Сартак придавил Несарину своим телом, удерживая в седле. Плененная Кадара громко закричала.
Все смешалось: щелканье клювом, переливчатое мерцание качающейся сети, серые небеса, золотистые перья, вой ветра, пронзительные вопли испуганного птенца и рев Сартака.
Их скрутило и сильно ударило о камень. Несарина ощутила удар всем телом, вплоть до костей и зубов. Затем полетела кувырком. Тело Кадары изгибалось в дугу. Сартак скрючился над Несариной, пытаясь уберечь птенца в когтях рукки от последнего удара.
Потом раздался оглушительный грохот. Сильный рывок порвал кожаные ремни на седле. Несарина и Сартак оставались привязанными к седлу, когда их вместе вытолкнуло со спины Кадары. Лук вырвало из руки Несарины, пальцы ухватили лишь воздух.
Сартак развернулся, прижимая к себе Несарину и защищая ее своим телом, будто стеной. Небо и каменистая земля несколько раз поменялись местами. Сартак громко застонал, принимая на себя всю силу удара о сланцевые обломки. Несарине досталась только часть.
Несколько секунд вокруг не было ничего, кроме разлетавшихся обломков сланца. От стен перехода откалывались куски и падали с глухим стуком. Несарина не ощущала своего тела, кажется, даже перестала дышать.
Потом в уши врезался звук крыла, чиркнувшего по сланцу.
Несарина мгновенно открыла глаза и увидела, что все еще движется.
Рана на запястье была присыпана пылью и мелкими обломками. Боли Несарина не чувствовала, крови почти не замечала. Дыша сквозь зубы, она ощупью выпутывалась из ремней седла. Потом решилась поднять голову и оглядеться.
Сартак, в полуобморочном состоянии, очумело щурился на серое небо. Главное, он был жив и дышал. По виску стекала кровь. Щека и губы тоже были в крови…
Несарина чуть не вскрикнула. Наконец ей удалось освободиться от ремней, и она покатилась к Сартаку, тоже напоминавшему кожаный клубок.
Упав, он наполовину зарылся в сланец. Руки были в ссадинах, а ноги…
– Целы, – прохрипел он. – Не сломаны.
Он говорил это не столько для Несарины, сколько для себя. Ее пальцы почти не дрожали, пока она снимала с принца ремни. Толстые летные доспехи спасли ему жизнь, не позволив камням содрать с него кожу. Сартак принял удар на себя, повернув Несарину так, чтобы упасть снизу.
Несарина принялась откапывать его плечи и предплечья. Осколки впивались ей в пальцы. Кожаный ремешок, стягивавший ей косу, при падении развязался, и теперь волосы свисали, загораживая обзор и мешая следить за окрестностями.
– Вставай, – шумно дыша, сказала она. – Поднимайся.
Сартак вздохнул. Он лихорадочно моргал.
– Ну вставай же, – умоляюще произнесла Несарина.
Впереди зашевелились камни. Послышался сдавленный крик.
– Кадара! – воскликнул Сартак, вытягивая шею.
Несарина озиралась по сторонам, глядя на рукку и пытаясь найти свой лук.
Кадара упала локтях в тридцати от них. Она была целиком покрыта почти невидимым шелком. Призрачная сеть опутала ей крылья и мешала поднять голову.
Сартак встал на ноги, едва не поскользнувшись на вихляющем куске сланца. Рука потянулась за астерионским ножом.
Несарина тоже встала. У нее дрожали ноги и отчаянно кружилась голова. Она продолжала искать лук… Вот он, возле стены прохода. Целехонек.
Она бросилась за луком. В это время Сартак начал освобождать Кадару от паутины. На его руках и шее запеклась кровь.
– Потерпи, – приговаривал он, взмахивая ножом. – Сейчас я освобожу тебя от этой гадости.
Несарина повесила лук на плечо и только сейчас вспомнила про Фалкана. Она дотронулась до нагрудного кармана. Мышиная лапка надавила изнутри. Живой.
Не теряя времени, Несарина выхватила фэйский кинжал, врученный ей Бортой, и принялась тоже очищать Кадару от паутины. Нити были на удивление плотными и цеплялись к пальцам, сдирая кожу. Несарина неутомимо срезала кусок за куском, высвобождая крыло Кадары. Сартак трудился над вторым.
Лап Кадары они достигли одновременно. Когти рукки были пусты. Несарина вновь завертела головой, вглядываясь в развороченные кучи сланца.
Птенца отбросило в сторону. Даже когти Кадары не могли удержать его и разомкнулись при падении. Птенец лежал у самой кромки прохода. Он силился подняться и тихонько верещал.
– Вставай, Кадара, – дрожащим голосом приказал Сартак. – Поднимайся.
Мощные крылья сдвинулись. Рукка попыталась выполнить приказ хозяина. Несарина поспешила к птенцу. Серая пушистая головка была забрызгана кровью. В больших темных глазах – страх и мольба о спасении.
Дальнейшее произошло настолько быстро, что Несарина не успела даже вскрикнуть. Мгновение назад птенец разевал клюв, взывая о помощи – и уже в следующее отчаянно завопил. Из-за сланцевого столба высунулась длинная черная лапа и ударила птенца по спине.
Хрустнули кости, брызнула кровь. Несарина остановилась на бегу и, резко качнувшись, шлепнулась на задницу. Крик застыл у нее на губах. Она лишь смотрела, как вопящего, упирающегося птенца утаскивают за столб.
Крики стихли.
