– Он же не каждый день убивает людей! – передернул плечами Логинов. – Растерялся…
– И почему отпечатки правой руки? – не сдавалась Лера. – Доказано, что Роман – левша! Да и способ убийства странный. Если они с Луизой планировали избавиться от Карла, то, скорее всего, использовали бы либо пистолет, либо нож, но не коллекционную саблю времен Наполеоновских войн!
– Я тоже все спрашиваю себя, почему именно сабля? – пробормотал Леонид.
– Да и Луиза в твоем предположении – хладнокровная, как Мата Хари, – продолжала Лера разрушать версию Виктора. – Отправилась в театр, чтобы создать себе алиби, встретилась с любовником, а потом пошла домой, где, как ты подозреваешь, Роман убивал ее мужа!
– Бабы и не на такое способны! – фыркнул Логинов. – В смысле, люди, – поправил он сам себя, сообразив, что предыдущее замечание прозвучало слишком грубо. – Луиза Вагнер – тетка мутная, и от нее всего можно ожидать!
– У меня вопрос! – подал голос Леонид. – Почему Роман не вернулся в клинику после убийства? Это было бы отличное алиби, но он вместо этого где-то шлялся, пока не загремел под машину Веры Сокольской!
– Верное замечание! – похвалила Лера. – Действительно, почему Роман не вернулся? Он всегда смог бы сказать, что находился на территории лечебницы. Он ведь почти не общался с другими пациентами, и доказать его отсутствие было бы сложно. Никто бы не заподозрил его в убийстве!
– Но Луиза была уверена, что убийца – Роман Вагнер, – сказал Севада. – Если они действовали заодно, почему она не пыталась его оправдать?
– Может, не хотела делиться? – высказал предположение Виктор. – Дело сделано, и она с удовольствием избавилась бы от Романа! То, что он стал главным подозреваемым, ей только на руку!
На какое-то время в кабинете воцарилась тишина. Лера нарушила ее первой, сказав:
– А вот меня такой вопрос интересует: где может находиться сейф, пропавший из кабинета Луизы? Я спрашивала Эдуарда, видел ли он этот сейф, но он сказал, что не может сказать с уверенностью, ведь сейф стоял под столом и, если его специально не искать, ни за что не заметишь! Луиза-то сразу обнаружила его пропажу, ведь она надеялась заполучить завещание.
– Ну, она все равно не смогла бы его открыть, ведь он с секретом! – напомнил Севада.
– А может, и хорошо, если бы завещание самоуничтожилось внутри сейфа? – сказал Леонид. – Тогда все сомнения Луизы рассеялись бы и она преспокойно вступила в наследство!
– Ты забываешь о наличии копии у нотариуса, – напомнила Лера.
– Верно! – хлопнул себя по коленям раскрытыми ладонями Логинов, осененный внезапной идеей. – Помните, помощница нотариуса рассказывала, что в офис вломились ночью?
– Ну да, – подтвердил Севада, – из-за этого нотариуса и хватил удар!
– Инфаркт, – поправила Лера.
– Не важно, – отмахнулся Виктор. – Я, разумеется, далек от мысли, что Луиза, со своим шикарным маникюром и прической за десять тыров, сама ковырялась в бумажках Клименко, но она же могла кого-нибудь нанять – да своего любовника, к примеру! Мы проверяли алиби обоих на предмет ночи убийства Карла, а как насчет той ночи, когда влезли в контору нотариуса?
– Но ведь Луиза заходила в контору, о чем также поведала помощница Клименко, – заметила Лера.
– Ну да, потому что не нашла того, что искала! Пришлось «засветиться»!
– Ты забываешь, что и Эдуард приходил!
– Ну да, он тоже мог… Но я ставлю на Луизу Вагнер!
– А как же Роман? Он тоже там побывал!
– Да, но его-то как раз завещание не интересовало, ведь он пытался выяснить, кому потребовалась информация о нем… Что, честно говоря, тоже непонятно, ведь тогда выходит, что сам Роман в курсе дела! Или как?
– Что касается Луизы, – сказала Лера, – я согласна, что у нее имелся веский мотив для убийства. Во-первых, она изменяла мужу и, вероятно, мечтала избавиться от старика, но так, чтобы не пришлось менять роскошный образ жизни, который ей обеспечивал именно он. Во-вторых…
– Во-вторых, она была уверена, что Карл не знает об интрижке, – продолжил за Леру Севада.
– Верно! А забеспокоилась она лишь тогда, когда мы стали задавать вопросы о наличии завещания, а также Эдуард получил материалы от частного сыщика… Но я все же хочу еще раз поговорить с Романом и выяснить, за каким лешим он приходил к нотариусу!
– Ну да, конечно, встретиться… – пробормотал Логинов себе под нос, но так, чтобы услышали все. Лере не понравилась его ухмылочка. Будь они наедине, она непременно прицепилась бы к ней, однако не стала делать этого в присутствии еще двоих оперов. Что ж, как говорит ее мать, лучше жалеть о несказанном, чем переживать о сказанном в запале!
– Слушайте, а кто же все-таки спер сейф? – задал вопрос Севада. – Не думаете же вы, что его пропажа – чистая случайность?
