— Да я и не собираюсь вас останавливать… у меня этого и в мыслях не было! Правда, я бы очень хотел, чтобы вы мне рассказали, что с вами случилось, — капитан проникновенно взглянул на Женю. — Хотя бы в самых общих чертах.
— Хорошо, — вздохнула Женя. — Я так понимаю, что вы все равно от меня не отстанете… ладно, пойдемте ко мне, не торчать же нам на улице в такое время… только ненадолго…
— Конечно, не беспокойтесь, я надолго вас не задержу! — Капитан предупредительно распахнул перед ней дверь.
Они вошли в подъезд, поднялись на четвертый этаж.
Дверь соседней квартиры была полуоткрыта, и оттуда, как чертик из табакерки, тут же выскочила Лариса.
— Николай Михалыч! — выкрикнула она радостно. — Это вы? Тогда все хорошо! А я думала — кто это тут посреди ночи шляется? Думала, уже в полицию нужно звонить! А если это вы, то, значит, все в порядке! Тогда я не беспокоюсь… зачем в полицию звонить, если вы и есть полиция? Если это вы, то можно совсем не беспокоиться! И Женечка нашлась! Значит, все в порядке!..
— В порядке, Лариса Павловна, все в порядке! — сухо проговорил Шерстоухов. — Можете спать спокойно!..
Лариса поняла намек, с явным сожалением вернулась в свою квартиру и закрыла дверь.
«Вот как! — подумала Женя. — Уже Николай Михалыч! И он ее Ларисой Павловной называет! Прямо задушевные друзья! Когда это они успели познакомиться?»
— Я уже беседовал с вашей соседкой, — ответил капитан на этот невысказанный вопрос. — Когда выяснял, где вы находитесь…
Женя надавила на кнопку звонка.
Она не думала, что Кристина вернется после столкновения с Ломом и его людьми, но на всякий случай решила проверить. Кристина — личность непредсказуемая…
Никто, само собой, не отозвался.
— Кристины Ивановны нет дома, — проговорил Шерстоухов.
Женя удивленно взглянула на него: откуда он вообще знает о Кристине, да еще и знает ее имя-отчество? Она-то его не знала до этой минуты…
Похоже, Шерстоухов сегодня уверенно читал ее мысли.
— Мне соседка ваша, Лариса Павловна, про Кристину рассказала, — проговорил капитан, не раздумывая. — А тогда я уже навел про нее справки…
Ну, Лариска! Ну, сорока болтливая! Все успела растрепать! Когда только успела?
Женя достала из сумочки ключи, попыталась открыть дверь — но после всех перенесенных волнений руки у нее тряслись, и она никак не могла попасть ключом в замочную скважину. Тогда капитан решительно забрал у нее ключи и открыл дверь.
Они вошли в квартиру.
— Дом, милый дом! — с облегчением проговорила Женя… и снова тяжело вздохнула: она-то дома, да не одна! Правда, нет Кристины, но зато вместо нее этот приставучий капитан, который не успокоится, пока не узнает все о ее сегодняшних приключениях!
Нет, однозначно Шерстоухов научился читать ее мысли.
Впрочем, сейчас это было совсем нетрудно — эти мысли были отчетливо написаны на Женином лице.
— Честное слово, я вас долго не задержу! Но вы мне должны рассказать, где вы были. Это очень важно!
Женя взглянула на него с неудовольствием:
— Да мало ли, где я была? Вы мне не муж и не отец, чтобы давать вам отчет!
— Ой, Женя, вот только не пытайтесь меня убедить, что вы были на романтическом свидании или на вечеринке в модном ночном клубе! Я ведь все-таки полицейский, и у меня глаза есть! У вас на туфлях глина, и одежда в таком виде — сразу видно, что вы в ней продирались через заросли! И на лице сажа!
— Что вы?! — Женя подскочила к зеркалу и убедилась, что Шерстоухов совершенно прав. Вид у нее был — с пустыни на пирамиду. Туфли заляпаны глиной, куртка в грязи и в сосновой хвое, под глазом размазана сажа, как будто синяк… удивительно, что ее в таком виде пустили в метро!
— Так где же вы были? — повторил капитан.
Женя снова вздохнула. Она поняла, что упорный Шерстоухов не оставит ее в покое, придется ему кое-что рассказать. Может быть, не все, но главное…
— Главное, — выпалила она. — Вы можете закрыть ваше дело о Душителе. О том маньяке, который убивал своих жертв индийскими шелковыми платками.
— Как это? — видно было, что Шерстоухов удивлен этими словами. Мало сказать — удивлен, он был буквально ошарашен. — Как — закрыть? — переспросил он. — Почему закрыть?
