Чон Хэён
День похищения
Jeong Hae-yeon
THE DAY OF KIDNAPPING
Copyright © Jeong Hae-yeon.
All rights reserved. First published in Korea in 2019 by Sigongsa Co., Ltd.
Russian Edition arranged with Sigongsa Co., Ltd. through Youbook Agency, China and Nova Littera
© Новоселов Г.П., перевод на русский язык, 2023
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
* * *
Пролог
24 апреля 1989 года
Ему было тогда всего двадцать четыре года. Двадцать четыре… Это значит, что ты вроде как взрослый, а вроде и нет: твои друзья уже успели сходить в армию, теперь вернулись и подкалывают тебя, молодого студента, – мол, жизни не видел. А родители, наоборот, постоянно бухтят и пилят: «Ты уже взрослый, когда на нормальную работу устроишься?»
Ему доводилось участвовать в протестах против диктатуры
[1]: и на демонстрации ходить, и бутылки с зажигательной смесью бросать. Но, увидев, как полиция уводит его университетских знакомых, он тут же забросил политическую активность и больше их оппозиционный студенческий кружок не посещал. Потому что ради жены и ребенка он был готов на все.
Детей они с подружкой заводить не планировали, но когда он узнал об ее беременности, то чуть не запрыгал от счастья. Родители тоже были рады предстоящему событию. И это несмотря на то, что их семья находилась в крайне стесненном положении: у отца, который, по идее, должен был быть опорой семьи, обнаружили рак печени, причем в запущенной стадии, так что он лежал не вставая. Мать, работавшая кухаркой в небольшой столовке-времянке для рабочих на стройке шоссе, была вынуждена возвращаться домой поздно ночью, чтобы случайно не наткнуться на кредиторов. Да и ютились они все вместе в небольшой съемной комнатушке в подвале, где и ребенка-то особо положить некуда было. Но ради своей будущей семьи он был готов даже учебу бросить, хотя раньше держался за университет изо всех сил, отдавая на него последние деньги. У его жены Суён, со слезами на глазах признавшейся ему в своем «грехе», вырвался вздох облегчения: увидев, как он рад этой новости; она сама не сдержалась и разрыдалась – теперь уже от счастья. Он тогда твердо решил: его ребенок не будет жить такой жизнью, как он сам. Точнее, так ему тогда казалось, что он уже все решил…
* * *
Резкий крик ударил ему в уши. Парень моментально собрался, пришел в себя и огляделся по сторонам. Он сидел в приемной медицинского центра «Надежда». Крик доносился не из смотровой, а с противоположной стороны – из родзала в конце коридора. Все беременные женщины – и на начальных сроках, и на последних неделях – тут же с испуганным видом схватились за животы, придерживая их руками.
«Кто же знал, что так получится…» Парню тоже захотелось закричать. Сказать, чтобы все убирались вон из этой больницы. И что это вообще никакая не больница. Он считал, что смысл всей его жизни – оберегать двух своих любимых женщин: дочку, которая, придя в этот мир, смеялась бы так заливисто, как никто другой, и жену, с которой они растили бы ребенка и вместе с которой он был бы счастлив и в горе, и в радости. Но смысл его жизни был растоптан в одно мгновение – прямо в этой живодерне, именующей себя клиникой. К горлу словно подкатил обжигающий огненный ком, но он, сглотнув, задавил этот спазм. Если он сейчас не сдержится, то все пойдет насмарку. Вместо этого парень потрогал через плотную куртку нечто припрятанное у себя на груди. Нечто твердое, надежное. И только тогда жжение от внутреннего огня немного поутихло.
– А хочешь посмотреть, где папа работает?
– Ага!
Парень повернулся. Знакомый голос – его он не забудет никогда. Главврач клиники. Возрастом чуть за сорок, но выглядит сильно моложе. Моложе даже его самого, хотя ему всего двадцать четыре. Холеное лицо лоснится уверенностью. И белый халат на его осанистой фигуре хорошо смотрится. Если б не девочка, держащая его за руку и называвшая «папой», можно было бы подумать, что он пытается произвести впечатление на молодых женщин в коридоре. Причем небезуспешно. «До чего же рубашка на нем белая – прямо до рези в глазах», – почему-то подумалось парню.
– А я уже поручил что-нибудь вкусненькое к чаю приготовить. – На шаг позади начальника шел Ян Тхэхун – главный администратор клиники.
С ним тоже довелось встретиться. Вот только общался администратор с ним совсем не так, и выражение лица было у него тогда совсем другим: «Говорю же, давайте не будем горячиться и попусту молоть языком. Всегда нужно придерживаться правил. Или думаете, что криком свое потомство вернуть сможете?» Вот так он тогда и говорил – мол, проблем не создавайте. И толкнул еще, да так, что парень упал – до сих пор эта холодная плитка на полу не забылась… Вот там, на плитке, он и решился. «Что ж, будем играть по правилам. Только не по вашим, крючкотворы, ничего тяжелее ручки не поднимавшие, а по моим».
Пока главврач не прошел мимо него к лестнице на второй этаж, парень сидел ссутулившись, пряча лицо. Нельзя, чтобы его заметили. Хотя доктор смотрел только на свою дочку – и с такой нежностью, что просто трудно себе представить. Девочке по виду было где-то лет семь-восемь. Волосенки у нее на голове пока были не такие густые, но уже заплетены в две косички с красными бантами. Одета она была в красное полупальтишко, на ногах белые колготки и красные туфельки – ну прямо как из сказки Андерсена
[2]. Лицо у нее было белое, миленькое, и казалось, что даже запах от нее идет теплый, детский, уютный. «Вот бы нашей Наён в ее возрасте быть такой же красивой!» Наён… Они с женой столько размышляли, как назовут дочку… Вот только услышать собственное имя их девочке не довелось – она умерла еще в материнской утробе. Вместе с матерью.
Он даже не знал, как выглядел его ребенок. Теперь он смотрел на то, как радуется главврач, едва завидев свою дочь, и внутри его все переворачивалось. Парень поднялся и сунул руку за пазуху: холодный твердый предмет был на месте. Одним махом он нагнал главврача на лестнице. То ли на звук шагов, то ли просто чисто случайно, но Ян Тхэхун обернулся и заметил преследователя – от удивления его глаза расширились.
– Ох! – На короткий возглас администратора повернулся и главврач.
В мгновение ока парень достал из-под куртки нож. О, сколько раз он представлял себе этот момент – и вот наконец момент настал! Держа оружие в левой руке, правой он грубо оттолкнул Ян Тхэхуна, и тот растянулся на полу у лестницы – точно так же, как и он сам когда-то. Парень без колебаний переключился на главврача – схватил за грудки и замахнулся ножом. Тот рефлекторно прикрыл собой дочь, убрав ее за спину. Свет, льющийся через окно, вспышкой блеснул на лезвии. Ждавшие у кабинета пациентки и их провожатые все до одного испустили истошный крик.
