Зинаида Гаврилова

Женщины


Сборник


Посвящается нашей любимой ээже. Помним и очень скучаем!
…в кафе

Вы когда-нибудь обращали внимание, как на вас смотрят официанты, стоит перешагнуть порог кафе или ресторана, дорогого или сетевого, расположенного в центре города или где-то на периферии? Некоторые скользят по вам взглядом не пытаясь скрыть безразличия, другие изображают улыбку, глаза при этом остаются пустыми и равнодушными, а есть и те, кто просто пробегает мимо, а у вас остаётся полное ощущение себя как пустого места. Это должно быть всё потому, что опытные официанты с первого взгляда могут определить, что за птица залетела на этот раз и что от неё можно ожидать. Скорее всего, есть у них и свои нехитрые категории или обозначения, кодовые слова по отношению к любой категории посетителей. Наверняка, на кухне они так передают друг другу информацию: толстосум зашёл, пузатый и жадный, или ещё одна залетела, ничего не едящая и не пьющая – «мне тёплой водички с лимоном, пожалуйста»; или сидят эти «душа на распашку», уже пьяные и добрые – с них можно будет получить неплохие чаевые. Заходят в кафе и рестораны ЗОЖницы и пьяницы, диетчицы и обжоры, жадные и щедрые, высокомерные и очень простые, занудные и весёлые – всех не запомнить – да и незачем. Улыбнулся, качнул головой и дальше бежать по одному маршруту – кухня – зал, зал – кухня и так по кругу, пока смена твоя не закончится.

«Столовскую» еду на работе Алла на дух не переносила. От одного запаха, который настойчиво возвращал в школьное детство, воротило. А этот запах въедался в волосы, в одежду, в кожу и оставался в каждой клеточке тела на весь день. И, придя домой, Алла как можно скорее скидывала с себя пропитанные запахом вещи, принимала душ и лишь тогда могла снова свободно дышать. Она пробовала носить с собой еду из дома – сомнительная затея, как оказалось. То забудешь, то в сумке протечёт, то окажется слишком мало, а то, наоборот, не съесть. Вот и озадачилась Алла поиском приличного места для обеда рядом с работой. «Главное, – думалось Алле, – успеть прийти, поесть и вовремя вернуться на работу. Уложиться в отведённый час и не отравиться».

Заглянув то туда, то сюда, обойдя многие места «с именем», Алла без особой надежды как-то забежала в маленькое кафе, которое по началу даже не рассматривала из-за отдалённости от работы. Всё-таки до него дольше всего идти. Снаружи кафе ничем не выделялось: незатейливое название, простая вывеска и вход, немного спрятанный от основного людского потока. Но на удивление внутри было многолюдно. Алле сразу понравился запах – ведь запах для ресторана при первом знакомстве также важен как одёжка для человека. Необходимо, чтобы аромат сразу завлёк, очаровал и больше не отпускал. А в кафе пахло свежей выпечкой, густым кофе и немного специями. Заманчивое сочетание утренних и обеденных запахов.

Алла села за единственно свободный столик рядом с окном. Осмотрелась. Интерьер незатейлив. Деревянные столы и стулья, акварельные зарисовки на стенах, кое-где стояли небольшие вазочки с очевидно искусственными цветами. «Таааак! Салфеток нет. Пятна на столе», – сморщилась Алла. Но есть хотелось смертно, а времени на смену места совершенно не было – руководитель был в офисе и опаздывать никак нельзя. Алла ещё раз вздохнула, сморщила нос и с тоской стала ждать официанта, как иногда на работе приходилось ждать какого-то совещания или встречи – точно знаешь заранее кто и что будет говорить, а времени и усилий на разговор придётся потратить.

Алла упёрлась взглядом в окно – а там жуть и тоска – московская серость накрыла город, непрестанно моросил дождь, какой-то пьяница просил милостыню, а в аптеке напротив слишком яркая и броская бегущая строка предлагала скидки на лекарства от геморроя. «Мрак», – простонала Алла. Как же тоскливо начиналась для неё эта осень. Не послушав мужа, который отговаривал от работы, а наоборот предлагал куда-нибудь уехать отдохнуть, Алла твёрдо решила заняться самореализацией. Быстро нашла интересное предложение и устроилась пахать, как пашет большинство в этом городе. Сначала всё было довольно-таки неплохо – новый круг общения, чувство собственной важности и, конечно, небольшие, но свои заработанные деньги. Теперь же Алла жалела о своём решении – её мучили ранние и мрачные подъёмы на работу, раздражали все люди на свете, и особенно доводили коллеги в офисе, пробки утром, пробки вечером, какая-то вечная усталость и апатия, дождь и слякоть, грязь, серость и можно продолжать очень долго. А особенно на Аллу давило, убивало настроение и желание жить, данное самой себе обещание не есть сладкого и мучного.

А сейчас Алла сидела в кафе, где так вкусно пахло свежим хлебом, горячими круассанами и сдобными булками – ей даже казалось, что она чувствует хлебный мякиш у себя в руке, такой плотный, но податливый, слипающийся при сильном нажатии и тающий во рту.

Подошла официантка. Улыбнулась. Поздоровалась. Дала меню. Улыбнулась. Ушла. Потом снова вернулась. Приняла заказ. Ничего не записывала. Только внимательно слушала и кивала головой. В конце произнесла «хорошо» и быстро ушла. Снова вернулась – принесла хлеб. Алла разочарованно посмотрела на два ломтика. Конечно, к обеду бесплатно полагается не тот заманчиво пахнущий и вызывающий обильное слюноотделение хлеб, а лишь слегка засохшее и немного серое, совсем неаппетитное его подобие.

Официантка быстро вернулась. Принесла суп. Едва в тарелке показалось дно, официантка вернулась со вторым блюдом. Также быстро ушла. Алла наблюдала за ней. Её раздражали чёткие и быстрые движения девушки. Казалось, что официантка персонаж какой-то компьютерной игры. Все действия запрограммированы, прописаны. Она не может уклониться от хода или изменить схему движения. Вперёд – назад, вперёд – назад.

Снова вернулась. Траектория и скорость движения оставались прежними.

– Счёт, пожалуйста, – Алла подняла голову и посмотрела на официантку.

– Хорошо! – улыбнулась та.

Официантка быстро достала из кармана бордовую, слегка потёртую папочку и молча положила на стол. Ушла. Алла открыла папку и увидела там уже распечатанный счёт. Тщательно проверила все позиции – всё совпадало. Алла, к своему удивлению, разозлилась. Ей почему-то очень хотелось, чтобы официантка ошиблась, чтобы что-то сделала не так, чтобы поломались схемы и произошёл сбой в программе. Алла положила нужную сумму в кармашек папки. Немного посидела, подумала. И положила 200 рублей сверху. «Кто знает, а вдруг ещё приду сюда», – решила Алла. Для неё всегда было важно, что о ней думают другие люди и крайне значимо, чтобы думали хорошо. Алла любила дарить дорогие подарки подругам, а потом, слегка смущаясь и опуская глаза, слушать слова благодарности. А в ответ лишь произносить: «Ой, я лучше не буду говорить, сколько это стоит». Любила время от времени переводить незначительные суммы денег дальним родственникам, и расплываться в улыбке, когда те звонили родителям и говорили: «Что мы без нашей Аллочки делали бы». Алла старалась никогда не пропускать сборы средств для больных и нуждающихся в интернете, а потом с гордостью зачитывать мужу письма благодарности от благотворительных организаций. Такая уж она была «милашка и добряшка», как говорили подруги.

На протяжении двух недель Алла ходила на обед в это кафе. И в каждый визит ловила себя на мысли, что невозможно раздражается от официантки с милой улыбкой, с её предупредительностью и вежливостью. Вечное «хорошо», звучащее так спокойно и мудро, что, казалось, слово содержит дополнительный сакральный смысл, ведомый только хозяйке, произносящей его.

В один из не очень удачных дней у Аллы появилась мысль поискать новое место для обеда, но какая-то внутренняя злость и непонятно откуда появившаяся вредность, заставили её вновь прийти в кафе. Алла села за «свой» столик и стала ждать. Не успела она толком расположиться, как перед ней предстала «её» официантка и всё понеслось по уже известному сценарию: «Добрый день – Что будете заказывать? – Хорошо – Хорошо». А потом девушка снова исчезла также бесшумно, как и появилась.

«Опять ничего не записала. У неё хотя бы есть блокнот и ручка?!», – почему-то это очень раздражало Аллу. Официантка опять бегала от стола к столу, из кухни в зал по одним и тем же линиям, таким четким и быстрым было каждое движение, как будто все эти маршруты и действия были давным-давно вбиты ей в кору головного мозга. «Интересно, она уходит с работы? – подумалось Алле. – Одна и та же прическа, макияж, заколка для волос». Алла давно обратила внимание на эту защипку, поддерживающую причёску – такая уж эта вещь была несовременная, словно из бабушкиных закромов выуженная. «У неё даже униформа помята всегда в одних и тех же местах… или так кажется?», – Алла продолжала рассматривать официантку. Бесила её эта безупречность в работе, безошибочность действий, выверенность движений. А больше всего Аллу раздражала улыбка официантки. Она улыбалась всегда и всем. Молчала, но улыбалась. Улыбалась не просто ртом, а и глазами, руками, движениями своими. Всё в ней, казалось, улыбается. Всё светится. И нет в ней никакой злости, нет раздражения от работы, нет скуки или зависти. И все перед ней равны и всем она рада, будь то случайный студент, забежавший за горячим чаем, или постоянный посетитель, не жалеющий чаевых, или вот Алла вечно скучающая и всегда недовольная происходящим. Официантка вновь подошла, молча поставила тарелку с хлебом, потом принесла суп, забрала тарелку, принесла другую.

В кафе зашли новые посетители – мужчина и женщина, лет по 40 обоим. Дорого одеты, уж Алла в этом разбиралась. Как показалось девушке – муж с женой. Ну или пара, состоящая в отношениях. Разместились за столиком у входа. Они держались за руки и немного нервничали – оглядывались по сторонам, как будто выискивая взглядом кого-то, шептались, низко наклоняясь друг к другу, и то и дело проверяли телефоны. К ним подошла «Аллина» официантка. Пара заметно обрадовалась, мужчина даже приподнялся со стула при виде официантки и еле заметно поклонился. Девушка же улыбалась и что-то очень тихо говорила – Алла не слышала и по губам разобрать не могла. Вскоре мужчина снова подскочил, поклонился и протянул официантке почтовый конверт. Белая бумага промелькнула и исчезла в кармашке униформы. Затем, от неожиданности у Аллы выпал кусок мяса изо рта, мужчина крепко обнял официантку и долго не разжимал руки. Женщина же в это время вытирала салфеткой глаза, потом подумала и надела солнечные очки, закрывающие большую часть лица. Спустя пару минут посетители исчезли, так и не сделав заказ.

«Что за любовь такая к официантке?! Друзья, знакомые? Кто эти люди? Ну хорошо! – решила Алла, – посмотрим». Она первый раз в жизни испытывала такую, ничем не обусловленную, злость. Даже сама себе не могла точно объяснить, что именно ей не нравится в официантке, отчего она к ней пристала, почему вновь и вновь сюда приходит и садится за один и тот же стол. Ну работает человек и работает. Но нет! Алла словно хотела докопаться до чего, заглянуть глубже, чем было позволено, узнать то, что было скрыто за джокондовской улыбкой.

Официантка вернулась, забрала последнюю тарелку, потом снова подошла и, как показалось Алле, была готова уже достать из кармана фартука папку со счётом, но тут Алла вяло произнесла:

– Можно чай, пожалуйста?

– Хорошо, есть чёрный, зелёный, с чабрецом, мелиссой, мятой – очень быстро и с улыбкой произнесла официантка.

– Нет, пожалуй, лучше кофе, – Алла сама толком не понимала, какого результата от этого диалога она ждёт.

– Хорошо, американо, капучино, латте?

– Да! Только не на коровьем молоке, – капризный звук собственного голоса резанул слух Алле.

– Хорошо, овсяное, кокосовое, миндальное, – официантка улыбалась и смотрела на Аллу как на старого друга.

– Хочу сок! – неожиданно произнесла Алла. «Как же она меня бесит, такая правильная и услужливая, – вертелось в голове. – Бесит, бесит».

– Конечно! – улыбка, мягкость глаз. – Пакетированный, свежевыжатый, яблочный, апельсиновый…

– Нет! – перебила Алла. – Всё-таки капучино на кокосовом молоке.

– Хорошо! – официантка ушла.

«Хорошо, хорошо! – Алла скривила лицо. Попыталась передразнить официантку, – хорошо, хорошо! Другие слова знает? И как бы узнать, что это за люди были». Аллу сжигало любопытство.

Кофе пить совсем не хотелось. Она сделала пару глотков, оставила ровную сумму по счёту и ушла. Не оставила чаевые. «Почему?» – задавала сама себе вопрос по дороге на работу. Но ответа не находила. И думать об этом уже не хотелось, а мысли всё крутились в голове. «Как-то всё это странно! – к концу рабочего дня решила Алла. – И надо было чаевые оставить, а то будет думать, что мне денег жалко!».

На следующий день Алла снова пошла в кафе, но уже с чётким решением отблагодарить официантку и оставить ей побольше чаевых. Полюбившийся столик был свободен. На нём стояли новые цветы, тоже искусственные, но очень милые, весенние. Салфетница, солонка и перечница, меню в новой обложке – Аллу ждали, к её приходу готовились. Подошла официантка. Улыбка. Приветствие. После заказа – весёлое «хорошо».

Алла поела. Вкусно поела. И в кафе было так тепло и уютно. Любимые запахи свежей выпечки и молотого кофе. Алла размякла. Она чувствовала себя такой доброй и великодушной. Была готова всех обнимать, шутить и дурачиться. Официантка принесла счёт. Опять эта улыбка. Взгляд старого друга. Но Алла насторожилась. Вчерашние посетители не выходили из головы. «Ничего не пойму!», подумала Алла и физически ощутила, как что-то чёрное, злое и неприятное залезло в её тело. Захотелось крикнуть или обругать, сделать что-то гадкое, лишь бы вывести официантку на чистую воду.

