– Я постараюсь, чтобы так и было. Если вы доберетесь с нами до Пиренеев, я с помощью местной сети переправлю Мари через горы, а затем на паром. Но пересечь горы вместе с ней я смогу лишь в самом крайнем случае. У меня здесь слишком много дел.

Элен прикрыла рот рукой, не желая, чтобы Джек видел смешанные чувства, охватившие ее. Она радовалась, что у Мари появился шанс ускользнуть от немцев, и в то же время ее мучила разлука с сестрами.

– Это будет опасное путешествие, – сказал Джек. – Уверены, что выдержите его?

– Уверена.

– Хорошо. Думаю, лучше всего, если мы отправимся под видом супружеской пары, а Мари отведем роль вашей матери. У вас есть форма медсестры. Если вы поедете в ней, это привлечет внимание к вам, а не к Мари и не ко мне.

– А фальшивые документы?

– Это я устрою. Я знаю, местные жители поначалу настороженно относились к секретарю мэрии Паскалю Жиро, но ему можно доверять. Он оформит разрешение на поездку.

Думая о предложении, Элен заглянула к себе в душу. Об отказе от поездки не было и речи, однако ее ладони стали липкими от пота. Появилась дрожь во всем теле. Элиза и Флоранс сейчас находились не в лучшем состоянии, но при всем нежелании расставаться с ними ей придется это сделать.

– Нам понадобится машина, – сказал Джек. – Вы ведь умеете водить?

– Конечно. Я попрошу отца Виктора одолжить нам его голубой пикап.

– Прекрасно. Мы поведем машину по очереди. Мари пусть себе отдыхает на заднем сиденье. Если по пути нас остановят и заставят выйти, нужно будет лишь сказать, что она ваша мать. По легенде, мы навещали родных, а сейчас возвращаемся на запад и везем с собой мотоцикл.

Элен чувствовала, как ее разрывает на части. Сейчас, когда бушевала война, люди старались не уезжать далеко от дома, а планируемая поездка будет гораздо длиннее, чем съездить на день в Сарла.

– Я знаю, у вас получится, – сказал Джек, догадываясь о ее мыслях.

– Вы всерьез так думаете? – спросила Элен, сгибая и разгибая пальцы.

– Разумеется.

– А мои сестры?

– С ними все будет в порядке. Они уже взрослые и сильнее, чем вы думаете. Верьте в них, Элен.

Она отогнала страх. События разворачивались совсем не так, как ей хотелось бы, но она приказала себе не раскисать и спокойно принимать все это.

– Вы готовы?

– Готова.

– Лишнего с собой не берите. Вполне достаточно смены белья. Мало ли вдруг придется оставить машину? Тогда чем меньше на себе несешь, тем лучше.

– Оставить машину? Почему?

– По разным причинам. Главным образом из-за отсутствия бензина. И вот еще что… – Джек сделал паузу. – Хочу, чтобы вы знали заранее: никаких гарантий я не даю. Вся наша затея может провалиться.

Элен сдавило грудь. Ей стало трудно дышать.

– Элен, у вас получится, – успокоил ее Джек и взял за руки.

Ей показалось, что она стоит так целую вечность, ни о чем не думая, а только дышит и ощущает, как Джек держит ее за руки.

– Да, – более решительно произнесла Элен. – Конечно, у меня получится. Обязательно получится.

– Где-то за три дня до отъезда вам нужно залечь на дно. Вас не должны видеть на работе и в деревне. Вы же иногда посещаете больных на дому?

– Да. Я езжу к лежачим больным. Бывает, мое отсутствие длится несколько дней. Так что это несложно устроить.

– Нужно все обставить так, чтобы вы покинули деревню за несколько дней до исчезновения Мари, чтобы вас и ее не заподозрили в сговоре.

Глава 45

На следующий день ранним утром Элен зашла в полицейский участок к Лео – узнать, можно ли от него позвонить. Оттуда она отправилась к Уго и изложила ему план спасения Мари, который требовал немало времени для осуществления. Врач горячо пожал ей руку:

– Ради спасения Мари я согласен на что угодно.

После этого они с Флоранс отправились искать заброшенный дом, о котором говорила Инес. Женщина уверяла, что он находится неподалеку от деревни, глубоко в лесу, однако они шли почти час, а дом так и не появлялся. У Элен отяжелели ноги. На душе становилось все мрачнее, но этот дом обязательно нужно найти сегодня. Если сестрам на время ее отсутствия понадобится где-то укрыться, заброшенный дом будет наилучшим местом. Найти его оказалось не так-то просто, но в конце концов они наткнулись на высокие кусты и деревья, скрывавшие покинутое жилье.

– Похож на дом, куда шла Красная Шапочка, – сказала Флоранс, когда сестры пробрались через кусты и впервые его увидели.

– А может, и не похож, – со смехом возразила Флоранс.

– Посмотрим, нет ли бабушки внутри.

