– Что ты видела? – отдышавшись, спросил Тимофей.

– Как ты заехал в службу такси. А потом помчался сюда, в свой дом. Ты так гнал, что… – ее губы дрожали, но слезы в глазах высохли, – что я из-за тебя едва не попала в аварию.

– Никто не заставлял тебя преследовать меня.

Он знал, что его взгляд, обращенный на нее, был мрачным и неприязненным. Но ничего не мог с собой поделать. Он словно узнавал ее заново.

– И потом… Мне кажется, я знаю, что произошло между вами потом. – Татьяна уже вытолкала свои чемоданы на колесиках в коридор. – Ты позвонил ей и уговорил выйти из такси. Она ведь вышла за километр от дома, так?

Тимофей промолчал.

– Между вами что-то произошло, и ты… Ты убил ее?

Ее рот, выкрикивающий обвинения, казался ему рваной раной. Ему хотелось закрыть его ладонью, сдавить, чтобы не слышать всех ее гадких слов.

– Я видела фонари машины. Видела. Рядом с остановкой!

С этими словами она ушла, громко постукивая колесиками чемоданов по ступенькам. Он остался один и с тех пор почти не разговаривал. Ни с кем. Ему никто не звонил, он тоже. Однажды обнаружился пропущенный от Ивана – брата Маши. Но Поляков не стал ему перезванивать. Наверняка тот в курсе нового расследования и просто хотел задать Тимофею свои вопросы. А он не готов был на них отвечать. Ни сейчас, ни после.

Он остался один на один со своей болью, которая за все эти годы никуда не делась. Просто дремала до поры до времени. Сейчас вот снова проснулась, истязая его душу. И он мог, о счастье, не терпеть, не притворяться. Он мог стонать и даже плакать, если накатывало.

Татьяна ушла, бросила его. И держать свои чувства в узде больше не было необходимости. Он снова начал тосковать по Маше. Без утайки. А что касается ухода Тани…

Странные дела, но он ничего в этой связи не чувствовал. Ни сожаления, ни радости. Вообще ничего! Словно и не было ее рядом с ним эти два года.

– У вас клюет.

Голос за высокой спинкой его складного кресла заставил Полякова вздрогнуть. Рука, удерживающая удочку, дернулась. Леска натянулась. И через мгновение в солнечном свете заблестела чешуя вытянутой из воды рыбки. Она не была крупной, с его ладонь, не более, но это был первый его улов. Самый настоящий. И ощущение неожиданного результата ему вдруг понравилось.

– Спасибо, – произнес Поляков и обернулся.

За его походным креслом, утопая по щиколотку в песке, стоял Федор Нагорнов. Гладко выбритый, загорелый, в белых тонких штанах, закатанных до колена, широкой майке, не скрывающей его натренированных мышц.

– А-а, соперник, – криво ухмыльнулся Поляков. – Что привело вас сюда? Хотели сказать мне спасибо за то, что я уступил вам женщину? Или, наоборот, собрались вернуть ее мне обратно? Не делайте такого оскорбленного лица, Нагорнов. Я не вчера родился. Представляю, каким ударом по вашему раздутому эго был ее уход.

Нагорнов поменял высокомерное выражение лица на равнодушное, обошел его слева и сел прямо на песок, обхватив колени руками.

– Ее уход был совершенной глупостью. Почему-то ей казалось, что она сможет вытеснить из вашего сердца исчезнувшую женщину. Но мы-то с вами знаем, что любимую забыть сложно. Практически невозможно. Особенно когда она сбегает от тебя так вот – без предупреждения… Что станете делать с рыбкой?

Он перевел взгляд на рыбину, бьющуюся о песок все реже и медленнее.

– Могу забрать соседской кошке.

Тимофей кивнул, молча давая согласие.

Какое-то время они сидели, уставившись на воду, до такой степени спокойную сегодня, что она казалась стеклом.

– Почему? – неожиданно нарушил тишину Нагорнов. – Почему на ней были ее вещи?

– Не знаю. – Тимофей сразу понял, о чем он. – У вас есть мысли на этот счет?

– Думаю, они у нас с вами не разнятся, – со вздохом произнес Федор Нагорнов и улыбнулся, тыча пальцем на поплавок. – У вас снова клюет.

Еще одна мелкая рыбешка упала на песок рядом с алюминиевой ножкой его раскладного кресла.

– Ваша Маша могла эти вещи подарить, их у нее могли украсть.

– Даже нижнее белье? – с сомнением покачал головой Поляков. – Это вряд ли. Все это сняли с нее. С неживой, я думаю. И надели на другую жертву. Этот монстр играет со мной. Или с самим собой. Развлекается подобным образом.

Нагорнов опустил голову, обдумывая его слова.

– Да, это слишком даже для убийцы. Натягивать белье на тело, вымоченное в кислоте… Это слишком, даже для убийцы. Это просто какой-то психопат.

Поляков тут же болезненно поморщился. Машу в руках психопата он представлять не желал. Путь она умерла быстро. Пусть не мучилась.

– В тот вечер, когда она исчезла, Татьяна ехала за вами, – обронил Нагорнов.

– Знаю.

– Она видела фонари машины возле остановки, когда проезжала мимо. Сочла, что это были фонари вашей машины, Тимофей.