– Карл мог и сам его переместить, задолго до убийства, – пожала плечами Лера. – Но ты прав: вполне вероятно, что его украл убийца. И тут у нас масса подозреваемых, ведь все семейство Вагнеров в курсе особенностей сейфа… Ну, кроме, пожалуй, Романа, который продолжает стоять на том, что ничего не помнит. Видимо, он все-таки врет, потому что как иначе его занесло к нотариусу в контору?
– А я с самого начала говорил, что парень – брехун! – сказал Логинов. – Жаль только, что прижать его нечем!
– Давайте вернемся к версии о драгоценностях, которые могли находиться в сейфе, – сказал Севада. – Что там могло быть?
– Алмаз «Кохинор»? – усмехнулся Виктор.
– Это вряд ли, – ответила Лера. – «Кохинор», насколько мне известно, вставлен в корону Англии и сейчас находится в Великобритании!
– Ну, не он, так другой какой-нибудь! – отмахнулся Севада. – Карл Вагнер ведь занимался эксклюзивной ювелиркой: наверняка он мог запрятать в сейф какую-то вещичку для частного клиента!
– Ты считаешь, он проник в кабинет с целью ограбления, а Карл просто стоял у него на пути?
– Разве такое невозможно?
– Ну почему же…
– Мы рассматриваем только семью, а как насчет работников? Кто-нибудь из них запросто мог позариться на цацку!
– Мы же проверили алиби всех! – возразил Леонид.
– Кроме того, – добавила Лера, – эти люди работают в доме давно, и вряд ли кого-то из них вдруг бес попутал!
– Ой, не скажи! – встрял Логинов. – Бес, он паренек с вывертом: никогда не знаешь, когда подтолкнет тебя к самому краешку!
– Что ж, давайте перепроверим алиби еще раз, более тщательно, – согласилась Лера. – И не только работников, но и их родственников, проживающих в Питере, если таковые найдутся. А еще я попробую поискать старых клиентов Карла: вдруг они что-то знают о заказе, который, возможно, украли? Луиза упомянула некий «талмуд», в который ее покойный муж заносил подобную информацию: надобно поискать его среди документов Вагнера, хотя, вероятнее всего, столь ценный предмет находился в сейфе, и мы его не найдем до тех пор, пока не отыщем сам сейф. Что-нибудь есть новенького о ночи убийства, Леонид? Как насчет авторегистраторов?
– Ничего, к сожалению, – уныло отозвался молодой опер. – На входе в поселок стоит будка охранника, однако ограды нет. Регистрируется только въезжающий транспорт, а на пешеходов внимания не обращают. Тамошняя камера наблюдения в вечер убийства ничего подозрительного не записала. Я связался с некоторыми гостями жителей поселка, которые приезжали к ним в тот день, но не со всеми получилось поговорить. Остальные предоставили авторегистраторы, которые оказались бесполезны. Теоретически любой желающий мог туда проникнуть на своих двоих, а если пришли со стороны леса, то и охранник ничего бы не увидел!
– Ну, тогда действуем по такому плану, – подытожила Лера. – Ты, Виктор, займись семейством: нужно еще раз тряхнуть каждого из его членов, включая бывших жен покойного сына Карла: нельзя исключать, что кто-то из них решил обеспечить будущее отпрысков! Севада снова опросит вагнеровских работников – благо его там знают. Нельзя сбрасывать со счетов предположение о наличии некой ценной вещицы, из-за которой и погиб Карл, поэтому ты, Леонид, проверишь алиби любовника Луизы на ночь взлома офиса нотариуса, ладно? А я поболтаю с Романом, а еще с Луизой: надо выяснить, она ли приходила к нему в клинику. В нашу первую встречу вдовица утверждала, что понятия не имеет, где лечится пасынок Карла!
– Еще бы она утверждала иное! – фыркнул Леонид. – Если они сговорились грохнуть Карла, то ни за что не признаются!
– А как с моей теорией о том, что Карла могли обмануть со строительством домов для пожилых людей? – поинтересовался Севада.
– Я отдала документы Карла по ДПЛ нашим аналитикам, они попробуют отыскать в них то, что могло бы привести к убийству, однако я по-прежнему считаю эту версию нежизнеспособной.
Зазвонил телефон Леры, лежащий на столе. Она сняла трубку. Опера внимательно следили за выражением ее лица, когда она спросила:
– Это точно она?
Они переглянулись.
– Хорошо, мы выезжаем!
– В чем дело? – спросил Виктор, когда она отключилась.
– Луиза Вагнер убита.
* * *
Лера чертыхалась на чем свет стоит, но про себя: она не имела права демонстрировать несдержанность при коллегах и судмедэксперте. Однако внутри у нее все кипело: надо же, стоило разработать стратегию давления на Луизу, как она умирает! А ведь Лера была практически уверена, что сумеет «расколоть» вдову быстрее, чем Романа, к которому она до сих пор не представляла, с какой стороны подъехать!
– Ну, каковы предварительные выводы? – поинтересовалась она, подходя к эксперту, закончившему работу и собиравшему свой скарб в чемоданчик.