«Ну вот и всё, конец», – подумалось ему. Однако Ян Тхэхун оказался проворнее и как-то ухитрился перехватить его запястье. Стоило парню перевести взгляд на администратора, как главврач что было силы оттолкнул нападавшего. Тот кубарем покатился вниз, сверху на него навалился Ян Тхэхун. Ножа у парня уже не было: видимо, отлетел куда-то в сторону. Распластавшись под Тхэхуном, он заорал дурным голосом – если все закончится вот так, по-бестолковому, то бушующий в груди огонь просто выжжет его изнутри.
Наконец подоспели охранники: один из них подбежал к парню и, схватив за шиворот, рывком поставил на ноги.
– Вы как? – Ян Тхэхун захлопотал над начальником.
Тот все еще стоял посредине лестничного пролета: задыхающийся, весь бледный от испуга, но по-прежнему укрывавший дочь за спиной.
Охрана крепко держала парня, завернув ему руки за спину. Того всего корежило, он выл диким воем. В какой-то момент его глаза начали закатываться – всем было понятно, что человек явно помутился рассудком. Но все же ему удалось расслышать, как администратор говорит кому-то, что нужно вызвать полицию.
И тут у парня перед глазами забрезжил какой-то странный свет. Его расфокусированный, плавающий взгляд устремился куда-то в сторону: со второго этажа по лестнице спускалась медсестра. Все это время она была наверху, шума из приемной не слышала и теперь не понимала, что здесь происходит. Женщина остановилась, в недоумении посмотрела по сторонам, заметалась туда-сюда, не зная куда идти. В руках у нее был стальной бикс со шприцами…
После смерти жены ему кусок в горло не лез. Заснуть он тоже не мог – только пил целыми днями. За это время очень ослаб, и после всего произошедшего сил у него уже не должно было оставаться. Но тут несостоявшийся убийца ощутил прилив какой-то странной энергии, пришедшей непонятно откуда и наполнившей все его тело. Издав воинственный клич, он исхитрился вывернуться, разбросать опешивших охранников и в один прыжок преодолеть лестницу. Главврач вжался в стену, стараясь уклониться от атаки, но главной целью парня, лишившегося своего оружия, был не он, а именно медсестра. Нападавший выхватил из ее рук бикс, наугад вытащил из него что-то и, даже не посмотрев, что схватил, замахнулся. По глазам ему ударил солнечный блик.
Буквально взлетев над землей, парень бросился к главврачу, размахивая зажатым в руке предметом. На лицо ему брызнуло чем-то горячим.
– Нет! – Крик главврача потряс коридор.
Парень огляделся: люди, толкая друг друга, с криками выбегали из клиники. Но он почему-то их вообще не слышал: в ушах скрежетал только какой-то странный металлический звук.
Главврач обхватил дочку – у той сзади на шее алела рана, кровь текла по белой коже и капала прямо на красные туфельки. А парень смотрел на измазанный кровью шприц у себя в руке. Ради своей жены и дочери он был готов пойти на что угодно. Но только не на это…
Глава 1
Похищение
1
21 августа 2019 года, среда
Когда тьма поглотила мир, Мёнчжун наконец решился. Несколько дней он все тянул, откладывая решение на потом, но со всех сторон, куда ни глянь, были лишь обрывы и пропасти, а вернуться назад, даже если захочешь, не получится – дороги уже нет. Так что хочешь не хочешь, а определяться было нужно.
Всё, его выбор тверд. Вот только когда он вставал, ноги сильно дрожали. Мёнчжун застегнул пряжку ремня на впалом дряблом животе: у него уже второй день маковой росинки во рту не было. Где же свитер? Вроде где-то здесь был… В углу комнаты валялось когда-то белое худи – теперь это была просто мятая тряпка непонятного цвета. Даже не стряхнув с одежды пыль и грязь, Мёнчжун так и занырнул в нее с головой. На пороге ненадолго призадумался, но… нет. Мотнув головой, он вышел из дома и сел в припаркованную во дворе машину.
Некоторое время ехал в темноте, пока не добрался до центральных районов, полностью залитых светом. Мёнчжуну показалось, что его дом на склоне горы и центр Йонина, через который он сейчас проезжал, словно находятся в разных часовых поясах. Белых ночей в этих широтах не бывает, но та часть города, на которую он смотрел из окна своей машины, казалось, вообще не знала, что где-то в мире существует тьма. Проехав по свету, Мёнчжун свернул туда, где его ждало одно дело.
Он то и дело бросал взгляд на клочок бумаги с адресом. До этого перечитывал его, проверял и перепроверял так часто, что теперь этот адрес до последней буквы отпечатался у него в голове. Но все равно сейчас Мёнчжун смотрел на него так, словно видел впервые в жизни: надпись казалась чужой, незнакомой. Он сжал губы. Все сомнения типа «А может?.. Или не надо?» были отброшены в тот момент, когда он завел машину: стрела, спущенная с тетивы, тоже не знает, попадет она в цель или нет, но долететь до конца ей все равно придется.
«Может, все-таки нужно было заранее проверить, где стоят камеры видеонаблюдения?» Хеын же говорила ему, что в том районе камер не так много и что нужно съездить посмотреть, где у них мертвые зоны. А он все отнекивался – мол, если часто там мелькать, то тебя, наоборот, могут заметить, а потом узнать и выследить. Но это были лишь отговорки – просто на самом деле душа у него была не на месте. Любому ответственному мероприятию всегда предшествовала подготовка: и когда в школе экзамены сдавал, и когда в университет поступал, и когда к церемонии открытия Корейских игр всей командой показательное выступление готовили – перед особым Днем Х всегда был День Х-1. На тренировках всегда говорили, что ошибка при отработке уменьшает ошибки на выступлениях. Интересно, что же он не отработал, если уж у него вот так жизнь сложилась?
В итоге Мёнчжун никак к сегодняшнему делу готовиться не стал, но теперь, словно восполняя свою прежнюю нерешительность, старательно избегал больших улиц и вел машину по самым глухим закоулкам. За рулем он постоянно рыскал взглядом по сторонам, отмечая, где находятся камеры слежения и куда они направлены.
Зазвонил мобильный – это была Хеын. «Может, не брать?» Но телефон не успокаивался. Мёнчжун включил громкую связь.
– Ты на месте?
– Пока нет. Скоро буду.
Его взгляд устремился вверх, к небу; мысли – куда-то дальше, где было еще темнее. Возможно, поэтому он слишком поздно заметил тень, мелькнувшую перед машиной, и не успел вовремя вывернуть руль. Боковым зрением увидел прошмыгнувшего мимо кота. Только было с облегчением перевел дух, как тут – бум! – спереди что-то сильно стукнулось о бампер и с глухим звуком опрокинулось на землю.
– Что у тебя там? – спросила Хеын, но отвечать было некогда.
Он ударил по тормозам и попытался собраться с духом, который вот-вот был готов покинуть его. Мёнчжуна всего трясло крупной дрожью. «Так, надо поставить машину на ручник…» Он потянул за рычаг, но все силы куда-то девались. «Нужно собраться… собраться…» Еле-еле справившись с ручным тормозом, Мёнчжун все еще трясущимися руками натянул капюшон на голову и вылез из машины. На земле лежала маленькая девочка – от удара ее отбросило в сторону.
