«После того как освободительные войны на германских землях не принесли ни политической свободы, ни национального единства, граждане обратились к культуре, чтобы она заменила им то, чего им так не хватало. Например, они принялись возводить памятники великим мыслителям, которые обычно устанавливались в самом заметном месте города, хотя раньше

такой чести удостаивались лишь князья да военные», — пишет немецкий историк искусства Пауль Цанкер.

До середины XIX века было не принято возводить дорогостоящие памятники людям искусства, но после революции статуи Гёте и Шиллера стали появляться во многих городах как проявление литературного, националистического движения. По словам Цанкера, в этих писателях и поэтах люди видели идеальных немцев, на которых стоило равняться. Изображенные в современной одежде, они были не обнаженными, неприкасаемыми греческими божествами, а гражданами. Вокруг этих памятников возник настоящий культ: в газетах публиковались посвященные им статьи, издавались иллюстрированные книги и роскошные собрания сочинений писателей. Именно в этот деятельный период, пишет Цанкер, немцы и стали считать себя нацией поэтов и мыслителей. Тем не менее, продолжает Цанкер, эти памятники не должны были взывать к новым революциям и протестам — скорее наоборот. Буржуазия возводила эти статуи, чтобы превозносить гражданские добродетели: порядок, послушание и верность начальству. Великие писатели Веймара служили при веймарском дворе, и это считалось примером для подражания.

Гёте, великий поэт, олицетворявший все эти идеалы, в конце XIX века превратился в моральный образец для новой немецкой нации. Все, что не соответствовало этому образу Гёте, было скрыто на задворках архивов и даже уничтожено. Восхищенные письма, которые Гёте посылал Наполеону, оказались сожжены. Гёте открыто высказывался в пользу космополитизма и интернационализма, но после его смерти его идеи были переосмыслены как строго националистические — не в последнюю очередь после объединения Германии в 1871 году. Таким же искажениям подверглись взгляды целого ряда философов, включая Гегеля, Фихте и Гердера, идеи которых неправильно применялись, переоценивались и даже фальсифицировались, чтобы оправдать национализм.

Политическая критика Гёте впоследствии использовалась правыми националистами для противостояния формированию политических партий и демократии. При этом левые считали Гёте сторонником либерализма и парламентаризма. Битва за душу Гёте продолжилась и в следующем столетии. Сильная внутренняя напряженность между светлой и темной стороной Веймара вылилась в открытое столкновение в весьма символическом месте — на сцене Национального театра, расположенного за памятником Гёте и Шиллеру работы Ритшеля.

* * *

Шестого февраля 1919 года в Национальном театре в Веймаре открылся конгресс. Более четырехсот делегатов из десяти политических партий заняли свои места перед сценой, которая когда-то принадлежала Гёте и Шиллеру. Они собрались там, чтобы спасти Германию. Герцогство, которому не было и пятидесяти лет и которое до недавнего времени казалось сильным и даже непобедимым, пребывало в раздрае. Немецкая нация, выкованная Бисмарком «кровью и железом», рассыпалась как карточный домик. Чтобы спасти Германию, они вернулись к своим корням и собрались в Веймаре.

Почти за год до этого, 21 марта, немецкая армия начала весеннее наступление и пошла в атаку на обширных участках Западного фронта с целью переломить ход событий. Фактически эта демонстрация силы была последней отчаянной попыткой выиграть войну. Когда летом союзники предприняли контрнаступление, немецкие линии обороны оказались пробиты. В конце октября 1918 года в Киле началось восстание моряков, и за несколько дней Ноябрьская революция охватила всю Германию. Война закончилась. Но восстание продолжалось, а вместе с ним продолжался и страшный политический хаос, возникший при столкновении конкурирующих группировок и возвращении с фронта миллионов разочарованных немецких солдат. Немецкие коммунисты сформировали советскую республику по образцу российской, и весной 1919 года им даже удалось захватить власть в Баварии. Но немецкие социал-демократы оказали сопротивление, как и фрайкоры (добровольческие корпуса), военизированные группы, сформированные демобилизованными солдатами и офицерами, которые принесли с собой жестокую, бесчеловечную культуру насилия, взращенную в окопах.

Тень этих событий висела над делегатами, которые в феврале 1919 года собрались в Веймаре по инициативе немецких социал-демократов, намеревавшихся положить начало парламентской демократии. После отречения кайзера возглавляемая Фридрихом Эбер-

том партия сформировала временное правительство. Эберт был умеренным и прагматичным политиком, однако у него не оставалось иного выбора, кроме как заключить союз с националистами и реакционными группами фрайкоров, чтобы изолировать радикальных левых. Именно Эберт предложил перевезти всех ключевых политических деятелей в провинциальный Веймар, где планировалось разработать новую конституцию, которая в итоге легла в основу Веймарской республики.

Веймар был выбран из соображений символизма и реальной политики. В Берлине вспыхнуло так называемое Январское восстание, а потому был слишком высок риск государственного переворота против правительства Эберта. Фрайкоры с невероятной жестокостью подавили последнее сопротивление в Берлине и в Мюнхене: сотни человек были убиты на массовых казнях, а коммунисты не смогли противостоять закаленным в боях войскам. В связи с этим, хотя зарождающаяся немецкая демократия и получила крещение кровью, Фридрих Эберт решил очистить ее с помощью Гёте. Таким образом, Эберт выбрал Веймар в качестве колыбели немецкой демократии, чтобы обеспечить этой демократии легитимность, связав ее с возвышенными идеалами веймарского классицизма.

Однако Веймар был выбран столицей не только из ностальгии: этот выбор обозначил новый виток культуры, который в итоге определил и новую республику. Охватившее Веймарскую республику культурное движение, нашедшее наиболее точное отражение в не-

мецком экспрессионизме, возродило к жизни литературу, искусство, музыку, театр, архитектуру и дизайн. Новое поколение во всех сферах отходило от закостенелых принципов прошлого. И все же веймарская культура стала точкой ожесточенного столкновения двух непримиримых аспектов Германии — модернизма, космополитизма и демократии, с одной стороны, и культа красоты, насилия и фашизма — с другой. В литературе появился новый тип экспериментальной прозы, типичными темами которой стали пустые, буржуазные идеалы, патриархальные семейные структуры и подавление чувств. Новое движение могло без ограничений выпускать свою скрытую энергию, находя необходимый для роста кислород в экзистенциальном вакууме, оставшемся после войны. «Проблема не только в том, что мы проиграли войну. Наступил конец света. Мы должны найти радикальное решение наших проблем», — писал немецкий архитектор Вальтер Гропиус, основатель школы Баухаус.

Однако, хотя старый мир и казался поверженным, он так и не был разрушен. Модернистское движение тотчас разделило Веймар и Германию на две части. Модернизму противостояла старая вильгельмовская элита: аристократия, реакционная буржуазия и университеты, которые считали, что стоят на страже традиций. Новое движение казалось порочным и аморальным, некоторым становилось физически плохо от того, что они видели, слышали и читали.

В обществе копилось недовольство. Сопротивление Веймарской республике, ее демократическим идеалам, культуре и модернизму было обречено принять

жестокий характер, ведь его оказывали консерваторы, националисты и правые экстремисты.

В отличие от коммунистов и демократов немецкие правые стремились к истинной консервативной революции. Это был ответ на модернизм, который, по их мнению, ворвался на арену жизни, создавая бездушное массовое общество, лишенное какого бы то ни было волшебства. Встречная волна отвергала материализм, рационализм и капитализм того времени, которые опустошали человеческие отношения и притупляли идеализм. Новый мир уничтожал все аристократические и романтические ценности, которые раньше стояли превыше всего: честь, красоту и культуру. Это движение начало зарождаться еще до войны. Многие верили в консервативное перерождение как следствие Первой мировой войны. Только война могла изменить ход событий, провести нацию через необходимый очистительный ритуал и заставить людей возвыситься над материализмом, поднявшись на более высокий духовный уровень. Для этих консервативных революционеров Первая мировая война была не борьбой за территорию, природные ресурсы или рыночную гегемонию, это была духовная война, в которой французская цивилизация схлестнулась с немецкой культурой. Иными словами, это была война французского Просвещения с немецким романтизмом.

Среди тех, кто разделял эту позицию и высказывался в поддержку консервативной революции, был писатель Томас Манн, который долгое время скептически и даже несколько враждебно относился к демократическому развитию, поскольку оно казалось ему чуж-

дым для немецкого народа. Манн романтизировал войну и полагал, что жестокая окопная жизнь обнажила все лучшее в тех людях, которые ее на себе испытали. Согласно Манну, война наконец заставила «массы» принести себя в жертву во имя высшей цели и тем самым превратиться в «народ». «Война — действенное средство против рационалистического разрушения нашей национальной культуры», — продолжал Манн, который мечтал об авторитарном националистическом государстве, в котором власть была бы интегрирована с культурой, — о Третьем рейхе, как он пророчески его назвал. Эти идеи не исчезли и после войны и всех ее ужасов, хотя Германия и понесла невероятные потери; напротив, сопротивление цеплялось за эти идеалы, чтобы мобилизовать свое отторжение демократического «декаданса» Веймарской республики, а потому именно эти концепции сформировали картину мира крайне правого крыла. Интеллектуалы-консерваторы вроде Томаса Манна отталкивались от других вводных, но их неистовый национализм, интерес к феодальным идеям и романтизация войны как пика духовной борьбы все равно внесли свой вклад в легитимизацию национал-социализма, который характеризовал еще более радикальный взгляд на мир.

Литературное сопротивление модернизму вылилось в особый жанр, получивший название «литература фрайкоров». Добровольческие корпуса, сформированные возвращающимися с фронта солдатами, просуществовали все 1920-е годы и заполнили духовный вакуум, который образовался в обществе, после того как численность немецкой армии была ограничена 1оо ооо человек по условиям Версальского договора. Фрайкоры не вписывались в новый порядок Веймарской республики, где высмеивались и всячески попирались старые военные доблести — честь, послушание, братство. Их жертвы на фронте теперь казались в сущности бессмысленными. Именно в добровольческих корпусах возникла так называемая легенда об ударе ножом в спину, согласно которой Германия потерпела поражение не на Западном фронте, а на внутреннем фронте, где нация получила удар в спину от социал-демократов, социалистов и евреев. Укоренившись в немецком сознании, эта легенда в конце концов стала главным политическим вопросом только что сформированной национал-социалистической партии.

Появившаяся в 1920-х годах литература фрайкоров представляла собой совокупность книг, продававшихся в киосках и подобных местах, где можно было купить недорогое чтиво. В этих книгах идеализировались война, насилие и мужество. Такая литература добилась огромной популярности в межвоенные годы, некоторые книги даже завоевали поистине массовое признание. В этих книгах находили выход горечь, недовольство и ненависть, которые после войны испытывали многие немцы, но также в них было и нечто более глубокое — тоска по потерянному миру.

Как правило, сюжет этих историй вращался вокруг самопознания и духовного развития молодого человека буржуазного происхождения. Озадаченный поверхностным материализмом и духовной нищетой жизни современных городов на «внутреннем фронте», он искал глубокий смысл своего существования. Близость смерти на фронте заставляла его «пробудиться» и увидеть истинную цель жизни, которая заключалась в том, что он должен принять свою судьбу и пожертвовать собой во имя родины, друзей и близких. Полученные на фронте уроки формировали экзистенциальный, почти религиозный опыт. Они также служили источником легенды об ударе ножом в спину, ведь это несведущая масса горожан вонзала кинжал в спину благородных солдат, которые по возвращении с фронта чувствовали лишь презрение да недовольство. Здесь ветераны встречались со всеми омерзительными аспектами зарождающегося модернистского движения: демократизацией, расширением прав рабочих, экспериментальной культурой, сексуальным раскрепощением и женской эмансипацией. Военные идеалы литературы фрайкоров — подавление сексуальности, романтизация жестокости и чувство отвращения к модернистскому миру — в большинстве случаев были тесно связаны и переплетены с нацистской идеологией насилия.

Но были и другие писатели, которые представляли иной взгляд на действительность. В романе «На Западном фронте без перемен» Эрих Мария Ремарк изучил идеалы сражений на передовой и подчеркнул пустоту и неискренность «благородных» жертв. Он также описал близкую дружбу, которая рождалась в постоянном соседстве со смертью, но не сделал акцента на героизме — друзья в романе один за другим встречают нелепую и бессмысленную гибель. Прошедший войну Ремарк своим романом ударил прямо в сердце военного романтизма, в связи с чем после первой публикации в 1928 году эта книга спровоцировала недовольство реакционеров и крайне правых, а потому одной из первых пала жертвой сожжения книг в 1933 году.

В межвоенный период также зародился жанр очевидно расистских, антисемитских романов, ряд которых дошел до массового читателя. Литература стала массовым средством распространения и закрепления фашистских представлений о мире. Немцы любили читать, а потому у них на тумбочках лежали не только «Будденброки» Томаса Манна, но и романы, которые уже не так известны сегодня, включая «Народ без пространства» Ганса Гримма и «Квекса из Гитлерюген-да» Карла Алоиза Шенцингера.

До прихода нацистов к власти модернистские и экспрессионистские идеи сосуществовали с литературой фрайкоров, которая романтизировала жестокость, а также антисемистскими и расистскими романами. В литературной и культурной жизни Веймарской республики постоянно присутствовало напряжение между насилием и прогрессивными идеями. По одну сторону баррикад стояли симпатизирующие левым либеральные писатели и поэты, включая Генриха Манна, Курта Тухольского и Бертольда Брехта, а по другую — правые писатели-экстремисты и националисты вроде Эмиля Штрауса, Ганса Кароссы и Ганса Йоста. Были также писатели, которые занимали промежуточную позицию.

Самые противоречивые взгляды были характерны для буржуазных, консервативных интеллектуалов

вроде Томаса Манна, которые не одобряли демократического развития, но при этом и ужасались вульгарности нацистов. В1922 году, после жестокого убийства немецкого министра иностранных дел Вальтера Рате-нау, Манн счел необходимым пересмотреть свою позицию, что и сделал в произнесенной в Берлине речи «О немецкой республике», которая получила широкое освещение в прессе. В своем выступлении он открыто отверг имперские амбиции вильгельмовской Германии и вместо этого выступил в поддержку Веймарской республики. Манн заявил, что он пришел к выводу, что демократия на самом деле «более свойственна немцам», чем он думал ранее. Его перемена взглядов была обоснована чувством вины за то, что он в некотором роде принял участие в пропаганде политического насилия. Но вполне вероятно, что он также боялся «демона», которого породили насилие, война и военное поражение и который теперь делал первые, нетвердые шаги в качестве радикальной, фашистской партии в Мюнхене.

Старая, иерархически организованная Германия с ее милитаристскими, империалистическими и националистическими идеалами переродилась в новое политическое движение, радикализированное войной и подпитываемое легендой об ударе ножом в спину. В свою очередь, фрайкоры нашли новый выход своей тяге к насилию, отныне работая от имени растущей национал-социалистической партии.

Движению суждено было добиться первых побед на той самой сцене, где родилась Веймарская республика. Национал-социалистическая партия была заново сформирована в 1925 году, после того как несколько лет пребывала под запретом за неудачную попытку «Пивного путча». Всего через четыре года Национал-социалистическая рабочая партия Германии (НСДАП) впервые добилась серьезного успеха на выборах, когда она вошла в коалицию, которая встала во главе Тюрингии. Возглавляемые министром внутренних дел и образования Вильгельмом Фриком нацисты яростно атаковали веймарскую культурную жизнь, предложив бескомпромиссную, институционально расистскую культурную программу, разработанную Альфредом Розенбергом и его приспешниками. Возглавляемый им Союз борьбы за немецкую культуру был основан в 1928 году и стремился объединить многочисленные радикально правые культурные организации страны, чтобы очистить немецкую культуру от еврейского и других «чуждых» влияний. Всего за несколько лет Веймар превратился из свободной зоны модернистских экспериментов в культовый город нацизма. Тюрингия стала тестовым полигоном для апробации радикальной расовой политики, которая вскоре будет развернута на всей территории Германии.

В Тюрингии был запрещен к показу фильм «На Западном фронте без перемен», а из музея в Веймарском замке были убраны работы Василия Кандинского, Франца Марка и Пауля Клее. В черный список попали композиторы вроде Стравинского, а также «черная» музыка, включая джаз.

Если раньше эта земля привлекала прогрессивных людей искусства, то теперь в Тюрингию стекалась более темная интеллигенция. Вильгельм Фрик назначил евгениста Ганса Гюнтера профессором расовой биологии Йенского университета. В то время Гюнтер, которого прозвали Расовым Гюнтером или Расовым Папой, считался ведущим мировым экспертом по исследованию рас. Теории Гюнтера во многом сформировали основу нацистской расовой политики. Еще один расовый теоретик, архитектор и культурный критик Пауль Шульце-Наумбург, был назначен директором Веймарского колледжа искусств, который пришел на смену школы Баухаус Гропиуса. Шульце-Наумбург, который среди прочего написал книгу «Искусство и раса», считал, что истинное искусство могут творить лишь расово чистые художники. Правая рука Фрика — закоренелый нацист и литературный эксперт Ганс Северус Циглер был привлечен к работе в качестве политического эксперта по культуре, искусству и театру. Через несколько лет он стал президентом Ассоциации Шиллера и художественным руководителем веймарского Национального театра.