— Потому что он погиб. Я видела это своими глазами.
— Так, — капитан огляделся. — Давайте-ка мы сядем, и вы мне расскажете все по порядку.
Они прошли на кухню. Женя поставила чайник — ей ужасно захотелось горячего чаю, — придвинула стул и села.
— Ну, так давайте с самого начала!
— Значит, про Кристину вы уже знаете, — начала Женя. — Сегодня… то есть уже вчера она позвала меня в ресторан. «Розовый фламинго» — знаете такой?
— Знаю, — кивнул капитан.
— Ну, вот… мы туда пришли, и я сразу поняла, что Кристина не просто так туда отправилась, у нее там была назначена встреча с кем-то. А меня она позвала так, для компании…
«И я потащилась за ней, как полная дура», — добавила она про себя.
— С кем же у нее была встреча?
— Вот этого я не знаю, потому что вместо того человека Кристина столкнулась в ресторане с другим. Такой совершенно уголовный тип по кличке Лом.
— Лом? — переспросил Шерстоухов. — Понятненько…
Казалось, он ничуть не удивлен и все это давно знает. А если знает, подумала Женя, то зачем ее расспрашивает?
— С этим Ломом у нее когда-то были отношения, потом Кристина от него убежала и приехала сюда, ко мне. Думала, Лом ее тут не найдет, но он ее нашел. И вы знаете… у меня сложилось впечатление, что Кристина не просто так от него сбежала. Она что-то у него украла… во всяком случае, Лом требовал, чтобы она что-то ему вернула.
— Понятненько… — повторил Шерстоухов, и Женя поняла, что он и правда много знает об этом деле.
— Что вы заладили — понятненько, понятненько? Что вам такое понятно? Расскажите мне!
— Да зачем вам это знать?
— Как — зачем? Кристина, между прочим, моя сестра!
— Двоюродная, — уточнил дотошный капитан. — Или, кажется, даже троюродная…
— Это неважно, двоюродная она или родная! — неожиданно уперлась Женя. — Если не объясните мне, что вам известно об этом деле, я вам вообще больше ни слова не скажу!
— Что, правда? — Жене показалось, что капитан усмехнулся. — У вас, кстати, чайник вскипел. Давайте нальем чаю и продолжим. Чаю ужас как хочется…
Тут капитан слегка приврал, он напился чаю у Ларисы. Но он знал, что совместное чаепитие сближает, свидетельница будет более разговорчивой.
Женя хотела ответить ему какой-то колкостью, но удержалась. Чаю ей и самой очень хотелось.
Она достала из шкафчика чашки, сахарницу.
— Ничего, что чай из пакетиков?
— Нормально! Только, если можно, черный, я зеленый и всякие травяные не очень.
— Я тоже.
Женя положила в чашки чайные пакетики, залила кипятком, села за стол и уставилась на капитана.
— Ну, так что вы знаете про мою сестру?
— Кристина… Ивановна — девушка, как бы это выразиться… с авантюрными наклонностями. Как вы уже знаете, она связалась с матерым уголовником Алексеем Ломовым по кличке Лом. Кристина прожила с ним два или три года, а потом неожиданно сбежала от любовника. Ну, это вы и сами уже знаете.
— Вот именно! — фыркнула Женя. — Вы мне расскажите что-то, чего я не знаю!
— Пожалуйста. Не знаете вы, что незадолго до бегства Кристины в том городке, где она жила, произошло громкое дело. То есть оно было как раз очень негромким, потому что потерпевший не пошел в полицию и старался, чтобы никто ничего не узнал.
— Почему бы это?
— Сейчас поймете. В том городке жил один очень уважаемый человек преклонного возраста. Он был владельцем антикварного магазина, а кроме того — одним из последних представителей старинного дворянского рода… как же… фон что-то такое… кажется, фон Парен…
— Может быть, фон Пален?! — невольно переспросила Женя.
— Да, точно, фон Пален, — повторил капитан и подозрительно взглянул на девушку. — А почему это вас так удивило?
— Да нет, — смутилась Женя. — Не то чтобы удивило… просто я совсем недавно читала об этой семье, о заговоре против Павла Первого… в нем принимал участие граф фон Пален…
— А, ну тогда понятно… так вот, у этого господина — он, впрочем, носил другую фамилию, — у него был внук, в котором старик души не чаял. И вдруг этот внук пропал.
Городок маленький, от людей ничего не скроешь, но сам старик молчал и в полицию не обращался. Потом уже все поняли, что такое условие поставили похитители, иначе грозили убить ребенка.
