– Но что же будет с моей сестрой? – спросила Хая.

Татарин пожал плечами:

– Мне кажется, с ней ничего не сделают, – предположил он, но в голосе слышалась неуверенность. – Подержат и отпустят. Главное – пересидеть.

– Пересидеть, – передразнила его Роза, когда Зариф скрылся в темноте. – Нельзя сидеть сложа руки, когда твой народ в опасности. Мама, я хочу отправиться в партизанский отряд.

Лицо Хаи перекосилось, руки задрожали.

– Ты хочешь оставить меня совсем одну? – спросила она. – Хочешь бросить меня?

– Мамочка, пойдем со мной, – попросила девушка, но женщина покачала головой:

– Я никуда отсюда не тронусь. Вдруг твой отец придет, что он скажет, когда увидит пустой дом? А Нонна вернется? Мое место – тут, да и твое тоже. Ты хотела устраиваться на работу. Мне кажется, сейчас это единственно правильное решение.

Ничего не ответив матери, Роза залезла в постель и с головой укрылась одеялом. Разные мысли теснились в ее голове. Она понимала, что мать отчасти права. Бежать к партизанам? Но где они? Что, если, все же нарушив просьбу матери, она уйдет к ним и по дороге наткнется на немцев? Вопреки утверждению дедушки Якова, уверявшего, что он знает немцев по Первой мировой и они добрейшие интеллигентнейшие создания, гитлеровцы славились жестокими и кровожадными поступками. Каждый день до Розы доходили слухи об их зверствах. После гибели дедушки Габая они уничтожили семью крымчаков Сафар только потому, что родители не могли успокоить маленького трехлетнего ребенка, который мешал отдыхать этим зверям. Сафаров вывели за околицу и расстреляли вместе с плачущим малышом.

Девушка с болью подумала о дедушке с бабушкой, оставшихся в осажденном Севастополе (по слухам, город еще не сдали), об отце, о тете Нонне и, конечно, о Борисе, и стала тихо нашептывать древнюю молитву крымчаков.

Глава 19

Межгорск, наши дни



Колосов застал Олега грустным и молчаливым. Тот лишь кивнул ему и тихо спросил:

– Чаю хочешь? Только угощать нечем. Кажется, в кухне осталось немного моего любимого печенья. Бабушка всегда за всем следила, а я… – он беспомощно развел руками, – лишь вел паразитический образ жизни.

Андрей ободряюще положил ему руку на плечо.

– Что за ерунду ты говоришь? Какой паразитический образ жизни? Ты что же, не работал в школе, а с рождения сидел на ее шее?

Полозов попытался улыбнуться, но улыбка вышла жалкая.

– Это я так, – заметил он. – Ты и не представляешь, как паршиво я себя чувствую. Мне кажется, в том, что случилось, есть доля и моей вины.

Майор удивленно взглянул на него:

– Это еще почему?

– Да потому что школа поглотила меня целиком, – сбивчиво начал объяснять Олег. – Эти подготовки к урокам, бесконечные семинары и курсы повышения квалификации, тетради и ученики… Хотя у меня очень хорошие дети, и я надеюсь, они помогут мне преодолеть горе, – в его глазах вспыхнули искорки. – Они звонили мне сегодня – все до единого. Мне приятны их переживания и сочувствие, это говорит о том, что я им не безразличен.

– Конечно, не безразличен, – заверил его полицейский. – Я тоже всячески готов поддержать тебя, иначе зачем нужны друзья, – он присел рядом на диван. – Так о чем ты хотел со мной поговорить? Правильно ли я понял, что ты выяснил причину нападения на вашу квартиру?

Учитель кивнул:

– Бабушка перед смертью пришла в себя на короткое время и рассказала мне одну любопытную историю. – Он вкратце поведал обо всем Андрею, зная, что ему можно довериться. Столько лет дружили – и ни разу он его не предал! Хорошо все-таки, что они встретились, что это дело ведет именно школьный друг! – По ее словам, мне нужно ехать в Крым и искать какое-то караимское кладбище. Какая-то карта, перенесенная на надгробье, могла бы сделать меня богатым человеком. Хоть убей, не понимаю, о чем речь. Я даже вытащил наши старые альбомы, но в них нет и намека на эту странную историю.

Андрей открыл альбом и с интересом взглянул на старые фотографии.

– Им, наверное, лет семьдесят, – заметил он.

– Не меньше, – подтвердил Полозов. Майор переворачивал страницы, стараясь ничего не пропустить.

– По тебе и не скажешь, что ты не славянин, – сказал он. – Я только по снимкам понял, что в вас течет какая-то восточная кровь. Твои родственники все смуглые, горбоносые и черноволосые, с огромными глазами. Когда я был помоложе, меня это не интересовало, а вот теперь… Так кто вы? Турки? Армяне?

– Тебе не откажешь в наблюдательности, пусть и запоздалой, – улыбнулся Полозов. – Только мы не турки и не армяне. Мы крымчаки. Слышал о таком народе?

– Крымчаки? – Колосов замялся. – Ладно, отвечу честно – не слышал. И мои родители не говорили ничего такого о вашей семье. Крымчаки – они что, обитали в Крыму?

