Андреас Винкельманн
Дом девушек
Andreas Winkelmann
Das Haus der Mädchen
Copyright © 2018 by Rowohlt Verlag GmbH, Reinbek bei Hamburg
© Прокуров Р. Н., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство Эксмо», 2024
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.
* * *
Андреас Винкельманн родился в Нижней Саксонии в 1968 году. За время своей творческой деятельности он зарекомендовал себя одним из ведущих немецких авторов в жанре остросюжетной литературы, выпустив более 20 романов, половина из которых стали бестселлерами Spiegel, то есть национальными бестселлерами Германии. Женат, имеет дочь. Живет с семьей в доме на опушке леса, недалеко от Бремена. В свободное от литературного творчества время пересекает Альпы пешком, взбирается на самые высокие горы или ловит рыбу и охотится с луком и стрелами в канадской пустыне.
* * *
Атмосферно и жутковато. Неожиданный – и тем особо страшный – маньяк. Яркие, выпуклые персонажи. Почти экзотический антураж. Не зря этот роман стал настоящим бестселлером в Германии – в стране, где читателей, закаленных жесткостью и изощренностью повествования, уже сложно чем-то удивить. Но Винкельманну это удалось…
Владимир Хорос, редактор
* * *
«Андреас Винкельманн раскручивает повествование так горячо, как это делают только в лучших триллерах».
DIE WELT
«Читателя словно затягивает водоворот».
DELMENHORSTER KREISBLATT
«Почти невыносимое напряжение».
VERDENER ALLER-ZEITUNG
* * *
Моему другу Маркусу Кнюфкену, такому же искателю приключений, как и я
Все действующие лица вымышлены, любые совпадения случайны. При этом некоторые улицы и каналы, вроде Айленау, вполне реальны. Однако нет смысла искать дом 39б, он также вымышлен. Но существование такого места нельзя исключать – помните об этом, когда будете планировать отпуск!
Глава I
1
Человека у дороги можно было принять за ходячего мертвеца. Высокий и тощий, он плелся под моросящим дождем, ссутулившись и втянув голову в плечи. Его качало из стороны в сторону, руки болтались, словно он утратил над ними контроль. Уличные фонари отбрасывали на него грязно-бледные отсветы. Длинный плащ доходил до колен, свободные концы пояса развевались позади, как вторая пара рук.
Явление не такое уж редкое для ночного города: бездомный бродяга в поисках места для ночлега. Возможно, он уже присмотрел себе угол, но его кто-то согнал. Жизнь на улице полна опасностей. Всего пару недель назад неизвестный поджег бездомного в городском парке. Беднягу с жуткими ожогами доставили в отделение неотложной помощи. Оливер видел его. Тело в клочьях оплавленной одежды, покрытое черными струпьями вперемежку с участками водянисто-красной кожи. Невредимыми остались только ноги, и Оливеру врезалась в память пестрая эмблема «Найк» на грязных желтых кроссовках. В тот миг он порадовался, что работает санитаром в амбулаторном отделении, а не в реанимации. Конечно, ему и там всякое приходилось видеть, но времени, чтобы морально подготовиться, было куда больше.
Бездомный между тем доковылял до столба, несколько секунд подержался за него, после чего толкнулся и двинулся к проезжей части. Оливер понимал: если несчастный упадет, придется ему помогать. Чувство профессионального долга не позволило бы ему отвернуться и ехать дальше, но и выходить из машины посреди ночи, чтобы поднимать человека, явно в состоянии алкогольного опьянения, было страшно.
Человек дошел до путепровода и скрылся в темноте. А когда вышел с другой стороны и оказался под светом фонаря, резко повернулся, поднял руку и указал на Оливера, словно хотел показать, что прекрасно видит его.
У Оливера перехватило дыхание. Нога машинально надавила на педаль газа. Старая «Корса» дернулась, едва не заглохла, но как будто передумала и рванула с места. Оливер пронесся мимо бродяги и увидел в зеркале заднего вида, как тот машет ему.
Впереди светофор горел красным. Оливер убрал ногу с педали газа, и машина покатилась по инерции. Он еще раз глянул в зеркало и убедился, что тот зомби его не преследовал.
У светофора уже стоял белый фургон «Фиат». В красном свете стоп-сигналов искрилась мелкая морось. Из ржавой выхлопной трубы толчками вырывались клубы дыма, словно двигатель заходился в кашле. Очевидно, один из тех курьеров, которые каждую ночь развозят связки газет по отведенным местам, откуда их забирают разносчики. Но потом Оливеру бросился в глаза польский номер. Вероятнее всего, это были трудовые мигранты, по дороге на какую-нибудь из бесчисленных стройплощадок.
Далее все происходило одновременно.
Светофор переключился на желтый, а за грязным окном правой дверцы фургона появилась рука, ударила по стеклу и скользнула вниз. Широко расставленные пальцы оставили кровавый след.
Это длилось какое-то мгновение, за которое светофор переключился с желтого на зеленый, и пока Оливер сидел в оцепенении, фургон тронулся с места, оставив за собой черное облако дыма.
Оливер не двигался. И не дышал до тех пор, пока светофор вновь не зажегся желтым, а затем красным. Это наконец вывело его из оцепенения, и он даже засомневался в реальности увиденного. Окровавленная ладонь за стеклом фургона?
Быть такого не могло! Наверное, он просто вымотан и рассеян, к тому же ему нездоровится, вот и могло привидеться все что угодно, включая зомби минуту назад…
Когда вновь зажегся зеленый, Оливер вдавил педаль газа в пол, выжимая из «Корсы» все возможное. Потасканный уже двигатель взвыл на четвертой передаче. Проехав очередной перекресток, Оливер заметил белый фургон, прежде чем тот свернул в проулок. Он по всем правилам включил поворотник и поехал следом.
