– Спасибо. Сегодня я – Анита Палленберг[80], прибывающая в Хитроу из Нью-Йорка в конце 1960-х – начале 1970-х, с Китом Ричардсом[81]; в сумочке у нее спрятано немного гашиша.

Клем всегда в каком-нибудь образе. «Мишель Пфайффер в «Лице со шрамом»[82] – после того как она возвращается домой, в Талсу, чтобы реабилитироваться». «Мисс Манипенни[83] на похоронах Бонда – но она знает, что он не умер», – и т. д.

Я рада, что мы с Джо познакомились с Клем, когда нам было двадцать с небольшим. Потому что теперь я пришла бы от нее в ужас: с возрастом все меньше привлекает риск.

Думаю, мы подходим Клем, а она подходит нам. Она разъедает, как лимонный сок и соль, нашу благодушную удовлетворенность, в которой мы легко могли закоснеть. А мы не даем ей болтаться с такими же, как она, худощавыми созданиями, которые вечно пытаются превзойти и подковырнуть друг друга. Если судить по внешнему виду, то Клем – одна из них. Но в душе она не такая.

Да и вообще, быть примадонной, которая борется за первенство, кажется мне утомительным.

Мы в салоне Джо, куда иногда заглядываем. Джоанна настояла на том, чтобы вымыть и уложить феном нам волосы перед большим загулом. Официальный повод – день рождения Рэва, которому исполняется тридцать один год. Клем отказывается от своего, поскольку собирается выглядеть выспавшейся: «Думаю, это будет трансатлантический перелет, а затем ураган Батист».

Джо любит вызовы, поэтому сегодня я принесла заколку в форме цветов с плющом, украшенную алмазами и жемчугом. Я нашла ее в бутике Клем и попросила Джо сделать прическу, которая подошла бы к этой заколке.

– У тебя мои самые любимые волосы в мире, – говорит Джо, делая пальцами типичный жест стилиста: выпрямляет пряди, чтобы проверить длину. – Лютиковая блондинка типа старлетки, которой теперь больше не увидишь.

– Да, ты вызываешь у меня желание снова окраситься перекисью, – говорит Клем, наблюдая за магическими движениями Джо, орудующей щеткой и феном.

Хотите верьте, хотите нет, но салон Джо, который находится между Крукс и Брумхилл, называется «Кэти и Снарк»[84]. Помнится, когда она получила заем в банке и аренду, я подумала, что из-за этой неудачной игры слов она загубит свое предприятие.

– Это ужасная идея, и не только из-за «Катти Сарк»[85], – сказала я тогда. – «Снарк» звучит так, будто ты хочешь оскорбить клиентов!

– Это название означает, что здесь тебе сделают прическу и ты можешь поболтать о чем тебе хочется. Снять груз с души!

– Джо, нет! – настаивала я, но она была исполнена решимости.

Прошло семь лет, и в «Кэти и Снарк» нет отбоя от клиентов по записи. Студенты останавливаются, чтобы сфотографировать вывеску, и ее постят в интернете каждый раз, как прибывает волна на осенний семестр.

Я так и не согласилась, что это удачное название. Однако истина заключается в том, что Джо так радушна и талантлива, что всем это безразлично. Она смешивает шампуни и подстригает длинные локоны студентов, решивших сменить имидж, и красит им волосы в голубой и розовый цвета.

– Это как собачий корм, – сказал Рэв, когда Джо купила дом и стало ясно, что предсказания о коммерческом самоубийстве сильно преувеличены. – Если продукт хорош, ты забываешь о его названии. Это просто ворота. Портал, ведущий к удовольствию.

– Собачий корм – это не портал, ведущий к удовольствию, – возразила Клем.

– Но ты же прожила всего полжизни, – ответил Рэв.

Я рассказываю Клем и Джо о разговоре с Джеффри, умолчав о той детали, касающейся папы, которой не поделилась с Эстер.

– Ты шутишь? – спрашивает Джо. У нее рот полон шпилек, и она виртуозно подкалывает мои волосы. – Он сказал, что ты загубила свою жизнь?

– О да. Но если я приму от него предложенную работу, то могу исправить дело. А еще я «болтаюсь по городу, как тинейджер», и у меня «нет ни кола ни двора». И почему это родители считают, что могут ставить нам в вину личные вещи, которые их не касаются? Вообразите, что будет, если вы скажете человеку, который не является вашим отпрыском: «Ты холост, и беден, и у тебя нет статуса». Это жестоко.

– Черт возьми, это верно, – подтверждает Клем, для пущей убедительности взмахивая вейпом. – Если бы вы разгуливали, изрекая то, что родители говорят своим взрослым детям, вас бы назвали социопатом. То, что тридцать лет назад они как-то раз занялись сексом без презерватива, еще не дает им права так говорить.

