Кэрол Кирквуд

Под луной Греции

Carol Kirkwood

UNDER A GREEK MOON

First published by HarperCollinsPublishers 2021 under the title UNDER A GREEK MOON

Copyright © Carol Kirkwood 2021

Translation © Eksmo Publishing 2023, translated under licence from HarperCollinsPublishers Ltd. Carol Kirkwood asserts the moral right to be acknowledged as the author of this work.

Перевод с английского Юлии Бугровой

Иллюстрация на обложке Катерины Киланянц

Во внутреннем оформлении использована иллюстрация:

© Berkah Visual / Shutterstock.com

Используется по лицензии от Shutterstock.com



© Бугрова Ю., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *



Дональду и Стиву, которые всегда слушали и были рядом


Пролог

Молодая женщина смотрела на море из комнаты, дававшей хороший обзор главной улочки маленького острова Итос. Со своего наблюдательного пункта она видела суматоху гавани, но жаркое полуденное солнце и толпы отдыхающих, которые прибыли сюда с Крита и Родоса и толпились на узких улочках, ее не донимали.

Скромная комната была обставлена в традиционном греческом стиле: терракотовая плитка на полу, простая кровать, сосновый комод, белоснежные простыни, оконные ставни. Легкий ветерок приподнял тонкую тюлевую занавеску – она упала девушке на плечи, подобно вуали, и снова обмякла.

Внизу вдоль пристани выстроились лодки. Рыбаки перебрасывались приветствиями, двигаясь в ритме, унаследованном от предков. Швартовались, вытягивали сети, перегружали драгоценный груз сардин и скумбрии с судна на берег. Девушка наслаждалась этим зрелищем. Ей казалось, здесь ничего не менялось веками.

Потом она отвернулась от окна, застегнула молнию уже упакованного рюкзачка и в последний раз оглядела комнату.

Увидев лежавшую рядом открытку, она взяла ее и перечитала слова, которые знала наизусть:



Надежда есть всегда. У нас есть мечты. Не жди меня…



Она перевернула открытку: на обороте был запечатлен Итос – греческая островная идиллия, вечно меняющаяся и неизменная, с белоснежными пляжами и сапфировым морем, мощеными улочками с традиционными домиками и скалистыми холмами в глубине.

Вздохнув, она положила уже ненужную открытку на комод. Хранить ее дальше не было смысла. Слова врезались ей в память – она никогда их не забудет. На каменной лестнице, ведущей в комнату, послышались шаги. В дверь постучали. Девушка бросила последний взгляд на открытку и повернулась к двери.

Часть первая

Глава первая

Лос-Анджелес, сентябрь 2000 г.

Шона Джексон надела темные очки, хотя в них не было необходимости, потому что ранний утренний свет едва проникал в окна международного аэропорта Лос-Анджелеса. Она посмотрела на часы, ей не терпелось забрать багаж и сесть в лимузин, который отвезет ее домой. «Домой, – подумала она, – сколько противоречивых чувств в этом слове». Она только что прилетела из Ирландии, которая уже много лет не была ее домом, но, как гласит старая поговорка, девушку можно вывезти из Эннискреа…

Порой, как, например, сегодня, она чувствовала себя в Лос-Анджелесе самозванкой. Как будто Шона Джексон, отмеченная наградами актриса, вдова маститого режиссера Дэна Джексона, была мошенницей и в любой момент ее могли лишить «Золотого глобуса» и «Эмми» и турнуть назад в Эннискреа – такой исход, несомненно, обрадовал бы мать.

Она поежилась. А вдруг это изморось и туман западного побережья Ирландии пробрали ее до костей или в сердце еще остался осколочек льда, который не могла растопить даже нарастающая жара Калифорнии? Будь здесь отец, он бы поделился с ней своим неиссякаемым оптимизмом. Он бы сказал: «Ну же, Шона, выше нос – радость и счастье под каждым камнем мостовой, нужно лишь приглядеться». Но его рядом не было, а она, при своем богатстве и всех атрибутах славы, не могла отгородиться от унижений и страданий.

О Дэн, ну зачем ты так со мной?

Шона окинула взглядом зону выдачи багажа сквозь солнцезащитные очки «Шанель», желая понять, не узнал ли ее кто-нибудь. Прежде она улыбалась бы и раздавала автографы, но сегодня использовала все ухищрения голливудских мегазвезд, чтобы остаться незамеченной: последней вышла из самолета, ограничилась минимальным багажом, огненно-рыжие волосы спрятала под широкополой шляпой, а зеленые глаза – за темными очками и путешествовала под своей девичьей фамилией, Шона О’Брайен, на случай если после просмотра списка пассажиров кто-нибудь стукнет папарацци. Общения с ними ей хватило до конца дней. Она была потрясена внезапной смертью мужа, а теперь еще фотографы донимали ее, впав в массовый психоз из-за известия о том, что он ей изменял и прижил сына от другой женщины. И как будто самой утраты было мало, ей пришлось мириться с тем, что любовница продает свою историю направо и налево, предавая огласке все грязные секреты. Жизнь Шоны превратилась в нескончаемый кошмар.

А в Ирландии все оказалось еще хуже…



Когда она вышла из самолета в аэропорту Шэннон, ощущение было такое, что время остановилось. Ни папарацци, притаившихся в засаде, ни любопытных взглядов вслед. Таксист, который вез ее в опрятный белый коттедж родителей, болтал всю дорогу, не подозревая о том, что пассажирка – знаменитость. Как будто она снова стала Шоной О’Брайен и никогда не покидала Эннискреа.