– Она говорила, – криво ухмыльнулся Поляков. – И даже обвиняла меня. Сочла, что мы с Машей поссорились и…

– Она поменяла свое мнение, – перебил его Нагорнов, резко вставая на ноги.

– Вы убедили?

– Нет. Мы просто долго обсуждали этот момент. И начали с того, что принялись рассматривать фотографии задних фонарей машины вашей модели. И она, о чудо, их не узнала. Сказала, что там точно светились не те задние фонари. Мы пошли с ней дальше и просмотрели уйму разных моделей. И сделали вывод, что это не была машина такси. И снова принялись просматривать…

– Она так хорошо запомнила светящиеся задние фонари машины, припарковавшейся три с половиной года назад возле остановки? – усомнился Поляков.

– Вы удивлены? – Нагорнов делано рассмеялся. – Она ехала за мужчиной, в которого была страшно влюблена. Она следила за ним. На одном из поворотов вы исчезли из вида. А потом фонари на остановке. Она подумала, что это ваша машина.

– Бред какой-то, – проворчал Поляков. – Ехала всю дорогу. Фонари моей машины маячили у нее перед глазами, и вдруг на остановке их перепутала. Неубедительно.

– Она держалась от вас на расстоянии – это раз. Через машину или даже две.

– А два?

Поляков встал с кресла, вытянул из воды леску и смотал удочку. Надавил носком кроссовки левой ноги на перекладину кресла, оно сложилось. Он требовательно смотрел на Федора, ожидая ответа.

– А два… Как нам удалось с ней установить путем долгих просмотров и метода исключения, фонари вашей машины очень похожи на фонари машины, которая, возможно, там стояла в тот вечер. Один концерн выпускает эти иномарки. Разница только почти в пятнадцать лет. А фонари о-очень похожи.

– То есть на остановке стояла иномарка той же марки, только старше?

– Гораздо старше! Но производитель один. И что главное, майор. – Нагорнов подобрал рыбу, вывалявшуюся в песке. – Нам с Татьяной кажется, что мы знаем, кому могла принадлежать эта машина. Идемте, она сама вам все расскажет.

Глава 18

Звягин сидел за своим рабочим столом, с задумчивым видом рассматривая погодное настроение за окном. Все вроде бы было ничего, но вот этот странный ветер, дующий то в одном, то в другом направлении… Как вообще такое возможно? Если ветер северо-западный, то он северо-западный. Он не может каждые десять минут меняться на северо-восточный. Разве нет? А он меняется. И облака, которые странный ветер швыряет по небу, тому яркое подтверждение.

Что это могло значить? Как это странное природное явление присоседить к собственному настроению и своему предчувствию? А что он сегодня с утра чувствовал, когда брился перед зеркалом? Что-то необычное. Какое-то странное ощущение, отдаленно напоминающее ликование. Может быть, причиной тому был превосходный выходной, который он провел с женой за городом, воспользовавшись пригласительными билетами Хромова?

Вот все им там понравилось. И отель, и ресторан, в котором они обедали и ужинали. И шоу было восхитительным. И погода не подвела. Они покатались на лодке по озеру. Нагулялись вдоволь по лесопарку. И вечером, засыпая, даже целовались, как в молодости.

Может, от этих поцелуев он таким счастливым себя утром чувствовал?

– Товарищ подполковник. – неожиданно окликнул его со своего места Хромов. – Кажется… Кажется, я ее нашел!

Вот оно! Вот она причина его странного приподнятого настроения с утра. Предчувствия его еще ни разу не подвели. Он точно понимал, что что-то хорошее сегодня непременно произойдет.

– Кого нашел? – свел он брови, притворившись, что не понял.

– Неизвестную погибшую, чье тело было обнаружено на берегу.

Хромов не отрывал взгляда от монитора. Глаза его бегали по строчкам текста, который был перед ним на мониторе.

– Ее ДНК обнаружилась в базе данных одной из клиник на Урале. Будучи ребенком тринадцати лет, она стала донором при сложнейшей онкологической операции.

– Кому, как, что за операция?

Звягин старался, чтобы голос не выдал его ликования, которое он находил с утра странным и в то же время многообещающим.

Вот оно! Вот начинается! Так всегда бывало: тупик, еще тупик, топтание на месте, возврат к исходникам, а потом – бац, и прорыв!

– Конечно же, подробностей здесь нет. Это все-таки закрытая база данных, – глянул на него Хромов с немым упреком. – Но зато теперь мы знаем, что труп неизвестной женщины – это Милена Озерова, тысяча девятьсот девяносто четвертого года рождения.

– То есть ей сейчас было бы двадцать восемь лет.

– Так точно!

– Что-то еще есть? Какие-то сведения о семье, месте проживания?

– Ничего. Адрес пятнадцатилетней давности есть. – Лицо Хромова недовольно сморщилось. – Причем в соседней области. Как это ее занесло в Сибирь, непонятно.

– Чего тут непонятного, старлей? – вскинул брови Звягин. – Скорее всего, там ее родственники жили. А она стала донором, единственным! Другого варианта я не вижу.

– Да, о банке подобного донорства среди детей я не слышал. Точно кто-то из родственников, – покивал Хромов. – Так что, товарищ подполковник, мне вылететь в этот город?

– С целью? – вытаращился на него Звягин. – Ребенок пятнадцать лет назад был прописан в соседней области, а ты за Урал полетишь? Зачем? Нет, Хромов, начать надо отсюда. Может, она до сих пор там прописана. Поищи.

