Кэт метнулась к дверям подъезда, дернула: заперто. Заглянула на кухню, но там царила обычная суета. Она потеряла Ани. Девочка пропала буквально на глазах. Ее перехитрили. Растратила шанс спасти Соню. Вот это – конец.
– Может, ему нужны были деньги?
Задушив приступ паники и желание заорать во все горло, Кэт приказала себе думать. В этом спасение. Надо еще раз оглядеться.
– Его жена работает в фонде попечителей. Помнишь Джека Парланда? Его еще называли первым миллионером Ирландии?
По краешку стены проскочила тень. За ней – другая. И еще. Крысы.
Улыбающийся мужчина в непромокаемой куртке и твидовом кепи.
Крысы двигались к щели между железными створками, прикрывавшими вход в подвал.
– У Питера на столе стоит фотография, где Парланд вместе с Джоном Доусоном, – сказал я.
Проржавевшую ручку Кэт рванула со всей силой, какую дает отчаяние. Громоздкий замок, запиравший вход, распахнулся легко.
– Конечно, он был путеводной звездой для Доусона и остальных. Все, кто хотел сделать деньги на недвижимости и не боялся спекуляций, искали Парланда. Он вложился в банки, в авиакомпании, в газеты – во все. Младшая дочь Парланда – Эйлин. Маклайаму не нужны были деньги.
Кэт устремилась вниз.
– Маклайам умер до того, как утонул?
Бетонный свод подвала заставил нагибать голову. Над ней – пол «Макдоналдса». Оглядевшись, она двинулась в сторону, где мелькал какой-то свет. Рядом с кроссовками проскакивали серые тельца. Углубившись шагов на десять, Кэт увидела Ани. Девочка шла как под гипнозом за крохотным существом, которое, тихо посвистывая, щелкало кончиками пальцев рваный ритм, словно манило к себе испуганную собачонку.
– Вскрытия еще не было. Он весь в синяках и кровоподтеках, но, возможно, это следы от ударов о рифы. Время смерти пока не установлено. Ну, что у тебя еще?
Щелк-щелк…
Я рассказал ему про похищенные бумаги из кабинета Питера Доусона, пустую папку под названием «Гольф-клуб» и о том, что Джон О\'Дрискол прослеживает связь между Маклайамом, Питером Доусоном и предполагающимся развитием событий в гольф-клубе Каслхилла. В пересказе это прозвучало как-то не очень убедительно, и Дэйв не скрывал скептицизма.
– Мальчик, что ты делаешь! – закричала Кэт. – Прекрати!
– Пустые коробки?
Его лицо пожрали глубокие морщины.
– Все его финансовые и телефонные записи были стерты. А Линда сказала, что Питер не владеет клюшкой.
Ничего другого Кэт разглядеть не успела. В затылке что-то ухнуло, она провалилась в черноту.
Разбудила боль. На стянутых запястьях горела кожа. Тряхнув головой, она окунулась в тошноту. Одолев приступ, Кэт смогла оглядеться. В низком пространстве прибавилось народу. Подвернув ноги, сидели Алик, Лёлик и Аслан. Были и незнакомые мужчины. Один в милицейской форме. Все внимание досталось ей.
– Я видел его много раз в гольф-клубе Бэйвью, – задумчиво произнес Дэйв. – И не сказал бы, что местные советники врут. Но в последнее время было столько скандалов вокруг взяток за голоса избирателей, столько судебных дел о коррупции, что члены совета всего Дублина ищут укрытия. Я бы удивился, если бы они брали большие взятки в Сифилде, – пожал плечами Дэйв. – Не впечатляет, Эд.
– Проворная какая, – произнес знакомый голос.
– Когда стало известно, что пропал Сеозам Маклайам?
Порфирий сидел рядышком и тоже улыбался:
– Он не пришел домой в пятницу вечером. С тех пор его жена о нем ничего не слышала.
– Я же сказал: не ищи Щелкунчика. Не послушалась. Теперь сама виновата.
Тогда же, когда и Питер. Вряд ли это совпадение. Хотя я в совпадения верю.
Когда я собрался уходить, Кармель сказала, чтобы я заглянул на днях на обед. Дэйв без особой радости буркнул что-то в том же духе. Потом наверху снова раздался треск, кто-то завопил и заулюлюкал высоким голоском.
– Если эти оборванцы разбудят малышку Сэйди… – сказал Дэйв и бросился в дом.
– Малышка Сэйди, – улыбнулась Кармель. – Она вьет из него веревки! Эта девочка покорила его сердце.
Я пробормотал что-то про женщин, которые носят брюки, попытался понимающе улыбнуться, но, видимо, меня выдали глаза.
– Эд, с тобой все в порядке?
