Оля постаралась: со всей ответственностью и принципиальностью банально настучала шефу о чудовищных нарушениях, последовал вызов на ковер. Валерий Семенович не любил выносить сор из избы, поскольку и в самом безгрешном месте найдется одна гнида, которая распространит слухи по городу и обязательно приврет. Он вызвал только группу Терехова, но всех не пустил в кабинет, оперативников, включая Вараксина Феликса, оставил за бортом. И начал Валерий Семенович не с кнута, а обратился к Ольге, она тоже здесь присутствовала – как же без доносчицы обойтись:

– Следователь Коноплева, ваши претензии к следователю Терехову. Повторите все, что услышал я.

Не ожидала она, что Валерий Семенович с нее начнет, одно дело нашептать на ушко, другое – огласить во всеуслышание, глядя в глаза тем, кого подставила.

– Но я вам говорила… И написала.

Большой начальник в прямом смысле – он просто огромный – повернул голову и адресовал ей приказ:

– А теперь повторите.

И пришлось Ольге рассказывать в подробностях, так как Валерий Семенович перебивал и уточнял детали. Наконец она закончила, взяв агрессивный тон:

– Вы сказали – претензии? Да, это так. Результаты дактилоскопической экспертизы отпечатков и волос, найденных на теле женщины, были готовы почти сразу, ведь Терехову везде зеленый свет, он у нас на особом счету. В акте числа стоят, когда приступили и когда закончили, но почему о результатах до сих пор ничего не известно, почему они лежат в папке у Огнева в кабинете? Я могу ответить: потому что улики указывают на Вараксина. И Огнев вместе с Тереховым покрывают подозреваемого.

Валерий Семенович повернулся к насупившемуся Огневу:

– Что скажете, Станислав Петрович?

– Да, задержали, – сознался тот и повернулся к Ольге, отчеканив: – Потому что в результате анализа результатов возникла необходимость провести еще два исследования, но более сложных. – Потом снова к начальству развернулся. – Согласитесь, Валерий Семенович, такого спеца, как Феликс, обвинить в убийстве… непросто. Мы обязаны доказать его причастность либо опровергнуть подозрения. Когда приехала Ольга, я готовил полный отчет, поэтому папка лежала на столе.

– И что в итоге? На словах.

– Да, отпечатки Вараксина, – кивнул Огнев и достал папку из сумки. – Клочок спутанных волос тоже его. Брелок тоже его. Я попросил Феликса отдать мне кольцо с цепочкой, на которой висел брелок. Работа проделана ювелирная, вот… посмотрите фотографии, это макросъемка, так сказать, наглядно показано, можно увидеть, в чем суть.

Валерий Семенович взял несколько фотографий, просмотрел их, но ничего не понял, уставился на Огнева, приготовившись слушать.

– Цепочка литая, а насечки сделаны, имитируя соединения колец цепочки. То есть брелок и кольцо для ключей намертво прикреплены. А как отсоединить?

– Только распилить, – догадался Валерий Семенович.

– Верно! – хлопнул себя по колену Огнев, воспрянув духом. – Цепочку кто-то перекусил, и это был не Феликс. Кстати, стакан, на котором обнаружены свежие отпечатки Феликса, оказался единственным в доме убитых.

– Убитых? – заострил внимание Валерий Семенович. – И женщина?

– Об этом чуть позже доложит Терехов. Я о бумажном одноразовом стакане с ламинацией хочу сказать. В доме нет ни одноразовых стаканов из пластика, ни из комбинированных материалов, ни из бумаги. Как же попал туда единственный стакан с отпечатками Феликса? Сам принес и кинул на видное место? Как и клочок волос? Это явная подстава, при этом работа грубая, неумная.

– Разрешите мне теперь? – вступил в диалог Павел.

– Я слушаю, – кивнул Валерий Семенович.

– Акт Кориков не написал, но сообщил, что жена убитого была отравлена быстродействующим веществом на основе цианида. Мы повторно провели обыск в доме убитых, изъяли посуду. Содержимое мусорного ведра тоже отправили на экспертизу, при первом обыске пересматривали и оставили как есть. Поэтому, Оля, отчет задержан. Твои обвинения Станислава Петровича и меня, а также Феликса беспочвенны.

– Что ж, извините, – нашла в себе силы выговорить она.

– Даже если бы задержали, – продолжил Павел, – мы поступили бы правильно. Я никогда не поверю, что Феликс убийца с замашками киллера, способный отправить сразу двух человек на тот свет, тем более своих друзей. И доказать его невиновность – наша обязанность, для этого все средства хороши.

– Вы, Ольга Романовна, нарушили этические нормы в нашей системе, это недопустимо, – без интонации произнес Валерий Семенович.

Впрочем, он всегда говорит ровно, не выделяя фразы и отдельные слова интонациями, однако на этот раз хоть он и произнес фразу на одной ноте, а прозвучала она жестко. Ольга уловила: шеф сердит, уж его-то она не намеривалась злить, напротив, старалась умаслить, продемонстрировать профессиональный уровень, только ничего не получилось. Ей бы извиниться еще раз, что ввела в заблуждение, не разобравшись, но себя-то она не считала виноватой, а потому сухо сказала в ответ:

– Я не нахожу нарушений с моей стороны. Если содержание папки никто не должен видеть, почему она лежала на столе?

– Вы, кажется, ничего не поняли. В нашем ведомстве негласные правила, конкретно здесь, – опустил указательный палец на стол Валерий Семенович. – Все обязаны их знать. Это первое и последнее предупреждение, дальше увольнение.

Все трое вышли из кабинета, Огнев, буркнув «до встречи», побежал к выходу, не желая общаться с Ольгой, она чеканным шагом пошла по длинному коридору, Павел догнал ее:

– Стой, Оля! – Когда Терехов подошел к ней, она приподняла подбородок, дескать, я вся внимание. – Если у тебя экзистенциальная вражда с Феликсом, это не значит, что ты имеешь право его топить.

Павел попал в точку, именно вражда. Не только с Феликсом, который ее не выносил еще в бытность судмедэксперта, а сейчас она в их команде – воспаленный аппендикс, который нужно срочно удалить, иначе умрет весь организм. Была еще одна причина, мешающая в первую очередь ей: когда появился Павел – интеллигентный, выдержанный, уважительный даже к бомжам, пусть не красавец в общепринятом смысле, так ведь и она не топ-модель с обложки журнала, но все при ней. Оля решила: он – ее судьба, последний шанс. А Терехов оказался бесчувственным чурбаном, что обижало. Нет, как будто она хромая и горбатая с перекошенной рожей! Когда Ольга поняла, что Павел не воспринимает ее даже в качестве временного секс-партнера, в ней что-то сломалось, а от любви до ненависти, как говорится…

– А как бы ты поступил на моем месте? – спросила она после паузы.

– У меня нет привычки заглядывать в чужие рабочие папки, следовательно, не знаю, – отчеканил чурбан Павел начальственным тоном, так ведь он и есть ее начальник, о чем неоднократно напоминал. – Не понимаю одного: зачем ты, не разобравшись, не поинтересовавшись хотя бы у меня, что это за улики, как мы с ними работаем, и почему помчалась доносить?

– Тебе знакомо такое слово – долг?

– Это не долг, Оля, а нечто другое, сама реши – что.

– Не имело смысла к тебе обращаться, ты бы все равно начал покрывать Феликса. Разве нет?

– Я бы начал не покрывать его, а защищать.

– Это одно и то же…

– Нет, не одно и то же, – резко оборвал ее Павел. – Я уверен, Феликс никогда не пошел бы на преступление…

– Я его знаю дольше…

– Слушай, Оля, мы уже не сработались, как будем жить дальше?

– Считаешь, мне надо уйти? – Вопрос прозвучал с вызовом.

– Я предлагаю тебе подыскать для стажировки другого следователя, с которым комфортней будет работать. Тебе пойдут навстречу, я это знаю наверняка. У тебя же ни с кем из ребят нет взаимопонимания. Это нормальный выход в сложившейся ситуации, удобный для всех.

– Не дождешься. Скорее, ты поменяешь своих ребят на других.

– Не дождешься, – вернул ей обещание Павел.

Больше не вступая с ним в бессмысленную полемику, Ольга двинула дальше по коридору быстрым шагом, а он шел в медленном темпе, пока она не скрылась в проеме, за которым лестница. И вот тогда Павел ударил кулаком в стену со всей дури, теперь боль перекрыла злость – нормальное состояние в данном случае. Войдя в кабинет, Павел задержался на пороге, встретившись с тремя парами глаз, а в них один живой вопрос. Он не стал мучить ребят, прямо на пороге сообщил:

– Все нормально, мы выиграли.

А потом прошел на свое место, уселся за стол, взглянул на ребят, у двоих были глаза испуганных сурикатов. Начал Женя Сорин, второй «сурикат», поджав губы, с подозрением уставился на Терехова, у которого сложилось впечатление, что он сейчас встанет и уйдет прямо в деревню, где работал участковым:

– Ничёсе… Пал Игоревич, а что происходит?

– Я думал, вам Феликс расскажет, – опустил глаза Павел.

– А он заболел: стал глухим и немым. Пал Игоревич, вы не хотите отвечать на мой вопрос? Нет, я не обижусь, но… не пойму вас.

М-да, Женька серьезен как никогда, это плохой симптом. Павел взглянул на Феликса, но тот сидел, по привычке вытянув ноги и скрестив на груди руки, и смотрел в окно, что уж он там видел – вопрос. Одно понял Павел: если сейчас промолчит, обидит ребят, последствия обиды непредсказуемы, стало быть, отдуваться придется самому.

– Конечно, Женя, вы должны знать, – наконец произнес он. – Просто поймите, говорить об инциденте стыдно… стыдно за то, что такое могло произойти у нас. Но обошлось, могло быть хуже.

Не мог Павел знать, что ошибается и что самое худшее будет впереди. Впрочем, где-то внутри червячок сомнения точил, но это, решил Павел, остаточное явление от того, что на совещании боялся не убедить Валерия Семеновича. А пока червячка заглушил и взялся за нелегкий труд рассказать, как Феликса кто-то подставил. После длинной паузы, когда ребятам нужно было переварить новость, а также отбросить черную мысль, что от них скрывали подставу, значит, не доверяли. Неприятно, но все же это мелочи, главное – произошла весьма загадочная история, эту загадочность уловил Женя и с выражением изумления произнес, как бы рассуждая сам с собой:

– Грубо подброшены улики, грубо… А почему их подбросили так явно? Времени у преступника или преступников было много: целая ночь, трупы обнаружили только к вечеру следующего дня, могли бы и постараться. Как-то вне логики. Можно подумать, будто Феликсу просто подстроили неудачную шутку, думаю, у него найдется немало недругов среди освободившихся криминальных элементов… Только шутка слишком злая, ведь убиты два человека, к тому же его друзья. Не-не, Пал Игоревич, не стоит себя успокаивать выигрышем. Паршивенько выглядит история с уликами.

– А мне интересно, где взял преступник стакан со свежими отпечатками Феликса, – промямлил Вениамин.

– Всем интересно, – буркнул Феликс, – мне тоже.

– А не надо пить где попало и что попало, – не поскупился на шпильку Женя. – И эта Коноплева… Марихуана Горгоновна… не вовремя вернулась, не вовремя к Огневу зашла. Ей обязательно надо раздуть из мухи слона. Замстила она тебе, Фил, замстила, как только повод получила. Пал Игоревич, я боюсь ее.

Марихуаной Ольгу прозвал Феликс, ну и всеми производными из конопли препаратами тоже он ее награждает, нисколько не церемонясь. Не удивительно, что и она, получив ударный повод, решила не просто отплатить ему той же монетой, а сразить наповал. Однако Терехова неожиданно напрягли слова Жени, раз и у Сорина роятся те же мысли, что у Павла, то глупо уговаривать себя успокоиться.

Одно тревожило: нет никаких версий насчет улик, вопрос не стоит – кто? К преступникам следствие приходит постепенно, вопрос другой: что это? Если намек, то на что? Если подстава, то почему непродуманная? В голову не приходило понимание данной ситуации, а предчувствие опасности укоренилось. Сейчас от Павла зависит моральный климат в группе, он отвечает за все и всех. Ребята никогда не слышали его командного голоса, Терехов корректен, а тут вдруг разошелся:

– В общем, слушайте внимательно и считайте мои слова приказом. Нигде никогда не оставлять одноразовые стаканы, не пить там, где эти стаканы предоставляются. Приказываю носить с собой бутылки с водой, но! Никогда и нигде не оставлять даже на полминуты. Из этого графина… – указал Павел на окно, – из него тоже не пить. В кафе не ходить, перебьетесь бутербродами.

– И что, вот так прямо и будем с бутылками ходить? – бросил реплику Сорин, в ответ получил рычание Терехова:

– Да! У всех есть сумки, туда и бросайте свои бутылки, бутерброды делайте дома, все ясно?

– Так точно, – вразнобой ответили Веня и Сорин, который добавил: – А недалеко столовку открыли, я туда заглянул. Чистота, красота, вилки-ножи дают, вкусно, красиво подают – как в ресторане, только без официантов, самообслуживание. Можно мы сегодня напоследок сходим, а потом…

– Нет, – продолжил поражать тиранией Павел. – Вилку твою подберут, а потом мы найдем заколотый ею труп?

– Тогда нас спасет только Настя, – вздохнул Сорин. – Она готовит на уровне ресторанных поваров.

Он еще хотел поумничать, но зазвонил телефон Терехова.

– Павел Игоревич, это я, Антон.

– Слушаю тебя, – сказал Павел. – Есть новости?

– Да, мы провели тестирование, по первым результатам…

– Извини, Антон, – пришлось перебить Павлу, – мама звонит, это что-то срочное. Я перезвоню… Да, мама?

– Тамару увезли в роддом. Я поехала с ней.

Часть третья

Не верь, не бойся и будь спок

Завтрак. Идиллия. Улыбки, смешки, переговоры, внимание к Тимочке, а как счастлив ребенок… И только один представитель дружной семьи не вписывался в общую идиллическую картину, то есть одна – Зоя Артемовна. Она напоминала чопорную гувернантку английского происхождения, у которой постоянная аристократическая мигрень. Вчера приехала поздно, в двенадцатом часу ночи, разговаривать с сыном не захотела – устала.

– У меня примерно три часа свободного времени, – сказал Павел, обращаясь, к неудовольствию матери, к бывшей жене. – Лора, ты разрешишь взять Тиму? Хочу его в развлекательный центр свозить, а то скоро времени вообще не будет.

– Мама… – начал клянчить мальчик. – Пожалуйста…

– Павлик, ты его балуешь, – сказала Лора. – Это не приведет ни к чему хорошему, дети вырастают эгоистами.

– Тимофей вырастет отличным парнем, – заверил он. – Да, мама?

– Тебе видней, – проскрипела, как старая телега, которую давно не смазывали, Зоя Артемовна.

– Слышала? – повернулся он к Лоре, улыбаясь. – Мне видней. Тимофей, по коням! У тебя пять минут, отсчет пошел.

– Есть, товарищ капитан! – подскочил Тима, отдав честь.

И убежал собираться. Поднялась и Зоя Артемовна:

– Надеюсь, сын, ты и меня подбросишь?

– А вы куда, Зоя Артемовна? – подскочила Лора.

– В роддом, моя подопечная родила.

– Как родила? – растерялся Павел. – Ты же вчера говорила…

– Да, говорила, но женщины, сынок, рожают и в час ночи, и в три, и в пять утра… Странно, что ты, следователь, этого не знаешь.

– Ну и кто родился?

– А тебе какая разница? – пожала плечами Зоя Артемовна. – Я пошла одеваться, без меня не уезжайте.

Ему и Тиме пришлось ждать в машине любимую маму и бабушку, даже такую пасмурную Тима любил ее, он обрадовался ей, когда она вышла из подъезда, запрыгал на сиденье. А она с мрачным лицом села впереди, ворчливо заметив:

– Ммм, ты и кресло купил для Тимочки. Мне в фермерский магазин, нужно купить молочных продуктов для Тамары.

– Тимофей, пристегнись, – скомандовал Павел и, тронув машину с места, миролюбиво предложил маме:

– Так и мы едем в торговый центр, там есть фермерский отдел. Я отдам Тимофея аниматорам, а мы с тобой посидим в кафе и поговорим.

– Зачем? Не переживай за меня, мне и так ясно. У тебя все прекрасно, на работе и дома, поднимаю руки, я смиряюсь. Но извини, сейчас Тамара выйдет из больницы, меня вы долго не увидите, буду жить у нее, возьму отпуск. А потом… потом видно будет.

– Ты не можешь знать всего, но выводы сделала, это неразумно, может, выслушаешь своего сына? Я тебе кое-что покажу, вот тогда тебе и станет ясно. Пожалуйста, мама, наберись терпения.

Да, атмосфера накалялась, нужно срочно остужать накал, хотя Павел не собирался до поры до времени ставить мать в известность о своих намерениях насчет Лоры. Но мать явно в бешенстве, что-то себе нафантазировала, в конце концов, ему небезразлично ее здоровье, а она очень нервничает. В том же кафе, что и прошлый раз, он усадил не подобревшую Зою Артемовну за столик, заказал кофе обоим, после этого спросил:

– Ма, все-таки, кто родился?

– Тебе надо? Ты и узнавай.

– Ого! – улыбнулся он, не идти же на конфликт с родной матерью. – Ты серьезно настроена против меня.

– Еще бы! Вижу, у вас с этой… гадючкой! У вас все прекрасно! Воркуете, как будто не разводились, у вас прямо мир и лад, а я полмесяца вынуждена терпеть постороннего человека в своей квартире.

– Тебя же дома почти не бывает.

– Да! Не бывает. Потому что меня тошнит от ваших сю-сю. Значит, сына ей ты все-таки сделал, я правильно поняла?

– Неправильно. Вот, читай.

Он протянул ей сложенную вчетверо бумагу, но Зоя Артемовна не взяла, каждую его попытку наладить контакт она игнорировала, поэтому презрительно покривила губы:

– Это что?

– Результат тестирования ДНК.

– На словах расскажи. Коротко.

– Хорошо, – не стал он спорить. – Тима сто процентов не мой ребенок. Как я и предполагал, Лора обманула нас.

– Тогда я тебя совсем не понимаю, – завелась Зоя Артемовна, чуть повысив голос. – Почему она до сих пор у нас? Нет, живет, хозяйничает, будто так и надо! Почему не выставишь ее вон?

– Сейчас объясню, ты только успокойся. Она нас обманула дважды. У меня пока нет на руках доказательства, но вчера Антон сообщил, что Тима не является и сыном Лоры.

– Что… что-что? Как ты сказал?

– Повторяю, ни я, ни Лора не являемся родителями мальчика. Тима совершенно посторонний нам обоим.

Тут уж Зоя Артемовна забыла, что сердита на сына, она потерялась, так как сразу тревожно екнуло сердце от чудовищной новости. Все могла предположить, только не сюжетик из бульварного романа, однако в данном случае бульварщина касается ее семьи, а это сильно настораживает, напрягает, пугает.

– Как так? – произнесла Зоя Артемовна потухшим голосом. – А откуда у нее ребенок? Нет, этого не может быть, Тима называет ее мамой, он уже большой мальчик… Не украла же она ребенка?

– Не похоже, – покачал головой Павел. – Может, Лора воспитывала его с раннего детства?

– Лора – воспитатель? Пеленки-распашонки? Шутишь? Боже мой… – схватилась за голову Зоя Артемовна. – Она же вся фальшивая с ребенком, ее поведение, забота – демонстративные, для нас показ. Да, Лора показывает, как любит сына и тебя, умильно смотрит на вас обоих. Господи, я педагог со стажем, а только сейчас дошло. А ведь любовь в показухе не нуждается, это же простой вывод. Нет, как она решилась? Ведь отцовство устанавливается сейчас несложно.

– Тем более мне установить, – согласился Павел, усмехнувшись. – Правда, пришлось это делать тайком. Лора надеялась, что я лох дремучий – при ее необразованности, хоть и с дипломом о вышке, с ее самомнением это реально. Я, мама, думаю, Лора преследует некую задачу, мне хочется знать – какую.

– На шею нам сесть, что, собственно, ей удалось.

– Посмотрим. Сейчас хочу прощупать Тиму, я намеренно его ни о чем не расспрашивал раньше, чтобы ему нечего было рассказать Лоре, она же мальчика наверняка расспрашивала, как мы провели время. Ну, а как это сделать, я пока не представляю. Ты не могла бы нам помочь… м… советом?

– Кому – вам?

– Феликсу и мне. Вон он идет.

Действительно, тот шел к ним размашистым и твердым шагом, Павел порадовался за него: сегодня Феликс выглядел более оптимистично, а не кисло, как последнее время. Зое Артемовне нравился друг сына, да все ребята, с которыми Павел работал, очень нравились ей, ничего нет хуже, когда приходится работать с неприятными людьми. Феликс поздоровался, плюхнулся на стул и, указав на Павла пальцем, сказал тоном приказа:

– Кофейку мне. Кружечку, а не мензурку для калеки.

В зале не было официантов, Терехов отправился к стойке за кофе, тем временем Зоя Артемовна, рассмеявшись, поинтересовалась:

– Как ваш малыш?

– Растет, – расплылся в улыбке Феликс. – Крикун, слышно его аж на первом этаже, когда голос подает, а мы с Настей не высыпаемся. До шести месяцев спал целыми днями, потом решил бодрствовать. Зуб один вылез.

– До чего ж вы красивая пара с Настенькой, вот бы и мой…

Но тут вернулся Павел, а за ним и официант пришел с кружкой, потом благодаря Феликсу покатилась беседа легко и свободно на разные темы, к сожалению, недолго. Скоро Зоя Артемовна засобиралась, она же еще ничего не купила, но просьбу сына помнила:

– Тиму расспрашивать желательно в процессе увлекательной игры. Задайте вопрос, как только мальчик ответит, сразу переключайте его внимание на что-то другое. Но помните, что он очень умный, возможно, вам мой совет не поможет.

– Ма, – задержал ее руку Павел. – Кто родился?

– Я тебе все сказала.

Зоя Артемовна выдернула руку и прошествовала к выходу. Естественно Феликс не мог не удовлетворить любопытство, хотя прекрасно понял, о чем речь:

– Кто родился? Где родился? У кого родился?

– Мама не говорит, кто родился у Тамары.

– Вон оно что, ты стал папашей. Так мы сейчас узнаем. – Он достал смартфон, нашел номер, ведь его Настя не так давно побывала в роддоме. – Я забыл фамилию Тамары…

– После смерти мужа она вернула свою фамилию – Туманова.

– Алло, девушка, тут к вам поступила Тамара Туманова, хотелось бы знать, кто у нее родился… Муж, конечно, спрашивает, кто ж еще… – И шепотом сказал Павлу: – Сейчас посмотрит… Да-да, я здесь, девушка… Простите, еще раз, не понял… Точно?.. Вы не ошиблись?.. Что вы, я рад. Спасибо, большое спасибо…

Феликс положил смартфон на стол, скрестил руки на груди и выпятил нижнюю губу. Павлу эти приемы знакомы, он на них давно не покупается, посему просто стукнул по плечу друга:

– Не наигрывай, артист. Кто?

– Ну, знаешь, артистом меня ты зря обозвал. Короче, у Тамары, но не у тебя, как я понимаю, в общем, мальчик… – Феликс сделал короткую паузу, но мысль не закончил, затем добавил с сочувствием: – И девочка. Целых двое. Ладно, ты тут сиди, переживай, можешь поплакать на радостях, а я пошел за Тимофеем.

Ребята проводили опросы вместе и…

…отлично сработались: то, что пропускал один, подхватывал второй, конечно, работали и поодиночке, когда Терехов давал конкретное задание. Но так бывает, когда расследование движется, а сейчас оно стоит на месте, кажется, его и бульдозером не сдвинуть, как выразился Сорин. Они последовательно звонили по номерам то Веры, то Руслана, чтобы прокачать контакты двух телефонов, а контактов много. Естественно, они побывали на работе Веры – по нулям, во всех отношениях она положительная, врагов не имела, да и какие враги в Центре изучения иностранных языков, где Вера работала преподавателем французского.

– Терпение, только терпение, – утешал Вениамина Женя после очередной неудачи. – Ну, пролетели опять, нам слишком часто везло, а это нарушение баланса. Да, человек привыкает к везению, потом после первой же неудачи видит жизнь в негативном свете, ноет, на всех дуется, будто виноваты все вокруг.

– Помолчал бы, философ, – буркнул Вениамин.

– Вот ты нудный, Веник. Что Алинка в тебе нашла…

– Стену. И надежное, крепкое плечо.

– М-да, тут не поспоришь.

Однако черная полоса этим утром прервалась, в общем, им повезло. Один из номеров ответил и согласился на встречу, не номер, разумеется, а женский голос в контактах под кодовым названием ЮЮ. Услышав, о чем хотят поговорить с ней представители СК, женщина пригласила их домой, через полтора часа оба сыщика сидели в креслах в гостиной, забитой настоящим антиквариатом. Юлиана Юрьевна (отсюда, надо полагать, и ЮЮ в контактах) предварительно посмотрела удостоверения, только потом впустила, что очень правильно. В довольно большой квартире сталинского ампира ребята и хозяйка устроились в креслах, пожилая женщина принесла чай и конфеты с печеньем в вазочках, видимо, она помогает по хозяйству. Юлиана Юрьевна очень приятная в общении, что еще о ней сказать…

– Да чтоб все так выглядели в семьдесят один годик, – скажет позже Женя Сорин. – И чтоб столько энергии было, и память не подводила. Цыпочка-лапочка!

Да, неплохо она сохранилась, следит за собой: стрижка стильная, брючный костюм элегантный в серо-лиловых тонах, ухоженные руки и маникюр, косметика в умеренных количествах. Начал Женя, который практически всегда начинал нелегкий разговор о тех, кто безвременно ушел из жизни, к тому же по чьей-то злой воле. И в такие минуты он не был похож на Женю-меланхолика или Женю-сноба с замашками интеллектуала, попавшего к работягам, не понимающим юмора.

– Скажите, вы часто виделись с Верой?

– Думаю, да, – ответила она. – Обычно мы встречались раз в месяц, а бывало, что и раз в неделю. В зависимости от потребностей Верочки, ведь это она прибегала ко мне с проблемами.

– Странно, родители не назвали вас в числе близких подруг.

– А мы никогда не были подругами. Я преподавала в ее группе французский, у нас сложились доверительные отношения еще в университете, но дистанция осталась учитель – ученица.

– И при этом Вера доверяла вам свои проблемы? Знаете, Юлиана Юрьевна, самые близкие подруги о ее проблемах не знают.

– Не всегда доверишься подругам или родным, иногда стыд мешает открыться. Да, да, банальный стыд, свойственный положительным людям. Поэтому нужен посторонний, нейтральный человек, способный трезво оценить ситуацию, дать совет и не разнести новость по знакомым.

До поры до времени Вениамин помалкивал, у них уже сложилась традиция: один ведет диалог, и удачно, второй не мешает, но едва возникает пауза, вот тогда и вступает второй, не давая опомниться клиенту. И такой момент настал, паузу заполнил Вениамин:

– А что, у Веры так часто случались проблемы?

– Нет, что вы. Ну, ребенок заболел, а у меня много знакомых… да просто приезжала с корзиной яблок из сада… Ну и как преподаватель Верочка нуждалась в помощи, были и чисто житейские дела, ссоры с мужем, с его родителями…

– Но это разве стыдные проблемы? – заметил Женя.

Некоторое время Юлиана Юрьевна раздумывала, наверное, вспоминала пресловутые стыдные проблемы, а может, решала: выдавать чужую тайну или нет, оказалось, второе:

– Был один момент… но примерно полгода назад.

– Какой? – оживился Вениамин.

– Неважно, сколько прошло времени, – поддержал друга Женя. – Время вообще не играет никакой роли ни для преступника, ни для жертвы.

Что-то мешало Юлиане Юрьевне взять и рассказать эпизод из чужой жизни, ладно бы живых касалось, но и мертвые не позволяли ей переступить внутренний барьер. Наверное, у нее высоконравственная позиция, но в данном случае не очень хорошая черта, подумалось Жене, чего доброго, нравственность победит, этого допустить никак нельзя.

– Понимаете, Юлиана Юрьевна, убиты два человека, ваша ученица и ее муж. А у нас до сих пор нет ни одной версии…

– Я понимаю, – прервала она. – Просто не знаю, как преподнести эту историю, для меня самой не все ясно. Это было в мае. Мои знакомые знают, что днем у меня лекции и звонить мне нежелательно, но Вера вдруг позвонила. К счастью, был перерыв, я находилась на кафедре и ответила. Она хотела срочно увидеться, но я не могла раньше уйти, а тут на лекцию бежать надо…

* * *

День выдался суетливо-насыщенный. Юлиана Юрьевна, которую студенты за глаза прозвали сокращенно ЮЮ, увязла в делах: тут и подготовка к экзаменам, и диплом на носу у некоторых, и всякие мелочи, так называемая текучка, отнимающая уйму времени. Короче, она забыла, что Верочка придет к пяти, после работы решила пройтись, дабы отвлечься от кутерьмы. По пути зашла в магазин, встретила приятельницу, выпили по чашке кофе и поболтали, в результате подошла к подъезду в половине седьмого. А Вера ждала ее на скамейке, полтора часа ждала! Бедняжка явно подавлена и печальна, значит, что-то стряслось.

– Боже мой, Верочка! Прости, милая, прости, я закрутилась и забыла о нашем договоре.

– Ничего страшного, – залепетала Вера, – зато у меня было время подумать и… и ничего не придумалось.

– Пойдем, дорогая, ко мне, ты, наверное, замерзла. Сядем на кухне, выпьем чаю… У меня ликер есть.

Май не очень теплый выдался, а к вечеру всегда становится прохладней, Вера продрогла, ожидая ЮЮ. И первое, что сделала хозяйка, – заварила чай, достала мед и малиновое варенье, забрасывая вопросами гостью, чтобы немного ее расслабить: как дети, с кем они сейчас, как работа и т. д. Про себя Юлиана Юрьевна отметила, что Вера отвечает механически, больше погружена в свои думы. Но вот чай в чашках, сделаны первые глотки, теперь можно и поинтересоваться:

– Так что же случилось, Вера? Что тебя так удручает?

Гостья молча достала смартфон и, поводив по нему пальцем, положила перед ней на стол. Юлиана Юрьевна прочла сообщение: «Твой муж тебе изменяет». Честно говоря, не ожидала она, что именно семейная проблема привела Верочку к ней, никогда не обсуждали ее отношения с мужем, казалось, у них идеальная семья. Однако девочка пришла за психологической помощью, и Юлиана Юрьевна начала с вопроса:

– Номер тебе знаком?

– Нет.

– Тогда это анонимка, Верочка. Как ты можешь доверять анонимкам? Ведь тот, кто прислал ее, не хочет показать себя. Ты не допускаешь, что эту кляузу прислал завистник? Или завистница.

– Может, позвонить и спросить – вы кто?

М-да, подобная глупость приходит только в обезумевшую голову, во‐первых, аноним имени не скажет, а во‐вторых… Юлиана Юрьевна не знала, что во‐вторых, тем более в‐третьих, но подозревала: если человек идет на подлость, то она безгранична. Однако следовало не допустить звонков, слежек и прочих глупых поступков, унижающих и усугубляющих депрессию.

– А если это мошенники? Ты им ответишь и тем самым дашь доступ к твоим данным. Я плохо понимаю, как это делается, все-таки не технарь, но читала, что такое возможно. И потом, дорогая, не унижайся, не надо. Это последнее дело, когда жена начинает выяснять, с кем ее муж иногда проводит время, следит за ним, потом срывается, скандалит.

– Что же мне делать? Я показала вам одну эсэмэску, а их десять. Да, десять штук с одной и той же фразой… Твой муж… тебе изменяет.

– Но это же другое дело! – оптимистично заявила ЮЮ, вызывав нервный смешок у Веры. – Да, да, да! Надеюсь, ты ничего не говорила Руслану?

– Нет. Но что вас так… так воодушевило?

– Объясняю. Без доказательств слова пустой звук. Если бы Руслан изменял тебе, ты получила бы фотографии, видеозаписи и… что там еще для убедительности подкидывают обманутым женам? Но если нет доказательств – то измены тоже нет. Это же как дважды два. Просто кому-то нужно вбить между вами клин. У тебя есть враги? (Вера лишь отрицательно покачала головой.) Тогда у Руслана выясни, есть ли у него враги. Но так, аккуратно, чтобы не травмировать его. Сможешь? (На этот раз Вера кивнула утвердительно.) Умница. Пей чай… А давай по рюмочке ликера?

Вера согласилась…

* * *

– Вот, пожалуй, и все, – закончила Юлиана Юрьевна.

– Но этот эпизод был полгода назад, – напомнил Вениамин. – А вы говорили, она часто к вам приезжала, значит, возвращалась к теме анонима, так?

– Ничего подобного, – сказала она. – Вера приезжала, но тему анонимок не поднимала. Месяца два назад я не выдержала и спросила, продолжает ли она получать анонимки. Вера ответила, что эсэмэски перестали поступать, что я была права, но если честно, я не очень поверила.

– Почему? – подхватил Женя.

Юлиана Юрьевна сделала паузу, пожала плечами:

– Не знаю. Просто кольнула мысль, что Вера говорит неправду. Но у меня нет привычки настаивать, как говорится, лезть в душу, когда туда не пускают. Теперь жалею. Деликатность, оказывается, не всегда уместна.

– Жалеете? – переспросил Женя. – То есть вас что-то насторожило?

– Совершенно верно. Видите ли, Вера изменилась… Разумеется, мы все меняемся в течение жизни, но… как бы это… Нет, она стала спокойней, но спокойствие ее смотрелось вызовом… неким протестом… Что-то неуютное в ее поведении так и сквозило, Вера при этом не казалась несчастной, напротив, уверенная и хладнокровная… Я вас запутала, да?

Женя рассмеялся и утвердительно кивнул, Вениамин остался серьезным. Дальше ничего существенного Юлиана Юрьевна не дополнила, минут через десять, уточнив кое-какие мелочи, ребята попрощались с ней.

Нельзя было довести Тиму до полной…

…усталости, с мальчиком предстояло работать, поэтому Павел попросил аниматора не перегружать физически ребенка, а занять чем-нибудь пассивным, но полезным. К счастью, у Павла и с матерью разговор не был изнуряюще длинным, а потому смело можно было приступать к обработке. Сначала повели ребенка в магазин игрушек задобрить и расположить, Тима очень удивился:

– Это для детей! А мне почти семь лет, я в школу пойду. Купи лучше старый ноутбук или компьютер никому не нужный.

– Зачем?! – в унисон спросили «папа» и Феликс, вытаращив глаза.

– Хочу разобрать и посмотреть, что там внутри.

– А машинку не хочешь? – спросил Феликс, присев перед мальчиком на корточки. – Или вèлик, а? Покататься классно на велике.

– Дядя Феликс, зима скоро, на велике не покатаешься.

– Разумно, – согласился тот и поднялся на ноги. – Ну, с компьютером для изучения поможем, у Левченко попросим. А что же купить тебе сейчас?

– Пирожное. Три штуки разных, а если маленькие, то четыре… можно пять. И мороженое шоколадное. И еще мусс клюквенный.

– Осилишь? – засомневался Феликс.

– Я поскромничал, – заверил Тима. – Мама сказала, чтобы я не наглел.

Решили не идти в кондитерскую, где выбор сладостей большой, но зал маленький, в таком двое взрослых высокого роста чувствуют себя стесненно, к тому же посетители друг у друга на головах находятся, толком не поговорить. А в кафе простор, столиков свободных в этот час полно, легкая музыка звучит, да и пирожных достаточно – полный комфорт, только мусса не оказалось, Тимофей заменил его на второе мороженое, с которого он и начал. Сделав пару глотков кофе, Феликс взял на себя (как договорились) работу с ребенком:

– Ну ты и крут, Тимофей, столько сладостей слопать… я бы не смог. А что, мама не покупает тебе пирожных?

– Не-а, – набитым ртом произнес Тима. – Говорит, вредно. Почему все вредное нравится, а полезное нет?

– Не знаю, – хихикнул Феликс. – Мама строгая, да?

– Да так… не очень.

– Ты ешь, ешь, мы еще купим, пока мама не видит. – Феликс положил на его тарелку пирожное с цветным кремом и ягодами. – Ух, какое красивое… А давно ты у мамы живешь?

Заданный в лоб вопрос проскочил, Тимофей проговорился:

– Не-а, всего шесть месяцев.

– Ой, ты выпачкался. – Феликс стал вытирать салфеткой подбородок и губы мальчика, которые были чистыми, Тима аккуратный, но это же отвлекающий маневр. – Вот так… хорошо… И где же она тебя, замарашку, нашла?

– Мама? В детдо…

И вдруг Тима осекся на полуслове, округлив испуганные глазенки, которые переводил с Феликса на Павла. Он понял, что проговорился, но то же самое поняли и два хитреца за столом, однако рановато раскрутили мальчика. Надо было заболтать, чтобы он не успевал соображать, хотя с соображением у него в любом состоянии все ОК, поэтому Тимофей и спохватился. Что из этого следует? А то, что с «мамой» был на современном сленге «договорняк». Ну, раз ускорился процесс, Феликсу осталось гнуть свою линию, он сделал вид, будто ничего не заметил, погладил Тиму по плечу.

– Ты чего скис, малыш? Все в порядке. Да что с тобой? А, тебе не велено говорить, что мама забрала тебя из детского дома? (Тима ни слова.) Но мы это и так знаем, мы же сыщики, Тимофей, настоящие сыщики. Кино про сыщиков смотрел? (Тима покачал головой – нет.) Дело поправимо, покажем тебе кино, и не одно, знаешь, как интересно – ммм, не оторваться! Ты ешь, Тимоша, ешь…

Тима взял пирожное, но ел без прежнего аппетита, он явно расстроился. Феликс и Павел пристально за ним наблюдали, у обоих родилась одна мысль: Лору мальчик называет мамой, причем он считает ее родной, значит, она убедила его в этом – как? Павел тоже положил ладонь на руку мальчика и успокоил его:

– Да не переживай ты так, Тима, ничего страшного не случилось. Ты из-за мамы, да? (Тима утвердительно кивнул, и, видимо, мальчику было уже сейчас стыдно перед Лорой, он опустил голову.) Так мы ей не скажем, могу дать самую страшную клятву. – Павел приблизил к уху ребенка губы и заговорщицки произнес: – И ты не говори, вот она ничего и не узнает. Мы же мужчины, слово умеем держать, верно?

Тимофей поднял на него благодарные глазенки и, улыбнувшись, снова кивнул. Кажется, отношение к нему Павла играет намного большую роль, чем мама, и все, что с ней связано, оба сыщика взяли этот факт на вооружение. Феликс тут же приступил к организации заговора, тоже наклонился к мальчишке и доверительно поведал:

– Знаешь, Тимофей, у женщин есть тайны, нам, мужчинам, они не рассказывают их. Но и у мужчин есть тайны, которые не рассказывают женщинам, и скажу честно, мужской договор всегда сильнее. Теперь и у нас с тобой будет маленькая тайна настоящих мужчин, договорились? (Как же можно отказаться от договора, когда предлагают настоящие мужчины? Тимофей часто-часто закивал.) Так что там мама наговорила тебе, когда ехали сюда?

– Мама сказала, если я понравлюсь папе, он не прогонит нас.

– Дружище, ты мне нравишься, – заверил, улыбаясь, Павел.

– Так ты нас не прогонишь? Мы с тобой будем теперь жить?

В глазенках Тимы блеснула надежда, опять надежда, у которой есть всего одно постоянное качество – она обманчива. Дернул же черт за язык, Павел давно не попадал в щекотливое положение, когда не можешь придумать, что ответить, ведь перед тобой ребенок, но и обманывать глупо.

– Не бойся, тебя никто не прогонит, но давай не будем загадывать наперед, что нам всем делать. Честно скажу: дело это неблагодарное.

У Феликса другая линия, он от нее не отступал и, добившись, чтобы Тимофей приступил к последнему пирожному, продолжил допрос:

– Тима, вот жутко интересно, как тебя мама нашла?

– Просто, – пожал тот плечиками. – Искала-искала и нашла.

– А ты не обиделся на нее, ну, что жил в детдоме?

– Нет, мама не виновата.

– Почему же ты там жил?

– Меня украли, когда я был совсем маленьким, из коляски украли. А потом мои ненастоящие мама с папой попали в аварию, я все-все помню.

– Ненастоящие мама с папой были плохими?

– Нет, очень хорошими были, как настоящие, даже лучше. Потом меня в детский дом сдали, а мама нашла и обещала, что мы поедем к настоящему папе. Папа Павлик, она хорошая, веселая.

– Да уж, – вздохнул Павел, – веселья хоть отбавляй.

Собственно, проигнорировав советы Зои Артемовны, оба сыщика без особых ухищрений выяснили все, что их интересовало по поводу Тимофея, а то, что не вытянули из него, можно теперь самим додумать. Они вернули ребенка домой, прощаясь, мальчик обнял за пояс Павла, прижавшись к нему, он был счастлив, а Феликс присел и протянул ему руку:

– Дружба мужская навек?

– Угу, – кивнул довольный Тима, пожимая большую ладонь Феликса, и окончательно осмелел: – Папа, дядя Феликс, вы обещали компьютер и ноутбук. Старые, но чтобы работали.

– По-моему, мы только ноутбук обещали, – опешил Феликс.

– Мы помним, не переживай, – рассмеялся Павел.

Ребенка сдали на руки Лоре и вернулись в машину, плюхнулись на сиденья и замерли, вообще-то было о чем подумать, проанализировать.

Охранник смерил подозрительным…

…взглядом неухоженную женщину, похожую на скелет, обтянутый кожей, одетый в кашемировое пальто, сшитое портным в начале прошлого века. Смерил еще и сочувствующим взглядом, затем уставился в лицо убогого создания – навскидку ей лет пятьдесят пять. Не исключено, что меньше, но выглядит то ли больной смертельно, то ли сильно пьющей, то ли жутко бедной, а бедность на грани нищеты никого не красит. Огромные глаза темного цвета, навыкате, «украшены» темными кругами, рот намазан ядерной красной помадой, а брови черным карандашом. Завершает сию картину времен Первой мировой войны шапочка (или берет) с украшением в абстрактном стиле, в общем, если перед ним не городская сумасшедшая, то где-то близко к этому званию.

– Я сейчас позвоню, узнаю, на месте ли следователь, – наконец прорезался голос у охранника.

– Не-не-не-не, – подняла женщина руки с красным маникюром на пальцах, намазанным кое-как. – Мне нужен начальник самый главный.

– Самый главный? К нему записываются на прием заранее.

– Но мне очень нужно, я ж свидетель. – Последнее слово она подчеркнула, а у охранника ноль эмоций на роже, что рассердило ее. – Я соседка Елагиных… Ну, которые умерли сразу оба… Руслана из пистолета бах-бах, а Верку, наверное, удар хватил… от страха, что ли. Я бы тоже на месте умерла… Ну, чего стоишь? Звони главному начальнику, свидетель пришла. Вам не нужны свидетели?

Ну, да, «свидетель пришла». Со свидетелями всегда проблема в данном заведении, не пусти эту ободранную кошку – начальство узнает и в асфальт закатает. Нехотя охранник взял трубку, через полминуты сообщил:

– Валерий Семенович, тут свидетельница пришла по делу Елагиных. Настаивает на встрече только с вами… Нет, говорит, следователя не хочет… Хорошо. – Положив телефон на стол, он сказал драной кошке: – Паспорт есть?

– А как же! – развела она руки в стороны, на локтевом сгибе болталась сумка, веселенькая такая, вязанная из цветных ниток. Из нее вынула паспорт.

– Как зовут?

– Маня. Артюхина. У меня и прописка есть, и домик свой, и огород с садом, в саду пять деревьев, фрукты растут.

Он во время хвастовства что-то писал, протянул паспорт:

– Третий этаж, прямо по коридору.

Танцующей походкой на старых каблуках, виляя местом, где у женщин расположена пятая точка, но у свидетельницы болталась из стороны в сторону плоскость, Маня потопала по указанной дороге. Прошла коридор, с восхищением поглядывая в окна – очень уж вид из окон ей нравился, а у кабинета потрогала сначала дверь, провела по ней ладонью и одобрительно покивала головой, выпятив тонкую губу. Затем, повесив сумку на плечо, быстро прошлась по волосам руками и постучалась. Женский голос разрешил войти, Маня вошла и соорудила удивленное лицо – неужели здесь главный начальник женщина? Но та, подняв глаза от писанины, указала карандашом на следующую дверь, мол, тебе туда.

Войдя в кабинет, Маня открыла рот в прямом смысле, разглядывая красоту. Ну, все блестит, горит прямо! Стол словно зеркало, все-все отражает, до крошечных подробностей, окна большущие. А за столом (кстати, длинным) сидит мужик – здоровый, как гора, с бычьими и недобрыми глазами, густыми бровями, сведенными к переносице. Маня поняла, что не нравится ему. Ну и пусть, ей с ним не крестить детей. Она подошла ближе и бойко начала:

– Здрасте, гражданин начальник. (Невежливый, не поздоровался.) Можно сесть? (Разрешил кивком, вот же невоспитанный.) – Она уселась на стул, выпрямив спину. – Артюхина Маня… в смысле Мария Артюхина. Живу по соседству, как раз напротив, с Елагиными, которые оба сразу умерли. В смысле Русика пристрелили, а Верка… Никто так и не знает, чего она дуба дала, от страха, думаю. Так вот, гражданин начальник, я видела, кто к ним приходил в тот вечер. Вышла я покурить в одиннадцать часов…

– Стоп, – наконец заговорил человек-гора. – Этим делом занимается следователь Терехов, вам к нему.

Уважительный мужчина, на «вы» обратился, и Маня подобрела, хотя она и так добрая, просто невезучая, всем вокруг везет, а ее везение обходит десятой дорогой. Она положила руки на стол, грудью навалилась на них и доверительно поведала:

– Так этот… который туда приходил… в смысле к Елагиным… он же из следаков. Да. Чего ж я к ним пойду, чтобы меня потом… – И она выразительно покрутила рукой в воздухе, обозначая нечто непонятное, затем приняла прежнюю позу и улыбнулась на всякий случай. – Так вот, вышла я покурить в одиннадцать ночи, стою на крыльце, а тут он крадется. Потом позвонил Верке…

– Откуда вы знаете, что неизвестный звонил Вере?

– Так она ж сразу выскочила, значит, ей сообщил, что прибыл. И почему неизвестный? Он же часто туда ходил… с Русиком дружил… – И добавила тихо, поигрывая бровями: – И с женой Русика очень дружил.

– У друга Руслана Елагина был роман с его женой?

– Хм! Я, конечно, всего такого не видела…

– Но намекаете.

– Да патамушта! – рявкнула Маня, не меняя позы.