В общем, мальчик пропал, старик несколько дней ходил сам не свой, а потом все образовалось — ребенок нашелся… но старик так и не обратился в полицию, ничего не рассказал. Видно, боялся за внука. Но, как я вам уже говорил, в маленьком городке трудно что-то утаить, и через некоторое время весь город уже знал, что произошло.
Ребенка похитил тот самый Лом, с которым жила ваша родственница. И за его освобождение он потребовал от антиквара некий перстень. Очень редкий и очень дорогой. В нем был огромный, уникальный бриллиант. То ли пятьдесят карат, то ли даже больше. Но антиквар ценил перстень не только из-за его огромной стоимости. Этот перстень был фамильной реликвией. Говорили, что его подарил предку антиквара император Павел Первый — тот самый, которого он потом и убил.
Так вот, за освобождение мальчика Лом потребовал у антиквара этот перстень. И старик его отдал. А что делать? Единственный внук дороже любого мертвого камня!
Такая вот история.
А почти сразу после этого Кристина сбежала от сожителя, уехала из того городка к нам, в Петербург. Конечно, ничего нельзя утверждать, не имея прямых доказательств, но судя по тому, как упорно Лом искал вашу сестру, можно предположить, что она похитила у него тот самый перстень и надеялась здесь, в большом городе, найти на него покупателя…
— Ну, Кристина! Ну, авантюристка! — ахнула Женя. — Все так и было, Лом мне сам сказал — мол, украла его вещь. Сам-то ее у владельца выманил, грозился внука убить, скотина такая!
— Целиком с вами согласен. Но теперь, когда я рассказал вам все, что вы хотели, — теперь ваша очередь. Расскажите мне про свои приключения, особенно про то, почему вы считаете, что карьера убийцы-душителя сегодня оборвалась.
И Женя рассказала капитану, как они с Кристиной пытались сбежать от Лома и его людей, как Кристине это удалось, а саму Женю поймали и увезли в полуразрушенный деревенский дом.
Рассказала о том, как ее допрашивал Лом, как потребовал, чтобы она наговорила на автоответчик послание для Кристины.
— Да вот же оно, это послание!
Она включила автоответчик и услышала собственный голос — дрожащий, полный ужаса и страдания. И почувствовала ненависть к Кристине — надо же, втянула ее в такую ужасную передрягу, а сама сбежала…
Все вещи Кристины остались на своих местах, значит, она не заходила в квартиру… Прячется где-то…
— А что случилось потом? — спросил ее Шерстоухов, прослушав запись на автоответчике. — Как вам удалось убежать из того дома, и какое отношение все это имеет к убийце-душителю?
И Женя продолжила.
Рассказала капитану, как Лом уехал, оставив ее под охраной своих головорезов. Как она до самой ночи сидела в холодной каморке. Как во дворе дома появился смуглый человек с седой прядью, как он задушил бестолкового Толяна.
Рассказала о поединке между Душителем и Хряком, о его трагической развязке, о том, как загорелся дом и сгоревшая балка упала на голову Душителя.
— Там он и сгорел, вместе с убитым Хряком. А я нашла люк в подпол, из которого выбралась на пустырь в стороне от дома, а там дошла до шоссе и села на последний рейсовый автобус…
В своем рассказе Женя пропустила только один момент — как в каморке от нечего делать она разгадала зашифрованную надпись из индийского шкафчика. Потому что не говорила Шерстоухову о тайниках в этих шкафчиках.
Это было ее секретом.
Тем не менее капитана кое-что насторожило в ее рассказе.
— Зачем, точнее — за кем пришел Душитель в тот деревенский дом? Как он связан с Ломом и его людьми или с Кристиной?
— Понятия не имею! — отрезала Женя. — И вообще, не пора ли вам домой?
— Сейчас уйду, — проговорил капитан. — Только один, последний вопрос. Где был тот дом, куда привезли вас люди Лома?
Женя обрадовалась, что капитан ушел от опасной темы.
— Дайте подумать, — сказала она. — Я села на автобус «Ольховое — Петербург» и примерно через час доехала до станции метро «Проспект Просвещения». Значит, эта деревня находится где-то рядом с поселком Ольховое…
— Потерпите меня еще пять минут, — попросил ее капитан и набрал номер дежурной части Управления внутренних дел.
Назвав свое имя и звание, он попросил дежурного узнать, не было ли только что вызова на пожар в деревне неподалеку от Ольхового.
Дежурный отключился на несколько минут, а потом соединил Шерстоухова с оперативником, который выезжал на этот пожар.
Капитан выслушал коллегу и повернулся к Жене.