– Я решила ещё пирожки заказать. Видела у вас в меню есть. Мне с собой. – Алла внимательно посмотрела на официантку.

– Хорошо! – улыбка и взгляд.

«Непонятно!», – Алла почувствовала, как невидимые щупальца начали сжимать голову. Рядом с висками затрещало, загудело, постепенно этот шум переместился в центр лба и разошёлся по всей голове.

– Мне 2 пирожка с мясом, 3 пирожка с творогом, 3 ватрушки, 1 пирожок с капустой.

«Господи, зачем мне всё это!», – но остановиться уже не было возможности. Алла продолжила:

– 3 булки с маком, 5 круассанов без начинки. «Раздам своим в кабинете», – решила Алла.

– Хорошо! – лишь произнесла официантка.

– Вы не запишете заказ? – не смогла сдержаться Алла.

– Нет, – улыбка. – Я запомнила. – Улыбка.

– А вы давно здесь работаете? – неожиданно спросила Алла.

– Да, очень, – официантка даже бровью не повела.

– И у вас со многими посетителями близкие отношения? – не могла остановиться Алла.

– Не поняла Вас – вроде как искренне удивилась официантка.

– Нет, ничего. Просто пришло в голову, – Алла уже жалела, что начала разговор. «Какое мне дело до всего этого?!», – уже про себя подумала она.

Официантка ушла. Алла пощупала голову. Постепенно шум в висках начал затихать. Стало намного легче дышать и думать.

Официантка принесла маленькие коробочки с выпечкой. Алла пыталась вспомнить, что там поназаказывала: пирожки, круассаны? Ей так хотелось поймать официантку на ошибке, уличить её, ткнуть в заказ и сказать «надо было записывать», но сама уже ни в чём не была уверена, запуталась, забыла.

Алла взяла коробки. Они были объёмные, с острыми углами и при ходьбе пытались либо уколоть ногу, либо зацепить колготки. Плюс ко всему на улице лил дождь. Хороший такой, позднеосенний дождь, с порывами ветра и мелкими льдинками, колющими все открытые части тела. Так Алла и плелась на работу: коробками закрывала лицо от ледяного дождя или шла бочком, чтобы подол пальто не так развевался на ветру, открывая замёрзшие ноги.

Вечером, собираясь домой, Алла схватила ещё влажное пальто и запах сырости, вонь от мокрой шерсти напомнили ей про официантку, неудачный обед, странный разговор и пирожки, быстро съеденные коллегами, и волна раздражения накрыла снова. Злая на саму себя Алла дала слово больше никогда не ходить в это кафе и не вспоминать про загадочную девушку.

После Нового года Алла забеременела. Это была долгожданная и счастливая беременность. Они с мужем ждали больше трёх лет. Зимние месяцы было решено провести дома. Алла наслаждалась положением, посещала врачей и мало о чём думала, кроме как о будущем ребенке. Но в марте, когда страхи и излишние волнения ушли, а врачи подтвердили, что беременность протекает как нельзя лучше, Алла решила вернуться на работу. Муж был против, но настаивать не стал. А для Аллы походы на работу стали своего рода терапией против скуки и способом убить время, которое текло невозможно медленно, а хотелось, чтобы оно пронеслось за один миг до долгожданной встречи с малышом. К тому же работать в таком положении было отдельным наслаждением: можно опоздать на работу – никто слово не скажет, лишь посочувствуют, что приходится добираться по пробкам, хочешь обедать больше часа – пожалуйста, надо обязательно есть не просто много, а желательно за двоих. И конечно, как к полноценному работнику уже никто не относится – ты просто некое украшение офиса, предмет для обсуждения и сплетен, а иногда и просто раздражающая бездельница. Женщины возраста матери оберегают и подкармливают, заваливают советами, учат как надо, рассказывают бесконечные истории, как было у них в те времена, когда толком не знали о существовании памперсов. Молодые девушки завидуют – мало того, что муж богатый, так еще и беременная и ничего не делает, и ходит тут, зарплату получает, нервирует всех. Мужчины-коллеги немного побаиваются – стараются близко не подходить. «Так можно работать!», – думала про себя Алла.

В один из таких хороших весенних дней Алла решила наведаться в «своё» кафе. Ностальгия и любопытство гнали туда. Сейчас она находилась в таком блаженном состоянии, в такой любви ко всему окружающему, что сама смеялась над собой из прошлой жизни, над злостью и неприятием бедной официантки, над подозрительностью и недоверием. «Интересно, работает ли она сейчас там? Нет, наверное. Всё-таки полгода прошло», – думала Алла по дороге в кафе. Солнце слепило глаза, не совсем грело, но задорно игралось и нежно обнимало, успокаивало, как бы говоря: «Всё будет хорошо, милая Алла!». И Алла улыбалась в ответ. «Ну и хорошо, если официантки не будет. А то это чувство неудобства и стеснения. Придётся что-то говорить. Не могу же я сделать вид, что не узнала. Да, хоть бы и не было. Спокойно посидеть, побыть одной хочется», – вела Алла беседу с самой собой.

Она зашла в кафе. Обстановка, интерьер, даже атмосфера – ничего не изменилось. Запах? Запах – тот же! Выпечка и кофе – Алла жадно втянула носом знакомые ароматы. Огляделась. Тааак. Официантки не было видно. Зато Алла сразу обратила внимание на мальчика, вернее молодого человека, который раньше работал здесь официантом, стажёром, который был явным неумехой и чуть что бегал за помощью к её официантке, вечно всё и везде не успевал, ронял посуду, спотыкался и просто вызывал жалость, теперь гордо стоял возле двери на кухню и командовал зазевавшимися коллегами. Администратор? Старший официант? Выглядел он намного солиднее, прыщи, бороздившие юношеский подбородок, исчезли, во взгляде появилась надменность, а в улыбке некая натужность и снисходительность. Алле почему-то стало неприятно. «Как так? Почему он? И где её официантка? Уволилась?», – задавалась она вопросами.

Алла прошла в зал и села за свободный столик. Любимое место возле окна оказалось занятым. Пришлось сесть в углу, но так было даже лучше – можно спокойно рассмотреть всех вокруг. К соседнему столику подошла молоденькая официантка. Алла её не помнила, а может быть раньше и не замечала. Очень неуверенная и стеснительная. Девушка несколько раз ошибалась с заказом, потом комично извинялась, в заключение перепутала приборы – к супу принесла чайную ложку, а ко второму блюду – маленькую десертную вилочку. Алле было её жалко, даже хотелось как-то помочь, взбодрить бедолагу, но нужные слова не приходили в голову. К слову, Алла не считала себя жестокосердной, может, немного равнодушной и безразличной, особенно к мало знакомым людям. Чужие беды не трогали. А лично у неё всё было отлично. Особенно сейчас – любимый муж, долгожданная беременность, благополучная жизнь.

Алла внимательно просмотрела меню – там появились новые блюда. Выбрала ассорти из брускет, последнее время тянуло на хлеб и разнообразную выпечку. А ещё очень хотелось пить. Что-нибудь цитрусовое и с газиками. Холодное. Со льдом желательно. Алла сглотнула слюни и с нетерпением огляделась. Когда же к ней кто-нибудь подойдёт?

«Вот это да! Она?», – Алла не понимала, радоваться ей или нет, сделать вид, что не узнала, или всё-таки улыбнуться как старому знакомому – тысячи мыслей пронеслось в голове, пока к ней со знакомой улыбкой шла официантка. Она выглядела ровно также, как и полгода назад – прическа, макияж, униформа – нет, всё-таки форма была поновее или такая же? Алла смотрела на официантку и сама не заметила как начала улыбаться.

Девушка подошла, поздоровалась и произнесла дежурные «готовы сделать заказ?». Она ничем не выдала, если оно, конечно, было, удивления по поводу возвращения Аллы, не нарушила дозволенной дистанции со старой знакомой – держалась ровно также, как и всегда, как и со всеми. А Алла расплывалась в улыбке. Она смотрела на официантку и радовалась, что она здесь, что никуда не делась, она такая же как и была. Такая своя, почти родная. И такая незнакомая и далёкая.

Алле бросилась в глаза одна деталь, которую раньше не замечала или, может, её просто не было. У официантки на груди висел маленький кусочек пластика, на котором трудноузнаваемыми, со странными завитушками, буквами было написано… Алла немного прищурилась. Никак не могла разобрать слово. Что же там??? Альбина! Имя! Как же она раньше не замечала?! Не обращала внимание…

Официантке шло её имя. Смуглая, с ровной гладкой кожей, немного раскосыми глазами и выступающими скулами Альбина походила на татарку или башкирку. Что-то явно восточное, не московское, угадывалось во внешности девушки. «Интересно, сколько ей лет, – думала Алла. – 28? Может 30? Но не больше!». Алла без стеснения рассматривала знакомую. Чуть широкие бёдра, но не толстые. Руки большие и мягкие. Кажутся очень тёплыми и домашними. Ногти явно без маникюра, но аккуратные, коротко подстриженные. Алла хотела поднять голову выше и заглянуть Альбине в глаза, но почему-то застеснялась и просто сделала заказ. В ответ родное «хорошо». Официантка немного замешкалась, что было на неё совсем не похоже. Потом улыбнулась чуть шире обычного и произнесла: «Давно вы к нам не заходили. Очень рада вашему возвращению». Снова улыбнулась и быстро повернулась спиной, чтобы уйти и выполнить обязанности. Алла лишь успела произнести в ответ какое-то невнятное: «Да, всякие дела были…». На этом и успокоилась.

Обед прошёл просто замечательно. Ничего нового не было сказано, но Алла почувствовала, как между ней и Альбиной установились отношения «старых проверенных знакомых».

Теперь вопрос куда пойти пообедать перед Аллой не стоял. Она с удовольствием шла в кафе, с улыбкой и радостью встречалась с Альбиной и, по возможности, садилась всегда за один и тот же стол. «Её» стол всегда был чище других, солонка полна, салфетки на месте. Обед приносился так быстро, что за соседними столиками посетители даже не успевали сделать заказ. А когда почти летняя жара установилась в Москве, и Алла с округлившимся животом тяжело и устало заходила в кафе, Альбина была наготове – на столе тут же появлялся полюбившийся цитрусовый лимонад, холодный и освежающий. Официантка помогала Алле садиться, подальше отодвигая стул от стола, приносила удобные подушечки под спину, включала и выключала кондиционер по первой просьбе. Алла же в свою очередь оставляла щедрые чаевые, и делала это, как себе признавалась, от всей души, искренне желая отблагодарить другого человека.

Совсем скоро девушки вышли за рамки отношений официантка-посетитель. При встрече тепло приветствовали друг друга, делились новостями, беззаботно смеялись. Каждый обед Алла по крупицам собирала жизнь Альбины. Из кратких разговоров она узнала, что официантка из маленького села республики Башкортостан, что у неё старые, патриархальные родители. Отец строг и даже деспотичен, мать набожна и кротка. Они никогда не навещали Альбину в Москве – для них поездка в столицу означает примерно тоже, что для любого другого человека полёт на Луну. Один или два раза в год у Альбины случается отпуск, и тогда девушка летит на Родину, к родителям. Конечно, она регулярно отправляет им сэкономленные деньги, но, сказать по правде, они особо не нуждаются: хозяйство, огород, пенсия. Хватает. Зимой бывает тяжело – дом отапливается печкой, туалет только на улице, баня раз в неделю – но родители привыкли, всю жизнь так живут. У Альбины есть две старшие сестры, но близкими их отношения назвать нельзя. Самая старшая лет 7 назад улетела в Америку на заработки. Там и осталась. Прилететь на родину и навестить родителей она не может – проблемы с документами. Работает там то ли нянечкой, то ли сиделкой. Сначала часто перезванивались, а сейчас если и поздравят друг друга с днём рождения, то уже хорошо. «Родители, конечно, обижаются. Она их любимицей была. Самая умная среди нас. Они в неё все силы и деньги вложили. Институт оплатили. А она вот так. Забыла про них. Дела ей нет до всех нас. Пришлёт иногда джинсы или куртку какую-нибудь за пару баксов – вот мы и должны радоваться!», – взволновано говорила Альбина.

Средняя сестра – «проблемная», как сказала Альбина. Были и наркотики, и алкоголь. У неё двое маленьких детей, но за ними стараются, насколько хватает сил, приглядывать бабушка и дедушка. Сейчас сестра пропала. На связь больше месяца не выходит. Уже и в полицию обращались, и сами искали. Нету. Никто ничего не знает. «Родители все извелись! Мать ночами не спит, молится. Отец по району бродит, ищет!», – рассказывала девушка. Сама Альбина больше всего за племянников переживает. Растут там сами по себе. Слоняются по улицам. Никому толком до них дела нет. «Подрастут – заберу к себе в Москву, хочу, чтобы институт окончили, чтобы учились», – призналась Альбина. Хотя к себе – пока это, конечно, сложно. Альбина сама в Москве живёт в маленькой комнате где-то на окраине города, снимает. Зачем приехала в Москву? Хотела учиться на врача, несколько лет подряд поступала в медицинский – не получилось. Стала работать – так и затянуло. Домой возвращаться не хочет, лучше здесь. Одной.

Алла слушала и слушала рассказы Альбины про семью, детство, про жизнь в Москве, и получала удовольствие от общения с девушкой. С одной стороны, она ей очень сочувствовала, но с другой, испытывала какое-то странное наслаждение от историй, пропитанных бедностью и болью, пропускала их через себя и на выходе ощущала сладкий привкус беды, случившейся хоть и рядом, но не с тобой. Так всегда трудно разогнать зевак от места аварии или другой трагедии. И чем горче несчастье, тем больше толпа, тем живее обсуждение, тем очевиднее общее ощущение радости, что с кем-то другим. Масса живёт своей жизнью, бурлит, колышется, и боль незнакомых людей, кровь, крики служат подпиткой для существования. Так и Алла осторожно погружалась в незнакомый ей мир горя и несчастья, заранее зная, что всегда может вынырнуть и глотнуть воздуха счастливой и благополучной жизни.