– А я даже не дочь Джеффри! Ему нравится быть злобным отчимом и отдавать приказы людям, которых он даже не потрудился вырастить.

Произносить громкие слова, глядя на себя в зеркало, не вполне комфортно. Ну и вид у меня!

– Я скажу тебе бесплатно одну вещь. Если бы ты согласилась на эту работу, тогда были бы претензии «почему нет партнера». Если бы у тебя был бойфренд, было бы «почему вы не женаты», «почему не купила дом?». Потом ребенок, затем второй ребенок. Они никогда не бывают довольны, – говорит Клем. – У меня такая тетушка с дочками. Мама говорит, что она стравливала нас в беге с яйцом в ложке с тех пор, как мы начали ходить и читать. Лучше всего игнорировать их.

– Что ты собираешься делать? – спрашивает меня Джо.

– Не знаю. Если он не извинится – а я не представляю, чтобы Джеффри когда-нибудь это сделал, – то не знаю, как буду с ним общаться. Эстер думает, что я должна быть с ним любезной, чтобы поддержать маму.

– И что твоя мама в нем нашла? – говорит Джо.

– Одно слово: его деньги. О’кей, это два слова. Вот что я вам скажу: никогда не позволяйте мне завести роман с кем-нибудь богатым. Впрочем, это мне не грозит.

– Честно говоря, Робин не очень-то много зарабатывал своими шоу, – замечает Клем.

– Я не включаю сюда Робина, так как мы не собирались долго быть вместе. И я бы лучше вложила свои деньги в пирамиду Понци, нежели положилась на него.

– Тебе нужно любой ценой избегать его, Джордж, – советует Джо.

– Нет, она должна встретиться с ним за этой пресловутой выпивкой и потребовать, чтобы он оставил ее в покое. И возьми с собой кого-нибудь грозного, – предлагает Клем.

– Вроде тебя?

– Я думала о ком-то, кто выглядит так, будто может оторвать ему руку и заставить съесть.

– Опять же ты.

* * *

– Настоящая катастрофа, ведьмы Макбета! – говорит Рэв, когда мы, выбравшись из такси, входим в паб, где назначили встречу. «Ведьмы Макбета» – прозвище, которое он для нас придумал. – Я видел какого-то урода, похожего на члена рок-группы. Он очередной стакан оплачивал часами. Нам нужно найти другое место, причем быстро.

Мы сделали ошибку, выбрав для торжества новый бар из-за того, что он новый, так как полагали, что «новый» означает «особый». Но мы забыли, что «новый» также означает «непроверенный». Оказалось, что этот бар – типичное не то. Тут мало свободных мест, а музыка гремит так, что можно оглохнуть.

– Долбаные хипстеры, – говорит Клем, окидывая взглядом табуреты в стиле дешевой забегаловки и светильники со старомодными лампами накаливания. При этом она выдувает пар из угла рта, зажав вейп двумя тонкими пальцами с кроваво-красными ногтями. Современная Бетт Дэвис.

Вообще-то, я бы не сказала, что сама Клем так уж не похожа на хипстеров.

– Нам нужно пойти куда-нибудь, где мы сможем слышать друг друга и при этом не чувствовать себя полными придурками оттого, что вырядились в пух и прах, – говорит Рэв.

На Рэве шерстяные брюки цвета аметиста, и я соглашаюсь, что мы не можем пойти в какое-нибудь место типа «Булл энд Бэджер», где ему будут кричать: «СУТЕНЕР».

– Погодите… – произносит Джо, глядя на меня. – А как насчет «Уикер»?

– Черт побери, сегодня у меня выходной! – восклицаю я. И сразу же мне приходит в голову, что Лукас увидит меня такой нарядной. У меня перехватывает дыхание. Можно долго дурачить себя ложью, но подобная реакция моментально открывает истину.

– Ребята, это действительно классная идея, – говорит Клем. – Там мило, и с нами будут обращаться, как с VIP-персонами. Благодаря Джорджине.

Рэв берет меня за лацканы пальто:

– Максимум две порции выпивки, Джордж. Только чтобы взбодриться.

Я закатываю глаза, изображая, что неохотно уступаю. Клем начинает тыкать в свой телефон, вызывая такси. Через десять минут мы прибываем на мое место работы.

– Я возьму напитки, идите садитесь, – говорю я.

– Я думал, ты не работаешь сегодня вечером? – говорит Лукас, нахмурившись. Он оглядывает мою экстравагантную прическу и макияж.

– Мои друзья захотели сюда прийти, – отвечаю я, скорчив рожу. Меня вознаграждает искренний смех Лукаса. – Сегодня день рождения моего друга Рэва, и мы собираемся в «Лидмилл»[86].