И волна недовольства, когда она вместе с чемоданами переступила порог, тоже была как в старые добрые времена. Она знала, что мать будет крайне раздосадована тем, что она явилась без предупреждения, но это был единственный способ застать ее врасплох и получить ответы.

– Ты ненадолго?

– Если это проблема, мамочка, я всегда могу поехать в отель.

– Я не говорила, что это проблема, – фыркнула мать. – Просто я не ждала тебя.

– Твое письмо меня встревожило. Я полетела первым же рейсом.

– Что ж, папа будет рад тебя видеть.

Судя по тону, матери было все равно.

– Что с ним? – Шона понизила голос на случай, если папа был где-то в пределах слышимости, хотя тогда он наверняка подошел бы к двери, чтобы поздороваться. – Из твоего письма у меня сложилось впечатление, что дело серьезное. Я теряюсь в догадках и вся извелась. Почему ты всегда напускаешь такого тумана?

Шона знала почему: это была форма контроля, способ обуздать обмен информацией между дочерью и мужем.

– Я полагала, у тебя и так забот хватает, с этим скандалом во всех новостях. – Губы матери скривились, от уголков рта побежали морщины, похожие на кожицу чернослива. – Как эта особа вообще посмела объявиться, и где – на поминках! Я не могу отделаться от мысли, какое же это благо, что у вас нет детей. Какой позор… Что, должно быть, подумал священник, увидев бумаги? Я надеюсь, ты извинилась перед ним. А твой муж… Я с трудом смотрела в глаза отцу Шону. Останься ты в Эннискреа, этого бы не случилось.

Шона знала, что спорить бессмысленно.

– Где папа?

– Он прилег. Скоро проснется. Я поставлю чайник, а ты пока приведи себя в порядок.

Шона знала, что ответов от матери можно не ждать, пока она не будет готова, и потому потащила чемоданы по узкой лестнице в свою старую мансардную комнату, откуда вдалеке виднелось море. Это был не тот панорамный вид на восходы и закаты Тихого океана, какой бывает в Калифорнии, но все же от видов Эннискреа, где ливни и солнечный свет, мешаясь, расцвечивали небо радугой, и не одной, а сразу двумя или тремя, захватывало дух. В детстве она могла любоваться ими бесконечно и звала папу, чтобы тот пришел посмотреть. Ей вспомнилось, как он качал ее на коленях и рассказывал истории о лепреконах – озорных человечках, которые прячут горшочки с золотом у конца радуги, где их никто никогда не найдет.

– А для счастья, конечно же, не нужны ни радуги, ни горшочки с золотом, – говорил он ей.

Шона отвернулась от окна, ее глаза были затуманены слезами. В такси по дороге сюда она крепилась духом, готовя себя к любым новостям, которые утаивала мать, но здесь, окруженная детскими воспоминаниями, она, похоже, утратила всю свою решимость. Вместо того чтобы идти вниз, она стояла, оглядывая маленькую спальню под крышей. Казалось, все тут осталось почти таким же, как в детстве. Старая одежда исчезла из шкафов и ящиков, но ее любимые романы и школьные тетради по-прежнему теснились на полках. Шона открыла шкаф, и при виде драгоценной коллекции старых выпусков «Фотоплей» ее глаза загорелись. В то время как девочки ее возраста зачитывались «Джеки» и «Семнадцать», чьи страницы пестрели фотографиями Дэвида Кэссиди и Дэвида Соула, Шона тратила скудные карманные деньги на старые издания библии киноманов, предпочитая упиваться голливудскими сплетнями минувших дней. Она потянулась, вынула наугад журнал из стопки и, вглядываясь в фотографию, бессознательно скопировала всеамериканскую улыбку Грейс Келли, запечатленную на обложке выпуска 1956 года. Полистав пожелтевшие, потрепанные страницы, она снова перечитала «Нерассказанную историю» Грейс. Все было так, как ей помнилось: никаких откровений, только стандартная биографическая информация на момент выпуска и фото из «Высшего общества», в котором она снималась с Бингом Кросби.

Голливудская легенда, ставшая княгиней, всегда была кумиром Шоны. Подростком она ненавидела свою рыжую шевелюру, мечтала быть блондинкой и такой же красавицей, как Грейс. Шоне потребовались годы, чтобы принять свою внешность, несмотря на то что Дэн называл ее «прерафаэлитской дриадой» и убеждал не осветлять волосы. По иронии судьбы, после того как она вернулась к своему естественному цвету и природной бледности, понимая, что это выделяет ее среди перманентных загаров и подтяжек Лос-Анджелеса, Дэн изменил ей.

Шона поморщилась. Она решила больше не мучить себя воспоминаниями о муже. Вместо этого она мысленно сосредоточилась на своем кумире и том вечере, когда они встретились. Воспоминание запечатлелось в ее сознании – грациозное рукопожатие, очаровательная улыбка. Тем вечером было еще много всего, что навсегда врезалось ей в память. Обещание. Нежность. Мечта, которой не дано стать явью. «Ты ни на кого не похожа, Шона…»

Вот если бы Грейс была жива и у них была возможность узнать друг друга лучше, какой совет она дала бы Шоне в ее нынешней ситуации? «Улыбайтесь и делайте вид, будто вам все равно, дорогая».

Совет хороший, но невыполнимый. Особенно учитывая, что внизу ждала мать с известием, ради которого Шона проделала весь этот путь. Теперь эта перспектива внушала ей такой ужас, что хотелось убежать или спрятаться, как будто до тех пор, пока правда о состоянии папы будет оставаться несказанной, она не будет реальной и можно представлять его таким, каким он был раньше.

