– Почему-почему… Спал – вот почему! – отрезал Глеб Захарович.

Волин недоверчиво покачал головой: прямо так в куртке и спал? Тот кивнул: замерз, да и накинул.

– Хорошая у вас куртка, – продолжал Волин. – Теплая, крепкая. Только вот обшлага у вас испачкались…

Охотник почему-то вздрогнул и убрал руки под стол, но тут же отвечал недовольно, что вокруг – тайга, а не благородное собрание, все время что-нибудь да запачкается. Вот только он не понимает, к чему все эти вопросы. Что, вообще говоря, случилось такого, что они к нему посреди ночи в дом ворвались? Допрашивают его… Зачем это, почему?

– У нас, Глеб Захарович, человек пропал, – начал старший следователь, терпеливо дослушав сварливый монолог хозяина дома. – Как раз в ваших местах. Несколько дней уже связаться с ним не можем. Мы подумали, что вы местный, все тут хорошо знаете. Может, видели кого-то пришлого или слышали о ком?

Медвецкий на минутку задумался, чесал в затылке, шевелил губами. Потом решительно объявил, что после того, как товарищ спасатель из МЧС уехал, никто из чужих тут больше не объявлялся.

– А из своих? – перебил его Волин.

Невинный этот вопрос произвел на охотника необыкновенное действие. Он побледнел, сглотнул, глаза его забегали по сторонам, брови насупились.

– Ну-ну, Глеб Захарович, – подбодрил его Волин. – Я же вижу, что вы сейчас в доме не один живете. При этом, как мне сказал Юрий Константинович, вы не женаты. Так кто из своих приезжал сюда в последние дни?

Охотник судорожно закусил ноготь на указательном пальце, отгрыз, судорожно сплюнул, посмотрел прямо на старшего следователя.

– Ну, приезжал, – сказал он грубовато. – Племянник мой приезжал. Из города, из Магадана.

– А зачем он приезжал?

– На охоту. Он ближе к лету всегда сюда охотиться ездит.

Волин кивнул: что ж, это понятно и законом не запрещено. Интересно, где он сейчас, этот племянник? Может, он что-нибудь слышал про чужака?

– Ничего он не слышал, – отвечал Медвецкий сурово. – А касаемо того, где он, так это не военная тайна – на охоту племяш пошел. На кабана.

Старший следователь удивился. Ночью пошел на охоту, а собаку не взял? Хозяин дома отвечал, что племяннику пес не нужен, у него тепловизор. По тепловизору и охотится.

– На кабана, значит, – задумчиво протянул Волин. – А не боится?

Старый охотник пожал плечами. Кабан, конечно, зверь серьезный, но племяш ведь тоже не указательным пальцем деланный. И на охоте, слава тебе господи, не первый раз. Ни кабана не испугается, ни медведя.

– Да я не про то, – перебил его Волин. И повернул голову к Варламову, который молча сидел рядом. – Какое у нас сегодня число?

– Двадцатое мая, – отвечал тот, видимо не очень понимая, к чему ведет приятель.

– Вот! – Волин поднял палец кверху. – Двадцатое мая. А до июня на кабанов охота запрещена. Это что же выходит, Глеб Захарович, племянник ваш браконьерством занимается? Как же вы допустили – вроде опытный человек, с охотничьего промысла кормитесь!

Вопрос этот крайне не понравился Медвецкому, и он заерзал на стуле. Потом махнул рукой: пропадать, так с музыкой. У них тут, сказал, свои, таежные законы. По большому счету стараются не нарушать, ну а на мелкие нарушения, бывает, что глаза и прикрывают.

– Кто прикрывает: вы или охотнадзор? – Волин глядел на старого охотника участливо, как на больного дистрофией ребенка.

– Все, – грубо отвечал тот. – Все тут и на все глаза прикрывают. Вот поживете здесь с мое, так вообще прищуритесь, как японец.

– А может, племяш все-таки не на охоту ушел? – Старший следователь смотрел теперь на Медвецкого с прищуренной хитрецой, как будто уже начал становиться японцем. – И кстати, почему вы дверь за собой не закрыли?

– Какую дверь? – переспросил старый охотник.

– Входную, – отвечал Волин. – Мы как в дом вошли, вы дверь запирать не стали, оставили приоткрытой. Гостей, что ли, ждете? Или знак кому-то решили подать?

– Какой еще знак? – побагровел Медвецкий. – Забыл просто, сейчас пойду закрою.

– Да бог с ней, с дверью, – легкомысленно махнул рукой Волин. – Пусть стоит, как стояла. Вы мне лучше скажите, где у вас тут уборная.

Охотник с явным облегчением отвечал, что уборная тут прямо во дворе, за домом. В принципе, можно просто к забору подойти.

