Кит А. Пирсон

Сдвиг по фазе



1

Печка фургона соизволила задуть теплым воздухом лишь через двадцать минут после начала поездки. Сидевший за рулем Стив щелкнул рычажком указателя поворота и свернул на узкую улочку.

— Где-то здесь, — пробормотал он.

Джимми, его напарник, отозвался с пассажирского сиденья лишенным энтузиазма хмыканьем.

Сбавив скорость, Стив завертел головой по сторонам, выискивая нужный адрес. За изгибом улочки, на задах порядком обветшавшего здания, вели оживленный разговор двое мужчин в зеленых светоотражающих куртках.

— Похоже, это там.

Подкатив к мужчинам, водитель опустил стекло:

— Я ищу Мартина Фетерстона. Мы из «Абакуса».

— Поздновато вы, — хмуро отозвался тот, что постарше.

— Час пик, как-никак. Извините.

Нисколько не смягчившийся Мартин Фетерстон велел Стиву сдать назад на поросшую сорняками асфальтовую площадку, и тот принялся выполнять распоряжение.

— Ну что за душный говнюк, — покачал головой Джимми, когда его напарник наконец заглушил двигатель.

— А чего ты ожидаешь от человека в сраное утро понедельника да на январском морозе?

— Пожалуй, ты прав.

— Ладно, двинули. Покончим с этим побыстрее.

Оба выбрались из фургона, и Фетерстон тут же направился к толстой стальной двери, опутанной цепью с увесистым замком.

— Несколько чересчур для пустого-то магазина, — заметил Стив.

— Да это чтобы чертовы сквоттеры не вломились. У нас в Гилфорде в такое здание заселились, так почти год выпроводить ублюдков не могли.

Повозившись с замком, мужчина с силой дернул дверь, затем еще раз, и лишь с третьей попытки она распахнулась настежь.

— Все уже сложено в контейнеры. — Последовали дальнейшие указания: — Освободите помещение как можно быстрее. В полдень начнут разбирать.

— Не беспокойтесь.

— Как закончите, найдете меня в бытовке.

И с этим Фетерстон удалился.

— Джимми, ты его слышал. Приступаем.

Стив поднял заднюю дверь-жалюзи фургона и вручил напарнику аккумуляторный фонарь.

— Электричества нет, а витрины заколочены, — пояснил он, включил свою лампу и медленно двинулся внутрь.

В помещении их встретили сырость и холод, в свете фонарей изо рта живописно валил пар.

— Комната для персонала, что ли, — клацая зубами, предположил Стив.

— Сколько же она пустовала?

— Да кто его знает. Может, пару лет.

— У меня от таких мест мурашки по коже.

Они принялись распахивать двери: за одной оказалась уборная, за другой — пустая кладовая. Цель их приезда обнаружилась за третьей.

— О нет! — простонал Джимми.

Глазам их предстала добрая сотня пластиковых ящиков, составленных штабелями в центре помещения. Стив подошел к ближайшему штабелю и снял крышку с верхнего ящика. Внутри оказалось именно то, что он и ожидал увидеть: куча подержанных книг. Стив достал одну, полистал, а затем понюхал.

— Слава богу, сухие, — констатировал он. — Иначе пришлось бы ехать прямиком на свалку, а тебе — на биржу труда.

Стив и вправду испытал облегчение. Он подрядился на эту халтуру только потому, что в январе дела обыкновенно идут скверно, а счета оплачивать надо. Для выполнения сей благородной задачи вырученных за вывоз содержимого заброшенного букинистического магазина нескольких сотен фунтов определенно не хватило бы, однако оставалась еще прибыль с самого утиля. И на сегодняшнюю макулатуру у Стива уже имелся покупатель.

— Все, за работу, — объявил он и поставил лампу на пол. — Ящики сами в фургон не загрузятся.

Стало теплее, как только мужчины начали перетаскивать ящики из торгового зала в машину. Благодаря слаженным действиям и минимуму разговоров задача была выполнена всего за пятнадцать минут.

— Закончили? — осведомился запыхавшийся Джимми, который вернулся в магазин, загрузив последний ящик в фургон.

Стив окинул взглядом помещение. Не считая пустых стеллажей да конторки, больше здесь ничего не оставалось.

— Ага, закончили.

— Тогда поехали?

С этими словами Джимми подхватил фонарь, всем своим видом демонстрируя нежелание оставаться в магазине дольше необходимого. Вместе мужчины двинулись наружу.

— Ты пока запирай, а я к Фетерстону загляну, — бросил Стив напарнику.

Минуту спустя он уже вернулся.

— Все в порядке?

— Ага.

Они забрались в фургон.

— У нас есть время заскочить куда-нибудь позавтракать?

Стив взглянул на часы на приборной панели.