Элен отперла и открыла дверь. Ветер, проникший вместе с ними, поднял облачко пыли, закружившейся в солнечных лучах. Дом был небольшим, но уютным. Как в любом месте, где никто не живет, здесь успела появиться плесень. На первом этаже находились кухня и тесная гостиная. Сестры поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж, где обнаружили еще две комнаты. Выйдя на задний двор, они увидели выносную уборную и сарай.

– Такое ощущение, будто это место застыло во времени, – сказала Элен.

– Это у тебя. А я чувствую, что в нем по-прежнему живут люди.

– У меня не столько воображения, – ответила Элен, беря сестру за руку. – Когда Элиза окрепнет, своди ее сюда.

– Свожу, если только снова найду дорогу, – захихикала Флоранс. – Я думала, что мы окончательно заблудились и заснем в этом лесу на целых сто лет.

– Согласна, что это превосходное место встречи для партизан? Или для вас с Элизой. И никаких волков поблизости.

Пока Элен запирала дверь, Флоранс осмотрела запущенный сад, после чего сестры двинулись в обратный путь.

Ощущения, вызванные пустым домом, в котором остались невидимые следы обитателей, заставили Элен вспомнить эпизоды собственной жизни. Тем более что Флоранс, погруженная в свои мысли, не отвлекала ее разговорами.

Элен вспоминала годы, предшествующие рождению Флоранс. Тогда родители много смеялись, водили ее с Элизой в парк, качали на качелях под крики: «Выше, выше!» Летом они ездили на море, обычно в Девон – в Хоуп-Коув или на залив Ланнакомб. Иногда родители возили дочерей на полуостров Розленд в Корнуолле. Элен припомнились необычные выходные в Брайтоне. Тогда мать улыбалась, пела и бегала вместе с ними по песку. То было драгоценное, волшебное время, поэтому, когда отец отдалился от семьи, у Элен это вызвало замешательство и злость. Она долго перебирала свои поступки, силясь понять, в чем провинилась перед отцом.

Когда Элен исполнилось одиннадцать, ее и Элизу отдали в небольшую частную школу неподалеку от их ричмондского дома. Это время вспоминалось ей как годы одиночества. Внимание матери было поглощено Флоранс, а отец все чаще куда-то уезжал по делам. Счастливая пора в жизни Элен и Элизы закончилась.

Мать словно потеряла искорку жизни и уже не прощала старшим дочерям их шалости и проступки. А их дом становился все мрачнее. Элен быстро усвоила: стены и мебель – это еще не дом… Она закрыла глаза, вновь пытаясь вызвать картины счастливого прошлого, но оно, подобно птичкам колибри, куда-то ускользало.

Интересно, что сказал бы отец, если бы увидел ее сейчас. В детстве он часто ей повторял: «Учеба на собственных ошибках – лучший способ преуспеть в жизни». Если веришь в себя, нет ничего невозможного. Если упала – поднимись и иди дальше. Гордился бы отец ею, воздал бы должное ее силе и мужеству, похвалил бы ее способность заботиться о сестрах и готовность помочь Мари?

К появлению на свет Флоранс Элен отнеслась без восторга. В детстве ей нравилось доводить малышку до слез: она ее щипала и дергала за волосы. Несколько раз даже молилась, чтобы Флоранс куда-нибудь исчезла или умерла. Но Флоранс смотрела на старшую сестру с таким восхищением и восторгом, что Элен охватывала ненависть к себе. Однажды на улице Флоранс сбил велосипедист. Элен бросилась на помощь. Ее сердце громко колотилось от страха, что младшая сестра умрет. К счастью, травма оказалась несерьезной, но происшествие заставило Элен задуматься о своем отношении к Флоранс. Она поняла, что завидует младшей сестре, однако та ни в чем не виновата. После этого происшествия Элен поклялась себе, что будет любить Флоранс.

И теперь им предстояло расстаться. Она так любила Флоранс, что разлука вызывала физическую боль.

– О чем задумалась? – спросила у нее сестра. – Совсем в себя ушла.

– Прости. Я думала о Мари. И о прошлом. Удивительно, что прошлое не забывается и не умирает.



Через три дня Элен простилась с сестрами. Флоранс повисла у нее на шее и не хотела отпускать. Элиза ободряюще похлопывала ее по спине. Когда Флоранс разжала руки, Элен увидела, что та беззвучно плачет.

– Дорогая, вы великолепно проживете это время без меня, – начала Элен, и у нее дрогнул голос, но она взяла себя в руки и продолжила: – Честное слово. Вот увидите.

Флоранс шмыгнула носом, вытирая лицо рукавом:

– Дело не в этом.

– А в чем?

– Я за тебя боюсь.

– Дорогая, мы уже столько говорили об этом. Я же буду не одна, а с Джеком. Вы оглянуться не успеете, как я вернусь. Джек свое дело знает. А теперь, – Элен прищурилась, удерживая слезы, – обещайте, что будете заботиться друг о друге.

