ПРОЛОГ

 

  В детстве я часами гуляла одна по тихим лесам вокруг моего дома в Луизиане и пела песни. Прогулки на природе помогали мне почувствовать себя живой, и в то же время я чувствовала, что нахожусь в опасности. Пока я росла, мои родители всё время ругались. Отец был алкоголиком. Обычно мне было страшно оставаться дома. На улице, конечно, был не рай, но это был мой мир. Рай или ад, это был мой мир.

  Прежде чем вернуться домой, я шла по тропинке к дому наших соседей, через благоустроенный двор, мимо бассейна. У них был сад камней, полный маленьких мягких камушков-голышей, которые нагревались и сохраняли тепло, моей коже было очень приятно. Мне хотелось лежать на этих камнях и смотреть на небо, ощущая тепло внизу и наверху, думая: \"Я могу найти свой собственный путь в жизни. Я могу осуществить свои мечты\".

  Тихо лежа на этих камнях, я чувствовала Бога.

  1

  Быть ребенком на Юге - в основном значит уважать родителей и держать рот на замке. (Сейчас правила изменились - больше уважают детей). В моем доме никогда не допускалось несогласие с родителями. Неважно, насколько они были неправы - подразумевалось, что я должна молчать, а если нет, были последствия.

  В Библии сказано: \"Язык может быть подобен острому мечу\".

  Моим языком и мечом было пение.

  Всё свое детство я пела. Я подпевала радио в машине, когда ехала на танцы. Я пела, когда мне было грустно. Для меня пение было духовной практикой.

  Я родилась и ходила в школу в Маккомбе, Миссисипи, а жила в Кентвуде, Луизиана, в двадцати пяти милях от школы.

  В Кентвуде все друг друга знали. Двери не запирали, социальная жизнь сводилась к церковным службам и вечеринкам на заднем дворе, детей одевали в похожую одежду, и все умели стрелять из ружья. Главной исторической достопримечательностью был Кэмп-Мур, тренировочный лагерь конфедератов, который построил Джефферсон Дэвис. Каждый год в уик-энд перед Днем Благодарения устраивали реконструкцию событий Гражданской войны, появление людей в военной форме служило напоминанием о том, что скоро - праздник. Мне нравилось то время года: горячий шоколад, запах камина в нашей гостиной, цвета опавшей листвы во дворе.

  У нас был маленький кирпичный домик с обоями в зеленую полоску и деревянными панелями. В детстве я ходила в \"Sonic\" - каталась на картах, играла в баскетбол и посещала христианскую школу под названием \"Академия Парклейн\".

  Впервые я была по-настоящему тронута, так что мурашки побежали по спине, когда услышала, как наша экономка поет в прачечной. Я всегда стирала и гладила одежду для семьи, но когда наше финансовое положение улучшилось, мама наняла помощницу. Экономка пела госпел, и это буквально пробудило меня к новой жизни. Я никогда это не забуду.

  С тех пор моя жажда пения возросла. Пение - это магия. Когда я пою, я становлюсь собой. Я говорю по-настоящему. Когда поешь, перестаешь говорить на языке: \"Привет, как дела...\". С помощью пения можно говорить намного более глубокие вещи. Пение переносит меня в мистическое место, где язык больше не имеет значения, где возможно всё.

  Всё, чего я хотела - чтобы меня забрали из повседневности и перенесли в то царство, где я смогу самовыражаться без слов. Когда я оставалась наедине со своими мыслями, мой разум переполняли тревоги и страхи. Музыка заглушала шум, помогала мне почувствовать уверенность в себе и переносила в область самовыражения, там я была той, кем хотела выглядеть и звучать. Благодаря пению я ощущала присутствие божественного начала. Когда я пела, я находилась наполовину в ином мире. Я играла на заднем дворе, как обычный ребенок, но мои мысли, чувства и надежды были где-то в иных мирах.

  Я очень старалась сделать всё возможное для достижения желаемого результата. Я очень серьезно подошла к сьемкам дурацких музыкальных роликов на песни Мэрайи Кэрри на заднем дворе своего детства. В восемь лет я считала себя режиссером. Кажется, никто в моем городе такие ролики не снимал. Но я знала, что хочу видеть в этом мире, и пыталась это создать.

  Актеры создают образы и играют роли, потому что хотят сбежать в далекие миры, побег - именно то, что мне было нужно. Я хотела жить в мечтах, в своем прекрасном выдуманном мире, и никогда не думать о реальности, если получится. Пение построило мост между реальностью и фантазией, между миром, в котором я жила, и миром, в котором мне хотелось жить.

  

  В моей семье была беда. Мое второе имя - в честь матери моего отца, Эммы Джин Спирс, которую называли Джейн. Я видела ее фотографии, и понимаю, почему все говорят, что мы похожи. Те же белокурые волосы. Та же улыбка. Она выглядела моложе своих лет.

  Ее муж - мой дедушка Джун Спирс-Младший - был абьюзером. Джин потеряла младенца трех дней от роду. Джун отправил Джин в \"Больницу Юго-Восточной Луизианы\" - во всех отношениях ужасную психиатрическую клинику в Мандевиле, где ее подсадили на литий. В 1966 году, когда Джейн был 31 год, она застрелилась на могиле своего сына-младенца, восемь лет спустя после его смерти. Я не в силах представить боль, которую она испытывала.

  О мужчинах вроде Джуна на Юге говорят: \"Ему не угодишь\", говорили, что он был \"перфекционистом\", \"очень вовлеченным отцом\". Я, наверное, назвала бы это более грубым словом.

  Джун был фанатом спорта и заставлял моего отца делать упражнения до полной потери сил. Каждый день, когда отец заканчивал баскетбольные тренировки, неважно, каким уставшим и голодным он был, всё равно должен был забить еще сто мячей, прежде чем ему разрешалось зайти в дом.

  Джун был офицером Управления полиции Батон-Руж, всего у него было десять детей от трех жен. И я могу утверждать, что никто не смог бы сказать ни одного доброго слова о первых пятидесяти годах его жизни. Даже в моей семье говорили, что мужчины Спирс - плохая новость, особенно учитывая, как они обращаются с женщинами.

  Джин была не единственной женой, которую Джун отправил в психиатрическую клинику в Мандевиле. Вторую жену он тоже туда отправил. Одна из сводных сестер моего отца говорила, что Джун совершал по отношению к ней сексуальное насилие с того момента, как ей исполнилось одиннадцать, до побега в шестнадцать.

  Моему отцу было тринадцать, когда Джин покончила с собой на могиле сына. Я понимаю, что поведение отца по отношению ко мне и моим брату и сестре частично вызвано травмой, именно из-за травмы ему никогда нельзя было угодить. Отец заставлял моего брата добиваться выдающихся результатов в спорте. Он пил до тех пор, пока не терял способность думать. Иногда исчезал на несколько дней. Напившись, отец становился очень злым.

  А вот характер Джуна с возрастом смягчился. Я застала не того ужасного человека, который обижал моего отца и других детей, а дедушку, который казался нежным и терпеливым.

  

  Мир отца и мир матери были полностью противоположны друг другу.

  По маминым словам, ее мать - моя бабушка Лилиан \"Лили\" Портелл - была из элегантной изысканной лондонской семьи. Ее окутывал флёр экзотики, никого не оставлявший равнодушным - ее мать была британкой, а отец был выходцем с острова Мальта в Средиземном море. Ее дядя был переплетчиком. Вся семья играла на музыкальных инструментах и пела.

  Во время Второй мировой войны Лили познакомилась с американским солдатом, моим дедушкой Барни Бриджесом, на танцевальном вечере для солдат. Он был водителем генералов и любил быструю езду.

  Но когда он привез ее в Америку, она была разочарована. Она представляла себе такую же жизнь, которая была у нее в Лондоне. Когда они ехали на его молочную ферму под Новым Орлеаном, она смотрела в окно машины и беспокоилась, каким пустым кажется его мир. \"Где фонари?\", - всё время спрашивала она у мужа.

