Продвигаясь вдоль дома в сторону главного входа, Таракан вспоминал, как впервые увидел этого кригара, когда похищал Пламя Души в Северных королевствах. Огромный огненный алмаз использовали для обеспечения энергией целого региона.

Впрочем, по сути Пламя Души не был огненным алмазом – на самом деле он являлся четвертью Камня-Сердца, некогда бывшего сердцем великой драконицы Ану – матери драконов, от которой произошли все драконы, драконицы, чьё дыхание выковало незримые пути Небесного Механизма под руководством Верховного Конструктора.

Таракан не очень-то верил в правдивость этих мифов, зато Тёмная драконица верила. Она жила на этом свете не одну тысячу лет и когда-то была одной из четырёх сестёр-защитниц Камня-Сердца, образовавшегося из души великой праматери-драконицы Ану. После того как Тёмная драконица попыталась обмануть своих сестёр и присвоить Камень-Сердце, он был разбит на четыре куска, которые затем затерялись в разных частях света. С тех пор Тёмная драконица искала эти четыре осколка и именно она заставила Таракана похитить Пламя Души из Северных королевств, где камень хранился у кригара Хэла Северянина.

Таракан не сомневался: кригар постарается поквитаться с вором. К тому времени как Таракан украл Пламя Души, Хэл успел потерять глаз, однако дракон остался при нём. На тот момент Хэл был главой кригаров, и как раз во время его дежурства Таракан совершил похищение. Как бы то ни было, повороты Механизма непредсказуемы, и они привели Тёмную драконицу ко второму осколку Камня-Сердца, хранившемуся у Виолетты Фицуильям.

Таракан подошёл к главному крыльцу дома Фицуильямов, как вдруг услышал голос Пейсли: она выкрикивала его имя. На секунду шпион замер, представляя, как ветер развевает огненно-рыжие волосы Пейсли, когда она выглядывает в окно.

Таракан тряхнул головой и быстро зашагал прочь от дома. Наверняка Пейсли уже нашла дневник и вложенный в него диск с предсказанием судьбы, который мастер Звездочёт изготовил по приказу Тёмной драконицы.

Поначалу мастер Звездочёт был против, старый механик уверял: неправильно это – даровать человеку второй набор звёзд. Однако в итоге Тёмная драконица, как всегда, победила.

Таракан поправил воротник своего щегольского пальто (плотная шерстяная ткань неприятно колола шею) и вытащил из кармана маленькую жестяную коробочку. Открыв её, он посмотрел на лежащих внутри спящих механических таракашек и маленький электрикодисплей. На экране горела одна-единственная крупная точка.

Остановившись в конце улицы, Таракан взглянул на дом, сжал коробочку в ладони и послал мысленный сигнал о своём намерении. Он уже давно обнаружил, что механические таракашки лучше отвечают на его команды, если он спокоен и думает только о задании, которое им даёт. Таракан сосредоточился на мысли, как будет себя чувствовать, когда таракашки выполнят свою миссию, и спустя пару мгновений от светящегося пятнышка на экране отделилась маленькая точка и начала движение. Таракан знал, что оставшееся неподвижным пятнышко – это механические таракашки, спрятавшиеся глубоко в карманах его старого пальто, того самого, что сейчас носит Корбетт Граббинс. Единственная движущаяся точка разделилась надвое: два механических таракашки только что пришли в движение.

Он услышал их прежде, чем увидел: тихое стрекотание механических крылышек, питаемых электрикоэнергией: таракашки несли фотограмму его сестры Клары, держа снимок за углы.

Таракан подождал, пока механические насекомые приземлятся в коробочку, забрал у них фотограмму, разгладил её и аккуратно спрятал во внутренний карман. Посмотрев вниз, он увидел, что на экране теперь четыре точки – каждая обозначала механического таракашку, которому он передал какую-то команду. Теперь эта четвёрка сделает всё возможное, чтобы остаться с Пейсли, Оделией, Хэлом и Корбеттом.

Пару секунд Таракан смотрел на эти точки, а потом захлопнул коробочку и пошёл дальше.

У него назначена встреча, а Георг не тот человек, которого можно заставлять ждать.

* * *

В доме Пейсли показала Хэлу и Корбетту, где находится гардеробная её отца, а Оделия снова вручила Корбетту свой кривой меч:

– Ударьте кригара, если попытается сбежать.

Корбетт неуклюже сжал рукоять меча, потом направил оружие на Хэла. Пейсли заметила, как северянин покосился на клинок и покачал головой, насмешливо улыбаясь, однако поднял руки и, повинуясь взмаху меча, пошёл туда, куда указал Корбетт. Пейсли проводила Оделию в свою спальню.

– Вы немного выше меня, – пробормотала она. – Возможно, вам будут впору вещи из гардероба моей матери?

Не дослушав, Оделия широким шагом пересекла комнату и, распахнув дверцы шкафа, принялась вытаскивать оттуда платья и юбки, примеряя их на себя.

– Думаю, это подойдёт, – заключила она, встряхивая серую юбку.

Юбка доходила Пейсли до мысков ботинок, а Оделии подол едва прикрывал колени.

Пейсли подыскала для гостьи мягкую блузку из розового шёлка и замерла, увидев, как Оделия снимает плащ и расправляет крылья.

– Подержите её за плечи, – велела ходящая с драконами, доставая меч из ножен. Она дважды взмахнула клинком – и на спинке образовалось два вертикальных разреза.

Пейсли помогла Оделии надеть блузку и просунуть в прорехи крылья и повернулась к шкафу, намереваясь подыскать что-то для себя.

– Оделия, – пробормотала Пейсли, неловко расстёгивая пуговицы рубашки. Засохшая на одежде кровь отваливалась и падала на пол – теперь пятно из ярко-красного стало коричневым. Девочка вытянула перед собой руки и посмотрела на прилипшие к ладоням будто ржавые хлопья.

Оделия подошла ближе:

– Вы боитесь того, что можете там увидеть?

Пейсли чувствовала рану, нанесённую кинжалом Тёмной драконицы. Она приложила ладонь к груди: рана окончательно не зажила; кроме того, на спине остался глубокий порез от когтей ходящей с Тёмной драконицей, с которой Пейсли сражалась в Музее естественной истории. Двигая лопатками, она чувствовала себя так, словно нечто, заполнившее рану, проникает в её тело.

