– Вон у той женщины вообще одна нога. Пошли, – Сиф потащил её к скрипучей деревянной лестнице. Море было зелёное, как расплавленные изумруды, а под ласковыми волнами Элли приметила крохотных переливчатых рыбок и розовеющие румянцем кораллы. Здесь из воды не торчали шпили и крыши, как в Городе, – все здания, должно быть, были построены уже после Потопления. Быть может, Ковчег врезался в остров, и его обитатели решили, что от добра добра не ищут, и выстроили здесь для себя новый дом.
Элли и Сиф плутали по докам, наблюдая, как матросы проносят по настилам ящики с влажно поблёскивающей рыбой, которые затем поднимались вверх на холм системой примитивных лебёдок – Элли уже критически поглядывала на неё, планируя улучшения. Они подошли к концу одного из причалов, где сидел на стуле массивный мужчина. У него была квадратная обветренная голова и широкие тёмные руки и ноги, все в шрамах и буграх, как кора дерева. Он развалился под большим газетным разворотом, словно надеясь, что под ним его не видно.
– Я ищу работу, – сказал Сиф.
Мужчина заворчал, а затем почесал повязку на глазу, внимательно оглядывая Сифа.
– Хорошо, – кивнул он. – Берись за швабру. Палубу нужно будет отдраить, когда Виола вернётся.
– Я не хочу драить, – возразил Сиф. – Я хочу ловить рыбу.
Мужчина закатил единственный глаз и, выудив из кармана колета
[2] трубку, принялся набивать её табаком. Элли выглянула из-за плеча Сифа, раздосадованная тем, что мужчина на неё даже не взглянул.
– Ты с внешних островов? – спросил он.
– С острова Ингарфа, – уверенно заявил Сиф.
Мужчина фыркнул.
– Островитяне вечно заявляются сюда, думая, что работа просто свалится им на голову. Только что прибыли, а? – Он в первый раз глянул на Элли. – Что-то вы молоды для молодожёнов.
Сиф приглушённо хохотнул, смешок показался Элли оскорбительным.
– Мы не молодожёны, – она ущипнула Сифа за руку. – Моё имя Элли Л… – Она вздрогнула, вспомнив тёмную фигуру на пляже. – Элли Стоунволл. А это Сиф. Мы… брат и сестра.
– Да неужели? – Мужчина удивлённо перевёл взгляд с Элли на Сифа. И правда, сложно было найти двух менее похожих людей – Сиф был высокий и сильный, а Элли маленькая и тщедушная, волосы жидкие, тело теряется в безразмерном бушлате. Единственным разумным объяснением может быть то, что Сиф приёмный, решила Элли.
– Она приёмная, – сказал Сиф, и Элли кисло посмотрела на него. – Кто-то оставил её у нас на пороге. Мои родители были в ужасе.
Мужчина захихикал.
– Могу себе представить, – произнёс он, и Элли и его наградила хмурым взглядом. – Или драить палубу, или ничего. Ага, вот и твой шанс.
Небольшая шхуна с двумя парусами продвигалась вдоль причала, подтягиваемая на тросе моряком. На носу у неё была вырезана недовольная свинья. Два других моряка спустили с палубы ящик, и старик заглянул внутрь. Глаза его в ужасе округлились.
– Дык едва наполовину! – вскричал он.
– Всё потому, что рыба едва есть, папа, – заметила морячка, последней сошедшая со шлюпа. Она была примерно одних лет с Элли, с густыми чёрными волосами и тёмно-коричневой кожей, а уж своими длиннющими руками она одолела бы в борьбе даже Анну. На плече у неё пристроился крохотный серенький котишка. Элли думала, что это пришпиленная к тунике набивная игрушка, пока котёнок не мявкнул жалобно. – Больше не было ни сегодня, ни вчера, ни весь прошлый месяц. И дело не только в рыбе – Джессика говорила, что её мать на ферме едва сводит концы с концами, а цена ячменя взлетела так, что Молворт считает, что к осени останется без пива.
– Всё наладится после Празднества Жизни, – мужчина стиснул руки. – Королева оделит. Воздадим Ей хвалу.
– Себя Она оделит, – фыркнула девчонка. – Она небось ворует всю еду для Себя и Своих богатеньких друзей.
Котёнок громко мяукнул в знак согласия.
– Прекрати немедленно этот богохульный бред, – рявкнул мужчина. – Доиграешься, опять тебя арестуют.