Альбина вопросы не задавала – ни про беременность, ни про жизнь знакомой. А что было спрашивать. Ответы и так бросались в глаза – красиво уложенные волосы, всегда свежий и аккуратный маникюр, кожа, светящаяся изнутри, одежда, обувь и сумки, кричащие о цене.

Странный случай произошел как-то в кафе. Алла по обыкновению обедала там. Поболтать с Альбиной никак не получалось: официантка носилась по залу, еле успевая менять тарелки и приносить новые блюда. А посетители всё шли и шли. И вот уже все столики заняты. Кто-то заглядывает с улицы, не находит свободного места и уходит. А вот две женщины, лет 30, зашли, поискали глазами столик, не увидели свободного, но остались ждать, уверенно присев на невысокий подоконник у входа. Внимание Аллы они привлекли сразу – во-первых, стоять и ждать столик в кафе было необычно, когда вокруг было полно других ресторанов, а во-вторых, говорили они по-английски. До Аллы легко доносились иностранные слова. Причём для одной из них этот язык был явно родным, а вторая, хоть и говорила безукоризненно, но акцент выдавал в ней даму местную. Алла прислушивалась – но разобрать точно, о чём говорили женщины, было трудно, зато можно насладиться грамотной английской речью. К столику вернулась Альбина. Извинилась, и сказала, что, если Алла больше не планирует ничего заказывать, то она готова рассчитать. Алла кивнула. Альбина явно спешила. Очень быстро убрала тарелки, протёрла стол. Достала папку со счётом и не отходила от Аллы, пока та не рассчиталась. Альбина ещё раз извинилась, объяснила, что очень тяжёлый день, и чуть ли не за ручки проводила Аллу к выходу. Уже на улице Алла остановилась – пальто было не до конца застёгнуто и весёлый ветерок норовился залезть поглубже. Пока пальцы пытались натянуть полы одежды на выпирающий живот и застегнуть пуговицы, норовившие тут же расползтись в противоположные стороны, взгляд девушки заглянул в окно кафе. Алла увидела, как Альбина посадила женщин, говоривших на английском, за её столик. Официантка улыбалась и уже никуда не спешила. Она долго что-то объясняла посетительница. Алла поняла, что одна из них, с русским акцентом, выполняет роль переводчицы. А так Альбина обращалась и смотрела исключительно на иностранку. Алла отошла в сторону от окна, так чтобы её не было видно изнутри, но выбранный угол позволял вести наблюдение за происходившим в кафе. Иностранка достала записную книжку, и принялась записывать. Казалось, что Альбина что-то надиктовывает. И чем дольше говорила официантка, тем ниже она наклонялась к посетительницам, как будто сообщая им секрет, который не должны услышать за соседним столиком. Под конец Альбина практически положила верхнюю часть тела на стол, но женщин это даже не смутило. Иностранка продолжала записывать, а русская женщина переводить, заглядывать в записи и что-то там поправлять. Прошло несколько минут. Наконец официантка поднялась, широко улыбнулась, Алле показалось, что она сказала «See you soon» и ушла. Больше она к этому столику не подходила. Заказ у посетительниц принимала уже другая официантка.

Алла пошла на работу и долго думала, что же это всё могло означать.

Прошло ещё несколько месяцев. Поговорить с Альбиной о произошедшем так и не получилось. Выглядело бы это странным и неуместным – ну как объяснить официантке, что Алла пряталась за углом и подсматривала за ней и другими посетителями в окно кафе?! В середине лета девушка засобиралась в декретный отпуск. Июль выдался жарким, температура в Москве доходила и до +35 градусов. Казалось, что можно было обжечься о воздух, похожий больше на расплавленную субстанцию, чем на газ, необходимый для существования всего живого на планете. Алла плохо переносила погоду – ноги отекали, дышать было трудно, тело потело и изнывало. Всё реже и реже приезжала она на работу доделывать оставшиеся дела. На обед выходить не было сил да особо и не хотелось. В голове постоянно крутилась мысль зайти в кафе и попрощаться с Альбиной. Может, обменяться телефонами? Алла хотела узнать, когда у девушки день рождения и потом прислать подарок. Или просто сказать ей, чтобы обращалась, если нужна будет помощь. Да деньги в конце концов просто дать. Или это не очень удобно? Алла не знала, как правильно поступить. Хотелось, чтобы было красиво, щедро, но не обидно для человека. Она думала, думала, перебирала варианты, а поход в кафе откладывался и откладывался, пока однажды утром Алла не проснулась в полдень у себя дома и не поняла, что всё – больше никуда ехать не надо, не надо спешить. Можно вот так валяться, потихоньку скупать вещи для малыша и ни о чём другом больше не думать. У неё, конечно, возникали мысли, как там Альбина, что она думает о её исчезновении, и Алла давала обещание заехать в кафе. Но жизненная суета и трепетное ожидание ребёнка заполнили сознание, и Алла забыла надолго и про кафе, и про официантку.

В октябре Алла благополучно родила дочку. Теперь всё в жизни крутилось вокруг ребёнка. Алла такого не ожидала – столько теплоты, нежности и добра излучало сердце – никогда не думала, что способна на такое. Реальность для неё потеряла значение – Алла как будто находилась под действием сильного наркотика.

Так прошло три года. Настало время что-то решать с работой – увольняться и сидеть дома, либо снова возвращаться в строй. Немного поразмыслив, поспорив с мужем, пережив две ссоры с ним, Алла сделала выбор в пользу работы. По крайней мере, она попробует. Если будет совсем тяжело и тоскливо без дочки, то всегда можно уволиться и вернуться к привычной жизни. Был найден частный садик, няня с наилучшими рекомендациями приглашена в помощь – и Алла со спокойной душой вышла на работу.

Первый рабочий день получился волнительным. Алла чувствовала себя первоклассником, нерешительно шагающим в школу. Но на работе мало что изменилось – пару человек уволилось, еще нескольких новых взяли. А так всё шло своим чередом. Алла наслаждалась офисной жизнью, рабочей суетой и неторопливыми беседами с коллегами. Она быстро влилась в новый ритм и чувствовала себя спокойно и уверенно – жизнь была яркой и насыщенной.

Мысли о кафе и об Альбине не посещали Аллу совсем. Выходить из офисного здания на обед уже не было необходимо. На работе наконец открыли несколько приличных мест – два кафе и столовую – Алла с удовольствием ходила туда с коллегами. Долго болтали и сплетничали.

Однажды Алла прогуливалась по району и не заметила, как дошла до «своего» кафе. Через витринные окна хорошо был виден внутренний мир когда-то любимого места: несколько столиков занято, официанты по обыкновению суетятся. Альбины не видно. Алла еще немного постояла: «Ну что я хотела?! Чтобы она здесь работала через три года?». Алла пошла в сторону работы. На душе было неприятно: «Всё ли с ней в порядке? Где она сейчас? Может, домой вернулась?». Алла старательно отгоняла чувство вины и мысли об Альбине. «Всё-таки надо было обменяться телефонами, на всякий случай», – долго думала она.

Алла проработала так больше года. И почти в те же самые посленовогодние дни она снова забеременела. Уже первое УЗИ показало, что будет двойня. Новость мечты. Алла не ходила – летала, парила. «Как же так?! Уже через несколько месяцев нас будет пятеро! Я буду многодетной матерью», – смеялась и плакала от счастья Алла.

Ещё после первых родов жизнь изменилась. Сама Алла изменилась – стала мягче, спокойнее, душевнее. Молодые безумные годы остались позади. Забылись набеги на ночные клубы, ушли в прошлое девичники в ресторанах, растворились во вчерашнем дне шумные гулянья по Москве. Теперь Алла испытывала радость и душевное тепло от ранних засыпаний в обнимку с малышкой, долгих прогулок по московским паркам, затяжных домашних завтраков с аппетитными блинчиками и оладушками. Во вторую же беременность Алла окончательно стала домашней, уютной и семейной. Сентиментальной и чувствительной. Её расстраивали бездомные животные на улице, она плакала над переживаниями героев в кино и видеть не могла страдания детей. Муж радовался таким изменениям. В его понимании, такой и должна быть хорошая жена и мать.

Алла хорошо переносила беременность, с работой прощаться не хотелось. Единственное, что невыносимо портило жизнь, так это токсикоз. В первую беременность такого не было. Сейчас же Алла испытывала сильнейшие приступы тошноты. Особенно неотвратимо они настигали в обеденное время и не оставляли ни малейшего шанса на полноценный приём пищи. Алла мучилась, худела, и уже врач грозился положить в больницу под капельницу. Она пробовала носить еду с собой из дома. Но если с утра она радостно упаковывала курочку с рисом, то уже в обед не могла смотреть на это блюдо. И так каждый день. Утром хотелось рыбы, в обед же сознание рисовало аппетитный кусок хорошо прожаренного мяса. Часто Алла вспоминала вкус любимого лимонада, цитрусовый и немного мятный, в меру терпкий и совсем не сладкий. Только в любимом кафе она такой пила. В подобные моменты на неё накатывала волна тоски. Хотелось снова зайти в уютное кафе, увидеть Альбину с ободряющей улыбкой, удобно разместиться на привычном стуле с мягкими подушками, и, конечно, залпом выпить холодного лимонада.

«В конце концов, что мне мешает пойти в кафе? Альбины там нет. Просто выпью что-нибудь вкусное и поем. Надо как-нибудь попробовать», – думала Алла. И вот в один из рабочих дней она направилась в кафе на обед.

Алла несмело зашла во внутрь. Старалась ни на кого не смотреть и быть самой как можно более незаметной. Села за столик, который никогда раньше не занимала. Почти на входе. Уткнулась носом в меню. Читала, перелистывала, снова возвращалась в начало – боялась и хотела поднять глаза – увидеть знакомую фигуру. Напрягла слух – может, услышит знакомое «хорошо»?

Наконец оторвала глаза от списка блюд. Огляделась. Всё-таки она давно здесь не была. Столы и стулья те же самые. Потёртости и царапины на многострадальном дереве приобрели более заметные и глубокие очертания, и походили на морщины старой индианки. Аааа. Вот! Заменили подушки на больших диванах. Яркие цвета не соответствовали спокойному, в бежевых тонах, интерьеру. Или наоборот? Радуют глаз? Придают игривости истрёпанному интерьеру? Алла не могла решить, нравятся ей или нет эти подушки. Исхоженный пол, знакомая витрина с круассанами и другой выпечкой, официанты в коричневой униформе – всё как будто тоже. Не было четырёх лет! Здесь этих четырёх лет не было! Гул людской болтовни обволакивал и немного убаюкивал. Через стол забавный мальчонка пытался построить лодку с парусом. Вход шли салфетки и зубочистки. Запах свежего хлеба и кофе успокаивал. Алле было хорошо. Кажется, она могла несколько часов сидеть здесь – наблюдать за мальчиком, прислушиваться к доносившимся с разных сторон разговорам, ловить носом любимые запахи.

Ленивым взглядом блуждая по запыленному окну, знакомой обстановке, скучным лицам официантов, Алла то возвращалась в прошлое, то вновь выныривала в действительность. Стоп! Алла встрепенулась, как будто услышала чью-то команду. Весь персонал кафе поменялся! Как же я сразу не заметила?! Нет того надменного прыщавого администратора, официанты все поменялись, новая уборщица тенью проскользнула в туалет. Алле вдруг страшно не захотелось видеть скучные лица персонала, слышать чужие голоса, принимать еду из новых рук. Какое-то чувство брезгливости… нет гадливости даже встало противным липким комком в горле. Лучше уйти. Не хочу!

Алла засобиралась. Ей надо было протиснуться между соседним столиком и стоящей спиной официанткой. Подождать, когда отойдёт? Взгляд упал на аккуратно собранные в хвостик волосы. Неееет! Так не бывает! Её Альбина? Знакомая заколка, чёрные брюки, чуть смятые на коленях, стоптанные то ли тапки, то ли кеды. Официантка продолжала стоять спиной.

Алла вновь засуетилась – окликнуть или незаметно уйти? Что сказать? Просто поздороваться? Официантка приняла заказ и быстро направилась в сторону кухни. Не заметила! Или сделала вид? Может, подойдёт ещё? Алла бесшумно опустилась на стул. Подожду…

К ней подошёл молодой парень – официант. Смешная чёлка изогнутой волной спадала на лоб. Макушка и другие, по идее волосистые, части головы розовели тщательно выбритой кожей. Официант был очень серьёзен, скуп на слова и эмоции. Взгляд постоянно гулял по сторонам, то ли от скуки, то ли от отсутствия интереса. Молодой человек принял заказ и ушёл. Алла не была уверена, что он её понял. Не была уверена до конца в том, что он способен понимать гастрономические слова и различать названия блюд.

Кафе обеднело на хороших работников. Вокруг одни юнцы. Суетятся, суетятся, наталкиваются друг на друга, а толку никакого. И совсем непонятно, что здесь до сих пор делает Альбина, да ещё и не в роли администратора или старшего официанта. Ну хоть что-то бы изменилось, хоть какой-то шажок вверх. Нет! Та же униформа, та же беготня с подносами. «Странно! – Алла не понимала в чём причина. – Почему она до сих пор официантка? Не справляется? Ну нет, конечно! Ещё тогда, несколько лет назад было ясно и понятно, что она лучшая здесь! Что же? Что же? Отсутствие желания что-то менять?». Алла пыталась поставить себя на место официантки. Но как ничего не понимала, так и не поняла.

Альбина подошла сама. Улыбка.

– Здравствуйте! Рада вас снова видеть у нас!

– Да… – Алла смущённо захихикала. – Привет! Вот пропала. Всё хотела забежать, но никак не получалось. Потом уже домашние дела совсем затянули. Ребёнок, муж, хлопоты, – Алла искала понимания в глазах Альбины.

– Конечно! Мои самые искренние поздравления с рождением…

– Дочки. У меня дочка родилась.