Осторожно потянувшись, Кэт нашла руки связанными за спиной. Толстая веревка намотана плотным обхватом, не выскользнуть. Но ее поленились обыскать. Ствол съехал глубоко в проем ягодиц. «ТТ» с ней.
– Да, знаешь, похороны и все такое…
Я отвернулся, махнул рукой и пошел к машине, чтобы Кармель не стала меня расспрашивать. Мне вспомнилась не матушка, а похороны моей маленькой Лили полтора года назад: крошечный белый гробик, убитая горем жена, пепел, улетающий в океан, и больше ничего, ничего, что помогло бы все исправить!
– Тебе повезло. Увидишь то, что мало кому довелось.
Эта девочка разобьет его сердце.
Изогнув пальцы, Кэт нащупала край левого рукава – там, где инструктор научил прятать лезвие. Как раз для такого случая.
– Только рассказать никому не сможешь. Извини…
Наступала ночь, я ехал к Бэйвью. Свернул налево с Стрэнд-стрит напротив католического костела, припарковался рядом с баром «Хеннесси», прошел туда через черный вход и заказал себе двойную порцию «Джеймсона» с водой. На бармене была черная майка с фоткой лидера «Нирваны», голова побрита, металлические побрякушки в носу, на щеке, брови и на языке. Последний раз я заходил в «Хеннесси», когда еще учился в школе и собрался поступать на медицинский; там я узнал, что такое женщины, как нужно пить, разговаривать и любить. У меня еще были живы родители, и даже если я не ладил с одним из них, тогда это легко можно было пережить. Я смотрел на жизнь с оптимизмом, но с тех пор все изменилось. Хотя «Хеннесси» казался таким же, как и прежде: истертые ковры, стулья с коричневой кожей еле держатся на ножках, музыкальный автомат – невероятно – играет все ту же песню «Отель „Калифорния“». В воздухе стоит запах ароматических масел, дешевых духов и пота. Несмотря на запрет курить в барах, дым табака и травки пропитал стены. Люди в клетчатых рубашках и кожаных байкерских куртках сидели и пили в каком-то оцепенении, словно ждали, пока что-нибудь не произойдет. Две женщины с мутным взглядом и татуировками на руках пили сидр и о чем-то перешептывались, а трое чумазых ребятишек в это время возились на ветхом коврике у их ног. Компания подростков-хулиганов с бледными лицами, панковскими ирокезами на головах, одетые в черный бархат с кружевами и вороньими перьями, посасывала одинаковые тягучие напитки темно-красного цвета. Ром с черной смородиной, догадался я. Они вытаскивали сигареты из бледно-голубых пачек, молчали и не смотрели друг на друга.
Шутку одобрили смешками.
Бармен принес мне виски. Я плеснул в стакан воды, отхлебнул добрую половину и заказал кружку «Гиннесса». К тому времени, как принесли пиво, я уже расправился с виски, поэтому заказал еще одну порцию.
Подушечкой пальца она нажала на край, тонкая нитка поддалась.
– Опять двойную? – спросил бармен, глядя мне в глаза.
– Такой экземпляр привела. Щелкунчик очень доволен.
– Да, пожалуйста.
Шов прорвался. Полоска металла выскользнула.
– Веди себя тихо. А то придется успокоить. – Порфирий поиграл кастетом.
– Хотите напиться так, чтобы обо всем забыть?
Кэт медленно откинулась и почувствовала плечами стену. Никто не заметит, что происходит с руками. Да и кому интересно: глупая девица надежно связана.
– Пожалуй.
Из темноты вышел мальчик с лицом старика. Закрыв глаза, тихо засвистел. Пол зашевелился. Стая крыс выползла грязным потоком, замерла. Издав тонкий, еле слышный вой, коротыш скрючился в поклоне. Стало так тихо, что Кэт придержала бритву, чтобы не выдать шорохом.
Приближался цокот коготков, словно в темноте аккуратно ломали хворост. Рядом с мальчиком возникла крыса размером с крупную кошку. Усы топорщились кустом, шерстка мордочки поседела от старости. Мужчины склонили головы. Крыса повела носом, черные бусинки глаз изучали Кэт. Мальчик нагнулся еще ниже.
Я решительно схватил второй стакан, но мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы унять дрожь в руках. Алкоголь сделал свое дело, заставив сердце стучать в груди сильнее и затуманив мозг. На какое-то время я добился желаемого: сидел у стойки бара в наркотическом тумане, видел всех, оставаясь, как мне казалось, незамеченным.
– Щелкунчик общается с матерью, – шепотом пояснил Порфирий. – Узнает ее волю… О, все отлично! Мать готова принять дар… Что сейчас будет!
Лезвие шло туго.