— Нам по меньшей мере час добираться до Эджвера, а в одиннадцать уже новый подряд.

— Значит, нет?

— Не-а. Извини, братан.

Стив ввел в навигатор адрес. Вообще-то, ему претило ездить даже в пригороды Лондона, однако желающих приобрести разом несколько тысяч подержанных книг среди здешних торговцев не нашлось.

Хотел он этого или нет, но Лондон звал.

2

Неделю спустя



Сэмюэл Джонсон как-то верно подметил: «Если человек устал от Лондона, он устал от жизни».

Что до меня, то я и вовсе выдохся.

Когда одиннадцать лет назад я сошел с поезда на вокзале Кингс-Кросс, у меня возникло ощущение, будто я оказался в захватывающей стране чудес. И вправду, мои начинания сопровождались волнительным упоением, и какое-то время чувствовал я себя совершенно потрясающе. До тех пор, пока не достиг высшей точки. Вот тогда-то и надо было уезжать, но я не уехал — все надеялся вновь испытать тот первый всплеск возбуждения. Он так и не вернулся, однако обстоятельства изменились, и я все равно остался. С тех пор мне опостылели и люди, и шум, и нескончаемый хаос.

Таков Лондон. И такова моя жизнь — вечеринка, с которой следовало слиться еще давным-давно.

— Мистер Нанн?

— Да.

— Я — Саймон Кроушоу-Смит.

Привстаю и пожимаю ему руку.

— Простите за опоздание, — говорит мужчина и усаживается за стол.

В агентстве недвижимости я сижу уже больше четверти часа.

— Пустяки, — непринужденно отмахиваюсь я.

Внимание риелтора сосредотачивается на экране компьютера.

— Насколько понимаю, у вас возникли проблемы с квартирой? — спрашивает он.

Достаю из кармана листок бумаги и вручаю ему.

— О, у вас целый список!

— Увы, да.

Кроушоу-Смит небрежно просматривает мою писанину и кладет листок в лоток с прочими бумагами.

— Что ж, можете на меня положиться, мистер Нанн, я переговорю с домовладельцем.

— Могу я поинтересоваться когда?

— Как только выдастся такая возможность.

— А точнее можете сказать?

— Домовладелец — человек весьма занятой, поэтому ничего конкретно обещать не могу.

— Послушайте, чем дольше затягивать со всеми этими проблемами, тем серьезнее они становятся. В ванной плесень, окно в спальне не открывается, а из кухонной мойки ужасно воняет.

— Понимаю-понимаю. Говорю же вам, я займусь.

— Ладно.

Я встаю.

— Мистер Нанн, прежде чем вы уйдете, позвольте напомнить вам о предстоящем в следующем месяце пересмотре платы за квартиру.

— Что, опять? Уже ведь пересматривали в прошлом году!

— Согласно вашему договору аренды, пересмотр платы проводится ежегодно.

— Могу ли я надеяться, что вы хотя бы на этот раз пересмотрите ее в сторону уменьшения?

— О, это весьма маловероятно.

— Разумеется, — вздыхаю я.

— Спрос и предложение, мистер Нанн, — усмехается риелтор. — Если вас не устраивает арендная плата, всегда можно подыскать другое жилье.

К несчастью, не вариант. Квартиру с гаражом в Лондоне днем с огнем не найти, и Кроушоу-Смит прекрасно это знает.

— Ничего, мы справимся. Как-нибудь.

Улыбаюсь на прощанье и покидаю агентство.

Снаружи немедленно налетает пронизывающий ветер, в буквальном смысле слова — от холода не спасает ни пальто, ни вся остальная одежда, ни даже плоть, коли на то пошло, поскольку пробирает меня до самых костей. Всего пять вечера, но солнце закончило свой трудовой день уже час назад. Небо темное, но Лондон таковым никогда не бывает. Ни темным, ни тихим, ни спокойным — никогда.

Натягиваю перчатки и перехожу улицу.

Наша квартира находится в нескольких шагах от центра Кентиш-Тауна, где и располагается агентство недвижимости. Это один из наиболее доступных по цене районов в столице, хотя понятие «доступный» весьма относительно. Психотерапевту никогда не заработать на комфортное проживание в Лондоне, а мое и без того бедственное положение еще более усугубляется спорадическим доходом жены.

Мы с Лией поженились семь лет назад, и на протяжении трех последних я бессчетное количество раз предлагал ей попробовать пустить корни в каком-нибудь другом месте, которое не высасывало бы постоянно деньги с моего банковского счета, равно как и радость из моего сердца. Однако у моей жены, лондонки до мозга костей, на данную проблему несколько иные взгляды.