Переутомление или простуда – неважно, Оливер не мог так обмануться. Слишком реалистичной была картина перед его внутренним взором: скрюченные пальцы, пестрый браслет на запястье, кровавые полосы на грязном стекле…
Это была дорога на промзону, что простиралась до самого порта. Оливер никогда здесь не проезжал, хотя мог таким образом сократить путь до дома. Район был не самый приятный – слишком много темных закоулков, заброшенных цехов, ржавых рельсов и глухих фасадов без окон.
Оливер быстро догнал фургон – и уже издали различил кровавый отпечаток на стекле.
Он полез за телефоном, чтобы на ходу сделать фото, при этом захватив в один кадр и кровавый отпечаток, и польский номер. Но для этого нужно было подобраться ближе. Оливер слишком поздно заметил, как впереди вспыхнули стоп-сигналы, и в испуге нажал на тормоз. Машину накренило и занесло вправо. Оливер обеими руками вцепился в руль, телефон упал куда-то под ноги. Навстречу угрожающей громадой неслась бетонная стена. Оливер закричал, вывернул руль. «Корса» вильнула в сторону, налетела на дорожный знак и заглохла. Знак завалился и пробил лобовое стекло.
Оливер замер с широко раскрытыми глазами.
Тишина, казалось, пронизывала до костей.
Справа от дороги располагалась мастерская по ремонту стекол. По всей видимости, раньше это была заправка. «Ваше стекло – наша забота» – гласил рекламный щит над въездом.
Прошло несколько секунд, каждая из которых показалась минутой. Оливер прижался лицом к рулевому колесу и стал шарить под ногами в поисках телефона. Он отыскал его под сиденьем и попытался подцепить пальцами, не теряя при этом улицу из виду.
В отдалении, в том направлении, где скрылся фургон, вспыхнули фары. Мягкий желтый свет, характерный для старых машин. Никакого ксенона или неона – скорее свеча под колпаком.
– Давай же, ну…
Оливер вспотел, но гладкий корпус телефона никак не давался в руку.
Свет фар становился ближе, неумолимо надвигаясь на него.
Оливер в панике заблокировал двери. Сердце бешено колотилось, от дыхания запотело боковое стекло.
Белый фургон медленно проехал менее чем в двух метрах от его «Корсы». Сквозь запотевшее стекло Оливер едва ли мог что-то разглядеть. Он увидел лишь белое пятно лица и глаза, явно нацеленные на него. Ему показалось или они действительно сверкнули красным?
Оливер выгнул шею, стараясь проследить за машиной. В этот момент «Фиат» притормозил, мигнув стоп-сигналом, и стал разворачиваться.
– Нет, нет, нет! – запричитал Оливер, в отчаянии подтаскивая телефон.
Желтые огни отразились в зеркале заднего вида.
Оливер понимал, что должен убраться отсюда. В бегстве был его единственный шанс. Только вот машина уперлась передней частью в дорожный знак, а сзади вплотную встал фургон. Он оказался в западне!
Фары переключились на дальний, залив светом внутреннее пространство маленькой «Корсы». Наконец-то Оливер сумел кончиками пальцев подцепить телефон, но в панике лишь затолкал его еще дальше под сиденье.
В этот момент дверца «Фиата» распахнулась. Из машины вышел человек в черном дождевике и встал возле «Корсы». Постучал по стеклу. Негромко, без усилия, словно это была просьба, не требование.
Оливер оцепенел от страха. Он не смог бы шевельнуться, даже если б захотел. В эту минуту он ненавидел себя за малодушие.
Стук повторился, на сей раз настойчивее. Человек показал жестом, чтобы Оливер опустил стекло.
Хотя внутренний голос громко протестовал, он переборол оцепенение, взялся за рукоятку и опустил стекло на пару сантиметров.
– Всё в порядке? – спросил незнакомец.
– Да… спасибо, я…
– Вам нужна помощь?
– Нет… я… все хорошо, полиция должна приехать с минуты на минуту.
Оливер не понимал, для чего сказал это, – слова сами сорвались с языка.
Мгновение незнакомец хранил молчание, и Оливер уже понадеялся, что предостережение возымело эффект.
– Выходи, – спокойно, даже деловито распорядился незнакомец. Оливер впервые слышал, чтобы человек говорил с таким холодом в голосе. Искра надежды угасла.
Оливер помотал головой и поднял стекло. Сквозь чистую полосу, вытертую резиновым уплотнителем, он увидел, как незнакомец достал из-за пояса пистолет и направил на стекло.
И без колебаний выстрелил.
Стекло рассыпалось, и Оливер почувствовал, как в левое плечо врезалось что-то горячее. Оказалось не так больно, но рука в тот же миг отнялась. По спине потекла теплая кровь: пуля прошла сквозь плечо.
Незнакомец выломал рукояткой пистолета остатки стекла. Оливер закричал и, отбиваясь ногами, повалился на пассажирское сиденье. Незнакомец разблокировал и распахнул дверь. Затем поднял пистолет, и Оливер заглянул в маленькое черное отверстие дула. Он вскинул правую руку и выставил ладонь перед лицом.
– Прошу, пожалуйста, не надо… я даже не видел…
Пуля прошила ему ладонь и врезалась в череп.