Девочка закатила глаза.
– Кто это? – спросила она, кивнув в сторону Сифа. Элли она словно и не замечала.
– Понятия не имею, – пробурчал мужчина. – Я пытаюсь убедить его отдраить палубу. Он с внешних островов, так что вряд ли рассчитывает много получить. Вдобавок… – он наклонился к дочери и зашептал, – думаю, он глуп как пробка.
– Разрешите мне выйти в море на этой лодке, – твёрдо сказал Сиф. – Я найду, где есть рыба. Я… У меня есть особая техника, – прибавил он, видя, сколь мало впечатлили девчонку его слова. – Я лучший рыбак у нас на острове. Я… спорю на сегодняшний обед?
Элли схватила его за запястье.
– Сиф, – прошипела она. – Если они увидят, как ты обращаешься к своим силам, они могут что-то заподозрить.
– Я не стану к ним обращаться, – прошептал Сиф. – Рыба придёт ко мне. Она и раньше следовала за мной – и та косатка тоже. Мне даже не придётся использовать мой дар.
Старик, потеряв к происходящему интерес, бурчал что-то себе под нос, склонившись над полупустым ящиком. Девочка с любопытством посматривала на Сифа.
– И какой обед? – спросила она.
– Виола, брось ты разговаривать с этой морской губкой, – проговорил её отец. – Выходи опять в море и наполни остаток ящика!
Девочка зевнула и подставила руку, чтобы котёнок мог сползти по ней.
– Ладно. Но морскую губку я беру с собой.
– Что?
– Он или говорит правду, и тогда у нас будет улов получше этого, или он чокнутый, и я получу бесплатный обед. Кстати, меня зовут Виола, – прибавила она, адресовав Сифу медленную небрежную улыбку.
Сиф пожал Виоле руку.
– Сиф, – представился он.
– Меня зовут Элли, – сказала Элли, хотя, похоже, её никто не услышал.
Виола гоголем прошла к шхуне, поманив за собой Сифа. Сиф оглянулся на Элли:
– Идёшь?
– Ох, – сказала Элли. – Я… – Она посмотрела на Виолу, на остальных матросов и снова вообразила, что она стреножена сетью и не может увильнуть от расспросов. Не может помешать им узнать, кто она на самом деле. – Я думаю, мне лучше здесь остаться.
Сиф нахмурился:
– Почему?
– Я… Очень жарко. Я мгновенно обгорю. Стой, у меня тут где-то есть то, что тебе пригодится.
Она пошарила в карманах и, вытащив пригоршню карандашей и пузырёк с овечьей кровью, отыскала пару дырявых перчаток.
– Спасибо, – удивился Сиф. – Но они не подходят к моему наряду.
– Они смогут прикрыть синие разводы у тебя на коже, морская губка, – прошептала Элли. – Вдруг ты попадёшь в переплёт и будешь вынужден использовать свой дар. Вообще-то… – Она посмотрела на голые руки Сифа. – Может, тебе и бушлат тоже взять.
Она нервозно смяла лацканы своего бушлата.
– Элли, правда, ты не обязана это делать, – встревожился Сиф.
– Лучше так, чем снова на костёр, – сказала она и с тяжёлым вздохом сняла бушлат и отдала его Сифу. Она обхватила себя руками, тотчас чувствуя обвевающий шею ветерок и чужие взгляды, взгляды – везде.
Сиф натянул бушлат. Пальто, на Элли практически висевшее, на него едва налезло, но всё же неплохо закрыло руки.
– Пошли, приятель, скоро отлив, – окликнула его Виола. Сиф зашагал к кораблю, и Элли вдруг ощутила такую пустоту, будто ей недоставало всех членов, потребных человеческому существу.
Может, это оттого, что она отдала ему свой бушлат.
4. Кощунство
Элли провожала взглядом отплывающую шхуну Виолы, рассеянно постукивая тростью по краю причала.
– Тебя боль мучает, девочка? – раздался неприветливый голос Янссена. – Что случилось с твоей ногой?
Лодка быстро сделалась точкой на горизонте.
– Я споткнулась, – ответила Элли. Она обернулась и посмотрела на Ковчег, величественно громоздящийся на вершине острова, словно орёл в гнезде. Зелень пробивалась из его выгнутого серого днища, словно клочья шерсти из детской игрушки. Поначалу Элли решила, что это мох, но затем сообразила: это сады, растущие на огромных балконах. – Это там живёт Королева?