– Обитали, причем много лет, но как и откуда туда пришли – этого я тебе не скажу, потому что не знаю. – Он показал на первую фотографию. – Видишь эту дородную горбоносую пожилую женщину? Это родная тетка моей бабушки, Нонна.

– Ясно, – Колосов провел рукой по снимку. – Давно я не видал таких фотографий. Слушай, а что это твоя тетка несколько раз позирует с перстнем? Ценная вещичка?

Олег дернул плечом:

– Для кого как. Говорили, что это точная копия перстня, подаренного Александру Пушкину графиней Екатериной Воронцовой. Ее родственники дружили с караимами – это еще один крымский народ, – и они подарили драгоценность их семье. С тех пор женщины в этой семье с ним не расставались. Даже в трудные военные годы Нонна отказывалась его продать, хотя ей предлагали неплохую сумму, – Олег помрачнел. – В общем, этот перстень можно было снять только с мертвой.

– Что с ней стало? – спросил Андрей.

– Она погибла во время войны вместе с семьей бабушки, – отозвался Полозов. – Слышал о страшной казни евреев и крымчаков во рву, на десятом километре Феодосийского шоссе?

Майор замялся. Было видно, что он не совсем в ладах с историей.

– Нет, не слышал, – признался он.

– В декабре тысяча девятьсот сорок первого года, – начал учитель, – всех евреев и крымчаков, живших в Симферополе и его окрестностях, вывезли на десятый километр Феодосийского шоссе и расстреляли, – его голос дрогнул. – Расстреляли и зарыли в противотанковом рву. Получилась огромная могила, в которой покоятся мои прабабушка, тетя и их односельчане.

Андрей дотронулся до его ладони:

– Извини. Я не знал, столько лет дружил с тобой – и ничего не знал, – он перевернул страницу. – Смотри. Кроме твоей тетушки, есть еще одна женщина, с которой Роза Михайловна снялась несколько раз, и тоже горбоносая и черноволосая, видно, из вашей породы. Кто она? Ее близкая подруга?

Полозов растерянно смотрел на фотографии.

– Надо же, – наконец вымолвил он, – я ее не знаю. Бабушка вела довольно уединенный образ жизни. Мы не принимали гостей. Может быть, она и общалась с ней, когда меня не было дома… – Его руки дрожали.

Колосов снова ободряюще похлопал по плечу старого приятеля.

– Почему ты так нервничаешь?

– Да потому что… – Олег задыхался от негодования на самого себя, – потому что я негодяй, Андрей! Самый настоящий негодяй. Разве это дело, когда человек почти ничего не знает о своей семье? Много раз бабушка вытаскивала и пересматривала этот альбом, теперь я вспомнил такие моменты в ее жизни, но, представь себе, я ни разу не подошел и не поинтересовался, кто на этих фотографиях.

– Наша жизнь бежит вперед, как бурная река, – философски заметил майор. – Порой у нас нет времени на самые простые вещи: сказать матери спасибо за то, что нас вырастила, спросить отца о состоянии здоровья. К сожалению, мы начинаем осознавать, как были черствы, лишь когда они уходят. Но прошу тебя, не нужно себя корить. Наша жизнь почти не оставляет нам шанса стать другими. Взять хотя бы нашу школьную дружбу. Столько лет были неразлейвода, а потом закружились в водовороте жизни – и… – Он не договорил, только махнул рукой.

– Теперь из-за своего равнодушия я не выполню ее последнюю просьбу, – простонал Олег. – Кто она? Может ли что-то знать? Как ее найти?

Андрей почесал затылок.

– Слушай! – Он вдруг хлопнул себя по колену. – Совсем забыл. Кажется, тебе можно помочь. Крымчаки – малочисленный народ, верно?

– Верно, – подтвердил Полозов.

– Значит, у них в нашем городе наверняка есть своя организация, – продолжал майор. – Мне доводилось бывать на вечере греков. Они собираются в бывшем Доме политпросвещения, ныне городском культурном центре. Если мне не изменяет память, там висит расписание. Нужно взглянуть на него. Может быть, там сказано, когда собираются крымчаки.

Олег грустно улыбнулся:

– Хоть какая-то зацепка.

– В общем, завтра этим и займусь, – пообещал школьный друг и встал. – Когда займешься похоронами?

– С завтрашнего утра, – ответил Полозов. – Знаешь, сейчас, в разговоре с тобой, я как будто забыл, что бабули больше нет. Мне кажется, она просто вышла в магазин и скоро придет, а потом мы сядем с ней за стол, и она начнет расспрашивать о моих делах и планах. А я… – Он закрыл лицо руками.

– Перестань! – вдруг властно крикнул на него полицейский. – Тебе столько предстоит сделать в этой жизни! А ты раскисаешь. Будь мужчиной, в конце концов!

– Хорошо, я обещаю, – Полозов протянул ему руку, и Андрей крепко ее пожал.

– Если понадобится моя помощь в похоронах, звони. А я позвоню, как что-то выясню. Договорились?

– Договорились, – в голосе Олега не было энтузиазма.

Глава 20

Прохладное, 1941



Немцы недаром славились своей пунктуальностью. Рано утром у дома Зарифа остановился грузовик, и белобрысый, которого татарин видел вчера в кабинете Отто Олендорфа, голосом, не терпящим возражения, пролаял:

– Вас ждут.

