Джулиан сделал глоток кофе. Ответить не удосужился. Очевидно, повторы не в его правилах.

— Но как же я узнаю, что вы действительно…

— Выполнил работу? Никак. В данном аспекте все основано на доверии. — Он подался вперед. — Доверие в моей сфере деятельности — едва ли не главный козырь. Причем, Марин, это обоюдное доверие. Я тоже должен доверять вам. И я доверяю, потому что доверяю вашему хорошему другу Сэлу.

Марин понадобилось немного времени, чтобы переварить сказанное. Джулиан терпеливо ждал, пока в ее голове прокручивалось множество различных сценариев.

— Если я решусь на это, — наконец прошептала она, — то скоро ли узнаю, когда вы планируете устранить проблему?

— Вы ничего об этом не будете знать. Узнаете, когда дело будет сделано. Подготовка может занять несколько недель.

— Недель?

— Чем больше времени пройдет между нашим разговором и реальным событием, тем будет лучше. — Он поставил кофейную чашку на стол. — Слишком много людей попадаются только потому, что работа исполняется слишком быстро после оплаты, и потому что клиента чересчур интересуют подробности. Чем больше дистанция между вами и всем прочим, тем лучше.

Она молча переваривала сказанное. Конечно, для него это все звучало совершенно обыденно — и в то же время также совершенно немыслимо для нее. Они действительно говорили об этом. Она действительно решилась на это.

— Марин, вы платите мне не за то, чтобы я просто убил кого-то, — словоохотливо продолжил Джулиан; казалось, его не волновало, что кто-то может услышать такие слова. — Если вас действительно беспокоит только само убийство, то вы можете, разозлившись сверх меры, совершить его и сами. Или заплатить любому придурку с улицы, чтобы тот совершил его за вас, причем это будет стоить вам чертовски мало. Совершить убийство проще всего.

Марин изумленно глянула на него. За всю свою жизнь ей еще не приходилось слышать, чтобы кто-то вообще пускался в подобные объяснения.

— Вы платите мне за гарантию того, что дельце не вернется к вам бумерангом. В результате все может выглядеть как автокатастрофа, или случайное, вышедшее из-под контроля ограбление, или, может быть, странная болезнь, или пожар, или утопление. Что-то неожиданное, но правдоподобное. И для полного правдоподобия вы должны быть так же шокированы, как и все остальные, находиться далеко от места происшествия и быть совершенно не подготовленной к такой новости. Еще лучше, если б вы не знали о его измене. — Он помедлил. — Ему известно, что вы узнали?

— Нет, — голос Марин предательски задрожал.

Ее начала бить сильная дрожь. Джулиан так обыденно перечислял эти подходящие варианты, как будто они не имели отношения к способам… убийства. Марин совершенно не понимала, как реагировать на его откровения.

— Как вы узнали, что он завел роман?

— От частного детектива.

— Какого детектива?

— Опять-же, по-моему, это не имеет значения, — она покачала головой.

Марин не хотелось называть имя Ванессы Кастро. Ведь та обнаружила роман случайно, расследуя исчезновение сына, а о нем Марин также отказалась говорить. Джулиана это не касается.

— Ваша скрытность усложнит мне работу, — пробурчал он.

— Ну, если вы так хороши, как говорите, это не должно иметь значения, — в ее тоне прозвучал вызов.

— Кто еще знает? — спокойно поинтересовался он, на мгновение сжав челюсти. — Ваш психотерапевт?

— Как вы узнали, что у меня есть психотерапевт? — Неужели он проверял ее? Или Сэл предоставил ему кое-какие сведения о ее жизни?

— Они обычно имеются у подобных вам женщин.

— Нет, у меня уже нет психотерапевта. — Марин также не собиралась раскрывать ему имя доктора Чена. Джулиан пугал ее, но тем не менее пробуждал в ней желание защитить связанных с ее жизнью людей. — И если вы собираетесь расспрашивать меня о каждом моем знакомом, которому я могла рассказать об интрижке, — а о ней я, кстати, узнала только сегодня, — то мы будем торчать здесь без толку.

По губам Джулиана проскользнула улыбка. Какую бы проверку ей ни пытались устроить, видимо, она ее прошла.

— Вы должны прекратить дела со своим детективом, — напряженно произнес он, — немедленно.

— Уже прекратила, — ответила Марин, отчасти солгав.

Разумеется, она понимала, что Джулиану не нужны осложнения с частным сыщиком, преследующим человека, которого его наняли убить, но она не имела намерения говорить Ванессе Кастро прекратить все расследование. Она скажет ей бросить расследование романа. Однако в поисках Себастиана ничего не изменится.

— Договорились. Теперь осталось упомянуть только об одном важном моменте, — Джулиан подался вперед. — Как только вы переведете мне деньги, сделка автоматически подтвердится. Колесики завертятся. Допустим, через пару дней вы проснетесь, начнете психовать и передумаете — это ваше право. Однако деньги пропадут. Вы не получите их обратно. Вы понимаете это?

— Да.

Ее снова охватила нервная дрожь. Глупо, учитывая, что они зашли так далеко. Она уже предстала перед Джулианом в своей наихудшей ипостаси, о которой едва смогла бы рассказать Сэлу, разве что в шутку или по пьяни, причем понимая, что, дав волю этой ипостаси, она могла отправиться прямиком в ад. Или, хуже того, в тюрьму. Нельзя ведь угрожать человеку адом, если он уже живет в нем.

— А знаете, вы могли бы просто развестись с ним, — сказал Джулиан. — Не самый быстрый выход, ясное дело, но, по крайней мере, никакого риска. У меня есть отличный адвокат, и я могу связать вас с ним — за плату, конечно. Он раскопает все грязные делишки вашего мужа, обеспечив вам получение всего того, что вам причитается по закону.

— О чем вы говорите?

Они с Дереком не собирались разводиться. Развод отвратителен, и в конце концов он только освободит его для Маккензи или любой другой попавшейся на пути красотки. В проигрыше останется только Марин. А ей не хотелось остаться одной, подобно Тие. Она и так уже потеряла слишком много.

— Я просто заметил, что есть варианты. Потому что если вы пойдете по первому пути, то риск неизбежно останется. Даже если произойдет несчастный случай, он все равно означает смертельный исход, и на супругу подозрение падет в первую очередь. Может подключиться полиция. Вскрытие. Допросы. Ведь ваш муж, как известный человек…

— Простите, но о чем вы говорите? — Ей не следовало прерывать его на половине фразы, но она испытывала полное замешательство. — Я пришла сюда не из-за Дерека. Он же мой муж… — Она едва не добавила «и отец моего сына», но вовремя остановилась.

Теперь настал черед Джулиана выглядеть растерянным. Он казался застигнутым врасплох, а у нее сложилось впечатление, что ему не слишком часто доводилось оказываться в таком положении.

— Так вы не хотите смерти мужа?