Волин отвечал, что к забору неудобно, у него живот прихватило. Не проводит ли его Глеб Захарович, а то темно там на улице, хоть глаз выколи. Запросто можно споткнуться, да и сломать ногу к чертовой матери. А то и обе ноги. Не говоря уже про то, что собака может броситься.

Медвецкий взял со шкафа фонарь, бормоча что-то себе под нос, повел Волина во двор. Тот, выходя из комнаты, незаметно махнул рукой Варламову: дескать, сиди, не рыпайся. Тот кивнул, покорно остался сидеть на жестком топчане.

Вышли во двор. Однако Медвецкий, вместо того чтобы вести гостя к уборной, подошел к Алтаю и спустил его с цепи. Пес с рычанием потрусил в сторону Волина. Старший следователь напрягся, сунул руку в карман, как будто за пистолетом.

– Тихо, Алтай! – прикрикнул на него Медвецкий. – Сидеть!

Алтай вильнул хвостом и послушно уселся на землю.

Зашли за дом. Охотник указал фонарем в сторону дощатого кривого сортира. Однако капитальное это строение совершенно почему-то не заинтересовало заезжего следователя. Он повернулся к Медвецкому, молча взял его за грудки и встряхнул так, что у того лязгнули зубы.

– Где золото? – негромко спросил Волин.

Старый охотник помертвел.

– Ка… кое золото? – пробормотал он неожиданно охрипшим голосом.

– Которое пенсионер из схрона вытащил.

– Какой схрон, какой пенсионер… – Медвецкого трясло, грубость и суровость его как рукой сняло.

– Какой пенсионер? – переспросил Волин зловеще. – Тот самый, который тут пропал и которого мы ищем.

– Я не…

Волин, не слушая, снова встряхнул Медвецкого, заговорил тихо, быстро.

– Про то, что пенсионера грохнул, пока молчи. Это Юркин отец, если узнает, я за твою жизнь ломаного гроша не дам. И защитить тебя ничем не смогу, имей в виду…

Тут Медвецкого наконец прорвало.

– Я не убивал! – захрипел он в истерике. – Клянусь, не убивал! И золото – тоже не я.

– А кто тогда? – жестко спросил Волин. – Пушкин Александр Сергеевич или другой какой русский классик?

– Это племяш мой, – торопливо заговорил охотник. – Не Пушкин – племяш. Он это, как Бог свят. Он ведь бил меня, угрожал. Сам он городской, из Магадана. Уголовник он, уж несколько раз сидел. А ко мне, сказал, отдохнуть приехал. Заметил, что я за кем-то слежу, пошел за мной. Увидел, как папаша этот ваш золото в рюкзак пересыпает, сразу убить хотел. Только у него из оружия один нож был. А я – нет, я наоборот, я заступился за старика. Мы и подрались с племянником, он мне фингал поставил, до сих пор видно. Но я-то сам ни-ни, не убивал никого, упаси меня Боже!

Волин наконец выпустил охотника, тот стоял перед ним, еле живой от страха.

– Где он?

– Кто? – угодливо переспросил Медвецкий.

– Пенсионер наш.

– А в подполе… В подполе мы его положили.

Старший следователь в ярости скрипнул зубами.

– Как – в подполе? Ты же только что сказал…

– Да живой он, живой, – заторопился охотник. – Только племяш велел ему ни воды, ни еды не давать. Сам, сказал, сдохнет, а у нас, сказал, на душе греха не будет. Хорошо, что вы пришли. Боюсь я его. Душегуб он.

– Ну вы и гады с вашим племянником… – начал было Волин, но тут из темноты грянул выстрел.

Старый охотник вздрогнул, лицо его, освещенное луной, перекосила судорожная гримаса. Упал на землю электрический фонарь, бросил слабый луч в пустоту. Волин успел подхватить падающее тело, не удержал, вместе с ним повалился на землю.

Раздался истошный лай, зашумели кусты рядом с домом.

– Фу! – озлобленно закричал кто-то из кустов. – Фу, сука! Пшел!

Невидимый в темноте Алтай глухо зарычал и, судя по крикам, стал трепать врага. На крыльцо выскочил Юрка, закричал:

– Орик, ты где?!

– Здесь я, – отвечал Волин, пытаясь перекричать рычание пса и злобные вопли его жертвы. – За домом!

Спустя несколько секунд Варламов стоял уже рядом с ними.

– Что с тобой? Ты жив?

– Я-то жив, – отвечал Волин, – а вот хозяин наш… Давай его под руки – и в дом, быстро.

Они поволокли Медвецкого в дом. За спиной у них грохнул новый выстрел. Было слышно, как завизжал Алтай, как жалобно заскулил, как яростно бранился невидимый враг. Волин захлопнул дверь, заложил ее засовом. Скулеж на улице затих.