За свою жизнь Несарина навидалась достаточно ужасов. От некоторых ее выворачивало, иные не давали спать. Но видеть, как беспомощному, перепуганному птенцу рукки ломают кости и куда-то волокут… А потом эта тишина…
Несарина развернулась. Скользя на обломках, она побежала к Кадаре и Сартаку. Принц видел расправу над птенцом и требовал, чтобы Кадара поднялась в воздух.
Сильная рукка, способная часами летать без устали, безуспешно пыталась взлететь.
– Улетай! – орал на нее Сартак.
С пугающей медлительностью рукка встала на лапы, задев поцарапанным клювом кусок сланца.
Чувствовалось, что она может упустить драгоценное время и не успеет взлететь. А за соснами, опутанными паутиной, мелькали тени. И они приближались.
Несарина убрала меч и взялась за лук. Стрела дрожала, когда она целилась сначала в столб, за который уволокли птенца, потом в деревья, до которых было не менее трехсот локтей.
– Улетай, Кадара, – просил свою рукку Сартак. – Поднимайся в воздух!
Как она полетит в таком состоянии? Если и поднимется, то сумеет ли нести на себе всадников?
За спиной Несарины зашелестели обломки сланца. Звук доносился из каменного лабиринта.
Их поймали в сеть, чтобы затем атаковать с двух сторон.
В кармане зашевелился Фалкан, пытаясь вылезти. Несарина плечом загородила карман, нажав посильнее.
– Еще рано, – шепнула она. – Не сейчас.
Его магическая сила заметно уступала силе Лисандры. На этой неделе Фалкан несколько раз пытался обернуться рукком. Увы, обличье крупного волка было пределом его возможностей. На большее магии оборотня не хватало.
– Кадара…
Из-за деревьев вылезли первые пауки. Такие же черные и гибкие, как их соплеменница, убитая Кадарой в развалинах Эйдолонской башни.
Несарина выстрелила.
Паучиха с отвратительным криком повалилась на спину. Стрела угодила прямо в глаз. Несарина тут же вложила еще одну стрелу, отступая к Кадаре. Та попыталась расправить крылья и закачалась.
– Улетай! – снова закричал Сартак.
Ветер трепал волосы Несарины, разбрасывая груды осколков. Земля затряслась. Несарина не решалась обернуться. Ее внимание было поглощено второй паучихой, вылезшей из-за сосен. Несарина отпустила тетиву. Пение стрелы потонуло в хлопанье крыльев Кадары. Тяжелом, болезненном, но равномерном.
Несарина все-таки обернулась. Кадара поднималась в воздух – напряженно взмахивая крыльями и вихляя. Рукка торопилась преодолеть узкий проход. С перьев капала кровь, сыпались обломки сланца. В это время на склоне горы, почти возле вершины, появился харанкай. Тварь согнула лапы, намереваясь прыгнуть рукке на спину.
Несарина выстрелила вслед за Сартаком. Обе стрелы попали в цель: первая поразила глаз, вторая застряла в разинутой пасти паучихи.
Паучиха с воплем покатилась вниз. Кадара дала крюк, облетая ее, и чуть не врезалась в гору. Паучья туша упала в каменный лабиринт. Главное – Кадара была уже в серых небесах, изо всех сил хлопая крыльями.
Сартак повернулся к Несарине. Они оба смотрели на сосновый лес. Оттуда с шипением вылезло пять-шесть харанкаев.
У принца кровоточили раны. Он хрипло дышал, но это не помешало ему схватить Несарину за руку и шепнуть:
– Бежим.
И они побежали. Не к лесу, а в сумрак извилистого прохода между горами.
43
В Аксарский оазис Шаол отправился уже без постромок. Ему выделили черную кобылу по кличке Фараша. В переводе с халхийского это имя означало «бабочка». Еще во дворе, перед тем как тронуться в путь, Шаол убедился, насколько имя не соответствует характеру лошади.
Фараша была кем угодно, только не бабочкой. Она кусала удила, сердито била копытами и мотала головой. Словом, испытывала терпение Шаола, пока участники поездки неторопливо собирались и усаживались на своих лошадей. Слуги отправились в оазис днем раньше, дабы подготовить лагерь.
Шаол предполагал, что дети хагана дадут ему самую норовистую лошадь. Пусть и не жеребца, но не менее свирепое животное. Фараша и родилась свирепой. В этом он был готов побиться об заклад.
Но только пусть эти принцы и принцессы не ждут, что он сдастся и попросит другую лошадь, от которой будет меньше хлопот его спине и ногам.
Ириана хмуро поглядывала на Фарашу, поглаживая черную гриву своей гнедой. Обе лошади были красивыми, однако не шли ни в какое сравнение с потрясающим астерионским жеребцом, которого минувшей зимой Дорин подарил Шаолу на день рождения.
Праздник из иного времени и иной жизни.
Знать бы, что́ сталось с тем благородным конем? Шаол даже имени ему придумать не успел. Словно где-то в глубине души знал, сколь мимолетными окажутся те несколько счастливых недель. Остался ли жеребец в королевских конюшнях? Или приглянулся кому-то из ведьм? Самое страшное, если их жуткие драконы попросту сожрали коня.
Наверное, потому Фараше и было ненавистно само его нахождение в седле. Чуяла кобыла, что где-то на севере он бросил верного друга, и хотела ему отомстить.
Хасара дважды объехала вокруг Шаола на белом жеребце, сообщив ему, что эта порода – боковая ветвь астерионских лошадей. Утонченные очертания клиновидной головы и высокий хвост наглядно свидетельствовали о фэйском наследии. Но муникийских лошадей выводили для передвижения по пустыням. Идеальные животные для песков, через которые сегодня поедут участники празднества, и степей – древней родины хагана. Принцесса даже указала на небольшое утолщение между лошадиными глазами (на халхийском оно называлось джибба), говорившее об особом устройстве пазух. Это позволяло муникийской породе свободно дышать и неутомимо передвигаться по сухим, бесплодным пустыням континента.
Не преминула Хасара похвастаться и скоростью муникийцев. Не такой, как у астерионцев, нехотя призналась она, но достаточной.
Ириана слушала небольшой урок принцессы с бесстрастным лицом (она очень старалась). Пока есть время, проверила, надежно ли закреплена трость Шаола у нее за седлом. Затем освоилась с одеждой, которую для нее приготовили.
Шаол надел свой всегдашний зеленовато-голубой камзол и коричневые штаны. Ириана временно отказалась от платья.
Стараниями Хасары ее нарядили в белое и золотистое. Длинная блуза достигала колен, открывая тонкие свободные шаровары, которые были заправлены в высокие коричневые сапоги. Пояс перехватывал ее тонкую талию, а на груди висела сумка, расшитая золотыми и серебряными нитями. С волосами она ничего делать не стала, лишь убрала в пучок, однако служанки ухитрились вплести туда золотистые нити.
Женщина, прекрасная словно восход.
Участников празднества собралось человек тридцать. Никого из них Ириана толком не знала. Хасара не сочла нужным приглашать кого-либо из целительниц Торры. По двору с веселым тявканьем носились быстроногие гончие, так и норовя прошмыгнуть под копытами лошадей караульного отряда. В оазис компанию сопровождали не менее десятка гвардейцев. Им муникийские лошади не полагались. Правда, бывшие сослуживцы Шаола позавидовали бы и таким лошадям – их собственные заметно уступали этим. Но муникийцы отличались обостренным чутьем. Казалось, они улавливали каждое произнесенное слово.
Хасара подала сигнал Шену, горделиво стоящему возле ворот. Он протрубил в рожок. Процессия тронулась.
Странно, что Хасара командовала кораблями. Судя по всему, лошади и степное наследие семьи интересовали ее намного больше. Сейчас ей не терпелось показать навыки дарганцкой наездницы. Пока этому мешали городские улицы. Горожан заранее оповестили, чтобы не загружали выезд из Антики. Но крутые узкие улицы не подчинялись приказам Хасары. Принцесса хмурилась и бормотала проклятия, вынужденная ехать медленнее, чем хотелось бы.
Не подчинялась Хасаре и изнуряющая жара. Шаол уже взмок. Он ехал рядом с Ирианой, крепко держа поводья Фараши. Своевольная кобыла так и порывалась укусить уличных торговцев, глазеющих на процессию. «Бабочка», ничего не скажешь.
Приглядывая за кобылой, Шаол успевал смотреть и на город. В этой части он еще не был. За восточными воротами начинались холмы, поросшие колючими кустарниками. По пути туда Ириана указывала на приметные места, вкратце рассказывая о каждом.
Между зданиями пролегали каналы, в которых весело журчала вода. Ею снабжались окрестные дома, фонтаны и многочисленные сады и садики, раскиданные вокруг. Тот, кто триста лет назад завоевал этот город, влюбился в него и затем лишь приумножал красоту и благосостояние Антики.
Миновав восточные ворота, процессия вступила на длинную пыльную дорогу, вьющуюся между холмами. Здесь уже ничего не сдерживало Хасару. Пришпорив жеребца, она галопом понеслась вперед, оставляя густой шлейф пыли.
Кашан объявил, что не желает до самого оазиса глотать эту пыль, и помчался следом, предварительно улыбнувшись Ириане. Визири и знать тоже не отставали. Они успели сделать ставки – кто быстрее доскачет до городков, лежавших на пути к оазису. Хорошо, если жители этих городков вняли предупреждению и не появятся на дороге. Опасно, когда дорога и окрестные земли превращались в место забав знати.
Похоже, приглашенные даже не знали, чей день рождения собирались праздновать. Или успели забыть. Принцесса явно заскучала во дворце и обрадовалась поводу скрыться с глаз отца. Шаола удивляло, что с ними поехал и Аргун. Старший сын хагана пренебрег возможностью задумать какой-нибудь заговор против родни и начать его осуществление. Однако Аргун несся вдогонку за Кашаном.
Меж тем часть знати не пожелала соревноваться в быстроте и ехала вместе с Шаолом и Ирианой. Вскоре позади остался последний из придорожных городков. Вспотевшие, тяжело дышащие лошади поднимались по каменистому склону большого холма. По словам Ирианы, за противоположным склоном начинались дюны. Здесь было место водопоя. А дальше – последний отрезок пути по пескам, до самого оазиса.
Ириана улыбалась. Дорога превратилась в оленью тропу, вьющуюся между кустарниками. Кое-кто из всадников гнал лошадей прямо через колючки, сминая кусты и калеча лошадиные ноги. Подтверждением тому были темные капли крови на листьях кустов. Трудно сказать, когда они появились. Палящее солнце мгновенно высушивало все.
Шаолу вспомнилось, что у них в дворцовой гвардии секли за небрежное отношение к лошадям.
Те, кто ехал с ними, поднимались на утес, поили лошадей и отправлялись дальше. В какой-то момент кони и люди исчезали из виду. Казалось, они достигали вершины и растворялись в воздухе.
Даже близость воды не заставила Фарашу двигаться осторожно. Шаол напрягался изо всех сил, чтобы удержаться в седле. Но вида не подавал. Ни лошадь, ни тем более Ириана не должны знать, каково ему сейчас.
Ириана первой достигла вершины. Ее белые одежды выглядели маяком, светящим на фоне безоблачного синего неба. Ее волосы тоже светились, напоминая жидкое темное золото. Ириана терпеливо ждала Шаола. Гнедая кобыла под ней тяжело дышала. Солнечные лучи придавали лошадиной шкуре темно-красный оттенок.
Ириана спешилась в тот самый момент, когда Фараша забралась наверх. Шаол посмотрел вдаль, и у него перехватило дыхание.
Пустыня.
Шипящее море, где вместо воды – золотистый песок. Здесь были холмы, волны и овраги. И нескончаемая песчаная зыбь. Свои звуки, своя музыка, своя жизнь. При этом – ни деревца, ни кустика, ни настоящего ручейка.
Какой бог своей неумолимой рукой создал это место? Вернее, продолжал создавать, заставляя песчинки беспрестанно двигаться.
Такое чудо Шаол видел впервые. Для него это был совершенно новый мир. Возможно, неожиданная награда, поскольку сведения, которые они с Ирианой надеялись отыскать, находились не где-то, а здесь.
Шаол повернулся к Ириане. Та внимательно следила за его лицом и движениями.
– Эта красота открывается не всем, – сказала она. – Но я слышу ее песню.
Море, по которому никогда не поплывут корабли. Кто-то смотрел на дюны и не видел ничего, кроме песков, сулящих смерть под раскаленным солнцем. Шаол видел особый мир. Пусть не такой яркий, как мир лесов и лугов. И жизнь, насколько он знал из книг, пробуждалась в пустыне лишь ночью. Красота ведь тоже бывает разной. Эта была необузданной и дикой.
– Мне твои слова понятны, – сказал Шаол, осторожно слезая с лошади.
Ириана наблюдала, протягивая ему трость, но не пытаясь помочь. Шаолу предстояло самому найти наиболее удачный способ перекинуть ногу через седло и затем соскользнуть на припорошенные песком камни. У него ломило спину. Он сразу же схватился за трость. Ириана и сейчас не шагнула к нему и не помогла устоять на ногах. Наконец Шаол убрал руку с седла и потянулся к поводьям Фараши.
Кобыла напряглась, словно намеревалась его атаковать, но Шаол серьезно посмотрел на нее и вонзил трость в щель между камнями. Трость заскрипела, угрожая сломаться.
Темные глаза Фараши гневно сверкали. Казалось, она не родилась, как рождаются все лошади, а вышла из огнедышащей кузницы Хелласа. Шаол стоял во весь рост, стараясь не гнуться. Поединок их глаз продолжался. Наконец лошадь фыркнула и позволила отвести себя к водопойному пруду с полуобвалившимися стенками. Их покрывала густая песчаная корка. Возможно, пруду было столько же лет, сколько пустыне, и не одна сотня завоевателей поила здесь своих лошадей.
Фараша вроде бы сообразила, что вскоре окажется среди песчаного океана, и потому пила, не поднимая головы. Ириана отвела свою гнедую подальше и вернулась к Шаолу:
– Как ты себя чувствуешь?
– Сильнее, чем раньше, – ответил Шаол, и это были не пустые слова. – Когда доберемся до оазиса, у меня все тело будет ныть от боли, но напряжение – не так уж и плохо.
Без трости он бы не осмелился пройти и нескольких шагов. Вряд ли удержался бы на ногах.
Ириана приложила руку к его пояснице, затем проверила состояние бедер, призвав на помощь магию. Даже сквозь одежду, даже на такой жаре ее прикосновения отозвались во всем его теле.
В это время к водопою подъехали последние участники празднества. Шаол отстранился от ее рук и отвел напившуюся Фарашу подальше от пруда. Ему предстояло снова забраться в седло…
– Не торопись, – посоветовала ему Ириана, остановившись в нескольких шагах.
Во дворе у него был помост. Здесь – только борт водопойного пруда, вставать на который опасно. Можно вместо седла оказаться в воде… Никогда еще расстояние между ногой и стременем не казалось Шаолу таким большим. Он представил последовательность своих действий. Просунуть ногу в стремя. Стараясь удержать равновесие, оттолкнуться второй ногой и, используя силу толчка, оторваться от земли, успеть перекинуть вторую ногу через седло. Эти движения он проделывал тысячи раз, даже не замечая, продолжая о чем-то думать. Ездить верхом Шаол научился, когда ему не было и шести. Почти семнадцать лет в седле.
Конечно, непросто усесться на эту дьяволицу в обличье лошади. Однако Фараша стояла не шелохнувшись, разглядывала движущиеся песчаные волны и тропу, спускавшуюся по склону. Ветер еще не успел замести следы всадников. Шаол даже видел их крошечные фигурки на горизонте – несколько черных и белых пятнышек.
Он знал, как нужно садиться в седло, и все же стоял на земле, вперившись глазами в стремена и лошадиный бок.
– Я могу поискать помост или ведро, – ненавязчиво предложила Ириана.
Шаол сдвинулся с места. Пусть не с такой ловкостью, как хотелось бы, и с бо́льшим напряжением, чем он рассчитывал. Но у него получилось. Вновь застонала трость. Без нее Шаолу было бы не вытолкнуть себя вверх. Потом трость с грохотом упала, а он схватился за луку седла, едва сумев вдеть ногу в стремя. Фараша качнулась. Шаол подтянулся выше. Спина и бедра вопили от боли. Пусть. Он достиг седла, перекинул ногу на другой бок. Он снова сидел в седле.
Ириана нагнулась за тростью, подняла, отряхнула от пыли.
– Неплохо, господин Эстфол. – Она прикрепила трость у себя за седлом и села на гнедую. – Совсем неплохо.
Шаол спрятал улыбку. Его лицо пылало, и не только от солнца. Натянув поводья, он пустил Фарашу вниз по склону.
Оба неспешно достигли дорожки следов. Вокруг дрожал разогретый песком воздух.
Пустыня не была плоской. Они поднимались на холмы, спускались в ложбины. Приглушенные удары копыт, вздохи песка. Других звуков не было. Издали процессия напоминала длинную разноцветную змею. Чтобы путники не заблудились, время от времени глаз натыкался на гвардейцев. Те сидели на вспотевших лошадях, держа в руках длинные шесты с флагом хагана. Чуть ниже флага было прикреплено полотнище с изображением черной бегущей лошади. Живые указатели пути в оазис. Шаол посочувствовал беднягам, вынужденным из-за прихоти Хасары торчать на солнцепеке, но ничего не сказал.
Постепенно дюны превратились в плоскую песчаную равнину. Горизонт раздвинулся. А вдалеке, качаясь в солнечном мареве…
– Вот и наш лагерь. – Ириана указала на полосу сочной зелени.
Никаких признаков древнего полузасыпанного Города Мертвых, на котором, если верить утверждениям Хасары, возник оазис. Правда, с такого расстояния трудно было разглядеть подробности.
Белый наряд Ирианы был мокрым от пота, но она улыбалась. Наверное, и ей хотелось ненадолго вырваться из привычного мира. Подышать жарким воздухом пустыни.
Почувствовав на себе взгляд Шаола, она повернулась. Веснушки на ее лице стали еще заметнее – солнце постаралось. Кожа приобрела сверкающий коричневатый оттенок. Завитки волос обрамляли улыбающееся лицо.
Фараша дергала поводья, вздрагивая от нетерпения.
– В Рафтхоле у меня осталась астерионская лошадь, – сказал Шаол.
Ириана удивленно посмотрела на него. Он пожал плечами:
– Я бы не прочь проверить, сравнится ли с нею муникийская.
– Ты хочешь сказать… – Она наморщила лоб.
Ириана, конечно же, заметила, что отрезок пустыни между ними и оазисом – идеальное место для скачек наперегонки.
– Ты предлагаешь… галоп?
Шаол ждал, что она заговорит о его спине и ногах. Ириана молчала.
– Ты никак боишься? – усмехнулся он.
– Таких необузданных лошадей? Еще бы.
Она хмуро посмотрела на свою гнедую, которой не стоялось на месте.
– Да она у тебя просто милашка. Спокойная, как дойная корова.
Шаол наклонился, чтобы потрепать Бабочку по спине. Кобыла попыталась его укусить. Тогда он туго натянул поводья, показывая, что знает ее отвратительные намерения.
– Я тебя обгоню, – пообещал он Ириане.
Ее глаза сверкнули, чего он никак не ожидал. Еще меньше он ждал ее вопроса:
– А что в награду?
Шаол не помнил, когда в последний раз чувствовал себя настолько живым. Когда ощущал каждый вдох, каждое биение сердца, шум крови, несущейся по жилам.
– Поцелуй. Когда и где – по моему выбору.
– Что значит «где»?
Шаол лишь усмехнулся и пришпорил Фарашу.
Ириана выругалась, причем забористее, чем он когда-либо слышал от нее. Обернуться назад Шаол не решался. Фараша превратилась в черный вихрь, несущийся по песку.
Ему так и не удалось проверить своего астерионского коня. Но если тот был еще быстрее Фараши…
Фараша летела по пескам – черная молния над золотистой пустыней. Все внимание Шаола сосредоточилось на простой цели: удержаться в седле. Он скрипел зубами. Все мышцы в его теле сопротивлялись этой скачке.
Но он мгновенно забыл про мышечную боль, когда краешком глаза заметил другую приближавшуюся молнию – красновато-коричневую, с белой всадницей в седле.
Волосы Ирианы превратились в золотисто-каштановый комок, взмывающий и опадающий с каждым ударом лошадиных копыт по твердому песку. Белые одежды развевались на ветру, золотые и серебряные нити вспыхивали, будто звезды, а ее лицо…
У Шаола перехватило дыхание. Лицо Ирианы переполняла безудержная радость. Ликование так и бурлило в ней.
Фараша заметила нагоняющую соперницу, что торопилась поравняться с ними, и рванулась вперед. Ириана скрылась за облаком пыли.
Шаол управлял бегом Фараши не только поводьями, но и ногами в стременах, удивляясь, как это у него получается. Ничего бы у него не получилось, если бы не женщина, что догоняла его… ехала почти вровень и улыбалась ему так, словно он был единственным живым существом в этом раскаленном песчаном море… Это она сотворила чудо, вернув подвижность его ногам.
Ириана не просто улыбалась. Она смеялась, поскольку больше не могла сдерживать смех.
Едва ли он когда-либо слышал более прекрасные звуки, чем ее смех.
И сейчас, когда они оба летели над песками, глотая пустынный ветер, а ее волосы золотисто-каштановым стягом трепетали у нее за спиной, Шаол впервые почувствовал себя проснувшимся. И был до мозга костей благодарен Ириане за это пробуждение.
44
Жаркое солнце быстро высушило весь пот на одежде Ирианы. Остался лишь запах и ощущение, что кожа немного липкая.
К счастью, оазис был тенистым, а тень дарила прохладу. Посередине блестела вода в обширном неглубоком пруду. Лошадей отвели в самое тенистое место, чтобы напоить и вымыть. Слуги и гвардейцы нашли и себе укромный уголок для мытья и развлечений.
Никакого намека на пещеры, о которых говорила Нуша. И Города Мертвых в зарослях, вопреки словам Хасары, тоже что-то было не видать. Но оазис оказался достаточно большим, дети хагана и знать уже отмокали в прохладной воде пруда.
Ириана сразу заметила Рению. Тонкая шелковая сорочка почти не скрывала ее внушительных прелестей. Возлюбленная Хасары выходила из воды, смеясь какой-то шутке принцессы.
– Однако, – смущенно кашлянул Шаол.
– Я тебе рассказывала про такие празднества, – шепотом напомнила Ириана и направилась к шатрам.
Шатры были белыми, с узором из позолоты. Над каждым развевалось знамя хозяина – принца или принцессы. Поскольку шатры Сартака и Дувы пустовали, их отвели Шаолу и Ириане.
Ее обрадовало, что шатры находятся рядом. Ириана заглянула через открытый полог. Шатер был просторным. Пожалуй, не теснее, чем дом, где когда-то жили они с матерью. Шаол направился в свой. Хромал он сильнее, чем утром. Даже трость не помогала. Ириана видела, как тяжело он слезал с этой жуткой лошади.
– Понимаю, ты спешишь вымыться, – сказала она. – Но вначале мне нужно тебя осмотреть. Спину, ноги. После недавней скачки это просто необходимо.
Задним числом Ириана сожалела, что согласилась на гонку. Она и не помнила, кто из них первым пересек границу оазиса. Ей запомнились лишь свои ощущения. Казалось, она выходит из тела. Возможно ли пережить это еще раз? А еще она следила за выражением лица Шаола. Там было столько света.
Шаол остановился возле входа. Его трость вихляла, словно под непомерной тяжестью. Но вид у него был довольный.
– Где тебе удобнее? – спросил он, и вопрос вызвал у нее легкое беспокойство. – У меня или у тебя?
– У меня, – ответила Ириана, помня, что вокруг полно гостей и слуг.
Они вряд ли знали, в чью честь устроена поездка сюда. Зато угодливо сообщат, как видели целительницу заходящей в чужой шатер.
Шаол кивнул. Ириана смотрела, как он ступает, следила за движениями туловища и опорой на трость.
– Между прочим, я выиграл, – прошептал он, входя в шатер.
Солнце начало свой пока еще неспешный спуск. Ириана взглянула на светило. От слов Шаола внутри у нее все напряглось.
Поездка в Аксарский оазис не прошла для Шаола даром, но, к счастью, он не утратил способности ходить. Тщательный осмотр, произведенный Ирианой, это подтвердил. Она заставила Шаола проделать упражнения для растяжки ножных и спинных мышц, после чего принялась их массировать.
Шаол отчетливо чувствовал: Ириана играет с ним, хотя внешне это выглядело обычными действиями целительницы, равнодушной к личности пациента.
Набравшись смелости, Ириана даже позвала слугу и попросила кувшин с водой.
Шатер вполне отвечал запросам принцессы Дувы. Посередине, на возвышении, стояла большая кровать. Пол был устлан красивыми коврами. Повсюду виднелись мягкие подушки для сидения. Занавеска отгораживала уголок с умывальней и отхожим местом. Куда ни глянь – везде блестело золото.
Возможно, слуги привезли все это не далее как вчера. А может, кочевые племена, обретавшиеся в здешних местах, трепетали перед хаганатом и не осмеливались даже подходить к оазису. Или же хаган заботился об их благосостоянии, и у них не возникало и мысли о воровстве.
Когда Шаол с Ирианой вышли из шатра, дабы заняться поисками, все плескались в пруду. Еще в шатре они шепотом обменялись впечатлениями. Среди увиденного ничто не привлекало внимания. Едва ли пещера или развалины могут находиться вблизи пруда, где сейчас резвились дети хагана и их друзья. Все они наслаждались купанием и держались совершенно свободно. В Адарлане о такой свободе можно было только мечтать. Шаол не страдал наивностью. Он понимал: даже здесь, в прохладной воде, плетутся интриги и вынашиваются замыслы. Но ему не приходилось слышать об адарланской знати, наслаждающейся купаниями.
В бескорыстное желание Хасары подарить Ириане праздник он не верил. Все было затеяно с какой-то целью. Настораживало уже то, что принцесса собрала здесь людей, которых Ириана почти не знала.
Ириана остановилась на краю полянки, поглядывая на Шаола из-под опущенных ресниц. Такой взгляд назвали бы робким или застенчивым. Возможно, ей не хотелось раздеваться и оставаться в такой же сорочке, как у Рении. Не хотела, чтобы купающиеся забыли, кто она. А ведь для целительницы было привычно видеть полуголые и совсем голые тела своих пациентов.
– Что-то я не настроена купаться, – призналась Ириана под смех и плеск, долетавшие из пруда. – Может, прогуляемся?
Тон ее был вполне учтивым, а вопрос звучал невинно. Подбородок Ирианы показывал в сторону густых зарослей слева. Она не причисляла себя к придворным, но лгать умела не хуже придворных дам. Наверное, для целительницы это умение отнюдь не лишнее.
– С удовольствием, – ответил Шаол, протягивая ей руку.
Ириана вновь остановилась и, обернувшись, взглянула на пруд. Сейчас она была олицетворением скромности. Гости с любопытством ждали, в том числе и Кашан.
Пусть сама решает, когда и как объяснить принцу (причем снова), что ее не влекут близкие отношения с ним. И все же Шаол ощущал легкие угрызения совести, когда Ириана взяла его под руку и повела в сумрак зарослей.
Кашан – хороший человек. Вряд ли он кривил душой, говоря о желании пойти на войну. Шаолу не хотелось настраивать принца против себя, выставляя напоказ свои отношения с Ирианой. Он покосился на нее. Его трость утопала в мягкой земле, поддевая корни. Ириана слегка улыбнулась в ответ. Ее щеки по-прежнему оставались красными от жгучего солнца.
Настроит это принца против него или нет – Шаолу вдруг стало все равно.
К журчанию ручья, питавшего оазис, примешивался шелест пальм над головой. Мелкое зверье и насекомые, потревоженные людьми, разбегались и разлетались. Шаол с Ирианой не знали, куда идти, и брели наугад.
– В Аньеле вся долина возле Серебряного озера была усеяна горячими источниками, – сказал Шаол. – Они вытекали из недр земли, поэтому вода в них никогда не остывала. Когда я рос, после дневных упражнений мы любили в них греться. Смывали пот, давали отдых мышцам.
Шаола потянуло рассказать о себе. Памятуя это, Ириана осторожно спросила:
– Не эти ли упражнения вдохновили тебя на службу в королевской гвардии?
– Отчасти, – признался Шаол. – Просто у меня это хорошо получалось. И сражение на мечах, и рукопашный бой, и стрельба из лука. Вообще все. Меня ведь обучали как наследника местного правителя. Жители Аньеля и окрестных селений… словом, это была жизнь на границе, где в любой момент можно ожидать набега дикарей с Белоклычьих гор. Но настоящее обучение началось уже в Рафтхоле, когда я поступил в королевскую гвардию.
Ириана замедлила шаг. Шаолу требовалось преодолеть хитросплетения корней. Пока они не миновали этот участок, он думал только о том, куда поставить ногу и упереть трость.
– Наверное, твои упрямство и упорство сделали из тебя хорошего ученика.
Шаол усмехнулся, слегка толкнув ее локтем:
– Конечно. Я первым появлялся на учебном плацу и последним уходил. Но не думай, что меня гладили по голове за усердие. Мне ежедневно доставалось.
Шаолу сдавило грудь. Ему вспомнились лица наставников. Людей, не дававших ему спуску. Из-за них он расквашивал нос и ударялся коленками, отчего потом прихрамывал. Но вечером наставники не забывали ободряюще похлопать его по спине и позаботиться, чтобы его пообильнее и повкуснее накормили. Это называлось у них «штопкой».
Суровые люди, хотя ему они стали как братья. В память о них он сказал:
– Знаешь, Ириана, там ведь не все были плохими. Те, с кем я рос, кем потом командовал… Они были достойными людьми.
В памяти всплыло лицо Ресса. Молодой гвардеец всегда краснел в присутствии Аэлины. У Шаола защипало глаза.
Ириана остановилась. Заросли шелестели, звенели и гудели своей жизнью. Спина и ноги Шаола обрадовались этой передышке. Ириана коснулась его щеки:
– Если они помогли тебе стать… таким. – Она привстала на цыпочки и приникла губами к его рту. – Тогда это действительно достойные люди.
– Были, – выдохнул Шаол.
Были. Слово быстро затерялась в окрестных зарослях. У Шаола подогнулись ноги. Были.
Он еще мог отступить. Отойти от невидимой пропасти, разверзшейся перед ними. Ириана стояла рядом. Рука замерла возле его сердца. Рассказывать ли дальше – это решение целиком принадлежало ему.
Возможно, потому, что ее рука лежала у самого его сердца, Шаол прошептал:
– Весной их несколько недель подряд зверски пытали. Затем убили и повесили тела на воротах замка.
Глаза Ирианы наполнились ужасом и горем. Она горевала над участью людей, которых никогда не видела. И потому Шаол продолжил рассказ:
– Никто из них не дрогнул. Когда король и другие…
Шаол не мог заставить себя договорить. Не сейчас. Быть может, никогда. Он боялся, что его подозрения окажутся правдой.
– Гвардейцев расспрашивали обо мне. Никто меня не выдал.
Их мужество. Их самопожертвование. У него не находилось слов.
У Ирианы дрогнуло горло. Рука переместилась к его щеке.
И Шаол нашел в себе силы поведать страшную правду:
– Это была моя вина. Король через них наказал меня. За бегство, за помощь рафтхольским мятежникам. Он… все это случилось из-за меня.
– Не нужно себя винить.
Простые, честные слова. Но только не применительно к нему.
Эти слова привели его в чувство быстрее, нежели ведро холодной воды, вылитой на голову.
Шаол отступил на шаг.
Нельзя было рассказывать ей об этом. Нельзя было продолжать разговор. И когда! В день ее рождения! Особенно если вспомнить, что они отправились не на прогулку, а искать сведения. Любые сведения, способные им помочь.
Шаол захватил с собой в оазис меч и кинжал. Убедившись, что оружие прикреплено к поясу, он шагнул в заросли папоротников. Ириане не оставалось иного, как двинуться следом. Шаол ощупывал ножны, ибо ему нужно было чем-то занять дрожащие руки и успокоить потревоженную душевную рану.
Он спрятал поглубже слова и воспоминания. Еще глубже. Запечатал их там, пока пальцы попеременно теребили то кинжал, то меч.
Ириана молча шла за ним. Заросли оказались обширнее, чем Шаолу думалось на подъезде к оазису. Здесь вполне бы уместилось крупное селение. Но ни у кого не возникало и мысли поселиться среди этого зеленого буйства. Неизвестно, когда сюда в последний раз ступала нога человека. Неудивительно, что тут не было никаких троп. Ничто не указывало и на Город Мертвых, скрытый растительностью.
И вдруг его трость наткнулась на обломки светло-серых колонн, застрявшие среди кустов и корней. Шаол счел это хорошим знаком. Если пещера действительно существует, она должна находиться где-то вблизи древнего жилья.
Однако внешний вид обломков, через которые приходилось переступать и перебираться, заставил Шаола двигаться с большей осторожностью.
– Сомневаюсь, что эти люди жили в пещерах и хоронили своих мертвецов в пещерных нишах.
– Хасара говорила о Городе Мертвых, – напомнила Ириана, хмуро поглядывая на узорчатые колонны и обломки камней, украшенные резьбой. Нынче их облюбовали пушистые мхи. – Он у нас под ногами.
Шаол вглядывался в замшелые куски камня.
– Я слышал, что еще у предков хагана возник обычай класть умерших под открытым небом, в самом сердце родных степей.
– Они так и поступают, – сказала Ириана, водя рукой по резным изображениям зверей и странных существ. – Но это место появилось раньше хаганата. Раньше Торры и Антики. Его строили те, кто жил здесь в незапамятные времена.
Среди кустов виднелось каменное возвышение. Туда вели ветхие ступени. На самом возвышении давно обосновались деревья. Это они опрокинули и сбросили резные колонны, мешавшие росту.
– Хасара говорила, что туннели изобилуют хитроумными ловушками. Возможно, для отпугивания грабителей. Или чтобы не выпускать мертвых наружу.
Жара жарой, а у Шаола похолодела спина.
– И ты только сейчас сообщаешь мне об этом? – упрекнул он Ириану.
– Мне думалось, что Нуша говорила о чем-то другом. Речь шла о пещере. Если бы пещера каким-то образом была связана с развалинами, Нуша бы об этом упомянула.
Ириана поднялась на возвышение. Шаол двинулся следом, с усилием передвигая упрямые ноги.
– Но я не вижу никаких каменных глыб. Никаких признаков пещеры. Весь камень только отсюда.
От широких ворот, ведущих в подземный Город Мертвых, о котором говорила Хасара.
Они разглядывали остатки внушительной постройки. Часть громадных колонн рухнула и разбилась. Те, что уцелели, были густо опутаны корнями и ползучими растениями. Воздух под зеленым куполом был намного прохладнее. Шаола поразила полная тишина. Казалось, птицы и насекомые не отваживались сюда залетать.
– У меня тревожные ощущения от этого места, – призналась Ириана.
Двадцать гвардейцев неподалеку. Стоит только крикнуть. Но рука Шаола потянулась к мечу. Если у них под ногами простирается Город Мертвых, возможно, Хасара была права. Нельзя тревожить их сон.
Ириана обвела глазами все место: колонны, обломки. Никаких пещер. Не было даже намека на их существование.
– Однако Нуше известно местоположение, – вслух рассуждала она. – Должно быть, это значимое место… для Торры.
– Но его значимость потерялась в глубине веков. Или же первоначальный смысл успели исказить. Осталось лишь место и ощущение чего-то важного.
– Целительниц всегда сюда тянуло, – отрешенно произнесла Ириана, водя рукой по колонне. – Сама земля наделяла их магической силой. В других местах такого не было. Как будто здесь нечто вроде колыбели целительства.
– Почему?
Рука Ирианы медленно скользила по изображению на колонне.
– А почему в одних условиях растения разрастаются ввысь и вширь? Потому что там все способствует их росту.
– Ты хочешь сказать, что Южный континент благоприятен для целителей?
Ириана что-то заметила, и это заставило ее произнести ответ скороговоркой:
– Возможно, здесь было святилище.
Шаол подошел к ней, морщась от острой боли в спине. Но стоило ему приглядеться к изображению под рукой Ирианы, как он тут же забыл про боль.
На широкой поверхности колонны были изображены две противоборствующие силы: слева – рослые, широкоплечие воины, вооруженные мечами и щитами. Их окружали языки пламени и потоки воды. Вокруг – разные звери. В воздухе – птицы. Воинов можно было бы посчитать людьми, если бы не заостренные уши.
Им противостояли…
– Ты говорил, что совпадений не существует, – сказала Ириана, указывая на тех, кто намеревался вступить в бой с фэйской армией.
Эти были ниже ростом, с коренастыми телами. У них имелись когти и клыки. В когтистых руках – кривые мечи с зазубренными лезвиями.
– Валги, – прошептала Ириана.
Боги милосердные!
Ириана бросилась к другим колоннам, принялась обрывать с них стебли и счищать землю. И там тоже были фэйские лица. Фигуры рослых воинов. Колонны запечатлели поединки с валгами. Судя по изображениям, победу одерживали то одни, то другие.
Шаол старался не отставать от Ирианы. Он смотрел во все глаза, пока не увидел… В густой тени невысоких широкоствольных пальм притаилось прямоугольное, сильно разрушившееся строение. Нечто вроде мавзолея.
– Пещера, – прошептала Ириана.
Или то, что впоследствии, когда потерялся изначальный смысл, стали называть пещерой.
Опираясь на палку, другой рукой Шаол обрывал стебли ползучих растений. Спина возмущенно откликалась на каждое движение. Он освобождал колонны, пристально всматриваясь в изображения, вырезанные на воротах в Город Мертвых.
– Насколько помню, Нуша вскользь упомянула какую-то легенду. Если верить легенде, часть свитков попала в библиотеку Торры отсюда, – сказал Шаол. – Из места, где полным-полно Знаков Вэрда и резных изображений фэйцев и валгов. Но этот город – не для живых. Возможно, свитки хранились в подземных архивах, соседствуя с гробницами. Потом их пришлось отсюда удалить.
Вынести через те самые ворота.
– Но здесь не хоронили людей, – тихо сказала Ириана.