Макфэрон не ответил. Она провела ладонью по ремню, вытащила из кармашка фонарик и включила. Лицо шерифа было в крови, но веки от света затрепетали.
– Проверь Клэрмонта. – Он поморщился. – Сзади.
Прюсик посветила фонариком на пару запасных резиновых сапог и сорванную с держателя аптечку. Под лучом света блеснули осколки разбитых стекол.
– Его там нет. Должно быть, выбросило. – Поводив фонариком по сторонам, Кристина заметила на земле свежие следы, уходившие вдаль через поле. Однако самого Клэрмонта видно не было.
Макфэрон снова закрыл глаза. Подумав, Прюсик решила не рисковать и оставить шерифа на месте, чтобы не усугубить его состояние, вытаскивая из кабины. Она не стала отстегивать ремень безопасности и только забрала служебный револьвер, удостоверившись, что в барабане все шесть патронов на месте.
Внезапно болтающаяся на проводе рация захрипела и ожила:
– Шериф Макфэрон, это Мэри, прием.
Прюсик схватила микрофон.
– Мэри, это специальный агент Прюсик. Примерно в четырех милях к северу от заправочной стации на междуштатной автостраде произошла авария. Шериф Макфэрон ранен, находится в полубессознательном состоянии. Нам нужна скорая и полицейская поддержка. Срочно. Дональд Холмквист похитил меня и сейчас пытается скрыться. Уходит пешком. Насколько нам известно, именно он убил по меньшей мере трех девушек в Индиане.
Дождавшись ответа Мэри, Прюсик двинулась по полю к небольшой тополиной роще. Приблизившись к деревьям, она присела на корточки рядом с насыпью и прислушалась. Вдалеке широкой полосой светился горизонт. Не прошло и минуты, как над гребнем холма показался краешек полной луны. И тут же хрустнула ветка. Что-то шевельнулось в зарослях кустарника на границе поля. Чья-то тень нырнула за ствол дерева. Дональд Холмквист или Дэвид Клэрмонт?
Держа оружие в поднятой на уровень груди руке, Кристина медленно вела лучом от одного дерева к другому. Если здесь кто-то и прятался, то наверняка Холмквист. Клэрмонт отмалчиваться бы не стал и назвал себя. Убийца, скорее всего, следил за ней и готовил свой очередной ход. За следующим большим деревом вполне мог притаиться человек.
– Дональд Холмквист, это ФБР. Выходите с поднятыми руками. Вы арестованы за убийства Бетси Райан, Мисси Хупер и Джули Хит.
Ни звука в ответ – только стук ее сердца. Она сделала еще несколько шагов и, остановившись под темной кроной, посветила вокруг.
– Выходите, мистер Холмквист, – с поднятыми руками!
Прюсик взвела курок, впервые чувствуя себя охотником. Стреляла она хорошо – на своем курсе у нее были лучшие результаты, – и револьвер в руке помогал успокоиться.
– Холмквист, это ваш последний шанс. Сдавайтесь, – повторила она на автомате. – Если потребуется, буду стрелять на поражение.
Над головой треснула ветка. Холмквист падал на нее, раскинув руки. Прюсик успела выстрелить только один раз – в живот. В следующий момент он сбил ее с ног. Револьвер и фонарик вылетели из пальцев. Холмквист лежал на ней, хрипло дыша.
– Хороший выстрел, леди, – выдавил он между тяжелыми вдохами.
Прюсик ударила его коленом в пах.
Холмквист дернулся, но хватки не ослабил и даже еще крепче сжал ее запястья. Его лицо нависло над ней.
– Больше ты в меня не выстрелишь.
Стиснув оба ее запястья левой рукой, он правой задрал блузку и принялся ощупывать ее живот, словно примеряясь к чему-то. Для раненого он был удивительно силен.
Собрав всю свою ярость, Прюсик напряглась, вскинула голову и изо всех сил укусила Холмквиста за подбородок. Он застонал, врезал ей по щеке и попытался оттолкнуть. Она еще сильнее сжала зубы, прокусив плоть до подбородочной кости. Потом, высвободив одну руку, схватила свисавший с его шеи камень-амулет, одним коротким ударом вонзила убийце в ухо и для верности повернула. Убийца отцепился и, вероятно получив заряд адреналина, вскочил и бросился бежать. Прюсик торопливо обшарила землю и, к счастью, нашла и оружие, и фонарик.
Она выпрямилась и несколько секунд стояла, глядя в ту сторону, куда ушел Холмквист. Луна внезапно потускнела и скрылась за проплывающим облаком, словно договорившись о чем-то с беглецом.
Рана в живот – дело серьезное. Через эту часть тела проходят крупные сосуды и вены, и шансы на то, что пуля калибра 38 пройдет навылет, не задев ни одну из них, равнялись нулю. Потеря крови будет значительная.
Над верхушками деревьев снова появилась и повисла оранжевая, как мякоть манго, полная луна. На открытой местности найти следы Холмквиста будет нетрудно. Прюсик надеялась обнаружить его лежащим где-то неподалеку, скорчившимся на распаханной земле, но, как ни всматривалась, видела только оставленные плугом борозды.
Издалека донесся вой полицейских сирен, потом появилась цепочка мигающих огоньков. Прибытие подкрепления придало уверенности. Внезапно у нее на глазах небольшая неровность посреди поля странным образом опала и сровнялась с землей. Держа револьвер дулом вниз и подсвечивая фонариком, Прюсик спустилась по пологому склону, не приняв во внимание, что теперь со стороны дороги ее никто уже не видит.
Прямо перед ней на темной пашне виднелось еще более темное пятно. В борозде шевельнулась нога – нога Холмквиста. Прюсик осторожно приблизилась к раненому и, остановившись футах в десяти от него, посветила фонариком в лицо. Никакой реакции. Рубашка спереди почернела от крови. Она подошла еще ближе и тронула ногой его ногу. Тот же самый результат. Она опустила фонарик.
Дальше все случилось в доли секунды. Холмквист встрепенулся, изогнулся и, выбросив вверх ногу, выбил фонарик из ее руки. В следующее мгновение он вскочил и бросился на нее.
Прюсик машинально отпрянула, споткнулась и упала.
– Руки прочь от нее! – Кто-то, не замеченный ею раньше, вылетел сбоку из темноты и встал между ней и убийцей. – Прочь, я сказал! – взревел ее защитник.
Они схватились и уже вместе упали и продолжили схватку на земле. Встав на колено, Прюсик прицелилась в того, кто лежал под ее спасителем.
– Все в порядке, сэр, – сказала она мужчине в рваной рубашке. – Я представитель закона, специальный агент Кристина Прюсик. Пожалуйста, отойдите от подозреваемого.
Ее как будто и не слышали. Среди стонов, хрипов и мычания зазвучали взаимные слезливые обвинения. Прюсик даже опешила – уж не ослышались ли?
Она подняла руку и выстрелила в воздух.
– Отойдите от подозреваемого, сэр! Это приказ!
Ее спаситель заколебался, и Холмквист, воспользовавшись паузой, оттолкнул его, поднялся и неуверенно заковылял к темному краю поля.
На этот раз Прюсик не бросилась в погоню. Холмквисту осталось недолго, и она сама до смерти устала.
– Пожалуйста, мэм… – выдавил, отдуваясь, тот, который остался на земле, – не стреляйте в него.
Этот голос был ей знаком.
– Дэвид?
Он кивнул.
– Пожалуйста, не стреляйте в моего брата.
Прюсик опустила револьвер. Рука дрожала от напряжения последних часов.
– Я должна извиниться перед тобой, Дэвид.
Клэрмонт посмотрел вслед брату, который, пошатываясь, брел через поле.
– Я останусь с ним до прибытия полиции. Обещаю.
– Ты не забыл кое-что? Я представляю закон. Твой брат ранен в живот. Далеко он не уйдет. – Она окинула его оценивающим взглядом. – Тебя выбросило из машины во время аварии?
Он поднялся, нервно потирая руки.
– Мне жаль, что не помог раньше. Боялся, что подстрелят в этой кутерьме. – Клэрмонт продолжал смотреть в ту сторону, куда ушел брат, и только руки, совершающие непроизвольные, какие-то ломаные движения, выдавали захвативший его водоворот эмоций. Холодный лунный свет придал его лицу выражение, которое бывает у человека, взвалившего на свои плечи все тяготы мира.
– Мне надо идти, мисс Прюсик. Я должен его найти. – Клэрмонт повернулся и зашагал вслед за братом.
Кристина смахнула прилипшие к брюкам комочки глины. Сил остановить Дэвида уже не осталось. Наблюдать за его страданиями – настоящими страданиями, глубокими – было мучительно больно. Какими терзаниями отозвалась в нем эта родственная связь? Что испытывает Клэрмонт, чувствуя, как жизнь уходит из самого близкого ему человека?
Кристина покачала головой, отгоняя гнетущие мысли. Она уже не помнила, когда плакала в последний раз, но чувствовала, как слезы подступают к глазам. Судя по вспышкам света, озаряющим западный край неба, за холмом собралось пятнадцать или даже двадцать полицейских машин. Она еще раз посмотрела на восток, туда, куда ушел за братом Клэрмонт, повернулась и направилась к автостраде.
29
Солнце взошло под шумную какофонию громких криков и хлопанья крыльев красноплечих трупиалов, агрессивно защищающих свою территорию от чужаков. Ночью прошел сильный дождь, и от земли повсюду поднимался густой туман, из-за чего утром все вокруг выглядело как поле недавней битвы.
Передние колеса взятой напрокат машины забуксовали в грязи. Макфэрон переключил коробку передач в парковочный режим, решив не рисковать – поездка по размокшему полю могла закончиться тем, что он окончательно бы застрял. Заказ на новый полноприводный автомобиль только-только ушел, и прислать его обещали не раньше чем через неделю. Фермер, разбудивший его в половине пятого утра, настоял, чтобы он прибыл как можно скорее. Привыкший за долгие годы вставать чуть свет, шериф не стал будить Кристину, которая провела ночь в его доме в Кроссхейвене. Накануне, после всех пресс-конференций, обмена факсами и телефонных звонков между его офисом и ее офисом в Чикаго, она выглядела крайне уставшей.
Мирную тишину утра сегодня нарушили надоедливые птицы, поднявшие переполох возле живой изгороди менее чем в миле от того места, где все еще лежал разбитый и перевернувшийся «Бронко». Похоже, их что-то встревожило. Макфэрон взял с заднего сиденья сапоги, обязательный атрибут экипировки шерифа, и выбрался из машины. Левая рука висела на перевязи, плечи болели из-за сильного растяжения сухожилий. Следуя указаниям фермера, он двинулся по его следам через поле. Сапоги увязали в грязи, каждое неловкое движение отзывалось болью в пострадавшей руке. Через некоторое время Макфэрон уже вспотел и тяжело пыхтел, как после ударного занятия в спортзале. В пруду заливались квакши, но нестройный хор умолк, когда он, чавкая сапогами, проходил мимо.
«Да где же, черт возьми!» Шериф оглядел поле по периметру. Его внимание привлекли трупиалы, раз за разом пикирующие на густую живую изгородь. Не отличаясь размерами, они компенсировали этот недостаток злобой. Удивительно, но на него птицы никак не отреагировали, с его приближением не разлетелись. Кружась огромной стаей в безумном вихре высоко в небе, они снова и снова падали и взмывали ввысь над разросшимся кустарником. Макфэрон подошел ближе. Появившийся внезапно мужчина как будто махал ему рукой. Но в действительности не шевелился.
В первое мгновение Макфэрон напрягся, но потом двинулся дальше, уже медленнее, и остановился перед колючими щупальцами футах в десяти от запутавшегося в них человека. Зрелище было не из приятных. Рука мужчины висела в вертикальном положении, держась на указательном пальце, пронзенном устрашающего вида шипом. В разинутом рту мужчины виднелся окровавленный язык с отметинами, оставленными птичьими клювами. И как бы ни кричали, как бы ни бесновались трупиалы, человек оставался неподвижен, потому что был мертв и уже остался без глаз.
Макфэрон узнал коричневую рубашку, которая была на Дэвиде Клэрмонте в момент ареста в парке Эхо-Лейк. Полиция уже не разыскивала Клэрмонта. Более того, он помог спасти Мэдди Хит и Кристину. В глазах общественности и закона он за одну ночь превратился из психопата-убийцы в героя.
Вот только выглядел герой как жуткое пугало. По груди мертвеца сердито прыгал трупиал. Другие птицы проносились над головой шерифа, поднимая такой шум, словно он был очередной угрозой для живой колючей стены.
Видеть Дэвида Клэрмонта в столь плачевном состоянии было неприятно и больно. Тем более что Макфэрон сам распорядился возобновить поиски в этом районе только с рассветом. Как оказалось, идея была не так уж и хороша. Возможно, бедняга запаниковал, поддавшись какому-то темному внутреннему порыву, ощутить который мог только однояйцевый близнец. Возможно, потеря брата, пусть даже психопата-убийцы, ощущалась им как утрата важной части самого себя. Так или иначе, сцена была слишком ужасна и отвратительна, чтобы стоять здесь и предаваться невеселым размышлениям.
Макфэрон щелкнул пару раз камерой – испуганные птицы умчались в небо. Фермер, который нашел Клэрмонта, был прав. Чтобы пробиться через смертоносные шипы и вытащить тело, понадобится цепная пила. Была во всем этом и еще одна странная и необъяснимая деталь: Дэвид Клэрмонт запутался в колючих зарослях точно так же, как его брат Дональд Холмквист менее чем в миле от этого места.
* * *
События, развернувшиеся в государственном парке Эхо-Лейк и на фермерском поле к северу от Кроссхейвена, чудесным образом изменили ситуацию в Чикаго. От Прюсик все еще требовали представить полный отчет, но Торн уже отменил назначенное слушание по дисциплинарному нарушению и запланированную поездку в Вашингтон, целью которой было повышение в должности Брюса Говарда. Торн даже извинился перед Прюсик, которая, к ее собственному удивлению, не потребовала от него большего по телефону. Просто не увидела в этом необходимости.
Макфэрон отвез ее в аэропорт Кроссхейвена. До рейса еще оставалось время, и они сидели в машине у небольшого бетонного здания аэровокзала. Прюсик следила за точкой в небе, которая, приближаясь, становилась все больше. Это был ее самолет, последний рейс в Чикаго в этот вечер. Воздушное судно выпустило шасси и закрылки, плавно снизилось и ловко опустилось на бетонную полосу.
С той ночи Прюсик чувствовала себя неважно, но списывала недомогание на усталость. Закрыв глаза и откинув голову на подголовник, она задумчиво пробормотала:
– Ты когда-нибудь замечал, Джо, что жизнь так или иначе тебя догоняет?
– Извини, что? – Макфэрон накрыл ее руку на автомобильном сиденье своей ладонью и озадаченно посмотрел на нее.
Она быстро отдернула руку.
– Я тебе еще не рассказывала, а нужно…
– Что случилось, Кристина? Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что жизнь догонит?
Она сунула руку в сумочку, вытащила оттуда таблетницу и показала ему.
– Вот что я имею в виду. Это – при панических атаках. Это – чтобы успокоиться и уснуть.
– Объяснимо. Дело трудное, постоянный стресс…
Прюсик закинула голову и проглотила всухую две таблетки.
– Джо, ты не знаешь и половины всего. – Голос у нее был какой-то странный, глубокий.
Шериф вопросительно посмотрел на Кристину. На лбу выступили капельки пота, щеки покрылись красными пятнами.
– Ты в порядке?
– Хочу показать тебе кое-что. – Она с трудом, собравшись с силами, заставила себя выпрямиться и подняла нижний край блузки, показав длинный фиолетовый шрам на левом боку.
Макфэрон перевел взгляд со шрама на ее лицо и снова на шрам. В самом низу темнел струп, корочка на месте свежей раны. Когда она ее получила? Не в схватке ли с Холмквистом? Он не стал спрашивать.
– Ты ведь знаешь, Джо, что я проводила дипломное исследование в Папуа – Новой Гвинее?
Он кивнул.
– Что подтолкнуло меня к этому, я и сама не знаю. О чем я думала? Как мне это в голову пришло? Большой план Кристины. Отправиться в одиночку в незнакомую страну и изучать девиантное поведение тамошних горцев. Выяснить, сохранились ли еще представители некогда внушавшего ужас клана га-бонг га-бонг. Этот клан, Джо, практиковал каннибализм. Мне хотелось изучать каннибалов. Я хотела выяснить, определяется ли их поведение каким-либо наследственным компонентом или это можно объяснить культурной традицией. Мне хотелось понять, являются ли они живым доказательством существования психопатии среди примитивных народов.
Она поерзала, устраиваясь поудобнее.
– И вот однажды я отправилась к ним. Мисс Букари, моя главная информаторша, видела, как я вышла из деревни. – В голове у нее прозвучал пронзительный крик черного какаду, как будто она снова вернулась туда, и глаза затуманила бескрайняя дымка, а кожа покрылась грязной солоноватой пленкой. – Я знала, что клан га-бонг отличается вероломством, но все равно, прекрасно сознавая опасность, отправилась к ним по лесной тропинке. Теперь-то я понимаю, что замахнулась на непосильное или просто пережила какое-то временное помешательство. Мне ни в коем случае не следовало отправляться туда без поддержки властей, местных или центральных.
Макфэрон кивнул.
– У тебя действительно есть склонность к такого рода поступкам.
– Дело в том, что в то время я ничего не знала об аномальной психологии. Все мои познания основывались на нескольких прочитанных работах и были исключительно теоретическими. Я была свежей приманкой, завернутой в мокрые от пота штаны. Я сама сделала себя мишенью.
– Почему ты так говоришь, Кристина?
– Я понятия не имела, с чем имею дело. Сама накликала беду на свою голову. Представь – Папуа, глушь, до Порт-Морсби – неделя пути на речном катере. И я там, такая деловая, такая умная. Конечно, справлюсь, чего уж там. Зато какая получится диссертация – интересная, оригинальная. Я плачу за это до сих пор. – Она закрыла глаза. – Обрывки воспоминаний, флешбэки. Приступы паники. Триггером может послужить что угодно. Срабатывает в любое время, в любом месте. Как в этом деле. Совпадение.
– Что ты имеешь в виду? Какое совпадение?
Кристина посмотрела ему в глаза.
– Я не слышала, как он подошел. Маска из перьев, шнурок на шее, камень-амулет. Я там плескалась, у берега… – Она помолчала, словно не зная, стоит ли продолжать. Потом провела пальцами по блузке, вдоль шрама на животе. Тыльной стороной ладони смахнула пот со лба. – Он меня порезал…
– Послушай, вовсе не обязательно…
Она остановила его, подняв руку.
– Какое-то время мы боролись, маска соскользнула с его лица, и я увидела седоволосого мужчину, старика, как мой отец, – боже правый. – Противное кислое дыхание, резной камень, болтающийся у нее перед носом, – воспоминание вспыхнуло, яркое и четкое, как будто это было вчера. Оно ошеломило, застигло ее врасплох, но не остановило. – Я ударила его коленом и упала в реку. Слава богу. Единственное, что сделала правильно. Мне повезло. Если я разговариваю сегодня с тобой, то только лишь потому, что угостить меня камнем собирался старик, а не один из его печально известных сыновей. – Она заговорила с большей убежденностью: – Но в тот день я взяла верх и над ним, и над всем его омерзительным миром.
Макфэрон недоверчиво покачал головой.
– Эта хрень для тебя так и не закончилась, – мягко сказал он. – Мне жаль.
– В точку. – Кристина посмотрела вперед. – Это без вопросов. – Выражение ее лица смягчилось – лекарство заработало. – Я плыла по течению, как мне показалось, несколько часов. Не представляю, как получилось, что я выжила с такой раной. В конце концов меня принесло к какому-то причалу, на котором стояли обычные, в брюках и рубашках, люди. Они ждали паром. Все выглядело таким… таким чертовски нормальным, спокойным. – Она прикрыла глаза.
Макфэрон помассировал ей затылок.
– Так приятно. – Кристина вздохнула. – Я имею в виду, чувствовать твою руку на шее. – Она посмотрела ему в глаза. – Я завязываю с ФБР, Джо. Ты первый, кто это слышит. Все, финиш.
Шериф наклонился и заключил ее объятия.
– Не торопись. Не принимай решение сегодня. Обдумай все как следует. Ты проделала фантастическую работу. – Он поцеловал ее в макушку. – Ты рискнула и довела дело до конца. Я горжусь тобой. Не говоря уже о тех девчушках-скаутах. Уж им-то точно есть за что тебя благодарить.
Кристина вдруг обмякла, перед глазами поплыл туман, к горлу подступила тошнота. На мгновение ее взгляд зацепился за две мерцающие звездочки за ветровым стеклом.
– Не знаю, Джо, – устало пробормотала она, глядя в темнеющее небо. – Как две галактики – смотришь на них, и кажется, что они вот-вот столкнутся, но этого не происходит. На самом деле они даже не близки. Их разделяют миллионы световых лет, как и нас, Джо. – Она сморгнула слезы. – Может показаться, что мы соприкасаемся, но мы так же далеки друг от друга.
– Послушай. – Макфэрон взял ее за руку. – Большую часть жизни я сдерживал чувства. Ни к чему хорошему это не привело, только к огорчениям. Посмотри правде в глаза. Никогда не бывает, чтобы все получалось так, как нам хочется. Невозможно спасти всех. Иногда все, что получается, – это спасти себя самого. Вот я здесь, с тобой, и думаю: ну разве не обидно, если бы у нас не было шанса столкнуться?
Кристина подняла голову и посмотрела ему в глаза.
– Я знаю только одно, – сказал Макфэрон, – мне с тобой хорошо. И я не хочу это терять.
Не сказав больше ни слова, она поцеловала его. Они обнялись и сидели так до тех пор, пока рев двигателей промчавшегося по взлетной полосе девятнадцатиместного самолета не стих до далекого, едва уловимого гула. Последний рейс на Чикаго ушел.
Кристина подняла глаза и слабо улыбнулась.
– Похоже, мой отчет Торну поступит с небольшим запозданием. Опять.
– Похоже, так и будет, – сказал Джо, целуя ее в мочку уха. – Но я буду рад помочь вам всем, чем только смогу, специальный агент. Может быть, нам стоит заняться этим прямо сейчас. – Он резко отпрянул и прижал ладонь к ее лбу. – Ты вся горишь.
Она не ответила. Лицо ее и впрямь раскраснелось, на лбу и висках проступила испарина.
– Кристина?
Она попыталась пошевелиться, поморщилась и согнулась от боли.
Уже на выезде из аэропорта Макфэрон разогнался вовсю и по рации связался с местной больницей, расположенной в двадцати минутах езды.
* * *
Кристина пошевелилась. Над головой попискивал монитор, измеряющий ее жизненные показатели. Из правой руки тянулась к капельнице трубочка. За окном больницы виднелось уходящее вдаль поле с кукурузной стерней. Она нажала кнопку на пульте вызова сестринского поста.
– Итак, мисс Прюсик, как вы себя чувствуете сегодня?
Кристина попыталась сесть прямо.
– Нет-нет. – Медсестра нежно похлопала свою пациентку по руке. – Вам нужно лежать неподвижно, а иначе разойдутся швы. Сейчас вызову к вам врача. – У молодой медсестры было смуглое лицо и длинные темные, собранные в пучок волосы. Судя по имени на бейджике, ее фамилия Родригес.
Немного напрягшись, Кристина прочитала этикетки на подвесных пакетах с жидкостями, которые вливались ей в руку: в одном был довольно сильный антибиотик, в другом – незнакомая стероидная смесь. В палату вошел худощавый молодой мужчина, вероятно новичок, лишь недавно получивший медицинское образование. Голова и лицо были чисто выбриты. На нем был зеленый халат, на ногах – зеленые бахилы. На шее висел стетоскоп. Подойдя к кровати, он улыбнулся.
– И как сегодня себя чувствует мой первый пациент – агент ФБР?
– Пожалуйста, скажите мне, что вы не доктор.
– Вчера вечером, когда шериф Макфэрон привез вас сюда, я был дежурным хирургом, – сказал он, просматривая ее карту. – Так что, наверное, могу считаться доктором.
– Хирург? У меня что, аппендикс лопнул?
Молодой врач оторвался от карты и задумчиво посмотрел на нее.
– Нет, аппендикс у вас не лопнул. У вас инфекция. Вызванная вот этим. – Он достал из кармана халата флакон и протянул Прюсик.
Она узнала его сразу – та самая фигурка из камня, которую держал во рту Холмквист. Сердце тут переключилось в тревожный режим.
– Откуда это взялось?
– Если не возражаете, мне нужно посмотреть, как у вас дела. – Он отвернул стерильный марлевый тампон, осмотрел рану и вполголоса отдал какие-то указания медсестре. Потом посмотрел на монитор.
– Я жду, доктор.
– Этот каменный предмет я извлек из подкожных тканей вашего живота. Вы получили проникающее ранение – как именно, сказать не могу. К счастью для вас, брюшную стенку он не пробил. В противном случае все могло быть гораздо хуже.
Ее захлестнула волна паники. Она вспомнила, как пришла в себя после выстрела из тазера: блузка задрана, Холмквист водит пальцем по шраму на ее животе. Значит, оглушив ее, он разрезал кожу по шраму и вложил амулет в рану.
Монитор над головой запищал быстрее, и доктор попросил медсестру ввести успокоительное.
– Я так понимаю, вы подверглись нападению? – сказал он, массируя тыльную сторону ее ладони. – Могу предположить…
– Пожалуйста, доктор, передайте мой телефон. Мне нужно кое-кому позвонить. Это очень важно. Пожалуйста.
Она набрала номер доктора Каца и попросила врача и медсестру выйти на время из палаты.
– Он не убил меня. Не запихивал эту штуку мне в горло. Почему, доктор? – сразу начала она, как будто продолжая начатый мысленно разговор с Кацем.
– Возможно, из-за того, что вы ему сказали. Возможно, вы как-то его спровоцировали. Или застали врасплох – у вас это хорошо получается.
– Помню, он держал этот камень в зубах. Сказал, что был в музее, когда… когда я пыталась выступить там на открытии выставки. Я упомянула, что проводила исследование на Новой Гвинее. – Память сохранила лишь какие-то обрывки, отдельные моменты. Все смешалось и спуталось.
– Вот видите! – сказал Кац. – У вас обнаружилась связь – ваше исследование и его интерес к этим вещицам.
– Я бы не звонила вам, если бы видела настоящую связь.
– Вы сами рассказывали мне, как на протяжении тысячелетий папуасы из уважения к предкам вкладывали каменные фигурки в тела умерших. Вы сказали, что Холмквист украл эти камни из музея. Он знал об этой практике и сделал то, что сделал, из уважения к вам.
Прюсик коснулась пальцами хирургической повязки. Каким-то образом Холмквист обнаружил ее старый шрам. Она знала, что папуасы нередко помещали камни-амулеты в брюшную полость умерших членов своего клана. В извращенном сознании психопата, ломавшего шеи девушкам и заталкивавшего камни в их разорванные дыхательные пути, было ли хоть какое-то место для уважения к живым? Что-то здесь не сходилось.
– Уважение? По-моему, это слишком сильная натяжка, никак не соответствующая профилю Холмквиста.
– Не забываете ли вы о еще одном важном факторе, в свете которого ваша ситуация выглядит особенно уникальной?
Она закрыла глаза и медленно выдохнула. Голос Каца успокаивал.
– Конечно, я понимаю, что Дэвид Клэрмонт является частью этого уравнения.
Каким именно образом, оставалось пока еще непонятным, хотя накануне вечером, еще до того, как ей стало плохо, Эйзен сообщил, что на записях с камер видеонаблюдения за весну и лето обнаружены любопытные последовательности. В трех отдельных случаях – каждый раз в течение двенадцати часов после посещения Холмквистом выставки «Океания» – Дэвид Клэрмонт проходил мимо тех же точек наблюдения по маршруту, ведущему к коллекции камней-амулетов. Никаких доказательств реальной встречи Клэрмонта и Холмквиста в видеоархиве не найдено. Что привело Дэвида в музей – «видения», в которых присутствовала коллекция, или его личное увлечение резьбой по камню? Если видения, то становилась понятной причина неожиданных и внезапных поездок Дэвида в Чикаго. Он действовал под влиянием побуждения, стремясь найти недостающую часть себя, этого другого, которому тоже нравились камни, но который вытворял с ними нечто ужасное, отвратительное, невообразимое.
В видеоархиве музея также обнаружили запись с вечера открытия выставки. В небольшой кучке небрежно одетых гостей, несомненно воспользовавшихся возможностью свободного входа, выделялся молодой человек в темно-синих рабочих брюках и запачканной куртке. Большую часть его лица скрывал козырек бейсболки, но поза, жесты и походка не позволяли ошибиться.
– Мы не знаем, как Клэрмонт – так сказать, хороший близнец – мог повлиять на мысли брата-убийцы за несколько часов до их смерти. – Знакомый голос доктора Каца вернул ее к действительности. – Профиль не дает ответа. Дело в душе человека – в душах двух братьев, в стремлении заполнить пустоту внутри, в изломанной психике.
– Может быть, вы и правы, – вздохнула Кристина.
Кац, похоже, сплюнул. Наверное, отгрыз еще кусочек шариковой ручки.
– Может быть, да. Может быть, нет. Я не пытаюсь что-то объяснить, а всего лишь предлагаю возможные варианты. Конечно, случай странный. Генами можно объяснить не все. Приемные родители Клэрмонта – живое доказательство того, какое значение имеет окружающая среда. И, конечно, мы мало знаем, в каких условиях рос ваш убийца. А теперь вам надо отдохнуть. Поздравляю, вы всем им доказали, какой вы прекрасный специалист.
– Спасибо, доктор, за добрые слова.
Она попрощалась с Кацем, но подвести черту под всем случившимся не смогла. Мысль о том, что Холмквист засунул в нее камень, отзывалась тошнотой. Не ее ли шрам он имел в виду, когда говорил о «маленьком сюрпризе»? Неужели он действительно считал, что у них есть что-то общее? Сама эта идея была отвратительна.
И Клэрмонт. Его боль в тот момент, когда он ушел за братом в ночь, была столь явственной, что, просто вспоминая о нем, Кристина почти ощутила эту боль в себе. Понимал ли он, чувствовал ли, что и его жизнь тоже уходит? Ощущал ли утрату той связи, которая существовала еще до рождения, в утробе матери, с тех пор, как трещинка в яйцеклетке разделила их надвое? Представить такое Кристина не могла. И как Клэрмонт оказался в тех же колючих зарослях, что и брат? Она поежилась. Сам ли бедняга Дэвид нашел шипы или шипы нашли его? Ей доводилось читать, как один из однояйцевых близнецов впадал в отчаяние, узнав о внезапной смерти другого. Потеря того, кто знает тебя от и до, знает, каково тебе, кто понимает тебя без слов, – это страшный, сокрушительный удар. Даже если твой брат – чудовище, убийца. Бедный Дэвид Клэрмонт. Он старался изо всех сил, но у него не было ни единого шанса. От этой мысли ей самой стало больно.
В палату вошла медсестра, отрегулировала капельницу, и, к счастью, вскоре Кристина закрыла глаза – лекарство подействовало быстро.
* * *
– Привет, напарница, – прошептал Макфэрон, легонько коснувшись тыльной стороны ее ладони. – Что поделываешь? – Он положил свою ковбойскую шляпу в ногах кровати. – Проспала весь день напролет?
– На этой кровати хватит места для нас обоих, – сказала она, придвигаясь как можно ближе. Ей вдруг так захотелось почувствовать рядом его крепкое тело. Он наклонился, и они поцеловались.
– Ты ведь говоришь так не только под действием наркотиков? – Он потряс металлическую подставку для капельницы.
– Может быть, но разве это мешает большому и сильному шерифу воспользоваться удобным моментом?
Он снова наклонился и прижал ее к себе, как смог, своей единственной здоровой рукой.
Она ухватила его своей единственной свободной рукой и притянула к себе.
– Я так боялся потерять тебя, – мягко сказал он. – Не хочу терять.
– Ох, Джо, я тоже не хочу тебя терять. Знаю, я не всегда хороший человек. Извини за то, что не была с тобой откровенна. И за то, что сделала немало такого, что могло испортить тебе жизнь. Я…
– Ш-ш-ш… Хватит таких разговоров. – Он отстранился и нежно поцеловал ее пальцы.
– Джо.
Она смотрела и смотрела на него. Разве есть на свете другой такой же? Добрый, искренний, честный… По щекам покатились слезы.
– Я во многом ошибалась. Насчет столкновения наших галактик. Думаю… может, они все-таки смогут это сделать. Если ты все еще этого хочешь.
– Я все еще этого хочу, – прошептал он, и его улыбка наполнила ее ощущением покоя и довольства.
Она вздохнула и прижалась к нему, снова погружаясь в дремоту.
Сегодняшний день принес долгожданную передышку. Она благодарила судьбу за то, что осталась жива. Она выжила, и Джо тоже выжил, а значит, выжило и то будущее, что припасено для них обоих. На данный момент этого было вполне достаточно.
Эпилог
Сморщенный лист затрепетал на стебле от легкого ветерка, пронесшегося над пустым кукурузным полем. Накрапывал дождь. В воздухе вокруг дома престарелых в Блэки ощущался кисловатый привкус, хотя до открытых линкольновских шахт было добрых пять миль.
Информация поступила от дневной сиделки, услышавшей, как Эрл Эйвери, один из жильцов, рассказывает, сидя у телевизора, о двух своих ставших вдруг знаменитыми сыновьях – Клэрмонте и Холмквисте. Покопавшись позже в ящике комода Эйвери, сиделка обнаружила четыре старых письма от Бруны Холмквист, в которых женщина умоляла его прислать денег на содержание двух его сыновей – Дональда и Дэвида.
Фургон кабельного телевидения остановился через дорогу от парковки для посетителей. Новостная бригада «WTTX» быстро пересекла лужайку в направлении боковой двери, которую уже открыла предупрежденная заранее сиделка. Видеооператор вручил ей стодолларовую купюру – за хлопоты. За ним в здание проследовала высокая женщина-репортер в строгом брючном костюме желтовато-коричневого цвета и ярко-бирюзовом шелковом шарфе. Последним переступил порог техник, несший запасную аппаратуру – на случай, если что-то пойдет не так с прямой спутниковой трансляцией.
Сиделка молча провела их по коридору к палате 29, в которую вся бригада и проскользнула, никем не замеченная. Оператор включил яркую галогенную лампу, направив ее прямо в лицо прикованному к постели шестидесятиоднолетнему шахтеру. Эйвери открыл глаза.
– Проверка – раз, два, три, – привычно произнесла женщина. – Раз, два, три…
Оператор кивнул.
– Освещение хорошее. Звук готов, – сказал он. – Три, два, один…
– Добрый вечер, леди и джентльмены. Я, Маргерит Деверо, веду прямой репортаж из дома престарелых Блэки, штат Индиана. Мы находимся в палате Эрла Эйвери, прикованного к постели шахтера, недавно подтвердившего, что он является биологическим отцом Дэвида Клэрмонта и Дональда Холмквиста. Холмквист – убийца трех известных нам девушек. Он также несет ответственность за смерть психиатра, работавшего с его братом-близнецом, Дэвидом Клэрмонтом. Полиция подстрелила Холмквиста на кукурузном поле неделю назад; позже его тело обнаружили в зарослях колючего кустарника, где он, по-видимому, запутался, пытаясь бежать. По жуткому стечению обстоятельств, его близнец, Дэвид Клэрмонт, был найден мертвым днем позже – в таких же колючих кустах.
Маргерит Деверо переключила внимание на шахтера.
– Мистер Эйвери? – Она пожала старику руку. – Вы меня слышите?
Голова Эйвери покоилась на нескольких больших подушках. Открыв глаза, он уставился в пустоту.
Репортер склонилась над кроватью.
– Маргерит Деверо из «WTTX-TV», Индианаполис. Я бы хотела, чтобы вы ответили на несколько вопросов для нашей аудитории.
Резко выраженные скулы и кустистые брови определенно придавали ему сходство с Клэрмонтом и Холмквистом. Убрав седые волосы и некоторые морщины, можно было бы получить тот же комок глины.
– Я так понимаю, мистер Эйвери, что вы отец Дэвида Клэрмонта и Дональда Холмквиста. Это правда?
Слабая улыбка обнажила его изношенные желтые зубы.
– Дженни Спрауд, одиннадцатилетняя девочка, исчезла почти десять лет назад из лагеря угольщиков, где вы когда-то работали. Пенни Саймонс, тринадцати лет, пропала за два года до этого.
Маргерит Деверо полагалась на интуицию. Никаких доказательств против Эйвери, не считая генетической близости – если его сын Дональд Холмквист жестокий убийца, то таким же мог быть и отец, – у нее не было.
– Не могли бы вы, пожалуйста, сказать все еще скорбящим семьям девочек и остальным нашим зрителям, знаете ли вы что-либо о них? Мистер Эйвери?
Эйвери закашлялся и, не справившись с приступом, перевел взгляд на стакан на прикроватном столике.
– Хотите попить? – догадалась репортер.
Пока старик пил, она поддерживала дрожащую руку.
– Так как же, мистер Эйвери? Вам известно, что полиция только что обнаружила их останки в заброшенной шахте?
Ей удалось наконец завладеть его вниманием. Взгляд старика привлекла соблазнительная фигура под пиджаком. Приступ кашля повторился – антракоз, «болезнь черных легких», достиг последней стадии. Маргерит налила ему еще воды.
– Мистер Эйвери, так что насчет Дженни Спрауд и Пенни Саймонс, двух погибших девочек? Их семьи имеют право знать. – Она наклонилась ближе.
Рот Эйвери как будто просел. Легкие, покрытые шрамами от многолетнего вдыхания угольной пыли, с трудом втягивали воздух. Оператор сменил позицию, чтобы сделать снимок крупным планом, и старческие глаза посветлели.
Расстроенная, Маргерит Деверо опустила микрофон.
– Ты сказал, что он будет говорить, – шепотом обратилась она к технику. – Ну так что?
Голова Эйвери внезапно оторвалась от подушки.
– Да уж, если в пласте газ, обязательно взорвется, – пробормотал он и откинулся назад, хватая воздух хриплыми глотками.
Страдальческое выражение на лице старика репортершу ничуть, похоже, не тронуло. Ее слишком встревожило другое.
– Правильно ли я понимаю, что вам известно об этих убийствах? Полицейская экспертиза соберет нужные доказательства, дело лишь во времени.
Старый шахтер ухмыльнулся, показав камере зубы.
Маргерит Деверо, похоже, отчаялась добиться ответа.
– Снято, – сказал оператор, прекращая съемку.
Что-то щелкнуло – Эрл Эйвери нажал кнопку на пульте, подавая сигнал на сестринский пост.
– Извините. Это нарушение внутреннего распорядка. – Дверной проем заполнила фигура старшей медсестры. – Вы должны незамедлительно покинуть заведение.
Она проверила пульс Эйвери, сняла висящую на крючке кислородную маску, поместила ее на лицо страдальцу и отрегулировала расходомер на баллоне.
Медсестра и телевизионщики вышли из палаты, и Эрл Эйвери, провалившись в подушки, предался воспоминаниям.
Бруна… Он подцепил ее в каком-то баре в Чикаго. Крупная девушка со скандинавским акцентом. Ничего особенного, но тело… Оно разбудило в нем голод. Она допила свое пиво, и он, как подобает джентльмену, предложил проводить ее домой. Она согласилась. В пустынном переулке он прижал ее к кирпичной стене и получил свое. Очнувшись позже, он с удивлением обнаружил шишку на голове. Бруны уже не было. На этом все и закончилось. Потом, позже, от нее начали приходить письма на ломаном английском. Нелепые, жалостливые письма, в которых она умоляла дать денег, чтобы ей не пришлось отдавать одного или обоих их сыновей в приемную семью. Со временем письма прекратились, и он более или менее забыл о ней. Он и сам толком не знал, зачем сохранил письма, но было приятно думать, что у него есть сыновья.
Дрожащей рукой Эйвери потянулся за стаканом воды на прикроватном столике. Сделал большой глоток, пролив часть на подбородок, и отпустил мысли еще дальше в прошлое.
Позднее лето, когда ему было семнадцать. Стояла жара, и ему это нравилось, хотя работы на ферме хватало и приходилось подолгу оставаться в поле, собирать сено в тюки. Заготовленные на зиму тюки хранили высоко под крышей. Оттуда, из проема с цепным блоком, поднимавшим тюки, он и увидел ее – юную, соблазнительную дочку соседского фермера в струящемся платье в цветочек. Плотно облегающий лиф подчеркивал тонкую талию. Тело под платьем дышало и танцевало, и он скатился по деревянным ступенькам и дальше – в зыбкий августовский зной.
Эйвери улыбнулся – он всегда с удовольствием вспоминал тот давний эпизод.
Она вошла на кукурузное поле и, легонько пошлепывая пальцами по длинным зеленым листьям второго посева, исчезла между рядами, выбрав короткий путь к дому. Как будто невидимая рука потянула его за кольцо в носу, он последовал за ней в остывающий дневной жар, в кукурузу, раздвигая листья и толстые стебли, увязая тяжелыми рабочими ботинками в суглинистой почве. Прибавив шагу, он заметил мелькнувшее через два ряда яркое платье. Несколько минут он шел за ней, выжидая, пока она уйдет подальше от края поля. Сладковатый запах созревающего урожая затягивал все глубже. Жужжание перелетающих от кисти к кисти пчел сливалось в громкий, непрерывно давящий гул. По коже прошел зуд, как будто его накрыл муравьиный рой. Монотонное пчелиное жужжание ввинчивалось прямо в череп. Дыхание сбилось, он припал на колено, и в глазах померкло. Он царапал, скреб ногтями землю, словно ища утерянное зрение, потом свалился на четвереньки и уткнулся лицом в суглинок, всасывая грязь. Постепенно, мало-помалу свет вернулся – и с ним пришло новое желание, новое влечение.
Испугавшись, что потерял ее, он заметался, сломав несколько стеблей. Он носился вдоль и поперек рядов, сминая кукурузу, пока впереди, футах в пятидесяти, не увидел ее. Она шла все так же, неторопливо, раскинув руки и слегка касаясь широких листьев. Он больше не мог просто следовать за ней – голод уже пустил в нем корни. Забыв обо всем на свете, он устремился к ней, и она обернулась и вскрикнула. Он прыгнул, сбил ее с ног так, что вышиб дух, и обхватил руками ее лицо. Она сильно укусила его, и все равно он не испытал ничего, кроме радости. Найдя гладкий изгиб скул, он с той же огромной силой, с какой дергал цепь подъемника, свернул ей шею и услышал хруст. Он получил ее всю. Лежа на еще теплом теле, вдыхая запахи кукурузы и чернозема, он чувствовал себя по-настоящему живым.
Потом он отнес тело далеко в лес, в старую известняковую пещеру, которую сам же и нашел раньше. Осторожно спустился по крутому склону. Склонившись над ней в тусклом свете пещеры, он едва смог раскрыть лезвие перочинного ножа – так сильно дрожали руки. А потом воткнул тонкое лезвие из углеродистой стали под ребра. И устроил пир. Каждый кусок добавлял сил, и, укрепившись, он поднял тело на край глубокой вертикальной шахты в конце пещеры. Прошло, наверное, несколько секунд, прежде чем снизу донесся глухой звук удара.
Выбравшись из темноты с пустыми руками, он зажмурился от слишком яркого света, споткнулся, упал и сломал лодыжку. Теперь, когда он лежал на больничной койке, воспоминание о том дне мгновенно отозвалось болью в ноге. Но оно стоило этой боли, ох стоило. Стоило любой боли.
Благодарности
Я благодарен моему замечательному агенту Элизабет Уид за то, что она приняла меня, вложила в меня свое время и труд и никогда не теряла энтузиазма, веря в эту книгу. Она поддерживала проект и довела меня до финиша. Большое тебе спасибо, Элизабет! И спасибо вам, Стефани Сан, за неизменную помощь. Не могу выразить всей благодарности моему дорогому редактору Нэн Гейтвуд Саттер за то, что привела меня к Элизабет, за ее острый глаз и здравое суждение в отношении моего замысла.
Я также признателен ответственному редактору Эндрю Бартлетту за его энтузиазм. И спасибо всей команде «Amazon Publishing»: Джессике Фоглеман, Жаку Бен-Зекри, Лесли Ларю и Риме Аль-Забен. Вы заслуживаете высокой оценки за свой профессионализм, компетентность, вежливость и прежде всего за то, что дали мне почувствовать себя настоящим партнером в вашей команде. Особая благодарность Кейт Чайновет за ее свежий острый взгляд, которым она, как лазером, вычистила книгу и помогла сделать историю лучше. Спасибо тебе, Кейт!
Пэт Симс и Крис Ноэль обеспечили столь необходимую обратную связь на ранних этапах работы над книгой и заставили подняться на более высокий уровень.
Спасибо моей сестре Сьюзен Ричардс – она и сама писательница, причем талантливая, – которая с самого начала всем сердцем верила в то, что я пишу, подбадривала меня и призывала не сдаваться. Благодарю, Сьюз!
Спасибо Натаниэлю, Маргерит и Эвану. Для меня большая честь быть их отцом, потому что они так многому научили меня в отношении себя самого; без них я был бы лишен величайшего дара – возможности показать детям, какой результат могут принести упорство, решимость, трудолюбие и вера в свои силы.
И более всего я благодарен моей жене Кэмерон, которая ни разу не усомнилась во мне и не нашла для меня ни одного сердитого слова за все те часы, что я провел наверху за писательством. Ты – мое благословение.