Готовясь спуститься вниз, Шона взяла себя в руки, снова накрасилась и после этого закрыла дверь комнаты, где хранились ее старые вещи и юношеские мечты.



В день, когда хоронили отца, погода была типично ирландской – смесь солнца и дождя. Прощальная речь патера Брендана была проникнута мягким юмором и теплом, как то и полагается на панихиде по давнему прихожанину. Церковь была битком набита его старыми друзьями и коллегами, местными знакомыми и случайными людьми, которых никто никогда не узнаёт, но они появляются на всех похоронах в приходе обычно ради последующего бесплатного чая и бутербродов.

Когда отца опускали в могилу, мать, рыдая, прильнула к Шоне, вся ее внешняя раздражительность разом исчезла. Подыскивая слова утешения, Шона чувствовала себя ребенком, вынужденным играть роль взрослого. Она была в полной растерянности и отчаянно нуждалась в том, чтобы ее сильная и бескомпромиссная мать взяла инициативу на себя, вместо того чтобы искать поддержки у нее.

У могилы Шона прочитала отрывок из любимого отцовского стихотворения «Он жаждет небесного плаща» У. Б. Йейтса. Когда она дошла до строчки «Ступай по ним легко, мои ты топчешь грезы», ее голос дрогнул – в памяти возник музыкальный голос отца, когда он читал ей это в детстве. Шона мобилизовала все свои актерские способности и молилась о том, чтобы строка прозвучала достойно. Когда в небе вспыхнула радуга, она восприняла это как подтверждение того, что отец был доволен.

* * *

Когда лимузин съехал с автострады и свернул на Норт-Ноул-драйв, мысли Шоны резко вернулись к настоящему. Ее квартира в пентхаусе находилась не в самой престижной части Беверли-Хиллз, но она купила ее на гонорар за первый голливудский фильм «Только самые смелые». Роль жены ветерана Вьетнама, страдающего параличом нижних конечностей, принесла ей номинацию на «Эмми» за лучшую женскую роль второго плана и дала толчок карьере. Возможно, поэтому квартира имела для нее сентиментальную ценность и она не захотела расстаться с ней даже после того, как они с Дэном переехали в растянувшийся вдоль побережья особняк в Малибу. Шона оправдывала это тем, что из квартиры удобнее добираться до студий, но на самом деле ей нравилось иметь убежище, в котором она могла укрыться, – то, что Вирджиния Вульф называла «своей комнатой».

Когда Шона вышла из лимузина и оказалась в вестибюле, она сразу почувствовала себя спокойнее и собраннее. Да, сейчас это был дом, и как хорошо было сюда вернуться.

Глава вторая

– Шона, ты дома!

После сна с восемнадцатичасовым джетлагом Шона вышла на балкон, спасаясь от настойчиво мигающего индикатора автоответчика. Не успела она окинуть взглядом холмы Западного Голливуда, как к дому подъехал красный «Кадиллак» с открытым верхом, с пассажирского сиденья которого энергично махала рукой Рокси Леннон, ее самая давняя и лучшая подруга. Несколько минут спустя она взбежала по лестнице и оказалась у двери.

Рокси, чей рост в туфлях «Джимми Чу» составлял метр восемьдесят, возвышалась над Шоной, которая была босой и одета просто – в джинсы «Ливайс» и бейсбольную майку с логотипом «Нью-Йорк Янкис». Шона обходилась минимумом косметики, а подруга, как обычно, предпочла более вампирский образ: всклокоченные черные «шипы» были шедевром парикмахерского шика, толстая черная подводка подчеркивала карие глаза, а на губах, сейчас растянутых в счастливой улыбке, была алая помада. В брюках из красного тартана и потрепанной байкерской куртке, она выглядела просто сокрушительно.

– Шона!

Рокси долго и крепко обнимала подругу, а затем отступила и окинула ее внимательным взглядом. Когда-то она говорила с сильным ливерпульским акцентом, но теперь он смягчился калифорнийским выговором.

– Все так плохо, да?

Плечи Шоны поникли.

– Слава богу, ты здесь. Такое ощущение, точно я сошла с ума.

– Брось! Ты самый нормальный человек, которого я знаю.

– Уже нет. Кто это в «Кадиллаке»?

Рокси игриво подмигнула, взяла ее за руку и повела на балкон. С водительского сиденья на них поднял глаза красивый смуглый молодой человек, который выглядел вдвое моложе Рокси.

– Это Марко. Красавчик, да?

Марко дружески помахал в ответ, и Рокси послала ему воздушный поцелуй.

– Он был одной из моих моделей на Неделе моды в Милане. По-английски говорит плохо, зато разбирается в дорожных указателях, если ты понимаешь, о чем я.

Она выразительно повела бровями.

– А что случилось с тем молодым дизайнером, которого ты продвигала? По твоим словам, он тебя обожал и не мог без тебя жить?

Рокси нахмурилась.

– Джейсон Тернер? Слишком много о себе возомнил – захотел, чтобы я сделала ему новый лейбл. Я бы расстаралась, но застукала его, когда он трахал стажерку. Тогда я сказала, чтобы валил на фиг и делал лейбл на собственные деньги.

– Черт, мне жаль.

Несмотря на внешнюю браваду, чувства подруги были явно задеты. Рокси небрежно отмахнулась.

– Таких, как он, – пруд пруди, но у Марко этот номер не пройдет: через пару недель он возвращается в университет, так что времени у нас в обрез, и мы используем его по максимуму, – она озорно усмехнулась. – Ладно, хватит обо мне. Пора нам поговорить, и мне нужно выпить.