– Разумеется, – сказал Янссен. – Ты проста, как три салаки, а, девочка?
– Я с внешних островов, помнишь? Ты когда-нибудь Её видел?
Янссен фыркнул.
– Я видал Её, но не вблизи – с чего это они допустят меня близко к Ней? Я не достоин дышать одним с Ней воздухом. Это если Ей вообще надобен воздух.
Он схватил свою газету, явно полагая, что разговор окончен. Элли скользнула взглядом по заголовку:
ЛОРЕН СПАСАЕТ ТОНУЩЕГО МОРЯКА – МУЖЧИНА СЧАСТЛИВ УВИДЕТЬ СВОЕГО ГЕРОЯ
Элли снова задумчиво посмотрела на Ковчег. Какие особые ухищрения использовались, чтобы вырастить эти сады? Она вообразила себе Королеву: высокое светоносное создание, оделяющее свой народ едой и лекарствами. Она вообразила себя подле Королевы, не уморённую голодом, шкандыбающую с палкой, но наряженную в переливчатое новое пальто, снабжённое сотнями карманов…
Храп Янссена выдернул Элли из сладостных мечтаний. Она бросила взгляд на своё отражение в воде, вспоминая тёмную тень, которую видела под волнами, и ту фигуру на пляже. Чувствуя себя неожиданно незащищённой, она торопливо прошла по причалу к твёрдой земле, мимо домов с облупившимися оранжевыми ставнями, лениво раскачивавшимися на ветру. Старички и старушки сидели на лавочках, сплетничая и прихлёбывая чай. Чуть дальше она обнаружила троицу детей, игравших в дверях дома. Одна девчонка – самая высокая из всей компании – ткнула в мальчишку.
– Ты признан виновным в измене мной, Королевой. Твоё наказание – это то, что тебе отрежут голову. Гемма, дай мне голову.
Девочка пониже протянула ей бесформенный холщовый мешок с вышитым на нём лицом. Ухмыляющийся мальчишка потянул вверх ворот рубахи, закрывая лицо, и высокая девочка пристроила мешок ему на голову. Она подняла большущую увесистую палку и сшибла мешок. Мальчик захихикал.
– Но это неправильно, – сказала невысокая девочка. – Королева добрая.
– Не всегда, – заявила высокая девица. – Она однажды отрубила кому-то голову за кражу козы.
Невысокая девочка покачала головой:
– Только не Королева. Никогда.
Элли покашляла.
– Э, простите, а можно я кое о чём спрошу?
Дети обернулись как один, увидели Элли и попятились.
– Ты призрак? – спросила высокая девочка.
– Ты очень больна? – озаботилась невысокая.
– Нет. – Элли ощетинилась. – Мне просто интересно… а как Королева выглядит?
– Она прекраснейшая из всех Королев и Королей во веки веков, – сказала низенькая девочка, – и самая добрая. Она никому никогда не отрезала бы голову.
– А вот и да! – закричала высокая девчонка. – Ворам и убийцам, и всем, кто с острова… – Она нахмурилась, губы её тщетно пытались сложить следующее слово. – Кон… Кон…
– Кончества? – бросилась на помощь невысокая. – Коршуна?
– Кощунства, – приглушённо произнёс мальчик из-под рубахи.
– Точно, – сказала высокая девочка. – Кон… Кон… Ну, сама знаешь. – Она наклонилась поближе к Элли и прошептала: – Врага.
Элли пошатнулась, прижимая руку к животу.
– Ты в порядке? – спросила коротенькая девочка, придерживая Элли за талию.
– В порядке, – соврала Элли. Ледяной осколок впился ей в сердце. Несколько мгновений она не могла вздохнуть.
– Не бойся, мисс, – сказала ей высокая девочка. – Люди, бывает, пытаются приплыть сюда из Города Врага. Потому что им так плохо там живётся, и потому что их бог злой. Но Королева всех казнит. А сам Коршунный никогда сюда не придёт. – Она гордо выпрямилась. – Королева хранит нас.
– Постой, – проговорила Элли. – Что ты имеешь в виду?
– А-а, ты, верно, с внешних островов. – Девочка снисходительно улыбнулась. – Враг боится Королевы, мисс. Понимаешь, божество внутри неё – это Божество жизни и творения. У оного даже нет настоящего имени, вот какое оное важное. А Враг – это бог смерти и разрушения, и, конечно же, оный боится Её.
