– Что же нам делать, Джесси? Я не помню…

Он обратился к ближайшему дядьке, месившему некое подобие раствора внутри лопнувшего футбольного мяча.

Собака взвыла, задрав морду.

– Семен, здорово, – обратился дежурный. – Куда Тростников запропастился?

– Сейчас, сейчас! Пять… еще раз пять и… девять! Пятьдесят девять! Две последние цифры пятьдесят девять!

– Василий колесо у дрезины менял только что, – сказал Семен и уставился на радио. – Что вы с техникой сделали?

Она отстукала номер и замерла, глядя на экран. Услышав знакомый голос, едва не разрыдалась…

– Это все она, – показал дежурный.

– Ложь! – проскрежетала Эльза. – Пусти меня, сволочь, я сама пойду и объяснюсь!

Глава 43. Прорыв

Дежурный не обращал на нее внимания, причем делал это до того демонстративно, что Эльза мигом все поняла.

– Не хочу тебя пугать, Ши-Бон, но уже четвертый день… сам понимаешь! – сказал Алик за ужином, проникновенно глядя на Шибаева. – Ты же опер! Сколько таких случаев прошло через твои руки? Вы проверили частные дома и дачи… нет, я не говорю, что версия изначально была ошибочной, но ведь в итоге пшик! Может, нужно менять концепцию? Исходя из того, что прошло четыре дня… проверить снова больницы и морги.

– Вы чего, меня подставляете? – спросила она. – Сказали бы прямо, что изгоняете! Смелости не хватило?!

– Думаешь, мы не проверяем? Есть новые идеи? Давай. Он не пользуется машиной или пользуется редко, катается по проселочным дорогам, бросает тачку на въезде в город, вызывает такси. Это если вообще выезжает.

– Следи за языком лучше, – посоветовал один из державших ее мужиков.

– Он должен где-то работать, наконец! Ты сказал «мы»… С Ингой?

Эльза промолчала. Она и так следила за языком, подбирая максимально мирные выражения. Депортации со станции она не боялась. Но что будет делать Давид, для которого это родной дом? Они ни разу не поднимали вопрос, искать ли лучшее место или пускать корни прямо здесь. Возможно, никто из них не хотел слышать ответ.

Шибаев кивнул.

– Ну, чего стал? – рявкнул охранник. – Зови Тростникова сюда, живо! Мы воровку уличили!

– Не факт. Он может работать на дому. Или пенсионер. Инга подключила своих. Никита тоже.

Семена как ветром сдуло. Раствор свалился на землю и замызгал плиту. Часть попала дежурному на сапоги, и тот брезгливо отодвинулся. Казалось, его смутил не сам раствор, а вынужденное сближение с работающим человеком.

– Он мог увезти ее… вообще! Может, он не из нашего города! Был проездом, увидел, умыкнул – и ищи ветра в поле. Тем более в «Пасте-басте» его не узнали, а там постоянный контингент! Ты гоняешься за мыльным пузырем!

Эльзе стало тошно и от всей ситуации, и станции, и населявших ее людей. Дежурные вроде не сказали ничего лишнего, и все равно девушка поняла, до чего показушной была любая работа, в которой они с Давидом принимали самое искреннее участие. Все эти покосившиеся бараки, слепленные абы как из трофейных материалов, грабительски вывезенных Василием Тростниковым с Красного Хутора. А тех, как Эльза уже знала, все это время спонсировал Метроград. Точнее и спонсировал, и терроризировал поровну. Комбинация кнута и пряника работала безотказно.

– Нет пузыря, – угрюмо сказал Шибаев. – Я уже думал, что он залетный, наш засветился бы… хоть как-то.

– А что с клубом неудачниц? Ты звонил капитану? Он посмотрел флешку?

Эльза кипела от ярости. Ей опротивели и велогонки на генераторах, устраиваемые вместо развлечений, а также с целью перезарядки впрок батарей, которые в ходе износа все равно уже не держали никакого заряда дольше нескольких суток. Опротивели попытки перерабатывать свиные рыльца, хвосты и шкуры по старым технологиям, в которых чуть ли не половина прилипшего мяса попросту разворовывалась под видом улучшения качества того, что осталось. Достала вечная вонь машинного масла, ржавчины, пота и гниющей требухи с фермы. Все это обрушились на Эльзу в одно мгновение. Раньше хотя бы работа ее отвлекала…

– Дрючин, ты попал в десятку, – сказал Шибаев. – Не знаю, как ты это делаешь…

«Какого черта мы здесь забыли?» – подумала она со злостью.

– В смысле?

Над тем, кому было выгодно подставить ее с приемником, Эльза долго не думала. Двое молодых жителей выполнили все тяжелые работы, теперь надо их выгнать по надуманному предлогу. Или хотя бы ее одну.

– Три жертвы шоколадного убийцы – коломбины… три из четырех. Так что бинго, Дрючин.

– Что тут у вас? – послышался знакомый, вечно недовольный и даже чем-то напуганный хрип Василия Тростникова. – Зачем вы радио разобрали?

– Правда? – Алик был потрясен. – Я как чувствовал! Они все начинали новую жизнь! Ты сказал ему, что это была моя идея?

– Это все она, – показал пальцем дежурный.

– А как же, – соврал Шибаев. – Он сказал, что так и думал. Алик – голова – так и сказал! Только про королевский мост не говорил, это уж ты как-нибудь сам. А как ты догадался, Дрючин? Поделишься?

Эльзу это взбесило до глубины души, но она не подала виду. Не было смысла говорить, пока ей не дадут слова. Лучше постоять, подождать, пока эти люди сами выдадут свои планы.

– Ясно. – Василий посмотрел на девушку с жалостью. Как показалось Эльзе – к самому себе. Так могут смотреть на столб, который изначально был вкопан криво, выглядел ненадежно и в один прекрасный момент рухнул.

– Как… – Алик задумался. – Так… типа, осенило! Постепенно, а потом сразу! Понимаешь, Ши-Бон, как-то оно все перекручено… Нет, конечно, и убийства, и исчезновение, по сути, разные события, но это все странно совпало во времени, понимаешь? Не может быть таких несвязанных на первый взгляд совпадений! И я подумал вдруг, а что, если… мы знаем ее имя, в смысле Черниковой, и знаем, что это она… – Алик страшно возбудился, и его речь стала слегка сумбурной, – что это она, значит, ее клуб может быть как-то замешан, тем более никаких имен, понимаешь? Если бы мы знали имена, то сразу бы определили, кто жертвы, а так нет! Не верю я в такие совпадения! У меня интуиция и чутье! – Алик постучал себя пальцем по лбу. – Уж я столько всего насмотрелся… И вдруг как удар! Что, если она исчезла, а жертвы на самом деле коломбины? Понимаешь? Гипотетически, конечно. А убийца один!

Дежурные сразу расслабились и тут же напряглись снова, глядя на Эльзу с опаской. Похоже, лично им плевать было на радио, да и на девушку тоже. Они получили приказ – и выполнили его. Дальше ответственность перекладывалась на плечи командующего станцией. Охранников можно было не брать в расчет – на данный момент конфликт должен был разрешить лично Тростников, и Эльза решила если и обращать на кого внимание, то лишь на него.

– Понимаю, – вздохнул Шибаев. – Интуиция и чутье.

– Теперь они тоже начнут ее искать?

Выглядел Василий неважно. К усталости, ставшей постоянным спутником и накладывавшей печать на внешность всех и каждого, добавилось нечто странное. Активная форма смирения, выраженная в стремлении сделать что-то суровое, извратить спущенный свыше приказ до абсурда. Словно новоиспеченного мэра заставили не только совершить что-то нетипичное для него самого, но и вполне искренне этого возжелать. Неужели снова Метроград ставит условия? Эльза и Давид оговаривали такую возможность. Пусть путь наверх из ближайшего туннеля давно перекрыт, но никто не говорил, что техническая шахта была единственной, подходящей для налета. Да и от кого тогда станция защищается?

– Наверное. Мы это не обсуждали.

– Ну, хорошо, – сказал Тростников. – Думал, до этого не дойдет, но надо когда-то начать. Тащите ее к часам.

– Может быть поздно, сам понимаешь. Бедная Инга, она так надеется… – Он помолчал. – А та, ночная женщина, не объявлялась? Удивительная особа, если честно. Вы теперь как… встречаетесь? После той ночи… Ты никогда мне ничего не рассказываешь! Я тебе всегда, как на духу, а ты все в себе! Или все-таки ничего не было?

– К часам? – Эльза не выдержала, прервав свое молчание. – Каким часам?! Зачем?

Шибаев сосредоточенно, молча жевал.

– Двигай! – толкнул в спину дежурный.

– И больше ты ее не видел? Или встречаетесь? – Алик умирал от любопытства. – Человек… мужчина должен постоянно находиться в состоянии влюбленности! Если она привела тебя в свой дом… неспроста это, Ши-Бон, поверь моему опыту. Любовь всегда валится на голову неожиданно и вдруг… Она запала на тебя, голову даю!

Внутренне сжавшись, Эльза пошла в центр станции. Теперь ей стало страшно. Пусть это был страх неизвестности, но девушка его и ненавидела больше всего.

Шибаев только плечом дернул. Втягиваться в разговоры о чувствах ему не хотелось; если молчать, то Алик некоторое время будет разговаривать сам с собой, пока не переключится на другую тему или не заткнется.

Через минуту она стояла перед станционными часами, которые теперь служили местом сбора торговцев. И рядом – ни единой свечи. Эльза вспомнила, что говорил Ион про Женьку, которого считали погибшим: Ксения помогла устроить мемориал, люди несли свечки за упокой независимо от собственной религии. Но сейчас Давид жив и здоров, зато Ксения погибла. И за три месяца – ни единой свечи за нее.

– А эта пропавшая, Черникова, ничего из себя, – сказал Алик. – И Инга красивая. Как она тебе?

Эльза обнаружила, что дежурные довели ее до часов в одиночестве – Тростников куда-то запропастился по дороге. И сразу зашумели динамики в колоннах, хотя теперь работала лишь половина.

– Граждане Бориспольской! – заговорил Василий. – Мы все надеялись, что этот момент не наступит! Но рано или поздно это бы случилось. На станции произошла диверсия! Женщина, которую вы знаете как Эльза, вывела из строя наш общий ценнейший актив – радиоприемник, связывающий нас с соседними станциями. Это не должно остаться безнаказанным! Все бросайте свои дела, собирайтесь у часов, где состоится побиение камнями! Если под рукой нет камня, то каждый получит шанс швырнуть что-нибудь символическое вроде пластиковой кружки или носка. Итак, сбор через минуту!

Эльза в шоке слушала этот дикий бред и даже не успела толком осознать его смысл – через мгновение после того, как Василий закончил свое воззвание, послышался массовый вопль радости со всех уголков станции. Бориспольскую заполонил гул собирающихся горожан.

Девушка, все еще прижимаемая дежурными к часам, внутренне запаниковала. Быть того не могло, чтобы они с Давидом пропустили момент, когда люди успели настолько оскотиниться или хотя бы сговориться на конкретный случай. Что случилось, когда и почему? Датаполис, в котором никто не смел тронуть Эльзу, уже не казался девушке таким ужасным местом.

Шибаев кивнул – ничего, мол.

– Как ты думаешь, если я приглашу ее на ужин, она согласится? Или пока не стоит?

Шибаев взглянул на Алика в упор, и тот поднял руки, сдаваясь:

– Молчу! Знаешь, а ведь капитан никогда бы не догадался про коломбин! – сказал он после паузы. – Топчется на одном месте… тоже мне, великий сыщик! Никто бы не догадался.

– Точно, никто, – сказал Шибаев. – Ты молоток, Дрючин. И вообще…

Он замолчал, так как подал голос его айфон. Номер был ему незнаком…

Глава 44. Похвальное слово орнитологии

Воробей мой, воробьишка! Серый-юркий, словно мышка. Глазки – бисер, лапки – врозь, Лапки – боком, лапки – вкось… Саша Черный. Воробей
На улице капитана Астахова окликнул тощий молодой человек в пухлой синей куртке и красной вязаной шапочке, в очках с толстыми линзами. Это был Влас Ульянкин, сосед и друг второй жертвы шоколадного убийцы – учительницы музыки Лидии Глут.

Он смотрел на капитана настороженно, словно сомневаясь и спрашивая себя, имеет ли право отрывать занятого человека своими глупостями.

– Что-то вспомнили? – спросил капитан, в свою очередь внимательно рассматривая парня. – Может, пройдем ко мне? – Он кивнул на вход с часовым.

– Я на минутку! – Ульянкин замотал головой и протянул Астахову небольшой плоский сверток. – Вот!

Капитан развернул и увидел проклятую красную с золотом коробку «Mini Pralinen»! Пустую, судя по весу. Он поднял взгляд на Ульянкина, и тот сказал поспешно:

– Конфеты вчера съели!

Оказывается, «Хохлатая цапля» праздновала прилет грачей. Вчера на природе, в центральном парке, – традиция у них такая. Принесли кто что смог, ну, там, пирожки, торт, бутерброды и термосы с чаем и кофе; сдвинули скамейки. Вина не было, потому что все непьющие.

– Лена Максименко принесла эту коробку с конфетами, – сказал Влас. – Я ее сразу вспомнил, вы показывали. Лидочке прислали такую же. Я хотел предупредить, что не нужно их есть, мало ли что, а вдруг отрава… И для следственного эксперимента надо бы оставить. Но никто не стал слушать, мигом разобрали. Я один не взял…

Он замолчал, снял очки, достал из кармана носовой платок, принялся протирать линзы – волновался. Капитан молча ждал.

– Я потом спросил, где она их взяла… конфеты. Говорит, на рынке есть кондитерский ларек, торгует контрабандой… оттуда.

– Чем торгует? – переспросил капитан.

– Контрабандой! У нас такого нет, это лучший европейский шоколад. Я покупал там конфеты для Лиды, но этих не видел. Лена говорит, есть свой круг проверенных покупателей, им продают из-под прилавка.

История лепилась нелепая и странная: какая, к черту, контрабанда? Полно всего, бери – не хочу! Что за явочный ларек? Что за конспирация? Что за тайный круг посвященных?

– Проводите? – спросил капитан.

– Конечно! – с готовностью согласился Влас. – Идемте.

И они пошли на рынок. Упомянутый ларек работал, в окошко выглядывала румяная женщина средних лет в кружевной наколке. Вывеска сообщала, что киоск номер двести тридцать один принадлежит кондитерской фабрике «Золотой олень» и торгует собственной свежей кондитерской продукцией.

Капитан представил коробку, женщина кивнула, сняла с полки такую же и спросила:

– Вам одну?

– Одну, – сказал капитан. – У вас тут написано, что вы торгуете собственной продукцией, а это тогда чья?

– Тоже наша! – бесхитростно ответила женщина. – Тара импортная, а шоколад наш.

– А вот эта тоже ваша? – Капитан достал айфон и показал фото французской коробки.

– Наша, но сейчас таких нету.

– Вы продаете этот шоколад всем желающим? – Странный вопрос, если подумать.

– Ну да… – На лице ее было написано недоумение.

– Постоянные клиенты есть? Всех помните?

– Приходят… здороваемся, иногда перекинешься парой слов. А что? Будете брать? Мне работать надо! – Она насторожилась и смотрела враждебно.

Капитан показал удостоверение; открыл альбом в айфоне, протянул ей:

– Вы знаете этих людей?

Она качала головой: нет, нет, нет… И вдруг сказала:

– Вот! Целых пять коробок сразу!

Капитан сдержанно поблагодарил, хотя душа пела, а с языка просились всякие нецензурные слова. Он поблагодарил продавщицу и пошел через базарные ряды. О Власе Ульянкине вспомнил, только когда тот тронул его сзади за локоть. Капитан обернулся и уставился недоуменно.

– Вы уже знаете, кто убийца? – спросил парень, буравя его громадными стрекозьими глазами.

Как ни хотелось Астахову соврать, он все же не решился и сказал:

– Пока рано говорить, но вы мне очень помогли. Спасибо!

– Я его знаю?

– Не думаю.

– Это знакомый Лиды? Они встречались?

– Нет, они не встречались, – сказал капитан. – Больше сказать не могу. Давайте договоримся, когда все закончится, мы с вами встретимся и я все расскажу, идет?

Влас кивнул и спросил:

– А эти конфеты, значит, не из Европы? Знаете, однажды мама купила духи Кристиана Диора за смешную цену, а потом мы увидели, что в его фамилию специально добавили лишнюю букву. Так и с этими коробками, наверное… Но духи были все равно хорошие. Вы его поймаете?

Капитан кивнул, прикидывая уже, с чего начнет и куда полетит в первую очередь. Он крепко пожал руку Власу Ульянкину, еще раз поблагодарил за помощь и пожелал успехов обществу орнитологов… как его?

– «Хохлатая цапля», – подсказал Влас.

– Обществу «Хохлатая цапля»!

Влас смотрел на капитана своими необычными глазами так печально, словно ожидал каких-то откровений. Астахов, приплясывая от нетерпения, положил руку ему на плечо и сказал:

– До встречи!

На том они расстались. Капитан убежал, а Влас смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за углом.

– Ах ты гад, – бормотал капитан, сжимая кулаки и уворачиваясь от толпы. – Ну я тебя сейчас! Ты у меня попляшешь! Да я тебя… и ведь как красиво вывернулся, сволочь! А на вид дурак дураком!

Глава 45. Взрыв

Нельзя ничего сказать о глубине лужи, пока не попадешь в нее. Закон Миллера
Шибаев выскочил из-за стола и помчался в прихожую.

– Куда? – закричал ему вслед Алик, тоже вскакивая. – Что случилось? Кто это?

Он тоже побежал в прихожую. Шибаев, стаскивая с вешалки куртку, орал в телефон:

– Где ты? Что видишь? Ты одна? – И после паузы: – Через двадцать минут! Уйди оттуда, жди на улице! Что?!

Алик, у которого от любопытства шевелились уши, прислонился к стенке, пытаясь ничего не пропустить.

– Хорошо, у дороги! Спрячься! – кричал Шибаев. – Я понял! Двадцать минут!

Он сунул айфон в карман.

– Я с тобой! – закричал Алик, хватая дубленку. – Ее нашли?

– Позвони Астахову! – приказал Шибаев уже с порога. – Мотель «Старая мельница», двухэтажный дом в двухстах метрах у дороги слева. Там, похоже, труп. Все, Дрючин!

– Подожди! Ее убили? – Алик рванулся следом, но того уже и след простыл. На негнущихся ногах он вернулся за стол, налил себе коньяку и залпом выпил, после чего стал набирать капитана Астахова. Тот долго не мог взять в толк, куда надо бежать и чей труп.

– Труп Черниковой? – допытывался капитан. – Где? Какая мельница?

– Не знаю! – кричал Алик. – Мотель «Старая мельница»! Он помчался! Приказал позвонить тебе… вот, звоню. Двести метров от мотеля! Я с тобой! – Но в трубке уже было тихо. – Ну и не надо! – обиделся Алик.

Он сидел за столом, подперев голову рукой, пил коньяк и рассуждал, глядя на Шпану.

– Чей труп? – спрашивал он. – Черниковой? Получается, ее тоже убили? А кто звонил? Инга? Инга нашла труп и позвонила Ши-Бону? Труп или, похоже, труп? Ночью? Или кто? А где убийца? Капитан тоже помчался… а я? Как думать головой и распутывать, так Дрючин, а как на дело, так обойдемся без него!

Шпана жмурился и не отвечал, только сипло мурлыкал.

– А почему на «ты»? И почему Ши-Бону, а не мне? – обиженно спрашивал Алик у кота. – Как это прикажете понимать? Я ему как другу: нравится, мол, приглашу на ужин… все такое, а он, значит, за моей спиной? Предатель! И молчком, молчком… А как она там оказалась? И кто убийца? Кто-то из коломбин? Какая-то «Старая мельница»… – Он хлопнул себя ладонью по лбу: – Вспомнил! Был один раз с клиентом. Контингент тот еще… стре́лки, терки, дикие морды… непонятки!

Алик положил голову на руки и задремал. Шпана вспрыгнул на стол и, поглядывая на спящего, неторопливо доел мясо…

…Шибаев увидел в освещенном окне женскую фигуру – поднял голову, словно от толчка, и увидел. Резко притормозил и свернул к дому; выскочил из машины, оглянулся на сверкающие огнями крылья мельницы и рванул ручку двери. Вбежал в большой холл, ярко освещенный настенными светильниками, и увидел лежащую на полу женщину в красном. Вокруг ее головы расплывалась черная лужа крови; по тому, как неподвижно она лежала и еще чему-то неуловимому, Шибаев понял, что она мертва. Он застыл и прислушался – дом показался ему затаившимся и пустым. Ни звука, ни шороха, ни дуновения. Нехорошая тишина. С самыми дурными предчувствиями он стал подниматься по лестнице: осторожно, часто останавливаясь и прислушиваясь. В коридоре наверху было темнее; из полуоткрытой двери напротив лестницы падала узкая полоска света.

Он осторожно потянул ручку и вошел. Здесь горела люстра, освещая брошенную на пол одежду, открытые ящики комода, распахнутые дверцы шкафа. На небрежно застеленной кровати неподвижно сидела женщина с белыми волосами. Это была Лина. Шибаев содрогнулся – ему показалось, что она седая, но спустя секунду он понял – краска. Перед ней на коврике лежала на боку большая коричневая собака, на полу виднелись следы крови. При виде Шибаева собака шевельнулась и заскребла лапами…

– Лина! – окликнул Шибаев, подошел, положил руку ей на плечо, заглянул в лицо.

Она никак не отреагировала и по-прежнему смотрела перед собой. Он потряс ее, повторяя имя, и она перевела на него взгляд, но уставилась бессмысленно. Он потряс сильнее и закричал:

– Лина, проснись!

Она сглотнула и дернула плечом, освобождаясь от его руки. Задержала взгляд на собаке, обвела взглядом комнату. Потерла ладонями лицо, отняла руки и повернулась к нему:

– Саша? Откуда…

– Проезжал мимо, – с облегчением сказал Шибаев. – Хочешь кофе? Не вздумай упасть в обморок! – Обнял ее и прижал к себе. – Можешь встать?

– Джесси умерла… он стрелял, она так выла…

– Собака? – догадался Шибаев. – Жива! Вставай!

Они медленно спускались по лестнице.

– Ты видел? – спросила Юлия. – Она умерла… да?

– Видел. Не смотри туда. Где кухня?

– Кажется, налево…

Шибаев усадил ее на табурет, а она вдруг обняла его и прижалась головой к его животу. Он стоял, растерянный, гладя ее по голове, ощущая под пальцами шелковистые, непривычно и страшно белые волосы. Это была она и не она, от дерзкой и смелой Лины, которую он часто вспоминал, ничего не осталось – перед ним была потухшая, испуганная женщина…

– Сейчас я тебе кофейку! – Он пытался успокоить ее интонацией, продолжая гладить по голове. – Ну все, все… Теперь все будет хорошо! Все кончилось…

Между тем минута прошла быстро. Вокруг собралось с полсотни человек разного пола и возраста. Почти все население станции, кроме тех жителей, кто, возможно, отсыпался после смены. Но где же Давид? Он не мог не слышать призыв Тростникова. И точно так же испарился и дежурный с радиоприемником – единственной уликой.

Он насторожился, заслышав шум двигателя – машина остановилась у дома. Раздался звонок, и Юлия вскрикнула.

– Свои, – сказал Шибаев. – Не бойся! Я сейчас!

Эльза обвела взглядом жителей. Враждебные лица смотрели на нее, но она их не боялась. За этими людьми не чувствовалось реальной силы. Они просто сбрасывали с себя стресс за ее счет.

Он снял с себя ее руки и пошел навстречу капитану Астахову…

Разумеется, ни разу Эльза не слышала ни о каком побиении камнями. Девушка усердно решала в голове задачу. С какой стати люди отреагировали настолько единодушно – оставалось загадкой. Ни у кого не возникло вопросов, с чего бы Тростников, в принципе не злой мужик, вдруг предложил подобное наказание. Или слух о такой мере воздействия передавался из уст в уста, как воспоминание о давней традиции?

– Можете говорить? – Коля Астахов присел за стол на кухне, буравя Юлию взглядом. Шибаев возился с кофеваркой.

– Обязательно сейчас? – повернулся он к капитану. – Сначала кофе! Она не ела три дня, боялась, что отравят.

Слишком сложная цепочка для того, чтобы просто наказать никому не нравившуюся Эльзу. Нет, тут что-то еще…

– Кто? – спросил капитан.

– Вот вы и собрались, – сказал вошедший в круг Василий. Теперь он выглядел не только уставшим, но и физически изможденным. Видимо, обслуживание колеса на дрезине было делом непростым. – Это ты поломала радио?

– Его зовут Андрей, но я не уверена… – сказал Юлия.

Эльза молчала. Может, если бы ей удалось затянуть процесс допроса, люди бы поняли, что вытворяют.

– А женщина? Что случилось?

– Хотя ладно. – Тростников махнул рукой. – Преступление должно быть наказано.

– Они были вместе. Имени не знаю. Что случилось… они ссорились, она закричала… потом затихла. Джесси сильно лаяла, он стрелял в нее… и уехал на машине, и тогда я вышла… – Юлия говорила медленно, без всякого выражения, с трудом подбирая слова, она смотрела в стол. – Джесси сидела внизу, я спустилась, думала, бросится… Эта женщина была еще жива.

Он хотел добавить еще что-то. По его лицу было видно, что новоявленный предводитель Бориспольской сам не отдает себе отчета в том, как все так получилось.

– Она сказала что-нибудь?

«Вот и весь суд», – поняла девушка. Внутри Эльзы все кипело, но она молчала. Лишь внимательно наблюдала и запоминала, что происходит. Какой-то феерический бред. Всего пять минут назад она была с Давидом в их палатке, и ничто не предвещало беды. Когда все обитатели станции успели сговориться против них?! Или они выступают только против нее? Если все кругом так переживают за здоровье и настроение Давида, то должны понимать, что их любимый Женька такой расправе над своей девушкой не порадуется, мягко говоря. Но почему его все еще нет?

– Назвала меня Ниной… потом что-то еще… неразборчиво, мне показалось: прости.

Василий встал перед девушкой.

– Что вы знаете о них?

– Стань у часов, – приказал он. – Или тебе помочь?

– Ничего! Я даже не видела ее… только потом, уже внизу. Андрей подсел ко мне в «Пасте-басте»… рассказал, что выиграл конкурс, переезжает к нам… никого пока не знает… предложил отметить. Заказал вина… белого. Дальше не помню. Пришла в себя уже здесь, видимо, на другой день… было светло… хотела выйти, но Джесси бросилась… Потом он принес еду и рассказал, что мне стало плохо, он привез к себе… вызвал врача. Я ничего не помнила… не знала, что думать… Врач сказал, отравление, не нужно тревожить… Я потребовала отвезти меня домой, и он сказал, да, конечно… как только мне станет лучше… и так смотрел на меня… мне стало страшно… он издевался! – Она закрыла лицо руками. – Я ничего не ела, только пила воду… Не все помню. Андрей больше не приходил… Они ссорились ночью, эта женщина кричала, что она не убийца! Требовала, чтобы он отвез меня… Он возражал… Понимаете, мне все время было плохо, тошнота, головокружение… Приходила в себя, то днем, то ночью… Утром увидела себя в зеркало, чуть не закричала… у меня были седые волосы! Я не сразу поняла, что они покрасили мне волосы… а я ничего не почувствовала! И тату… Тогда я порезала себе руку… от боли прояснилось в голове.

Девушка не услышала в его интонации даже намека на издевку. Казалось, Василий действительно готов учтиво помочь обвиняемой стать у места расправы. Эльза посмотрела ему за спину. На лицах жителей станции не было ненависти. Как и любопытства, сочувствия либо азарта. Ничего. Ноль эмоций. Словно собрались выслушать график прибытия купцов на будущий год.

Однако у каждого второго имелись в руках камни от совсем мелких до увесистых булыжников. Некоторые держали всякие относительно неопасные предметы – карандаши, ободранные плюшевые игрушки, пластиковый хлам.

– Чего они хотели от вас? Выкуп?

Не веря в происходящее, Эльза подошла к станционным часам, уперлась спиной в мраморный столб. Эту задачу она решить не могла. По крайней мере, не сейчас.

Юлия задумалась. Шибаев поставил перед ней чашку с кофе и кусок хлеба с сыром. Она невольно сглотнула.

– Луженый провод, – сказала она горько. – Поищите чертов провод, и сможете починить свое радио!

– Может, хватит? – Шибаев смотрел волком. – Пусть поест!

Она закрыла глаза. Не нужно ни в чем разбираться. Не нужно ни о чем думать, искать логику, причины, заговор. Это все сработает им на руку. Она не позволит так с собой обращаться, но не будет первой, кто прольет кровь. Им не спровоцировать ее на нападение одними лишь угрозами.

– Они хотели убить меня! Женщина кричала: мы не похожи, а Андрей доказывал, что это их шанс… когда меня найдут… ее одежда, ее документы… в озере, будет уже не узнать… Я думаю, он ударил ее… она закричала… и выстрелил в Джесси… Я хотела прыгнуть из окна, мне было все равно…

А если постоять за себя не получится – значит, будь что будет. Эльза верила, что знает себя. И сможет просто перетерпеть, чтобы уйти отсюда навсегда. И, если придется – без Давида…

Юлия вдруг заплакала. Лицо сморщилось, она закрыла глаза; слезы текли по щекам, она беззвучно всхлипывала; тряпка размоталась, и по руке скользнула яркая красная струйка…

– Начали! – крикнул Василий.

– Хватит! – рявкнул Шибаев. – Убирайся!

Эльза услышала шелест бумаги – в нее летел журнал, или старая тетрадка. Подавила нервный смех – что такого должно быть написано в тетрадке, чтобы ее бросок мог кого-нибудь унизить?

Капитан Астахов поднял руки, словно сдаваясь, и вышел из кухни…

Журнал попал в живот и свалился к ногам. Карандаш отскочил от бедра, не оставив следа. Кусок мела щелкнул о стенку рядом с лицом Эльзы. Никто не швырнул камень.

Только девушка решила, что камней не будет, как получила мелким куском рыхлого кирпича в бровь. Крошка попала ей в глаза. Выдохнув, Эльза решила не строить из себя упрямую жертву – закрыла лицо рукой, присела у часов, прижалась к ним. Второй рукой нащупывала любой предмет для самообороны. Где там был тот кирпич? Карандаш тоже сойдет. Если кто-то посмеет меня держать, думала она, карандаш в глаз или ухо – и решится первая из проблем.

Глава 46. Голубая рапсодия

– Что вы творите? – послышался голос Давида.

Эльза открыла глаза, на всякий случай заслоняя их ладонями.

Давид прорвался через живое оцепление, тяжело дыша. По его лбу струилась кровь. Эльза сразу забыла про себя.

Верба, верба, верба, Верба зацвела. Это значит, – верно, Что весна пришла. Агния Барто. Апрель
– Что с тобой? – крикнула она, но Давид не ответил – прыгнул к ней, повернулся, заслоняя собой девушку. Он не был особо крупным, но за его фигурой Эльзу не было видно вообще.

В больницу Юлия ехать отказалась напрочь. Только домой! Она отказалась также прилечь на заднем сиденье, сидела рядом с ним, ссутулившись и обхватив себя руками; глаза были закрыты. Она напоминала замученную птицу. Шибаев поглядывал на нее, полный сомнений. Оба молчали. Они поднялись на третий этаж, она принялась шарить в сумочке…

– Остановитесь, люди! – крикнул он, как показалось девушке, чересчур сочувствующе. – Хватит!

…Сумочку нашел Шибаев. Собственно, искать не пришлось, она лежала на тумбочке в прихожей. В доме работали криминалисты; фотограф Ашотик прыгал в поисках удачного ракурса; судмедэксперт Лисица сидел на корточках у трупа женщины в красном халатике и, казалось, принюхивался.

– Женя, лучше отойди, – недовольно приказал Тростников. – Не то и тебе достанется.

– Мы уходим, – сказал Шибаев.

– Ты ранен? – шепнула Эльза, прячась у Давида за спиной и сжимая что-то острое, на что даже не посмотрела. – Что случилось?

– Ладно, – с сожалением разрешил капитан Астахов. – Поговорим позже. Надо анализ крови… Не обсуждается! – добавил на всякий случай. – Дам адрес.

Давид повернул к ней лицо, и Эльза похолодела от его выражения. На станции что-то творилось, и явно нехорошее – и Давид понимал, что именно. И не мог сказать этого здесь и сейчас.

…Юлия достала из сумочки ключи и уронила на коврик. Шибаев поднял и отпер дверь сам. Довел ее до дивана, усадил и спросил:

Парень выхватил из кармана гаечный ключ.

– Кофе?

– Пригнись, – сказал он, и девушка послушно скорчилась у стены.

Она помотала головой.

Размахнувшись, Давид врезал ключом в циферблат часов, выворачивая наружу составлявшие его пластины. Ударил снова.

– Тогда я выскочу за продуктами, тут рядом круглосуточный. Поспи пока. Я быстро.

Толпа издала гул изумления. Не было случая, чтобы за всю историю станции кто-либо посягнул на целостность этого объекта, имевшего воистину сакральное значение. И еще больше всех потрясло, что это сделал их любимчик Женька – человек, который последние четыре года эти часы и охранял.

Часы показывали половину шестого. Он возвратился через сорок минут, заглянул в гостиную. Юлия сидела в той же позе, казалось, она не пошевелилась с момента его ухода. Глаза ее были открыты, она смотрела в пространство перед собой. Неподвижная, с белыми волосами… чужая. Он разгрузил сумки, рассовал продукты в холодильник и буфет. Вернулся в гостиную.

Эльза заметила, как Василий каменеет на глазах, затем кладет руку на висящий на поясе нож и машет кому-то рукой. Девушка быстро выпрямилась, взяла Давида за плечо – как раз в момент, как он вытащил из схрона в часах автомат, сдирая с него промасленную тряпку.

– Что приготовить? – Она пожала плечами. – Мясо будешь? Может, позвонить Инге?

Обнаженное дуло калашникова посмотрело на толпу, начавшую было приближаться.

Юлия вдруг поднялась, опираясь на спинку дивана, и сказала, глядя ему в глаза:

– Назад, – пригрозил Давид, передергивая затвор. На этот раз в его голосе не было и намека на участие.

– Пойдем! – Повернулась и пошла из гостиной.

Василий медленно убрал руку с рукоятки ножа.

Недоумевающий Шибаев двинулся следом. Юлия привела его в ванную, встала перед зеркалом. Она рассматривала себя, и на лице было написано отвращение. Вдруг она с силой дернула себя за волосы:

– Уходим, – сказал Давид Эльзе. – Позже объясню.

– Ненавижу! – Достала из шкафчика ножницы и протянула Шибаеву: – Режь! Совсем!

– У тебя кровь…

Он до того растерялся, что взял их, мельком ощутив холод металла. Стоял с ножницами в руке, чувствуя, как вдоль спины пробежал холодок. Случайно заглянул в зеркало и поежился – картинка там отразилась странная: седая женщина с безумными глазами и сзади он, Шибаев, с ножницами в поднятой руке, с напряженным и застывшим лицом.

– Позже.

Юлия ухватила прядь и повторила:

Девушка пошли вслед за Давидом, запоздало вспомнив, что ей предстоит «держать спину». Никто их не преследовал, словно все только и ждали, пока пара сама пожелает уйти.

– Режь! Пожалуйста! Саша… – Видя его нерешительность, усмехнулась: – Не бойся, я нормальная. Они прикасались ко мне, понимаешь? А я ничего не чувствовала… Это страшно! Не хочу. Пожалуйста, Саша…

Давид с автоматом наперевес добрался до дрезины с демонтированным колесом. Возле нее лежали тюки, притащенные недавно челноками из музея на Харьковской.

– Возьми все, что пригодится, – сказал Давид нервно. – Мы уходим на Вырлицу. Срочно.

И он отрезал. Одну прядь, другую, третью. Невесомые белые космы падали на пол. Она улыбалась, наблюдая в зеркало, как он, сопя от напряжения, старательно отрезал прядь за прядью. Бледная, с тонкой жалкой шеей и заострившимися чертами лица, с неровными торчащими светлыми прядками, с глубокой синевой под глазами, она была похожа на недокормленного подростка. Видимо, все это отразилось на его лице, и Юля сказала:

Эльза окончательно растерялась, но поручение выполнила – схватила два снаряженных рюкзака купцов, надеясь, что это не собственность «киммерийцев». Воевать с ними ей не хотелось до такой степени, что лучше бы она выстояла и три побиения камнями. Грабежа по отношению к себе банкиры не прощали и не забывали.

– Эй, детектив! Это я, Лина. Честное слово! – Она рассмеялась и повернулась к нему. Шибаев вдруг неожиданно для себя прижал ее к себе и почувствовал, как она замерла и перестала дышать. Спустя минуту она высвободилась и сказала, не глядя на него: – Я хочу принять душ…

– До арсенала не доберемся, – произнес Давид, глядя, как к ним подбирается толпа. – Закрывай ворота и пробегай в туннель.

…C полотенцем через плечо, полный странных ощущений и сомнений, напоминая себе нецелованного пацана, впервые обнявшего подружку, прислушиваясь к шуму воды, Шибаев возился на кухне: делал бутерброды и варил кофе. Поколебавшись, поставил на стол бутылку коньяку. Достал айфон и набрал Ингу, решив, что она имеет право узнать первой…

– А ты?!

Они сидели за столом: Шибаев, напоминающий заботливую клушу – накладывал и пододвигал поближе тарелки и чашку, – и Юлия, с гладко зачесанными назад волосами, удивительно юная, с красными точками на скулах, в белом свитере с широким воротом и голубых джинсах. Они не смотрели друг на дружку. Неловкая пауза затягивалась; Юлия отхлебнула кофе и спросила:

– Я сразу за тобой. И блокируй транспорт.

– Откуда ты знаешь Ингу?

Эльза вскочила на дрезину, вырвала с корнем пучки проводов, назначения которых сходу не понимала. Для верности сорвала и опрокинула аккумулятор, и пнула по топливному шлангу, разрывая его в местах починки. Провода жалобно повисли, разливая по рельсу капли солярки. Девушка взвалила на себя два рюкзака, вдавила кнопку гермоворот и, не обращая внимания на сирену, юркнула в туннель. Через мгновение по его стенам забегал тусклый луч ее фонарика.

– Она пришла к нам и попросила найти тебя. Показала запись вашего клуба.

Давид пошел туда же, водя прицел по всем, кого видел. Народ постепенно собирался, держа почтительную дистанцию. Никто бы не усомнился, что теперь он готов открыть огонь. Со своего места парень видел лица людей, составлявших все известное ему гражданское общество, и сейчас он не узнавал их. На одних печаль, на других зависть, и никто не попытался с ним просто поговорить. Теперь все они ему чужие.

– Ты удивился?

– Ворота не открывать, пока не пройдет час, – приказал Давид. – Если откроются – буду стрелять в проем.

– Удивился. Почему Лина?

С этими словами он скрылся по ту сторону ворот, которые отрезали туннель от станции.

Она улыбнулась:

– Это старая история. Инга рассказывала, что со мной вечно проблемы? – Шибаев кивнул. – Когда я была маленькой, одна волшебница сказала, что я не Юлия, а Ангелина. Меня сначала хотели назвать Ангелиной, но бабушка была против. Когда мне было пять, я ушла из дома на целый день. Меня привел домой мальчик постарше, снял с колокольни Спасского собора, там шел ремонт и стояли леса. Не помню, как его звали. – Она серьезно смотрела ему в глаза, сказала после паузы: – Это был ты! Не помнишь?

Озадаченный Шибаев порылся в памяти и покачал головой.

Глава 6

– Ты просто не помнишь. Когда мы увиделись в первый раз, я узнала тебя. Иногда вдруг понимаешь, что уже видел… когда-то. У тебя на шее был кожаный шнурок с дырявой монеткой…

Встреча

Шибаев не знал, что сказать. Не было в его жизни маленькой девочки, которую он снял с колокольни. Не было кожаного шнурка с монеткой. Да и жили они в другом районе, далеко от Спаса…

Ион глазел на рацию как на живой организм, прятавшийся внутри техники много лет, чтобы его разыграть. Кто, черт побери, мог с ним заговорить?! Грузовик незнакомых противников не просто хранил секреты – он сам был сплошным секретом в три оси и десять колес. Учитель не мог сосредоточиться на услышанном по рации голосе, лишь хлопал глазами и ощущал себя рядом с машиной неуклюжим, лишним. Все это время он думал, что при гипотетической встрече с новыми людьми придется их как-то встраивать в свой мир. Оказалось, мир вполне существовал без него. Это ему надо думать, как встроиться в чужой ритм, если он способен его понять. Мало ему оказалось наткнуться на вооруженных людей – надо было еще и понять их поведение, к чему он не был готов. Остальные сталкеры смотрели на все происходящее как на обычный инцидент, у которого наверняка видели несколько разумных вариантов развития событий. И сейчас «Птицы» Кондора стояли вокруг кабины, глядя на Иона как на оракула, знающего ответы на все вопросы.

– Жизнь как маятник – ты возвращаешься, но не всегда осознаешь, тебе кажется, что сработала интуиция. На самом деле это забытый опыт, ты почему-то знаешь – это можно, а этого нельзя. Я позвала тебя, мне не пришло в голову позвонить Инге или… – Она осеклась.

– Кто такая Альбина? – спросил Кондор.

«…Никите!» – мысленно закончил Шибаев, мрачнея.

Ион понял, что вопрос адресован ему, только когда командир схватил его за рукава сталкерской куртки и повернул к себе.

– Ты искал меня? Раньше…

– Я не знаю, – машинально ответил Ион.

– Нет, – коротко ответил он. – Я оставил телефон, ты могла позвонить, если бы захотела. – Он удержался от того, чтобы добавить: «Может, я умер!» – понимая, что это прозвучит, как скулеж обиженного щенка. Недовольство собой усугубляло незримое присутствие жениха Никиты.

– Кто такая Альбина?! – повторил Кондор. Его проницательные глаза, казалось, сверлили маску насквозь.

Она пожала плечами:

– Да не знаю я, – снова сказал Ион, чувствуя, как сердце колотится все сильнее. Он на самом деле не мог определиться, как ответить на такой вопрос. Знание и незнание – две настолько разные категории, что от них в метро зависит жизнь. И все же учитель чувствовал, что способен ответить на вопрос иначе, если только… он сам не знал, что должно произойти. Разум словно отказывался впускать его, ограждая от скрытой информации. И эта скрытность не имела никакого отношения к стирающему память механизму.

– Я хотела, но…

Одно Ион чувствовал вполне определенно: если имя Альбина у него с чем-нибудь и ассоциировалось, то точно не с тревогой. Более точно он сказать не мог. От этой незнакомки он мог ожидать чего угодно, но не прямой угрозы. Во всяком случае, не ему лично. Она в разговоре по радио вела себя так, словно их связывало некое общее прошлое. И похоже, это прошлое заполнялось чем-то светлым. Возможно, стоило проверить это предположение, и прямо сейчас.

Ему казалось, что она смотрит на него так же, как тогда, в первый раз, с любопытством, азартом игрока и ожиданием. Похоже, она уже пришла в себя. Продираясь через двусмысленность интонаций, слов и взглядов, он рубанул:

– Едем, – сказал Кондор, стаскивая мертвого водителя с места.

– Проверяла, столкнет нас опять или нет?

– Куда? – спросил Ворон, залезая с другой стороны и фактически впихивая Иона точно по центру кабины.

Она рассмеялась, глядя на него все с тем же выражением:

– К ним, куда же еще?

– Откуда ты знаешь?