2
Два дня спустя
Поезд прибыл на вокзал Гамбурга с опозданием в два часа. В воздухе стоял запах выхлопов и металлической стружки. Лени волокла за собой тяжелый чемодан, чувствуя, как неприятным стуком в висках дают о себе знать усталость и стресс. На вокзале царил хаос. Люди блуждали беспорядочно и как будто без всякой цели, каждый был занят собой и не обращал внимания на окружающих. Лени то и дело уворачивалась в попытке избежать столкновений. Никто ее не замечал. Люди смотрели в телефоны, на расписание, по сторонам или просто перед собой. К тому времени как Лени добралась до выхода, раздражение только выросло, хотя, казалось бы, эту поездку уже ничто не превзойдет. Одно было ясно: путешествия на поезде не для нее, и едва ли это когда-нибудь изменится. Это вынужденная мера, потому что у нее не было машины, а в автобусах ее укачивало. Как только у нее появятся деньги, она первым делом купит приличную машину и будет ездить куда захочется и когда вздумается. И никаких толп вокруг.
Но это требовало времени, Лени не питала иллюзий. И предстоящая практика в издательстве была важным шагом к ее цели – хоть ей за нее не заплатят, а лишь компенсируют расходы.
Лени тоскливым взглядом обвела вереницу такси перед выходом. Она забронировала комнату на ближайшие три недели на сервисе «БедТуБед», новом и куда более скромном аналоге «Эйрбиэнби»
[1]. От вокзала до нужного ей адреса было три километра.
Лени посмотрела в ночное небо. По крайней мере, не было дождя и в воздухе еще держалось тепло.
После семи часов в поезде без кондиционера одежда липла к телу. Лени чувствовала себя грязной, ей было неуютно и мечталось о горячем душе. И мягкой кровати. Таком месте, которое она могла бы назвать домом, пусть и временным, где могла бы побыть наедине с собой. Находиться среди людей для Лени всегда было тяжким испытанием. Возможно, поэтому она так любила книги. В книгах можно узнавать людей без необходимости встречаться с ними. Это давало время поразмыслить, представить образы, что-то взвесить… все то, чего так не хватало в современной, суетливой жизни. В книгах Лени видела лучшую альтернативу реальности, потому что страницы давали возможность выдержать дистанцию.
Она прошла мимо такси и украдкой бросила завистливый взгляд на других пассажиров, которые могли себе это позволить. Ей не пришло бы в голову попроситься к кому-то в попутчики. Не говоря уже о том, чтобы ловить машину на улице. Это же так опасно! Кроме того, у нее не было привычки заговаривать с незнакомцами или обращаться за помощью.
В конце концов три километра можно преодолеть и пешком.
Лени впервые попала в Гамбург и вообще не знала города, поэтому ей пришлось ориентироваться по навигатору телефона. Но и это оказалось непросто – во всяком случае для Лени. Разбираться во всех этих приложениях было для нее в тягость.
Казалось, этому не будет конца. Лени перетаскивала чемодан через бордюры, обходила выбоины, отыскивала таблички с номерами домов, пыталась сопоставить карту на экране с реальной картиной, уходила не в том направлении и возвращалась. Перед очередным выступом колесо чемодана застряло между перекладинами дренажной решетки. Лени с силой дернула. Колесо отломилось и осталось торчать в решетке.
– Да ладно, ну как так! – в отчаянии воскликнула Лени.
Она попыталась выдернуть колесо – наверное, в надежде как-то приладить обратно, – но ничего не вышло. И в довершение всего ее громким сигналом согнал с дороги автобус. В конце концов Лени смирилась и двинулась дальше. Теперь чемодан заваливался на один бок и противно чертил по асфальту.
Прошло еще больше часа, прежде чем Лени добралась до квартала, где располагалось ее жилище на ближайшие три недели.
Айленау.
Утверждать, что она вымоталась, было бы не совсем верно. Лени чувствовала себя разбитой. От нее так несло по́том, что перехватывало дух от собственного запаха, стопы горели, а колени ломило от боли. Она понимала, что в двадцать шесть лет следовало бы держать себя в форме и запросто преодолевать такие расстояния, не ощущая себя при этом древней старухой. Но Лени не могла похвастаться хорошей формой. Если к этому возрасту прочитать под три тысячи книг, времени на фитнес не остается. А даже если б и оставалось – Лени это было неинтересно.
Опершись о столбик, ограничивающий парковку, она перевела дух и огляделась. Улица тянулась вдоль канала шириной в шесть-семь метров. Уровень воды приходился примерно на четыре метра ниже улицы, и сама поверхность была зеркально-гладкой. По этой стороне канала росли могучие ивы, их ветви свисали до самой воды, и листву золотил свет фонарей. У берега были пришвартованы плавучие дома, которые представляли собой плоскодонные лодки с надстройками из металла и дерева. Лени еще не видела ничего подобного. На одной из лодок за белыми шторами еще горел свет, в окнах другой мерцал телевизор. Выглядело довольно уютно, как дом на лоне природы, но в городском окружении. Впрочем, Лени боялась воды и ни за что не поселилась бы в подобном жилище.
Как ни протестовали измученные ноги, Лени двинулась дальше, высматривая номера домов. Старые, украшенные лепниной виллы стояли бок о бок с безликими строениями родом из семидесятых. Примерно посередине Айленау Лени отыскала дом под номером 39б.
Какое великолепие!
Пять этажей, лепнина по фасаду и съезд в подземный гараж… Дом не выглядел очень уж ухоженным, но и запущенным Лени его не назвала бы, словно за его состоянием следили не владельцы квартир, а какая-то служба. Вокруг дома раскинулся участок, засаженный кустарником и обнесенный кованой оградой. Заостренные железные прутья придавали ей грозный, даже воинственный вид.