Слова девочки запали Элли в голову, и весь страх смело прихлынувшим возбуждением. Божество внутри неё…
Королева – не божество. Она Сосуд.
Крепко схватив свою трость, она отталкивалась от камней мостовой, поспешая к докам.
– Сэр! – гаркнула она, махом затормозив в конце причала. – Эм, Янссен!
Громадный мужчина, всхрапнув, проснулся.
– Батюшки! – вскрикнул он. Тут он заметил Элли. – Ты кто?
– Откуда ты знаешь, что Королева – Сосуд?
Янссен посмотрел на Элли так, будто она была заплесневелой коркой хлеба.
– Вы там на внешних островах совсем безбожники. Я знаю, потому что это правда. Я знаю, потому что в морях есть рыба, а в полях пшеница. Я знаю, потому что ещё мальчишкой видел чудо её дара на Празднестве Жизни.
– На Празднестве Жизни?
– Королева, помилуй, да ты тупая, девочка? Один раз на жизни поколения Королева является народу, чтобы излечить недужных и взрастить поля и сады. У собственной моей матери, благослови её душу, была чахотка, и Королева взяла её руку в Свою… – Голос Янссена пресёкся, слёзы потекли из-под его глазной повязки. – Матушка прожила ещё десять лет. Десять! Благодаря Королеве она увидела, как я стал мужчиной. Воздадим Ей хвалу! А ты знаешь, что всякий раз, когда она использует свои силы, малая часть её утекает навсегда? Она отдала частичку себя просто для моей старой матушки. И через шесть недель она сделает это снова для всех нас на Празднестве Жизни. Вот тогда в море снова будет рыба, а в полях зерно.
Он рухнул на свой стул.
– Воздадим Ей хвалу, – прошептал он, а затем крякнул от испуга, когда на причал грохнулся ящик. Элли тоже подскочила. Она и не заметила, как лодка вернулась.
Виола и Сиф спрыгнули на причал, улыбаясь, как пара взломщиков, провернувших отличное дельце. Котёнок Виолы победно мявкнул.
– Папа, ты плакал? – спросила Виола. – Опять из-за тех щенков?
Янссен нагнулся над открытым ящиком.
– КОРОЛЕВА, ПОМИЛУЙ!
Элли привстала на цыпочки, чтобы заглянуть внутрь. Ящик был до краёв полон блестящими белобрюхими рыбинами.
– Чудо! – вскричал Янссен.
– Папа, – сказала Виола, сжав его плечо. – Погляди на шхуну.
Янссен повернулся. Он булькнул, а затем издал пронзительный истерический смешок. Элли встретилась взглядом с Сифом, и тот прикрыл усмешку ладонью.
Палуба была погребена под рыбой.
Дневник Лейлы
4754 дня на борту «Возрождения»
У Карги в недрах Ковчега был сад. Никто не мог мне сказать, как что-то способно расти там без солнечного света, но, надо думать, нам и без того есть о чём тревожиться. Говорят, Капитан Ковчега упускает власть, и скоро начнутся драки. И того хуже, шепчутся, будто Враг с нами в Ковчеге.
– Где этот мальчишка? Я придушу его! – заявила я Карге.
В комнате было жарко и влажно, пахло потом и землёй. Карга склонилась над каким-то растением, растирая между пальцев листочек размером с человека.
– Он не убивал твоего кита, – сказала она. – По правде сказать, он и есть твой кит.
– Где он?
Карга вздохнула и, подняв масляную лампу, повела меня между грядкой фасоли и ягодными кустами.
– Пожалуйста, воздержись от насилия – он необходим нам, если мы думаем выжить в этом плавании.
Мальчишка разметался на полу. У него было резко очерченное лицо, коричневая кожа, непослушные чёрные волосы. Он выглядел так, будто сгодится для драки, если только он проснётся.
– Зачем ты его тут держишь? – спросила я.
– Ты мне не поверишь, но этот мальчик – бог.
– Невозможно. Богов больше нет.
– Я же сказала, что ты мне не поверишь.
– А ещё он не мой кит. Голубоглазый приносил пользу. Он приносил нам рыбу и тюленей.
– Девочка, этот мальчик принесёт нам столько рыбы, сколько нам будет нужно. Он само море.
– Он море, он мой кит, он бог. Определись уж, Карга.