Татарин залез в кузов грузовика – сильные руки немецких солдат помогли ему, – и машина затряслась по проселочной дороге. В голове Зарифа крутилась только одна мысль – не позволить немцам завладеть Колыбелью. «Это наша реликвия, – он сжимал кулаки, – она никогда не достанется захватчикам».

Через час грузовик притормозил у подножия горы. Отто Олендорф легко выпрыгнул из кабины и приказал солдатам:

– Вытащите его.

На Зарифа было больно смотреть. Его смуглое лицо побледнело, усы висели сосульками.

– Ты готов повести нас вверх? – поинтересовался группенфюрер. – Мои люди ждут у Южных ворот.

Татарин развел руками:

– Разве у меня есть выбор?

Переводчик с лисьим личиком усмехнулся и перевел своему «хозяину». Отто улыбнулся:

– Он правильно сказал. У него нет выхода.

Переваливаясь с ноги на ногу, Зариф поплелся наверх. У Южных ворот их ждали человек двадцать. Они были нагружены рюкзаками, и татарин понял, что это снаряжение. Экспедиция потянулась по вымощенной камнем дороге к пещерам. Олендорф остановился на крутом выступе и поднял руку.

– Я считаю, нам не нужно осматривать все, – сказал он. – Зариф покажет нам пещеры, где уже поработали люди Барченко. Может быть, мы осмотрим их, но чуть позже. Я думаю, русские ничего не пропустили. Ваша задача – спуститься в труднодоступные места. Здесь есть такие? – обратился он к татарину.

Зариф улыбнулся и кивнул:

– Есть, господин группенфюрер. Я готов их показать.

– Отлично.

Экспедиция сложила рюкзаки у мавзолея Джаныке-ханум. Татарин вспомнил легенду, в которой говорилось об этой девушке, жене хана, пожертвовавшей своей жизнью, чтобы спасти людей города, когда крепость окружили враги, и они остались без воды. Тонкая, как тростинка, Джаныке смогла залезть в расщелину и наполнить бурдюки живительной влагой.

На деле все было не так. Джаныке, не жена, а дочь Тохтамыша, умерла своей смертью, но для Зарифа это не имело никакого значения. Каждый камень этого древнего города, находящегося на высоком горном плато – от бойниц до кенас, – был пропитан историей коренных крымских народов – караимов и татар. Немцев тут никогда не было. «И не будет», – поклялся Зариф. Он смотрел, как блондинистые арийцы вытаскивали альпинистское снаряжение. В отличие от людей Барченко, они были хорошо экипированы и действительно могли что-то отыскать.

«Ничего не получите», – решил татарин и сжал рукоятку старого кривого ножа. Переводчик подошел к нему, кривя губы:

– Господин просит, чтобы ты показал пещеры.

Зариф кивнул и заковылял к группенфюреру. Отто сидел на большом камне, и его широкое лицо сияло в предвкушении находок.

– Пещера чуть ниже этого выступа, – сказал Зариф. – С таким снаряжением для вас не будет труда спуститься.

Генерал кивнул и что-то пролаял своим спутникам. От группы отделился немец очень высокого роста. Он подошел к Зарифу, и татарин понял, что его час настал. Мужчины подошли к выступу, и высокий принялся закреплять снаряжение. Его товарищи отвлеклись, обсуждая работу в городе. Немец проверил прочность крепления и стал медленно спускаться по отвесной стене. Зариф спокойно ждал. Когда раздался его недовольный крик – никакой пещеры под выступом не было – татарин достал нож и полоснул по веревке. Остро отточенное лезвие не подвело. Крик ужаса слился с клекотом орла, высматривавшего добычу. Зариф оглянулся. К нему бежали немцы. Он закрыл глаза и кинулся вниз.

Глава 21

Межгорск, наши дни



Утром, когда Колосов зашел к начальнику, Виктор Владимирович сиял, как начищенный самовар. На подчиненного он взглянул искоса, видимо, заранее ожидая отрицательный ответ.

– Поймали киллера?

– Вы и сами прекрасно знаете, что нет, – Андрей посмотрел прямо в глаза начальнику. – Вы даете слишком маленький срок.

– Может быть, ты нашел какую-нибудь зацепку? – поинтересовался полковник.

Колосов ничего не ответил.

– Понятно, – Марусев встал с кресла и подошел к майору. – В чем дело, Андрюша? Я тебя не узнаю.

– Виктор Владимирович, поручите киллера Хромченко, а мне отдайте дело Полозовой, – выдохнул подчиненный.

Начальник хлопнул кулаком по столу:

– Так вот что мешает тебе работать… – На удивление майора, он не рассердился, а улыбнулся. – Я решу твою проблему. Грабители и убийцы найдены и в настоящее время сидят в КПЗ.

От изумления Андрей сначала не мог выговорить ни слова.

– Найдены? Кем? Когда?

– Эти паршивцы пытались обокрасть женщину, живущую со мной в одном доме, – начал полковник. – На наше счастье, соседи оказались бдительными. Я как раз возвращался с работы, ну и задержал их, голубчиков.

Колосов открыл рот:

– Задержали? Вы? В одиночку?