Обе сестры кивнули.

– Удачи! – прошептала Элиза. – Держись. У тебя все получится, и ты спокойно вернешься домой. Ты нам нужна.

У Элен зашлось сердце.

– Не думала услышать от тебя такое, – с улыбкой призналась она.

Элиза качнула головой. «Нет конца чудесам», – говорил ее взгляд.

Элен взяла рюкзак, повернулась и стремительно вышла, чтобы сестры не заметили, как тяжело у нее на душе.

Озираясь по сторонам, она быстро миновала деревню. Еще не начало светать. На улице – никого, но осторожность не бывает чрезмерной. У задней двери клиники ее уже ждал голубой пикап. Только сейчас она по-настоящему поняла реальность происходящего. Открыв заднюю дверь, она прошла через клинику в дом Уго.

В коридоре она увидела Мари, рыдающую на груди мужа. Услышав шаги Элен, она повернулась.

– Я не могу его оставить, – всхлипывала Мари. – Скажи ему. Мы тридцать пять лет прожили вместе. Я не хочу расставаться с Уго.

– Не волнуйся, я выдержу, – ответил доктор, гладя ее по волосам.

Судя по глазам Мари, она не поверила ни одному его слову.

– Мари, вам надо ехать, – сказала Элен. – Выбор у вас невелик: спасаться бегством или попасть в лапы к нацистам. В первом случае у вас появляется шанс уцелеть.

– Зачем мне этот шанс без Уго? Что будет с ним, когда они узнают, что я исчезла? Почему нам нельзя уехать вдвоем?

– Если Уго поедет с вами, немцы почуют неладное и мигом пустятся в погоню. А так он скажет, что ничего не знал о вашей затее. Уверена, что капитан Мейер его поддержит. Думаю, капитан подтвердит, что Уго сам ошеломлен вашим исчезновением.

Просить Мейера о помощи было рискованно, однако наутро после встречи с Джеком Элен позвонила капитану. О плане она, естественно, не сказала ни слова. Речь шла только о просьбе поддержать доктора, поскольку ей необходимо проведать больную родственницу, живущую на побережье.

После этого Элен залегла на дно. Все выглядело так, словно она уехала тремя днями раньше Мари. Уго поддержал легенду, объясняя причину ее отсутствия пациентам и всем, кто спрашивал. Одновременно Мари постоянно находилась на виду, помогая мужу вместо уехавшей медсестры. Элен надеялась, что, как только в деревне узнают об исчезновении Мари, капитан поймет, о чем на самом деле его просила медсестра, и ему не останется иного, как подтвердить слова Уго.

И вот настал четвертый день. Пора отправляться в путь. Послезавтра нацисты явятся проверять наличие у Мари документов, подтверждающих ее арийское происхождение. Однако к тому времени Мари будет уже далеко.

Элен смотрела на Мари, судорожно цеплявшуюся за мужа. Эта женщина с самого начала по-матерински отнеслась к ней и сестрам. Как только могло существовать в мире столь чудовищное зло, если хорошие, ни в чем не повинные люди должны спасаться бегством? Как Гитлер сумел внушить многомиллионному народу, что преследование евреев и тех, у кого еврейские корни, – это благое, нужное дело? Такое просто не укладывалось в голове, и тем не менее в этой реальности они жили.

Она видела, как сильно возбужден и испуган Уго, хотя ради Мари он и пытался скрыть свои чувства.

Мари повернулась к Элен, перевела дыхание и подняла с пола свою совсем небольшую сумку.

– Встречаемся с Джеком возле пикапа. Ключи у него.

Супруги Маршан с невыразимой любовью и душевной мукой посмотрели друг на друга, затем Мари ободряюще улыбнулась и покинула дом.

Элен еще раз взглянула на Уго, с лица которого сразу же исчезла напускная бравада.

– Не тревожьтесь, – сказала ему Элен, поцеловав в обе щеки. – Мы позаботимся о Мари. Обещаю.

Выйдя, она увидела, как Джек помогает Мари забраться в пикап. Элен заглянула внутрь фургончика, плотно набитого запасными колесами и различными автомобильными приспособлениями. Там же разместился и мотоцикл, за которым Джек устроил место для Мари. Она молча села. Глаза у нее были сухими.

– Заранее прошу прощения. Запах здесь не самый приятный. Машинное масло. Если что-то понадобится, постучите в перегородку.

Джек закрыл багажную дверцу, обошел вокруг и сел на водительское сиденье. Элен уселась рядом.

– Готовы? – спросил он, коснувшись ее руки.

– Готова, – ответила Элен.

Его внимание к мелочам и обаяние действовали успокаивающе, и она улыбнулась вопреки своим страхам.