«Хеннесси» всегда был маленьким секретом Бэйвью. Здесь никогда не порицали наркотики и буйное пьянство, сюда приходили тогда, когда чувствовали себя во всех остальных местах не в своей тарелке. Маленькая принцесса знаменитого папочки никогда сюда не заходила, зато здесь бывала ее сестра – той было что показать. «Хеннесси» – единственное место, где вы освобождены от информации о регби, гольфе и прочих спортивных баталиях и от людей, которые в этих соревнованиях участвуют. Теперь, когда Бэйвью превратился в главное место обитания госучреждений и дорогущих ресторанов, художественных галерей и элитных магазинов, торгующих шоколадками от дизайнеров, вином из Нового Света, французской мебелью и итальянской обувью, – нынче «Хеннесси» более чем когда-либо казался противоядием пошло-гламурной претенциозности.
Щелкунчик исчез в темноте и вернулся, неся раздетую Ани. Девочка была без сознания, но жива. Приподняв тельце, Щелкунчик засвистел и провозгласил:
– В честь вечного союза приносим в дар тебе, о мать-крыса, невинную плоть!
С того места, где я сидел, был виден весь «народный» бар, как его когда-то давно называли. Этот бар с залом чуть шире обычного коридора был местом, где люди делились на классы. Когда мой старик уехал из муниципального дома в Фэйган-Виллас и купил собственное жилье, он поклялся, что в «Хеннесси» его больше никогда не увидят. Конечно, об этом он благополучно забыл. Но бар одновременно был и местом, где стирались границы между классами. У этого заведения всегда была плохая репутация. В детстве мы постоянно слышали, что здесь могут поколотить просто за то, что посмотришь не в ту сторону. Я помнил, что тут всегда толпились угрюмые, покалеченные, наводящие ужас мужики с бордовыми физиономиями, перекошенными от алкоголя, курева и безнадеги. С тех пор бар мало изменился. Вот раздался взрыв безрадостного смеха. Человек, которого я искал, стоял ко мне спиной, в центре кольца, образованного хихикавшими подхалимами. Он был широк в плечах, с толстой шеей, на накачанной спине бугрились мышцы, огромные загорелые ручищи с кельтскими татуировками едва помещались в рукавах узкой белой футболки.
Тело легло на каменный пол. Крыса повела усами и кивнула.
Должно быть, я засмотрелся на него, потому что один тип из компании подтолкнул его локтем, он обернулся и посмотрел на меня. Я давно не видел это лицо: поросячьи глазки, курносый нос, слишком большой рот, все черты сливаются в центре большого лица-блина в постоянную насмешку. Он указал на меня коротким пальцем, произнес мое имя, снял кепку и склонил голову. Потом отвернулся и что-то пробормотал, отчего его окружение дико загоготало.
Так показалось Кэт. Она не была уверена наверняка, что видела именно это. Голова гудела, бритва резала палец, веревка не поддавалась.
По тайному сигналу волна серых шкурок накинулась и поглотила ребенка. Жадное чавканье и хлопки разрываемого мяса слились в торопливый гомон. Ани исчезала.
Все вокруг изменяется и в прах обращается…
Кэт зажмурилась и крепче принялась за веревку.
Когда открыла глаза, все было кончено. На остатках костей суетились последние крысы, которым досталось меньше всего. Только морды густо перепачканы кровью.
Толстяк Халлиган всегда был меченый. Крупнее нас всех, а если точнее – жирный, он был тем из Халлиганов, кого любой мог побить. В половине случаев его братья даже не пытались отомстить обидчику. Они и сами постоянно его колотили, оправдываясь тем, что он это заслужил. Поэтому Толстяк водился с детьми на три-четыре года его младше и срывал на них накопившиеся обиды. Вскоре вокруг него собралась собственная шайка. Они охотились за очень молодыми или совсем старыми. Когда Толстяку исполнилось пятнадцать, он с двумя двенадцатилетними сопляками напал на семидесятипятилетнего старика, чтобы отобрать у него пенсию. Но старик оказался ветераном Второй мировой, он сломал Толстяку правую руку и три ребра, и малолетки разбежались. А после того, как Лео сломал ему левую руку, чтобы повеселиться, остальные Халлиганы решили, что пора брать Толстяка под свое крыло. Возможно, он больше мешал, чем помогал, но, по крайней мере, они могли контролировать ситуацию, если следили за ним.
Порфирий был в полном восторге.
Я заказал очередной двойной «Джеймсон» у крошечной девушки с малиновыми волосами и выпил его, глядя в спину Толстяку. Потом прошел по залу, стуча каблуками по старой плитке пола. Я подошел к Толстяку так стремительно, что тот не успел подняться со стула и поздороваться со мной.
– Дар принят! – провозгласил Щелкунчик. – Союз крепок!
– Кого я вижу! Эд Лоу, хорошо выглядишь, – сказал он слишком тонким для такого увальня голоском.
Ему ответил одобрительный гул.