В общем и целом неплохо, решила Лени. Перед входом не было мусора, и вокруг не слонялись наркоманы.
Она уже была готова пройти между двумя припаркованными автомобилями и пересечь улицу, как вдруг слева подлетела серебристая спортивная машина с черным откидным верхом. Сухой, жесткий рокот мотора сливался с гулкими басами. Лени плохо разбиралась в машинах, но это, как ей показалось, был «Порше».
Взвизгнув шинами, машина остановилась прямо пред домом 39б. Лени подтянула ногу, уже занесенную над бордюром, и скрылась между двумя машинами.
С пассажирской стороны распахнулась дверца, и ночную улицу захлестнул шквал оглушительной музыки. Из машины показались длинные обнаженные ноги, высокие каблуки коснулись асфальта. Лени успела заметить белые трусики, едва прикрытые неприлично короткой юбкой.
Девушка хотела выйти, но изнутри показалась загорелая рука, ухватила ее за шею и втащила обратно. Она закричала и в отчаянии вцепилась в дверцу. Лени поняла, что это не шутки. Девушку удерживали в машине против ее воли.
Лени сознавала, что должна действовать, и без промедления, но никак не могла переступить внутренний барьер. Что-то вроде инстинкта самосохранения, который предостерегал ее от вмешательства в чужие дела. Быть может, разумнее было бы остаться в укрытии и просто вызвать полицию. Это большой город, и наверняка патрульная машина придет очень быстро.
Но в спортивной машине кричала девушка, и никто, кроме Лени, ее не слышал. Неважно, как быстро приедет полиция, все равно будет слишком поздно.
– Так… ладно… – проговорила Лени и шагнула к машине.
3
Яна Хайгель коротала ожидание, перебирая плетеную фенечку на запястье; импульсивно распутывала отдельные нитки и трепала кончики.
В круглую жестяную миску с громким звоном упала очередная капля. Яна уже выяснила, что капли падали с интервалом в двадцать секунд, и донышко миски закрывалось водой примерно за три минуты. Столько нужно было ждать, пока металлический звон не переходил в плеск. Это хотя бы не так раздражало, и звук не отдавался в мозгу. Но Яна знала, что не пройдет и пяти минут, как она просунет руку через решетку, подтянет к себе миску и осушит одним глотком. Вода, прозрачная и холодная, была на удивление вкусной и на короткое время смягчала жжение в горле и тошнотворный привкус во рту.
Яна подняла глаза к низкому сводчатому потолку. В трещине между камнями собиралась новая капля. Она медленно вспухала, становилась все крупнее, пока в игру не вступала сила тяжести. Яна проследила за ее падением в жестяную миску. Какая-то часть выплеснулась на каменный пол, что вызвало у Яны неподдельную скорбь. Жажда была невыносима. Если б Яна могла дотянуться, то слизала бы влагу с пола.
Она машинально провела языком по пересохшим, растрескавшимся губам. Горло болело как в детстве, когда ей удалили воспаленные миндалины. Яна помнила, какое испытала разочарование, когда вместо обещанного ванильного мороженого ей дали прозрачный и безвкусный кубик льда.
Жизнь полна разочарований.
Кап.
Очередная капля.
Еще десять или, может, двадцать капель, прежде чем закроется дно миски и можно будет сделать еще глоток.
Это отнимало невероятно много сил. Яна была нетерпеливой. Самой нетерпеливой из людей, как часто говорил Никлас.
При мысли о Никласе Яна загрустила. В конце концов, он заботился о ней и любил, хоть и не всегда это показывал. Эта ссора была излишней, и ей не следовало настаивать на поездке – и уж тем более не стоило уезжать без него. Теперь Яна сожалела, что не попрощалась с Никласом и не оставила ему возможности помириться. Они вместе планировали тур по городам Германии, а значит, он знал, что Яна собиралась поехать сначала в Гамбург, затем в Берлин, а после через Кёльн вернуться в Мюнхен. Но он не знал, где именно и в какое время она будет.
Наверняка он уже разыскивал ее, вместе с ее родителями и братом. Яна по всем тосковала, и мысль о них ранила душу. И зачем только ей вечно нужно добиваться своего? И почему она была так резка с теми, кто любил ее?
За то время, пока Яна сидела под этим каменным сводом, она успела и поплакать, и помолиться, и пообещать себе и Богу впредь лучше ладить с близкими.
Яна не знала, где находилась и как здесь оказалась. В памяти, как вспышки стробоскопа, лишь всплывали разрозненные обрывки произошедшего. Кузов фургона, тряска и грохот, порванный уплотнитель между дверцами и щель, в которую можно было смотреть. Маленький серебристый автомобиль и светловолосый человек за рулем. Отпечаток ее окровавленной ладони на стекле, чтобы привлечь его внимание. Разодрав запястья, ей все же удалось высвободить руки, а вот ноги были прикованы к железной скобе в полу фургона.
Следующим в памяти сохранился лишь этот каменный свод. Яна очнулась на мягкой кровати, голая, завернутая в спальный мешок. Открыла глаза – и первым, что она увидела, была металлическая табличка на стене.
Молчи, и будешь жить.
Кап.
Наконец-то первая капля, упавшая с тихим всплеском на прослойку из воды. Яна тяжело сглотнула. В свои неполные тридцать она впервые узнала, что значит настоящая жажда и как она действует на рассудок: в буквальном смысле отключает его. Существовали только жажда и мысли о воде, все прочее теряло значение. Страх, боль, любовь… все отступало. Жажда превращалась в безжалостного диктатора, который не терпел подле себя иных чувств.