– Сухой мартини?

– Ты меня знаешь как никто.



– Вот это я понимаю – прием, – сказала Рокси, когда они уселись в кресла в испанском колониальном стиле, из которых открывался отличный вид. Она со стуком опустила шпильки на низкий столик, сделала глоток вязкой прозрачной жидкости, выудила оливку и сунула ее в рот. – Божественный вкус. Ну, давай, выкладывай.

– А это нормально, что Марко сидит в машине? Может, пригласить его присоединиться к нам?

– Не уходи от темы. Марко в порядке – он слушает саундтрек к следующему шоу Ральфа Лорена. У него показ в Париже. – Она сделала еще глоток, внимательно наблюдая за Шоной. – Ну, как ты? Как дела в Ирландии?

Шона уставилась на виски «Макдоналдс», покрутила бокал, но пить не стала.

– Папы больше нет. На прошлой неделе похоронили.

– О, моя дорогая! – Рокси тут же вскочила с кресла и, присев на корточки рядом с Шоной, крепко обняла ее. – Почему ты мне не позвонила? Ты же знаешь, я бы все бросила и примчалась.

Наконец-то оказавшись рядом с подругой, которой она могла излить душу, Шона не находила слов. Пока она рыдала, Рокси обнимала ее и успокаивала.

– Бедняжка, ну и дерьмовый год у тебя выдался. Как будто того, что пришлось пережить из-за Дэна, оказалось мало.

– Меня просто убивает, что папа незадолго до смерти услышал обо всем этом. Он любил Дэна, должно быть, это разбило ему сердце.

– Тебя он любил больше, ты была его принцессой. Будь у него сил побольше, он бы послал Дэна на все четыре стороны.

Шона поморщилась.

– Прости, дорогая.

– Все в порядке, может, ты и права. Мне просто хочется, чтобы мама не поднимала эту тему. Она все время напоминала мне о том, как сильно я их подвела.

– Господи, да ладно тебе! Две «Эмми», множество наград за сериалы и фильмы, а денег столько, что ей во сне не снилось – на них ты, в частности, купила дом, в котором она живет, и машину, на которой ездит! И твоя мать до сих пор не в состоянии признать, что ты – воплощение успеха? Порой мне кажется, она предпочла бы, чтобы ты выучилась на бухгалтера, вернулась домой и занималась скучной работенкой в Голуэе.

Шона издала смешок, но тут же снова заплакала.

– Тебе когда-нибудь хотелось повернуть время вспять? Вернуться в студенческие годы, когда все только начиналось?

– И жить в общаге в Манчестере? – Рокси иронически вскинула брови. – Боже, кажется, что это было сто лет назад, да? Но в глубине души мы все те же, верно?

Шона задумчиво посмотрела вдаль, где за крышами Лос-Анджелеса виднелась Санта-Моника, и грустно покачала головой.

– За последнюю пару месяцев я изменилась, Рокси. Я не думаю, что когда-нибудь снова стану прежней.

Она отчаянно старалась не раскисать, но всего навалилось слишком много, и потому она крепко зажмурила глаза, чтобы слезы не текли, но не могла их сдержать.

Рокси крепко сжала ее руку.

– Эй, ты прорвешься, слышишь меня? Бывало и похуже.

Шона снова покачала головой.

– Я пообещала себе, что мне никогда больше не будет так больно после…

– Эй, мы тогда преодолели и сейчас прорвемся. Ты не наивная девятнадцатилетняя девчушка, чей мир вот-вот развалится из-за того, что ее кинули. Да, Дэн поступил как скотина, но он тебя любил, это несомненно. А мерзкую жадную сучку, которая в него вцепилась, выброси из головы – для Дэна она ничего не значила. Ты же знаешь, как бывает: страдаешь, учишься и двигаешься дальше – так мы всегда делали.

– Думаешь, я действительно могу после всего этого двинуться дальше? Считаешь, после того лета в Греции у нас это получилось? Нет, что бы мы ни делали, это навсегда останется с нами.

Рокси кивнула, но позиции не сдала.

– Я не говорю, что тебе следует забыть о случившемся, – это не в твоем характере. Фокус в том, чтобы не дать этому съесть себя целиком.

Шона глубоко вздохнула, а затем залпом выпила бокал с виски.

– Эй, ты полегче.

– Не мешай, мне так нужно. – Шона глубоко вздохнула. – Слушай, Рокси, я знаю, что ты права и нужно двигаться дальше. Но я не знаю как. Я имею в виду, что меня ждет дальше?

– А мы сделаем вот как: будем двигаться маленькими шажками. Прямо сейчас тебе нужно сосредоточиться на том, как следующие несколько недель отражать натиск прессы и светской хроники. И помни старую поговорку: сегодняшняя новость забудется завтра. Ты все переживешь, выше голову. – Она помолчала. – И тогда, может быть, нам удастся истребить одного-двух демонов.

– У меня их немало.

– У меня тоже. И мы перебьем их по одному.

Шона кивнула, но ее зеленые глаза смотрели растерянно.

– Мы с тобой против всего мира?

– Вот именно! Как прежде, только на этот раз у нас прикид получше.

Шона невольно улыбнулась, воодушевленная безграничной силой и уверенностью Рокси.

– И ты должна снова включиться в работу, мы не допустим, чтобы какая-то подлая мерзавка лишила тебя самых колоритных ролей, когда все лучшие режиссеры отдали бы правую руку, чтобы получить тебя в свой фильм. А потом… – Рокси посмотрела подруге в глаза, – может, тебе пора вернуться…

– Куда? – спросила Шона, но ее сердце уже знало ответ.