– Привет, Толстяк. И ты неплох. Работаешь над собой и все такое? Ты перестал быть жирным сучонком. Куда все делось? Или сучонок все-таки остался, а?
– Ну, а теперь самое важное! – шепнул Порфирий.
Толстяк был захвачен врасплох, он неискренне рассмеялся.
Щелкунчик исчез опять. Когда он появился, Кэт сразу догадалась, что принес. Это была Соня. Никаких сомнений. Именно она. Ее переодели в кукольное платьице. Жива, но спит глубоким сном. Кэт не сомневалась. Она знала.
– Черт побери, Эд. Рад тебя снова видеть.
Смахнув носком ошметок жертвы, Щелкунчик положил в кровавую лужу Соню.
Он отступил на шаг, и между нами засуетились его пацаны. Я растолкал всех.
– Сегодня великий день! – провозгласил он. – Наш союз с серым племенем длится более трехсот лет. Наступает черед передать его дальше. Много лет назад мать-крыса наградила меня своим укусом, чтобы я мог понимать язык серого племени и передавать ее волю. Прошло много лет. Скоро настанет час мне уходить. Мы так долго искали, кто сможет прийти на смену. И мы нашли: блондинка с зелеными глазами!
– Я пришел вместо Томми.
Сидевшие мужчины выразили восторг.
– Вместо кого?
Резким жестом Щелкунчик потребовал тишины:
– Томми Оуэнса. Ты хотел с ним здесь встретиться. Я пришел вместо него.
– О, мать-крыса! Одари своим великим укусом избранницу, и я обещаю передать ей все, что знаю сам, чтобы она достойно заняла мое место.
Толстяк сгорбился и покрутил массивной шеей.
Потеряв осторожность, Кэт заторопилась.
– Ты пришел рано, Эд. Я полагал, ты не такой придурок, как Томми. Что это с тобой, а?
– Это такая честь, гордись сестрой! – шепнул Порфирий.
Парни Толстяка снова загоготали. Я почувствовал, как выпитое пульсирует в груди. В глазах потемнело.
Мать-крыса шевельнула носом и уставилась на чужую.
– Это предупреждение, Толстяк. Не шути с Оуэнсом. Понял? Если ты попытаешься его во что-то втянуть, ничего не выйдет, ты понял?
Что-то подозревает?
Толстяк все еще сиял.
Только не сейчас.
– Втянуть? Во что? Я знаю парней, которые мокрого места от него не оставят. Понял?
Веревка сдалась. Стараясь не менять позы, Кэт стряхнула петли и протиснула ладонь за пояс.
Я сгреб Толстяка за футболку, которая затрещала по швам.
– Да продлится великий союз с серым племенем! – завопил Щелкунчик.
– У Томми нет больше пушки. Поэтому забудь обо всем, договорились?
Пальцы скользнули на рукоятку. Предохранитель мягко отошел вверх. Теперь – одним движением, как учил инструктор.
Толстяк перестал смеяться. Он повернулся и кивнул бармену – дородному детине лет пятидесяти в узком сером свитере. Нил исчез в зале.
Мать-крыса понюхала запястье Сони.
Облизнулась.
Первым ударил парень в голубой бейсболке, стоявший справа от меня. Мне пришлось подставить себя под удар, чтобы сперва разобраться с верзилой с кольцом в носу, слева. Я пихнул Кольцо-в-Носу локтем в кадык, позволив Голубой Бейсболке два раза вмазать мне в челюсть. Потом подошел к третьему парню и разбил ему лицо лбом. Схватив его за уши, я врезал ему еще раз. Раздался треск, я почувствовал, как размягчились хрящи, и мне в лоб брызнул фонтан крови. Я оттолкнул парня и отошел на шаг назад. Кольцо-в-Носу держался за горло, хватая ртом воздух. Рядом стояло еще трое, но вперед выступил Толстяк. Он ткнул меня разок в живот, я согнулся пополам и, задыхаясь, упал на колени. Почувствовал, как подкатывает к горлу виски, и не успел Толстяк двинуть мне в лицо, как напиток рекой хлынул у меня изо рта на пол. За виски последовали пиво, еще какая-то дрянь – и так до тех пор, пока наконец не пошла зелено-желтая желчь.
Срывая кожу спины, Кэт дослала патрон в патронник, выбросила прямую руку, ставшую одним целым с оружием, и мягко спустила курок.
– Ага, паршивый хрен, понял, что к чему?
Щелкнул боек. Девятимиллиметровая пуля с разрывным наконечником прошила мордочку, разорвав крысу хлопком, как шарик из шерсти. Кровавые ошметки заляпали Щелкунчика. Грохот выстрела сотряс подвал. Никто не шевельнулся. Еще пять секунд шока.