Лера знала Павла Дорошенко по нескольким предыдущим делам и была высокого мнения о его методах работы. Он отличался скрупулезностью и аккуратностью, но по этой самой причине у него имелся один существенный недостаток: он терпеть не мог обсуждать убийство до того, как проведет все необходимые процедуры. А еще он был большим формалистом: Лера умирала от скуки, читая его подробнейшие отчеты, но заставить этого человека вкратце изложить суть представлялось чем-то сродни одному из подвигов Геракла! Как и ожидалось, Дорошенко едва заметно скривился и ответил:
– Предварительные выводы очевидны: жертву задушили.
– Есть понятие чем?
Эксперт закатил глаза, словно имел дело с нетерпеливым ребенком.
– Вы же в курсе, что я не могу делать таких предположений! Скажу лишь одно: скорее всего, жертву убили в ее автомобиле, и тот, кто это сделал, сидел сзади. Остальное прочтете в отчете завтра ближе к вечеру.
С этими словами Дорошенко развернулся и поспешил к ожидавшему его фургону. Лера огляделась в поисках коллег и заметила Леонида, беседующего с пожилым мужчиной в тренировочных штанах и клетчатой рубашке навыпуск.
– Вот, Иван Михалыч, наш следователь, Валерия Юрьевна, – представил ее молодой опер. – Иван Михалыч первым обнаружил труп, – пояснил он Лере. – Расскажите еще раз, пожалуйста!
– Ну, значит, я вышел выкинуть мусор, – крякнув, проговорил мужчина. Лера видела, что внимание официальных лиц ему приятно, и порадовалась: такие люди зачастую становятся кладезями информации! Возможно, с этим Иваном Михалычем за всю жизнь не случалось ничего значительно, и сейчас он чувствовал, что наступил его звездный час. – Я на первом этаже живу – приходится ходить к бачкам. Было уже светло…
– Точное время не припомните? – спросила Лера.
– Да где-то… – замялся Иван Михалыч. – Где-то начало девятого… Да, точно: по второму каналу шла передача про здоровье, которую жена никогда не пропускает! Я мусор по утрам выкидываю, потому что вечером – плохая примета, а то черт деньги унесет!
По внешнему виду мужчины Лере становилось очевидно, что волноваться ему не стоит – скорее всего, его семья далека от финансового благополучия, а потому черту вряд ли есть чем поживиться! Удивительно, насколько разными могут быть кварталы, расположенные в центре одного и того же большого города. Дом, во дворе которого обнаружили Луизу Вагнер, располагался в районе Фонтанки, но как же разительно отличался он от того, где проживал Роман! Это был типичный двор-колодец, который, казалось, так и остался во временах сериалов типа «Бандитский Петербург» или «Улицы разбитых фонарей». Стоя на растрескавшемся, никогда не ремонтированном асфальте и глядя вверх, человек не может не испытывать приступов клаустрофобии из-за нависающих над головой верхних этажей негостеприимных домов, повернутых к нему своей «непарадной» частью. Не сказать, чтобы двор выглядел грязным, однако повсюду царили запустение и какая-то безысходность, свойственная произведениям Достоевского. Этот двор резко контрастировал с большинством уютных, закрытых на замки двориков с газонами и скульптурами. И за каким, спрашивается, чертом Луизу понесло в подобное место, да еще в такое неподходящее время?! Она ведь передвигалась только по фешенебельным районам, заходя лишь в дорогие бутики, и, как могла предположить Лера, вряд ли вылезала из постели раньше одиннадцати утра!
– Продолжайте, пожалуйста, – попросила она свидетеля.
– А чего продолжать-то? – развел он руками. – Я выхожу – стоит машина. Дорогущая. Не то чтобы я разбираюсь, но видно ведь!
Лера согласно кивнула: Луиза водила BMW Hurricane – не самый дешевый автомобиль, и это становилось очевидно любому обывателю, не являющемуся экспертом по легковому транспорту! Черные бока машины сверкали в лучах солнца, скупо просачивающихся в темный дворик, отражаясь в литых дисках. Салон также отличался роскошью, сделанные на заказ сиденья были обтянуты красной замшей, а руль – то ли змеиной, то ли крокодильей кожей.
– Как вы поняли, что внутри покойник? – спросила Лера. – Вы подошли к машине?
– Ну да, конечно, – кивнул Иван Михалыч, – ведь сразу понятно, что машина не наша, не местная! Мне страсть как хотелось в салон заглянуть: если она снаружи такая навороченная, то что же внутри?! А внутри – вон как оказалось…
– Дверца была открыта или закрыта?
– Закрыта. А вот стекло было опущено, так что я сразу все понял!
– Ваши окна выходят во двор или на улицу?
– На улицу… Вы хотите спросить, не видел ли я, как машина въезжала? Нет, чего не видал, того не видал!
– Камеры наблюдения на доме имеются?
– Да бог с вами, какие камеры!
Лера уже и сама сообразила, что задала дурацкий вопрос, и устыдилась собственной глупости: разве можно ожидать, что в подобном дворе окажутся признаки цивилизации!
– Когда вы вышли, никого не видели? – спросила она.
– Да нет, никого, – покачал головой свидетель. – Во всяком случае, я не заметил.
– Надо опросить соседей, чьи окна выходят во двор, – обратилась Лера к Леониду. – Кроме того, нужно проверить камеры на соседних зданиях: может, на них видно, как Луиза въезжает и кто оказался там до или после этого.