– Так точно…

Чтобы не мешать Хромову, Звягин решил пойти перекусить. Он знал: останься он в кабинете, не даст Сергею покоя. Будет без конца приставать с вопросами. А то и за спиной у того встанет и будет отслеживать его компьютерные поиски. Кому это понравится?

Он спустился на первый этаж и свернул широким коридором к их столовой, насчитывающей всего пятнадцать столиков по четыре места за каждым. До обеда было полтора часа, и основных блюд еще даже не выставляли. Но от завтрака остались сырники, компот и вареные сардельки. Он поставил на поднос тарелку с двумя сардельками, тремя сырниками и два стакана компота. Расплатился и пошел в угол. Там располагался его любимый стол, который он называл обзорным. Вся столовая оттуда была как на ладони: и дверь, и линия раздачи, и вход в кухню.

Звягин вонзил вилку в раздутый бок горячей сардельки. С удовольствием понаблюдал, как на тарелку капает сок. Значит, сардельки свежие, не по три раза разогретые. Стащил кожуру, намазал толстым слоем неострой горчицы и принялся есть.

Поляков зашел в столовую, когда Звягин уже доедал последний сырник и допивал второй стакан компота. Заметив коллегу, отправленного по его ходатайству в бессрочный отпуск, Звягин порадовался, что успел все съесть. Наверняка майор явился по его душу. И непременно испортил бы ему аппетит, а настроение испоганит стопроцентно.

– Товарищ подполковник, приветствую. Приятного аппетита.

Поляков протянул ему руку для приветствия. Звягин отметил, что она у него слегка подрагивает. На нервах? Или думал, что он ему на рукопожатие не ответит?

– Здравствуй, Тимофей. – Звягин пожал протянутую ладонь. – Спасибо. Я уже закончил. Ты ко мне?

– Так точно. Появилась новая информация. Мне не терпелось с вами ею поделиться. Вот и…

Звягин присмотрелся к Полякову. Выглядел тот нормально. Взгляд не бегал. Внешне не запущен, чистая, выглаженная одежда. Держится. Это хорошо.

– Идем.

Звягин встал, собрал посуду в поднос, отнес в приемное окошко. И сразу двинулся к выходу. Поляков дышал ему в затылок. В кабинет он его, конечно, не повел. Там Хромов занимается важным делом. И информацией делиться с Поляковым Звягин не станет. Майор отстранен.

– Идем на улицу. Подальше от любопытных ушей и глаз, – предложил подполковник, увлекая Тимофея на улицу.

Они остановились в метре от машины Полякова.

– Ну? Что там у тебя срочного, что ты не мог сообщить мне по телефону?

– Татьяна в вечер исчезновения Маши – моей девушки – видела на остановке машину, – затараторил Поляков, проглатывая окончания.

– Так, стоп! – Звягину пришлось его остановить. – Давай по порядку. Татьяна – это женщина, с которой ты прожил два года и которая от тебя снова вернулась к своему бывшему парню. Так?

– Так, – без тени сожаления ответил Поляков, кивнув для убедительности. – Так вот, она все время думала, что это моя машина стояла тогда на остановке, где таксист высадил Машу.

– Все время так думала и жила с тобой? – Звягин положил ладонь на лысину, осторожно погладил. – Другими словами, подозревала тебя в исчезновении твоей невесты и жила с тобой два года? И все это время… Вот ведь!

Он против воли глянул на Полякова с сочувствием.

– Ты же мог оказаться убийцей Марии Белозеровой! Она об этом как бы догадывалась и…

– И жила со мной, – закончил за него нетерпеливо Поляков. – Но я не убийца.

– Но ты же поехал за своей девушкой прямиком из таксопарка? Разве нет?

– Поехал. Но не увидел ни таксиста, ни Маши. Хотя, по его утверждениям, он высадил ее на остановке в километре от нашего дома. Примерно в километре. Но именно на той остановке, где Татьяна видела фонари припаркованного автомобиля.

– Про который она все время думала, что он твой, – закончил за него Звягин.

Он немного помолчал, убрал с лысины ладонь и покачал головой, представив в данной ситуации свою жену. Чтобы она жила с ним и хранила такие страшные подозрения, и молчала, разве такое возможно? Она же…

Он едва не прослезился, вспомнив, как жена о нем заботилась, ухаживала после операции, как они целовались перед сном в минувший выходной. Меж ними все было чисто и открыто.

– И жила с этим два года, – не выдержал и закончил он свое предложение.

– Она бы и дальше молчала, если бы не Федор – это ее теперешний мужик. Он же и прежний. – Рот Полякова пошел кривой линией. – Он дотошный. Все допрашивал ее, искал истину. Видимо, очень ему хотелось отправить меня за решетку. Татьяна и призналась, что следила за мной в тот день. Ехала за мной от самого отдела. Сначала до таксопарка. Потом до поселка. В какой-то момент потеряла меня из виду, потому что я поехал коротким путем. Свернул в метре от той самой остановки. Я всегда там езжу. И раньше, и теперь. Там хорошо накатано летом. А зимой чистят. Я свернул, потому что на остановке никого не увидел. Потому что думал, что Маша уже дома.