– Тащите его на парковку, там добьем, – предложил Голубая Бейсболка.
Раз…
– Оставьте его, хватит играть в живодерню, – прохрипел кто-то.
Не сгибая руки, Кэт перебросила ствол к удивленному лицу Порфирия.
Два…
Я взглянул на говорившего и увидел жилистого темноволосого мужчину с маленькими усиками, в черном костюме, голубой рубашке с белым воротничком и красным галстуком, на котором красовалась булавка с драгоценными камнями.
Щелк!
– Эдвард Лоу, ты ужасный человек. Не говори мне, что во всем виноват пакет с гнилыми орешками. Я предупредил Нила, чтобы здесь не держали продукцию, у которой закончился срок хранения, – сказал Джордж Халлиган.
Взлетел фонтан из мозгов и осколков черепа специалиста по чужим проблемам.
Три…
Нил появился из бара, как только прозвучало его имя. Толстяк наклонился к Джорджу и прошептал ему что-то на ухо. Тот пожал плечами, дал шепотом какие-то указания и махнул рукой в сторону парней. Затем Джордж вытащил из кармана карточку и написал что-то на обороте. Я поднялся на ноги, размазывая по лицу желчь. Толстяк подошел ко мне.
Щелк!
Пуля вошла под брюхо Лёлику. Толстяк охнул и въехал лицом в каменный пол.
– Ну, увидимся, Эд, да? – сказал он, облизывая языком толстую нижнюю губу. На лице у него застыло хитрое и сияющее выражение. Толстяк взял у Джорджа карточку и заковылял к парковке в сопровождении своей компании.
Четыре…
Щелк!
– Ты никогда не должен вмешиваться в мою работу, – сказал Джордж, засовывая ручку в нагрудный карман. – Хотя проблема – в Толстяке. Он живет исключительно в настоящем времени, понимаешь, о чем я? Он забудет, что ты ему сказал, как только выйдет за дверь. Его так и не научили читать, потому что у него нет памяти. Но каждый хочет казаться хоть чуточку выше, чем есть на самом деле, ведь так, Эд? Нил, мне «Реми» со льдом, а этому мистеру кружку пива, ему нужно прийти в себя. И пришли сюда кого-нибудь убрать это безобразие.
Брызги разорвали волосатую грудь Алика.
Джордж прошелся рукой по лацканам моей куртки, потом посмотрел, что за фирма.
Пять…
– Хорошая одежда. Что это? «Босс»? А, очень надежная, немецкая, не то что их машины. Если ты не можешь позволить себе личного портного, «Босс» – то, что надо. Хотя с галстуком было бы лучше, Эд. Мне не нравятся все эти рубашки с открытым воротом. Теперь галстуки снова стали приличной ширины, поэтому можно их носить не стесняясь.
Дуло ровно нацелилось в седую бороду. У Аслана мелко трясся подбородок.
Джордж Халлиган провел меня к маленькому столику за дверью. Я сел и оперся о стену, но тут же выпрямился. У меня кружилась голова.
– Хочешь жить – беги…
– Боишься, что рассыплешься? – спросил Джордж. – Это самое плохое, да? А-а, все будет в порядке. Теперь, во-первых, прими соболезнования по поводу твоей матушки. И вот что – не делай из себя посмешища здесь, бар «Хеннесси» – не твой стиль, Эд. Оставь его Толстяку и его хулиганам. Счастье, что я проходил мимо, иначе бы они уделали тебя к чертовой матери.
Завершая победу, она рявкнула:
– Вон!
Нил принес мне кружку «Гиннесса», а Джорджу стакан бренди со льдом. От коньячного запаха меня затошнило. Пот потек по лбу, защипало глаза. Я поднес холодное пиво к губам и отхлебнул добрую треть.
Люди и крысы бросились врассыпную, перемешивая дым выстрелов. Только мальчик-старик, забрызганный кровью, не двигался. Сидел на полу, широко расставив ноги, и часто моргал.
– Убить или вылечить, Эд, это единственно правильный путь. Итак, Толстяк сказал мне, что пришел защитник Томми Оуэнса. Я понимаю, я и сам пытался помочь этому Томми. Но ты знаешь не хуже меня, что Томми не врет, только когда спит. И что весьма сложно поймать Томми на вранье, так как он и сам не до конца верит себе, когда говорит правду.
– Кто ты такая? – прошептал он.
– Про пистолет он не врал. «Глок-17», я сам видел.
Сбросив ком веревки, Кэт поднялась на затекших ногах, хрустнуло в коленях. Потолок пригибал плечи, «ТТ» мирно опущен.
– Но как он его достал? Толстяк говорит, что ничего не знает о пистолете.
– Старшая сестра.
– А Толстяк всегда говорит только правду? Могу себе представить.