– Дочки! Как чудесно! Очень за вас рада! – Альбина повернулась, чтобы уйти.

– Спасибо! Теперь я снова буду заходить на обед. Вернулась на работу. Временно… Опять… – и Алла заговорщически показала на слегка выпирающий живот.

– Если вам что-то понадобится, позовите меня, – Альбина улыбнулась и исчезла.

Алла осталась одна. Официант со смешной чёлкой иногда подходил и задавал странные заученные вопросы. Как будто он на ней решил оттачивать своё мастерство. По крайней мере Алле так казалось. Сама она погрузилась в мысли. Чувство недосказанности осталось после разговора с Альбиной. Казалось, что совесть врывается в мозг и разбрасывает разложенные по полочкам принципы и правила поведения. Что не так?! Алла чувствовала, что сделала что-то не так, давно сделала, и никак не могла себя оправдать, примириться с собой.

Дни пролетали одни за другим. Алла, как и в первую беременность, ходила на работу для интересного и не очень напряжённого время препровождения. Любила Алла поболтать с коллегами, почитать в интернете всё, на что падал взгляд, долго обедать да и пораньше уйти домой.

Разговоры с Альбиной, когда случались, были пусты и суховаты. Ничего личного. Но однажды Алла, сама не особо понимая зачем это делает, ни с того ни с сего выложила Альбине, когда та в очередной раз подошла к столику:

– В этот раз будет двойня.

– Ух ты, – заулыбалась Альбина. – Ничего себе! Вот вам повезло! Поздравляю.

– Спасибо! – Алле было приятно.

– И как вы? Как себя чувствуете?

– Ничего! Нормально. Только живот быстрее растёт, чем в первый раз. И чувствую – спина начинает побаливать. А так всё хорошо.

Алла немного помолчала, а потом продолжила:

– Альбина, вы меня простите, что я так исчезла. Была неправа. Страшно мучаюсь из-за этого.

– Ничего! Я немного волновалась сначала за вас, а потом решила, что у вас непременно всё должно быть хорошо. И успокоилась. В конце концов, у вас могли быть свои причины.

После этого разговора отношения как будто наладились. Девушки подолгу разговаривали, насколько позволяли правила работы у Альбины, смеялись от души, делились новостями. Официантка была очень внимательна к Алле и её нуждам, предупредительна. Алла, в свою очередь, предлагала помощь. Может найти работу получше? Снять жильё поближе к центру? Родителям деньги переслать? Но Альбина от всего отказывалась и говорила, что у неё и так дела идут хорошо. Тогда Алла просто оставляла чаевые, иногда превосходящие по стоимости сам обед.

В студенческие годы у Аллы было достаточно подруг и друзей. Яркая, весёлая, компанейская, она привлекала однокурсников. С ней хотели дружить, отдыхать и веселиться. Многие молодые люди пытались ухаживать – красивая и жизнерадостная – с Аллой было легко и всегда немного празднично. Подруги ей, конечно, слегка завидовали – из богатой семьи да ещё и внешне многих превосходит, но дружить было приятно и иногда выгодно.

Студенческие годы прошли, и к университетским друзьям добавились коллеги по работе, приятели мужа и просто случайные люди – так круг общения Аллы рос и рос, раздувался как мыльный пузырь, пока не укололся о семейную жизнь и рождение ребенка и не лопнул безвозвратно. Друзья-мужчины естественным образом отпали, подругам стало с ней скучно. Новые заботы, увлечения и интересы не были близки холостым приятелям.

Из всех старых и новых друзей осталась лишь пара подруг, которые также как и она успели поменять статус, обзавестись семьями и родить по одному или двум детям. Алле нравилось обсуждать с ними мужей, вываливать друг на друга мамские заботы, смеяться над шалостями детей. Да и пить вино в красивых ресторанах с ними было легко и приятно.

С двумя такими подругами и решила встретиться как-то Алла. Давно не виделись, давно не обсуждали мужей и не хвастались успехами в жизни. Кристина и Жанна казались девушками миловидными и ухоженными, весёлыми и даже образованными. Но по счастливому стечению обстоятельств, работать им в жизни не пришлось ни дня. Сразу после окончания университета вышли замуж за однокурсников, мальчиков из хороших семей. Теперь эти мальчики трудились на высоких должностях в банках, а Кристина и Жанна выполняли роли успешных домохозяек с детьми и кучей свободного времени.

Алла позвала подруг в любимое кафе – рядом с работой, спокойно, уютно. Можно быть расслабленной, вдоволь наболтаться и не переживать как ты выглядишь. Алла привыкла к этому месту, а в других кафе и ресторанах чувствовала себя напряжённо и даже немного неуверенно – большой живот, отёкшие ноги, следы усталости на лице не оставляли надежд на привлекательный внешний вид.

Подругам кафе сразу не понравилось – потёртые стулья, явно не очень дорогая обстановка, да и винная карта оставляла желать лучшего. Но Кристина промолчала, Жанна тоже сделала вид, что не считает выбор места полным провалом – зачем расстраивать беременную женщину?! А вот в следующий раз за подбор ресторанов будут отвечать они.

– Я в это кафе хожу ещё со времён моей первой беременности, – начала Алла. – Очень его полюбила. Оно стало для меня каким-то домашним.

Кристина и Жанна повертели блондинистыми головами, округлили голубые глаза – за что же можно полюбить это кафе?! Но снова промолчали.

– Здесь очень вкусный кофе. Ещё всегда беру лимонад цитрусовый. А, и круассаны тоже что надо, – продолжала Алла. Она не замечала скучающего вида подруг. А те крутили головами и морщились! Круассаны? Какие круассаны? Кто в наше время ест круассаны? Они свой последний круассан съели лет десять назад. Сейчас не до круассанов. Сейчас надо быть не просто стройными, а сухими, только кожа и мышцы, ничего больше – это современное изящество. А Алле было всё равно. Она уплетала булки и пирожки, полнела и смотрела на весь мир немного иначе. Видела красоту иную, спрятанную от многих, но более значимую.

Тем временем к столу подошла Альбина и приняла заказ. Подруги не обратили на официантку никакого внимания. А Алла разулыбалась и тепло поприветствовала знакомую.

После пары бокалов вина Кристина и Жанна заметно захмелели и повеселели. Разговор временами тёк непринуждённо, временами натыкался на горячие темы, спотыкался о них и останавливался не в силах преодолеть препятствия. Подруги поспорили нещадно по проблеме детских прививок, дальше столкнулись лбами на теме закаливания и совсем замолчали, когда разговор коснулся вопроса питания малышей. Повисла пауза. Кристина и Жанна старательно приложились к бокалам. Алла же водила трубочкой по пустому стакану, на дне которого лежали безжизненные лепестки мяты и кусочки апельсина, и думала: «Ну зачем мне захотелось с ними встретиться? Сейчас уже давно была бы дома и возилась со своей малышкой!».

Вечер хотелось побыстрее закончить. Алла решила уйти с детской темы и вновь заговорила о кафе.

– Знаете, это место спасает меня от токсикоза. Пожалуй, единственное кафе, где я могу нормально поесть и где меня не тошнит. Иногда кажется, что токсикоз добьёт меня, и я слягу в больницу, но я прихожу сюда и каким-то волшебным образом съедаю здесь всё, что заказываю. И мне становится хорошо. – Подруги сочувственно улыбнулись, но Алле показалось, что натянутости было больше в улыбках, чем сочувствия.

– А ещё здесь работает самая лучшая в мире официантка. Кстати, она принимала у нас заказ, – Алла говорила вслух, но больше даже для себя. – Такая добрая, внимательная и заботливая. Мы с ней подружились. Она всегда и поможет, и подбодрит, и настроение поднимет. Работает лучше других, соображает быстрее, знает всю кухню – ни разу за эти годы не видела ни одного промаха с её стороны.

– Если она такая идеальная, то почему до сих пор в официантках ходит? – Жанна подняла голову от бокала.

– Я вот, честно говоря, тоже удивляюсь, – призналась Алла. – За эти годы могла она как-то продвинуться и просто поменять работу, уволиться, найти другое место. Не пойму, что её так здесь держит. С таким опытом работы и профессионализмом она могла бы работать в ресторане получше и, конечно, зарабатывать побольше.

– Амбиций, может, нет? – вяло предположила Кристина. Ей было ну вот совсем всё равно кто здесь и почему работает.

– А может у неё нет разрешения на работу и в стране она находится нелегально? – глотнула вина Жанна.

– Как понять нелегально? – Алла смотрела на подругу и не могла понять, что та имела в виду.

– Ну как-как? Как многие приезжие! Я по телевизору видела, что большинство из них находятся здесь нелегально, без документов или разрешений, – Жанне явно не нравилась тема разговора.

– Да она россиянка! Причём здесь приезжие?! – старалась не кричать Алла.

– Ну что ты психуешь! – теперь и Жанна начала слегка покрикивать, – Откуда мне знать кто она. Выглядит так… Сама понимаешь. Может, она из Узбекистана приехала или что там ещё есть? – Жанна с надеждой посмотрела на Кристину.

– Казахстан? – предположила та.

– Ну вот! Может, из Казахстана! Да и плевать, – фыркнула Жанна.

– Конечно, Жанна права. Сидит эта официантка на работе и радуется, что хоть Москву видит, в цивилизации живёт, – вступила Кристина. – И зачем ей что-то менять?! Уволится, а кто сказал, что место лучше найдёт. Таких много по Москве бегает в поисках работы. И тогда придётся ехать обратно в свой Ашхабад.

– Она из Башкортостана! – как-то странно взвизгнула Алла.

– Что Башкортостан, что Таджикистан или Узбекистан! – засмеялась Кристина.

– Мне показалось, что она говорит с акцентом! Как-то странно гласные произносит, слишком мягко, что ли, – и тут Жанна попыталась повторить речь Альбины.

Алла не могла дышать от злости. Негодование охватило её. Ярость пульсировала в мозгу короткими сигналами «бесят, бесят, бесят». Ей захотелось перевернуть на них стол, опрокинуть тарелки с едой, запустить чем-то тяжелым. Чтобы они заткнулись. Чтобы не видеть эти пошлые лица. А они продолжали ржать. Поддакивали друг другу. Отпускали шутки по поводу внешнего вида Альбины. Смеялись над одеждой. Глаза подруг от выпитого алкоголя стали стеклянными и похожими на кукольные. Накладные ресницы, как по команде, то взмывали вверх, то опускались. Рты неестественным образом разевались в диком хохоте. Губы Жанны от красного вина приобрели трупный фиолетовый оттенок, а зубы как будто исчезли. Вместо них только чёрные дыры. Когда Жанна открывала рот, чтобы в очередной раз извлечь из него дикие звуки, Алле чудилось, что какая-нибудь нечисть выползет из этой зловонной ямы. Казалось, всё вокруг – кафе с посетителями и официантами, улицы, дома, да и сам город – перестало существовать. Ничего не было видно и слышно – только две хохочущие куклы, клацанье чёрных зубов, мерзкие голоса. Алла, что было сил, сдавила уши руками и опустила глаза вниз. Ей было страшно смотреть на подруг. А ещё ей казалось, что Альбина слышит и видит их. И она понимает, о чём идёт разговор. Как остановить их? Как прекратить этот дьявольский гомон?

– Заткнитесь! – прошипела Алла. – Просто заткнитесь!

– Что? Что ты сказала? – первой возмутилась Кристина.

– Сама заткнись! – не сдержалась Жанна.

– Какие же вы дуры! Полные наитупейшие дуры! – Алла вдруг начала улыбаться. – Тупость ваше имя! – и она засмеялась. Ей стало легко и весело. Они же дуры! Это же так просто. И не надо их бояться. Они совсем не страшные. Пусть ржут. Ну дуры и есть дуры.

– У тебя гормоны весь твой мозг съели, – Кристина подскочила и начала одеваться.

– И выглядишь ты как бабка. Меньше жрать круассанов надо! – выпалила Жанна. – Такие вкусненькие круассанчики, попробуйте! Мммм! – гримасничала она. Потом тоже схватила пальто, сумку, опрокинула стул и направилась к выходу.

Подруги быстро и шумно, словно пробки из-под шампанского, вылетели на улицу. Алла осталась сидеть одна. Ей не хотелось сразу уходить, нужно было побыть одной, подумать, помолчать. Что это было? Это её подруги? Они всегда были такими? А я? Тоже такая? Почему раньше ничего не замечала? Не хотела? Боялась?

Дома Алла рассказала мужу про вечер и подруг. Муж никак не мог понять, что именно привело в бешенство Аллу и что же случилось с Жанной и Кристиной. Он хорошо знал подруг жены – милые, весёлые девушки. Обаятельные хохотушки. И причём здесь официантка и издевательский смех. Что именно привело к ссоре старых подруг мужу тоже было сложно уловить. Он списал настроение жены на гормоны, бушующие в организме. А у Аллы не было сил ещё что-то объяснять, и она легла спать, раздосадованная и на мужа и на весь прошедший день.

В апреле, когда до декрета оставалось пару месяцев, Альбина пропала. Алла не видела её в кафе больше двух недель. Раньше, если Альбина и брала выходные в будние дни, то это обычно был один или от силы два дня. Но чтобы больше двух недель! Это было странно. Алла начала волноваться за подругу. В очередной раз она винила себя, что так и не взяла у Альбины номер телефона. Как-то не до этого было. И Алла исчезать не планировала. А вот что пропадёт Альбина, такого Алла даже предположить не могла. «Вдруг она заболела? Или попала в больницу? Она же совсем одна в городе. Может, ей нужны лекарства… или деньги…», – Алла перебирала в голове разные варианты.

