Третьяков Ю. Ф.

Андрейка и лодырь Ромашка

НИЧЬЯ СОБАКА

1

Эта история началась еще на летних каникулах, когда в сосновом лесу между Тюковкой и Шапкином был устроен оздоровительный лагерь для тюковских ребят. Шапкинских тоже принимали, но Андрейка не поехал. Он и так был здоровый, оздоровляясь без всякого лагеря — сам: зимой он здоровел от снега и мороза; когда начинало пригревать весеннее солнышко, зимнее здоровье увеличивалось; летом — и говорить нечего, а осенью в походах за грибами здоровье укреплялось еще больше. А там опять приходила зима, и все шло сначала! Таким образом, Андрейка только и знал оздоровлялся круглый год! Но иногда, как вольный человек, он подходил к этому лагерю, чтобы повидаться со знакомыми мальчишками и рассказать новости, которые произошли в разных местах, пока они тут оздоровлялись за дощатым забором.

В этот день, направляясь по своим делам, Андрейка встретился с компанией тюковских. Они вылезли на свободу через дырку в заборе и сейчас отдыхали от дисциплины, ползая по самому краешку глубокого обрыва, потому что воспитатели ошибочно думали, будто обрыв сделан из непрочной глины, можно обрушиться вниз и расшибиться, что на поверку оказалось форменной чепухой!

Там были двое Сережек: Барсук и Сережка Просто, двое Андреек: Андрюшка и Блин, хохол Тарас, приехавший из Бессарабии и сразу выдвинувшийся в командиры, который на днях уже успел пробить себе голову, ныряя с берега в речку, и теперь ходил забинтованный; остальные — ничем не выдающиеся личности.

Андрейка тоже полазил с ними по их чепуховому маленькому обрыву, потом все спрятались в кустах и начали разговаривать.

Андрейка предложил пойти в другой овраг, круче и глубже этого, где лазить гораздо интересней — страшнее во много раз! Они согласились идти, но вспомнили, что далеко отлучаться сейчас нельзя, а то их недосчитаются на торжественном утреннике, который состоится через полчаса. Там должны присутствовать почетные гости из райцентра, и среди всяких мелочей, вроде стишков и песен, драмкружок представит отрывки из пьесы «Каменный гость», а под конец один большой мальчишка из старшей группы будет показывать фокусы. Отрывки из пьесы Андрейку не очень интересовали, хотя ребята сказали, что в одном месте там дерутся на шпагах, а вот фокусника прямо-таки необходимо было посмотреть! А что он — не настоящий, а свой, даже лучше: ловкость рук у него, конечно, развита меньше, чем у настоящих циркачей, и поэтому легче подсмотреть, как это все получается…

По телевизору Андрейка больше всего любил смотреть цирк, где особенно внимательно следил за фокусниками. Остальные номера тоже здорово интересные, но таинственного ничего в них не было. Взять тех же акробатов или жонглеров: от их номеров, конечно, дух захватывает, но как они этого добились — ясно: нужно посильней тренироваться, и получится. Андрейка сам, безо всякой даже тренировки, умел сколько угодно стоять на голове или висеть, зацепившись за что-нибудь ногами. Свою кошку он в два счета выдрессировал прыгать через сцепленные руки и вставать на задние лапы. Да еще кошка была пожилая, упрямая и дальше учиться ни за что не захотела. Шестом он балансировал, установив его на палец или себе на лоб, замечательно ходил на ходулях, и всего этого достиг самоучкой, а что было бы, если б кто взялся его подучить?.. Но фокусников невозможно было разгадать! За ними Андрейка всегда смотрел во все глаза и даже сбоку заглядывал в экран, но никак не мог углядеть, почему у них все так получается. Ну, например, платки или шарики можно спрятать в рукав или еще куда, хоть и трудно, если они большие или много их. Но вот откуда берется утка в пустом ящике, который фокусник на глазах состроил из дощечек? Она ведь живая, крякает, ни в руках, ни за пазухой ее не спрячешь… А раз он вынул из ящика живого большого петуха! Кого-кого, а петухов Андрейка знал: как с ними дело иметь! С норовистыми, задиристыми петухами ладить еще трудней, чем со смирной уткой!..

Вот если бы какой-нибудь фокус увидеть своими глазами вблизи, не по телевизору, где, возможно, телевизионщики мухлюют, отводя в нужное время свой аппарат!

— А какие будут фокусы, не знаете? — допытывался он.

— Да-а… — пренебрежительно махнул рукой Андрюшка. — Шарики там… платки… Кролика будет доставать…

— Кролика? — насторожился Андрейка. — Живого?

— А как же! Нашего кролика — Николу. Он тут постоянно со всеми в лагере отдыхает…

Это было подходяще: ведь по кролику можно и про петуха догадаться, не говоря уж об утке!

— А он не рассказывал, как получается? Куда он его предварительно прячет?

— Не-е… Они с Николкой всегда закрывшись репетируют. А то, говорят, неинтересно будет смотреть…

— А меня нельзя провести?

— Не-е… Чужих, которые здесь не записаны, нам приводить не велят! А то не поймешь: кто из лагеря, а кто так пришел… Неразбериха выйдет! А сегодня еще и Полина дежурит, знаешь ее?

Свою землячку Полину Андрейка очень даже хорошо знал: тетка молодая, здоровенная, как богатырь, и самая шумливая во всем Шапкине! Раньше она работала санитаркой в больнице, а потом уволилась за то, что любила всем врачам указывать и распоряжаться, а они ее не слушались… Теперь поступила сюда, и по всему лагерю ее голос раздавался: над ребятами командует, ругается и даже иногда дерется, когда настоящие воспитатели не видят. Будто не знает, что у нас в государстве детишек бить не позволено! Но они на нее и не думали жаловаться, считая женщиной хотя и грубой, но безвредной. Тем более, что она дралась почти всегда за дело…

— А меня она ненавидит! — пожаловался Андрейка. — Считает хуже последнего шпиона!

— Почему?

— Да я ее испугал! — сообщил Андрейка. — И даже чуть не взорвал из ключа! Ключ мы нашли толстый, а внутри пустой — самый годный для стрельбы!.. Натолкли туда серы от спичек, почти целый коробок исчистили — там такая дырка была глубокая, ужасно должно стрельнуть!.. Веревочку, гвоздь…

— Знаем, знаем! — торопили его ребята, показывая, что и сами являются неплохими специалистами по стрельбе из ключей.

— Ударять я лично взялся!.. А дом избрал угловой, где фундамент крепкий… Ахнул! А она из-за угла и выйди! В самый тот момент, как ахнуло и взорвалось! Прямо перед ней взорвалось, у меня в руке только веревочка осталась… Ключ был плохо сделан, да и серы мы переложили, чтоб громче вышло.

— А она?

— Я не видал! Меня самого оглушило, и я убежал, с веревочкой вместе… А она подумала, что я нарочно ее поджидал. Как Алеха с Моськой бежали, не заметила, решила, что я один все. С тех пор стала какая-то нервная… и отовсюду меня теперь прогоняет. И от вас, наверно, тоже будет прогонять… — печально закончил Андрейка.

— Да чего там интересного? — утешал его Андрейка Блин. — Подумаешь, артисты… Ну, на шпагах дерутся… На шпагах мы сами получше можем… Только хороших шпаг нету… Мы бы лучше с тобой в овраг сходили!.. Статую, например, играет Кенгура…

— Та… лабуда все! — подтвердил Тарас.

— Какая Кенгура? — не понимал Андрейка.

— Мальчишка там один, тюковский… — пояснил Сережка Просто. — Он кенгуру назвал кенгурой, за это его и прозвали… Статуя там должна стоять в саду, где все происходит…

— А что она делает?

— То-то и оно, что ничего! Под самый только конец ее спросят, а она головой кивнет, и все! А хвалился! Подумаешь, какого ему Фантомаса доверили! Десять дней подготовлялся! Мол, моя роль самая трудная: нужно ни разу не пошевельнуться…

— Еще брешет, — припомнил Тарас, — шо простой артист израсходывает сто процентов энергии, а статуя чи сто пять, чи сто десять… ей трудней всего не пошевельнуться, особенно лицом… От гад!..

— Чепуха! — согласился Андрейка.

— Конечно! Мы ему говорили: чего тут такого? Стой да стой! А он: «Вы не понимаете в искусстве! Тут колоссальная нужна выдержка!» Мы спрашиваем: «А если муха на лицо сядет или комар?» — «Вытерплю!» Мы уж хотели побольше мух наловить, напустить там, да раздумали: лови их…

— Мухи не помогут! — сказал Андрейка. — Пока их ловят да в коробке они насидятся… разве им до статуй будет!..

И тут его осенила прекрасная мысль:

— А если вы меня проведете мимо Полины, чтоб там тоже сидел… я его рассмею!

— Как?

— А вот… — Андрейка скривил лицо, стараясь, чтобы выходило посмешнее, но без зеркала сам не увидишь, как там получается, и он предупредил на всякий случай: — Это так… Пробная, без подготовки… А могу смешнее! Когда сосредоточусь… Нужно сосредоточиться…

— Ни… — покачал забинтованной головой Тарас. — Не засмеется…

— Попробовать можно! — поддержал Андрейку Сережка Просто. — А вдруг? Ну-ка, покажи как-нибудь по-другому…

Андрейка перекривился на другой манер.

— Ни! — сказал Тарас.

— Для вас не очень смешно, потому что вы уже знаете! — убеждал их Андрейка. — А ему будет неожиданно… Еще как засмеется! Подумаешь, Кенгура какая-то… Не таких рассмеивали!

— Статуе полагается с закрытыми глазами быть… — сомневался Сережа Барсук.

— А мы его будем окликивать! — сразу нашел выход Сережка Просто. — Раскроет глаза — глянуть, кто зовет, тут ты не теряйся!..

— Будь спок! — заверил Андрейка. — Засмеется как миленький!

Всем стало интересно испытать, засмеется статуя или нет, и они согласились всячески помогать Андрейке пробраться мимо Полины.

На территорию лагеря Андрейка проник легко — через дырку в ограде, а там, окруженный ребятами со всех сторон, он направился прямо к фанерному павильону, заменявшему театр.

Но бдительная Полина сразу заметила своего земляка:

— Вот он! Уже тут! Ну ска-ажи… Будто он нюхом чует!

— Здрассте, теть Полин! Как поживаете? — приветствовал ее Андрейка. — Зашел вот к вам в гости… Дай, думаю, зайду…

— У тебя тут родни нету! — отрезала Полина. — Давай-ка отсюдова жи-во! Ишь какой гость дорогой явился!.. Одного Шапкина мало, сюда пожаловал безобразия устраивать?.. Ну нигде без него не обходится!..

Она схватила Андрейку за рукав.

— А ну, покажь в карманах!.. Небось уж припер взрывчатого чего аль горячего!..

— Да нет у меня… — оправдывался Андрейка, выворачивая карманы. — Я, теть Полин, только немножко побуду и потом уйду…

Полина не верила:

— Уже припрятал небось? Может, чего живого подпустить задумал: змеев, гадов каких, а?..

— Нет! Нет! — заступились за Андрейку ребята. — Мы за него ручаемся! Пускай побудет, а потом он уйдет…

— Ка-акие поручики выискались!.. — усмехалась Полина. — Авторитетные лица, что и говорить. А то я сама его не знаю! Уж где он объявился, тут жди да жди: либо взрыву, либо пожару, либо еще какого происшествия!.. Сереж, и не совестно тебе? Какие у тебя родители — почетные да ученые, а ты с кем связался? Разве он чему хорошему научит? А ты, Тарас, лучше не подмаргивай — вижу! Ты зачем сюда аж с самой Бессарабии ехал — макушки себе тут прошибать? Уж и компанию подходящую завел, вот и ходишь весь в бинтах, как сатана! Это диво: как они друг дружку сыщут? В Шапкине в самом учуял, что тут ему единомышленник с Бессарабии прибыл! А ты ступай добром, не доводи до зла, а то дождешься!

Дожидаться Андрейка не стал и пошел к воротам, Полина шла за ним, не замечая, что за ее спиной Тарас показывал Андрейке, чтобы он возвращался обратно к дыре…

Тут начался скандал у маленьких, Полина побежала наводить порядок, и Андрейка снова очутился в лагере. Через заранее открытое Тарасом окно он проник к ребятам в спальню.

Когда Полина, разняв малышей, опять вернулась посмотреть, что делают Тарас и другие, Андрейка уже сидел в тумбочке, с виду такой маленькой, что, казалось, там и кошка не поместится!

Скрючившись в три погибели, подобно фокуснице, которую якобы распиливают, он наслаждался своим невидимым положением и тихонько хихикал, слушая, как его ищет Полина.

— Земляка моего тут нету? — слышался ее голос. — А тогда чего вы тут стабунились? Небось схоронился где-нибудь?..

— Та ушел… — отвечал Тарас.

— Ой, не верится! Не такой это человек, чтоб добром уйтить! Где-нибудь уж он затаился… Найду — пускай не обижается! Андрейка, вылазь! Знаю, что ты прячешься! Вылезешь — не трону, а не вылезешь — хуже будет!

Но Андрейка не поддался на такую хитрость и не вылез, хотя в тумбочке было и тесновато… Вылезти он собирался, когда начнется представление и Полина уже не посмеет его выгонять — производить на глазах у почетных гостей шум и беспорядок… А после, когда все кончится, он и сам уйдет…

Чтобы не соскучиться в тумбочке и не терять зря времени, он на все манеры перекривлял лицо, хотя в темноте да без зеркала судить, как получается, трудно…

Когда прибыли важные гости, Андрейку выпустили из тумбочки. Затесавшись среди них, будто свой, он очутился на почетном месте, в самом первом ряду. Гости не возражали, вероятно думая, что он тоже откуда-нибудь приглашенный…

Полина в это время сидела на скамеечке под деревом с некоторыми родителями и давала им советы насчет воспитания детей, считая, что понимает в воспитании лучше настоящих педагогов…

Занавес открылся, и перед глазами зрителей оказался сад из больших завядших веток, где на табурете, оклеенном бумагой, взавправду стояла статуя, выкрашенная коричневой краской, в одежде из коричневой бумаги и время от времени моргала белыми глазами, с любопытством поглядывая в зал.

— Глядит… — сообщил Андрейке сзади Барсук.

Значит, теперь дело было только за Андрейкой! Немного привстав, чтобы получше обратить на себя внимание статуи, Андрейка скорчил первую рожу… Старинная барышня, пришедшая к статуе, чуть заметно улыбнулась, а статуя — хоть бы что… Андрейка перекривился на другой лад и, для большего комизма, начал вращать головой. Статуя не дрогнула, только слегка скосила глаза на Андрейку. Он начал кривляться без остановки, все больше привставая и входя в азарт. Даже руками помогал, выделывая ими разные смешные движения.

Старинная барышня и кавалер декламировали между собой, но смотрели на Андрейку. Почетные гости — тоже. Кое-кто из зрителей уже начал посмеиваться, а малыши, которых ничего не стоит рассмеять, хохотали уже вовсю. Может, постепенно и статуя рассмеялась бы, но за спиной Андрейки раздался Полинин голос:

— Так и знала! Вот зачем он сюда прокрадался, сатана! Ну-ка!

Своими сильными ручищами она выдернула Андрейку из зрительного ряда и поволокла к выходу, хоть он упирался и старался за что-нибудь ухватиться.

Тут почти все захохотали, в том числе и почетные гости. А что делала статуя, Андрейка не видел… Ему удалось прочно зацепиться ногами за какую-то деревянную перекладину у пола. Полина дергала, дергала, но не смогла его оторвать. При этом Андрейка то сжимался, то растягивался во всю длину, как червяк, которого скворец хочет вытащить клювом из земляной норки…

В суматохе он все-таки увидел, что статуя начала трястись, как при землетрясении, а когда Полине удалось-таки с грохотом оторвать Андрейкины ноги от перекладины, а он старался, шевеля во все стороны руками и ногами, будто щупальцами, еще за что-нибудь зацепиться, статуя не вытерпела, захохотала и, спрыгнув с табуретки, убежала.

Но тут уж все так смеялись, что даже Полина тоже начала улыбаться, но Андрейку все-таки вытурила…

Поэтому дальнейшее представление шло уже без его участия, а он находился за оградой снаружи, недалеко от дыры.

Там его потом нашли ребята, чтобы выразить благодарность за большой талант комика-исполнителя.

— А были фокусы? — поинтересовался Андрейка.

— Та… лабуда… — махнул рукой Тарас.

— Чепуха все… — подтвердил Андрюшка. — Интересно только, как Полина тебя тащила! Ну ржачка!..

— А кролика доставали?

— Нет! Никола не захотел выступать! Убежал под веранду и там сидит! Но ты здорово всех рассмеял!..

Тарас сказал, что таких потех он даже у себя в Бессарабии давно не видал.

— Ого гайдук! — в восторге воскликнул он, ударяя Андрейку кулаком по спине.

Андрейке объяснили, что в Бессарабии гайдуками называли в старину таких народных мстителей, которые отнимали добро у богатых и раздавали бедным, наподобие Робина Гуда. И любимый Андрейкин герой — легендарный комбриг Котовский (тоже, между прочим, бессарабец!) в свое время был гайдуком.

Тарас тут же рассказал несколько настоящих старинных историй о подвигах гайдуков. А про Кенгуру, опозоренного благодаря известному комику Андрейке, даже и не разговаривали… Потом оказалось, что сам Кенгура об этом не позабыл, затаив на Андрейку лютое зло…

2

Тот случай произошел уже в конце лета, а там Андрейка и оглянуться не успел, как вот оно — первое сентября: опять надо в школу!

Опустел лесной лагерь, откуда все ребята уехали по домам. И Тарас отбыл к себе в Бессарабию, добавив к разбитой макушке еще и вывихнутую ногу, которая пострадала, когда он лез на дерево за осиным гнездом, не считая мелких ранений, полученных в разное время. Отдыхом он остался очень доволен и мечтал на будущее лето снова приехать сюда оздоровляться. Лично Андрейке он обещал получше разузнать все о гайдуках и рассказать.

До Тюковки, где находилась школа, в хорошую погоду Андрейка любил ходить пешком.

Идешь четыре километра, и все по своим местам.

Много своих мест было у Андрейки в лесу, везде его ожидали знакомые, со всеми приятно повидаться… В мелком ельничке у Андрейки росли маслята — под каждой елочкой россыпью, и он заходил проверить, не начали ли они вылезать из-под сухой хвои.

Дальше среди берез пряталась любимая Андрейкина поляна. Там в норках жили муравьи, желтопузые шмели и осы — все знакомые Андрейки. Муравьям он иногда приносил гостинец — мух, червячков. Они радовались и утаскивали все в свои подземелья про запас. Потом он осматривал шмелиные норы: как там чувствуют себя шмели, все ли у них благополучно?

За полянкой росли молодые дубки, где целая шайка вороватых нахальных соек всегда ожидала Андрейку. Завидев его издали, они начинали мелькать между деревьями, переговариваясь пронзительными хулиганскими криками и оповещая всех в лесу, что опять идет тот подозрительный шапкинский мальчишка. Им Андрейка ничего не давал: такие нахалки пускай сами себе добывают.

А он заворачивал посмотреть, как в одном местечке вырастают странные грибы, называемые «колпаки», — настоящие рыжие зонтики на тонкой ручке. Их в Шапкине никто не ел, но Андрейка все равно любил за чудной симпатичный вид и всегда наведывался посмотреть, намного ли они подросли…

Невозможно даже перечислить, сколько каждый день встречалось Андрейке интересного по дороге в школу, хоть ходил он одной и той же тропинкой.

А на подходе к Тюковке, где кончался лес, его уже поджидала собака, которая была ничья и неизвестно где жила, но всегда выходила Андрейку встречать и после школы далеко провожала по лесу.

Теперь дорога стала еще интереснее, потому что по ней ходил не просто ученик Андрейка, а пробирался неуловимый гайдук, прозванный в народе Яношиком. Вообще-то Андрейка всю жизнь был разведчиком, но теперь взял от разведки отпуск, чтобы немного побыть в гайдуках, которые ему очень понравились по рассказам Тараса.

Выяснилось, что про гайдуков знает не только Тарас, но и Читака. У него и книжка нашлась, где были напечатаны гайдуцкие песни. Правда, те гайдуки были немного другие, словацкие, но в остальном не отличались — «у богатых брали, бедным отдавали», а Яношик был у них главный. И в песнях говорилось, что он «ходил лугами, а в руке — валашка», «леса-лесочки» были ему что «дома-домочки», а «елки и сосенки что сестренки» — все как у Андрейки! А валашку он себе сделал точь-в-точь такую, как на картинке в книжке, — такой длинный топорик наподобие индейского. И когда он ходил лесом, то всегда нес ее в руке, а подходя к Тюковке, прятал в укромном месте, под листьями, потому что в школу с валашками ходить не разрешалось. Да и ребята тюковские очень отчаянные и опасные: еще отнимут!.. А идя домой, опять доставал свою валашку, брал в руку и снова становился грозным гайдуком Яношиком. Его уже дожидалась верная гайдуцкая собака, и они вместе скрывались в лесу…

Андрейка сперва сомневался, бывают ли у гайдуков собаки, и решил, что должны быть: собака подает знак, нет ли поблизости каких врагов, охраняет гайдука ночью, когда он спит, чтобы жандармы не могли застать врасплох, схватить его и заковать в цепи, посадить за семь замков в крепость. И вообще с собакой гайдуку гораздо веселее!

Дорога в школу и обратно теперь проходила незаметно: ведь гайдуку скучать некогда, нужно смотреть, не подкрадываются ли где жандармы и не катит ли по дороге толстопузый пан, которого требуется остановить и, взмахнув валашкой, крикнуть гайдуцким голосом: «Стой! А ну, отдавай назад, что у бедных наотнимал!» И путники, видя какого-то человека, который осторожно выглядывает из кустов и юркает обратно в чащу, его не узнавали: может, принимали за шапкинского Андрейку, а это, оказывается, гайдук давно уж! Да им и не полагалось узнавать, потому что гайдуки любили маскироваться под простых людей, чтобы их не поймали.

Собака тоже была хорошо замаскирована и на вид казалась просто смешной лохматой собачонкой с доброй улыбчивой мордой и веселыми карими глазами.

Крепко подружился гайдук со своей собакой, любо посмотреть, как они, расположась где-нибудь под елкой, вместе угощались из Андрейкиного портфеля, а потом пели:



Гей! Лес высокий горный,
Ты нам дом просторный,
Вырубки меж елок
Нам взамен светелок! Гей!



Конечно, при такой жизни требовалось много времени, чтобы добраться из школы домой: Андрейка подолгу задерживался и получал от родителей нагоняй.

Они с собакой виделись каждый день, кроме, конечно, выходных, когда гайдук отдыхал в Шапкине, а что в это время делала собака — неизвестно… Наверно, вспоминала их веселые похождения и ждала понедельника, когда можно снова встречать друга, который придумает новые игры и принесет ей в гайдуцкой сумке, замаскированной под портфель, какое-нибудь угощение…

Но Андрейку она любила не за угощение, а просто так. Дашь ей чего-нибудь — съест, вежливо помахав в благодарность хвостом, и скажет глазами: «Спасибо тебе, друг, очень вкусно!» А ничего не дашь — тоже не обидится и примется играть как ни в чем не бывало: нет — значит нет… А если дашь для шутки что-нибудь плохое, то вежливо возьмет в рот, положит на землю и помашет хвостом, говоря: «Вижу, друг, что ты пошутил, я шутки понимаю и не обижаюсь даже нисколечко!»

Она откуда-то знала время, когда Андрейке идти, и аккуратно ждала в условленном месте: подходишь, а собака уже дожидается и мчится навстречу, подпрыгивая к самому твоему лицу и стараясь лизнуть в нос, и вертит хвостом, а по морде видно, как она радуется, что вот и опять они встретились. А в играх была понятливее, чем, например, Сенечка, которому нужно долго вдалбливать, что от него нужно, а он все равно испортит игру, делая все не так. А эта сама догадывалась, что требуется, без всяких приказаний. Помогала не для виду, а от всей души: с азартным лаем бросалась на невидимого врага, стоило только Андрейке показать в ту сторону, а когда самим приходилось спасаться от тех же врагов, мчалась впереди, оглядывалась и лаяла, а когда они уставали, бросалась наземь и растягивалась рядом, быстро дыша и высунув длиннющий язык… Но стоит Андрейке чуть пристальней всмотреться в чащу да схватиться за валашку, она тоже настораживала уши, подготавливалась к бою и оглядывалась на Андрейку, дожидаясь только команды, и по знаку бросалась вперед.

А какая вежливая! Встречаясь с Андрейкой в самой Тюковке, только издали улыбалась и махала хвостом в знак приветствия, но сама не навязывалась, а ждала, когда Андрейка ее позовет… Зато уж потом кидалась к другу со всех ног и начинала от радости скакать и выделывать всякие штуки, показывая, как приятно ей вместе с Андрейкой находиться. В остальное время, видно, жизнь у нее была не очень хорошая: часто Андрейка замечал, как она сиротливо спешит куда-то с озабоченной мордой или обнюхивает на дороге места, где хозяйки выливают помои, вытаскивая оттуда разные кусочки, а некоторые тюковские еще швыряют в нее камнями и чем попало.

Конечно, такую ценную собаку с необыкновенным умом и характером, раз она считается ничья, нужно было взять себе, и Андрейка дома уже сколько раз приступал к разговору с родителями, но те уперлись — ни в какую.

Андрейка делал всякие подходы, чтобы их переубедить, но они и слушать не хотели…

Сперва он убедительно разъяснял, что в хозяйстве собака просто необходима для охраны от воров: живи у них своя собака, прошлым летом не утащили бы со двора ведро и половик, она бы не отдала. Но родители сказали, что воров не боятся: своих в Шапкине нет, чужим незачем приходить на их двор. А от собаки будет больше вреда, чем от воров: начнет бегать по огороду и все топтать. Этой весной чужие собаки повадились на огород и всю картошку стоптали, а уж если заведется своя, то она со всей округи собак приманит… Андрейка доказывал, что прибегали глупые, а у них будет умная. Скажешь ей: «не топчи», она и не станет!

Потом попробовал действовать по-другому: пусть ему хоть всю жизнь больше не покупают ни обнов, ни подарков, только позволят завести собаку. Но мать с отцом ответили, что в ближайшее время обнов покупать и не собираются: денег мало, да такому помазку хоть покупай, хоть не покупай, он мигом все измажет и порвет… А что до подарков, то их сперва требуется заслужить, а он не заслужил, показав неважные успехи в учебе даже без собаки… Андрейка заверил, что если у него будет собака, то примется учиться прямо на золотую медаль. Но ему не поверили, сказав, что это слышано тысячу раз, и все без последствий… Пускай пока поднажмет без собаки, а там видно будет… Вон в Макуревке Валька Сотов завел себе голубей да и вовсе учиться бросил, связавшись со взрослыми голубятниками, и теперь то на крыше сидит — своих голубей «трухает» да «подтрухивает», то шныряет за овощным павильоном в райцентре, где торгуют всякой живностью, и уже курит в открытую! Это было совсем уж ни к селу ни к городу! Какое же может быть сравнение: собака и голуби? Совсем разные вещи! И как может собака приучить курить, если сама не курит? Может, по-ихнему, и кошка курит? Вот бы поглядеть на такую смехоту!

Один раз Андрейке чуть было не повезло. По радио передавали статью для родителей. Так там прямо говорилось, чтоб родители разрешали детям заводить себе собак; от собак у них улучшается характер, увеличивается ум и учеба идет успешнее… А мать с отцом, как назло, находились в огороде! Андрейка выскочил и заорал истошным голосом, чтобы бросили все, бежали скорей слушать радио: важное сообщение передают! Те все бросили, прибежали, а про собак передавать уже кончили, музыка началась… А когда Андрейка стал пересказывать своими словами умные советы ученых людей, ему не поверили, даже рассердились, что якобы напрасно испугал…

Однако Андрейка надежды не терял, так как ему не совсем запретили думать про собаку, а сказали, там видно будет…

Но вскоре и у самого Андрейки жизнь стала совсем тяжелая.

А началось прямо с пустяка!

Однажды последнего урока в школе не было, Андрейка освободился раньше и пошел отыскивать собаку, которая, конечно, не знала, что можно уже приходить к условленному месту. Он нес ей всякие недоеденные бутерброды и пончики, которые набрал в школьном буфете, даже поругался с буфетчицей тетей Раей, мечтавшей прикарманить все объедки для своей свиньи. Андрейка ей так прямо и сказал, что домашним свиньям, значит, разрешается наедаться, а государственная собака должна, что ли, с голоду помирать?

Он повстречал много собачонок, бегавших по тюковским улицам, но все были другие…

А та собака вроде бы раз промелькнула в самом конце длинной улицы. Андрейка побежал туда, но и там ее не обнаружил…

Нигде собаки нет! А у одного палисадника девчонка андрейкиного возраста стоит, прислонясь спиной к калитке, и на Андрейку смотрит смеющимися глазами… У самой волосы — прямо лисьей рыжины, носик длинноватый, вздернутый, и Андрейка тотчас сообразил, что девчонка — точь-в-точь та красивая лиса на картинке, где она готовится съесть колобок! Он приостановился и сказал девчонке, чтобы она знала, на кого похожа:

— Рыжая лиса!

Девчонка моментально выпалила в ответ:

— Абдурахман!

— Рыжая лиса! — повторил Андрейка.

— Мартын с балалайкой!

— Рыжая лиса!

Девчонка больше ничего не ответила и важно ушла в калитку, Андрейка пошел дальше, но тут из калитки выскочил маленький карапуз весь в военном: в ремнях, фуражке, с саблей и кобурой — и заорал вслед Андрейке:

— Выхухоль!

За ним из калитки еще несколько мелких детишек высыпало посмотреть, что теперь будет делать Андрейка. Андрейке последнее слово показалось почему-то обидным, и он вернулся, чтобы попугать пузатую мелочь. Малыши убежали во двор и подняли страшный визг. Калитка вдруг отворилась и на улицу один за другим начали выскакивать уже настоящие мальчишки, которых повыскочило не меньше семи человек, и все до одного самые опасные в Тюковке драчуны и обидчики, всегда державшиеся вместе, а главным у них считался Носарь.

Это была такая компания, которую нужно всегда обходить стороной, ни в коем случае не связываться, а стараться, чтобы они не привязались. И обошел бы Андрейка этот дом за три улицы, кабы знал, что с виду безвредная Лиса состоит под их защитой.

Андрейке прямо повезло, что учился он в другой смене, не с ними, а вот Алехе с Моськой здорово от них доставалось… И ничего не поделаешь, потому что отчаянными мальчишками прямо кишела громадная Тюковка, не то что маленькое Шапкино, где ребят раз, два, и обчелся… Тут не до того, чтобы бороться с могущественными тюковцами, которые вообще чужих не любили и всячески преследовали, а уж если их затронуть, тогда хоть в школу бросай ходить.

И надо же было так произойти, что Андрейка не только оскорбил их сестру, назвав Рыжей Лисой, но среди них вдобавок оказался и Кенгура, которого Андрейка рассмеял в лагере, когда тот был статуей. Знай он, что Кенгура тоже состоит в этой компании, нипочем не стал бы его затрагивать, пускай бы стоял хоть до самой зимы.

Если бы не злопамятство Кенгуры, может, все как-нибудь и обошлось бы, да и девчонка, похоже, не сильно обиделась, а даже наоборот — поглядывала на Андрейку через заборчик смеющимися глазами и прыскала, будто Андрейка чем ее рассмешил… Правда, военный карапуз, выскочивший вперед всех, грозно кричал:

— Сейчас тебе влетит!

А Носарь со своей шайкой уже настигли Андрейку, окружили, и схватили, и не вырваться, и не убежать… Кругом — тюковские, и все один одного опасней: Партизан, и Простуженный, и Китаец, и Лелик… И, конечно, сам Кенгура. Тот горячился и радовался больше всех: скакал впереди и вокруг Андрейки не хуже настоящего кенгуру, топал от радости ногами и восклицал противным голосом:

— Ага, попался! Ага, попался! Держите его крепче, ребята! Вот когда ты попался!

И военный карапуз тоже радовался поимке Андрейки, крича:

— Сейчас тебе влетит!

На Андрейкино счастье, отсутствовал самый опасный — длинный Жорка. Он был сильно начитан и выдумывал для Носаря, как все делать, чтобы выходило интересно и по правилам, а необразованный Носарь его слушался.

— Тих-ха! — скомандовал своим Носарь, похожий на дурака Емелю из сказки, и обратился к Андрейке: — Отвечай мне немедленно: чего ты тут делаешь на нашей улице, откудова взялся и прочее.

— Вообще-то я… — начал Андрейка, улыбаясь как можно добродушнее и соображая, чем бы задобрить тюковских. — Разве вы меня не знаете?.. А я вас знаю! Вас все знают… уважают!.. Вот у нас, в Шапкине…

— А-а! Ты шапкинский! — обрадовался Носарь. — Давно не попадалось в наши лапы шапкинского! Отвечай мне немедленно: какое ты имеешь право за нашими девчатами гоняться?

Сам Носарь без Жорки не умел придумать ничего такого интересного, что можно было бы сделать с пленным Андрейкой, а остальные тюковские не вмешивались.

Приметив, что Носаревы волосы по рыжине смахивают на девчонкины, хоть не такие выдающиеся, а нос длинноватый и вверх загибается, как у Братца Лиса из книжки, Андрейка смекнул, что девчонка, видать, приходится Носарю сестрой или какой другой родней, и объяснил, приветливо оглядываясь в ее сторону:

— Да я шел… Вижу: что это за такая девочка красивенькая живет… Подошел посмотреть, а она…

— Мальчишки, не трожьте его! — распорядилась Лиса, прихорашивая волосы. — Лучше отпустите…

Но военный карапуз, воинственно суя во все стороны кулаками, заорал:

— Не пускать!!

Да и Носарю, видно, неохота было просто взять да и отпустить шапкинского, раз уж попался, и, подумав, он велел:

— Рассказывай свою автобиографию!

— Да я… одним словом… из цирка! — ни с того ни с сего ляпнул Андрейка.

Тюковские так удивились, что даже бросили Андрейку держать, а сам Носарь разинул рот.

— Врешь! — злобствовал Кенгура. — Как ты можешь быть из цирка, когда сам только сейчас сказал, что из Шапкина? Где у вас там цирк?

— Да я там временно проживаю… — выкручивался Андрейка. — А в цирке состою… клоуном не клоуном, а так… комиком небольшим… Я ведь большой чудак числюсь!

Дальше Андрейка пошел заливать уже напропалую:

— Пока еще по малолетству только приучаюсь… Не каждый день, само собой… Одним словом… меня назначили с обезьянятами играть!

— Чего врешь! Какие еще обезьянята?

Носарь просто обалдел, и другие тоже.

— Маленькие… Такие вот… — показал Андрейка. — Большие-то обезьяны повседневно выступают: репетиции у них, то, се… Требуется мальчишка с маленькими побыть… играть с ними, чтобы не соскучились! Я от них кое-чему подучиваюсь, они от меня… Они ведь какие смешные! Ну просто укатаешься, если кого бы пустить поглядеть!..

— А как туда принимают? — с завистью спросил Носарь.

— По знакомству, конечно… У нас там родня работает… дядя двоюродный! Могу поговорить: мне заместитель требуется. Вы тут пока думайте… а я пока пойду… ждут!

Андрейка, в последний раз улыбнувшись Рыжей Лисе и всем остальным, зажал свой портфель под мышкой и деловой походкой отправился прочь…

— Эй… погоди! — окликнул его растерянный Носарь.

— Да некогда же! — ответил Андрейка, убыстряя шаги. — И так запаздываю!..

— Стой, тебе говорят!

До тюковских дошло, что Андрейка заговорил им зубы, обдурил, и они с воплями и гиканьем кинулись вдогонку.

Андрейка припустил вдоль улицы, будто мустанг-иноходец. У кого бывает скорость больше: у того, кто догоняет, или кто спасается? Конечно, кто спасается, потому что в это время происходит прибавление сил во много раз!

Тюковские гнались вяло: возможно, незадолго до Андрейки они уже гоняли кого-то другого и уморились…

Самому Носарю, правда, удалось на секундочку настичь Андрейку и ткнуть в шею небольно, отчего настроение у него сразу улучшилось, и он отстал. Зато Андрейка поднажал еще!

Проезжавший на возу с ящиками веселый дядька сперва заорал:

— Бей его, я его знаю!

Потом окликнул тюковских:

— Эй! Вы чего?

— Шапкинского гоняем! — объяснил Носарь, останавливаясь.

— А чего он наделал?

— А так… Ходят тут… шапкинские!

И Носарь повернул назад. Вполне вероятно, он все-таки не хотел обострять отношения с Андрейкой, надеясь, что когда-нибудь Андрейка пустит его поглядеть на обезьянят.

Самым злым и азартным оказался Кенгура, которому раза три удалось-таки приблизиться к Андрейке, чтобы достать его кулаком по затылку и по спине… При этом он злопамятно восклицал:

— Покривляешься у меня! Покривляешься!

Не соображал, что у Андрейки спина и голова крепкие, как камень: ему нипочем, а Кенгура небось все кулаки себе расколотил, разгорячился до чего! Так ему и надо, правильно его Кенгурой прозвали, Кенгура и есть!

Да еще бежал, не отставая, военный карапуз и в восторге от происходящих событий размахивал над головой своей саблей, вскрикивая:

— Лови! Лови! Лови!..

В конце концов и они отстали.

Скрывшись в тихом, спокойном месте, за базарными ларьками, Андрейка немного отдохнул и осмотрел свой костюм, который тоже почти не пострадал. Если разобраться, что плохого сделал он этому Кенгуре? Наоборот, рассмешил всех… Все прямо укатались: статуя, а вдруг заржала и убежала! На что уж Полина имела на Андрейку зуб, и то, когда его тащила, было видно, что вот-вот засмеется, но неудобно перед Андрейкой, сдержалась, а потом, наверно, ушла куда-нибудь и каталась там! А без Андрейки Кенгура так и простоял бы столбом, как дурак. Дурак он и есть. А на настоящую статую ничуть не похож: разве такие маленькие статуи бывают? И моргал вдобавок… А когда он припомнил, как не растерялся и заговорил тюковским зубы, применив военную хитрость, повеселел еще больше. А припомнив, что Яношик постоянно попадал в такие переделки, потому что гайдуцкая жизнь тем и отличается от обыкновенной, что гайдука все время ловят, Андрейка и совсем развеселился.

Заметив, что под стенкой колхозного универмага стоит беспризорное ведро с жидкой известкой и широкой, как веник, кистью, а вдоль всего здания тянется асфальтированный тротуар, ровный и гладкий, Андрейка сразу догадался, что можно сделать для полного посрамления Кенгуры.

Обмакнув кисть в ведро, он начал писать по асфальту громадными буквами: «Кенгура — дурак набитый». Но немного не рассчитал — сделал буквы чересчур большими, стараясь, чтобы надпись была видна даже с самолета, ежедневно летавшего из области в район, и пассажиры из других мест, пролетая над Тюковкой, могли прочитать ее и узнать, кто живет в Тюковке. Известки не хватило, получилось только «Кенгура — дура…». Впрочем, если перенести ударение, будет тоже неплохо — такое маленькое стихотворение, всего из двух слов…

Поставив ведро с кистью на место, Андрейка слазил по пожарной лестнице на крышу универмага, чтобы взглянуть сверху, как надпись будет читаться с самолета: с крыши хорошо читалось, а с самолета будет еще лучше!

После этого он походил по крыше, всю ее обсмотрел и полюбовался с высоты на Тюковку, которая вся была как на ладони. И та улица виднелась, где живут Носарь с остальными, только их самих не видно: может, думают, куда теперь Андрейка делся? Наверно, убежал со страху к себе в Шапкино… А он вот где оказался! Как Яношик в Моравских горах, стоит на вышине и все стороны вдаль озирает.

Андрейка присел у трубы и начал думать, что Яношика никогда бы не поймали, не пойди он к той ведьме, которая украла у него волшебный пояс и подсыпала под ноги гороху, чтобы поскользнулся… И, наверно, у него не было собаки, а то она не позволила бы жандармам незаметно подкрасться. А может, собака в тот раз оставалась в лесу сторожить Яношиково имущество…

Тут Андрейка вспомнил про свою собаку: он себе по крышам разгуливает, а она там дожидается. Он поспешно слез с универмага и припустился к тому месту, где должна ждать собака.

Хоть Андрейка и опоздал, но собака не ушла, дожидалась: верила, что за ней придут!

…А когда они с собакой вышли из опасных тюковских улиц, да очутились в родном знакомом лесу, да вырыли из-под листьев свою валашку, тут все пошло иначе! Тут уж никакая Носарева шайка, хоть в сто человек, не могла Андрейку окружить, потому что он сам их всех окружил. Появлялся со всех сторон, выскакивал из-за каждого куста и дерева, атаковал с валашкой в руке, бился на кулаках, разгромил всех и вогнал прямо в панику. И, наконец, взял всех в плен, а собака помогала отыскивать спрятавшихся и тоже приводила в плен. Всех побежденных в честном бою противников Андрейка милостиво отпустил, заключив с ними мир на вечные времена, а Носаря и еще некоторых принял к себе в гайдуки, так как они очень просились. Только одного Кенгуру не отпустил. С ним много было возни. Трусливый Кенгура сто раз убегал и все возвращался, никак уняться не мог, но верная собака, только покажешь ей в ту сторону: «Кенгура!», с лаем бросалась, хватала его, сваливала наземь и отдавала в руки Андрейке. Прямо всего изодрала, и Андрейка подбавил, даже противно смотреть. Вел он себя трусливо и унизительно, как подобает такому злопамятному и глупому человеку… А через стену замка на них поглядывала Рыжая Лиса и прихорашивала свои красивые волосы…

Возни с Кенгурой было много, и бои продолжались до тех пор, пока солнышко пошло на снижение, тени далеко протянулись, и скоро должен был прийти с работы отец.

Поэтому Андрейка, последний раз позволив Кенгуре удрать в самом жалком, измочаленном виде, больше его догонять не стал, а попрощался с собакой и пошел домой, во все горло распевая гайдуцкую песню.

3

Неизвестно, прочитал Кенгура Андрейкину надпись на асфальте около универмага или не успел… На другой день Андрейка пошел посмотреть, но ее там уже не было: может, сам Кенгура стер от позора, а может, дворникам не понравилась…

Но только с тех пор Кенгура вовсе озверел и не давал Андрейке никакого проходу.

Хороша гайдуцкая жизнь, но одно плохо: очень тяжело, просто никуда не годно, если тебя все время ловят…

Будто ты не гайдук, а самый последний заяц: в школу иди — озирайся, из школы — тоже, только и знай бойся, не выскочит ли откуда как полоумный Кенгура. А он взял такую моду — подкарауливать Андрейку в самых неожиданных местах, являясь будто из-под земли: то выбежит из магазина, то соскочит с проезжающего грузовика, то притаится за углом, не на своей даже улице… Словом, где ни иди — везде он: ехидная рожа так и ухмыляется, так и скалится, точно у людоеда какого…

Кроме того, и перед посторонними людьми бывает довольно унизительно, когда за тобой то и дело гонятся, да колотят, да в грязь сталкивают с книжками вместе, да кидаются в спину разным мусором — что тут хорошего?..

А Кенгура с каждым днем дрался все крепче и налетал все азартней — подумаешь, будто Носарь и компания специально его назначили для борьбы с Андрейкой, чтобы не отвлекать свое внимание от более важных людей, вот он и старается, из кожи лезет, просто покоя ему нет…

Лично Носарь и компания Андрейку пока не трогали. Может, руки еще не доходили, но вообще опасными они становились, только когда соберутся вместе, а в обыкновенное время каждый по отдельности человек как человек, занят своим мирным делом: учится там или помогает по хозяйству, по улице ходит смирно, ни на кого не набрасывается, даже иногда с Андрейкой добродушно здоровается, а как соберутся — тут уж старайся не попадаться им на глаза.

Андрейка и не попадался! Правда, повстречалась ему раза два та Рыжая Лиса и при виде Андрейки сразу принималась вертеться, хохотать и всячески веселиться: неизвестно, чем Андрейка ее развеселил, но видно, что не обижается…

Пожалуй, даже не так обидно было бы терпеть от самого Носаря или другой такой же известной и уважаемой личности, но тут какая-то Кенгура… С ним одним Андрейка, пожалуй бы, и справился, да тронуть его — лучше и не думай! Дружные тюковцы не любили, когда у них трогают даже самого крошечного сопляка, а с их многолюдным могущественным селом не могло тягаться маленькое слабое Шапкино, где главные ребята — Андрейка, Алеха и Моська, да слабосильный Читака, да Сенечка, которого и засчитывать нечего… Школы нет, приходится ходить в чужое место и там применять разные военные хитрости…

Хорошо еще, что территория около самой школы с древнейших времен считалась нейтральной, где драться не полагалось, а желающие должны подстерегать своих врагов на какой-нибудь другой улице…

Сам Яношик позавидовал бы такому множеству военных хитростей, которые применял Андрейка в своей войне с Кенгурой, не давая тому никакого житья. Например, возьмет да и подкатит на автобусе к самой школе или с уроков уйдет пораньше, а Кенгура напрасно его ожидает, время тратит… А то и вовсе заболеет и не придет: жди там Кенгура! Или спрячется в каморке под лестницей, где нянюшка хранит свои метлы и ведра, посидит там часок, а Кенгуре надоест дожидаться, он и уйдет, а Андрейка выйдет свободно! Кроме этого, у него имелось наготове много других тайных убежищ в разных местах: юркнет туда, а Кенгура побегает-побегает как дурак и пойдет ни с чем. Ну, просто все нервы истрепал Кенгуре, так что совсем тот ополоумел, какой-то ошалелый сделался.

Но сильно вредил военный карапуз, состоявший у Кенгуры в шпионах.

Путные детишки ходят в детские ясли или у себя во дворе потихоньку играют, а этот — обвешается с утра своим вооружением и целый день разгуливает по улицам, везде заглядывает и все видит… А углядев Андрейку в укрытии, сразу начинает радостно вопить:

— Вот он! Вон где спрятался! Лови!

Сразу откуда-то прибегает Кенгура и припускается за Андрейкой.

Приятнее всего было в дождь: тогда гуляй себе по Тюковке спокойно, не спеша, так как в дождливые дни нежный Кенгура боялся простуды, устраивал себе выходной и прятался дома или еще где. А дожди шли почти целую неделю. За это время и Андрейка успел отдохнуть от Кенгуриных выходок, но потом опять настала хорошая погода, Кенгура снова вышел на улицы и с новыми силами приступил к Андрейке…

В дождь Андрейка ездил в школу на автобусе, и ему не удавалось навещать свои места, которые без него осиротели и пришли в запустение: все цветочки повяли и высохли, шмели и длинные осы закопались на зиму в своих норах, сойки куда-то пропали, маслята в ельничке червивели, едва вылезая из земли, а грибы-колпаки вовсе не захотели этой осенью вырастать…

В довершение кто-то украл из-под листьев валашку.

Но хуже всего обстояло дело с собакой: она пропала. Просто — исчезла с тюковских улиц, и нигде ее нету. И куда она делась, никто не знает, хотя Андрейка расспрашивал много народу…

В последнее время по причине дождей, и особенно из-за Кенгуры этой Андрейка с собакой виделся редко, в лес и совсем не выходил, и собака даже начала уже отвыкать от дружбы с Андрейкой, но, видно, сильно переживала… Раз заметил ее Андрейка в окошко автобуса: с печальным видом пробиралась она под дождем по лужам, понуро свесив морду, и вся была какая-то исхудалая и задумчивая. Пушистый хвост, который всегда лежал на спине, закрученный кольцом, теперь повис, будто внутри испортилась пружинка.

А теперь вот и вовсе пропала неизвестно куда! И Андрейка ее не нашел, хотя обыскал все тюковские улицы, невзирая на Кенгуру, который еще больше разнервничался, думая, что Андрейка шныряет мимо самого его окна нарочно, чтобы его сильнее раздразнить. А недавно выскочил за Андрейкой по грязи в одних носках и с ложкой в руке, на бегу доглатывал какую-то еду.

Да где ему было угнаться за Андрейкой, который необыкновенно развил свои ноги в лесных походах, и стали они у него крепкие и быстрые, почти как у лося, а домосед Кенгура только и годен стоять столбом на табуретке и представлять статую непохоже ничуть…

А мимо Кенгуры Андрейка часто мелькал вовсе не затем, чтобы дразнить, на кой он нужен. Просто Кенгуриный дом торчал в самом центре Тюковки, а рядом находились продуктовый магазин и кафе «Минутка», где собака иногда одна побиралась, когда Андрейка забывал принести ей кусочков…

Придурковатому Кенгуре даже не приходило в его длинную, как огурец, голову, что лучшее Андрейкино убежище расположено прямо под самым у него носом: во дворе продуктового магазина! Он был весь заставлен пустыми ящиками и бочонками. Залезай в любой, располагайся с удобствами и сиди хоть сто лет, пока Кенгура там мечется взад-вперед, высунув язык, и не может сообразить, куда Андрейка делся: только сейчас был и вдруг его нету! Исчез, как лилипут, которого фокусник накрыл платком.

И вообще в этом дворе хватало всяких закоулков: есть где прятаться. Надоест быть в бочке, можно перейти на свежий воздух, за ящики, где навалена мягкая стружка, чтобы лежать на ней… Андрейке спешит было некуда, а Кенгуре-то нужно в школу — он подолгу дожидаться не может! А потом — вылезь, оглянись для проверки по сторонам и спокойно, гордо иди куда хочешь: хочешь — направо, а хочешь — налево…

Однажды так полеживал Андрейка в ящике на стружках, будто король, да посмеивался, любуясь в щелочку, как мается Кенгура, потерявши его из виду: мыкается, бедный, у магазина — то в одну сторону метнется, то в другую… Андрейка все ниоткуда не появляется, а Кенгуре в школу пора.

Чтобы не соскучиться в ящике, Андрейка развеселял себя мечтами… Вот как начнет вдруг Шапкино застраиваться да расти и вскоре сделается большое, как Тюковка, а из самой Тюковки жители начнут уезжать, и под конец она станет меньше, чем сейчас Шапкино… Тогда, конечно, и школу придется в Шапкино перевести, и магазины, и кафе «Минутка». Носарь со своей компанией тоже туда переедут, и будут они числиться шапкинскими, а не тюковскими! А Кенгура останется, и придется ему приходить из своей маленькой Тюковки в чужую школу… И тогда Андрейка сам его поймает!

Опять не дождался Кенгура, побрел прочь как побитый…

Вылез Андрейка и только собрался идти по своим делам, как услышал, что кто-то тихонько повизгивает в узкой щели между магазином, забором и кладовой… Заглянул сбоку, а там — его собака! Забилась в самый дальний конец проулка, лежит на земле и обратно не вылезает. Щель очень узкая, пролезть туда нельзя, можно только заглядывать сверху или сбоку. Сбоку плохо видно, что она там делает… Подкатил Андрейка самую большую бочку к забору, встал на нее, заглянул сверху… А собака лежит, и вид у нее совсем больной, дохлый какой-то…

— Собакин! — позвал ее Андрейка по фамилии. — Это я!

Заметив наверху Андрейкину голову, собака сразу узнала, кто смотрит, слабо вильнула хвостом и чуть слышно тявкнула, приветствуя старого друга. Потом попыталась ползти, но не смогла: задние ноги не действовали.

Забегал Андрейка вокруг щели: сбоку не пролезешь, и сверху не достанешь…

Вынул из кармана горбушку булки и метко подкинул ей под самую морду… Она дотянулась, с жадностью съела и помахала хвостом сильнее, показывая, что благодарит и всегда знала про Андрейкину доброту… А морда печальная и виноватая: мол, ничего не поделаешь, друг, захворала вот…

— Не бойся! — ободрил ее Андрейка. — Теперь я тебя не брошу!

Собака сразу поняла, начала стучать хвостом, шевелиться и соваться вверх, словно хотела подпрыгнуть и лизнуть Андрейку в нос, как в былые хорошие времена.

— Лежи спокойно! — приказал Андрейка. — Тебе нельзя двигаться!

Собака, конечно, поняла и успокоилась, только опять взвизгнула, говоря, что все-таки ей очень плохо, но она надеется на Андрейку, который должен придумать, как помочь…

Не иначе забралась она сюда, а не в другое место, оттого что чуяла здесь Андрейкин запах в бочках и ящиках, поняв, что он и еще будет сюда приходить. Но, конечно, даже самая умная собака до всего не додумается: и эта не сообразила залечь поближе, чтобы можно было дотянуться, а теперь и сам не сообразишь, как ее оттуда достать…

А пока следует принять срочные меры, чтобы собака дожидалась Андрейкиного решения в сытости и уюте… И Андрейка тотчас взялся за работу.

В проулок солнце не попадало, и после дождей он ничуть не просох. Собаке, и без того больной, лежать на сырой земле не годится… Хитроумный Андрейка набрал из ящиков стружки и соломы, а в одном месте нашлась даже тряпочная ветошь, и высыпал ее через забор прямо на собаку.

Она, смекнув, что тут затеяно, поспешно выкарабкалась наверх и примяла все под собой, так что получилась толстая, теплая, мягкая подстилка, через которую простуда не достигнет до собачьего организма.

Покончив с этим, Андрейка задумался: а что же она пьет? Может, она совсем ничего не пила уже много дней? А как ее напоить, если рука к ней не достает, коротка очень, сама собака поближе подползти не может, только виновато постукивает хвостом, суется, а не ползет…

Изобретательный Андрейка и тут не растерялся. Чистую консервную банку из-под сельдей, большую, как кастрюля, он давно приметил тут во дворе, но еще не знал, куда она годится. Длинная палка находилась тут же в заборе, слабо прибитая одним гвоздиком. Веревочка была у него своя — на портфеле, где заменяла ручку, а проволочку он нашел на земле. Из этих предметов получился черпак, похожий на ложку для великанов.

Налив туда воды из колонки, Андрейка подсунул ее собаке к самой голове, а сам залез на бочку и начал смотреть сверху… Собака пила, и еще как! Полбанки выпила — значит, долго мучилась, не пивши.

Дело двигалось не так скоро, потому что разные посторонние люди беспрепятственно шатались по двору и мешали: грузчики, возчики, продавцы и даже сама заведующая, вся в кольцах, в серьгах, вышла из задней двери и спросила:

— Эй, мальчик! Ты чего тут позабыл?

— Ничего… Не беспокойтесь… — вежливо ответил Андрейка. — Я только посмотреть, не валяется ли тут какой мелкой макулатуры…

— Нет тебе тут ни мелкой, ни крупной! — грубо закричала заведующая. — Вы уж и так крышку от люка уволокли!

Когда собирали металлолом, Андрейка и сам помогал уволакивать эту крышку, ошибочно приняв ее за ненужную, поэтому дал уклончивое разъяснение:

— Крышка — то называется металлолом, а то — макулатура… Совсем разные вещи!..

В это время внутри магазина начался крик, и заведующая ушла, не успев прогнать Андрейку до конца. Оставалось только снабдить собаку едой. Андрейка отправился в кафе «Минутка», где народу почти не было, только двое пьяных талдычили в уголке. Завидев Андрейку, они обрадовались и захохотали:

— Эй! Похмелиться зашел?

— Нет… Я не похмеляюсь… — ответил Андрейка. Пьяницы загоготали еще сильней, но Андрейка не стал вести с ними пустые разговоры и обратился к буфетчице, дремавшей за прилавком:

— Тетя, у вас нет каких-нибудь ненужных кусочков?

Буфетчица перестала дремать и с любопытством взглянула на Андрейку.

— А ты что — побираешься, что ль?

— Да не мне! Собаке одной…

— Значит, собаку держишь, а чем кормить не имеешь? Хорош хозяин!

— Да не моя… — пытался втолковать ей Андрейка. — Ну как вам объяснить? Просто одна ничья собака… Она сейчас заболела, а я не здесь живу!

— А где?

— В Шапкине…

— А Полину знаешь? Как она там?

Андрейке ли не знать кого-нибудь в Шапкине, а уж Полину и подавно!