у вокзала в ожидании электрички на Тюмень. Передо мной разогретые в микроволновке макароны с кетчупом и котлета. Я вообще пельмени хотел, но в «Пельменной» они закончились, как и майонез. По телевизору жена Петросяна (я забыл ее имя) рассказывает что-то про пенсионный возраст. Большую часть времени она хлопает широко раскрытыми глазами, уставившись в зал. Зал же смеется. Монолог я почти не слышал, потому что на улице стоял солдат и пел под гитару бардовские песни. Больше всего запомнился вот этот отрывок:
«…И расписание судьбы не поменять уже,
Я остаюсь в живых, лишь потому что есть любовь,
Она давным-давно на ПМЖ в моей душе»[2].
В «Пельменной», конечно, было очень уютно и даже аутентично, но на перрон уже выставили электричку на Ощепково, до которого придется мчать четыре с половиной часа, а там будет ждать сопряженный по расписанию электропоезд на Тюмень — еще два с половиной часа. Купив билеты, воду и какие-то булки, я зашел в поезд, который, к моему удивлению, был плотно забит (хотя большинство сошли через пару остановок — видимо, там дачи), и поехал дальше на восток.
Границу между Европой и Азией я почувствовал физически — теперь в электричках не мягкие кресла, а деревянные потертые скамьи. И наконец-то люди стали более разговорчивые. Узнал от деда в кепке, что у него простуда, а детективы — лучший жанр литературы. Молодой парень рассказал, что едет в Тюмень, но сам не знает зачем. Я примерно так же себя чувствую. Но самой разговорчивой стала 43-летняя дама из Ишима (она родилась там, так-то она из Екатеринбурга), которая преподает в УПИ, недавно купила в центре двушку, а сестру ее зовут Надей — она психолог. Из этого описания понятно, что она рассказала мне вообще все о себе, кроме имени. Как раз она на простуду деда в кепке сказала: «Как говорится, все наши болезни в паспорте написаны». И громко засмеялась. Я не понял, в чем шутка, и расстроился.
Тетя в Екатеринбурге очень долго говорила, что психология — это главное в жизни. И вообще, если ты журналист, то обязательно должен отучиться восемь лет на психолога. Она понимала, о чем говорит, у нее же сестра — психолог, и она всегда подмечала, как Надя по-другому считывала людей. Эта тетя меня поразила до глубины души, потому что она вроде бы говорила со мной, но постоянно смотрела куда-то вбок, ей просто хотелось поговорить, а мне хотелось послушать. И мы наконец нашли друг друга, наши желания идеально сложились в небольшой, но законченный пазл.
Вообще не знаю, что она там высматривала. Удивительно, но после Екатеринбурга пейзаж за окном безумно скучный, он, можно сказать, нулевой. Это просто лес без изъянов и откровений. И вроде бы я понимал, что лес может быть красивым, он должен быть красивым, но этот не был, причем зритель я непривередливый, мне не на что жаловаться, но в этот семичасовой перегон до Тюмени я прям поник. Спасали разговорчивые соседи. Поэтому, если вы захотите начать путешествие на электричках именно с Екатеринбурга, езжайте в другую сторону — в Пермский край через горы, лишь бы светло было.
Неразрешимая проблема состоит в том, что ежедневно я пропускаю кучу хороших фотографий. Они просто пролетают за окном мимо меня. Если я вижу что-то необычное, я просто не успеваю поднять фотоаппарат и снять это. Поэтому периодически я стою в тамбуре и смотрю на пейзажи через фотоаппарат, выжидая. В голове красивых снимков накопилось уже больше, чем я отснял. Не знаю, что с этим делать. Меня это сильно угнетает.
Фактически, путешествуя на поездах (это больше касается именно электричек, потому что они ползут медленнее и вообще не шибко торопливы), вы можете научиться замедлять время. Никакой магии, лишь познание механизмов работы мозга. Вообще ведь в литературе, кино, анимации тема поездов достаточно популярна, особенно этот троп, когда железнодорожный состав бежит по кругу или не имеет конечной точки. И это я говорю не только о популярных вещах, как «Москва — Петушки» или «Желтая стрела», которые я упоминал выше. Есть комикс и фильм «Сквозь снег» или прекрасный мультсериал «Бесконечный поезд», в которых самый базовый сеттинг первоначально задается примерно одинаково.
Так вот, именно в поездах у любого пассажира появляется чувство проживания момента вне времени, как бы в вакууме, — и это самое приятное ощущение, от которого и отталкивается та самая мистическая романтика железнодорожных путешествий. И именно тогда, когда поезд мчится, за окном мелькают деревья и дороги, а ты сидишь на одном месте, мозг начинает обманывать сам себя, предполагая, что время течет быстрее, равняясь со скоростью состава. И вот вроде бы прошел час, сменились несколько раз пассажиры, ты смотришь на часы — а там стрелки почти не сдвинулись с места, как и ты со своего. Стоит ли писать о том, что эти четыре дня путешествия казались мне мучительно долгими? Как минимум неделя должна была пройти. И так всегда с этим временем в электричках. Единственная проблема — не каждый умеет использовать это свойство себе на благо. Тут нужны долгие тренировки, чтобы не сойти с ума от резкой скуки, которая будет плавно перетекать в рутину.
Поэтому если вы периодически просыпаетесь в поту от осознания того, что еще недавно вы ходили в школу, а сегодня уже надо сводить на работе дебет с кредитом, и вообще «как же быстро бежит время», смело прыгайте на первую попавшуюся электричку и просто сидите — время само замедлится, и станет гораздо легче. Проверено.
Ночь проведу в Тюмени. Здесь у меня большой перевалочный пункт.
Когда я планировал это путешествие, мне хотелось чаще встречаться с местными, узнавать города и поселки через их опыт, но на клич в «Фейсбуке» тогда откликнулись мало людей. Одной из первых была близкая подруга Аня, она посоветовала написать ее знакомой из Тюмени Алине, которая жила там вместе с сестрой. Алина сразу с радостью согласилась показать мне город и заодно предложила ночлег, о котором я думал еще с первого дня, когда искал в темноте гостиницу «Империя».
Как только я высадился у вокзала Тюмени, я направился на остановку, чтобы там запрыгнуть в автобус номер 25 — девушки жили на окраине города. Так что пока я около часа ехал до этого района через все центральные улицы, было ощущение, что весь город я уже успел посмотреть. Алина дружелюбно встретила меня на остановке «Восточный 2» и проводила до своего жилья.
Каким же наслаждением тогда показался душ, первый за четыре дня. Несколько минут я просто стоял под струями горячей воды и обтекал, пытаясь запомнить этот кайф надолго. Я бросил рюкзак (наконец-то спина отдохнет), переоделся и предложил Алине погулять по центру и поужинать. В тот вечер все, что происходило со мной, делалось с таким удовольствием, словно я только что вышел из леса после месячного похода. С еще более великим восторгом тогда я уснул на чудесной кровати с высокими подушками.
День 5. Перевалочный
ТЮМЕНЬ — ИШИМ 18:37–23:18
Сегодня я проснулся в тепле и на мягкой кровати с головной болью. То ли от забитого носа, то ли от пива — ночью наконец-то смог за все дни немножко перевести дух, погулять без тяжеленного рюкзака, выспаться и сходить в душ. С утра схожу, пожалуй, еще два раза. На всякий случай. Футболка начала пахнуть трупами. Жалко ее выкидывать — она со мной столько пережила. В Тюмени у меня первый из двух перевалочных пунктов. Электричка на Ишим всего одна, поэтому приходится ее ждать почти сутки.
Я спал около десяти часов и впервые проснулся не от надоедливого звука будильника. Кажется, переночевать в квартире у незнакомых людей было правильным решением. Провинциальные гостиницы на тот момент вызывали лишь отторжение. Чтобы не быть уж совсем назойливым, после душа я быстро собрался, поблагодарил хозяек за гостеприимство, выпил чаю и поехал в центр познавать город уже при свете дня и моим привычным способом — без прогулок через все основные достопримечательности.
Тогда, стоя на остановке и ожидая маршрутку в город, я подметил, что улыбаюсь — это и есть то самое бытовое счастье, для которого не нужно масштабных действий и великих свершений. Мне просто нужно было выспаться и помыться, вот и все. Ровно это настроение я пронес сквозь всю Тюмень, заряжая, как мне казалось, всех прохожих, продавцов и водителей. Вот мужчина стоит и торгует кукурузой, которой он целиком забил багажник своей тонированной «девятки» — я порадовал его и купил парочку початков, хотя потом выкинул (он этого, конечно, не видел), они все-таки были несваренные, а таскать с собой лишний вес не было возможности. А вот женщина сидит и щелкает семечки на скамейке недалеко от фонтана. Сзади нее забор, на котором начерчена огромная зеленая стрелка, показывающая фактически на нее. Я сфотографировал эту композицию, женщина заметила и улыбнулась — я подмигнул в ответ. Абсолютно логично после этого я встретил огромный мусорный бак, на котором четыре раза белой краской было написано «Успех».
Здесь все очень медленно. Люди, светофоры, автобусы — вообще все. В Тюмени просто некуда торопиться. Как только вчера я начинал идти в привычном мне темпе, девушка, которая приютила меня, несколько раз повторяла: «Куда ты несешься. Это же Тюмень».
Тюмень — уютный и ламповый город, в котором о провинциальности напоминает лишь общий темп существования. Это же все-таки нефтегазовая столица России, поэтому тут все красиво, ухоженно и иногда даже богато. Особенно впечатляет облагороженная пешеходная набережная реки Тура и мост влюбленных, соединяющий два берега. Здесь в любое время очень много отдыхающих, но, кстати, именно в темное время суток общая подсветка создает особую атмосферу. Кстати, накануне отправления в это самое путешествие я читал новости в поисках каких-то интересных подробностей о городах, через которые будут проезжать. И вот 30 августа много разных СМИ написали о том, что как раз на набережной реки Туры вместо замены подсветки временно использовали наклейки с изображением лампочек.
Единственный электропоезд (так звучит гораздо солиднее) на Ишим был заявлен как экспресс. Ну, то есть это обычная электричка: не нужен паспорт для билета, цена та же, но останавливается очень редко. Скучный, в общем, поезд. Все такие правильные здесь, спят только сидя.
Темнело очень быстро, но яркий искусственный свет мерцал белыми лампами. Обычно освещение в электричках — вещь вторичная. То есть, конечно, если на улице темно, освещаться вагоны будут, но таким тусклым, почти оранжевым светом, от которого глаза так слипаются, что веки невозможно поднять. В этом же экспрессе фонари звенели ярче, чем на столбах за окном. Снаружи закат вперемешку с облаками превращался в краснеющую прерывистую линию, словно лепестки. Отчего складывалось ощущение, что поезд на всех парах бежит от горящей земли, сам при том горит целиком и безнадежно.
Точно помню, что включил тогда песню «Поезд в огне» сначала в исполнении Бориса Гребенщикова, а потом и концертный кавер группы Billy’s Band. Билли Новик, ударяя пальцами по струнам контрабаса, хрипел:
Мы ведем войну уже семьдесят лет,
Нас учили, что жизнь — это бой,
Но, по новым данным разведки,
Мы воевали сами с собой.
Из всех прилежных пассажиров в вагоне выбивались только трое.
Мужчина с пятнами то ли грязи от копоти, то ли крови на лице вставал каждые пять минут и ходил из стороны в сторону. Что с ним — он не рассказывал. Да и не смог бы физически. Только тяжело дышал и просил воды. В тот момент, когда меня начало тянуть в сон, рядом со мной села дама в настолько выбивающемся из реальности пальто черно-желтого цвета, что у меня начало рябить в глазах и кружиться голова. Спать я сразу перехотел.
Но больше всего запомнилась милейшая бабуля в фиолетовом платке и аналогичных шлепках. Она примерно час сидела, смотрела в одну точку и не двигалась. Я начал подумывать, не умерла ли она и, может, ее надо толкнуть для проверки. Внезапно бабуля зашуршала чем-то в своей сумке, достала целлофановый пакет и убрала в него вставную челюсть. Этот факт сильно удивил. Хотя, если бы у меня были вставные зубы, я бы их тоже в целлофановый пакет прятал — куда ж еще. Без зубов бабуля стала еще милее и начала готовиться ко сну. Но тут ее ждала подстава. Видно, что она привыкла размещаться на длинных скамейках, а тут она сидела в начале вагона — скамья там на треть короче. Она вертелась примерно двадцать минут, пытаясь найти приемлемую позу. Выбрала, как мне показалось, не самую удобную, но уснула. Посмотрел вокруг — все давно уже спят. Долго думал о том, какие у меня будут эмоции, когда увижу Байкал. Уснул.
Проснулся в момент, когда внезапно на телефоне появилась связь — начали сыпаться сообщения, а я почему-то забыл по привычке отключить звук. Вообще чем дальше от Москвы, тем реже в пути появлялась связь, особенно интернет — 3G или LTE. Тут, видимо, мы проезжали мимо какого-то населенного пункта, связь поднялась на пару минут и снова пропала. Ответить никому я не имел возможности, но зато мог почитать сообщения и новости.
Залип на сообщении моего старого знакомого со времен университета Антона. Он написал: «Ты убил мечту у всех. Если кто-то так же поедет на Байкал — скажут, Абан так уже делал; а если куда-то поближе на электричках — скажут, что Абан до Байкала ездил, а ты как сыкуха всего на две тысячи километров. Ты отнял будущее у нас, твоей аудитории».
Конечно, он написал это в шутку, но я задумался над этим сообщением до самого Ишима. С одной стороны, в этом есть доля правды. Но, если честно, это не такое путешествие из разряда пакетных, когда турагентства предлагают людям одни и те же маршруты, действия, экскурсии. Хотя если смотреть строго на форму, то именно так мое путешествие и выглядит. Но человек, захотевший повторить подобный трип, может взять точно такой же маршрут и точно такой же тайминг, но он точно получит абсолютно другие эмоции. То, что эмоционально наполняет мои поездки, — уникально и эксклюзивно. Базис путешествия до Байкала не в самих электричках или архитектуре вокзалов, а в рассказах пассажиров, курьезных ситуациях и собственном опыте познания окружающего мира. А оно будет всегда разным.
С другой стороны, не проехав даже половины, я уже начал думать о том, смогу ли я повторить эту поездку сам. И примерно сразу же я ответил себе, что смогу. Может, это будет через десять лет, может, возьму кого-то с собой, может, поеду в обратном направлении — от Байкала до Москвы. Но повторить точно надо будет, так что, по идее, эта книга должна как раз вдохновлять на подобные сумасшествия, а не позиционировать себя в формате «Вот я смог, а вы сидите в своих офисах и даже мечтать нормально не умеете». Тем временем электричка остановилась в Ишиме.
На Ишим мы шли с такой скоростью, что писать в блокнот на ходу было почти невозможно. Поэтому пишу я это, сидя в зале ожидания на вокзале станции. Как всегда, в основном среди бомжей, но здесь они более воспитанные — в штаны не писают. Не то что Миша Андреевич из Шали. Да и как-то неприлично будет, красивый же вокзал, даже автомат с зерновым капучино есть.
Капучино в пластиковом стаканчике с пластиковой палочкой для размешивания, кстати, был вполне себе пристойный. В Ишиме по расписанию ожидала очередная трудная ночь. В этих землях до сих пор почему-то не отменили ночное железнодорожное сообщение, поэтому было решено здесь сэкономить на гостинице и попробовать выспаться в электричке. Нужно было лишь подождать пару часов.
Ишим, несмотря на свой скромный размер, считается любопытным городом для локального туризма с точки зрения архитектуры и достопримечательностей. Тут, например, детство провел поэт и драматург Петр Ершов. В основном он известен тем, что стал автором сказки «Конек-Горбунок». Поэтому именно в Ишиме находится единственный музей Ершова с памятником. А еще можно провернуть небольшую топонимическую забавность: отталкиваясь от правды (от сквера «Ишимской правды»), доехать на автобусе до мечты (торгового центра «Мечта»). Делать этого я, конечно же, не стал — времени мало. Так что я просто ходил по привокзальной площади, периодически заходя на вокзал проведать пассажиров, которые так же, как и я, ожидали электричку на Называевскую.
Сам день был не очень продуктивным, но вот через полтора часа начнутся приключения. Первые в моей жизни ночные электрички, в наших широтах таких давно уже нет. Надеюсь, скамьи будут мягкими — хочется поспать нормально. Так что я поехал прочь (в сторону Омска) на ночной электричке.
День 6
ИШИМ — НАЗЫВАЕВСКАЯ 1:07–4:33 (+1 ЧАС)
НАЗЫВАЕВСКАЯ — ОМСК 6:00–8:30
ОМСК — ТАТАРСКАЯ 13:37–16:40 (ЕЩЕ +1 ЧАС)
Небольшой толпой мы вошли в остывшую за вечер электричку, печка уже была включена на полную мощность, из-за чего весь состав традиционно дрожал в ожидании отправления. Тряслись вместе с вагоном и все пассажиры. Я быстро надул подушку, уже без всякой скромности и поглядывания по сторонам лег бочком, ровно прислонившись к спинке лавочки. Почему-то именно в тот момент, в час ночи, мне впервые захотелось посмотреть не только внутрь себя, копошась в эмоциях и неожиданных инсайтах, но и понять, как я вообще выгляжу после всех этих сумбурных ночевок.
Просить соседей по поезду сфотографировать меня было бы как-то странно, поэтому я достал свой фотоаппарат, поставил на соседнюю лавку и включил таймер, притворившись спящим. Ну вот чего я хотел увидеть на этой фотографии? Какого-то нового, просветленного человека, светящегося от познания себя и мира через эксперименты? На кадре был обычный провинциальный забулдыга-работяга, который в очередное рабочее утро совершает привычные будничные действия: проснулся еще до рассвета, собрал вещи и поехал на электричке в соседний город на заработки — в Ишиме же особо не заработаешь. В общем ассимиляция прошла быстро и успешно. Значит ли это, что приключения закончились и дальше будут стандартные поездки?
Нет. Скамейки в ночной электричке на Называевскую мягкими не оказались. Пришлось спать на деревянной — теперь синяк на бедре. Сразу выбрал самую удобную позу и уснул как убитый. Для кого делают ночные электрички, я так и не понял.
Мы вышли на Называевской. Здесь пришлось провести полтора часа, пока не подали новую электричку, которая уже добросила до Омска. Часы снова перевелись еще на один час. Этому явлению я уже перестал удивляться совсем и не следил за часовыми поясами. Психологически время с каждым днем постепенно все сильнее замедлялось, но физически сутки становились короче. В этот день, например, часы перестроятся два раза — утром и ближе к ночи. Получается, в сутках 22 часа. Звучит как проклятие для паникующего работника, пытающегося успеть сделать все задачи перед дедлайном.
Выкинув грязную одежду в урну (надоело носить с собой пропотевшие и грязные футболки с носками), я наконец выдохнул, финально осознав, что приключения действительно закончились. Дальше по расписанию электрички будут ходить все реже, а сцепленных по времени составов будет все меньше. Странных бессонных ночей больше не ожидалось — везде были забронированы неплохие хостелы, гостиницы и прочие места для ночлежек. Так что на шестой день я смог расслабиться и смириться — экватор был как будто уже пройден. По крайней мере, я четко понимал, что обратного пути уже нет. Эта мысль, кстати, не сразу дала мне вдохновение — сначала я погрузился в дикое уныние, хотя, вполне вероятно, это чувство я просто спутал с тотальным недосыпом. Если все теперь будет просто, понятно и даже рутинно, то зачем тогда это путешествие? Захотелось обнять кого-то и выговориться, но на станции морально поддержать меня мог только памятник паровозу Л-1080.
Почему вообще у вокзалов постоянно ставят такие памятники? Решил подумать об этом позже. Тогда меня волновал вопрос «Почему я путешествую один?» — нужно было сначала разобраться с этим. Как-то слишком много вопросов объяли меня на Называевской.
«Человек, даже очень хороший, всегда слаб, если он один. Он нуждается в опоре, в чем-то таком, что сделает его существование осмысленным. Ему нужно увидеть отблеск высшей гармонии во всем, что он делает. В том, что он изо дня в день видит вокруг»
[3], — прочитал я на днях у Пелевина.
Допустим. В тот момент, наверное, желание увидеть Байкал делало существование более осмысленным. Где-то здесь же скрывался ответ и на самый первый вопрос о том, зачем вообще это путешествие без приключений. Надо было стараться не забывать и каждый раз возвращать в голову то, ради чего все это было затеяно.
Хотя, выискивая самое удобное место в электричке на Омск, я все-таки смог признаться себе, что Байкал — это всего лишь конечная точка. Озеро не являлось первопричиной путешествия и никогда не становилось жизнеобразующей мечтой. Если бы мне очень нужно было увидеть именно Байкал, можно было бы на самолет сесть или на поезд — получилось бы даже дешевле, чего уж скрывать. Все-таки я поехал не ради достижения конечной цели, я двигался ради самого пути. И в этом пути гораздо больше открытий, чем в достижении последней точки. И уж если я, как герой этого рассказа, должен был по всем правилам повествования найти сокровище, то найду я его не на Байкале, а в самом себе, может быть, даже не сразу, а через месяц после путешествия — не важно. Ради этого на самом деле все и было задумано. И именно поэтому я решил поехать один. Это моя мечта, моя рефлексия, мой опыт. И только будучи в одиночестве и с самим собой, как губка для мытья посуды, хоть и очень грязная и сотню раз использованная, не отвлекаясь на родных попутчиков, я мог впитывать мир вокруг себя и через этот мир поглощать концентрированный экстракт, меняя себя до неузнаваемости.
И, конечно, сам путь всегда важнее финала. Так же как процесс лично для меня куда интереснее результата.
Очень приятно здесь встречать рассвет. Как бы банально это ни звучало. Кондукторы зевают и медленно проверяют билеты, поезд так неторопливо едет до Омска, и вокруг все оживает.