Жизнь на мосту восстановила свой привычный ритм. Люди проходят мимо, погруженные в собственные реальности.

– Это был не мой отпечаток, – говорю я Себу, протягивая телефон.

– Это был не твой отпечаток, – говорит Себ, приобняв меня за плечи.

– Но это не значит, что я не в ответе, – говорю я.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что не могу больше быть в этом уверен. Когда я начинаю вспоминать, все уже не так, как я тебе рассказывал.

– Что ты имеешь в виду? – спрашивает он сквозь ветер.

Гляжу на зовущую к себе реку. Поворачиваюсь и иду по мосту прочь от Себа, на северный берег. Он устремляется за мной, и через несколько шагов я чувствую на запястье его крепкую хватку.

– Перестань убегать, Ксандер. Перестань.

– Я должен, – твержу я.

Набегают слезы, и я злюсь на них. Мне не нужны слезы. Нужна решимость. Делаю глубокий вдох, гляжу Себу в глаза. Не хочу обременять его этим. Я должен сам нести всю тяжесть. Когда я уйду, хочу, чтобы миру стало легче. Но в его глазах вижу – слишком поздно.

Он смотрит на меня со страхом и злостью. Но ждет.

* * *

Переношусь мыслями в ночь, когда все случилось. Я снова там, за диваном, не дышу, чтобы не заметили. Огонь заставляет тени плясать на стенах, та песня больше не играет, она на полу, разбитая на части.

– Закрой рот, – говорит мужчина.

Он повалил ее спиной на стол, зажал рукой рот. Вижу, как она трепыхается. Изо всех сил пытается подняться. Сбросить его вес с себя. Отодрать ладонь ото рта.

Ноги взметаются вверх, но лишь бьют по воздуху.

Я встаю. Отсюда мне видно, как она меняется. Ее лицо и шея меняют цвет. Думаю, что мне бы следовало как-то пошуметь. Отвлечь его. Громко кашляю и, как только он оборачивается, тут же пригибаюсь. Сработало. Он отпускает ее. Потом снова поворачивается к ней. Она шумно дышит, держится за горло, а затем поднимается со стола.

Он забыл, что именно отвлекло его, и снова глядит на нее, нежно придерживая за локти.

– Прости меня. Я просто… пьян, – бормочет он и начинает подбирать свои вещи. В процессе задевает бокал, и тот вдребезги разбивается о кофейный столик.

– Вот дерьмо, – ругается он и бросается поднимать осколки. – Вот же дерьмо, – повторяет он, засунув палец в рот, и, пошатываясь, мечется по комнате, пытаясь прибраться.

На другом конце комнаты Грейс все так же тяжело дышит, но уже пришла в себя.

Закончив ползать по полу, он встает. Из-за дивана мне видно, как он держит в руках части разбитой пластинки. Он жалобно протягивает их ей.

– Вон отсюда! – восклицает она.

Он аккуратно складывает фрагменты пластинки у окна и уходит.

И тогда встаю я. Ее рыдания вселили в меня уверенность, и я простодушно подумал, что смогу утешить ее. Что она нуждается во мне. Неслышно подхожу к обеденному столу, у которого стоит она. Она тихо всхлипывает, укрыв лицо руками. Приобнимаю ее, но она вдруг взрывается.

– Да ты чуть не убил меня. Ты, долбаный, долбаный жалкий слабак, – кричит она.

Слова ее оглушают меня, и только потом я осознаю, что они значат. Только потом я понимаю, что предназначаются они ему, а не мне. Она так и будет думать, что я – это он, пока не разглядит меня. Но она не может меня разглядеть, слишком темно. А мое появление здесь кажется слишком невероятным. Когда она понимает, что это кто-то другой, издает крик ужаса. Она отчаянно вырывается из рук и в страхе осыпает меня градом пощечин. Как только ее ладонь опускается мне на лицо – чуть ли не до того, как звук шлепка достигает моих ушей, – я реагирую. Словно следуя неумолимым законам физики. Любая сила. Равное противодействие. Как только ее ладонь хлещет по моей коже, инстинкт самосохранения выбрасывает мою руку в ее сторону. Я не успеваю осознать и остановиться. Настолько быстро.

Ее голова резко откидывается назад, шея хрустит. Она замирает, будто в нерешительности. Лицо ее бледнеет, на нем застыло удивление. Мое сердце замирает. В этот миг. Пока еще все возможно. Моя жизнь калейдоскопом мелькает передо мной. Моменты яркого света. Тяжкой грусти. Все до единого сожаления. Ошибки. В эту бесконечно малую долю секунды мозг собирает все, что можно, будто спасаясь из горящего здания.

Потом ее колени подкашиваются, словно в одно мгновение из них испарились все кости. Еще один глухой стук, и она валится на землю. Ее голова падает вслед за телом, бьется затылком о край стола. Последний стук – и она, распластанная, лежит на полу.

Помню, как бросаюсь на колени, как, не переставая, шепчу ее имя.

Помню, как в отчаянии бегаю кругами. Часть разума умоляет меня вытереть все поверхности и предметы, к которым я прикасался. А затем я вижу фрагменты пластинки, и вся планета останавливается. Я оказываюсь в безвременье. Один из фрагментов испачкан засыхающей кровью – я знаю, это его палец, порезанный об осколок стекла. Все еще работающая часть мозга, которая отвечает за расчет, приказывает. Я должен забрать его. Словно в полусне, я судорожно ищу, во что бы завернуть этот фрагмент, и подбираю какую-то газету.

И вино. Она была пьяна. Она упала. Беру бутылку, выливаю немного ей на блузку. Рассматриваю с разных сторон. Должно сработать. Замечаю на полу рядом с ней ее кулон.

А потом бегу.

Слышу, как в конце коридора хлопает дверь. И с этим хлопком я тоже наконец возвращаюсь в реальность.

* * *

И вот я здесь. На этом мосту.

– Я не хотел этого делать, – рыдаю я.

– Это был не ты, – восклицает он.

– Столько времени прошло, Себ.

Он меня обнимает и держит, пока слезы не перестают течь. Затем отпускает, кладет на плечо руку.

– Ну же. Пойдем домой.

Прошмыгнув между машинами, мы оказываемся на другой стороне дороги. Его автомобиль припаркован у обочины, готовый увезти нас. Забираюсь внутрь, но знаю: далеко ему меня не увезти.

Впереди бежит шоссе. Мы едем, за рулем Себ, он трогает меня за руку. Мне кажется, у нас за спиной кто-то есть; я оборачиваюсь, смотрю на заднее сиденье. Там пусто.