— Все так, как вы сказали, — проговорил он настороженно. — Действительно, рядом с поселком Ольховое сгорел деревенский дом. На месте пожара найдены два трупа…
— Два? — переспросила Женя. — Должно быть три!
— Два, — повторил капитан. — Один труп найден во дворе дома, он не обгорел и был опознан как Анатолий Бочанок, вор-рецидивист, находящийся в розыске. Причина смерти — удушение. Так что вы не ошиблись, это почерк нашего Душителя…
Капитан выразительно взглянул на Женю и продолжил:
— Второй труп найден на пожарище, обгорел довольно сильно, но по татуировкам и прочим приметам предположительно опознан как дважды судимый Виктор Харитонов по кличке Хряк. По сведениям наших коллег из небольшого городка, Харитонов принадлежал к ОПГ, возглавляемой Ломом…
— ОПГ? — переспросила Женя. — Что это?
— Организованная преступная группировка, — проговорил Шерстоухов, поморщившись. Он не представлял, как можно не знать таких простых вещей.
— А Душитель? — взволнованно спросила Женя.
— Больше никого на месте пожара не найдено — ни живого, ни мертвого.
— Значит…
— Значит, Душитель выжил и ушел с места преступления.
Жене показалось вдруг, что в квартире потянуло ледяным холодом. Холодом смерти.
Душитель жив…
А это значит, что он может в любую минуту прийти за ней.
Женя теперь уже окончательно осознала ту мысль, что она подсознательно поняла в тот самый момент, когда увидела во дворе деревенского дома гибкую стремительную тень, — Душитель пришел в тот деревенский дом только из-за нее. Его нисколько не интересовали ни люди Лома, ни Кристина. Ему была нужна она, Женя.
Почему?
Потому что он каким-то непонятным способом узнал, что она нашла ключ и записку в индийских шкафчиках профессора Шемаханова.
Другого объяснения Женя не могла придумать. Другого объяснения просто не было.
Но как он мог это узнать?
Может быть, ему что-то сказала та женщина из Музея восточного искусства…
Женя подняла глаза и встретила настороженный взгляд капитана Шерстоухова.
— Вы мне ничего не хотите сказать? — спросил капитан.
— Ничего, — ответила Женя и отвела взгляд.
— Ну, смотрите… — Капитан поднялся из-за стола. — А теперь мне действительно пора оставить вас в покое.
— Да, пора… — как эхо, ответила Женя.
— Спасибо за чай!
Женя закрыла за Шерстоуховым дверь и вернулась в свою комнату.
Если полчаса тому назад она хотела как можно скорее выпроводить назойливого полицейского — теперь, после того, как узнала, что Душитель выжил и исчез, ей страшно было оставаться одной в квартире. Тьма за окном казалась ей живой и угрожающей, Жене мерещились в этой тьме янтарно-желтые глаза убийцы…
Однако усталость взяла свое.
Женя прилегла на диван, не раздеваясь, — и тут же заснула.
Ей снился густой незнакомый лес.
Не лес — джунгли, полные птичьих трелей и шороха листьев под чьими-то мягкими крадущимися шагами, полные стрекота и шипения, полные далекого рычания и воя, полные напряженной и опасной жизни. Жизни, которая переплетена со смертью тесно и непримиримо.
Внизу, под ногами у Жени, ярко-желтая лягушка сожрала какое-то зазевавшееся насекомое — и тут же на эту лягушку напала змея. Она заглотила лягушку целиком, та еще билась внутри змеи в последних предсмертных конвульсиях — как вдруг с ветки дерева сорвалась большая черная птица, ударом клюва размозжила голову змеи, схватила ее поперек извивающегося туловища и понесла в свое гнездо.
И тут же среди листьев мелькнуло гибкое тело леопарда…
В голове Жени внезапно всплыли строчки давно забытого стихотворения — «Природы вековечная давильня соединяла смерть и бытие в один клубок…»
И тут шорохи и трели, рычание и вой внезапно стихли, на джунгли опустилась напряженная, пронзительная тишина.
Птицы и насекомые, змеи и животные затихли, попрятались по своим норам, гнездам, укромным щелям.
Женя замерла, вслушиваясь в эту тишину, пытаясь понять ее причину.
И поняла.
Джунгли затихли в страхе перед чем-то или кем-то, более опасным, чем ядовитая змея, более могучим, чем бешеный слон, более кровожадным, чем острозубый тигр.
Где-то далеко послышались приближающиеся шаги.
Женя замерла, прислушиваясь.