Хорошо еще, что он догадался прикрыть номера куском картона… Мёнчжун еще раз огляделся по сторонам. Обычный ночной закоулок: прохожих нет, зевак тоже. Он заспешил к неподвижному телу; из-под головы змейкой струилась кровь. Мёнчжун двумя пальцами коснулся шеи девочки, проверил пульс. «Сердце бьется – значит, жива». Он перевернул пострадавшую на спину, увидел ее лицо – и только тут понял, кого сбил. От изумления у него задергался глаз. Уж если это не судьба, то что тогда? Мёнчжун поднял ребенка на руки и отнес в машину. Телефон был по-прежнему на громкой связи: Хеын вопила, пыталась докричаться до него. Видимо, она слышала и звук столкновения, и хлопанье открывающихся-закрывающихся дверей.
– Алло! Алло! Да что там у тебя?! Ты в аварию попал? Сбил кого-то? Что ты там делаешь?!
– Не волнуйся, все нормально. Сбил кого надо – как раз ту, кого мы и собирались похищать.
И Мёнчжун что было сил утопил педаль газа.
2
22 августа 2019 года, четверг, ночь
(второй день похищения)
Он слышал в какой-то передаче, что при травмах головы внутреннее кровотечение опаснее внешнего: кровь должна литься из раны, а если ее нет, то она, скорее всего, накапливается где-то внутри; от этого повышается внутричерепное давление и резко возрастает вероятность того, что от обычного сотрясения мозга человек может умереть. У девочки кровь текла, так что, по идее, умереть она не должна. Но вот лицо ее было белым, как бумага. Мёнчжун в панике схватился за голову, пальцы его тряслись. Время от времени он подносил руку к ее носу, проверяя дыхание. Вроде бы есть слабая струйка воздуха, касающаяся его ладони… Но вдруг он выдает желаемое за действительное и это ему только кажется? Мёнчжун прикладывал ухо к ее груди, напряженно вслушиваясь, бьется ли сердце. И только после этого разрешал себе вздохнуть.
«Бум!» – снова прокатилось у него в ушах эхо удара. Он заткнул уши, втянул голову в плечи и закрыл глаза, но это не помогало: в голове снова и снова прокручивался момент столкновения. Все еще дрожа, Мёнчжун открыл глаза и вгляделся в лицо похищенной.
Ее зовут Чхве Рохи, одиннадцать лет. Изящное тонкое личико, губы маленькие, но правильной формы – плотным бантиком. Большие глаза и белая кожа хорошо сочетаются с черными волосами. Стрижка очень короткая – настолько короче обычного боб-каре, что Рохи даже можно принять за симпатичного мальчика. «В школу, поди, ходит… А моей на школу даже издалека взглянуть не довелось». Когда Мёнчжун вспоминал о Хиэ, у него сразу щемило сердце. Если и этой девчонке, как и его дочери, в маленькое тельце воткнут с десяток разных трубок, обмотают проводами и подключат дыхательный аппарат, то он никогда в жизни себе этого не простит.
* * *
На полу задергался мобильный. Входящий номер можно было не смотреть – Мёнчжун и так знал, кто это: Хеын дала ему этот телефон, когда они планировали похищение. Она сказала, что для дела нужен «левый» номер, который нельзя будет отследить. Скорее всего, он был оформлен на подставное лицо, но Мёнчжун этого не уточнял. Как ей удалось раздобыть такой телефон, он тоже не спрашивал – сейчас ему вообще ничего лишнего знать не хотелось, он думал только о Хиэ. Всякий раз, когда ему хотелось бросить эту затею, он убеждал себя, что все это ради нее. Подняв с пола телефон, Мёнчжун вышел во двор. Пусть даже девчонка и без сознания, но при ней он все равно разговоры вести не будет. Небо пока еще было объято тьмой, горячий ветер назойливо лип к его телу.
– Ну, как там? – Голос Хеын был на удивление спокойным.
– В себя пока не пришла.
– И что теперь? Я тебе сколько раз говорила, что нужно быть осторожнее!
«Как будто в аварии попадают по своему желанию!» Внутри поднялась волна злости, но он сдержался, закусив губу: «Думай только о Хиэ, думай только о ней!»
– Ладно, ничего не поделаешь, как вышло, так вышло. Сейчас нужно довести начатое до конца. Как очнется, надо будет ей домой позвонить, с родителями…
Прежде чем Хеын закончила фразу, Мёнчжун нажал на «отбой» – надоела. Свободной рукой взъерошил волосы. Что ж за жизнь у него такая… трудноперевариваемая. У него вырвался глубокий вздох. Ну почему все так обернулось? «Нет, давай завязывай с такими мыслями!» Он повернулся, чтобы вернуться в комнату, и тут натолкнулся на чей-то взгляд.
– Кхык!
Мужчина непроизвольно отпрянул назад, издав странный звук, чем-то похожий то ли на крик, то ли на хрип. Он даже не заметил, что девочка очнулась. Или нет, точнее говоря, не услышал, как она открыла дверь и просунула голову в проем. Рохи смотрела на него снизу вверх, от испуга ее большие глаза стали еще больше – настолько, что были видны белки.
«Черт, вот же попал!» В голове у него все перемешалось. Наверное, нужно что-то сказать? А что? Может, объяснить ситуацию в целом? Или лучше сначала спросить, как она себя чувствует? В итоге он просто стоял и молчал, давая ей возможность как следует разглядеть и запомнить себя.
– Кто?
От ее резкого вопроса вся кровь моментально отхлынула у Мёнчжуна от головы. И что сейчас прикажете ему делать? Спрятать свое лицо? Или, наоборот, завязать ей глаза? Он чувствовал себя как та тетка, которую мужики голой в бане увидели: от волнения все определиться не может, что ей раньше прикрыть – верх или низ? Вот и он сейчас так: не знает, что для него в такой момент важнее и что нужно делать прежде всего…
Девочка пристально рассматривала его: взгляд у нее был явно осмысленный и незамутненный. Под этим взглядом Мёнчжун непроизвольно продолжил понемногу пятиться назад. И тут начинающего похитителя озарило. Он посмотрел на карман своих мешковатых штанов. Все же не зря считается, что залог успеха – в продуманной подготовке. В штанах у него лежал моток веревки – просто на всякий случай, если ребенок сбежит или какие другие проблемы возникнут и другого выхода уже не будет. Мёнчжун осторожно засунул руку в карман, нащупал там аккуратно скрученный нейлоновый шнур и в одно движение достал его, одновременно пряча руку за спину. Он проделал все так быстро и ловко, что девчонка, конечно, ничего не смогла заметить.
– Веревка для чего?
«Эх, заметила…»
– Э-э-э… Б-б-белье развешивать, – сказал он, после чего, вопреки логике, почему-то отбросил шнур подальше.
Рохи не отводила от него взгляд, словно вынуждая все-таки ответить на предыдущий вопрос. Мёнчжун покосился на веревку. Когда твой оппонент – ребенок, то понятно, что тебя будут мучить угрызения совести. Он знал, что нужно действовать как можно более гуманно, но когда похищаешь человека, то связать его или держать под замком – вещь неизбежная, разве нет?
– Ты спрашивала, кто я? – Мёнчжун украдкой подбирался к веревке.
– Кто я?
* * *
– Так ты что, вообще ничего не помнишь?