Начальник самодовольно ухмыльнулся:

– Ну, против моего пистолета не попрешь даже с утюгом. Это во-первых. А во-вторых, грабителями оказались шестнадцатилетние парни, довольно субтильные, я тебе скажу. Как говорил мой дед, таких соплей перешибить можно.

Майор отказывался верить:

– Что за женщину они собирались ограбить?

– Обычную пожилую даму, – пояснил полковник. – Видишь ли, она оказалась теткой одного из этих молокососов. Тетка отказалась снабжать его деньгами, и он решил взять их сам. Подыскал себе напарника, такого же бездельника, и они наведались в квартиру женщины. Слава богу, ничего не успели сделать. Я подоспел вовремя, – и он самодовольно улыбнулся.

Колосов заморгал:

– Почему же вы решили, что это те самые?

– Я беседовал с ними, – ответил Виктор Владимирович. – Эти парни не хотят работать и учиться, но мечтают о богатстве. Поверь, Розу Полозову пытались ограбить они.

Майор почувствовал, как пылает его лицо.

– В университете нам всем говорили о презумпции невиновности, – процедил он. – Извините, товарищ полковник, но если бы вам сказал об этом я, вы бы расхохотались. Или в квартире Полозовой уже нашли отпечатки их пальцев?

– Бандиты орудовали в перчатках, – процедил Марусев. – Насмотрелись детективов, идиоты. Отпечатки искать бесполезно. – Он отвернулся и подошел к окну. – Это все?

Но Колосов и не думал сдаваться.

– Нет, не все. Почему в квартире Полозовой они ничего не взяли? Допустим, тайник парни отыскать не успели, но золото лежало прямо у них под носом.

– И на это у меня есть объяснение, – буркнул начальник. – Попытка ограбления Розы была первой в их практике. Их спугнула полицейская машина, и они уже не думали о драгоценностях.

– А также не думали, что смогут уйти через чердак, поэтому не набили карманы, чтобы у них не нашли важные улики, – продолжил за него майор, иронически поглядывая на полковника. – По-моему, это более чем неубедительно.

Марусев даже не повернулся.

– Это они. Хромченко дожмет парней, и те во всем признаются. Так что выбрось их из головы и ищи киллера.

– Пусть Хромченко дожимает, – вдруг согласился Андрей. – Но разрешите мне поговорить с ними. Где они? В КПЗ?

– Где ж им еще быть, – Марусев развел руками. – Ладно, иди. Все равно ведь не отцепишься.



Дежурный проводил следователя в КПЗ, и перед глазами Андрея предстали два щуплых парня. Блондин и шатен, они тем не менее были поразительно похожи: одинаковый рост, острые черты лица, худые угловатые фигуры, длинные руки и юношеские прыщи на лбу. Увидев майора, парнишки встали, словно по команде, но потом так же слаженно опустились на кровать.

– Мы повторяем, что ни в чем не виноваты, – отчеканил шатен. – Никого не грабили и тем более не пытались убить. И вообще говорить будем только в присутствии адвоката. Он ведь нам полагается, правда?

– Конечно, – Колосов придвинул к себе стул. – Только, ребята, зря вы так меня встречаете. Я вас колоть не собираюсь, наоборот, мне необходимо установить истину. Поэтому расскажите все без утайки и не бойтесь. Я сделаю все, чтобы вы вышли отсюда, если действительно невиновны.

Мальчишки переглянулись.

– Врете! – буркнул блондин. – Мы слышали о злом и добром следователе. Злой уже приходил, значит, вы добрый. Сейчас начнете втираться в доверие, а потом обвините нас во всех смертных грехах. Мы вам не лохи, чтобы повесить на нас все преступления.

– Зачем же грубить старшим? – строго спросил майор. – И откуда у тебя такая плохая привычка – давать человеку оценку, совсем его не зная?

Блондин закусил губу и отвернулся.

– Давай все разложим по полочкам, – начал Андрей. – Уж не знаю, какой я следователь – добрый или злой, но играть с тобой в кошки-мышки не буду. Теперь объясню, почему вы мне вообще интересны, хотя к вашему делу я не имею отношения. Я занимаюсь раскрытием преступления, связанного с Полозовой. Мой начальник утверждает, что вы имеете к нему отношение.

Блондин продолжал молчать, кусая губы, шатен, наоборот, занервничал, и Колосов обратился к нему:

– Я не первый год работаю следователем, мои дорогие. И вот что вам скажу: по картине преступления я не верю, что вы пытались ограбить Розу Михайловну. Так помогите мне, подтвердите мои предположения, расскажите, как все было. Иначе я не смогу вас выручить.

– Вашу Розу Михайловну мы и в глаза не видели, – буркнул шатен. – И потому не имеем понятия, кто она такая. А мою тетку мы действительно пытались ограбить, – он начинал отходить, и Андрей мысленно порадовался этому. Пареньку надо было выговориться, он искал сочувствия и понимания и видел, что находит это у следователя.