– Думаю… когда я провалилась за Завесу, со мной что-то случилось. – Пейсли вспомнила, как встретилась с покойным отцом, как он потянулся к свету и, набрав в ладонь сияние, вложил это в рану на груди дочери.

– Мне кажется, вернувшись, я принесла с собой часть Завесы. Я ощущаю её внутри себя. А ещё… на рынке, когда появились те обрывки Завесы, они были точно такие же, как тогда, в обсерватории, но я словно знала заранее, и хотя мне было страшно, я их почувствовала; я чувствовала, что каким-то образом связана с этими обрывками Завесы. – Пейсли сквозь слёзы с надеждой посмотрела на Оделию.

Оделия шагнула к ней и крепко её обняла, прижав к себе и накрыв крыльями.

– Помню время, когда моё драконье прикосновение только-только проявилось. Мне было шесть лет, я была ужасно напугана и совершенно одна; моя семья истово верила в Георга и замысел Верховного Конструктора. Но ведь вы не одиноки, Пейсли: у вас есть я, есть Корбетт, а вскоре мы воссоединимся с Дэксом. Что бы ни готовила нам судьба, мы встретим все трудности вместе с вами.

Оделия поцеловала Пейсли в макушку и отступила на шаг.

Пейсли утёрла слёзы. Оделия права: она не одна. Девочка улыбнулась ходящей с драконами, чувствуя, как душу согревают дружба и любовь. Оделия придала ей смелости в тот миг, когда Пейсли уже не чаяла отыскать в себе столь нужное ей качество.

Пейсли сняла блузку и посмотрелась в зеркало, повернувшись к нему спиной. По бледной коже тянулся чёрный рубец, словно обрывок Завесы заполнил пустоту, оставив шрам непроницаемо-чёрным, и слегка мерцал – как если бы под ним что-то двигалось. От этого зрелища Пейсли даже немного затошнило.

Оделия протянула руку и кончиком пальца попыталась коснуться странного шрама.

Пейсли вздрогнула.

– Подождите. – Она взяла лежащую на туалетном столике щётку для волос. – Используйте это – нужно убедиться, что это не Завеса.

Оделия взяла щётку и осторожно провела её ручкой по твёрдому выпирающему шраму. Потом всё-таки коснулась его длинным пальцем. От прикосновения Оделии по рубцу пробежало мерцание – словно ветер повеял над поверхностью глубокого тёмного озера. Пейсли почувствовала, как внутри её что-то пульсирует: ощущение не то чтобы неприятное, но весьма непривычное, и из-за этого она испытывала смущение и неловкость.

Она быстро надела чистое платье.

– Никогда не видела ничего подобного, даже не слышала о таком, – пробормотала Оделия. – В её голосе явственно прозвучало благоговение.

Пейсли не разделяла этого восторга: присутствие внутри её Завесы пугало: кто знает, что эта сущность может сделать?

– Но сейчас у меня есть и другие причины для беспокойства, – сказала Пейсли сурово, затягивая пояс на талии. – Нам нужно подготовиться к путешествию на север и сосредоточиться на возвращении Дэкса. Всё это… – она указала на себя, – всё это может подождать.

Оделия кивнула, но, похоже, слова девочки её не убедили.

– Как на севере относятся к людям с драконьим прикосновением? – спросила Пейсли. – Я знаю лишь, что все северяне – варвары, беспутный народ, отвергающий звёзды и Верховного Конструктора.

Оделия задумчиво посмотрела на Пейсли.

– Боитесь, что северяне узнают про затронутую драконьим прикосновением ногу Дэкса? – ровным тоном спросила она. – Между ходящими с драконами и жителями Северных королевств с давних времён установилось что-то вроде шаткого перемирия: мы не скатывались до откровенной вражды, но и союзниками не были. В Северных королевствах людей, отмеченных драконьим прикосновением, не преследуют, как в империи Георга, но, думаю, и доверяют им не слишком. В конце концов, если бы не Матерь драконов Ану, Верховный Конструктор не смог бы создать Небесный Механизм. Именно по этой причине северяне считают Ану корнем всех зол, а заодно обвиняют и нас, ходящих с драконами, ибо мы – дочери дракона и терпеливо идём по пути созданного Ану Небесного Механизма в ожидании начала Развёртывания.

Пейсли не знала наверняка, почему жители Северных королевств противостоят Небесному Механизму. Однако не сомневалась: если северяне обнаружат, что Дэкс – мальчик с драконьим прикосновением, он сразу же окажется в большой опасности, потому что даже жителям севера известно пророчество о мальчике с драконьим прикосновением. Как верят ходящие с драконами, он вернёт в мир Великих драконов и будет обладать силой, способной создавать и уничтожать судьбу и пути Небесного Механизма. Поэтому, если северяне узнают о драконьем прикосновении Дэкса, они, в отличие от граждан Империи, не захотят его убить – наоборот, они непременно пожелают использовать мальчика, чтобы положить конец всему, что создал Верховный Конструктор. Удивительно, но эта мысль подействовала на Пейсли успокаивающе.



Глава четвёртая. Яичница из драконьих яиц

В воздухе повеяло чем-то съестным, и у Пейсли заурчало в животе. Следуя за аппетитным запахом, она пошла в кухню и, перешагивая порог, позвала:

– Миссис Кин?

Однако вместо жизнерадостной экономки она увидела стоящего возле плиты Хэла в фартуке.

– Где Корбетт? – спросила Пейсли.

Хэл повернулся к ней и улыбнулся: одной рукой бросал в кастрюлю сосиски, а другой взбалтывал в большой миске яйца.

– Корбетт только что ушёл. Я приготовил ему немного еды. Он сказал, что ему пора идти, и просил передать тебе это. – Хэл сунул руку в карман фартука и вытащил оттуда записку. – О, а это для ходящей с драконами. – Он протянул Пейсли кривой меч Оделии и хитро подмигнул.

– Корбетт оставил тебя одного, – заметила Пейсли, недоверчиво глядя на Хэла.

– Ага. Видимо, решил, что мне некуда идти и что я понимаю: это место для меня сейчас самое безопасное. В каком-то смысле он прав.

Пейсли уставилась на Хэла, а тот, больше не обращая на неё внимания, начал открывать и нюхать бутылочки со специями миссис Кин.