Глава третья

Монако, июнь 1982 г.

Восхитительное средиземноморское солнце согревало плечи, уже покрытые крошечными веснушками, и при мысли о доме Шона улыбнулась. Лето здесь было намного приятнее, чем на западном побережье Ирландии. Папа был бы доволен тем, что она наслаждается жизнью, а вот за маму она бы не поручилась. Мать совершенно ясно дала понять, что на каникулах дочери следует заниматься учебой, а не «шляться». Шона задавалась вопросом, а способна ли вообще ее мать радоваться жизни – настолько сильно та стремилась лишить удовольствий всех вокруг. Она отмахнулась от этой мысли, решив не портить момент. Вот она наконец там, куда мечтала попасть с тех пор, как в детстве посмотрела по старенькому телевизору «Высшее общество» и была очарована манерами и красотой Грейс Келли.

Шона окинула взглядом расположенный на скале Монако-Вилль, выискивая известные достопримечательности: Океанографический музей, княжеский дворец, Дворец правосудия и собор. Монако было таким прекрасным, как ей представлялось, и от одной мысли о том, что на следующем углу она может мельком увидеть саму княгиню Грейс, захватывало дух. Отсюда просматривались белокаменные башенки дворца и терракотовая черепица крыш. Неужели там, за этими холодными каменными стенами, была княгина? Два дня назад Шона совершила паломничество во дворец и выяснила, что в настоящее время августейшее семейство находится в резиденции. Ей даже удалось вытащить Рокси под предлогом того, что они могут столкнуться с молодым плейбоем, князем Альбертом.

Радостно вздохнув, Шона оперлась на перила. Впереди было все лето. Просыпаться солнечным утром и не бояться забыть кардиган или плащ – это было похоже на чудо. А носить шлепанцы изо дня в день – какое же это блаженство.

Она натерпелась ужаса, пробираясь в ботанический сад с туристической группой, прибывшей на автобусе, но открывавшийся отсюда захватывающий вид того стоил. Сколько раз ей придется прочитать «Аве, Мария» в покаяние за то, что проникла без билета? Но Бог ведь не рассердится на нее за то, что она любуется этой залитой солнцем панорамой?

Здешняя атмосфера опьяняла. Кругом, куда ни посмотри, было богатство и роскошь. Шона никогда не видела ничего подобного и, как зачарованная, разглядывала сидящих в кафе и ресторанах гавани красивых людей в потрясающей дизайнерской одежде и со вкусом подобранными дорогими украшениями. Она завидовала гламурным женам, которых сопровождали внимательные мужья в белых брюках и темно-синих эспадрильях, а на спинках их стульев висели блейзеры от Армани. Все, казалось, обедали дарами моря и потягивали красное кампари со льдом. Ей хотелось быть одной из них.

Прискорбный факт состоял в том, что с начала их путешествия прошло всего десять дней, а франки стремительно убывали. В Монако все было очень дорого. Теперь она понимала, почему его называли раем для богатых и знаменитых. Простым смертным, как она, чей бюджет был ограничен, здесь было не место. Они с Рокси экономили изо всех сил: автостопом добрались до Дувра, а потом до Парижа, но на паром, а также на еду, проживание и проезд на автобусе до Монако пришлось раскошелиться. Рокси, при всем своем умении строить грандиозные планы и ливерпульском нахальстве, оказалась порядочной растяпой и даже умудрилась забыть их палатку на автозаправке. Но благодаря ее обходительности и пронырству они добрались до Монако, всю дорогу смеясь и наслаждаясь свободой. Сейчас они обитали в мансарде полуразрушенного хостела недалеко от улицы Бель-Респиро, но скоро даже эта конура им будем не по карману. Если они не найдут способ заработать денег, катастрофы не миновать.

Шона вздохнула, вспомнив утренний разговор с Рокси…



– Ой, башка раскалывается.

Рокси Леннон снова укрылась с головой, хотя был уже почти полдень. Ее черные волосы стояли дыбом, а вокруг покрасневших глаз виднелись следы вчерашней подводки.

– Поделом тебе за то, что шлялась до утра, а потом не давала мне уснуть разговорами о Тьерри.

– Тьерри, Тьерри. Тьерри. О, Шона, он такой классный. Как греческий бог – Зевс или Аполлон? Типа тех чуваков на облаках на картинах эпохи Возрождения. А как целуется… Сногсшибательно.

– А может, он своей божественной силой поможет нам найти работу, а?

– Работу? – Растрепанная голова подруги появилась снова, нос был презрительно сморщен. – Вот зачем ты все портишь?

Шона ухмыльнулась.

– Иначе не получается. И потом, тебе не кажется, что он немного староват для тебя? Ему, должно быть, не меньше сорока.

– Дорогая, – Рокси выразительно закатила глаза, – знала бы ты, сколько преимуществ в знакомстве с опытным мужчиной.

И похлопала ресницами.

Шона рассмеялась и швырнула в нее полотенце.

– Поспрашиваю насчет работы в ресторанчике на углу. У них в окне выставлена табличка. И в отелях рядом с вокзалом.

Рокси высунула из-под белоснежной простыни золотисто-коричневые ноги и хотела вскочить с кровати, но тут же рухнула обратно с похмельным синдромом.

– О боже, кажется, я умираю! Принеси мне круассан или багет… и термоядерный кофе, который здесь все пьют, – простонала она, прикрывая глаза рукой.

– Багет на двоих – это все, что мы можем себе позволить!