– Тетка моя сволочь порядочная, – продолжал мальчик. – Мамка меня одна, без дедушек и бабушек и, считай, без отца вырастила. Он погиб по пьяни, когда мне было два года. Мамка на трех работах корячилась, чтобы меня обуть, одеть и накормить, чтобы все у нас не хуже, чем у людей… – Голос его сорвался. – Полгода назад она прямо на работе в обморок упала. Ну, «Скорую» вызвали, как полагается, а когда в больнице стали обследовать, нашли порок сердца. Если в ближайшие месяцы не сделать операцию, она может умереть. А операция денег стоит. Можно, конечно, и бесплатно, но там такая очередь… Не доживет мамка, жизнь в ней еле теплится. Ну, я, когда мне врач обо всем рассказал, к тетке двинул. Она родная сестра моего папаши, пару лет назад похоронила мужа-предпринимателя, продала бизнес и сидит, как наседка, на деньгах, а их у нее куры не клюют. Попросил я на операцию, а она не только не дала мне ни копейки, но и в шею выгнала, строго-настрого запретив к ней приходить. И такая меня злость взяла… – На длинных, как у девчонки, ресницах шатена повисли слезы. – Думаю, ограблю тварь. Рассказал об этом своему другану Вовану, – он кивнул на блондина, – и он согласился мне помочь. Выждали мы, когда тетка за покупками уйдет, и ломанулись к ней. Слепок ключа я сделал, когда приходил последний раз. Только ограбить мы не успели. Нас ваш начальник повязал.

Андрей внимательно слушал. Опыт подсказывал: парень не обманывает.

– А эту вашу… как ее… Полоскову… мы не грабили и не убивали, – шатен приложил руку к груди. – Честное слово. Вы уж разберитесь во всем, дяденька следователь. За содеянное мы ответим, но чужое на себя не возьмем.

– Простите меня за грубость, – неожиданно изрек блондин. – Я ведь не знал…

– Прощаю и обязательно во всем разберусь, – Колосов встал и пожал им руки. – А вы тут не раскисайте. Если все сказанное – правда, вы отделаетесь легким наказанием.

В глазах парней блеснула надежда.

Андрей вышел из КПЗ, забежал на несколько минут в свой кабинет и снова отправился к Марусеву. Полковник мирно пил чай с баранками.

– Поговорил? – поинтересовался он с набитым ртом. – Они уже готовы расколоться. Хромченко обещал дожать их сегодня.

– Если Хромченко будет давить на парней своими методами, я обращусь в следственный комитет, – резко сказал майор. – Я беседовал с парнями и голову дам на отсечение, что они виновны только в попытке ограбления тетки. К Полозовой ребята не имеют никакого отношения.

От неожиданности Марусев чуть не подавился чаем.

– Ты смеешь мне перечить? – переведя дыхание, заявил он. – Разве долгие годы работы со мной не научили тебя, что здесь все будет так, как сказал я? Я – твой начальник. Заруби себе это на своем носу, – он нервно глотнул и бросил на блюдце недоеденную баранку. – Кончай валять дурака и иди лови киллера.

– Киллера можете поручить Хромченко, – отозвался Андрей. – Он вам быстро его отыщет. Всем известно, как Матвей это делает. Схватит первого подозреваемого – и давай трясти. Но вам же нужна раскрываемость, верно? А посему сойдет и так.

Полное лицо полковника налилось свекольным цветом.

– Что ты сказал?

Подобная смелость подчиненного не укладывалась в его голове.

– А что вы слышали, – бойко ответил майор. – Дело Полозовой я не брошу. Это во-первых.

– Значит, есть во-вторых, – неожиданно спокойно заметил начальник.

– А во-вторых, мне нужна командировка в Крым, – заявил Колосов.

– А на Канары тебя не командировать? – произнес Марусев и, достав из кармана огромный клетчатый платок, принялся вытирать лицо и шею. – Забудь о Крыме. Здесь у тебя достаточно дел.

Андрей швырнул на стол лист бумаги.

– А это что такое?

– А вы прочтите, – учтиво попросил Колосов. Марусев сгреб лист и пробежал его глазами.

– Э, да это заявление о предоставлении отпуска за свой счет. Ты, часом, не рехнулся?

– Наоборот, я мыслю ясно, как никогда, – парировал майор.

– Пока не поймаешь киллера… – начал Виктор Владимирович, но Колосов поднял руку.

– Сколько лет я не был в законном, не помните?

Полковник растерялся:

– Да почему я должен все помнить?

– Да потому, что я не был в отпуске четыре года, – подсказал Андрей. – Все что-то мешало. А сегодня я понял, что устал. Да и работы у меня особо нет. Дело Полозовой вы у меня забираете, киллера мне не поймать… Поэтому ухожу в отпуск.

Марусев посмотрел в глаза подчиненному и не увидел в них ничего, кроме решимости. Он почесал крепкий бычий затылок и рубанул ладонью воздух:

– А знаешь, черт с тобой, иди. Дело киллера я действительно передам Хромченко. Он не будет тянуть кота за хвост, в отличие от тебя. А ты, – он поставил под заявлением размашистую подпись, – катись колбасой.

– Огромное спасибо, товарищ полковник, – Колосов облегченно вздохнул, улыбнулся и вышел из кабинета.

Заскочив на минутку к себе, майор взял с собой некоторые бумаги и с сожалением поглядел на заваленный документами стол.

– Дождитесь меня, я не задержусь, – обратился он к вещам и выбежал на улицу.