Она поняла, что тот, кого так испугались джунгли, приближается, и он идет за ней…
…Посреди ночи я внезапно проснулся, разбуженный каким-то новым звуком. Приподнял голову, чтобы увидеть Арунью — но ее не было.
Зато на толстой ветке дерева прямо надо мной лежал, обвивая ее, огромный питон. Толстый и длинный, как ствол большого дерева, он был так близко ко мне, что я чувствовал кожей его дыхание.
Голова питона слегка покачивалась, его узкие глаза смотрели на меня… нет, не на меня, они смотрели прямо мне в душу!
Я вскрикнул от страха…
И снова проснулся, на этот раз на самом деле.
Уже рассвело.
Первые розовые лучи солнца пронизывали кружевную листву деревьев. В этой листве шуршали птицы, и они уже начали пробовать голоса в преддверии утреннего концерта.
Я вспомнил вчерашний день, вспомнил ужасное побоище на тропе… неужели это действительно было? Может быть, все это приснилось мне, как приснился огромный питон?
Я приподнял голову, взглянул туда, где во сне (или не во сне?) увидел питона…
Но огромной змеи, конечно, не было. На толстой ветке надо мной лежала Арунья, она смотрела на меня с каким-то странным выражением, в котором были и жаркая ласка, и безнадежность. Впрочем, перехватив мой взгляд, она притушила этот взгляд.
— Молодой сагиб проснулся! — проговорила она ласково. — Поешь, и мы отправимся в путь.
— В путь? — переспросил я. — Ты хочешь сказать — во владения раджи Вашьяруни?
— Я плохо понимаю язык молодого сагиба, — ответила Арунья, — но я знаю, куда нам нужно идти, и я знаю самую короткую дорогу.
Я подумал, что Арунья действительно плохо понимает мой язык, и решил довериться ей. Тем более что ничего другого мне не оставалось: без нее я не смог бы найти дорогу в джунглях, да просто не выжил бы в них больше часа.
Арунья принесла мне воды и фруктов.
Прежде всего я умылся, затем утолил жажду и немного поел, хотя при воспоминании о вчерашнем побоище еда вставала мне поперек горла.
Затем мы спустились с дерева и пошли вперед.
Арунья находила в джунглях одной ей известные тропинки, и мы шли довольно быстро.
По сторонам от нашей тропы то и дело раздавался подозрительный шорох и треск ветвей, словно там крались какие-то живые существа, но Арунья не обращала на эти звуки внимания, и ее спокойствие передавалось мне.
После полудня в ветвях деревьев показалась стайка обезьян. Они какое-то время двигались за нами, издавая громкие гортанные крики и звуки, похожие на смех, но наконец отстали, увлеченные чем-то новым.
Так прошло несколько часов, но джунгли все не кончались, мы не встретили ни одного человека и не увидели возделанной земли.
— Долго ли нам еще идти? — спросил я Арунью, когда мы остановились немного отдохнуть. — Скоро ли мы увидим населенные земли?
— Молодой сагиб может не волноваться, — ответила девушка, — Арунья приведет его, куда нужно, и приведет скоро…
Мы сделали небольшой привал и снова пошли вперед.
Солнце понемногу спускалось к горизонту.
Джунгли вокруг нас изменились.
Теперь вместо зеленых, благоухающих растений, покрытых яркими цветами и спелыми плодами, вокруг нашей тропы стояли старые, полузасохшие деревья, стволы которых были обвиты лианами, душившими их и выпивавшими все соки.
Птичьи голоса смолкли.
Даже шорох и треск не раздавался больше по сторонам тропы.
Вокруг царила странная, подозрительная тишина.
— Мы не сбились с дороги? — спросил я Арунью.
— Молодой сагиб может не беспокоиться, — ответила девушка, — Арунья хорошо знает эту дорогу и приведет молодого сагиба туда, куда нужно!
— Во владения раджи Вашьяруни? — спросил я на всякий случай.
Но Арунья не успела мне ответить: она споткнулась, подвернула ногу и вскрикнула от боли.
Я поспешил ей на помощь, поддержал ее.
Лицо Аруньи было искажено невыносимой болью, на глазах выступили слезы.
— Ты не сможешь дальше идти! — проговорил я, обеспокоенный ее состоянием.
— Не волнуйся, — ответила девушка. — Я смогу идти дальше, если буду опираться на посох. А идти нам осталось совсем немного, солнце еще не сядет, когда мы придем!
С этими словами она отломила ветку от засохшего дерева и пошла дальше, опираясь на нее.
Она немного прихрамывала, но шла быстро, так что я едва за ней поспевал.
