– Это дело близких родственников, – подхватила Алия, – связанных с ними тесными узами.

– Она что-то сказала про узду? – спросила женщина из последних рядов, по имени Люси Чао.

– Она говорила про узы, – поправили ее.

Печально улыбнувшись, Марси протянула руки, словно обращаясь к пастухам с мольбой.

– Просто… впереди сияние самое сильное. Твоя сестра ярко пылает, словно… зарождающаяся сверхновая звезда. И еще я это слышу, как пение ангелов.

– Так, миссис Лангуста, – сказала Мия, вставая между Марси и Несси. – Тебе пора немного прогуляться, спятившая стерва!

– Я не спятила, – сказала Марси. – И, по-моему, я не стерва. Я хочу сказать, наверное, иногда я веду себя…

– Заткнись и убирайся отсюда. Приставай к кому-нибудь еще. Ты здесь никто, и ты никому не нужна!

После этих слов Марси кивнула и отошла на обочину. Встав там, она смотрела на проходящих мимо путников и пастухов. Напоследок еще раз оглянувшись на нее, Шана двинулась вперед.

* * *

Факт: Марси Рейес странная.

Ну хорошо, пусть это не непреложный факт, но Шане так казалось. Да, возможно, эта дамочка спасла всех, заметив в толпе того придурка и заставив его прострелить себе задницу, однако это не дает ей право находиться здесь. Вообще-то, никакого четкого кодекса у пастухов не было, но подразумевалось, что у человека должны быть основания находиться здесь. И основание было следующее: кто-то из близких находился в стаде. Сестра, мать, младший брат, лучший друг – господи, даже сосед. Кто-нибудь. Все равно кто.

Однако у Марси никого не было.

Она просто находилась здесь.

Потому что, по ее словам, путники сияли.

Что опять же было странно, твою мать.

Усугубляло дело то, что Марси произносила это с каким-то религиозным блеском в глазах, с каким-то бредовым благоговением. Она говорила, что путники – это ангелы. Шана знала, что это не так. На самом деле никаких ангелов не бывает. А это были ее младшая сестра и другие люди, и когда из них пытались сделать ангелов, они переставали быть людьми – но так не пойдет.

Это люди.

Не сияющие ангелы, не оружие, не часть каких-то политических махинаций, не жертвы террористического нападения. Это просто люди. Почему они идут – Шана не знала. Что сделало их такими – она тоже не знала. И в настоящий момент ей не было до этого никакого дела. Она думала только о своей сестре. И точка.

Итак: к черту Марси Рейес.

Хотя – ну да, иногда Шане становилось ее жалко. Из того, что у Марси никого не было, следовало… ну то, что у нее никого не было. Никто не общался с ней, потому что все считали ее… странной. Когда Марси позволяли, она спала в кузовах пикапов, ночью, иногда днем, – говорили, что она платит за бензин. Ходили и другие истории. Будто до всего этого она была лишь пустой оболочкой – такой она стала после того, как ее избил до полусмерти какой-то бандюган. Он превратил ее мозг в месиво, но Марси осталась в живых. Поэтому ей пришлось… собирать голову заново. Отсюда шрамы.

Однако это не объясняло, почему сейчас она была нормальной.

Опять же, говорили, что, по словам самой Марси, все дело было в путниках. «Сияющие ангелы» исцелили ее. Что, разумеется, не являлось самым странным – это не шло ни в какое сравнение с самими путниками, – но все равно выставляло Несси и остальных какими-то сверхлюдьми, как будто тут была замешана магия или еще хрен знает что.

Никакой магии тут нет.

Тут нет ничего.

Это просто люди.

Ведь так?

* * *

Толпа пастухов рассеялась, оставив Шану наедине с сестрой – а также с Аравом и Мией, которые задержались. Шана расчесала Несси волосы – надо признать, довольно неряшливо, но она не могла ничего с этим поделать.

(Мрачный голос у нее в подсознании сказал: «И Несси все равно не станет жаловаться». К этому добавился внезапный всплеск злости в отношении сестры, сопровождаемый мысленным криком: «Проснись же, проснись же, проснись!» Разумеется, злость пришла не одна; вместе с ней нахлынула вот уже третья волна чувства вины.)

Смутившись, Тесс постаралась сдержать улыбку. Ей очень нравилась Анжелика, но она смутно ощущала перед ней чувство вины. Меньше чем за неделю до этого она дважды поужинала с Бенуа и получила от этого удовольствие, о чем она, безусловно, не могла рассказать девушке. От Матье по-прежнему не было новостей, она ему тоже не звонила и даже не знала, лучше ему стало или еще хуже. То, что она могла от души смеяться в компании другого мужчины, вдруг показалось ей непростительным, а между тем она об этом нисколько не жалела.

— Ты прекрасно выглядишь, — любезно произнесла Анжелика. — Видимо, торговля идет хорошо?

— Да, пожалуй, все не так уж плохо.

— Новенькие вещички на витрине — просто прелесть!

— Я привезла их из Парижа, ездила туда в понедельник.

(А затем что, снова злость? Злость на отца за то, что тот не выходит из своего проклятого фургона, чтобы расчесать Несси волосы, злость на Марси за то, что она разворошила этот улей, злость на Дейла Веиланда за то, что тот заставил ее тревожиться по поводу того, что ее разлучат с сестрой, и – вишенка на торте – злость на саму себя за все, что происходит под солнцем.)