Шона сунула ноги в шлепанцы и схватила холщовую сумку.

Сердиться на Рокси было невозможно. Утро замечательное, они вообще-то в Монако, и в крайнем случае всегда можно спать на пляже. Они с Рокси познакомилась в октябре прошлого года, оказавшись соседками в одном из общежитий университета. С первого взгляда Рокси – в коротюсеньких джинсовых шортах поверх полосатых колготок, в замызганной футболке с вырезом на груди, из которого выглядывал черный лифчик, с густо подведенными глазами и кроваво-красной помадой – показалась Шоне воплощением крутости. По сравнению с ней она, в простом шерстяном джемпере и джинсах «Дебенхэмс», чувствовала себя робкой деревенской мышью.

– Меня зовут Рокси.

Она объяснила, что учится на дизайнера.

– Однажды я стану знаменитой, – сообщила она как бы между прочим. – Все великие дизайнеры – отличные портные, поэтому я обязательно приобрету нужные навыки. А ты кем будешь?

Шона помедлила, прежде чем ответить:

– Я собираюсь стать бухгалтером.

Рокси подняла голову над битком набитым чемоданом, который распаковывала, помолчала, глядя на соседку широко раскрытыми от удивления глазами, а потом расхохоталась.

– Ты чего смеешься?

– Ты – бухгалтер? Сроду не подумала бы.

– Что ты имеешь в виду?

Шона тоже рассмеялась.

– С такими рыжими волосами и зелеными глазами ты похожа на картину Рубенса. Тебе нужно быть моделью, или кинозвездой, или кем-то в этом роде, а никак не бухгалтером.

Вскоре Шона пришла к выводу, что подруга была права. Корпя весь день над числами, она не могла отделаться от ощущения, что что-то упускает. К счастью, она стала импровизированной моделью для многих творений Рокси, и в ее гардеробе уменьшилось «Маркса энд Спенсера» и появилось больше «Вивьен Вествуд». Сейчас в Монако она чувствовала, как раскрывается ее истинное «я». Ей казалось, она стоит на пороге чего-то захватывающего.

Глядя на яхты, пришвартованные в порту «Геркулес», Шона покачала головой. Может быть, этот внутренний трепет был навеян ощущением праздника и чувством свободы, возникшим вдали от унылого старого Манчестера?

Если они не найдут работу в ближайшее время, придется возвращаться домой, прежде чем путешествие толком начнется, и той уверенности, какая была сегодня утром, Шона уже не ощущала. Она побывала в гостиницах у вокзала и вдоль железной дороги, где было дешевле, и выяснила, что персонал почти не говорит по-английски, или, по крайней мере, они делали такой вид. Судя по всему, ее скудный французский их не впечатлил. Поняв, что она ищет работу, а не комнату, они качали головами и отмахивались. Ее привычный позитивный настрой ослаб, но она не считала себя побежденной и пришла в сад, чтобы перестроить стратегию.

Подняв сумку, она двинулась по тропинке вниз с холма, вышла из сада и спустилась к порту «Геркулес». Яхты, чьи размеры нередко превышали дом, в котором она выросла, поражали воображение. Выстроившись вдоль понтонов, они манили взгляд, открывая доступ в мир богачей. Женщины с идеальными фигурами в крошечных бикини, которые, должно быть, стоили целое состояние, несмотря на мизерное количество ткани, перемещались с палубы на палубу. Они были явно осведомлены о своем привилегированном положении и щеголяли им, держа в руках хрустальные бокалы с шампанским, которые блестели, как бриллианты на солнце. На задних палубах гости в воздушных палантинах и дизайнерских футболках закусывали, обслуживаемые персоналом в белоснежной или темно-синей униформе. Это был другой мир, который Шоне представлялся невероятно утонченным и притягательным. Такие яхты она видела в фильмах и журналах.

Она обошла оживленную рыночную площадь. При виде красочных прилавков, заваленных ярко-красными спелыми помидорами, глянцевой зеленью салата и сливочно-желтым многообразием сыров, ее желудок заурчал. Накануне она обратила внимание на то, что фрукты с изъянами торговцы отправляют в отбросы, и с самым небрежным видом направилась по проходу позади прилавков к такому сломанному деревянному ящику. Украдкой поглядев по сторонам и убедившись, что никто не смотрит, Шона схватила пару сильно помятых апельсинов и несколько яблок, раздавленных с одной стороны. Торговцам вряд ли удастся их продать, а она за милую душу съест хорошие половинки. Дома никогда ничего не выбрасывали. Сунув добычу в пакетик, который лежал в холщовой сумке, Шона двинулась дальше вдоль прилавков и уже собиралась подобрать довольно потрепанный кочан салата, когда над ее ухом кто-то протяжно произнес:

– Tu as faim?[1]

Она испуганно подняла глаза и с улыбкой пожала плечами, мобилизуя свои школьные познания во французском:

– Un peu[2].

Привлекательная темноволосая женщина смотрела на Шону с веселым любопытством во взгляде.

– Я не делаю ничего плохого. – Она вздернула подбородок, решив не отказываться от обеда из-за чувства ложного стыда. – Это отбросы.

Женщина окинула ее оценивающим взглядом и заговорила по-английски:

– Ты не похожа на нищенку.

– Я нет… просто у меня финансовые затруднения, вот и все… Я ищу работу.

– Среди отбросов?

Шона пожала плечами и криво усмехнулась.

– И какую работу ты ищешь?

– Любую, – сказала Шона. – Я трудолюбивая. Я учусь в университете и работала в баре и горничной, и умею… – Что же она умеет? – Я умею убирать, чистить картошку и печатать… немного.