Джек завел мотор. Пикап выехал из деревни. Небо по-прежнему оставалось темным. Главное теперь – отъехать как можно дальше от Сент-Сесиль, двигаясь по проселочным дорогам и держась вдали от городов, занятых нацистами. Сначала в сторону Бержерака, но без заезда в город, поскольку там находился немецкий гарнизон. Джек свернул на запад, и пикап затрясло на пыльных сельских дорогах. Первоначально они собирались углубиться на юг и лишь потом повернуть на запад, однако сейчас ехали в направлении Бордо. Это было опаснее, зато позволяло сэкономить время. В Бордо находился Progandastaffel – дивизион пропаганды, не только отвечавший за пропаганду, но и контролировавший французскую прессу. Там же, в порту, была стоянка подводных лодок, а неподалеку – лагерь для интернированных Мериньяк-Бо-Дезер. Нужно объехать стороной и Гюрс – концлагерь вблизи По, где содержались преимущественно евреи и те, кого вишистское правительство сочло неблагонадежными.

По соображениям безопасности было решено еще на подъезде к Бордо свернуть на юг и двигаться к Пиренеям. Мари была уже немолода. Ее заранее предупредили, что горный переход в Испанию окажется утомительным. Однако маршрут был проверенным. Им уже воспользовались сотни французов, английские и американские летчики, а также евреи, бегущие из Франции. Всем помогали объединения местных жителей, которые кормили и прятали беглецов, сами рискуя быть схваченными. Элен старалась не думать о том, как Мари выдержит переход, особенно после того, как Джек сообщил об участившихся засадах и возросшем числе жертв среди беглецов.

В первые часы путешествия дороги были практически свободны. Встречные машины попадались редко, что позволяло поговорить. Джек понимал, насколько Элен страшно, и старался отвлекать ее разговорами.

– А чем вы занимались до войны? – поинтересовалась Элен, когда они ехали по одной из пустых дорог.

Джек надул щеки:

– Вы не поверите, но я был архитектором-реставратором. Работал преимущественно в Лондоне, но приходилось выезжать в Бат, Челтнем и другие места.

– После войны вернетесь к прежней профессии?

– Не знаю. Мне всегда хотелось быть фермером. Овцы, молочное хозяйство. Может, фрукты выращивать.

– Так почему не пошли по этой стезе?

– Думаю, поддался соблазну достичь чего-то большего.

– Ну а теперь, когда кончится весь этот кошмар?

– Могу вернуться в Девон и осесть там. А у вас какие планы?

– Наша родина здесь.

– А когда кто-то из вас или все три намерены выйти замуж?

Элен почесала в затылке:

– Об этом я пока не думаю. Мне нравится думать, что мы так и будем жить втроем, хотя жизнь, конечно же, внесет свои поправки. Как говорят, там видно будет.

– Назад в Англию не тянет?

– Кто знает? – Элен пожала плечами и повернулась к окну, чтобы Джек не увидел ее пылающих щек, поскольку воображение рисовало ей жизнь в Англии вместе с ним.

Под вечер они сделали первую остановку. Жан-Мишель Пуатье, деревенский священник, накормил их и устроил на ночлег. Мари разместили в доме, а Джека и Элен – в сарае, поскольку они выдавали себя за супружескую пару. Дом был двухэтажным, с такой крутой крышей, что Элен заподозрила наличие просторного чердака. Священник понравился ей с первого взгляда: высокий, худощавый, с крючковатым носом, вьющимися седыми волосами и необычайно улыбчивыми синими глазами.

За ужином, состоявшим преимущественно из картошки, священник рассказал, что последние два года помогает беженцам. Один раз его даже арестовали, но затем выпустили. После ужина он вручил Джеку бутылку вина и несколько одеял, а Элен – масляную лампу. Затем священник повел их к сенному сараю, скрытому за тополями.

– Сюда никто не зайдет, – сказал он. – Вы будете в безопасности. Если услышите долгий свист, это я. Основную дверь я запру, но, если вам понадобится выйти, сбоку есть другая.

Он указал на небольшую дверь и вернулся в дом. Войдя в сарай, Элен и Джек увидели в углу старый матрас и перевернутый ящик с двумя кружками и штопором.

– Угостить вас вином, мадам? – Джек взмахнул бутылкой.

Вино они выпили в один присест. Элен чувствовала, что могла бы выпить еще столько же, если не больше.

– Предлагаю выспаться, – сказал Джек.

Он лег на матрас и накрылся одеялом.

Элен последовала его примеру. От близости Джека у нее участилось дыхание, но англичанин почти мгновенно уснул. Ей же не спалось. Желание настоящей близости сделалось невыносимым. Мысли сбились в один ком. Элен приказывала телу не прикасаться к Джеку и в то же время жаждала этого. Потом, уступив своему желанию, она устроилась рядом, наслаждаясь его теплом и вдыхая мужской запах. От Джека пахло потом, вином, табаком. Он повернулся и во сне обнял Элен.