– Хорошо, я принесу напитки. Обслужу за столом, если не будет наплыва.

– Спасибо!

Я улыбаюсь, и Лукас отвечает на мою улыбку. На какую-то долю секунды его взгляд задерживается на моем наряде. Это вечернее кружевное платье цвета бордо, с глубоким вырезом на спине, который почти доходит до трусиков. Я измучилась, подбирая нижнее белье под это платье. На мне корсет без бретелек, и он сжимает меня, как тиски. У меня такое чувство, что он навсегда деформировал мою фигуру.

Когда я втискивалась в него, то ни секунды не думала, что придется демонстрировать результаты перед Лукасом. Я как-то по-новому смущаюсь при нем.

Это напоминает мне о другом вечере, о другом красном платье.

Китти взвизгивает:

– О боже, Джорджина, ты выглядишь, как кинозвезда! Правда, Лукас?

Меня передергивает.

– Ты так классно выглядишь, что я сначала даже не подумала, что это ты, – заключает Китти.

Я разражаюсь смехом:

– Ну спасибо!

– Красивая прическа, – мягко произносит Лукас, начиная наливать Рэву легкое пиво. Я бормочу, что моя подруга – парикмахер. У тебя настоящие волосы?.. Настоящий ли это цвет, натуральный – вот что я имел в виду…

– Куда вы идете? В «Лидмилл»? Мужчины набросятся на тебя, как голуби на чипсы, – говорит Китти.

Мы с Лукасом случайно встречаемся взглядом. Говорит ли это о чем-нибудь?

Я пробираюсь к столу, чувствуя взгляды, устремленные на мою обнаженную спину. Или мне это только кажется?

Телефон Джо, лежащий на столе, подает сигнал: поступило сообщение от Фила.

Она переворачивает телефон со словами:

– Не позволяйте мне ответить.

Затем добавляет:

– Я правильно поступаю, да? Я на девяносто девять процентов уверена, но потом думаю: «Ты дала ему отставку за то, что он пригласил тебя на свадьбу».

– Нет, ты дала ему отставку, потому что у тебя не было никаких прав и ты не располагала его временем. Он твердил, что не готов быть бойфрендом. Ты даром тратила энергию, и это мешало найти кого-то, кто захочет играть эту роль в твоей жизни, – объясняю я.

– Что-то ты очень уж красноречива, – замечает Клем.

– Это верно, – говорит Джо. – Но… ты думаешь, кто-то может измениться?

Клем переглядывается со мной и закатывает глаза.

– Рэв, ты знаешь ответ на такие вопросы, – говорит Джо.

– Гм-м. С профессиональной точки зрения мой ответ – «да». Люди могут изменить поведение, если захотят. Я остался бы без работы, если бы они не могли. Но лично я бы сказал, что сущность человека неизменна. Твой характер остается твоим характером.

– Значит, я должна понять, что именно является проблемой: поведение Фила или его характер?

– Тебе нужно найти кого-нибудь другого и двигаться вперед, – советует Клем.

– Привет! Где чей напиток? – Лукас ставит на стол стаканы, и все с интересом его рассматривают.

– Клем, – представляется Клем, протягивая ему руку после того, как он поставил последний стакан. – Не думаю, что мы встречались в тот вечер, когда выступала Джордж. Присоединяйтесь к нашей философской беседе. Как вы думаете, Лукас, может человек когда-нибудь измениться?

– Может ли человек когда-нибудь измениться?

– Да, – говорит Клем.

Я опускаю глаза и смотрю в свой стакан.

– Я считаю, что нет. Определенно нет. Как на ваш взгляд, это слишком нигилистично?

– Этот мальчик мне по душе, – говорит Клем, и я делаю ей страшные глаза.

– А почему вы так думаете? – осведомляется Рэв.

– Вот что я скажу, исходя из собственного опыта: никто не меняется. Просто мы узнаем больше о чьем-то характере, но характер остается прежним.

У меня мурашки бегают по обнаженной коже.

– Значит, вот как вы веселитесь в свой день рождения? – добавляет Лукас, и Рэв хохочет.

– Сколько это стоит? – поспешно спрашиваю я Лукаса, указывая на напитки.

– Я включу это в счет. Завтра увидишь.

У меня предчувствие, что этот счет никогда не материализуется.

– Приятного вечера. О, и с днем рождения, – обращается Лукас к польщенному Рэву.

– Боже мой, – шепчет Клем, когда Лукас удаляется, а Джо говорит:

– Вау, он такой красивый! Просто с ума сойти!

– Да уж. У меня просто дух захватило, – признается Клем, и я шиплю:

– ШШШ! ЗАТКНИТЕСЬ РАДИ БОГА.

Почему я не предусмотрела, что это может случиться? Они не заметили Лукаса в вечер конкурса «Поделись своим позором», так что я забыла и расслабилась.