Познакомились мы в одном камденском пабе за два года до свадьбы. В питейном заведении тем вечером организовали выступление для начинающих стендап-комиков, и Лия решилась излить свой вольнодумный юмористический монолог на ни в чем не повинную публику. Как выяснилось позже, то было всего лишь одно из ее многочисленных мимолетных увлечений. Выступление у девушки не очень-то клеилось, и все же я внимал ей как завороженный. Ее карьера комика в тот вечер благополучно завершилась, толком и не начавшись, зато я набрался мужества и предложил угостить ее выпивкой.

Мы встречались с Лией уже три месяца, и я был влюблен в нее до самозабвения, когда она раскрыла мне подлинную причину эксцентричности своей натуры. Нет, какова все-таки ирония: женщина, которую я полюбил, оказывается, страдает от пограничного расстройства личности. Она стойко сносила это состояние большую часть своей взрослой жизни и вынуждена терпеть его и сейчас. Быть может, Лию влекло ко мне желание иметь под рукой личного психотерапевта. Никогда не спрашивал ее об этом, но ломаю голову до сих пор.

— Я дома! — кричу я, вытирая ноги о коврик у входной двери.

Обогрев в квартире выкручен на максимум, и от резкой смены температуры у меня вспыхивают щеки.

— Я на кухне! — доносится в ответ.

Вешаю пальто и пробираюсь мимо коробок, выставленных вдоль стены прихожей.

— Это что еще такое?

Лия сидит за кухонным столом, едва ли не погребенная под горами хлама — или, как она сама предпочитает называть это, товара.

— Фредди устроил распродажу. И сделал мне выгодное предложение.

Фредди держит антикварную лавку в Холлоувее, и Лия частенько скупает у него никчемное барахло для своей палатки на рынке.

— И сколько ты купила? — спрашиваю я и протискиваюсь мимо очередного штабеля коробок, отхватившего себе кусок дефицитного пространства.

— Немного, всего десять коробок.

— Но, дорогая, квартира и без того вот-вот лопнет. Может, тебе все-таки стоит сосредоточиться на продаже имеющегося дерь… товара?

— Дэвид, сейчас январь, — хмурится жена. — С деньгами у людей туго, погода ужасная. Я запасаюсь на весну.

Даже не помню, сколько раз мы об этом говорили. Как правило, завершается подобный разговор обвинением, что я совершенно не понимаю ее бизнес-модель, и слезами — слезы льются почти всегда. Насколько я могу судить, бизнес-модель Лии подразумевает патологическое накопительство и эпизодическую торговлю в палатке на рынке или ремесленной ярмарке, где она выручает сумму, едва ли достаточную для покрытия счета за отопление.

День у меня выдался трудный, и желание спорить отсутствует напрочь.

— Пускай так, но мы можем хотя бы договориться не загромождать кухонный стол? Пожалуйста.

— Перепишу товар и все уберу.

Наклоняюсь и целую ее в лоб.

— Вот и замечательно. Спасибо.

Лия поднимает на меня взгляд и улыбается. На лице у нее появляется практически то же самое выражение, что и девять лет назад, когда я пригласил ее в бар. Большую часть времени она излучает едва ли не детское обаяние, эдакую добросердечную невинность, за которыми, однако, скрываются строптивость и вспыльчивый нрав.

Я рискую заикнуться на еще одну заезженную тему:

— Если в палатке слишком холодно, может, пора задуматься о торговле онлайн?

Выражение лица жены в мгновение ока меняется.

— Опять ты за свое! — фыркает она. — Сколько можно повторять, я не собираюсь увеличивать прибыль уклоняющейся от уплаты налогов транснациональной корпорации!

— Но так ты распродашь залежи своих товаров всего за несколько недель!

— А мне плевать! Я лучше буду до скончания дней держать товар у себя, чем торговать в интернете!

Объявись четыре всадника Апокалипсиса у нас на пороге, им достаточно было бы взглянуть на прихожую, чтобы из соображений безопасности тут же убраться восвояси.

— Ладно. Что на ужин?

— Ты же видишь, я занята, мне не до ужина.

Маневрирую меж коробок и заглядываю в холодильник.

— Как и не до магазинов, — добавляет Лия.

Я сникаю перед почти пустыми полками.

— Яйца-то у нас остались?

— В буфете.

— Омлет с сыром?

— Да, будь так добр.

Я отнюдь не вызывался в повара, но это куда меньшая морока, чем просить жену для разнообразия отвлечься от товара и заняться готовкой.

По прошествии определенного срока я утвердился в мысли, что мне довелось жениться на женщине, олицетворяющей город ее рождения. У Лии и Лондона и вправду много общих черт: сумбурность, безалаберность, неистовость и неоднозначность. Справедливости ради, они разделяют и кое-что положительное. Иногда во время прогулки свежим осенним утром по Гайд-парку я различаю в окружающем пейзаже отсветы ее красоты. Вспоминаю о ее сострадательности, когда какая-нибудь добрая душа помогает бездомным. Вижу отблески ее остроумия в столичных музеях и галереях.