– Уже делается, – сказал Коневич. – Севада пошел по этажам. Мне вот интересно, как Луиза оказалась в таком, мягко говоря, не соответствующем ее запросам местечке?
– Не поверишь – я задаю себе тот же вопрос! – вздохнула Лера. – Только-только я собралась прижать ее к стеночке фактами…
– Что будем делать?
– Надо проверять алиби членов семьи на сегодняшнее утро. Может, и ночь – все зависит от выводов экспертов по поводу момента смерти Луизы!
– Ясно. Тогда я пойду помогу Падояну. А ты в контору?
– Нет, я, пожалуй, наведаюсь к Роману Вагнеру.
– Ты же понимаешь, что он снова стал подозреваемым номер один? Если в тот день к нему в психушку действительно приходила Луиза…
– Конечно, я все понимаю! – раздраженно перебила его Лера: почему, собственно, он полагает, что она относится к Вагнеру как-то по-особенному?! Хватит с нее Логинова с его ухмылками, многозначительным взглядами и двусмысленными репликами! – Его алиби я проверю в первую очередь!
– А ты не думаешь, что встречаться с ним один на один небезопасно?
– Что он сделает – убьет меня и спрячет под ковер?
– В такой огромной хате? Даже не удивлюсь!
Махнув на опера рукой, Лера пошла к арке, возле которой оставила машину. Стоило выехать из нее и оказаться на набережной, как мир вокруг изменился: красота Фонтанки, по обе стороны которой высились старинные особняки, отреставрированные и сверкающие новыми оконными рамами, с обновленной лепниной на фасадах, услаждала взгляд не то что приезжего, но даже местного жителя. Солнце почти добралось до зенита, и его лучи отражались в золотых куполах церквей и в свежеперекрытых крышах, а также в воде мирно несущей свои воды городской реки, помнившей Петра Первого.
До основания Санкт-Петербурга у водоема и имени-то не было! У ее истоков стояли деревни, как и на месте Александринского театра, а сама она была лишь болотной речкой, образующей в своем течении острова и заводи. В те времена реки и каналы представляли куда большую важность, нежели дороги: по ним доставлялись дрова и продукты, а также передвигались по городу люди. На каждой набережной сооружали пристани, спуски к воде и небольшие гавани, ставшие позднее частью ансамбля набережных. Вода из реки использовалась в хозяйственных целях – например, для стирки, так что можно себе представить, насколько «чистой» она была. Судьбоносным моментом в жизни безымянной речки стало строительство фонтанов в Летнем саду. Для снабжения их водой специально вырыли Лиговский канал, однако выяснилось, что этого недостаточно. И тогда было принято решение брать воду из безымянной речушки при помощи паровой машины. Таким образом, ей было присвоено имя «Фонтанная», а впоследствии название изменилось на «Фонтанку».
Лера иногда развлекалась тем, что, колеся по городу, представляла себе, как выглядело то или иное место ее родного города сто, двести или даже триста лет назад: какие люди ходили по этим улицам, гуляли по площадям, любовались пышными зарослями сирени весной… Зазвонил телефон, и Лера включила гарнитуру: мать настаивала, чтобы она пользовалась этим удобным изобретением в целях безопасности и не отвлекалась во время движения.
– Валерия Юрьевна, это Кириенко, – раздался голос в наушнике. – Вы где сейчас территориально?
Лера ответила.
– Жду вас у себя через двадцать минут!
Больше Дед ничего не сказал. Лера отметила, что голос его звучал отнюдь не дружелюбно: неужели до него дошла информация о гибели Луизы? Лера понимала, что этот факт не вызовет радости начальства, но надеялась, что у нее будет время получить хоть какую-то информацию, чтобы предстать перед руководством во всеоружии!
Лере не так часто приходилось бывать в кабинете Кириенко, поэтому она чувствовала себя неуютно в помещении, напоминающем кабинеты начальников советских времен – тяжелая мебель, зеленое сукно и неизменная зеленая лампа на столе с красивым чернильным прибором.
– Что же вы, Валерия Юрьевна! – с порога накинулся на нее Кириенко. – Мы вам, понимаешь, серьезное дело доверили, а вы вместо того, чтобы найти и закрыть злодея, подкинули нам еще один труп!
«Он говорит так, словно я сама и убила Луизу!» – мелькнуло у Леры в голове. Однако Кириенко не был зверем и, поняв, что перегнул палку, смягчил тон и сказал уже спокойнее:
– Вы телевизор-то хоть смотрите, а?
Лера покачала головой.
– Редко, времени нет.
– А вот и зря! Сейчас все СМИ только и кричат о смерти Карла Вагнера!
– С чего вдруг? – удивилась Лера. – Ведь время же прошло, все более-менее тихо было…
– То-то и оно, что «было», – вздохнул Кириенко. – У меня создается впечатление, что кто-то подогрел их интерес!
– Уверяю вас, Андрон Петрович, это не я!
– У меня и в мыслях не было на вас это вешать, просто теперь на нас оказывается большое давление!
– Разве Карл Вагнер был такой уж значимой фигурой?
– Вы даже не представляете себе!
– Он же занимался «ювелиркой»…
– Во-первых, не обычной «ювелиркой», а элитарной! А во-вторых, не этим он знаменит, а своей благотворительной деятельностью. На самом верху решили взять дело под контроль, понимаете? А это вам не хухры-мухры… Есть у вас хоть какая-нибудь жизнеспособная версия?
– Есть, и не одна…
В этот момент раздался тихий стук в дверь, после чего она открылась и вошла Суркова. Она выглядела очень мило в василькового цвета брючном костюме, подчеркивающем красоту ее темных, блестящих волос, обрамляющих молочно-белое, без малейшего изъяна, лицо. Леру удивляло достоинство, с которым держится замруководителя Управления: несмотря на небольшой рост, который она, в отличие от многих других, не пыталась компенсировать за счет высоких каблуков, Аллу Суркову невозможно было не заметить. На вкус и цвет, как говорится, товарищей нет, и кое-кто мог счесть ее фигуру чересчур аппетитной и не соответствующей строгим стандартам красоты, бытующим в нынешнем обществе, однако Лере казалось, что во внешности ее старшей коллеги нет ни единого недостатка.
– Андрон Петрович, я тут узнала, что вы вызвали Валерию Юрьевну на ковер, – мягко проговорила Суркова, приближаясь к столу, за которым сидели Кириенко и Лера.
Леру всегда интересовала природа отношений Деда и его зама: они были даже не дружескими, а гораздо более теплыми, словно у отца и дочери. Злые языки, завидовавшие Сурковой, намекали, что та продвинулась по службе через постель Кириенко, но Лера не сомневалась, что это досужие сплетни. Суркова не допускала фамильярности в общении с начальником, была корректна и доброжелательна, не злоупотребляя его хорошим отношением к ней. Возможно, именно поэтому оно и оставалось таким? А еще потому, что она чертовски хороший следователь, и Лера многое бы отдала за умение Сурковой разговаривать с людьми, вызывая их на откровенность. Этим особым даром Лера надеялась со временем овладеть.
– Неужто вы пришли защитить вашу протеже, Алла Гурьевна? – удивленно поднял брови Дед. Голос его звучал строго, но лицо выражало скорее изумление, нежели недовольство.
– Не совсем, – ответила следователь. – На самом деле к Валерии Юрьевне тут пришел один гражданин, который, возможно, является ценным свидетелем.
Лера удивленно воззрилась на Суркову: она понятия не имела, о чем та говорит.
– В самом деле? – переспросил Дед. – Что ж, тогда не буду мешать следственным действиям… Идите, Валерия Юрьевна, и, пожалуйста, постарайтесь работать побыстрее и без дальнейших жертв: еще одного трупа нам не простят!
Выскочив вслед за Аллой Сурковой из кабинета, Лера прикрыла за собой дверь и спросила:
– Это вы придумали, Алла Гурьевна, – ну, про свидетеля?
– Вовсе нет! – усмехнулась та. – Гражданин рвался ко мне – видите ли, подавай ему самого главного следователя! А я сказала, что ему следует поговорить с вами. Дежурный сообщил, что вас вызвали на «разбор полетов», и я решила, что пора вас выручать.
– Спасибо, Алла Гурьевна, – искренне поблагодарила Лера. – У нас несколько версий, просто…
– Поговорите с гражданином, Лера, – прервала ее Суркова. – Похоже, ему есть что сказать!
У ее кабинета сидел, беспокойно ерзая на стуле, немолодой мужчина кавказской наружности. Лера отметила безупречно пошитый костюм шоколадного цвета, галстук с золотой нитью и наручные часы, которые, вероятно, стоили, как подержанная иномарка. Ухоженные шевелюра с проседью и борода также говорили о достатке и положении в обществе. При виде Леры посетитель вскочил на ноги. Его взгляд просканировал ее с головы до пят, и на его лице отразилось разочарование: очевидно, Алла Суркова произвела на гражданина гораздо лучшее впечатление.
– Так это вы следователь по делу об убийстве Карла? – с сомнением произнес он. Акцент был довольно сильным: видимо, посетитель не был коренным петербуржцем.
– Да, это я, – ответила Лера, подавив желание сказать колкость: в конце концов, за выражение лица не судят, а мужик может оказаться ценным свидетелем. – А вы?..
– Думбадзе, – сказал посетитель. – Бердо Нодарович.
– Что ж, входите, – пригласила она, отпирая кабинет. Когда Думбадзе устроился на неудобном стуле, она спросила: – Так, значит, вы были знакомы с Карлом Вагнером?
– Да, так и есть, – подтвердил мужчина.
– Насколько близко?
– Настолько, насколько с Карлом вообще можно сблизиться, – он не из тех, кто любит компанию!
Судя по тому, что успела узнать о Карле Лера, это была чистая правда!
– При каких обстоятельствах вы познакомились?
– Карл делал для меня украшения… ну, в смысле, не он, а его фирма, конечно! Лет десять назад я заказал ему кольцо в подарок жене на юбилей, и она пришла в такой восторг, что с тех пор я покупал драгоценности только у него: Карл вел бизнес честно, не пытался надуть или ввести в заблуждение, а камни у него – самого высшего качества! Вот только в последний раз я попросил его сделать кое-что из моих собственных, привезенных из Перу…
– Вы заказали Карлу Вагнеру драгоценности?