Мне нужно найти способ сказать: этот мужчина меня не интересует, но не вздумай когда-нибудь к нему приблизиться. Без вопросов.

– О господи, почему ты никогда не упоминала о нем? – спрашивает Клем, провожая Лукаса взглядом до самого бара.

– На самом деле упоминала, – возражаю я тихо. – Парень из школы.

– Погоди-ка. Он был с нами на занятиях по английскому языку? – говорит Джо. – Почему же я его не помню?

– Это тот, который не может тебя вспомнить? – осведомляется Рэв.

Я киваю.

– Он не кажется мне таким уж забывчивым.

– Ладно. – Я делаю глубокий вдох и произношу тоном, намекающим, что тема закрыта: – По какой причине он может притворяться, будто забыл меня?

Как мне известно из дискуссии в «Раджпут», причин может быть множество. Однако в моем голосе слышится уверенность.

Невероятно, но в сочетании с бесплатными рюмками виски, с которыми внезапно материализуется Китти, это срабатывает.

27

– Не хочется быть меланхоличным, но мне стукнуло тридцать один. И я задумываюсь о том, сколько еще лет мне осталось до тех пор, пока погоня за дамами станет непристойной, – кричит Рэв мне в ухо. Мы прихлебываем наши напитки, обозревая танцпол.

– Не впадай в уныние. Это всегда было непристойно.

Нас осталось за столом двое. Клем болтает с кем-то похожим на Джарвиса Кокера[87], а Джо вышла на улицу, чтобы вести долгую беседу по телефону с Филом. Мы подозреваем, что грядет воссоединение.

– Он для нее, как Бобби для Уитни[88], – комментирует Клем. – Будем надеяться, что он не приучит ее к кокаину.

Мы немного побеседовали с Джулией. Это подруга коллеги с работы Рэва. По-моему, ей нравится Рэв. Но, когда я упоминаю о ней, он отрезает:

– Ничего общего.

«Ничего общего» – эту формулу Рэв всегда применяет, отвергая кого-то.

– Ты говоришь, что хочешь встретить невероятно умную женщину, которая умеет носить красную трильби и хочет пройти по следам инков, и все в таком духе?

– Да.

– Ты сам невероятно умный. Это ты хорошо смотришься в красной трильби и можешь отправиться в Перу, когда захочешь. Почему бы тебе не принять женщину, не обладающую этими достоинствами? Ведь ты сам ими обладаешь. Пусть у нее будут другие достоинства.

– Ты хочешь сказать, что я должен быть женщиной, которую я хочу встретить?

– Вот именно.

– Гм-м. Я хочу сказать… я полагаю… я тебя понял.

Через пятнадцать минут Рэв уже отплясывает на танцполе, и Джулия кружится вокруг него.

– У вас потрясающие волосы, – произносит мужской голос с американским акцентом.

Повернувшись, я вижу бородатого мужчину лет тридцати, крепкого телосложения, в розовой рубашке. У него приветливое, открытое лицо.

– Эд, – представляется он, протягивая руку.

– Привет, Эд. Джорджина.

Эд приехал из Миннесоты, чтобы читать лекции по американской литературе в университете. Мы с воодушевлением говорим о писательском мастерстве, о Шеффилде, и я рассказываю ему о конкурсе «Поделись своим позором». Приходится кричать, приставив ко рту ладонь.

В течение следующих двадцати минут он мне рассказывает о Миннесоте, и в течение двадцати последующих тоже. Моя роль закончена.

И вдруг я вижу в американце Эде призраки прошлых отношений. Нечасто случается, что ты выходишь за рамки созданной тобой схемы и видишь эту схему.

Тут нет вины Эда, но именно так всегда начинался флирт, когда мне было двадцать с небольшим. Я нравилась какому-нибудь приятному парню и чувствовала, что мой долг – вознаградить его. Дать ему шанс.

Я заранее знала, что первое свидание будет в пиццерии, второе – в винном баре, а после – секс. Я верхом на крепком парне, как в каноэ, испускаю притворные стоны, чтобы поскорее все закончилось, а он тискает мои груди.

Пытаюсь убедить себя, что мы дополняем друг друга и что я влюблена, и быть может, это Он. К четвертому месяцу, когда он обсуждает, в какую поездку по путевке мы отправимся следующим летом, это звучит так же заманчиво, как содержание под стражей. И я понимаю, что пора выдернуть вилку из розетки, пока я его не ударила. Ты понимаешь, что не становишься писателем оттого, что спишь с писателем. Или стендап-комиком, коли на то пошло.

Эд держит в руке телефон и смотрит на меня в ожидании. Он ни в коем случае не виноват в том, что я уже мысленно прожила весь наш роман за то время, которое потребовалось, чтобы достать мой мобильник из клатча, украшенного бисером.