  Иногда я представляю, как Лили едет по сельским дорогам Луизианы, всматривается в ночь и понимает, что ее насыщенная, яркая, полная музыки жизнь с послеобеденным чаем и лондонскими музеями станет скучной и тяжелой. Вместо того, чтобы ходить в театр или в магазины за одеждой, она вынуждена была всю жизнь сидеть взаперти в деревне, готовить. убирать и доить коров.

  Так что бабушка замкнулась в себе, запоем читала книги, зациклилась на уборке и до самой смерти скучала по Лондону. Мои родственники говорили, что Барни не разрешал Лили полететь в Лондон, потому что думал, что она не вернется.

  Мама говорила, что Лили настолько была погружена в свои мысли, что начинала убирать со стола еще до того, как все поели.

  Я знала только, что бабушка была красивой, и мне нравилось копировать ее британский акцент. Когда я говорила с британским акцентом, я была счастлива, потому что думала о ней, о моей модной бабушке. Мне хотелось иметь такие же манеры и ритмичный голос, как у нее.

  Поскольку у Лили были деньги, моя мать Линн, ее брат Сонни и сестра Сандра росли с тем, что можно назвать \"много денег\", особенно - для сельской Луизианы. Несмотря на то, что они были протестантами, моя мама ходила в католическую школу. В юности она выглядела эффектно - черные волосы, короткая стрижка. В школу она ходила в очень высоких ботинках и очень коротких юбках. Тусовалась с геями в городе, они катали ее на своих мотоциклах.

  Мой отец ею заинтересовался, почему бы и нет. Вероятно, в некоторой степени благодаря тому, что Джун заставлял его столь смехотворно много заниматься спортом, отец добился выдающихся успехов. Люди ехали много миль только ради того, чтобы посмотреть, как он играет в баскетбол.

  Моя мама увидела его и спросила: \"О, кто это?\".

  Судя по всему, их отношения держались на взаимном притяжении и тяге к приключениям. Но медовый месяц закончился задолго до моего рождения.

  2

  После свадьбы родители поселились в маленьком домике в Кентвуде. Маму больше не поддерживала ее семья, так что мои родители были очень бедны. Они были молоды - маме был двадцать один год, отцу - двадцать три. В 1977 году у них родился мой старший брат Брайан. Съехав из своего первого маленького домика, они купили маленькое ранчо на три спальни.

  После рождения Брайана мама вернулась в школу учительницей. Отец работал сварщиком на заводе по переработке нефти (тяжелая работа на месяц, иногда - на три), начал пить, и вскоре это сказалось на нашей семье негативным образом. По словам мамы, через несколько лет после свадьбы мой дедушка Барни погиб в автокатастрофе, и после этого отец ушел в запой, пропустив первый день рождения Брайана. Когда Брайан учился ходить, отец напился на рождественской вечеринке и в рождественское утро пустился во все тяжкие. Тут мама сказала, что с нее хватит. Она уехала к Лили. В марте 1980 года подала на развод. Но Джун и его новая жена умоляли маму принять отца обратно, и она согласилась.

  Некоторое время, кажется, царило затишье. Отец бросил сварку и занялся строительным бизнесом. Потом, приложив много усилий, он открыл тренажерный зал под названием \"Тотальный фитнес\", благодаря которому некоторые мужчины в нашем городе, в том числе - мои дяди, превратились в бодибилдеров. Зал находился в студии, прилегавшей к нашему участку, в соседнем здании. Мускулистые мужчины бесконечной чередой шли в зал и выходили из него, и их мускулы отражались в зеркалах в свете флуоресцентных ламп.

  Дела у папы действительно пошли в гору. Он превратился в одного из самых зажиточных жителей городка. Моя семья начала варить на заднем дворе огромных лангустов. Они устраивали безумные вечеринки с танцами до утра. (Я всегда думала, что секрет танцев до утра таился в амфетамине - это был тогда популярный препарат).

  Мама открыла со своей сестрой Сандрой детский сад. Для укрепления брака родители родили второго ребенка - меня. Я родилась 2-го декабря 1981 года. Мама никогда не упускала случая напомнить, что мучительно рожала меня двадцать один час.

  

  Я любила женщин своей семьи. Моя тетя Сандра, у которой уже было двое сыновей, вдруг неожиданно родила ребенка в тридцать пять - мою кузину Лору Линн. Всего несколько месяцев разницы, мы с Лорой Линн были - как двойняшки, мы были лучшими подругами. Лора Линн всегда была мне как сестра, а Сандра была второй мамой. Она так гордилась мною и так меня вдохновляла.

  И, хотя моя бабушка Джин умерла задолго до моего рождения, мне посчастливилось знать ее маму, мою прабабушку Лекси Пирс. Лекси была дьявольски красива - на лице всегда белоснежная пудра и красная помада. Старея, она всё больше превращалась в ту еще штучку. Мне говорили, что она была замужем семь раз, и в это легко можно было поверить. Семь раз! Очевидно, ей не нравился ее зять Джун, но после смерти дочери Джин она осталась рядом, чтобы заботиться о моем отце и его братьях и сестрах, а потом - и о своих внуках.

  Мы с Лекси были очень близки. Мои самые яркие и радостные воспоминания из детства - о том времени, которое я провела с ней. Мы не спали всю ночь, только мы вдвоем. Всю ночь мы сидели у ее туалетного столика и наносили макияж. Утром она готовила мне обильный завтрак. В гости приходила ее лучшая подруга, которая жила по соседству, и мы слушали медленные баллады 1950-х годов из коллекции записей Лекси. Днем мы с Лекси дремали. Больше всего мне нравилось погружаться в сон у нее под боком, вдыхать аромат ее духов и пудры, слушать, как ее дыхание становится глубоким и ровным.

  Однажды мы с Лекси поехали взять фильм напрокат. Когда мы отъехали от видеопроката, она врезалась в другую машину, а потом застряла в кювете. Мы не могли выбраться. Приехал тягач, чтобы нас спасти. Эта авария испугала мою маму. С тех пор мне не разрешали тусить у прабабушки.

  - Это вовсе не была ужасная авария! - говорила я маме. Я умоляла разрешить мне видеться с Лекси. С моей любимой прабабушкой.

  - Нет, я боюсь, что у нее развивается старческий маразм, - отвечала мама. - Тебе больше не безопасно находиться с нею рядом.

  После этого я виделась с прабабушкой у нас дома, но мне нельзя было садиться с нею в машину или устраивать ночные вечеринки у нее дома. Я не понимала, как пребывания рядом с человеком, которого я люблю, может быть для меня опасным.

  

  Кроме того, что я любила проводить время с Лекси, в те годы мне нравилось прятаться в шкафах. Это стало семейной шуткой: \"Где Бритни?\". В доме тети я всегда исчезала. Все бросались меня искать. Когда у них начиналась паника, они открывали дверцы шкафа, и вот она - я.

  Должно быть, мне хотелось, чтобы меня искали. Несколько лет это было моим любимым занятием - прятаться. Прятки были одним из способов привлечь к себе внимание. Кроме того, я любила петь и танцевать. Я пела в нашем церковном хоре, занималась танцами три вечера во время рабочей недели и по субботам.

  

  Потом я добавила занятия гимнастикой - туда нужно было час ехать в Ковингтон, Луизиана. Когда речь шла о танцах, пении и акробатике, мне всё было мало.

  На уроке профориентации в начальной школе я сказала, что собираюсь стать юристом, но соседи и учителя начали убеждать меня, что я \'рождена для Бродвея\', и в конце концов я приняла свою идентичность \'маленькой эстрадной звезды\'.

  На своей первой танцевальной репетиции я была в три года, а в четыре - впервые спела соло: \'Что это за ребенок?\' для рождественской программы в детском саду моей мамы.

  Мне хотелось спрятаться, но и хотелось, чтобы меня видели. Оба утверждения верны. Съежившись в холодной тьме шкафа, я чувствовала себя такой маленькой, словно могу исчезнуть. Но когда на меня были направлены все взгляды, я становилась кем-то другим, кем-то, кто может повелевать пространством. В белых колготках я орала в микрофон песню и чувствовала, что всё возможно.

 

  3

  - Мисс Линн, мисс Линн! - кричал мальчик. Он запыхался, стоял у парадной двери. - Идите! Идите скорее!

  Однажды в четыре года я сидела в гостиной нашего дома на дивине, с одной стороны от меня сидела мама, с другой - моя подружка Синди. Кентвуд был - словно городок из мыльной оперы, здесь всегда происходила драма. Синди объясняла маме подолбности новейшего скандала, я слушала, пытаясь следовать за нитью событий, и тут дверь распахнулась. Выражение лица мальчика говорило о том, что случилось что-то ужасное. Мое сердце ушло в пятки.

  Мы с мамой бросились бежать. На дороге только что положили новый асфальт, и я босиком бежала по горячей черной смоле.

  - Ой! Ой! Ой! - взвизгивала я с каждым шагом. Посмотрела на свои ноги и увидела, что к ним приклеилась смола.

  В конце концов мы прибежали в поле. где мой брат Брайан играл с друзьями, живущими по соседству. Они пытались косить квадроциклами высокий бурьян, для них это была идея из области фантастики, поскольку они были идиотами. Разумеется, они не видели друг друга в этом бурьяне, и произошло лобовое столкновение.

  Я точно всё это видела, слышала, как Брайан кричал от боли, а мама вопила от страха, но я ничего этого не помню. Думаю, Бог затмил мой разум, чтобы я забыла боль и ужас при виде раздавленного тела моего брата.

  Вертолет доставил его в больницу.

  Когда я пришла проведать Брайана несколько дней спустя, он был весь в гипсе. Насколько я могла видеть, у него были сломаны почти все кости. Что меня, как ребенка, поразило больше всего - ему приходилось мочиться через дырочку в гипсе.

  Также я не могла не заметить вот что: комната была заполнена игрушками. Родители были так благодарны, что он выжил, и так волновались за него, что во время его выздоровления каждый день был Рождеством. Мама старалась порадовать моего брата из-за чувства вины. Удивительно, как в долю секунды механизм жизни семьи может измениться навсегда.

  После аварии я намного сильнее сблизилась с братом. Основой нашей связи стало то, что я искренне и по-настоящему понимала его боль. Когда он вернулся из больницы, я не отходила от его постели. Спала рядом с ним каждую ночь. Он не мог спать на своей кровати, потому что по-прежнему был весь в гипсе. Так что у него была специальная кровать, для меня пришлось положить маленький матрас у изножья. Иногда я забиралась в его кровать и просто держала его за руку.

  Когда гипс сняли, я всё равно еще несколько лет спала в его кровати. Даже в детстве я понимала, что, помимо аварии и третирований со стороны отца, у моего брата была очень тяжелая жизнь. Мне хотелось принести ему утешение.

  В конце концов, спустя несколько лет мама сказала: \'Бритни, ты уже почти в шестом классе. Тебе пора начать спать отдельно!\'.

  Я отказалась.

  Таким я была ребенком - не хотела спать одна. Но мама настаивала, и в конце концов я вынуждена была сдаться.

  Когда я поселилась в своей собственной комнате, начала наслаждаться собственным пространством, но тесная связь с братом сохранялась. Он меня любил. И я его любила - я испытывала к нему трогательную покровительственную любовь. Я не хотела, чтобы ему причинили вред. Я видела, что он уже слишком много страдал.

  Когда моему брату стало лучше, мы начали принимать активное участие в жизни сообщества. Поскольку мы жили в маленьком городке на пару тысяч жителей, все старались поддерживать три главных парада в году - на Масленицу, Четвертого июля и на Рождество. Весь город ждал эти праздники. Вдоль улиц выстраивались люди. которые улыбались, махали рукой, оставляя позади драму своих жизней хотя бы на одень день, наслаждаясь зрелищем парада своих соседей по Хайвей 38.

  Был год, когда наша детсткая стайка решила украсить гольфкар и отправить его на парад в честь Масленицы. Вероятно, в том гольфкаре было восьмеро детей - очевидно, слишком много. Трое - на диванчике сиденья, еще пара - по бокам, упирались в маленькую крышу, а один или двое - качались сзади. Груз такой большой, что шины гольфкара почти расплющились. Мы все оделись в костюмы девятнадцатого века, даже не помню, почему. Я сидела на коленях у детей постарше, впереди, махала всем рукой. Проблема была в том, что в гольфкаре было так много детей, а шины расплющились, всё это было тяжело контролировать, а мы смеялись, махали рукой, нас переполняла энергия... Ладно, мы всего несколько раз толкали машину впереди себя, но этого хватило, чтобы нас отстранили от участия в параде.

 

  4

  Когда отец снова начал много пить, его бизнес начал разваливаться.

  К стрессу из-за отсутствия денег добавились колебания настроения отца из одной крайности в другую. Я очень боялась садиться с отцом в машину, потому что он разговаривал сам с собой за рулем. Я не понимала, что он говорит. Кажется, он находился в своем собственном мире.

  Я уже тогда понимала, что у отца есть причины забыться в пьянстве. Он переживал стресс на работе. Сейчас я даже лучше понимаю, что он занимался самолечением после изнурительных лет издевательств со стороны его отца Джуна. Но в то время я не понимала, почему он так с нами обращается, почему ничто из того, что мы делаем, не кажется ему достаточно хорошим.

  Самое печальное, что я всегда хотела, чтобы у меня был папа, который будет любить меня такой, какая я есть - кто-то, кто сказал бы: \'Я просто тебя люблю. Можешь сделать что угодно прямо сейчас. Я всё равно буду тебя любить безусловной любовью\'.

  Мой отец был по отношению ко мне безрассудным, холодным и мелочным, но к Брайану он относился даже еще хуже. Он так настойчиво заставлял его добиваться успехов в спорте, что это просто перерастало в жестокость. Жизнь Брайана в те годы была еще тяжелее, чем у меня, потому что наш отец заставлял его придерживаться того же жесткого режима, следовать которому его заставлял Джун. Брайана заставляли играть в баскетбол и футбол, хотя он был вовсе не создан для этого.

  Отец мог обижать и маму, но он был, скорее, из тех пьяниц, которые исчезали на несколько дней. Честно говоря, когда он уходил, это было проявлением доброты по отношению к нам. Я предпочитала, чтобы его не было дома.

  Когда он был дома, особенно плохо было то, что мама ругалась с ним всю ночь. Он был так пьян, что не мог говорить. Не знаю даже, слышал ли он ее. Но мы слышали. Нам с Брайаном приходилось страдать от последствий ее ярости, это значило, что мы не сможем уснуть всю ночь. Эхо ее криков разносилось по дому.

  Я вбегала в гостиную в ночной рубашке и умоляла ее: \'Просто накорми его и уложи в кровать! Он болен!\'.

  Она ругалась с человеком, который даже не был в сознании. Но она меня не слушала. Я возвращалась в кровать разъяренная, смотрела на диагональные конструкции потолка, слушала ее вопли и в душе ее проклинала.

  Разве это не ужасно? Это он был пьян. Это из-за его алкоголизма мы были так бедны. Это он вырубился в кресле. Но в итоге это она раздражала меня больше всего, потому что он хотя бы в эти мгновения молчал. Мне отчаянно хотелось спать, а она никак не могла заткнуться.

  Несмотря на все эти ночные драмы, днем мама превращала наш дом в то место, куда моим друзьям хотелось прийти - по крайней мере, когда отец уважал нас достаточно, чтобы пить где-то вне дома. Дети со всей округи собирались у нас. Наш дом был, за неимением другого слова, крутым. У нас была высокая барная стойка с двенадцатью стульями вокруг. Моя мама была типичной молодой мамой с Юга - она часто сплетничала, всегда курила сигареты с друзьями у барной стойки (она курила \'Вирджинию Слимс\', сигареты этой же марки я курю сейчас) или разговаривала с ними по телефону. Я была безразлична к ним всем. Дети постарше сидели на барных стульях перед телевизором и играли на приставке. Я была самой младшей - я не умела играть на приставке, так что мне всё время приходилось сражаться за внимание детей старше меня.

  Наш дом был зоопарком. Я всегда танцевала на журнальном столике, чтобы привлечь внимание, а мама всегда гонялась за Брайаном, когда он был маленьким, перепрыгивала через диваны, пытаясь его поймать, она могла его отшлепать, если он ей перечил.

  Я всегда была очень взбудоражена, пыталась заставить старших детей оторвать взгляд от экрана в гостиной или сделать так, чтобы взрослые прекратили свой разговор на кухне.

  - Бритни. прекрати! - кричала мама. - У нас гости! Просто будь хорошей девочкой. Веди себя хорошо.

  Но я не обращала внимания на ее слова. И всегда находила способ привлечь всеобщее внимание.

 

  5

  Я была маленькой и тихой, но когда я пела, я оживала, а занятия гимнастикой помогали мне хорошо двигаться. В пять лет я приняла участие в местном танцевальном конкурсе. Представила танцевальный номер в цилиндре и с тростью в руке. Я победила. Потом мама начала возить меня на конкурсы по всему региону. На старых фотографиях и видеозаписях я - в невероятно смешной одежде. В третьеклассном мюзикле на мне мешковатая пурпурная футболка и огромный пурпурный бант на голове, из-за которого я была похожа на рождественский подарок. Это было абсолютно ужасно.

  Я поднималась вверх по лестнице талантов и победила в региональном конкурсе в Батон-Руж. Очень быстро мои родители устремили взор на более масштабные возможности, чем то, чего мы могли бы добиться, собирая призы в школьных спортзалах. Когда они увидели в газете рекламу открытого прослушивания в \'Новейший клуб Микки-Мауса\', предложили пойти. Мы восемь часов ехали в Атланту. Там было больше двух тысяч детей. Мне нужно было выделиться среди них - особенно учитывая, что, приехав на прослушивание, мы узнали, что ищут только детей старше десяти лет.

  Когда кастинг-директор по имени Мэтт Каселла спросил у меня, сколько мне лет, я открыла рот, чтобы ответить: \'Восемь\', потом вспомнила о возрастном ограничении и выкрикнула: \'Десять!\'. Он окинул меня скептическим взглядом.

  На прослушивании я спела \'Милую Джорджию Браун\', выполняя танцевальный номер с гимнастическими кувырками.

  Из двух тысяч детей со всей страны выбрали несколько человек, в том числе - красивую девочку из Калифорнии на несколько лет старше меня по имени Кэри Расселл.

  Девочке из Пенсильвании Кристине Агилере и мне сказали, что мы не проходим по возрасту, но мы талантливы. Мэтт сказал, что, возможно, нас возьмут в шоу, когда немного подрастем и наберемся опыта. Он сказал маме, что, по его мнению, мы могли бы поехать поработать в Нью-Йорке. Посоветовал рассмотреть кандидатуру агента - она ему нравилась и помогала юным исполнителям начать работу в театре.

  Мы не поехали сразу же. Вместо этого я почти шесть месяцев оставалась в Луизиане, работала официанткой в ресторана морепродуктов \'Лекси\' и \'У бабушки\', в \'Дели\', чтобы выйти из денежных затруднений.

  В ресторане стоял ужасный запах рыбы. Но еда была прекрасная - невероятно вкусная еда. И все дети начали тусоваться здесь. Именно в подсобке \'Дели\' мой брат напивался с приятелями в старшей школе. А тем временем в зале я чистила молюсков в девять лет и подавала тарелки с едой, исполняя вычурные танцевальные па в милых маленьких нарядах.

  

  Мама послала мои видеозаписи агенту, которого посоветовал Мэтт, Нэнси Карсон. На видео я пела \'Сияй, полная луна\'. Это сработало: она пригласила нас приехать в Нью-Йорк с нею встретиться.

  Я спела перед Нэнси в ее офисе на двадцатом этаже здания в Среднем Манхэттене, потом мы сели на поезд \'Амтрак\' и поехали домой. Я официально подписала контракт с агентством по работе с талантами.

  

  Вскоре после нашего возвращения в Луизиану родилась моя маленькая сестренка Джейми Линн. Мы с Лорой Линн часами играли с нею в кукольном домике, словно она была нашей новой куклой.

  Через несколько дней после возвращения домой с младенцем, когда я готовилась к танцевальному конкурсу, мама начала вести себя странно. Она зашивала дыру на моем костюме, но, работая иглой и ниткой, вдруг просто взяла и отшвырнула костюм. Она, кажется, не понимала, что делает. Честно говоря, костюм был дерьмовый, но мне он был нужен, чтобы победить.

  - Мама! Почему ты бросила мой костюм? - спросила я.

  Потом вдруг появилась кровь. Кровь была повсюду.

  После родов что-то зашили неправильно. Из нее хлестала кровь. Я начала звать отца. \'Что с ней? - кричала я. - Что с ней такое?\'.

  Прибежал отец и повез ее в больницу. Всю дорогу я кричала: \'С моей мамой не может случиться ничего плохого!\'.

  Мне было девять лет. Увидеть, как из мамы хлешет рекой кровь - это стало бытравмой для кого угодно, но для девятилетнего ребенка это ужасно. Я никогда прежде не видела столько крови.

  Когда мы приехали к врачу, маму вылечили, мне кажется, за две секунды. Никто даже, кажется, не был особо обеспокоен. Оказывается, послеродовое кровотечение - не такая уж необычная вещь. Но это осталось в моей памяти.

  На уроках гимнастики я всегда смотрела в окно, хотела убедиться, что мама - с той стороны, обязательно ждет меня. Это был рефлекс, мне это было необходимо, чтобы чувствовать себя в безопасности. Но однажды я, как обычно, посмотрела в окно, а ее там не оказалось. У меня началась паника. Ее нет. Она ушла! Может быть - навсегда! Я расплакалась. Упала на колени. Если бы вы меня тогда увидели, вы бы подумали, что кто-то только что умер.

  Учительница подбежала, чтобы меня успокоить: \'Солнышко, она вернется! - сказала учительница. - Всё в порядке! Она, наверное, просто пошла в \'Волмарт\'!\'.

  Оказалось, что мама именно это и сделала - пошла в \'Волмарт\'. Но это - не всё в порядке. Я не могла принять ее уход. Вернувшись, мама увидела, как я расстроена, и больше никогда не отходила от того окна во время уроков гимнастики. Следующие несколько лет она никогда меня не бросала.

  Я была маленькой девочкой с большими мечтами. Я хотела стать звездой, как Мадонна, Долли Партон или Уитни Хьюстон. У меня были и мечты попроще, кажется, их даже сложнее было воплотить, кажется, слишком амбициозно было бы произнести это вслух: \'Хочу, чтобы папа бросил пить. Хочу, чтобы мама перестала ругаться. Хочу, чтобы всё было хорошо\'.

  В моей семье в любой момент всё могло пойти наперекосяк. Я не могла на это повлиять. Только выступая, я была непобедима. Когда я стояла в конференц-зале Манхэттена перед женщиной, которая могла воплотить в жизнь мои мечты, я чувствовала, что хотя бы это - полностью в моей власти.

 

  6

  В десять лет меня пригласили на конкурс \'Ищем звезд\'.

  На первом шоу я спела энергичную версию песни, которую слышала в исполнении Джуди Гарленд: \'Мне всё равно\'. Получила 3,75 звезды. Моя соперница, девочка, спевшая оперную арию, получила 3,5. Я перешла в следующий тур. Второй тур был назначен на тот же день, меня поставили в паре с Марти Томасом, двенадцатилетним мальчиком в галстуке \'боло\', на волосах которого было очень много лака. У нас были приятельские отношения, перед шоу мы даже играли вместе в баскетбол. Я спела \'Любовь может построить мост\' Джадд, эту песню я пела год назад на свадьбе тети.

  Пока ждали оглашения результатов, ведущий Эд Макмагон задавал нам вопросы на сцене.

  - На прошлой неделе я заметил, что у тебя прелестные глазки, - сказал он мне. - У тебя есть бойфренд?

  - Нет, сэр, - ответила я.

  - Почему?

  - Они подлые.

  - Бойфренды? - спросил Эд. - Ты хочешь сказать, что все мальчики - подлые? Я - не подлый. Как насчет меня?

  - Поживем-увидим, - ответила я.

  - Мне так часто говорят, - сказал ведущий.

  Я снова получила 3,75 балла. Марти получил идеальные 4 балла. Я улыбнулась и вежливо его обняла, а когда спускалась со сцены, Эд пожелал мне удачи. Я держалась, пока не скрылась за кулисами, но там - расплакалась. Потом мама купила мне мороженое с горячим шоколадом.

  

  Мы с мамой продолжали летать в Нью-Йорк и обратно. Интенсивность работы маленькой девочки в большом городе будоражила, но в то же время - пугала.

  Мне предложили работу: роль во втором составе небродвейского мюзикла \'Безжалостный\', вдохновленного творчеством \'The Bad Seed\', \'All About Eve\', \'Mame\' и \'Gypsy\'. Я играла маленькую звезду-социопатку по имени Тина Денмарк. Первая песня Тины называлась \'Рождена, чтобы развлекать\'. Это было близко к истине. Также роль во втором составе получила талантливая юная актриса, которую звали Натали Портман.

  Пока я участвовала в шоу, мы сняли маленькую квартиру для мамы, крошки Джейми Линн и для меня возле моей школы, Профессиональной школы исполнительских видов искусств, а я занималась неподалеку, в Танцевальном центре Бродвея. Но большую часть времени я проводила в \'Театре игроков\' в деловом центре города.

  Опыт стал неким подтверждением, доказательством того, что у меня достаточно таланта, чтобы добиться успеха в театральном мире. Но график был изматывающий. Совсем не оставалось времени на то, чтобы быть обычным ребенком или по-настоящему с кем-то дружить, потому что работать приходилось почти каждый день. По субботам шло два представления.

  Кроме того, мне не нравилось выступать во втором составе. Мне приходилось сидеть в театре каждый вечер до полуночи, на случай, если надо будет заменить главную исполнительницу роли Тины Лору Белл Банди. Через несколько месяцев она ушла, и я получила главную роль, но я была полностью вымотана.

  Приближалось Рождество, мне отчаянно хотелось поехать домой, а потом я узнала, что, вероятно, буду выступать на Рождество. В слезах я спросила у мамы: \'Неужели я правда буду это делать на Рождество?\'. Я смотрела на крошечную елочку в нашей квартире и думала о солидной ели, которая была бы в нашей гостиной в Кентвуде.

  Своим детским умом я не понимала, почему мне должно хотеться выступать на праздники. Так что я бросила шоу и поехала домой.

  

  График театра Нью-Йорка был слишком напряженным для меня в том возрасте. Но кое-что хорошее всё равно я оттуда вынесла: научилась петь в театре с плохой акустикой. Зрители прямо перед тобой - всего двести человек в зале. Честно говоря, как ни странно, пение в таком зале дарит более волнующее чувство. Чувство единения со зрителями - это что-то особенное. Их энергия придавала мне силы.

  С таким опытом за плечами я снова прошла прослушивание в \'Клуб Микки-Мауса\'.

  

  В ожидании результатов прослушивания в \'Клуб Микки-Мауса\' я жила в Кентвуде, посещала \'Академию Парклейн\' и стала разыгрывающим защитником в баскетболе. Я была низкорослой для одиннадцати лет, но могла пасовать мяч. Люди думают, что я была чирлидершей, но я никогда ею не была. Немного танцевала сбоку, но в школе мне хотелось играть в баскетбол, что я и делала, несмотря на свой рост. У меня был этот огромный свитер из джерси, 25-й номер, определенно слишком большой для меня. Я была крохотной мышкой, шустро бегавшей по залу.

  Я ненадолго влюбилась в игрока в баскетбол, ему было пятнадцать или шестнадцать лет. Он делал трехочковые броски, кажется, не прилагая к этому никаких усилий. Люди приезжали издалека посмотреть на его игру, так же, как когда-то приезжали посмотреть на моего папу. Он был хорош - не так хорош, как мой папа когда-то, но всё равно - гений мяча.

  Я восхищалась им и моими друзьями, которые были выше меня. Моя задача заключалась в том, чтобы отобрать мяч у противостоящего мне игрока, выполнить дриблинг, пробежать с мячом и сделать бросок из-под кольца.

  Мне нравилось волнение, которое я испытывала, когда бежала сквозь толпу игроков команды соперников. Просто быстро бежишь, никакого сценария, игра становится непредсказуемой, абсолютно неизвестно, что будет дальше, благодаря этому я чувствовала себя такой живой. Я была такой маленькой и милой, что никто не замечал, как я приближаюсь. Это было не то, что стоять на сцене в Нью-Йорке, но стоять под яркими огнгями в зале и ждать аплодисментов - это было почти столь же прекрасно.

  

  

  7

  После второго прослушивания в \'Клуб Микки Мауса\' я получила контракт. Мэтт, прекрасный кастинг-директор, который познакомил маму с агентом, решил, что я готова.

  Участие в шоу - как тренировочный лагерь в индустрии развлечений: изнурительные танцевальные репетиции, уроки пения, уроки актерского мастерства, время в студии звукозаписи, а в перерывах - школа. Мушкетеры быстро разделились на клики в зависимости от гримерок: мы с Кристиной Агилерой были младше, и делили гримерку с другой девочкой, Никки де Лоуч. Мы пытались равняться на старших детей - Кэри Расселл, Райана Гослинга и Тони Лукка, они казались мне такими красивыми. И я быстро подружилась с мальчиком по имени Джастин Тимберлейк.

  Съемки проходили в \'Диснейуорлде\' в Орландо, мама и Джейми Линн, которой было всего два года, поехали со мной. Когда у нас бывали перерывы в течение дня, актеры катались на аттракционах и били баклуши. Честно говоря, это - детская мечта, невероятная радость, особенно - для такого ребенка, как я. Но, кроме того, это была исключительно тяжелая работа: мы репетировали хореографию тридцать раз в день, пытаясь сделать идеальное па.

  Вскоре после начала съемок их омрачила скорбь - по телефону нам сказали. что моя бабушка Лили умерла. Возможно из-за инфаркта или удара она утонула, когда плавала в бассейне. Мы не могли себе позволить полететь домой на похороны, но добрая мама Джастина Линн Харлесс одолжила нам деньги на билеты. Так поступает семья, а дети и родители в этом шоу стали одной семьей.

  

  Однажды Тони искал шляпу, которую гример оставил в комнате девочек, и зашел в нашу гримерку. Он зашел, и мое сердце замерло в груди. Я была в него влюблена. И не могла поверить, что этот мальчик вот так просто зашел в мою гримерку! Мое маленькое сердечко просто упало на пол.

  В другой раз, на вечеринке с ночевкой, мы играли в игру \'Правда или расплата\', и кто-то загадал, чтобы Джастин меня поцеловал. Фоном играла песня Дженет Джексон, он наклонился и поцеловал меня.

  Вспоминаю то мгновение в библиотеке, когда я была в третьем классе и впервые держалась за руку с мальчиком. Это было для меня важнейшим событием, таким настоящим, таким мощным. Впервые кто-то подарил мне какое-то романтическое внимание, я воспринимала это, как прекрасный бунт. Свет был выключен, мы смотрели фильм, наши руки были под партой, так что учителя ничего не видели.

  

  \'Клуб Микки Мауса\' стал потрясающим опытом: благодаря ему я начала чувствовать себя на телевидении как дома. Участие в шоу дало мне стимул. Теперь я знала, что хочу делать то, что делала там - петь и танцевать.

  Когда через полтора года шоу закрыли, многие из тех, кто выступал со мной, полетели в Нью-Йорк или в Лос-Анджелес, чтобы продолжить погоню за мечтой. А я решила вернуться в Кентвуд. Я словно раздвоилась: одна часть меня хотела воплощать мечту, а другая - жить обычной жизнью в Луизиане. На мгновение я позволила обычной жизни победить.

  

  Дома я вернулась в \'Парклейн\' и начала жить обычной жизнью подростка - или жизнью, ближайшей к \'обычной\', насколько это было возможно в нашей семье.

  Чтобы развлечься, с восьмого класса мы с мамой начали ездить из Кентвуда в Билокси, штат Миссисипи, поездка занимала два часа, там мы пили дайкири. Свои коктейли мы называли \'тодди\'. Мне нравилось, что я могу то и дело пить с мамой. Мы пили вовсе не так, как мой отец. Напившись, он становился более угнетенным и замкнутым. Мы становились счастливее, оживлялись и жаждали приключений.

  Среди самых прекрасных воспоминаний о времени, проведенном с мамой - поездки на пляж с моей сестрой. Пока мы ехали, я потягивала маленький коктейль \'Белый русский\'. Вкус этого напитка напоминал мне мороженое. Если там было идеальное количество льда, сливок и сахара, и не очень много алкоголя, я блаженствовала, словно в раю.

  У нас с сестрой были одинаковые купальники и одинаковая завивка. Сейчас делать маленькому ребенку химическую завивку - незаконно, а в девяностых это было просто \'чертовски круто\'. В три года Джейми Линн была куколкой - самый умопомрачительный и обожаемый ребенок в мире.

  Так мы проводили время. Ехали в Билокси, пили, шли на пляж, возвращались домой счастливыми. Мы веселились. Много веселились. Даже посреди всей этой тьмы в моем детстве всё равно было много радости.

  

  К тринадцати годам я пила с мамой и курила с друзьями. Первую сигарету я выкурила в доме одной моей \'плохой\' подружки. Все остальные мои подружки были гиками, а эта подружка была популярной: ее сестра училась в выпускном классе, у нее всегда был самый лучший макияж, и вокруг нее крутились парни.

  Она отвела меня в гараж и вручила мне мою первую сигарету. Это был просто табак, но я почувствовала, что улетаю. Помню, я думала: \'Неужели я умру? Это чувство перед уходом?\'. Первую свою сигарету я пережила, и сразу же захотела вторую.

  Мне хорошо удавалось скрывать дурную привычку от матери, но в один прекрасный день она усадила меня за руль, когда мы ехали из магазина по длинной дороге, ведущей к нашему дому - водить я начала тоже в тринадцать - и вдруг начала нюхать воздух.

  - Слышу запах дыма! - сказала мама. - Ты куришь?

  Она быстро оторвала мою руку от руля и притянула к лицу, чтобы понюхать. Я потеряла контроль над управлением, машина начала кружиться посреди дороги. Всё происходило словно в замедленной съемке. Я оглянулась и увидела, что крошка Джейми Линн вжалась в спинку заднего сидения: она была пристегнута, но у нее не было детского кресла. Казалось, что мы кружимся очень медленно, и я всё это время думала: \'Мы умрем. Мы умрем. Мы умрем\'.

  Потом - бам! Бампер автомобиля врезался в телефонный столб.

  Удариться так, как мы, было поистине чудом. Если бы мы врезались в столб на полном ходу, мы бы вылетели через лобовое стекло. Мама выскочила из машины и начала кричать - она ругала меня за аварию, водителей проезжавших мимо машин просила о помощи, мир ругала за то, что это случилось.

  К счастью, никто не пострадал. Мы все трое выбрались из машины. И даже лучше: мама напрочь забыла, что уличила меня в курении. Преступление - я, девочка-подросток, курю? \'Да какая разница. Мы чуть не погибли!\'. После этого инцидента они никогда больше об этом не вспоминала.

  

  Однажды кто-то из шестиклассников пригласил меня выкурить сигарету в их раздевалке во время перемены. Я была единственной девочкой, которую они пригласили к ним присоединиться. Я никогда еще не чувствовала себя более крутой. К счастью, в раздевалке мальчиков было две двери, одна из них вела на улицу. Помню, мы оставили дверь приоткрытой, чтобы дым мог выходить наружу и нас не поймали.

  Это превратилось в ритуал. Но длилось недолго. Немного погодя я решила попробовать курить одна, без мальчиков. В тот раз мы с моей лучшей подружкой пошли курить в женскую раздевалку, но там была только одна дверь. Катастрофа - нас поймали на горячем и отправили в кабинет директора.

  - Вы курили? - спросил директор.

  - Нет! - ответила я. Лучшая подружка незаметно ущипнула меня за руку. Было понятно, что директор мне не поверил, но, знаете - как-то мы отделались всего лишь предупреждением.

  Потом подружка сказала:

  - Богом клянусь, Бритни, ты - самая неубедительная врунья из всех, кого я видела в жизни. Пожалуйста, в следующий раз позволь говорить мне.

  В те годы я не просто пила и курила, я еще и рано созрела, когда речь шла о мальчиках. Я очень сильно влюбилась в одного парня, который вечено тусовался в доме моей \'плохой\' подружки. Ему было восемнадцать или девятнадцать лет, и у него тогда была девушка - сорвиголова. Они действительно были вместе, звездная пара нашей школы. Мне очень хотелось, чтобы он обратил на меня внимание, но надежды было мало, учитывая, что я была на пять лет его младше.

  Однажды ночью я спала в доме своей \'плохой\' подружки. Без предупреждения парень, в которого я была влюблена, тайком пробрался в дом посреди ночи - должно быть, в три часа утра. Я спала на кушетке, проснулась, а он сидел рядом со мной. Он начал меня целовать, потом мы легли на кушетку.

  Я подумала: \'Что происходит?\'. Это был словно спиритический сеанс - словно я вызвала духа! Я просто не могла поверить, что предмет моих воздыханий явился из ниоткуда и начал меня целовать. Так нежно. И всё, что он делал - целовал меня. Не пытался делать что-то еще.

  В тот год мне нравились многие мальчики из компании моего брата. В детстве Брайан был странным - чудным в хорошем смысле, но в выпускном классе он стал королем школы, настоящим крутым перцем.

  Когда он учился в выпускном классе, я начала встречаться с его лучшим другом, с которым и потеряла девственность.

  Я была слишком юна - девятый класс, а парню было семнадцать. В конце концов, наши с ним отношения начали отнимать у меня слишком много времени. Я шла в школу, как обычно, в семь часов утра, но уходила на обед, примерно в час дня, и день проводила с ним. Потом он отвозил меня в школу к концу уроков. Я невинно садилась в школьный автобус и ехала домой, словно ничего не происходит.

  В итоге, маме позвонили из администрации школы: я пропустила семнадцать дней, которые нужно отработать.

  Мама спросила:

  - Как ты это делала? Как ты просто уходила из школы?

  - О, я подделывала твою подпись, - ответила я.

  Разница в возрасте у нас с этим парнем, конечно, была огромная - сейчас она кажется просто вопиющей - так что мой брат, которому всегда хотелось меня защищать, этого парня возненавидел. Когда Брайан поймал меня на том, что я украдкой пробираюсь на встречу с его другом, рассказал всё родителям. В качестве наказания я должна была весь день ходить с корзиной по округе и собирать мусор, как арестантка на автостраде. Брайан ходил за мной и фотографировал, как я в слезах собираю мусор.

  Но если не принимать во внимание вот такие эпизоды, моя жизнь в то время была такой прекрасно обыкновенной: встречи выпусников и прогулки, поездки по нашему маленькому городку, походы в кино.

  

  Но правда заключалась в том, что я скучала по выступлениям. Мама поддерживала контакты с юристом, с которым познакомилась во время моих прослушиваний, его звали Ларри Рудольф, и она иногда звонила ему, чтобы посоветоваться по юридическим вопросам. Она послала ему видеозаписи, на которых я пою, и он посоветовал мне сделать демо-запись. У него была песня, которую Тони Брекстон записала для своего второго альбома, и которая в итоге в альбом не вошла: песня называлась \'Today.\' Он прислал мне песню, я ее выучила, потом записала в студии в полутора часах езды от нас, в Новом Орлеане. Это - демо-запись, с которой я буду обращаться в звукозаписывающие компании.

  Примерно в это же время Джастин и другой мушкетер, Дж. С. Чейсез, стали участниками новой мужской группы \'NSYNC\', которая как раз формировалась. Другая участница нашего шоу, Никки, с которой я делила гримерку, вступила в женскую группу, но я обсудила это с мамой и решила развивать сольную карьеру.

  Ларри включил демо-запись топ-менеджерам в Нью-Йорке, и они сказали, что хотят увидеть, на что я способна. Так что я надела свои крошечные туфельки на шпильках и крутое маленькое платьице, и вернулась в Нью-Йорк.

  Я пыталась оставаться дома, чтобы стать обычным подростком, но не получилось. Мне по-прежнему хотелось чего-то большего.

 

  8

  \'Кто этот человек? - думала я. - Не имею ни малейшего представления, но мне нравится его офис, и действительн нравится его собака\'. Он был просто маленьким старичком, но энергия в нем кипела. Я решила, что ему, наверное, шестьдесят пять (на самом деле ему было пятьдесят с чем-то).

  Ларри сказал, что этот человек - большая шишка по имени Клив Колдер. Я понятия не имела, кто это. Если бы я знала, что он - директор компании звукозаписи, основатель \'Jive Records\', наверное, нервничала бы сильнее. А вместо этого мне было просто любопытно. И я полюбила его с первого взгляда.

  У него был очень устрашающий трехэтажный офис. А в офисе - чайный терьер - я даже не знала, что существует такая порода собак, клянусь богом, это была самая маленькая и хрупкая собачка в мире. Когда я вошла, увидела этот офис и эту собачку, почувствовала, что попала в параллельную Вселенную. Всё предстало в новом измерении. Я оказалась в волшебном сне.

  - Привет, Бритни! - воскликнул он, буквально трепеща от энтузиазма. - Как дела?

  Вел он себя так, словно состоял в каком-то могущественном тайном обществе. У него был южно-африканский акцент, из-за чего мне казалось, что передо мной - персонаж старого фильма. Я никогда не слышала, чтобы кто-то так разговаривал в реальной жизни.

  Он разрешил мне взять на руки собачку. Я держала крошечное животное, такое теплое в моих руках, и осматривалась в огромном офисе, всё время улыбаясь. В это мгновение мои мечты начали стремительно воплощаться в жизнь.

  Пока что у меня была только демо-запись. Я просто ходила к людям, с которыми Ларри советовал мне встретиться. Я знала, что мне нужно будет спеть песню для топ-менеджеров звукозаписывающих компаний. И я знала, что мне определенно хочется чаще находится рядом с этим парнем, потому что то, кем он был, как-то связано с тем, кем мне хочется стать. Я бы не удивилась, если бы в прошлой жизни он был моим дядюшкой. Мне хотелось знать его всегда. Это - его улыбка. Умная, проницательная, мудрая. Он был мужчиной с мистической улыбкой. Никогда ее не забуду. Мне было так весело рядом с ним, и я чувствовала, что поездка в Нью-Йорк была бы более чем целесообразна, даже если бы единственное, что она мне дала - это возможность встретить такого человека, кого-то, кто поверит в меня.

  

  Но мой день на этом не закончился. Ларри возил меня по городу, я вошла в комнату, полную топ-менеджеров, и спела \'I Have Nothing\' Уитни Хьюстон. Полная комната мужчин в костюмах, которые пристально на меня смотрели, рассматривали с ног до головы меня в моем маленьком платьице и на высоких каблуках, и я пела громко.

  Клив сразу же подписал со мной контракт. Так что в итоге я заключила контракт со звукозаписывающей компанией \'Jive Records\' в пятнадцать лет.

  Мама теперь учила второклассников в Кентвуде, а Джейми Линн была слишком маленькой, так что подруга нашей семьи Фелиция Кулотта (я называла ее \'мисс Фе\') начала всюду меня сопровождать.

  Компания хотела, чтобы я немедленно отправилась в студию звукозаписи. Нас с Фе поселили в апартаментах в Нью-Йорке. Мы каждый день ездили в Нью-Джерси, я шла в кабинку звукозаписи и пела для продюсера и поэта-песенника Эрика Фостера Уайта, который работал с Уитни Хьюстон.

  Честно говоря, я была в растерярянности. Не знала, что происходит. Знала только, что я люблю петь и танцевать, так что какие бы боги ни спустились с небес, чтобы направлять меня на этом пути, я буду выступать для них. Если кто-то может придумать для меня что-то, что поможет мне предстать в формате, который будет близок людям, я готова. Не знаю, как это произошло, но Бог сотворил чудо, и вот я - в Нью-Джерси, записываюсь в студии.

  Кабинка, в которой я пела, находилась под землей. Когда вы внутри, вы слышите только свое пение, больше ничего. Я пела несколько месяцев. Не выходила из кабинки звукозаписи.

  После непрерывной работы я пошла к кому-то в гости на барбекю. В то время я одевалась очень женственно - всегда в платье и на каблуках. В гостях я разговаривала с людьми, пыталась произвести хорошее впечатление, в какой-то момент подбежала к Фелиции и потащила ее на балкон. Я не поняла, что там - сетчатая дверь. Врезалась прямо в нее, разбила нос и упала. Все оглянулись и увидели, что я лежу на полу и держусь за нос.

  Сказать, что я была смущена - значит не сказать ничего...

  Я встала, и кто-то сказал: \'Слушай, там сетчатая дверь\'.

  - Да, спасибо, - ответила я.

  Конечно, все просто посмеялись над этим маленьким конфузом.

  Я была так смущена. Не странно ли, что из всего, произошедшего со мной в первый год записи на студии, это - мое самое яркое воспоминание? С тех пор прошло больше двадцати пяти лет! Но, по правде говоря, думаю, это, скорее, был шок, потому что я не знала, что там - сетчатая дверь. Этот инцидент заставил меня задуматься о том, что я слишком много времени провожу в кабинке звукозаписывающей студии.

  Примерно через год работы в студии в Нью-Джерси я собрала материал для первого альбома. А потом вдруг один из топ-менеджеров сказал мне: \'Тебе нужно встретиться с этим автором из Швеции. Он действительно хорош. Он пишет крутые песни\'.

  - Хорошо, - ответила я. - С кем он работал?

  Не знаю, как я догадалась задать этот вопрос, при всей моей неопытности, но у меня начали появляться четкие идеи насчет того, как я хочу звучать. Я провела небольшое расследование и выяснила, что он написал песни для \'Backstreet Boys\', Робин и Брайана Адамса.

  - Да, - ответила я. - Согласна.

  Макс Мартин прилетел в Нью-Йорк, и мы встретились за обедом, только мы с ним, никаких ассистентов или представителей звукозаписывающей компании. Хотя рядом со мной всегда находились помощники из-за моего возраста, на этот раз было решено, что я должна встретиться с ним сама. Мы сели за стол, подошел официант и спросил: \'Чем я могу вам помочь?\'.

  Вдруг свеча как-то упала и залила огнем весь стол.

  Мы сидели в одном из самых дорогих ресторанов Нью-Йорка, и наш стол только что превратился в стену огня, от слов \'Чем я могу вам помочь?\' до стены огня прошла всего секунда.

  Мы с Максом в ужасе посмотрели друг на друга.

  - Нам сейчас лучше уйти, да? - спросил он.

  Он был волшебником. И мы начали работать вместе.

  Я полетела в Швецию, чтобы записать песни, но почти не заметила разницы между Швецией и Нью-Джерси: я была просто в другой кабинке звукозаписи.

  Фелиция приходила и спрашивала: \'Хочешь кофе? Пойдем на кофе-брейк!\'.