Взволнованный голос Мёнчжуна разносился по всей комнате. Он то и дело нервно теребил подбородок и взъерошивал волосы. Действительно, когда он сбил девочку, та упала и ударилась так сильно, что, казалось, аж треск стоял. Понятно, что при этом мозгам и повредиться не трудно.
Сама пострадавшая с абсолютно безмятежным лицом расселась на полу комнаты. Ее чем-то привлекла валявшаяся в углу чесалка для спины – девочка подобрала ее и начала осматривать обстановку. Похоже, самым взволнованным здесь был Мёнчжун: он все прокручивал в уме, как сильно все эти непредвиденные обстоятельства повлияют на успех затеянного им дела, в котором на кону стояла его жизнь. Но суть-то как раз и заключалась в том, что обстоятельства были непредвиденными, причем настолько, что просто не укладывались в голове, и теперь Мёнчжун все никак не мог успокоиться. Словно не в себе, он метался по маленькой тесной комнатушке из стороны в сторону, а потом внезапно плюхнулся на пол рядом с Рохи.
– Нет, ты правда ничего не помнишь? Совсем ничего?
– Угу. Тебе есть дело?
Она и говорила как-то странно: как голосовой помощник в мультиварке. Хотя нет, мультиварка разговаривает даже более естественно. Мёнчжун повертел в кармане записку – аккуратно сложенный клочок бумаги размером с ноготь. Там почерком Хеын было написано имя девочки, адрес и возраст. Ей, по идее, вроде как уже одиннадцать, а со старшими говорить не научили – незнакомым взрослым тыкает… Или сейчас для одиннадцатилетних это нормально? Неужто и Хиэ через пару лет будет с ним в таком тоне разговаривать? Просто немыслимо…
– Кто?
Интонации ее были не очень понятны, но, кажется, Рохи снова спросила, кто она. Посмотрев на пялившуюся на него девочку, он решил уточнить:
– Себя имеешь в виду?
– Тебя.
– Я? Я…
Кем бы назваться? Ну не скажешь же, что он ее похититель… Погруженный в эти раздумья, Мёнчжун чуть не ответил: «Секундочку, дай подумать». Что бы такое сказать, чтоб вплоть до получения выкупа обращаться с ней как можно человечней? Чтобы не надо было ее ни связывать, ни держать взаперти? Пусть он ее и украл, но так с людьми обращаться неправильно… «О, кстати!..» Эта мысль привела его в чувство.
– Эй, а ты почему ко мне на «ты» обращаешься?
– Сейчас это важно?
«Она права, сейчас это неважно».
– Э-э-э… хорошо. Я твой…
– Папа?
– А?
От изумления у Мёнчжуна аж плечо дернулось. На что Рохи лишь подозрительно хмыкнула и недоверчиво потрясла головой. Хоть она и потеряла память, но, похоже, у нее были сильные сомнения на этот счет – мол, что-то здесь не то. А ведь если в сериалах главный герой терял память, а потом находил родителей, то все было совсем не так – они частенько смотрели дневные дорамы вместе с Хиэ, усевшись рядышком перед телевизором. Теперь же Рохи осмотрела его скептическим взглядом и сказала:
– Или нет? Не очень похоже…
– Да папа я твой, точно папа.
Слова вылетели из него почти рефлекторно, хотя надо признать, что мысль «Вот он, шанс!» промелькнуть успела. Ведь раз он отец, то тогда она будет слушаться и вести себя спокойно. А если не будет убегать и звать на помощь, то не будет и необходимости ее связывать, чего он так опасался. Теперь его больше всего заботил вопрос, как позвонить ей домой и потребовать выкуп. «Ничего, навешаем ей какой-нибудь лапши на уши, запишем голос, а потом дадим прослушать родителям…»
– Как меня зовут?
Мёнчжун оторопел.
– Чхве… Нет, Ким Хиэ.
Он все-таки назвал имя своей дочери. Рохи не торопилась верить ему и разглядывала Мёнчжуна своими огромными глазищами сверху донизу. А он почему-то избегал ее пронзительного взгляда. Да что ж такое! Она и память потеряла, да и вообще обычный ребенок, в конце-то концов! А он дергается постоянно… Это потому, что совесть нечиста. Не зря же говорят, что на воре шапка горит… Так, надо вызвать у нее доверие. Мёнчжун собрался с силами и посмотрел Рохи прямо в глаза. «Смотрим… Еще смотрим…» И – нет, не выдержал, отвел взгляд. В груди стучало так сильно, что ему пришлось вдохнуть и выдохнуть, чтобы успокоиться. Так, глядишь, и до тюрьмы дело может не дойти – сам от инфаркта окочуришься…
И тут ему в шею внезапно воткнулась чесалка. Хорошо еще, что он от испуга рефлекторно дернул головой и деревяшка скользнула мимо, а то бы точно горло пропорола. А еще говорят, что «от чесалки еще никто не умирал»…
[3] Проморгавшись, он увидел, что Рохи снова нацелилась палкой ему в шею.
Неловкая пауза как-то подзатянулась: за наставленной чесалкой был виден блеск ее глаз. «Ей точно память отшибло или она все-таки о чем-то догадывается?» В тишине комнаты было лишь слышно, как Мёнчжун громко сглатывает накопившуюся слюну. Наконец Рохи соизволила открыть рот:
– Еды.
И это был ее первый приказ своему похитителю.
3
Сбивая дыхание, Мёнчжун вприпрыжку выбежал из дома. Внизу под склоном была лавка, но в это время она, конечно же, должна быть закрыта. Куда-то ехать на машине без номеров он тоже уже не мог – если она будет мелькать на камерах наблюдения, то полиции не составит труда определить, где он живет. Так что теперь, накинув капюшон, Мёнчжун выбежал на поиски круглосуточного магазина, хотя понятия не имел, где такой может быть. Он надеялся, что его примут за спортсмена на пробежке, хотя по такой темноте кто бегать будет? Желающих вряд ли много наберется…
На его счастье, ближе к району жилой застройки один круглосуточный все-таки обнаружился. Внутри магазина сидел молодой парень-кассир, судя по виду – студент на подработке. Он уткнулся в телефон и был так увлечен игрой, что даже стандартное «Добро пожаловать!» произнес, не отрываясь от экрана. Мёнчжун пробрался к полкам с готовыми наборами в ланч-боксах, но к этому часу их уже разобрали, оставался только самгак кимпаб
[4]. Делать нечего, придется брать его. Он взял две упаковки кимпаба, бутылку воды и пошел к кассе. Парень привычным движением мазнул штрих-кодом по сканеру:
– Три тысячи двести вон
[5].
Мёнчжун, пошарив по карманам, расплатился наличными.
– Пакет нужен?
Он отрицательно помотал головой, забрал товары с прилавка и поспешил обратно домой.
* * *
– Это чё? – Рохи окинула кимпаб холодным взглядом.
– Д-д-дома еды ж не было, пока этим можно переку…
– Это еда?
«Черт!» Мёнчжун взглянул на Рохи, потом дернул за хвостик обертки, снял целлофан и протянул пленнице. Ее безмолвные губы наконец шевельнулись – уголком рта она произнесла:
– Прикольно.