– Что ты наделала?! Люди и крысы жили в мире. Раз в год мы приносили им жертвы. Я держал связь с серым племенем. Я знал их язык. Все кончено. Ты убила мать-крысу. Теперь начнется хаос!
Джордж Халлиган поморщился, как от боли.
– Хаос – ваша проблема. Ты украл мою сестру.
– Возможно, здесь ты попал в точку. Печально, но я не пасу своего брата. Хотя мне он старается не врать. По крайней мере, специально. В любом случае, и последний человек в мире, которого Толстяк стал бы использовать, – Томми Оуэнс.
Кэт подхватила Соню, мягкую и теплую, прижала к себе. Соня с ней, Соня рядом. Теперь ее никто не отнимет. Пусть вернутся полчища крыс. Они не смогут ее отнять.
– Поэтому, как мы предположили, Толстяк и вызывал Томми. Найдется тело, копы получат нужную информацию – и смотри-ка! – пистолет, из которого стреляли, обнаружится у Томми.
– Тебе нет спасения! Крысы везде! Они не простят!
Я отхлебнул еще немного пива. Джордж наклонился ко мне и сказал тихо:
– Для Толстяка это было бы слишком умно придумано. И не забывай, я втянул в эту историю Томми. Пожалел засранца из-за дочери. Несмотря на то, что его пособие по инвалидности урезали – он ведь уже больше не инвалид – просто еще один лентяй, который не хочет зарабатывать на жизнь. Можно сказать, что Томми находится под моим контролем.
– Зато хорошо лопаются… Чпок – и нету!
– Ты до сих пор чувствуешь себя виноватым, что сделал его тогда инвалидом?
Джордж вздохнул. Беззаботное выражение исчезло с его лица, он казался теперь уставшим и раздраженным.
Щелкунчик не ответил, морщины собрались кучкой, он тихо засвистел, сухие пальчики застучали хрустящий ритм.
– Послушай, – сказал он, тыкая пальцем мне в грудь, – если бы я его тогда не искалечил, сейчас бы он лежал в земле.
Щелк-щелк…
– С чего бы это? За то, что украл у тебя велик? Тогда это было великое преступление?
Покой овладевал уставшим телом. Кэт захотелось сесть, отдохнуть, прилечь, ведь тут так уютно, так хорошо, и мальчик такой милый.
– Он украл не мой велик, а велик Лео. Лео в то время увлекался ножами. Помнишь, через пару недель он заколол сына Дорана? Он искал Томми, и вырезал бы у него сердце, если бы нашел. Поэтому я добрался до Томми первым. Мне нужно было быть жестоким, иначе Лео бы рассердился. Откуда мне было знать, что кости не срастутся опять как нужно?
Щелк-щелк…
Джордж выглядел очень расстроенным. Я и не думал, что он так близко принимает все это к сердцу.
Безвольно вскинув руку, Кэт спустила курок, почти не целясь. Быстрее грохота Щелкунчика отбросило в темноту. Из развороченного лба хлынула каша мозгов. Тельце карлика дернулось в конвульсиях и затихло. Как выброшенная игрушка.
– Значит, ты действительно чувствуешь себя виноватым.
Наваждение лопнуло. Вернулась боль. И ясность.
– Мне всегда нравился Томми. К тому же он никогда не держал на меня зла за поврежденную лодыжку. И я это очень ценю. Поэтому, когда мне удается, я пытаюсь присматривать за ним, понимаешь?
– Умеешь щелкать – умей лопаться, – прошептала Кэт. – Вот так, крысеныш…
Джордж допил бренди, поднял брови, как будто пытался робко улыбнуться, и разгладил усы. По сравнению со своими братьями Джордж больше всех напоминал человеческое существо, но это было всего лишь подражание, не более того. Я посмотрел на его рубашку: бледно-голубая с белым воротничком и манжетами на запонках. Только два типа мужчин носили такие рубашки: генеральные директоры и гангстеры. Трудно сказать, кого я недолюбливал больше. В этом у меня с Томми было что-то общее.
Она крепче обняла Соню:
– Как дела у Питера Доусона? – спросил я.
– Пора домой, сестренка.
Джордж прищурился. Пауза затянулась слишком долго, потом он переспросил:
Не чувствуя тяжести, Кэт несла Соню одной рукой. Другая прятала «ТТ» в складках кукольного платья. Она была готова убить любого, кто встанет на пути. Сестренка, привалившись на ее плечо, плыла в глубоком сне. Накачали снотворным, дышит ровно. Даже не исхудала за месяц в подвале.
– У кого?
Сенную площадь окутала белая ночь. Редкие прохожие с удивлением оглядывались на женщину в спортивной одежде, которая бежала с большой куклой, измазанной кровью.
– У Питера Доусона. Ну, знаешь, «Доусон Констракшн»?
Проскочив мимо нового портье, которому было все равно, Кэт заперла дверь, хоть это было глупо: кто посмеет сунуться.
Джордж кивнул.
Надо спешить. Она переодела спящую Соню, разодрав кукольное платье в клочья, и только потом умылась от мозгов Порфирия. Остальные сборы прошли стремительно: чемодан – бросить, рюкзак – на плечо, сестренку – под мышку.
– Конечно. Но на самом деле я не имею дел с…
Выбежав на улицу, Кэт остановила третье по счету такси, как научил инструктор. Неторопливо открыв дверцу, уверенно сказала:
– Тысяча долларов до границы с Финляндией. Три – если привезете в аэропорт Хельсинки.
– Ты занимаешься обеспечением безопасности площадок Доусонов, не так ли?
Не раздумывая водитель согласился. Только вежливо заметил:
– Компания, в которой у меня есть свой интерес, называется «Иммьюникейт». Но я не сижу там постоянно.
– У вас куртка чем-то испачкана.
Может, и нет. Но его утверждение о том, что он не знает имени Питера Доусона, все усложняло.
Устроив себя на заднем сиденье, а Соню на коленях, Кэт ответила:
Джордж внимательно на меня посмотрел, наклонился, поставил локти на стол и соединил пальцы рук, как будто ждал продолжения разговора.
– Крыс изводила.
– Ладно, – сказал я. – Увидимся как-нибудь.
Таксист уставился в зеркальце заднего вида. Кое-как ему ответили улыбкой: «Всего лишь шутка. Все в порядке. Каждый решает свои проблемы сам. Крути руль и зарабатывай три штуки баксов».
– С удовольствием, – сказал Джордж, поднимаясь. – Я угощаю обедом в следующий раз. Будем смотреть в будущее, Эд.
Кэт очень не хотелось тратить патрон.
– Извините, мы спешим.
Я повернулся к нему спиной, пошел к двери и только тут заметил, что в комнате сидели другие люди: парочка старикашек в кепи у барной стойки и еще одна компания, уютно устроившаяся слева от выхода. Я поднял руку и скорчил рожу, уверенный в том, что внес свой вклад в их развлекательную программу на сегодняшний день. Двое парней в спортивных костюмах загоготали. Но больше никто даже не улыбнулся. Несколько лиц показались мне знакомыми, но я настолько привык к этому ощущению за последние несколько дней, что перестал обращать внимание. Когда я вышел, Джордж Халлиган подошел с ними поздороваться. Послышалось глухое преданное бормотание, словно вассалы приветствовали своего феодала.
Машина помчалась по пустым улицам навсегда чужого города.
Сенная площадь исчезла в сером свете ночи.
Соня вздрогнула и открыла глаза:
– Сестренка! Знаешь, мне приснился Щелкунчик.
Глава 8
– Не бойся, милая, это только сон. Нет никакого Щелкунчика, – ответила Кэт.
Я припарковался метрах в ста до поворота к дому Линды, в узорчатой тени огромного платана. На западе солнце опускалось за холмы, окрашивая небо в розово-грейпфрутовый цвет. Я прождал полчаса или около того, пока не увидел, как черный «мерседес» с откидным верхом свернул на узкую дорогу. Сосчитал до десяти, завел мотор, пристроился за машиной и по ее следам въехал в ворота. Мне не хотелось, чтобы Линда знала, что я приехал. Устал от ее вранья. На этот раз хорошо было бы застать ее врасплох, чтобы она не успела придумать новые сказки.
– Нет? А куда он делся?
– Он лопнул.
Когда я вышел из машины, водитель «мерседеса» – элегантный блондин спортивного телосложения, на вид лет тридцати пяти (хотя на деле ему могло оказаться и пятьдесят) – вышел на дорогу и стал наблюдать за мной. Я показал на дверь Линды. И огляделся. Никаких признаков жизни в маленьком домике по соседству, никаких машин вокруг. Линда не узнала бы мою «вольво». Я быстро шмыгнул за дом. Мгновенно сработали сигнальные огни, но я мог поспорить, что персидский кот проделывал это настолько часто, что Линда перестала обращать внимание на сигнализацию. Подбежал к скрытому за буком сарайчику и заглянул в боковое окно. Откуда-то из глубины шел тусклый свет. Я обошел дом вокруг и подобрался к тому месту, где над растянувшимся вдаль садом начиналась терраса. Линда стояла у белого дивана в гостиной, курила и смотрела на море. На ней были черный кардиган поверх фиолетового шелкового топа, узкая черная юбка немного выше колен, черные чулки и туфли на высоком каблуке. Золотистые волосы собраны в пучок высоко на затылке, губы такие же кроваво-красные, как и ногти. Судя по ее виду, спокойная и тихая ночь сегодня явно не предполагалась.
– Как шарик?
Томми Оуэнс говорил, что Линда Доусон может перепить нас двоих, вместе взятых, что было преимуществом в ее игре. Я пытался все увязать воедино: сегодняшнюю Линду в полном боевом снаряжении, и ту Линду, пьяную и напуганную, потерянную и одинокую.
Тем временем она встала и прошла через комнату, чтобы ответить на телефонный звонок. Покачивание ее бедер выбило все мысли у меня из головы. Мне пришлось отвернуться, чтобы отдышаться. На другом берегу залива виднелся темный загадочный город с блестящими огнями.
– Как крыса. Вот так… – И она звонко щелкнула пальцами.
Я обошел дом еще раз и постучал в парадную дверь. Каблучки процокали по деревянному полу. Послышался голос Линды:
– Секундочку.
Соня вздохнула и устроилась поудобнее:
Увидев меня, она ничуть не удивилась и даже, казалось, испытала облегчение.
– Эй, Эд, привет! Как тебе удалось прорваться через ворота?
– Я скучала по тебе.
– Я играл в игру «иди-за-соседом». Видимо, он не сильно переживал, что какой-то незнакомец без приглашения ошивается у твоей двери.
– Я тебя очень люблю.
– Что ты хочешь этим сказать?
– А ты как думаешь? Судя по одежде, ты не в церковь собираешься.
– Щелкунчик кормил меня бигмаками. Только они всегда были надкусанными. Где он их брал?
– Что? Ты хочешь сказать, что я Энни-в-Любое-Время, и незнакомцы постоянно ошиваются у моих дверей?
– Все хорошо, милая. Скоро будем дома…
– А вдруг?
Кэт была спокойна. Уверенна. Сосредоточена.
– Ну и что бы ты здесь делал, если бы я была такой? Я наняла тебя, чтобы ты нашел моего мужа, а не читал нравоучения.
Никто не отнимет сестру.
– Возможно, какой-нибудь ревнивый любовник заинтересован в том, чтобы твой муж исчез. Навсегда.
У нее в обойме четыре патрона.
На лице Линды мелькнуло выражение, похожее на страх.
И целая запасная обойма.
– У меня нет… никого, кто подошел бы под твое описание.
Щелк-щелк…
– Ты уверена?
Щелк-щелк…
– Конечно. – Линда провела языком по красным губам и улыбнулась. – С другой стороны, кажется, я помню, как ты укреплял мои моральные устои прошлой ночью. И что теперь, Эд Лоу? Ты получил, что хотел?
Улыбка задержалась на ее губах, но выражение глаз изменилось. Внезапно я почувствовал себя скорее ее ревнивым любовником, чем детективом, кровь предательски забурлила в венах.
– Да, спасибо. А ты?
– Я всегда получаю то, что хочу, – сказала Линда, обнажив в улыбке зубы. – Потом всегда понимаю, что это было совсем не то, чего я хотела. И что на самом деле я хотела… выпить.
Она стояла совсем рядом. Я чувствовал запах сладких духов, грейпфрута и сигарет.
– Что у тебя с губой? – спросила она.
– Ударился.
Она дотронулась до моей щеки прохладной рукой, отвернулась и пошла в дом.
Я нашел ее на кухне. Она наполняла кувшин соком лайма с ромом.
– «Мохитос». Хочешь?
– Конечно. Пока ты его готовишь, поделись со мной некоторыми подробностями той истории, которую ты мне уже рассказывала.
– Какими подробностями?
– Как ты встречалась с Томми Оуэнсом в «Хай-Тайд» после того, как уехал Питер. Должно быть, он говорил тебе, что передал Питеру мешок с наличными от Джорджа Халлигана? Ты знаешь намного больше, чем говоришь. И почему, если тебе не наплевать на мужа, ты не рассказала мне все, что знаешь?
Линда бросила в стакан листья мяты, насыпала сахар и налила воду. Потом опустила голову, замерла и, как мне показалось, всхлипнула.
– Линда, не лей попусту слезы. Я не уверен, что на этот раз они помогут.
Она подняла голову и сверкнула на меня сухими глазами.
– Почему ты не сказала, что встречалась в тот вечер с Томми?
Линда отвернулась и покачала головой.
– Зачем Джордж Халлиган давал деньги Питеру?
– Я не знаю.
– Питер пытался застроить земли вокруг? Землю гольф-клуба Каслхилла, например?
– Возможно. Если он что-то делал, то не говорил мне об этом.
– Насколько хорошо ты знаешь Джорджа Халлигана?
– Я его вообще не знаю. Знаю, кто это. Но это ни для кого не секрет.
– Неужели ты не можешь предположить, зачем он давал Питеру деньги?
– А ты уверен, что он давал? Если ты располагаешь информацией только от одного Томми, то я и слушать не стану.