Также была запущена масштабная программа «на-цификации» Иоганна Вольфганга Гёте, которая требовала немало хитрости и работы. Хотя националисты начали искажать образ Гёте еще в XIX веке, его до сих пор считали гуманистом и интернационалистом, поскольку именно этим ценностям были привержены основатели Веймарской республики. Гёте также имел Целый ряд «неугодных» связей: высказывалось предположение, что он был «другом евреев», а также ходили слухи, что еврейская кровь текла и в его жилах. Более того, Ассоциация Гёте и несколько веймарских

организаций, связанных с поэтом, были «загрязнены» евреями. К примеру, евреем был профессор Юлиус Вале, бывший директор архива Гёте и Шиллера.

К счастью, новый директор архива Ганс Валь был готов заняться «отмыванием» образа Гёте и его подготовкой для национал-социалистического пантеона. Несколькими годами ранее Валь участвовал в создании веймарского отделения Союза борьбы за немецкую культуру.

Валь не жалел сил во имя спасения чести великого сына Веймара. Будучи вице-председателем Ассоциации Гёте, он сделал так, чтобы членство в ней предоставлялось только арийцам, и заявил, что эта ассоциация стала «самой антисемитской из всех литературных ассоциаций Г ермании». На самом деле литературная ассоциация не выгнала своих членов-ев-реев до самого конца 1930-х годов. На страницах своего журнала ассоциация пыталась искоренить гуманистическую «ауру» Гёте, публикуя статьи о том, как поэт предсказал возвышение Третьего рейха. Ганс Валь предположил, что Гёте был антисемитом и противником масонства, хотя это было очевидной ложью, ведь поэт и сам состоял в масонском ордене. Валь грозился, что заставит замолчать любого исследователя, который осмелится сказать, будто Гёте был «другом евреев». Председатель ассоциации Юлиус Петерсен завел процесс еще дальше, когда сравнил Гёте с Гитлером, сказав, что оба они были «великими» политиками и людьми искусства. Когда Томас Манн в 1932 году приехал в Веймар, чтобы принять участие в мероприятиях по случаю столетия со дня смерти поэта,

он с отвращением заметил: «Веймар стал центром гитлеризма».

Венцом трудов Валя стал новый музей Гёте, финансирование которого обеспечил сам Адольф Гитлер. Музей открылся в 1935 году и разместился в здании, прилегающем к дому Гёте. У входа Валь поставил бюст Адольфа Гитлера и прикрепил табличку, в которой рассыпался в благодарностях перед покровителем. На стене музея красовалось «родословное древо» Гёте, которое демонстрировало чистое арийское происхождение поэта.

Сегодня в музее не осталось и упоминания о прошлом покровителе. Бюст убрали, как и родословное древо. Но на одном из камней в фундаменте музея по-прежнему красуется медальон с изображением Адольфа Гитлера.

* * *

«Все началось с пожара», — сказал Микаэль Кнохе, выглядывая в окно. Из комнаты на верхнем этаже дома, который называют Зеленым замком, открывался прекрасный вид на парк на Ильме. Буйная июльская зелень едва ли не врывалась в распахнутое окно. Кнохе, скромный человек в сером клетчатом костюме, возглавляет одну из самых знаменитых библиотек Германии — Библиотеку герцогини Анны Амалии. В 1761 году герцогиня Анна Амалия Брауншвейг-Воль-фенбюттельская превратила свой замок постройки XVI века в библиотеку придворных собраний. Отделанная в стиле рококо библиотека входит в список объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО. Сегодня она

относится к Веймарскому фонду классики, который руководит работой веймарских учреждений культуры.

«Приехав в Веймар в начале 1990-х, я не верил, что здесь существует проблема с украденными предметами. Еврейские организации связывались со мной по этому вопросу, однако я сказал им: «Здесь проблем с этим нет». Так тогда считалось. Однако пожар все изменил», — сказал Кнохе.

Одной ночью в сентябре 2004 года в библиотеке заискрил поврежденный кабель. Искра попала на сухую потолочную балку, и верхний этаж роскошной библиотеки с десятками тысяч сухих, как щепки, книг оказался объят пламенем. Огонь перекинулся и на картины — написанные маслом портреты монарших особ, которые пять столетий правили Германской империей. В огне погибло пятьдесят тысяч книг, включая огромное количество первых изданий XVI века. В Библиотеке Анны Амалии, где работал Гёте, хранилась самая большая в Германии коллекция изданий Шекспира и «Фауста». Тысячи книг также получили повреждения от дыма, жара и воды.

«Одни потери невосполнимы, на восполнение других уйдут десятилетия», — сказал Кнохе, который все равно рад, что ему удалось спасти из огня библиотечную копию Библии Гутенберга.

Библиотеку отстроили заново, но десятки тысяч книг по-прежнему заморожены в ожидании крайне трудоемкой реставрации. Пожар не только уничтожил десятую часть культурного наследия Германии, но и обнажил гораздо менее славные страницы истории библиотеки.

«После пожара мы стали перебирать все книги в библиотеке. Нам необходимо было оценить потери. Мы занялись изучением старых регистрационных журналов, чтобы понять, откуда появились наши книги. В журналах не было прямого указания на какую-либо «незаконную» деятельность, однако мы обнаружили кое-какие пометки, которые возбудили в нас подозрения, что ряд книг попал в собрание не надлежащим образом, если можно так выразиться… Там были штампы, письма и другие свидетельства активности подобного рода».

Проведенное в библиотеке расследование показало, что между 1933 и 1945 годами в коллекцию было добавлено более 35 ооо книг, происхождение которых «вызывало подозрения». Новая информация подтолкнула Библиотеку Анны Амалии и Веймарский фонд классики полностью пересмотреть собственную историю и деятельность библиотеки в ходе войны. Ганса Валя долгое время считали спасителем Веймара, но теперь в нем видят личность противоречивую — настолько противоречивую, что недавно исследованию его деятельности была посвящена целая конференция.

После войны Ганс Валь сумел убедить советскую власть в своей невиновности, хотя и состоял в национал-социалистической партии и не раз заверял всех в своем агрессивном антисемитизме. Валь не только смог сохранить свою должность при новом режиме, но и добился повышения: в 1945 году его назначили вице-председателем только что сформированного культурного органа, который должен был заняться Демократической перестройкой Германии, для чего планировалось первым делом избавить немецкую культуру от фашистского влияния. В 1946 году он также возглавил архив Ницше в Веймаре.

Защитники Валя предполагают, что при нацистах он вел двойную игру, чтобы спасти культурное наследие Веймара. В глубине души, утверждают они, он был демократом, который провел город через самый сложный период истории, зачастую соглашаясь на политические компромиссы, казавшиеся ему необходимыми. После войны Валь твердил, что у него была одна цель — «не позволить очернить Гёте в этот период». С другой стороны, доказать, что Валь действительно был «нацистом поневоле», весьма и весьма сложно. За пять лет до прихода нацистов к власти в Германии он уже участвовал в организации веймарского отделения Союза борьбы за немецкую культуру Альфреда Розенберга.

Появившаяся в последние годы новая информация о собрании Библиотеки Анны Амалии также ослабила позиции Валя. После войны ему все сошло с рук отчасти потому, что новый режим, подобно Веймарской республике и Третьему рейху, также хотел обеспечить себе законность с помощью имени Гёте. И снова образ Гёте необходимо было пересмотреть. Десятью годами ранее Валь превратил Гёте в антисемита, а теперь должен был сделать из поэта героя-социалиста.

Ганс Валь скончался от сердечного приступа в 1949 году — в год Гёте. В знак признания его заслуг по сохранению духовного наследия Гёте его с почестями похоронили рядом с Шиллером и Гёте на Веймарском историческом кладбище. В его честь назвали улицу, которая идет к архиву Гёте и Шиллера по другую сторону парка на Ильме. Она и сегодня носит его имя.

«О нем по-прежнему много говорят в Веймаре. Одни считают его героем, другие… Пожалуй, к нему такие определения неприменимы. Правда в том, что коммунистам нужны были люди вроде Валя. Им нужен был Веймар. Трофейные бригады Красной армии похищали предметы искусства и культуры по всей Германии, но этот город не тронули. Казалось, Веймар был священным местом», — сказал мне Кнохе.

Сегодня в Веймарском фонде классики работают три эксперта по установлению провенанса, которые пересматривают миллионы книг, документов, писем, предметов искусства и других объектов, хранящихся в фонде. Из находящегося на верхнем этаже кабинета Кнохе я спустился на лифте вниз — мимо фойе и подвалов. Под замком, под институтами, библиотекой, пивными и неровными мощеными улицами простиралась сложная сеть подземных катакомб. Они были прекрасны. В полированных полах отражались горящие лампы. Сегодня большая часть собрания библиотеки хранится в этом подземном комплексе, где контролируется уровень освещения, кислорода и температуры.

Два работающих в фонде эксперта по установлению провенанса, Рюдигер Хауфе и Хайке Кроковски, показали мне на полку, идущую вдоль стены очень Длинного коридора. Там лежали их «находки».

Подобно библиотекарям Берлинской городской библиотеки, Ганс Валь не стал отказываться от уникальной возможности расширить свое собрание. Сняв с

полки несколько книг, Хауфе и Кроковски показали мне изящные экслибрисы еврейских семей, которые некогда жили в Веймаре. Одни книги считались «подарками» гестапо или партии. Другие поступили с центральной сортировочной станции, организованной в Прусской государственной библиотеке в Берлине. Несколько крупных партий было приобретено у беспринципных книготорговцев, которые неплохо наживались на евреях, которые бежали из многих городов, включая крупную Вену.

Но Ганс Валь также интересовался конкретными собраниями — в частности, коллекциями еврейского бизнесмена Артура Гольдшмидта, который сколотил состояние на производстве кормов для животных. Однако истинной страстью Гольдсмита были книги. Когда нацисты пришли к власти, в его библиотеке насчитывалось около сорока тысяч книг. Ее бриллиантом была уникальная, весьма известная коллекция старинных альманахов ХУН-Х1Х веков, в которую входило около двух тысяч томов. Гольдшмидта поражало разнообразие иллюстрированных альманахов, которые в ту пору затрагивали любые темы, от балета и карнавалов до насекомых и сельского хозяйства. Альманахи часто были адресованы конкретным группам населения и перечисляли важные праздники или периоды цветения определенных растений. Издавались также литературные альманахи, в которых публиковались стихи и прозаические произведения. Неудивительно, что Гёте тоже заинтересовался этим форматом и сам опубликовал несколько альманахов, первые издания которых сумел раздобыть Гольдшмидт.

В 1932 году Гольдшмидт опубликовал библиографию коллекции под заголовком «Гёте в альманахах». Валь не оставил эту публикацию без внимания. Так случилось, что веймарскому архиву Гёте и Шиллера как раз не хватало этих альманахов в собственной коллекции. Через несколько лет Валь воспользовался шансом, когда государство конфисковало компанию Артура Гольдшмидта. Чтобы выжить, Гольдшмидт вынужден был продать свою коллекцию архиву Гёте и Шиллера. Гольдшмидт оценил свою коллекцию как минимум в 50 ооо рейхсмарок. Валь сообщил ему, что архив не может заплатить более одной рейхсмарки за альманах, и заявил, что Гольдшмидту следует «пойти на жертвы», чтобы его коллекция оказалась в известном архиве. Подобно многим другим евреям в Германии 1930-х, Гольдшмидт не мог торговаться. Вывезти столь знаменитую коллекцию за пределы Германии не представлялось возможным, а денег оставалось все меньше. Гольдшмидту пришлось принять предложение Валя. Во внутреннем отчете Валь удовлетворенно заметил, что все предприятие «было настоящей авантюрой, но в результате бедная коллекция альманахов, собранная в архиве, пополнилась весьма желанными экземплярами». Он также объяснил, как архиву удалось купить коллекцию по столь низкой цене: «Причина очевидна, ведь герр Гольдшмидт — еврей». К концу 1930-х годов семейство Гольдшмидтов сумело покинуть нацистскую Германию и бежать в Южную Америку, где Гольдшмидт и умер в нищете в Боливии.

После войны альманахи переместили из архива Гёте и Шиллера в Библиотеку Анны Амалии. Происхождение этих ценных альманахов было отмечено лишь загадочной буквой А — первой буквой имени бывшего владельца. Только в 2006 году, когда библиотека начала расследование, появились подозрения, что что-то здесь не так.

«С помощью лондонского филиала Европейской комиссии украденного искусства мы сумели разыскать потомков владельца, которые приехали сюда взглянуть на коллекцию», — сказал Рюдигер Хауфе.

После переговоров стороны согласились, что коллекция останется в Веймаре, при условии что фонд компенсирует ее истинную стоимость, и в результате библиотеке пришлось заплатить за нее юо ооо евро.

Дело Г ольдшмидта на сегодняшний день представляет собой самую крупную реституцию, выплаченную немецкой библиотекой. Хотя расследование в Библиотеке Анны Амалии ведется уже около десяти лет, работы еще много. Библиотека сумела вернуть небольшое число украденных книг, однако огромное их количество по-прежнему остается в катакомбах под Веймаром. «К 2018 году мы планируем закончить пересмотр каталогов за период с 1933 по 1945 год. Однако после этого нам придется пересмотреть все книги, которые поступили в библиотеку после войны — вплоть до сегодняшнего дня. Честно говоря, я не знаю, сколько времени это займет, но совершенно очевидно, что этот процесс не завершится в ближайшее десятилетие. Порой высказываются мнения, что это труд целого поколения», — сказал Микаэль Кнохе, прежде чем я вышел из его кабинета.

Внизу Рюдигер Хауфе и Хайке Кроковски показали мне еще немало книг с длинной полки. Как и во многих других библиотеках Германии, которые мне только предстояло посетить, они старались отделить эти книги от остальных даже физически, словно они были загрязнены. Они отрезали их от основного собрания библиотеки и держали в изоляции на особой полке, на безопасном расстоянии от других книг, чтобы избежать заражения. Это были сотни книг сотен коллекционеров.

Хауфе показал мне книгу из библиотеки Артура Гольдшмидта, которую они нашли совсем недавно. Внутри был его экслибрис с изображением солдата, читающего под деревом. На нем стояли даты: 19141918. Солдатом был сам Гольдшмидт, который сражался за Германию на фронтах Первой мировой войны. Возможно, это было напоминание о том, как книги дарили ему утешение в военных окопах, позволяя сбежать от действительности, предавшись мечтам. Каждая из этих книг может рассказать историю о краже, шантаже и печальной судьбе. В лучшем случае это будет история побега, история спасения жизни, но в худшем — история человека, от которого осталась лишь одна эта книга. Я спросил экспертов, что они собираются делать с теми книгами, которые невозможно вернуть домой. Хауфе и Кроковски переглянулись: похоже, эта мысль никогда не приходила им в голову. Они оба пожали плечами, словно говоря: «Как знать? Возможно, они останутся там, где есть сейчас».

Глава 4

БИБЛИОТЕКА

ГИММЛЕРА

Мюнхен

На первый взгляд желтый колосс на Людвиг-штрассе в Мюнхене напоминает зловещую крепость с голыми фасадами и узкими окнами-бойницами. Массивное кирпичное здание, в котором находится Баварская государственная библиотека, занимает целый квартал. У входа в него меня встретил мужчина с ежиком черных волос и золотой серьгой в одном ухе — историк Стефан Келлнер.

«Пойдем коротким путем», — сказал он и вывел меня из крепости. Мы обошли здание и пересекли заросший парк за библиотекой. В дальнем его конце я заметил маленький домик, наполовину увитый плющом. По другую сторону от дома виднелся кусочек Английского сада, где в 1937 году Адольф Гитлер открыл свой музей, Дом германского искусства. На протяжении последних десяти лет в этом маленьком домике за Баварской государственной библиотекой Келлнер с коллегами изучал огромное библиотечное собрание, уделяя особое внимание кражам времен

Третьего рейха. В настоящее время в библиотеке хранится около десяти миллионов томов. Она считается прямой преемницей Королевской библиотеки Баварии, которая еще в XVI веке считалась лучшей библиотекой к северу от Альп. Ей принадлежит одна из самых богатых исторических коллекций в мире, а также одна из крупнейших коллекций книг, напечатанных до 1500 года, так называемых инкунабул. Однако, как и многие другие немецкие библиотеки, Баварская тоже хранит в своих фондах немало украденных книг.

«Для меня это не хобби, а своего рода обязанность. Это история моей семьи, ведь мой дед был евреем. Он жил здесь, но был вынужден эмигрировать в Колумбию. Поэтому я чувствую, что обязан этим заниматься», — сказал Келлнер, проводя меня в комнату, где на большом столе были аккуратно разложены книги.

Прежде чем приехать лично, я отправил Келлнеру свой список пожеланий, поскольку в Баварской государственной библиотеке хранится уникальная коллекция, в которую входит ряд книг, украденных нацистами одними из первых. Расположенная в том самом городе, который стал колыбелью национал-социализма и которым с 1936 года руководил нацист Рудольф Буттман, обладатель четвертого членского билета партии, Баварская государственная библиотека обладала особыми возможностями для участия в разграблении. Первые коллекции, полученные ею в 193о-х годах, принадлежали самым видным еврейским семьям Мюнхена. Также здесь хранились книги религиозных групп, масонских орденов и других групп, подвергавшихся преследованию нацистов.

«Малое количество библиотек осело здесь целиком. В основном библиотекари выбирали самые редкие книги, первые издания XVIII века и экземпляры сочинений, которых не хватало библиотеке», — сказал мне Келлнер.

Помимо прочего, в библиотеку попали книги из частной коллекции Томаса Манна. Они были украдены из его дома, который находился в нескольких минутах ходьбы вдоль реки Изар, по другую сторону Английского сада. Весной 1933 года Томас Манн читал серию лекций за границей. Когда он получил известие об арестах интеллектуалов в Германии, близкие посоветовали ему не возвращаться в страну, и Манн временно поселился на Лазурном Берегу Франции. Шесть месяцев спустя дом Манна на Пошингерштрассе был приватизирован.

По окончании войны американская армия передала Баварской государственной библиотеке пеструю коллекцию, в которую входило около тридцати тысяч книг. Некоторые из них теперь лежали передо мной в раскрытом виде, и я впервые смотрел на метки, которые сложно было неправильно истолковать. На форзаце книги «Польские евреи» я заметил черный штамп Имперского института истории новой Германии, который возглавлял историк Вальтер Франк. На штампе также был герб нацистской Германии — орел с раскрытыми крыльями, держащий в лапах венок со свастикой. На форзаце книги «Лицо немецкого народа» тоже красовался германский орел, но он был больше,

а вокруг него овалом шли слова «Библиотека орденс-бурга Зонтхофен», одного из элитных институтов национал-социалистической партии. В этой книге были собраны черно-белые портреты суровых, угрюмых немцев, многие из которых были сфотографированы в профиль, чтобы видна была форма их носа. Последним я заметил штамп попроще — синий прямоугольник с текстом «Политическая библиотека. Баварская политическая полиция».

Книги на столе были лишь фрагментами, первыми осколками амбиций, которые в конечном итоге приведут к самой масштабной краже книг во всем мире. Вероятно, эти книги можно считать археологическими памятниками коварного плана, который не только затронул все исследовательские учреждения и элитные институты, но и запустил идеологическую войну тайной полиции. Их можно назвать «первыми осколками», поскольку эти штампы представляют собой самые ранние попытки режима установить идеологическую программу приобретения знаний, которая предполагала не только изучение врагов, но и строительство новой, идеологически обоснованной культуры исследований и образования в Третьем рейхе.

Со временем на смену этим отдельным мерам пришли более масштабные, более амбициозные проекты. Третий рейх рос и развивался. Характерной чертой его идеологии была безумная одержимость накоплением знаний. Книги на столе представляли собой остатки новых библиотек, которые нацисты открыли в начале 1930-х годов.

По словам Стефана Келлнера, до сих пор остается загадкой, как эти книги из разных организаций оказались вместе и как они попали в Баварскую государственную библиотеку. Скорее всего, они были конфискованы союзниками из большого числа институтов, государственных учреждений и организаций Третьего рейха. Многие книги были переправлены в Соединенные Штаты, но другие были переданы в немецкие библиотеки, чтобы восстановить те фонды, которые уничтожила война.

«В этом собрании множество штампов разных организаций Третьего рейха. За эти книги постоянно шла борьба. В нацистском движении создание собственной библиотеки считалось индикатором статуса. Сбор книг был манией. Все дело в тоталитарной идеологии, которая стремится контролировать все аспекты жизни граждан. Тоталитаризм господствовал и в науке, где делались попытки заново определить каждую область. Все должно было стать национал-социалистическим. Все и всюду. Они не только стремились заменить старые структуры и системы своими, но и хотели создать совершенно новые. Недостаточно было провести «нацификацию» традиционного университета. Им нужно было основать новый, в новом здании, с новым названием, чтобы там учить студентов новой идеологии, — сказал Стефан Келлнер, прежде чем описать значение «Моей борьбы» для немецкого общества. — Это стремление заменить все, построить все с нуля имело некоторые квазирелигиозные аспекты. Раньше молодожены получали в подарок Библию, а теперь им вручали экземпляр «Моей борьбы». Это

прекрасно показывает, насколько далеко они готовы были зайти».

Книги со штампами представляют собой проявление этого тоталитарного стремления. Мое внимание привлек штамп Баварской политической полиции (БПП) на антропологическом исследовании воспитания детей у коренных народов — очевидно, полиция безопасности не ограничивалась изучением коммунистов и экстремистских политических группировок. Эта политическая полиция стала одним из кирпичиков более крупного органа Третьего рейха, который в итоге возвел тоталитарную идеологию в абсолют. Этим органом были охранные отряды, или СС.

Баварская политическая полиция изначально входила в состав децентрализованной полицейской системы Веймарской республики, в рамках которой все земли Германии имели собственные независимые органы тайной полиции. Эта полицейская система подверглась радикальным изменениям в Третьем рейхе. Когда в 1933 году нацисты пришли к власти, у БПП в Мюнхене появился новый начальник — 33-летний агроном по имени Генрих Гиммлер.

Гиммлер вырос в консервативной, истово католической семье в Мюнхене. Его школьные друзья считали его замкнутым и необщительным. Он не отличался хорошим здоровьем и страдал от проблем с желудком, которые преследовали его всю жизнь. Несмотря на это, он пытался построить карьеру в армии. К его большому разочарованию, он не успел попасть на фронт перед капитуляцией и вместо этого пошел изучать агрономию в Мюнхенском техническом университете.

Гиммлер восхищался фрайкорами, которые разгромили коммунистов в Мюнхене. Он увлекся крайне правыми идеями, определяемыми антисемитизмом, милитаризмом и национализмом, а также глубоко заинтересовался религией, оккультизмом и германской мифологией. В 1923 году он вступил в НСДАП по рекомендации Эрнста Рёма, с которым он познакомился в крайне правых кругах города. Отмеченный наградами герой войны, Рём был одним из основателей и руководителем военизированного ответвления партии, штурмовых отрядов, или СА.

После провала «пивного путча» Гиммлер оказался в самой гуще событий. Ему удалось избежать тюрьмы, и он быстро возвысился в том вакууме, который образовался, когда партия оказалась запрещена и ее лидеры либо бежали, либо были отправлены за решетку. Когда в 1925 году НСДАП возродилась, Гиммлер стал членом СС, небольшого элитного охранного отряда в рамках СА, главной целью которого была защита Адольфа Гитлера от угроз, включая и те, что исходили изнутри движения. Первоначально эта небольшая группа включала в себя от силы десять человек. Гиммлер не был солдатом, но проявлял немалый талант к бюрократии, организации и планированию. Казалось, у него уже было четкое видение СС. В 1927 году он сообщил Адольфу Гитлеру о своих планах по превращению СС в расово чистые элитные войска, верное военизированное формирование, идеологически выстроенную организацию, которая подчинялась бы лично Гитлеру. Гитлер счел план Гиммлера способом ограничить власть СА, которые в период

Веймарской республики стали практически неуправляемыми.

С поддержкой Гитлера Гиммлер быстро поднялся по служебной лестнице СС и в 1929 году был назначен рейхсфюрером СС, главой всей организации. На этом этапе численность СС составляла всего 300 человек. К концу 1933 года она превысила 200 ооо.

В отличие от СА, куда вербовали в основном выходцев из рабочей среды, Гиммлер сделал ставку на хорошо образованных представителей среднего класса. Он считал СС расовой и интеллектуальной элитой. Чтобы вступить в ряды СС, необходимо было продемонстрировать безупречно арийское родословное древо, восходящее к 1750 году. Зачастую преимущество давало юридическое образование. Также важны были такие качества, как беспощадность, фанатизм, верность и жестокость.

В СС все было пронизано личным интересом Гиммлера к истории, мифологии и расовой догме. При создании СС учитывался опыт исторических элитных формирований — самураев, Тевтонского рыцарского ордена и иезуитов. Члены СС должны были сформировать новый класс арийских воинов, каждый из которых воплощал в себе «сверхчеловека». В 1931 году Гиммлер начал организацию разведывательного подРазделения СС, Службы безопасности рейхсфюрера СС, или СД.

После захвата власти в 1933 году начался процесс сплавления старого разведывательного аппарата Веймарской республики с собственной сетью партии. Со ^временем СС получили практически неограниченные

возможности для расширения и проникновения в структуру немецкого общества. Вскоре под контролем Гиммлера оказались все полицейские силы Германии.

Значительное расширение СС в начале 1930-х годов предопределило неизбежность столкновения с головной организацией — СА, которая к 1933 году превратилась в крупнейшую военную силу Германии численностью более з миллионов человек. Подозревая, что Эрнст Рём планирует провести переворот и свергнуть его, Адольф Гитлер тайно вверил Гиммлеру задачу потеснить СА. В конце июня 1934 года СС нанесли удар по руководству СА, продемонстрировав эффективность и жестокость, которые станут отличительной чертой организации. В ходе так называемой «ночи длинных ножей» было арестовано или убито около двухсот человек из высших эшелонов власти СА.

Тайная полиция на государственном уровне стала называться гестапо, как и управление тайной полиции в Берлине, созданное Германом Герингом. К этому времени штаб СД уже переместился из Мюнхена в столицу. В связи с этим была проведена инвентаризация конфискованной литературы, которая показала, что коллекция уже разрослась до более чем 200 ооо книг.

* * *

В 1936 году в новом берлинском штабе СД начала формироваться новая библиотека. После прихода нацистов к власти тайная полиция федеральных земель и СД наблюдали за различными секторами книжного рынка. Под контролем было все — от литературной критики, библиотек, книгоиздания и ввоза книг Д° ареста и преследования писателей, книготорговцев, редакторов и издателей. У врагов режима конфисковывались сотни тысяч книг. С другой стороны, не было единого плана относительно того, что делать с этой литературой. Одни книги передавались библиотекам, другие более или менее структурированным образом собирались различными организациями. Тем не менее в 1936 году СД официально основала в Берлине исследовательскую библиотеку политически нежелательной литературы и привлекла ряд библиотекарей для начала каталогизации коллекции. В то же время Гиммлер отдал всем отделам тайной полиции Германии приказ провести учет конфискованной литературы и незамедлительно отправить результаты в новую Центральную библиотеку литературы о политически нежелательных личностях. Вскоре в эту библиотеку стала стекаться вся литература, связанная с «врагами рейха», — к примеру, сочинения писателей, которые так или иначе противостояли нацистской идеологии. Согласно одному свидетельству, к маю 1936 года в библиотеке уже содержалось от 500 ооо до боо ооо томов.

После 1936 года приток литературы значительно усилился в результате общей интенсификации преследований «внутренних врагов» рейха. В середине *1937 года СД активизировала нападки на церкви и религиозные объединения. Режим ополчился на «политическую деятельность» церкви. Высказывалось мнение, что церковь работает против нацистской идеологии, а потому должна быть запрещена, но Адольф Гитлер не готов был заходить так далеко. Самому серьезному преследованию подверглись католики, евангелические группы и священнослужители, выступавшие против режима. После аннексии Австрии в марте 1938 года СС приступили к повсеместной зачистке от политических и идеологических врагов. Сформированная в СД айнзацкоманда «Австрия» конфисковала библиотеки и архивы организаций, правительственных ведомств, партий, институтов и частных лиц. В мае организация отправила на поезде в Берлин около 130 тонн конфискованных книг и архивных материалов.

В конце 1938 года книжные коллекции существенно пополнились после очередного драматического события — «хрустальной ночи». В ноябре 1938 года по всей стране было разгромлено более тысячи синагог, а более двадцати тысяч евреев было арестовано и отправлено в концентрационные лагеря. Это также вызвало новую волну сожжения книг, на этот раз в костры бросали еврейскую религиозную литературу. В сотнях городов библиотеки синагог были разграблены нацистами и местными жителями, которые тащили свитки Торы, Талмуд и молитвенники на улицы, разрывали их на части, топтали и сжигали. Как и в 1933 году, уничтожение литературы проходило в ритуальной, праздничной атмосфере, которая зачастую привлекала тысячи участников и зевак. В маленьком городке Бадене нацисты маршем прошли по улицам со свитками Торы, прежде чем наконец бросили их в огонь. В еврейском квартале Вены писания и религиозные артефакты из ряда синагог были собраны в большую кучу, а затем сожжены. В Гессене свитки Торы выбрасывались на улицы, где дети из Гитлерюгенда катались на велоси-

педах по священным текстам. В маленьком городке Херфорде в Западной Германии дети вырезали из них конфетти для народного праздника. В других местах еврейскими текстами якобы подтирались вместо туалетной бумаги и играли в дворовый футбол. Во Франкфурте евреев вынуждали рвать и жечь свитки Торы и другие религиозные писания.

Однако, несмотря на огромный масштаб разрушений, многие коллекции были спасены неожиданной рукой. Как и в 1933 году, когда важнейшие фрагменты фондов библиотеки и архива Института сексуальных наук были спасены от пламени силами СА, ряд ценнейших еврейских коллекций уцелел во время «хрустальной ночи». По секретному приказу было перемещено несколько особо ценных архивов и библиотек. Более 300 000 книг семидесяти различных еврейских общин, включая Израильское культурное общество Вены и Еврейскую теологическую семинарию Бреслау, были конфискованы и доставлены в Берлин.

В 1939 году произошла масштабная реорганизация разрастающегося аппарата безопасности режима, что привело к созданию Главного управления имперской безопасности (РСХА) — верховной организации, получившей контроль над всеми полицейскими и разведывательными учреждениями, включая гестапо, СД и криминальную полицию, в задачи которых входила борьба с врагами государства. Библиотека, которую СД начала собирать в Берлине, теперь оказалась во И Управлении РСХА, занимавшемся изучением политических врагов. Во главе управления стоял бригаден-фюрер СС Франц Зикс. Он следующим образом сформулировал назначение библиотеки: «Чтобы понять духовное оружие наших идеологических врагов, необходимо глубоко изучить написанные ими произведения». Однако вскоре эта исследовательская библиотека переместилась в другое управление РСХА, руководителем которого стал Франц Зикс. VII Управление стало специализированным исследовательским подразделением РСХА, которое занималось «идеологическими исследованиями и экспертизой».

С началом войны РСХА получило больше возможностей для кражи книг. К концу 1939 года прибыли первые трофеи — шесть вагонов еврейской литературы из Польши. Все эти книги были украдены всего лишь из одной библиотеки, принадлежащей Большой синагоге Варшавы. В конечном итоге только в Польше будут разграблены многие тысячи библиотек. VII Управление так разрослось, что его пришлось разместить в двух конфискованных масонских ложах на Айзенахерштрассе и Эмзерштрассе в Берлине. Библиотека VII Управления оказалась поделена на несколько фондов, посвященных различным врагам рейха. Богаче всего был фонд еврейской литературы. Был также фонд синдикалистской, анархистской, коммунистической и большевистской литературы, фонд пацифистской и христианской литературы, а также фонды литературы различных сект и меньшинств.

По большому счету библиотека VII Управления отражала интересы самого Гиммлера, охватывая гораздо больше тем, чем просто литература «врагов государства». Фактически она стала воплощением мировоззрения Гиммлера и СС. Наиболее любопытны были

фонды, посвященные оккультизму. Популярная культура зачастую эксплуатирует оккультные связи СС, им посвящают сенсационные документальные фильмы и книги. Тем не менее наличие оккультной литературы в библиотеке РСХА свидетельствует о серьезном интересе СС к этой теме. Первая оккультная библиотека появилась еще в СД, задолго до создания РСХА. Впоследствии она легла в основу специализированной библиотеки — Центральной библиотеки мировой оккультной литературы. В ней среди прочего был специальный фонд Н, посвященный заклинаниям и магии. В нем хранились книги по оккультной науке, а также работы по теософии, сектам и астрологии. Большая часть этой литературы была украдена из разгромленных немецких масонских орденов. Фонд С был посвящен псевдорелигиозным темам, а также содержал большую коллекцию порнографии и литературы по сексологии. Но в СС не ограничивались расхищением книг от имени VII Управления — как ни парадоксально, похищали и людей. Несколько еврейских ученых и интеллектуалов были похищены и доставлены на книжные склады РСХА в Берлине, где они под принуждением работали в библиотеках, иногда разъясняя для СС тексты, написанных на идише и иврите.

Библиотека (а точнее, библиотеки) VII Управления РСХА явно свидетельствовала об огромных тоталитарных стремлениях РСХА и лично Гиммлера. Проводимые в РСХА исследования не только позволяли нацистам лучше узнать врага, чтобы найти его слабые стороны, но и увеличивали объем знаний, использовавшихся для идеологического и интеллектуального развития СС. В СС была объявлена война еврейскому интеллектуализму, модернизму, гуманизму, демократии, Просвещению, христианским ценностям и космополитизму. Но эта война велась не только посредством арестов, казней и заточений в концлагеря. Не случайно Генрих Гиммлер считал свою организацию национал-социалистским эквивалентом иезуитского ордена, который после распространения протестантизма в XVI веке функционировал как главный орган католической контрреформации. Гиммлер полагал, что СС станет подобным бастионом защиты от врагов нацистской идеологии. Однобокий взгляд на взаимоотношения нацистов со знанием опасен тем, что он не позволяет разглядеть кое-что гораздо более зловещее — стремление тоталитарной идеологии управлять не только людьми, но и их мыслями. Нацистов часто считают ненормальными разрушителями знания. Многие библиотеки и архивы действительно были утрачены при нацистской власти — их либо разрушили намеренно, либо они пали жертвами войны. Несмотря на это, существование библиотеки Гиммлера заставляет задуматься: что страшнее — уничтожение знания тоталитаристами или же их стремление к нему?

Глава 5

БОРЕЦ С ИЕРУСАЛИМОМ

Озеро Кимзее


Священный нас пробьет для немцев, когда символ их пробуждения — флаг со свастикой — станет единственным истинным выражением веры
в империю.
Альфред Розенберг


Мягко дрогнув, паром отошел от причала в бухте Прин-ам-Кимзее. Я нашел себе место на корме, на прогулочной палубе, откуда открывался прекрасный вид. Палуба быстро заполнялась пенсионерами в яркой одежде и школьниками, которые теснили друг друга, соперничая за освещенные солнцем места. Сотни белых лодочек на озере старались поймать ветерок. В Мюнхене я сел на поезд и час проехал в юго-восточном направлении. Вскоре сельскохозяйственные угодья сменились холмами, Долинами и горами — я приехал в сердце Баварии, где стояли фахверковые дома, зеленели луга и белели пики Альп. На полпути между Мюнхеном и Берхтес-гаденом, где находилась горная резиденция Гитлера Бергхоф, серебрится озеро Кимзее. Огромное, прозрачно-голубое, оно питается талой водой со склонов Альп. Иногда его называют Баварским морем. Стефан Келлнер из Баварской государственной библиотеки отметил на моей карте то место, которое я собрался посетить. Оно находилось на другом берегу Кимзее.

Мы еще не вышли из залива возле Прина, но от красоты уже захватывало дух. К югу от озера виднелись Альпы Химгау, пики которых вздымались более чем на полтора километра. За ними была Австрия. Вскоре паром причалил к острову Херрен, самому большому на острове Кимзее. Пенсионеры и школьники спустились на пристань и пошли к берегу, чтобы скорее добраться до знаменитой достопримечательности острова — дворца Херренкимзее.

Этот дворец был построен в конце XIX века психически неуравновешенным королем Людвигом II Баварским и представляет собой более или менее точную копию Версаля Людовика XIV, но меньших размеров. Людвиг II скончался до завершения строительства, и работы были тотчас приостановлены, поскольку монарх и так потратил фантастические суммы на свои замки. Я же приехал сюда, чтобы увидеть другой безумный проект на озере Кимзее, который тоже так и не был воплощен, ведь постройку этого здания и вовсе не начали. Вероятно, именно поэтому я один остался на пароме, когда все старушки медленно, но решительно направились к Херренкимзее, читая приведенные в путеводителях описания Зеркальной галереи и самой большой в мире люстры из мейсенского фарфора.

Когда паром обогнул остров Херрен, мне открылся вид на противоположный берег озера. В то же время я увидел место невидимого памятника, находящееся на возвышенности между деревушкой Киминг на южном и деревушкой Зеебрюк на северном берегу озера. Место для строительства университетского проекта Альфреда Розенберга, Высшей школы НСДАП, было выбрано не случайно. По северному берегу Кимзее и предгорьям Химгау проложено шоссе, соединяющее восточные и западные регионы Южной Германии. Строительство этой дороги началось в 1934 году в рамках прокладки разветвленной сети автомагистралей, имперского автобана, который должен был соединить всю Германию асфальтовыми дорогами.

После аннексии Австрии в 1938 году автомагистраль решили продлить до Вены, чтобы тем самым связать государства вместе. Все, кто ехал в южную сторону по этой дороге, замечали бы здание, как только впереди показывались бы берега Кимзее. Хотя университет так и не построили, несложно представить, каким он представал бы перед современниками. Наброски архитектора и фотографии модели здания хранятся в Библиотеке Конгресса в Вашингтоне. Розенберг привлек к разработке проекта Германа Гизлера и самого уважаемого архитектора нацистской Германии Альберта Шпеера. Наброски и модели свидетельствуют, что планировалось построить монументальный комплекс из нескольких взаимосвязанных зданий. Сразу обращает на себя внимание вход в главное здание, над которым, подобно небоскребу, возвышается башня, в четыре раза выше каждого из крыльев. Верхушка башни оформлена как античный храм. Это пример господствующего в Третьем рейхе архитектурного стиля — нового классицизма с монументальными, пугающими пропорциями. Здания должны были производить впечатление и подавлять любого, кто их видел.

«Однажды Высшая школа станет центром национал-социалистических и идеологических исследований и учений», — провозгласил Адольф Гитлер.

Хотя здание так и не построили, другой аспект проекта Высшей школы оказался исполнен. В конце концов, партийная школа на восточном берегу Кимзее была просто архитектурным заявлением, физической оболочкой идеологического исследовательского проекта, который был запущен гораздо ранее.

Альфред Розенберг в итоге стал главным соперником Генриха Гиммлера в сфере идеологического производства, исследования и образования. Они сошлись в борьбе за европейские библиотеки и архивы. Во время войны их организации проводили масштабные грабительские операции, для чего были основаны специальные оперативные отделения на местах: они были повсюду — от Атлантического побережья на западе до Сталинграда на востоке, от Шпицбергена на севере до Греции и Италии на юге. Подобно тому как деятельность VII Управления РСХА во многом определялась наклонностями и мировоззрением его руководителя, исследовательские и библиотечные проекты ведомства Розенберга были отражением его личности. Гиммлер и Розенберг соперничали за право стать главным идеологом движения, но их идеи и взгляды в некотором роде различались. В то время как Гиммлера привлекали мифологические и оккультные гипотезы, розенберг был фанатично одержим глобальным еврейским заговором. В сфере идеологического производства амбиции Розенберга были серьезнее амбиций Гиммлера.

Основание Высшей школы НСДАП должно было стать грандиозной попыткой заложить основы совершенно новой науки и нового типа ученых. Планировалось, что все дисциплины будут пропитаны национал-социалистической идеологией и построены с оглядкой на существование уникальной, расовоспецифической «немецкой науки».

Однако самым важным проектом Альфреда Розенберга, пожалуй, стала его попытка снабдить национал-социалистическую идеологию философской основой, которая обеспечила бы движению определенное признание как в Германии, так и на международном уровне. Когда в 1933 году нацисты пришли к власти, их идеология еще не была полностью сформирована — национал-социалистическое движение включало в себя множество различных, зачастую противоречащих друг другу мнений и групп, от консервативных националистов до фанатичных идеологов расизма. Были в нем также прожилки социализма, а в нацистском профсоюзном движении наблюдались и синдикалистские тенденции. В руководстве партии подверженные ностальгии реакционеры соседствовали с людьми, которые обладали сравнительно прогрессивным мировоззрением, предполагавшим определенную степень принятия художественного модернизма.

На пути к власти национал-социалистическая партия поглотила ряд других крайне правых движений и организаций. Многие ее члены ранее состояли в других радикальных правых партиях, но покинули их, когда НСДАП добилась доминирующего положения. Различные силы и группы внутри партии постоянно тянули ее в разные стороны. Национал-социализм покоился на нескольких твердых принципах, однако в целом оставался неразвитым, а следовательно, податливым. На протяжении всего существования Третьего рейха в партии присутствовали политические разногласия, но с течением времени они становились менее значительными, а терпимость к плюрализму мнений снижалась. Неизменным ядром этого беспорядочного политического движения были личность Адольфа Гитлера и принцип лидерства, воплотившийся в фигуре фюрера. Так называемый принцип фюрерства — слепого и беспрекословного повиновения лидеру — стал важнейшим столпом нацистской идеологии.

Этот принцип отталкивался от положения, что без харизматического лидера немцы представляют собой неуправляемую и бесформенную массу, но под властью сильного фюрера превращаются в единый народ, стремящийся к четко обозначенной цели. Согласно этой концепции, лидер получает легитимность как воплощение внутренней воли людей, их духа и души. Демократия между тем руководствуется волей народа, а потому становится властью толпы, подобной стаду овец без пастуха.

В отсутствие принципа лидерства национал-социалистическое движение раздробилось бы из-за внутренних противоречий, если бы вообще смогло объединиться изначально. Фракции, организации и лидеры партии постоянно спорили друг с другом, причем конфликты вспыхивали по любым поводам — от характеризации евреев до проблем немецкого экспрессионизма. В конечном счете споры, как правило, разрешались благодаря Адольфу Гитлеру, а не наличию четко определенной идеологии.

Будучи центральной фигурой культа лидерства, Гитлер превратился в пророка идеологии, но отнюдь не всегда ясно выражал свои взгляды. Зачастую он предпочитал не вмешиваться в идеологические баталии и даже поощрял некоторое соперничество в партии, натравливая фракции друг против друга.

После прихода к власти в 1933 году партии необходимо было превратить свои политические взгляды в практическую политику. Еще одна проблема заключалась в огромном притоке новых членов в партию, вместе с которым широко распространилось опасение, что политическая машина окажется наводнена оппортунистами и лазутчиками. Возникла паранойя, что эти люди обескровят «истинное видение», а потому в начале 1930-х годов остро встала проблема отсутствия стройной идеологии. Рейхсляйтер Роберт Лей, занимавшийся вопросами организации национал-социалистической партии, даже обратился к Альфреду Розенбергу, жалуясь на «серьезную фрагментацию Движения по вопросу о предпочтительном мировоззрении». Адольф Гитлер также признал проблему идеологической фрагментации. Как партии было закрепиться у власти и справиться с притоком новых членов, который исчислялся в сотнях тысяч, не потеряв при этом своей идеологической души? Чтобы решить этот вопрос, в 1934 году Гитлер назначил Альфреда Розенберга ответственным за духовное и идеологическое развитие и воспитание партии. Официально Розенберг стал уполномоченным фюрера по контролю за общим духовным и мировоззренческим воспитанием НСДАП. В том же году в Берлине была создана соответствующая организация — ведомство Розенберга, в рамках которого впоследствии появится немало организаций и будет осуществлено немало проектов Альфреда Розенберга для партии.

Позиция Розенберга как главного идеолога партии подкреплялась его философской работой «Миф XX века», опубликованной в 1930 году. Он также окружил себя исследователями, идеологами, экспертами по вопросам расы и философами, многие из которых были гораздо одареннее его самого. Все они должны были помочь ему создать, укрепить и защитить идеологическое наследие национал-социализма.

Розенберг стал идеологом партии благодаря своему статусу старого вояки движения, которому удалось выжить как в буквальном, так и в политическом смысле. Выживание Розенберга отчасти объяснялось его верностью Гитлеру, а отчасти тем фактом, что он никогда не представлял реальной угрозы для партийного положения последнего. Розенберг не занимался реальной политикой, он был скорее фанатичным идеалистом. «Трагедия Розенберга заключалась в том, что он действительно верил в национал-социализм», — писал немецкий историк Иоахим Фест.

В феврале 1917 года Альфред Розенберг, которому в то время было двадцать четыре года, жил в многоквартирном доме в часе езды от Москвы. Несколькими годами ранее он начал изучать архитектуру в Техническом университете Ревеля, теперь известного как Таллин. Когда в 1915 году линия российского фронта подобралась к Эстонии, университет со всеми студентами и преподавателями в спешном порядке эвакуировали в глубь Российской империи. В 1917 году, накануне выпуска, Альфред Розенберг погрузился в изучение Гёте, Достоевского, Бальзака и индийской философии. Прилежный, несколько замкнутый студент, похоже, совершенно не замечал социальной напряженности, возникшей в имперской России, и не чувствовал приближения жестокой революционной волны, которая вот-вот должна была обрушиться на страну. В конце февраля появились новости о забастовках и бунтах, и однажды это случилось — произошла революция.

Сначала Розенберг был очарован атмосферой происходящего, он даже отправился в Москву и присоединился к сотням тысяч людей, которые толпились на улицах в состоянии всеобщей «истерической радости». В своих мемуарах он писал, какое облегчение испытал, когда наконец пал «прогнивший» царский режим. Но как только на смену радости пришли анархия, раздробленность и большевики, его чувства тоже переменились. Одним летним днем 1917 года, года революции, он сидел в своей комнате, как вдруг вошел совершенно незнакомый человек, который положил ему на стол какую-то книгу. Опубликованная на русском языке, которым Розенберг владел в совершенстве, книга оказалась конспектом тайной еврейской конференции, якобы состоявшейся в 1897 году, — это были «Протоколы сионских мудрецов». Этот документ заставил Розенберга по-новому взглянуть на происходящее. Он пришел к выводу, что в книге описывается реальная подоплека падения царя. Революция не была спровоцирована восстанием рабочих и крестьян против царя-угнетателя, на самом деле она стала частью глобального заговора, спланированного евреями.

В XIX веке состоялось несколько погромов, целью которых было многочисленное еврейское население Российской империи. Царский режим публично осуждал нападения на евреев, но тайно поддерживал и поощрял их как отчаянную политическую меру — антисемитизм использовался, чтобы объединить мультикультурную и этнически многообразную империю, которая стояла на грани распада. Пока вся ненависть была обращена на евреев, оставалась надежда, что реальные проблемы удастся сохранить в тайне. К погромам, как правило, подстрекали антисемитские, националистические группировки, которые считали евреев «революционными» элементами.

Российские крайне правые течения быстро начали эксплуатировать образ «еврейских революционеров» в своей пропаганде, что очень сильно повлияло на становление национал-социализма. К концу века знаменитая имперская секретная служба — охранка — подготовила документ, который в межвоенный период получил широкое распространение в Германии. Это был тот самый документ, который в 1917 году попал в руки молодого Розенберга. «Протоколы сионских мудрецов» якобы были основными положениями состоявшейся в конце XIX века тайной конференции, на которой группа влиятельных евреев, известных как сионские мудрецы, дала клятву захватить контроль над миром. Проникая всюду и подкупая нужных людей, евреи заручились поддержкой капиталистов, либералов, масонов и коммунистов, чтобы править миром, оставаясь вне поля зрения.

Для Розенберга чтение этого документа стало решающим моментом жизни. Он сам был частью правящего меньшинства, которое опасалось революции. Он вырос в Ревеле и происходил из балтийских немцев, которые осели в этом регионе еще во времена Средневековья и господствовали в период существования Тевтонского ордена и Ганзейского союза. Города контролировались немецкой буржуазией, а за городом царили немецкие землевладельцы, которые многие годы контролировали по большей части феодальный класс балтийских и славянских крестьян. Балтийские немцы считали себя носителями более высокой культуры, чем их соседи. Как это часто случается в эмигрантских общинах, заветный образ родины в их представлении был существенно романтизирован. Для Альфреда Розенберга Германия была мечтой, фантазией, обществом идеализированных людей, пропитанных духом Шиллера и Гёте. Веймарский классицизм лежал в самом сердце культурной идентичности балтийских немцев.

Розенберг вырос в многонациональной царской России, и это сыграло решающую роль в формировании его мировоззрения. Продуктами его воспитания стали концепции о превосходстве арийцев, еврейско-болыпевистском заговоре и праве немцев расширяться на восток. Позже, в «Мифе XX века», он напишет, что России следовало за все благодарить своих арийских захватчиков — викингов, Ганзу и балтийских немцев. Без их вмешательства на разных этапах истории Россия гораздо раньше погрузилась бы в анархию и хаос, как это случилось после революции 1917 года.

«Протоколы сионских мудрецов» подтвердили идеи и заблуждения, которыми уже был обременен молодой балтийский немец. Будучи адептом высокой германской культуры, он уже прочитал одно из важнейших сочинений того времени, которое позже даже попытался переписать на национал-социалистический манер, — работу Хьюстона Стюарта Чемберлена «Основы XIX века».

Британский философ и культуролог Чемберлен увлекся германской культурой еще в молодости, во время учебы в Женеве. Поселившись в Байрейте, он женился на падчерице Рихарда Вагнера, Еве фон Бю-лов-Вагнер. В своем фундаментальном труде, опубликованном в двух томах в самом конце девятнадцатого века и занявшем около полутора тысяч страниц, Чемберлен сделал попытку объединить немецкий культурный идеализм с арийским расовым мифом. При этом он ссылался на представления самого влиятельного расового идеолога XIX века, французского графа и дипломата Артюра де Гобино, и его историческую философскую работу «Эссе о неравенстве человеческих рас». Подобно тому как Карл Линней предложил классификацию растительного и животного мира, Го-бино попытался разделить человечество на расы. Он считал, что главной движущей силой истории является не экономика, а расовая борьба.

Согласно Гобино, расы были непримиримы, а наибольшую угрозу западному обществу представляло смешение рас, в ходе которого благородная кровь арийцев разбавлялась кровью людей низшего происхождения. Ему казалось, что звучавшие в XIX веке призывы к социальным реформам, демократии и равенству делали такое развитие событий неизбежным. Он полагал, что человечество вернется в дикое состояние и потеряет способность к созданию утонченной культуры. Апокалиптические представления Гобино о быстро приближающемся падении человечества произвели глубокое впечатление на Чемберлена. Спустя полвека в собственной работе он назвал причиной этого падения евреев, о чем его тесть уже успел написать в брошюре «Иудаизм в музыке», в которой Вагнер предположил, что евреи проникли в западную культуру и начали разрушать истинную культуру, коренящуюся в народе. В «Основах XIX века» Хьюстон Стюарт Чемберлен попытался сплавить расовую теорию Гобино с антисемитизмом Вагнера и развил обе ^иДеи дальше. Во вселенной Чемберлена немцы и евреи стояли на противоположных полюсах и вели историческую битву добра и зла. Высоким, белокурым и голубоглазым немцам были свойственны идеалы долга, свободы и верности. Евреи были полной их противоположностью и стремились уничтожить всю красоту и чистоту мира.

Альфред Розенберг стал считать себя наследником идей Чемберлена. Он также смог предложить более конкретные решения «еврейского вопроса». По его собственным словам, он начал работу над «Мифом XX века» еще летом 1916 года, когда они с молодой женой Хильдой арендовали дом в подмосковной Сходне.

Как и многие другие балтийские немцы, Розенберг надеялся, что немецкая армия освободит Эстонию от большевиков, и в феврале 1918 года его желание исполнилось. Однако надежды балтийских немцев на воссоединение с родиной оказались тотчас разбиты, когда в ноябре 1918 года Германская империя рухнула. В том же месяце Альфред Розенберг принял решение покинуть родную страну и вернуться на духовную родину. В конце ноября, перед самым отъездом, он впервые выступил в мэрии Ревеля с речью на тему, которая впоследствии определила его как политика, обсудив еврейский вопрос и связь между евреями и марксизмом.

Как и многие другие балтийские эмигранты, Розенберг поселился в Мюнхене, где уже обосновалось несколько его друзей. Крайне правые круги Мюнхена оказались хорошей почвой для теории еврейско-болыпевистского заговора, которую развивал Розенберг. Желая описать свой опыте жизни в России, Розенберг вскоре вступил в контакт с драматургом и журналистом Дитрихом Экхартом, который был ключевой фигурой в крайне правых кругах Мюнхена. Согласно Розенбергу, он первым делом спросил у Экхарта «вам нужен борец с Иерусалимом?»

Вскоре Розенберг присоединился к загадочной политической партии Экхарта, НСДАП, и стал одним из ее первых членов. Кроме того, именно в доме у Экхарта он познакомился с тридцатилетним отставным капралом по имени Адольф Гитлер. По словам Розенберга, они сошлись во мнении, что большевизм влиял на нацию столь же пагубно, как христианство некогда влияло на Римскую империю. Ни один из них так никогда и не признал, что находился под влиянием другого, на протяжении всей своей дружбы два идеолога ни разу не дали друг другу положительной оценки.

Гораздо позже Гитлер сказал, что Розенберг был балтийским немцем с «ужасно сложным» образом мышления, а Розенберг так и не смог заставить себя похвалить «Мою борьбу». И все же Гитлер косвенно признал Розенберга одним из главных архитекторов нацистской идеологии, когда в 1937 году сделал его лауреатом недавно учрежденной Немецкой национальной премии в области искусства и науки. Этой премией нацистская Германия хотела заменить Нобелевскую. Гитлер запретил немцам принимать Нобелевские премии, после того как премия мира в 1935 году была присуждена Карлу фон Осецкому, который находился в немецком концлагере. Розенберг был награжден новой премией, «потому что помог установить и упрочить национал-социалистическое мировоззрение как в научном, так и в интуитивном отношении».

С самого окончания Второй мировой войны историки спорят о масштабе фактического влияния

Розенберга на идеологическое развитие страны. Значение его личности оценивалось по-разному в зависимости от тенденций в сфере исторических исследований. После войны его считали демоническим мозгом, стоявшим за всей идеологией. Позже, в 1960-е годы, его роль была урезана, когда историческая наука стала меньше внимания уделять влиянию личности и больше концентрироваться на анализе структурных и социальных механизмов. В начале XXI века Розенберг снова оказался в центре внимания, не в последнюю очередь из-за трудов немецкого историка Эрнста Пипера, опубликовавшего подробное биографическое исследование «Альфред Розенберг: главный идеолог Гитлера», в котором утверждается, что Розенберг играл решающую роль, распространяя антисемитскую пропаганду, превращая теории заговора в «истины» и развивая теорию о еврейско-болыпевистском заговоре в Германии. По этим причинам Пипер полагает, что есть веские основания считать Розенберга главным идеологом нацистской Германии, хотя другие историки зачастую и ставят это под сомнение.

Историки долгое время считали, что Гитлер был убежденным антисемитом и антимарксистом к тому моменту, когда он отправился в Мюнхен, однако сегодня это мнение подвергается пересмотру. С 1990-х годов все больше и больше историков указывает на духовный и революционный климат Мюнхена и приходит к выводу, что именно он оказал трансформирующее воздействие на Гитлера и превратил его в фанатичного антисемита. К примеру, такое утвержде* ние делает историк Фолькер Ульрих, который в 2013 ^г0\' ду опубликовал книгу «Адольф Гитлер. Восхождение к власти». Отталкиваясь от этого, можно предположить, что более искушенный Розенберг, должно быть, оказал на него большое влияние.

Весьма вероятно, что с «Протоколами сионских мудрецов» Гитлера познакомил либо Розенберг, либо Экхарт. Этот документ сыграл в жизни Гитлера столь же важную роль, какую сыграл несколькими годами ранее в жизни Розенберга. Вскоре Гитлер уже выступил в одной из пивных города с первой речью о еврейско-болыпевистском заговоре.

В то время идея заговора обладала поистине взрывной силой. В российской революции и интернациональном революционном движении рабочих угрозу видели не только крайне правые экстремисты — революция взволновала буржуазию. Назвав революционное движение еврейским заговором, а не проявлением недовольства рабочего класса, который требовал социальных и экономических перемен, нацисты обеспечили себе поддержку далеко за пределами своего узкого круга.

В итоге Адольф Гитлер назначил Розенберга главным редактором партийной газеты Volkischer Beo-bachter, и тот до 1937 года оставался на этом посту.

Обретя смысл жизни, Розенберг с головой погрузился в деятельность мюнхенских крайне правых кругов и работал с фанатичной продуктивностью. На протяжении 1920-х годов он без конца публиковал эссе, антологии и книги, в основном посвящая их одной-единственной теме — евреям. Среди них была книга «Протоколы сионских мудрецов и еврейская мировая политика», которая представляла собой переиздание «Протоколов» с его комментариями. Книга публиковалась на немецком языке не впервые, но пользовалась огромной популярностью: за год пришлось напечатать целых три тиража. Два года спустя Адольф Гитлер использовал этот текст в качестве основы для своих антисемитских выпадов на страницах «Моей борьбы». Уже было доказано, что оригинальный документ является фальшивкой, но Гитлер списал это на влияние еврейской пропаганды: «Совершенно неважно, с губ какого еврея сорвались эти изобличения; главное, что они с ужасающей точностью изобличают саму природу еврейского народа». Йозеф Геббельс, уверенный в поддельном характере «Протоколов», в своих дневниках отразил более прагматичный подход, который впоследствии укоренился в движении: он написал, что верит в «безусловную, но не подкрепленную фактами правдивость «Протоколов»».

В 1930 году была опубликована книга, которая окончательно закрепила Альфреда Розенберга в статусе главного идеолога нацизма, — «Миф XX века». Как и Хьюстон Стюарт Чемберлен несколькими десятилетиями ранее, Розенберг хотел создать философию своего времени. Однако он также пытался решить проблему.

Национал-социализму не хватало реальной философской основы. У нацистов не было ни Карла Маркса, ни «священного текста», который мог лечь в основу их идеологии. Считается, что в нацистской Германии едва ли не библейского статуса достигла «Моя борьба», однако, в отличие от Маркса и Энгельса Гитлер не создал фундаментальной философской системы, которая существовала бы вне времени и была бы вполне применима и через пятьдесят или сто лет после его смерти. Гитлер любил говорить о тысячелетнем рейхе, но в «Моей борьбе» касался в основном насущных проблем: Веймарской республики, евреев, Версальского договора, большевиков и расширения на восток. Все эти политические задачи можно было выполнить при его жизни. Но что же дальше? Розенберг хотел заполнить этот вакуум.

«Миф XX века» не мог сравниться с «Моей борьбой» по силе политического воздействия. Он был написан подробно, изобиловал умными словами и во многих отношениях казался столь же «ужасно сложным», каким был в представлении Гитлера его автор. Его основная мысль была до банальности проста: в мире шла бесконечная война добра (арийцев) со злом (евреями). Эта война красной нитью проходила через всю западную историю. В этом отношении Розенберг не слишком отступал от идей Чемберлена, единственная разница их трудов заключалась в том, что Розенберг сделал расовый миф политически полезным.

Розенберг хотел не столько заложить основы новой философии, сколько создать новую религию. Не случайно он написал свою книгу напыщенным языком, который несколько напоминал язык Ветхого Завета. Розенберг хотел пробудить пророчество, основать расовую теорию на мистицизме, а потому писал: «Сегодня зарождается и пробуждается к жизни новая религия — миф крови; защищать кровь — все равно что защищать божественную природу человека». Согласно Розенбергу, «нордическая кровь» наконец стала победоносной и вскоре заменит «старые святыни».

Как и Чемберлен, Розенберг полагал, что расы обладают различными характеристиками, и любовь к свободе, честь, способности к созиданию и истинное самосознание присущи лишь «нордическим расам». Главной их чертой была «героическая воля». На основании этой идеи и должен был родиться новый немец — герой, которого связывают с родиной кровные узы и который готов принести себя в жертву. Между расовыми крайностями, арийцами и евреями, Розенберг расположил арабов, китайцев, монголов, чернокожих и индейцев, подробно описав их моральные качества и творческие достижения. В частности, арабы создали прекрасные арабески, однако они не были «истинной архитектурой, просто ремесленничеством». Когда «нордические характеристики» проявлялись у других рас, это объяснялось подражанием или смешением с нордической кровью. Евреи, однако, не имели способности создать высокую культуру, «поскольку еврейство во всей своей совокупности лишено души, которая питает высшие добродетели».

Миф о крови не был индивидуалистским — арийская кровь была связана с коллективной «расовой душой». Эта душа объединяла всех арийцев: «Расово взаимосвязанная душа служит мерилом всех наших идей, нашей воли и наших действий». Розенберг считал индивидуализм столь же губительным, как и универсализм. «Сам по себе человек ничто; он обретает личность, только сливаясь душой и разумом с тысячами других представителей собственной расы». Розен-

берг утверждал, что история философии не упоминала о существовании этого мифа о крови, поскольку его невозможно было описать рационально. Понять «расовую душу» рациональным, логическим образом не представлялось возможным, потому что «раса неприкосновенна — это внутренний голос, чувство, воля. Немцам следует пробудиться и прислушаться к голосу собственной крови». Свою книгу Розенберг закончил пророчеством о том, когда это случится: «Священный час пробьет для немцев, когда символ их пробуждения — флаг со свастикой — станет единственным истинным выражением веры в империю».

Примерно через месяц после того, как в 1934 году Розенберг получил приказ заняться «духовным и идеологическим развитием и воспитанием партии», он выступил с речью в берлинской Кролль-опере, куда переехал немецкий парламент после пожара в Рейхстаге. Послушать его собрались все гауляйтеры страны — лидеры раскиданных по всей Германии отделений национал-социалистической партии. Поднявшись на кафедру, Розенберг сказал: «Если бы нам достаточно было контроля над государством, национал-социалистическое движение не добилось бы своей цели. Политическая революция в стране завершена, однако перековка сознания интеллектуального и духовного человека только начинается». Эту цель он сформулировал в «Мифе XX века» и теперь собирался воплотить ее в жизнь: «Великая задача нашего века — на базе нового мифа жизни создать нового человека».

Главным инструментом этой духовной трансформации должна была стать система образования Третьего рейха. Пропаганда влияла на людей, но образование могло изменить саму основу их мировоззрения. После 1933 года началась поэтапная нацификация традиционной системы образования на всех ступенях, от детских садов до университетов. Нацисты отводили системе образования важную роль в идеологическом перевооружении Третьего рейха, однако ее перестройка считалась долгосрочной задачей, к выполнению которой планировалось привлечь целые поколения.

Ряд ранних мер был весьма предсказуем. Одной из них стала «зачистка» системы образования от «еврейского влияния», которая коснулась как преподавателей, так и учеников. Уже 25 апреля 1933 года был принят закон, который ограничивал количество учеников-евреев в государственных школах. Зачистка проводилась в основном естественным образом: еврейским ученикам отказывали при поступлении в школы, а учителей-евреев увольняли без объяснения причин. В университетах профессора-евреи подвергались нападкам пронацистских студенческих союзов, которые требовали их отставки. Не желавшие увольняться преподаватели сталкивались с дискриминацией и унижениями. Помимо прочего, Берлинский студенческий союз требовал, чтобы все «еврейские» исследования публиковались только на иврите, чтобы тем самым исключить евреев из немецкоязычного сообщества и одновременно разоблачить их якобы незаконное внедрение в немецкую среду-Жертвами интеллектуальной травли становились да-все либерально настроенные преподаватели. Однако нацисты не ограничивались исключением евреев и вольнодумцев из системы образования, они также выступали против высшего образования для женщин, опасаясь, что это может привести к требованиям равенства. В нацистском представлении о мире роль женщин в основном сводилась к рождению детей для новой «высшей расы».

В 1936 году еврейским учителям законодательно запретили преподавать в государственных школах, а в 1938 году всех евреев, включая студентов, изгнали из университетов. Преподавательские позиции в большинстве ведущих университетов отошли нацистским и пронацистским идеологам. Многие из них входили в круг Альфреда Розенберга, в котором вращались, к примеру, Эрнст Крик и Альфред Боймлер — два ведущих нацистских педагога Третьего рейха, которые также отвечали за разработку основ новой немецкой системы образования. Легитимности режиму добавил знаменитый философ Мартин Хайдеггер, который в 1933 году вступил в НСДАП и был назначен ректором Фрайбургского университета.

Одной из первых масштабных реформ стала централизация системы образования, которая, как и большинство институтов Германии, до тех пор оставалась в основном децентрализованной. Это была вынужденная мера, которая должна была заставить систему образования служить нацистской догме. Германия никогда не была и не будет такой единой, как во времена тоталитарного Третьего рейха, кото-рый всеми силами стремился создать «народ».

Когда нацисты пришли к власти, немецкая система школ и университетов считалась лучшей в мире. Ни одна другая система образования не давала больше лауреатов Нобелевской премии. К 1933 году Германия получила тридцать три Нобелевские премии, в то время как на счету Соединенных Штатов было всего восемь. Гёттингенский университет, во главе которого стоял Нильс Бор, считался ведущим мировым центром теоретической физики. Однако нацисты видели проблему в том, что непропорционально большое количество Нобелевских премий было вручено немецким евреям, включая Альберта Эйнштейна, Густава Герца и Пауля Хейзе.

Подобно тому как Чемберлен и Розенберг характеризовали народы на основании их врожденных, или расовых, способностей к искусству и архитектуре и даже типичных характеров, каждая раса обладала также собственной уникальной «физикой» и «наукой». Немецкий физик и нацист Филипп Ленард, который удостоился Нобелевской премии в 1905 году, в 1930-е годы развил эту теорию в четырехтомное сочинение. Ленард предположил существование «японской физики», «арабской физики», «черной физики», «английской физики» и «арийской физики», из которых лишь последняя считалась истинной. Хуже всех была «еврейская физика»: «Еврей повсюду сеет раздор и разрывает существующие связи так решительно, что бедный наивный немец не может найти в этом никакого смысла». Считалось, что наука, как и культура, оказалась раздроблена в «фрагментированную реальность», как выразился министр образования Бернгард Руст, и во всем этом виноваты коварные евреи. Иными словами, теория относительности была слишком сложна, чтобы уместиться в тоталитарном мировоззрении нацистов, которые были решительно настроены снова сделать раздробленный мир целым. Неудивительно, что Розенберг был почитателем и покровителем Ленарда. Единственным положительным следствием этих искаженных идей стало замедление нацистских атомных исследований. По иронии судьбы эти исследования в немецких университетах в основном проводили еврейские ученые, такие как Альберт Эйнштейн, Нильс Бор и Роберт Оппенгеймер, которые в конце концов подарили Соединенным Штатам первую атомную бомбу.

Несмотря на международное признание превосходства немецкой системы образования, нацифика-ция почти не получила внутреннего сопротивления. Одной из причин этого была поддержка нацистов преподавателями и студенческими союзами. Считается, что приход нацистов к власти поддержало не менее трети преподавателей — такой огромной поддержки не было больше ни в одной из профессий. Нацисты давно считали преподавателей одной из ключевых групп общества, а потому еще в 1929 году сформировали альтернативную ассоциацию — Национал-социалистический союз учителей (НССУ), в задачи которого входило задавать преподавательскому составу верный идеологический вектор. После *1933 года НССУ стал единственной преподавательской ассоциацией Третьего рейха.

НССУ стал важным инструментом обстоятельной трансформации философского и педагогического

фундамента системы образования, а также ее ценностей. Учебники переписывались, предметы менялись, а головы подвергались идеологической обработке.

Подобно солдатам, преподавателей заставляли давать клятву верности фюреру. Возглавляемый бывшим солдатом фрайкоров Гансом Шеммом НССУ организовал идеологические лагеря, куда учителей отправляли на «переподготовку». К 1937 году в стране действовало более сорока таких лагерей. По свидетельству одного британского наблюдателя, наиболее важными идеологическими источниками, которые использовались для переподготовки, были «Моя борьба» и сочинения Альфреда Розенберга. В школьной программе появились новые предметы, такие как «расовая гигиена». Цель, по мнению Розенберга, состояла в том, чтобы нацистская идеология проникла во все предметы школьной программы, от истории до математики.

В своих классах учителя фактически становились «фюрерами». Многие из них предпочитали ходить в школу в партийной униформе. При нацистском режиме типичный класс превратился в микрокосм тоталитарного государства. На стене всегда висел портрет Адольфа Гитлера, а учебный день начинался и оканчивался салютом фюреру, иногда салютом начинали каждый урок. Система образования Третьего рейха предполагала, что следить будут не только учителя за учениками, но и ученики за учителями. Если учитель озвучивал «негерманские» взгляды, ученики могли донести на него в Гитлерюгенд или в гестапо.

На протяжении 1930-х годов Альфред Розенберг хоть и не возглавлял реформацию науки и образования лично, но постоянно тенью висел над этим процессом, подобно идеологическому духу. Он опубликовал книгу «Идеологические тезисы», в которой были кратко описаны основы национал-социалистического мировоззрения. Эта книга должна была стать базовым руководством для всей немецкой системы образования. Министр образования Бернгард Руст позаботился, чтобы в каждой школьной и университетской библиотеке страны появился экземпляр «Мифа XX века». В период существования Третьего рейха нацифи-кация существующей системы образования так и не была завершена, но все проведенные реформы стоит считать эмбрионами тоталитарной утопии, которую видели нацисты вроде Розенберга. Новый человек мог появиться лишь среди тех, кого не затронул вчерашний упадок, иными словами, среди детей.

Чтобы сформировать поколение, которое поведет Третий рейх в славное будущее, традиционной системы образования было мало. Чтобы создать совершенно нового человека, требовалось основать новую школу. По этой причине в 1930-х годах был заложен фундамент ряда элитных школ: национал-социалистических орденсбургов и школ Адольфа Гитлера. Первая школа Адольфа Гитлера открылась 20 апреля 1937 года, в день рождения фюрера. Чтобы поступить в такую школу, ученики должны были продемонстрировать лидерские качества, а также пройти тщательное расовое и медицинское обследование. Учителями в двенадцати существующих школах Адольфа Гитлера обычно становились сотрудники СС, С А, гестапо или других организаций нацистской машины террора.

Получившие школьное образование мальчики затем готовились для поступления в один ИЗ четырех орденсбургов, куда принимались приверженцы партии в возрасте от двадцати пяти до тридцати лет. Прошедшие отбор студенты проходили тяжелую идеологическую и военную подготовку, в ходе которой студентов регулярно испытывали на храбрость, например организуя прыжки с парашютом, а также отправляли на стажировку в аппарат партии. Как и при отборе в СС, здесь поощрялось сочетание безжалостности и интеллекта. «Для нас сражение при Лейтене в той же мере проверяет характер, как «Фауст» или «Героическая симфония» Бетховена», — провозгласил Альфред Розенберг.

Третьим и последним этапом обучения после школы Адольфа Гитлера и орденсбурга должна была стать Высшая школа НСДАП Альфреда Розенберга. Предполагалось, что ее молодые выпускники в итоге станут лидерами Третьего рейха. Совместное образование должно было сплотить их в идеологическое «братство» или, если угодно, в нацистский рыцарский орден. Создание «правящего класса» считалось необходимым, поскольку именно так планировалось сохранять и оберегать идеологию в тысячелетнем рейхе. В то же время эти школы были способом контролировать наследие текущего руководства.

Как указывали некоторые нацисты, при попытке синтеза физических и интеллектуальных способностей неизбежно возникала проблема; в конце концов последние зачастую доминировали. Мало кто из современного правящего класса мог похвастаться отменными физическими характеристиками — подбородок Гиммлера было не сравнить с подбородками находящихся под его руководством эсэсовцев. Расовая чистота лидеров государства тоже вызывала немало сомнений и часто оставалась тайной за семью печатями. Что ни говори, нацистская элита была довольно хилой. Тучный Геринг имел пристрастие к морфину, Геббельс страдал косолапием, а Гитлера мучили хронические боли в желудке и, вероятно, болезнь Паркинсона, проявившаяся в последние годы его жизни. Нацистские лидеры напоминали скорее не «связанное общими клятвами братство», а стаю волков, которые готовы были разорвать друг друга при первой же возможности. Адольф Гитлер создал дарвинистскую культуру лидерства, которая на удивление хорошо работала в тоталитарной системе наподобие Третьего рейха, где путь наверх прокладывался хитростью, коварством, жестокостью, лестью, вероломством, бюрократической изворотливостью и безжалостностью, а не физической силой и не чистотой крови. Утонувшие в своей арийской утопии о новом человеке, они были не в состоянии разглядеть, что путь к власти в нацистской Германии был каким угодно, но только не героическим.

Триумф Розенберга наступил лишь в конце 1930-х гдов. На заре своего существования Ведомство Розенберга было скромной организацией с маленьким офисом неподалеку от Тиргартена и небольшим количеством сотрудников. Медленно, но верно Розенберг захватывал все больше и больше зон ответственности. Будучи главным идеологом режима, он имел возможность вмешиваться в работу огромного числа учреждений. Стоило ему заметить, что где-то начинает хромать идеологическая составляющая процесса, как он тут же указывал на это соответствующим людям. Поскольку он по-прежнему оставался главным редактором Volkischer Beobachter и с готовностью эксплуатировал газету в своих идеологических битвах, другим нацистским лидерам было сложно полностью игнорировать амбициозного балтийского немца.

Ведомство Розенберга функционировало в качестве лаборатории идей, занимаясь идеологическим наблюдением, лоббированием и анализом. В нем были отделения по изучению церковных вопросов, изобразительных искусств, музыки, образования, театра, литературы, древней истории, евреев и масонов. В1934 году был создан отдел научных вопросов, во главе которого встал Альфред Боймлер, заложивший основы совершенно нового типа ученого. «Наука не продукт поверхностного интеллекта, а порождение глубин интеллекта героического», — сказал Альфред Боймлер на одной из своих лекций. По мнению Боймлера, в науке важны как логика, так и благоразумие, а руководить ими может лишь поистине героический интеллект. Фактически это был тот же самый «героизм», который воспевали АльфреД Розенберг и литература фрайкоров.

Героическая наука была по сути своей политической, что Боймлер проиллюстрировал сравнением нового ученого со старым. Ученый старой школы, которого он называл «теоретиком», характеризовался пассивностью, чистой сознательностью и абсолютной вдумчивостью. Ученый новой школы, «политик», напротив, отличался динамичностью, целеустремленностью и вовлеченностью в процесс. Боймлер полагал, что ученый не должен ограничиваться объективным изучением мира — он должен искать возможности его трансформировать. Он описывал нового ученого, податливый инструмент режима, который был жизненно необходим для придания ауры научной легитимности многочисленным национал-социалистическим мифам, обманам и теориям заговора.

Предложенный Розенбергом проект университета и научно-исследовательского института — Высшей школы НСДАП — в 1937 году получил одобрение Гитлера. Зародыш этого проекта развивался в Ведомстве Розенберга не один год, планы по созданию высшей школы упоминаются в корреспонденции организации еще в 1935-м. Подобно тому как образование будущих лидеров нельзя было доверить традиционной системе образования, будущее науки тоже нуждалось в подобном воспитании. Подготовленные Германом Гизлером наброски и модели новой школы были представлены Адольфу Гитлеру, который одобрил их лично. Именно Гитлер решил, что школу следует построить на восточном берегу Кимзее. Планировалось, что Высшая школа НСДАП, как и другие элитные нацистские Учебные заведения, окажется под непосредственным контролем партии.

В более общем смысле Высшая школа должна была в первую очередь служить цели всей жизни Альфреда Розенберга — созданию философского и научного фундамента национал-социализма. Розенберг полагал, что обнаружил главную слабость движения. Даже если национал-социалистическая партия готова была посвятить себя воспитанию нового правящего класса, который впоследствии встанет у руля, это вовсе не гарантировало движению безоблачное будущее. Розенберг прекрасно понимал, что Третий рейх держался на принципе фюрерства, а не национал-социализме как таковом. Уже в 1934 году Розенберг в своей речи заметил, что Адольф Гитлер не сможет вечно возглавлять движение. Следовательно, сказал он, необходимо, чтобы «национал-социалистическое движение создало структуры, которые сохранят это государство на сотни лет».

Люди развиваются, меняются и умирают, но идеи бессмертны. В конце концов, лишь мощные идеологические основы могли гарантировать стабильность тысячелетнего рейха. Нацистам необходимо было создавать структуры, которые были бы достаточно мощны идеологически, чтобы пережить время, а главное, смерть фюрера. Альфред Розенберг полагал, что Высшая школа НСДАП, которую он называл «важнейшим национал-социалистическим центром исследований, образования и воспитания», станет краеугольным камнем идеологического собора.

Глава 6

УТЕШЕНИЕ СТРАДАНИЯМ ИЗРАИЛЕВЫМ

Амстердам

В аут Виссер осторожно поставил на стол небольшую коричневую коробку, снял крышку и вытащил светло-коричневую книгу в потрепанном кожаном переплете.

Украшенная печатным узором с заключенными в прямоугольник растительными мотивами обложка ничего не говорила о содержании книги. Опубликованная на рубеже XIX и XX веков, книга была довольно тонкой и не казалась библиографической редкостью — должно быть, ее несложно было найти в букинистическом магазине. Вот только в верхнем левом углу книги на кожаном переплете зияла дыра диаметром сантиметра полтора. Осторожно открыв книгу» я заметил, что дыра пробивала не только обложку, но и форзац, где она поглотила имя автора — португальского еврея Самуэля Ускэ. Я поднял книгу против света, который лился в комнату сквозь высокие окна, и увидел, что дыра пробила книгу до самой последней страницы, отчего бумага помялась и потрескалась. Искореженная пуля оставила медный след и застряла среди страниц, где и пролежала на боку последние семьдесят лет.

«Эту книгу нацисты украли вместе с остальной библиотекой и переправили в Германию. Мы считаем, что пуля попала в нее именно в Германии», — сказал Ваут Виссер, мужчина за сорок, в подтяжках и со слабым намеком на бородку. Он библиотекарь и научный сотрудник отдела особых коллекций Библиотеки Амстердамского университета, которая находится в трехэтажном кирпичном здании на берегу прекрасного канала Сингел. Мы расположились в читальном зале одного из самых известных фондов университета, Библиотеки Розенталя, которой и принадлежит «книга с пулей», как называет ее Виссер.

Эта книга — легенда фонда. Существует множество теорий о том, кто на самом деле подстрелил эту книгу. Баллистическое исследование лишь добавило вопросов — оказалось, что пуля была выпущена не из немецкой винтовки, а из произведенного в Англии пистолета-пулемета. Удалось даже выяснить, где примерно это произошло: считается, что инцидент случился в двадцати километрах к северу от Франкфурта, в городишке Хунген.

Всего за несколько часов до того как приехать в Библиотеку Розенталя, я вышел из поезда на Центральном вокзале Амстердама, проделав семичасовой путь от Мюнхена через Франкфурт и Кёльн. Меня поразило, как легко поезд пересек границу между Германией и Нидерландами. Здесь не было естественных преград, подобных лесистым горным массивам Арденн и Альп на юге. Фламандские земли ровны, как автобан, что прекрасно знали как сам Гитлер, так и его генералы. Когда в 1939 году началась война, Нидерланды заявили о своем нейтралитете. Страна смогла избежать участия в Первой мировой войне, когда немецкая армия предпочла пройти через Бельгию. Оглядываясь назад, немцы считали это серьезной военной и стратегической ошибкой, потому что серьезное бельгийское сопротивление гораздо дольше, чем ожидалось, задерживало немецкую армию. Гитлер не собирался повторять этой ошибки. Нидерланды лежали на пути вермахта к Парижу, и в мае 1940 года это определило судьбу страны, а также Библиотеки Розенталя и многих других прославленных голландских библиотек.

В библиотеках Амстердама хранилась уникальная культура, сформированная религиозными, интеллектуальными и экономическими свободами, которые характеризовали морской торговый город со времен Средневековья. Кальвинисты, баптисты, квакеры, гугеноты, интеллектуалы и вольнодумцы стекались в вольный город на реке Амстел. Особенное влияние на город и его библиотеки оказали две группы беженцев — евреи-ашкеназы, которые бежали от погромов на востоке, и евреи-сефарды, которых вытесняли с Пиренейского полуострова. В XVI веке Амстердам был одним из немногих городов Западной Европы, где евреи пользовались относительной свободой, в результате чего город даже прозвали Западным Иерусалимом.

Иммигрантам предстояло сыграть важную роль в становлении Голландии на международной арене, которое случилось в XVII веке. Особенно важную роль в городе играла торговля, которая была основой его мощи. Амстердам стал родиной экономической революции. Именно там появились первая мультинациональная компания — Голландская Ост-Индская компания, — а также первая международная биржа в современном понимании и один из первых национальных банков.

Благодаря всем этим новым институтам в XVII веке Нидерланды стали доминировать в мировой торговле, и особенно в торговле специями с Азией. Быстрое возвышение евреев-сефардов в сфере международной торговли объяснялось наличием у них налаженных связей с испаноязычной Америкой, а впоследствии и с Азией. Однако также это было следствием существования гильдейской системы, доступ в которую был ограничен. В связи с этим многие евреи-сефарды обращались к новой экономике, которая вскоре стала значительно более прибыльной. Ряд крупнейших состояний города сколотили именно иммигранты, а потому в их руках оказались и самые богатые библиотеки.

Свободы Амстердама помогали не только меньшинствам, но и книгопечатникам. В XVII веке свобода и торговля превратила Нидерланды в интеллектуальный центр Европы, рассадник новых, интересных и опасных идей, которые распространялись благодаря книгопечатанию. Вольнодумцы, писатели, философы и представители религиозных меньшинств стекались в город, где можно было публиковать труды, издание которых в других частях Европы каралось анафемой и гонениями. Напечатанные в Амстердаме работы затем можно было распространять по всему континенту при помощи крупнейшего в мире торгового флота.

Толерантность голландского правительства объяснялась не столько идеализмом, сколько экономическими факторами. Мало кого заботило, что именно печатается в типографиях, пока за это платили деньги, а продажа идей приносила торговой державе огромный доход. Помимо вольнодумцев, книгопечатники Амстердама обслуживали также тоталитарных правителей и религиозных фанатиков. Российский император Петр I даровал одному амстердамскому печатнику 15летнюю монополию на печать всей русской литературы. Подобно многим другим европейским монархам, он боялся опасных печатников и предпочитал держать их на безопасном расстоянии от России. В XVII веке Амстердам стали называть печатником Европы.

В XVII веке Амстердам также стал центром еврейской литературы, после того как Манассе бен-Израиль, родители которого бежали от португальской инквизиции, основал Нидерландах первую еврейскую типографию. Манассе был не только печатником, но и писателем, раввином и дипломатом с международной сетью контактов. Именно Манассе в 1650-х годах лично убедил Оливера Кромвеля позволить евреям вернуться в Англию, откуда их изгнали в конце XIII века. Он также был наставником философа Бенедикта Спинозы и другом Рембрандта. Типография Манассе бен-Израиля и Другие типографии обеспечивали дешевыми книгами еврейские меньшинства по всей Европе.

«У нас собрана более или менее полная коллекция книг, отпечатанных Манассе бен-Израилем в XVII веке. Кажется, не хватает всего нескольких. Но у нас также есть книги других еврейских печатников Амстердама. Ни одна другая библиотека мира не может похвастаться таким собранием», — сказал Виссер, показывая на стеллажи, стоящие в читальном зале Библиотеки Розенталя. На полках находилась репрезентативная выборка из собрания с уклоном в историю, религию и философию. Но это был лишь фрагмент собрания библиотеки, в которое входит около 1оо ооо книг, а также тысячи еврейских журналов, памфлетов, рукописей и архивных материалов. Самые старые из них — рукописные описания еврейских праздников, религиозных ритуалов и легенд, которые восходят к XIII веку. Среди раритетов коллекции — первая книга, напечатанная в Стамбуле, инкунабула 1493 года «Арбаа Турим» раввина Яакова Бен-Ашера, собрание еврейских законов четырнадцатого века, напечатанное евреями-сефардами, изгнанными в 1492 году и осевшими в Османской империи. Отпечатанные до 1500 года книги считаются инкунабулами, потому что после этого печать стала осуществляться наборным шрифтом. Многие инкунабулы существуют лишь в единственном экземпляре или всего в нескольких экземплярах. Считается, что до 1500 года в этом регионе было отпечатано 150 книг на иврите, из которых 34 хранятся в Библиотеке Розенталя. В собрании библиотеки также находятся датируемые XIII веком рукописные копии комментариев арабского философа Ибн Рушда к научным трудам Аристотеля.

Хотя сегодня собрание библиотеки преимущественно связано с историей евреев в Нидерландах, его корни уходят в Германию.

«Библиотека была основана раввином Лезером Розенталем в середине XIX века. Он родился в Польше и работал на богатые семейства Ганновера, что позволило ему собрать свою коллекцию книг. Он собирал книги по истории немецких евреев, религиозные писания и сочинения эпохи еврейского Просвещения», — сказал мне Виссер.

Еврейское Просвещение, или Хаскала, было интеллектуальным движением, вдохновленным французским Просвещением. Его основателем был немецкий еврей Мозес Мендельсон, который попытался объединить еврейскую религиозную традицию с философским рационализмом того времени. Движение подталкивало евреев отказываться от культурной изоляции и ассимилироваться в европейском обществе, изучая новые языки и овладевая новыми профессиями в сфере науки и искусства.

После смерти Розенталя в 1868 году его коллекция оказалась в Нидерландах, поскольку туда переехал его сын.

«Когда Розенталь умер, его родственники попытались продать коллекцию, но не нашли покупателя. Немецкому канцлеру Отто фон Бисмарку предложили Добавить ее к собранию Королевской библиотеки в Берлине, но он отказался», — сказал Виссер.

В то время коллекция Розенталя считалась одной из лучших частных еврейских коллекций Германии. Б нее входило шесть тысяч книг и целый ряд рукописей. В 1880 году родственники Розенталя решили пожертвовать коллекцию Амстердамскому университету, а также предложили оплатить труд библиотекаря, что исправно и делали до начала Первой мировой войны, когда семья обанкротилась после неудачного вложения в железнодорожную сеть Венгрии.

В Амстердаме коллекция стала быстро разрастаться благодаря вливанию литературы голландских евреев. К началу Второй мировой войны библиотека увеличилась в несколько раз. «Некоторые амстердамские евреи-коллекционеры прятали свои собрания в Библиотеке Розенталя, надеясь, что там они будут в безопасности. Мы полагаем, что некоторые их книги хранятся здесь до сих пор, однако найти их мы не можем», — пояснил Виссер, которого несколько лет назад попросили отследить пропавшие коллекции.

Ответственным за это тайное хранение книг был Герман де ла Фонтейн Верве, который возглавлял библиотеку во время войны и имел связи с амстердамскими коллекционерами.

«Фонтейн Верве записал один случай «пожертвования» частной коллекции библиотеке. Если бы владелец потребовал коллекцию назад, ее бы вернули, но в ином случае она осталась бы в фонде. Но это лишь один случай. Мы не смогли найти подобные соглашения, и я полагаю, что их уничтожили после войны, когда бытовало мнение, что владельцы уже никогда не вернутся».

Из восьмидесяти тысяч амстердамских евреев холокост пережила лишь пятая часть.

«После войны Фонтейн Верве не распространялся на этот счет, поэтому так и не было подтверждено, сколько этих книг навсегда осталось в фондах библиотеки. Должен признать, я тоже не смог ничего разузнать. Он унес секрет с собой в могилу, и теперь он стал частью темных страниц истории библиотеки», — признался Виссер.

Виссер открыл регистрационный журнал 1940 года. После случившегося в мае нацистского вторжения новые книги добавлялись в каталог еще в течение полугода. Восемнадцатого ноября 1940 года в журнале была зарегистрирована книга «Еврейское образование в Палестине» Элиэзера Ригера, одного из основателей Еврейского университета в Иерусалиме. Книгу купили за 2,65 гульдена. Это последняя запись, дальше в журнале пустота. Новые книги не добавлялись в каталог в течение шести лет. В тот день читальный зал Библиотеки Розенталя был закрыт отрядом СД. Работавшие в библиотеке евреи, составлявшие большую часть сотрудников, были незамедлительно уволены. Одним из них был куратор библиотеки Луис Хиршель, который удрученно написал другу: «Славная история Библиотеки Розенталя на время окончена».

В нескольких сотнях метров от Библиотеки Розенталя, на берегу канала Кайзерсграхт, стоит трехэтажный дом из белого камня. Судя по обнаруженным мною черно-белым фотографиям 1930-х годов, этот Дом совсем не изменился за прошедшее время. Сегодня в нем находится Институт искусства и средств массовой информации. Дом номер 264 по каналу Кайзер-сграхт не самый старый и не самый красивый в округе, Но его история наиболее примечательна.

В 1930-е годы этот дом был центром одной из важнейших спасательных операций в истории архивов и исторической науки. Как ни парадоксально, через несколько лет тот же дом стал одним из центров величайшей грабительской операции, организованной с целью похищения архивных материалов и книг.

В июне 1940 года, всего через несколько недель после капитуляции Нидерландов, отряды СД пришли на Кайзерсграхт, чтобы опечатать белый дом. Решение было принято не случайно. В здании располагался Международный институт социальной истории (МИСИ), который был основан в 1935 году Николаа-сом Вильгельмом Постюмусом, первым в стране профессором экономической истории Нидерландской школы торговли. Задача института заключалась в сборе, а точнее в спасении, архивных материалов от левых движений, таких как профсоюзы и социалистические партии, а также извлечении их из важных частных коллекций.

Сегодня МИСИ находится в восточной бухте Амстердама, в современном офисном здании, которое издалека кажется сделанным из картона. У входа меня встретил научный сотрудник института Хууб Сандерс. Он объяснил, что в институт его привело участие в левом студенческом движении 1970-х. «Мне стало интересно, почему архив Карла Маркса находится в Амстердаме», — улыбнувшись, сказал он. Этот вопрос восходит к основанию института в 1930-е годы и его увлеченному директору, Николаасу Вильгельму Постюмусу. «Постюмус всегда искал первоисточники по экономической и социальной истории. Он начал

собирать связанные с экономической сферой материалы еще до Первой мировой войны».

Вполне ожидаемо этот институт стал первой жертвой нацистских грабежей в Голландии. Постюмус основал институт в ответ на распространение фашизма в Европе. В 1930-е годы в Западную Европу хлынул поток беженцев из Советского Союза, Германии и Италии. С собой они привозили ценные документы, архивы и книги. Постюмус полагал, что создание института позволит ему создать тихую гавань для архивов социалистов, профсоюзов и рабочих движений, на которые охотились как фашисты, так и большевики.

«Постюмус, как никто другой, подходил для этой работы. Он сам был социалистом. И у него было множество международных связей в политических и академических кругах. Он хотел спасти историческое наследие рабочего движения», — пояснил Сандерс, когда мы зашли в огромный лифт, который спустил нас в подвалы МИСИ. Там, на тысячах метров темносерых полок, хранится самый крупный в мире архив социальной истории, всего в него входят четыре тысячи отдельных архивов, включая архивы Amnesty International, Гринписа и Европейской конфедерации профсоюзов. Там также хранятся миллионы журналов и газет. На одной из полок, обернутые в коричне^вую бумагу, лежат стопки номеров шведского журнала Arbetaren («Рабочий») за 1932 год.

Уникальную и особенно ценную часть огромного архива составляют те документы, которые Постюмусу и небольшой группе его соратников удалось собрать в конце 1930-х годов. Сандерс показал мне стеллаж, закрытый светонепроницаемым занавесом, который он театрально отодвинул в сторону. За стеклом на полках лежали документы.

«Это рукопись «Манифеста Коммунистической партии»», — сказал Сандерс, показывая на выцветшие листы, плотно исписанные немного наклонным почерком. Пораженный, я спросил его, действительно ли это «единственный экземпляр».

«Полагаю, другого экземпляра быть не может», — рассмеялся Сандерс.

Испещренный поправками и дополнениями текст казался почти нечитаемым, однако я сумел различить подпись Карла Маркса. За стеклом лежали также несколько рукописных страниц «Капитала», протокол состоявшегося в 1864 году заседания генерального совета Первого интернационала и документы Льва Троцкого.

Материалы архива Карла Маркса и Фридриха Энгельса занимают более пяти стеллажей, там представлены записки, рукописи и обширная корреспонденция, которой они обменивались. Архив был собран Социал-демократической партией Германии и вывезен из нацистской Германии в 1933 году. Немецкие социал-демократы, имущество которых в Германии подверглось конфискации, не имели другого выбора, кроме как продать архив. Более всего в его покупке был заинтересован московский Институт Маркса Энгельса — Ленина, иначе говоря — Иосиф Сталин. В Москве в то время исступленно собирали все архивы основателя идеологии.

«Они готовы были заплатить больше всех. К счастью, партия поняла, что будет позорно продать архив

Сталину. Витоге его сумел приобрести Постюмус», — объяснил Сандерс.

Так были получены документы Первого интернационала, а также архив социал-демократов. Работа По-стюмуса по спасению социалистического исторического наследия Европы имела феноменальный успех. Ему удалось вывезти архив анархо-синдикалистского движения из Испании, прежде чем войска Франко захватили Каталонию. Ряд социалистических архивов также был спасен от нацистов после аннексии Австрии. Частные коллекции были ничуть не менее впечатляющими — институт приобрел архивы анархистов Михаила Бакунина и Макса Неттлау. Более того, в фонд были добавлены и важные архивы русской революции, принадлежавшие эсерам и меньшевикам.

Постюмус открыл отделения своего института в Париже и в Оксфорде. Парижское отделение заполучило ценную коллекцию бумаг Льва Троцкого, которую пожертвовал его сын Лев Седов. В 1936 году стало очевидно, что угрозу архивам представляли не только правые — агенты грозной сталинской службы безопасности, ГПУ, проникли в парижское отделение института на рю Мишле и выкрали немало ценнейших Документов Троцкого. Но эта кража была довольно скромной в сравнении с тем, что ждало парижское отделение впереди. Оно привлекло к себе внимание нацистов, когда институт увел ценнейшие архивы прямо из-под носа режима. «В немецких отчетах институт называется «интеллектуальный центр марксистской борьбы с фашизмом». Поэтому было так важно захва-коллекции института», — сказал Сандерс.

Для нацистов архив Маркса и Энгельса был священным Граалем. Еврей и отец коммунизма, Маркс считался одним из идеологов мирового сионистского заговора. В институте Постюмуса видели порождение этого заговора, поэтому в отчете после его закрытия было написано, что вторжение в Нидерланды помогло предотвратить возникновение «мощной, международной организации».

Миссия Николааса Вильгельма Постюмуса по спасению исторических документов европейского рабочего движения трагически оборвалась летом 1940 года, когда белый дом на канале Кайзерсграхт был опечатан. У Постюмуса не только украли архив, его также лишили профессорской должности. В здание въехала недавно сформированная организация — Штаб рейхсляйтера Розенберга (ЭРР), — которая превратила белый дом в центр грабительских операций Розенберга в Нидерландах. Звание рейхсляйтера было вторым по старшинству в иерархии НСДАП. Рейх-сляйтеры формировали высший эшелон партии и подчинялись напрямую Адольфу Гитлеру.

ЭРР был основан в июне 1940 года и стал отражением успехов военной кампании на западном фронте. Начало войны на время отложило строительство Высшей школы НСДАП на берегу Кимзее, однако подготовительная работа продолжалась и в конце концов даже активизировалась, когда жертв стало больше.

Идеологическая деятельность ведомства Розенберга, которая раньше затрагивала в основном внутренние вопросы, теперь вышла на международный уров вень. До 1939 года нацисты были сосредоточены на

борьбе с внутренними врагами — немецкими евреями

социалистами, коммунистами, либералами, масонами и католиками. Теперь идеологическая борьба началась и в других регионах Европы, захваченных победоносными войсками вермахта.

Нацисты делили войну на два уровня: сначала они воевали традиционным способом, отправляя свои войска на поля сражений, а затем войну вели уже против идеологической оппозиции. Второй конфликт происходил не на поле боя — скорее это была молчаливая война исчезновений, террора, пыток, убийств и депортации, на передовой которой сражались отряды гестапо, СД и других элементов нацистской машины террора. Цель этой войны заключалась не в том, чтобы победить противника, а в том, чтобы его ликвидировать. На Восточном фронте — сначала в Польше, а затем и в Советском Союзе — традиционный и идеологический аспекты войны впервые оказались полностью интегрированными, и это привело к ужасным последствиям.

Идеологическая война велась не только посредством террора, это была также борьба мысли, памяти и идей, направленная на защиту и легитимизацию национал-социалистического представления о мире. На эту войну ЭРР призывал солдатов-академиков. Эта организация не вмешивалась в жестокие, кровавые расправы, которые проводились силами СС. ЭРР вступал в игру, только когда с ними было покончено. ЭРР был создан летом 1940 года, и к этому времени у Альфреда Розенберга уже был намечен десяток академических сфер интереса для будущей Высшей школы. Для него комплекс зданий Высшей школы на берегу Кимзее пред. ставлялся не более чем архитектурным воплощением проекта, цели которого были куда возвышеннее. Подобно гигантскому спруту Третьего рейха, Высшая школа протягивала свои щупальца через расположенные по всей стране научно-исследовательские организации, которые должны были стать отдельными учреждениями под эгидой Высшей школы. Планировалось создание как минимум десяти отдельных институтов различной специализации:

Мюнхен — Институт индоевропейской истории Штутгарт — Институт биологии и расовых исследований

Галле — Институт религиозных исследований Киль — Институт германских исследований Гамбург — Институт идеологических колониальных исследований

Мюнстер и Грац — Институт немецкого фольклора Прага — Институт восточных исследований Рёмхильд — Институт кельтских исследований Страсбург — Институт германистики и галликанства

Франкфурт — Институт изучения еврейского вопроса

Во время войны был открыт лишь Институт изучения еврейского вопроса, самый крупный из всех. Институт во Франкфурте открылся в марте 1941 ^г0#^а проведением конференции по еврейскому вопросу, на которой присутствовал сам Розенберг. Задача ЭРР ^с0» стояла в сохранении архивов и библиотек на оккупированных территориях для их последующего использования в институтах. Однако были также планы создания грандиозной Центральной библиотеки Высшей школы. В 1939 году Розенберг назначил Вальтера Гроте директором и старшим библиотекарем, дав ему задание составить подходящее собрание. Филолог Гроте до этого работал в Библиотеке Ротшильдов во Франкфурте — ее в конце XIX века основала франкфуртская ветвь семьи Ротшильдов.

В 1931 году он вступил в ряды партии и, помимо прочего, работал рейхсреднером — оратором партии, который прошел подготовку на курсах риторики НСДАП. В документе, датированным октябрем 1941 года, Гроте описал задачу, стоящую перед Центральной библиотекой Высшей школы: «Цель состоит в том, чтобы создать первую великую научную библиотеку национал-социализма, какой еще не видел мир». В январе 1940 года Адольф Гитлер отдал распоряжение относительно того, как работа по созданию Высшей школы должна вестись в период войны:

«Она [Высшая школа] будет построена после войны. Однако, чтобы провести подготовительную работу» я приказываю рейхсляйтеру Альфреду Розербергу инициировать ее проведение и, в частности, запустить исследовательский процесс и начать создание библиотеки. Все государственные и партийные организации, которых коснется этот процесс, должны оказать ему поддержку во всех его начинаниях».

Шесть месяцев спустя Розенбергу дали добро на прошение следующих операций на оккупированных территориях: во-первых, его ведомство получило право забирать и конфисковывать ценные культурные артефакты, которые считались «бесхозной еврейской собственностью»; во-вторых, право обыскивать государственные библиотеки и архивы на предмет ценных для Германии материалов; и, в-третьих, находить и конфисковывать материалы церквей и масонских орденов.

Летом 1940 года ЭРР основал в Париже центральное отделение для оккупированных западных территорий, которое получило название «Ведомство «Запад»». В тот же год в Западной Европе была развернута оперативная сеть с целым рядом местных рабочих групп, которые устраивали рейды, проводили сортировку и конфискацию материалов. Зоны ответственности — Франция, Бельгия и Нидерланды — оказались поделены между главными рабочими группами. Этим группам подчинялись более мелкие отряды, занимавшиеся конкретным типом материалов. Деятельность зондерштабов была посвящена отдельным темам — изобразительному искусству, музыке, церквам, археологии и древней истории. Зондерштаб по музыке собирал музыкальные инструменты, ноты и музыкальную литературу; только во Франции его силами было похищено около восьми тысяч фортепиано. Первым отделом, организованным под эгидой ЭРР, стал зондерштаб библиотеки Высшей школы. Во главе этого штаба встали директор Центральной библиотеки Высшей школы Вальтер Гроте и ректор франкфут» ского института Розенберга Вильгельм Грау. Силами ЭРР будет разграблено более тысячи крупных библиотек Западной Европы.

На канале Кайзерсграхт в Амстердаме ЭРР основал достаточно крупное отделение с несколькими десятками сотрудников. Его возглавил штурмбанфюрер СС Альфред Шмидт-Штелер, который с гордостью писал первые буквы своей фамилии — ББ — стилизованными под эсэсовские руны Зиг. Тот факт, что эсэсовцы работали и в ведомстве Розенберга, служит еще одним свидетельством сложной структуры Третьего рейха. Эсэсовцы присутствовали во всех нацистских государственных и партийных организациях, однако были лояльны в первую очередь к тем, кто платил им жалованье.

Позже, осенью 1940 года, ЭРР было поручено заняться разграблением искусства во Франции, что стало самой масштабной операцией штаба Розенберга в годы войны. Однако сам Альфред Розенберг считал кражу предметов искусства лишь сопутствующей задачей. Большинство конфискованных ЭРР предметов искусства либо продавалось, либо откладывалось для Музея фюрера Адольфа Гитлера в Линце, либо передавалось в частную коллекцию Германа Геринга в Карин-халле. Гитлер привлекал к прибыльным кражам предметов искусства различные организации, но очень часто, хоть и не всегда, эта задача ложилась на плечи ЭРР, поскольку Розенберг не проявлял особенного интереса к тому, чтобы прибрать награбленное к рукам.

Однако в отношении книг, архивных материалов и Документов все было совершенно иначе. ЭРР и Розенберг вступали за них в ожесточенные бюрократические битвы с огромным списком соперников, главными из которых были СС и VII Управление РСХА. Война конкурирующих библиотечных проектов велась всеми доступными средствами, включая уловки ложь, лесть, союзы и торг. Впрочем, как зачастую случалось во всех противоборствах между организациями и лидерами Третьего рейха, это был также вопрос динамики, иными словами, важно было, кто первым попал на место событий. Огромная военная и полицейская мощь СС давала им очевидное преимущество. У организации Розенберга не было собственных войск, но он смягчал этот дисбаланс, заключая огромное количество стратегических союзов, самым важным из которых был союз с Германом Герингом. Этот союз был весьма необычен, поскольку Геринг, пожалуй, меньше всех остальных руководителей рейха интересовался нацистской идеологией, однако соглашение с Розенбергом им обоим играло на руку. Розенберг получал необходимых ему солдат и транспортировку силами люфтваффе, а Герингу доставалось столько предметов искусства, сколько вмещалось в его личный железнодорожный состав.

Невероятный размах и интенсивность нацистских грабительских операций необходимо понимать в таком контексте: они питались бурной внутренней жизнью Третьего рейха. При этом, чтобы соперничество не превращалось в анархию, были установлены определенные нормы и правила. Как следствие этого, СС и ведомство Розенберга заключили коварное соглашение. Гиммлер получал библиотеки и архивы, полезные «в разведывательных целях», иными словами, материалы, которые помогали СД и гестапо в борьбе с врагами государства. Розенберг получал библиотеки и архивы, имеющие ценность для идеологических исследовании.

Проще говоря, одной организации доставался современный, а другой — исторический материал. Однако на самом деле все было далеко не так просто.

Одним из первых серьезных столкновений стала длительная битва за ценный архив МИСИ на канале Кайзерсграхт. Рейнхард Гейдрих пытался забрать архив в РСХА, в то время как рейхскомиссар Нидерландов Артур Зейсс-Инкварт хотел оставить его в Амстердаме. Лидер нацистского трудового фронта Роберт Лей считал, что наследие социалистов должно по праву отойти его организации. Хотя архив и подпадал под юрисдикцию РСХА, битву за него выиграл ЭРР, поскольку Гитлер поддержал Розенберга, а ЭРР успел физически захватить здание МИСИ. Сотрудники ЭРР также первыми проникли в парижское отделение института, где хранился ряд ценных коллекций русских эмигрантов. Отделение разграбили всего за три дня до падения Парижа. И все же, несмотря на упреждающий удар, ЭРР позже проиграл бюрократическую битву за контроль над архивом, который в итоге передали СС

Проведенная ЭРР начальная оценка архива и библиотеки МИСИ подтвердила, что это собрание стало самым крупным голландским трофеем организации. Только в библиотеке института хранилось более юо ооо книг, а архив содержал как минимум 180 стеллажей материалов. Только к 1943 году сотрудники ЭРР сумели упаковать все в девятьсот больших ящиков, которые отправили в Германию на поездах и грузовых судах. И все же ЭРР не обнаружил важнейшей части архива — документов Карла Маркса и Фридриха Энгельса.

«После Мюнхенского соглашения 1938 года, когда западные державы отдали Гитлеру Чехословакию, По-стюмус пришел к выводу, что война неизбежна, а потому переправил архив Маркса и Энгельса в отделение института в Оксфорде. Стоит отдать должное его невероятной прозорливости», — сказал Хууб Сандерс, сидя в своем кабинете.

Сотрудники МИСИ также успели уничтожить наиболее компрометирующие материалы, включая переписку с политическими узниками Германии. Эсэсовцы допросили Постюмуса, но он не проявлял политической активности и считался ученым, а потому сумел освободиться. Потеря МИСИ не помешала Николаасу Вильгельму Постюмусу тотчас начать сбор новой коллекции.

«Невероятно, но он сумел основать новый институт, который начал собирать материал о войне, пока она была еще в разгаре. Такой уж он был человек — постоянно собирал материалы, невзирая на обстоятельства. Этот институт был официально открыт через три дня после освобождения Нидерландов в мае 1945 года и сегодня называется Институтом изучения войны, холокоста и геноцида. Однако, когда после освобождения Нидерландов Постюмус вернулся в дом на канале Кайзерсграхт, там ничего не осталось. Все было украдено, внутри было пусто. Нацисты забрали даже мебель».

* * *

Неподалеку от дома-музея Рембрандта находится Португальская синагога, массивное кирпичное здание постройки XVII века. Эта синагога, которая считается одной из самых красивых в мире, представляет собой памятник присутствию евреев-сефардов в Амстердаме. Возле нее я встретил Фритца Хоогевауда, мужчину за семьдесят, который говорит, размахивая руками на манер дирижера. Сейчас Хоогевауд на пенсии, но до этого он работал старшим библиотекарем Библиотеки Розенталя. Делом всей его жизни было описание еврейских библиотек Амстердама и их судеб в военные годы.

Синагогу огибает невысокое кирпичное здание, которое фактически выполняет функции крепостной стены. Хоогевауд провел меня к одному из стоящих рядом с синагогой домов, где хранится прославленная библиотека Эц Хаим, на которую я и пришел посмотреть. Старейшая из до сих пор существующих еврейская библиотека в мире с XVII века остается культурным и интеллектуальным центром сефардов города.

«Этой библиотеке почти четыреста лет. Она была основана как школа для евреев, бежавших из Испании и Португалии», — сказал Хоогевауд. Свет в трех просторных залах библиотеки приглушен. С пола до потолка они заставлены золотисто-коричневыми, винно-красными и кобальтово-синими книгами. Сквозь Два восьмигранных проема в потолке виден второй этаж библиотеки, куда можно подняться по прекрасной деревянной винтовой лестнице.

«Библиотека совершенно уникальна. Это здание было построено специально таким образом, чтобы внутрь попадал дневной свет. Само собой, было опасно освещать библиотеку открытым пламенем», — пояснил Хоогевауд, показывая на световые фонари.

Уникальной библиотеку Эц Хаим делает то, что она отражает экзистенциальный кризис, с которым многие евреи-сефарды столкнулись, когда приехали в Амстердам. «Многие евреи-сефарды были обращены в христианство, но вдруг снова оказались в городе, где могли исповедовать собственную религию. Это было непросто. Им пришлось заново открывать свою идентичность, и для этого они читали, писали и устраивали дебаты. Кто мы на самом деле? Можно ли сказать, что еврейская вера вернее христианства? Эта библиотека — результат их поисков», — сказал Хоогевауд, когда мы сели в читальном зале.

Сефардская идентичность формировалась в один из поистине золотых веков истории. Испанские и португальские евреи принесли на новое место уникальную культуру образования, которая многие годы оставалась лучшей в Европе.

В начале VIII века Пиренейский полуостров, который арабы называли Аль-Андалус, был захвачен мусульманами Северной Африки. Так началась почти пятисотлетняя эпоха исламской культуры, преуспевшей в искусстве, астрономии, философии, литературе и поэзии и во многом обязанной изобретениям, пришедшим с Востока. Китайцы изобрели бумагу еще во времена империи Хань в 200 году до нашей эры, однако именно мусульмане принесли ее в Европу. Распространение бумаги подстегнуло мусульманское переводное творчество — многие сочинения классического периода стали копироваться и переводиться на арабский. Финансировавший эту работу халифат отправлял мужей по всему миру, чтобы они приносили ему ценные рукописи. Центром этого движения был Дом мудрости в Багдаде — мусульман-ский аналог Александрийской библиотеки, — где переводились, копировались и комментировались сотни тысяч текстов римской, греческой, китайской, персидской и индийской литературы. Существенную долю переводов осуществляли сирийские христиане и евреи, которые в совершенстве владели греческим, латынью и арабским.

Другим центром этого движения стала Кордова. Омейядский халифат Пиренейского полуострова и династия Аббасидов, правившая в Багдаде, соперничали не только в военном, но и в культурном отношении. В десятом веке в Кордове находилась одна из крупнейших в мире библиотек: считается, что в библиотеке Омейядов хранилось около 400 ооо томов. В христианской Европе ничто не могло с ней сравниться, тем более что до повсеместного распространения бумаги оставалось еще несколько веков.

Период арабского владычества также стал золотым веком еврейской культуры. Как и в Багдаде, многие переводчики были еврейскими студентами и учеными. Под мусульманским правлением еврейские общины пользовались большой автономией, а еврейские интеллектуалы посвящали себя философии, медицине, математике, поэзии и теологии. Существование такого огромного числа еврейских интеллектуалов, Переводчиков и ученых в мусульманском мире объяснялось уникальностью еврейской схоластической культуры, история которой уже тогда насчитывала более тысячи лет и которая была основана на интеллектуальных, философских и религиозных установках о том, как следует толковать Тору и жить по ее принципам.

Многие образованные евреи Аль-Андалуса занимали высокое положение при дворе. И все же, хотя они и пользовались большей свободой, чем в христианской Европе, они не избежали преследования полностью. Когда после юоо года нашей эры типичная для Аль-Андалуса политическая стабильность начала рушиться, евреи-сефарды тоже оказались в опасности. Ужасное прозрение наступило в юбб году, когда во время мусульманского погрома было вырезано еврейское население Гранады. Величайшая катастрофа произошла в 1492 году, когда последний оплот мусульман в Гранаде пал под натиском испанцев-христиан. Христианские завоеватели предоставили еврейскому населению города выбор: либо обратиться в католичество и заслужить тем самым право остаться, либо навсегда покинуть Испанию. Если же евреи не хотели ни креститься в другую веру, ни эмигрировать из страны, существовал и третий вариант — смерть. Большинство евреев предпочло уехать на восток и основало новые общины в Венеции, Белграде и Салониках. Некоторые уехали на запад, включая и португальских евреев, которые впоследствии были изгнаны из Португалии.

Однако тысячи евреев-сефардов решили принять католичество, чтобы остаться в стране. Несмотря на обращение, марраны — или обращенные — так и не были приняты обществом. В XVI веке инквизиция неотступно преследовала марранов, тысячи которых пади жертвами пыток и сожжений на костре. В конце концов у большинства марранов не осталось иного выбора, кроме как эмигрировать, только чтобы узнать, что в изгнании их тоже ждали унижения и изоляция, поскольку зачастую еврейские общины их отвергали.

Многие из этих дважды попранных людей осели в Нидерландах, где они встречали больше понимания, чем в большинстве других стран. Именно о них идет речь в простреленной книге, которая хранится в Библиотеке Розенталя. Самуэль Ускэ был португальским евреем-марраном, и его книга «Утешение страданиям Израилевым» была религиозным пособием по самосовершенствованию для евреев-марранов, написанным в 1553 году. В ней излагается история долгих страданий еврейского народа, а утешение предлагается искать в изучении Торы и Невиима. Ускэ утверждает, что марраны только тогда освободятся от боли, когда снова вернутся в еврейскую веру. Большинство приехавших в Амстердам евреев поступило именно так, но при этом и сохранило некоторые аспекты своей уникальной культуры.

«Евреи-сефарды принесли сюда из Испании сплав еврейской, арабской, христианской и даже классической культур. Можно заметить, как каждая из них посияла на прекрасные иллюстрации в хранящихся здесь манускриптах. Поразительно богатые растительные орнаменты вдохновлялись мусульманским искусством. Они были во многом сформированы той Культурой, откуда они пришли. Они явно хотели не только двигаться дальше, но и помнить страну, которую потеряли», — сказала библиотекарь Эц Хаима Хайде Варнке, которая присоединилась к нам в читальном зале.

Библиотека была основана в 1616 году и сегодня содержит около тридцати тысяч книг и более шестисот рукописей, старейшая из которых датируется 1282 годом. Собрание библиотеки покрывает широкий спектр тем: поэзию, грамматику, каллиграфию, философию, мистику и религию. «Библиотека отражает становление сефардской общины в Амстердаме и ее развитие в течение четырехсот лет. Здесь можно проследить духовные, религиозные и культурные перемены, которые происходили в обществе», — заметил Хоогевауд.

Евреи-сефарды, которые прежде были марранами, сформировали собственную общину и культурную идентичность в большом еврейском сообществе. Они оставались меньшинством даже в рамках остальной еврейской популяции. Однако через несколько веков после изгнания из Испании, в 1492 году, черный день настал и для «Западного Иерусалима».

«На самом деле после начала оккупации в 1940 году изменения произошли не сразу. Жизнь шла своим чередом. Продолжалась культурная деятельность, люди писали книги, организовывали семинары, ставили пьесы. Нам сложно это понять, ведь мы знаем, что случилось дальше. Но они так привыкли к свободе и толерантности, в рамках которых жили, что просто не могли представить, что их в одночасье всего этого лишат», — сказала Варнке.

«Все происходило постепенно. Еврейское население изолировалось поэтапно, как нацисты делали и в Германии», — добавил Хоогевауд.

ЭРР не спешил разграбить еврейские библиотеки. Только в августе 1941 года началась операция, целью которой стали самые ценные еврейские коллекции. В течение первого года оккупации основное внимание уделялось политическим оппонентам, включая МИСИ, церковь и масонские ордена. Неудивительно, что еврейскими коллекциями заинтересовались в 1941-м, ведь именно в этот момент политика в отношении еврейского населения ужесточилась. С начала года голландские евреи обязаны были вставать на учет, а в феврале последовали первые депортации в Бухенвальд. В августе отряды СД опечатали несколько еврейских библиотек, включая Эц Хаим и Библиотеку Розенталя, читальные залы которых к тому времени уже были закрыты для публики. Закрыта оказалась и богатая библиотека Бет га-Мидраш, принадлежащая евреям-ашкеназам Амстердама. В библиотеки допускались лишь сотрудники СС и ЭРР. Однако они не знали, что некоторые особенно ценные книги уже были спрятаны.

Шестью месяцами ранее прихожане Португальской синагоги отобрали наиболее ценные предметы искусства, которые отправили в бункер Рейксмюсеума, скрытый под песчаными дюнами побережья. Они также вывезли пять ящиков с книгами и рукописями из библиотеки Эц Хаим, сохранив в том числе пять еврейских инкунабул, шестьдесят манускриптов XVII и XVIII веков и более 150 печатных иллюстраций. Ящики были помещены в хранилище банка «Кас-