Людивина вздохнула, лежа в постели. Подумала, не включить ли телевизор. В этот час польское телевидение наверняка смертельная скука. Но и книги она с собой не взяла.
Вот невезуха.
Что же ей снилось? Что блуждало в глубине ее измученного сознания так долго, что не дало ей погрузиться в глубокий сон?
Что-то, связанное с этими странами, вдруг вспомнила она.
С Польшей и Францией.
С перемещениями.
Телефон! – постепенно вспоминала она. Это связано с телефонами!
Телефон Зверя? Телефонный звонок из Лувесьена? Может, она что-то упустила и подсознание пытается навести ее на разгадку?
Локализация аппарата? Не поможет… Он больше им не пользуется.
И тогда Людивина вспомнила о последних достижениях в области информационных расследований. Мобильные операторы не только охотно помогали в расследовании уголовных дел, но даже запустили новую систему для помощи полиции и жандармам. Достаточно было сообщить номер телефона, и в считаные минуты они выдавали полную историю всех входящих и исходящих звонков, а если немного поработать, то и все связанные с ними геолокационные данные. По ретрансляторам, к которым подключался телефон, операторы могли определить район, где использовалось устройство, и точное время.
Более того, теперь даже не было необходимости, чтобы абонент использовал свой телефон для подключения к базовой станции. Если телефон оставался включенным, даже при отсутствии входящих и исходящих вызовов каждый ретранслятор фиксировал его положение, едва телефон входил в его зону и автоматически подключался к сети покрытия. Вся эта информация хранилась в базах данных, к которым следователи могли обратиться в любое время по официальному запросу.
Эта совершенно новая система была представлена жандармерии совсем недавно, и весь парижский отдел был с ней ознакомлен, в частности для ведения дел по ограблениям. Требовалось лишь знать номер телефона подозреваемого.
Это была совершенно новая технология, никогда ранее не использовавшаяся. Полиция и жандармерия только начали ее осваивать.
Почему Людивина вспомнила о ней посреди ночи?
У них же не было номеров, которые можно было бы отследить! Единственный, который у них был, использовался всего один раз и теперь, скорее всего, валялся в канаве или на свалке. Даже если у польских операторов была такая же система и если предположить, что телефон Зверя был выброшен невыключенным, в лучшем случае они смогут найти последний ретранслятор, к которому он подключался. Это даст площадь покрытия в несколько квадратных километров, которую невозможно прочесать, чтобы найти крошечный телефон!
Людивина вскочила на ноги.
Номера, который нужно отследить, у нее не было, зато были точные районы, где совершены убийства. Три на востоке Франции и два здесь, на юге Польши.
Если бы французские и польские операторы могли предоставить им базы данных всех номеров, подключавшихся к ретрансляторам вблизи мест преступлений во время убийств, то путем перекрестной проверки Людивина смогла бы определить номер, который встречается каждый раз. И Зверь, и этот *е должны иметь личный мобильник, держать его на всякий случай под рукой для использования только в повседневной жизни, помимо преступлений.
Номер, который пять раз автоматически соединялся с ближайшей к месту преступления базовой станцией.
В каждом из этих районов могли быть десятки тысяч номеров. Но только один был активирован во всех пяти точках во время убийств.
41
Гостиничный номер Людивины превратился в штаб-квартиру. На стенах были развешаны отчеты о вскрытии, а также фотографии с места преступления, предоставленные Томашем и Юреком.
Людивина в возбуждении вышагивала по ковру с телефоном в руке.
Она мобилизовала одну из групп парижского отдела расследований для работы с французскими операторами, а Юрек проводил ту же работу с польскими сетями.
В течение последнего часа данные стекались на электронную почту Людивины. Сотни тысяч номеров.
– Но это же безумная работа, – сказал Микелис. – Вычленить один номер, который засветился на каждом месте преступления! У вас есть компьютерщики в помощь?
– У нас есть Analyst Notebook, – успокоила его молодая женщина. – Я получаю файлы Excel, которые можно быстро интегрировать в нашу базу данных. За исключением одного оператора, который продолжает присылать нам все в формате pdf, на конвертацию которого уходит много времени. С остальными дело идет довольно быстро.
– Я только что говорил с Априканом, – вмешался Сеньон, – он оставляет группу Магали в нашем распоряжении. Она и ее ребята займутся введением всех номеров Orange, SFR и Free. Нам остается обработать только номера Bouygues.
Поясняя Микелису, Людивина дополнила объяснения коллеги:
– Мы создадим отдельный файл для каждого убийства. Затем программа автоматически определит все номера, которые повторяются из одного файла в другой, если таковые имеются.
– Мы сможем быстро получить результат?
– Самое трудоемкое – конвертировать pdf и вручную исправлять переносы строк, но это надо делать только для списков Bouygues – они единственные упрямо не хотят адаптироваться к нашему программному обеспечению…
Впервые Людивина увидела на лице криминолога что-то вроде удивления и восхищения.
– Значит, к вечеру у вас будет номер телефона убийцы?
– Если у него был с собой включенный мобильный телефон и он лежал у него в кармане по крайней мере во время двух убийств, то да, получим совпадения.
Микелис кивнул:
– Прогресс не остановить.
– Это совершенно новая функция для операторов, но я гарантирую: она изменит будущее расследований, по крайней мере на ближайшие два-три года, пока преступники не адаптируются. Потому что они всегда приспосабливаются.
Время тянулось, словно резиновое, растягивая по максимуму каждый час и замедляя течение минут и секунд. Сеньон правил страницу за страницей данных из pdf-файла Bouygues Telecom, преобразованных в Excel. Это заняло у него немало времени, прежде чем он наконец смог отправить группе Магали по электронной почте полный файл, готовый к интеграции в Analyst Notebook.
Людивина вся кипела от нетерпения. Она не смогла в третий раз отказать уборщице, которая пришла убрать номер, и та чуть не упала в обморок, увидев на стенах фотографии с окровавленными трупами. Пришлось вмешаться Томашу, чтобы успокоить ее и все объяснить руководству отеля.
В пять часов вечера у женщины-жандарма зазвонил мобильник, и она поспешно схватила его.
– Есть номер, который повторяется на первом и втором местах преступления, – сказала Магали. – Ты угадала, Лулу. У него был при себе телефон. Он не пользовался им в те ночи, но он у него был!
– Вы обнаружили только один номер?
– Да.
Если номер принадлежал Зверю, то это означало, что его наставник никогда не брал с собой мобильник, сопровождая его. Либо он вообще опасается современных технологий, либо это настоящий матерый преступник.
– Ты знаешь, как зовут владельца?
– Orange только что сообщил. Сирил Капюсен. Мы сейчас составляем его профиль.
– Orange? То есть у него французский номер?
– Да, он и сам француз. Он ездил в Польшу, но это не его родина.
– Мобильник используется, активен?
– Видимо, да. Но он редко звонит.
– Вы узнали, где он сейчас находится?
– Я выясню это у оператора, а пока мы работаем над самим парнем, пытаемся узнать все – кто он и что он, где работал, судим ли и прочее.
– У вас есть его адрес?
– Есть адрес, на который зарегистрирован телефон. Это какая-то глухая деревня в департаменте Ло и Гаронна. Вечером я пришлю тебе все по мейлу.
Людивина застыла на месте и тут же ответила:
– Не надо, Маг, мы возвращаемся.
Заинтригованные, Сеньон и Микелис не сводили с нее глаз.
– Прямо сейчас? А вдруг он еще в Польше? Вы что, не хотите присутствовать при аресте, подготовить документы об экстрадиции?..
– Он тут был проездом.
– Откуда ты знаешь?
– Он связан с Виктором Магсом гораздо теснее, чем мы думали.
– Через форум? И что это меняет?
– Нет, форум здесь ни при чем.
– Тут я за тобой не поспеваю.
В голове Людивины все складывалось.
– Магс и Капюсен познакомились совсем не в интернете.
– Откуда ты знаешь?
– Название деревни в Ло и Гаронне, случайно, не Мор?
– Черт, точно! Откуда ты знаешь?
– Это родина Виктора Магса.
42
Самолет казался тюрьмой.
Двигатели гудели натужно и неотступно. Людивине чудилось, что она полжизни провела в этих тесных салонах, где пахнет потом, плохой едой и туалетом. Больше всего раздражало вынужденное безделье. Она даже не могла узнать, как продвигается дело у Магали или Априкана.
Микелис и Сеньон спали как ни в чем не бывало.
Неужели я одна принимаю это все близко к сердцу?
Она заставила себя вспомнить об Алексисе.
Ее рука сжала подлокотник кресла.
С тех пор как он погиб, она приняла эстафету расследования. И целиком отдалась работе, не думая ни о чем другом, забывая о себе, об отдыхе, о нормальной жизни.
Ради чего? Чтобы выплакать все слезы, а потом напиться и забыться поскорей до утра?
Пора как-то выходить из этого, поняла она.
Когда все закончится, она возьмет несколько дней отпуска и проведет их с родными, восстановит силы и успокоится. Она дала себе слово так и сделать.
Самолет приземлился около половины одиннадцатого вечера, но еще до того, как он вырулил к месту стоянки, Людивина включила мобильник.
Магали ответила почти сразу:
– Из Orange сообщили, что номер неактивен в их сети начиная с четверга.
– Когда я села в самолет, Томаш подтвердил, что они действительно локализовали мобильный Сирила Капюсена в районе первого убийства, но не после.
– Может, разрядился.
– Или он его отключил. У Orange есть партнер среди немецких операторов?
– Конечно есть. Думаешь, Капюсен уже едет домой?
– Возможно.
– В таком случае нам понадобится еще одно международное судебное поручение, мы должны сами связаться с оператором. Я узнаю его название и контакты в Orange.
– Скажи им, чтобы тут же сообщили нам, как только поймают сигнал Капюсена, хорошо?
– Уже сделано.
– Я попросила о том же наших польских коллег.
– Лулу, я просмотрела список его локализаций за последний год: похоже, он давно не возвращался в Мор.
– У него есть другой адрес?
– Мы пока не нашли, но этим занимается вся команда. При этом есть один ретранслятор, который он очень часто использует в Парижском регионе. Номер 806350, – прочитала Магали. – Это недалеко от Верней-ан-Алатт, в департаменте Уаза.
– Может, это его тайное укрытие?
– Возможно, тем более что это совсем близко… к «Буа-Ларрису»!
– Там плотная застройка?
– Да, поэтому там не станешь наугад стучаться во все двери! Надо поконкретней определить его адрес.
– Но мы знаем примерный район.
– Завтра банки будут открыты, и я смогу просмотреть его счета.
– Он выйдет на свет, Маг, рано или поздно он высунется, и мы его сцапаем.
Людивина схватила сумку с полки и вместе с двумя своими спутниками прыгнула в такси.
– Дело ускоряется, – сказал Микелис, когда они тронулись в обратный путь.
– Надеюсь, в ближайшие дни арестуем этого гада, – призналась Людивина. – И тогда вы вернетесь домой, Ришар, ведь вы сделали свою часть работы.
Криминолог смотрел на проплывающий за окнами пейзаж. Время от времени фонари на шоссе А1 освещали его задумчивое лицо. И каждый раз, когда оно оказывалось в тени, Людивине чудилось, что оно сейчас вынырнет из тьмы с какой-нибудь жуткой усмешкой.
Странная мысль! Она мотнула головой, отгоняя ее, и стянула волосы резинкой на затылке.
– Спасибо вам, – добавила она.
Микелис не ответил, в машине снова повисла тишина.
– Не могу дождаться, когда вернусь к нормальной жизни, – наконец признался Сеньон. – Чтобы приходить с работы в обычное время, в выходные – отдыхать! А ты, Лулу, что ты собираешься делать, когда все закроем? Возьмешь отпуск?
Людивина кивнула.
– В четверг утром похороны Алекса, – сказала она тихо.
Она понимала, что портит всем настроение, но и молчать не могла. Переезды, нервотрепка, недосып – она говорила, что думает, не фильтруя. Ей надо было это сказать.
– Мы все придем, – сказал Сеньон, положив руку ей на колено. – Знаешь, тебе стоит завтра передохнуть. Магали и Априкан вплотную занимаются делом, и если Капюсен объявится, ты первая об этом узнаешь.
– Нет, я хочу выиграть время и заняться остальными ниточками.
– Какими именно? Испанские копы работают над своим кейсом, Бейнс арестовал своего убийцу, а мы установили личность Зверя!
– Не хватает наставника.
– Он будет рядом с Капюсеном, он ведь повсюду его сопровождает.
– Не думаю. Он присоединяется к нему только на время совершения преступлений.
– Людивина права, – вмешался Микелис. – Вспомните следы шин. Он забирает Капюсена из трейлера, и они едут искать жертву, но они не разъезжают все время вместе. За исключением, может быть, Польши, потому что это далеко…
– Кстати, мы так и не знаем, зачем он поехал убивать на другой конец Европы, – напомнила Людивина.
– Я думаю, что автострада для нас – как красная нить. Слишком важная подсказка, чтобы ее не учитывать. Он убивает по ходу своих перемещений. Соляная шахта стала просто подарком, вишенкой на торте, и пресловутый *е не мог удержаться. Он устроил целое шоу, чтобы продемонстрировать свою доктрину, поразить умы людей. Он хочет нанести сильный удар. От него теперь можно ожидать чего угодно.
Сеньон помрачнел:
– Как, по-вашему, он может нанести удар сильнее? Заложить бомбы в школах?
– Сам он этого делать не станет, но почему не завербовать какого-нибудь лузера и не настроить его на такое? Он самый опасный из них, и именно на нем нужно сосредоточиться.
– Как вы думаете, Сирил Капюсен совершил убийство в Польше исключительно по его указаниям?
– Его послали в Польшу по работе, а наставник это использовал, – думаю, тут все просто. Не нужно искать каких-то иных причин. Эти парни наносят удары всюду, где только могут. Готов поспорить, он точно так же убивал и в Германии, если он часто обслуживает этот маршрут.
Жандарма это не убедило.
– Он вернется к нам сюда, просто наберитесь терпения. И тут уж мы на него навалимся. Все разом.
– Остаются некоторые моменты, которые надо прояснить, – не унималась Людивина.
– Какие еще моменты? – фыркнул Сеньон. – Магс и Капюсен знакомы с детства, это два психа, выросшие в одной деревне. Вероятно, еще в детстве или в юности сошлись на почве общих патологических наклонностей. Один из них обнаружил сайт Seeds in Us, дал *e задурить себе голову, затем притащил за собой товарища, и закрутилась адская спираль. Чего тебе тут не хватает?
– Имени наставника. И при чем тут «Буа-Ларрис»?
Ее коллега воздел руки к небу:
– Да потому что они психи! И не всегда действуют осмысленно, так? Хоть вы ей скажите! – бросил он Микелису.
– Психотики действуют без всякой логической причины. Но мы имеем дело с психопатами, с социопатами, и, к сожалению, в их действиях есть смысл.
Людивина согласилась:
– Ты прав, Сеньон, я не пойду завтра в офис.
Жандарм догадался, что у нее появились какие-то другие планы, и, дернув подбородком в ее сторону, спросил:
– Ну, что ты опять задумала?
– Поеду в «Буа-Ларрис».
Великан вздохнул и покачал головой:
– Ты прямо помешалась на этом деле. Не можешь отключиться хотя бы на день. Всего на один день.
– Говорю тебе, мы что-то там упустили.
– Магали проверила всех сотрудников. Никакого криминального прошлого, никакой связи с Виктором Магсом, они все чисты! Хорошие, славные люди. Зачем тебе доставать их, они тут вообще ни при чем.
– Просто для очистки совести.
А еще правда заключалась в том, что Людивина не представляла себе, как вернется туда, где они работали вместе с Алексисом, как увидит его стол, заваленный всяким мерчем с «Нью-Йорк джайантс», этот флаг на стене… Там никто ничего не трогал. В жандармерии не существовало официального порядка действий в случае гибели сотрудника. Потом кто-то решится и все уберет, сложит в коробки личные вещи молодого жандарма и отдаст их родственникам. Людивина не была к этому готова. Ей нужно было еще немного времени.
Она бежала от горя с одной неотступной мыслью: разобраться и совершить возмездие.
Такси повернуло. На этот раз тень скрыла лицо Людивины.
43
Никогда в жизни он не ощущал такой свободы.
Делай, что хочешь, езжай, куда хочешь, да просто живи, и все! Какое счастье.
В кабине грузовика было тепло, даже играла музыка, но не громко, чтобы не разбудить босса; в подстаканнике под рукой – банка пива, впереди – дорога, весь мир – у ног. Все складывалось идеально.
Он побарабанил по рулю пальцами.
С красными концами. Без единого ногтя.
Он их сам себе вырвал. Лучше вырвать ногти, чем слышать, засыпая, как они скребут по простыне или подушке. Легкое шуршание в тишине разрасталось до масштабов галлюцинации. Он этого терпеть не мог. Всю жизнь. Кошмар какой-то. Хуже, чем скрип ногтя по школьной доске. Хоть на стену лезь. Как вспомнишь…
Он обожал водить машину: чувствуешь скорость, мимо проносятся целые регионы, разные домишки и большие жилые дома, а ты воображаешь, как в них живется людям, иногда видишь вблизи их размеренную жизнь и их самих, пленников рутины и обязанностей, – в то время как он сам мог делать, что хочет. Но больше всего ему нравилось ехать ночью. Когда все спят. Лежат, не шелохнутся. Не знают, что происходит в этот самый момент. Он любил ночь, она снимала напряжение, давала ощущение полной власти, как будто он – лунный мальчик. Это он в детстве так играл – будто он сын Луны, он так всем говорил.
Оборотень.
И зубы у него большие, так и сверкают.
Клац-клац!
Большая, страшная пасть. Да, страшная. Все дети пугаются, и взрослые тоже. Все боятся оборотня. Все.
Он вспоминал часы, проведенные в охотничьей хижине на краю деревни. Он, можно сказать, в ней вырос – столько там просидел. Это была его комната. Его столько раз запирали там в наказание, что она стала его детской, его игровой.
Это произошло не сразу. Потому что вначале, он хорошо помнил, домик наводил на него ужас. От страха он даже писался. Плакал часы напролет, сидя в одиночестве в темноте, – солнечный свет проникал внутрь только сквозь щели между досками.
Он боялся волков.
Их хищные, голодные пасти скалились со стен.
Сколько их было? Десять? Пятнадцать?
В детстве Виктор все смеялся над ним. Это же не волки, а собаки, ну, некоторые, может, лисы, а так обычные шавки.
Он знал, что это неправда. Они волки.
Сильные. Свирепые.
У них огромные пасти с острыми зубами.
Клац-клац!
Сколько часов он провел там, скорчившись от страха, боясь поднять голову? И как его вдруг переключило? Не вспомнить. Был ужас, потом возникло любопытство.
Потом босс показал ему только что подстреленного волка. Они вместе разделали тушу. Расчленили. Сначала его чуть не стошнило. Босс очень смеялся. А уж сколько они потом вместе выпотрошили волков! Босс даже брал его на охоту. Одно из лучших воспоминаний детства – ходить с боссом на охоту. Нарочно прятаться, чтобы не увидели жители окрестных деревень. Идти по следу. Целиться. Стрелять.
А потом разделывать.
Отрубать головы и варить их в большом помятом котле, пока мясо не сойдет и не покажется череп. И тогда их жуткие пасти повиснут рядом с остальными на стенах хижины.
Он улыбался при одной мысли об этом.
Вот еще почему хорошо ездить ночью – можно думать часы напролет. Просто держишь руль, а мимо несутся картинки, как кинопленка.
У него даже случался стояк, когда он свысока смотрел на дорогу.
Когда с высоты водительского кресла он видел другие низенькие машины и в них – маленьких людей. Повернуть руль – и раздавишь их всмятку. Конечно, он так не делал, но мысль казалась очень соблазнительной.
Ночью он несся вперед, летел над всем миром и дрочил.
В кабине было все необходимое. И для этого тоже.
Сбоку под рукой бумажные салфетки. Чтобы дрочить на головы мелких людишек. Кончаешь им прямо в морду, а они и не догадываются.
Босс в своем кресле зашевелился.
Он покосился на него – нормально, тот еще спит.
На рассвете он высадит его у дома, боссу надо готовиться к путешествию. Теперь они долго не увидятся.
А сам он останется один и сможет играть в оборотня.
В одиночку выбирать себе жертв. Утаскивать их, кусать. В одиночку наслаждаться их криками, так даже лучше. Эти крики доказывают, что он всесилен. А они покорны. Ему одному.
Он здорово всему научился. Теперь он уверен в себе.
Снимать кожу с двух девок оказалось так здорово! Это босс ему приказал, но в итоге босс оказался прав.
Это как в детстве с волками. Только тут он им головы не сварил.
Вот это обидно, что и говорить.
Босс не хочет, чтобы он забирал трофеи. Говорит, опасно. Единственное, разрешает брать с собой кусок добычи, но только если потом быстро сожрешь. Чтобы не оставлять улик.
Ну теперь-то он сможет делать все, что заблагорассудится! Хранить головы дома! Варить! Вешать на стенку! А почему нет? Босс может идти в жопу.
В любом случае хозяйка возражать не станет.
Вспомнил хозяйку, и стало смешно. Он один в своей большой кабине, весь мир у его ног. Босс посапывал в углу.
Да, в следующий раз никто ему ничего не запретит. Захочет выбрать толстую – и выберет! И потом залезет к ней внутрь, в ее открытое нутро, почувствует влажное тепло ее внутренностей, по нему потечет ее кровь, будет обмывать его всего, словно облизывая жадными языками. Он протиснется внутрь, сожмется изо всех сил, пока не треснут ребра, не хрустнет позвоночник, не лопнет кожа… И станет хорошо. Безопасно.
И снова придя в мир, он будет уже не дитя человеческое, а оборотень! В нем родится зверь! Да! Со следующей он это сделает! Как с первыми!
Взгляд заметил на краю приборной панели женскую заколку для волос.
Он все же сохранил один трофей.
В конце концов, покупают же все эти мудаки-туристы маленькие Эйфелевы башни, чтобы привезти домой сувенир? Может же он сохранить на память хотя бы одну вещь от девушек, к которым приезжал!
Он схватил заколку. Глаз не отвести.
С самого детства, как увидит такую заколку, – жутко интересно.
Они похожи на волчьи пасти.
Сдавил с одного боку – пластиковые челюсти разжались, зубчики щелкнули в темноте кабины.
Клац-клац!
Девчонки обожают волков! Им приятно, когда волк кусает им голову! Иначе зачем они пришпиливают себя этими челюстями?
Все они похотливые сучки. А потом вдруг увидят волка, и никого рядом нет! Хнычут, как маленькие, просят пощадить, пока голос не сорвут.
Он любил эти моменты капитуляции, когда они наконец понимают, что надежды нет. Что власть – у него, что им от него не уйти. И тогда он кусал их – им же это нравилось, – он отгрызал от них куски. Чтобы овладеть ими целиком. Навсегда. Когда они будут у него в животе, им уже не вырваться, не уйти никуда. Их у него внутри уже много. Он никогда больше не будет одинок.
От воспоминаний у него возникло странное чувство.
Он потер промежность: вот-вот встанет.
Он посмотрел на босса.
Нет, не сейчас.
Он еще не один.
Скоро появятся другие возможности.
И тогда он будет выше всех, он будет лететь в своем трейлере, свободный, как ветер, он будет брызгать спермой на головы мелких людишек, запертых в мелочной жизни, в маленьких машинках.
И он найдет себе девку, которая не прочь поиграть с волком.
И на этот раз она будет кричать для него одного.
И чтобы доставить ей полное удовлетворение, он съест ее заживо, а потом возродится оборотнем в ее чреве.
Клац-клац!
44
Дорога через лес напомнила Людивине ее первый визит в «Буа-Ларрис». И странное впечатление от больницы, стоящей вдали от жилья, за каменной стеной и кованой оградой, которые еще больше изолировали постройки, словно то была не больница, а тюрьма. И еще вспомнилась ее разномастная архитектура: тут и старинная усадьба со службами, и массивное современное здание в глубине. Само заведение словно не могло определиться, что оно собой представляет и для чего служит. Родовое гнездо? Место для постыдных экспериментов? Детская больница?
Проехав по дорожке вдоль строений, Людивина заметила, что кровавые метки исчезли, их смыли.
Она подошла к приемной стойке и попросила о встрече с кем-нибудь из руководства. Без предварительного звонка это оказалось невозможным: кто-то в отъезде, у кого-то встречи или совещания.
– Тогда, вероятно, вы сможете помочь, – не сдавалась Людивина. – У меня на руках список имен сотрудников, и я хочу проверить, все ли там есть.
– Относительно лечащего персонала я, пожалуй, смогу вам помочь.
– А как насчет преподавателей?
– Я не так часто их вижу, не работаю с ними напрямую, так что знаю не всех.
Людивина протянула ей списки, и секретарша трижды перечитала их, чтобы убедиться, что никого не забыла.
– Мне кажется, у вас тут все есть.
Женщина-полицейский указала на коридоры и лестницы, которые расходились чуть дальше:
– А кого я могу спросить относительно преподавателей?
– Думаю, кого-то из них. Вам ведь нужны только те, что сейчас числятся в штате?
– А что, они часто меняются?
– Каждый год по-разному, но в настоящий момент тут все довольно стабильно.
Людивине и в голову не приходило, что кто-то мог работать и уволиться! Она приехала без определенного плана, просто доверилась инстинктам, решила наугад поспрашивать сотрудников «Буа-Ларриса» и посмотреть, что можно выудить.
– Мне нужно подать запрос в министерство образования, чтобы узнать имена всех, кто побывал в этих стенах?
– Тогда вы получите только имена преподавателей, но не лечащего персонала. Почему бы вам просто не посмотреть архивы?
Людивина прямо расплылась в улыбке.
– Натали, ведь так вас зовут? – сказала она, увидев имя на бейдже. – Теперь вы мой лучший друг! А вы покажете, где архивы?
* * *
Людивина сцепила руки и как можно дальше вытянула их над головой. Затрещали позвонки, заныл затылок.
Все тело затекло: она просидела три часа, роясь в картонных коробках, среди пыльных полок, в глухом, пахнущем сыростью подвале.
Лампочки, освещавшие подземное помещение, мигали из-за перебоев в электроэнергии, и чтение то и дело прерывалось.
Она переписала имена всех учителей и медицинских работников, которые прошли через «Буа-Ларрис» за последние десять лет. Все тщательно сохранялось; ей оставалось только найти нужные ящики и просмотреть реестры один за другим, потом отложить их в сторону и опечатать официальной сургучной печатью.
Людивина с удовольствием бы сделала перерыв и вышла наверх, подышать воздухом, но работы оставалось совсем немного. Только 2000 и 2001 годы. Хорошо бы, конечно, передохнуть, но лучше закончить, а потом уже выйти.
Архив занимал анфиладу из нескольких подвальных помещений: три сводчатые комнаты, соединенные открытым проходом, выложенным красным кирпичом.
Натали показала ей, где размещаются документы, относящиеся к персоналу, и жандарм сразу же приступила к поискам, не теряя времени на осмотр остального хранилища. Теперь, когда поставленная задача была почти выполнена, в ней проснулось любопытство. Она дошла до конца аллеи из стеллажей и удивилась открывшемуся богатству.
Каждая из трех комнат, казалось, ломилась от стеллажей с деловыми папками, коробками и ящиками, все они были того же типа, что и те, с которыми она работала.
Людивина переходила из одного помещения в другое.
Вдруг она почувствовала какое-то смутное беспокойство и даже несколько раз оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что никто не идет следом. Вот уже несколько минут ей чудилось, что она не одна.
Расслабься, переключись на что-то другое, это все нервы. Сама себя накручиваешь.
Людивина не спеша переходила из одного коридора в другой, успокаивая себя тем, что они совершенно прямы. «Если бы кто-то решил устроить тут игры, он построил бы какой-нибудь запутанный лабиринт», – подумала она. Обстановка к этому вполне располагала.
Сколько судеб хранили эти полки? Сколько документов – медицинских карт, отчетов об успеваемости, об успехах и неудачах и сколько характеристик, иногда ставящих крест на человеке?
Но что же привлекло здесь убийц? Почему у них возникла неодолимая потребность пометить эту территорию как собственную? Чтобы наметить следующую мишень – детей, как она подумала? Теперь Людивина в этом сильно сомневалась. Сотрудники вообще не имели судимостей, и вряд ли какой-либо человек мог служить делу *е, не имея криминального прошлого, которое бы расположило его к этой теории и к подобным «ценностям».
Тогда как объяснить? Микелис, конечно, прав, убийца или убийцы действовали импульсивно, у них была потребность в самовыражении, позыв оказался сильнее разума. Это их место.
Оно принадлежит *е.
Что же такого важного для них скрывала больница «Буа-Ларрис»?
Может, информация кроется где-то здесь, в архивах учреждения? Людивина подняла голову. Она дошла до самого конца подвала и оказалась перед старыми железными шкафчиками с выцветшими, стертыми этикетками. Их было с десяток.
Лампочки замигали с тихим треском.
Когда свет восстановился, молодая женщина провела рукой по крышке одного из ящичков, чтобы стереть пыль, и на поверхности проступили коричневые знаки.
Это был символ.
Свастика, потускневшая от времени.
Людивина быстро отдернула руку, словно напроказившая девочка, и обернулась проверить, не видел ли кто.
Ей постоянно казалось, что кто-то за ней шпионит.
Вокруг раздавались какие-то странные звуки. Неуловимые шорохи, скрипы. Людивина выглянула из-за стеллажа в центральный проход, но и там ничего не увидела.
Тогда она вернулась к зловещим ящикам.
Ухватила один и потянула к себе.
Тяжелый. Набит до отказа.
Свастика не оставляла сомнений в происхождении и эпохе создания хранимых в ящике документов. Людивина заколебалась. Если здесь, как утверждают, творились такие ужасы, то, может, не стоит ворошить прошлое?