«Ффух, слава богу…» Его плечи расслабились, он улыбнулся. И тут же ему под челюсть снова воткнулась чесалка.
– Сойдет, почти съедобно. Но на завтрак хочу нормальной еды.
Умяв обе упаковки кимпаба и взахлеб выдув всю воду, Рохи прямо где сидела, там и улеглась спать:
– Одеяло!
Едва Мёнчжун ее укрыл, она тут же уснула. Глядя на девочку, незадачливый похититель измученно прислонился к стене, хотя более точным словом было бы не «прислонился», а «рухнул». Какой-то чересчур длинной выдалась для него эта ночка…
* * *
Как только рассвело, Мёнчжун тихонько, чтобы не разбудить Рохи, вышел из комнаты. До кухни было всего несколько шагов, но на пути надо было преодолеть просевший пол и открыть старую деревянную дверь, которая скрипела и стонала так, словно заранее готовилась тут же развалиться на куски. Войдя на кухню, ты словно попадал в средневековую харчевню, какие обычно показывают в исторических сериалах, только с современным холодильником, как во фьюжн-сагыках
[6]. Хотя, по правде говоря, холодильник тоже был очень древний: нормального современного многокамерного шкафа с распашными дверями ему не досталось – на кухне стоял лишь очень старый однодверный «гроб» с двумя небольшими отделениями. Ручка на дверце тоже когда-то отвалилась, и теперь, чтобы ее открыть, ему всякий раз приходилось цепляться пальцем за щель. В результате поверхность холодильника была захватанная, пожелтевшая, неопрятная. А внутри всегда подванивало протухшей рыбой, хотя Мёнчжун даже вспомнить не мог, когда в последний раз ее здесь хранил. Рыбу он не ел очень давно: может, только когда жили вместе с Хиэ, тогда – да, а так – даже вида не переносил…
Мёнчжун заглянул внутрь холодильника и грустно вздохнул – уж лучше б не заглядывал. Там дружно стояли в ряд бутылки сочжу
[7]: отдельно – мелкашки по 360 миллилитров, отдельно – крупнокалиберные по 720. А еще было кимчхи, покрытое плесенью, как торт глазурью. Ему, в принципе, заходило и такое: недопитое сочжу-то само собой, да и кимчхи тоже. А что? Он же не маленький, от плесени сполоснул слегка – вот тебе и закуска. Но в нынешних условиях содержимое энтузиазма не вызывало, и Мёнчжун закрыл холодильник. Словно чтобы позлить его лишний раз, дверка морозилки грохнула, пошаталась и, лишь покапризничав, встала на место и закрылась.
«В лавку, что ли, снова переться?» – подумал Мёнчжун, но никуда не пошел – просто, не сходя с места, окинул кухню взглядом. На глаза попался пакет с мукой, стоявший в шкафу. Он уже и не помнил, когда ее купил и что хотел из нее приготовить, но мука у него почему-то была. Пакет не был плотно закрыт, весь какой-то помятый, но, на его счастье, где-то с половину содержимого там еще оставалось. Мёнчжун открыл шкафчик под раковиной, вытащил оттуда синюю пластмассовую миску и вытряхнул туда муку. Не так уж много, но для одиннадцатилетней девчонки должно хватить – желудок у нее не такой уж большой должен быть, как-то брюхо заполнит. Мёнчжун подставил миску с мукой в раковину и открыл кран. Он лил воду до тех пор, пока мука не разбухла. В смеси попадались комочки. Мёнчжун небрежно помешал в миске ложкой и уже собрался было поставить тесто на газ, как передумал, замерев на полпути.
Обтерев руки о штаны, он достал телефон. Сердце бешено колотилось, но в любом случае что сделано, то сделано, и обратно все уже не вернешь. У него в голове всплыло лицо Хиэ, но он громко вздохнул, усилием воли отогнал ее образ и поднял глаза. С телефоном в руке выглянул из кухни, проверяя, не подслушивает ли его ненароком Рохи. В комнате и коридоре было тихо: похоже, что девчонка по-прежнему спит в комнате. Мёнчжун снова подошел к раковине, глубоко вдохнул и начал с силой тыкать в экран, набирая номер. В трубке один за другим пошли гудки: с каждым гудком сердце у него сжималось все сильнее и сильнее. Он знал, что именно ему придется сказать, раз уж набрал этот номер, и от этого нервозность только усиливалась.
А гудки между тем все шли и шли. Мёнчжун не понимал, почему на том конце не берут трубку. И тут в телефоне послышался резкий щелчок – когда он его услышал, то аж вытянулся в струнку. Приготовился вести разговор уверенно и заготовленные фразы произносить жестко.
– Ал…
– Абонент временно недоступен, оставьте сообщение после…
«Ах ты ж…» Он скривился и нажал на отбой. Они что там, в туалете застряли? Или не слышали звонка? В голову лезли разные мысли, но Мёнчжун никак не мог избавиться от ощущения, что происходит нечто странное. Когда ребенка похищают, то родители не то что часами – годами от телефона не отходят, разве нет? «Может, номером ошибся?» Мёнчжун еще раз сравнил номер исходящего вызова с тем, что заучил наизусть. Да нет, все правильно он набрал. Еще бы, номер у него в памяти как в камне высечен; ведь дело касалось его дочери – а заодно и той девчонки, что сейчас спит у него в комнате.
Выходит, все, что ему остается, – это просто дозваниваться. Но только Мёнчжун занес руку над смартфоном, как дверь с грохотом открылась и на кухню ворвались лучи солнца, а заодно с ними и его пленница. Она смотрела на него, скорчив недовольную гримаску. Сердце снова заколотилось. Да что ж такое! Девчонке всего одиннадцать, фактически ребенок, к тому же потерявший память и считающий его отцом. Как у нее получается постоянно держать человека на нерве?
– А, вс-с-стала? Ч-ч-что-то х-х-хотела? – Мёнчжун непроизвольно начал заикаться.
Рохи острым взглядом сосканировала обстановку на кухне и ровным голосом сказала:
– Еды.
– Г-г-готовлю.
– М-м-м, ладно тогда, – промычала девчонка и закрыла дверь.
Некоторое время Мёнчжун стоял совсем растерянный, но потом заставил себя собраться. В конце концов, отец он ей или нет? Как можно в таком тоне со взрослыми разговаривать?
– Эй! – Его крик наложился на стук распахнутой двери.
– Чё? – Девчонка смотрела в упор.
«Сейчас я ей покажу, как старших уважать!» Мёнчжун покрепче ухватил лопатку для блинов и напористо сказал:
– На сытый желудок оно всяко веселее, да?
– Само собой, чё спрашивать? – Недовольно покачав головой, Рохи закрыла дверь.