Пейсли сломала печать на оставленной Корбеттом записке и прочитала:

Пейсли,
Я знаю, как вы относитесь к своим звёздам. Да, у вас больше причин не доверять пути, выкованному для вас Верховным Конструктором, чем у кого бы то ни было другого, однако я не могу не думать о справедливости слов Оделии. Она часто оказывается права (только не говорите ей, что я это признал!).
В предсказании ваших звёзд может оказаться какая-то полезная информация, которая поможет нам, и, если я прав, если мы действительно каким-то образом изменили Небесный Механизм, нам понадобится любая помощь, какую только можно получить.
До встречи на вокзале Кингс-Стар,Корбетт

Пейсли положила записку в карман и, сняв с плеча сумку, опустила её на стол – раздался глухой стук.

Часовня механиков недалеко отсюда. Вероятно, Корбетт и Оделия правы: вторые звёзды вполне могут дать ей какие-то подсказки о будущем, и кто знает – вдруг второй набор звёзд окажется благоприятнее первого? А возможно, он будет столь же мрачным и принесёт ей ещё больше тревог или таким же бесполезным, как и первый. Пейсли провела пальцем по рисунку своих первых звёзд, вытатуированных на запястье странным полукругом, – эти судьбоносные звёзды предрекли ей смерть.

Она посмотрела на Хэла, на его ярко-голубые татуировки, говорящие о его делах, а вовсе не о пути, предначертанном звёздами, и задумалась: не лучше ли жить вот так – показывать всему миру, что ты сам сделал, а не ждать, пока свершится предрешённое свыше?

И Пейсли выбросила из головы мысль о получении вторых звёзд, а также о повестке и медном диске, лежащих в кармане её платья.

В кухню вошла Оделия с целой грудой оружия.

– Смотрите, что я нашла, – она протянула Пейсли меч и небольшой кинжал.

– А мне можно? – спросил Хэл.

– Только чтобы резать ножом сосиски, – ответила Пейсли.

Оделия достала из карманов ножницы, щётку для волос и шкатулку – Пейсли узнала набор для макияжа, обычно стоящий на туалетном столике матери, и сдержала мимолётный порыв выхватить всё это из рук ходящей с драконами и вернуть на место – туда, где должна была быть её мама.

– Нужно загримировать Хэла, чтобы он не выделялся из толпы, – сказала Оделия, раскладывая принесённые вещи на другом краю стола.

– Я и так уже ношу этот странный наряд, выданный мне Корбеттом, что ещё мне может понадобиться? – Хэл снял фартук миссис Кин и оттянул ворот белой рубашки.

Пейсли оглядела его одежду: помимо рубашки на северянине был зелёный галстук, заправленный в тёмно-синюю жилетку, а также серые брюки, тёмно-синие ботинки и подходящий по цвету серый блейзер. Через спинку ближайшего стула было перекинуто тёмно-синее пальто.

– Для начала нужно скрыть твои знаки кригара. – Оделия выдвинула стул и знаком предложила Хэлу сесть.

– Никогда не верил слухам, что ходящие с драконами пытают своих пленных, но теперь вижу, что это правда, – заявил Хэл, усаживаясь, потом повернул голову и посмотрел на Оделию. – Если ты закроешь мои знаки, никто не узнает, что я за человек.

– Мне казалось, жители Северных королевств известны своими делами. Теперь придётся показать всем нам, кто ты такой, – парировала Оделия. – Пока что я вижу перед собой только упрямого нытика.

Пейсли тихо хмыкнула, а Хэл произнёс:

– Дело не только в этом. – Он кивнул на Оделию. – Вы, ходящие с драконами, бреете головы во время обучения; отращивать и заплетать косы вам позволяется, только когда вы становитесь воительницами, после того как заслужите эту привилегию. Для вас просто немыслимо остричь или отрастить волосы, пока вы не докажете, что достойны этого.

– Это совсем другое, – возразила Оделия, отвечая Хэлу твёрдым взглядом.

– Почему же?!

– Потому что, когда мы оказываемся в опасной ситуации, мы приспосабливаемся к ней. – Она указала на лежащий на столе парик. – Если придётся, мои сёстры откажутся от своих кос и будут носить ту одежду, которая нынче в моде среди граждан империи. Если будет нужно, они отрежут волосы. – Пейсли заметила, что, говоря это, Оделия вздрогнула. – Мы идём на такое в случае крайней необходимости, и не потому, что не ценим свой образ жизни, а потому, что хотим его сохранить. Скрыв свои знаки кригара, ты сохранишь свою жизнь. На время ты изменишь внешность, но внутри останешься прежним.

– Ладно, закрась мои знаки, – согласился северянин. – Но волосы стричь не дам!

Оделия взяла жидкую пудру и начала замазывать яркие голубые татуировки на шее Хэла.

– Думаю, ты зря беспокоишься о том, что не сможешь показать людям, что ты за человек: всем известно, что жители Северных королевств беспутные мятежники, стремящиеся уничтожить Верховного Конструктора и Механизм. Они скорее остановят путь, на который ступили, чем попытаются его понять. И, уверена, очень скоро мы увидим это в твоём пути – со знаками кригаров или без них, – сказала Пейсли, не скрывая презрения в голосе.

– Да, так и есть: мы желаем покончить с Верховным Конструктором и Небесным Механизмом. Мы этого не отрицаем, – согласился Хэл.

Оделия перестала наносить краску на шею Хэла и посмотрела на Пейсли.

– А ещё все считают ходящих с драконами беспутными, жадными, эгоистичными и видят в них угрозу для всей Империи. Вы думаете, я такая?

– Вовсе нет! – воскликнула Пейсли.

– Тогда почему вы вслед за другими жителями Империи считаете Хэла дикарём, но не разделяете всеобщее мнение о ходящих с драконами? – спросила Оделия и, повернувшись, продолжила гримировать кригара, причём нанося краску не так грубо, как раньше.

– Но… Вы же сами всё это время надзирали за ним, просили всех нас за ним следить и даже отдали Корбетту свой меч. Почему вы это делали, если верите в его благие намерения? Его люди похитили Дэкса!

– Я делала это потому, что он нам нужен. Он может помочь вернуть Дэкса, а это наша главная цель. Если я и приглядываю за кригаром, это вовсе не значит, что я считаю его ненормальным или плохим. Я уважаю его как воина, хотя не разделяю его убеждения. Империя внушила вам, что Северные королевства и все их обитатели, включая Хэла, плохие, и вы в это верите. Однако если я чему-то и научилась за свои шестнадцать оборотов, так это тому, что каждый путь имеет гораздо больше одной грани.

– Хотите сказать, ему можно доверять?

