Виктория Лисовская

Путь к золоту Рюрика



Недалекое прошлое. Деревня в Новгородской области



— А я тебе еще раз говорю — без сестренки я тебя гулять не отпускаю. Вот еще выдумал — бросил Майку в огороде, а сам — фить… и свалил!

— Ну, баба Маруся, меня пацаны ждут, мы на речку собирались. Что мне эту малявку с собой тащить! — Десятилетний Вова нахмурился, но старался не заплакать, вот еще, он большой — плакать не будет. Но переспорить бабу Маню было невозможно.

На крыльце сидела заплаканная и взъерошенная, как ощипанный воробей, сестренка Майя, грязной ладошкой вытирала она глаза от сильной серьезной обиды — любимый брат Вовка не брал ее в свою компанию, а ведь там так интересно: пацаны сражались на почти настоящих деревянных мечах, залезали на верхушки высоченных сосен, бегали наперегонки по пыльным улицам Заполья. А ее, чумазую пятилетку, с собой не брали — было от чего расстроиться. Сидеть в огороде с бабой Маней девчонке тоже надоело. Для этого отправили их родители в деревню — чтоб в огороде скучать, что ли? Вот еще!

Майя величественно задрала курносый нос. А ведь ехали-то из самого Питера в душном и тесном вагоне, где всю дорогу Майя скучала и считала столбы за окошком.

А теперь и здесь у бабушки скучать — нет уж, Вовка, я с тобой!

— Владимир, это не обсуждается. Если не будешь за сестричкой следить, то я и тебя не отпущу гулять — будете с дедом мне помогать банки закатывать. Вон помидоров сколько перебрать надо!

Вовка на всякий случай отодвинулся к окошку, из-за которого уже несколько раз призывно свистел Толик Синьков.

— Но меня же пацаны засмеют, что я — нянька?! — мальчик даже слегка повысил голос.

Но этот его порыв был мгновенно погашен настоящей истерикой Майи:

— А-а-а-а-а… — на одной ноте выла сестричка. — А-а-а-а …я тоже хочу на речку!

— Да чтоб вас… — в сердцах плюнула баба Маня. — Мне же банки закатывать надо сегодня, там уже все готово стоит.

Одной рукой она сгребла орущую девчонку, сунула ей в руку горбушку черного хлеба, второй рукой, придав Вовке ускорение чуть пониже спины, выставила обоих за дверь, напоследок заявив внуку:

— Не уследишь за Майкой — сегодня же отцу позвоню: пусть забирает тебя! И чтоб в сторону кладбища не ходили, понял меня?

— Понял-понял! — уныло отозвался Вова, он смирился с неизбежным и взял вмиг повеселевшую Майю за руку. Вместе откусывая от горбушки хлеба, вышли на перекресток, где уже поджидали Толька Синьков, Митька Князь и парень постарше с соседней улицы Леха Синица.

— Опаньки, эй, городской, а это что за обуза такая? — ухмыльнулся Толик, увидев девочку.

— Я не обуза, — хмыкнула она носом. — Я Майка!

— Майка?!! Майка?! А че не футболка?! — заржал, показывая гнилые желтые зубы, Синица.

— Сестра это, моя Майя! Хватит ржать! С нами пойдет! — медленно процедил Вова.

По его тону было понятно, что обижать сестру он никому не даст. Это дома он мог сам прикрикнуть, поругать малышку — но другим обижать не даст.

— Вован, мы же хотели сегодня в склеп сходить — или ты струсил? — смачно плюнув в канаву, заявил тощий как жердь Леха Синица.

— Ничего я не струсил! — Вовка надулся и принялся сосредоточенно рассматривать узор на футболке.

— Что за склеп? Что это такое? — задергала его за рукав Майя.

— Не, с девчонками я в наше тайное место не пойду! — взъерошив светлый чуб, заявил Митька по прозвищу Князь.

— Вова, что за тайное место? Что за склеп? О чем они все говорят?! — еще настойчивее задергала брата Майя.

— А это секрет! Это не для девчонок! — Князь опустился на корточки к девочке. — Склеп — это место на кладбище, где живут привидения! У-у-у-у-у!! Боишься? — кривляясь, мальчик принялся махать руками.

Майя быстро юркнула за спину брата, она уже пожалела, что не осталась с бабой Маней закатывать банки.

— А ну не трожь ее! — Вовка угрожающе сжал руки в кулаки.

— Ишь, городской, раскомандовался! — Князь снова сплюнул в канаву, засунул руки в карманы и нехотя отошел. — Я с малявками в склеп не полезу! Будет там орать как резаная!

— Я не буду! Честно! Я храбрая! — Майка высунулась из-за спины брата и только хотела опять заныть, чтобы ее взяли на приключения, как голос повысил старший Синица.

— Сегодня склеп отменяется, все равно погода портится, в следующий раз сходим без… — он недовольно хмыкнул, — без… некоторых. Ты принес? — обратился он к Вове.

Тот молча кивнул и вытащил из кармана джинсовых шортов, заветной мечты местного населения, несколько штук жвачек «Турбо».

Их сразу же подцепили сельские ребята и, в мгновение разорвав упаковку, направили угощение в рот. Даже капризничавший Митька с удовольствием двигал челюстями и рассматривал наклейку с яркой машиной.

— Смотри, у меня такой еще нет, иномарка какая!

Конфликт, таким образом, был улажен. На Майю пацаны уже смотрели весьма благосклонно, потому Вова рискнул задать вопрос:

— А куда же мы идем тогда? На речку?

— Нет, лучше. В могильник идем — Шумку смотреть! — ответил Толя.

— В могильник? — Мальчик остановился посреди дороги.

— Нам нельзя на кладбище же, баба Маня не велела, — тихо, но серьезно заявила Майя.

— Это не кладбище! Это Шумка! — тщательно пережевывая «Турбо», объяснил Леха.

— Вова, что такое Шумка? — тихо спросила девочка.

— Не знаю, — так же тихо ответил он.

Майя в этот момент снова подумала, что закатывать банки с бабой Маней — не такая уж и глупая затея.

— А может, все-таки на речку? — облизнув сухие губы, спросил Вова.

— Вот что, друг мой Вовка, — расплылся в глупой улыбке Синица. — Не боись, Шумка вас не обидит, мы тебе такое расскажем, о чем в вашем Питере и по телику не покажут. Тут и идти недалеко, не боись, сестренку свою держи крепко за руку, шоб не свалилась, и не боись. А в склеп мы с тобой на следующей неделе сходим, лето-то большое. У тебя еще дома «Турбо» есть?

Вовка неопределенно мотнул головой.

Идти пришлось довольно далеко, с непривычки у маленькой Майи даже заболели ножки, но она упрямо молчала, хотя с каждым шагом становилось все сложнее.

Так, болтая о том о сем, в основном о моделях городского автотранспорта (у Вовкиного отца был настоящий «Форд», а у отца Толика только трактор в гараже), дети добрели до перекрестка, за которым возвышалась огромная гора, покрытая неровной зеленью.

Место было пустынное, и даже яркое июньское солнышко как-то померкло и помрачнело, небо заволокло тучами.

Майя зябко поежилась в открытом сарафане. Место и эта дурацкая гора ей совершенно не нравились. Зачем столько времени сюда шли?

Девочка хотела есть и пить, но понимала, что сама навязалась в это опасное приключение, и если сейчас она завоет и заноет, то Вовка ее точно больше никуда не возьмет.

— Вот, пришли, располагайтесь, — заявил Синица и первый плюхнулся на смятую траву. Вовка сначала достал из кармана большой носовой платок, аккуратно развернул его, посадил сестру, а сам остался стоять.

— И чего здесь такого? — спросил он.

— Это Шумка, — начал Князь, кивком указав на гору за спиной.

— Шумка, а что это значит? — спросила Майя, испуганно косясь на брата. Эта гора ей определенно не нравилась.

— Это Шум-гора, местная достопримечательность, сюда ученые даже из Москвы приезжали — вот! — вредина Митька все хотел принизить зарвавшегося городского.

— А что в этой горе такого? Ну гора и гора! Что я гор не видел, что ли? Папа в следующем году обещал на Кавказ нас свозить — вот там горы интереснее! — заносчиво сообщил Вова.

— Тут главное, не какая Шум-гора внешне, а что внутри! — заговорщически ухмыльнулся Толик.

— А что внутри? — голос у Майи предательски дрогнул.

— Это не просто гора — это такая могила, курган называется. А внутри лежит великий воин, с ним золота, драгоценностей — видимо-невидимо. Тут про нашу Шумку даже передачу снимали, показывали, — сообщил Синица.

— Да какая могила! Вы что, шутите? Таких могил не бывает! — Вова задрал голову вверх, Шумка была необыкновенно высокой.

— С этим великим воином похоронены и его солдаты, которые с ним вместе воевали, — подтвердил Митяй. — Там двенадцать знатных воинов и их князь.

— Князь? И ты у нас князь? — удивленно спросила девочка.

Все пацаны весело засмеялись.

— Он, наверное, потому и князь, что его бабка Агафья всем эту сказку про Шумку рассказывает! — сквозь смех сказал Леха.

— Ничего не сказки, мою бабушку даже по телику показывали! А великий воин там похоронен с бочонками золота, камни драгоценные, мечи, щиты все из золота. Все-все!

— А почему тогда до сих пор не откопали? Если там золота столько? — Вова еще раз с интересом уставился на гору.

— А нельзя откапывать! Место проклятое! — серьезным тоном сообщил Толик.

— Как это проклятое? — спросила Майа.

— А ты думаешь, почему гора называется Шум-гора?

— Не знаю, — девочка затрясла головой.

— А вот сейчас узнаешь… Так, все заткнулись! — громко приказал Синица. — Сидим ждем!

Все сразу замолчали, стало оглушительно тихо — так тихо, как никогда не бывает в городе, где всегда есть какие-то звуки — капающая вода в кране, работающий телевизор у соседей, гудящий холодильник на кухне, а здесь, посреди поля, возле загадочной горы тишина была оглушающая, убивающая все звуки. Ни птиц, ни животных, ни порывов ветра не было слышно. Тишину можно было разрезать ножом, об нее можно было уколоться, почувствовать, потрогать ее.

От нее стали неметь уши.

«Еще секунду, — подумала Майя, — и я просто зареву, чтобы хоть как-то разорвать эту тишину».

Но кричать не пришлось, через мгновение из недр Шум-горы послышались звуки: сначала негромкие, но с каждой секундой становившиеся все явственнее и пронзительнее.

Это был шум битвы, шум боя. Но не того боя, что показывают в кино — с танками и самолетами, нет, это была древняя битва — звякание меча о железный щит, ржание раненого коня, свист стрел, шумный топот мчащихся всадников.

Перед глазами Майи, застывшей в недоумении, проносились одна за другой странные картинки. Это было не кино, не магнитофон, все эти звуки доносились из недр Шум-горы.

А вскоре после битвы дети услышали звук церковных колоколов и даже отдаленные звуки церковного хора.

Майя подскочила с травы, зажала уши руками:

— Нет, не может быть! А-а-а-а-а…



Санкт-Петербургский государственный университет. Наши дни



— А-а-а! — вскрикнула, проснувшись, студентка.

— Уважаемая госпожа Виноградова, мне, конечно, жаль, что вам приснился страшный сон, приношу свои извинения, что своей нудной и бестолковой лекцией я нарушил ваш покой и разбудил вас, но прошу в дальнейшем кричать на моих занятиях только с моего письменного разрешения. — Профессор Апраксин спустил очки на кончик носа и внимательно вгляделся в растерянную первокурсницу Виноградову.

Вся аудитория засмеялась, послышались обидные шуточки в сторону Майи.

— Извините, пожалуйста, — пробормотала девушка и, глубоко натянув на голову капюшон толстовки, уставилась в конспект лекции.

— Ну ты, Майка, даешь! Заснуть у самого Апраксина! Ты чем по ночам занимаешься? — Рыжая и курносая, похожая на ощипанную лису, подруга Стешка ткнула Виноградову в бок.

— Ничем не занимаюсь! — Майя была сама ошарашена и тем, что заснула на лекции по любимому предмету, и тем, что сон всколыхнул воспоминания глубокого детства. Она уже и забыла то далекое пыльное лето в гостях у бабушки Мани, выветрились из памяти лица друзей брата, только одно было неизменно — девушка в мельчайших подробностях помнила Шум-гору и яркие и загадочные звуки, раздающиеся из ее недр.

Помнила она, как после такой аудиопрезентации горы она, что есть мочи побежала в сторону деревни, дрожа от страха, как бежал за ней Вовка, просил остановиться, как долго ее потом отпаивали горячим чаем, как хлопотала рядом баба Маня, как в слезах Вовка рассказывал дома о чудной горе.

Что еще больше поразило девочку, так то, что и бабушка, и дед прекрасно знали странности Шум-горы, знали, что внутри похоронен великий воин со своей дружиной, все в золоте и серебре. И что это истинная правда. А великий воин тот — сам Рюрик, первый князь и основатель Древнерусского государства.

То есть там, в недрах Шум-горы, недалеко от Луги, лежит легендарный правитель.

Именно тогда Майя впервые услышала о первом князе, и это произвело на нее такое огромное впечатление, что она, повзрослев, поступила на исторический факультет, постоянно зачитывалась книгами по Древней Руси.

Профессор Апраксин Сергей Юрьевич еще раз внимательно взглянул на Виноградову, неодобрительно покачал седой головой и продолжил увлекательный экскурс в историю.

Речь сегодня шла как раз о Рюрике, может, поэтому и приснился Майе интересный сон, связанный с детскими воспоминаниями.

Апраксин детально разбирал «Повесть временных лет», особое внимание делая на призыв Рюрика новгородцами:

— И решили: «Поищем сами себе князя, иже бы володели нами и рядили по ряду, по праву»… «И пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, — на Белоозере, а третий, Трувор, — в Изборске». Но на самом деле Синеус и Трувор не были братьями Рюрика. По мнению многих исследователей, имя «Синеус» представляет собой искаженное старо-шведское «свой род», а «Трувор» — «верная дружина». Таким образом, Рюрик приходит княжить не со своими двумя братьями, а со своим родом и верной дружиной. Поэтому многие историки полагают, что Нестор Летописец в написании «Повести временных лет» пользовался более ранними, но пока неизвестными, шведскими источниками, и при этом транскрибировал слова, не переводя.

В этот момент прозвенел звонок, но никто даже не шелохнулся в аудитории, до того интересно рассказывал Сергей Юрьевич:

— Но об этом в следующий раз. Еще раз о легендарном Рюрике, откуда пошла русская земля и становление нашей государственности от варягов. Есть ко мне вопросы?

Майя, даже не подумав и секунды, взметнула руку вверх.

— Есть, есть вопрос! Скажите, а где на самом деле похоронен Рюрик?! Есть в летописях данные о его погребении?

Апраксин улыбнулся, снял очки, протер их носовым платком и медленно ответил, склонив седую голову набок:

— Госпожа Виноградова, в современной исторической науке есть несколько гипотез по поводу последнего места упокоения Рюрика. На место могилы князя претендуют две территории: дно озера около Тайничной башни Ладожского форта в Старой Ладоге и город Корела, нынешний Приозерск. Никаких документальных подтверждений этим версиям нет, основаны они исключительно на легендах. В данный момент обширные археологические исследования проводятся в Старой Ладоге, и на месте раскопок даже побывал президент Путин, а новгородское МЧС с помощью водолазов ищет могилу Рюрика на дне Ладоги. Ведь легенда гласит, что гроб князя, сделанный из золота, был затоплен. Я ответил на ваш вопрос?

Майя упрямо тряхнула головой, да так, что ее синие дреды зашелестели.

— Профессор, а как же Шум-гора в Новгородской области? — голос девушки дрогнул.

— А, вот вы о чем. Есть несколько научных исследований, предполагающих, что могила Рюрика находится в древнем кургане близ деревни Подгорье Батецкого района Новгородской области. Этот курган называют Шум-гора. Место это весьма необычное, но об этом в следующий раз. Сейчас, извините, у меня лекция у третьего курса. Я ответил на ваш вопрос?

Майя почесала ярко-синюю голову и все-таки кивнула старому профессору.

— Вот и замечательно, — промолвил он. — А сейчас всем до свидания и до встречи в пятницу. А вы, госпожа Виноградова, зайдите, пожалуйста, после обеда ко мне на кафедру, не забудьте.

На кафедру? Опешила Майя. Но зачем? О чем с ней хочет побеседовать Апраксин? О том, что нехорошо спать на занятиях? Она и сама это прекрасно знает. Просто вчера всю ночь она работала — готовила реферат по зарубежке, вот и не выспалась толком. Так зачем же она понадобилась профессору? Или не нужно было вылезать с вопросами о Шум-горе? Да, легенды красивые, но официальная наука старые сказки особо не признает. Хотя, надо признать, Шум-гора — место астральной силы.

Так, промаявшись до обеда и быстренько перекусив со Стешкой пирожками в университетской столовой, Майя заглянула на кафедру Истории России.

Сергей Юрьевич уже был на месте, работал на ноутбуке, но, увидев Виноградову, ласково поманил ее.

— Майя, заходите-заходите. Присаживайтесь. Я как раз просматривал вашу работу о ранних летописях Древней Руси. Хорошо, более чем хорошо. Вы большая молодец. — Апраксин еще раз внимательно взглянул на Майю.

Она покраснела и чуть не втянула голову в плечи.

— Спасибо, — промямлила девушка.

Она страшно терялась, когда ее принимались хвалить. Ей было стыдно, некомфортно, почему-то от похвалы она всячески открещивалась и даже отшатывалась.

И ясно, почему профессор разглядывает ее с таким недоумением. Неформалка с синими дредами, пирсингом в ушах, она никак не ассоциировалась с лучшими студентами на курсе. Ну, не носит она толстенные очки, как отличницы семидесятых, нет у нее тугих косичек с белоснежными бантами, слушает она странную музыку и одевается, мягко говоря, оригинально — как это все относится к ее познаниям по истории?

Майя давно смирилась, что ее внешность и внутренний мир кардинально отличаются между собой.

Сергей Юрьевич хмыкнул, поцокал языком, а затем спросил:

— Я хотел узнать у вас, Майя, вы записались уже на летнюю практику к какому-нибудь преподавателю?

Майя неопределенно мотнула головой.

— Нет еще, я не успела. Так лето и не скоро.

— По программе у вас должна быть археологическая практика в этом году. Я хотел бы записать вас к себе. Но это еще не все. Вы сегодня на лекции подали мне замечательную идею. Я в этом году хотел бы провести исследования, знаете где, никогда не догадаетесь — на Шум-горе и ближайших к ней курганах. Я уже отправил запрос, думаю, подготовиться успеем, тема и впрямь уникальная. Работы предстоит много. А вы, Виноградова, если не возражаете, мне в этом поможете…



1868 г. Санкт-Петербург



— Глаша, Глаша, Глафира, да где ты там прохлаждаешься? Не слышишь разве, в дверь звонят!!

— Иду-иду, извините, Аристарх Венедиктович, извините, на кухне позадержалась. — От быстрого бега по лестнице передник сбился в сторону, волосы, выглядывающие из-под накрахмаленной шапочки, взъерошились, потому Глафира перед дверью на несколько секунд остановилась отдышаться, а то что гость подумает о такой нерадивой прислуге.

А гость, точнее, гостья была весьма упряма и нетерпелива, дверной звонок она безжалостно терзала несколько минут, не прекращая это занятие, и когда дверь меблированных комнат на Мойке наконец-то распахнулась.

У порога стояла стройная дама в модном двубортном жилете, отороченном мехом куницы, в широкополой шляпе, почти полностью прикрывающей лицо, вдобавок на незнакомке была надета изящная темная вуаль, разглядеть гостью сквозь которую было проблематично. За спиной маячил изысканный дорогой экипаж, мужик на козлах придирчиво оглядел с ног до головы Глафиру, неодобрительно цокнул языком, мол, что так долго открываете, и кивнул своей молодой хозяйке.

Та немного приподняла шляпку, но лица все так же не было видно, и задала вопрос с небольшим акцентом:

— Добрый день, мне сообщили, что здесь живет господин Свистунов, я могу с ним сегодня поговорить? — молодая, даже юная девушка говорила по-русски чисто, но некоторые звуки, например «Р», у нее грассировали, и сама постановка фраз говорила о том, что незнакомка прибыла издалека.

— Добрый день, Аристарх Венедиктович у себя. Как о вас доложить?

— Мое имя ему ни о чем не скажет, но сообщи, что его хочет видеть княгиня Мильфорд, — при этих словах, как показалось Глаше, девушка немного улыбнулась.

— Да, конечно. Проходите, я сейчас доложу. — Глафира помогла даме войти и, постучав в кабинет хозяину, представила гостью.

— Да, конечно, Глашенька, веди ее сюда, немедленно веди. — Господин Свистунов попытался подпрыгнуть на кресле, что при его ста двадцати килограммах живого веса было весьма проблематично.

Глафира кивнула и привела в комнату княгиню.

Та сняла шляпку и сейчас мяла ее в руках, темная вуаль так и осталась на лице. Она внимательно взглянула на Аристарха Венедиктовича, неопределенно пожала плечами и села в кресло у дальней стены кабинета.

Свистунов был немного удивлен странным выбором кресла гостьи, но, встряхнув своими тремя подбородками, невнятно произнес:

— Княгиня, очень рад встрече. Чем могу вам помочь?

Та снова задергала шляпку в руках и, косясь на застывшую в дверях Глафиру, ответила, медленно, но твердо проговаривая слова:

— Мне вас рекомендовали как хорошего сыщика, дело весьма конфиденциальное, мы могли бы с вами поговорить tête-à-tête? — Последнее слово было произнесено по-французски.

Аристарх Венедиктович с трудом с одышкой поднялся с кресла, вытирая потный лоб огромным белоснежным платком.

— О, mon ami, — тоже начал он на языке Дюма, — здесь, в моем доме, вы можете говорить обо всем, ничуть не сомневайтесь, все тайны останутся неприкосновенны. — Свистунов чуть ли не в молитвенной позе сложил ладони.

— Да, я понимаю, но как же… — Княгиня кивнула на замершую как истукан Глафиру. — Не хотелось бы, чтобы прислуга судачила, через пару часов весь город будет знать, — она даже слегка повысила голос, чтобы доказать свою правоту.

— Mon ami, так вы о Глашеньке ведете речь?! — Аристарх легонько стукнул себя по лбу. — Не смейте сомневаться, о Глашеньке можете не переживать. Во-первых, наша Глафира глупа как пробка, она сейчас вас даже и не слышит, и не понимает, во-вторых, она постоянно витает в своих фантазиях и по причине своего скудоумия никогда не мешает мне в моих детективных экзерсисах. В-третьих, неужели вы могли бы подумать, что у самого знаменитого сыщика Санкт-Петербурга Аристарха Венедиктовича Свистунова, — при этих словах он поднял палец, — может произойти какая-либо утечка личной информасьон?

Встав напротив княгини, он укоризненно покачал головой.

— Но почему вам просто не отослать вашу, как там ее, Глафиру на кухню? Зачем она тут стоит? Меня ее присутствие даже нервирует, — голос гостьи стал капризным и требовательным.

— Дело в том, моя милая княгиня, что в некоторых моих гм… делах… Глафира иногда бывает полезной. Не обращайте на нее внимания, считайте, что перед вами стол, стул или даже саквояж. Итак, приступим. Что побудило вас, mon ami, ко мне обратиться?

Все еще недовольно косясь на прислугу, что было видно по повороту головы, хотя вуаль не позволяла заглянуть в лицо, княгиня Мильфорд начала повествование:

— Хорошо, как знаете. Мне посоветовали обратиться к вам с весьма деликатным делом, в которое я не хотела бы впутывать посторонних.

— Позвольте один вопросик. Князь Яков Давыдович Мильфорд, заместитель главы ИАН, Петербургской Академии наук, вам случайно не родственник? — сведя брови на переносице, спросил Свистунов.

— Да, вы правы, это тот père, мой батюшка, — кивнула барышня.

— Наслышан о нем, наслышан. Итак, извините, княгиня, запамятовал ваше имя.

— Надежда Яковлевна.

— Продолжайте, Надежда Яковлевна, я вас слушаю.

— Так вот, дело весьма деликатное, я даже не знаю, к кому я могу обратиться. К отцу точно с этим не могу подойти, сейчас объясню почему, мать я потеряла еще в далеком детстве. Слегла она от горячки, так вот, воспитывали меня тетушка Луиза и дядюшка Карл Христофорович — это родственники со стороны маменьки. С отцом своим, Яковом Давыдовичем, я виделась за всю жизнь три раза всего. Мы жили с дядей и тетей в предместье Парижа, и вот только для выхода в свет и успешного замужества меня вызвал сюда в Санкт-Петербург папенька. — Девушка замолчала, продолжая теребить полы шляпки.

— Продолжайте, милая. — Аристарх Венедиктович снова уселся в свое кресло.

— В Петербурге я недолго, всего несколько месяцев, батюшка принялся выводить меня в свет, но здесь я мало кого знаю…

— Вы через меня хотите найти себе жениха? Но, милая, я подобными делами не занимаюсь. Вам нужна сваха. — Свистунов даже развел руками от огорчения.

Окаменевшая Глафира еле сдержалась, чтобы не рассмеяться во весь голос.

— Нет, что вы! Что вы! — гостья замахала руками в тонких шелковых перчатках. — Как вы такое могли подумать?

— Тогда извините, рассказывайте дальше. — Свистунов поджал губы.

— Несколько дней назад я отправилась к батюшке Якову Давыдовичу на службу: мне нужно было с ним поговорить о предстоящем банкете у Рамадановских, там были вопросы по поводу моих нарядов, но это сейчас неважно. Так вот, как вы знаете, мой отец служит в Академии наук. У него важный чин, важная государственная должность, он возглавляет особый отдел, но чем он конкретно занимается, я точно не знаю. Никогда особо не интересовалась, какие-то бумаги пишет и подписывает.

Аристарх Венедиктович неопределенно хмыкнул.

— В тот день папенька был очень занят, мне предложил секретарь его Старыкин подождать в приемной, но я устала, было душно, шумно, и я решила немного побродить по Академии, там внутри так красиво и изысканно. Но немного заблудилась, не там повернула и только минут через двадцать смогла вернуться к папенькиному кабинету. Секретаря на месте уже не было, и я сама не знала, смогу ли войти к отцу в кабинет или нет. Чтобы никому не помешать, я тихонько подошла к двери. Я не собиралась подслушивать, ей-богу, нет, — Надежда Яковлевна зарыдала, плечи ее вздрагивали.

— Не волнуйтесь, княгиня, мы вам верим, — ласково заверил ее сыщик.

— Я подошла к двери, услышала голос отца — он гневался, сильно кричал. Я чуточку приоткрыла дверь, на щелочку, чтобы посмотреть, на кого отец так кричит. Я никогда раньше не видела его таким злым и рассерженным. С кем он говорил, я не смогла разглядеть, только черный плащ со спины и темная шляпа на голове, ну такая, как носят гвардейцы. Отец несколько раз повторил: «Вы не понимаете, о чем просите. Это невозможно, я этого делать не буду». Черный плащ тихо, но угрожающе сказал: «Информация, что в этом дневнике, никуда не должна просочиться. Она должна быть уничтожена немедленно». Отец кричал, что какой-то Яновский все сам придумал, что этому никаких подтверждений нет. Черный плащ что-то угрожающе сказал ему, что если эта информация из дневника попадет в свет, то это будет просто катастрофа, хуже революции, что все государство наше рухнет, а мой отец — дурак, если это не понимает. И что если тот не уничтожит бумаги Яновского, то отцу мало не покажется, мало того, что потеряет должность и уйдет под суд, но также лишится жизни, — при этих словах барышня замолчала.

В комнате повисла тишина.

— Что же было потом? — нарушил тишину Свистунов.

— Я очень испугалась, бегом бросилась от дверей. Еще не хватало, чтобы меня застигли подслушивающей. Я боялась того незнакомца в черном плаще, боялась, что он меня увидит. Я опять побежала по анфиладе комнат, натыкалась на каких-то людей, по дороге плакала. Потом успокоилась, вытерла слезы и вернулась к папеньке. Секретарь Старыкин был уже на месте, сказал, что Яков Давыдович может меня принять. Отец был тих и задумчив. Сославшись на головную боль, он предложил отправиться домой. Я ему не рассказала, что слышала этот разговор.

Девушка громко вздохнула, поправила складки на платье, затем продолжила:

— Это было три дня назад, во вторник, а в среду ночью папеньку хватил удар. Наш доктор Бровицкий говорит, что-то типа нервной горячки, второй день отец в бреду. Ничего не говорит, не приходит в сознание.

— А от меня вы чего хотите? — удивился Аристарх Венедиктович.

— А вот посмотрите, что я нашла в вещах папеньки, когда перебирала бумаги, — девушка протянула обомлевшему сыщику старый блокнот в потрепанном переплете. — И скажите, что с этим нужно сделать.



Новгородская область. Батецкий район. Наши дни



— Представляешь, у меня тут рядом в деревне бабушка жила. Я в детстве частенько у нее гостила, — подставив курносое лицо яркому летнему солнышку и распластавшись на травке, промурлыкала Майя.

— Хорошо тут как, — с легкой ленцой в голосе ответила Стеша и перевернулась на живот, подставив солнышку обтянутый коротенькими шортиками зад. — В Питере такой солнечной погоды даже летом не встретишь.

— Слушай, а нас не хватятся в лагере? — поправив солнечные очки, съехавшие на кончик носа, спросила подруга.

— Не-а, кому мы там нужны? Студент спит, а практика идет, — ухмыльнулась Белинская.

Ее загорелое личико на фоне ярких огненно-рыжих косичек смотрелось просто умилительно, особенно выделялось по контрасту с изумрудной полянкой, на которой загорали две студентки исторического факультета.

— Вот тут ты, Стефания Батьковна, совсем не права. Я ведь столько сил вложила, чтобы к Апраксину на практику попасть, и тебя сюда притащила. Я так хотела в раскопках Шум-горы поучаствовать! — мечтательно закатила глаза Майя.

— Ага в раскопках, много мы тут с тобой копаем? То картошку чистить приходится, то кормить всю эту ораву изголодавшихся историков. А мы вообще-то тоже историки, хоть и молодые, — шмыгнула носом Белинская.

— Да не переживай, хватит и на наш век экспедиций, — заявила Майя, лениво почесывая живот.

— Экспедиций-то хватит, а вдруг они без нас тут настоящего Рюрика откопают, а мы в это время картошку будем чистить или палатки расставлять?

— Не откопают, не боись, и вообще, пока на Шумке копать и не собираются. Тут на территории погоста более семи древних курганов расположены, начнут пока с четверки, на плане номер четыре, — объяснила Майя, наматывая на палец синий дред.

— А ты откуда знаешь?

— Вот ты вчера с пацанами полночи у костра сидела, а я, между прочим, к Кузнецовой ходила.

— К Мымре Эдуардовне?

— К ней самой! — с серьезным видом кивнула Майя.

— И что тебе Мымра, точнее Марина Эдуардовна, все рассказала о планах работ? — удивилась Стеша.

— Ага, конечно, рассказала, потом мы с ней выпили вместе по бокальчику красного вина и завалились в пижамках смотреть сериальчики! Стеша, не тупи! Когда это наша Мымра, самый главный секретарь на кафедре и руководитель практики, опускалась до общения с первокурсниками? — метко отбрила ее Виноградова.

— Ну, мы вообще-то первый курс уже закончили, — подняла палец вверх Стефания, — это раз, ты практически отличница, особенно по отечественной истории, — это два. А три — да чего только в жизни не бывает?! Может быть, она на свежем воздухе подобрела! — рассмеялась девушка.

— Я скорее поверю, что завтра мы тут откопаем египетского фараона на берегах Луги, или в говорящую гюрзу, чем во внезапную доброту Кузнецовой.

— Так как ты узнала про четвертый курган?

— Да очень просто, если они чего хотят утаить от студентов, пусть планы работы с огромными восклицательными знаками у четверки получше прячут, а он, этот план, у них просто так на столе лежал, — пожала плечами Майя.

— Просто так и лежал? — усомнилась ее подруга.

— Да, так просто и лежал.

Девочки еще немного помолчали, потом Майя сказала:

— Слушай, что я вчера еще узнала. Там рядом с планом древний свиток валялся, я в него нечаянно заглянула и сфотографировала. Вот, послушай, что пишут: «Была битва поздней осенью, на северном берегу Луги. Рюрик был тяжело ранен и погиб. Холодно было, земля смерзла, тело его засыпали камнями. Остались двенадцать человек с ним. Весной тело Рюрика перенесли через реку в местечке Каменья с огнями, на южный берег Луги, где похоронили в большом кургане, в золотом гробу, и с ним сорок бочонков серебряных монет. Похоронили с конем и позолоченным седлом. Вместе с ним похоронили этих двенадцать человек головами по кругу. На тот момент Рюрик оставался один. Дядя прислал на похороны Рюрика гроб, саблю, шлем и щит. От кургана к реке идет золотая цепь. Рюрика похоронили в пятой пучине по Луге, в шестидесяти верстах от Новгорода и в шестидесяти саженях от Луги», — Майя прочитала вслух и оторвалась от экрана смартфона.

— Ну вот, все сходится. Шестьдесят верст от Новгорода — так и получается, плюс-минус примерно, — нехотя ответила Стефания. — Все сходится на этой Шум-горе.

— Плюс-минус примерно, — согласно кивнула Майя.

— Сорок бочонков монет, золотой гроб плюс дорогое оружие — это сколько же денег может стоить? — мечтательно закатила глаза Белинская.

— Так ты историк или кладоискатель? Это все бесценно для науки! Для всей исторической науки! — назидательно сообщила ей подруга.

— Я-то ладно, а почему другие, те же местные деревенские, тут все не перекопали, об этой легенде и о золотых гробах многие, небось, знают — почему тогда до сих пор Рюрика не откопали? — наморщила нос Стеша.

— Говорят, проклятие над этим местом. Многие, кто пытался тут копать, поплатились за это, говорят, сама Шум-гора и духи этого места убивают черных копателей и черных археологов!

У-у-у-у!..

— Да ну, перестань. Глупости все это! — засмеялась Белинская.

— А вот и не глупости! Я сама слышала странные звуки в Шум-горе!

— Мало ли, это ветер так гуляет! Наверное, — смутилась девушка.

Они обе замолчали, каждая задумалась о своем, потом Белинская задала вопрос:

— А сейчас бабуля твоя еще тут, в деревне?

— Нет, бабушка с дедушкой пару лет назад скончались, — мгновенно помрачнела Виноградова, видимо, воспоминания были неприятны ей. — Сердечный приступ у деда, а баба Маня его на неделю пережила.

— Очень жаль, извини, я не знала, — погладила подругу по руке Стефания.

— Да ничего, проехали. Они, кстати, здесь недалеко на погосте похоронены, надо к ним зайти.

Белинская кивнула, но взглянув на притихшую и погрустневшую подругу, предложила:

— Ладно, пойдем уже в лагерь. А то за водой мы что-то очень долго ходим.

— Оказывается, для этого студентов в археологические экспедиции и берут — картошку чистить и воду носить, — поднялась с травы Майя.

— Ну, пацаны еще копают иногда, — улыбнулась Стеша.

— Вот, кстати, и один из них. Только какой-то весь взъерошенный, — указала рукой Майя.

К ним действительно бежал высокий и нескладный Антон Новоселов, на ходу смешно размахивая длиннющими руками и ногами. Вид у него был весьма помятый и местами взъерошенный:

— А, вот вы где! Хорошо, что я вас нашел. Бегом в лагерь, там такое! Вы не поверите!

— Рюрика нашли? — хором крикнули девушки.

— Хуже, они его потеряли.



1868 г. Санкт-Петербург



— Ну и что ты обо всем этом, Глашенька, думаешь? — Аристарх Венедиктович комфортно расположился за красиво сервированным столом, заставленным различной снедью.

Чего тут только не было — и горячая оленина, и потрошки в винном соусе, и сочная выпечка, и несколько огромных расстегаев — Глафира только и бегала туда-сюда, расставляя яства на столе.

— Присядь, родимая, и ответь мне на вопрос, что ты думаешь о новом деле, — приказным тоном заявил Свистунов.

Автоматически протерев очередную серебряную вилку льняной салфеткой, Глаша задумчиво уставилась на сыщика.

— Что ж, у меня есть несколько мыслей насчет княгини Мильфорд, — медленно начала она.

— Я, конечно, рад, что ты тоже думаешь над делом, но послушай меня, мне нужно кому-то рассказывать о своих догадках. Проговаривая, я еще раз обдумываю ситуацию, — динамично пережевывая крыло жареной индейки и вытирая соус рукавом сюртука, заявил Свистунов.

Глафира немного скривилась, еще бы — ведь отстирывать костюм придется ей, но к экстравагантным выходкам хозяина она вполне привыкла, и не такое он мог выкинуть.

— Итак, я предполагаю, точнее, я в этом сто процентов уверен, виной всему — огромное папенькино наследство. Княгиня Мильфорд сбежала из Парижа, явно набедокурив там. Напомни мне, Глафира, навести справки об ее образе жизни во Франции. Я уверен, что французские ищейки-филеры накопают весьма любопытные подробности о личной жизни княгини, — причавкивая, сообщил Свистунов. — Эх, цены тебе нет, Глашенька, как вкусно готовишь, вот еще бы немая была — так вообще сокровище!

— Извините, Аристарх Венедиктович, но Надежда Яковлевна Мильфорд не производит впечатление легкомысленной и взбалмошной девушки, особенно с плохой репутацией. Она чиста и невинна, — потупив взгляд, сказала Глаша.

— Ничего ты, Глашенька, в женской психологии, да и вообще в жизни, не понимаешь, такие иногда мамзели попадаются, ты не поверишь!

Глафира упрямо мотнула головой.

— И вообще, почему ты споришь со мной?! — вскричал Свистунов и стукнул рукой об стол, только чудом не уронив блюдо с расстегаем.

— Аристарх Венедиктович, я с вами не спорю, я просто говорю о своих впечатлениях от княгини Мильфорд. Видно, что она всерьез потрясена подслушанным разговором в кабинете отца, — начала медленно объяснять девушка.

— А ну молчать! — подпрыгнув с кресла и стряхнув с себя крошки, заявил хозяин дома. — Кто здесь сыщик, ты или я? Твоя задача — щи варить да рубашки стирать! И вообще, по последним данным заграничной науки, женский мозг — недоразвитый орган, чуть больше, чем у орангутанга, но меньше, чем у мужчины, — выразительно поднял палец вверх Свистунов. — Сейчас ты начнешь свой нос в сышицкие дела совать, а завтра что — права юридические захотите, голосовать, может быть, или даже главой правительства стать?! — расхохотался Свистунов. — А нет-нет, может быть, дамы будут этими… как их… электромобилями управлять?! — во все горло засмеялся сыщик, изображая, что крутит руль и держит кончик юбки руками.

Глафира потупилась, лишь крепко сжала зубы.

«Мозг чуть побольше, чем у орангутанга?! Ну спасибо, Аристарх Венедиктович. Ну спасибо, дорогой. Вот попросишь еще у меня любимые блинчики с икрой!» — со злостью подумала Глаша, но вслух ничего этого, конечно же, не сказала.

Свистунов же продолжал свою обличительную речь в сторону всего женского пола, не забывая при этом уплетать вкусности, приготовленные этим самым женским полом.

— Понимаешь ли, Глафира, я не собираюсь тебя никоим образом обидеть, ты практически идеальная помощница по хозяйству — и готовишь так вкусно. Но… Но детективных способностей у тебя, как и у всех женщин, нет и никогда не будет. Так вот. Ты сразу пожалела бедненькую заплаканную княгиню Наденьку, вот еще вырядилась, как чучело, в эту вуаль. Я сразу насторожился. Неспроста она и села в самое дальнее кресло, и вуаль эта на носу. Девушка явно что-то скрывает и не хочет, чтобы видели ее лицо, ее глаза, — откусывая большой кусок от мясного пирога и зажмурившись от удовольствия, сообщил сыщик.

Глафира еще крепче сжала челюсти.

«Какой же глупый, напыщенный индюк!» — думала она.

— Вот ты, милая моя, поддаешься эмоциям — чувствам жалости, сострадания и прочей женской чепухе, я же использую только рационализм и свои незаурядные умственные способности!

Глаша закатила глаза, это самодовольство хозяина ее дико раздражало.

«Подлить ему, что ли, в чай слабительного? Хотя так тоже нельзя!» — мысленно одернула она себя.

— И раз эта твоя драгоценная Мильфорд что-то скрывает, значит, — выжидающе поднял палец сыщик, — значит, она виновата, значит, ей есть что скрывать. Именно она имеет прямое отношение к плохому самочувствию своего папеньки. Я навел справки, Наденька — единственная дочь Якова Давыдовича, значит, именно ей достанется все немаленькое наследство князя Мильфорда. Ей выгодно, чтобы папенька помер, а она денежки получит.

— А зачем она к вам пришла, если и так все наследство получит? — спросила Глаша.

— Вот, а это хороший вопрос — пришла она, я думаю, для того, чтобы снять с себя все подозрения, типа я не я, я папеньку люблю!

— А как же ее история про разговор в кабинете? Про черный плащ? — удивилась Глаша.

Свистунов расхохотался во весь голос.

— Ты поверила в этот ее бред?! Сказочки парижской барышни! Поначиталась Шарля Перро, или кто у них там сейчас в моде?

Глаша молчала, смешно морща нос.

— Вот ведь какая бестия! Как здорово все придумала! Сама, скорее всего, и отравила батюшку, чтобы на тот свет его пораньше отправить! — продолжил чавкать Аристарх Венедиктович.

— Да зачем же ей отца убивать? Зачем спешить, отец — старый человек! — решила все-таки поспорить служанка.

— Да откуда ты знаешь, что она за человек? Может, ей деньги зачем-то срочно понадобились? Может, она своих любовников содержит?

— Любовников? В ее шестнадцать лет? — Глаза у Глаши чуть не вывалились из орбит.

— Эх, Глаша, ты совсем меня не слушаешь! В шестнадцать и не такие мамзели бывают! Эх, Глаша, добрая душа, совсем жизни не знаешь! — Свистунов покачал неодобрительно головой.

Глафира снова замолчала, кусая губу, что говорило о ее напряженной работе мозга, который, оказывается, судя по новейшим открытиям девятнадцатого века, чуть больше, чем у орангутанга.

— А как же дневник с записями?! Я думаю, его надо изучить, и, возможно… — начала Глаша.