– Ты свернул, она тебя потеряла из виду, а проезжая мимо остановки, увидела фонари какой-то машины и решила, что это машина твоя?

– Так точно, – выдохнул Поляков с облегчением. И даже коротко рассмеялся. – Как приятно иметь дело с умным человеком.

– Ты погоди мне льстить-то, – недовольно поморщился Звягин. – И чья машина там тогда стояла? Что за машина, чьи задние фонари можно было спутать с твоими?

– Вот! Момент истины, товарищ подполковник!

Поляков ладонью смахнул пот со лба. Нервничает все же сильно, решил Звягин. Вспотеть на таком ветру, пускай и летом, надо постараться. Он задрал взгляд в небо. Сверился с облаками, скачущими по небу в гопаке с самого утра. Нет, ветер не поменялся. Да и ему не жарко.

– Федор с Татьяной просмотрели уйму фотографий, пытаясь отыскать похожие фонари.

– Ага! – ядовито усмехнулся Звягин. – Угрызения совести все же их погладывали, так?

– Возможно. Но машину они нашли. Вернее, марку. Точно такая же иномарка, что и у меня, только выпущена была пятнадцать лет назад.

– Ого! А если однолетка? Такой вариант они не рассматривали?

– Нет. Потому что они исходили из того, кто из фигурантов на тот момент владел подобными автомобилями. Нашлось только двое.

– Первый – ты. А второй?

– Это Климов, товарищ подполковник. Климов Николай Петрович владел и владеет такой машиной. Она до сих пор у него. И теперь самое главное… – Поляков снова прошелся ладонью по вспотевшему лбу. – Федору Нагорнову удалось установить, что в вечер убийства диспетчера таксопарка Ивановой эта машина проехала под камерой к ее дому. Моя – нет. А его проехала. Вот…

Звягин неожиданно испытал странное опустошение. Ощущение зарождающегося азарта и ожидания чудес словно высосали из него по капле. Он почувствовал себя обманутым. И виноват в этом был Поляков. Он вернул его в начало лабиринта, по которому он уже блуждал три с половиной года назад. Ведь были уже и многочисленные проверки. И очные ставки. И перекрестные допросы. И поквартирные и домовые обходы тоже были. А про таксопарк вообще говорить нечего. Он лично туда ходил, как на работу.

И снова-здорово?

– Тимофей, – заговорил он вкрадчивым голосом. – Я понимаю твое желание во всем разобраться и обелить свое имя, но руководствоваться показаниями взбалмошной особы, бегающей от мужика к мужику, невозможно. Я не могу принять на веру ее слова! Она два года молчала и вдруг созрела для откровений? Как-то сомнительно…

– Товарищ подполковник! – перебил его Поляков, заходив перед ним туда-сюда. – Но его машина въезжала во двор Ивановой в вечер ее убийства! И это не три с половиной года назад. Это вот прямо – почти вчера!

– Пусть так. Но его машина не могла стоять на той самой остановке – в километре от твоего дома – в вечер исчезновения твоей девушки.

– Ну почему, почему?! – громко воскликнул Тимофей, привлекая внимание прохожих.

Он глянул с тоской и обидой и, понизив голос, переспросил:

– Почему?

– Потому что Климов вез твою девушку на автомобиле, принадлежащем таксопарку. Ты сам это знаешь. – Звягин глянул на парня с укором. – Зачем вот сейчас все это снова начинать, майор?

– Но это не значит, что на его машине не мог ехать кто-то другой?

– Кто, например?

Звягин хотел демонстративно глянуть на часы, намекая на занятость. Но вспомнил, что забыл их на раковине в ванной, когда утром брился.

– Я не знаю, – с отчаянием проговорил Тимофей. – Это надо у него спрашивать. Но к Ивановой он мог и сам наведаться. Вы проверяли его алиби? На тот момент он еще не лежал в больнице…

Если Климов убил Иванову, то, получается, именно он убил и женщину, обнаруженную на берегу, чья личность уже установлена. А как он, где и когда с ней пересекся? Где заливал кислотой тело несчастной?…

В кабинет Звягин вернулся поскучневшим. И едва не выругался с порога, заметив, каким расстроенным вдруг сделался Хромов.

– Ну! Что? – Подполковник сел за свой рабочий стол. – Скажи еще, что ты ошибся и это не ее ДНК была в базе данных больницы…

– Ее, товарищ подполковник, – неожиданно перебил его Хромов, откидываясь на спинку стула с тяжелым вздохом. – Но на этом все!

– Что – все? – не понял Звягин.

– На этом ее следы теряются. Я не нашел нигде упоминания о ней. – Взгляд Хромова сделался еще тоскливее. – Придется туда слетать, товарищ подполковник.

Звягин с опаской глянул на оконный проем. Облака застыли белоснежными кляксами в небесной голубизне. Ветер прекратился.

– Хорошо. Оформляй командировку. С начальством я улажу. А я, пожалуй, съезжу в соседнюю область, где пятнадцать лет назад была прописана наша Милена Озерова.