Солнце клонилось к закату, и местность вокруг нас изменялась все больше. Деревья по сторонам тропы становились все выше и выше, кроны их смыкались на головокружительной высоте, создавая над нами нечто вроде крыши, точнее — нечто вроде свода огромного собора. Становилось все темнее и темнее.
Неожиданно джунгли впереди расступились, и мы вышли на просторную поляну, посреди которой возвышался огромный полуразрушенный храм.
Стены этого храма покрывала удивительная, фантастическая резьба: дикие звери и ужасные демоны скалили страшные зубы, между ними извивались каменные змеи. И вся эта резьба была увита буйно разросшимися лианами.
— Вот мы и пришли, — проговорила Арунья, остановившись перед храмом.
— Куда мы пришли? — спросил я удивленно и испуганно. — Ты говорила, что мы придем во владения раджи Вашьяруни… придем к людям, где нам окажут помощь и гостеприимство, а вместо этого ты привела меня к какому-то заброшенному храму!
— Это не заброшенный храм, — ответила Арунья. — Это дом моей Великой Черной Матери. И здесь нам окажут и помощь, и гостеприимство!
С этими словами она отбросила посох и, ничуть не хромая, пошла ко входу в храм.
Я понял, что Арунья обманула меня. Она сделала вид, что подвернула ногу, чтобы я не задавал ей лишних вопросов, и обманом привела меня к храму богини Кали…
Арунья вошла в высокий проем в каменной стене. Я не хотел входить за ней в этот ужасный храм — но также боялся остаться в одиночестве среди темнеющих, враждебных джунглей.
Преодолев себя, я вошел в храм вслед за Аруньей.
Я оказался в огромном помещении, больше любого собора, в котором мне доводилось бывать. Своды терялись на огромной высоте.
Впереди, возле западной стены храма, возвышалась огромная бронзовая статуя.
Это была богиня, обнаженная богиня с четырьмя руками, с черным свирепым лицом, пылающими глазами и ожерельем из человеческих черепов на шее.
Перед статуей стоял каменный алтарь, забрызганный чем-то темным. Подойдя ближе, я догадался, что это — засохшая человеческая кровь.
И к этому алтарю подошла Арунья.
Опустившись перед алтарем на колени, она нараспев заговорила на своем языке.
Само собой, это был не английский язык, но и не хинди — должно быть, один из многочисленных языков местных племен, родной язык моей коварной спутницы.
Арунья повторяла какие-то слова и низко кланялась своей кровожадной богине, должно быть, униженно просила ее о чем-то, о какой-то великой милости.
Вдруг я заметил на полу храма, в нескольких шагах от девушки, небольшую ярко-зеленую змею. Извиваясь, это создание подползало к ногам Аруньи.
Я вспомнил, что как-то во время похода один из сипаев показал мне такую змею и сказал, что она чрезвычайно опасна, яд ее страшнее, чем яд королевской кобры.
Увидев такое опасное создание, я схватил с земли большой камень и примерился, чтобы опустить его на змею.
Арунья тут же вскочила, схватила меня за руку и громко воскликнула:
— Что ты делаешь, молодой сагиб! Остановись!
— Я хотел спасти твою жизнь, — проговорил я удивленно. — Это опасная змея, ее укус смертелен! Если бы она укусила тебя, ты не прожила бы и минуты!
— Эта змея — посланец Великой Черной Матери, — отвечала Арунья. — Раз богиня послала ее ко мне — значит, такова ее воля! Убить посланца богини — это дурное дело, дурной знак!
Я неохотно опустил камень. Зеленая змея не двигалась, как будто ожидала окончания нашего разговора. Теперь же она поползла в дальний угол храма.
Арунья взволнованно проговорила несколько слов на своем таинственном языке, словно благодарила за что-то свою богиню, и последовала за змеей.
Змея доползла до угла и исчезла среди камней, поросших густым вьюнком.
Арунья опустилась на колени, раздвинула зеленые листья. Перед ней оказалось темное отверстие в стене. Девушка запустила в это отверстие руку.
Я хотел остановить ее — ведь там, в этом углублении, вполне могла затаиться та самая смертоносная змея.
Но Арунья не слушала меня.
Она пошарила рукой в тайнике и что-то вынула оттуда. Поднявшись на ноги, она повернулась к свету и показала мне свою находку.
Это было ожерелье, составленное из нескольких десятков крупных алмазов. Каждому из этих камней была придана форма гладко отполированного человеческого черепа. В глазницы этих алмазных черепов были вставлены крошечные рубины.
Драгоценные камни так ярко сияли, что в полутьме заброшенного храма от них стало светлее.
— Какая красота! — воскликнул я. — Это сказочное сокровище! Оно стоит целое состояние!
— Это святыня! — оборвала меня Арунья. — Это священное ожерелье богини Кали, священное ожерелье Великой Черной Матери! Знай, молодой сагиб, что с самого детства я посвящена богине. И богиня заботилась обо мне, следила за каждым моим шагом. Так было вплоть до того дня, когда я пошла против воли отца, сохранив твою жизнь, молодой сагиб. Сегодня я покаялась богине в своем прегрешении и воззвала к ней с просьбой о помощи, сказала ей, что отвергнута племенем из-за любви к тебе, — и богиня даровала мне прощение. В знак своей милости она показала мне, где спрятана древняя святыня, давно утраченная моими соплеменниками. Теперь я верну им священное ожерелье — и племя примет меня с почетом. Меня и тебя, — поспешно добавила Арунья, заметив мой удивленный взгляд.
— Но я не хочу жить с твоими соплеменниками! — воскликнул я в ужасе. — Мне страшны и отвратительны их кровавые обычаи!
— Этим обычаям тысячи лет, — строго проговорила Арунья. — Это обычаи моих предков, и не тебе, молодой сагиб, осуждать их. Ты сам признал, что вы, христиане, во время своих богослужений поедаете плоть своего Бога и пьете его кровь!
— Но лишь символически, чтобы причаститься святых тайн христианской веры…
— Это ничего не меняет! — отрезала Арунья. — И поздно спорить: богиня высказала свою волю и даровала мне священное ожерелье. Теперь мы пойдем к моему племени, и племя радостно примет нас!
— Нет, Арунья! — ласково, но твердо возразил я. — Мы не пойдем к твоему племени. Ты приведешь меня во владения раджи Вашьяруни, там мы расскажем, что наш караван попал в засаду, что всех наших спутников перебили разбойники. Раджа — друг моего покойного отца, он примет нас и поможет вернуться к цивилизованным людям. Я благодарен тебе за то, что ты спасла мою жизнь, и я обещаю, что ты станешь моей женой перед людьми и богом. Мы станем жить хорошо и счастливо, забыв о страшных обычаях твоего народа…
Арунья упала на колени и застонала.
— О, мой господин, твои слова — это смерть для Аруньи! Ты — мой супруг перед лицом Великой Черной Матери, и я не могу ослушаться тебя, но если мы сделаем то, о чем ты говоришь, — меня ожидает неминуемая смерть…
— Не бойся, дитя мое! — проговорил я, поднимая бедную девушку. — Я обещаю беречь тебя от любых опасностей, обещаю, что наша жизнь будет долгой и счастливой!
— Я повинуюсь тебе, молодой сагиб, — отвечала Арунья, опустив глаза. В голосе ее не было радости — только печаль и безнадежность. Но тогда я не обратил на это внимания, я был рад ее согласию, рад ее послушанию и кротости.
— Если так, выведи меня к землям раджи! — потребовал я.
— Слушаю и повинуюсь! — ответила Арунья с поклоном. — На рассвете мы выйдем в путь, но эту ночь придется провести здесь, в этом древнем храме.
Это меня не слишком радовало, но другого выхода я не видел: за время нашего разговора на джунгли опустилась ночь.
Арунья быстро собрала сухие сучья, развела костер. Мы улеглись у огня, и я почти сразу заснул. Но посреди ночи я проснулся от странных звуков. Костер уже догорал, и в его слабом свете я увидел Арунью.
Она сидела на корточках и с кем-то вполголоса разговаривала на своем языке. Приглядевшись, я увидел извивающуюся перед ней на полу зеленую змею.
Увидев, что я проснулся, Арунья вскрикнула.
— Что здесь происходит? — проговорил я изумленно.
— Молодой сагиб, — ответила девушка печально, — Великая Черная Мать прислала гонца, чтобы передать мне свою волю. Я не могу покинуть свой народ и свою землю, я должна выбрать свою или твою смерть. Я совершила выбор.
— О чем ты говоришь? — воскликнул я.
— Вот о чем! — Арунья протянула руку к змее, словно хотела погладить ее. В ту же секунду треугольная зеленая голова метнулась вперед, коснувшись смуглой руки в смертельном поцелуе. Я вскочил, схватил камень и опустил на змею, размозжив ей голову.
Затем я обнял Арунью, взял ее за руку и сказал:
— Не бойся, я спасу тебя, я высосу яд из ранки!
— Нет, молодой сагиб! — Арунья вырвала у меня руку. — От этого яда нет спасенья! Мне осталось жить меньше минуты — и я хочу успеть сказать тебе, что ничуть не жалею о том, что встретила тебя, хотя это и стоило мне жизни. Что жизнь? Она — лишь миг в бесконечной цепи перерождений, а моя любовь к тебе будет вечной…
С этими словами Арунья побелела, как полотно, и упала бездыханной.
Я долго рыдал над ее телом.
Наконец наступил рассвет.
Я понял, что больше ничего не могу сделать для Аруньи, кроме одного: предать ее тело земле, чтобы оно не стало добычей диких зверей. Я выкопал яму неподалеку от заброшенного храма, опустил в нее тело несчастной девушки и засыпал его землей. Однако, прежде чем похоронить Арунью, я взял из ее руки ожерелье из алмазных черепов. Я не мог допустить, чтобы такая прекрасная вещь осталась в диких джунглях. Я должен был сохранить ожерелье в память о своей прекрасной и дикой возлюбленной.
Когда солнце поднялось достаточно высоко, я отправился в путь, хотя лишь приблизительно знал, в каком направлении следует идти. И как ни удивительно, ни один зверь, ни одна ядовитая змея не напали на меня, словно сами джунгли охраняли мою жизнь. А когда солнце начало клониться к закату, я встретил английский отряд, который шел к укрепленному форту. Командир отряда принял меня под свое покровительство и выслушал мой рассказ о постигших меня несчастьях.
Я рассказал ему о гибели нашего каравана, о нападении тхугов, но умолчал о том, каким образом мне удалось спастись, умолчал о заброшенном храме богини Кали, о страшной смерти Аруньи и о бесценном ожерелье, которое досталось мне от девушки. Офицер удивился, как я выжил в джунглях, и сказал, что я, должно быть, очень везучий человек.
Скоро я добрался до Калькутты, а оттуда первым же кораблем вернулся на родину: мне на всю жизнь хватило индийских чудес, экзотики и страшных обычаев…
Женя проснулась.
В окна уже сочился рассвет.
Все тело затекло и онемело от неудобного положения, во рту было сухо и горько, как в солончаковой пустыне.
Но самым главным, самым тягостным было оставшееся от сна чувство беспричинного и безысходного ужаса.
Впрочем, этот ужас не был беспричинным.
Женя вспомнила, что вчера сказал ей капитан Шерстоухов: смуглый убийца, Душитель, выжил на пожаре и сумел сбежать, скрыться…
Скрыться, чтобы нанести неожиданный и смертоносный удар…
Женя поднялась, доплелась до ванной комнаты, встала под горячий душ. Она пустила такую горячую воду, что едва могла вытерпеть — а потом переключила ее на обжигающе-холодную, так что ее зубы застучали от холода.
Так она повторила несколько раз и наконец почувствовала, что кровь быстрее побежала по жилам, тело наполнилось жизнью и энергией, страх отступил.
Жизнь продолжается.
Нельзя сдаваться, опускать руки.
Для начала — нужно идти на работу. Ведь сегодня обычный рабочий день… Кристина так и не появилась. Будем надеяться, что Лом не станет караулить Женю у дома — она-то ему зачем? Ему Кристина нужна…
В подсобке рядом со своим кабинетом Женя увидела Арсения Борисовича Комаровского.
Комаровский, худенький старичок с мягкими руками и ласковыми глазами, был их постоянным реставратором. Он мог вернуть жизнь любой, даже безнадежно испорченной вещи. В его руках старинная мебель или предметы интерьера буквально оживали. И он обращался с антикварными вещами как с живыми существами, разговаривал с ними, как с хорошими знакомыми.
Вот и сейчас он ласково беседовал с одним из индийских шкафчиков:
— Кто же тебя так изуродовал, родненький? Кто с тобой так обошелся? У кого на тебя рука поднялась? Ну, ничего, не бойся, я тебя подлечу, будешь как новенький!
— Здравствуйте, Арсений Борисович! — проговорила Женя, подходя к реставратору. — Ну как, сможете восстановить эти шкафчики?
— А как же. — Комаровский снял очки, протер их платком. — Надо же им помочь! Нельзя же оставить их в таком бедственном положении!
— Кстати, Арсений Борисович, — вспомнила Женя. — Я давно хотела вас спросить. Вы не знаете, от чего может быть такой ключик? — И она протянула реставратору ключ, который нашла в тайнике.
— Интересный ключик. — Реставратор осторожно взял ключ мягкими ласковыми пальцами. — Очень интересный… думаю, не позднее сороковых годов…
— Сороковых годов? — переспросила Женя. — А какого века?
— Девятнадцатого, конечно же.
— А что этот ключ может открывать? Шкатулку, сундук, шкафчик?