– Ожерелье из перуанских голубых опалов. Потрясающей красоты камни, можете мне поверить!
Лера была равнодушна к украшениям: она предпочитала бижутерию, а все, что у нее имелось, дарила сестра, искренне верящая, что лучшими друзьями девушек были и остаются бриллианты. Она не уставала повторять, что драгоценности – это вклад в будущее, ведь их можно продать, если наступят тяжелые времена. Лера не сомневалась, что такие времена для ее сестрицы не наступят даже в том случае, если безумно влюбленный в нее муж вдруг решит развестись: Эльвира, по совету матери, ежемесячно откладывала «на черный день» из денег, что давал Арамаис. Кроме того, он проявил щедрость по отношению к супруге, прикупив на ее имя таунхаус в черте города, который она благополучно сдавала в аренду за весьма неумеренную плату. Но драгоценности являлись настоящей любовью сестры: она обожала золото и разбиралась в камнях и их огранках не хуже заправского ювелира, безошибочно определяя стоимость любого украшения на глаз! Именно от Эли Лера впервые услышала такие незнакомые ранее слова, как «турмалин параиба» и «сапфир падпараджа». Про опалы Лера, конечно, слыхала, но понятия не имела, как они выглядят и что в них, собственно, такого.
Словно поняв по выражению лица, о чем она думает, Думбадзе вытащил из нагрудного кармана смартфон и, повернув его к ней экраном, показал снимок. Лера вынуждена была признать, что голубые опалы и в самом деле смотрятся изумительно.
– Моя дочь выходит замуж через две недели, – пояснил он. – Карл обещал, что ожерелье будет готово заранее. Раньше он меня не подводил со сроками, поэтому мы спокойно уехали в Абхазию: жена неважно себя чувствовала, и я решил, что морской воздух пойдет ей на пользу. Я понятия не имел, что с Карлом произошла такая трагедия, а узнал обо всем лишь по возвращении!
– Понимаю, – кивнула Лера. – Ожерелье, полагаю, стоит немало?
– Оно бесценно, ведь это – подарок на такое важное событие!
– Честно говоря, я имела в виду его материальную ценность.
– Ну да, и камни, и золото стоят прилично. И не надо забывать о самой работе, ведь она – главная статья расходов! Только не подумайте, что я не переживаю из-за гибели Карла – я до сих пор в себя прийти не могу, – но, вы же понимаете, дочь замуж выходит, да и стоимость ожерелья я оплатил заранее!
– Сколько вы заплатили?
– Триста пятьдесят тысяч.
– Ого! И чего же вы хотите?
– Хотелось бы получить изделие!
– Вы уверены, что оно есть?
– Конечно, ведь, как я уже сказал, Карл никогда не…
– Я не об этом, – перебила Лера. – Карла больше нет, и ваше изделие, возможно, так и осталось незаконченным!
– Во-первых, этого не может быть, так как мы с Карлом договаривались об определенном сроке, и он вышел до… до трагедии. Во-вторых, Карл же не сам изготавливал ожерелье, у него есть для этого ювелиры!
– Вы говорили с Эдуардом?
– А как же, первым делом! Но дед не говорил ему о заказе. Он обещал выяснить, кто выполнял работу, но пока ничего не понятно!
– У меня есть одно предположение, – сказала Лера.
– Правда?
– Понимаете, из кабинета Карла пропал сейф. Неизвестно, в день ли убийства или до него, однако сейфа нет на месте. Может быть, ваше ожерелье было внутри?
– Вы хотите сказать, что его украли?!
– Это только предположение, я же сказала. Вполне может статься, украшение отыщет Эдуард и вам не стоит беспокоиться!
– Что-то подсказывает мне, что скорее правы вы… Выходит, Карла убили из-за ожерелья?
– Вряд ли. Думаю, если сейф похитили, оно просто стало неожиданным призом.
– И что же мне теперь делать?
– Боюсь, остается только ждать. Либо известий от Эдуарда Вагнера, либо от меня: я сразу же сообщу, если ваше ожерелье найдется!
Визит Бердо Думбадзе дал Лере пищу для размышлений. Если предположить, что украшение с опалами в сейфе, то как, черт подери, убийца надеялся его открыть, ведь Луиза сказала, что в случае насильственного вскрытия содержимое уничтожится! Если он не знал об этом, то драгоценность, к сожалению, пропала. Или у злодея имелся ключ? Знать бы, как он хоть выглядит… Она позвонила Логинову: выяснилось, что опера все еще обходят жильцов и пока новостей нет. Что ж, в любом случае ей следует вернуться к тому, что она планировала сделать до вызова к Деду, – поговорить начистоту с Романом Вагнером. Лера не стала звонить, решив нагрянуть неожиданно.
Он оказался дома и не удивился визиту следователя.
– Неужели вы раскрыли убийство Карла? – спросил он.
– К сожалению, нет, – холодно ответила она: размер и комфортабельность квартиры Романа действовали на нее угнетающе, как и его привлекательная внешность. Забыв о своем сочувствии из-за его тяжелого детства, Лера внезапно поняла: ей хочется, чтобы он оказался виновен и в смерти приемного отца, и в гибели Луизы. К последней она не питала теплых чувств, однако убийство есть убийство, и душегуб должен сидеть в тюрьме!
– Напротив, – продолжила она, – у меня плохие новости: ваша мачеха мертва.
– Луиза? – Роман выглядел удивленным, но не огорченным. – Как?
– Ее убили.
– Понятно… И что вы по этому поводу думаете?
– По этому поводу мне очень хотелось бы узнать, чем вы занимались сегодня утром. Расскажете?
– Охотно. Я встал в семь утра, принял душ и, как обычно, отправился на пробежку.
– Камеры в холле, несомненно, это записали? – предположила Лера, с трудом отгоняя от себя видение Романа под струями воды в чем мать родила.
– Полагаю, да, – пожал он плечами. – Если что, консьерж подтвердит.
Лера переговорила с консьержем заранее: он записывал в журнал только посетителей, а не жильцов, однако обладал отличной памятью и смог назвать точное время прихода и ухода Романа Вагнера. Лера попросила его перегнать записи с камер за это утро на ее флешку, так что его утверждения голословными не были.
– Каким маршрутом вы обычно бегаете? – поинтересовалась она.
– Могу показать на карте или на вашем смартфоне.
– Вы все время выбираете один и тот же маршрут?
– Обычно да.
– Чем вы занимались, когда вернулись?
– Читал.
Ответил после паузы, отметила про себя Лера. На ходу придумал?
– Все это время читали?
– Я люблю читать.
– Зачем вы приходили к нотариусу Клименко? – задала она вопрос в лоб.
Роман ответил не сразу. На лице его промелькнуло странное выражение. Он что, реально думал, что она не узнает?
– Я нашел в столе Карла визитку, – сказал он наконец. – Вы говорили о завещании, вот я и пошел узнать…
– Но вы не спрашивали о завещании, – перебила Лера. – Вы пытались выяснить, кто еще им интересовался, – зачем?
– Дурацкий вопрос: Карла убили, помните? Тот, кто это сделал, должен выиграть от его смерти!
– Например, вы?
– Мне-то как раз завещание без надобности, ведь я – наследник по закону.
– Как и Луиза, а она тоже убита!
– Хотите сказать, что я избавляюсь от конкурентов?
– Почему бы и нет? Кроме того, откуда мы знаем, что вы что-то получите: вдруг завещание существует и в нем Карл лишил вас наследства? Наверное, вам не хотелось бы остаться без жилья!
– В этом, как и во многом другом, вы ошибаетесь: Карл давно оформил на меня дарственную, так что квартира принадлежит мне, и никто не может меня ее лишить!
Интересно, почему Роман называет приемного отца по имени, ведь он уже десять лет как усыновлен? Лера заметила это сразу, но не придала большого значения. Но узнав, от какой незавидной участи Вагнер его спас, она задалась вопросом: неужели парень не испытывает к нему благодарности?
– Но у вашего приемного отца еще много недвижимости, а также бизнес… Погодите, выходит, вы это помните?
– Что?
– Дарственную! Вы уверяли меня, что потеряли память, но сейчас сказали то, о чем не должны были знать!
– Ну, кое-что я все-таки начал вспоминать, – спокойно пояснил Роман. – Но не о дарственной: ее я нашел в секретере вместе с другими документами.
– Значит, вы искали документы?
– Мне же нужно было понять, что происходит! Требовалось все, что может помочь вспомнить, поэтому я занялся бумагами – по-моему, это логично.
– А о сейфе в кабинете Карла вы случайно не вспомнили?
– Что я должен был вспомнить?
– Для начала просто о его существовании.
– Ну, был сейф – стоял под столом. А в чем дело?
– Дело в том, что сейф исчез, только неизвестно, в день убийства или раньше. Вы в курсе, что он с секретом?
– Понимаете, память у меня сейчас дырявая, как решето: здесь помню, здесь не помню… Так что извините!
– А как насчет дня, когда убили Карла, – о нем вы что-нибудь вспомнили?
– К сожалению, нет.
– Но вы хотя бы помните, где находились до этого?
– Нет, простите.
– Вы находились в психиатрической лечебнице. Карл привез вас туда.
– Возможно.
– Вы не удивлены?
– Нет. Мне кажется, у меня были проблемы, но я не помню какие.
– В вашем шкафчике есть таблетки от депрессии.
– В самом деле?
– Я ездила в детский дом, откуда вас забрал Карл.
– Зачем?
– Хотела узнать, что привело вас в псих… в клинику то есть.
– Узнали?
– А вы не помните?
– Я плохо помню детство. Это не сейчас началось, просто, когда Карл меня усыновил, я очень старался все забыть. И у меня получилось!
– Но вам было шестнадцать лет!
– Когда счастливых воспоминаний нет, остальные не жалко потерять!
– Я выяснила, что вам ставили эпилепсию и аутизм.
– Серьезно?
– Абсолютно! Вам нечего по этому поводу сказать?
Роман покачал головой. Лера ему не верила: он определенно врал, причем даже не особо старался звучать хоть сколько-нибудь правдоподобно!
– В день, когда вы пропали из клиники, к вам приходила посетительница.
Красивое лицо Романа оставалось бесстрастным.
– Кто? – равнодушно спросил он.
– Предполагаю, что ваша покойная мачеха.
– Луиза? Это вряд ли!
– Почему же?
– Я еще мало что вспомнил, но мне кажется, наши отношения далеки от идеальных – с чего бы ей навещать меня?
– А вы не говорили с Луизой с тех пор, как мы с вами встречались в последний раз?
– С какой стати?
– Ну, хотя бы спросить, что ей известно об убийстве.
– Вы полагаете, это имело смысл? Неужели Луизе было известно больше, чем вам?
Господи, как же трудно с ним разговаривать!
– Вместе с сейфом пропало кое-что еще, – решила сменить тему Лера. – Украшение, очень дорогое.
– Что за украшение?
– Ожерелье из перуанских голубых опалов.
– Как вы узнали?
– Заказчик рассказал. Он беспокоится, так как у его дочери свадьба через неделю, а это должен был быть подарок.
– Если я его найду, обязательно вам скажу.
– Будьте так любезны!
Разговор с Романом не только ничего не прояснил, но и поставил Леру в еще больший тупик. То, что он врет или по меньшей мере недоговаривает, очевидно, но что именно? А самое главное, какова причина? Он – убийца? Или знает убийцу? А может, догадывается? Или покрывает кого-то? Несомненно одно: Роман Вагнер ведет себя не так, как, по представлениям Леры, должен вести себя человек, потерявший память. Она пыталась поставить себя на его место: случись с ней такая беда, она пользовалась бы любой возможностью вспомнить, поговорить с людьми, которые ее знают, и получить ответы на свои вопросы! Роман же проявляет крайне мало любопытства, словно ему все равно. Он ходил к нотариусу и рылся в документах, но его реакция на ее слова была слишком вялой. Может, это оттого, что ему и так все известно? Сейфа у Романа нет: его квартиру обыскивали, когда задерживали, но это ничего не значит: он мог его спрятать – у друзей, знакомых или где-то еще… Должно же быть что-то, за что его можно зацепить! Во время беседы с ним Лере порой казалось, что он издевается, понимая, что у нее ничего на него нет. Неужели он – циничный преступник, уверенный в собственной безнаказанности? Сейчас самое главное – досконально проверить его алиби и, если там найдется хоть малейшее сомнение… Нет, она не позволит ему насмехаться над собой: если Роман Вагнер виновен, он сядет, и надолго!
* * *
Опера собрались в своей любимой забегаловке на Васильевском острове, напоминающей скорее советскую столовую, нежели современное заведение общепита. Однако они предпочитали ее всем другим, и на то имелись две причины. Во-первых, публика здесь собиралась демократичная и подолгу не сидела: съест комплексный обед и бежать – на работу, по делам, в институт и так далее. Среди наиболее частых посетителей встречались студенты, курьеры и таксисты, так как вторая причина была еще важнее: цены здесь также отличались демократичностью, что выделяло «столовку» из ряда других кафе. И пусть посуда здесь вызывала ностальгию по школьному буфету начала девяностых, а обслуживающий персонал в застиранных белых халатах передвигался так же неторопливо, как ленивые панды в вольере китайского зоопарка, плюсы этого места, неизвестно как затесавшегося в самый центр города, затмевали все его незначительные недостатки.
– Ну-с, у кого что? – спросил Виктор Логинов, расставляя на столе суп харчо, пюре с котлетами, компот из сухофруктов и блюдо с пирожками (у остальных на подносах стоял тот же самый «джентльменский набор», за исключением того, что Леонид на второе выбрал рыбу с рисом).
– У меня глухо, – со вздохом ответил Падоян. – Никто ничего не видел и не слышал! Некоторые не открыли вовсе – то ли не было их дома, то ли просто не захотели.
– А что они, собственно, должны были видеть? – пожал плечами Коневич. – Как во двор въезжала машина? Эка невидаль!
– Не скажи, Ленчик, – возразил Логинов. – Такое авто, как у Луизы, вряд ли часто появляется в тех местах!
– В каких это – «в тех»? – переспросил Леонид. – Центр города, старинное здание!
– Да, но давно дожидающееся капремонта! – парировал Виктор. – Богачи там не живут, поэтому удивительно, что никто, кроме одного пенсионера, не заинтересовался такой пафосной тачкой! Ты камеры проверил, Севада?
– Ой, да какие камеры – это ж тебе не Москва, столица нашей Родины!
– Я видел одну на здании магазина рядом с домом, – заметил Леонид.
– Да, только она уже полгода как не работает, – отмахнулся Падоян. – Однако я нашел несколько камер по пути Луизы от дома до места убийства и отсмотрю материал, как только вернусь в контору. Не знаю, правда, даст ли нам это что-нибудь…
– Только в том случае, если она подсадила кого-то по пути, – задумчиво сказал Виктор. – Если же Луиза Вагнер встретилась с кем-то в том дворе, мы ничего не узнаем! Надо будет вернуться и все-таки достучаться до тех, с кем мы не смогли поговорить. Кстати, одна бабка вспомнила, как видела, что у мусорных баков отирались два каких-то типа в толстовках с капюшонами. Она решила, что это наркоши – обычное дело для их двора!
– А когда она их видела? – спросил Севада.
– Говорит, что утром, но время не помнит, а утро – понятие растяжимое!