* * *
Иногда кажется, что ты видишь перед собой что-то вполне понятное, но на самом деле это абсолютно иная, непостижимая сущность. Ну это как если старику, который все время пользовался только кнопочным телефоном, дать смартфон. Или, допустим, ты думаешь, что подобрал щеночка, а через пару лет у него вырастают большие уши, большие глаза и очень острые зубы, и оказывается, что ты привел домой волчару. Вот и Рохи примерно так же взирала на накрытый стол. Ну ладно вода из-под крана, ну ладно тарелка вся в сколах, ну ладно кружка непонятного цвета – то ли желтая и грязная, то ли желтая от грязи… Но этот белый сгусток, похожий на моп от швабры, – это, вообще, что такое и как называется? Рохи, словно не веря своим глазам, некоторое время смотрела на непонятное месиво, которое по какому-то недоразумению почему-то попало в разряд «еды», потом подняла взгляд на кулинара. Тот в смущении поскреб затылок:
– Знаешь, бывают такие белые блинчики…
– Не знаю и знать не хочу, – не моргнув глазом ответила Рохи.
– Мука-сахар, добавляем-жарим. На вид, конечно, может, и не очень…
Мёнчжун мог не утруждать себя неуклюжими оправданиями – Рохи рывком поднялась с места. Ее взгляд был прикован к раковине, а точнее, к пакету из-под муки, который там валялся. Брезгливо, двумя пальцами она взяла упаковку и, стараясь не запачкаться, осмотрела со всех сторон. А потом, как громом пораженная, сунула пакет Мёнчжуну.
– Срок хранения – до девятого июня семнадцатого года. Уже больше чем на два года просрочена. Читать не умеешь?
Мёнчжун вздрогнул.
– Или забыл, какой сейчас год, какой месяц? Или правда неграмотный? Календарь же вот висит!
Девчонка мотнула подбородком в сторону стены: там действительно висел календарь, который ему дали в магазине сельхозудобрений. Мёнчжун сконфуженно схватил пакет из-под муки и спрятал за спину.
– М-м-мука ж не портится…
Рохи вдруг наморщила лоб и прямо как стояла – чесалка в одной руке, тарелка в другой – выбежала из кухни во двор, оттолкнув хозяина. Мёнчжун, спотыкаясь, бросился за ней. Во дворе девочка заозиралась, словно искала что-то. Мужчину охватила паника, в голове беспорядочно заметались тревожные мысли: «А что, если к ней возвращается память и сейчас она вспомнит, что я – не ее отец и что в этом доме она никогда раньше не была?»
– Ч-ч-что ищешь?
– Собака где?
– Собака? Какая еще собака?
К концу фразы голос Мёнчжуна задрожал. У них что, дома собака была? Он про это не слышал. Хотя откуда ему знать? Он же сбил девчонку на подъезде к дому и внутрь не заглядывал. Если у них действительно была собака, то, выходит, похищенная постепенно приходит в себя и, возможно, начинает подозревать, что здесь что-то не так…
Рохи стремительно повернулась к Мёнчжуну.
– Сказал, что подаришь собаку, и где она?
Мёнчжун захлопал глазами – как старый подгружающийся компьютер, он переваривал услышанную информацию. Но задержаться в моменте не получилось – ему что-то вонзилось в живот, причем довольно глубоко. Он закряхтел, перевел дух и посмотрел вниз: Рохи глубоко всадила ему в живот тарелку с белой субстанцией, и Мёнчжун в замешательстве эту тарелку покорно взял. У него возникло что-то вроде дежавю: примерно так его, зеленого салагу, гоняли «дедушки» в армии. Рохи властно сказала:
– Переделать.
Пока она не отвернулась, Мёнчжун пролепетал:
– На вид оно, может, и не очень, но все же…
Похоже, его вялые возражения стали действовать Рохи на нервы, и конец чесалки тут же нацелился ему в шею.
– Только попробуй еще раз мне такие помои сунуть!
Мёнчжун судорожно сглотнул слюну и слабо кивнул. Выражение лица у девчонки немного смягчилось: она убрала палку, развернулась и пошла в спальню. Мёнчжун погрозил ей вслед кулаком: это был самый смелый отпор, на который он решился.
– Кстати… – Рохи обернулась и внимательно осмотрела дом вместе с хозяином. – Я точно здесь жила?
В ее взгляде четко читалось: «Как-то подозрительно все это». Мёнчжун застыл на месте: ему словно с десяток здоровенных игл под дых вогнали.
– А что?
– Мерзко здесь чё-то… – И, недоверчиво покачивая головой, она зашла в спальню.
Едва за ней закрылась дверь, Мёнчжун рухнул на стул: у него так тряслись колени, что стоять он уже не мог.
* * *
Бойко перебирая ногами, Мёнчжун спускался вниз по склону. Его прерывистое дыхание эхом билось среди гор. Свое кулинарное творение он решил употребить сам. Рохи сказала, что таким только собак кормить – его это расстроило, но не выбрасывать же еду, в самом деле. С другой стороны, дерзкую девчонку голодной оставлять тоже нельзя. После того как Хеын бросила его, он воспитывал дочь один, поэтому мог приготовить что-то несложное.
И все-таки, что же именно произошло с Рохи? Допустим, память она действительно потеряла. Но ведь и то, как она себя ведет и как говорит, тоже нормальным не назовешь. Хоть кто ее услышит – ни за что не поверит, что ей только одиннадцать. Или это потому, что она из богатой семьи? Богатеи ведь считают себя центром мира и пупом земли. Они с молоком матери впитывают, что являются «белой костью, голубой кровью». Возможно, оно и так: детей у богатых с рождения балуют, потакают им. Но все равно…
И это еще не самое странное: у родителей ребенок пропал, а они трубку не берут. Спускаясь к магазину, Мёнчжун уже несколько раз звонил ее отцу на мобильник, но на звонки по-прежнему никто не отвечал. Он собрался уже отправить сообщение, но потом передумал. «Ваша дочь у меня», «Это похищение, заплатите выкуп» – как-то странно такое словами набирать…
Или, может, у них дела за границей и они туда укатили?.. Ага, и оставили одиннадцатилетнюю дочку одну? Кроме того, как-то слабо верится, что в таком доме обходятся без помощников. Ну хорошо, пусть родители уехали, но какая-нибудь домработница-то должна остаться! И если в отсутствие родителей дочка пропала, кто-то из прислуги наверняка сообщит либо хозяевам, либо в полицию, это же очевидно. А может, они уже в полицию обратились? Преступник собрался вести переговоры о сумме выкупа, но не может дозвониться. Он сбит с толку, приезжает к ним домой, и тут полиция выскакивает из засады и берет его тепленьким!.. Может, у них такой сценарий разработан?
Нет, непохоже. Есть у него такая дурная привычка постоянно все усложнять… Нужно действовать по принципу, которым он руководствовался с детства: жить следует исключительно настоящим, решать вопросы по мере их поступления и делать то, что нужно делать в данный момент. А в данный момент ему надо было накормить Рохи.
* * *
Мёнчжун посмотрел на вывеску лавки, находившейся в нескольких шагах: «Супермаркет “Топ-класс”, добро пожаловать».
Едва очутившись в «Топ-классе», он моментально вымок от пота – словно под дождь попал. Еле кивнув на приветствие работника, еле волоча ноги, прошел к полкам – он сильно ослаб за последнее время. Чем бы закупиться? Его взгляд скользнул по стеллажам. Животные инстинкты – страшная сила. Вот генерал Ким Юсин заснул в седле, отпустил поводья, и лошадь сама довезла его до дома кисэн
[8]… Так и Мёнчжуна ноги сами привели в отдел с рамёном: когда он расстался с женой, то питался почти исключительно им. Но тут его словно молнией шибануло, и пачка лапши снова вернулась на полку. Он просто представил себе картину, как кладет рамён перед Рохи: «Ты чё принес? Ты это едой называешь?» Да она прямо в пакете ту лапшу в мелкий порошок сотрет… Ладно, а что тут сбоку лежит? Ага, карри и чачжан
[9]: водой развести, три минуты в микроволновке покрутить – и готово. Хотя нет, карри острый, чачжан соленый… Ребенку такое не подойдет.