– Ты мелка духом, дитя.
– Мой кит мертв, – скривилась я. – Мы были повязаны. Мы приносили еду на Ковчег. Что я без него?
– Например, ты могла бы помочь мне в саду.
– Я охотница. Я не стану поливать цветочки. Почему этот мальчишка мой кит?
Карга улыбнулась и склонилась над ним:
– Смотри.
Большим пальцем, покрытым коростой земли, она приподняла одно веко, обнажив глаз цвета тёмного моря. Я сделала шаг назад.
– Голубоглазый, – прошептала я. – Что это всё значит?
– Твоя косатка была Сосудом. Смертной душой, одержимой бессмертным духом.
– Ерунда. Глупости. Что ты имеешь в виду?
– Мне ведомы знаки, дитя. Ведомы, как никому другому.
– Это как?
Карга нежно коснулась пальцем щеки мальчика.
– Потому что я тоже Сосуд.
5. Гнусный дуб
Улыбка Сифа дрогнула.
Глаза его расфокусировались. Элли бросилась, чтобы подхватить его, и он осел на неё как мешок с картошкой.
– Сиф? Ты в порядке? – Элли с трудом удерживала его в вертикальном положении.
– Он довольно воды пил? – спросил Янссен, трясясь над Сифом так, будто он был призовым боевым тюленем. – ХАНДИЛ! – проревел он, повернувшись к концу причала. – ВОДЫ!
– Я в порядке. – Сиф с усилием разлепил глаза. – Просто устал.
Янссен энергично закивал и шлёпнул позвякивающий кошель в руку Виолы.
– Сними ему комнату в «Дубе».
Виола махнула Сифу и Элли, чтобы они следовали за ней.
– Я в порядке, – повторил Сиф, когда Элли повела его по причалу. – Я сам справлюсь.
– Что случилось? – она понизила голос. – Тебе пришлось прибегнуть к своим силам?
– Нет… но я что-то видел. – Он поморщился. – Кажется, я снова был китом. И там была девочка…
– Ты на мгновение заснул?
– Нет. Я не засыпал, – окрысился Сиф.
– Эй! – крикнула Виола, ушедшая вперёд по улице. – Ты идёшь или ты снова падаешь в обморок?
– Я не падал в обморок! – возмутился Сиф.
– Вы там на внешних островах такие неженки, – бросила Виола. – А я-то думала, что тебя можно завербовать на революционную борьбу.
Сиф и Элли встретились глазами.
– Э-э-э, а что это? – спросила Элли.
– Это когда народ поднимается и возвращает себе контроль над островом, узурпированный Её Королевской Бесполезностью, – провозгласила Виола, нацелив обвиняющий палец на Ковчег.
– И кого ты уже завербовала? – уточнил Сиф, когда они загромыхали вверх по деревянной лестнице.
– Себя и Арчибальда, – призналась она, почёсывая котишку за ухом. – Народ слегка кипятится, когда я заговариваю об этом. Но если хотите знать моё мнение, не нужно нам иметь бога в правительстве. Богам дела нет до нас, простых людей.
– Ты этого не знаешь, – проговорил задетый Сиф.
Виола зацокала языком.
– Ещё один фанат Королевы. – Она протяжно вздохнула. – А я питала на твой счёт большие надежды.
Она ущипнула его за руку и унеслась вперёд, ехидно улыбаясь. Элли ожгло изнутри.
– Сиф, послушай, – сказала она, отчасти затем, чтобы вернуть его внимание. – Знаешь, я кое-что узнала о Королеве. Она не божество. Она Сосуд.
Сиф посмотрел на неё долгим взглядом.
– Судя по всему, до неё были другие Короли и Королевы, – продолжила Элли. – Но они определённо заключали в себе того же бога, переходящего от человека к человеку. Другой Сосуд, Сиф! Как я!
Сиф нахмурился, но промолчал.
– Что? – вопросила Элли. Сиф изучающе смотрел ей в лицо, но взгляд его был такой далёкий, как если бы он производил в уме сложные вычисления. – Ты разве не взволнован?
– Она не такая, как ты. Она Королева.
– Но внутри неё божество – кто-то из твоих братьев и сестёр.
– Элли, единственный из моих братьев и сестёр раз за разом пытается тебя убить. Может, Виола права, не доверяя Королеве.