Прошло ещё несколько дней. Алла решила поспрашивать официантов в кафе. Те безразлично пожимали плечами и односложно отвечали: «Не знаем. Не видели». Тогда обратилась к администратору. Она его терпеть не могла. «Злобный маленький крот», – так Алла его прозвала за большие толстые очки и малюсенькие неразличимого цвета глаза под ними. А особенно за постоянные придирки к Альбине, пустые и грубые замечания. Но делать нечего. Пошла к нему. Тот через силу произнёс: «Не знаю, что случилось. Но директор предупредил, что её не будет больше месяца, и чтобы я на все смены подобрал замену». Ну хоть что-то. Значит директор в курсе. Алла продолжила наступать. Сунула администратору купюру в 1000 рублей и попросила у директора выяснить, что же случилось с Альбиной. Тот пообещал выполнить просьбу до завтра.

На следующий день Алла не стала ждать обеда, а пошла в кафе прямо с утра. Быстро нашла администратора и с нетерпением начала спрашивать: «Ну? Где Альбина?». Администратор вёл себя так, как будто вчера и не было однотысячной купюры, лихо спрятанной в карманах брюк. Мялся и уходил от прямых ответов: «Да, взяла отпуск. Не будет месяц. Уехала домой? Не знаю. Директор тоже не сказал. Но место за ней в кафе сохранено. Так что через пару недель должна появиться. Нет. Её личный мобильный директор запретил кому-либо давать. Мне надо работать. Извините». На этом всё. Но Алла немного успокоилась. Надо только подождать.

Она перестала выходить из офиса на обед. Ела на работе. Без Альбины в кафе делать нечего. Остальные официанты её раздражали и, как казалось, она им тоже была не особо по душе.

Когда по подсчётам Аллы отпуск Альбины должен был подойти к концу, она решилась заглянуть в кафе. Альбина была на месте. Всё как всегда: причёска, униформа, улыбка. Но что-то и сильно изменилось. Вид у Альбины был уставший. Она тяжело передвигалась по залу, а глаза светились не обычным добрым сиянием, а горели болезненным жаром как у человека, который много видел и очень устал от жизни. Алла расстроилась – может что-то с родителями или племянниками? А может у самой Альбины что-то серьёзное? Тяжёлая болезнь? Алла смотрела издалека на официантку и её разрывали два чувства, две стороны личности – одна сочувствовала подруге и желала помочь, а другая шептала тоненьким голоском в ухо – зачем тебе это надо? Чужие проблемы? Ты беременная и хочешь в это вникать? Она просто официантка из кафе! Да! Брать чужие проблемы на себя Алле очень не хотелось.

Алла села за любимый столик возле окна. Было понятно, что Альбина её ждала – сразу подошла с улыбкой и уже с готовым цитрусовым лимонадом.

– Здравствуйте, Альбина! Вы пропали. Я вас искала. Даже устроила тут мини-допрос всем сотрудникам. После этого они начали от меня шарахаться, – начала первая Алла. Альбина в ответ лишь улыбнулась. Большие синяки под глазами покрылись сетью из морщин.

– Вы уезжали? – не отступала Алла.

– Нет, в Москве была. Дела решала, – уклончиво ответила Альбина.

– Вид у вас очень уставший, даже вымотанный. Вы уж меня извините, – Алле показалось, что девушка не хочет продолжать разговор.

– Ничего. Тяжёлый месяц выдался. Будете заказывать как всегда? – Альбина развернула меню на странице любимых блюд Аллы.

– А мы можем где-нибудь поговорить спокойно? Не обязательно сегодня. Когда у вас будет перерыв, например! – Алле захотелось помочь девушке.

– Не переживайте! Со мной, правда, всё нормально, – быстро ответила Альбина.

– Да я не только из-за этого. Просто хочется посидеть, поговорить. Не захотите ничего рассказывать – и не надо, – Алла удивилась своей настойчивости.

– Ну тогда я с удовольствием. Завтра заканчиваю пораньше. В 7. Можно завтра? Как вам?

– Отлично. Тогда завтра в 7.

– А заказывать-то что будете? – Альбина уже отошла от столика, как вспомнила, что заказ так и не приняла. Быстро вернулась. Сначала официантка засмеялась над своей рассеянностью. Потом и Алла подключилась.

– Всё как обычно, – ответила Алла. Она улыбалась подруге.

На следующий день Алла сидела на работе в дурном настроении. Она не понимала, кто дёрнул договориться с Альбиной о встрече? Зачем эти посиделки нужны ей? Что она хотела этим сказать? К 6 часам вечера настроение совсем испортилось. Коллеги начали расходиться по домам, а Алле надо одной сидеть целый час на работе. Она устала и ей страшно хотелось домой. Вспомнила, что не предупредила мужа о том, что задержится. Стала ему звонить – мысленно молила его не брать трубку. Это была бы отличная причина не идти на встречу. Но муж взял трубку. Может, он не разрешит встретиться с Альбиной? Тогда она просто забежит в кафе и отменит встречу. Но муж, хоть толком и не понял, с кем Алла встречается, возражать не стал. Лишь заботливо попросил: «Будь аккуратной и осторожной. Если что – звони!». И повесил трубку. «Придётся идти!», – вздохнула Алла и приготовилась коротать время до встречи с Альбиной на работе.

Уже в 18:45 Алла была возле кафе. Заходить внутрь она не стала – не хотела навредить Альбине. Неизвестно как отнесутся коллеги к их общению вне работы. Начнут сплетничать или вредить как-то. Альбина задержалась, и Алла успела немного замёрзнуть.

– Спасибо, что подождали! Как назло, начались проверки перед самым окончанием смены. Но не будем об этом. Куда пойдём?

– А что-нибудь выберем. Здесь много всего, – ответила Алла, хотя сама тоже не знала, куда идти. Все заведения рядом были давно отвергнуты ею.

Зашли в какой-то бар. Было не очень шумно. Будний день. Заняли свободный столик возле окна. Сначала помолчали. Чувствовалось, что Альбине некомфортно. Но потом неожиданно она начала:

– Вы знаете, я же уже почти 10 лет живу в Москве, а подруг, да и просто хороших знакомых так у меня и не появилось. Снимаю комнату у одной доброй бабушки. Она с меня берёт совсем немного. Как она говорит, чтобы на жизнь хватило и достаточно. Мне кажется, ей нравится жить со мной. Вдвоём веселее. А я ей помогаю – покупаю продукты, стираю, убираю всю квартиру. Мне несложно. Да и старушку жалко. На самом деле, у неё и дети есть, и внуки. Она рассказывала. Но я ни разу их не видела. Наверное, они появятся, когда надо будет квартиру делить, – грустно улыбнулась Альбина. – Вот так мы с ней и живём. Друг другу не мешаем. Два одиноких человека. Зато знаем, что хоть мы есть друг у друга.

Алла слушала подругу и молчала. А что она должна была сказать? Что рассказать про свою жизнь? Может, про домработницу, которая приходит каждый день и выполняет всю работу по дому. Да, впрочем, Алла никогда в жизни не знала, что такое мыть пол или вытирать пыль, чистить унитаз и пылесосить. Спасибо за это сначала родителям, а потом мужу. Она могла что-то приготовить, ей даже нравилось. Но только чтобы порадовать мужа, а в дальнейшем и дочку. Что ещё рассказать? Про мужа? Про его доход, который по самым скромным подсчётам Аллы, в разы превышает месячную прибыль всего кафе. Что ещё Алла могла рассказать? Про семейные ужины в загородном доме? Когда собираются родители её и мужа, родственники, друзья семьи. Про эти весёлые шумные сытные вечера? Нет! Алла не хотела ничего этого рассказывать. Она сидела и молчала.

Замолчала и Альбина. Она углубилась в мысли. Алла чувствовала, что нужно что-то сказать, поддержать подругу. Но слова, которые приходили в голову, звучали либо слишком жалостливо и сентиментально, либо чересчур напыщенно и высокомерно.

Алла заказала себе и Альбине чай. Потом немного подумала и заказала подруге бокал вина. Альбина была не против. Сказала, что любит белое полусладкое. Алле хотелось угостить подругу чем-то вкусным и необычным, заказать что-нибудь, чего не было в кафе, но Альбина от всего, кроме бокала вина, отказалась.

От вина Альбина раскраснелась. Но ей это шло. Щёки не казались такими бледными, а глаза уставшими. Взгляд стал выразительным. Как показалось Алле, более прожигающим, проникающим прямо внутрь. Ничего не скрыть, не солгать, не утаить.

– Вы знаете, – вновь начала Альбина.

– Давай уже перейдём на ты, – улыбнулась Алла, – хотя бы в нерабочее время.

– Хорошо, – медленно произнесла Альбина и задумалась – как будто потеряла мысль, как будто что-то важное ускользнуло от неё. Тогда решила продолжить Алла:

– Альбина, я хотела тебе предложить… Ты знаешь, я же могу помочь тебе… Я продумала много вариантов, что можно сделать…

– Мне не нужна помощь – у меня всё хорошо! – вроде как обиделась Альбина.

– Да я понимаю. Я хотела другое сказать. Ты знаешь, если ты захочешь уйти из кафе, то есть бросить эту работу, то я могу помочь. Легко. У меня много хороших знакомых, друзей, которые связаны с ресторанным бизнесом. Я могу помочь устроиться на работу в хороший ресторан. Там и зарплата будет больше и чаевые. Плюс я могу договориться, чтобы тебя взяли не официанткой, а сразу администратором или выше. Какие там должности есть? – Алла внимательно смотрела на Альбину. Следила за реакцией. Ей очень не хотелось обидеть подругу и оборвать ту дружескую нить, которая их так неожиданно связала.

Альбина продолжала молчать. Лишь иногда подносила бокал к губам. Алле показалось это немного странно. По крайней мере, она другую реакцию ждала. Ну хоть не бурную радость и россыпь благодарностей, а достаточно было «спасибо большое», «ты так добра ко мне». «Что я тут стараюсь! Пытаюсь помочь! А она молчит!», – начала уже немного злиться Алла.

– Спасибо! – наконец произнесла Альбина.

«Ну хоть так!», – решила Алла. Снова повисла пауза. Алла со скучающим видом принялась осматривать бар. Людей чуть прибавилось. В основном мужчины. Пьют пиво. Шумно болтают. Скучно. Алле нестерпимо захотелось домой. В теплую постель к мужу и дочке. В уют, комфорт и, самое главное, безопасность. Спина немного ныла, тянуло низ живота. «Надо не затягивать разговор, – подумала Алла, – домой долго ехать!».

– Знаешь?! – вдруг неожиданно произнесла Альбина. Да так резко и жёстко, что Алла перестала глазеть по сторонам, а внимательно взглянула на подругу. Лицо Альбины стало суровым и мрачным. Алла смотрела на неё и не могла понять, где все эти годы знакомства Альбина так умело прятала эту сторону характера. Алла молчала. Ждала, что же дальше скажет подруга. А Альбина не заставила себя долго ждать и продолжила:

– Так вот! Меня жалеть не надо! Да, я уже почти 10 лет работаю в этом кафе. И работаю официанткой. Простой такой официанткой. И я готова так пахать ещё столько же, пока в кафе работает нынешний директор, мой давний знакомый и одновременно просто очень хороший человек.

«Ничего себе! Такого я представить не могла! Она его любит? Любовники? А как же жена?», – проносилось в голове Аллы. Она пыталась всмотреться в глаза Альбины, но в баре было слишком темно, чтобы увидеть какие-то эмоции или чувства. Лишь только сияние, небывалое горение раскосых глаз чувствовала на себе Алла. Тем временем Альбина продолжила:

– Мне много раз предлагали повышение в кафе. Я получала приглашение поработать в других ресторанов. Но мне это не надо. Я работаю не ради денег. То есть деньги мне нужны. Но мне хватает того, что я сейчас зарабатываю. Для меня важно другое.

– Что же? – спросила Алла. Хотя вопрос можно было не задавать. Алла почувствовала, что подруга хочет что-то донести, поделиться очень важным. И уже не остановится.

– Например, график работы, – произнесла Альбина. Мне важно, чтобы я работала с 12 дня и до 8 вечера. И выходные дни должны быть обязательно свободными. Наш директор позволяет мне так работать. А вот, например, администратор? У него совсем другой график. Другая ответственность. А мне она не нужна. Кто я? Простая официантка. Меня легко заменить. Вот не работала я месяц – никто не заметил. Никому плохо от этого не стало. Наш директор! Очень хороший человек. Он в курсе моих дел и забот. Всегда идёт навстречу, если я о чём-то попрошу. Всегда отпустит раньше, если надо. Или заменит кем-то хоть на месяц. Где ещё столько будут позволять?

Альбина замолчала. Алла пристально смотрела на подругу. Перед ней сидел другой человек: живой, страстный, с неподдельными эмоциями, со своими желаниями. Этот новый человек знал, чего хочет и как это получить. Нет, эта Альбина совсем не похожа на ту официантку, всем улыбающуюся и произносящую в течение дня только одно слово – «хорошо». Перед Аллой, как показалось, сидел сложный, совсем непонятный человек, узнать которого ещё предстоит. А может она закроется и Алла так и не узнает, чем живёт девушка, чего хочет, о чём мечтает. Ведь о нас больше всего могут рассказать не цвет волос или глаз, не наше поведение на работе или манера общения с друзьями, а наши мечты, наши тайные желания, то что скрыто, что спрятано глубоко-глубоко в голове или сердце, о чём не говорят иногда даже с самыми близкими друзьями, но что гложет нас каждый день и что ночью не даёт заснуть. Этот вечный двигатель существования человечества. «Скажи о чём мечтаешь, и я смогу нарисовать твой портрет! – подумалось Алле. – Я смогу прояснить все вопросы, открою все занавесы». И Алла молчала – ей так нужно было услышать продолжение этой исповеди, чтобы наконец сложить в голове пазл, добавить недостающие детали и увидеть всю картину целиком.

Спустя пару глотков вина Альбина продолжила:

– Я, когда приехала в Москву, была полна идей, ставила перед собой цели. Хотела поступить в университет, работать, зарабатывать большие деньги и так далее. Думала, пусть сразу не получилось поступить, буду пытаться ещё и ещё. А официантка – это лишь временно. Только чтобы дыры залатать. А получилось совсем иначе. Не лучше и не хуже. Просто теперь я по-другому уже не могу.