Она проснулась среди ночи, вся в слезах, не зная, чем они вызваны. В груди ощущалась жуткая боль. Ей было тяжело дышать. Казалось, будто внутри собрался целый колодец эмоций и теперь выплескивался наружу. Горе, страх, гнев, отчаяние. Чувства, которые она пыталась обуздать, вырвались из-под контроля и насмехались над ней. «Ха-ха-ха! Думала спрятаться от нас? Не тут-то было!»

Не выдержав, Элен всхлипнула.

– Тсс, – сказал проснувшийся Джек, гладя ее по волосам. – Все будет хорошо.

Элен попыталась ответить, но спазмы в горле мешали говорить.

– Девочка моя, никогда не сдавайтесь.

Элен повернулась к нему. Из окошка в крыше сарая лился тусклый лунный свет, едва освещая лицо Джека.

– Эти же слова мне часто говорил отец, – наконец вернув себе дар речи, сказала она. – Вы их точно повторили.

– Мудрым человеком был ваш отец.

– Иногда я чувствую, что никогда не стану такой, какой должна бы стать, и у меня не будет шанса узнать, в чем мое призвание.

– Из-за войны?

– Да. А потом, меня охватывает чувство вины. Я сознаю свою ничтожность и спрашиваю себя: кто дал мне право печалиться?

– Вы даже не подозреваете, какая вы храбрая.

– Только потому, что поехала с вами и Мари?

– И это тоже. Но главное – то, чем вы занимаетесь изо дня в день, помогая людям.

– Такова моя работа.

– Нет. Меня особенно трогает мужество обыкновенных людей. Способность перед лицом зла сохранять человечность. Это по-настоящему ценно. Никто из нас не знает, с чем мы столкнемся, и тем не менее мы продолжаем оставаться людьми.

– Я думаю об услышанных историях, – вздохнула Элен. – Люди своими глазами видели, как детей, будто скот, загоняли в товарные вагоны. Невинных детей. Это заставляет меня плакать.

– Элен, а чего вы боитесь больше всего? Вы лично?

Их разговор прервало уханье совы. Элен ответила не сразу, думая над вопросом.

– Я боюсь, что меня могут схватить ночью и я уже никогда не увижу сестер.

– Вам нужно активно сражаться со страхом. И не только вам. Всем нам. Страх хорош до тех пор, пока побуждает нас к действиям. Если же он нас парализует, с ним нужно бороться.

Элен снова задумалась. Ненавязчивое сочувствие Джека ободрило ее, и она спросила:

– А вы, Джек, чего боитесь?

– Я боюсь, что нацисты гораздо злее, чем мы думаем. Рано или поздно все это вырвется наружу… Но не попытаться ли нам снова уснуть?

– Сомневаюсь, что у меня это получится.

– Когда мне не спится, я мысленно читаю стихи, которые учил в школе, пока не провалюсь в сон.

– А я себе пою, – засмеялась Элен.

– Так, может, споем вместе? Разумеется, вполголоса.

Элен, как и отец, хорошо пела, но никогда не демонстрировала свой голос и не пела перед малознакомыми людьми. Но сейчас, набрав воздуха, она запела. Джек уже не казался ей малознакомым человеком. Наоборот, в ней крепло ощущение, что она хорошо его знает.

Глава 46

Утром Элен разбудил переполненный мочевой пузырь, требовавший опорожнения. Она осторожно встала, стараясь не потревожить спящего Джека. Из окошка в крыше на его лицо падали лучи утреннего солнца. Невдалеке от матраса Элен заметила металлическое ведро, однако постеснялась им воспользовалась. Она подергала основную дверь сарая, которая, конечно же, была заперта снаружи. Почувствовав себя в западне, Элен досадливо чесала затылок и уже собиралась облегчиться в ведро, но затем вспомнила про боковую дверцу. Она поспешила туда, отодвинула засов и оказалась на полянке, окруженной деревьями. Войдя под их тень, она присела и облегченно вздохнула, радуясь, что так быстро нашла решение.

Встав, она подняла руки над головой и неспешно втянула в себя прохладный утренний воздух. Она огляделась вокруг, наслаждаясь мирным пейзажем. Вдали слышался шум просыпавшейся деревни: лаяли собаки, перекликались дети, стрекотал мотоцикл. Было так приятно слышать успокаивающие звуки обычной жизни. Она послушала еще немного. И что теперь? Будить Джека или идти в дом священника, где их, возможно, ждет завтрак? Элен выбрала второй вариант. Внутри ее еще сохранялось тепло ночи, проведенной рядом с Джеком. Но она не знала, как он себя поведет, когда проснется. В мозгу кружились слова, которые она могла бы произнести. Поблагодарить его за то, что согласился вызволить Мари? Или просто спросить, хорошо ли ему спалось? А может, просто разбудить, сделав бесстрастное лицо?

Огибая сарай, Элен увидела Мари. Та с улыбкой пожелала ей доброго утра и добавила:

– Я уже шла отпирать вас.

– Я вышла через боковую дверь. Джек еще спит.

– Иди в дом, а я разбужу его.