– Но есть ещё кое-что, – торопливо проговорила она. – Враг боится её. Она самый могущественный человек на острове! А может, во всём мире! Что, если она сможет нам помочь?
Сиф посмотрел на неё со смешанным выражением жалости и тёплой привязанности.
– Элли, ты ничего о ней не знаешь. И что, по-твоему, она сделает, если ты вдруг объявишься и скажешь: «Привет, я тоже Сосуд, и да, кстати говоря, вот этот мой друг – бог»?
– Ну, само собой разумеется, я ничего такого не скажу, – отозвалась Элли.
– Могущественные люди опасны, Элли, – сказал Сиф. – Ты что, забыла об Инквизиции?
Элли скрестила руки на груди.
– Если она Сосуд, это ещё не значит, что она опасна. Ну а потом, ты могуществен. И ты не опасен.
Сиф опять посмотрел на неё долгим взглядом.
– Нам не стоит привлекать к себе внимание. Нам нужно быть осторожными на случай, если человек с того корабля вправду последовал сюда за нами.
Элли пожала плечами.
– Ну а если так, ему лучше держать ухо востро – оказывается, здесь и раньше казнили людей из Города.
Сиф выпучил глаза.
– Тогда нам точно нужно быть осторожными.
Они вывернули с улицы и очутились в тени от днища Ковчега. С этой стороны остров казался почти вертикальным – отвесный склон поднимался к основанию Ковчега, облепленный уютными яркими домишками.
– Эта часть острова называется Врассыпки, – с явной приязнью сказала Виола. Элли подумала, что это весьма подходящее имя. Дома стеной карабкались улица над улицей, прилаженные один на другой, как плохо подогнанные кусочки головоломки, причём так круто, что, вздумай кто-то с разбегу выскочить из дома, он бы непременно сорвался и разбился насмерть.
Они взобрались по узким лесенкам, вдоль сложенной насухо
[3] стены, где вышагивали куры, выклёвывая переливчатых жуков. Здесь росли уже не пальмы, а большие кряжистые дубы, которые выглядели намного старше всего на острове, за исключением, возможно, самого Ковчега. Из какого-то злополучного здания выросло дерево, хотя, пожалуй, правильнее было бы сказать, что это вокруг дерева наросли куски дома. Это был редкостно мощный и устрашающий дуб: он сжимал в своих ветвях фрагменты здания, словно ребёнок, разломавший любимую игрушку. Самая крупная часть строения, втиснутая в расселину ствола, была на одном уровне с улицей, и от неё разбегалось множество лестниц, поднимающихся вдоль и сквозь дерево, от ветви к ветви, туда, где другие ветхие домишки сидели будто птичьи гнёзда.
На одной из ветвей повисла металлическая табличка с надписью «… дуб» – первое слово было съедено ржавчиной.
– Гнусный дуб! – с гордостью объявила Виола.
– Неудачное название для гостиницы, – заметил Сиф.
– По-настоящему она называется «Королевский дуб», но так её никто не называет, кроме Молворта, трактирщика. Вот уж он злится, если вы назовёте её неправильным названием.
Где-то звякнули колокольчики, когда они открыли входную дверь в просторную комнату, пропахшую застарелым пивом и апельсинами. В нескольких местах стены были взломаны деревом, запустившим в проёмы ветви. За полированной барной стойкой стоял маленький мальчик, его бледное круглое личико едва виднелось за прилавком.
– Здесь… мило, – проговорила Элли. – А где трактирщик?
Виола нахмурилась:
– Здесь.
– Где?
– Здесь, – сказал мальчик. Он приподнялся над стойкой, зыркнув на них глазами, тёмными как омуты. У него были слегка волнистые чёрные волосы, один завиток прилип к бледному лбу. Он был одет в чёрный камзол с серебряными пуговицами, определённо дорогой, и обтрёпанные штаны, определённо грошовые.
– Это Молворт, – представила его Виола. – Он владелец этой гостиницы.
– Сколько тебе лет? – поинтересовалась Элли.
– Двенадцать, – ответил Молворт. Голос у него оказался на удивление низкий. – А тебе сколько лет?
– Тринадцать. С каких это пор двенадцатилетние дети владеют гостиницами?
– С каких это пор тринадцатилетние дети задают глупые вопросы? И почему вы оба без башмаков? Виола, зачем ты привела ко мне идиотку и немого без башмаков? И вообще, разве я не изгнал тебя?