Мёнчжун направился в овощной отдел, взял морковь и яйца: морковку нарезаем, яйца взбиваем и делаем омлет. В этот момент у него в кармане завибрировал телефон – тот самый, «левый», который ему дала Хеын. Мёнчжун огляделся по сторонам, убедился, что продавец не подслушивает, и только потом нажал на кнопку.
– Ну как там?
Все как и раньше: какой была, такой и осталась. Ни «здрасьте», ни «алло»: только трубку снял – сразу за свое волнуется… И ее «ну как» относилось, конечно же, не к нему, мол, «как ты там?», и даже не к Рохи – все-таки под колеса попала, память отшибло, можно было бы и о здоровье спросить… Нет, ее «ну как» означало: «Ну как там с деньгами? Звонил насчет выкупа?» В один прекрасный день Хеын ушла от него, оставив с Хиэ на руках. Потом появилась спустя несколько лет и как ни в чем не бывало спросила: «И долго еще ты собираешься так жить?» Что тогда, что сейчас ей было важно не слушать, а говорить самой.
– Не отвечают.
«Интересно, она разозлится, если с ней так же кратко говорить?»
Хеын повысила голос:
– Не может такого быть! Ребенка похитили, а они трубку не берут? Что это за родители такие?
Ему очень хотелось сказать: «Да такие же, как и ты», но он сдержался. Еще не хватало тратить свои нервы на бессмысленную перебранку. А главное – Мёнчжун не был уверен, что сможет ее переспорить. Вместо этого нужно показать Хеын, что обиделся на ее слова.
– «Не может быть»? То есть ты хочешь сказать, что я им не звонил? Похи…
Он чуть было не прокричал на весь магазин «похищение», но резко оборвал себя на полуслове. Прикрыв рот ладонью, еле слышно продолжил:
– Где ты видела похитителей, которые не просят выкуп?
Но Хеын, похоже, было наплевать, обижается он или нет:
– Странно как-то…
В бакалейном отделе Мёнчжун взял соевую пасту чхонгукчан. Обычно считается, что дети такое не очень едят, но, к его удивлению, многим она нравилась. Хиэ ее тоже любила. Он брал побольше тофу, варил его с чхонгукчаном, и такая смесь даже с обычным голым рисом заходила на ура. Мёнчжун закинул в корзину пасту и ответил бывшей жене:
– Самое странное в том, что я сейчас с тобой в этом деле.
4
Он уже выходил из магазина – в одной руке растянутый пакет, в другой телефон, который приходилось все время держать у уха.
– Вечером еще раз им перезвони. Она сообщение родителям записала?
Мёнчжун чуть не споткнулся на ровном месте. «Да чтоб тебя, с вопросами твоими! А ведь как раз уже собирался трубку класть!» Ему захотелось послать бывшую жену подальше. Чтобы получить выкуп, они решили записать голосом Рохи две фразы: «Папа, спаси меня! Мама, хочу к тебе!» Фразы подбирала Хеын, и сейчас признаваться ей в том, что он об этом просто забыл, было нельзя.
– Угу.
Неопределенность его интонаций Хеын заметила моментально: они вместе росли в приюте, и она с детства научилась распознавать, когда у него меняется настроение. Потому и была такая досада на нее: она же знала, что без нее он совсем развалится, но все равно ушла.
Хеын недоверчиво уточнила:
– Точно записал? Они прочувствуют, что опасность реальная?
«Ага, поопасней ей надо, пореальней, и голос чтоб понапуганней, тогда сразу деньги бросятся платить… Ты ж это имела в виду, да?» – подумал он. И ошибся еще раз, промедлив с ответом, так как Хеын решила заколотить последний гвоздь:
– Файл сначала мне пришли, я послушаю.
Мёнчжун пришел в ярость:
– А ты в курсе, что я сейчас не по вайфаю? Ради тебя я даже мегабайта не потрачу.
– Ради меня? Хочешь сказать, что я только ради себя стараюсь?
Ладно, все равно никакого файла у него нет. Но и признаваться в этом Мёнчжун не собирался. «Сейчас домой вернусь и запишем – без лишних оскорблений и упреков».
Он только открыл было рот, чтобы возразить Хеын, как прямо перед ним остановился здоровенный грузовик. Из магазина выбежал продавец:
– Ну что же вы так поздно? Местные тетки уже с самого утра тофу спрашивают…
Недавнего покупателя же он удостоил коротким взглядом из серии «еще не ушел?». Под этим взглядом Мёнчжун развернулся и зашагал к своему дому на вершине горы. И тут Хеын почуяла что-то неладное.
– Что это за звук? Ты сейчас где?
«Скажу, что в магазине, так она сразу спросит: “А где ребенок?” Ладно, скажу просто, что дома».
– Дома.
Тут Хеын чуть удар не хватил. И она завопила так, что у него едва перепонки не лопнули:
– Ты совсем с ума сошел? Думаешь, мы тут в игрушки играем?
Да уж лучше бы в игрушки играли. Вжух! – и «Улыбнитесь, вы в скрытой камере!»; все оборачивается в шутку, а Рохи отправляется домой. Вжух! – и диагноз его дочки превращается в розыгрыш. Да, он бы разозлился на такие глупые шутки, но внутри был бы на седьмом небе от счастья. Эх, если б бог действительно существовал и если б он только смог обратить все в шутку… Мёнчжун бы дал ему любую клятву, любой обет, и если б потребовалось заплатить самую высокую цену, то он отдал бы свою жизнь, вообще не раздумывая. Но увы, никаких богов нет, и реальности надо смотреть в глаза…
– Ага, сошел. Тебе-то, конечно, оттуда виднее, что здесь и как. А что мне было делать? Дома есть нечего, а девчонке что – с голоду помирать?
На том конце Хеын глубоко вздохнула.
– Надеюсь, ты хоть не на машине? Я ее, конечно, на подставное лицо купила, но если в камерах постоянно мелькать, то могут и выследить.
– На своих двоих спустился. И машина другая нужна, а то подсунула какое-то говно с дымом, а теперь понтов полные штаны…
– Ты, главное, дело сделай – тоже себе такую сможешь позволить.
От этих слов Мёнчжун замер на месте и нахмурился. Обычно он старался подбирать слова, чтобы человек не чувствовал себя дураком и лузером, но сейчас из него рвалось такое, чего он представить не мог и сам от себя не ожидал.
– А ты знаешь, что я тебя сейчас просто использую? Приготовься к тому, что ты от меня и гроша ломаного не получишь. Если б не Хиэ, вообще в эту тему никогда не вписался бы, – ледяным голосом произнес Мёнчжун.
– Я в курсе. Это все, или еще что-то так же трепетно воспринимаешь?.. Ладно, давай быстрей поднимайся к себе.
Вздох Хеын, казалось, положил конец их перебранке. «Ну нет, мы с тобой еще не закончили…» Ведь если она начала выносить ему мозг, потому что по звукам из трубки догадалась, где он сейчас находится, то и ему тоже кое-что было слышно – он понял, где сейчас его бывшая. Когда ее колкие фразы замолкали, то в паузах доносился весьма специфический шум. Мёнчжун еще сильнее притиснул телефон к уху: место явно многолюдное и просторное – звуки как будто эхом доносятся. Слов, конечно, не разобрать, но было понятно, что он точно слышит стук катящихся колесиков и женский голос, читающий объявления через какое-то устройство. Мёнчжуну не понадобилось много времени, чтобы пазл сложился – аэропорт.
– А ты где?
Хеын не ответила. От нехороших предчувствий у него все качнулось перед глазами, но он собрался и переспросил:
– А как же Хиэ?
Ответа так и не последовало, и Мёнчжун спросил снова:
– Что с Хиэ?
– Да тут вопрос важный возник, пришлось в одно место поехать…
«Вопрос важный, но не Хиэ?» Мёнчжун не сдержался и сам не заметил, как перешел на крик:
– Ты ее бросила?
В трубке было тихо, но он прямо почувствовал, что Хеын вся сжалась от этого вопроса. Потом наконец, колеблясь, ответила:
– Ну она же все равно сейчас без сознания…
И это сказала мать.
* * *
У его дочери была детская лейкемия. Два месяца назад во время терапии она впала в кому. Жизнь в ней едва теплилась, да и то исключительно за счет аппаратуры, поддерживающей деятельность организма. «Состояние нестабильное», «исход непредсказуем» – так говорили врачи, что в переводе на человеческий означало: «Непонятно, сколько еще она сможет продержаться». Единственное, что им оставалось, – это сделать трансплантацию, но, к сожалению, тип костного мозга Мёнчжуна дочери не подходил.
В тот день Хиэ тоже была без сознания. Она была подключена к ИВЛ, и звук подаваемого кислорода казался звуком ее дыхания. Внезапно Мёнчжун испугался, что когда-нибудь он забудет, как на самом деле дышала его дочь.
– Хиэ, это папа пришел…
На что-то рассчитывать было глупо – девочка никак не отреагировала на его слова. «Ничего, она все слышит. И радуется, что папа с ней», – старательно убеждал себя Мёнчжун. В этот момент в коридоре послышался звук шагов. Он затаил дыхание и весь обратился в слух, сфокусировавшись на том, что происходит за дверью. А там медсестры злились на то, что у него уже накопилась большая задолженность, которую требовалось срочно погасить. И теперь им нужно либо прекращать лечение, либо уговорить его без лишнего шума самому забрать дочку из больницы.
«Только не сюда, только не сюда», – как заклинание повторял он снова и снова, но заклинание, увы, не сработало: стук туфель затих как раз напротив их палаты. Мёнчжун со скоростью света бросился под кровать, опередив входящих на долю секунды. Шаги приближались – он зажмурился, но потом все же рискнул раскрыть глаза: «Ничего себе!» У него перед носом были не белые халаты и сабо медсестер, а черная юбка с ярко-красными туфлями на каблуках сантиметров по семь минимум. «Кто бы это мог быть?» Мёнчжун осторожно выглянул из-под кровати, посмотрел наверх – и натолкнулся на ее взгляд. Женщина вроде как поначалу испугалась, но потом скорчила гримасу и, цокнув языком, произнесла:
– И долго еще ты собираешься так жить?
Вот так они со своей бывшей женой Хеын и встретились после долгой разлуки – спустя три года после того, как она бросила их с Хиэ. С ее уходом в жизни Мёнчжуна многое поменялось. Деньги, которые он клал на счет со своей зарплаты, дом, который тоже считал своим, – все растаяло, оказавшись иллюзией, миражом. На счете было не то что пусто – баланс ушел в минус. Дом к этому моменту уже тоже оказался заложен. Вместе с женой исчезло все: и радостное время, когда у него была своя крыша над головой, и деньги, которые он так кропотливо копил на обучение дочери. Стоило жене уйти, как к нему день за днем стали вламываться коллекторы из кредитных контор. И дом был снесен. Хотя даже если б и не снесли, то, возможно, он сам рассыпался бы в труху и без них. Не надо было ему так упрямиться – может, тогда бы к нему на фирму не пришли. Хотя отжималы-коллекторы не были официальными приставами и действовали не вполне законно, но начальство в детали вникать не стало, и в его положение входить тоже не собиралось – его попросту уволили. А выходное пособие прямо из банка ушло кредиторам.
Жизнь, где нет ни кола ни двора… Где, казалось, только рассвело – глядь, а солнце уже село за скалы… Так жить ему не хотелось. И если б не дочь, он, наверное, не побоялся бы сделать окончательный выбор и шагнуть за край. Но после того дня, когда ей поставили диагноз, Мёнчжун начал цепляться за жизнь. Он нашел в горах заброшенный дом и перебрался туда. Теперь в мире для него больше не существовало никого, остались только он и Хиэ. И так было до тех пор, пока ей не исполнилось девять. До тех пор, пока не появилась его бывшая жена – так же резко и неожиданно, как и исчезла. До тех пор, пока не предложила похитить ребенка: «Заберем девчонку – и родители заплатят сколько нужно».
* * *
Как только такси остановилось у клиники университета Йонин, Мёнчжун тут же выскочил из машины и на всех парах помчался ко входу. Он мотался по площадке лифта туда-сюда, все время с раздражением поглядывая на табло индикатора, где не спешили меняться этажи. Постоянное движение выдавало его нервозность снаружи, пересохшее горло – внутри. Казалось, что он вот-вот расплачется. Сердце разрывалось на части, как только Мёнчжун вспоминал, что его Хиэ лежит сейчас совсем одна, а к ее горлу подсоединены шланги толщиной с руку. Да, возможно, он жил неправильно, но почему за его грехи приходится расплачиваться дочери? Ведь даже в суде дети за преступления родителей уже давно не отвечают… Так почему же бог так жесток?
Мёнчжун зашел в лифт, нажал на восьмой этаж. Глубоко вдохнул-выдохнул, грудь его поднялась-опустилась, и в этот момент с его лица исчезло выражение заботливого папашки, трясущегося над своей ненаглядной дочуркой. Взгляд стал безразличным, ничего не выражающим. Мёнчжун достал заткнутую за пояс кепку, натянул поглубже. А через несколько секунд вышел из лифта и вел себя так спокойно, что никому и в голову не пришло бы, что это тот самый человек, который только что сломя голову забежал в клинику. Выйдя из кабины, он прижался к стене и осторожно вытянул шею. Сестринский пост находился не прямо напротив лифта, а чуть в стороне. Сейчас там дежурила старшая медсестра – она как раз говорила по телефону. У сестры была выдающаяся квадратная челюсть, которую она во время разговора сильно задирала вверх – градусов на 30. Ну почему сегодня именно ее смена? Стоило только представить, как она дико орет и яростно щурит глаза, – и у него по коже пробегал мороз.
– Прошу прощения…