Где-то хлопнула дверь, и этот звук вырвал Яну из оцепенения. Мгновение ей казалось, будто прошла вибрация по стене, к которой она прислонилась. Потом послышался шорох и хруст – такой устрашающий, словно что-то большое обитало в стенах.
Яна вжалась в стену, пристально глядя на полукруглое отверстие, откуда, вероятно, и доносились звуки. Отверстие располагалось справа от нее, между массивными колоннами, на которые опирался свод. В высоту не более полуметра, оно напоминало вход в пещеру.
Яна была уверена: шорох доносился оттуда.
Он становился громче, отчетливее и теперь сопровождался мучительным хрипом. Яну пробрал холод. Она полагала, что сильнее уже не испугается, но это было заблуждение.
Яна почувствовала, как к горлу подступает крик.
Молчи, и будешь жить.
Яна хотела выжить, любой ценой, и потому зажала рот ладонью, не давая выхода крику. Но у нее все же вырвался приглушенный, придушенный звук.
Потому что в этот момент из отверстия показалась голова жуткого существа.
4
Лени Фонтане собрала все мужество в кулак и шагнула к машине.
– Эй! Вы что там вытворяете! Прекратите немедленно!
В конце концов, гражданское мужество имело значение!
Во время последнего семестра Лени прошла курс по поведению в опасных ситуациях. «Кричи погромче, – втолковывал ей тренер. – Так громко, как только можешь! Кричи, привлекай внимание, можешь вести себя как сумасшедшая, только не будь безмолвной жертвой. А если видишь безмолвную жертву, стань ее голосом. Мир не услышит тех, кто трусливо молчит».
Лени кричала, и довольно громко, но, похоже, ее не слышали сквозь громкую музыку. Нужно было подойти ближе. Два шага, не больше. Подвергать опасности заодно и себя было не слишком разумно, тренер говорил и об этом.
Стройная рука девушки все еще цеплялась за дверцу, ноги сучили по воздуху, и юбка задралась, так что Лени теперь видела трусики целиком. Но машина была очень уж низкая, и разглядеть, что там еще происходило внутри, не представлялось возможным.
– Я вызываю полицию! – прокричала Лени во все горло.
На этот раз ее услышали.
Кто-то приглушил музыку. Девушка вынырнула из темноты салоны, однако вопреки ожиданиям не стала отбегать, а уселась на краю сиденья. Длинные осветленные волосы растрепались, губы накрашены вызывающе ярко, а расстегнутая блузка обнажает грудь сверх приличия. На мочках ушей эффектно поблескивают серебряные серьги в форме индейских перьев.
– Ты кто такая? – спросила она, застегивая две верхние пуговицы.
– Так мне выходить или как? – спросил мужчина за рулем.
– Нет, забудь, утром рано вставать, – ответила блондинка.
Затем выбралась из машины и расправила юбку. Это была красотка с фигурой модели. Широкие бедра, узкая талия, роскошная грудь. Лени могла о таком только мечтать.
– Я просто… думала… – промямлила она.
– Да ясно, о чем ты подумала. Всё в порядке, можешь идти.
– Ну так закрой уже дверь! – крикнул водитель.
– Ой, тоже мне! – огрызнулась девушка и захлопнула дверцу.
Лени успела разглядеть его загорелую руку на рычаге переключения передач, с увесистой золотой цепью на запястье.
Взревел мотор, и машина рванула с места.
– Козел! – прокричала девушка ему вслед, после чего повернулась к Лени. – Ну? Чего пялишься?
– Я… ничего… – Лени уставилась себе под ноги.
– Что ты вообще здесь забыла в такое время?
– Я здесь живу.
– Там? – Блондинка указала на дом под номером 39б.
Лени кивнула.
– И с каких пор?
– Вот… с этих самых. Я как раз приехала.
Лени чувствовала, как девушка изучает ее взглядом. Наконец она подошла, грациозно балансируя на высоких и тонких каблуках.
– Тогда мы вроде как соседки. Комната в «БедТуБед»?
Лени подняла глаза и кивнула.
– Вот и я тоже. Неделя вечеринок в Гамбурге. Думаю подцепить миллионера, их тут хватает… Ну а ты?
– Приехала на практику.
– Так я и подумала. Дай угадаю… Приехала из глуши и еще ни разу не бывала в городе вроде Гамбурга?
– Вроде того.
Лени постеснялась уточнять, из какой глуши она приехала. Конечно, ей нравились родные места, но вместе с тем она понимала, что там у нее нет никакого будущего. Унылый край для пожилых обитателей, которые днями напролет сидят возле окон, без пользы растрачивая время. Призраки еще при жизни. В Зандхаузене не было даже интернета – приходилось подниматься на единственный холм в округе, чтобы поймать хоть какой-то сигнал.
Блондинка рассмеялась и протянула руку.
– Я Вивьен. А ты?
– Лени.
– Ладно, Простушка-Лени, давай-ка уйдем с дороги, пока этот псих на «Порше» куда-нибудь нас не увез.
Вивьен громко, от всей души рассмеялась и направилась к дому. Лени последовала за ней, волоча за собой поломанный чемодан. От нее не укрылась ирония в словах Вивьен, и Лени немного злилась на себя. В конце концов ей пришлось перебороть собственные страхи, чтобы вмешаться, а теперь эта разодетая блондинка над ней подтрунивает…
– Ты и впрямь хотела мне помочь? – спросила Вивьен, когда они подошли к кованым воротам.