– Я не немой, – пробормотал Сиф.
– Я выиграл эту гостиницу, – заявил Молворт, скрестив руки на груди. – В карты.
Виола закатила глаза.
– А вот и нет. Твой папа отписал её тебе в своём завещании.
– Только потому, что я обыграл его в карты. Так-так, уж если вам не по карману башмаки, сомневаюсь, что вам по карману комнаты. И я не продаю пиво детям. – Он помолчал. – Больше не продаю.
– Мой папа как раз нанял здорового, – Виола позвенела кошелём Янссена. – Одна из комнат наверху им по карману.
– Здорового? – повторила Элли.
Молворт испустил долгий стон.
– Ладно. – Он поклонился. – Позвольте мне принести ключ, и я сопровожу вас в вашу комнату, верные подданные.
Он неловко покачнулся и исчез. За барной стойкой, как вдруг заметила Элли, стояла очередная высокая статуя Королевы – так досконально и мастерски сработанной она ещё не видела. Другие королевишны стояли вдоль стен в нишах стеллажей в обществе пыльных бутылок, а к полкам были пришпилены десятки изображений прекрасного лица с жёлтыми глазами и пурпурными волосами. В углу одного рисунка было выведено: «Молворт, девять с половиной».
– А ты действительно любишь Королеву, – заметил Сиф.
Голова Молворта снова появилась, глаза – подозрительные щёлочки.
– А кто её не любит?
– Я, – брякнула Виола.
– Вот поэтому я тебя и изгнал! – рявкнул Молворт. – Только дурачки вроде Виолы не любят Королеву… Она наша возлюбленная кормилица и защитница. – Он взобрался на прилавок и воздел руки над головой, живо напомнив Элли проповедников в далёком Городе. – Она Сосуд! – возгласил он. – Материальное вместилище нашего благого и великодушного божества, того, что приносит урожай и рыбу! Она смотрительница горизонта и источник самой жизни, и мы недостойны Её благодати! Она божественна и прекрасна, и через шесть недель Она вернёт острову величие на Празднестве Жизни!
– Пожалуйста, замолкни, Молворт, – попросила Виола.
Молворт злобно уставился на неё.
– И не подумаю, – отрезал он. – И вот ещё что: прекрати оставлять на моих столах эти свои листовки. Никому нет дела до твоей дурацкой революции. Ты неблагодарная безбожница, и однажды я возьму эту кошку…
Виола подлетела к нему и принялась щекотать под мышками.
– Нет, не надо! – запротестовал Молворт, заходясь смехом.
– В жизни, знаешь ли, есть и другие вещи, помимо Королевы, – фыркнула Виола, выдёргивая ключ, зажатый у Молворта в кулаке, и, оставив поверженного паренька у стойки, повела Сифа и Элли из бара.
– Ерунда, недостойная моего времени, – изрёк он отрешённым голосом.
Элли и Сиф последовали за Виолой по узкой витой лестнице вверх по дубу, сквозь мерцание листвы, к толстой, будто кит, ветке, которая была гладко отшлифована, чтобы стать опорой для длинной деревянной хижины. Внутри был коридор, где пахло сыростью.
– Вы в самом дальнем конце, – указала Виола, отдавая Сифу ключ. – Мне пора возвращаться к папе. Увидимся завтра, Сиф. Будь в доках на рассвете – мы отплываем с приливом! О, и я принесу тебе почитать несколько моих листовок. Пока, Дженнифер, – прибавила она, обращаясь к Элли.
Пахнувшая сосной и табаком комнатка выглядела как каюта корабля, потолок был такой низкий, что Сифу приходилось пригибаться. Элли повесила свой бушлат на единственный крюк на стене, и тот немедленно отвалился, брякнув об пол вместе с пальто. Из карманов растеклась чёрная лужица.
– Элли, постарайся хоть эту комнату держать в порядке, – сказал Сиф.
– Это не моя вина! – огрызнулась она, а затем заметила, что Сиф улыбается.
– И никаких экспериментов, – прибавил он насмешливо.
Элли фыркнула и принялась разглядывать красующийся на полке аляповатый рисунок лошади с нацарапанным в углу именем «Молворт». Подобрав свой бушлат, она поискала по карманам и достала плоский свёрток из высушенной кишки тюленя, в котором лежал подмоченный водой рисунок лодки, сделанный цветными карандашами. В лодке сидели рыжеволосая девочка, девочка со светлыми волосами и зеленоглазый мальчик. Элли поставила рисунок на полку и довольно кивнула, но при мысли об Анне её охватила грусть, и она принялась искать, на что отвлечься.