Глава 19

Она никогда не воровала у детей. Ни из их тарелок, ни из игровой комнаты, ни из их спален и душевых. Дети – это святое, считала она все восемнадцать лет, которые проработала в детском доме заведующей. Они не виноваты, что судьба так жестоко обошлась с ними, лишив их семьи и дома. Некоторым, как она считала, даже повезло здесь оказаться. Потому что в тех условиях, из которых их выдергивали службы опеки, не выжили бы даже бродячие псы. Ни еды, ни одежды, ни игрушек, ни учебников. Оказавшись здесь – у нее, эти привыкали особенно быстро. И уходить даже не хотели. И редко сбегали. А вот те, кого судьба забрасывала в детские дома по страшному стечению обстоятельств, бывали проблемными. Как вот тот мальчишка, что ковырял сейчас прутиком чужие куличики в песочнице.

– Витя, отойди от песочницы. Это девочки сделали, зачем ломаешь? – высунувшись из окна, громко крикнула Александра Сергеевна Волкова.

Он глянул на нее исподлобья и отошел, но не сразу. Сразу подчиниться было ему не по силам. Он был гордым и высокомерным.

– Мальчик из очень хорошей и обеспеченной семьи. Но жаль, что семьи не стало, – вручая ей Витю, вздыхала сотрудница службы опеки. – Отец погиб в аварии, мать не нашли. Он ее давно из дома выгнал. А мачеха отказалась стать опекуном. И так бывает…

Ой, ей ли не знать, что бывает еще и не так! А и пострашнее! Ей впору мемуары писать о своих воспитанниках.

– Александра Сергеевна, пару накладных надо подписать.

В ее кабинет просочился бухгалтер Вениамин. Воспитанники называли его Веником. И это было недалеко от истины. Постоянно растрепанный какой-то. То штаны рваные на кармане. То локти в пыли. Волосы в беспорядке даже после стрижки.

– Что за накладные?

Она требовательно шевельнула пальцами. Схватилась за бумаги и тут же принялась внимательно просматривать длинные столбцы наименований и цифр. Она и сама никогда детей не обворовывала, и никому не позволит этого сделать. Веник, к слову, был уже четвертым бухгалтером на ее веку. Пока удерживался от соблазнов.

Она подписала бумаги, выпроводила его взглядом из кабинета. Села в узкое старое кресло у окна. И прикрыла глаза. Зрение в последние месяцы стало безжалостно ее подводить. Доктор посоветовал снизить эмоциональные нагрузки. А как такое возможно, если она с работы попадала в зону боевых действий. Воевали ее новый муж и ее сын. Поле брани могло быть любым: ванная с мокрыми полотенцами на полу, кухня с оставленной на столе посудой, телевизор в гостиной. Причем нагадить мог любой из них, а другой предъявлял претензии, совсем упуская из памяти, что сам так же шкодил день назад.

Она устала. От них обоих. И иногда мечтала о коротком тихом отдыхе где-нибудь на побережье. Чтобы ни души вокруг. Никого, кроме чаек.

В кармане зажужжал телефон. Звонил муж.

– Да, – нехотя ответила Александра. – Что опять случилось?

Они сейчас как раз оба были дома: ее новый муж и ее родной сын.

– Этот засранец снова оставил включенным газ под чайником, Саша! И ушел! А чайник визжал минут пять.

– А выключить не судьба? – поинтересовалась она, закатив глаза.

– Так я спал!

– В Москве скоро полдень, дорогой, – напомнила Александра.

– Ты как хочешь, а я буду искать квартиру. Я так больше не могу, – завел он старую песню.

– Ищи, – неожиданно ответила она. Впервые так ответила. – Наверное, так будет лучше для всех.

– А ты? – осторожно поинтересовался ее новый муж, с которым они вместе прожили три года и два перед этим встречались.

– А я, как верная жена, с тобой.

– Хорошо, – не очень уверенно отозвался супруг. – Слушай, я тут подумал… А может, это ему надо съехать, а не нам? Он один, нас двое.

– Не забывай, что мы живем в квартире, которую оставила моему сыну его бабка по отцу, – жестко отреагировала Александра Сергеевна.

Все, что касалось посягательств на имущество детей, пресекалось ею немедленно.

– Но это же временно. До тех пор, пока мы с тобой не купим себе жилье, – начал он скулить. – Он мог бы пока пожить на съемном. Пока мы не накопим.

– Вот мы с тобой и поживем на съемной квартире, пока станем копить. Сколько ты уже накопил, милый?

Ее вопрос был полон сарказма. Новый муж бросил работать, как только переехал к ней. Сразу после ЗАГСа. Считал, что раз она заведующая детским домом, то денег у нее навалом. Конечно, пелена спала с его глаз почти сразу. И он был крайне удивлен, что она не ворует.

– Что, вообще ничего не прилипает? – ахал он. – Даже десяти котлет в день?

– Это кому же, по-твоему, я должна их не доложить, милый? Мальчикам или девочкам? Из какой возрастной группы?

Он делал вид, что смущался, затихал на пару месяцев. Потом опять приставал с вопросами.

– Что, прямо вот вообще никогда не заработала на сиротках? – спросил он как-то под ее веселое настроение наутро первого января.

– На сиротках – никогда. Но вот на мерзавцах, по чьей вине они там, – случалось, – призналась она со смехом. – И не испытываю никаких угрызений совести, поверь.

Он приставал и приставал. И Александра рассказала о паре случаев из своей практики. Оба касались усыновлений. Объявлялись какие-то родственники, до которых поздно дошла информация о сиротстве их племянников или внуков. Они ходили и ходили, клянчили и клянчили. Потом предлагали заплатить за информацию. Очень щедро!