– Я говорю, что вам не стоит спешить, не доверяя ему. До сих пор он ни разу не пытался на нас напасть, не предпринимал попыток сбежать; на рынке он нам помог, а сейчас приносит пользу, готовя еду.

Пейсли покачала головой:

– Но его сестра похитила моего брата! К тому же если бы он в своё время защитил Пламя Души, то ничего бы этого не случилось. И я ему не верю, потому что… потому что боюсь за Дэкса, и мне нужно…

– …злиться на кого-то? – подсказал Хэл.

Пейсли потупилась и уставилась на свою сумку. Она чувствовала, как к глазам подступают слёзы, и решительно не желала дать им пролиться. Она встала и принялась переворачивать жарящиеся на сковороде сосиски.

– С твоим братом будут хорошо обращаться.

Пейсли так резко отложила ложку, что та звякнула об стол, и повернулась к Хэлу:

– Ты не понимаешь! Предполагалось, что я буду за ним присматривать! Он же маленький, он испугается; у него в целом мире никого, кроме меня, не осталось, а у меня теперь есть только он. Отец умер уже очень давно, дядя Гектор нас предал, а наша мама… – Пейсли сорвалась на крик. – Наша мама тоже… умерла! – Оделия, оставив Хэла, подошла к Пейсли и, мягко обняв её за плечи, усадила на стул:

– Мы с Хэлом никак не сможем утешить и не сумеем исправить то, что случилось, но мы можем пойти дальше вместе с вами и поклясться служить вам своими мечами. Лично я заинтересована в том, чтобы победить Тёмную драконицу и её приспешницу Лорену.

– И я тоже, – сказал Хэл. – Тёмная драконица послала Таракана украсть доверенное мне Пламя Души, и я должен им отомстить. Мы, «варвары», вовсе не такие дикие, как вы думаете. У нас есть честь, и с твоим братом будут хорошо обращаться, а когда мы окажемся в землях моего отца, я прослежу, чтобы его освободили.

– После того как вернём Дэкса, мы выследим Тёмную драконицу и разберёмся с ней, – заявила Оделия.

Пейсли покачала головой:

– Я обещала матери, что сохраню Камень-Сердце и не позволю Тёмной драконице его заполучить, что непременно найду остальные части и сохраню их тоже.

– Тогда сначала мы выполним всё это, а уж потом отомстим, – с улыбкой предложил Хэл.

Пейсли вдруг почувствовала себя лучше. Возможно, она слишком поспешно составила мнение об этом жизнерадостном кригаре. Она вспомнила, как Хэл втащил Корбетта на тротуар прямо из-под колёс омнибуса, как он вместе с ней бежал через рынок, хотя в суматохе вполне мог бы сбежать, и как оттолкнул её от надвигающегося обрывка Завесы.

Пейсли посмотрела на Оделию, потом на Хэла и ощутила стыд пополам с грустью.

– Давайте решать проблемы по мере их поступления, – сказала Оделия. – Сначала дайте мне загримировать Хэла, чтобы он смог продолжить готовить, а потом мы с вами подумаем, что упаковать с собой в путешествие. Я видела в арсенале вашего отца несколько великолепных кастетов; мы определённо возьмём их с собой, а вам следует взять эти метательные звёзды.

Пейсли забрала у Оделии острые металлические кругляши и повертела в руках. Наличие хоть какого-то плана немного её успокоило.

– На чердаке есть четыре больших брезентовых рюкзака – остались ещё с тех пор, когда отец брал нас с собой в поход, – сказала Пейсли. – Поклажу можно сложить в них. – Она подтянула к себе лежащую на столе сумку и стала доставать оттуда вещи, а Оделия между тем пыталась убедить Хэла остричь волосы:

– Твоя коса слишком привлекает внимание. Что тебе дороже: волосы или жизнь?

– И то и другое, – ответил Хэл.

– Ты можешь положить косу в карман и носить с собой, – предложила Оделия.

Хэл помотал головой:

– Нет.

Оделия вздохнула:

– Ты упрямый и глупый.

– А ты грубая и бесчеловечная, – парировал кригар.

Пейсли улыбнулась уголком губ и посмотрела на Оделию: не примет ли ходящая с драконами эту шпильку за комплимент.

– Тогда, может быть, расплетём твою косу и расчешем? Можно уложить волосы так, что они будут казаться короче. Некоторые рыцари носят длинные волосы, но таких длинных, как у тебя, ни у кого из них нет, и никто не заплетает их в косу, – сказала Пейсли.

Хэл помолчал.

– Как только я вернусь в Северные королевства, то снова заплету косу и смою эту краску, которой ты замазала мои знаки.

– Идёт, – согласилась Оделия, – а я расправлю крылья и сниму парик.

– Ну, пожалуй, тебе стоит проявить осторожность. Не все в Северных королевствах любят ходящих с драконами!

Оделия посмотрела на кригара – на губах у неё играла лёгкая улыбка.

– Ладно, я понял, – проворчал Хэл и начал расплетать косу.

Оделия помогла ему, а потом начала расчёсывать его волосы и укладывать в причёску, более соответствующую имперской моде.

Пейсли разложила на столе вещи из сумки и ещё раз перевернула сосиски – они уже хорошо обжарились, поэтому девочка сняла их с огня. Хэл не сводил глаз с драконьего яйца, которое Пейсли только что вытащила из сумки и тоже положила на стол.

– Где ты это взяла? – спросил он с придыханием.

Примерно таким же тоном говорил Док Лэнгли, когда увидел яйцо.

– Это яйцо хранилось в сокровищнице моей семьи, в парящем районе Верхний Кенсингтон. Его нашёл мой брат; мы думаем, что оно принадлежало нашей матери, хотя его вполне мог обнаружить и мой отец во время одной из своих экспедиций – в юности он изучал драконологию. Раньше яйцо было покрыто ночным серебром. – Пейсли помолчала, потом добавила: – Ещё оно было гораздо ярче. – Она взяла яйцо, собираясь рассмотреть повнимательнее, и тут же чуть не уронила. – Ай! – воскликнула она. – По-моему, внутри что-то шевельнулось!

Оделия перестала расчёсывать Хэла. Кригар встал, обошёл вокруг стола и остановился рядом с Пейсли, не сводя глаз с яйца.

– Можно? – попросил он, протягивая руки.

Пейсли помедлила, колеблясь, но потом протянула ему яйцо, и Хэл хрипло с изумлением ахнул.

– Мы показывали его одному эксперту, драконологу Доку Лэнгли. Он считает, что это вполне может быть яйцо Великого дракона!

Хэл кивнул:

– Думаю, он прав! Я ещё никогда не видел такого яйца! Как вам удалось получить драконий огонь, чтобы нагреть его?

– Ты о чём? – переспросила Пейсли и посмотрела на Оделию.

Ходящая с драконами лишь пожала плечами.

– Это яйцо нагрелось дыханием дракона, – настаивал Хэл.

Пейсли вспомнила, что происходило накануне в обсерватории.

– Может быть, это сделали ваши прилетевшие с севера драконы, пока сражались с Тёмной драконицей?

Хэл покачал головой:

– Не думаю. Чтобы запустился процесс развития, пламя должно быть постоянным.

– Лорена! – процедила Оделия. При упоминании имени бывшей ходящей с драконами её губы неприязненно скривились. – Она использовала своё драконье дыхание, чтобы нагреть часы вашей мамы, дабы Тёмная драконица могла их уничтожить! Когда она это сделала, всё вокруг опалило жаром. Я помню, что ваша сумка из драконьей кожи находилась рядом и… – Она посмотрела на Пейсли.

– Яйцо! – воскликнули они одновременно.

– Да, конечно, наверняка оно выскользнуло из своей оболочки из ночного серебра. – Пейсли посмотрела на покрытое крапинками серое яйцо.

Хэл поднял яйцо повыше, чтобы девочкам было лучше видно, и свет от висящей над столом электриколампы окутал его мягким сиянием. Внезапно яйцо в руках Хэла дёрнулось, и они с Пейсли вздрогнули от неожиданности.

– Что нам с ним делать? – спросила Пейсли.

– Ничего. Вы ничего не можете сделать. Через несколько недель яйцо проклюнется, и родится дракон.

– Через несколько недель! – пробормотала Пейсли.

– Ну, если, конечно, Великие драконы развиваются так же, как драконы севера; хотя процесс может протекать чуть быстрее или чуть медленнее.

– Док сказал, что про Великих драконов известно очень мало; в конце концов, ни одного из них не видели с тех пор, как первый Георг отправил их за Завесу, – заметила Оделия.

– Нужно сделать для него переноску, – сказал Хэл. – Будем нести его по очереди.

– Так мы привлечём ненужное внимание, – возразила Пейсли. – Можно просто положить его в мою сумку. – Она открыла сумку, и Хэл с явной неохотой опустил туда яйцо.

Усаживаясь за стол, Пейсли ощутила вес потяжелевшей сумки, а вместе с этим и новый груз ответственности. Новый Великий дракон не принесёт им ничего, кроме дополнительных опасностей вдобавок к той беде, в которую они уже угодили. Пейсли волновалась, гадая, что сулит предстоящий путь.

Хэл снова поставил сосиски на огонь, рядом водрузил сковороду, растопил в ней сливочное масло и вылил туда взбитые яйца.

У Пейсли мелькнула мысль, что неправильно есть, держа на коленях сумку, в которой лежит драконье яйцо… но она слишком проголодалась, чтобы отказываться от еды.



Глава пятая. Георг

Таракан поднял воротник и, склонив голову набок, подошёл к лорду Гектору. Ему было не по себе, но не только из-за того, что воротник его лучшей белой рубашки сильно сдавливал горло, а ботинки звонко цокали по мраморному полу. В прошлом он уже несколько раз посещал дворец в компании лорда Гектора – по приказу Тёмной драконицы, разумеется. Во время первого визита Таракан с изумлением понял, что Гектору не требуется приглашение: его принимали здесь как своего.

Однако сегодня во дворце чувствовалось какое-то напряжение. Рыцари выглядели взвинченными и встревоженными, все как один держали руки на рукоятях мечей из ночного серебра, готовые в любой момент выхватить оружие из ножен, а на их шлемах отсутствовали привычные яркие плюмажи. Казалось, они приготовились к неприятностям.

Гектор взглянул на Таракана:

– Принёс?

Таракан сунул руку в карман пальто, достал маленькую деревянную коробочку и протянул ему.

– Без этого он отказывается встречаться с нами, – сказал Гектор. – Ты её видел? Видел Пейсли?

– Да, мельком, – кивнул Таракан, разглядывая росписи на стене. На картине был запечатлён один из первых Георгов: в руке копьё с поблёскивающим наконечником из ночного серебра.

Гектор повернулся и посмотрел на Таракана.

– И как она? – спросил он.

«Решительна, сердита, напугана. Расстроена из-за тебя, человека, который её предал, единственного, кто, как она надеялась, мог помочь ей идти по путям Механизма», – хотелось сказать Таракану, но он лишь пожал плечами:

– Неплохо, насколько возможно в данных обстоятельствах.

Гектор повернулся к стене и тоже стал глядеть на росписи.

Тут распахнулись двойные двери, и в вестибюль вышел высокий, худой человек в зелёной с чёрной отделкой ливрее – такие носили слуги из свиты Георга – и коротко, быстро поклонился:

– Лорд Гектор, Георг сейчас в тронном зале. – Дворецкий отступил в сторону и жестом предложил гостям проследовать в открытые двери.

На секунду Таракан замер, затылок начало неприятно покалывать; он чувствовал, что его путь изменяется, хоть и не понимал, как именно.

По ту сторону дверей дворец выглядел иначе. Роскошь никуда не делась, но светлые и тёплые краски сменились более насыщенным и мрачным богатством.

Мягкая цветовая палитра пастельных цветов уступила место тёмно-синим и зелёным оттенкам. На стенах в позолоченных рамах по-прежнему висело множество картин, прославляющих Георгов прошлого, бравых всадников на статных лошадях, закованных в доспехи из ночного серебра, однако эти картины казались более внушительными, и от изображённых на них сюжетов Таракана мороз подирал по коже. На одном полотне возвышался кто-то из Георгов прошлого – вот только вместо дракона он попирал ходящую с драконами, с такими же крыльями, как у Оделии. В отличие от бесстрашной и юной ходящей с драконами, противница нарисованного Георга казалась испуганной и слабой, крылья её были разорваны, как и одежда.

Таракан отвёл взгляд.

В конце коридора гостей ждали ещё одни огромные двери, покрытые звёздами и золотыми петлями, символизирующими пути Механизма. Дворецкий распахнул створки и отступил в сторону.

За двойными дверями было ещё темнее. В окна еле-еле пробивался слабый свет зимнего солнца, окрашиваясь в те же цвета, что и разноцветное стекло витражей, и будто бы нехотя танцуя на отполированном до блеска полу тронного зала.

Таракан покосился на тени, отбрасываемые колоннами, которые поддерживали расписной потолок. Посмотрев вверх, он увидел над собой сцены из истории; отголоски этой истории присутствовали на каждой картине, в каждом гобелене, в каждой статуе и стенной фреске этого дворца. Верховный Конструктор выбирает первого Георга, звёзды его судьбы пророчат ему величие, отмечают его как правителя Империи, победителя Великих драконов и поборника всего, на чём зиждется Небесный Механизм.

Таракан одёрнул пальто и сжал кулаки: они с лордом Гектором направились к трону.

Трон Георга совершенно не походил на престол Тёмной драконицы; её трон, тёмный и грозный, был выкован из ночного серебра и построен из зубов Великого дракона. Трон Георга весь состоял из золотых завитков и изогнутых путей Небесного Механизма. Над троном кружили звёзды, прикреплённые к невидимому часовому механизму, а в центре над переплетениями и изгибами судьбы парила Королевская Звезда.

Таракан насмешливо выгнул бровь, размышляя, каким образом эта выкованная из ночного серебра звезда удерживается в воздухе – вероятно, благодаря электрикомагнитному полю.

Королевская Звезда, тёмная и загадочная. Каждый гражданин Империи знал о ней, и когда ребёнок получал свои звёзды, его родители задерживали дыхание, охваченные благоговейным страхом. Если человек будет отмечен Королевской Звездой – значит, ему на роду написано стать следующим Георгом Империи.

Будущего Георга заберут из семьи и будут растить во дворце, в роскоши и богатстве. Мальчика станут учить политике и военному делу, обществознанию и экономике – ведь он должен набраться знаний, чтобы стать достойным королём Альбиона и всех его Империй. Новый Георг именуется Георгом Восходящим, и с момента его назначения правящий Георг несёт ответственность за то, чтобы подготовить Георга Восходящего к трону.

Таракан знал, что нынешний Георг получил свои звёзды, когда ему было всего несколько дней от роду. Он родился в Америке, в Огайо, и механики быстренько перевезли младенца через океан прямиком в Альбион, прежде чем его родители успели осознать предназначение их сына. Большинство жителей прославляли Верховного Конструктора за то, что тот призвал правителя из американцев. Благодаря появлению нового юного Георга удалось подавить слухи о мятеже и попытках отделения от Империи. Увы, как и все идеи, мысль о получении Америкой независимости никуда не исчезла, и теперь, когда Георг занимал трон без малого сто двадцать лет, Таракан гадал, что правитель думает о молве, протянувшейся над Атлантикой проворнее, чем щупальца кракенов, обитающих в огромном океане.

Георг – дряхлый старик, сбившийся с пути. Его серая как пепел и тонкая как паутина кожа обвисла на костях, на руках набухли фиолетовые вены, некогда чёрные кудри полностью побелели и теперь висели паклей, поблёкшие карие глаза стали похожи на грязные лужи и слепо таращились куда-то за Завесу – несомненно, Георг скоро увидит, что за ней скрыто.

До сих пор Таракан ещё никогда не подходил так близко к монарху: обычно он ждал в вестибюле, пока Гектор выполнял поручение Тёмной драконицы.

Гектор кашлянул, привлекая внимание Георга.

– А, это вы, лорд Гектор? Значит, она наконец её прислала, да?

Таракан следом за дядей Пейсли шагнул к трону; звёзды над головой Георга кружились по своим орбитам как упорные механические мухи.

Гектор низко поклонился, Таракан последовал его примеру:

– Моя госпожа шлёт вам наилучшие пожелания.

Георг тяжело поднялся на ноги и, шаркая, засеменил по кроваво-красной ковровой дорожке, ведущей к трону.

– И она довольна мною? Я сделал всё как она требовала и собрал своих людей. Даже сейчас они ждут её приказаний. – Он посмотрел на дверь слева от трона и указал на неё трясущейся рукой.

Таракан сморщил нос: от Георга исходил смрад, частый спутник старости.

– Госпожа в высшей степени довольна и шлёт свою признательность вкупе с новыми указаниями. – Гектор извлёк из внутреннего кармана пальто деревянную коробочку.

Правитель подался вперёд и хотел схватить вещицу, но в последний момент Гектор проворно отдёрнул руку:

– Вы даёте слово выполнить всё, что попросит наша госпожа?

Георг, неотрывно глядя на коробочку, тянулся к ней обеими руками.

– Да-да, я сделаю всё, чего она хочет, только дайте это мне, – прошамкал он, брызжа каплями белой слюны.

Гектор безжалостно улыбнулся и снова протянул коробочку Георгу, и тот рванулся к ней, едва её не уронив.

Таракан почти с ужасом наблюдал, как Георг ощупывает свою добычу, потом хватает спрятанный в ней небольшой пузырёк и отбрасывает коробочку вместе с лежащей внутри запиской. Подняв склянку к свету, он поболтал её, и красная жидкость внутри заискрилась.

На лице Георга отразились жадность и беспощадность: Таракану уже случалось видеть такое выражение лица у пьяниц, собиравшихся возле питейных заведений; раз или два даже лицо его собственной матери так искажалось после того, как забрали Клару и вставал вопрос о том, чтобы ей позволили их навестить.

Георг неуклюже выдернул серебряную пробку, уронил её на мраморный пол и залпом выпил тёмно-красную жидкость. Правитель блаженно зажмурился и, облизнув губы, тяжело вздохнул.

Таракан знал, что это за жидкость. Такую же он носил собой в кармане: кровь Тёмной драконицы. Ходили слухи о силе, скрытой в крови людей с драконьим прикосновением; поговаривали даже, что люди двора ловили их и над ними проводились эксперименты.

Таракан вспомнил о Кларе и стиснул зубы.

Георг внезапно согнулся пополам, глухо застонал и рухнул на пол.

Гектор отпрыгнул от правителя, а Таракан, напротив, подался вперёд.

– Что это с ним? Вы его отравили?! – воскликнул шпион. Он присел на корточки и протянул к Георгу руку – тот начал так биться в конвульсиях, что полы пышного королевского одеяния взметнулись в воздух и накрыли его с головой.

– Вовсе нет! – ответил Гектор. – Георг уже много раз получал дар Тёмной драконицы, и с каждым разом его реакция становится всё более бурной. Отойди, оставь его, скоро он придёт в норму.

Таракан отдёрнул протянутую руку, но остался сидеть на корточках.

– Значит, он и прежде так реагировал?

– Да, – кивнул Гектор и со скучающим видом возвёл глаза к потолку. – В последнее время всё хуже и хуже.

Георг перестал биться и теперь лежал неподвижно, точно мёртвый.

Таракан оглядел тронный зал, размышляя, не побежать ли за помощью, но Гектор положил руку ему на плечо.

– Дай ему минутку, – попросил он.

Спустя несколько тревожных мгновений король Альбиона зашевелился. Он вздохнул (его голос прозвучал ниже, чем раньше) и пошевелился, двигаясь гораздо легче и грациознее, чем прежде, и встал на четвереньки; его лицо было скрыто волосами, и Таракан заметил, что у монарха снова тугие чёрные кудри. Георг привстал, сгорбившись, потом выпрямился и поднялся – теперь это был человек вдвое моложе себя прежнего: волевое лицо с высокими скулами, тёмные глаза смотрят цепко, смуглая тёмная кожа сияет здоровым блеском.

Теперь стоящий перед Тараканом Георг полностью соответствовал образу, запечатлённому на марках, монетах и фотограммах. Таракан восхитился при виде столь внезапно обретённой молодостии и вдруг кое-что понял: столь долгий жизненный путь Георга не имеет никакого отношения к звёздам – всё дело в Тёмной драконице и её крови! Таракан покопался в памяти, вспомнил уроки георгиеведения и осознал, что никто из первых Георгов не жил так долго, как нынешний. Общеизвестный факт: у первых Георгов, особенно у тех, что сражались с драконами, подавляли мятежи и много путешествовали по землям за пределами Империи, были более короткие пути, потому что Верховный Конструктор наполнял их судьбы множеством опасностей и героических подвигов. Теперь, размышляя об этом, Таракан понял, что Тёмная драконица, имея внешность маленькой девочки, на самом деле гораздо старше всех Георгов вместе взятых. Выходит, она продлевала жизнь последних правителей за счёт своей крови, манипулировала ими в обмен на длинный путь? Заставляла их шестерёнки вращаться до тех пор, пока следующий Георг не получал Королевскую Звезду? Таракан покачал головой, пытаясь припомнить, с каких пор пути Георгов стали такими длинными. Потом он задался вопросом, было ли вмешательство Тёмной драконицы в пути правителей спланировано Верховным Конструктором или всё это – дело исключительно её рук?

– Передайте ей, чтобы впредь так не затягивала; в последнее время годы быстро меня настигают, – сказал монарх Гектору. Вновь обретённая молодость сделала его гораздо храбрее, чем пару минут назад, а его голос стал увереннее и глубже.

– При всём уважении, ваше Георгейшество, вы не обладаете такой властью, чтобы указывать Тёмной драконице.

На миг лицо помолодевшего короля стало таким же потерянным, как у того старика, каким он был ещё недавно, и Таракан понял, что не ошибся: пред лицом Тёмной драконицы Георг – такая же пешка, как он сам и Гектор.

Георг плавно наклонился, поднял коробочку и достал из неё записку. Пробежав послание глазами, он посуровел.

Чего бы ни потребовала от правителя Тёмная драконица, Георгу это совершенно не понравилось.



Глава шестая. Круглая комната

Помолодевший Георг вышел из зала, Гектор и Таракан последовали за ним, а звёзды над троном всё так же кружили по своим орбитам, словно ничего не изменилось. Слуги спокойно и учтиво приветствовали монарха. Дворецкий низко ему поклонился, хотя от Таракана не укрылось, как он стрельнул глазами на Гектора – очевидно, догадывался о причине вновь обретённой молодости своего хозяина.

– Все ваши рыцари собрались, как вы и приказывали. Они с нетерпением ожидают встречи с вами, ваше Георгейшество, – проговорил дворецкий, указывая дорогу.

– Именно это от них и требуется. Мы долго откладывали вопросы Механизма, которые могут понять лишь люди, отмеченные знаком Королевской Звезды, – произнёс Георг низким, командным голосом.

У Таракана сложилось впечатление, что Георг использовал «дела Механизма» как предлог, чтобы заставить подданных ждать, но, будучи правителем Альбиона, он не сомневался, что все будут ждать его столько, сколько потребуется – все, кроме Тёмной драконицы, разумеется.

Таракан и Гектор остановились за спиной Георга, а дворецкий распахнул огромные двойные двери.

Заглянув в открывшийся дверной проём, Таракан увидел идеально круглое помещение. Он слышал об этой комнате; о ней рассказывали множество невероятных историй. В круглой комнате Георга было спланировано немало военных операций по истреблению драконов. Здесь осуществлялось управление Империей и вершилась воля Верховного Конструктора.

Круглая комната была построена над входом в логово Великого дракона Броги, которого победил третий Георг, после чего воздвиг дворец над его домом. В те ранние времена старокельтское слово «вирм» часто использовалось вместо слова «дракон», и эту комнату называли «Зал Вирма».

Под дворцом протянулась сеть извилистых туннелей драконьего логова, и Таракан знал, что если пойдёт по этим коридорам, то в итоге окажется в тронном зале Тёмной драконицы, в бывшем главном покое Броги.

Вот только вход в туннели давно запечатали большой круглой печатью. Она была из разноцветной мозаики и металла с изображением схватки третьего Георга с Брогом.

В середине комнаты стоял стол идеально круглой формы. Тёмное полированное дерево ярко блестело в свете висящих под потолком электриколамп.

Столешница была разделена на четырнадцать секторов, образованных расходящимися от центра стола желобками. В каждом желобке лежал меч, принадлежащий рыцарю, который занимал деревянное кресло с высокой спинкой, стоящее перед соответствующим сектором. Люди, занимающие эти места, приходили и уходили, но сами кресла оставались, и на каждом крепился символ ордена, к которому принадлежал рыцарь; одни символы были вырезаны из дерева, другие отлиты из латуни, золота, ночного серебра или меди.

Когда Георг вошёл, все люди короля встали. Таракан не мог не отметить, что некоторые, озадаченно вскинув брови, оценивающе разглядывают монарха.

Каждый ребёнок в Империи знал имена всех людей короля, их должности и титулы. После Георга это были самые могущественные представители Империи. В детстве Таракан бессчётное количество раз играл в рыцарей вместе с приятелями. Он всегда выбирал роль Первого рыцаря ордена Отваги. Во времена его детства рыцарем Отваги был сир Ричард Денч, однако теперь кресло, украшенное медным сердцем, занимал какой-то незнакомый Таракану молодой человек. Таракан бросил играть в рыцарей после рождения Клары. Звёзды рыцарей зачастую горели очень ярко, но весьма недолго.

Рядом с новым рыцарем Отваги сидел ещё один молодой человек – пожалуй, на год или на два старше Таракана. На высокой спинке его кресла поблёскивал компас, сделанный из латуни и стали. Когда-то это место занимал отец Пейсли – тогда он ещё был Первым рыцарем ордена Исследований.

Всего было тринадцать рыцарских орденов, и за этим столом находился представитель каждого из них: каждый озвучивал насущные потребности Империи.

Два кресла за столом пустовали. На спинке одного искрилась Королевская Звезда из ночного серебра – именно это место и занял Георг, предварительно отстегнув от пояса разукрашенный причудливыми узорами меч и положив его в желобок на столе.

Второе пустое кресло располагалось прямо напротив правителя. В желобке рядом с ним лежали фрагменты расколотого меча из ночного серебра, а в покрытом пылью и затянутом паутиной кресле восседал древний скелет – останки сира Джейкоба Пью, первого и единственного рыцаря Завесы.

Из уроков истории Таракан знал, что сир Джейкоб Пью умер от руки первого Георга в момент своего назначения главой ордена, и его останки поместили в это кресло. Сиру Джейкобу Пью было предначертано служить Георгу за Завесой на протяжении вечности, а его орден состоял из рыцарей, павших в битве, – все рыцари, умершие с именем Георга на устах, должны были продолжать свой путь за Завесой. Считалось, что они помогают поддерживать там порядок и останавливают любого Великого дракона, который мог бы попытаться вернуться в Небесный Механизм.

Остальные кресла были заняты мужчинами разного возраста: одни, как рыцарь Отваги, были немногим старше Таракана, большинство находились в возрасте Гектора, а некоторые годились лорду Гектору в отцы или даже в деды.

Внимательно рассматривая лица рыцарей, Таракан следом за Гектором направился к нескольким незанятым местам среди стульев – они выстроились вокруг стола длинной вереницей, прерывающейся только у двойных дверей. На этих местах разместились паладины и оруженосцы рыцарей, некоторые держали ручку и бумагу, готовясь записывать.

Георг взмахнул рукой, и все снова сели под аккомпанемент тихого перешёптывания.

Пока все усаживались, рыцарь, занимающий стул напротив Таракана, повернулся и вперил суровый взгляд в сидящего рядом с Тараканом маленького мальчика лет двенадцати: тот так вертел в руках ручку и бумагу, будто его звёзды раскачивали его путь.

Таракан узнал этого рыцаря: небесный архитектор Харман, рыцарь Небесного Механизма – на спинке его кресла сияли золотые пути Вселенной.

Таракан ненавидел всех механиков почти так же сильно, как людей двора, и, рассматривая спинку кресла небесного архитектора Хармана, он поневоле думал о том, что золотые круги над головой механика можно было бы использовать как удавку.

Небесный архитектор Харман заговорил первым:

– Мы все надеемся, что вы в добром здравии, ваше Георгейшество. До нас дошёл слух, будто вы захворали.

В его голосе прозвучал едва уловимый вызов, и Таракан не сомневался: Георг тоже его уловил. Правитель недобро улыбнулся небесному архитектору Харману и сказал:

– О моих звёздах и о моём пути всегда ходят слухи, но, как видите, и то и другое сияет ярко, а я совершенно здоров. Ни вам, ни вашим механикам не нужно искать новую Королевскую Звезду; уверен, что Империя ещё много оборотов будет процветать под моим управлением.

Таракан видел, каким взглядом Георг наградил Хармана, когда тот ответил:

– Разумеется, я уверен, что, даруя вам Королевскую Звезду, Верховный Конструктор наделил её силой и долголетием. Не все прежние Георги могли похвастаться столь длинными путями.

– От нашего внимания не укрылось, – продолжал Георг, отводя взгляд от небесного архитектора Хармана и поочерёдно оглядывая всех собравшихся за столом, – что прошлой ночью моя Империя подверглась нападению. – Георг помолчал. – Северные королевства послали своих кригаров сюда, в Альбион, в Лондон, прямо к моему порогу. Прошлой ночью в наших небесах и на наших берегах кишели варвары, прилетевшие верхом на драконах.

– Ваше Георгейшество, – заговорил старик, сидящий в кресле, на спинке которого сиял знак солнца, – мы в ордене Иллюминации не получали таких сведений. Если бы это было правдой…

– Вы мне не верите? – перебил его монарх.

– Что вы, мой Георг, просто… – старик умолк и, оглянувшись, нашёл взглядом одного из своих оруженосцев.

Со своего места поднялся крепко сбитый бородатый человек средних лет, низко наклонился к старику, и они принялись о чём-то шептаться, после чего бородач поклонился правителю и поспешно вышел из комнаты.

Георг продолжил:

– Как вы все знаете, Северные королевства стали невероятно дерзкими после исчезновения Пламени Души. Они ошибочно считают, будто это мы похитили камень.

Таракану стало неуютно, и он слегка поёрзал на стуле.

– Одна лишь мысль о том, что нашим рыцарям пришлось бы отправиться так далеко на север… но у меня есть основания, что варвары из Северных королевств ответственны не только за вторжение на нашу территорию. Я получил сведения о том, что на них лежит вина за смерть одного из моих граждан, точнее гражданки, да к тому же супруги павшего рыцаря: профессора Виолетты Фицуильям. Перед тем как убить эту даму и сбежать, похитив её сына и её коллегу доктора Лэнгли, они вынудили её провести эксперимент с великой кометой Вольстенхольма, из-за которого все мы теперь в опасности. Сир Хью, что вы и ваши учёные на это скажете?

Таракан не мог поверить своим ушам: Георг преподнёс рыцарям историю, которую узнал от Тёмной драконицы, только вывернул её наизнанку. Уже не в первый раз Таракану пришло в голову, что во всей этой ситуации есть доля горькой иронии: Георг, последний в длинной череде монархов, которым судьбой предначертано очистить Империю от драконов, сидит в круглой комнате над сетью туннелей, скрывающих берлогу Тёмной драконицы, и получает от неё приказания.

Сир Хью кашлянул.