Она не могла вести себя естественно и боялась, что от Анжелики это не укроется.

(Блин!)

— Как дела у отца? — заставила она себя спросить. — Когда мы с ним виделись в последний раз, он был не очень… любезен со мной.

– Куда ей идти? – спросил Арав, имея в виду Марси.

— Сейчас я как раз собираюсь к нему заехать. Пойдешь со мной?

– А мне какое дело? – бросила Мия. – Скатертью дорога! У этой дамочки явно не все дома.

— Не думаю, что стоит это делать.

– Возможно, она ничего не может с этим поделать, – сказала Шана.

— Почему? Вы поссорились?

– В чем дело – ты теперь ее защищаешь?

— Можно и так сказать. Он держался отстраненно и даже предложил мне поставить на нем крест и чувствовать себя свободной.

– Нет. Нет! По мне, она пусть хоть подавится! Я просто хочу сказать… она какая-то… не знаю, сдвинутая. Сумасшедшие сами не хотят быть сумасшедшими.

— Ты шутишь? Он тебя обожает!

– Как бы там ни было, – Мия махнула рукой, – на мой взгляд, она явно не в себе. К тому же, может она держать себя в руках или не может, у меня нет ни малейшего желания быть рядом с ней, а приставать к чужому путнику нельзя.

— С тех пор как он уединился в своей берлоге, наверное, он понял, что я ему не слишком-то нужна.

Анжелика внимательно взглянула на нее, прежде чем заметить:

– Путники не являются чьей-то собственностью, – заметил Арав.

— И ты вот так просто мне об этом сообщаешь?

Чем удостоился резкого взгляда со стороны Мии. И любопытного со стороны Шаны. «Что он хотел этим сказать?»

— А как я должна была тебе сообщить?

– Никто и не говорил, что они наша собственность, – сказала Шана.

– Да, Рави, – отрезала Мия. – Я просто хочу сказать, что родные – это родные, люди, которых ты любишь, твои близкие. У Марси здесь нет никого, и она не должна… ну, набрасываться на всех, словно какая-то фанатка, твою мать!

– Может быть, – тихо произнес Арав, – она просто пытается найти своих близких.

– Пусть ищет их где-нибудь в другом месте! – презрительно фыркнула Мия.

– У меня тоже здесь никого нет. Значит, и я чужой?

– Мия имела в виду совсем другое, и ты это прекрасно понимаешь. – Шана потянулась к нему, но он отдернул руку.

– В Америке я человек с темной кожей. Я знаю, что это такое – быть чужим. Может быть, все-таки нужно быть с Марси помягче? – Внезапно Арав ощетинился. – Не важно. Никто не знает, как долго мы останемся здесь.

С этими словами он развернулся и направился прочь, в противоположную сторону от Марси Рейес.

– Черт возьми, что это было? – спросила Мия.

– Не знаю. Так, ничего.

– Вы с ним поругались?

– Мы не… мы не поругались – и мы не «мы с ним». Он сам по себе, я сама по себе, и точка.

– О, ну же, девочка! Вы с ним держитесь за руки и все такое. – Мия томно опустила глаза. – О, Арав! О, Шана! Давай возьмемся за руки! Может быть, поцелуемся? Нет, нет, нельзя! Я слишком маленькая. А ты слишком старый. У вас все прямо как у Ромео и Джульетты, вот только Ромео и Джульетта кончили совсем плохо…

– Очень мило!

Мия послала ей воздушный поцелуй.

Шана собиралась объяснить ей, что они с Аравом из двух совершенно разных миров, что он даже не пастух, и, кстати, ей уже восемнадцать, так что ее возраст больше не имеет значения, «спасибо тебе огромное», и, может быть, Мия в кои-то веки уткнулась бы носом в собственную задницу, вместо того чтобы лезть в задницу к другим.

Но ей не дали возможность высказать все это.

Ее оборвал шум двигателя. Вначале отдаленный, словно ворчание пробуждающегося дракона. Он наполнил дрожью землю, поднялся по ногам до самых зубов.

– Это еще что за хрень? – спросила Мия, повышая голос, чтобы ее было слышно.

Ничего не ответив, Шана лишь испуганно пожала плечами.

Звук становился все громче и громче. Теперь она уже могла определить, где находился его источник: где-то сзади. И он быстро приближался. Шана ощущала это своей грудью.

И затем, вот так, появился мотоцикл. «Харли-Дэвидсон», вишнево-красный, с нарисованными на бензобаке черепами с огненными глазами. На нем сидел костлявый чувак, похожий на Джека Скеллингтона[75], вытянув руки вперед, запрокинув голову назад, в зеркальных стеклах очков отражение выстиранного в кислоте неба. На спине болталась на ремне акустическая гитара, к заднему сиденью была прикреплена черная кожаная сумка.

Подъехав к голове стада, чувак остановил мотоцикл, поставил его на подножку и соскочил на землю. Забрав свою сумку, он с силой пнул мотоцикл ногой, и тот свалился с грохотом. На лице у чувака застыло выражение неподдельной гордости – гордости ребенка, который вытащил из подгузника кусок дерьма и с радостью рисует им на стене.

– Этот тип кажется мне знакомым, – сказала Шана.

– Так и должно быть, – сказала Мия.

– Почему?

– Это же Пит Корли!

– Кто?

– Блин, с тобой я чувствую себя такой старой! – Мия покачала головой.

* * *

Вейланд бдел. Бенджи сидел в прицепе, а Сэди находилась снаружи, предположительно говорила по телефону с «Файрсайт». Вейланд походил на строгого учителя, который на экзамене следит за тем, чтобы никто не списывал. Что мешало Бенджи раскапывать и дальше свою теорию о нанотехнологиях. Его так и подмывало отбросить к чертям всякую осторожность и заняться исследованиями прямо на глазах у Дейла Вейланда, уповая на то, что тот слишком глуп и все равно не поймет, чем занимается Бенджи. Однако он сознавал, что недооценивать Вейланда будет большой ошибкой. Поэтому продолжал изучать сканы клеток Клейда Бермана – разорванных взрывным, ударным воздействием. Для этой цели он использовал телефон «Черного лебедя» – не в качестве проектора, а для сохранения изображений на экране.

– Это то самое устройство? – спросил Вейланд.

– Прошу прощения?

– «Черный лебедь». Вы выходите на него с помощью вот этого?

Бенджи ответил не сразу.

– Да.

– То есть это не сказки? Он действительно работает?

Прежде чем Бенджи успел ответить, телефон моргнул зеленым, отвечая на вопрос Вейланда.

– Да, работает.

– МВБ также должно иметь к нему доступ.

– У вас есть доступ. Через ЦКПЗ. – Неужели этот человек действительно этого не знает? – «Черный лебедь» уже помог ФБР и министерству внутренней безопасности предотвратить несколько кризисов.

– Нам нужен прямой доступ. Без посредников.

– Хорошо, как скажете.

Вейланд приблизился вплотную к Бенджи. Выпятив грудь. Вскинув подбородок, глядя поверх своего бочкообразного носа.

– Дайте-ка посмотреть, – сказал он, выхватывая телефон «Черного лебедя» у Бенджи из руки.

Тот не сопротивлялся; хотя он знал, что разбить телефон практически невозможно, ему не хотелось, словно маленькому ребенку, отстаивающему свою игрушку, вступать в противоборство с этим грубияном, в результате которого телефон мог упасть и все-таки повредиться. «Пусть посмотрит».

– В следующий раз можете просто попросить у меня, – сказал Бенджи.

– Попросить? Попросить… Ну да. А я-то полагал, что вы принадлежите к клубу тех, кто беспрекословно делает так, как я скажу, твою мать… Сами понимаете, Лонгакр.

– Да, я понял, что вы имели в виду.

– Не буду скрывать – я с огромным удовольствием вышвырну вас отсюда. Вы мне не нравитесь. Я вам не доверяю, черт побери. Хотите поговорить начистоту? Вы в точности как Хант. Скользкий лицемер, думающий только о сиюминутной выгоде… Хант – политик в худшем смысле этого слова, она скажет и сделает все что угодно, только чтобы добиться своей цели. Точно так же и вы поступили в Лонгакре. Правда вас не интересует – вам главное вести свою игру. – Шагнув к Бенджи вплотную, Вейланд добавил тихим угрожающим тоном: – В Америке Крила таким, как вы, места не будет. Только верные, преданные люди. Говорящие правду.

– Наверное, меня нисколько не удивляет то, что вы поддерживаете Крила. – Бенджи пожал плечами. – Но, должен признаться, меня удивляет то, что вам известно слово «лицемер».

Выбросив руку вперед, Вейланд крепко схватил Бенджи за подбородок. Его лицо исказилось от ярости.

– Ах ты долбаный… – взревел он.

В это мгновение из телефона «Черного лебедя» вырвался луч света, ударив его прямо в глаз. Вскрикнув, Вейланд заморгал, разжимая руку, и телефон вывалился Бенджи на колени.

– Твою мать, блин! – воскликнул Вейланд, размахивая перед собой рукой, словно его ослепил какой-то материальный объект, а не мощный луч света.

– Бывает, он иногда чудит, – сказал Бенджи. – Приношу свои извинения.

Вейланд застыл на месте, часто моргая. Когда зрение наконец вернулось к нему, он ткнул пальцем в Бенджи:

– Ты козел!

В ответ Бенджи лишь небрежно пожал плечами.

У Вейланда за спиной открылась дверь прицепа. Показавшаяся там Касси махнула рукой, приглашая Бенджи выйти на улицу. Тот спокойно встал и, проходя мимо Вейланда, тихо произнес:

– Если вы еще раз так прикоснетесь ко мне, я подам на вас иск. Потому что благодаря «Черному лебедю» я записал и сохранил весь наш разговор. Вы занимаетесь своей работой, я – своей.

Бенджи не знал, справедливо ли это замечание – у него не было никаких свидетельств того, что «Черный лебедь» записывает все, что видит, но он определено все слышал и воспринимал окружающее. Несомненно, тот факт, что машина решила прийти к нему на помощь, говорил не только о том, что «Черный лебедь» обладал интеллектом, но и о том, что он являлся личностью.

Однако этой проблемой можно будет заняться потом. Сейчас предстояло решать совершенно другие задачи.

– Что там у вас произошло? – спросила Касси, когда они отошли от прицепа. – Вейланд на тебя наехал?

– Ничего иного от него не следует ждать. Что у тебя?

– Я только что говорила с Флоридой, с Темсоном.

Харви Темсон был патологоанатомом, занимавшимся делом Гарлина. Законы Флориды требовали, чтобы вскрытие осуществлял местный патологоанатом, но Темсон работал в тесном взаимодействии с ЦКПЗ. Бенджи был знаком с ним – они несколько раз встречались на конференциях. Хороший парень, хотя и немного… замкнутый.

– Пожалуйста, только не говори, что тело похитили.

– Нет, – успокоила его Касси. – Речь идет о его головном мозге.

– О мозге Гарлина? Что с ним не так?

– Грибок. Он… он там. Пронизал все насквозь, словно корни дерева в мягкой почве.

Вздохнув, Бенджи посмотрел на идущих вдалеке путников.

– Наверное, этого следовало ожидать. Мягкие ткани, доступные через полости, становятся идеальным местом для размножения колонии грибков…

Касси вывела изображение на экран телефона и показала его Бенджи.

– Дело не в этом.

Бенджи долго рассматривал картинку. Касси была права. Увеличив масштаб, он увидел, что нити паразитирующего грибка проникли глубоко внутрь – да, подобно корням дерева, словно сосуды кровеносной системы. Бенджи указал на раздутые, опухшие ткани вокруг этих грибковых нитей.

– Похоже на воспаление.

– Да, грибок вызвал сильный воспалительный процесс. И рубцевание тканей.

Что могло произойти только в том случае, если Гарлин был еще жив. То есть грибок развился не после смерти. Теперь смерть Гарлина можно было считать следствием грибковой инфекции.

– Я полагаю, Гарлин носил в себе эту заразу на протяжении многих месяцев, – сказала Касси.

– Продолжай.

Она заговорила, и Бенджи уловил в ее голосе дрожь. Касси была крепкая, она насмотрелась на все – и если что-то ее пугало, ему также становилось не по себе.

Шумно выдохнув, Касси сказала:

– ФБР глубоко покопалось в его семейной жизни, в деловых отношениях – во всем. Как выясняется, в последнее время он вел себя как полный придурок, твою мать. Симптомы деменции. Странное поведение в физическом, умственном и эмоциональном плане. Кроме того, у Гарлина были налицо признаки простуды – обыкновенного вирусного заболевания, ничего серьезного, не грипп, не воспаление легких. Возможно, это была обычная простуда, а может быть, аллергическая реакция, и если учесть воспалительные процессы в головном мозге и по всему телу, все сходится.

– Когда это началось?

– Вскоре после того, что произошло в Сан-Антонио. Там была грандиозная презентация нового парка «Гарлин гарденс». Гарлин устроил шоу из взрывотехнических земляных работ, но… при этом вскрылась система подземных пещер.

– Система подземных пещер. – Внутренности Бенджи провалились сквозь землю. Сбывались худшие его опасения. А если учесть то, кто говорил ему об этом – эксперт-ветеринар, знающая зооноз так, как она, наверное, знала свою собственную мать, – страх Касси становился понятен. – Летучие мыши. Гарлин выпустил летучих мышей.

– Ты попал в самую точку.

Она открыла на телефоне видео. Отрывок продолжался всего десять секунд, однако нападение он запечатлел отчетливо. Гарлин стоял на сцене перед толпой, а тысячи маленьких летучих мышей налетели на него и на всех остальных.

– Мексиканские складчатогубы, – продолжала Касси. – Судя по всему, первые симптомы проявились у Гарлина через два месяца после этого. Мы исследовали биологическое строение грибка, поселившегося у него в теле. Оно очень напоминает строение и Pseudogymnoascus destructans, и Ophidiomyces ophiodiicola.

Сердце у Бенджи заколотилось вдвое чаще. Касси имела в виду, что инфекция, которая поразила Гарлина и, возможно, стала причиной его смерти, была пугающе похожа на грибок, вызывающий синдром белого носа у летучих мышей, и грибковое заболевание, поражающее змей. Оба этих грибка безжалостно расправлялись с летучими мышами и змеями по всей стране – уничтожая тела зараженных животных. У змей появлялись язвы на чешуе. У летучих мышей отмирали крылья, и некоторые исследования позволяли предположить, что белоносый грибок, названный так из-за вызываемого им белого порошкообразного налета на мордочке зверьков, также воздействовал на способность летучих мышей осуществлять эхолокацию. Летучие мыши теряли возможность находить пищу, а повреждение крыльев лишало их способности летать.

Смертность у змей доходила до ста процентов. У летучих мышей дела обстояли получше, но ненамного – в зараженных популяциях смертность приближалась к девяноста процентам. И тем не менее грибок уже погубил миллионы летучих мышей – свыше шести миллионов, по последним данным. В основном малых бурых ночниц.

– Ты говоришь о скачке зооноза.

Пауза.

– Да.

– Это плохо, Касс.

– Это очень плохо, Бенджи. И мне тяжело это говорить – дальше становится только хуже.

– То есть?

– Мы установили еще троих человек, которые умерли.

– Троих. Так, хорошо. – «Сделай глубокий вдох и выдох, Бенджи». – Они как-либо контактировали с Гарлином?

– Только косвенно. Они присутствовали на церемонии начала земляных работ. Все трое… – Касси зашуршала бумагами. – Джесси Арвакс, Грег Руни и Тим Бауэр не только присутствовали на церемонии, но и достоверно подверглись нападению летучих мышей. Двое из них в качестве профилактики сделали прививку от бешенства.

– Отлично, отлично… – У Бенджи голова пошла кругом. – Наверное, это можно считать хорошей новостью. Трое умерших – четверо, считая Гарлина, – это печально, но цифра небольшая.

Ему хотелось надеяться, что это что-то вроде гриппа. Если речь идет о зоонозе, большинство инфекционных заболеваний, перескакивающих от животных к человеку, захватывают какой-то плацдарм, однако на этом, как правило, все и заканчивается.

Четверо умерших. «Цифра небольшая», – мысленно повторил Бенджи.

Тем не менее грипп-испанка тоже начинался в 1918 году скромно. Весной появился первый слабый штамм, но к концу лета он уже мутировал в нечто гораздо более страшное. Всего эпидемия убила сорок миллионов человек – больше, чем погибло в Первую мировую войну. Бенджи хотелось верить, что эта болезнь – унесшая жизни четырех человек – остановится на цифре «четыре» и не рванет вперед с патогенным рвением.

– Похоже, болезнь не передается от человека к человеку, – продолжал он. – У летучих мышей она крайне заразная – если заболеет одна особь в колонии, заразятся все.

– Верно. Сейчас мы пытаемся это установить. Но если предположить, что… ну после скачка болезнь перестала быть заразной, тогда не все так плохо.

Бенджи вдруг подумал: считать, что всего четверо умерших от грибкового заболевания, перескочившего от летучих мышей к человеку, это не «так плохо», – свидетельство особой формы психоза. Но, опять же, таков был крест, который приходилось нести ему и другим профессиональным медикам. Если отбросить в сторону врачебный такт, очень легко было скатиться к холодному клиническому восприятию окружающего мира. Цифры и данные. В Лонгакре Бенджи попытался уйти от этого, и результат оказался плачевным.

Но…

Быть может, в Лонгакре он действовал чересчур открыто, чересчур решительно. И переусердствовал. Быть может, пришло время двигаться вперед маленькими шагами.

– Возможно, для нас это хорошая новость, – сказал Бенджи.

– Я тебя не совсем понимаю.

– Прояви терпение. – Бенджи поморщился, ненавидя себя уже за то, что он это предлагает. – Касси, мы знаем, что МВБ хочет дать нам пинка под зад.

– Да, но и что с того?

– Я могу обратиться с этим к Лоретте, та передаст Флоресу, а тот уже доложит Хаит. Если нам удастся это протолкнуть, мы сможем еще какое-то время заниматься нашим делом.

«По крайней мере, до тех пор, пока я не проверю свою теорию относительно нанотехнологий», – мысленно добавил он.

– Но эта грибковая вещь, похоже, никак не связана с феноменом путников. Мостика нет.

– Ты это знаешь. И я это знаю.

– О! – Наконец до Касси дошло. – Но больше этого не знает никто.

– Совершенно верно. Это позволит нам выиграть время. Мы уже документально оформили то, что рассматриваем версии о грибках и паразитах. Если учесть то, что на Джерри Гарлина нам указал «Черный лебедь», можно будет сослаться на это. И будем надеяться на то, что мы разберемся с тем, что «Черный лебедь» имел в виду.

– Это точно не повторение Лонгакра?

– Надеюсь. – Бенджи сглотнул комок в горле. – Я понимаю, что ты не хочешь этого. Ты для меня тут критерий. Если скажешь не делать этого, мы откажемся. Ты сожалела о том, что в Лонгакре я с тобой не посоветовался, – что ж, вот я обращаюсь к тебе за помощью. Я устал, я на взводе, так что, возможно, в этом я не лучший судья…

– Мы сделаем так, как ты предлагаешь.

– Ты уверена?

– Нет, совсем не уверена, но, имея дело со стадом, мы оперируем на дикой, неизведанной территории. Вейланду и его громилам это не понравится, но я обеими руками за. Предлагаю послать его на хрен и сделать так, как ты предложил, босс.

– Хорошо, Касс. И дай мне знать, если у тебя появится что-либо еще.

– Договорились. – Новая пауза. – Слушай, Бенджи, у тебя все хорошо? Только честно.

– Нет, – признался он. – Далеко не все. А у тебя?

– Тоже неважно.

– Что ж, будем «неважными» вдвоем. Надеясь на лучший день.

– За это можно и выпить, – сказала Касси.

Послышался шум. Похожий на рев двигателя. Вдалеке, но приближающийся. Касси и Бенджи озадаченно переглянулись.

Обернувшись, они увидели мотоциклиста, едущего на «Харли-Дэвидсоне» кроваво-красного цвета, украшенном черепами. Соскочив с мотоцикла, долговязый мужчина, похожий на пугало рок-н-ролла, пнул его ногой, словно ему не было до него никакого дела. После чего направился к стаду. Словно хозяин.

– Это же… Пит Корли… – разинув рот, пробормотала Касси.

– Пит Корли? Из «Мерзкого пошляка»?

– Клянусь, это он! Я была на паре фестивалей, на которых они выступали. Он был сумасшедшим, настоящей рок-звездой – таких теперь больше не делают.

Бенджи наблюдал за тем, как осознание этого доходило до всех пастухов – у одного за другим загорались глаза. По мере того как Корли приближался к ним, они отходили от стада и шли ему навстречу. Кто-то не решался подходить к нему близко и таращился на него издалека. Другие, сияя, спешили пожать ему руку. А он вел себя естественно и непринужденно, словно все происходящее было для него чем-то совершенно обычным.

Бенджи не был большим поклонником музыки «Мерзкого пошляка» – группа гремела в восьмидесятые, когда он был еще маленьким. Она исполняла что-то среднее между глэм-роком и поп-панком, подобно какому-то чудовищному гибриду «Аэросмит» и «Рэмоунз». Бенджи вырос на хип-хопе и ар-эн-би. Сейчас он слушал музыку редко – в отличие от Касси, которая пряталась в уют своих наушников пять минут из каждых десяти. Когда у Бенджи все-таки находилось время для музыки, он слушал что-нибудь более мелодичное.

Однако из того, что Бенджи не испытывал особой любви к «Мерзкому пошляку», еще не следовало, что он не знал, что это за группа. Она не принадлежала к таким гигантам, как, скажем, «Роллинг стоунз» или «Битлз», но на протяжении добрых двадцати лет доминировала в мире рок-н-ролла, собирая полные стадионы и удостаиваясь чести выступать в перерыве матча за Суперкубок[76]. В настоящее время группа по-прежнему давала о себе знать раз в несколько лет. Выступление в вечернем телешоу. Новый сингл. Разговоры о новом альбоме, который так и не появлялся.

Корли был известный болтун и демагог. В прошлом у него не раз случались проблемы с законом, он громил гостиничные номера, в девяностых сидел на кокаине. Или хоть вспомнить ту выходку на Новый год в 2000 году, когда Корли выскочил на сцену на Таймс-сквер в тот момент, когда там выступала Бритни Спирс[77]. Однако ему всегда каким-то образом удавалось избегать последствий за свои действия. Все были от этого в восторге. Даже на том самом новогоднем вступлении Спирс сперва пришла в ярость, но затем оттаяла и даже спела вместе с Корли дуэтом.

– Классный парень! – сказала Касси. – Если честно, я от него без ума.

– Зачем он сюда заявился?

– Я так полагаю, в поисках внимания. Увидев, куда нацелены телекамеры, он решил выпрыгнуть прямо перед ними.

— Не так давно ты считала его несравненным, говорила, что это человек, которого не встретишь каждый день на улице, что он…

И этот замысел сработал. Бенджи отметил, что уже кое-кто из «прикомандированных» журналистов устремился к Корли.

– Ребята! – К ним бегом направлялся Арав. – Ребята, вы должны видеть это!

— О, все это было раньше. Сегодня никто уже не знает, каков он, даже он сам. Пока он просил меня подождать, дать ему пережить кризис, я еще могла надеяться, что все вернется в обычное русло. На прошлой неделе он пригласил меня пообедать в кафе, и тогда мне показалось, что это уже был огромный шаг вперед. Но надежда оказалась ложной, произошло то, что произошло: он фактически дал мне отставку. Матье обязательно поправится в один прекрасный день, но я не уверена, что этот день он захочет провести в моем присутствии.

– Уже видели, – сказал Бенджи. – Пит Корли – знаем.

— О, Тесс! — Анжелика, казалось, была ошеломлена тем, что только что услышала.

– При чем тут Корли? – задыхаясь, выдавил Арав.

— Если все его оставят, как же он сможет поправиться? — пробормотала она. — Мама его бросила, братья тоже, вот теперь и ты, и даже психиатр, кажется, от него отказался! Что ж, значит, осталась только я, чтобы его поддерживать?

Достав телефон, он включил прямую трансляцию канала Эм-эс-эн-би-си. Картинка застыла, «колесико» беспомощно крутилось: здесь, в глуши, сигнал сети не имел и половины должной силы – в лучшем случае четверть, а то и всего десять процентов. Наконец видео загрузилось, и началось воспроизведение…

Она немного прошлась по лавке, протянула руку к одной из витрин, но оборвала свой жест. Когда она снова подняла глаза на Тесс, ее печаль внезапно сменилась гневом.

Бенджи увидел на экране военную технику – армейские бронетранспортеры. У него сразу же возник вопрос: «Куда они направляются?» Но затем он увидел подпись внизу: «Риверсайд, штат Айова».

— Вам всем не хватает терпения, всем! Он в депрессии всего лишь два месяца, а для вас это уже слишком долгий срок! Да, всем нужно, чтобы ты был на высоте, иначе тебя безжалостно осудят и выбросят, как тряпку! Но я люблю своего отца и всегда буду защищать его.

Это объясняло, почему Вейланд вел себя так задиристо. То, о чем он предупреждал, уже началось.

— Не нервничай так, Анжелика. Я никогда не говорила ничего подобного…

– Сколько сейчас времени? – спросил Бенджи.

— Именно это ты только что сказала! Да и все в твоем облике говорит о том, что ты чувствуешь облегчение. Как я только вошла сюда, я увидела тебя веселой и похорошевшей. Теперь-то я понимаю почему.

– Три часа дня, – ответил Арав.

Резко повернувшись, Анжелика бросилась вон из магазина, оставив Тесс в недоумении. Когда это она была веселой? Разве она чувствовала облегчение?

Это означало, что власти решили действовать быстро. На экране бегущей строкой появились слова о том, что президент Хант наконец перешла к «решительным действиям» в отношении феномена лунатиков.

Бенджи насчитал в кадре три бронетранспортера – в каждом десять солдат. Солдаты уже десантировались, с автоматическими винтовками наготове.

Однако доля правды в словах Анжелики была, не имело смысла это отрицать. В последнее время, одинокими ночами, Тесс много думала о своем будущем. Матье был болен, а не просто уехал куда-то; невозможно было понять, когда наконец он «вернется», его депрессия могла длиться бесконечно. У нее появилось ощущение, что она больше ему не доверяет. Он перестал снимать городскую квартиру, а ведь ей не сказал; не для того ли, чтобы навсегда похоронить себя в Сент-Адрессе и никуда оттуда не выползать? Когда она обо всем этом думала, ее охватывал страх. А теплое, полное оптимизма общение с Бенуа ее успокаивало. До такой степени, что она бесконечно задавала себе один и тот же вопрос: из-за чего же она его тогда бросила? В то время ей вовсе не хотелось строить с ним совместную жизнь, ну а теперь? Матье, Бенуа… Разве еще недавно могло ей прийти в голову их сравнивать? И потом, в одном Анжелика была права: любить кого-то только за то, что он в данный момент находится в прекрасной форме, действительно очень эгоистично и достойно презрения. Безумно влюбленная в Матье, она поверила в то, что будет связана с ним на всю долгую дальнейшую жизнь, и вот уже готова повернуться к нему спиной! Значит, такова истинная глубина ее чувства? Теряясь в невеселых мыслях, Тесс машинально продолжила смахивать пыль с расставленных на витрине предметов, пока не задела ручкой щетки фарфоровую наседку, которая, качнувшись, полетела с полки вниз, разбившись вдребезги.

Казалось, все до одной клетки в теле Бенджи застыли – он мысленно представил себе один из возможных сценариев: вооруженные солдаты надвигаются на пастухов, те оказывают сопротивление, средства массовой информации наблюдают за столкновением со стороны. В лучшем случае разбитые головы и кровь на асфальте. В худшем кто-то начинает стрелять. Есть ли у пастухов огнестрельное оружие? Бенджи ничего не видел, но, если честно, он и не искал. Полиция лишь присматривала за общим порядком, пастухов никто не досматривал. Это могло стать самой настоящей пороховой бочкой.

Она посмотрела на осколки и горько расплакалась, как раз в то время, когда в лавку зашла парочка покупателей.

– Блин! – пробормотал Бенджи.

* * *

Нужно связаться с Лореттой.

Когда Анжелика подошла к дому Матье, она все еще не пришла в себя после разговора с Тесс. Она была разочарована и понимала, что отныне та уже не была ее самой верной союзницей в борьбе с депрессией отца, и теперь ей предстояло бороться в одиночку.

Срочно.

Войдя на кухню, она с изумлением обнаружила новый американский холодильник и индукционную плиту. Не веря своим глазам, она прошла в гостиную, где увидела клетчатые кресла, журнальный столик, ковер и новомодные консольные бронзовые лампы. При виде последних у нее поневоле вырвался радостный возглас.

29

— Папа, ты здесь? Ты наконец решил обставить свой дом? Это просто великолепно, обожаю тебя!

Мы едим то, что добываем на охоте

Она услышала, как отец спускался по лестнице, и пошла навстречу, чтобы обнять его.

— Нет, правда, здесь так все изменилось! Как ты все это устроил?

Мы сейчас говорим о потенциальном Шестом вымирании. В истории было уже пять подобных событий, когда биологические виды начинали стремительно исчезать, и именно это мы наблюдаем сейчас – позвоночные вымирают в сто раз быстрее ожидаемых темпов, и мы только начинаем оценивать в полной мере то, насколько плохо это скажется на беспозвоночных. Исследования немецких ученых показывают, что начиная с 1989 года в Германии исчезло до 75 процентов обитавших там видов насекомых. Вы не обратили внимания на то, насколько меньше мошек размазывается о лобовое стекло вашей машины, когда вы едете по шоссе? Или насколько реже теперь стали попадаться светлячки? Встречайте Шестое вымирание. И в этом видео мы обсудим, какие последствия это будет иметь для всего мира – и для нас. После просмотра не забывайте ставить лайки и подписываться на канал!
Карл Йон, писатель-ученый, ведущий канала «Нулевой час» на «Ютьюбе»

— Покопался в интернете и заказал.

3 ИЮЛЯ

— Замечательный выбор! Ты доволен?

Ико-Лейк, штат Индиана

— Кажется, да.



— Хорошая обстановка всегда поднимает настроение, — подтвердила Анжелика. — Помнишь тот день, когда мы устанавливали мебель в моей студии? Я до сих пор ей радуюсь, когда вечером прихожу к себе, на душе сразу становится тепло.

И снова пастор Мэттью Бёрд был брошен из огня в полымя, имея только тарелку с едой, чтобы отбиваться от тех, кто стремился заговорить с ним. Впрочем, не то чтобы он этого хотел – в кои-то веки ему доставляло удовольствие находиться в центре событий. Ему было хорошо. Он чувствовал, что нужен людям. Господи, он занимался чем-то важным.

— Помню ли я тот день? Да ты чуть по миру меня не пустила своими покупками, — сказал Матье, смеясь. — Да и спина у меня неделю не разгибалась. Мог ли я подумать, что все это мне еще предстояло и здесь!

Мэттью чувствовал себя человеком, оказавшимся на маленьком плоту посреди океана. Он плавал туда и сюда, от дома до массивных столов из темного вишневого дерева на улице, где толпился народ. Горячительные напитки – горький пунш с лошадиной дозой бурбона и терпким привкусом лимона и апельсина – текли рекой, разбухшей после проливного дождя.

Его притворно раскованный тон немного встревожил Анжелику.

Но Мэттью то и дело озирался по сторонам, стремясь найти сына или жену – или даже Озарка. В конце концов он оторвался от одной группы, в которой был даже самый настоящий астронавт, и, направляясь к другой, неожиданно для себя наткнулся на Роджера Грина.

— У тебя проблемы с деньгами? Плохо с финансами?

– Привет, Роджер, – сказал Мэттью, поймав себя на том, что слова болтаются у него во рту слишком свободно – смазанные, как он испугался, чрезмерным обилием выпитого. – Вы видели…

— Скорее да. Думаю, я получил то, что заслужил.

Однако Роджер заставил его замолчать. В руке он держал что-то – пульт дистанционного управления, направленный на плоский телевизор над баром.

Огромный экран ожил яркими красками. Звук был приглушен, и Роджер его прибавил – и вскоре тот уже заглушил гомон находившихся рядом людей. Все притихли, пасуя перед телевизором.

(И тут, оглядевшись по сторонам, Мэттью рассеянно подумал, как это странно, когда люди поворачиваются к светящемуся прямоугольнику с таким непонятным благоговением в глазах. Прямоугольник гипнотизировал их. Так гипнотизировал телевизор в любом помещении и самого Мэттью – вот почему он терпеть не мог есть в ресторане, в зале которого был включен телевизор. Мэттью всегда ловил себя и своего сына на том, что они завороженно прикованы к экрану. Как будто они украли часть своей преданности Богу, отдав ее этому… этому проклятому светящемуся прямоугольнику! И все же что ему оставалось делать? Мэттью поворачивался к телевизору и начинал смотреть и слушать.)

Роджеру не нужно было переключать телевизор на «Фокс ньюс» – тот и так был настроен на этот канал. Кадры показывали бронетранспортеры – ведущий сказал, что это техника американской армии, – высаживающие солдат у стада лунатиков в Айове.

И снова Мэттью перевел взгляд на тех, кто был рядом с ним, – возможно, странный поступок, на который его, скорее всего, толкнул виски, затуманивший ему голову. Он увидел, что взгляды всех прикованы к телевизору и мелькание красок на экране отражается в зрачках и стаканах. Затем краем глаза Мэттью заметил какое-то движение: Озарк Стоувер. Подошедший вместе с сыном и женой Мэттью. Озарк что-то протягивал Отом, и та кивала. Бо, напротив, просто стоял, уставившись на экран телевизора, как и все остальные.

Это продолжалось всего какое-то мгновение – вроде бы несущественный пустяк, который закончился, едва успев начаться. Однако Мэттью его уловил, и оно застряло у него в зубах жестким хрящом. Затем Озарк посмотрел на него, улыбнулся и кивнул. Отом не смотрела в его сторону – взяв Бо за руку, она направилась прямиком к двери, в то время как Озарк шагнул в толпу, пробираясь к Мэттью. Пастор не знал, как ему быть – пойти навстречу Озарку? Или последовать за женой и сыном?

В нерешительности он остался стоять на месте. Что в каком-то смысле явилось само по себе решением.

Приблизившись, Стоувер остановился перед ним и указал бородатым подбородком на телевизор.

– Страшная штука.

– Это к лучшему, – сказал Мэттью. – Я так думаю.

– Твою мать! – выругался Озарк. – Прошу прощения за свой язык.

– Не понимаю. Разве плохо то, что Хаит наконец решилась на это?

– Плохо. Всякий раз, когда Хант что-либо делает хорошо, для нас это плохо. Крил давил на нее, и она уступила – что, может быть, и выставляет ее слабой, но, с другой стороны, также показывает, что она все-таки решила взяться за этих извращенцев. – Озарк вздохнул. – И все-таки я надеюсь, что Крил разоблачит ее лицемерие. Тут главное то, как это подать.

Мэттью сглотнул комок в горле. Внезапно у него пересохло во рту. Почему он побоялся спросить у Озарка насчет жены и сына?

– Я видел, вы разговаривали с Отом. Она не…

– Ушла? Да, она собиралась уходить.

– Она не сказала почему?

– Кажется, устала.

Рот Мэттью уже принял новые очертания, намереваясь спросить у Озарка, что тот передал Отом… но из него не вырвалось ни звука. Мэттью решил позже спросить у самой Отом.

К этому времени Роджер уже выключил телевизор и поблагодарил всех за внимание. И толпа словно завелась. Все заговорили разом, громко обсуждая только что увиденное.

Тем временем Озарк посмотрел на тарелку у Мэттью в руках, на которой когда-то лежали свиные ребрышки, но Мэттью постарался, очистив их до голых костей.