– Скажем так: мне необходимо отвлечься. – Марси пожала плечами. – Встрепенуться. Здесь становится довольно нудно и однообразно. Сельскую Небраску никак не назовешь захватывающим аттракционом, Шана. – Она не упомянула о том, что ей необходимо отвлечься от едва различимого шепота, который слышит она одна.
«Белая маска…»
– У отца серьезные проблемы. Он превратился в престарелого фаната. Можно сказать, стал Ренфилдом при своем Дракуле
[100], роль которого взял на себя Пит Корли. Если этот тип попросит, он станет есть жуков. И еще, по-моему, ему нравится внимание – поскольку журналисты и фотографы не отстают от Корли ни на минуту. – Шана пнула камешек, покатившийся по дороге. – И еще мне кажется, что отец не желает больше думать ни о чем другом. Обо мне, о Несси. О ферме – знаешь, я теперь даже не могу сказать, есть ли у нас ферма. Отец не желает о ней говорить, категорически не желает. А мне вообще не хочется ни о чем с ним говорить.
– Но, по крайней мере, у тебя есть новый фотоаппарат.
– Есть. И еще появились кое-какие деньги, поскольку журналисты покупают мои снимки.
– Говорят, за непрофессиональной журналистикой будущее.
– Вот как? – Шана пожала плечами. – Даже не знаю. Надеюсь, там найдется место и для меня, потому что, похоже, я наконец нашла, чем хочу заниматься в жизни.
– Многие люди этого так никогда и не находят.
– А ты нашла?
– Нашла. – Марси пожала плечами. – А затем получила по голове бейсбольной битой.
Но может быть – может быть, – она нашла что-то другое. Прямо здесь. Связанное с этими людьми. С ее ангелами.
Она сделает все, чтобы их защитить.
Абсолютно все.
48
Герой, трус, инструмент и глупец
Результаты последнего опроса поддержки кандидатов на предстоящих президентских выборах: Эд Крил (респ.) – 39 %, президент Хант (дем.) – 37 %, не определились – 20 %, Э. К. Манке (партия «зеленых») – 4 %.
Сайт агентства «Расмуссен»17 комментариев, 2,5 тысячи репостов, 8,7 тысячи лайков
15 ИЮЛЯ
Бернсвилль, штат Индиана
«Ты герой или ты трус?»
Эта мысль бесконечно крутилась в голове у Мэттью, непрерывная карусель погони Тома за Джерри, один вывод сменяет другой. Она преследовала священника с тех самых пор, как он покинул зал, где проходил предвыборный митинг, вернулся в гостиницу, заказал новый билет на самолет домой и возвратился в Индиану с красными глазами. Не оставила она его и сейчас, когда он открыл входную дверь и вошел в свой дом.
Герой.
Или трус.
Толпа на предвыборном митинге Крила – эти лозунги, скандирования, ярость, исходящая от нее, словно дым от разгорающегося лесного пожара, – все это явилось для Мэттью слишком сильным потрясением. Он не переставал об этом думать. Прихожане в церкви – не важно, маленькой или большой, – эта толпа была настроена позитивно, люди что-то искали, искали надежду, искали путь вперед. Тут же все было совсем не так. Это был храм ярости и жестокости. И пастор, стоя за сценой, вдруг понял, что он не такой. Его крепко схватила фантазия, он возомнил, будто может сделать что-то хорошее, – и еще Мэттью вынужден был признать, что он не имел ничего против возросшего числа прихожан на воскресных проповедях и хлынувшего потока пожертвований.
Но это было не уверенное и уютное рукопожатие. Он почувствовал себя инструментом, зажатым в чьей-то чужой руке.
Возможно, в этом и крылся ответ на мучивший его вопрос.
«Я не герой и не трус, но я определенно инструмент. Я инструмент, и глупец, и еще…»
Пастор вздохнул.
Домой он добрался только под утро. В самолете почти не спал, и единственным его желанием было поскорее добраться до кровати, подобно лунатику, плюхнуться на нее и уткнуться лицом в подушку, полностью отдавшись сну.
Лунатики… Господи, эти несчастные люди! И вот он превратил их во врагов. Заявил всему свету, что они приспешники дьявола – возможно, даже его родные дети. Апокалиптическое воинство Антихриста. Что он наделал? Как далеко зашел?
И что можно сделать, чтобы исправить причиненный вред?
Мэттью бросил свой телефон на кухонный стол.
– Отом! – окликнул он. Ответа не последовало. – Бо! – Снова ничего.
Лето, раннее утро – оба должны быть дома. В последнее время Отом повадилась спать допоздна, поэтому Мэттью поднялся наверх, но обнаружил, что кровать не заправлена – и пуста.
В комнате Бо также было пусто.
Спустившись вниз, Мэттью неохотно взял телефон и включил его. Телефон был выключен с тех самых пор, как он покинул зал. Когда-то давно, еще подростком, Мэттью работал на зернохранилище. Он страшно ненавидел эту работу – пыль от кукурузы, люцерны и сена вызывала у него жуткую аллергию, и он говорил об этом хозяину хранилища, говорил своему отцу. Те не обращали на его жалобы никакого внимания. Говорили ему терпеть. Поэтому как-то раз Мэттью просто сбежал. Ушел, не сказав никому ни слова. Весь следующий день он прятался от своих родителей, не выходя из комнаты. Выдернул из розетки телефон, чтобы никто не позвонил. И вот сейчас, даже по прошествии многих лет, всякий раз, просто проезжая мимо зернохранилища, Мэттью испытывал стыд и чувство вины.
И вот все то же самое происходило снова. Мэттью боялся включить телефон, так как знал, что его там ждет, подобно призраку, терроризирующему старый дом. Но он также понимал, что Отом или Бо могли оставить ему какое-то сообщение. Мэттью до крови прикусил губу…
И включил телефон.
Как только аппарат поймал сигнал станции, он озарился подобно дешевой рождественской елке, предупреждая о пропущенных звонках, текстовых сообщениях и голосовой почте: какофония писка, звона и гудения. Затем к ним добавился звук ящика электронной почты.
Собравшись с духом, Мэттью пробежал взглядом сообщения.
Целая куча от Хирама Голдена. Тот был чертовски зол. Судя по всему, он что-то наплел людям Крила про то, будто Мэттью отравился в «одном мексиканском заведении», и те вроде бы ему поверили. Но затем Голден прислал сообщение «ПОЗВОНИ МНЕ», одни прописные буквы. После чего повторил его еще десять раз.
Были сообщения от людей Крила – от его помощников и даже координаторов. Они не злились на Мэттью – они хотели пригласить его снова.
Затем, погребенное в общей массе, одно сообщение, всего одно, от Роджера Грина, инструктора по стрельбе, того самого, который предупреждал Мэттью, что работать с Озарком Стоувером – это серьезное дело и отмахнуться от него просто так нельзя. Сообщение было кратким: «Я говорил вам, пастор Мэтт, что нельзя делать все наполовину. Озарк хочет с вами встретиться».
Вздохнув, Мэттью с такой силой вдавил в глаза костяшки пальцев, что увидел в темноте пляшущие пятна света.
И затем, в самом конце, одно сообщение от Отом:
чтто случилось.
Что это значит?
Пастор ощутил холодную дрожь.
Он подошел к холодильнику, проверяя, не оставлена ли на дверце записка.
Ничего.
Точнее, нет. Кое-что.
Рядом с холодильником маленький пузырек. Похожий на тот, в котором жена хранила занакс.
Пустой.
Мэттью снова окликнул:
– Отом! Отзовись!
Еще раз обошел весь дом: комната Бо, их комната, дополнительный крюк к ванной…
Дверь была закрыта.
Мэттью подергал за ручку. Дверь не открывалась. Она была заперта.
– Отом! – окликнул он.
Быть может, дверь просто разбухла. Летняя сырость и все такое. Мэттью подергал снова, сильнее. Ничего. Тревога разлилась по ногам, спустилась в руки, загудела в висках. Мэттью навалился на дверь плечом – та не поддалась. Еще раз – ничего. Отступив назад, он что есть силы нанес удар, нацеленный в дверную ручку. Ручка отлетела, и дверь распахнулась.
И тут Мэттью нашел свою жену.
Она лежала в ванне. Глаза были полуприкрыты, мыльная пена мягко ласкала подбородок. На стенке ванны засохла струйка рвоты. Также рвотная масса плавала в ванне, образуя зловонные островки, покрытые пеной.
– Нет, нет, нет!.. – пробормотал Мэттью. Бросившись вперед, он едва не поскользнулся на еще одном пузырьке. Упав на колени, схватил Отом за руку. Рука была липкая, но теплая.
– Отом, проснись, проснись!
Однако жена не просыпалась.
«Господи, пожалуйста, если ты меня слышишь…»
У Отом задрожали веки.
– Мааа… – только и сказала она.
Плача, Мэттью просунул под нее руки, вытащил ее из ванны – едва не свалившись на мокрых, скользких плитках пола – и отнес в комнату. Положив жену на кровать, он укутал ее в одеяло.
После чего позвонил по 911.
* * *
Врач, похожий на филина мужчина со шрамом на подбородке и бровями длиной в целую милю, сидел на стуле напротив Мэттью, рядом с койкой Отом в больничной палате. Мэттью держал жену за руку. Вокруг пищали и жужжали медицинские аппараты. В нос Отом была вставлена трубка для дыхания, изо рта торчала трубка для кормления.
Доктор Гестерн как мог объяснил Мэттью, что произошло. Мэттью слышал слова, но так, словно они звучали обособленно, расходясь во все стороны дрожащим, трясущимся эхом.
«Судя по всему, пастор Бёрд, ваша жена приняла слишком большую дозу… Оксикодон и занакс – это очень плохое сочетание… Вся беда в том, что у человека быстро наступает привыкание, поэтому он принимает более сильную дозу, чтобы справиться с тем, что его мучит… В настоящий момент ваша жена в коме, пастор. Я не могу сказать, что это означает, но все ее показания стабильные, и, будем надеяться, с головным мозгом ничего страшного не произошло… Нет, я не могу точно сказать, откуда у нее эти препараты, они продаются без рецептов, и вот в чем проблема с ними – нельзя сказать, откуда они, что в них, в какой концентрации…»
Но Мэттью знал, откуда у его жены эти препараты.
Их ей дал Озарк Стоувер.
Он посмотрел на Отом. Слабая и бледная, словно угасающее воспоминание о человеке, а не сам человек. У него мелькнула мысль: как они станут платить за все это. Еще ему захотелось узнать, когда Отом очнется. Также его мучил жуткий, мрачный вопрос, который он не смел озвучить, – неописуемый, неведомый страх.
Закончив, врач сказал Мэттью, что тот может возвращаться домой, если хочет, уже поздно, ему позвонят, если будет что-то новое.
Но Мэттью не собирался возвращаться домой. Вместо этого он прочитал молитву. Попросил у Бога прощения, руководства и мужества. Наклонившись к Отом, поцеловал ее в лоб. Попросил у нее прощения. После чего схватил ключи и вскочил в машину.
Он помчался через леса и поля, к дому Озарка Стоувера.
49
Возвращение к стаду
В театре вспыхнул пожар. Клоун выбежал на сцену, чтобы предупредить зрителей. Те решили, что это шутка, и захлопали ему. Он повторил свое предостережение; ему захлопали еще громче. На мой взгляд, именно так наступит конец света: под общие аплодисменты недоумков, воспринимающих происходящее как шутку.
Серен Кьеркегор[101]. Или – или. Часть 1
15 ИЮЛЯ
Региональный аэропорт Норт-Платт, штат Небраска
Приземлившись, Бенджи в ожидании багажа отправился в туалет. Сделал то, что нужно. Вымыл руки.
Ни Сэди, ни «Черного лебедя».
Ему было тревожно и одиноко.
* * *
Разумеется, за это время стадо ушло вперед. Пройдя извилистым путем от Роузбада через Лоджпоул и Сидней, в настоящий момент оно приближалось к Поттерстауну, штат Небраска, милях в пятидесяти от границы с Вайомингом. Бенджи и Арав сидели во взятой напрокат другой машине – навевающей клаустрофобию «Хонде»-хэтчбеке – на бетонной площадке перед выстроившимися в ряд заброшенными складами. Склады находились на окраине Поттерстауна, образцового американского города-призрака, умершего в конце восьмидесятых, когда здесь захирело производство. Мертвые здания, серые, цвета пепла, бурая ржавчина – застывшие надгробия забытой индустриальной эпохи.
Бенджи постарался представить себе, как будет выглядеть мир через пять, десять, пятнадцать лет. После того как человечество исчезнет.
«Нет, – поспешно одернул себя он. – Этого не произойдет!»
Человечество сможет выжить.
Оно обязательно выживет.
Человечество, в зависимости от того, как на него смотреть – оптимистически или пессимистически, – представляет собой или породу энергичных победителей, или ораву ползущих по стене муравьев. В любом случае это означает то, что оно никуда не денется.
И он, Бенджи, позаботится о том, чтобы так оно и случилось.
Прежде чем встретиться с изрядно поредевшей командой техников СИЭ, Бенджи схватил Арава и привез его сюда. Было очень важно разъяснить парню, что к чему, прежде чем вернуться к стаду, к работе, сути которой он уже не понимал. (Он продолжает изучать болезнь? Или эти работы уже завершены? Бенджи не считал себя пастухом, однако именно этим ему сейчас и предстояло заниматься, ведь так?)
– Нам нужно поговорить, – сказал он Араву.
– Да. Да, конечно. Что там сказали? Совещание в Атланте… оно было посвящено… – Арав сглотнул комок в горле, не в силах произнести вслух эти слова. Ему удалось лишь выдавить: – Это правда? То, что нам рассказали?
– Правда, – кивнул Бенджи. – По крайней мере, то, что относится к «белой маске».
– Это назвали так? «Белой маской»?
– Да.
Арав пожевал губу.
– Ну а путники?
– Не знаю. Полагаю… они действительно инфицированы наномашинами. Или какими-то другими микрочастицами.
– Вы сказали об этом Лоретте?
Бенджи заколебался.
– Не сказал.
– Почему? – в отчаянии спросил Арав.
– Я хочу, чтобы ты представил себе, что сбудется все то, о чем нам говорили. Если «белая маска» действительно неизлечимая зараза, тогда… стадо – единственный способ обеспечить преемственность жизни. Путники смогут выжить. Но если мы поставим в известность ЦКПЗ или ФБР? В том-то и дело. Определенно, в дело вступит министерство внутренней безопасности. Там на путников будут смотреть не как на больных, не как на продолжение человеческого рода, а как на оружие, на врага, на террористов. Они подвергнутся нападению. Ты ведь понимаешь это, так? Произойдет именно это.
– Доктор Рэй, при всем моем уважении, в отряде пятьсот путников. Возможно, они заражены… крошечными машинами. Их нельзя проткнуть иголкой и порезать ножом. Они не едят и не справляют нужду. Если каким-либо образом мешать им идти вперед, они взрываются, словно скороварки! Нам нельзя молчать. Мы должны поднять шум. Сообщить ЦКПЗ, ФБР, средствам массовой информации…
– Нет.
Это слово прозвенело грозным набатом.
– Почему? – спросил Арав, затем, помолчав, добавил: – Это из-за Сэди, да?
– Нет. – Одиночество снова навалилось на Бенджи. Казалось, почва у него под ногами превратилась в мягкий ил, засасывающий в глубину, сокрушающий. Сэди использовала его в своих целях. Неужели их отношения заключались только в том, что она водила его за нос? «Черный лебедь» также его обманывал. Бенджи почувствовал себя полным дураком. – Я даже не знаю, где она, и у меня определенно нет ни малейшего желания это узнать.
– Доктор Рэй, пожалуйста, я не желаю брать на себя эту ношу!
Бенджи взял Арава за руку и, стараясь сохранить спокойствие, сказал:
– Послушай меня, Арав. Ты говорил, что веришь мне. Берешь с меня пример. Мне нужно, чтобы так оставалось и дальше. Я хочу, чтобы ты сейчас поверил мне. В противном случае… мне известно, что тебе нравится эта девушка Стюарт, Шана…
– Я… я понимаю, сейчас неподходящее время…
– Всё в порядке. Но я хочу, чтобы ты подумал о ней и ее сестре. Подумай хорошенько, что будет, если сюда по приказу министерства внутренней безопасности снова нагрянут военные. В следующий раз солдат будет больше, оружия будет больше. Возможно, они предпримут какие-то решительные шаги. Несси будет плохо, и Шане также будет плохо, поскольку, зная ее, ты ведь понимаешь, что она не бросит свою сестру, так?
– Не бросит, – тихо промолвил Арав.
– В таком случае мне нужно, чтобы ты сделал то, что нужно.
Бенджи почувствовал себя рэкетиром. Спокойным, невозмутимым, зловещим рэкетиром. В глазах у Арава отобразилась внутренняя борьба – борьба между двумя противоборствующими неопределенностями. С одной стороны, парень гадал, правду ли сказал Бенджи. Министерству внутренней безопасности это дело доверять нельзя, тут нет никаких сомнений. В то же время оба они понимали, что их использовали, что лунатиков умышленно заразила компания, в буквальном смысле принадлежащая ЦКПЗ. Если это действительно было так, речь шла о самом страшном заговоре в истории человечества.
– Ну как, Арав? – снова спросил Бенджи. – Ты пойдешь за мной?
– Хорошо. Пока что пойду. – Парень открыл дверь машины. – Я вами восхищаюсь, вы это знаете. Но, может быть, вы не тот, кем я вас считаю. – Он потупил взгляд. – Мне нужно немного подышать свежим воздухом. Стадо скоро будет здесь.
С этими словами Арав выбрался из машины и побрел прочь, словно заблудившийся человек, не имеющий понятия, найдут ли его когда-нибудь. Бенджи узнал это чувство, потому что сам он испытывал то же самое.
50
О богах и людях
Идеология всегда прокладывает путь к жестокости.
Теренс Маккенна
15 ИЮЛЯ
Ико-Лейк, штат Индиана
Пастора провел в дом Дэнни Гиббонс – он не столько ходил, сколько прыгал, словно резвящийся койот. Встретив Мэттью, он ограничился лишь такими фразами, как «Озарк дома», «сюда» и «следуйте за мной». Простые заявления. Можно даже сказать, команды. Время от времени при движениях у него задиралась рубашка, открывая рукоятку засунутого за пояс джинсов пистолета.
Войдя в дом, они прошли по коридору и спустились по короткой лестнице в просторное помещение с низким потолком, отделанное темным деревом, с чучелами животных: голова лося на стене, рот приоткрыт, язык вывалился; рысь на ветке, навечно застывшая в готовности к прыжку; здоровенная щука над плоским шестидесятидюймовым телевизором, сверкающая начищенной до блеска чешуей.
В кресле сидел Озарк Стоувер.
Он был не один.
Рядом с ним на стуле сидела женщина. Ее светлые волосы лежали на голове спутанными прядями – словно парик куклы. Сквозь ткань обтягивающей белой футболки проступали соски, и Мэттью, смутившись, залился краской – словно подросток, впервые мельком заглянувший в порножурнал.
Откинутая рука женщины, согнутая в локте, лежала на коричневой коже кресла Озарка. Там же была его здоровенная лапища, два вытянутых пальца нежно поглаживали женщину по тыльной стороне ладони.
Бросив на Мэттью взгляд из-под полуопущенных век, женщина произнесла заплетающимся голосом:
– Малыш, ты хошь, шобы я ушла?
– Нет, сладость моя, – невозмутимым тоном ответил Озарк. – Останься. Этот проповедник – он друг. Это не деловой разговор, это просто беседа двух друзей. Ведь так, проповедник? – У него помрачнел взгляд. – Вы хотите мне рассказать о том, что случилось в Аризоне?
– Я хочу услышать от вас, что произошло с Отом, – сказал Мэттью.
– А что с ней произошло?
– Она заболела.
«Нет, болван, она не заболела!» Даже сейчас он старательно подбирал слова, почему? Чтобы не обидеть могущественного Озарка Стоувера? Собравшись с духом, Мэттью попробовал еще раз:
– У нее передозировка.
Стоувер не повел и глазом. Даже не уселся прямее.
– Какая жалость, проповедник. Очень милая женщина. Я так понимаю, она жива.
– Она… в коме.
Пастор почувствовал в глазах слезы. Это снова заставило его смутиться. Можно не сомневаться, Озарк Стоувер никогда не плачет. Этот человек твердый, словно камень: никто и ничто не проделает в нем ни трещинки.
– Какая жалоссь, – пробормотала женщина. Внезапно она уронила голову на грудь, что, похоже, испугало ее, потому что она широко раскрыла глаза.
– Дайте мне знать, если я смогу чем-либо помочь, проповедник, и спасибо за то, что сообщили эту новость. А сейчас прошу меня простить…
– Это лежит на вас.
Наконец – только сейчас! – Озарк выпрямился.
– Простите, проповедник, наверное, я ослышался. Мне показалось, будто вы меня в чем-то обвинили, но я уверен, что этого не может быть.
– Это вы продали ей эти таблетки.
– Я ей их дал, бесплатно. В качестве любезности. И ваша жена взрослая девочка, она знала, что это такое.
– Вы – торговец наркотиками!
– Следите за своим языком. Я не торгую наркотиками. Я достаю для своих знакомых разный дефицит.
– Вы преступник!
Подавшись вперед, Стоувер стиснул кулаки размером с два свиных окорока и оперся ими на колени, словно стараясь удержать себя от того, чтобы встать.
– Возможно, кто-то действительно так считает. Вы знали, кто я такой. Если не знали, то потому, что старательно отворачивались в сторону. Я не скрывал, кто я такой и чем занимаюсь. Я вам здорово помог. Дал вам голос. Помог подняться вверх. Не вываливайте на меня это дерьмо, проповедник. Я могу разозлиться.
У Мэттью внутри что-то сломалось, словно плотина, не выдержавшая напора разлившейся реки.
– Вы… вы дали Отом таблетки, и вы даже не знаете, что в них! Она их выпила, и… и… и вот теперь она в больнице, в коме, а я даже не могу… – Мэттью мысленно представил себе жену на больничной койке, и у него вырвался крик боли. – Вы должны за это ответить!
Теперь Стоувер поднялся на ноги. Женщина вцепилась в него, чтобы удержать его в кресле – а может быть, чтобы не упасть самой, – но он отпихнул ее. Женщина обиженно надулась, разозленная, но в то же время напуганная.
Верзила надвинулся на Мэттью.
– «Ответить за это»… Серьезные слова. В них большой смысл, проповедник. А вы тут ни при чем, да? Вы бросили ее. Не помогали решать ее проблемы. Никаких врачей. Никаких лекарств. Одно лишь божье провидение, чтобы исцелить ее, так? Да. Отом мне все рассказала. Быть может, это вам нужно заглянуть в себя, увидеть, как вы подвели свою жену, – а я только стремился ей помочь.
– Ваша помощь отправила ее прямиком в реанимацию! – крикнул Мэттью.
На какое-то мгновение Стоувер застыл, переполненный яростью. Все члены его напряглись, словно катапульта, готовая выбросить во врага здоровенный камень. Но затем его плечи расслабились. Схватив свою бороду в кулак, он несколько раз разгладил ее – судя по всему, обычный прием, чтобы успокоиться.
– Итак, – шумно втянул воздух Стоувер, – что все это означает?
– С меня довольно. Вас и… и всего этого. Оставьте нас в покое!
– Так-так.
– Малыш, – вдруг быстро залепетала женщина, – мы почти закончили, потому что я хочу принять горячую ванну…
Выбросив руку, Озарк приложил указательный палец к губам.
– Тсс! Мужчины разговаривают. А ты сидишь и молчишь в тряпочку.
Пристыженная, женщина послушно свернулась в кресле Озарка, подобрав колени к груди.
– Проповедник, я хочу кое-что вам показать. Кое-что необыкновенное. Я уделил вам много времени и средств – отплатите мне любезностью за любезность. Полагаю, мы можем сойтись на этом, и вы должны согласиться, что также, по крайней мере, должны уделить мне чуток своего времени. – Уголки его губ опустились. – Особенно после этого вздора в Аризоне.
– Я просто хочу домой. – Внезапно Мэттью почувствовал бесконечную усталость. Да, он был в ярости. Но также и напуган. И огорчен. Сокрушен всем этим.
– Понимаю. Но сперва пройдемте со мной. – Стоувер окликнул своим зычным голосом: – Дэнни! Дэнни! Подгони нам гольфмобиль, хорошо?
«Не ходи с ним, – предостерег Мэттью внутренний голос. – Возвращайся к Отом».
Однако другой внутренний голос спросил: «И что тут такого?» Отчасти Озарк был прав. Он, Мэттью, в долгу перед ним, и если сейчас просто убежать… Это будет слишком нагло, слишком бесстыдно, а Озарк, похоже, не придает случившемуся особого значения. Быть может, удастся его урезонить. Быть может, если отдалить его от Дэнни и этой женщины, он внемлет голосу разума и можно будет объяснить ему, что он поступает плохо. И в отношении таблеток, но также и в отношении Бо и оружия. Быть может, верзила даже согласится частично оплатить счет за лечение Отом, поскольку Мэттью понятия не имел, как сможет тут выкрутиться…
– Хорошо, – согласился он.
– Вот и отлично, – сказал Озарк. – Идемте, проповедник.
Похожий на Годзиллу, он прошел мимо пастора, направляясь к выходу.
Мэттью неохотно последовал за ним.
* * *
Они не сказали друг другу ни слова, пока Озарк вел видавший виды гольфмобиль с большими колесами через лес по тропинке, которую Мэттью до сих пор еще не видел. Они проезжали под раскидистыми дубами и липами; земля была покрыта пятнами солнечного света, проникающего сквозь густую листву. Пчелы, осы и слепни кружили в воздухе перед гольфмобилем, который несся вперед, подпрыгивая на ухабах.
Дорога оказалась длиннее, чем предполагал Мэттью. Наконец за деревьями показались какие-то строения. Прямо впереди находился стальной ангар, похожий на огромный сарай с большими воротами, в которые свободно мог въехать грузовик или трактор. Он был выкрашен в красный цвет. Совсем недавно. Рядом стояли другие строения: гараж с подъемником и разбросанными на полу запчастями, навес с сеном внутри, деревянный сарай с массивными стальными воротами, запертыми на несколько висячих замков.
Площадка вокруг была вымощена щебенкой; от нее отходила грунтовая дорога, ведущая… ну, Мэттью не знал, куда она ведет. Вероятно, к шоссе, ибо как иначе можно было сюда попасть?
Деревья склонялись на строения, словно стараясь их спрятать. Темная чаща, хранящая какую-то тайну.
Подкатив на полной скорости к ангару, Озарк резко затормозил. Гольфмобиль пошел юзом, скользя покрышками по щебенке.
– Выходите, – сказал Озарк.
Кряхтя, он выбрался из гольфмобиля. Мэттью последовал за ним, гадая, зачем они сюда приехали.
– Что это за место? – спросил он.
– Как уже говорил, я хочу вам кое-что показать. Хочу показать вам будущее, проповедник. Будущее, к которому я стремлюсь. Это наш путь вперед.
– Озарк, послушайте меня, – начал Мэттью, семеня следом за верзилой. – Я признателен вам за все то, что вы сделали. Искренне признателен. Вы были очень любезны, но все это… выбилось из рук, стало для меня непосильным, выше меня, а я хочу, чтобы выше меня был только один Бог. Сейчас, когда Отом в больнице, я понимаю, что предал что-то очень важное и продолжаю предавать то, чему я учился, что проповедую…
Озарк подошел к двери рядом с огромными воротами ангара. В воротах имелись окна, но они были закрашены краской. Рядом с дверью на стене – клавиатура системы безопасности.
– Вы предали только меня, – сухо усмехнулся Озарк.
– Нет, нет, послушайте, всё совсем не так… понимаете, я просто оказался не в своей стихии. Я пастор из маленького городка, и я сбился с пути…
– В таком случае позвольте мне помочь вам снова его найти, проповедник.
Озарк набрал код, состоящий по меньшей мере из восьми цифр. За дверью громко щелкнули язычки нескольких запоров.
Распахнув дверь, великан предложил пастору войти первым. Мэттью шагнул в темноту. Он различил впереди массивные очертания, а свет из дверного проема, частично заслоненный им самим и Озарком, озарил знакомые силуэты. Фары. Решетки радиаторов. Колеса. Какие-то машины. Что было разумно, учитывая размеры ворот ангара.
– Подождите, – сказал Озарк, зажигая свет.
Наверху с гудением вспыхнули люминесцентные лампы.
Боже милосердный!..
Это был самый настоящий арсенал. Слева направо стояли бронетранспортер, три бронеавтомобиля, а в дальнем конце – здоровенный танк. И это было только начало. Вдоль левой стены выстроились шкафы, заполненные оружием. По большей части военного образца, таким как винтовки АР-15, но также охотничьими карабинами. Правую стену занимали пистолеты, охотничьи ножи, мачете. А у дальней стены Мэттью разглядел более мощное оружие: минометы, крупнокалиберные пулеметы, реактивные гранатометы. Оружие, которое можно увидеть в кино. Или в выпусках новостей.
Внутренности пастора отправились в свободное падение. По спине пробежали холодные мурашки. Во рту пересохло.
– Вот это, – сказал Озарк, указывая на танк, – старый советский Т-72 начала семидесятых. Но по-прежнему грозная штука… Так, следуйте за мной.
Он двинулся вперед, и Мэттью, чувствуя себя потерянным и оторванным, словно вращающийся волчок, последовал за ним.
Озарк провел его в дальнюю часть склада, заполненную тяжелым вооружением, где также стояли верстаки, оснащенные, похоже, оборудованием для снаряжения боеприпасов. Нередко охотники, вместо того чтобы покупать патроны, снаряжают их сами, и сейчас Мэттью увидел перед собой именно такое оборудование, но только значительно крупнее. Более продвинутое.
Также сзади были флаги.
«Не наступай на меня!»
Знамя Конфедерации.
Черный флаг с двумя белыми мечами, скрещенными на фоне красного молотка.
А на деревянной поверхности верстака кто-то вырезал свастику. Так поступает школьник, украшающий свою парту.
– Я… я даже не знаю, что вижу перед собой… – растерянно пробормотал Мэттью.
– Прекрасно вы всё понимаете, потому что я вам уже объяснил. Это будущее.
– Это… это не будущее. Это просто оружие. Оружие не создает будущее, а разрушает его.
– Так, так, так… Нет, Мэттью, вы неправы. Оружие уже давно является неотъемлемой частью обеспечения свободы. Вы божий человек, а право на владение оружием даровано Богом. Оружие позволит нам получить свое будущее. Для нас. Для наших близких. Для нашей страны и для нашей расы.
«Для нашей страны и для нашей расы…»
Мэттью не услышал тут ничего про Бога.
– Все это не для меня, – сказал он.
– Да, знаю, но я не такой, – рассеянно, чуть ли не печально промолвил Озарк. – Понимаете, проповедник, в нашей стране уже довольно давно все застопорилось, а многие тупицы радуются, словно свиньи, валяющиеся в грязи, в блаженном неведении о том, что машина вот-вот сломается. С юга к нам лезут латиносы, долбаные «тюрбаны» пытаются нас взорвать, врезаются на самолетах в небоскребы, направляют грузовики на толпы людей. А еще ниггеры снова начинают задирать нос, возомнив, что заслуживают большего за свой вклад в строительство страны, – они считают себя каменщиками, не понимая, что на самом деле они лишь кирпичи. Латиносы забирают себе всю низкоквалифицированную работу, косоглазые азиаты забирают себе всю хорошую работу, а если попытаться связаться со службой работы с клиентами, то попадешь на какого-нибудь туземца из далекой страны, где пьют воду из той же самой реки, куда сбрасывают дерьмо и покойников. И такие, как я, больше не узнаю́т мир, который видят. Но все переменится. Потому что сейчас машина не ломается. Она сломана.
Мэттью в ужасе отшатнулся.
– Вы же говорите об обычных людях! О самых обычных людях, таких же американцах, как и мы с вами, Озарк, и Бог не видит никаких различий. – Помолчав, он твердо добавил: – Это не христианская точка зрения.
– Вот как, проповедник? В таком случае Бог может поиметь себя в задницу. Для меня есть только один бог – моя родина. Эта страна. Белая страна.
– Вы… вы говорили, что вы христианин. Говорили, что читаете Библию. Вы сами цитировали мне Библию! – И тут у пастора в памяти всплыли страшные слова Хирама Голдена: «Как говорится в пословице: \"Дьявол умеет цитировать Священное Писание\"».
– Я говорил весь этот бред, потому что мне нужен был такой человек, как вы. Который расшевелил бы верующих, привлек их на нашу сторону, вселил в них тревогу, наполнил их страхом. Потому что они нужны нам, памятуя о том, что грядет.
Кровь Мэттью превратилась в холодный густой рассол.
– Что вы хотите сказать словами: «Памятуя о том, что грядет»?
Усмехнувшись, Озарк Стоувер презрительно фыркнул.
– Разве вы сами не чувствуете, проповедник? Приближающийся хаос. Комета. Путники. Я знаком с самыми разными людьми, и все они в один голос говорят о том, что надвигается что-то плохое. Что-то такое, с чем мы еще не сталкивались. Все вокруг ломается, образуются дыры. Щели и разломы. Это шанс. Подобно землетрясению, которое открывает проход там, где его не было. Это наш шанс возродить страну такой, какой она должна быть. Такой, какой она была прежде. Белые ведут за собой. Все остальные знают свое место.
– Я не расист!
Тут Озарк рассмеялся, его раскатистый хохот прозвучал подобно несущемуся вниз камнепаду.
– Расист, проповедник. Все с таким цветом кожи, как у нас, расисты. – Протянув руку, он ущипнул Мэттью за щеку, словно родитель, журящий ребенка. – Вы белый. Вы принадлежите к высшей расе. Кожа дает вам заслуженные по праву привилегии. И только глупец может этого не видеть. Вы давно пользуетесь своими привилегиями. Вы принадлежите к высшей расе. Хватайтесь за эту возможность. Наслаждайтесь ею!
Мэттью отступил на несколько шагов назад.
– Я не хочу иметь к этому никакого отношения! Никакого отношения к тому, что… что вы замыслили.
Озарк сделал большой шаг вперед.
– Я хочу все исправить, – сказал он. – Я повторяю это всем, одни мне верят, другие – нет: если действительно хочешь что-либо починить, сначала нужно это сломать. Разнести вдребезги, в противном случае это будут лишь заплатки. Неправильный прикус? Чтобы его исправить, нужно сломать всю челюсть, и только после этого улыбка становится ровной. Гангрена? Нужно оттяпать конечность, твою мать. Завелись термиты? Нужно спалить дотла весь дом и построить на пепелище что-то новое, лучше прежнего.
– Вы больной человек!..
– Мы живем в больном мире.
– Я ухожу.
– Вероятно, ваша жена пыталась свести счеты с жизнью.
– Что? – Мэттью застыл.
– Ну да, возможно, передозировка была случайной. Но вы сами подумайте. У нее постоянная депрессия, Мэттью. Она замужем за человеком, который не хочет протянуть руку, чтобы ей помочь. Вам на нее начхать, и она это знает. Поэтому можно ли удивляться тому, что она ищет выход? Способ уйти от вас, от своего мужа, который…
Все произошло само собой.
Кулак Мэттью, туго сжатый страхом и яростью, нарастающими в нем, метнулся вперед.
Голова Озарка дернулась. Нос смялся под костяшками пальцев Мэттью. Отдернув руку назад, пастор завороженно смотрел, как два червяка красной крови выползли из ноздрей Озарка Стоувера. Его усы и борода покрылись алой влагой.
Мэттью ощутил кружащее голову торжество. Он это сделал. Защитил себя. Свою жену. Все то, что ему дорого. Он не жертва. Мэттью встретил врага лицом – а Озарк Стоувер был врагом: плохой человек, носитель зла, с уст которого течет ложь.
Но тут Мэттью по голове ударила дубина.
Нет. Не дубина, кулак Озарка. Верзила взмахнул рукой, словно битой, отражающей бейсбольный мяч, и ударил Мэттью прямо в висок. В голове у пастора зазвенело, и он рухнул на верстак – в последний момент едва удержавшись, выставив локоть. Латунные гильзы, которые он смахнул с верстака, со звоном упали на гладкий бетон и раскатились в стороны. Упала также банка с оружейным маслом, издав глухое бульканье. Мэттью попытался выпрямиться, однако голова у него гудела, а ноги отказывались слушаться.
– Это был хороший удар, проповедник. Я искренне удивлен. Для меня он явился полной неожиданностью. И все же у меня для вас плохие новости. Вы никуда от меня не уходите, – сказал Озарк, грозно нависая над священником. – Я вложил в вас время. И деньги. Вы являетесь инвестицией, и я не готов с ней расстаться.
– Просто отпустите меня… – сказал Мэттью. Однако слова получились липкими, кашеобразными. «Пвофто отпуфтите меня».
– Нет, проповедник, эта мысль меня нисколько не радует.
Мэттью попытался отпрянуть назад, однако Озарк действовал быстро и решительно. Схватив пастора за волосы, он швырнул его на землю. Мэттью ударился лбом о бетон. У него перед глазами заморгал яркий свет.
– Вы лжец, – выдавил он. – Плохой человек, не знающий Бога…
– Пожалуй, так оно и есть, – сказал Озарк, усаживаясь на него верхом и хватая его за руку. Мэттью попробовал вырваться, ударить его другой рукой, но он лежал лицом вниз, поэтому лишь рассек кулаком воздух. – Да, я плохой сукин сын; возможно, я сам дьявол, твою мать, но тут всё в порядке. Дьявол также был бунтарем. Я лгу ради дела. Я поступаю плохо, чтобы творить добро. Я делаю так, чтобы починить все то, что было сломано.
Что-то холодное прикоснулось к запястью Мэттью. Твердый пластик. Озарк выкрутил ему и вторую руку, соединяя их за спиной.
Быстрый треск затягиваемой пластиковой ленты.
И вот у Мэттью уже были туго связаны руки. В кончиках пальцев запульсировала кровь, подобно ударам маленьких барабанов – тра-та-та, тра-та-та, тра-та-та.
«Нет, нет, этого не может быть!..»
Еще один звук.
Что-то дернуло за пояс брюк. Кряхтя от напряжения, Озарк рванул ремень из брюк Мэттью с такой силой, что едва не перевернул пастора. Но ремень высвободился, и верзила отшвырнул его в сторону.
– Что вы делаете? – пробормотал Мэттью, слова его слипались от слюны, спаявшей губы. – Нет, нет, нет, прекратите, это не смешно, это зашло слишком далеко!..
– Мне нравится твоя семья. Твоя жена – она уже давно не знала счастья. Поэтому я помог ей стать счастливой. Теперь от всей ее печали не осталось и следа. А твой сын… – Озарк презрительно фыркнул. – Парень ненавидит тебя, проповедник. Что на самом деле неправильно, и сначала я сказал, что это плохо, парень, ты должен наладить отношения со своим отцом. Но чем больше он мне о тебе рассказывал, тем больше я убеждался в том, что ты мягкотелый, ива, которую раскачивает из стороны в сторону. Никогда не нужно сажать ивы, Мэттью. Смотрятся они хорошо, но живут недолго, и любая буря может их сломать. Блин, ты только посмотри на себя! Долбаный слизняк – ты не мужчина. Я стану отцом твоему сыну, это точно. Быть может, возьму себе в жены твою жену, когда она очнется. Если она очнется. Блин, проповедник… быть может, я возьму себе в жены тебя или в качестве шлюхи, временного развлечения…
И снова Мэттью почувствовал, как ткань брюк натянулась – затем что-то вспороло ее, стало двигаться взад и вперед. Раздался звук рвущейся материи. Кончик перочинного ножа полоснул кожу ему на копчике, самую малость. Потекла щекочущая струйка крови. С Мэттью стащили брюки. Затем и трусы.