Лия, как и Лондон, склонна к крайностям. Из света в мрак, от радости к ярости. То очаровывают, то приводят в бешенство.

Как правило, я стараюсь не давать собственной жене медицинских рекомендаций, поскольку она ежемесячно посещает личного психотерапевта и исправно принимает прописанные средства. Тем не менее в тяжелые моменты, когда волей-неволей приходится вмешиваться, я говорю ей то же, что и своим клиентам: мы все надломлены в той или иной степени.

Я живу надеждой, что однажды Лия осознает, как пагубно этот проклятый город влияет на ее психику. Отрицая данный факт, она напоминает жертвы мучительных отношений, отказывающиеся принять необходимость первого шага — ухода. Слишком многие из них остаются с партнером после обещаний измениться — каковые, разумеется, так и остаются невыполненными. Это в точности проблема моей жены. Лондон — ее мучитель, и ей необходимо с ним расстаться.

— Не посмотришь фургон после ужина? — возвращает меня в реальность Лия.

— Что с ним на этот раз?

— Он как-то странно шумит.

Я разбиваю и выливаю в миску последнее яйцо.

— Дорогая, можешь поточнее объяснить?

— Когда я нажимаю на педаль тормоза, раздается такой скрежещущий звук.

— Наверное, нужно поменять колодки.

— А мне кажется, нужно поменять весь фургон, — заявляет она, созерцая какую-то аляповатую вазу.

Следовало бы ответить, что продажа кое-какого барахла, загромождающего нашу квартиру, способна существенно приблизить покупку новой машины.

Чего я, разумеется, не делаю.

— Боюсь, пока придется латать.

— Чертов фургон, — бурчит Лия под нос.

— Если это действительно колодки, то поменять их сам я не смогу. Надо будет кому-то показать.

— Когда?

— Когда получится. Ты же все равно не пользуешься машиной для работы.

— Значит, мне нужен новый проездной. Не хочу сидеть здесь днями напролет, если не на чем ездить.

Меня как будто под дых ударили.

— Ты спустила все свои деньги на товары?

Лия кивает, а мне невольно вспоминается сказка про бедолагу Джека, поменявшего корову на волшебные бобы.

— Понятно. Я переведу.

Мы ничем не отличаемся от большинства пар в том плане, что наша стесненность в средствах служит прекрасным поводом для начала очередного спора. Вскоре после свадьбы я решил, что нам лучше иметь раздельные банковские счета. Произошло это из-за злосчастного происшествия, в результате которого мы едва не оказались на грани нищеты. Лия получила электронное письмо о якобы выигрыше в лотерею пяти миллионов фунтов. Сумму обещали перевести на наш тогда совместный счет буквально в течение суток, а от нее только и требовалось, что сообщить данные карточки. В ту пору жена только начинала пользоваться интернетом, я же не догадался предупредить ее о сетевых мошенниках.

Мне до сих пор помнятся ее горящие глаза, когда я в тот день вернулся домой. И даже вкус шампанского «Вдова Клико», что Лия купила отметить выигрыш. И только когда я спросил, где она купила билет, моя жена задумалась, а покупала ли она билет вообще. Нет, не покупала.

В тот день мы усвоили важный урок, и тем не менее, если не принимать в расчет сетевых мошенников, финансы наши не были бы в столь плачевном состоянии, обитай мы хотя бы в шестидесяти километрах от Лондона. О чем бы мы ни спорили, главной причиной разногласий почти всегда оказывается проживание в этом оставленном Богом городе. Я уже редко поднимаю эту тему, поскольку разговоры о смене места жительства неизменно приводят меня в отчаяние.

— Дорогая, не накроешь на стол? — прошу я, внимательно следя за тем, чтобы не сточить кончики пальцев о терку вместе с остатками сыра.

Лия фыркает словно оскорбленный подросток и убирает какую-то книгу в одну из своих коробок. Я пробыл дома всего четверть часа и уже с уверенностью могу заключить, что сегодня отнюдь не самый ее лучший день. Пора сменить тему.

— Как, подвернулось что-нибудь интересное? — бросаю я через плечо.

— Каждая вещь по-своему интересна.

— Ну да.

— Но мне попалась одна красивая табакерка, — добавляет она, смягчившись. — Вряд ли дорогая, зато с дарственной надписью.

— Здорово. Можно посмотреть?

Табакерка меня совершенно не интересует, но мне хочется приободрить жену. Лия обожает вещи с историей, даже если таковая разворачивается исключительно в ее воображении.

Она подходит ко мне и протягивает видавшую виды табакерку.

— Что скажешь?

— Хм… симпатичная вещица.

— Давай я прочитаю тебе надпись.

Лия переворачивает коробочку и прищуривается.

— «Моему дорогому Уильяму. Всегда твоя, Эмили».

— Как мило.

— Интересно, кем они были, эти Уильям и Эмили?

Она поднимает на меня взгляд, словно бы у меня имеется ответ. Естественно, такового у меня нет, но мне достаточно просто посмотреть на жену, чтобы вспомнить, почему же я покорно сношу такую вот жизнь. Если судить по внешности, мы с Лией совершенно друг другу не подходим. Ей тридцать два, она всего на год младше меня, но старимся мы с разной скоростью — возможно, потому что на мне сказывается стресс совместно прожитых лет. Волосы моей жены напоминают цветом и отливом шоколадный ганаш, а у меня по вискам расползается седина. Кожа у нее безупречная, а у меня вокруг глаз ветвятся морщинки. Ее светло-голубые глаза все такие же лучезарные, а я с некоторых пор избегаю встречаться глазами со своим отражением в зеркале.

— Если Уильям любил Эмили хотя бы наполовину так сильно, как я тебя, наверняка они были безумно счастливы… Кем бы они ни были.

За свои слова получаю награду в виде поцелуя в щеку и улыбки. Затем Лия возвращается к столу и освобождает на нем место для двух тарелок. После девяти лет отношений я, возможно, наконец-то приблизился к пониманию собственной жены. А может, всего лишь тешу себя иллюзиями: Лия — сложнейшая и далекая от завершения работа, и мне только и остается, что вносить свой посильный вклад, чтобы удерживать ее корабль на плаву. До очередного шторма.

3

За пятнадцать минут до будильника я просыпаюсь под аккомпанемент журчания и глухого металлического стука — музыкальный бонус нашей доисторической системы центрального отопления. Пытаться снова заснуть бесполезно, но выбираться из постели слишком холодно. Потому я просто лежу на спине и слушаю пощелкивание батареи, чей холодный металл наполняется горячей водой.

Лия рядом ворочается. Почесывает нос и переворачивается.

Вчера вечером, когда мы легли в постель, она взяла на себя инициативу кое в чем, на что мне тоже грех жаловаться. Во время занятий любовью моя жена — совершенно другой человек, и это одна-единственная сфера нашей совместной жизни, где она играет ведущую роль. Не то чтобы здесь я проявлял покорность — скорее у Лии, скажем так, опыт куда богаче моего. Еще она отличается ненасытностью. Мы уже девять лет вместе и по-прежнему сминаем простыни по три-четыре раза в неделю.

Увы, наши частые занятия сексом служат лишь для удовольствия, а вовсе не для продолжения рода. В пятнадцать лет Лия сделала подпольный аборт, который едва не отправил ее на тот свет. Она-то восстановилась, но вот ее репродуктивная система — нет. Даже не знаю, пошло бы материнство мой жене на благо или же, наоборот, сломило бы ее окончательно. Как бы то ни было, вопрос этот чисто академический, и голову над ним я не ломаю. Как говорит Лия — такие вот дела.

Я усаживаюсь на кровати, и взгляд сразу притягивается к горе коробок возле стенки спальни. В прошлом году мы с Лией договорились, что она будет хранить свой товар исключительно в гараже. Спустя несколько недель, однако, пара коробок водворилась на кухне, а за ними последовали другие. И вот теперь коробки всевозможнейших форм и размеров распространились по всем комнатам. Наш дом походит на склад благотворительного секонд-хенда, и здесь постоянно стоит затхлый запах. Необходимо выработать план действий, прежде чем ситуация окончательно выйдет из-под контроля. Сколько можно биться ногами об этот хлам по пути в туалет.

На этой ноте я встаю и, надев халат, пробираюсь на кухню, и ставлю чайник. В хлебнице осталось всего лишь два ломтика, и я оставляю их Лие. Проснется она только через час, и я уже не застану ее истерики по поводу отсутствия в доме еды, однако по возвращении мне все равно достанется. Пока закипает вода, открываю банковское приложение и перевожу ей пятьдесят фунтов, чтобы она купила проездной и, хотелось бы надеяться, каких-нибудь продуктов. Стараюсь не смотреть на остаток на счете, но по завершении операции сумма большими цифрами неумолимо выводится в центре экрана.

— Черт! — вырывается у меня.

Ненавижу деньги. Ах нет, конечно же — ненавижу постоянную их нехватку.

По окончании университета я знал, что выбранная мной специальность к богатству не приведет, но надеялся зарабатывать вполне достаточно для комфортной жизни. Понимаю, что это похоже на нытье современной молодежи, но система работает не в пользу таких, как я, выбравших профессиональную карьеру. Я вовсе не избалован, просто вчерашнее посещение риелторской конторы высветило крайне опасное положение наших семейных финансов. В следующем месяце арендная плата как пить дать значительно возрастет, а зарплату в лучшем случае проиндексируют с учетом инфляции. Если я затяну пояс еще туже, боюсь, перережу себя пополам.

Шестьдесят третья причина уехать из Лондона.

Завариваю себе чашку чая и устраиваюсь за кухонным столом. Над крышей соседнего дома ползут свинцовые облака. Прогноз погоды на телефоне вполне согласуется со зловещим зрелищем: весь день дождь или мокрый снег. Именно в такие дни в это время года спрос на консультации психотерапевтов достигает максимума. Раньше это называлось послерождественской хандрой: короткие хмурые дни плюс нехватка денег. Вспоминаются времена, когда испытывавшим проблемы с психикой лишь советовали приободриться и взять себя в руки. Ах, если бы моим клиентам можно было бы помочь бодрой мотивационной беседой да похлопыванием по плечу.

Пока чай остывает до приемлемой температуры, трачу пять минут на ознакомление с новостями. Заголовки нынче столь узнаваемые, как будто их делают под копирку. Снова поножовщина в Лондоне прошлым вечером, снова убит подросток. Еще в одну семью пришло горе, и еще одна юная жизнь вскорости будет загублена, когда виновнику предъявят обвинение. В статье говорится, что преступление совершено в Камдене — совсем рядом. Что касается нашего района, за последний год в Кентиш-Тауне произошло более десятка преступлений с применением холодного оружия и одному Богу известно, сколько ограблений и нападений.

Закрываю приложение. Слишком уж угнетающие новости.

Иногда у меня спрашивают, как я сам справляюсь с упадочным состоянием. Естественно, профессия психотерапевта не дает иммунитета к депрессии, а когда каждый рабочий день проводишь с переживающими кризис людьми, полностью отключаться от подобного настроя невозможно. Мы тоже люди и, как и все, подвержены негативным мыслям, поэтому регулярно проверяемся, не скатываемся ли и сами в тяжелое положение собственных клиентов.

Моя ситуация осложняется еще и тем, что дома меня ждет психически нездоровая жена. К счастью, я умею разделять. Работа есть работа, быт есть быт, а Лия есть Лия. Каждое в собственной папочке и отделено от других. В этом-то мой защитный механизм и заключается, и в целом он вполне справляется со своей задачей.

Облегчает мое положение и то обстоятельство, что мне выпало счастье гармонично воспитываться в сельском Оксфордшире.

Мои родители вскоре отметят сороковую годовщину свадьбы, и они по-прежнему живут в том же доме, где я вырос. Оба уже на пенсии, но в свое время отец возглавлял муниципальную службу социального обеспечения, а мать была старшей медицинской сестрой. Когда мы уже достаточно подросли, родители постоянно рассказывали нам о всяких случаях на работе. Да уж, они постарались, чтобы моя старшая сестра, Кэти, и я поняли, как нам повезло. Нытье об уроках и работе по дому ни в коем случае не приветствовалось, да и, справедливости ради, жаловались мы редко. Как часто напоминал отец, наши горести и заботы ничто по сравнению с проблемами детей, живших в условиях крайней бедности или же страдавших от какой-либо неизлечимой болезни. Мы с сестрой хорошенько усвоили, что должны радоваться своей удаче, и именно так и поступали. И мы благодарим судьбу и по сей день.

Кэти теперь работает учительницей в благотворительной организации, преподает в школе для девочек в одной из беднейших стран Африки. Что до меня, я захотел приносить пользу тем, кому уже совсем некуда деваться. Большинство моих клиентов обращаются за помощью, уже опустившись на самое дно, и организация, на которую я работаю, зачастую служит для таких последним прибежищем. Большую часть своего рабочего дня я провожу за разговорами со страдающими от депрессии, тревожных расстройств, зависимостей и всевозможных гнетущих проблем. Если сказать прямо, эти люди оказались в заднице, и моя работа состоит в том, чтобы помочь им выбраться из нее или, по крайней мере, научить их выживать в этой самой заднице.

Неожиданно на кухне появляется Лия, кутающаяся в ворсистый желтый халат.

— О, доброе утро. Рановато ты сегодня.

— Не спится, — зевает она и плюхается на стул.

— Какие планы на сегодня? — интересуюсь я.

— Закончу учет товара, потом, может, загляну в библиотеку.

— Я скинул тебе немного на карточку. Не купишь каких-нибудь продуктов?

— Ладно.

Лия скрещивает руки на груди и бездумно таращится на стол. По утрам она традиционно не в лучшей форме, и затевать с ней серьезный разговор, как мне известно по опыту, бессмысленно.

— Мне скоро на работу. Чайник только вскипел, если хочешь чаю.

В ответ раздается невнятное мычание.

Когда я, приняв душ и одевшись, через двадцать минут возвращаюсь на кухню, Лия сидит на том же месте, но уже с чашкой чая.

— И не забудь разобраться с фургоном, — говорит она. — В субботу торгую в крытом рынке в Крауч-Энде. Только вчера вечером вспомнила.

— Это хорошо. Посмотрю, что получится сделать.

— Обещаешь?

— Обещаю попытаться.

Лия улыбается мне. Вообще-то, еще рано загадывать, но у меня появляется надежда, что день сегодня будет хороший.

— Ладно, мне пора. Если что-нибудь…

— Да, Дэвид, я помню. Позвоню, если окажется, что встала не с той ноги.

— Извини.

Наклоняюсь и целую ее в лоб.

— Люблю тебя.

— И я.

Беру ключи и направляюсь к двери.

На улице ужасно холодно, но дождя пока нет. Я припускаю по дорожке в сторону шоссе и оглядываюсь проверить, не машет ли Лия из окошка, как иногда бывает. Однако сегодня жена решает обойтись без долгих прощаний, так что вместо ее прекрасного лица мне приходится довольствоваться зрелищем уродливого многоквартирного дома. В голове даже не укладывается, насколько скверное настроение должно было быть у архитектора, чтобы спроектировать столь мрачное строение. Что ж, по крайней мере, у нас есть дом, пусть даже это воплощение оруэлловского антиутопического кошмара.

Я не снижаю темпа, чтобы согреться, и двигаюсь даже быстрее ползущего по дороге рядом транспорта. Зачем люди добровольно заточают себя в машины в лондонский час пик — выше моего понимания. Некоторые, естественно, попросту лишены выбора, перевозя товары или инструменты, но в веренице слишком уж много автомобилей с одним-единственным водителем, облаченным в деловой костюм, стоит ли на подобное тратить время? Определенно нет. С другой стороны, езда в час пик в подземке — тоже сомнительное развлечение.

Вот я уже в центре Кентиш-Тауна и прохожу мимо знакомого агентства недвижимости. Контора еще закрыта, но, полагаю, открываться им вовсе не обязательно. Если упадет прибыль — достаточно поднять арендную плату, чтобы продолжать грести деньги лопатой. Неприкрытый грабеж.

Перехожу улицу и двигаюсь мимо разнообразнейших заведений, обслуживающих обитателей Кентиш-Тауна: продуктовые магазинчики, парикмахерская, торгующие коврами и индийской едой лавки, похоронное бюро. Лично я пользовался услугами трех здешних заведений, но, слава богу, порога погребальной конторы ни разу не переступал. Зато, к сожалению, знаю слишком много людей, которым доводилось это делать.

За углом автомобильный поток и вовсе стоит. В отдалении заходится сирена какого-то спецтранспорта, однако в этой части Лондона явление это столь обычное, что я уже не реагирую. Поживите рядом с оживленной дорогой — будете наслаждаться таким воем ежечасно.

Наконец, достигаю здания «Здравого ума» и открываю кодовый замок.

— Доброе утро, Дебс.

Поскольку учреждение благотворительное, средств на секретаря нет, и моя коллега, Дебби Марлор, выполняет свои многочисленные обязанности за стойкой регистрации. Числится она в «Здравом уме» главным администратором — звучит, несомненно, внушительно, однако Дебби единственный администратор в штате. Кроме того, она взвалила на себя обязанности еще нескольких сотрудников, которых мы тоже не можем себе позволить: финансовый координатор, начальник отдела кадров, представитель по связям с общественностью и старшая уборщица. Помимо всего этого, Дебби — замечательный, бескорыстный человек, на ней держится вся наша организация.

— Доброе утро, Дэвид.

Как и следовало ожидать, она уже чем-то занята и потому отвечает мне кратчайшей из возможных улыбок. Ее наряд этим утром удивления тоже не вызывает. В мишуру моды Дебби не верит и каждый божий день облачается в черный брючный костюм и белую блузку. Что ж, по крайней мере над одним вопросом голову ей ломать не приходится.

— Принести тебе чаю? — любезно предлагаю я.

Она окидывает меня взглядом поверх очков.

— Спасибо, не надо, но ты можешь оказать мне другую услугу.

— С удовольствием.

— Марк взял больничный, а у него на сегодня записано двое клиентов. Возьмешь одного?

— Хм, пожалуй.

— Ответ верный. Пришлю тебе по почте его карту.

— На какое время ему назначено?

— Половина двенадцатого. Я проверила твое расписание, у тебя как раз окошко.

— Значит, сегодня ланч за рабочим столом.

— Ты-то хоть ланч можешь себе позволить, — невесело посмеивается Дебби. — Я могу только мечтать, чтобы выкроить пяток свободных минут на сэндвич.

Мне следовало ожидать такого ответа. Стоит кому-нибудь из нас пожаловаться на загруженность, как Дебби напоминает, что она работает больше нашего и за меньшую плату. Подобный довод крыть нечем, к тому же наш главный администратор лишена важнейшего бонуса: провожать клиента, изменившего свой взгляд на жизнь.

— Когда пойду за сэндвичем, прихвачу и тебе, — обещаю я.

— Скорее всего, я съем его, сидя на унитазе.

— Многозадачность — твой конек.

— Ага.

Она возвращается к экрану, а я направляюсь к себе в кабинет.

В идеале возиться с канцелярщиной и выслушивать обращающихся за помощью нужно в разных помещениях, вот только здание для этого маловато. В моем кабинете размером с обычную гостиную теснятся письменный стол, три картотечных шкафа и пара кресел с журнальным столиком. Мебель знавала времена получше, а бледно-желтая краска на стенах кое-где облупилась. Впрочем, основная масса клиентов этого не замечает, или же это их попросту не волнует.

Мне посчастливилось иметь кабинет с окном, пускай даже вид на захламленный задний двор едва ли можно отнести к вдохновляющим. Также мне посчастливилось получать зарплату, хоть и мизерную. Большинство подобных благотворительных учреждений полагаются на психотерапевтов-волонтеров, выделяющих пару часов в неделю бесплатно. Добровольцы у нас тоже задействованы, но трое числятся в штате на постоянной основе — два психотерапевта и Дебби. В «Здравый ум» я пришел пять лет назад, вскоре после того, как организации по завещанию щедрой благотворительницы отошло это здание и два смежных. Доход от аренды и кое-какие субсидии и пожертвования позволяют нам покрывать текущие расходы. Едва-едва, впрочем.

Вешаю пальто и усаживаюсь за стол. Как и большая часть нашего оборудования, компьютер у меня подержанный: несколько лет назад одна компания обновляла свой электронный парк, а ненужное отдала нам. Возраст, разумеется, сказывается, и загрузка занимает целую вечность. Поэтому, включив компьютер, я направляюсь в комнатушку для персонала заварить себе чай.

К моему возвращению компьютер как раз оживает. Проверяю график приемов на сегодня: как всегда, плотный. На каждого клиента отводится сорок пять минут, с перерывом для подготовки к следующему визиту. Продолжительность перерыва зависит от занятости на день, и сегодня Дебби организовала мои встречи так, что между ними остается лишь по пятнадцать минут. Совершенно недостаточно для чего бы то ни было, но ничего не поделаешь.

Проверяю почту и затем принимаюсь за историю болезни первого на сегодня посетителя. Алише девятнадцать лет, проживает в двухкомнатной квартире с двумя своими детьми, отец которых отбывает восьмилетний срок за сбыт наркотиков. Как бы ни хотелось мне назвать Алишу исключением из правил, ее случай прискорбно типичен. Бедность, преступность, недостаточное образование и скудная поддержка — вот характерные причины, почему у людей вроде Алиши возникают проблемы с психикой. Социальное жилье, жалкие пособия и очереди за бесплатными продуктами кого угодно вгонят в состояние клинической депрессии.

Сегодня у нас с ней третья встреча, и я уже ощущаю некоторый прогресс.

На десять часов записан Освальд Деннис, пятидесятишестилетний водитель автобуса с тяжелой формой игромании. Его благополучная жизнь кончилась, когда два года назад он сделал свою первую ставку. Некоторые подвержены зависимости больше других, и заглянувшему в казино во время празднования дня рождения друга Освальду было невдомек, что развлечение пробудит в нем доселе дремавшую манию. Буквально за год рухнул его брак, и он остался без дома и практически без друзей и родных. Как и большинству страдающих игровой зависимостью, самым трудным для него было признать наличие проблемы. Только после этого поворотного момента Освальд наконец начал постепенно осознавать, что надежду за рулеточным столом не обрести.

Едва успеваю допить чай, как в кабинет заглядывает Дебби:

— Твоя первая клиентка уже ожидает.

— Спасибо.

Из вестибюля доносится детский плач. Похоже, Алиша не нашла, кому поручить заботу о ребенке. Не самое лучшее начало рабочего дня. Впрочем, как и для моей посетительницы.

При моей работе надо смотреть на вещи шире, особенно в такое тоскливое зимнее утро.

4

Я пожимаю на прощание руку Освальду.

Сессия прошла успешно, и я направил его в организацию, предоставляющую долгосрочную поддержку игроманам. Для большинства зависимостей лекарства как такового не существует, однако консультации помогают людям вроде Освальда обуздывать пагубное пристрастие.

Что же до Алиши, ее случай гораздо сложнее.