– Я дам вам свой номер, – говорю я. – Но в данный момент мне не хочется ни с кем встречаться. Если когда-нибудь вам понадобится взгляд официантки на жизнь в этом городе, или какая-нибудь цитата, или пинта пива, поданная с приветливым выражением лица, – добро пожаловать.

– У меня достаточно друзей, – говорит он, но только после того, как вбивает мой номер в свой мобильник.

– Тогда вам повезло, – отвечаю я.

Начинается песня «Танцую одна».

Может быть, несколько странно танцевать одной, но это так классно. Я больше не собираюсь чувствовать себя польщенной мужским интересом и связываться с тем, кто подвернется. Мне и так хорошо.

Когда дело доходит до второго припева и я млею от музыки, кто-то толкает меня в зад. Повернувшись, я вижу Эда, который подпевает, перевирая слова, и, пытаясь обхватить мою талию, трется о меня бедрами.

Приехали.

28

Я понимаю, что битва с Джеффри в кафе была плохой идеей, когда получаю письмо от Марка. Сигнал моего телефона будит меня ни свет ни заря в понедельник. Я тащусь вниз, чтобы ответить с компьютера, потому что он больше мобильника. А еще хочется крепкого кофе.

Мое измятое платье кинозвезды висит на плечиках, и реальность возвращается после интерлюдии крутого отходняка. Однако случилась неприятность: пока в спортивных штанах смотрела эпизоды «Бухты Доусона» сквозь щели в тканевой маске для лица, я послала сообщение Лукасу. Я перечитала нашу переписку шесть раз.

Мне благодарить тебя или преследовать по закону за то, как я сегодня себя чувствую? Мне нужно сделать переливание крови в стиле Кита Ричардса. #бесплатнаяСамбука


Ха! Голова болит? Надеюсь, ты хорошо провела время (и не упала с кокосовой пальмы).


Великолепно, большое тебе спасибо за особое обслуживание. (Кокосовая пальма?)
(Насчет Кита Ричардса – это была шутка (загугли, если у тебя хватит на это энергии.) Всего тебе. х


Конечно, это не похоже на переписку между Ф.Скоттом Фицджеральдом и Зельдой, но значок поцелуя придает ей тепло.

Карен тоже оставила мне записку:

ДОБРОЕ УТРО

Твоя черепаха меня достала. Вчера вечером она уставилась на меня, когда я обедала, и от нее воняет капустой. Пожалуйста, мы можем перевести ее подальше от телевизора? Совсем не обязательно, чтобы она доминировала в комнате.

P.S. У нее нормальные когти? Они похожи на когти динозавра.



Бедный Джемми. Я иду проверить, как он, глажу указательным пальцем по чешуйчатой голове и угощаю салатом-латук. Я знала, что Карен сначала согласится на Джемми, а потом взбрыкнет. Потребовалось много льстивых речей, подарков и обещаний больше платить по счетам: ведь черепаха потребляет тепло и воду. И она должна находиться в гостиной: я же не могу заставить Джемми подняться на два пролета узкой лестницы.

Я открываю свой старенький ноутбук и перечитываю послание Марка. Он – тяжелая артиллерия Эстер, когда нужно меня уговорить. Поскольку он не любит вмешиваться в свары, она пользуется этим оружие умеренно, зная, что перебор уменьшит его эффективность. Помнится, последний раз Марк пытался увещевать меня, когда я отказалась надеть накидку из настоящего меха, с маленькой мертвой мордочкой грызуна с острыми пожелтевшими зубами. Мама выбрала ее для меня, когда я была ее подружкой невесты.

Привет, Д.! Я сразу перейду к делу. Ты знаешь, что я обычно не вмешиваюсь в такие дела, но твою маму раздражает, что ты избегаешь ее с тех пор, как вы с Джеффри поцапались, и Эстер зудит мне в ухо. Э. не хочет давить на тебя, чтобы ты не подумала, будто она на стороне мамы. Не хочешь ли ты, по крайней мере, сказать своей маме, что берешь тайм-аут? Я не говорю тебе, что следует делать. Я просто твой зять, который просит девушку любить его в достаточной степени, чтобы избавить от необходимости слушать бесконечное ворчание твоей сестры.
Откуда это? «Четыре свадьбы»? С любовью, Марк хх


Привет, Марк. О’кей. Потому что это ТЫ.
Хх
P.S. Думаю, это «Ноттинг-Хилл».


Судя по всему, Марк сейчас на работе, за своим письменным столом, и ему хочется отвлечься. Он отвечает:

А-а, это тот, где актриса?
М.


Они все с актрисами.
Д.