– А на яхте случалось работать?

Шона раскрыла глаза и помотала головой.

– Нет, но я быстро учусь.

– Как тебя зовут?

– Шона О’Брайен. Я из Ирландии. Из графства Голуэй.

Женщина улыбнулась и похлопала по своей доверху набитой корзине.

– Я Шантель, шеф-повар на яхте «Святая Елена». Сегодня утром у нас сбежал член экипажа, и теперь не хватает рук. – Женщина сделала паузу, пристально разглядывая Шону с головы до ног. – Мне нравится твое лицо, ты вызываешь доверие. – Она улыбнулась. – Если хочешь, пойдем со мной, я устрою тебе собеседование с боссом.

– Правда?

Шона не верила своему счастью.

– Но больше ничем помочь не смогу. Решать будет он.

Она указала на корзину и две сумки у своих ног.

– Мне и с покупками помощь не помешала бы. Viens[3].

Шона тут же подхватила сумки.

– Да, мэм.

Может быть, добрый Боженька все-таки присматривал за ней. За это, без сомнения, ей следовало благодарить маму.

Глава четвертая

Шантель ловко прыгнула на борт, поставила корзину и потянулась за сумками. Шона, обмирая и боясь произнести хоть слово, протянула их. Это была не яхта, а плавучий дворец. Практически круизный лайнер.

– Allons[4], – Шантель преодолела крошечную лесенку и кивнула в сторону трапа. – Это совершенно безопасно.

Шона шагнула вперед, все еще не в силах поверить, что находится на борту яхты в порту «Геркулес» в Монако. Ей не терпелось рассказать об этом Рокси.

– Подожди здесь минутку.

– Хорошо.

Она огляделась и внезапно занервничала. По обеим сторонам шли ступеньки, ведущие на верхние палубы. Перед ней была тенистая зона отдыха с широкими белыми кожаными креслами, обшитыми по краю нарядной темно-синей окантовкой и расставленными вокруг низкого стеклянного столика. Она сразу представила, как ранним вечером здесь собираются гламурные пассажиры в шикарных нарядах, потягивают перед ужином коктейли, а потом сходят на берег и отправляются в один из многочисленных дорогих ресторанов на набережной.

Позади был светлый просторный салон, такой огромный, что она невольно моргнула. Солнечный свет струился сквозь громадные окна по обеим сторонам, освещая полдюжины плюшевых диванов, перемежавшихся глянцевыми деревянными столиками, на которых в идеальном порядке стояли светильники с тяжелыми основаниями. «Сколько человек могут путешествовать на такой яхте? – подумалось ей. – И кто может позволить себе такое судно?» В гавани было много больших яхт, но эта, пожалуй, была самая большая и шикарная.

Сейчас Шоне стало совсем не по себе. Подобный образ жизни и люди, которые его вели, были ей внове. Она косилась в сторону трапа, думая сбежать, прежде чем Шантель вернется с боссом, и тут послышались приближающиеся голоса и легкие шаги. Шона выпрямилась и вздернула подбородок в надежде произвести хорошее впечатление.

На лестнице справа появилась стройная девушка, глубокий золотистый загар оттенял ее платиновые волосы. У нее было крошечное бикини, не дававшее простор воображению, и самые длинные бронзовые ноги – таких Шона никогда не видела. Девушка держалась с естественной уверенностью человека, знающего о том, что весь мир лежит перед ним. Она повернула голову, смеясь мужчине, который остановился на верхней ступеньке, и Шона увидела пару крепких, загорелых, мускулистых ног.

– Пошли, Деметриос. Они вечность будут копаться. А мы пойдем прямо сейчас.

– Нормандия, ты всегда такая нетерпеливая, – упрекнул голос, бархатистый и густой, как патока.

От этого низкого тембра у Шоны побежали мурашки по коже, а может быть, в тени после солнышка ей просто стало прохладно.

Девушка спустилась по лестнице и, не оглядываясь, промчалась мимо Шоны. Ее модные сандалии цокали по деревянному настилу.

Теперь в поле зрения Шоны попала широкая грудь под расстегнутой белой льняной рубашкой, небрежно заправленной в шорты. Во рту разом пересохло. Прежде ей не случалось так близко видеть полуобнаженного мужчину, тем более столь хорошо сложенного, как этот.

Она не успела пошевелиться, и тут он заметил ее.

– А кто это у нас здесь? – поинтересовался он, его ореховые глаза искрились весельем.

– Э-э… Я жду встречи с… встречи с…

Господи, у нее совсем вылетело из головы, с кем ей предстоит встретиться!

– О, да ты стесняешься? – поддразнил он.

На его щетинистой щеке, переходящей в крепкую челюсть, неожиданно появилась ямочка, а во взгляде, осматривавшем ее с головы до ног, не было ни намека на деликатность. Заметив на его чувственных губах кривую бесстыжую ухмылку, Шона почувствовала, что заливается румянцем. В мужчине было что-то настолько откровенно сексуальное, что она казалась себе маленькой и глупой.

– А, сэр. Извините. – Рядом с ней возник слегка запыхавшийся молодой человек в форме. – Мы ищем замену девушке, которая ушла сегодня утром, и проводим собеседование.

– Эта явно будет получше. – Рот скривился в другую сторону, взгляд переместился ей на лицо. – В отличие от своей предшественницы, она появилась вовремя.

Прежде чем Шона успела осмыслить сказанное, ее провели на нижнюю палубу в большой камбуз без окон, где Шантель готовила салат.