– У нас есть дверь! – провозгласила она с улыбкой, указывая на трухлявую деревяшку, косо установленную в стену.
– И окно, – Сиф открыл его и услышал в ответ негодующий возглас чайки, гнездившейся снаружи. Мальчик уселся на одну из двух кроватей, лицо его плыло в тёплом медовом солнечном свете. – Так странно, что я могу тут жить и не таиться.
Элли улыбнулась – радостно было видеть его счастливым.
Она доковыляла до второй кровати. Она была рассчитана на ребёнка, из подушки лезли перья, металлический каркас запёкся оранжевой ржавчиной. Она была прекрасна.
– Кровать, – сказала она. – Настоящая кровать. Разве не здорово, Сиф? Сиф?
Глаза Сифа были закрыты, а рот вяло приоткрыт. Элли подоткнула вокруг него простыню и зевнула. Её собственная кровать влекла её как морское течение, голова её упала на подушку.
БАХ.
Элли и Сиф в ужасе вскочили на ноги.
Янссен стоял в дверях с широченной улыбкой на лице и пугающим огоньком в глазах, Молворт торчал у него из-под мышки. Он указал на Сифа.
– Вот он! Мой спаситель. Пойдём, мальчик, мы празднуем!
– Пожалуйста, отпусти меня, – вымолвил Молворт, голос его звучал глухо, сдавленный Янссеновой подмышкой.
– Им надо поспать, папа, – сказала Виола, появившись за спиной у Янссена. – Ты посмотри, они на ногах не стоят.
Но Янссен подхватил Сифа и трусцой припустил из комнаты, зажав Сифа под одной мышкой, Молворта под другой. Дверь захлопнулась, и Элли осталась одна.
Тишина придавила её, оглушающая, неожиданная, словно бы Элли просто привиделось, будто остальные были здесь. Она посмотрела на пустую кровать Сифа, нахмурилась, а затем натянула свой бушлат и, крадучись, поплелась следом.
Бар как будто сделался вдвое меньше, чем прежде, под завязку полный пения, криков и запаха рыбы. Пятьдесят мужчин и женщин в кожаных колетах и рваных штанах поочерёдно представлялись Сифу. А он проводил рукой по волосам, смущённо улыбался и изредка что-то говорил, и тогда все смеялись. Элли прежде не замечала, как легко Сиф сходится с людьми, хотя надо признать, что там, в Городе, все только и жаждали убить его. Даже Анна.
У Элли защемило сердце, когда она вспомнила, как Анна угрожала подсыпать Сифу ядовитых травок в завтрак. Она одиноко стояла в углу, боясь, что кто-то бросит на неё взгляд и заметит её неприкаянность. Она остро ощущала собственные руки и не знала, куда их девать – они казались огромными, так и бросающимися в глаза. Она увидела Виолу: прислонившись к барной стойке, она держала блюдечко молока, чтобы Арчибальд мог попить.
– Привет, я Элли, – сказала она, торопливо подойдя к ней.
Глаза Виолы растерянно сузились:
– Я знаю. Мы… мы встречались.
– А, да. Я просто… ну знаешь, а вдруг ты забыла.
Виола посмотрела на Элли, и Элли сглотнула, чувствуя, что в голове не осталось ни одной мысли. Анна как-то раз сказала, что отличный способ подружиться – это пошутить или обнаружить, что у вас есть что-то общее. Но шутки никогда не удавались Элли – она вечно исхитрялась перемудрить с ними. Она почесала голову, открыла рот и снова его закрыла. Ком в горле стал, наверное, размером с пушечное ядро.
– Так… тебе нравится… ловить рыбу?
Виола нахмурилась.
– Вот, угощайся, – она протянула Элли тарелку с засахаренными булочками. – Моя мама такие пекла. Папа до сих пор путается в рецепте.
Элли с благодарностью взяла булочку.
– Так… почему твоя мама не делает их больше?
– Она умерла.
– Ой, здорово!
Глаза у Виолы стали совсем круглые.
– Ну, то есть. – Элли скривилась. – Моя мама тоже умерла. И брат тоже, – прибавила она, как будто от этого у них делалось ещё больше общего.
Виола наградила Элли долгим взглядом: