Рина Осинкина

Смерть и креативный директор



– Дэ, – неприязненно отозвалась трубка, и Олеся вдруг оробела, почувствовав, как противной змейкой скользнул под ложечкой холодок, хотя на приветливый тон собеседника она не рассчитывала.

Но у нее не было выбора. В сложившихся обстоятельствах помочь ей мог только этот человек, источающий сейчас свеженькую враждебность. Чувство, которое Олеся умудрилась в нем вызвать, изначально к этому не стремясь, оказалось довольно стойким, судя по тому, что со знаменательного события прошло две недели.

Теперь свое «здравствуйте» он цедит сквозь зубы, но встреч не избегает. Олеся полагала: именно потому не избегает, что хочет лишний раз подчеркнуть, как она ему противна.

Он сам виноват, конечно. Потому что все испортил.

Как бы то ни было, но она должна попытаться, тем более что других идей у нее нет.

Когда вчера вечером Олеся набрала номер двоюродной сестры, желая получить подтверждение, что у Родионовых не поменялись планы на ближайшие выходные, – а они собирались прокатиться в их «ниссане» до Владимира, чтобы немного подышать русской стариной, – Танюша трубку не взяла. На вызов ответил ее супруг и Олесин зять Виталий. Он хмуро сообщил, что Татьяна в депрессии, панике и шоке. Ее заподозрили в убийстве и взяли подписку о невыезде. Позавчера весь день они оба проторчали в полиции, и Виталий не просто за компанию, а как участник событий. Там вообще были все, кто в среду тусил у Михеева.

Олеся, встревожившись не на шутку, тут же кинулась в Новые Черёмушки, где проживали в элитной высотке сестра с мужем.

С Танькой они с детсада дружили, роднее ее у Олеси никого не было, за исключением мамы, конечно, но мама – это мама, а сестра, которая к тому же лучшая подруга – совсем другое.

Дверь ей открыл Виталий. Зять был из разряда низкорослых толстяков с гладко выбритой круглой физиономией и коротко остриженными светло-русыми волосами. Он мог бы казаться комичным, если бы не жесткий взгляд серых глаз, пресекающий любые в свой адрес насмешки, и не абсолютная уверенность в себе, балансирующая на грани дурной самоуверенности.

Виталий был владельцем предприятия со штатом около сотни человек, специализирующегося на производстве медицинского оборудования. Фирма приносила неплохой доход, позволяющий держать две машины в семье, летний загородный дом, а также дающий возможность супруге не ходить на заработки, но Танька все равно продолжала настойчиво посещать агентство по подбору персонала, где за смешные деньги выполняла обязанности офис-менеджера. Мужу свое упорство она мотивировала тем, что не желает превращаться в клушу, а это непременно произойдет, когда и если она будет заниматься исключительно домашним хозяйством. Но Олесе призналась, что на самом деле хочет, чтобы Виталик видел и осознавал, что жена не какое-то никчемное барахло в халате и тапочках, а стильная и востребованная бизнес-леди с массой интересов в социуме.

Танька на семь лет была моложе своего тридцатишестилетнего супруга и выше его на пять сантиметров, имела стройную фигуру, яркие карие глаза, смеющийся рот и гипертрофированную ревность.

Переступив порог прихожей, которую хотелось именовать холлом, Олеся притормозила, заметив на полу раззявленную коробку из-под пиццы. Отодвинув ее мыском кроссовки, прошла к платяному шкафу. Спросила бесцветным тоном, пристраивая на плечики плащ:

– Почему сам не позвонил?

– А чем ты поможешь? – огрызнулся Танькин муж и добавил раздраженно: – Заходи, если пришла.

– Где виновница?

– Двигай в гостиную.

– И что она поделывает? Пьет водку и курит «Приму» одну за одной?

Еще по дороге Олеся решила, что ей следует прибегнуть к жесткой иронии, дабы прекратить Танькину многодневную истерику и таким образом привести в норму. Раньше это всегда помогало. Правда, до сих пор сестру еще ни разу не подозревали в тяжком преступлении.

Виталик на неуместный стёб родственницы жены разозлился.

– Я рад, что у тебя появился повод для острот.

– Ах, извини. Я должна была явиться с размазанной по щекам тушью и вспухшим носом. А придя, показательно разрыдаться, чтобы вы оба поняли, как я потрясена и как сопереживаю.

– А ты пришла не за этим? – съязвил зять.

– Я пришла, чтобы чем-нибудь помочь, Виталий. Выслушать вашу историю и подумать вместе с вами, чем и как. Ну, или только нам с тобой подумать, если Танька не боец сейчас.

– Она не боец, – хмуро проговорил зять. – И помочь ты нам вряд ли сможешь.

– Да? Посмотрим. Веди, где там она. Или при ней лучше не обсуждать эту тему?

– Сейчас узнаем, как лучше, – буркнул он. – Можешь не разуваться, у нас, сама видишь, какой бардак.

– Да ну перестань. Подумаешь, не пылесосили давно. Вот если бы банки из-под пива по полу катались… – небрежным тоном проговорила Олеся, заметив в коридорчике, ведущем на кухню, пару пахучих пакетов с бытовыми отходами, один из которых был заполнен теми самыми банками. – Мусор я потом вынесу. Когда домой отправлюсь.

Лучше бы молчала – у Виталия на скулах заходили желваки.

Но Олеся ничего не могла с собой поделать. Она действительно не знала, как себя вести в этой ситуации, и какие слова говорить. Ирония – это, конечно, клёво, но, сидя в мчащемся по подземке поезде и строя будущую линию поведения, мысленно проговаривая фразы и размышляя об интонациях, она плохо представляла, с какой реальностью столкнется.

Сейчас в доме Родионовых, обычно теплом и благодушном, было тяжко и неуютно, будто рядом за дверью стоит гроб с покойником. Нужно хоть как-то соболезнование выразить, а она не может. Любые слова будут звучать фальшиво и деревянно. Оттого и лепила бойкую чушь, убегая от неловкости.

– Привет, Танюх, – от двери гостиной обратилась она к Танькиной спине.

Сестра, свернувшись калачиком и укрывшись пушистым шотландским пледом по самую макушку, лежала на огромном, как слон, диване, и на приветствие даже не пошевельнулась.

Хотя это на самом деле еще ничего не значит.

– Она что-нибудь ела сегодня? – деловито спросила Олеся.

– Банан. Нет, два банана. Чипсы картофельные поклевала.

– Залила кофейком?

Виталий кивнул.

Все нормально. Обычный Танькин рацион, когда ей лень готовить.

– Это был ее завтрак, я полагаю. А потом?

– Потом? Ничего. Я заказал кое-какую еду – всё, что ей нравится, – но она не притронулась. Лежит целый день и поскуливает.

А вот это уже нехорошо.

– Три порции шашлыка выбросила в пропасть, – хмыкнула Олеся, проходя к креслу и усаживаясь.

– Слушай, прекрати, а? – вспылил Виталий.

– Уже. Давай рассказывай. Авось не все так ужасно.

Виталий молча прошел к дивану, присел на краешек, стараясь не потревожить жену, не толкнуть ненароком. Укрыл ее пледом поплотнее, ласково погладил по плечу.

Олеся почувствовала знакомый укол грустной зависти и сникла. Язвительно шутить, дабы кого-то взбодрить или встряхнуть, или привести в норму, ей расхотелось. Не потому что она осознала неуместность своих злых острот, а вот просто так взяло, и расхотелось.

Оно и к лучшему. Незачем Виталика злить, у него и так нервы на пределе. И Танюшу таким способом не успокоишь, теперь это стало понятно.

Витин рассказ был скуп и занял минут десять, не больше. Но краткого повествования хватило, чтобы она смогла понять, как все серьезно. Таньку застали над остывающим трупом с орудием убийства в руках, и у нее имелся мотив, плохонький, но имелся. А что еще для ментов надо?

– Вам нужно срочно обратиться к частному сыщику. Сейчас этих контор пруд пруди, – решительно заявила Олеся.

Тоже мне совет. Даже не на троечку.

– Обращались, – буркнул зять. – И не в одну. Говорят, что сыщику на месте преступления по прошествии трех дней делать нечего. Советуют найти хорошего адвоката. Прямых улик нет, значит, шанс убедить присяжных имеется.

– Будут присяжные?

– Откуда я знаю? – он пожал плечами. – Так в детективном агентстве сказали.

Татьяна после этих слов зарыдала в голос.

«Опять представление… Ну, да. А как же без него», – раздраженно подумала Олеся.

Числилась за Танькой такая черта – по малейшему поводу демонстрировать свою несчастность, принуждая близких сюсюкать с ней и жарко успокаивать.

Она в детстве была недолюбленным ребенком, но, ёлы-палы, муж-то ее любит! Еще как! Да и сестра.

Олесю вдруг как водой окатило. Что с тобой, Лёля дорогая? На Таньку беда свалилась, а ты за сопли на нее злишься?! Откуда такое бесчувствие? Еще и бравируешь этим.

Она выбралась из кресла и, подойдя к дивану, присела на корточки возле изголовья. Погладила сестру по плечу, проговорила ласково:

– Эй, Танюшка!.. Ну, что ты… Не плачь. Мы что-нибудь придумаем. Ты ведь никого не убивала.

Танька, горестно всхлипнув, развернулась лицом к сестре, обхватила руками Олесю за шею, уткнулась ей в ключицы и срывающимся шепотом произнесла: «Я никого не убивала. Но я так боюсь, Лёля… Меня посадят в клетку в зале суда, и зачитают приговор, и все будут на меня пялиться… А потом меня переправят в бетонную камеру с решетками на окнах, где уже сидят двадцать уголовниц, и оставят там на пятнадцать лет! Мне придется шить рукавицы и ватники, но это ерунда по сравнению с тем, что с Витей я буду видеться раз в месяц! Раз в месяц, Лёля! Или даже реже… И как он тут без меня?! И что он тут…»

И Танька разрыдалась пуще.

Олеся быстро взглянула на зятя. С напряженным лицом он уставился в стену с висящим на ней гобеленом, где был изображен величественный средневековый замок. Картина была огромна, полтора метра по горизонтали и метр в высоту, если учитывать золоченый багет, ее обрамляющий. Родионовы уважали купеческую пышность.

– Я обещаю тебе, что непременно что-нибудь придумаю, – твердо проговорила Олеся, потому что ничего другого в голову не пришло.

Виталий криво ухмыльнулся, не повернув головы. Танька, как ни странно, рыдать перестала. Спросила:

– Точно? А у тебя получится?

– Я буду стараться. Это в моих интересах, Танюша. Иначе придется мне передачки тебе слать регулярно, на брикеты с чаем тратиться и на махорку. А оно мне надо?

Танька снова захлюпала, и Олеся поняла на свой счет, что психолог из нее никудышный.

– Ш-ш-ш… Тихо, тихо… – зашептала она сестре на ухо, успокаивая, и погладила по волосам. – Я пошутила. Я просто неудачно пошутила, Таня. Все будет хорошо. Только объясни мне, пожалуйста, зачем тебя в тот вечер понесло на второй этаж?



Случаются такие дивные дни на первой неделе октября – с воздухом хрустально чистым и небом высоким, синим, без единого облачка, ветерком теплым, ласкающим лицо, с шелестом ярко-пестрой листвы под ногами и ее тонким волнующим ароматом. Жизнь тогда представляется простой и радостной, сердце наполняется предчувствием счастливых перемен, а маячащая в перспективе ноябрьская хандра притворяется легкой и отчасти приятной.

Татьяна всегда любила эту пору. Теперь не любит.

Раут был назначен на половину четвертого, гости съезжались вразнобой, из-за чего в полном составе собрались к четырем, но, похоже, хозяин так и предполагал. Первые прибывшие, в числе которых были Татьяна с мужем, получили возможность перед началом мероприятия прогуляться по дорожкам фруктового сада, больше напоминавшего миниатюрный парк, и вокруг особняка – со всех сторон и во всех отношениях ухоженного.

Коттедж был стильной архитектуры, в два этажа ступенькой, а, если брать в расчет полуподвал, то в три. Имел просторную террасу, где могла бы разместиться парочка бильярдных столов вместе с игроками и болельщиками, и застекленную оранжерею на плоской крыше первого этажа – той самой ступеньке.

Это был рядовой шик среднего уровня, но Татьяну он впечатлил. Она не была патологически завистлива, но достаточно тщеславна, чтобы почувствовать, знакомясь с домом и его хозяином, неприятную пришибленность и раздражающую ее саму робость. Квартира Родионовых на шестом этаже высотки, пусть и элитной, но за пределами третьего транспортного кольца, ни в какое сравнение не шла с облицованным натуральным камнем и покрытым медной черепицей особняком в охраняемом поселке ближнего Подмосковья.

Особняк и парк, и бассейн, и площадка для тенниса, и вообще все, что было внутри решетчатого забора из переплетающихся затейливыми вензелями чугунных прутьев, принадлежало Аркадию Михееву, начальнику департамента из областного министерства здравоохранения. Танькин муж лично знаком с ним не был, Татьяна – тем более, поэтому приглашение на прием стало для них неожиданностью, к тому же приятной. Как выяснилось несколько позже, чиновник был поборником синергии власти и бизнеса в целях наилучшего исполнения задач, поставленных Правительством перед министерством. Иными словами – он был мастером припахать бизнес к государственным интересам, хочется тому или не хочется.

Об этом Татьяне доложила Майя Хохлова, с милой улыбкой потеснившая ее возле большого зеркала в холле особняка. На вскидку, ей было под пятьдесят, но пухленькая блондинка выглядела превосходно, сумев подчеркнуть облегающим трикотажем достоинства внешности, отчего недостатки, если и были, сделались незаметны. Танька сразу запомнила ее фамилию, потому что в школе сидела за одной партой с Хохловой, но Наташкой, а остальных приглашенных смогла запомнить только по именам. По фамилиям она их узнала несколько позже.

Не только Родионовы были здесь новенькие, еще одна семейная чета была приглашена впервые. Хозяин перезнакомил своих гостей на поляне перед домом, в самой непринужденной обстановке, создавать которую вокруг себя он, похоже, был спец.

Аркадий Михеев был подтянут, улыбчив и жгуче обаятелен – матерый плейбой, а вовсе не скучный столоначальник.

Его гости были светски учтивы и заученно приветливы, но в этом Таньку не проведешь. Каков каждый из них на самом деле, покажет только время, однако неискренняя вежливость лучше откровенного хамства, если, конечно, ты не планируешь продлевать знакомство. Танька не планировала. А что касается Виталия, то бизнес есть бизнес, там свои законы, и муж неплохо их усвоил.

Обменявшись рукопожатиями и светясь улыбками, приглашенные нарядной гурьбой направились в дом, переговариваясь и пересмеиваясь.

Пройдя огороженную резным парапетом террасу, опоясывающую три стены дома, и оказавшись в холле особняка, Татьяна испытала шок поменьше, в сравнении с тем, который отравил ей прогулку по приусадебным угодьям, поскольку к чему-то подобному уже была готова.

Холл был просторен и функционально безупречен. У входной двери слева размещался шестистворчатый шкаф для уличной одежды и обувные подставки. Справа от входа растопырилась листьями какая-то разновидность пальмы в кубическом кашпо, облицованном шпоном из карельской березы. За ней в углу расположился журнальный столик, а также два пуфика и оттоманка в обивке из серебристо-серого велюра.

В левой стене холла имелись три двери: в кухню, ванную и туалет. Арка в правой стене вела в гостиную. На стороне, противоположной от входа, другая арка открывала коридор, уходящий вглубь дома и освещенный настенными светильниками, стилизованными под газовые рожки. Большую часть стены возле левого арочного проема занимало зеркало в человеческий рост.

Гости быстро разобрались с плащами и куртками, устроив их в шкаф, кто-то затем направился в ванную вымыть руки, кто-то сангигиенической процедурой пренебрег и поспешил в гостиную поближе к аперитиву. Татьяна, сбросив пыльник на руки мужу, кинулась к зеркалу, дабы успокоиться и прийти в равновесие – критичное изучение собственного отражения всегда ей в этом помогало, переводя стрелки внимания на более важный предмет.

Тут ее и настигла Хохлова.

Майя приблизилась вплотную к зеркальному полотну, чуть ли не прилипнув телом к его поверхности, и придирчиво осмотрела свой макияж. Судя по мимике, увиденным осталась довольна. Затем перевела взгляд на Танькино отражение и без предисловия поинтересовалась, а каким бизнесом занимается Татьянин супруг или, может, сама Татьяна. Выслушав ответ, раздвинула губы в понимающей улыбке: «Ну, я так себе примерно и представляла». Доверительно сообщила, что Михеев обожает собирать деловые тусовки под видом дружеских встреч. Он только с виду простой, как тульский пряник, а на самом деле у чиновника бульдожья хватка и расчетливость финансиста с Уолл-стрит. «Однако, – добавила она, – он охотно идет на разумный компромисс. Поэтому не надо спешить и хлопать дверью, если его предложение вам не покажется. У нас с мужем семейный бизнес, девелоперская фирма «Снос и застройка-21 век». Не правда ли, звучное название? Мы уже несколько лет сотрудничаем с департаментом обеспечения, которым руководит Аркадий. И вам советую к его предложениям прислушаться, отказаться успеете. Кстати, а как он на вас вышел? Имеются общие знакомые?»

Татьяна с улыбкой пожала плечами. Хохлова оценивающе на нее посмотрела и произнесла: «Ну, значит, нашел через Интернет. Он постоянно там рыщет, чтобы отыскать свежие данные».

Утратив к разговору интерес, она поправила в вырезе декольте золотой кулон в виде жука скарабея, который все время норовил перевернуться лапками кверху, и, предложив Татьяне присоединиться, поплыла в гостиную, где уже роилась значительная часть гостей, перемещаясь от стойки с аперитивом к столу с закусками и обратно.

Танька сказала ей в спину: «Я вас догоню».

Полученные от новой знакомой сведения были ей ни к чему, если только позже она не перескажет их Витале.

Однако, досадно: сегодняшнее мероприятие грозит превратиться в нудную скукоту. Бизнес – это, конечно, здорово, он денежки приносит, но нельзя же только коммерцией жить, извлекая из всего встречного-поперечного максимальную выгоду. Нужно хоть изредка позволять себе праздник.

Она попробовала рассердиться на мужа, но передумала. Это несправедливо: Виталий не напрашивался на прием в расчете обзавестись новым полезным контактом, Михеев сам его нашел. И, похоже, новая Татьянина знакомая права, предположив, что чиновник наткнулся на «СанМедПласт» в сети.

Перечень производимых фирмой изделий, в котором значились массажные матрасы, ортопедические бандажи и корсеты, и прочее тому подобное, не считая расходников: одноразовых пеленок, подгузников, прокладок – вполне подходящий ассортимент для оснащения муниципальных больниц и интернатов, а значит, он в зоне интересов департамента, коим руководил Михеев. Осталось только дождаться и услышать от него, как ему видится сотрудничество с их фирмой, и что Родионовы будут от этого иметь.

Таня поискала глазами мужа. В холле его не было, и она огорчилась. В любой незнакомой компании она умела быстро освоиться, но не сегодня. Здесь и сейчас она ощущала неприятный дискомфорт, ей нужна была Виталькина поддержка, а он, видимо, уже в гостиной с остальными.

Ей стало обидно. Мог бы остаться в холле вон хоть на диванчике за пальмой. Или возле окна подождать.

Но он не подождал, предпочтя проявить «цивилизованную» независимость. Мы же не дикари, родная, чтобы пасти друг друга, не так ли?

Наверно, причина ее сегодняшней неуверенности в том, как она выглядит и в чем одета. Досадно, что столько времени было потрачено, чтобы подобрать наряд. Подбирала, подбирала, и не угадала. А ведь это очень важно для первого знакомства!

Татьяна долго прикидывала, в чем пойти. Неизвестно, какие бабы будут на этом сборище. И, решив исходить из того, что бабы могут быть чванливыми и заносчивыми, остановила свой выбор на черном шелковом платье в стиле 50-х, узком в талии и пышном по подолу. В сочетании с белой кружевной пелериной оно выглядело одновременно эффектно и по-аристократичному сдержанно. Серьги, кольцо и кулон с черными бриллиантами в оправе из белого золота отлично дополнили образ.

Она ошиблась. Нет, гостьи Михеева не были одеты фривольно, но было понятно, что они не заморачивались над прикидом от слова «совсем».

Не считая самой Татьяны, представительниц прекрасной половины было трое – две при мужьях и одна при боссе. Но лишь облегающее платье цвета маренго Майи Хохловой можно было с натяжкой назвать коктейльным. Ее наряд неплохо гармонировал с замшевым светло-серым пиджаком ее супруга, Сергея Хохлова, девелопера.

Алекс Турчин, владелец сети клиник «Форева-здрав», был одет в джинсы и темно-синий джемпер поверх белой рубашки. Он привел на прием сразу двух дам: супругу по имени Лариса и Ирину Беркутову, чьим непосредственным начальником являлся.

Беркутова не была секретаршей, которую шеф всюду таскает за собой, невзирая на ревнивые страдания жены, отнюдь. Ирина Беркутова работала исполнительным директором в его фирме, а внешние ее данные были таковы, что попытки приревновать ее к боссу должны были умереть при первой же вспышке. На прием, организованный чиновником министерства, сухопарая очкастая брюнетка с короткой стрижкой на жестких, как бритвенный помазок, волосах явилась в брючном костюме шоколадного цвета, да еще в золотистую полосочку, и это было невыносимо.

Позже выяснилось, что Михеев ее пригласил персонально, тогда как супругу Турчина просто упомянул в приглашении. Турчин ее привел. А мог бы не приводить.

Что касается Ларисы Турчиной, та была одета в шелковую черную юбку-карандаш длиной миди и разрезами по бокам, всю в ярко-алых розочках, и белую кружевную блузку с воротником шалькой и рукавом ниже локтя. Ее шею обвивали две нитки бисера ярко-малинового цвета – похоже, кораллы. Под ворот она пропустила длинную золотую цепочку с массивным кулоном. На пальцах было нанизано несколько золотых колец без вставок и не особенно стильных. Лет ей было за тридцать, но волосы шоколадного цвета, прямые, ниже лопаток, ее молодили. Общее впечатление создавалось, вроде бы, сносное, однако образ, который она выбрала, чтобы посетить светский прием, больше бы подходил для культпохода на спектакль театра «Ромэн» на сцене сельского клуба.

Татьяна на фоне дам, одетых пестро и вполне демократично, выглядела в своем черном платье с белым воротничком воспитанницей приюта при монастыре кармелиток, наряженной побогаче ради храмового праздника.

Ее мужу было заметно пофиг, что на нем сидят не джинсы с водолазкой, а дорогой костюм-тройка от Бриони, пусть и купленный на распродаже, а Танька страдала. Потому что даже хозяин мероприятия был облачен в мягкие твидовые штаны и свитер со вздернутыми к локтям рукавами, а на ногах имел туфли, сильно напоминающие теннисные.

Пожалуй, только сорокашестилетний Будимир Валяев, восьмой из приглашенных, разбавлял атмосферу всеобщей одёжной расхлябанности, явившись на раут, как полагается, в сером классическом костюме и при галстуке. Но Валяев был по профессии то ли нотариус, то ли адвокат, а эта братия, как полагала Татьяна, даже спать ложится в обнимку со своим портфелем.

– Что же вы, Танечка, не идете? – с добродушным укором вопросил ее Михеев, появляясь в проеме гостиной. – Пора, пора, народ проголодался.

Легко коснувшись кончиками пальцев ее спины чуть выше талии, он повел гостью к богато сервированному столу, и Танька поняла, что предстоит никакой не раут, а самый настоящий банкет с застольем и – возможно – последующими танцами.

Народ дисциплинированно переминался в ожидании команды рассесться, но в адрес Татьяны едких шуточек не отпускал и глазами многозначительно не зыркал. Стало быть, собрались аристократы.

Им с Виталием достались места как раз напротив друг друга, и Таньке это понравилось. В какой-то пьесе Оскара Уайльда, забыла, в какой, Танька натолкнулась на реплику персонажа, может даже центрального, в которой он высказывал желчное неодобрение некоей даме – с его точки зрения, совершенно несносной, поскольку та весь вечер кокетничала с собственным мужем через стол, не обращая внимания на этого самого центрального персонажа. Описанная ситуация настолько Татьяну поразила, показавшись свежей и даже несколько еретической при узаконенном обычае флиртовать на тусовках, с кем заблагорассудится, невзирая на присутствие тут же своей половины, что ей явилась прихоть устраивать с Витей подобные шоу, не упуская любой возможности, дабы вызвать зависть у присутствующих баб и раздражение у мужиков.

И вот, участники банкета, отодвинув стулья, расселись вдоль стола. Празднично зазвенел хрусталь, венчая первый тост за дружбу и сотрудничество, а потом за прекрасных дам, и за благополучие всех вместе и каждого из гостей в отдельности, а парень со стильной стрижкой и в длинном до полу накрахмаленном фартуке забирал опустевшие фарфоровые блюда из-под закуски и ставил на их место наполненные, и Татьяна кокетливо улыбалась мужу, строила ему глазки и подставляла фужер, чтобы он плеснул немного минералки, и тарелку, чтобы положил в нее немного вон той вкусноты, а он весело ей подмигивал, и даже один раз привстал, придерживая рукой галстук, чтобы через стол поцеловать ей ручку, и вполне разборчиво проговорил интимным тоном: «Ты помнишь, что мне обещала?», а Танька сделала вид, что застеснялась, и все было замечательно, как вдруг.

Соседка справа коснулась его запястья. Он вздрогнул. Не поднимая головы, несколько секунд смотрел на ее холеную кисть, которую та не торопилась убирать. Помедлив, выпрямился, взглянул ей в лицо. Лариса Турчина что-то произнесла, улыбнувшись краешком губ, а глаза ее были серьезны. Лишь на миг в них мелькнула усмешка, исчезнув так быстро, что, может, и не было ее.

Виталий хмыкнул и снова уткнулся в тарелку.

Лариса протянула ему свой опустевший фужер, сделав легкое движение рукой в сторону бутылки «Нарзана».

Виталий отложил вилку и молча его наполнил. И продолжил поглощать крошечные рулетики из ветчины с начинкой из осенних опят. На Татьяну больше не взглянул.

Лариса, сделав глоток, вернула фужер на место. Ее губы вновь шевельнулись. Она что-то произнесла, слегка повернув голову к соседу. Виталий вздернул бровь, не отрываясь от еды. Метнул взгляд через стол. Наткнувшись на недоуменный взгляд жены, отвел глаза.

Да что происходит-то? Татьяна не понимала. Потому что такого не было никогда.

И что прикажете делать? Начать кокетничать с кем-нибудь из мужиков, лишь бы не сидеть молча с пришибленным и несчастным видом? Вот хоть с жующим юристом Валяевым, который от нее справа. Или с мужем Майи Хохловой, как его, с Сергеем, сидящим по левому боку?

Но юрист Валяев ей даром был не нужен, да и Хохлов тоже, тем более что девелопер оживленно рассказывал что-то хозяину застолья, а мадам Хохлова заливисто смеялась.

Татьяна воровато осмотрела лица напротив. Интересно, а как отреагировал на неловкий эпизод, только что произошедший, практически скандальный, молчаливый супруг Турчиной, занимающий стул с ней рядом? Никак он не отреагировал. Ничего не заметил? Похоже.

Только корректно ли называть эпизодом действие все еще длящееся?

А может, ничего скандального не произошло? Дело обычное?

Ну, конечно же, Таня! Что такого недозволенного, с точки зрения всех собравшихся здесь людей, в том, что твой муж повел себя по-джентльменски, наполнив минеральной водой полупустой фужер дамы, попросившей об этом? Обычная учтивость. И то, что он занялся поглощением пищи, отложив на время милую пикировку с супругой, тоже нормально. И никого не удивит и не покоробит, что, откушав немного рулетиков и кальмаров, Виталик решил уделить внимание вместо жены какой-то рядом сидящей бабе. Новое, оно всегда манит.

Они же не в курсе ваших с Витей игр.

Виталий время от времени мельком жене улыбался и только. Он был плотно занят трепом с соседкой. Они даже чокнулись бокалами легонько, прежде чем синхронно сделать по глотку полусухого «Совиньон Блан». Судя по обрывкам долетающих слов, тема была самая аристократичная – что-то об игре в пинг-понг. Супружеский флирт был им заброшен.

«Я с тобой разберусь, – обиженно думала Татьяна, – вот выйдем из-за стола, и я тебе выскажу».

Хорошо еще, что благородное собрание пропустило мимо внимания происшедшую с Танькиным мужем метаморфозу и не отследило ее причину. Хотя… Она осторожно повернула голову налево. Затем направо.

Сидевший во главе стола хозяин, поигрывая ножиком, оценивающе смотрел на Виталия. Или на Ларису Турчину? Или на них обоих?

Соседка Виталия справа, Ирина Беркутова, явно прислушивалась к беседе Танькиного благоверного с его новой знакомой и кривила губы в понимающей ухмылке. Поймав Татьянин взгляд, плеснула себе в рюмку из пузатой коньячной бутылки и выпила залпом.

Таньке жгуче захотелось вскочить с места и ринуться вон, но она сдержалась, потому что решила, что все только этого и ждут.

– Опасная женщина, – проговорил ей в ухо Валяев.

– А? – вздрогнула Татьяна, разворачиваясь к нему лицом. – Я? Почему?

– Она, – и юрист ткнул вилкой в сторону Ларисы. – В моей практике я сталкивался с подобными представительницами. Дустом бы их всех… Инсектицидом…

Таньке его высказывание, безусловно, понравилось, и ей захотелось об этом поговорить.

– И почему вы так считаете? – заинтересованно спросила она.

Он не успел ответить. Их разговор, не начавшись толком, был прерван.

– Друзья, – произнес Михеев, вставая, – предлагаю сделать перерыв и немного размяться. Тем более, нужно дать возможность нашему Николя приготовить все для десерта.

Занимавшая половину первого этажа михеевская гостиная была так велика, что в ней поместились обеденный стол на двенадцать персон и стулья, четыре кресла и столик напротив камина, а еще в ней стоял длинный угловой диван, огораживающий пятачок для танцев, коим гости и собирались воспользоваться. Музыкальный центр засиял огнями индикаторов, из аудиоколонок полилась томная мелодия, свет восьмирожковой люстры был притушен, вместо нее зажглись боковые светильники.

– Первый танец мой, – улыбнулся жене Виталий, вставая с места и делая приглашающий жест в сторону танцпола, чуть не задев при этом пятерней нос и очки Ирины Беркутовой, продолжавшей с невозмутимым видом сидеть, откинувшись на спинку стула.

У Татьяны отлегло. Заодно и поговорим, любимый. Она игриво улыбнулась в ответ и тоже принялась выбираться из-за стола.

– Первый танец мой! – услышала она уверенное сопрано и оцепенела, увидев, как Турчина взяла Виталика под руку и повела вглубь гостиной, где уже обнимались в медленном танце развеселые супруги Хохловы.

И Витька пошел!

Татьяна успела заметить неуверенность на его лице, и тут ей стало все ясно. Муж под гипнозом! Не об этом ли вел речь юрист Валяев, назвав Турчину опасной?

Танька отбросила в сторону стул. Торопливо и решительно направилась следом за парочкой.

Он уже успел положить руки на талию партнерше, а она – на его плечи. Да нет же, не на плечи – на грудь! Обе ладони ему на грудь водрузила наглая баба, засунув кончики больших пальцев под лацканы пиджака! Они сделали несколько плавных па, приноравливаясь к мелодии и друг ко другу. Турчина что-то проговорила Танькиному мужу в ухо, почти прильнув губами к его шее. Его губы тронула улыбка.

В голове у Татьяны помутилось. Ревность шарахнула по мозгам, стеганула шипастым бичом по сердцу.

Она подскочила к танцующим, цапнула Турчину за локоть, дернула, разворачивая к себе. Прошипела в физиономию: «Когда не надо, тогда нельзя». Та не испугалась. Посмотрела на нее, вздернув бровь, и насмешливо осведомилась: «Ты кто?». «Я – кто?!» – вознегодовала Танька и оглянулась на мужа. Он растерянно спросил, не выпуская новую знакомую из объятий: «Что-то не так?», и было непонятно, кому адресован вопрос.

Это Татьяну взбесило по-настоящему. Она схватила Турчину за руку и через всю комнату потащила к дивану, где в вялой позе развалился Ларискин супружник, так и не расставшийся со своим стаканом, в котором плескался на донышке неразбавленный ром. Толкнула растерявшуюся соперницу на упругое сиденье, проговорила, склонившись над ней: «К Вите больше не приближайся. По большой дуге обходи. Поняла, детка?» «А то – что?!» – спросила с вызовом Лариса, оправившись от натиска и привставая. «А то пришибу», – яростно прошипела Танька и толкнула ее в плечо, и Турчина снова завалилась на диван, размахивая руками, чтобы сохранить равновесие. Танька эти взмахи расценила по-своему – как безусловную агрессию, и, еще сильнее разозлившись, рванула с ее шеи цепочку, которая неожиданно легко поддалась. Кулон соскользнул на пол. «Дура! Там же замочек слабый!» – заорала Турчина, подхватывая цепочку в пригоршню. Ее муж, кряхтя, сполз с дивана и встал на четвереньки, намереваясь кулон отыскать. Стакан в его руке, о котором он, видно, забыл, накренился, содержимое выплеснулось на женину юбку, Лариска злобно взвизгнула.

Из-за спины Татьяны послышались одинокие аплодисменты.

– Девочки, девочки, не ссорьтесь, – смеясь, проговорил хозяин дома, поспешив на шум.

Он взял Таньку за локотки, повлек к креслу у камина, усадил вполоборота к залу. Та не сопротивлялась. Чувствовала она себя ужасно. Можно ли назвать чистой победой поступок, за который ей уже сейчас стыдно настолько, что хочется провалиться?

Наглую бабу ты, конечно, отшила, и это хорошо. Ты умница, Таня. Только отшила ли?

Возле спинки ее кресла возник Виталик, на лице тревога и сострадание. И это вместо раскаяния и извинений! Погладил ее по плечу, она плечом дернула. Он постоял минуту, глядя в провал незажженного камина, развернулся и из гостиной вышел.

Подошел Николя с подносом, предложил ей минералку в высоком стакане. Танька питье приняла, поблагодарив легким кивком.

Кто он тут, интересно? Официант? Мажордом? С Михеева станется и мажордомом обзавестись.

Морда у Николя невозмутимая, как и полагается вышколенной прислуге, но ей показалось, что смотрит он на нее с веселой издевкой.

Прикрывшись стаканом, она осмотрелась.

Супруги Турчины сидят по разным краям дивана. Он наливается ромом, она возится с цепочкой. Видно, застегивает на ней замочек, чтобы через голову надеть, а кулон уже нанизала. Странный кулон, на медальон больше походит.

Может, у нее там отрава спрятана? Приворотное зелье или что-то в таком роде? Подсыплет незаметно в питье жертвы порошочку, и все, кирдык, ты мой навеки.

Беда только в том, что все действо на глазах у Таньки проходило. Ничего Виталику в стакан не сыпали. Сам повелся, добровольно. Такие дела.

Татьяна горестно вздохнула.

И где он сейчас? Напрасно она с мужем так. Очень хочется отсюда убраться.

Или она одна уедет, вызовет такси и уедет, а муж пусть остается дела с Михеевым дорешивать. Потому что пока никакого делового предложения чиновник Родионову не озвучивал.

Идиотская мысль. Она уедет, а Виталий будет с этой крысой любовь крутить. Нет уж, держись и дальше. Точнее сказать: сражайся.

Юриста тоже не видно. Беркутова за столом все еще сидит, коньячок потягивает. О чем-то переговариваются супруги Хохловы с хозяином, стоя у музыкального центра. Музыку что ли выбирают и не могут выбрать?

К ним приблизился Николя, отвел хозяина в сторону, советуясь о чем-то. Они оба вышли.

Хохловы остались топтаться на месте, и было понятно, что они решают сложную этическую задачу: усесться ли им на диване в знак солидарности с Турчиной – то ли потерпевшей, то ли виновницей, или занять кресла у камина, выказав понимание Родионовой – то ли зачинщице скандала, то ли потерпевшей.

Татьяна поняла, что сейчас заплачет, и, стараясь двигаться размеренно и с достоинством, вышла в холл, питая надежду, что ванная никем не занята, а значит, она сможет хоть ненадолго уединиться.

Ванная была пуста.

Сколько она провела внутри зеркально-кафельного бокса, горестно вздыхая и шмыгая носом, крепясь изо всех сил, чтобы не разрыдаться и не погубить макияж – десять минут, двадцать? Примерно столько.

Когда вернулась в гостиную, увидела, что там произошли перемены.

Алекс Турчин развалился на диване, свесив руку до пола, и, кажется, тихонько всхрапывал. Опустевший стакан он поставил на палас возле изголовья.

Вокруг столика у камина сидели в креслах Сергей и Майя Хохловы, Ирина Беркутова и Лариска-крыска. Все четверо склонились над картонным полотнищем какой-то настольной игры, поочередно вытаскивая карточки из стопки и передвигая фишки. Сиделось им неудобно, на краешках, и особого азарта не наблюдалось, но интерес к игре наличествовал.

Они, как по команде, взглянули на вошедшую, но только Лариска задержала взгляд, улыбнувшись уголками губ. На секунду вернула внимание игре, но тут же снова посмотрела в сторону холла. Встала и пошла Таньке навстречу. Проходя мимо, тронула ее за рукав. Танька брезгливо шарахнулась. «Не дуйся, – сказала Лариса, – я все поняла. Мы еще подружимся, вот увидишь».

Татьяна шлепнула ее по руке и отвернулась.

Виталия в гостиной не было. А она так на это надеялась.

Пожалуй, ей требуется порция спиртного. Хорошая такая порция. Можно покрепче.

Подойдя к банкетному столу, поискала свой фужер и не обнаружила. Там теперь вообще не было фужеров. Стол был подготовлен к десерту, посему имелись на нем только кофейно-чайные чашки на блюдцах и черненого серебра «наперстки» для ликера. Из хороших новостей – две бутылки с ликером тоже наличествовали – «Амаретто» и «Малибу». Татьяна не колеблясь расчехлила пробку с «Амаретто» и до краев наполнила одну из стопок тягучей пряной жидкостью, одним глотком выпила, закашлялась, вытерла губы тыльной стороной ладони. Подумала и повторила. Смелым взглядом окинула пространство зала и направилась к опустевшему креслу у камина. Когда Лариска вернется, справив нужду, малую или побольше, ее место будет занято, и хрен она выгонит с него Таньку.

Алекс Турчин заворочался на диване, завозил руками, сел, распрямляясь. Татьяна оглянулась на шум и встретила его неожиданно жесткий взгляд. Не так уж он пьян, как прикидывается. Ну, а что ему еще остается при такой блудливой супружнице? Только делать вид, что залил глаза и ничего не замечает.

– Лара! – позвал он жену, делая попытки приподняться. – Поди к папочке, крошка…

– Лариса только что вышла, – сказала Ирина Беркутова.

– Вышла? – пьяно удивился Алекс. – Ну.. Тогда я пойду ее поищу.

Он встал и нетвердой походкой направился в холл. Танька посмотрела на него с глухим раздражением. Тоже мне, воротила бизнеса, а сам – тюфяк и подкаблучник, рогатый, к тому же.

Серж Хохлов, повозившись с музыкальным центром, включил какую-то композицию Эммы Шапплин, вернулся к камину и предложил не ждать выбывшего игрока, а игру продолжить. «Что-то мне подсказывает, что сейчас ее держат более важные дела», – с ухмылкой пояснил он.

Татьяна проговорила упрямо: «Давайте начнем заново». Ей не хотелось притрагиваться к карточкам, оставленным Лариской. С какой стати?

Настолка называлась «Клуэдо» и суть ее сводилась к тому, что следовало вычислить убийцу из пяти возможных, а также назвать комнату, в которой убийство было совершено, и орудие из нескольких предложенных.

После выпитого ликера, легшего на сухое вино, Татьяне соображалось плохо, а игра требовала задавать правильные вопросы участникам, делать пометки на специальных карточках и мыслить логически, отметая подозреваемых или, напротив, в подозрениях утверждаясь.

Все были подшофе, все по ходу игры косячили, и это уравнивало ее с другими игроками.

Она неожиданно увлеклась и не заметила, как первый кон был сыгран с чистой победой Иры Беркутовой. Татьяне было немного обидно, что сама не догадалась про мисс Скарлетт, пришившую полковника Мастарда гаечным ключом в библиотеке.

Появился совершенно трезвый юрист Валяев. Бросил на пол возле игрового столика диванную подушку, уселся. Сообщил, что желает присоединиться.

Спросил: «Где остальные?»

– Да, где остальные, Будимир? – вернул ему вопрос Хохлов. – Мы тут внутри сидим, ты был снаружи.

– Я был в библиотеке, – быстро ответил Валяев. – Нужно было кое-какие документы посмотреть.

– Ну да, конечно, – с понимающей улыбкой проговорил Хохлов. – Блевать ходил? И охота тебе добро переводить, а, Димка? Да не стесняйся ты так, здесь все свои. И Таточка теперь с нами, правда, лапусь?

Майя бросила испытующий взгляд на мужа. «Лапусе» отправила лучезарную улыбку.

Татьяна, машинально кивнула, соглашаясь, что она Таточка, и теперь она с ними, и с удивлением посмотрела на Валяева. Тот конфузливо развел руками.

Встрепенулась Беркутова, сказала: «Пойду Аркадия Михайловича поищу и шефа. Мы собирались проект соглашения Михееву показать, а я чуть не забыла».

Татьяна хотела авторитетно проговорить, что черновики документов сейчас по электронке для согласования отправляют, но передумала. Может, по электронке уже не круто. Может, даже и с курьером не статусно, а статусно теперь вручать наброски в виде бумажек, уложенных в папочку на завязочках, при личной встрече первых лиц предприятия с первым лицом департамента.

Ирина вышла, предупредив, чтобы вернется нескоро. Юрист занял ее кресло, начал банковать, но игра Татьяне разонравилась, да и остальные охладели. «Давайте что-нибудь более спокойное послушаем, – предложила Майя, потому что Шапплин допела последнюю песню из трек-листа, и музцентр мягко зашуршал динамиками в ожидании новой команды.

– «Подмосковные вечера»? – хмыкнул ее муж.

– «Ямщик, не гони лошадей», – так же иронично ответила Майя. – Сереж, не сходишь намекнуть, что десерт пора подавать? А то разбрелись все. Скукотища.

– Аркаша, скорее всего, новенького окучивает, – лениво проговорил Хохлов и, спохватившись, добавил специально для Таньки: – Рисует ему перспективы. Только ты, золотко, мне команду уточни: Анну Герман тебе поставить или идти обстановку выяснять?

– Можем разделиться, – с готовностью отозвался юрист Валяев. – Я девушкам музычку подберу, а ты отправляйся на разведку.

Со стороны холла донесся пьяненький голос Алекса Турчина:

– Я вот думаю, куда Лара запропастилась?

– Супруга ваша? Вот не знаю… Я Родионова ищу. Не видели? Мне с ним обсудить кое-что надо, – ответил ему голос Аркадия Михеева.

Татьяну словно током прошибло. Она выпрямилась в кресле и несколько секунд сидела так, окаменев. Посмотрела исподлобья на недавних партнеров по игре в детектив. На лицах мужиков увидела интерес, Майя Хохлова смотрела на нее с жалостным презрением.

Она проговорила Таньке в спину:

– Идешь мужа искать?

– Но это же мой муж, не так ли? – бросила ей через плечо Татьяна.

В холле уже никого не было. Из-за двери кухни доносились характерные звуки звенькающих столовых приборов, из-за двери санузла не менее характерные: кого-то всерьез выворачивало. Она решила, что Турчина.

Татьяна свернула в коридор, ведущий вглубь дома, и нос к носу столкнулась с Беркутовой. Та тоже не ожидала кого-то внезапно встретить, поэтому не приготовила лицо, на котором застыло выражение злой гадливости.

Дамы молча посторонились, пропуская друг друга. Танька порадовалась, что никаких вопросов ей задано не было.

Правая стена коридора была глухая, это и понятно – за ней располагалась гостиная, где шла гульба. В левой имелось две двери, и, распахнув поочередно каждую, Татьяна убедилась, что помещения пусты. Отметила про себя, что первое из них, уставленное по двум стенам высокими книжными шкафами и огромным письменным столом посредине, и компьютером на нем, и есть, должно быть, упомянутая библиотека, а вторая была похожа на обычную комнату обычной московской квартиры: диван, журнальный столик с двумя креслами, тумба с телевизионной панелью и что-то еще привычно-мещанское. Разница заключалась лишь в огромном оконном проеме почти во всю стену, но в этом доме все окна были такие.

Коридор оканчивался лестницей, ведущей на второй этаж, и тут Таньку пробрал страх.

Она и вправду хочет воочию увидеть сцену, которую успела нарисовать в воображении?

И как после этого ей будет житься?

Считай, вся жизнь устоявшаяся, счастливая пойдет под откос. Разделится на две неравные части: до и после.

Или неизвестность хуже горькой правды?

«Хуже», – решила Татьяна. Она стянула со ступней лодочки на высоком каблуке, прижала туфли к животу и медленно, стараясь, чтобы ни одна половица не скрипнула, начала подниматься на второй этаж.



Олеся терпеливо выслушала повествование сестры, не прерывая. Бесчисленные подробности рассказа, забирающие время и внимание, были совершенно ни к чему, но она понимала, что Танюше надо выговориться.

Время от времени Олеся бросала многозначительные взгляды на зятя, который с дивана перешел в кресло у окна, где и сидел, не проронив ни слова.

Наконец она произнесла неприязненным тоном:

– А ведь это ты Таньку подставил, а, родной? И сказать нечего?

Виталий вскочил с места, забегал по комнате, остановился напротив Олеси, нервно проговорил:

– Да знаю я, знаю! И что теперь?! Виноват, повелся на флюиды, но исправить-то как? Я бы на себя взял, да алиби у меня железное…

– Алиби? Флюиды? А по порядку можешь?

Татьяна, понизив голос, сказала:

– Понимаешь, Лен, эта Лариска настоящей ведьмой была.

– Со слов твоего мужа? Мило. Заколдовала, выходит, благоверного. Чары навела. Хорошая отмазка.

– Да ни при чем тут мистика! – раздраженно проговорил Виталий. – Была бы ты мужиком, поняла бы меня, а так – и объяснять бессмысленно.

– Да? А Танька как же? Вроде и не мужик, а тебе поверила.

– Это разные вещи. Сама видишь, что не о том она говорит. По-своему переиначила.

– А что, не так разве? – заволновалась Татьяна.

– Так, малыш, так, – устало проговорил муж. – Да не совсем. Понимаешь, Олесь, она только до руки моей дотронулась, а у меня по телу волна прошла с головы до… копчика. А потом посмотрела на меня… Я такую в ней ощутил власть обволакивающую… Могущество, что ли… И она точно знала, зараза, что этим могуществом сумеет любого мужика пригнуть, кого ей только заблагорассудится… И при этом такие обещания зашквальные в ее взгляде были, что у меня в мозгах все перемешалось. Хищная гениальная самка, понимаешь? Нет? Я так и думал.

– Но что-то демоническое в ней все-таки есть! – упрямо сказала Татьяна. – То есть было.

– Ну, хорошо, хорошо, малыш, было. Спасибо, что оправдать меня стараешься.

«Она старается для себя самой, дубина! – сердито подумала Олеся. – Ей так проще тебя простить, кобеля блудливого».

Справедливости ради стоит заметить, не наблюдалось раньше за зятем ничего такого… кобелиного. Однако и на старуху бывает проруха. Или лучше про тихий омут поговорку вспомнить?

Олеся его спросила иронично:

– И это все? Взглянула на тебя влажным взором, ты и поплыл?

– Влажным? Пожалуй, нет. Она была классом выше, чтобы вульгарными приемами пользоваться. Да и ни к чему ей было. Их, таких опасных, единицы, должно быть. Лично я сталкиваюсь впервые, но наслышан. К тому же психолог была неплохой, а может, просто опыт. Короче. Она мне сказала: «Отдохните, хватит уже. Ваша спутница из вас клоуна делает».

– Это она о чем?

– Это она о нашем с Витей флирте… – прогундосила сестра и снова зарыдала, на этот раз от стыда и унижения, как рассудила про себя Олеся.

– Ясно. Этим она тебя и сделала, дружок. И ни при чем тут флюиды. Идиотское мужское самолюбие, я права? Если ошибаюсь, ответь, почему не одернул ее и не сообщил, что Танька тебе жена, а не какая-то «спутница»! Я лично думаю, что ты побоялся острот про мужа на коротком поводке. Или тебе все-таки захотелось побыть немножко холостяком на этом приеме?

– Ааа!!! – возмущенно-жалобно выкрикнула Танька и резко приподнялась на диване, облокотившись рукой о сиденье: волосы взлохмачены, глаза безумные. – Что ты несешь, Лёлька?! Мне и так фигово, а ты тут такие вещи измышляешь!.. Витя, скажи ей!

– Твоя сестра просто не в курсе, – сердито ответил Виталий, а Олесе сказал: – Михеев нас с Татьяной как супругов всем остальным представил, и Лариса это хорошо слышала. А Таню она назвала моей спутницей, чтобы статус ее понизить. Как мне думается.

– Но ты ее не поправил! Почему? – требовательно спросила Олеся.

– По кочану, – огрызнулся зять. – Может, не хотел разговор продолжать. Не понравилась мне моя реакция на эту русалку, вот я и решил купировать контакт. Такую версию ты принимаешь?

– Допустим. Хотя тот факт, что ты отмолчался, сильно похоже на предательство. Тем не менее, я тебе верю. Но ответь, пожалуйста: вот когда Турчина тебя под ручку ухватила и на танец повела, отчего отказать не смог? Потому что не захотел? Чтобы смешным не выглядеть? Типа, не подкаблучник ты, а вольный казак? Если бы отказался, то и беды бы не произошло. Не устроила бы Танька скандал в результате, и никто бы впоследствии не заподозрил ее в преступлении по причине наличия мотива.

– Слушай, Лёля, ну не мучь ты меня!.. Виноват, признаюсь, и перед Таней повинился, но что я еще могу сделать? Я же говорю, взял бы на себя, да алиби железное.

– Про алиби отдельный вопрос. Всем известно: если оно железное, это очень подозрительно. Кто тебе его обеспечил, алиби твое?

Танька перестала хлюпать и взглянула на Виталия округлившимися глазами. Быстро вскочила с дивана и кинулась ему на шею. Ликующе проговорила:

– Так это ты прихлопнул гадину! Да, Витька, ты? А я, кретинка, думала, что тебе все равно… А ты…

– Нет, малыш, нет, – освобождаясь от ее объятий и снова устраивая на диван, проговорил Виталий. – Это был не я. И не ты. Тебе просто не повезло. Ты оказалась не в то время и не в том месте.

Танька сникла. Подтянула колени к подбородку, уткнулась в них носом. Виталий укутал ее пледом. Она дернула плечом.

«Напрасно она так, – неодобрительно подумала Олеся. – Хотя… Будь ты на ее месте, неизвестно, как бы себя повела».

– Ну, рассказывай, что сам делал и где был в момент преступления, – потребовала Олеся.

– Зачем тебе подробности? – набычился зять. – Достаточно того, что я не мог его совершить. У меня…

– Алиби, я помню, – оборвала его Олеся. – Видишь ли, Витя… Те люди из полиции, которые Танькино дело вели, вполне могут считаться высокими профессионалами, и, скорее всего, ими являются. Но для них моя сестра – проходной персонаж и обезличенный к тому же. И разбирались они в этом деле по многажды отработанной схеме, дающей быстрый результат. Они его и получили быстро. Я – дилетант. Я меньше, чем дилетант. Но Танька для меня – это Танька. Поэтому я выискивать буду любую зацепку, чтобы увидеть то, что предпочли не заметить они. Увижу и до них донесу. Донесу, будь уверен. Поэтому кончай пузыриться и выкладывай все по порядку.

Произнеся последнюю фразу, она осеклась, себе неприятно удивившись.

Что с тобой происходит-то, Лёля? Откуда агрессия, язвительный тон, выражения, опять же, хамские?..

Тебе, конечно, нравится острить, и это у тебя неплохо получается, однако твои шутки на выходе всегда беззлобные и безвредные. А сегодня не успела порог родионовской квартиры переступить, как принялась Витьку шпынять, да и Танюшке досталось. Ты сделалась язвой, Олеся? Вот так вдруг и внезапно перекинулась?

Все просто: за Таньку испугалась, на Витьку разозлилась, вот и весь ответ.