– Садись, – сказала она, открывая огромный холодильник, до отказа набитый едой.

Мужчина скользнул на сиденье напротив.

– Здравствуй, Шона, и добро пожаловать на борт «Святой Елены». Я Джереми Прайор, старший стюард. Шантель сказала, ты ищешь работу. Что ты умеешь делать?

Шона повторила то, что ранее говорила Шантель.

– Мы ищем девушку, которая будет работать на камбузе, заправлять кровати, убираться в ванных, подавать еду – словом, заниматься всем понемногу. Трудолюбивую, вежливую и исполнительную, которая будет обслуживать гостей на борту. Тебе также придется быстро привыкнуть к манерам молодого Деметриоса. – Старший стюард рассмеялся. – Я видел, как ты на него смотрела. Он любит пялиться на девушек и делает это в открытую, но дальше этого дело не заходит. – Он посмотрел на Шону в упор. – На этот счет у нас строгие правила.

Шона кивнула, в то же время задаваясь вопросом, что произошло с девушками, нарушившими «правила».

– Как тебе такое предложение? Работа тяжелая, но семья Теодосис – хорошие работодатели.

– По сравнению с некоторыми они просто ангелы, – Шантель поставила на стол тарелку с сэндвичами и пододвинула ее к Шоне. – Давай-ка поешь.

– Спасибо, – Шона одарила ее благодарной улыбкой.

Багет с курицей и салатом выглядел намного аппетитнее раздавленных фруктов, лежавших в сумке.

– Вопросы есть? – спросил Джереми.

Шантель закатила глаза.

– Плата, Джереми.

– Ах да.

Он назвал сумму, которая показалась удручающе маленькой. Ее хватило бы на жилье, но на питание уже не оставалось.

– А еда включена? – Шона кивнула на тарелку с сэндвичами.

– О да, полный пансион с проживанием. Если тебе не случалось бывать на яхте, может, хочешь посмотреть каюту, прежде чем принять решение?

– Полный пансион с проживанием? – Шона нахмурилась и тотчас почувствовала себя глупо: до нее только сейчас дошло, что придется жить на яхте. – Я думала… – Она посмеялась над собой. – Я думала, вы ищете что-то вроде приходящей горничной, пока стоите в порту.

Джереми и Шантель рассмеялись.

– Нет, присоединяясь к команде, ты продаешься со всеми потрохами, – сказала Шантель. – Такая работа не для каждого. Но ты, я думаю, подойдешь.

– И о каком сроке идет речь? В середине сентября я должна вернуться в университет.

– Без проблем. Через несколько дней мы отправимся на Корсику, затем переберемся в Италию, на Амальфитанское побережье, оттуда поплывем вниз, обогнем Южную Италию и возьмем курс на Грецию. Сможешь оттуда вернуться домой?

– Звучит здорово, но я…

Она не могла бросить Рокси, ведь они вместе приехали сюда. Правда, в первую же ночь в Монако подруга познакомилась в ночном клубе с Тьерри и с тех пор, казалось, была готова проводить все время с ним.

– Тебя ведь не укачивает, а? – вдруг спросила Шантель.

Шона рассмеялась.

– Нет, я десятки раз пересекала Ирландское море. Я не страдаю морской болезнью.

Она снова подумала о Рокси и задалась вопросом, захочет ли та прийти сюда – а вдруг есть шанс, что возьмут их обеих?

– Можно… можно я дам ответ утром?



После визита на «Святую Елену» Шона вернулась в хостел в состоянии легкого потрясения и ломала голову над тем, что ей теперь делать. Когда последний лестничный пролет остался позади, она пришла к мысли отказаться от работы. Однако, открыв дверь, она увидела Рокси, которая засовывала одежду в рюкзак, и наблюдавшего за ней Тьерри. При виде Шоны лицо подруги оживилось от волнения.

– Шона, Тьерри нас спас!

Шона посмотрела на Тьерри. Это был красавчик средних лет, с резкими чертами лица, волосами с проседью и загорелой кожей, свидетельствующей о годах, проведенных под средиземноморским солнцем. Шона ничего не знала об этом человеке, которым так увлеклась подруга, и не была уверена, что разделяет ее энтузиазм.

Между тем Рокси продолжала взволнованно тараторить:

– У Тьерри дом на юге Франции, он художник и дружит с самыми разными людьми – с такими дизайнерами, как Жан-Поль Готье и Джон Гальяно, я могла бы многому научиться у них. Тьерри говорит, мы можем поехать вдвоем, это недалеко от пляжа, и нам не пришлось бы платить…

Тьерри и Шона посмотрели друг на друга.

– Это ведь так, Тьерри? Мы с Шоной путешествуем вместе и неразлучны.

– Oui[5], – пожал плечами Тьерри, но не улыбнулся. – Если хочешь, можешь поехать с нами.

Судя по тону, Тьерри предпочел бы, чтобы она отказалась.

– Послушайте, – выпалила она, – мне только что предложили работу на яхте. Я собиралась отказаться, потому что не хотела бросать тебя. Но сейчас кажется… так будет к лучшему. – Она одарила их улыбкой. – Третий лишний, так ведь?

– Шона, ты не лишняя, – Рокси бросила одежду, которую засовывала в рюкзак, и кинулась обнимать подругу. – У нас обеих все замечательно складывается! Куда плывет яхта?

Услышав, что Шону высадят в Греции в конце августа, Рокси захлопала в ладоши.

– Здорово! Я встречу тебя в Греции. Тогда мы пару недель проведем вместе, а потом отправимся домой! О, Шона, путешествие на яхте – это звучит так гламурно.