— Конечно, нет. — Она включила смартфон и вновь показала ему обнаженное селфи. — Проблема не в Дереке. А в ней.

Откинувшись на спинку скамьи, он оценивающе взглянул на нее.

— Это не то, что говорил мне Сэл.

— Значит, наш общий друг неправильно меня понял.

Черт тебя побери, Сэл. Марин не сомневалась, что он надеялся именно на это. Но она никогда не пожелала бы смерти Дереку. Он же отец Себастиана. Она просто не смогла бы причинить вред отцу своего сына. Марин таращилась на фото, пока экран не потемнел, проклиная Сэла за то, что вызвал такую неразбериху.

— Из-за этого у вас будут осложнения?

— Ничуть, — вновь улыбнувшись, возразил Джулиан. — Вообще-то, это даже немного упрощает дельце.

Некоторое время они хранили молчание, но теперь Джулиан смотрел на нее по-другому. Он пришел сюда, считая, что она хочет смерти мужчины, но ведь разрушить жизнь Марин пыталась женщина. Именно женщина пыталась украсть жалкие остатки ее семейной жизни. И если из-за этого Марин готова на чудовищное преступление, то так тому и быть. За последние четырнадцать часов она уже дюжиной разных способов представляла себе смерть Маккензи — то ее сбивал автобус, то она выпадала из окна, проваливаясь в бездну, то ее сбрасывали с чертовски высокой скалы — и каждая фантазия приносила ей мгновение огромного облегчения.

Из угловой кабинки, где наконец-то закончили ужин студенты, донесся громкий смех. Там сидели три парня и две девушки, но внимание Марин привлекла одна из них, с длинными каштановыми волосами и сияющими глазами; по ее лицу явно читалось, что она влюблена в сидящего рядом с ней самоуверенного красавчика. Девушка напомнила Марин себя двадцатилетней давности. И не сомневайтесь, большинство прошедших лет ее радовали. Только последний год стал сущим адом.

— Я все еще люблю его, — проворчала она, скорее себе, чем Джулиану.

Тот сунул руку во внутренний карман куртки и достал глянцевую брошюру.

— Здесь вы найдете информацию о «Восходе» — местном приюте для женщин и их детей, ставших жертвами домашнего насилия.

Это был реальный благотворительный фонд, и Марин уже не раз действительно делала туда пожертвования. Она каждый год получала от них к Рождеству поздравительные открытки. В нижней части заднего сгиба Джулиан написал шестнадцатизначный номер — по ее предположениям, свой банковский счет.

Марин пробрала дрожь. Связи Джулиана должны быть глубоки, раз ему известно, как отмываются деньги через законную благотворительность.

— После сегодняшнего вечера мы больше не будем ни видеться, ни разговаривать друг с другом, — сообщил Джулиан. — Вашим согласием к началу действий однозначно станет перевод вами полной суммы. Вы не будете знать никаких подробностей. Не будете знать сроки исполнения. И, напоминаю, никаких возвратов. Понятно?

Впервые за сегодняшний вечер он повторился в своих высказываниях.

— Да, понятно.

— У вас еще есть время подумать. Если деньги не будут переведены до завтра, до девяти утра, я сделаю вывод, что вы решили отменить заказ.

— А если я не смогу решить все так быстро?

Его пристальный взгляд смягчила легкая ухмылка.

— Вы уже все решили, Марин, иначе не пришли бы сюда. Вопрос только в том, осмелитесь ли вы, образно говоря, спустить курок. — Он улыбнулся шире. — Плохая шутка. Это уже мое дело, не ваше.

Несколько минут они просидели в молчании. Вокруг них шумела закусочная. Бары на Университетской авеню закрылись, и студенты заедали выпитое ими легкое пиво дешевой жирной едой.

Принесли счет, и Джулиан выложил на стол стодолларовую банкноту. Это было слишком много, и Марин сама заплатила бы, но Бетс уже прикарманила деньги, предложив вместо сдачи свою улыбку с коралловым зубным налетом.

— Оставайтесь сколько захотите.

Студентки за соседним столиком завизжали от смеха, а рядом с ними устроилась новая компания, громко отпуская непристойные шуточки о каком-то видеоролике, который они смотрели на телефоне. За следующим столиком один бродяга громогласно рассказывал другому бродяге историю о третьем бродяге. До Марин доносилась едкая смесь их запахов, вонь уличных подворотен и грязной одежды, пропитанной застарелым потом давно немытых тел.

Атмосфера закусочной ничуть не раздражала ее. В любом случае, шум им только на пользу. Никто не слышал их разговор. Никого не могли шокировать ни сказанные ею слова, ни те, что она еще не сказала. Единственный человек, способный судить ее, сидел напротив, и можно было с уверенностью сказать, что отсутствие у него морального компаса делало его мнение о ней весьма спорным.

— Приятно было познакомиться с вами, Марин, — выразительно произнес Джулиан, явно показывая, что встреча окончена. — Желаю добраться домой целой и невредимой.

Его голос прозвучал беспечно и скромно. И Марин невольно подумала о том, что он выглядит совершенно обычным человеком, вполне разумным и привлекательным. Сжимая сумочку, она выскользнула из кабинки и накинула на плечи куртку.

— Как мне связаться с вами?

— Никак. — Он поднял взгляд, но не остановился и не протянул руку для прощального рукопожатия. — С этого момента связь можно поддерживать только через Сэла.

Их прощание стало таким же коротким, как приветствие.

Когда она вышла из закусочной, на улице шел дождь, и Марин помедлила, глядя в черное небо и позволяя дождевым каплям смочить ее лицо, смазать макияж, смыть грехи.

Она не могла поверить, что зашла так далеко.

Офигеть; должно быть, она сошла с ума.

Глава 13

Поначалу Кензи находила свои приключения захватывающими. Все ее романы так начинались. Но сейчас, лежа в кровати отеля и слушая храп Дерека рядом с ней, она осознала, что их путь усыпан увядшими розами.

Женатые мужчины утомительны. Во время свиданий они способны высосать весь окружающий вас кислород. Приходится постоянно подлаживаться к их расписанию, следить за изменениями в местах, датах и часах встреч. Ты можешь пойти с ними только в определенные места, и длительность свиданий строго ограничена необходимостью иных деловых или семейных встреч. Их приоритетом является семья. И ты не имеешь ни малейшего отношения к их семейному миру. Ты — просто побочная статья расхода. Та, кто может заполнить дыры в расписании жизни. У тебя вообще нет права голоса.

Приезд сюда оказался пустой тратой времени. Ей следовало сделать свидания более редкими. Дерек начал привыкать, а когда он перестанет тосковать по ней, их отношения сразу закончатся. В отличие от жены, он не обязан быть с Кензи. Он не обязан хранить ей верность. Они не строили совместную жизнь. Устав от общения, он порвет с ней. Но она пока не готова к такому концу.

Кензи потянулась за телефоном, испытывая искушение написать Джей Ару, узнать, чем он будет занят сегодня. Джей Ар был ее единственным неженатым любовником, но по большому счету и он больше не хотел ее. Они остались друзьями, но изредка еще занимались сексом. Иногда это даже поднимало ей настроение; иногда, однако, ее настроение, наоборот, портилось. Свидания с ним оставались абсолютно непредсказуемыми. Кензи отложила телефон, не желая испытывать судьбу. По крайней мере, с женатыми мужчинами сразу ясно, на что можно рассчитывать.

Когда вчера вечером они пришли в этот номер, Дерек сказал, что ему еще надо поработать, поэтому Кензи в одиночестве смотрела какой-то фильм, пока он общался с кем-то по электронной почте. После окончания фильма она уснула. Позже, очевидно, Дерек тоже лег спать, не захотев будить ее.

Зачем он вообще пригласил ее сюда, если не ради секса?

Выскользнув из кровати и тихо подойдя к окну, Кензи чуть приоткрыла занавески. Солнце уже взошло, озарив живописные окрестности. Мельком глянув на свое отражение в стекле, она огорчилась, заметив, как плохо смотрятся ее высохшие розовые волосы. Придется снова их мыть — и на сей раз нормально высушить. Мысленно выругавшись, Кензи направилась принять душ, по пути сбрасывая одежду.

Она не питала иллюзий по поводу своей внешности. Высокая и стройная, одаренная от природы отличной фигурой и изумительными ногами; а вот ее лицо не блистало красотой. Подкрасившись, она выглядела симпатичной, но редко пользовалась особыми косметическими средствами, не считая туши и легкого блеска для губ. По крайней мере, сейчас, когда ей уже за двадцать, ее кожа наконец-то очистилась. Самое большое преимущество ее лица — в его экзотичности. Отец с Гавайских островов, мать — канадская француженка… В общем, Кензи всегда нравилась мужчинам. Она не настолько красива, чтобы пугать их, но достаточно привлекательна, чтобы за ней стоило приударить. Она понимала свои достоинства. Поняла их давным-давно, еще в семнадцать лет, с Джей Аром. В девятнадцать она увлеклась Шоном. Потом появился Эрик. Потом — Пол, чья жена угрожала убить ее. И теперь вот — Дерек.

Все романы начинались с того, что Кензи называла «вспышкой». А «вспышкой» она называла то, что привлекало внимание мужчин. Если они еще не засматривались на нее с интересом, то нужно было задействовать «вспышку». Иногда хватало кокетливого замечания — дружелюбного, но полного скрытых обещаний, а иногда — тоскующего взгляда. Если женатый мужчина закрыт для интрижки, то ничего не случится и «вспышка» погаснет. Никакого вреда. Если же он открыт для новой связи, то сам сделает следующий шаг.

Соблазнение может продолжаться неделями; ты медленно настраиваешься на волну нерешительного женатика, пока тот упорно борется со своими желаниями, но в итоге проигрывает эту битву (да, обычно все они проигрывают). Важно поддерживать в них веру в то, что они сами ее соблазнили; тогда женатики обретают уверенность в собственной неотразимости и обаянии, понимая, что в них еще есть «нечто притягательное». Первый раз секс должен произвести глубокое, волнующее впечатление, а именно так и бывает, если подготовка удалась. Все дело в самом процессе соблазнения.

Как только они увлеклись ею и начали получать кайф от свиданий, она могла начинать использовать их отношения в своих интересах. Это не значило, что ей не нравились заарканенные женатики — Кензи искренне увлекалась каждым из них. Она же не проститутка, черт возьми. Скорее, «профессиональная подружка». И, как в любом деле, необходимо следить, чтобы свидания не становились утомительными.

Увы, к этому моменту, видимо, у них с Дереком наступила именно фаза утомления. Такой продолжительной связи — целых шесть месяцев — у нее еще не бывало, но она чувствовала, что начала утомлять его. Он терял интерес, становился равнодушным, и Кензи не знала, как это исправить. На первых встречах Дерек, казалось, оживал, прямо лучился новой жизнью. Теперь же начал опять погружаться в глубокий колодец своей неизбывной печали, в котором, как она полагала, он жил рядом с Марин, и такое утомление отличалось от всего, с чем она когда-либо сталкивалась. Оно означало, что их свидания стали менее захватывающими, менее ценными и начали осложнять жизнь… В общем, похоже, скоро он решит, что больше не нуждается в ней.

Кензи смыла с волос бесплатный гостиничный кондиционер и переставила все остальные бутылочки на полку, чтобы не забыть забрать их домой. Такую роскошную косметику она не могла себе позволить, разве что в виде подарков.

Когда минут через двадцать Кензи вышла из ванной, уже проснувшийся Дерек укладывал свой компьютер. Сброшенную ею одежду он собрал с пола и аккуратно положил на ее дорожную сумку. Ее и раздражало, и забавляло то, что он удосужился прибрать за ней.

— Такое ощущение, что мы только что прикатили сюда, — сказала Кензи, пытаясь завязать разговор.

Они почти не разговаривали с тех пор, как он заехал за ней вчера.

— Ты закончила принимать душ? — не взглянув на нее, спросил Дерек.

Он прошел мимо, и Кензи услышала шум заструившейся воды. Вооружившись отельным феном, Кензи подсушила волосы перед настольным зеркалом, отметив, что розовый оттенок уже потускнел и ей придется решать, стоит ли его обновлять. Упаковка краски для волос, которой она пользовалась, стоила восемь баксов. Такую роскошь Кензи не всегда могла себе позволить, учитывая расходы на обучение, аренду квартиры, свою и кошачью еду, коммунальные услуги и художественные принадлежности. Благодаря студенческим кредитам и ее работе в «Грин бин» она могла бы жить вполне сносно… Но содержание мамы обходилось почти в три тысячи баксов в месяц, а деньги, полученные от Пола в прошлом году, почти закончились. Поэтому ей необходимо быть предельно осторожной с Дереком. Сейчас она не могла позволить себе потерять его. Всему свое время.

Круглой щеткой Кензи уложила волосы легкими волнами: ей не нужна очередная шпилька от Дерека по поводу ее мокрых волос. Сегодня все должно пройти идеально. Он должен уйти отсюда счастливым, желая увидеться с ней вновь. Порывшись в косметичке, Кензи нанесла на ресницы немного туши. Подбавила румянца щекам. Мазнула блеском губы. Потом, натянув черные стринги и чистые леггинсы, завершила утренний туалет свободным, спадающим с плеча топиком. Без лифчика. Ей он без надобности.

Результат ее порадовал: она осталась почти естественной, придав себе вид утонченной элегантности. Достав телефон, сделала перед зеркалом несколько селфи. Выбрала самые выигрышные и опубликовала их в Инстаграме с хэштегами: #беззаботныерозовыеволосы и #отельнаяжизнь. Из пятидесяти тысяч ее подписчиков в соцсетях только полдюжины настоящих друзей в курсе того, что она не часто останавливается в отелях.

Но дело не в том, что реально. Дело в том, как оно выглядит.

Кензи обновила приложение, проверив, много ли лайков заработали ее посты. Если меньше тысячи, значит, фотка получилась неинтересная или она сделала неудачный хэштег. С помощью фильтра улучшила реальный цвет волос — и получала позитивную обратную связь, благодаря удвоению просмотров.

Дереку не понравился розовый цвет волос. Кензи часто меняла их окраску, а когда они познакомились, была блондинкой. Впервые увидев их в розовом цвете, он рассмеялся. Похоже, подумал, что она решила повеселить его, добиваясь именно такой реакции. Как же он расстроился, узнав, что розовый оттенок не смоется в одночасье и она на самом деле будет щеголять розовыми локонами, оправдывая такой выбор своим художественным вкусом, а также тем, что теперь ее офигенные волосы выглядят потрясно.

Дерек слишком много воображал о своей персоне. Таковы уж богачи — чем больше у них денег, тем больше самоуверенности и тем меньше они привыкают к проявлению несогласия с их мнением. Когда в прошлом месяце Кензи согласилась поработать пять вечеров подряд, Дерек подумал, что она просто разозлилась на него из-за недавней ссоры и нашла повод не видеться с ним. Такой явный вздор еще больше обидел ее. Она работала сверхурочно из-за того, что подошел срок оплаты аренды и платы за обучение в следующем семестре. Ах как жаль (подумать только), что ее дурацкая работа в кофейне нарушила его планы…

Услышав рингтон телефона, Кензи скривилась. Она поставила разные мелодии звонков для разных контактов; такое уведомление установлено для Тайлера. Она не сообщила соседу, что будет ночевать с Дереком. Намеренно не упомянув об этом, поскольку хотела избежать ссоры, неизбежно случавшейся, когда они говорили о нем. Тай никогда не видел Дерека, но он ему все равно не нравился.

Дверь в ванную открылась.

— Кто это? — Дерек глянул на нее, пройдя по комнате в нижнем белье. За ним тянулся шлейф теплого пара.

Она не ответила и отошла к окну. Раз уж ей не позволено спрашивать, кто ему пишет, то и ему тоже. Прочитав сообщение Тая, снова поморщилась.




Ты где? По-моему, мы собирались позавтракать?




Ей не хотелось отвечать. Но если она проигнорирует его вопросы, он будет продолжать писать ей, пока она не ответит. Лучше уж сразу отвязаться.



Пока с Д, — напечатала Кензи, — вернусь через пару часов, но на работу. Придется выйти в дополнительную смену.



Отправив сообщение, она собралась с духом, приготовившись к ругани.

Что за черт?? — не замедлил с ответом Тай. — Я мог бы еще спать и спать! Вот зараза, я пришел только в три ночи!! Даже не знал, что тебя нет дома. К тому же, по-моему, мы еще собирались сегодня днем насладиться призрачным «Домом на холме»?!![34]



Он прав, они подсели на этот сериал. Кензи пыталась в одиночестве посмотреть первую серию, но не смогла, сочтя ее жутко страшной, поэтому уговорила Тая посмотреть фильм вместе, хотя он ненавидел смотреть ночные кошмарики. В итоге они подсели, и как раз собирались сегодня просмотреть последние три серии до того, как Тай отправится на свою вечернюю работу.

Но, получив сообщение от Дерека, Кензи начисто забыла о Тае. И опять же забыла о нем, когда коллега спросила, не сможет ли она подменить ее, на что Кензи согласилась, так как деньги ей не помешают.

Прости, ты прав, я дерьмовый друг.

Прошла целая минута.

Ладно, нормально, — наконец-то соизволил ответить Тай, и она поняла, что это абсолютно не нормально. — Наслаждайся своим престарелым женатиком.

Обещаю загладить вину в эти выходные, — написала Кензи, — после того, как мне выдадут зарплату. Цыплята от «Эзелла»[35] с «Призраком Дома» и манговой «Маргаритой»!

Как угодно.

Кензи облегченно вздохнула. «Как угодно» означало, что Тай согласен. И также означало: «Если ты снова меня подставишь, я никогда, черт побери, тебя не прощу», — поэтому она точно поняла, что не может снова облажаться.

Боже, как же ей не хватало свободы! Обычно она жила упорядоченно, строго следуя своему расписанию, но последние полгода вся ее жизнь крутилась вокруг Дерека. Чертовски напряжно вертеться в кругу женатого мужчины.

Расстроенная, Кензи закрыла сообщения и бросила телефон на кровать. Дерек открыл рот, словно опять хотел спросить ее, с кем она переписывается, но потом передумал. Он подошел к ней. Помассировал плечи. Поцеловал в шею. Кензи понимала смысл его действий и желаний. Он редко расточал ей ласки, если не хотел секса, и она подвинулась вперед, ближе к окну, отойдя от него.

Как обычно, Дерек подумал, что она обиделась именно на него. В данном случае он не ошибся, поэтому постарался улучшить ее настроение.

— Крошка, прости, вчера у меня было дерьмовое настроение.

Дерек опять приблизился, и Кензи заметила, что пока он так и не оделся. Обняв ее за талию, Дерек прижался к ней всем телом. Уткнувшись носом в ее затылок, он вздохнул, а она вспомнила, как ей нравился его рост; он был выше нее, даже когда она таскалась на своих самых высоких каблуках. Их щеки соприкоснулись. От него исходил потрясающий запах — того самого дорогого одеколона, что они нашли в «Нордстроме». Кензи выбрала его как раз из-за сексуального аромата. Должно быть, Дерек немного побрызгался им после душа.

— Я знаю, что вел себя по-дурацки из-за бургера и обидел тебя. Наверное, я и правда заказал «Биг Мак» — по рассеянности, по невнимательности, что само по себе фигово. Ну прости же, мне правда очень жаль.

Теперь можно было начать смягчаться. Дерек лучше всех ее знакомых парней знал, как надо правильно извиниться и что правильные извинения должны включать признание своей дурацкой ошибки, наряду с ясным пониманием того, какую обиду нанесла эта самая дерьмовая ошибка.

— У меня куча дел на работе, и спонсоры точно с ума посходили… Множество людей требуют от меня того, что я пока не в силах обеспечить, вот я и сорвал раздражение на тебе, сам того не желая. — В его голосе звучало искреннее раскаяние, и на душе у нее полегчало. — Прости меня, Кенз.

— Ладно, принято, — ответила она, наконец позволив себе уступить ему. Его объятия стали крепче, и она почувствовала поцелуи и горячее дыхание на своей шее.

Ей уже стало жаль, что ему так плохо, и захотелось порадовать его. Кензи не нравилось, что она так переживала из-за него, — обычно с ней такого не бывало. Не нравилось, что она слишком сильно привязалась к нему. Слишком много она уже узнала о нем, о том, как он переживал за своего ребенка и все время грустил, и сама она вдруг опять расстроилась, подумав, что невольно усугубила его стресс, купив ему не тот чертов бургер. Она же знала, что он всегда заказывал «четвертьфунтовые» бургеры. Естественно, знала. И надо было его заказать; она же догадывалась, что он просто оговорился по рассеянности…

Но ее разозлило отстраненное молчание в машине и то, как сердито он приказал ей убрать ноги с приборной панели.

Таков стиль их отношений. Его невосприимчивость портила ей настроение, что, в свою очередь, ухудшало настроение и ему, а в итоге ей становилось еще хуже, и она уже всеми силами стремилась порадовать его. Так они и общались, и Кензи не представляла, как можно улучшить их отношения. Все было бы просто, если б они завели обычную интрижку. Но она грозила перерасти в настоящий роман, чреватый дополнительными сложностями, к которым она не готова. Чувства мешали ей разобраться в самой себе, а Кензи не позволяла им разыграться со времен Джей Ара.

Рука Дерека скользнула вниз по ее леггинсам. Продолжая целовать ее шею и шептать покаянные слова, он уже начал поглаживать ее лоно. Огненная волна желания прокатилась по ней, а его искусные пальцы усиливали возбуждение, и тонкая ткань ее леггинсов и трусиков не мешала чувствовать его ласки и нарастающую потребность их продолжения. Прогнувшись, Кензи прижалась к его восставшему естеству, начиная задыхаться, и он понял, что она больше не злится и готова на все, что ему угодно.

На все…

Она попыталась обернуться, чтобы поцеловать его, но он не позволил, чем возбудил ее еще больше. Его рука проникла под ее леггинсы и стринги, и Дерек застонал, ощутив влажный отклик ее страсти, а ей нравилось, что он всегда так удивлялся этому, всегда исполнялся радости и благодарности за то, что ему не нужно долго и усердно ласкать ее, доводя до этого момента, что она всегда готова принять его. Кензи понимала, что благодаря ее быстрому отклику он чувствовал себя богом, и ей нравилось то, что она способна породить в нем такое чувство. Как и то, что Дерек будет всеми силами стараться поддерживать в ней пылкую страсть — ведь он так непоколебимо терпелив во всевозможных способах доведения до оргазма…

Его пальцы уже проникли в нее, но она, как ни странно, хотела большего, поэтому, стащив вниз леггинсы, наклонилась вперед, к окну, упершись руками в холодное стекло. Ее ничуть не волновало, что любой проходивший под окном человек мог посмотреть наверх и увидеть их. Лицо Дерека теперь оказалось там, где раньше были пальцы, их сменил проникавший повсюду язык, восприимчивый к ее вкусу, сладостно сексуальному вкусу, побудившему Дерека застонать от восторга, как будто она сама довела его до экстаза.

С ним Кензи испытывала совершенно особые ощущения. Не просто секс, а секс, пробуждавший редкостные чувства. В процессе их сексуальных игр она обретала полную свободу. Могла говорить все что угодно. Раньше Кензи не испытывала такой раскрепощенности. Она могла не знать, как попросить его взять под руку на людях, но знала, как добиться того, чтобы его язык до предела погрузился в ее глубины. Становясь неистовой, она извивалась перед его лицом, и он продолжал раззадоривать ее, пока она не кончит и сама не остановит его.

Когда ей удалось развернуться, он стащил с себя белье, но Кензи захотела уже настоящего слияния — и, толкнув его на кровать, забралась на него и, глядя ему в глаза, припала к нему страстным поцелуем, чувствуя свой вкус на его губах. Уже через пару минут, сознавая, как велико его возбуждение, она, опустившись на его восставшую плоть, устроила страстную скачку, прекращая ее лишь после того, как он с выпученными глазами и вздувшейся на лбу веной начинал выкрикивать ее имя.

Данный момент привлекал Кензи по двум причинам. Во-первых, только в этот момент Дерек выглядел уродливым — во всех иных случаях его красота оставалась безупречной. Всегда. Он оставался неизменно красивым, даже когда дерьмово вел себя в «Макдоналдсе», или с умным видом вещал о прелестях старомодной музыки, или ругал ее за то, что она задрала ноги на его блестящую приборную панель.

И, во‐вторых, только в такие моменты она властвовала в их отношениях. Обычно именно он бывал полновластным диктатором, но, оказывается, и она в состоянии довести его до экстаза — неистово и ожесточенно, уже доведенная им до оргазма; пусть это единственное, на что она была способна.

Но теперь появился и ненавистный ей момент. Он напоминал ей, что срок годности их отношений ограничен. Сразу после секса Дерек уйдет на работу, а она вернется в свою дерьмовую квартиру, к обиженному соседу и заброшенному коту, к шкафам, полным разномастных тарелок и дешевых пакетов с лапшой из долларового магазина, чувствуя себя все более опустошенной, чем в начале романа, — ведь после каждого свидания с Дереком, после каждого их соития, она теряла частицу себя.

Они никогда не завершали секс нежными объятиями. Вместо этого Кензи в блаженной истоме лежала на кровати, наблюдая, как он одевается, наблюдая за тем, как тщательно он застегивает рубашку и заправляет ее в брюки, как аккуратно завязывает шнурки на туфлях. Его туфли стоили больше месячной арендной платы за их с Таем квартиру. Она узнала это, отыскав такую модель в интернете.

— Я не смогу отвезти тебя домой, мне нужно ехать прямо в офис, — сообщил Дерек, — но ты, по-моему, вполне можешь задержаться здесь. Закажи завтрак. Сделай массаж, если хочешь. Запиши все на счет номера. Я оставлю тебе деньги на такси.

— И у тебя даже нет времени позавтракать со мной? — спросила Кензи, приподнимаясь на локте.

Она чувствовала, что ему хотелось присесть рядом с ней; язык его тела безмолвно подсказал, что ему хотелось подойти к кровати, но Дерек не позволял себе это. Он вел себя так на последних свиданиях, испытывая странные колебания перед прощанием. Как будто ему хотелось сказать что-то еще. Как будто он знал, что должен завершить все здесь и сейчас, но так и не осмеливался.

— У меня деловое совещание, но ты завтракай. Наслаждайся свободой. А когда захочешь уйти…

— Воспользуюсь черным ходом.

Дерек кивнул, и Кензи откинулась обратно на подушки, когда он наконец-то подошел к кровати и чмокнул ее. Целомудренный поцелуй в губы. Это заставило ее задуматься, увидит ли она его снова. Какими же легкими казались их прощания первые пару месяцев!

Теперь многое осложнилось.

Дерек взял свою сумку и ушел. Повернувшись к окну, Кензи созерцала прелестные деревья под пасмурным небом, пытаясь насладиться последними минутами в роскошном номере отеля, ночь в котором, вероятно, стоила больше, чем ее недельный заработок вместе с чаевыми в «Грин бин». Тоскливо. Однако заурчавший желудок позволил ей взбодриться — по крайней мере, ей подадут завтрак в ресторане отеля, а там готовят классные яйца «Бенедикт» на тостах с авокадо.

Направившись в ванную, Кензи заметила лежавшие на комоде банкноты и замедлила шаг. Дерек оставил ей деньги, причем гораздо больше, чем понадобится на оплату такси. Толстую пачку, все по двадцать и пятьдесят «баков». Она взяла пачку и, пересчитав деньги, изумленно открыла рот.

Он оставил ей пять тысяч долларов.

Дерек давал ей деньги и раньше — естественно, давал. Как-то раз она между прочим упомянула, что задолжала месячную плату за квартиру, и он вытащил из кармана триста «баков», как завалявшуюся мелочь. Однажды Кензи заволновалась, что опоздает в магазин за курицей, поскольку ее там быстро разбирают, а он, шутливо поморщившись, покачал головой и вручил ей двести долларов, посоветовав зайти в «Здоровую пищу» и запастись натуральными, выращенными на свободном выгуле птицами, чье мясо намного полезнее. Он неизменно оплачивал их проживание в отеле, и питались они обычно тоже за его счет; он оплатил ей перелет в Нью-Йорк и билеты в театр на «Гамильтона», и шопинг в «Блумингдейле», где купил ей сумочку от «Дольче и Габбана» за двадцать две сотни «баков». За две тысячи двести долларов! Он пытался убедить ее выбрать сумку понравившегося ей цвета, но в конечном счете здравый смысл возобладал, и Кензи выбрала черную, разумно прикинув, что у нее никогда больше не будет такой красивой сумки, как эта, и важно, чтобы она подходила к любой одежде.

— Ты уверен? — спросила тогда Кензи, схватив его за руку перед кассой, и консультант по продажам широко улыбнулась, скрывая ухмылку. Она, несомненно, видела раньше подобные сцены.

— Уверен, — и Дерек достал свою кредитку. — Может, ты хотела бы еще летнюю цветочную сумку?

— Цветочные сейчас на пике моды, — подключилась продавщица, добавив своей улыбке сияния на полсотни ватт.

— Нет, — Кензи рассмеялась, — нам вполне достаточно одной.

Перехватив взгляд продавщицы, она прочитала молчаливое послание, написанное на осуждающем лице женщины: «Милочка, не будь идиоткой, бери и цветочную тоже». Бедняжка ничего не понимала. Она видела лишь смешливую Кензи с розовыми волосами, но ей не нужна была еще одна брендовая сумка. Она задумала большую игру.

И пять тысяч долларов намного меньше задуманного выигрыша. Пять тысяч не покроют и двух месяцев ухода за матерью, и она точно знала, что провела шесть месяцев в постели с женатиком не ради того, чтобы получить жалкие пять тысяч. Она должна выяснить, что это значит.

Схватив телефон с ночного столика, Кензи отправила Дереку сообщение:


Привет, малыш, ты ничего не забыл в номере?


Ответа не последовало. Решив, что он за рулем, Кензи быстро зашла в ванную, чтобы облегчиться перед походом в ресторан. Может, это просто подарок? Последнее время Кензи переживала из-за нехватки денег — а когда не переживала? — и, возможно, он просто захотел помочь ей…

Может быть, это еще не конец?

Ответ от него пришел, когда она уже сидела в ресторане и перед ней на столике стояли заказанные яйца и тосты с авокадо. Кензи представила, как он только что заехал на служебную парковку.


Это все тебе. Я ничего не сказал перед уходом, полагая, что ты, вероятно, откажешься взять их.


Ха. Как бы не так.

Но ладно, она готова подыграть ему. Сделать вид, будто это ничего не значит, ничего страшного.


Ты очень щедр. Но я обойдусь без таких щедрот! Верну их тебе при следующей встрече.


Ответ пришел быстро.


Следующей встречи не будет. Это прощальный подарок. Прости за такой разрыв, но дальше я так жить не могу. Спасибо тебе, Кензи, за чудесное время, желаю всего наилучшего.


Ее руки так сильно задрожали, что она чуть не выронила телефон. Трус. Вот так он решил закончить? Отстраненным сообщением? С пятью тысячами долларов для успокоения чувств и облегчения расставания? Чьих чувств? Чьего успокоения?

И чем он думал, решив, что может купить свободу всего за пять штук? Пол не смог, и Дерек тоже не сможет. Не сможет. Ни за что. Учитывая, что она потратила полгода своего времени и энергии на человека, в эмоциональном плане подобного черной дыре.

Кензи заставила себя сделать несколько глубоких вдохов. Важно то, что она теперь скажет. Начала печатать; ее пальцы яростно забегали по экрану смартфона.




Дерек, пожалуйста. Я люблю тебя. Не бросай меня. Поговори со мной.




Вот же сукин сын… Ему не удастся избавиться от нее за такую ерундовую сумму.

Она сделала вторую попытку.




Если ты скажешь, что больше никогда не захочешь меня видеть, и ты действительно так думаешь, то ладно. Я оставлю тебя в покое. Но, Дерек, я хочу тебя. Мне хочется быть с тобой. Ты мне нужен.




Ты для меня самое худшее.



О боже. Все кончено. Она все испортила.

Пока официант наполнял ее стакан с водой, Кензи сидела за столиком в ресторане, думая о той куче денег, что засунула в подаренную фирменную сумочку перед выходом из номера. Как же она не заметила близкого конца? Все романы подобны медовому месяцу, и ей следовало понять, что они прошли этот период пару месяцев назад. Именно тогда Дерек начал больше молчать и перестал жаждать секса, входя с ней в номер отеля. Тогда он стал более критичным, более мрачным и отстраненным.

Ей следовало давно все понять, но она слишком увлеклась идеей своей влюбленности, уже позволяя себе думать, что, возможно, ей выпал реальный шанс. Она чертовски переоценила этот шанс. И вот — полный разрыв, и она осталась с дизайнерской сумкой, кучкой денег и уязвленным самолюбием. И, возможно, с разбитым сердцем… Если она не сумеет закрыть его на замок.

В руке ее мяукнул телефон, и она глянула на экран. Сообщение от Дерека. Пришлось дважды прочитать его, прежде чем слова достигли ее сознания. Когда же осознались, ее захлестнула мощная волна облегчения.


Забудь все, что я только что писал. Я кретин. Кензи, прости меня. Я не хочу, чтобы все закончилось. Ты мне тоже нужна.


Конечно, это несравнимо с «я люблю тебя», но вполне утешительно. Господи Иисусе… Конец был почти неотвратим.


Я никуда не денусь. Но, пожалуйста, не пугай меня так больше. Я этого не заслужила.



Не буду. И ты абсолютно права. Прости.


В конце сообщения стоял смайлик сердечка.

Кензи послала такое же сердечко в ответ — и тут же, словно дождавшись своего слова, вновь заурчал ее живот. Она отложила телефон и взялась за вилку.

Пора завтракать. Красоткам нужна и реальная пища.

Глава 14

Марин провела всю ночь, лежа на тех же простынях в кровати, где они с Сэлом занимались любовью. Уснуть ей так и не удалось.

В семь утра, отправившись в ванную комнату, она долго стояла под горячим душем. Сделала макияж. Надела шелковое платье с пышными рукавами от знаменитого модельера Рэйчел Рой. На кухне нажала кнопку своего любимого кофе на профессиональной кофеварке, хвастливо принесенную Дереком несколько месяцев назад, и три минуты спустя ее кружка наполнилась идеально ароматным латте на соевом молоке с ванилью и дополнительной дозой эспрессо. Марин устроилась на банкетке около окна и просмотрела поступившие на электронную почту письма.

Без пятнадцати девять она ознакомилась с перепиской между Дереком и его любовницей. Оценила его попытку покончить с этой интрижкой раз и навсегда. И усилия Маккензи вернуть его обратно. Поняла, что они, видимо, сработали.

Тогда она приняла решение.

Звонок занял пять минут. Марин обменялась любезностями со своим личным финансовым консультантом, и они перешли к делу. Она продиктовала цифры номера счета, написанного ей Джулианом, и подтвердила сумму перевода. Если ее консультант и удивился, то никак не проявил это и не задавал вопросы. Работая только с богатыми клиентами, он отлично усвоил, что в их дела нос лучше не совать. Конечно, двести пятьдесят тысяч долларов для одной благотворительной организации — это многовато, но и она, и Дерек постоянно жертвовали большие суммы денег, причем в прошлом году сама Марин значительно увеличила суммы своих пожертвований.

Как будто уверовала в то, что хорошей кармой сможет выкупить сына.

Но разве можно реально полагаться на карму в данном случае? Судьба порой подкидывала ужасные события, и иногда они приводили к более ужасным последствиям. Завершив звонок, Марин глубоко задумалась, но через пару минут ее мысли прервал рингтон смартфона.




Ты жива?




Взяв с подоконника телефон, она позвонила Сэлу. Он ответил практически сразу.

— Привет.

— Привет, — откликнулась Марин, сразу осознав возникшую между ними неловкость, еще вчера утром не существовавшую. Связь потрескивала помехами, и она вспомнила, что он отправился на ферму, где прием сигнала слаб и нестабилен.

— Как прошла ночь, нормально?

Марин нерешительно помолчала. Ей не хотелось откровенничать. Уж слишком дико прозвучало бы: «Да, все замечательно, я только что перевела четверть миллиона долларов в благотворительный фонд, отмывающий деньги для посредника, рекомендованного тобой для убийства любовницы моего мужа».

— Договорились, — коротко ответила она. — Мне необходимо, чтобы она исчезла.

— Я думал, ты имела в виду Дерека. — Несмотря на паршивую связь, в голосе Сэла явно прозвучало потрясение.

— Я ничего не говорила о Дереке. Хотя как раз о нем ты сообщил Джулиану. Но Дерек — отец моего сына. Проблема все-таки в… этой шлюхе.

Молчание затянулось. На заднем плане раздавался шум включенного телевизора. Там начиналось развлекательное утреннее телешоу, и Марин уловила звуки смеха телезрителей в студии и матери Сэла. Она представила, как они, уютно расположившись в гостиной фермерского дома, пьют кофе. Позже к вечеру кофе сменится бутылкой шикарного мерло или каберне совиньона из их подземного винного погреба, где еще хранились остатки личной коллекции вин отца Сэла.

— Круто. — Очевидно, он не находил слов для ответа и, помедлив, добавил: — Но ты ведь понимаешь, что проблема не в ней, верно?

— Мне все равно. Она пытается разрушить то, что еще осталось от моей семьи. — Ничего не услышав в ответ, Марин спросила: — Похоже, ты не думал, что я на такое способна?

— Я давно понял, что тебя нельзя недооценивать. — Он понизил голос, и звук телевизора тоже стал тише. Она догадалась, что он вышел на кухню. — Но ты, надеюсь, поняла, что пути назад не будет? Как только ты ему заплатишь, деньги исчезнут.

— Знаю. Уже заплатила. — Теперь уже помолчала она. — А ты знаешь… у тебя есть хоть какие-то идеи, как он будет действовать?

— Ни малейших, — мгновенно и уверенно ответил Сэл, — я никогда не задавал ему подобные вопросы. И поверь мне, тебе тоже не стоит беспокоиться в этом плане.

— Да, он говорил мне то же самое.

— Он все устроит по высшему разряду. Вы будете вне подозрений. Именно поэтому так высока цена.

Марин с тревогой подумала о том, как безоговорочно Сэл верит в мастерство Джулиана. Интересно, какие проблемы тот улаживал для него самого?

— Как ты думаешь, сколько времени займет у него подготовка? — «Сколько времени у меня есть на то, чтобы передумать, если вдруг, проснувшись завтра, я распсихуюсь и захочу все отменить?»

— Трудно сказать точно, — ответил Сэл, — но не слишком много. Погоди секунду, — она услышала, как он что-то сказал своей матери, а потом вернулся к их разговору: — Извини, Марин. Она не смогла дотянуться до пульта.

— Как себя чувствует Лорна?

— Лучше. В основном бодро.

— Это хорошо. Пора мне отпустить тебя обратно к ней.

— Мар… — Сэл задумчиво помедлил, — если нужен мой совет: забудь обо этом. Забудь о закусочной, забудь о деньгах. Выкинь все из головы, будто ничего не было, и живи дальше своей жизнью. Не думай о Джулиане. И уж точно забудь о любовнице. Они больше для тебя не существуют, понятно? Только так можно с этим смириться… И, ради бога, отзови детектива. Ты же не хочешь, чтобы она узнала об этом?

Марин кивнула, потом вспомнила, что они общаются по телефону и Сэл не видит ее. Опять до нее донесся приглушенный голос Лорны — она звала сына.

— Мне надо идти, — сказал он. — Я вернусь в город сегодня вечером, если захочешь… поболтать. Кстати, можешь заехать.

Марин поняла, на что намекнул Сэл, поняла, что он больше не имеет в виду Джулиана. Он имел в виду разговор про их личные отношения и то, что произошло между ними вчера. Да, поговорить им придется, но не сейчас. Не в ближайшее время. Пока она не способна рассуждать здраво.

— Хорошей дороги, — пожелала Марин, и они разъединились.

Сэл заботился о матери, и ей повезло иметь такого преданного сына. Ее муж умер больше двадцати лет назад, но Лорна Палермо больше так и не вышла замуж, а в последние годы ее здоровье заметно ухудшилось. Начались боли в коленях и позвоночнике; больше года назад ей заменили тазобедренный сустав, из-за чего Сэл не появлялся в баре около месяца. Она даже точно запомнила время, потому что Лорну прооперировали за пару недель до исчезновения Себастиана — тогда-то она в последний раз и навещала мать Сэла.

После того, как Лорну выписали из больницы, Марин позвонила Сэлу, узнать, как у них дела. Голос бедняги звучал чертовски подавленно. Операция прошла хорошо, но Лорна ничего не могла делать сама, да и дом нуждался в соответствующих переделках. И, несмотря на протесты Сэла и Лорны, уверявших Марин, что они смогут справиться сами, она прикатила на ферму на пару дней, чтобы помочь.

— Но у тебя же полно дел в городе, — встречая уставшую после трехчасовой езды Марин, произнесла мать Сэла с радостью и смятением. Она улыбнулась, и шрам на ее щеке сморщился. — Ведь твой малыш нуждается в тебе больше, чем я.

— Он с папой, — с улыбкой ответила Марин, — мальчикам надо иногда поиграть в мужские игры.

— Но скоро уже Рождество, и у тебя, наверное, есть дела поважнее, чем торчать тут с нами и заботиться о старухе…

— Лорна, я так рада видеть вас… — Наклонившись, Марин поцеловала женщину в щеку, почувствовав губами легкую морщинку шрама.

Шрам появился в результате последнего ее избиения мужем. Он тогда чуть не убил Лорну, что наконец и позволило подать на развод. Она никогда не говорила, что он виноват, и его не арестовали, но Сэл все знал. Все знали.

— Как давно мы знакомы? — мягко сказала Марин. — Сами знаете, что вы мне как мать.

— Благослови Господь твое сердце. — Лорна смотрела на Марин добрыми карими глазами, доставшимися от нее и Сэлу. — Как бы мне хотелось, чтобы мой сын поскорее уже остепенился… Обзавелся наконец семьей и детьми, пока я еще могу порадоваться им. Не вечно же я буду рядом. Мне невыносимо думать, что он останется в одиночестве.

— Он не одинок, не беспокойтесь, — Марин успокаивающе погладила ее по плечу. — Несмотря ни на что, у него останусь я. Кстати, а где же ваш сын?

— Внизу, в погребе, — ее глаза блеснули, — выбирает вино для сегодняшнего ужина. Он так разволновался, когда ты сообщила, что приедешь…

— Пойду поздороваюсь с ним. — Марин не терпелось увидеть друга, но также радовал повод сбежать от старушки. Лорна бывала немного утомительной.

Мать Сэла — милая женщина, но жизнь нанесла ей много травм, как физических, так и эмоциональных и психологических. Она безумно обожала Сэла, словно пытаясь загладить вину за его юные годы, когда ей мало удавалось заботиться о нем. И ее разум, видимо, деградировал. Лечащий врач подозревал, что в результате последнего избиения она получила легкую травму мозга, в то время недиагностированную, но теперь ее симптомы проявлялись все чаще. Возникли проблемы с концентрацией, Лорна легко впадала в отчаяние, не справляясь с простыми делами, и Марин иногда слышала, как она, разговаривая сама с собой, бормотала вперемешку итальянские и английские слова и фразы, хотя, по словам Сэла, они вовсе не имели смысла.

Марин не могла даже представить, что пришлось пережить Лорне, что пришлось пережить Сэлу. Сэл-старший был настоящим тираном и, обладая вспыльчивым характером, управлял хозяйством и винодельней железной рукой; его решения никогда не обсуждались, и не дай бог кому-то было сказать даже слово поперек. В их спальне стоял сейф, где Сэл-старший хранил пистолет, получив разрешение на его ношение. Хотя оружием он никогда не пользовался, однако постоянно напоминал всем, что пистолет у него имеется, и иногда прогуливался с ним по виноградникам, чтобы «держать всех в узде». По рассказам Сэла, Марин знала, что работники боялись его гнева, и было также общеизвестно, что работницы стремились избегать любых ситуаций, когда могли оказаться с ним наедине.

В детстве Сэл частенько брал на себя всю тяжесть побоев, причем принимал их добровольно, сознавая, что они достанутся либо ему, либо его матери. Кроткая по натуре Лорна жаждала всячески угодить мужу, боготворила и боялась его. Но и лишившись мужа, она до сих пор жила так же, как при нем.

— Он ведь хороший мальчик, правда? — говорила Лорна в последний день того пребывания Марин на ферме.

Они сидели на большой кухне, где Марин готовила им закуски, а пожилая женщина отдыхала в раскладном кресле, которое Сэл притащил из гостиной, чтобы его мать чувствовала себя комфортно. Из большого окна во всю заднюю стену дома открывался прекрасный вид на обширное поместье, и Лорна, сидя в кресле, наблюдала, как ее сын обрезает ветви дерева, разросшегося возле самого дома.

Бóльшую часть виноградников винодельни Палермо — общей площадью более тридцати акров — десять лет назад продали крупной корпорации. Новые владельцы не нуждались в фермерском доме. Их интересовали только виноградники, так что Лорне пришлось продолжать вести хозяйство в доме, поддерживая порядок в старом дегустационном зале, винном погребе под ним и трех оставшихся у них акрах виноградников. Ферма была ее единственным домом, и она исполнилась решимости жить и умереть в нем. За последние несколько лет, по мере обострения проблем со здоровьем, Лорна уже не могла толком заниматься домашними делами, вынуждая своего сына приезжать в Проссер чаще, чем ему хотелось бы.

На дереве, за спиной работавшего Сэла, виднелись качели — просто доска на паре длинных веревок; один из рабочих соорудил их в подарок маленькому Сэлу. Возможно, сделал он их, чтобы завоевать благосклонность босса, или, возможно, хотел тем самым как-то отвлечь Сэла от того факта, что его мать частенько ходила с синяками. Какова бы ни была причина, Сэл был в восторге и однажды сказал Марин, что качели стали одним из его счастливых детских воспоминаний. Хотя таких было немного.

— Он действительно хороший парень. — Марин, глядя в окно, наблюдала за работой старого друга.

Она не часто видела выросшего здесь Сэла в такой роли, но он ловко рубил ветки и убирал грязь, не боясь запачкать руки. Марин знала его как горожанина, управлявшего своим баром и жившего холостяцкой жизнью в своей квартире в Беллтауне. Признаться, она нашла Сэла в такой роли — роли фермера, антипода того парня, с которым встречалась в колледже и дружила в течение двух десятилетий, — вполне привлекательным.

— Почему ты все-таки не вышла за него замуж? — В голосе Лорны не сквозило ни малейшего упрека, только огорчение. — Он ведь очень любил тебя.

Речь об этом заходила неизменно, когда бы Марин ни приезжала в гости, и она ответила на вопрос так же, как и всегда.

— Очевидно, нас просто развела судьба. Мы ведь были так молоды, — добавила она, не упомянув, что начала встречаться с Дереком всего через неделю после того, как они с Сэлом в очередной раз расстались.

— Ты любишь своего мужа?

— Конечно, — удивленно произнесла Марин. Раньше Лорна никогда не спрашивала об этом. — Мы с Дереком уже давно живем вместе.

— Он хороший муж для тебя? И хороший отец для твоего малыша?