«Завтра у Олега тяжелый день, – подумал Андрей. – Печально, что такой не последний. А у меня появилось время, и я постараюсь разузнать о его бабушке как можно больше. Завтра утром пойду в бывший Дом политпросвещения, где собирается община крымчаков». – Он тормознул проезжавшую мимо маршрутку и запрыгнул в душный салон.

Глава 22

Прохладное, 1941



Отто Олендорф сидел за столом с каменным лицом. Он уже доложил фюреру, что решил свернуть работу экспедиции. После гибели Зарифа и своего подчиненного генерал решил не говорить правду: это могло спугнуть тех, кто желал помогать немцам. Группенфюрер принял решение работать без проводников. Золотая колыбель не была найдена, но он считал, что это не за горами. Колоссальная работа давала свои плоды. Папки пополнялись новыми документами, приближавшими к вожделенной цели. Параллельно велась и работа по уничтожению евреев. Олендорф подписал приказ об их массовом расстреле и распорядился арестовать тех, кто еще не томился в застенках.



Безрадостные дни летели, как тополиный пух. Роза, вняв просьбам матери, отправилась на биржу труда, а оттуда – прямиком на новое место работы, на МТС. Устроиться туда ей помог документ, выданный Зарифом. Благодаря ему она и Хая получили аусвайсы. На старой колхозной МТС девушка вместе с односельчанами ремонтировала оружие. Как ни было ей противно это делать, она говорила себе: «Ничего. Это скоро кончится. Боря обязательно вернется за мной, и мы уйдем к партизанам вместе. Возможно, моя работа окажется полезной. Если бы кто-нибудь дал мне взрывчатку, я бы взорвала эти мастерские к чертовой матери».

Однако от Бориса, как и от других родных и близких, не было никаких вестей. Девушка думала, как бы поехать в Симферополь навестить тетку, но сейчас это было невозможно.

Однажды, возвращаясь с работы, Роза наткнулась на Рагима, который поджидал ее в своем излюбленном месте, – на маленькой полянке в обрамлении кустов сирени, уже давно облетевших и выглядевших сиротливо и жалко. Гибель Зарифа не сделала его добрее, даже наоборот, на лице появился звериный оскал. Увидев его, Роза хотела бежать, но он схватил ее за запястье и притянул к себе.

– Истосковался я по тебе, – он повалил ее на мокрую землю, усыпанную пожухлыми листьями. – И сегодня мне уже ничто не помешает овладеть тобой. Пусть не только Борьке выпадает такое счастье, – он расстегивал ее старенькое серое пальто, влажными руками касался груди. Роза истошно закричала, но татарин закрыл ей рот ладонью и одним движением разорвал юбку.

Обезумев от ужаса, девушка шарила руками возле себя, стараясь найти подходящий предмет, и ей повезло. Правая рука наткнулась на небольшой булыжник, и Роза крепко сжала его и занесла над головой Рагима. А он ничего не замечал. Охваченный страстью, татарин сорвал с нее лифчик и уже расстегивал брюки. У девушки не было возможности замахнуться и прицелиться, и она стукнула Рагима по голове камнем, как могла, вложив в этот удар всю свою ненависть, даже не зная, куда пришелся удар. Рагим вскрикнул, обмяк и выпустил девушку. Она тут же вскочила на ноги и, запахивая пальто, бросилась бежать, слыша за спиной злобный голос Рагима:

– Вот теперь ты поплатишься за все, сучка.

Придя домой, Роза упала в объятия матери, хлопотавшей у печи. Хая, увидев разорванное белье дочери, все поняла.

– Рагим?

Дочка ответила судорожными рыданиями.

– Он причинил тебе боль?

Роза покачала головой:

– Нет, я не позволила, – слезы душили ее, мешая говорить. – У него ничего не вышло. Но он не оставит нас в покое.

Хая крепко прижала дочь к себе.

– Не плачь, моя девочка, – ласково сказала она. – Ты поступила правильно. Хочешь есть?

Девушка отрицательно замотала головой и ушла в свою комнату. Нехорошее предчувствие сжимало грудь.

Ночью девушку разбудил стук в дверь, и она, полураздетая, вскочила с постели и побежала к двери.

– Кто? – спросила она.

– Роза, открой, к тебе полиция, – услышала она знакомый голос Рагима и похолодела. Девушка поняла: парень выполнил свое обещание и сейчас пришел за ней. Теперь ее ничто не спасет. Дрожащими руками она отодвинула засов, и в квартиру ввалился татарин вместе с двумя немецкими солдатами.

– Собирайся, – велел он. Девушка покосилась на комнату, где спала мать.

– Не тронь маму, – тихо сказала она, но Рагим отодвинул ее рукой и прошел к Хае. Женщина уже не спала, а сидела на кровати, поправляя волнистые волосы.

– Кто там, Роза?

– Собирайтесь, тетя Хая, – татарин вырос перед ней из темноты. – Сейчас вы обе пойдете со мной. И скажите спасибо своей дочери.

Хая вскочила, забыв, что она в одной ночной рубашке. Парень, усмехаясь, смотрел на нее.

– А вы еще ничего, – хмыкнул он. – Ненамного хуже дочери. Может быть, окажетесь любезнее ее?

Длинным пальцем он провел по пышной груди женщины, и Хая сморщилась и отвернулась.

– Смотри, ей неприятно, – расхохотался Рагим и с силой толкнул крымчачку.

Немецкие солдаты молча наблюдали, как Роза собирала вещи.

– Мамочка. – Девушка кинулась к женщине и крепко прижала ее к себе.

– Подожди, дочка, – Хая будто обрела второе дыхание. Она спокойно взглянула на Рагима и спросила:

– Куда ты нас собираешься вести?

– Мы отведем вас в комендатуру, где вы подробно расскажете о своей национальности и о том, как помогаете партизанам, – с нотками радости в голосе объяснил полицай.

– Немцы знают о нашей национальности, – Хая подошла к столу и достала документ, выданный Зарифом. – Вот, здесь черным по белому написано, что я татарка, а отец Розы – караим.

Парень расхохотался.

– Вы прекрасно знаете, что это липа, – он вдруг оборвал смех и посмотрел на женщину. – Если вы через минуту не оденетесь, мне придется тащить вас в таком виде.

– Подожди, – Роза подошла к нему и бесстрашно взглянула в темные холодные глаза. – Ты сказал, что нас арестовывают за связь с партизанами. Это чистая ложь, и тебе это известно.

Рагим схватил ее за запястье и с силой сжал.

– Может быть, ты уже пожалела о том, как обошлась со мной? – Он словно выплюнул эти слова ей в лицо. – Ну? Пожалела?

– Мне не о чем жалеть, Рагим, – Розе удалось освободить запястье. – Знаешь, я редко делаю то, о чем потом жалею.

Татарин побагровел.

– Ну, тогда поторапливайся, – он взглянул на настенные часы. – Собирай свои шмотки, которые могут пригодиться в тюрьме.

Хая уже достала с антресолей старый разбитый чемодан и торопливо складывала в него белье. Роза бросила туда несколько своих платьев.

– За что нас сажать? – спросила она татарина, но тот ничего не ответил, словно превратившись в столб.

Женщины молча надели овчинные полушубки и, взяв чемодан и узелок, подгоняемые немецкими солдатами, пошли к комендатуре. Свежий декабрьский ветерок бросал в лицо снежную крупу.

– Не сдавайся, мамочка, все будет хорошо, – шептала девушка. – Нас выпустят, вот увидишь.

Хая кивала головой, повязанной белым шерстяным платком, но из глаз катились крупные слезы. После убийства дедушки Габая и ареста сестры Нонны она уже слабо верила в лучшее.

Глава 23

Межгорск, наши дни



Бывший Дом политпросвещения представлял собой внушительное семиэтажное здание с огромными окнами. По традиции, сложившейся еще в советское время, здесь проходило много городских мероприятий и собирались различные объединения.

– Крымчаков сегодня застану? – обратился Колосов к пожилому вахтеру с клоком седых волос на голове.

– Вообще-то они вечером будут, – старик кивнул на расписание, висевшее в рамочке. – Аккурат в восемнадцать часов. Но тебе, сынок, повезло. Только что их председатель пошел на второй этаж – Реби Борис Моисеевич. Догони его. Думаю, решит он твои проблемы.

Андрей поблагодарил вахтера и молнией взлетел на второй этаж, остановившись возле невысокого сухощавого мужчины.

– Извините, вы Борис Моисеевич?

Мужчина внимательно посмотрел на него карими глазами.

Своей внешностью он напоминал Розу Полозову – такой же нос с горбинкой и черные, с проседью, жесткие волосы.

– Да, это я. Чем могу быть полезен?

– Я хотел бы поговорить с вами, – Колосов умоляюще взглянул на него. – Не уделите мне минут десять?

– Допустим, – Реби распахнул дверь и впустил гостя в небольшой зал, не знавший ремонта еще с советской поры. – Присаживайтесь.

Майор послушно сел на стул с растрескавшимся сиденьем.

– Прежде чем поговорить с вами, – произнес Борис Моисеевич, – я должен знать, кто вы и зачем пожаловали. Верно?

Андрей вынул из кармана удостоверение:

– Майор Колосов.

Крымчак взял в руки документ и внимательно прочитал:

– Следователь. Это что-то новое. В жизни не имел дела с полицией, – он поджал губы, и Андрей понял, что должен успокоить мужчину.

– Я пришел не как следователь.

Реби снял очки:

– Правда? Вот это интересно. Давайте все по порядку, – его глаза светились умом и добротой.

– Мне бы хотелось узнать о Полозовой, – начал майор, но Борис Моисеевич перебил его:

– Это ужасно. Бедная Роза, нам уже сообщили. Такая тяжелая жизнь, и такой трагический конец, – он положил на запястье Андрея свою холодную ладонь. – Прошу вас, найдите этих негодяев. Мы же со своей стороны готовы оказать всяческое содействие. И вам незачем скрывать, что вы не по долгу службы. Чтобы помочь отыскать бандитов, я готов ответить на все ваши вопросы.

Андрей не стал вдаваться в подробности и объяснять, почему он уже не ведет это дело.

– Большое спасибо. – Он бросил взгляд на письменный стол с ободранной светлой полировкой, на котором лежало несколько фотографий девушки в костюме, напоминавшем восточный: традиционные шаровары, закрепленные на лодыжках подвязками в виде лент, шитых золотыми и серебряными нитями, мягкие кожаные туфли на ногах (под ними стояла подпись – «папучи»), феска на голове в виде полусферы, украшенная стеклярусом, золотым и серебряным шитьем. На узких плечах девушки красовалась накидка с подписью «маразма». Крымчачка была одета в жилетку, украшенную золотыми монетами и стеклярусом.

– А что это за национальность такая – крымчаки? Слышать слышал, но читать о них и видеть не приходилось.

Реби снова надел очки.

– Крымчаки, молодой человек, – назидательно произнес он, – это народность, которая образовалась на территории Крымского полуострова в его северо-восточной части, вероятно, в конце девятого – начале десятого веков. Это произошло в результате восприятия группой местного населения культуры хазар – слышали о них? Был такой народ тюркского происхождения. Ну, помните «Песнь о вещем Олеге» Пушкина? «Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам»…

Андрей кивнул.

– Так вот, – продолжал Реби, – группа местного населения переняла их культуру и приняла иудейское вероисповедание. А откуда пришла эта немногочисленная группа – до сих пор неизвестно. Существуют разные версии. Одни ученые говорят, что это часть евреев, изгнанных римским императором Адрианом, другие утверждают, что крымчаки пришли из Киева. Есть даже предание о происхождении слова «крымчак». Якобы писарь, которого звали Крым Исаак, проживал в Крыму и дал название целому народу. Но это, разумеется, предание. Иногда нас называют крымскими евреями, но это неверно, – Борис Моисеевич сделал ударение на последнем слове. – Возьмем, к примеру, наш язык. Это смесь крымско-татарского и караимского. Крымчакские названия дней недели соответствуют чувашскому, кумыкскому, балкарскому и другим языкам, характерным для народов Алтая. Кстати, это подтверждает еще одну версию, что наш народ раньше жил именно там и поклонялся местному богу Тенгри. Почему потом приняли иудаизм? Наверное, потому что в те века эта религия была самая модная. Могли бы принять какую-то другую? Разумеется. Вот почему вероисповедание ни о чем не говорит. Правда, в отличие от караимов, – он нервно глотнул, – мы не смогли доказать немцам, что мы не евреи. Группа наших товарищей после того, как началась регистрация крымчаков на бирже, собрала документы и отнесла их в комендатуру. После ознакомления немцы возвратили их и сказали, что дадут указания оформлять крымчаков на работу на общих основаниях, а не отдельными списками. Люди обрадовались, зарегистрировались восемьсот двадцать шесть человек, – его голос дрогнул. – Возможно, оккупанты действительно посылали запрос, чтобы определиться, кто такие крымчаки, потому что об этой национальности они не располагали никакой информацией. И найденные в помещениях гестапо и городской управы документы свидетельствовали, что с крымчаками немцы определились. Третьего января тысяча девятьсот сорок второго года они наметили их уничтожение… Наши братья гибли под пулями и в душегубках, – Борис Моисеевич смахнул слезу. – Фашисты не стали ждать третьего января. Они начали расправу с народом гораздо раньше. С шестнадцатого ноября по пятнадцатое декабря были уничтожены две тысячи шестьсот четыре крымчака. Те, кто не успел эвакуироваться и остался в живых, прошел все круги ада. Взять хотя бы Розу. Что вы знаете о ее судьбе?

Колосов пожал плечами:

– Я располагаю только отрывочными сведениями. Внук Полозовой сокрушается, что плохо знал свою бабушку.

Борис Моисеевич наклонил голову.

– Я бы мог долго рассказывать, молодой человек, о нелегкой судьбе Розы Михайловны, но предпочитаю сделать лучше. Подождите секундочку.

Он открыл ящик стола и вытащил оттуда старую толстую тетрадь.

– Знаете, что это? – поинтересовался Реби.

Андрей усмехнулся:

– Откуда мне знать?

– Это почти музейная редкость, – с удовольствием ответил Борис Моисеевич, – дневник Розы Полозовой. Почитайте сами и отдайте внуку. Я считаю, он должен храниться у него. Возможно, покойная сама многое объяснит на его страницах.

Колосов бережно взял тетрадь и положил в пластиковый пакет.

– Огромное вам спасибо, – майор с чувством пожал руку Реби.

Оказавшись дома, полицейский закрылся в своей комнате, ничего не говоря жене, погрузился в чтение и так увлекся, что не заметил, как наступила ночь, как она прошла и забрезжил рассвет.

Только в полдень, забыв о традиционной чашке кофе и завтраке, о котором неоднократно напоминала супруга, и о звонке другу, Колосов оторвался от тетради.

– Вот это да… – с чувством произнес он. – Бабушка Олега прожила достойную жизнь.

Майор оделся, принял душ, наскоро позавтракал и побежал к Полозову.

Молодой человек собирался уходить, чтобы договориться о поминках.

– Держи, – Андрей протянул ему тетрадь. – Это то, что по праву принадлежит тебе.

– Что это? – Олег вздрогнул.

– Дневник твоей бабушки, – Колосов продолжал совать ему тетрадь. – Держи, держи, не бойся. Ты должен прочитать то, что тут написано. Многое становится на свои места. Держи.