Элен прошла через двор, где с десяток тощих кур копались в сухой земле. Неподалеку на пятачке пожелтевшей травы паслась привязанная к столбу коза. Повернув дверную ручку, Элен попала в просторную кухню, какие обычно встретишь в усадебных домах. Даже пол здесь был традиционным, выложенным из красных плиток. Расторопная служанка священника приготовила кофе. Когда Элен входила, женщина доставала из духовки противень. В кухне витал запах выпечки, дыма, табака и вина.

– Как вкусно пахнет, – сказала Элен.

Потолок был низким. С его закопченных балок свешивались медные кастрюли, сковороды и прочая утварь. Напротив плиты Элен увидела большой круглый каменный очаг, где не было ни дров, ни золы. Служанка молча кивнула ей, налила чашку кофе и положила на тарелку пару испеченных булочек.

– Спасибо. Завтрак только для меня?

– Для вас, вашего мужа и вашей подруги.

В этот момент вернулась Мари, а с ней заспанный Джек. Он тер глаза, еще не успев причесаться, но зато улыбался во весь рот.

– Доброе утро, – пробормотал Джек, потрепав Элен по плечу.

Она улыбнулась, ловя на себе взгляды Мари и служанки.

За завтраком говорили мало. Когда Мари высказала желание прогуляться и размять ноги, Элен с удовольствием к ней присоединилась.

Они прошли на полянку за сараем и дальше, где солнце, проникая сквозь листву, рисовало на траве движущиеся узоры. Шли молча. Под ногами пружинила земля, хрустели прутики и сухие листья папоротника. Пахло землей и новой порослью. Листва на дубах была пока ярко-зеленой, а небо в просветах между деревьями – голубым и безоблачным. Пройдя еще немного, они услышали шум ручья и шелест травы под ветром. Остановившись, обе наслаждались утром, стараясь не думать о том, что ждало их впереди.

– Пора возвращаться, – нарушила молчание Мари.

– Жаль, что нельзя здесь остаться.

– Идем, – заторопилась Мари, коснувшись руки Элен.

Ветер усилился. В листве порхали птицы. Вокруг росли громадные папоротники и белые цветки.

– Вы никому не говорили? – спросила Элен, когда они возвращались к дому священника.

– Уго, разумеется, знал. Он с самого начала уговаривал меня отправиться в Англию или Америку. Это я отказывалась, утверждая, что мы пересидим.

– А что случилось с вашими родными?

– Ты же знаешь, я родилась не в Перигоре. Как и твоя подруга Виолетта, я парижанка. Когда мы с Уго поженились, я переехала к нему.

– А ваша семья осталась в Париже?

– Да. Родители и младший брат Жак. Мама, как и я, никогда не была ортодоксальной еврейкой. Отец у меня католик. Он работал зубным врачом.

– Где они сейчас?

Мари печально покачала головой:

– Депортированы в самом начале войны.

– Как это ужасно.

– Я сама не знала. Спасибо моей старой школьной подруге. Она написала и сообщила. Даже это было рискованным. Если бы письмо перехватили, боши узнали бы и обо мне.

– И все-таки они докопались. Каким образом?

– Не знаю. – Мари опять покачала головой. – Мои родители уже в преклонном возрасте, а у мамы и до войны было слабое здоровье. У нее больные легкие. Поездка в жутком товарном вагоне, где людей везут, как скот, могла быстро ее доконать.

– А ваши отец и брат?

– Оба сильные. Брат так и не женился, что избавило его от лишних тревог. Он присматривал за родителями, хотя на его месте должна была быть я. – (Элен взяла ее за руку.) – Но мы слушаем новости из Англии. Разумеется, тайком. Там говорят такое… Ум отказывается понимать.

– Значит, вы думаете, что…

– Да. Боюсь, все трое уже мертвы. У меня сердце разрывается при мысли, что с дорогими мне людьми обошлись как с отбросами. Ты знаешь, что немцы сравнивают евреев с насекомыми-паразитами?

Элен покачала головой:

– Надо верить в лучшее будущее. Когда-нибудь весь этот кошмар останется позади.

Мари тяжело вздохнула:

– Мне так не хотелось расставаться с Уго. Без него я чувствую себя невероятно одинокой.

– Сейчас главное – переправить вас в безопасное место. Уверена, Уго будет терпеливо дожидаться вашего возвращения.

Элен брела, глядя под ноги и думая об Уго, а потому не заметила шедшего навстречу Джека.

– Пора трогаться в путь! – крикнул он женщинам.

Элен подняла голову. Джек улыбнулся. Ей показалось, что в сердце вспыхнул свет.

– Возле кухни есть уборная и умывальная. Только прошу не задерживаться. Священник сообщил мне, где искать следующий тайный приют.

Элен нравилась эта собранность Джека и умение сосредоточиваться на текущих делах. Пообещав не задерживаться, они с Мари отправились в умывальную.