Старший следователь болезненно поморщился.

– Конец собачке, – сказал он мрачно. – Бедный Алтай, он ведь нам жизнь спас…

Глава пятнадцатая. Встреча с душегубом

Варламов и Волин осторожно уложили Медвецкого на лавку в сенях. Старик хрипел, силясь что-то сказать. В тусклом свете сорокаваттной электрической лампы кровавая пена у него на губах казалась черной.

– Ничего, папаша, – приговаривал Юрка, разрезая на охотнике рубашку, – ничего, жить будешь. Ты, главное, молчи, говорить тебе сейчас вредно…

Волин быстро прошел в комнату, погасил там лампу, прильнул к окну, пытаясь разглядеть, что происходит на улице. Ему почудилось, что в дальних кустах шевелится какая-то тень. Он быстро закрыл и запер изнутри ставни. Вернулся в сени.

Юрка мрачно осматривал рану. Старик дышал тяжело, часто, со всхлипом.

– Плохая рана, – сказал Варламов чуть слышно. – Кончается старик. Сейчас возьму аптечку, попробую что-нибудь сделать. Но шансов почти никаких.

– Погоди, – остановил его Волин. – У тебя в аптечке бупренорфин есть?

Приятель только усмехнулся невесело: откуда у него бупренорфин, они же не на поле боя. Раствор кеторóлака есть. Пойдет, кивнул Волин, коли свой кеторолак. Юрка вытащил из рюкзака аптечку, набрал обезболивающее в шприц, вколол охотнику в предплечье. Спустя полминуты тот задышал ровнее. Волин наклонился над стариком.

– Глеб Захарович, – сказал он, отчетливо выговаривая звуки, – где золото?

Юрка посмотрел на него с изумлением: какое золото, старик помирает! Волин отмахнулся: не мешай. И снова повторил:

– Глеб Захарович, где золото? Оно в доме или снаружи?

Внезапно старик перестал всхлипывать, перевел взгляд на Волина, проговорил с трудом:

– В доме… Топчан. Под ним…

Он еще пару раз всхлипнул и затих.

– Плохи дела, – хмурясь, мрачно проговорил старший следователь.

Юрка только плечами пожал. Дела совсем никуда не годятся – помер старик.

– Я не про него, – отвечал Волин, – я про нас. Судя по всему, старика убил его племянник.

– Племянник? А зачем ему убивать?

– Чтобы не проболтался… О том, где они золото прячут. А прячут они его в доме. И это для нас очень плохо.

– Почему? – не понял Варламов.

– Потому что, если бы золота здесь не было, племянник просто ушел бы восвояси. А теперь он не уйдет, пока не получит свое.

– Ну, тут ему трудновато придется, – заметил Юрка. – Двери здесь крепкие, ставни тоже.

– Не забывай, что он бандит и он вооружен, – проговорил Волин. – Впрочем, у нас, кажется, тоже кое-что имеется.

Он пошел в комнату, за ним следовал Юрка. Волин включил свет, огляделся, подошел к стене, на которой висело старое ружье, снял его, поставил в угол.

– Уже что-то, – сказал он.

– Что дальше? – спросил Юрка.

– Дальше надо вытащить дядю Костю. – Волин смотрел по сторонам, будто что-то искал.

– Откуда вытащить? – не понял приятель.

– Из подпола.

– Они что… они убили его? – Даже в слабом свете электрической лампочки было видно, как побледнел Юрка.

– Жив он, жив, не волнуйся. – Старший следователь оглядывал комнату. – Где же тут вход в подпол? Скорее всего, в сенях. Я пошел, а ты смотри, чтобы в дом не вломились.

Снова в сени. Вот она, крышка от подпола. Закрыт на висячий замок. Это ничего, в сенях стоит ломик. Вставили в замок, слегка поднатужились… Крак! Замок отлетает в сторону. Поднимаем крышку, заглядываем внутрь. Темно.

– Есть кто живой?

Кажется, кто-то шевелится в потемках.

– Дядя Костя, вы тут?

Негромкое: да… да. Тут.

Отлично. Теперь берем фонарик и спускаемся вниз. Лестница, понятное дело, узкая и без перил. Будем надеяться, что Константин Афанасьевич в силах подняться наверх сам…

Варламов-старший лежал на холодном земляном полу среди консервов и банок с соленьями. Луч фонаря выхватил из темноты усталое, изможденное лицо. Но, кажется, ничего страшного. Главное – жив, жив. Изумление на лице.

– Орик, ты тут откуда?

– Да вот решили с Юрой вас проведать. Соскучились, понимаете. Звоним вам, звоним, а вы не отвечаете. И дома вас никак не застать.

Разговаривая с дядей Костей, Волин сноровисто перерезал ножом веревки, которыми были связаны руки и ноги несчастного пленника.

– Да, но как вы… Как вы меня нашли?

– Письмо Мазура, – коротко отвечал старший следователь. – Сами двигаться можете?

– Не знаю, попробую…

Сидя на полу, он, постанывая, стал растирать руки. Волин тем временем пытался восстановить кровообращение в ногах Варламова-старшего.

– Болит, – пожаловался дядя Костя.

Старший следователь кивнул: ничего. Это даже хорошо, что болит, хуже, когда конечности не чувствуются совсем.

– А где Юра?

– Юрка наверху, следит, чтобы племянник в дом не ворвался.

– Какой племянник? Ах, да, да… Я понял. Это негодяй, уголовник, он хотел меня убить. Но этот, второй, который Глеб, он заступился, спасибо ему.

Над головой послышался шум. Волин насторожился, посветил фонарем вверх. Но это был всего лишь Юрка.

– Пап, ты как?

– Ничего, Юрочка, ничего, живой. Остальное неважно.

Волин был с ним совершенно согласен: главное, что живой, остальное – детали. А сейчас самое время попробовать встать на ноги. Вот так, потихонечку, по чуть-чуть, он поможет. Руками, руками держаться. Вот… Вот… Отлично, пошло.

Посмотрел вверх, на тревожную Юркину физиономию.

– Юр, я тут снизу буду подсаживать, а ты давай сверху тяни. Только осторожно, не торопясь.

– Учи ученого, – буркнул Юрка. – Кто из нас спасатель, ты или я? – И уже к отцу: – Ну, отче, и напугал же ты нас. Мы уже тебя почти похоронили… Давай руку. Держись за меня. Вот так, потихоньку, потихоньку. Вот так, вот, правильно…

Спустя пару минут все трое уже стояли в сенях. Дядя Костя оброс седой щетиной, от перенапряжения и стресса исходил мелкой дрожью. С испугом посмотрел на неподвижное тело, лежавшее на лавке: что это, кто?

– Это Глеб Захарович, его племянник пристрелил, – кратко объяснил Волин.

– Ах ты, Господи, ужас-то какой… – забормотал Константин Афанасьевич. – Не человек, а зверь. А где он сейчас, вы поймали его?

Волин на это только хмыкнул. Ну не то чтобы они его поймали, скорее он их поймал, но ничего, скоро разберутся.

Прошли в комнату. Юрка быстро осмотрел отца, осмотром остался доволен. Ни ран, ни серьезных травм на теле не было, не считая пары-другой кровоподтеков.

– Били тебя? – спросил он, хмурясь.

Дядя Костя махнул рукой: ерунда, сам виноват. На склоне лет решил графом Монте-Кристо заделаться, старый дурак, вот и получил по заслугам.

– Ладно, – сказал Юрка, – что дальше делать будем?

Словно в ответ на это снаружи грянул выстрел. Пуля разбила стекло и, взвизгнув, вошла в деревянные ставни. Все трое невольно пригнулись и рассредоточились по углам, чтобы не попасть случайно под пулю со двора. Ставни ставнями, а береженого, как известно, Бог бережет.

– Так, – громко сказал Волин, быстро беря из угла старое охотничье ружье, – похоже, начался содержательный диалог.

Снаружи послышался хрипловатый, подчеркнуто небрежный голос:

– Эй, мусора! Как вы там, поди, обделались со страху?

– Мы не мусора! – крикнул Волин. – Мы спасатели. Меня Орест зовут, моего друга – Юрий. А тебя как изволишь величать?

– Значит, Орест, – насмешливо повторил голос. – А меня в таком разе зови Бонифаций. Отличная выйдет парочка, хоть сейчас в анекдот. Кстати, об анекдоте. Как там мой дядька поживает?

– Должен тебя огорчить, – отвечал Волин, – дядя твой умер.

– Огорчил, но не сильно, – засмеялся человек, назвавшийся Бонифацием. – Старый ишак не в свое дело полез. Я ему сразу говорил – кончить пенса, да и рвать когти.

– И чего же не рванул? – продолжая разговаривать, Волин знаками показывал Юрке на смартфон. Тот также знаками показал в ответ, что телефон не ловит сигнал.

– Легко сказать – рвани, – отвечал загадочный Бонифаций. – Сам же видел, какая тут дорога, на легковушке не пропрешься. Тем более не во всякую машину сядешь, имея за спиной два пуда золота. Тут осторожность нужна, чтобы не фраернуться и кони раньше времени не двинуть, как мой дядя-дурачок.

– А зачем ты его пришил? – спросил Волин, перемещаясь по комнате и тщетно пытаясь поймать хоть какой-то сигнал своим смартфоном.

– Да я не его, я в тебя целился. Промахнулся малек, с кем не бывает. Зато золото все мне достанется, ни с кем делиться не буду. Кстати, о золоте. Вы уже нашли его?

– О каком ты золоте, не понимаю. – Волин поднял брови.

– Все ты понимаешь, мусорюга, – вызверился голос. – И не вешай лапшу про спасателя. Базар твой и разводы типично ментовские, я вашего брата богато видел, мне баки можешь не заколачивать.

Но Волин по-прежнему упорно не понимал, о каком золоте речь.

– Ладно, считай, я тебе поверил, – крикнул Бонифаций со смешком. – А раз так, давай-ка, вы все, сколько вас там ни есть, на десять минут выйдете из дома, а я туда зайду. А потом разойдемся, как в море корабли. Я вас даже в лес выгонять не стану, сидите потом в доме, сколько хотите.

– Ну да, – сказал Волин. – Мы выйдем, а ты нас из карабина покоцаешь?

– А чего мне вас коцать, если вы ничего ни о чем не знаете?

– А дядьку своего зачем покоцал?

Бонифаций снова засмеялся. Вот и видно, что перед ним – мусорюга. И недоверчивый, как мусорюга, и мыслит как мусорюга. А мусорюга просто так здесь бы не нарисовался, это не Тверская улица в Москве, здесь чужие не ходят. Здесь ходят только те, кому очень надо. А что тут может быть надо мусорюгам? Правильно, то же, что и всем.

– Как бы там ни было, наружу мы не выйдем, – крикнул Волин.

Из темноты раздалось какое-то странное хрюканье, потом бандит снова заговорил, на этот раз уже спокойнее. Ладно, не выйдут – и что они дальше будут делать? Сидеть в избушке до скончания века? Зимовье на отшибе, до поселка добрых пять километров, никто им на помощь не придет. Жратвы у них там, положим, достаточно, а вот как с водой? Тут не город, колодец снаружи, а во двор им выйти нельзя.

– А нам и не надо, – отвечал старший следователь. – Мы уже позвонили в Магадан, тут к утру будет полный вездеход тех самых ментов, которых ты так любишь.

– Ну да, – ехидно сказал голос, – конечно. Здесь даже радио не ловит, а они в Магадан позвонили. Или, думаешь, я тут в первый раз? Или совсем за лоха меня держишь? Никто не дозванивается, а ты дозвонился?

Волин умолк – крыть было нечем, сигнал действительно не проходил в эту глушь. Он посмотрел на Юрку: ты-то как здесь со своими связывался?

– Так я же тебе говорил, у меня рация была, – объяснил тот.

Это, конечно, хорошо, вот только у них сейчас никакой рации нет. А с бандитом между тем надо как-то договариваться.

– Ладно, – крикнул Волин, – положим, нет у нас связи. Но это неважно. Мы сюда на машине МЧС приехали, через сутки она за нами вернется.

– За сутки много чего может произойти, – отвечал Бонифаций.

– Это верно, – согласился Волин. – Не боишься, что мы выйдем отсюда и накидаем тебе как следует? Все-таки нас тут – трое, а ты один.

– Во-первых, не трое, а двое, старикан не в счет, он сейчас вообще еле на ногах держится, – отвечал Бонифаций.

– А во-вторых? – не унимался Волин.

– Во-вторых, у меня карабин, а вы голенькие…

Волин усмехнулся. А вот тут он ошибается. Они не голенькие, у них ружье имеется.

– Ружье есть, спорить не буду, – весело отвечал собеседник из темноты. – А как насчет патронов к нему?

И, выждав небольшую паузу, закончил:

– Нет у вас патронов, дебилы, так что ружье свое можешь себе в задницу засунуть – все равно не выстрелит.

Волин открыл казенник, заглянул внутрь и негромко выругался.

– Прав, сволочь, нет у нас патронов, – заметил он.

Они переглянулись с Юркой.

– Может, и правда пес с ним, отдадим ему это чертово золото? – неуверенно начал Варламов.

– Отдать-то мы можем, – хмуро проговорил старший следователь. – Вот только где гарантия, что он нас после этого не шлепнет?

– А зачем ему нас убивать? Золото у него – ну и скатертью дорога.

Волин невесело усмехнулся. Зачем убивать? Ну, затем хотя бы, что они свидетели и слишком много знают. Они знают, кто убил Медвецкого, и знают, кто украл все золото. И конечно, в тайне они это держать не станут. После того как они доберутся до города, этого черта Бонифация объявят во всероссийский розыск, и земля у него будет гореть под ногами. Так что отдавай не отдавай, а конец один – шлепнут их за милую душу и в поминание записывать не станут. Поэтому сейчас у них одна надежда – на крепкие двери и ставни охотничьей избушки Медвецкого.

– Ни стены, ни двери он прострелить не сможет, а значит, мы здесь в относительной безопасности, – подытожил Волин. – Надо только сутки продержаться.

– Хорошо, что в доме всего одно окно, – поежился дядя Костя.

Волин, однако, с ним не согласился.

– В каком-то смысле хорошо – нам надо присматривать только за одной стороной дома. И в то же время это плохо. Были бы у нас окна на две стороны, за входом и задней стеной одновременно следить бы он не смог. И мы бы в конце концов с другой стороны из дома вылезли. А так придется сидеть в осаде и ждать у моря погоды. Причем неизвестно, как долго придется ждать.

– Он сказал, что долго мы тут не высидим, воды-то у нас нет, – заметил Юрка.

– Может, и так, – согласился старший следователь. – Вот только сам он тоже тут слишком долго не высидит. Он на улице, в лесу, а мы в теплом уютном доме. Рано или поздно заснет или отлучится, чтобы еды добыть, тут мы ноги и сделаем.

После этих слов пленники немного повеселели. Однако радость их была недолгой.

– Ну, как вы там, мусора? – заорал из темноты Бонифаций. – Созрели выходить?

– Не, не созрели, – отвечал Волин, повышая голос. – Нам и тут хорошо. Тепло, светло, и мухи не кусают. А тебе там как – так же уютно, как и нам? Хочешь посоревноваться, у кого терпения больше, – милости просим.

Несколько секунд бандит молчал, а потом выругался так страшно, что даже Волину стало не по себе.

– Думаешь, мент поганый, уже банк взял? – крикнул он с ненавистью. – Обломись, мусорюга! Я по-хорошему хотел, а вы сами на свою задницу неприятностей ищете! Сейчас огребете огонька по самое не могу!

Услышав такое, Волин нахмурился.

– Ты о чем? – крикнул он. – Какого еще огонька?!

– Того самого, – отвечал злорадно голос. – Подпалю вас к свиньям собачьим, полезете наружу, как тараканы. А тут я вас и встречу со всем возможным гостеприимством. Честное пионерское, ни одного живым не оставлю.

Волин изумился. Он в своем уме? Он серьезно собирается троих человек сжечь заживо?

– А мне терять нечего, – истерически захохотал Бонифаций. – Если я вас в живых оставлю, вы ведь все равно настучите. А так все и шито будет, и крыто. Загорелась избушка сама собой, а кто там внутри был – задохлись от дыма.

Волин засмеялся нарочито громко.

– Чего ржешь, как полковая лошадь? – обозлился бандит.

– Никого ты не подпалишь, – уверенно отвечал старший следователь. – Вместе с нами и золото твое сгорит. Тю-тю золото, понимаешь, нет?

Бонифаций отвечал, что Волин, похоже, в школе на двойки учился, ни физики, ни химии не знает. Ничего с золотом от огня не станет. Ну, в крайнем случае оплавится немного, не без того. Но на качество это все равно не повлияет. Короче, скоро им будет тут сухая жаркая баня без никакой воды, или, выражаясь по-русски, сауна.

Волин думал недолго.

– Ладно, – крикнул он, – ладно, сволочь, банкуй. Вынесем мы тебе твое золото!

– Ты глухой, что ли? – прокаркал голос из тьмы. – Или глупóй? Я же сказал: все равно порешу. Как говорили Маркс и Энгельс, терять мне нечего, а денег огребу до задницы! Аста ла виста, бэби!

Спустя несколько секунд до них из темноты донесся хруст ломаемых сухих сучьев. Волин огляделся по сторонам, как бы ища какой-то волшебный предмет, который позволит им вырваться из их неожиданного узилища.

– В сенях топор есть, – сказал Юрка. – Может, попробовать с этой стороны стену пробить?

Старший следователь покачал головой: это не дощатая московская дача, строено капитально, из толстых бревен. Рубить придется долго, на это времени нет, да и бандит услышит.

– Можно вот что сделать, – сказал Волин. – Пока он там ходит вокруг да около, мы внезапно откроем входную дверь, бросимся в разные стороны и спрячемся в лесу.

Юрка хмуро посмотрел на Константина Афанасьевича. Время, проведенное в подполе без воды и еды, не прошло для отца даром. Достаточно было бросить беглый взгляд, чтобы увидеть, как он истощен и слаб. Предположим, они-то бросятся в разные стороны, а отец? Он и ходит-то с трудом, где там ему бежать…

С минуту Волин о чем-то размышлял.

– Ладно, – сказал он наконец. – Тогда сделаем так. Выключим в доме свет, потом внезапно откроем дверь. Мы с тобой под покровом темноты бросимся в разные стороны, дядя Костя останется внутри и запрет за нами дверь. Когда мы окажемся снаружи, этому гребаному Бонифацию уже будет не до того, чтобы дом поджигать. Да, он вооружен, но нас двое. Вот и посмотрим, кто из нас лучше охотник – он или мы. Согласен?

Юрка посмотрел на отца, который сидел, бессильно свесив руки вниз, на закрытое ставнями окно, пожал плечами: а есть другой выбор?

– Ну, значит, вперед, – кивнул Волин.

Прежде чем открыть дверь, они проинструктировали Варламова-старшего, как ему действовать, и он даже подвигал засов туда и сюда, чтобы в решительный момент не оплошать. Наконец решили, что пора.

Волин дал Юрке ломик, сам вооружился топором. Затаив дыхание они стояли перед дверью, вслушиваясь в звуки ночного леса. Где-то тут, совсем рядом, собирая сухостой, бродил враг. Нужно было бежать так, чтобы не попасть случайно под первый же выстрел.

– Ты влево, я вправо, – шепнул Волин Юрке, бесшумно отодвинул засов и сильно толкнул дверь.

В кисти его что-то хрустнуло, коротко вспыхнула боль, но дверь не поддалась. Он снова толкнул – на этот раз плечом. Дверь стояла, как вкопанная. Они навалились на дверь вместе с Юркой – никакого движения.

– Запер, сволочь, – в отчаянии проговорил Варламов. – Дверь бревном подпер, гад паршивый!

Волин молчал – удар был слишком силен. Единственный реальный план спасения оказался неосуществим.

Вдруг дядя Костя стал беспокойно принюхиваться.

– Кажется, горим, – проговорил он растерянно.

Юрка и Волин тоже почувствовали запах горелого. Тонкой струйкой дым втекал из-под двери в сени.

– В комнату, быстро, – велел Волин.

Они ринулись в комнату, закрыли дверь, ведущую в сени. В эти драматические мгновения мозг Волина работал быстро как никогда.

– Крыша, – сказал он.

Мысль была неочевидная, и Юрка ее не уловил, однако глаза дяди Кости осветились пониманием.

– Точно, крыша, – кивнул он.

И оба поглядели вверх. Младший Варламов посмотрел на них с изумлением: о чем речь?

– Ну да, – нетерпеливо сказал старший следователь, – избушка тяп-ляп сделана, самая простая, и крыша тут, скорее всего, не капитальная.

Он взял табуретку, поставил ее на стол, подергал дранку на потолке. Вниз с потолка с шумом упал камешек.

– Так я и думал, – удовлетворенно кивнул Волин. – Разберем кусок крыши, и я попробую вылезти наверх.

– А дальше что? – Юрка все еще не мог поверить в столь дикий план.

– Отвлеку Бонифация, а ты в это время выйдешь из дома и атакуешь его сзади.

Юрка только руками развел: атаковать – ладно, это можно. Но как он выйдет из запертого дома?

Как выйдет? Очень просто. И, в один миг распахнув ставни настежь, Волин ударил по остаткам стекла топором. Стекло зазвенело, посыпалось на землю, Волин мгновенно захлопнул ставни обратно.

– Эй, терпилы, вы там чего? – раздался с улицы голос бандита. – Икру мечете?

– Свежего воздуха захотелось, – отвечал Волин.

– Будет вам свежий воздух, – нехорошо усмехнулся Бонифаций. – Копчушка по-магадански называется.

Волин кивнул Юрке на окно, в которое понемногу вползал серый дым: развлекай его разговорами, а я полез.

Он снова влез на стол и стал торопливо проделывать в крыше дыру, отгибая дранку, сбрасывая на пол куски мха и камни. Юрка тоже влез на стол и стал помогать приятелю разбирать крышу.

Спустя пару минут в крыше образовалась достаточная дыра, чтобы Волин смог туда выбраться. Юрка поставил ногу, Волин оперся на его колено и, подталкиваемый младшим Варламовым, выбрался на крышу.

Изо всей силы толкаясь вверх, он неумело молился, чтобы Бонифаций не взглянул случайно на крышу в тот момент, когда он вылезет на нее. На несколько мгновений он станет совершенно беззащитным и достаточно будет одного выстрела, чтобы прекратить его бренное существование.

К счастью, пока он лез, Юрка тоже не ловил ворон. Он затеял разговор с бандитом, огрызки этого разговора Волин слышал, распластавшись на крыше. Юрка уговаривал Бонифация, чтобы тот хотя бы отца его выпустил.

– Выпущу – на тот свет, – смеялся бандит. – Теркам конец, раньше надо было рогом шевелить.

И умолк, демонстрируя явное нежелание вести переговоры.

Лежа на крыше, Волин на миг задумался: как спускаться на землю? Просто спрыгнуть вниз? Но земли в такой темноте не видно, а вдруг ногу подвернешь? Или попробовать все-таки слезть? Но это время, к тому же дым от подожженного бандитом зимовья уже лезет в глотку, того и гляди кашлять начнешь.

В конце концов Волин плюнул на все соображения и все-таки прыгнул. Приземлился очень удачно – на обе ноги – и тут же покатился по земле, смягчая удар. Остановился, замер на миг. Сел на корточки, потом выпрямился…

– Ну, здорово, ментяра! – раздался за его спиной негромкий голос.

Голос был такой спокойный, обыденный, лишенный всяких интонаций, что он даже не испугался. Даже мысли не возникло, что от такого голоса может исходить какая-то опасность. Волин повернулся на звук и увидел темную фигуру, которая целилась в него из карабина.

– Стоять, мусорня, – велела фигура. И спустя секунду добавила: – На колени.

Опускаться на колени Волин не особенно стремился. И не только потому, что стоять на коленях на голой земле мокро и противно, и даже не потому, что это унизительно. Стоять на коленях он не желал хотя бы потому, что стоящего на коленях человека очень легко ударить и даже убить. А ни того ни другого старшему следователю категорически не хотелось.

– Побазарим? – хладнокровно предложил Волин, косясь на дом, с другой стороны которого шел дым. Почему до сих пор не вылез из дома Юрка? Может быть, он просто не видит их? А может, они с отцом уже лежат без сознания в доме, отравившись угарным газом? – Побазарим по-человечески, без понтов…

– Нет, – покачал головой Бонифаций, – эту фишку я давно просек. Начинаешь базлать с одним мусором, а потом является второй и с ходу разряжает в тебя всю волыну.

Интересно, думал Волин, если сейчас броситься ему в ноги и попытаться опрокинуть, успеет он выстрелить? Если не успеет, то шансы еще есть, хорошие шансы. Вот только стоит он больно далеко, метров пять, не меньше. И карабин его неотрывно смотрит прямо Волину в лицо.

Вот ведь глупость-то, а! Погибнуть так по-дурацки, ни за грош и даже не при исполнении служебных обязанностей, а, считай, на бюллетене. Можно себе представить, как обозлится полковник Щербаков, когда узнает, что старший следователь Волин обманул его буквально на ровном месте. Можно представить, как будет он злиться, как страшно орать и топать ногами. А может, и не будет. Может, просто положит на гроб Волину букет красных гвоздик и скажет негромко:

– Судьба – индейка, жизнь – копейка. Так и не дослужился ты, майор, до подполковника…

Словно во сне увидел Волин, как дрогнул наведенный на него ствол карабина, и быстро проговорил:

– Погоди, есть разговор!

– Разговоры кончились, – отрезал Бонифаций.

– Тут неподалеку еще один схрон, – настаивал Волин. – Еще на два пуда. Только ты об этом не знаешь, потому что дядя Костя тебе не сказал. А я могу показать.

Волину в темноте почудилось, что черная фигура улыбнулась язвительно.

– Бухти, мусор, перед смертью не надышишься…

Щелкнул предохранитель. Волин хотел зажмуриться, но вдруг увидел, что за спиной Бонифация в кустах что-то шевелится. Сначала он решил, что это просто предсмертные глюки от страха, но тут дунул ветер, принес смешанный с гарью запах псины. Неужто Алтай вернулся? Эх, натравить бы его на врага! Кажется, Юрка что-то говорил о том, как его хозяин натравливает на добычу…

Волин внезапно свистнул – резко и коротко.

– Свисти-свисти… – начал было бандит, но тут за спиной его раздался злобный рык.

Обернуться он не успел – огромная косматая тень метнулась к нему из кустов, прыгнула на спину, рванула, начала трепать. Бонифаций завизжал тонко, как крыса, закрутился вокруг себя, пытаясь карабином ударить ненавистного зверя.

– Фу! – кричал он. – Фу, тварь!

Алтай мотнул головой и с хрустом оторвал кусок вражеской куртки. Однако это была пиррова победа. На короткий миг Бонифаций оказался свободен, и этого хватило, чтобы направить карабин на собаку. Пес замер с куском ткани в зубах, словно бы вдруг поняв, что сейчас случится что-то страшное.

Но тут из-за спины бандита возник кто-то очень решительный, взялся за карабин и буквально вывинтил его из рук Бонифация.

– Отдохни, – ласково сказал ему Волин и изо всей силы ударил прикладом в челюсть.

Бандит беззвучно повалился на землю. Алтай заскакал вокруг, выражая страстное желание немедленно порвать врага на британский флаг.

– Стереги, – велел Волин псу. – Если вдруг очнется – откусишь голову. А мне тут надо принять срочные противопожарные меры…