– И что же случилось? Влюбилась? – почему-то Алле показалось, что она задала очень бредовый вопрос. Ей стало стыдно и немного не по себе. Альбина засмеялась да так засмеялась, как обычно смеются над глупыми шалостями малышей – снисходительно и даже покровительственно. Алла почувствовала превосходство в смехе подруги. И ей опять стало не по себе. Первый раз за годы знакомства Алла осознала, что теперь Альбина находится выше неё, теперь она главная, и ей, Алле, отведена роль подчиненного, вынужденного смотреть снизу вверх, заглядывать в глаза, прислушиваться к словам более мудрого и опытного товарища, не подруги. Среди подруг все равны, а Альбина себя возвысила, подняла на другой уровень. Как это произошло? Почему?

– Нет, не влюбилась – снисходительно улыбнулась Альбина. – Я начала общаться с нашим директором и его женой. Сначала только по работе. Но потом они рассказали о том, чем занимаются помимо кафе. Оказалось, мой директор с женой и ещё несколько неравнодушных ребят ездят в дома для престарелых, в детские дома и хосписы. Старикам привозят книги, бытовые мелочи, одежду. Но самое главное, они проводят с ними время – играют, поют, разговаривают, читают книги. В детских домах и хосписах почти тоже самое. Вещи – это же лишь предлог. Самое главное, чего не хватает одиноким и брошенным старикам и детям – это простое человеческое общение. Смех, радость, веселье. Чтобы кто-то подержал за руку, искренне узнал, как дела, как здоровье. С интересом обсудил книги или фильмы, – Альбина посмотрела на Аллу. – Понимаешь о чём я? – несколько неуверенно добавила девушка. Алла мотнула головой, хотя она не то, что не понимала. Она была немного ошарашена рассказом Альбины. Алла не думала сейчас о стариках и брошенных детях. Она смотрела на подругу, слушала и не могла до конца осознать, что это ей рассказывает простая официантка, приехавшая сама в Москву из крошечного села, необозначенного ни на одной карте, сама еле сводящая концы с концами, одинокий и, казалось, особо никому не нужный человек. А тут такое. Алла была поражена.

– Я сразу загорелась этой идеей, – продолжила Альбина. – Тем более времени у меня было много. Особенно на выходных. И я стала ездить вместе с директором и его командой, так сказать. После первой же поездки я почувствовала, что это моё. Ощущения важности существования, эмоции от того, что кому-то нужен, переполняли меня. Ко всему прочему, у меня появились товарищи по делу, своя тусовка, понимаешь? Мы создавали группы в социальных сетях, организовывали встречи, обсуждали, что и для кого мы ещё можем сделать. Я была уже не одна – я стала членом команды! – тут Альбина улыбнулась. – И да, влюбилась в одного из волонтёров. Не без этого. Но это не главное. Так прошло два года или чуть больше. Я уже плохо помню. Как-то по нашим волонтёрским группам в интернете прошло сообщение, что очень нужна помощь в одном из московских Домов малютки. Это там, где находятся брошенные дети с рождения и до трёх лет. Потом их уже переводят в детские дома или специализированные учреждения, если есть какие-то проблемы с развитием или здоровьем, – Альбина еще немного помолчала. Алла боялась даже дышать – не хотела нарушить атмосферу откровенности.

– Так вот, – Альбина снова заговорила, – сначала мы возили туда памперсы, детское питание, одежду и прочее – ты сама знаешь, сколько всего нужно, – на слове «ты» Альбина в очередной раз запнулась. Нелегко ей давалось такое обращение. – Однажды руководитель отделения новорожденных – она всегда у нас принимала помощь и общалась лично – спросила, может ли кто остаться на ночь, подежурить. Зима была, персонал болел. Рук не хватало. – Альбина глотнула вина.

– Ты понимаешь? – голос Альбины дрожал. Алла чувствовала, как в подруге нарастает волнение. – Днём там много народу – персонал, нянечки, врачи, какие-то социальные службы постоянно снуют, а вот вечером… Когда рабочий день у всех заканчивается – коридоры пустеют. Такое ощущение, что жизнь вымирает. Пусто, очень-очень тихо и темно. Только приглушённый свет в коридорах, да стрекот какой-нибудь поломанной лампы на потолке. Обычно дежурит одна, иногда две нянечки. А там малыши! Понимаешь? – Альбина не стала дожидаться реакции от Аллы. – Совсем крошки. В основном от пару месяцев до года. На этаже 5 боксов, в каждом боксе по 7 человек. И это только у нас. Ну в смысле, на нашем этаже. Они, эти крошки, чувствуют, когда все расходятся, понимают, что остаются одни и затихают. Словно жизнь в них затихает. Они редко плачут, редко кричат или о чём-то просят. Тишина. А они живые! – голос Альбины стал звучать громче и резче. – Понимаешь?! Живые! Они хотят пить, они хотят есть, а самое главное – они хотят, чтобы кто-нибудь взял их на руки, подержал, крепко прижал к груди… Им надо слышать стук сердца, сердца родного человека. Они хотят, чтобы их поцеловали, хотят чувствовать тепло. Понимаешь? Они хотят тепла! Они живые! Но такие крохотные! Забытые всеми. Никому не нужные. Им нужно наше тепло! – даже в тусклом свете бара было видно, как глаза Альбины наполнились слезами. Алла же вспоминала, как по ночам иногда плакала её дочь. А потом малышка успокаивалась, стоило взять на руки. Как дочь протягивала к ней маленькие ручонки, как она любила класть кудрявую головку на плечо мамы или папы и так засыпать самым крепким и спокойным сном. И Алла очень хорошо понимала, о чём говорит Альбина. И сердце начинало быстро-быстро колотиться, а в глазах нестерпимо пощипывало от потёкшей туши.

Альбина немного успокоилась. Алла попросила официантку принести воды. Девушки молчали. Каждая думала о своём.

– Ну вот, – внезапно начала Альбина. – После того, как я там продежурила ночь, уже не могла ни о чём другом думать и ничем другим заниматься. Я сразу попросила директора перевести меня на график работы, чтобы вечера, ночи и выходные были свободные. Ну и утром мне разрешили попозже начинать, – Альбина улыбнулась. – Вот такая у меня тайна. Алла тоже улыбнулась. Теперь она многое начала понимать.

– Я прихожу туда каждый вечер, – Альбина говорила уже спокойно. – У меня два бокса – там совсем малыши. Самому старшему 7 месяцев. Недавно научился сидеть – ласково произнесла Альбина. – И вот так я с ними целыми вечерами и ночами. Выходные тоже там. Одни подрастают, их переводят в старшее отделение. Ко мне попадают новые. Такой круговорот. Честно, я очень сильно к ним привязываюсь. Потом с ними расставаться – это такая боль, душа рвётся наружу. Не знаю, что с ними дальше будет, кто встретиться им на пути. Кто сможет их прижать, обнять, поцеловать… Я бы их всех усыновила – но ты понимаешь, что это невозможно. Всё, что я могу дать им в данный момент, я даю. Я люблю их. Каждого. И всех вместе. А они любят меня. Они узнают мой голос, даже походку. Нянечки говорят, что стоит мне появиться в коридоре, как они начинают улыбаться, дрыгать своими крохотными ножками и ручками, гулить что-то на своём. Вот так… – Альбина снова улыбнулась. А в глазах появились отчаяние и тоска, что Алле самой захотелось прийти в этот дом малютки и обнять каждого ребенка, прижать к себе, шепнуть на ухо ласковое слово.

Альбина выпрямила спину. Она посмотрела на Аллу и, скорее всего, увидела в её глазах жалость. Приняла страдальческое выражение на свой счёт, потому что достаточно резко вдруг произнесла: «Меня жалеть не надо! Я люблю свою жизнь!». Алла смотрела на подругу и снова не узнавала её. Где та скромная и неприметная башкирская девушка с добродушной улыбкой, спокойными движениями и звонким «Хорошо»? Перед ней сидела уверенная в себе и в том, что делает, сильная духом и, когда надо, резкая в высказываниях, женщина. Алла по-новому изучала подругу. А Альбина продолжала:

– Я захожу в бокс – каждого беру на руки, прижимаю малыша к себе, разговариваю с ним. Спрашиваю, как дела, как день прошёл. Никто ли его не обидел. А он улыбается мне в ответ, показывает первые зубки, смеётся. Если кто-то себя плохо чувствует, бывают и колики, и зубки лезут – я качаю, целую, пою песенки – и ребеночку становится легче. Засыпает. Врачи на меня часто ругаются, говорят, что эти дети не для рук рождены. Не надо их приучать. Потом им тяжелее будет отвыкать. А я не могу по-другому. Мои малыши – они другие. Понимаешь? У них глаза другие, чем у детей из боксов, куда я не успеваю заходить, – Альбина нетерпеливо посмотрела на собеседницу. Наверное, ей казалось, что Алла не понимает всего, о чём та говорит. Альбина принялась заново объяснять мысль:

– Вот к нам в кафе часто заходят мамочки с детьми. И я смотрю на этих малышей и понимаю, насколько они отличаются от наших в Доме малютки. У детей с родителями глаза другие – эти глаза наполнены любовью. Понимаешь? Как сосуд наполнен жидкостью, которая переливается через край, так и материнское тепло, любовь и забота струится из глаз залюбленных детей. Они понимают, что их любят, что о них заботятся, и самое главное, что они в безопасности – и это осознание своей защищённости видно сразу. Дети в кафе свободны, непосредственны, открыты. Наши же дети, как маленькие зверьки, пугаются громких звуков, плачут при виде незнакомцев, боятся всего и дрожат. Да, они часто дрожат. И эту дрожь можно унять только приласкав их, взяв на руки. Понимаешь? Я стараюсь наполнить глаза моих малышей любовью. И пусть она не переливается через край, пусть сосуд ещё наполовину пуст, но я вижу изменения в них. Ночами они спят спокойно, когда я рядом. Днём они улыбаются, когда я им пою. На руках они перестают дрожать. Я пытаюсь… – щёки Альбины пылали, глаза горели. «Красивая!», – подумал Алла.

– Зато они у меня самые чистенькие, самые нарядные, самые-самые, – неожиданно весело произнесла Альбина. – Я договорилась с одной нашей, как называется… завхоз? Она отвечает за бельё, одежду для малышей. И мне всегда выдаёт всё самое-самое. Новенькое, чистенькое и красивое. Я ей приношу разные вкусности из кафе, а она для меня оставляет одежду и бельё получше. Очень часто благотворительные организации да и просто волонтёры привозят вещи – тогда у меня раздолье. Эта наша сотрудница меня пускает первой выбрать всё для моих малышей.

Алла постаралась как можно незаметнее взглянуть на часы. Было уже очень поздно, но прерывать Альбину не хотелось. Тогда она написала мужу короткое сообщение: «Ещё занята. Буду позже». А Альбина продолжала:

– Через какое-то время я рассталась с парнем. Он не понимал такую волонтёрскую деятельность. Для него помощь – привезти одежду, еду, приехать на выходных, пообщаться со старичками. Сначала мы часто ссорились, он обижался, когда я уходила вечером и возвращалась только утром. Потом устал он и я устала от ссор и недопонимания. В воздухе висел вопрос: либо отношения, либо малыши. А я уже не могла по-другому. И он ушел. Мне было больно, плохо, одиноко. Но каждый раз, когда хотелось поплакать и пожалеть свою жизнь, я вспоминала своих крох, как они меня ждут, прислушиваются к шуму в коридоре, крутят маленькими головками – и сердце моё разрывалось. Я летела к ним. А всё остальное было уже не важно.

– Но всё-таки как же твоя жизнь? Ты полностью подчинила её этому Дому. Когда-нибудь ты же захочешь семью, детей? – Алла искренне не понимала.

– Моя жизнь? А что моя жизнь? – Альбина задумалась. – А этот Дом и есть моя жизнь. У меня 14 детей. И пусть они меняются. Одни уходят, на их место приходят другие. Но они мои. Я молюсь за них. Я мечтаю, чтобы для каждого из них нашлась хорошая семья, тёплый дом. Чтобы их забрали любящие и добрые родители. Мне часто снится сон, что я как будто захожу на свой этаж в этом Доме, иду по коридору… Темно, очень темно… На ощупь пробиваюсь. И ничего не слышу. Тишина. Ни звука. Нащупываю дверь… Захожу в бокс. Это мой бокс? Не понимаю. Он пустой. Все люльки пустые. Ни одного ребёночка. Всех забрали? Ещё осматриваюсь. Не могу нащупать выключатель. Что-то щемит в груди. И я плачу сначала от радости. А потом завываю от тоски. Я снова осталась одна. Борюсь с этим чувством. И просыпаюсь. Так что здесь у нас всё взаимно. Они нужны мне, а я им. Да и такого, конечно, не произойдёт. Если усыновляют одного ребёнка, то на его место сразу приходит другой. Вот так.

– Ты одна там работаешь, помогаешь? – спросила Алла.

– Нет, кончено. Есть еще волонтёры. Они работают на других этажах, в других отделениях. У них свой график. Приходят, когда могут. Мы общаемся, делимся переживаниями или успехами, – улыбнулась Альбина.

– Успехами? – переспросила Алла.

– Ну да. У нас есть шутливое соревнование, соперничаем друг с другом, что ли, – засмеялась Альбина. – Суть в том, у кого за месяц больше усыновят малышей. Понимаешь, очень важно, чтобы их именно сейчас забрали, в таком возрасте. Чем старше ребенок, тем меньше у него шансов попасть в семью. Я хочу, чтобы их глаза успели наполниться любовью, чтобы родительское тепло проникло в каждый сантиметр их тела. Они ещё все такие… как ангелы. Чистые, невинные. Ты будешь их любить, и они тебя полюбят просто за то, что ты есть. А вот детский дом, мне кажется, отпечатывается в сознании каждого ребенка навсегда. Детдомовские дети – они другие. И навсегда останутся «детдомовскими детьми». А наших малышей ещё можно избавить от этого отпечатка сиротства и брошенности. Чем скорее, тем лучше! – Альбина посмотрела внимательно на Аллу. – Фуф! Я тебя совсем загрузила. На самом деле, я не хотела всего этого рассказывать и делиться переживаниями, – Альбина улыбнулась. – Я и на работе никому об этом не говорю. Только директор знает, как ты понимаешь. Начинаешь рассказывать кому-то о жизни и тебя считают либо странной, либо жалеть берутся. А я этого не люблю.