Нет, я имел в виду, это фильм ОБ актрисе. О, и я хотел спросить: как тебе нравится в «Уикер»? Я в основном имел дело с Девлином, он кажется очень приличным парнем. Познакомился с ним, когда ему понадобился кто-то, чтобы оформить счета в этом городе.


Он потрясающий. И паб потрясающий! Еще раз спасибо. Х


Я чуть не засмеялся, когда они с братом вошли. Пожалуй, мы ожидали каких-то магнатов в костюмах в тонкую полоску, а тут просто рок-звезда на отдыхе. Но, думаю, есть разница, когда ты делаешь деньги в пабах и клубах. Большинство наших клиентов гораздо более тусклые. О, не следует писать это с моей корпоративной почты. Стираю…
Магнаты? Им всего лишь принадлежит пара пабов в Дублине, не так ли?


Я задумчиво жую тост с белковой пастой. Надеюсь, Марк просветит меня на этот счет. Если не стер также и ответы.

О, моя милая непрактичная свояченица! Им «всего лишь» принадлежат три паба в центре Дублина. Они владельцы, а не арендаторы. Ты знаешь, сколько стоит там собственность? И еще один паб в пригороде, который называется «Дун-Лэаре». Это миллионы. Думаю, они унаследовали семейный бизнес от отца – маленькая династия. Ну все, зовут на ежегодное заседание, КАКАЯ РАДОСТЬ. Спасибо за то, что ты, как всегда, прелесть. М. х


Я закрываю ноутбук и размышляю о братьях Маккарти. Я знала, что они люди со средствами – но по-настоящему богатые? Это не приходило мне в голову. Как сказал Марк, они одеваются совсем не как богачи.

Это не совсем великодушно с моей стороны, но мне приходит в голову, что причина их непринужденной приветливости в том, что они никому не подчиняются, у них нет проблем с наличными и никакое начальство не может их построить.

Принимая утренний душ, одеваясь и занимаясь макияжем, я не могу не думать о неожиданном повороте событий. Если бы крутая клика в шестом классе была в курсе, то, думаю, с Лукасом носились бы. Ему делает честь, что он никогда ни слова не проронил об этом, даже мне.

Подумать только, мне достался главный приз в школе!

Собравшись с духом, я звоню маме по пути на работу. Как и в случае с Эстер, хорошо, когда время разговора ограничено. Но я сразу чувствую, что эта беседа не будет такой мирной, как с сестрой.

– Наконец-то! Я уж сомневалась, будем ли мы когда-нибудь еще разговаривать? – говорит мама.

– Ну, уж, можно подумать. – И сразу же кажется, что я вернулась в те дни, когда мне было четырнадцать. Избитая колея.

– Ты могла бы быть добрее, Джорджина, и не устраивать мне обструкцию.

– Я была занята и не хотела споров.

– В этом не будет необходимости, если ты просто попросишь прощения у Джеффри. Он очень рассудительно относится к этому теперь, когда остыл. Нам очень повезло, что он у нас есть.

Я застываю в середине Нортфилд-роуд, открыв от изумления рот.

– Что? Это он должен просить у меня прощения!

– Интересно, за что?

– Гм-м… Он сказал, что я загубила свою жизнь, намекнул, что у меня не все в порядке с нравственностью, высмеял мою работу и сказал, что папа был мерзавцем.

Мама несколько секунд молчит, и я понимаю, что Джеффри умолчал об этих деталях.

– Как ни странно, он сказал, что это ты была агрессивна. Ты швырнула ему в лицо его щедрое предложение работы, шутила, что скорее уж займешься проституцией, грубила и отзывалась с сарказмом об идее работать в фирме, занимающейся центральным отоплением. Не понимаю, откуда у тебя этот комплекс превосходства, юная леди. По моему мнению, ты ничего не теряешь, приняв это предложение.

Не могу же я сказать: твой муж – злобный лгун!

Мама защищает его только потому, что он – ее чековая книжка и лорд-протектор. Ей отчаянно хочется, чтобы у меня было надежное положение в офисе, чтобы я находилась под присмотром Джеффри и была ему обязана. Она хочет, чтобы я была такая же, как она. А там, смотришь, на меня обратит внимание какой-нибудь слабохарактерный сынок заместителя директора. («Он летит вверх по корпоративной лестнице, очень способный молодой человек. В твоем возрасте ты могла бы получить гораздо худший вариант».)

– У меня уже есть работа, которая мне очень нравится. А после того, как со мной обращался Джеффри, мне бы не хотелось быть ему обязанной, благодарю.

Следует пауза.

– Для меня и Джеффри загадка, почему ты так не хочешь позволить нам тебе помочь.

– Если ты хочешь мне помочь, то как насчет веры в меня и эмоциональной поддержки?