Вскоре пикап покинул дом священника. Бóльшую часть дня они ехали молча. Так проходил час за часом. Фургон ритмично покачивало на извилистых проселочных дорогах, что убаюкивающе действовало на Элен. Она думала над словами Мари о депортированных родителях. Потом ей вспомнился эпизод из детства, связанный с ее матерью.

Ей тогда не было и одиннадцати. Как-то Клодетта ставила в вазу цветы, собранные в саду их ричмондского дома. Элен спросила, можно ли взять алую розу, которую она намеревалась вдеть себе в волосы. Услышав просьбу, мать повернулась и странно улыбнулась:

– Зачем тебе? У тебя слишком тонкие волосы. Цветок не будет держаться.

– Я прикреплю его заколкой.

– Из свиного уха шелковый кошелек не сошьешь, – засмеялась Клодетта. – Ступай, дорогая, и больше не приставай ко мне с глупыми просьбами.

Элен ушла в сад качаться на качелях. Где-то через час туда прибежала Флоранс, в волосах которой алела красивая роза. Элен в ярости качнула качели как можно выше, а затем спрыгнула. Сиденье по инерции качнулось обратно и ударило малышку Флоранс по голове. Потрясенная содеянным, Элен в ужасе застыла.

На крик Флоранс из дома прибежала Клодетта. Быстро поняв суть случившегося, она накинулась на Элен.

– Ах ты, злобная сучка! – прошипела мать. – Иди к себе в комнату и не смей выходить! Я все расскажу отцу.

Плачущая Элен поплелась в дом. Она совсем не хотела делать сестренке больно. Это была инстинктивная реакция на мелкую материнскую жестокость. Когда отец зашел к ней в комнату, Элен выложила ему все как было. Отец погладил ее по голове и сказал, что не стоило придавать значение словам матери, но вымещать свою злость на Флоранс – некрасиво.

– О чем задумались? – спросил Джек, нарушив ее воспоминания. – Вы как будто не здесь.

– Вспоминала кое-что.

– Что именно?

– Детство. У меня тогда частенько бывали конфликты с матерью.

– А у кого из нас их не было? – засмеялся Джек.

– Но почему так происходит?

– Понятия не имею, – пожал он плечами. – Мама меня очень любила, но иногда ее опека становилась чрезмерной.

– Я бы не возражала против такой опеки.

– Еще как возражали бы, если бы знали мою дорогую мамочку.

Элен засмеялась и повернулась к нему, но лицо Джека вдруг сделалось мрачным.

– Гляньте-ка вперед. Не знаю, удастся ли мне заблаговременно свернуть с дороги.

Элен посмотрела и почувствовала, как ей будто обручем сдавило голову.

Глава 47

Ее сердце колотилось все быстрее. Элен резко втянула воздух. До немецкого блок-поста оставалось каких-то двести метров, но немцы пока не видели голубого пикапа: его загораживали трактор, автомобиль и телега с сеном. Элен огляделась по сторонам, стараясь увидеть хоть какую-то дорогу, куда можно свернуть. У Джека напрягся подбородок, а так – ни малейших признаков страха. Он плавно нажал на тормоза, всматриваясь в отрезок дороги. Трактор впереди двигался медленно, что было им на руку, поскольку отвлекало внимание немцев. Те кричали, поторапливая его. Первым к блок-посту приблизился автомобиль, кажется немецкий. Впрочем, нет, судя по тому, как немцы бесцеремонно вытаскивали оттуда пассажиров.

– Будем молиться, чтобы они нас не остановили, – сказал Джек.

Элен казалось, что стук ее сердца слышен на всю кабину. Она вертела головой вправо и влево. Чем ближе было препятствие, тем с большей решимостью Элен старалась найти поворот. И нашла.

– Джек, смотрите! Быстро сворачивайте вправо. Там проселок. Вероятно, подъезд к какому-нибудь дому. Только сейчас увидела. Раньше деревья мешали.

– Точно. – Джек мгновенно свернул на проселок. – Какой узкий. Будем надеяться, он не окажется тупиком.

– Нет, это подъезд к дому. Как вы думаете, они успели нас заметить?

Звук приближающейся машины заставил Элен напрячься всем телом. Ее нервы были на пределе. Неужели машина тоже свернула в проезд и теперь едет за ними? Они с Джеком оба превратились в слух.

– Кажется, пронесло, – прошептала Элен, обрадовавшись, что машина поехала не за ними, а по направлению к заставе.

– Мы не так уж далеко от Бордо, но до той конспиративной квартиры нам теперь не добраться.

Проселочная дорога постоянно сужалась. Убедившись, что за ними нет погони, Элен вздохнула с облегчением. На этот раз они чудом увернулись от немцев, однако рано или поздно их могут остановить на другой заставе. Через какое-то время проселок вывел их к перекрестку. Недолго думая, Джек пожал плечами и свернул налево. Темнело, но включать фары он не решался.

– Надо делать привал, – сказала Элен. – Завтра сверимся с картой, хотя эти узенькие дорожки вряд ли там отмечены. В темноте нам все равно не понять, в каком направлении мы едем.

Джек скорчил гримасу, но заглушил мотор.

– Нам придется спать в пикапе.

– Если хотите, можете составить компанию Мари, а я как-нибудь устроюсь здесь.

– А не стоит ли сначала найти место для менее заметной стоянки? Я вылезу и поищу.

Элен выбралась наружу и отправилась на поиски. Вернувшись, она сообщила, что нашла подходящее место. Джек послушно повел пикап в указанном направлении и оказался возле ворот, ведущих в поле. Элен открыла ворота. Джек въехал на поле и остановился за цепочкой высоких деревьев.

– Отсюда нас почти не видно, – сказала Элен.

– Откройте заднюю дверь. Как там наша Мари? Вдруг ее организм требует облегчения?

Элен открыла заднюю дверь. Лицо Мари было бледным. Элен протянула ей руку, помогая выбраться наружу.

– Как вы? – спросила Элен.

– Ноги затекли, и все тело болит от неудобной позы. Вдобавок, когда Джек резко свернул, я расплескала воду. Я не поняла, что там случилось? За нами гнались?

– Нет. На дороге была немецкая застава, но мы в последний момент свернули.

– И где мы теперь?

Элен покачала головой:

– Попробуем разобраться утром. Я принесу вам воды. Спать сегодня придется в машине.

– Я жутко проголодалась. У нас осталось что-нибудь из еды?

– Боюсь, нет.

К ним подошел Джек:

– Прошу прощения, но возникла необходимость свернуть с намеченного маршрута и проехаться по живописным местам. Вам там не слишком тесно?

– Нет. Но перво-наперво мне требуется облегчиться.

– Природа к вашим услугам. – Джек махнул рукой в сторону кустов.

Пока Мари отсутствовала, Элен сказала Джеку, что попробует выспаться на переднем сиденье.

– Боюсь замкнутых пространств. В кабине хотя бы окна есть.

– Вы все равно ничего не увидите. Еще немного, и совсем стемнеет.

– Лучше темные окна, чем металлическая коробка.

– Я не возражаю. – Джек почесал в затылке. – Только сходите за одеялами.

Элен отправилась за одеялами. К этому времени вернулась Мари.

– Вы совсем бледная. Не волнуйтесь, все будет хорошо.

– Это пройдет. Увидимся утром. Только, пожалуйста, не запирайте заднюю дверь. Так, на всякий случай.

– Конечно. Не запрем.

Элен поцеловала Мари в обе щеки и пожелала спокойной ночи.

Однако заснуть на сиденье пикапа оказалось делом непростым. Элен и в кровати никогда не засыпала быстро. Сейчас она извертелась, безуспешно пытаясь найти приемлемую позу. Под конец Джек не выдержал:

– Послушайте, я умею спать в любом положении. Даже стоя. Почему бы вам не положить голову мне на колени? Так будет удобнее. Попробуйте.

Он натянул свое одеяло до подбородка. Элен изогнулась. Лежать в таком положении тоже было не совсем удобно, но это позволяло расслабить затекшие мышцы шеи. С тех самых пор, как она увидела немецкую заставу, у нее болела голова. Возможность преклонить голову возымела благотворное действие, даже если другие части тела Элен утыкались в жесткие внутренности кабины. И снова ее успокоила близость Джека и тепло его тела. В окно кабины было видно ночное небо, усеянное звездами. Элен начала расслабляться. Сердце билось все ровнее. Постепенно стал уходить страх. Все будет хорошо. Поза, в какой полулежала Элен, не располагала к непринужденной беседе, да и Джек явно хотел спать. Поэтому она лежала молча и не заметила, как уснула.

Ее разбудил стук в окошко. После секундного замешательства Элен вспомнила, где находится. Она подняла голову, села и увидела, что Джек уже проснулся и смотрит в окно. Возле кабины стоял темноволосый мальчуган и смотрел на них.

Джек опустил стекло и поздоровался. Мальчуган улыбнулся и открыл дверцу. На вид ему было лет семь. Элен хотела спросить, как его зовут, но пес, до этого спокойно стоявший рядом с ребенком, вдруг истерично залаял. Элен выбралась наружу и открыла заднюю дверь. Мари исчезла.

– Где она? – встревожилась Элен.

– Надеюсь, где-то поблизости.

Элен огляделась. Какое замечательное утро! Солнечное, полное свежего прохладного воздуха. В поле, где они заночевали, буйствовали цветы. Возле пикапа бродили козы. Джек поглаживал пса, который прекратил лаять и теперь вилял хвостом.

– Paul! Paul! Petit déjeuner![37] – послышался женский голос.

– Твоя мама? – спросила Элен, глядя на приближавшуюся женщину.

– Да, – ответил Поль.

Женщина с вьющимися волосами соломенного цвета застыла в паре метров от пикапа.