– Прости, пожалуйста, я подумала, он… ну, собирается тебя…
Вивьен развернулась. У нее были красивые зеленые глаза, но веки накрашены слишком ярко.
– Ой, да он безобидный, разве что слишком назойливый. Но я вообще сомневаюсь, что у него столько денег, как он говорит… А все-таки: сейчас так никто не поступает. Люди смотрят в сторону или делают вид, будто ничего не замечают. Почему ты захотела помочь мне? Ты ведь меня даже не знаешь.
– Разве нужно знать человека, чтобы помочь?
Вивьен пожала плечами:
– Было бы не лишним. Ну так почему?
Лени задумалась на мгновение.
– Потому что… мне показалось, что тебе нужна помощь.
Это была лишь часть правды, но всю правду Лени не рассказывала никому. Даже себе старалась напоминать поменьше, и только так ей удавалось с этим жить.
Вивьен посмотрела на Лени то ли с удивлением, то ли с непониманием, а может, и с примесью высокомерия. Но затем она все-таки улыбнулась, демонстрируя идеально белые зубы, и приобняла Лени за плечи.
– Что ж, тогда пошли, Простушка-Лени, пока с тобой еще что-нибудь не стряслось.
Объятие показалось теплым, как возмещение за все невзгоды прошедшего дня, но Лени не привыкла к таким проявлениям близости. К входной двери вели четыре ступени, и Вивьен пришлось отступить, пока Лени возилась с чемоданом.
– Тебе в какую квартиру? – спросила она, придерживая дверь.
– Четвертый этаж, у…
– Эгберт?
– Да.
– Я тоже! Там огромная квартира, и все комнаты сдаются. У нас живут испанцы, китайцы, португальцы и немцы. Жаль, только одна ванная, но зато два туалета… В общем, неплохо.
– Это как? – удивилась Лени. – Вся квартира сдается постояльцам? А где же сами хозяева? Я думала, это запрещено правилами!
– Ты хочешь недорогую комнату или задавать дурацкие вопросы?
Вивьен нагнулась, стянула туфли и стала босиком подниматься по лестнице, покачивая стройными ягодицами. Под загорелой кожей обозначились крепкие икры.
Чемодан был слишком тяжелым, поэтому Лени втаскивала его по ступеням. Вивьен дожидалась у открытой двери.
– Что у тебя там? Весь домашний скарб?
– Я тут задержусь, – уклончиво ответила Лени. Ей не хотелось признаваться, что прихватила шесть книг, которые намеревалась читать во время своего пребывания в городе. Шесть увесистых томов.
– На сколько?
– Три недели.
– Три недели отпуска?
– Нет, я же говорила, что прохожу практику.
– Ох, милая, на тебя смотреть жалко… Но лифта здесь нет. Давай-ка помогу…
Прежде чем Лени успела вежливо отказаться, Вивьен взялась за ручку чемодана. На середине дистанции Лени уже запыхалась, в то время как Вивьен, казалось, даже не напрягалась.
Когда же они добрались до четвертого этажа, Лени снова обливалась по́том.
Вивьен открыла незапертую дверь в квартиру и скрылась в темноте прихожей. Включила свет и снова выглянула на лестничную площадку.
– У тебя комната в конце коридора. Твоя предшественница съехала всего пару дней назад, так что постель еще теплая. Может, утром еще увидимся!
И с этими словами вновь скрылась в квартире. Лени вошла, прикрыла за собой дверь и огляделась. Длинный узкий коридор тянулся до самого окна и поворачивал налево.
Странно было вот так входить в чужую квартиру. Лени ожидала, что ее встретит хозяин, но, судя по всему, в интернете не зря предупреждали о нелегальных хостелах. Это место порекомендовал ей глава издательства, герр Зеекамп, добавив при этом, что практиканткам предоставляется скидка в десять процентов. Должно быть, он параллельно вел дела в обход налоговой службы.
Лени двинулась по коридору, миновав четыре двери. Повсюду царила тишина. После поворота были еще четыре двери, и Лени остановилась у последней из них. На ней висела рукописная табличка: Л. Фонтане.
Лени открыла дверь – и отпрянула в изумлении.
5
Яна, вжавшись в стену, смотрела, как из отверстия появилась сначала голова, потом руки и плечи и, наконец, все тело целиком.
Оказалось, это вовсе не чудовище, а человек, обнаженная женщина. Длинные темные волосы завесой падали на лицо. Царапая ногтями сырой каменный пол, она выбралась из отверстия и застыла на четвереньках. Где-то в глубине стены раздался глухой звук, словно великан ударил по ней молотом. Шум и вибрация медленно затихали, и только когда стало совсем тихо, женщина снова шевельнулась.
Она убрала волосы с лица, приложила палец к губам и помотала головой.
Яна поняла. Им не следовало говорить.
Молчи, и будешь жить.
Женщина поднялась. Она выглядела лет на сорок, с длинными черными волосами и очень стройная. Но вид у нее был изможденный, и ей приходилось держаться за стену.
На ней не было одежды, и Яна увидела многочисленные кровоподтеки по всему ее телу, особенно много на ребрах и ягодицах. Некоторые казались свежими, другие уже заживали и имели желто-зеленый окрас.
Завернувшись в спальный мешок, Яна мелкими шажками подошла к решетке и взялась за железные прутья.
По другую сторону узкого коридора, промеж двух массивных колонн, располагалась вторая камера квадратной формы, похожая на ту, в которой находилась Яна. Кровать и походный туалет в нише, завешенной душевой шторкой, чтобы справлять нужду без свидетелей.
Женщина направилась к этой камере, остановилась спиной к Яне и стала ждать. Через пару секунд раздался электронный сигнал, и дверь камеры пришла в движение, съехала влево и с металлическим щелчком встала в паз.
Тишина.
Кап.
Наполнилась миска с водой.
Яна смотрела на худую спину женщины. Позвонки и ребра проступали под кожей. Ягодицы были округлые, без жира, ноги стройные и мускулистые. Казалось, нагота ее ничуть не смущала, и сырая прохлада не доставляла ей дискомфорта.
Время тянулось мучительно долго, в миску упали еще две капли, но от жажды не осталось и следа. Вопросы так и рвались с языка, ломились сквозь преграду из страха.
Наконец женщина шевельнулась и сжала кулаки. По ее телу прошла дрожь. Она развернулась, шагнула к решетке и вцепилась в нее длинными пальцами с идеальными ногтями, словно боялась упасть. Отливающие стальным блеском прутья обрамляли ее красивое лицо, как рама – картину.
– Я могу говорить с тобой, – произнесла женщина, и Яна вздрогнула, так неожиданно прозвучали слова. – Но ты должна молчать. Прошу тебя, пообещай, что будешь молчать! Иначе мне придется ответить за каждое твое слово.
Женщина показала на что-то, чего Яна сама до сих пор не замечала: черную полусферу на потолке, в углублении, где сходились своды четырех колонн.
– Он видит нас и слышит, от него ничто не укроется. Вот и сейчас он за нами наблюдает.
Обе взглянули на полусферу, нависшую над ними, словно глаз Господень.
– Я Номер Шесть, – продолжала женщина. – Ты Номер Семь. Это наши имена, и нам запрещено называть себя как-то иначе. Я должна рассказать тебе о правилах. Крайне важно их придерживаться, тебе ясно? Ослушание влечет за собой боль или того хуже. Уж ты мне поверь…
У нее дрогнул голос, и ей пришлось взять себя в руки.
– Наш Хозяин умеет причинять боль так, чтобы не оставлять следов, но ты даже не представляешь, какая это пытка. Это увечья без видимых ран, которые не заживают. Только если мы будем делать все, что он требует, нас когда-нибудь отпустят. Пожалуйста, кивни, если ты поняла меня, Номер Семь.
Яна кивнула.
– Хорошо.
Номер Шесть как будто выдохнула с облегчением. Потом на секунду закрыла глаза и прислонилась лбом к решетке.
– Нам нельзя говорить о том, как мы сюда попали, кем были прежде и чем занимались. Здесь у нас нет прошлого, только настоящее. Хозяин сам решает, когда придет время покинуть дом. Мы здесь, чтобы служить ему и ублажать. Это наша единственная цель. Он очень занятой человек и поэтому не терпит, если приходится повторять свои желания. Ты должна внимательно слушать, Номер Семь, и запоминать, потому что скоро тебя позовут наверх, и ты должна делать все в точности так, как я тебе говорю и как мне говорила Номер Пять.
Яну так и подмывало спросить, с каких пор женщина называет себя Номером Шесть, а ее – Номером Семь? И что стало с предшествующими номерами, с Первого по Пятый?
– Когда ты будешь готова и тебя позовут, – продолжала женщина, в упор глядя на Яну, – я стану не нужна. Тебе придется рассчитывать только на себя, а я…
Не в силах больше держаться на ногах, номер Шесть опустилась на холодный пол. Длинные волосы снова закрыли ей лицо.
Хотелось переступить запрет, утешить женщину, и Яна так и поступила бы, если б речь шла только о ней. Однако Номер Шесть сказала, что ответит за каждое ее слово, поэтому Яна была вынуждена хранить молчание.
Наконец женщина убрала волосы с лица и показала на миску воды между камерами.
– Можно мне попить? – попросила она. – Умираю от жажды.
Яна кивнула. И ей оставалось только смотреть, как Номер Шесть легла на пол, осторожно подтянула к себе миску с водой и осушила одним глотком.
Яна пожалела, что перед этим не попила сама.
6
На такое Лени не рассчитывала.
Что это была за комната!
Высокий, под три метра, потолок с лепниной и громадной люстрой по центру. Пол на площади в тридцать квадратных метров застелен паркетом. Между кроватью и шкафом потертый, но дорогой на вид персидский ковер. В нишу встроен вместительный гардероб, а в зеркале сбоку Лени могла разглядеть себя с головы до пят. Обращенное к окну винтажное кресло в зеленой обивке так и ждало, чтобы она устроилась в нем с одной из прихваченных книг. В углу, отделанном кафелем, нашлось место даже для раковины с небольшим зеркалом и розеткой – можно было вымыть и посушить волосы.
Лени читала на форумах жуткие истории об онлайн-аренде жилья. Начиная с грязных, неприглядных чуланов вместо комнат и заканчивая неприветливыми или назойливыми хозяевами. Очевидно, эти истории имели не так много общего с действительностью – по крайней мере в ее случае.
Лени открыла окно, чтобы впустить свежий воздух, но задернула шторы. Затем отложила пропахшую по́том одежду и помыла руки и лицо над раковиной. Ни на что другое сил не осталось, и Лени решила, что душ может подождать и до утра. Она отыскала в чемодане пижаму, надела ее и наконец-то забралась под одеяло.