– Джорджина, тебе уже тридцать, а ты все еще работаешь в барах. У тебя нет ни сбережений, ни пенсии, ни дома. Никаких серьезных отношений. Что именно я должна эмоционально поддерживать?

– Меня как личность. Разве этого недостаточно? – спрашиваю я, притворяясь хладнокровной, хотя я на грани слез. – Я счастлива.

– Неужели?

– Да, – отрезаю я.

– Тебе следует подумать о том, чтобы дать Робину второй шанс.

– Что? Почему? Робин? Ты же его терпеть не могла.

– Мы столкнулись с ним в «Уэйтроуз» на прошлой неделе. Нет, на позапрошлой. Мы оба протянули руку к одной банке арахисового масла, ха-ха-ха! Разве он тебе не говорил?

Какого… У меня сразу вспотели руки, и я вцепилась в свой мобильник. Нельзя допустить, чтобы она поняла, что я в шоке.

– Нет, не говорил.

– О, я думала, скажет. Он объяснил, что у вас все было несерьезно и он огорчил тебя, сказав об этом. И ты рассталась с ним, а теперь он в самом деле хочет серьезных отношений. Я думаю, он действительно этого хочет, Джорджина. Иногда зависит от женщины, чтобы мужчина повзрослел и остепенился.

Я воображаю эту сцену в супермаркете между полками «Приправы» и «Паштеты», и у меня сводит живот.

– Почему он почувствовал необходимость выложить тебе все это?

– Ему казалось, что мы заблуждаемся насчет его намерений относительно тебя. Возможно, он не хочет, чтобы ты узнала, что он действительно довольно сентиментально к тебе относится. Я не знала, что он из такой хорошей семьи.

– Как долго вы беседовали?

– Всего пять минут. По-видимому, он был очень рад нас видеть.

Кто бы сомневался.

«Хорошая семья», ха. Робин намекнул, что он из очень богатой семьи, и теперь мамино мнение о нем воспарило. Что касается Джеффри, Робин апеллировал к его эго, выказал почтение к его статусу «старейшины этой деревни». Робин подхалимничал и клянчил их одобрение, и теперь они готовы поддержать его. Мне хочется залезть под горячий душ.

– Мама, – говорю я, стараясь сосредоточиться. – Ты сказала Робину, где я сейчас работаю? В «Уикер»?

– О… думаю, это всплыло. Да, когда мы обсуждали идею Джеффа о том, чтобы предложить тебе работу. И, возможно, тебе будет интересно услышать, что Робин тоже считает ее превосходной.

Мама выкладывает это, как фокусник, который достает кролика из шляпы. Неужели она не видит, что их использовали? Как же можно вот так повернуться на 180 градусов? Я поспешно прощаюсь под тем предлогом, что мне нужно на работу. Правда, до «Уикер» остается пять минут ходу, но мне нужно переварить все, что сказала мама.

О, Лукас, ты мудрый. Робин действительно подлый. Полагаю, если я его не сделаю, он не остановится.



Мне срочно требуется комическая разрядка, и «Уикер» услужливо ее предоставляет.

– Осторожнее! – восклицает Девлин, когда я кладу свои вещи за барной стойкой. Двое мужчин, пыхтя и отдуваясь, опускают на пол у камина музыкальный автомат.

– Это еще зачем? – осведомляется Лукас.

Дев хлопает по автомату, сияя, как новоиспеченный отец.

– Разве она не прелесть?

– У этого предмета нет пола, и он просто ужасен. Зачем он нужен?

Мы с Китти переглядываемся: «Начинается!» Братья Маккарти постоянно пререкаются.

– Музыка!

– Что дальше? Большой экран Sky Sports?[89] – говорит Лукас. – Теперь у нас будет нескончаемый саундтрек «Metallica» и «Girls Aloud».

– По-твоему, это плохо?

– Абсолютно никуда не годится. Позови их обратно, и пусть заберут это. Господи, у нас «традиционный» бар с крафтовым пивом. Почему уж тогда не поставить перед входом пластмассового гнома?

– А ты никогда не думал, что неправильно выбрал профессию?

– Это называется хороший вкус, Дев. Не мешало бы и тебе его иметь. – Кажется, Лукас сегодня еще раздражительнее, чем обычно.

Он уходит вместе с Китом, а Девлин дуется. Мы с Китти разражаемся смехом.

– Никогда бы не подумала, что такой классный парень, как Лукас, холост, не так ли? – замечает Китти, когда мы с ней остаемся вдвоем. Дев поднялся наверх и чем-то грохочет в банкетном зале.

– Может быть, и не холост, – мягко произношу я, отпивая воду из стакана.

– Он холостой. Его жена умерла, и у него нет девушки.

Ну и болтун этот Девлин!

– Это сказал его брат?

– Нет, сам Лукас. Я спросила, остался ли у него кто-нибудь в Дублине, и он сказал «нет». И я сказала: о, значит, ты не женат, а я думала, что женат, и он сказал: я был женат, но она умерла. Я спросила, от чего, и он сказал: от рака. Я спросила: ты сейчас с кем-нибудь встречаешься? – и он сказал «нет».

– Может быть, он пока не готов. Ведь он совсем недавно потерял жену.

– Нет, он сказал, что дело совсем не в этом. Он вполне готов, но не встретил никого подходящего. А еще сказал, что у него мясотропический взгляд на человеческую природу и что большинство людей только тебя разочаровывают.

– Мясотропический взгляд?

– Длинное слово в таком роде. Определенно начинается с «м».

– Ми… мизантропический?

– Да! Я еще подумала: при чем тут мясо и тропики?

– Вот уж не знала, что Лукас такой болтливый. – Я слегка задета тем, что он откровенничал с Китти, а не со мной.

– Да нет. Потому что потом я спросила про его тип, и он сказал, что предпочел бы не говорить о своей личной жизни и не кажется ли мне, что бочонок с пивом вот-вот опрокинется?

– А.

– Ты не думаешь, что трагическая история с женой делает его еще привлекательнее? – спрашивает Китти, зажимая соломинку в своих заячьих зубах.

– Ха-ха-ха! Что?

– Ну, когда знаешь, что ему грустно, хочется подбодрить его сексом, не так ли?

Я чуть не захлебнулась.

– А что в этом плохого? – спрашивает Китти. – Это значит просто быть милой!

– Да, но ты не… Люди не говорят такие вещи, – отвечаю я.

Увы, я не нахожу тут ничего смешного.

А что, если она предложит? И он скажет «да»? Что, если это произойдет со следующей девушкой, которую они наймут? Впервые я представляю себе такой вариант: Лукас спит с кем-то из команды паба, а мне приходится выслушивать восторженные рассказы о боссе и о прошлой ночи, притворно хихикая. Я еще могла стерпеть номера телефонов на подставках для пивных кружек, потому что они ударялись о каменную стену. Но женщины слетаются к нему со всех сторон, так что раньше или позже это может произойти.

– Послушай, Джорджина. – Появляется Девлин, покрытый пылью. – Ты можешь подняться в квартиру и спросить Лукаса, придет ли водопроводчик в четыре? Просто крикни ему с лестницы.

Я киваю, испытывая трепет от возможности заглянуть в жилище Лукаса. В квартиру наверху ведет дверь, которая слева за баром. А та, которая справа, ведет в банкетный зал.

Поднимаясь по лестнице, я нерешительно зову:

– Лукас? Лукас?..

Никакого ответа, так что я стучу в открытую дверь костяшками пальцев. По-прежнему тишина. И тогда я заглядываю внутрь.

Я слышу его голос, прежде чем он выходит из спальни, прижав мобильник к уху. На нем только маленькое полотенце, которое он придерживает на бедрах. За все те недели, когда мы шарили под одеждой друг у друга, мы на самом деле никогда ничего не видели. Я отворачиваюсь и прикрываю глаза рукой, как персонаж комедии.

– Мне наплевать на то, чего, по твоим словам, хотела бы сейчас Нив. И наплевать на то, чего она хотела, когда была жива. Поэтому бесполезно взывать ко мне по поводу желаний моей покойной жены. Да, ее нет, и она не может настоять, так что решать мне. Все.

Мое лицо заливается краской. О нет, нет, нет, прекрати, тебе нельзя краснеть. Иначе станет ясно, что тебя возбуждает его обнаженная грудь и то, что виднеется внизу, из-под полотенца. Помаши, чтобы обозначить свое присутствие…

Я снова смотрю на него. Да, он определенно взбешен… И тут яростный взгляд его сверкающих глаз встречается с моим. Я пячусь, бормоча извинения: дескать, не знала, что ты занят.

Я вне себя от смущения. Но все-таки о чем был этот разговор, черт возьми?.. И я замешкалась на секунду, пытаясь вставить этот разговор в контекст, который сделает его безобидным или, по крайней мере, разумным. Последнее, чего я ожидала, – это что Лукас будет с яростью говорить о Нив.

У меня бы лучше варила голова, если бы он не был полуголым. Как в тумане спускаюсь по лестнице.

Может быть, при всех своих достоинствах босса Лукас Маккарти не очень дружелюбен в своей личной жизни? Да, он был великолепен в инциденте с Робином, но я уже взрослая и знаю, что люди – сложные существа. В одной ситуации можно быть спасителем, а в другой – дьяволом. Я его не знаю. Мне приходится все время напоминать себе об этом. И мне только казалось, что мы движемся в сторону непринужденной близости.

Я спускаюсь, и Дев спрашивает: