– Вы знаете, что Славинский отстранил от работы Шахова и собирается отдать его роль другому актеру?
– Кремянскому! Насколько я знаю, вопрос уже решен: Кремянский уезжает в Псков на съемки.
– Ну что ж, тогда у меня к вам еще один вопрос. Скажите, вы знаете актрису Александру Асташеву?
Женщина задумалась:
– Не припоминаю такой.
– По мнению некоторых ваших коллег и Славинского в том числе, она была одной из лучших актрис немого кино.
– То есть она снималась еще до войны?
– Да.
– Я здесь работаю с сорок шестого и знаю всех, кто числится в штате в настоящее время. Уверена, что сейчас актриса Александра Асташева на «Мосфильме» не работает. Всех, кто снимается у нас, я знаю. Это моя обязанность.
Игорек кивнул.
– А что вы знаете про Таисию Рождественскую?
Инна Владимировна напряглась:
– Разумеется, я знаю Рождественскую.
– И что вы о ней думаете?
Женщина фыркнула:
– Что думаю… Молодая, неопытная…
– И довольно привлекательная!
– Не стану с этим спорить.
– В таком случае скажите, нет ли у вас ее фотографии?
– Наверняка есть – в документах или с кинопроб, могу поискать.
Инна Владимировна подошла к шкафу и вынула из него большой пухлый конверт. Она вывалила на стол целую кипу разного рода снимков. Перебрав фотографии, выбрала одну и протянула Игорьку:
– Такая подойдет?
Игорек взял фото в руки. На групповом снимке, помимо самой Инны Владимировны и Качинского, были засняты Черноусов, Дорохов, Семин, Зотов, Рождественская, Жилина и еще несколько человек.
– Мы фотографировались для газеты. Тут все, кто был задействован в работе над новым фильмом Качинского.
– Ах вот оно что. Простите, но я не вижу тут Шахова.
– Снимок был сделан тогда, когда на роль Моллера был отобран Кремянский.
– Он есть на фото?
– Инна Владимировна ткнула пальцем на привлекательного светловолосого мужчину лет тридцати.
Игорек еще какое-то время рассматривал фото.
– Вы не могли бы дать мне его?
Женщина улыбнулась:
– Забирайте. Я там все равно плохо получилась.
Игорек убрал фотографию в портфель.
– Спасибо! У меня к вам последний вопрос. Если вы не знаете Асташеву, то кто, по вашему мнению, может ее знать?
Инна Владимировна задумалась.
– А это действительно может помочь расследованию?
– Разумеется!
Инна Владимировна неопределенно кивнула и сняла трубку телефона.
Глава третья
Товарищ Рыскин – пожилой работник архива, к которому Игорька направила Инна Владимировна Маринина, встретил молодого человека на пороге. Выслушал его просьбу, заперся в архиве и не появлялся по крайней мере час.
Наконец он показался в дверях с четырьмя коробками пленки в руках.
– Идите за мной.
Они прошли в небольшой зал без окон, расположенный по соседству с архивом. Здесь Игорек увидел ряды стульев и установленный на специальной стойке кинопроектор. На противоположной стене был натянут белый экран.
– Это то, что вы просили. Я отыскал четыре фильма, в которых снималась Асташева.
Рыскин выложил принесенные коробки на стол. Игорек взял первую и прочел название – «Сашкина любовь». Помимо названия, на коробке был указан год создания фильма, тысяча девятьсот двадцать шестой, марка пленки и порядковый номер. Игорек бегло осмотрел остальные три коробки и снял с одной из них крышку.
– Будете смотреть?
– Да, пожалуйста!
– Будете смотреть все?
– Возможно.
– Тогда смотрите без меня. Я покажу вам, как пользоваться аппаратурой. Это несложно.
Когда кинопроектор заработал, Рыскин выключил свет и удалился.
Первый фильм Игорек просмотрел да конца. Асташеву он узнал сразу. Миловидная брюнетка с грустным лицом и впрямь очень сильно походила на Таисию Рождественскую. Асташева играла в эпизодах и действительно была хороша в своем образе. Когда пошли титры, Комарик хотел выключить проектор, но вдруг резко одернул руку. В качестве помощника режиссера в титрах был указан Всеволод Качинский.
Игорек загрузил вторую пленку. Эта картина датировалась двадцать вторым годом, на этот раз Асташева играла одну из главных ролей. Игорек терпеливо просмотрел и этот фильм. Потом третий и четвертый. Во всех картинах помощником режиссера значился Качинский.
Завершив просмотр, Комарик выключил проектор и направился в архив.
– Нашли, что искали? – поинтересовался Рыскин.
– Пока не знаю. Скажите, в отличие от Марининой, вы ведь здесь давно работаете? Вы знали Асташеву?
– Я – нет! Но есть у меня один знакомый, который наверняка мог бы о ней рассказать. Он на «Мосфильме» со дня его основания сторожем работал, недавно уволился. Мы с ним частенько разговаривали. Меня всегда удивляло, как это он все и про всех знал – кто где живет, кто с кем в контрах и даже кто с кем романы крутит. Забавный такой старикан, сейчас ему под семьдесят, он малость глуховат, но в голове у него полный порядок.
– А как его найти?
Рыскин вынул из кармана газету, оторвал от нее клочок и химическим карандашом написал адрес.
– В Марьиной Роще он живет. Зовут его Зиновий Михайлович Есин. Если хочешь навестить его сегодня, поспеши.
– Дедушка рано ложится спать?
Рыскин рассмеялся:
– По-моему, наш Зяма вообще не спит. Просто, прежде чем к нему идти, тебе придется побегать…
– Как так?
– Чтобы нашего Зяму разговорить, поезжай на Усачевский рынок в Хамовники, купи две большие селедки и – непременно с молокой.
– Зачем?
Рыскин нахмурился:
– Зачем-зачем… Раз я сказал, значит, так надо!
– Простите, я все понял.
– Так вот, как купишь селедку, ступай в винный, купи три… а лучше четыре бутылки портвейна. С портвейном можешь особо не мудрить, подойдет любой. А вот с селедкой не ошибись! Когда сделаешь, как я сказал, езжай в Марьину Рощу и скажи Зяме, что ты от меня. Когда сядете за стол, сразу на него не наседай. Посиди сначала просто так, глотни портвешка. А уж когда он подобреет, тут его и спрашивай.
Выйдя из главного здания киностудии, Игорек направился на рынок.
* * *
Квартирка, в которой проживал отставной сторож «Мосфильма» Зиновий Михайлович Есин, которого близкие приятели и знакомые обычно именовали Зямой, располагалась на верхнем этаже высоченного дома. Поэтому Игорек, уже изрядно набегавшийся и добывший-таки четыре бутылки яблочного портвейна и селедку нужной кондиции, слегка запыхался.
Перед Комариком предстал невысокий, но довольно крепкий старик с огромным мясистым носом, оттопыренными ушами и большими залысинами.
– По какому вопросу, молодой человек? – Зяма почесал небритый подбородок и зевнул.
– Я из милиции.
– И чего от меня понадобилось родной милиции? – хитро поинтересовался сторож.
– Я от товарища Рыскина! – вспомнил данный ему «пароль» Игорек.
– Если так, то ты наверняка не с пустыми руками, – старик указал на авоську.
Игорек протянул ее хозяину. Тот тут же достал завернутую в бумагу рыбу:
– С молокой?
Игорек виновато пожал плечами:
– Только одна с молокой, вторая – с икрой.
Зяма поморщился:
– Ладно, заходи.
Жилище Есина представляло собой небольшую, не особо опрятную комнатку с высокими потолками и отдельной кухней. В квартире пахло кошачьей мочой, квашеной капустой и старостью. Две тощие кошки, сидевшие в коридоре под вешалкой, подняли на гостя облезлые головы. В комнате был стандартный набор довоенной мебели, гардина над окном слегка провисла, на подоконнике в горшке стоял куст разросшегося столетника.
Все, что Игорек увидел в доме старика, вполне соответствовало его представлению о том, каким должен был быть дом холостяка. Однако тут же было понятно, что это дом ярого киномана, Игорек понял это в ту же секунду, как только вошел сюда.
Повсюду на стенах, даже под потолком, висели портреты красавиц и статных, аккуратно причесанных мужчин. Помимо Любови Орловой, Ладыниной и Крючкова, здесь красовались портреты Анны Стен, Веры Малиновской, Ивана Пересиани и еще пары сотен известных актеров отечественного и зарубежного кинематографа, фамилии которых были Игорьку неизвестны.
Зиновий Михайлович повел гостя прямо в комнату. Расстелил на столе газету, разрезал селедку на куски и вынул из комода два больших стакана. Откупорил первую бутылку и пригласил гостя за стол.
– Звать-то тебя как?
– Игорь.
– Ну, тогда за знакомство!
Есин осушил свой стакан и тут же налил еще.
После того как в ход пошла третья бутылка, Игорек осторожно поинтересовался висевшими на стене фотографиями. Есин тут же оживился.
Игорек выслушал длинную лекцию о лучших актерах отечественного кино. При этом Зиновий Михайлович, не особо церемонясь, рассказывал Игорьку целую кучу пикантных историй о любовных похождениях кинодив, которые, по его словам, вели, как правило, довольно бурную жизнь. Не утаил старик и то, что некоторые из них тайно встречались с видными партийными деятелями и представителями военной верхушки.
Во время этой своеобразной лекции Зиновий Михайлович активно наполнял свой стакан и смаковал селедку, вытирая жирные пальцы о край газеты. Игорек выжидал и почти не пил, а к селедке и вовсе не притронулся.
Наконец он все-таки решился:
– Я что-то не вижу у вас портретов актрисы Асташевой. Ни о ней самой, ни о ее творчестве вы мне сегодня еще не рассказывали.
Зиновий Михайлович фыркнул:
– Если бы я вешал на стену всех подряд, мне бы пришлось скупить весь этот этаж и еще два соседних в придачу.
– Я слышал, что она была талантлива и очень красива.
– Красива – это да, а вот насчет таланта… – Старик вдруг резко поменял тему: – А ты чего не пьешь? Не нравится портвейн?
Игорек схватил стакан и сделал несколько глотков.
– Ну вот, совсем другое дело! И селедку ешь.
Игорек ковырнул вилкой икру и сунул в рот.
Зиновий Михайлович в очередной раз вытер руки о газету и погрозил Игорьку пальцем:
– А я ведь знаю, зачем ты пришел!
Игорек насторожился:
– И зачем же?
– Качинский! Я слышал, что его отравили.
Игорек кивнул:
– А вас не проведешь!
Есин хихикнул и сделал еще несколько глотков.
– Согласно официальной версии убийца Качинского найден. Это актер Илья Черноусов, – признался Игорек. – Вы его знали?
– Знал. А почему в прошедшем времени?
– Черноусова арестовали, во время одного из допросов у него случился инфаркт. Так что сейчас он мертв.
– Убийцу поймали, а он отдал концы, – старик ухмыльнулся. – Как же все хорошо сложилось.
– Я вижу, вы прекрасно знаете не только актрис и актеров, которые снимались до войны.
– Разумеется! Я знаком лично и с большинством тех, кто снимается сейчас.
– А из этих актеров вы кого-нибудь знаете? – Игорек вынул фотографию, полученную от Марининой, и протянул старику. – Здесь те, кто сейчас задействован в новом фильме, который должен был снять Качинский.
Старик сходил за очками и взял предложенное ему фото.
– Это Дорохов, вот Зотов, Черноусов, Жилина, Асташева… Постойте! Это же те, кто снимается сейчас! Тогда откуда здесь Асташева? – Зиновий Михайлович ткнул пальцем в Таисию. – И почему она…
– …так молода?
– Чертовски молода для своих лет!
Игорек забрал у старика фотографию.
– Эту актрису зовут Таисия Рождественская. Она была отобрана Качинским на главную роль в его новом фильме.
Есин вытер губы и покачал головой:
– Ну что же, тогда это многое объясняет. Слушайте…
Глава четвертая
г. Псков, примерно неделю спустя…
Машина остановилась возле развилки. Из нее вышел Зверев и двинулся в сторону кремля.
Спустя день после прибытия нового режиссера в общежитие заехала еще целая свора персонала: операторов, осветителей, второстепенных актеров и прочих лиц, привлеченных к съемкам. Соседняя воинская часть выделила статистов, и поистине масштабные съемки начались.
Сейчас Зверев издалека наблюдал, как Славинский дает указания, советуется с новым постановщиком трюков, а статисты в польских и прочих европейских мундирах готовятся лезть на уцелевшие части крепостной стены. Со стен палили пушки, все чудовищно грохотало, потом внезапно замирало, чтобы вскоре снова прийти в движение. Одновременно с разных точек работало несколько камер.
Зверев различил Уточкина, который промелькнул и скрылся в пороховом дыму, увидел Дорохова, облаченного в доспехи, и только спустя несколько минут наконец-то сумел рассмотреть Таисию Рождественскую. Она была в образе, но в данный момент в съемках не участвовала, а скромно стояла за спиной режиссера.
Зверев показал удостоверение кому-то из персонала. Ему дали стул, и он просидел, наблюдая за процессом, почти до самой темноты.
Съемки завершились, актеры поспешили в палатки снимать грим. Статисты, представляющие обе армии, организованной колонной двинулись в сторону моста и вскоре исчезли из вида.
Зверев снова отыскал Рождественскую. Она переоделась в скромное синее платье и уже собиралась сесть в один из автобусов, который должен был доставить актеров в общежитие.
– Таисия Александровна, здравствуйте! Не желаете прогуляться?
– Вы? – удивилась актриса.
– Майор Зверев! Я рад, что вы меня не забыли.
Женщина мило улыбнулась:
– Помнится, при нашей первой встрече вы просили называть вас просто Павлом!
– Называйте как хотите! Так мы прогуляемся?
Она внимательно посмотрела на майора. Зверев почувствовал легкий озноб. Его правая щека дернулась.
– Простите, но я очень устала! – извинилась актриса. – Завтра снова съемка, мне предстоит много работы.
Зверев кашлянул:
– Боюсь, но вынужден буду настоять! Пойдемте?
Рождественская окликнула Горшкову и что-то шепнула ей на ухо. После этого неожиданно мило улыбнулась Павлу:
– Раз уж вы так настаиваете, я готова.
Они двинулись в сторону Довмонтова города, прошли через сквер, в конце которого облюбовали неприметную лавку.
– Ну рассказывайте. Что еще за шпионские страсти?
– Как вы уже, наверное, знаете, мы ищем убийцу Качинского.
– Разве он не найден?
Зверев ухмыльнулся и подсел ближе к собеседнице.
– Найден. Теперь уже найден!
– Тогда зачем все это?
Зверев почувствовал, что впервые за все время их общения, тогда и сейчас, голос актрисы дрогнул.
– Затем, что я пришел арестовать убийцу.
– Я вас что-то не понимаю!
– Прекратите! Все вы понимаете! Ведь это вы убили Качинского, Головина, Быкова и Жилину…
Женщина дернулась, но Зверев схватил ее за руку.
– Что за чушь?!
– Черноусова задержали за то, что он сотрудничал с английской разведкой. Они вместе с братом продавали за рубеж государственные секреты. Но ни сам Черноусов, ни его брат не убивали Качинского и других ваших коллег. Их всех убили вы!
Женщина попыталась встать, но Зверев снова не дал ей этого сделать.
– Поначалу в моем списке подозреваемых вы были одной из последних. Вас считали любовницей Качинского, и все думали, что без этого великого деятеля киноиндустрии ваша «звезда» скоро угаснет. Никто тогда и предположить не мог, что вы захотите убить своего благодетеля. Тогда мы все считали, что вы были единственной, у кого не было повода убивать Качинского, но это было тогда!
– А теперь этот повод появился? – сквозь зубы процедила Рождественская.
– Появился, и еще какой! Если вы помните, я направил к вам одного из своих молодых, но очень проницательных сотрудников, чтобы он наблюдал за всем, что творится внутри вашего творческого коллектива.
Рождественская скривила лицо:
– Вы имеете в виду этого очкастого мальчишку с дурацкой фамилией?
– Почему же «дурацкой»? А впрочем, это к делу не относится. Он следил за вами всеми, подмечал странности…
– И что же такое он заметил?
– Таисия, вы действительно очень хорошая актриса! Особенно тогда, когда для этого есть предпосылки. Вы долгое время играли роль невозмутимой женщины, и вам это удавалось! Однако наступил момент, когда ваша игра пересеклась с тем, что было для вас дорого и даже свято. Я говорю о вашей матери.
Рождественская отшатнулась и снова попыталась встать.
– Не дергайтесь, а то я могу случайно причинить вам боль! – прорычал Зверев.
Плечи женщины опустились, она откинулась назад и тяжело задышала.
Зверев продолжал:
– Вы выдали себя, когда мой сотрудник с дурацкой, как вы сказали, фамилией увидел, как вы стушевались, когда ваш Славинский обмолвился о том, что вы похожи на Александру Асташеву. Это стало главной и единственной вашей ошибкой. Именно эта ошибка и позволила нам взять верный след. Мой сотрудник отправился в Москву. На «Мосфильме» он собрал материалы и выяснил, в каких фильмах снималась Асташева. Также он выяснил, что все эти фильмы снимались при участии Качинского. Тогда он занимал пост всего лишь помощника режиссера, но уже мог влиять на процесс и подбирать актеров. Наш сотрудник сумел отыскать одного забавного старикашку, который знал о большинстве актеров и актрис практически все, в том числе знал он и о романе Качинского с вашей матерью. Он же сообщил, что Александра Асташева ждала от Качинского ребенка. Вы очень похожи на мать, поэтому было несложно догадаться…
Рождественская перебила его:
– Да! Я похожа на свою мать! И хорошо, что на нее, а не на своего отца!
Зверев смягчил тон:
– Почему же? Он тоже довольно красивый мужчина.
– Если хотите знать мое мнение, то он был ужасен! Я нисколько не жалею, что убила эту мразь!
Какое-то время они молчали, потом Зверев снова заговорил:
– Значит, вы признаете свою вину?
– Признаю!
– Тогда давайте уточним детали. Вы убили Качинского и позаботились о том, чтобы подозрения пали на Марианну Жилину.
– Она ненавидела меня, а я ее!
Зверев кивнул:
– Понимаю. Итак, вы все рассчитали. Вы были так уверены в собственной безопасности, что во время нашей первой встречи с легкостью признались, что накануне отравления Качинского ушли с собрания последней.
Рождественская скривила губы:
– А зачем мне было врать! Кто-нибудь наверняка рассказал бы вам об этом. Я делала ставку на другое.
– Я знаю, на что. Вы делали ставку на отсутствие мотива.
– Вот именно! Зачем было отрицать очевидное, рискуя попасться на лжи?
– Смелый поступок!
– Разумный поступок! Кстати, учтите, этот разговор не для протокола! Да, Качинский мой отец, и я это не оспариваю. Однако это ничего не доказывает! Да, у меня был мотив, и… знаете что, Павел, – Рождественская вдруг резко повернулась к Звереву и вырвала руку, которую майор все это время сжимал, – все, о чем вы тут мне только что сказали, это… Я уверена, что у вас нет против меня никаких улик!
– Как сказать…
– Идите к черту!
Женщина попыталась встать, но Зверев снова ухватил ее за руку и притянул к себе.
– Мне больно! Вы не имеете права!
– Имею! – Зверев, не разжимая руки, вынул из кармана сложенный вчетверо листок и, не разворачивая, сунул в лицо Рождественской: – Вот ордер на ваш арест! Вы говорили, что устали, так вот, у вас сегодня будет возможность отдохнуть. Сейчас я доставлю вас в управление, посажу в камеру, и там вы отдохнете… на нарах. А завтра вас доставят к следователю и предъявят улики, которых у нас якобы нет!
– И какие же это улики?
Зверев неспешно убрал в карман сложенный вчетверо листок.
– На одном из осколков, которые мы нашли у стены, с которой упал Быков, есть отпечаток. Всего один, но он сыграет свою роль. Если окажется, что это ваш отпечаток…
– Это косвенная улика! Она мало что доказывает!
– Согласен – косвенная, но она сыграет свою роль.
– Чушь!
Зверев стал загибать пальцы:
– Не без труда, но мы все же сумели отыскать того, у кого вы купили рицин.
В глазах женщины сверкнули безумные огоньки:
– Вы все врете!
Зверев рассмеялся:
– Об этом вы расскажете следователю, а сейчас я скажу вам другое: вы сядете за все четыре убийства, и я в этом нисколько не сомневаюсь! Так будет, и вы уже никогда не сможете осуществить вашу заветную мечту.
– Это какую же?
– Сняться в главной роли в этом фильме! Вы сядете за решетку, а Славинский найдет очередную замену.
– Нет!
Зверев с интересом смотрел, как в этой красивой женщине бушевали чувства. Она сжала пальцами сумочку, потом достала из нее расческу и зеркало, тут же убрала их обратно.
– У вас есть сигареты? – очевидно, справившись с волнением, спросила Рождественская. Зверев достал «Герцеговину Флор» и щелкнул зажигалкой. – Если я сознаюсь, на что я могу рассчитывать?
– Чистосердечное признание смягчает вину.
– Да перестаньте вы! Вы же знаете, что мне нужно не это!
– Знаю. И готов пойти вам навстречу.
Рождественская откинулась назад и по-мужски выпустила клуб дыма:
– И что вы мне предлагаете?
Зверев тоже закурил:
– Сейчас мы с вами едем в управление милиции, и вы пишете чистосердечное признание в четырех убийствах…
– В трех! Смерть Головина была несчастным случаем!
– Допустим.
– Итак, вот мои условия. Я пишу чистосердечное признание в убийствах Качинского, Жилиной и Быкова, а вы меня отпускаете.
Зверев пожал плечами:
– Ого!
– Да! Вы меня отпускаете до того момента, пока не закончатся съемки!
– А где гарантии, что вы не сбежите от правосудия? Страна-то у нас большая.
Рождественская повернулась к Звереву, в ее глазах была какая-то нереальная, безумная ярость.
– Гарантий нет! Но мне кажется…
Зверев выждал паузу, Рождественская тоже умолкла.
– Что вам кажется? – прошептал Зверев.
– Мне показалось, что по своей натуре вы авантюрист. Вы смелый и сильный, так же как и я! А такие люди, как мы, должны доверять друг другу!
Зверев снова беззвучно рассмеялся:
– Вы правы! Все меня считают авантюристом, поэтому разубеждать вас не стану. Поедемте, я принимаю ваши условия! – Зверев поднялся. – Вон там, у развилки, нас ждет машина.
Рождественская уверенным шагом двинулась к перекрестку, Зверев последовал за ней. Проходя мимо урны, он достал из кармана и незаметно бросил в нее сложенный вчетверо лист бумаги, который совсем недавно выдавал за ордер на арест Таисии Рождественской.
Бланк 1.2
ПРОТОКОЛ
явки с повинной
г. Псков «» _______ 1950 г.
Мной, начальником оперативного отдела Управления милиции по г. Пскову Зверевым П. В. составлен настоящий протокол о том, что «» _______ 1950 г. в следственный отдел Управления милиции обратилась гражданка Рождественская Таисия Александровна и сообщила о совершенных ей преступлениях:
Я, Рождественская Т. А. (Асташева), уроженка города Ленинграда, с малых лет ненавидела своего отца Всеволода Михайловича Качинского. Причиной тому было следующее:
В двадцатых годах у Качинского и моей матери актрисы Асташевой А. А. был бурный роман. Тогда мать жила в Москве и снималась в фильмах у Качинского, который в то время занимал пост помощника режиссера.
Когда Асташева сообщила Качинскому, что у него будет ребенок, тот бросил мою мать и лишил ее возможности продолжать сниматься в его фильмах. Мать вернулась в Ленинград, где поселилась у своей старшей сестры. Спустя некоторое время появилась на свет я. Спустя пять лет моя мать, которая больше не снималась в кино, а работала маляром на стройке, получила травму и осталась прикованным к постели инвалидом. Не имея возможности растить дочь, она отдала меня в детский дом.
Когда мне исполнилось четырнадцать, наш детский дом был эвакуирован в тыл. В 1945 г., после Победы, мне исполнилось восемнадцать, и я вернулась в Ленинград. От своей тетки Асташевой Юлии Александровны, которая все эти годы ухаживала за матерью, я узнала, что в блокаду, в феврале 1943 г., мать умерла от голода.
Именно тогда моя тетка рассказала мне историю моего появления на свет, и я узнала, что мой отец не кто иной, как ставший уже знаменитым режиссер Качинский. Именно тогда я решила поквитаться с отцом за наши сломанные судьбы. Кроме того, я была уверена, что добьюсь того, что не удалось сделать моей матери, – стану великой актрисой.
В том же 1945 г. я поступила во Всесоюзный государственный институт кинематографии. Спустя два года, будучи студенткой, вышла замуж за народного артиста СССР актера Петра Рождественского и взяла фамилию мужа. В 1948 г. мы развелись.
После окончания учебы я снялась в нескольких фильмах, но до сей поры не играла главных ролей. В декабре 1949 г. я попала на пробы и получила главную роль в новом фильме, который должен был снимать мой отец. Качинский определенно заметил мою схожесть с матерью, возможно, именно это стало причиной столь внезапного моего успеха. О том, что я его дочь, Качинский не знал. Более того, он всерьез увлекся мной и заваливал подарками. Сулил большое будущее, что вызвало во мне еще большую ярость. Тогда-то у меня и созрел план убийства. У неизвестного мне человека я купила банку белкового яда рицина и стала ждать удобного случая.
Мы прибыли в Псков для продолжения съемок и поселились на территории бывшего монастыря. Качинский буквально преследовал меня и как-то раз поведал о своей прошлой связи с актрисой Марианной Жилиной, которая тоже должна была сниматься в его новом фильме. Качинский заявил, что, несмотря на то, что они расстались, Марианна продолжает писать ему любовные письма. Я попросила Качинскоко показать мне эти письма, и он с легкостью мне их отдал.