– Я так совсем не считаю! – искренне возмутилась Алла. – Расскажи ещё что-нибудь про малышей. У тебя любимчики есть?

– Нет, любимчиков нет. Просто некоторые дети посмешнее, что ли. Раньше других начинают эмоции показывать, смеются, гулят, с ними поинтереснее. А так – нет. Люблю просто всех. А ещё у меня вчера праздник был. Моего малыша забрали домой. Очень хорошая семья. Я так почувствовала… Я смотрю на человека и чувствую. Очень чувствую. Как бы кто ни старался, сразу вижу есть ли второе дно у человека или нет. Они, ну эта семья, хотели девочку, а у меня мальчик. 7 месяцев. Ещё чуть-чуть и переведут от меня в другое отделение. И я уже не смогу ни на что повлиять или что-то сделать. Надо было спешить. Да ещё и семья такая хорошая. Я малыша приодела, причесала. А у него такие смешные волосёнки – торчат в разные стороны и не хотят ложиться. Никак не хотят. Топорщатся в разные стороны. Я их водичкой приглаживала-приглаживала. Свою пенку для волос использовала – вроде получилось, – засмеялась Альбина. – Такой ангелочек. Румяный. Семья пришла, смотрит на него. А я только одно про себя повторяю: «Лишь бы волосёнки опять по сторонам не разбежались». Но всё хорошо. Забрали моего. Новые родители сказали, что от меня аура хорошая идёт и дети у меня все спокойные и домашние. Вот какой у меня вчера день хороший был. Поэтому позволила себе сегодня небольшой перерыв, с вами… с тобой встретиться, – поправила себя Альбина. – Попросила одну девочку, чтобы она к моим забегала. А на выходных уж я и целый день, и ночь.

– А вот тебя не было почти месяц! Что-то случилось? – вспомнила Алла.

– Да, были трудности. В нашем Доме малютки сменился директор. А с ним ушла половина персонала. Какие-то свои игры у них. Я не вникала. Так вот. Пришёл новый руководитель, сразу всё наладить не получилось. Людей не хватает, неразбериха сплошная. Кто за что отвечает – непонятно. Вот и пришлось мне там дневать и ночевать. Я же своих бросить не могу.

– Ну ты герой! – искренне восхитилась Алла.

– Да какой герой! Знаешь, ни один руководитель или там начальник какой, никогда не признается, что у него что-то не получается или идёт не так. Никто не признается, что нужна помощь. Особенно помощь волонтёров. Поэтому мы приходим незаметно, дежурим там, никуда не заглядываем, куда нас не пускают, и также незаметно уходим. Стараемся никому не попасться на глаза. А то вдруг подумают, что здесь проблемы. Нехорошо! – засмеялась Альбина. – Все знают, что мы работаем и много работаем, но делают вид, что справляются сами. Да мне и плевать. Я люблю, что делаю. А всё остальное – мелочи.

– И как тебе новый директор? – спросила Алла.

– Пока непонятно. Поживём – увидим. Старый мне нравился, был хороший, добрый. Но уж очень, как это сказать, советский, что ли. Понимаешь? Он очень верил в систему и что именно система поможет нашим детям, что они не пропадут, что вырастут нормальными людьми благодаря системе. И нам лишнего делать не разрешал. Даже запрещал.

– Что ты имеешь в виду? – не поняла Алла.

– Ну как что? Сейчас же есть столько способов рассказать миру об этих детях, о никому не нужных жизнях, об ангелочках, которые только родились, а уже глубоко несчастны, хоть этого не осознают. Сейчас есть телевидение, интернет, социальные сети. Как можно больше людей должны не просто говорить, а кричать о проблеме. Надо рассказывать, что есть такие дома, что здесь находятся крохи без родителей, без мам, что им нужен дом. И пока их душа жива, не огрубела и не растворилась в черноте нашей жизни, мы можем их спасти. Просто взяв их домой. Просто любить, просто заботиться. Крохи эти не должны лежать в рядок в маленьком боксе, им не должны мыть попу по расписанию и давать пить и есть согласно правилам, они не должны одеваться в одинаковые безликие одежды: мальчики в голубом, девочки в розовом. – Альбина резко замолчала и задумалась о чем-то. Алла тоже молчала. Ей уже давно пора было быть дома. Но прервать разговор она не решалась. Альбина посмотрела на Аллу. Долго не отводила глаз. Как будто проверяла что-то или испытывала подругу. Алле даже стало неловко под пристальным взглядом, начала демонстративно крутить головой, делая вид, что ищет официанта. Альбина наконец снова заговорила:

– Я тебе всё это не просто так рассказываю. Ты давно живёшь в Москве. У тебя полно друзей, приятелей или просто знакомых. При случае, пожалуйста, расскажи им всем о нашем доме. Напиши, если не трудно, в социальных сетях. Я тебе потом скажу точный адрес наш и дам ссылку. Пусть все увидят. Если пройти по ссылке, можно увидеть фотографии малышей. Напиши, что детям нужна мама, которая будет ласково называть их по имени, целовать пухлые щёчки, обнимать, обнимать и ещё раз обнимать.

Алла задумалась, потом сказала:

– Конечно, я всё сделаю. Но я хотела бы ещё что-то сделать. Можно я в субботу к тебе приеду, в дом ваш? Помогу, чем смогу. Что надо привезу. Говори, чего не хватает. Не стесняйся.

– Всё надо! – Альбина улыбнулась. – Вот всё. Ты же понимаешь. Нужно всё и всегда: подгузники, одежда, пелёнки, бутылочки, соски, питание…

– Я привезу, – перебила Алла.

– Да, спасибо тебе. Приезжай. Только заходи не с центрального входа. А сбоку, слева будет второй подъезд. Увидишь. Там сидит вахтёр, вахтёрша, вернее. По субботам там дежурит тётя Анфиса. Ты к ней подойди и скажи, что ко мне. Она тебя пропустит, а там уж я тебя встречу. Всё покажу и расскажу.

Так и договорились. Алла довезла Альбину на машине до ближайшего метро. Потом ехала в тишине, даже музыку не включала и всё думала о подруге, о брошенных детях и о своей семье. Перед глазами всплывали воспоминания – вот они с дочкой в роддоме. Малышка только родилась. А потом была красивая и пышная выписка. Дальше – они всей семьёй уже дома. А дома хорошо – тепло и уютно. Малышка крепко спит в кроватке, лишь иногда вздрагивает и будит себя ручками или ножками. Потом трогательно взмахивает ресницами, чмокает маленьким ротиком и снова засыпает под тихое убаюкивание. У мужа глаза счастливые. Алла ехала по вечерней Москве и наслаждалась воспоминаниями. Вдруг перед глазами возникло лицо Альбины. Глаза подруги горят, щёки пылают. Рот искажается в крике. И Алла слышит так чётко и громко, как будто Альбина сидит на соседнем кресле, оглушительный возглас: «Они живые! Понимаешь?! Они живые!». Алла зажмуривает глаза. Образ подруги не исчезает. Лишь рот Альбины то закрывается, то открывается, чтобы снова извергнуть пугающее: «Живые!».

Домой Алла попала, когда было уже за полночь. На телефоне десятки пропущенных вызовов от мужа и родителей. Как это она не слышала их?! Муж открыл дверь. Взъерошенный и взволнованный. Хотел было начать с возмущения и обвинительной речи, но увидел лицо Аллы. Остановился. Молча помог раздеться. Дочка не спала. Выбежала. Крепко-крепко обняла маму, что-то без умолку щебетала. До сознания Аллы долетали лишь отдельные слова: «Сегодня. Садик. Каша. Друг Ваня. Кукла…». Алла смотрела на дочку и слёзы, обильные, неиссякаемые, текли из глаз. Было трудно дышать. Хотелось крикнуть что-то, разорвать удушающий спазм в горле, но Алла боялась напугать дочь и только ещё крепче сжимала малышку в объятиях.

Глубокой ночью, когда дочка уже спала в уютной кроватке, Алла рассказала мужу о разговоре с Альбиной и желании помочь. «Хочу поехать в субботу в Дом малютки. Лишние руки пригодятся», – произнесла Алла. Муж встал, включил в спальне свет. Долго смотрел на жену. Затем медленно, аккуратно подбирая слова, словно разговаривал с ребёнком, произнёс:

– Мы можем отправить подгузники, одежду, пелёнки, что там ещё нужно… Я сам прослежу, чтобы всё было сделано как надо и в необходимом количестве. Мы можем перевести деньги на счёт Дома малютки.

– Отлично! Да! Как же я сразу об этом не подумала! Перевести деньги мы ещё можем. Ты молодец! – Алла возбуждённо и немного нервно тёрла ладони друг об друга. – Надо обговорить это с Альбиной! – уже про себя подумала Алла.

Муж начал ходить по комнате: взад-вперёд. Иногда останавливался и смотрел на жену.

– Так вот! – также медленно и с усилием произнёс муж. – Мы всё это можем сделать. Я это сделаю. Но я считаю, я убеждён, что самой тебе туда ехать не надо, тем более дежурить там или даже просто находиться. В конце концов, это стресс, помимо всего прочего. Ты, пожалуйста, не забывай, что тебе скоро рожать. Осталась пара месяцев. И ни одного ребёнка, а сразу двоих. И дома у тебя малышка. Совсем ещё крошка. Наша дочь тоже в тебе нуждается, скучает по тебе. А ты хочешь на все выходные куда-то там уехать! – муж снова остановился и посмотрел на жену – какой эффект произвели его слова? Алла опустила голову и молча слушала. Муж заметил, что её щёки блестят от стекающих слёз.

– Ну что ты хочешь доказать? И кому? – муж уже не сдерживал себя. Закрыл дверь в спальню, чтобы не разбудить криком дочь. – Почему эта жертвенность именно сейчас в тебе проснулась?! Ты заскучала? От скуки с ума сходишь? Ты ведёшь себя странно! – муж видел, что слова долетают до Аллы, но разбиваются у невидимую стену, которую жена мгновенно воздвигла между собой и мужем. Он продолжал произносить какие-то обидные выражения, надеясь, что чем больнее звучит слово, тем точнее оно должно попасть прямо в сердце, разрушить незримую стену и убедить Аллу в его правоте.

Начинало светать. Они так ни о чём не договорились. Муж обессилел и уснул. А Алла закрыла глаза и плакала, плакала. Тихо, почти беззвучно, без всхлипов и вздохов. Одними глазами. Алла видела перед собой серые палаты, маленькие комочки, завёрнутые в одинаковые простынки словно в смирительные рубашки, тёмные, почти чёрные коридоры и почему-то обшарпанные стены и грязные полы. Она слышала аптечный запах лекарств, вонь несвежих мокрых тряпок и прокисшего молока.

Потом Алла провалилась в сон. Ей приснилась дочь. Они отдыхают на даче в Подмосковье. На малышке надето воздушное белое платье, невесомое и почти прозрачное. Волосы заплетены в тугую косу, завязанную старой потрёпанной резинкой. Знакомая резинка. Где же она могла видеть такую? Алла напрягается, но вспомнить ничего не может. Малышка прыгает и резвится на траве, тёмно-зелёной, сочной, густой. Солнце, яркое и ласковое, заставляет жмурить глаза, но и согревает жаркими объятиями. Воздух наполнен запахами свежего хлеба и сваренного кофе. Наверное, ароматы из дома доносятся. Аллу разморило. Она лениво приоткрывает веки, смотрит на дочь, улыбается и снова закрывает их, погружаясь в мысли. Дочка кричит: «Мамочка!». Алла еле-еле распахивает глаза. Веки такие тяжёлые и совсем не хотят разлепляться. Дочка машет ручкой. Как интересно падает солнечный свет. Серо-голубые глаза дочки кажутся тёмными, почти чёрными. Алла пытается всмотреться в дочкино лицо, которое временами меняется и приобретает почти взрослые черты. Веки Аллы снова начинают слипаться. В голове проносится мысль: «Какой чудесный день. Как тепло! Как радостно! Какое счастье вот так полулежать в кресле, смотреть на дочь и ни о чём не беспокоиться». Алла слышит смех. Полностью открыть глаза нет сил. Сквозь ресницы она видит дочь. Малышка сидит на траве и улыбается. Алла кричит: «Доча, встань с травы. Платье испачкаешь». В ответ доносится послушное и такое знакомое: «Хорошо!». Алла вздрагивает, приподнимается в кресле и снова вглядывается в дочь. Теперь пухленькая ручка девочки держит бабочку, хрупкую, очень яркую, разноцветную. Бабочка взмахивает крылышками, но не улетает. Дочка кричит: «Мамочка, она живая! Смотри, она живая!». И тут ладошка дочки начинает сжиматься. Пальцы почти полностью сомкнулись над бабочкой. Видны только трепещущие крылышки. Алла взволновано произносит: «Не надо, дочка! Не надо! Ей же больно! Отпусти её!». Дочка сначала улыбается так ласково и добродушно. Но вдруг её лицо меняется. Щёки начинают гореть, взгляд становится злым и жёстким, и уже она яростно кричит: «Мамочка, если я её отпущу, то снова останусь совсем одна! Она моя теперь. Моя!».

Налетает ветер. Резкие порывы поднимают всё вокруг: песок, сухие щепки, листья. Воздух пахнет сырой землёй и влагой. На небе тучи мгновенно притягиваются друг к другу и уже совсем скоро огромной чёрной массой нависают над дачным участком. Капли дождя, напоминающие большие ягоды винограда, тяжело и гулко падают на землю. Надо прятаться. Алла с дочкой бегут в дом. Ноги как будто из ваты. Почему во сне всегда так трудно бежать? Дочка первая оказывается у дома. Алла тоже успевает нырнуть в прихожую и закрывает дверь. Почему-то хочется запереться на все замки. Алла поворачивается, а дочки нигде нет. «Доча! Малышка!» – как можно громче кричит она, но кажется, что слова даже не вылетают из горла. Алла медленно идёт по коридору. Темно. Душно. Хочется открыть окна. А где окна? Алла оглядывается. Вместо зефирно-белых стен она видит грязные, рваные обои, пол с протёртым лаковым покрытием, и мебель… Какая странная мебель! Где она могла такую видеть? Серо-голубая краска облупилась, некоторые стулья накренились из-за отсутствия сразу двух ножек, в стеллажах разбиты стёкла. Под ногами валяются старые чёрно-белые фотографии и порванные страницы газет. Алла снова кричит: «Дочь! Малышка моя!». Слова бездушным эхом возвращаются к ней. Почему так страшно? Она же на даче у себя! Где-то должен спать перед телевизором муж. Его родители, наверное, по обыкновению пьют кофе в столовой. Наконец она видит дочь. Малышка сидит одна на табуретке. Растрёпанные волосы грязными прядями спадают на лицо. Спина ссутулилась, а ноги поджаты, как будто девочка чем-то очень сильно напугана. На ней странное серое платье, шерстяное. Почему? Лето же! Дочка поворачивается к Алле и еле слышно, одними губами произносит: «Мамочка, забери меня!». Глаза малышки кажутся огромными от скопившихся слёз. Алла кричит. И просыпается. Бежит в детскую. Дочка спокойно и сладко спит в кроватке. Алла без сил, грузно опускается на пол и начинает рыдать. Откуда такой сон? Это всё нервы и рассказы Альбины. Может, муж и прав. Зачем ей это всё? Надо сидеть спокойно дома и готовиться к родам.

Сомнения мучили Аллу ещё пару дней. Но впечатления от тяжёлого сна стёрлись, и она решила всё-таки поехать к Альбине, как было договорено, в субботу. Алла заранее скупила детские товары в интернет-магазине. Сразу получила статус ВИП-покупателя и большую скидку на следующие покупки. Такого заказа интернет-магазин ещё не видел.

В субботу под предлогом необходимости поехать к врачу, Алла сбежала из дома.

Она подъехала к Дому малютки. С виду – ничего особенного. Здание похоже на детскую поликлинику или больницу. Пока Алла парковалась, позвонили из интернет-магазина: «Доставка будет в течение часа. Ожидайте». Ну ожидать, так ожидать. Почему-то внутри у Аллы всё было напряжено. Как в университете перед экзаменом. Вроде ничего плохого не ожидается, а страх и нервозность не дают успокоиться.

Алла решила сначала всё-таки зайти в Дом малютки через центральный вход. Сразу идти к Альбине не хотелось. Вошла в подъезд. Пропускная система. Дежурит охранник. Дядечка лет 60. Улыбчивый. Песенки напевает под нос. «Не могу найти второй подъезд», – соврала Алла. «Волонтёры? Помощь?», – сразу догадался он. Добродушный дядечка быстро объясняет как пройти. Алла ещё немного топчется на месте. Осматривает помещение. Ей представлялось нечто ужасное – грязь, мрак и серость. Коридоры, поглощающие свет. Стены, поглощающие звук. Дом, поглощающий детей. А на деле оказалось, что вполне себе светло и тепло. Стены окрашены в нейтральные бежевые и голубые оттенки. По углам расположены уютные диванчики тоже светлых тонов. Много живых цветов и солнечного света. Вот только пугают улыбающиеся герои из известных мультиков, нарисованные во всю стену. Тут и обаятельный Карлсон с капризным Малышом. Харизматичный Винни-пух с инфантильным Пятачком. Мудрая Сова и молчаливый Ослик. «Как будто в детском саду! – промелькнуло в голове Аллы – зачем эти рисунки здесь? Символы счастливого и беззаботного детства?».

Алла попрощалась с охранником и направилась ко второму подъезду. Нашла быстро. По большому счёту, описания Альбины вполне бы хватило.

Алла немного помялась на улице. Подождала, не приедет ли доставка. Одной заходить совсем не хотелось. Но машины с заказами не было видно. Да и совсем на улице никого не было видно. Пусто. Алла помялась и нерешительно открыла дверь. И тут же в нос ударил запах кислых щей, старой пыльной мебели и хлорированной воды. Вот это смесь запахов! Алла остановилась – туда ли она открыла дверь? Может это кухня или подсобное помещение? Но нет. На двери табличка: «Подъезд № 2». Алла зашла во внутрь и огляделась. Глаза, после яркого дневного света, не сразу привыкли к полумраку комнаты. Здесь уже не было весёлых и счастливых мультяшных героев на стенах, не было живых цветов и почти не было дневного света. Тускло. Очень тускло. Единственное окно показалось Алле грязным и узким. За обшарпанным столом сидела женщина. Алла прищурилась, но не смогла определить возраст вахтёрши. Сразу стало понятно, что не стоит здесь искать ни пропускной системы с турникетами, ни видеокамер, ни кондиционеров. Время в комнате остановилось. Создавалось впечатление, что и 50 и 70 лет назад стоял здесь стол, стены были покрашены в грязно-зелёный цвет, и сидела женщина. «Как будто время умерло. Его нет. Есть только эта женщина», – подумала Алла. Вахтёрша не шевелилась. Алле показалось, что та даже не посмотрела на новую посетительницу. Глаза женщины, как были уставлены в одну точку на серой стене, так и оставались неподвижными. «Она жива? Что происходит? – Алла почувствовала, как по телу пробежали мурашки. – Надо уходить. Чем скорее, тем лучше».

Глаза постепенно привыкли к темноте. За неподвижной женщиной-истуканом начинался коридор. В животе у Аллы больно скрутило. Потом отпустило. Потом снова скрутило так, что невозможно было набрать воздуха ртом. Невероятный спазм сковал тело. Алла с ужасом вглядывалась в коридор. Озноб сотрясал. Коридор, который она увидела за столом с вахтёршей, был один-в-один из сна: стены, пол, даже полуразбитая мебель – всё в точности повторяло недавний ночной кошмар. Только на полу не было ни старых фотографий, ни газетных обрывков. Алла смотрела, смотрела – всё дальше и дальше проникал взгляд. Она боялась того, что может увидеть, но и не в силах уже была отвести взгляд.

Раздался плач ребёнка, потом другого и ещё один. Затем подключились новые голоса. Крик, непрерывный, нарастающий крик. Уже у Аллы в голове звенело – казалось, детский плач проникает в самый центр мозга. Она захотела выбежать из этого жуткого места, снова попасть на свежий воздух, к живым людям, но не могла сдвинуться с места. Судороги сковали ноги. Как во сне, конечности не слушались, как будто сделаны из ваты. Пронзительная боль в животе, детский оглушающий крик, вонючий неподвижный воздух – Алле казалось, что сходит с ума. Она еле-еле сделала один шаг к двери, потом ещё один. Осталось совсем немного. Надо собраться с силами и выйти, выбежать, рвануть отсюда.

– Вам что здесь надо? – Алла увидела, как женщина-истукан начала подниматься. Она опёрлась массивными руками об стол и большими, бычьими глазами смотрела на Аллу.

– Какие большие руки! – почти вслух прошептала Алла.

Затем она скользнула взглядом по фигуре вахтёрши. Грузный и тяжеловесный верх спускался вниз большими складками. «Как перевёрнутая детская пирамидка! – Аллу даже насмешил облик неприятной женщины. – Сколько же кругов?!». Попытка посчитать провалилась – грузная фигура, постепенно сужаясь, ускользала под стол. «А ноги-то есть?» – Алла уже ни в чём не была уверена.

– Я к Альбине – произнесла Алла.

– Что? К кому? – произнесла женщина.

– К Альбине, – Алла почти кричала. Детские голоса не умолкали.

– Сейчас – вахтёрша начала крутить диск телефона. Алла успела разглядеть: 2–36…

Мгновение и в конце коридора показалась фигура. Алла, несмотря на крик малышей и звон в ушах, чётко услышала по-солдатски бравые щелчки каблуков. Кто это? Она интуитивно сделала еще пару шагов в сторону выхода. Щелчки приближались. Фигура нарастала. Альбина? Фигура вышла на свет! Альбина! Да! Это была она! И это не была она! «Официантка? Улыбающаяся и доброжелательная? Всегда готовая помочь и услужить? Скромная и неприметная?» – Алла не верила глазам. Перед ней стояла женщина: стройная, почти что тонкая, с чересчур прямой спиной и уверенным твёрдым взглядом. Она была одета в накрахмаленный белоснежный медицинский халат. Волосы убраны в причёску, очевидно тщательно продуманную и старательно уложенную. Алла даже не заметила как произнесла «Здравствуйте!». Раньше обращение к Альбине на «ты» давалось легко. «Здравствуй, Алла! Долго же мы тебя ждали!», – произнесла фигура уверенно и даже чуть насмешливо. Алла почувствовала холод. Она попыталась рассмотреть лицо Альбины. Может, там удастся найти знакомые черты? Лицо казалось застывшим, ненастоящим, восковым. Губы, белые, плотно сжаты, скулы, мраморные, напряжены. Глаз не видно – слишком много чёрного карандаша вокруг них.

– Я не очень хорошо себя чувствую. Поеду домой, – голос звучал сипло. Алле было тяжело говорить. – Но машина со всем необходимым для малышей скоро подъедет. Они уже звонили.

Пока Алла объяснялась, тень проскользнула к ней за спину. По тому, что стол в комнате пустовал, Алла догадалась, что это вахтёрша перегородила ей путь к выходу. Тишина. Альбина молчит. Только скулы слегка подрагивают от напряжения, да глаза горят в вороной оправе. «У Альбины же были хорошенькие ямочки на щеках. Куда делись? Как такое возможно?», – не могу сейчас об этом думать.

– До свидания, Альбина! – ждать ответа или другой реакции этой женщины не хотелось. Алла повернулась к двери. Но ни шагу вперёд или в сторону ей сделать не удалось – пред ней стояла вахтёрша. Массивная туша женщины жила своей жизнью: слегка колыхалась, бурлила и издавала странные звуки. Алла поняла, что это тело никогда и никого не пропустит без команды фигуры, выдававшей себя за Альбину.

«Я сейчас умру!», – Алла застонала. Звук её хриплого голоса наполнил комнату. А куда делись детские крики? Тишина. Только бурление и клокотания тела вахтёрши.

Зазвонил телефон. Боковым зрением Алла заметила, как фигура качнулась. Чей это телефон? Её телефон! Голосит и нещадно вибрирует её телефон! Алла быстро нажала кнопку принятия вызова – ей показалось, что вахтёрша протянула руку, пытаясь первой схватить телефон.

– Алло! – Алле захотелось крикнуть сразу «Помогите! Меня хотят убить!», но она сдержалась.

– Девушка! Мы подъехали. Куда заносить? – раздался весёлый голос курьера как будто из другой жизни и точно из другой реальности.

– Секунду подождите… – Алла плотно прижимала трубку телефона к уху. Боялась ослабить руку. – Привезли вещи для детей. Спрашивают, куда выгружать? – Алла снова не узнала свой голос. Сделать бы глоток воды. Губы потрескались. Было мучительно больно их разжимать.

– Пусть сюда несут! – произнесла фигура.

– Везите ко второму подъезду, пожалуйста. Вас здесь встретят! – В трубке телефона слышны только гудки. Отбой. – Я поеду. Мне надо, – как бы извиняясь, произнесла Алла. Фигура молчала, только смотрела прямо – то ли на Аллу, то ли сквозь неё.

«Где же глаза? Заглянуть бы в глаза Альбине. А то так черно вокруг!», – думала Алла.

– Здрасьте! Доставочка, пожалуйста, – весёлый голос курьера раздался в дверях. В комнату нерешительно проник дневной свет. Частички пыли, подгоняемые потоком свежего воздуха, весело закружились в лучах солнца.

«Воздух! Вот он воздух! Мне надо туда!», – Алла больше ни на кого не смотрела – только бы сбежать отсюда. Пока вахтёрша и фигура отвлеклись на курьера, Алла, стараясь двигаться как можно тише, протиснула большой живот в приоткрытую дверь и оказалась снаружи. Глаза заслезились от дневного света. Было трудно их открывать. Рядом слышалась болтовня двух грузчиков. Они разгружали курьерскую машину. Мужики смеялись, матерились, перекидывались пошловатыми шутками. До Аллы донёсся запах пота и недорогих сигарет. «Живые! Живые люди! Наконец!», – она благодарна посмотрела на грузчиков – как вовремя всё-таки они подъехали – и поспешила к машине. Только захлопнув водительскую дверь, Алла почувствовала себя наконец в безопасности. Хотела оглянуться, посмотреть на этот страшный второй подъезд, но не решилась. Ей показалось, что Альбина и вахтёрша вышли на улицу и наблюдают за ней. Нажала газ. Машина взвизгнула и понеслась.

Алла не помнила, как ехала. Пару раз точно она проскочила на красный свет, где-то свернула не туда, мужик в соседнем ряду почему-то грозил ей кулаком – всё это с ней происходит или не с ней? Сознание не знало ответа на этот вопрос. Наконец дом. Квартира. Алла замкнула дверь на все замки. Муж и дочка смотрят мультики. «Мамуля, это ты? Садись с нами! Мы тебя ждали!», – радостный голос дочки. Взволнованный взгляд мужа. «Сейчас!», – еле слышно произнесла Алла. Губы всё ещё не слушались. Она прошла на кухню, залпом выпила стакан воды. Дальше спальня. Свет не стала включать. Почти на ощупь нашла кровать, рухнула и отключилась.

– Алюсик, Аллочка! Проснись! Алла! – Алла приоткрыла глаза. Над ней склонился муж. Взгляд, да и весь облик его говорил о встревоженности. – С тобой всё в порядке? Ты как себя чувствуешь? – Муж пощупал лоб, потом щёки. Взял руку, как будто хотел измерить пульс.