  Я ее спроваживала. Я работала много часов без перерыва. Моя рабочая этика была крепка. Я никогда не выйду из кабинки. Если бы вы знали меня в то время, вы бы не получали от меня вестей много дней. Я оставалась в студии столько, сколько могла. Если кто-то хотел уйти, я говорила: \'Я спела неидеально\'.

  Вечером перед записью \'... Baby One More Time,\' я слушала \'Tainted Love\' \'Soft Cell\' и влюбилась в это звучание. Я не ложилась допоздна, так что пришла в студию уставшей, мой голос вышел из строя. Это помогло. Когда я пела, голос стал грубее, звучал более зрело и сексуально.

  Почувствовав, что происходит, я полностью сосредоточилась на записи. И Макс слушал меня. Когда я сказала, что хочу, чтобы в моем голосе было больше ар-н-би и меньше чистого поп-стиля, он понял, что я имею в виду, и выполнил мою просьбу.

  Потом, когда все песни были записаны, кто-то спросил:

  - Что еще ты можешь сделать? Хочешь станцевать?

  Я ответила:

  - Хочу ли я станцевать? Черт возьми, хочу!

 

  9

  Звукозаписывающая компания представила мне концепцию видео-клипа на песню \'... Baby One More Time\', в котором я должна была играть футуристического астронавта. В макете, который мне показали, я была похожа на Могучего Рейнджера. Этот образ на был мне близок, и я чувствовала, что моя аудитория не сможет отождествлять себя с ним. Я сказала топ-менеджерам звукозаписывающей компании, что, по-моему, людям хотелось бы видеть, как я сижу с друзьями в школе, мне скучно. а потом, как только звенит звонок, бум - мы начинаем танцевать.

  Стиль работы хореографа был плавным. Помогло то, что большинство танцоров - из Нью-Йорка. В мире поп-танцев существует два лагеря. Большинство людей скажут, что танцоры из Лос-Анджелеса - лучше. Со всем уважением к ним, мое сердце всегда принадлежало танцорам из Нью-Йорка - в них больше души. Мы репетировали в Танцевальном центре на Бродвее, где я занималась в детстве, так что мне там было комфортно. Когда топ-менеджер \'Jive Records\' Барри Вайсс пришел в студию, я включила музыку и показала, на что способна.

  Режиссер видео-клипа, Найджел Дик, был готов воспринимать мои идеи. Кроме школьного звонка, который сигнализирует о начале танцев, я добавила, что важно, чтобы в клипе были крутые парни. И я решила, что мы наденем школьную форму, чтобы наш танец за пределами класса в обычной одежде выглядел более волнующе. Мы даже включили в состав актеров Мисс Фе в роли моей учительницы. Мне это казалось уморительным - она в ботанских очках и старомодной учительской одежде.

  Съемки этого видео-клипа стали самым веселым эпизодом в процессе создания первого альбома.

  Наверное, именно тогда я испытывала самую сильную страсть к музыке в своей жизни. Меня никто не знал, и мне нечего было терять, если я провалюсь. В анонимности так много свободы. Я могла смотреть на толпу людей, которые никогда меня раньше не видели, и думать: \'Вы еще не знаете, кто я\'. Мне можно было не беспокоиться, если я совершу ошибку, и это в своем роде раскрепощало.

  Для меня выступление не было позированием и улыбками. На сцене я превращалась в баскетболистку, которая бежит по залу. У меня было чувство мяча, чувство прохода. Я была бесстрашной. Я знала, когда делать бросок.

  

  Летом \'Jive\' отправили меня в турне по торговым центрам - кажется, двадцать шесть торговых центров! Такой промо-тур - не очень-то веселенькое дельце. Меня еще никто не знал. Я должна была пытаться продать себя людям, которым это было неинтересно.

  Держалась я наивно, и это не было актерской игрой. Я не знала, что делать. Просто говорила: \'Да, привет! Мои песни действительно классные! Сами убедитесь!\'.

  До выхода видео-клипа мало кто знал, как я выгляжу. Но в конце сентября песня попала в ротацию на радио. Мне было шестнадцать, когда 23 октября 1998 года сингл \'... Baby One More Time\' занял первое место в хит-параде. Через месяц состоялась премьера видео-клипа, и вдруг меня начали узнавать везде, куда бы я ни пришла. 12 января 1999 года вышел альбом, очень быстро было продано более десяти миллионов копий. Я дебютировала на первом месте в чарте \'Billboard 200\' в США. Я стала первой женщиной, которая дебютировала на первом месте с синглом и альбомом одновременно. Я почувствовала, что жизнь понеслась на полную катушку. Мне больше не нужно было выступать в торговых центрах.

  События начали разворачиваться быстро. Я ездила с \'NSYNC\', в составе которых был мой старый друг по \'Клубу Микки Мауса\' Джастин Тимберлейк, в гастрольных автобусах. Со мной всегда были мои танцоры, Фелиция или один из моих двоих менеджеров, Ларри Рудольф или Джонни Райт. Я получила телохранителя по имени Большой Роб, он относился ко мне с невероятной нежностью.

  Я стала постоянной гостьей передачи \'Total Request Live\' на MTV. Журнал \'Rolling Stone\' прислал Дэвида Лашапеля в Луизиану, чтобы он снял меня для статьи с фотографией на обложке апрельского номера \'В сердце, голове и постели мечты тинейджеров\'. Когда номер вышел, фотографии вызвали противоречивые чувства, потому что на обложке я была в нижнем белье с Телепузиком в руках - это подчеркивало, насколько я юна. Маму это, кажется, обеспокоило, но я знала, что хочу и дальше работать с Дэвидом Лашапелем.

  Каждый день приносил что-то новое. Я встречалась с таким множеством потрясающих дюдей! После выхода \'Baby\' на вечеринке в Нью-Йорке я познакомилась с певицей и автором песен Полой Коул. Она была примерно на четырнадцать лет меня старше. Боже, я смотрела на нее с обожанием - сначала на ее внешность. Это была миниатюрная женщина с кудрявыми черными волосами, свободно рассыпавшимися по спине. У меня не было ни малейшего представления, кто она, черт возьми, такая, я знала только, что она невероятно красива и энергична.

  Через несколько лет я узнала, что эта женщина, кроме того, написала песни, которые я люблю. Когда я впервые услышала ее голос, думала, что она выглядит совсем не так, как оказалось на самом деле. Сопоставив ее ангельское личико со сверхгрязными словами ее песни \'Feelin\' Love,\' ее миниатюрное тело - с силой ее голоса в \'I Don\'t Want to Wait,\' я поняла, насколько сильный эффект производит несоответствие женщины ожиданиям.

 

  10

  Мы с Джастином Тимберлейком продолжали общаться после \'Клуба Микки Мауса\', и с удовольствием проводили вместе время в турне \'NSYNC\'. Опыт участия в мюзикле в столь юном возрасте нас сблизил. У нас было так много общего. Мы встретились во время моего турне и начали тусоваться днем перед шоу, а потом - и после шоу. Довольно скоро я поняла, что по уши в него влюблена, хотя влюбиться в него - это было безнадежно.

  Когда мы находились где-то поблизости друг от друга - даже его мама об этом сказала - нас притягивало друг к другу, как магнитом. Мы немедленно друг друга находили и склеивались. Невозможно объяснить, как мы были вместе. Честно говоря, мы были так сильно влюблены, что это было странно. Его группа \'NSYNC\' была тогда, что называется, \'сладкими мальчиками\'. Белые парни, но любили хип-хоп. Мне это казалось их главным отличием от \'Backstreet Boys\', которые, кажется, сознательно позиционировали себя как белую группу. \'NSYNC\' тусовались с черными музыкантами. Иногда мне казалось, что они слишком стараются, чтобы вписаться в тусовку. Однажды мы с Джеем пошли в районы Нью-Йорка, в которых раньше не бывали. По дороге нам встретился парень с огромной блестящей медалью, в сопровождении двух огромных телохранителей.

  Джей пришел в восторг и громко сказал:

  - О, шиз Гинувайн! Как дела, братан?