В восьми из десяти случаев она отказала. Дети нашли хорошие семьи. Жили счастливо. Но вот два случая…

Там все было плохо. В одной семье приемные родители развелись и принялись футболить друг другу приемыша, в другой оказались подпольными торговцами алкоголем.

Информацию о них Александра продала без зазрения совести. И потом тайно радовалась, наблюдая за тем, как налаживается жизнь детей.

– Это все, на чем я смогла неплохо подняться, – закончила она разговор, валяясь в кровати с бокалом шампанского. – И то только ради детей.

– А если я тебе стану подгонять клиентов, способных хорошо заплатить? – предложил супруг, подливая ей еще и еще.

– За что, господи? Усыновителей не так много и…

– Мало ли, какая тема появится! – Он выразительно играл глазами и снова ей наливал. – Может, из-за границы кто приедет и захочет нашего ребенка и…

– Исключено, – перебила она его. – Никакой заграницы. Это моя принципиальная позиция.

– Хорошо, хорошо, не надо нервничать. Но я ведь могу находить потенциальных усыновителей и здесь. И за твою благосклонность они могли бы выплачивать вознаграждение.

Она хихикала, соглашалась, потом уснула. А когда он через месяц притащил к ней в детский дом каких-то аферистов, желающих приобрести сразу четверых детей, рассвирепела так, что едва с ним не развелась. Спасли слезы. Его слезы!

Александра Сергеевна вытянула свободную от телефона руку, растопырила пальцы – сильно подрагивали. Это плохо. Она снова нервничает. И снова из-за него. Надо с этим что-то делать.

– Не надо бить меня по больному, – прошипел он с обидой. – Я помогал все эти годы тебе. Старался помогать. Ты просто не принимала мою помощь. Поэтому мне не удавалось заработать. И тебе в том числе.

– Это не помощь, дорогой. – Она стиснула пальцы в кулак и убрала его в карман белого халата. – Это противоправные действия, способные причинить вред несовершеннолетним. Закрыли тему!

– Вечно рот мне затыкаешь! – продолжил он шипеть. – Святоша! Будто сама не совершала ничего такого запретного.

– Нет. Старалась, во всяком случае.

– Ты старалась, а они все равно уродами вырастали. Кто в тюрьме сгинул, кто под забором издох.

– Такое случается даже в полных, вполне себе благополучных семьях, – парировала Александра.

– Кстати, жди в гости ментов, дорогая Шурочка.

– По поводу?

Она нахмурилась, насторожилась, попыталась вспомнить: кто из ее беглецов вернулся с «историей»? Нет, ничего не вспомнилось.

– Помнишь, лет пятнадцать назад у тебя в доме девчонка жила – Миленка, кажется. Ты все про нее мне истории удивительные рассказывала. Как она тетю родную нашла по переписке. Как потом спасла ее от рака, став ее донором. Как зажила с ней потом долго и счастливо. Помнишь?

– Помню, – проговорила Александра.

Она помнила, а вот он все напутал. Это тетя нашла племянницу, когда ее жизни стала угрожать страшная болезнь.

– Решила все оставить девочке своей, – плакала в ее кабинете тетя Милены и целовала девочку в белокурую макушку. – У меня ведь никого нет. Никого, кроме нее. Какое счастье, что она вдруг нашлась.

Тут Александра Сергеевна могла, конечно, поспорить, потому что Милена никуда не терялась после смерти родителей. Просто переехала на соседнюю улицу – в детский дом. И если бы тете захотелось раньше, она легко нашла бы племянницу. Но тете приспичило именно тогда, когда она заболела.

Волкова была уверена, что Милену ей не разрешат удочерить или оформить опеку. Человек неизлечимо болен! Но той разрешили удочерить девочку. И сделали все в кратчайшие сроки. Чудеса? Хм-м…

Милена уехала из их дома. А через несколько месяцев стала донором для своей родной тетки…

– Помню, почему нет? А почему ты про нее вспомнил?

– Потому что ее в соседней области нашли на берегу.

– Пьяной? – ахнула Волкова, крепче сжимая кулак в кармане халата.

Милену она помнила серьезной, умненькой.

– Ну какой пьяной, Шура?! Мертвой! Берег подмыло, и ее труп из песка показался. Долго не могли опознать, труп пролежал долго в земле. Потом по ДНК-тесту будто опознали.

– Ты-то откуда все это знаешь? Может, это ерунда полная?

Супруг иногда любил преподнести собственные выдумки за сенсацию.

– Не ерунда, а вот и не ерунда, – обиженно заныл ее новый муж. – Ее следы разыскивали и через паспортный стол нашей области. У меня там человечек работает, шепнул. Она же после удочерения не сразу выписалась от вас. Верно?

На самом деле, тетя тянула с пропиской. Это так.

– По ДНК установили, что она была донором костного мозга. И прописка на тот момент у нее была в твоем доме. Так что жди ментов, дорогая…

Гаденыш отключился прежде, чем она наговорила ему кучу гадостей, просившихся с языка. Но информация заставила задуматься.

Милена убита? Господи, беда какая! Как же так вышло?…

А при чем тут она – Александра Сергеевна Волкова? Она последний раз видела Милену еще ребенком. Полиция зачем сюда нагрянет?

Она недовольно поморщилась – очень не любила с ними общаться. Особенно с теми, кто детей сюда привозил со скучными постными физиономиями.

Телефон снова ожил. Звонили из областного Управления образования. Начинается!

– К вам там едет подполковник полиции некто Звягин Иван Сергеевич, – затараторила секретарь. – Визит почти неофициальный. Без протокола, разумеется. Надеемся на ваше понимание и лояльность, Александра Сергеевна. Если будет задавать вопросы, которые… Ну, вы сами понимаете…

Да, она понимала. Но за ответы на такие вопросы она деньги вообще-то брала. Не часто, но случалось. А тут полиция!

– Времени прошло много. Девочка давно выросла. Теперь вот оказывается, что еще и погибла. Так что сокрытие ее тайн никому не принесет пользы. А как раз затормозит расследование. Надеемся на вас…

– Когда он приедет? – раздражаясь лишней болтовней, перебила секретаря Волкова.

– Наверное, уже стучится в ваши ворота, – рассмеялась девушка. – От нас убыл полтора часа назад. – Значит…

Она резко встала с кресла и пошла из кабинета. Коридором на улицу. Мимо гуляющих с воспитателями детей к воротам. За ними, в самом деле, только что остановился автомобиль с номерами соседней области. И с водительского места на улицу выбрался мужчина в штатском.

– Александра Сергеевна? – протянул он ей сразу ладонь, едва прошел через будку охранника и зарегистрировался. – Звягин… Звягин Иван Сергеевич. Вам звонили?

– Да, – она скупо улыбнулась. – Идемте в мой кабинет.

– А давайте здесь, на лавочке, – он показал на узкую скамейку в тени у ворот. – Я же ненадолго.

Через полчаса его дотошных расспросов Волкова с недоумением задавала себе вопрос: а сколько же, по его мнению, идет долгая беседа? Она уже три раза рассказала ему об одном и том же. А он все спрашивал и спрашивал. Об одном и том же!

А какой она была девочкой? А как нашла ее тетка? А как она Александре Сергеевне показалась? И как так вышло, что больному человеку позволили удочерить ребенка?

– Я узнавала, – нехотя призналась Волкова. – Ее диагноз подразумевал лечение. Длительное. И будто не безнадежное. Но все равно, подозреваю, что без взятки здесь не обошлось.

– А потом она согласилась на операцию?

– Да. Когда нашелся донор в лице ее племянницы. – Волкова грустно усмехнулась. – Думаю, Милена ей для этого и была нужна. До этого ни разу не приехала, не навестила. А тут вдруг засуетилась. К слову, не сразу к себе прописала. Я тут, помню, закрутилась, не все по протоколу сделала при оформлении. И так как-то вышло, что девочка была на нашем адресе зарегистрирована еще несколько месяцев.

– Тетка опасалась ее у себя прописывать? Не была уверена в исходе операции? У нее была семья? Как ее фамилия? – полетели в нее вопросы, как шарики от пинг-понга. – А адрес ее тетки? Он у вас сохранился?

– Идемте. Надо поднимать бумаги, – решительно встала со скамьи Александра Сергеевна.

– Понимаете, с того времени, как ваша воспитанница выписалась из больницы после того, как ее тетку прооперировали, мы не нашли о ней ни единого упоминания. Милена Озерова будто исчезла!

– Озерова исчезла, могла появиться Иванова или Сидорова, – пожала она плечами, входя в здание. – У тетки Милены точно была другая фамилия. А вам разве не сообщили, для кого была донором Милена?

– Нет. Сослались на врачебную тайну. Затребовали бумагу.

А она вот без бумаг все выболтать обязана, с раздражением подумала Александра Сергеевна. Причем совершенно бесплатно!

– Странно, да? На момент операции она все еще была Озеровой. А потом вдруг эта фамилия растворилась, исчезла, – бормотал ей в лопатки Звягин. – И прописана была в детском доме на тот момент. Как вообще такое возможно?

– Знаете, как это называется? – Она остановилась у своего кабинета, достала из кармана белого халата ключ.

– Как? – Подполковник осторожным движением вытирал пот с лысины аккуратно сложенным носовым платком.

– Бю-ро-кра-ти-ей, – по слогам произнесла она. – Кому-то не занесла вовремя, бумаги под сукно. Там месяц пролежали. Там три недели. Еще где-то.

– Но от вас-то она девочку увезла?

– Увезла. Но тоже не сразу. Бумаги были в порядке.

Будто бы…

Волкова нахмурилась, пытаясь вспомнить события того времени. Кажется, у нее тогда сильно болел сын. И не простудой, нет. Обнаружились проблемы с сердцем. Она металась как савраска по врачам и банкам, пытаясь набрать кредитов на лечение. До чужого ли ей было ребенка? Разрешение на удочерение имеется? Да. Забирайте, распишитесь.

– Но почему мы не нашли ее следов? – все еще настырничал Звягин, входя в ее кабинет. – Этой фамилии нет рядом с именем Милена.

– Зато рядом с этим именем могла быть фамилия тетки. И впоследствии ее мужа. Она просто могла выйти замуж. Вот следы и петляют. И вы в них разобраться не можете.

– Но с вашей помощью, думаю, мы решим все проблемы, – кротко глянул на нее Звягин.

А соответствующего запроса нет! И все это она должна ему отдать бесплатно. Блин! Что за день-то сегодня такой?

Она открыла несгораемый шкаф с личными делами ее воспитанников и полезла сразу на нижние полки. Достала папку, сдула с нее несуществующую пыль. Положила ее на стол перед Звягиным. Проговорила:

– Вот. Читайте. Если возникнет необходимость, снимем копии. Оригинал, уж простите, не отдам.

Хотя бы в этом она должна была покапризничать.

– Хорошо. Спасибо, – проговорил подполковник и открыл папку с личным делом.

Глава 20

У Ильи сегодня был выходной. Не по графику, хотя по нему тоже совпало, а по его личной прихоти. Он решил для себя вчера вечером, вернувшись после бесполезных поисков, что воскресенье полностью посвятит себе. Сделает уборку в квартире. Перестирает все футболки. Чистых не осталось вовсе. Сходит в магазин за продуктами. На полках его шкафа не было даже хлебных крошек и гречневых крупинок. Все закончилось, абсолютно все!

Он проспал до половины десятого. Выпил пустого крепкого кофе без сахара. Его не было тоже. Закинул в стирку сначала все темное и ушел в магазин. Еле притащил пакеты с покупками. И на то, чтобы рассортировать все по шкафам и холодильнику, ушло двадцать минут. Осмотрев все полки и поочередно закрывая дверцы шкафов, Илья мысленно поставил себе маленький плюсик и решил, что на пару недель продуктами он обеспечен.

Он залил водой сразу два пакетика с гречкой, поставил на газ. В микроволновку сунул размораживаться готовый гуляш из индейки. Развесил темное белье на балконе – стирка как раз закончилась. Закинул все светлое. Проходя мимо зеркала в прихожей, подмигнул себе. Но тут же поморщился. Зеркало было пыльным, в пятнах. Надо бы вымыть.

До ванной за тряпкой он не дошел. В дверь позвонили. Илья замер посреди коридора, затих. Если он не откроет, то его будто и дома нет, так ведь?

Нет, не так. В дверь замолотили кулаками, и голос Гены, от которого он уже временами начал вздрагивать, прокричал:

– Илья, открывай. Мы знаем, что ты дома. Твоя машина на парковке.

Ну и что? Он мог уехать общественным транспортом. Или вызвать такси.

– Илья! – орал Гена, не желая успокаиваться. – Ты не уехал на такси. Мы видели, как ты шел из магазина.

Это было почти полчаса назад. Он что, все это время сидел в машине и чего-то ждал? И почему мы? Он с кем? Может, босс послал его с кем-то за Ильей, чтобы отправить по срочному заданию? Может, что-то интересное и экстренное?

Илья открыл дверь.

– Здрассте, здрассте, – дурашливо протянул Гена и глянул куда-то влево. – Ну, вот, Мариночка, я же говорил, что найдем его. А вы переживали. Мы войдем?

Этот идиот притащил к нему в дом Марину Лисицыну – выжившую жертву маньяка, убивавшего женщин в их городе несколько лет назад. Но зачем, господи?! Чем Илья мог ей помочь? Он не мог избавить ее от ее страхов. Не мог возродить ее к жизни. И она не могла ему ничем помочь. Она ничего не помнила. Она была для него бесполезна.

Гена вошел в его прихожую. Марина протиснулась следом.

– Разувайтесь. Я уборку только что сделал. Тапок нет, если что, – не совсем приветливо проговорил Илья. – Идем в кухню. У меня еда готовится. Чай, кофе?

– А я бы поел, – нагло улыбаясь, проговорил Гена. – Пахнет вкусно.

Он вошел в кухню, занял привычное место Ильи под огромным портретом любимого кинорежиссера. Марина неуверенно топталась у ухода. Илья к ней присмотрелся и нашел, что с последней их встречи она изменилась. Ну, во-первых, на смену домашней бесформенной теплой одежде явилось легкое льняное платье чернильного цвета. Лицо порозовело. Хотя это могли быть и румяна. Волосы Марина распустила по плечам. И ей это шло. Маникюр, педикюр – все присутствовало. Она избавилась от своих страхов? Зажила полноценной жизнью? К нему тогда зачем приехала?

– Проходите, Марина. Присаживайтесь, – нехотя пригласил Илья и повторил: – Чай, кофе?

– Кофе, – последовал ее краткий ответ.

Гена после недолгих размышлений тоже запросил кофе. К кофе – сливки. К сливкам – сахара. Илья готовил молча. Потому что стискивал зубы от злости. Ему не были нужны сегодня гости. И общение подобного формата не устраивало. Гену ему навязал начальник – родственник, понятно. Его Илья еле выносил. Марину он еще несколько дней назад заблокировал в своем телефоне, поняв, что она не станет его прорывом в деле о маньяке.

– Итак, Гена. – Илья поставил перед ними по чашке с кофе. Требовательно глянул: – Что за причина, по которой вы тут?

– Я всего лишь сопровождающий. Тебя увидеть хотела Марина. – Он с гадким смешком приложил руку к груди. – Она долго и безуспешно пыталась с тобой связаться. И позвонила на наш рабочий. А я сегодня дежурю. Забыл?

Он и не помнил! Зачем ему!

– Мариночка попала на меня. И я вызвался ей помочь отыскать тебя. Не иголка же в стоге сена, в самом деле. – Он с легким упреком глянул на Илью. – А что с телефоном? То, что я думаю?