Оставив ненадолго включенной прикроватную лампу, попыталась ощутить связь с новым жилищем. Подобное всегда требовало времени. Бабушка часто говорила, что в Лени живет старческий дух еще от рождения. Будучи ребенком, она была смышленой и опережала других детей в развитии, но при этом отставала во взглядах, была чопорна и медлительна. В то время смысл от нее ускользал, но теперь Лени понимала, что бабушка была недалека от истины. Древняя душа и передвигалась медленно, и, даже с задержкой, поезд ехал для нее слишком быстро. Телом Лени прибыла в Гамбург, но душой – еще нет. Возможно, к утру или к полудню, а может, и к вечеру, как знать…
За этими мыслями Лени провалилась в тяжелый сон.
И проснулась от громкого шума.
В коридоре кто-то громко переговаривался по-испански. Голоса стали удаляться, хлопнула дверь, и на миг вновь воцарилась тишина, которую через мгновение прервал новый шум. Он доносился с улицы, и казалось, кто-то оживленно спорил. Лени так не хотелось вылезать из теплой уютной постели, но через открытое окно в комнату долетали обрывки фраз, и это не давало уснуть.
Она подкралась к окну.
Уличные фонари погасли, и за окном царил мрак. Обители плавучих домов тоже давно спали.
К дому приближались два человека, мужчина и женщина, и она была чуть выше его. Пара ссорилась на ходу.
– И какой от тебя вообще толк? – говорила женщина.
Эти слова навевали болезненные воспоминания о родительском доме. Подобные ссоры происходили ежедневно и всякий раз вели к ужасающим последствиям. И совершенно неважно, что они во всем соглашались с отцом и уступали. Он искал ссоры, жаждал ее и провоцировал до тех пор, пока кто-нибудь не совершал ошибку, словом или действием. В конечном счете страдала мама, всегда. И даже теперь, спустя шесть лет со смерти отца, Лени тяжело было наблюдать ссоры.
Она вдруг затосковала по маме. Тяжело было оставлять ее одну в Зандхаузене, этой глуши, где было место лишь пустой болтовне и злобным слухам.
Ссорящаяся пара скрылась из виду, хлопнула входная дверь, и по стене прошла вибрация. Лени машинально оглянулась. К счастью, дверь в комнату закрывалась на цепочку, и Лени не забыла накинуть ее.
Когда она повернулась, чтобы закрыть окно, взгляд ее упал на плавучий дом, пришвартованный прямо напротив. Массивный черный блок из дерева и металла, окруженный чернотой воды. Хоть за широкими панорамными окнами было темно, Лени как будто заметила чье-то лицо в узкой щели между шторами. Или скорее пару глаз, смотрящих на нее.
Лени закрыла окно и забралась обратно в теплую постель, подтянув одеяло до подбородка. Но, как она ни пыталась, снова заснуть не удавалось. То и дело ей слышалось, как отец дергает дверь в ее комнату, а мама пытается его удержать… В темноте даже казалось, будто дверная ручка шевелится. Медленно опускается, замирает на мгновение и снова бесшумно ползет вверх. И внезапно Лени вновь стала той маленькой девочкой, которая в страхе перед собственным отцом забиралась под одеяло.
Когда сон все же принял ее в свои объятия, Лени еще долго слышала незнакомые голоса и звуки, а потом и вовсе увидела чернеющий проем на месте двери. Он вращался все быстрее и быстрее, и в центре его стояла и манила Вивьен: «Иди ко мне, Лени, иди ко мне…»
7
Йенс Кернер свернул в темный проулок и припарковал там свой «Шевроле Фармтрак». Он любил этот внушительный, огненно-красный американский пикап, который, однако, привлекал излишнее внимание. Сейчас Йенс действовал без полномочий, скорее в частном порядке, и не мог воспользоваться служебной машиной, поэтому вынужден был соблюдать конспирацию.
Стрелки на часах показывали половину двенадцатого. Вот уже полчаса как Йенс сидел в машине и наблюдал за участком улицы. Пока ничего примечательного. Быть может, он впустую тратит время?.. Возможно. Но это не имело значения, потому что времени у него в избытке. Кроме того, подобная мера уже не раз приносила результат. Редко кто из его коллег возвращался на место преступления ко времени совершения убийства – если его можно было определить, как в этом случае, – но он часто так делал. Полиция всегда прибывала на место преступления с заметным отставанием, и за время между убийством и обнаружением тела – или началом расследования – многое могло поменяться: время дня, освещенность, обстановка и интенсивность движения. В зависимости от этих факторов менялось и его восприятие обстоятельств, при которых совершалось преступление.
Поскольку в деле застреленного Оливера Кината не было продвижения, Йенс, вместо того чтобы спать, погрузился в свой любимый пикап, проехался по городу, чтобы разогреть семилитровый двигатель, и наконец прибыл сюда.
На первый взгляд могло показаться, что Оливер Кинат стал случайной жертвой ограбления – при нем не оказалось ни бумажника, ни документов, ни ключей от дома. Однако ребята из отдела экспертизы нашли мобильный телефон глубоко под сиденьем «Корсы». И на этом все менялось. Последние звонки не вызывали подозрений, за прошедшие два дня удалось все проверить. Но незадолго до смерти молодой человек сделал фото.
На снимке можно было видеть кормовую часть белого фургона, но лишь верхнюю половину. Из двух створок одна была шире другой, в стеклах отражался свет уличных фонарей. Но это не мешало разглядеть на левой створке нечто похожее на отпечаток ладони и следы от пальцев, как если б рука скользила вниз по стеклу. Йенс не сомневался, что это кровь, но снимок, сделанный во время движения, был недостаточно четким.
К сожалению, Кинат не сфотографировал номер фургона.