Нонна дружески улыбнулась ему:

– Возможно, встретимся после войны, дорогой.

Грек обнимал женщин и плакал.

– Дай бог, дай бог, – шептали его побледневшие губы. – Но я не прощаюсь так надолго. Я навещу вас завтра.

Когда грузная фигура мужчины растаяла в темноте, Хая хотела сказать дочери что-то резкое, но передумала. Она видела, что Роза и сама уже не рада своему поведению.

– Зачем нас сюда привезли? – спросила Нонна, ни к кому не обращаясь, и, на свое удивление, получила ответ. Пожилая еврейка с усами над верхней губой уверенно сказала:

– Нас отправят на работу в Турцию. Все будет хорошо.

На лбу Нонны собрались морщины.

– В Турцию? – переспросила она. – Зачем? Разве здесь мало работы?

– Так говорят немцы, – плохо выговаривая «р», пояснила еврейка. – Ни у кого не хватит смелости поинтересоваться, зачем они это делают.

Вышедший на крыльцо здания офицер стал резко выкрикивать какие-то непонятные фразы. Переводчик, чем-то похожий на охранника Александра, старательно переводил.

– Сейчас вы разойдетесь по камерам, – вещал он. – Завтра вас отвезут к месту вашей будущей работы. Прошу соблюдать спокойствие.

После его слов настроение в толпе улучшилось. Люди спокойно давали себя увести, и Роза, глядя на них, удивлялась, как они могут верить немцам. Наверное, человеку свойственно до последнего надеяться на хорошее. Толстый немец, явно страдавший пивным алкоголизмом, с выпирающим вперед животом, провел их в просторную камеру, где, кроме них, уже находились четыре человека – молодая женщина с мальчиком Семой и старый еврей со своей внучкой Цилей. За дверью слышался взволнованный голос женщины, просившей немца разрешить ее родственникам принести горшок для маленького ребенка. Немец что-то отвечал на своем резком, как выстрелы, языке, переводчик переводил, но девушка ничего не понимала. Все звуки слились в одну страшную какофонию.

Подложив под себя пальто, Роза повернулась к стенке и заснула, но долго спать ей не пришлось. Она вскочила от урчания мотора. Мать, Нонна и другие обитатели камеры мирно спали. Роза подошла к окну и увидела вереницу грузовых машин, выстроившихся возле гестапо. Через минуту послышался лязг открываемой двери, и в проходе появился знакомый переводчик.

– Всем одеваться и выходить на улицу, – провозгласил он. – За вами прибыл транспорт.

Роза подошла к мужчине и схватила его за лацкан пиджака.

– Куда нас повезут? – хрипло прошептала она. – Вы должны сказать правду.

Переводчик отвел взгляд, словно избегая смотреть на девушку.

– Вчера вам сказали всю правду, – голос его срывался, и Роза догадалась, что он лжет. – Вы отправитесь к месту будущей работы. Собирайтесь, я сказал, – мужчина поспешил уйти, и Роза поняла, что сбылись ее самые страшные предположения. Но стоит ли говорить об этом остальным – маме, тете, деду с внучкой и матери с сыном? Наверное, не стоит. И потом, они не поверят ей. Это понятно. В такое трудно поверить.

– Роза, почему ты стоишь как статуя? – бодро поинтересовалась Нонна. – Давай одевайся и помогай нам.

– Роза, чего ты стоишь? – спросила вдруг и Циля и взяла девушку за руку, прижимаясь к ней. – Дедушка сказал, что нас ведут на прогулку. Странные эти немцы… Они гуляют, когда мы спим. Правда, Роза?

Девушка накрыла маленькую курчавую головку своей ладонью.

– Правда, Циля. Давай одеваться.

В правом углу Семен бережно складывал в сумку красный галстук.

– Вот увидишь, он мне пригодится, – уверял он мать. Женщина уже не спорила, лишь тупо смотрела в окно. Наконец все собрались и вышли. Два дюжих немца обходили строй продрогших людей и забирали чемоданы и сумки.

– Там, где вы будете работать, это не понадобится, – говорили они, избегая смотреть на людей так же, как переводчик. – Вас обеспечат всем необходимым.

Роза, держа под руки молчавших мать и Нонну, озиралась по сторонам. Она видела: многие люди, еще вчера надеявшиеся на лучшее, плакали.

– Дедушка, а почему эта тетя плачет? – Циля указала рукой на толстую еврейку с усами над верхней губой. – Может быть, у нее животик болит?

– Душа у нее болит, моя дорогая, душа, – ответил старик.

Девочка не поняла:

– Как это – душа?

Старик гладил ее руку:

– Это очень больно.

– Больнее, чем животик?

– Намного больнее. – Он отвернулся от внучки, украдкой смахивая слезы.

– Плаксы эти девчонки, – констатировал Семен. – Тебе жалко вещи, которые у нас отобрали? Но нам ведь пообещали дать новые, наверняка лучше прежних. Правда, мама?

Молодая женщина не отвечала. Немцы уже наполняли людьми крытые брезентом кузова. Циля молчала, посверкивая черными глазенками из-под пухового платка. Хая прижалась к дочери, словно напоследок хотела передать ей свое тепло. Нонна тихо сидела в углу и думала о чем-то своем. Наконец машина тронулась. Сорок минут езды до десятого километра Феодосийского шоссе показались Розе бесконечностью. Когда они прибыли к месту, немцы приказали людям вылезать из кузова. Роза первая спрыгнула на землю и помогла спуститься матери и Нонне. Девушка увидела, что машины остановились на правой стороне дороги, против движения. Фашисты вытаскивали людей из грузовиков.

– Шнелле, шнелле, – слышалось повсюду. Рыжий фриц подошел к Розе и жестом приказал скидывать юбку и пальто. Когда девушка заупрямилась, он слегка ударил ее прикладом по руке:

– Шнелле.

Оглянувшись, она увидела, как толстый немец сдирает с ее матери платок.

– Сволочи, – пробормотала она так, чтобы он услышал. Но рыжий не понял и лишь упрямо повторял:

– Шнелле.

Когда Роза разделась и, полуголая, стояла на мерзлой земле, дрожа под снегом с дождем, рыжий снова стукнул ее прикладом и погнал вперед, к большому противотанковому рву:

– Шнелле.

Девушка с толпой полуодетых стонущих людей двинулась к огромной яме. Мужчины и женщины, окружавшие ее, вели себя по-разному. Одни молчали, обезумевшие от страха, другие плакали, третьи молили мучителей о пощаде. Немного в стороне чернела кучка нацистского начальства. Роза заметила, что они прикладывались к бутылкам, и подумала, что даже звери не вынесли бы такого без водки. Подходя ко рву, девушка заметила старого еврея с внучкой Цилей. Девочка, в одной рубашке, шлепала по грязи босыми ножками и спрашивала деда:

– Дедушка, это такая прогулка?

– Да, Цилечка, – на Исаака было больно смотреть. Слезы, катившиеся из глаз, прикрытых морщинистыми веками, смешивались с дождем и снегом. – Да, моя Цилечка, это такая прогулка. Скоро все кончится.

Закусив губу, чтобы не разрыдаться, Роза нагнала мать, шедшую под руку с Нонной. Хая крепко сжала ладонь дочери и ничего не сказала. Да и что она могла сказать своей единственной кровиночке? Девушка оглянулась назад. Грузовики все прибывали и прибывали, и новые толпы жертв обреченно шли ко рву. Когда послышалась стрельба, Роза закрыла уши. Пулеметы уже били по передним рядам. Когда подошла их очередь, девушка вместе со всеми спустилась в ров и обхватила голову руками, покорно ожидая смерти. Хая стояла рядом, стараясь по возможности защитить дочку от пули, и это ей удалось. Когда раздалась пулеметная очередь, женщина тут же упала на чье-то тело и замерла в неподвижности. Она приняла пулю, предназначавшуюся дочери, давая ей шанс спастись, и Роза, даже не поцарапанная выстрелом, легла вместе с ней, притворившись мертвой. Краем глаза она видела, как билась в конвульсиях Нонна, как, словно старое, сломленное грозой дерево, повалился старый Исаак, как очередь прошила маленькую Цилю.

– Мама, мамочка, – шептали ее помертвевшие от холода губы, но Хая не отвечала, и Роза поняла, что самое страшное в ее жизни уже произошло. Неожиданно она вспомнила Бориса и подумала: где ее любимый? Лежит ли во рву вместе со всеми, идет ли навстречу своей смерти или бесстрашно воюет в партизанском отряде, назло Рагиму, который сказал, что парня схватили фашисты, чтобы причинить ей еще больше страданий? Сколько она так пролежала? Час, два, сутки? Девушка уже не чувствовала холода. Казалось, мать согревает ее и после смерти. А кроме матери, это делали совершенно посторонние люди, закрывая ее своими теплыми телами, отдавая последнее тепло ей, незнакомой девушке. Когда стихла стрельба, Роза еще долго не решалась вылезти из рва и лишь с рассветом поднялась во весь рост, пытаясь разглядеть окрестности. В ушах до сих пор стояли стон и стрельба, особенно стон сотен несчастных, который она не могла забыть. Сейчас, казалось, он шел из-под земли, как бы укоряя тех, кто забрал их жизни ради амбиций кровожадного политика.

Девушка поцеловала мать в синие губы и прошептала:

– Прощай, мамочка. Я обязательно вернусь сюда, чтобы похоронить тебя по-человечески.

Глава 25

Межгорск, наши дни



Три дня пролетели как в тумане. Учитель куда-то бегал, с кем-то общался, а вечерами ложился на диван и открывал старую пожелтевшую тетрадь, уносясь мыслями в прошлое. Чтение отвлекало его от горестных раздумий, но, откладывая тетрадь в сторону, когда хотелось спать, молодой человек все равно вспоминал о неприятном моменте, который придется пережить. Впрочем, многое взяли на себя работники фирмы. Олег по совету Андрея обратился в «Скорбь» и ни разу не пожалел об этом. Деловые ребята лет тридцати с лишним, совершенно не похожие на советских кладбищенских работников, трезвые и хорошо одетые, взялись за дело, засучив рукава, и избавили его от множества неприятных минут. Во время гражданской панихиды, на которую пришло совсем немного народа – Андрей прибежал последним, Полозов не понимал, где находится, вернее, не хотел понимать. В его воспаленном мозгу не укладывалось, что эта женщина с желтым лицом, хмурая и сосредоточенная, неподвижно лежащая в гробу, – его бабушка, которая так любила жизнь. На поминках в столовой он не слышал, о чем говорят ее подруги, лишь механически отметил, что не было ни одной похожей на бабушкину знакомую с фотографии, Марию, не прислушивался к словам утешения, щедро расточаемых его учениками. Вернувшись домой, в опустевшую квартиру, Полозов сразу повалился на подушку и заплакал без слез, а потом погрузился в беспокойный сон.

Утром Олег сжевал сухой бутерброд, не чувствуя вкуса, и отправился в школу, но не смог там долго находиться (к счастью, это был предпоследний день занятий). Обычно он засиживался до вечера, проверяя тетради и общаясь с учениками, однако теперь все это было выше его сил. Сочувственные, слишком приторные лица коллег вызывали раздражение. Дети, на удивление, вели себя очень деликатно, лишь староста класса Игорь Макрушин по-мужски пожал ему руку и сказал:

– Крепитесь. Мы с вами.

– Да, спасибо, – Полозов виновато улыбнулся. – Подождете с походом в горы?

– О чем вопрос, – развел руками Игорь, – мы все понимаем. Если вам нужна наша помощь, мы всегда готовы.

– Готовьтесь к экзаменам, – посоветовал классный руководитель.

Парень подмигнул:

– На следующий год. Этим летом можно погулять спокойно.

Полозов дал ребятам несколько наставлений насчет сдачи и получения учебников и подумал: может, все же сходить с классом в поход? Все лучше, чем сидеть в пустой квартире. Однако его мысли прервал телефонный звонок. Дисплей высветил номер директора школы Эльвиры Анатольевны Алдониной, высокой представительной дамы лет пятидесяти с лишним, с замысловатым сооружением из густых белых волос на голове, прозванной за свою прическу «Башня». Ученики и учителя побаивались Алдонину, но уважали и ценили. Она никогда не давала в обиду ни своих коллег, ни детей и умела найти подход к каждому. Порой, разговаривая с учителями из других школ, Олег удивлялся, слушая их рассказы о склоках в коллективе и о поощрении этих склок администрацией. Это казалось ему диким. В его школе не было ничего подобного.

– Олег Георгиевич? – послышался в трубке глуховатый голос Алдониной. – Вы в школе? Зайдите ко мне на минутку.

– Сейчас, Эльвира Анатольевна, – отозвался молодой человек и зашагал по коридору к кабинету, который находился в вестибюле школы.

Женщина ждала его на пороге, как всегда, прекрасно одетая и ухоженная, в строгом темном костюме.

– Проходите, Олег Георгиевич, – она распахнула дверь и указала ему на стул. – Садитесь.

– Спасибо, – как всегда, в ее кабинете Олег почувствовал себя маленьким мальчиком и робел, как ученик.

– Вы, наверное, удивляетесь, зачем я вас вызвала? – поинтересовалась Эльвира Анатольевна. – Прежде всего позвольте выразить вам соболезнование. К сожалению, близкие люди когда-нибудь уходят, – она вздохнула. – Бабушки и дедушки покидают нас раньше всех. Для другого человека я могла бы найти слова утешения, но для вас таких слов у меня нет. Я знаю, бабушка была для вас всем, единственным близким человеком.

– Спасибо, Эльвира Анатольевна, – Полозову сделалось неловко. – Я не знаю…

– Я хотела бы добавить, – перебила Алдонина, – что очень ценю вас как работника. Вы не думайте, что никто не видит, сколько времени вы проводите в школе. Ни разу за все восемь лет работы вы не попросили отгул и не взяли больничный. Правда?

– Да, – согласился учитель. – Но я сам…

– Теперь я сама хочу предоставить вам отгулы, – она взяла со стола какой-то лист бумаги. – Давайте посмотрим, когда у вас отпуск? С двадцать первого июня. Так вот, можете идти в отпуск сейчас.

– Но… – Молодой человек вдруг залился краской. – Я даже не знаю, что сказать.

– А не надо ничего говорить, – махнула рукой женщина. – Просто не приходите завтра в школу. Сами знаете, кроме последнего звонка, никаких уроков не будет. Впрочем, если захотите встретиться с детьми – милости прошу. Но я бы на вашем месте куда-нибудь поехала. В санаторий, например.

– Мне очень неудобно, – начал Олег, но она властным жестом приказала ему замолчать.

– Неудобно спать на потолке. Идите домой и подумайте, как вы проведете такой огромный отпуск. Советую провести его не в нашем городе.

Полозов встал:

– Не знаю, как вас благодарить.

– Не стоит, – Эльвира Анатольевна улыбнулась. – До встречи.

Они распрощались, как старые добрые друзья, и молодой человек помчался домой. Его учеников уже не было в школе, и он подумал, что на последний звонок, конечно, он придет. Они с ребятами готовили поздравления одиннадцатиклассникам, и Полозов знал, как они ждут этого выступления.

Большой отпуск не пугал учителя. Олег знал, что станет делать. Он поедет в Крым и отыщет ту вещь, о которой говорила бабуля. Он выполнит ее последнюю волю.

Олег достал мобильный и набрал телефон Колосова.

– Составишь мне компанию? – поинтересовался он.

Андрей даже не стал спрашивать, куда они отправляются, – ему было все понятно.

– Составлю, друг. Когда едем?

– Послезавтра, – решил Полозов. – Завтра у меня последний звонок.

– Послезавтра так послезавтра, – откликнулся полицейский. – Только скажи мне: ты прочитал дневник?

– Прочитал, – выдохнул Олег. – Только не вздумай экзаменовать меня. Мне больно говорить о…

– Тебе придется говорить и о бабушке, и о ее друзьях, – перебил его приятель. – А еще сегодня тебе придется посетить подругу бабушки Марию. Спасибо дневнику. Зная ее имя и фамилию, узнать адрес не составило труда.

– Какая Мария? – спросил Олег и тут же вспомнил: – Ах да, караимка! Но я не хотел бы сегодня…

– Мы поедем к ней прямо сейчас, – решительно объявил майор. – Пойми, это необходимо, если послезавтра ты хочешь отправиться в путь. Я заеду за тобой на такси.

Полозов собирался протестовать, но передумал и махнул рукой.

Глава 26

Феодосийское шоссе, 1941



Тела тети Нонны не было видно: его закрывали десятки тел незнакомых людей. Не увидела Роза и деда с внучкой, и молодую женщину с пионером Семеном, чтобы сказать им последние прощальные слова. Она вылезла из рва, подхватила чью-то кацавейку и старый, проеденный молью шерстяной платок, выброшенный немцами за ненадобностью, и быстро побежала к редкому, присыпанному снегом крымскому лесу. За ней никто не гнался, но она, собрав последние силы, мчалась как лань. Добежав до чахлых деревьев, кое-как способных предоставить ей убежище, Роза кинулась на землю, усыпанную желтыми листьями, зарыдала и рыдала долго, пока солнечные лучи не позолотили верхушки деревьев. Потом, усилием воли заставив себя подняться, девушка побрела дальше. Она не знала, что ей делать. Идти к партизанам? Но где они, эти партизаны? Говорят, их отряды разбросаны по всему Крыму, однако есть ли они поблизости?

Утопая в грязи, Роза не чувствовала ни холода, ни голода. Желание все же добраться до партизан, чтобы вместе с ними продолжить борьбу против фашистов и отомстить за гибель близких, придавало силы.

Сколько дней она шла? Три, четыре? Что ела? Или не ела, а только пила из горных рек и ручьев, она не помнила. Однажды, упав от бессилия возле толстого ствола дуба, Роза задремала. Ее разбудил топот копыт и звяканье подков. Девушка раздвинула ветви колючего кустарника и посмотрела на проселочную дорогу. По ней двигалась повозка, которую еле тащила тощая гнедая кобылка с белой звездой на лбу. На повозке сидела девушка, казалось, ее ровесница, и держала вожжи. Девушка была черная и смуглая, как Роза, с тонким, с горбинкой, носом, и крымчачка почувствовала в ней родственную душу. Она бесстрашно вышла из леса навстречу повозке, и девушка, удивленная и испуганная ее появлением, придержала кобылу.

– Стой, бедовая. Откуда ты? – обратилась она к Розе, и в ее голосе прозвучали ужас и жалость.

Это было неудивительно. В старых разбитых туфлях, в кацавейке, разорванной жесткими колючими ветвями, в проеденном молью платке, худая и бледная, поблескивавшая черными глазами, Роза выглядела лесным привидением, внезапно выросшим перед повозкой. Словно поняв это, крымчачка бросилась к своей новой знакомой с мыслью, что два раза не умирать, и схватила ее за покрасневшие от холода руки.

– Девушка, пожалуйста, помоги мне! Меня чуть не расстреляли немцы. Пожалуйста, помоги, не бросай меня здесь!

Незнакомка наморщила смугловатый лоб, будто принимая решение, и наконец выговорила:

– Залезай в повозку и укройся одеялом. Оно на дне.

– Спасибо, – Роза последовала ее совету. – Спасибо тебе.

Девушка тронула вожжи, и лошадь пошла шагом.

– Как тебя зовут? – спросила спасительница.

– Роза. А тебя?

– Мария, – ответила незнакомка и поинтересовалась: – Ты разве не караимка? В тебе есть что-то от нашего народа. Или еврейка?

– Я крымчачка, – призналась девушка. – Поэтому немцы пытались расстрелять меня в противотанковом рву на Феодосийском шоссе. Мне повезло, потому что меня закрыла телом моя мама. – Она всхлипнула, стараясь сдержать слезы, но они предательски катились по щекам.

– Поплачь, Роза, поплачь, – участливо произнесла Мария. – Нашему народу повезло, фашисты его не трогают, но это не значит, что мы прекрасно живем. Впрочем, что говорить… – она дернула вожжи. – Сейчас ты поедешь со мной под Бахчисарай в деревню Керменчик и поселишься в моем доме. Я живу с матерью, отец на фронте. Ты ничего не бойся: я выдам тебя за мою двоюродную сестру из Симферополя. У тебя нет родственников или знакомых в Бахчисарае и его окрестностях? Нет никого, кто мог бы узнать тебя и выдать?

Роза подумала и покачала головой:

– Нет. Правда, сюда собиралась моя тетя Сара с детьми. Может быть, ты видела их. Она такая красивая, стройная, с длинными черными волосами. А ее дочка… Моя сестра… Она тоже очень красивая. Они должны были приехать из Севастополя.

В то промозглое декабрьское утро Мария не сказала своей новой подруге о том, что знала. Да, она видела Сару с ее дочерью Соней, приехавших к родственникам. Почему-то Сара полагала, что Севастополь возьмут скорее, чем Бахчисарай, что немцы могут не пройти в глубь полуострова, остановленные Красной Армией, но жестоко ошиблась. Несколько дней после прихода немцев в поселок Керменчик было тихо, но потом предатели выдали крымчаков и евреев. Их вывели на площадь перед сельсоветом и заставили раздеться, а потом фашисты стали насиловать молодых женщин и девушек. Тетю Сару насиловали прямо на глазах дочери, а потом занялись Соней. Сара сошла с ума в одночасье, и, когда ее повели на расстрел, тихо пела какую-то песню на крымчацком языке. Девушка шла рядом с ней, такая же безучастная ко всему, что происходило вокруг. Когда она поравнялась с Марией, стоящей, как и другие согнанные сюда односельчане, рядом с местом казни, новая подруга Розы заметила в ее иссиня-черных волосах седые пряди.

Сейчас Мария не могла рассказать об этом Розе. Она еще сама не пережила увиденное и не хотела, чтобы крымчачка совсем пала духом.

– Нет, никакой тети Сары и ее дочери я не видела, – бросила она в сторону, стараясь, чтобы дрогнувший голос не выдал ее. – Может быть, они поехали в какую-то другую деревню.

Роза не стала спорить. Она ужасно устала и хотела есть.

– Скоро приедем, – успокоила ее Мария.

– Ты уверена, что немцы не догадаются, кто я? – поинтересовалась крымчачка. – Сейчас так много предателей…

– Если тебя никто не знает и не видел, у нас все получится, – заверила ее караимка. – Знаешь, когда пришли немцы, мы с матерью пытались спасти семьи крымчаков и евреев, говоря, что они караимы, но полицаи не позволили это сделать. А если бы никто их не выдал, нам удалось бы спасти их жизни. Наш народ немцы не трогают. Даже наоборот, команда Отто Олендорфа, который работает в горах, с нами очень вежлива. Он и его подчиненные записывают все крымские легенды, которые мы им рассказываем. Они что-то ищут. Говорят, в горах у них большая лаборатория.

Роза закрыла лицо руками.

– Я не смогу нормально общаться с немцами, – простонала она. – Они уничтожили моих мать и тетю. Если не вернутся с фронта отец и мой любимый человек, если бабушку и дедушку, живущих в Севастополе, тоже расстреляют, я останусь одна-одинешенька на всем белом свете.

– Тебе придется общаться с немцами и делать приветливое лицо, – властно сказала Мария. – Иначе я ничем не смогу тебе помочь.

Роза схватила за руку новую подругу. Ее глаза лихорадочно блестели.

– Милая Мария, – проговорила она, – здесь, в ваших краях, должны быть партизаны. Я долго у тебя не задержусь, уйду к ним. В одном из крымских партизанских отрядов находился мой любимый человек.

– Правда? – Мария посмотрела на нее с интересом. – И ты не боишься это мне говорить? А если я тебя выдам?

Роза развела руками.

– Я уже не жду ничего хорошего от этой жизни, – всхлипнув, ответила она. – Значит, мне суждено встретиться с матерью.

Караимка вдруг тепло улыбнулась.

– Ну, ну, подруга, я пошутила. Ты должна доверять мне так же, как я собираюсь довериться тебе. У меня тоже любимый человек в партизанском отряде. Мы общаемся с ним почти каждую ночь. По потайным тропам ему удается пробраться в село.

– У тебя друг в партизанском отряде? – Бледное лицо Розы порозовело. – Может быть, он слышал о моем Борисе.

– Придет сегодня, ты его и спросишь, – пообещала Мария. – Так будешь мне помогать бороться с немцами?

Роза приложила руки к груди:

– И ты еще сомневаешься?

Глава 27

Межгорск, наши дни



Улица, на которой жила Мария Карповна Дуван, находилась на другом конце города. Несмотря на то что Андрей заказал такси, добираться пришлось почти час. В центре города невозможно было пробиться из-за пробок. Когда наконец машина привезла приятелей в тихий спальный район на окраине, возле реки, молодые люди вздохнули с облегчением.

Сунув таксисту скомканные сотни, Колосов распахнул дверцу переднего пассажирского места и вышел на свежий воздух.

– Одна из тех пятиэтажек, – он указал на скопление небольших домов, – должна быть ее. Если пройдем к ним, не прогадаем.

Перейдя через узкий мост, друзья двинулись к первому дому.

– Малореченская, пятьдесят, – прочитал полицейский. – Нам нужен пятьдесят второй. Это рядом.

Нужная пятиэтажка действительно оказалась рядом. Миновав пустырь, по которому бегали бездомные собаки, впрочем, довольно дружелюбные, они подошли к первому подъезду.

– Предположительно наш третий, – сказал майор, взглянув на номера квартир. И он не ошибся. Жилище Марии Карповны находилось на втором этаже.

– Тихо как-то, – уныло произнес Колосов. – Детишки не бегают, бабушки на лавочке не сидят.

– Еще жарко, – предположил приятель. – Да и мамаши наверняка еще не забрали детей из садиков.

По лестнице с выщербленными ступеньками они поднялись на второй этаж и остановились у двери, обитой старым черным дерматином. Колосов нащупал в кармане удостоверение.

– Если бабуля окажется недоверчивой, покажу ей корочку, – решил он и нажал кнопку звонка. Тревожная трель разнеслась по квартире. Приятели напряглись, но никто не спешил открывать.

– Может, ноги болят, – предположил Андрей. Друзья подождали минуты три и снова позвонили.

– Неужели ее нет дома? – недовольно проговорил Колосов.

– Не кипятись, – успокоил его Олег. – Посидим во дворе.

– Чтобы на нас все глазели? – буркнул приятель. – Знаю я эти спальные районы. Здесь всегда демонстрируют повышенное внимание к незнакомцам.

– Вдруг она скоро придет? – предположил Полозов и нечаянно нажал локтем на дверь. К удивлению молодых людей, она распахнулась.

– Что за черт? – выругался Андрей. Учитель заметил, как побледнел приятель. – Это плохой знак, Олежек. Стой здесь, я посмотрю, что случилось.

Он на цыпочках вошел в квартиру. Полозов хотел подождать друга на лестничной клетке, но, охваченный неожиданным страхом, пренебрег его просьбой и двинулся следом.

Приятели вошли в темную прихожую. Андрей поморщился.

– Похоже, оправдываются самые плохие мои ожидания, – сказал он и толкнул дверь в большую комнату. Олег зажмурился, ожидая увидеть самое страшное, но мужественно проследовал за майором.

Мария Карповна была дома. Стало ясно, почему она не приходила к бабушке. В углу валялись костыли. Хозяйка сидела на стуле, прикрученная к нему толстой веревкой. В открытых черных глазах застыл ужас. На руках чернели синяки.

– Ей досталось так же, как и твоей бабушке, – констатировал Андрей. – Здесь тоже искали. Обрати внимание.

При виде окоченевшей подруги бабушки Олег чуть было не упал в обморок, комната поплыла перед глазами, к горлу подступила тошнота, но он собрался с силами и огляделся по сторонам. Скромная одежда валялась на полу вперемешку с книгами и постельным бельем. Ящики были выдвинуты и опустошены.

– Радует одно, – проговорил Андрей. – Эти негодяи ничего не нашли, потому что здесь ничего не было. Пойдем отсюда.

– Разве ты не будешь звонить своим друзьям? – поинтересовался Олег. – Мы должны сообщить в полицию.

– А мы и сообщим, – потянув друга за руку, Колосов вышел из квартиры и прикрыл за собой дверь. – Здесь недалеко я видел телефон-автомат.

Ничего не понимая, учитель покорно шел следом. Оказавшись в телефонной будке, где едко пахло аммиаком, майор, набрав 02, сказал:

– По улице Малореченской пятьдесят два, квартира пятьдесят, труп, – и быстро повесил трубку.

– Почему ты не поговорил со своими коллегами? – удивился Олег. Его губы еле шевелились, и он сам поражался, как до сих пор стоит на ногах, а не лежит в обмороке.

– Я не имею никакого отношения к этому району, – пояснил Колосов. – И потом, любое происшествие может меня задержать, а нужно ли это тебе? Ты хотел послезавтра ехать, если мне не изменяет память.

– Да, ты прав, – кивнул учитель.

Он снова сдержал приступ тошноты. Посмотрев на приятеля, Андрей все понял и без лишних слов потащил его за собой.

– Дыши глубже.

На остановке Андрей втянул его в небольшую забегаловку и бросил на прилавок пятисотку.

– Две рюмки водки, – сказал он продавщице, – да побыстрее.

Толстая рыжая дама лет тридцати без лишних слов поставила перед ними две рюмки и удалилась.

– Пей, – приказал Андрей.

– Я не пью водку, – Полозову с трудом удавалось подавить приступы тошноты. – У них есть туалет?

– Я сказал – пей, – майор взял в руки одну из рюмок и одобрительно кивнул. – Холодненькая. Пей, я сказал.

Олег зажмурился и опрокинул в себя стопку. Благодатное тепло разлилось по жилам, и через минуту стало легче дышать. Колосов участливо смотрел на приятеля:

– Отпустило?

– Немного, – признался учитель.

– Идти сможешь?

– О чем речь? – Полозов поднялся и, пошатываясь, направился к двери.

Андрей поспешил за ним. На улице молодого человека разморило, и он опустился на скамейку неподалеку от забегаловки. Андрей примостился рядом.

– Мозги соображают? – поинтересовался он. – А то сразу без закуски… Тяжеловато. Ты не выглядишь мастером спорта по литрболу.

– Так и есть, – с трудом ворочая языком, пробормотал Олег. – Давай немного отдохнем.

– Давай, – неожиданно согласился приятель и придвинулся к нему. – Я вот что думаю… Тебе нельзя домой.

Полозов удивленно заморгал:

– Нельзя домой? Почему?

– Да потому что я не уверен, что бабуля сыграла в Зою Космодемьянскую, – пояснил майор. – Мне кажется, она все знала и рассказала о караимском кладбище.

– Но они у нас уже были, – сказал Олег и икнул, вспомнив двух подозрительных мужчин.

– Правильно, были, – подтвердил Колосов. – И ничего не нашли. Затем они отыскали Марию Дуван и вломились к ней в квартиру. Несчастная не перенесла издевательств. Возможно, она отправилась на тот свет, не сказав им ни слова, – он сделал многозначительную паузу. – А возможно, и нет.

Олег мгновенно протрезвел.

– Может быть, все рассказать в полиции? – прошептал он.

Майор широко улыбнулся, показав ровные белые зубы.

– Считай, ты ей уже все рассказал. Я кто, по-твоему? Только твой школьный друг? Берем такси и едем к тебе.

– Ко мне? – удивился Полозов. – Но не лучше ли вызвать туда наряд, а самим отправиться в другое место?

– Мне необходимо кое-что проверить, – Колосов бодро встал и потянул приятеля. – Идем. Остановка недалеко.

Через пять минут такси снова мчало их по городу. Когда оно остановилось у дома Олега, Андрей, выйдя из машины и расплатившись с таксистом, обратился к другу, открывавшему дверь подъезда:

– Почему ваши жильцы не соберут деньги на кодовый замок? Сейчас они почти во всех домах.

– Не знаю, – пожал плечами Полозов. – Мы как-то не думали об этом. – Он стал подниматься по выщербленным ступенькам. Майор схватил его за руку:

– Стой. Я пойду первым.

Учитель побледнел:

– Думаешь… Да нет, не может быть…

– Не мешало бы это проверить, – Колосов вынул травматический пистолет, медленно пошел к двери, прислушался, нажал на нее, и, к удивлению Олега, она поддалась. В коридоре послышался шорох, и через секунду из квартиры наполовину высунулся высокий, атлетически сложенный парень. Вероятно, бандиты ждали Олега и были предупреждены, что обычный учитель не владеет приемами боевого искусства, поэтому они потеряли бдительность и расслабились. Это позволило Андрею скрутить высунувшемуся руки и прислонить его к стене.

– Беги, – крикнул он Олегу, чуя опасность, и не ошибся. Из квартиры бесшумно выходил другой бандит, небольшого роста и такого же сложения, как первый.

Надеясь, что бандитов только двое, Колосов оглушил первого, ударив по голове рукояткой пистолета, и занялся вторым. Неожиданность нападения сыграла свою положительную роль, и вскоре второй бандит послушно лег на лестничной клетке. Благодаря Бога за помощь, майор осмотрел карманы оглушенных и присвистнул. Самые современные пистолеты… Нет, его друга определенно не оставили бы в живых.

Прихватив с собой оружие, он сбежал по лестнице во двор, где его поджидал бледный учитель.

– Я хотел вызвать полицию, – его голос дрожал. – С тобой все в порядке?

– Все, – подтвердил Андрей. – Полицию вызывать не станем. Пока она приедет, эти двое оклемаются и сбегут. Через пять минут они будут на ногах, так что нам с тобой нужно поторопиться. Бежим к остановке такси.

– Но… – начал было Олег, но Колосов тянул его за руку:

– Бежим, я сказал.

Они быстро поймали частника.

– В гостиницу «Москва», – приказал майор. Когда машина тронулась с места, он охотно объяснил Олегу:

– Домой тебе возвращаться опасно. Вероятно, они все же надеются найти кое-что у вас в квартире. Они придут снова. Побудешь пока в гостинице. Пока – это всего один день.

– Но дома все мои вещи, – сокрушался учитель. – Правда, самое главное со мной, – он похлопал по борсетке, где лежала заветная тетрадь. – Однако без лишней пары брюк о поездке нечего и думать.

– Не беда, – утешил его полицейский. – Когда ты поселишься в номере, возьмешь бумагу и напишешь мне, где у тебя что лежит и что ты хотел бы взять с собой. Я позвоню своим доверенным людям, и мы смотаемся к тебе. Ты же сиди и не высовывайся. От твоей осторожности зависит не только успех предприятия, но и наши жизни. Понял?

Полозов кивнул:

– Да. Но кто эти люди?

– Не знаю, кто они, – выдохнул майор. – Но знаю только одно: они очень опасны. Эти парни прекрасно вооружены, и, хотя я отобрал у них пистолеты, думаю, они у них не последние. Если бы удалось узнать, кто стоит за всем этим, нам было бы легче, однако… – он развел руками, – пока работаем с тем, что есть.

Такси притормозило у пятиэтажной гостиницы, и молодые люди вышли. Им не составило труда взять номер (это в советское время на дверях гостиниц красовались надписи «Мест нет»). Придя в небольшую комнату с душем и ванной, оба почти упали на широкую кровать.

– Некогда рассиживаться, вставай, – скомандовал Андрей и сам поднялся на удивление легко. – Бери листок бумаги и рисуй.

В борсетке Олега оказался блокнот, и он подробно написал, где что находится. Колосов сложил листок вчетверо и сунул его в карман джинсов.

– Еще раз повторяю, сиди тихо, – сказал он на прощание. – И никому не открывай. Они не должны были нас вычислить, но кто его знает. Я предупрежу портье, чтобы к тебе никого не пускал.

Олег с чувством пожал его влажную от пота руку.

– Спасибо тебе. Я все сделаю, как ты скажешь.

Проводив приятеля, Олег сел на стул. «Господи, когда кончится этот кошмар?!» – подумал он. Может быть, завтра, когда удастся покинуть город? Да, да, завтра, ни о каком последнем звонке не может быть и речи. Дети поймут. Может быть, напрасно он все это затеял? Не лучше было бы все рассказать этим людям и продолжать жить спокойно?

Через секунду Полозов уже устыдился собственной слабости. «Нет, бабушка хотела, чтобы я это сделал, и я это сделаю».

Внезапно он почувствовал жажду. Интересно, есть ли здесь, в гостинице, буфет или ресторан? Учитель взял борсетку, вышел из номера, закрыл дверь и стал спускаться по лестнице в холл. Дойдя до середины, он замер. Возле портье стояли два атлетически сложенных парня – блондин и брюнет – те самые.

– Мы знаем, что этот человек поселился у вас сегодня, – блондин совал чью-то фотографию в лицо портье. – Скажите, в каком номере его можно найти?

Бледный, испуганный мужчина мотал головой:

– Вы ошиблись, молодые люди. Здесь нет никого с такой фамилией.

Брюнет вытащил из кармана деньги.

– Разве ты не хочешь подзаработать?

Портье попытался улыбнуться:

– Кто же не хочет подзаработать… Однако я ничем не могу вам помочь. Такого человека здесь нет.

– Мы знаем, что он здесь, потому что не спускали с него глаз, – продолжал бандит. – Ну, так что?

Портье молчал.

Олег инстинктивно вжался в стенку, продолжая прислушиваться к разговору. Блондин заскрипел зубами:

– Ладно, парень, ты сам выбрал свою судьбу, – сильным ударом он уложил портье на пол и повернулся к подельнику. – Здесь должен быть журнал регистрации. Не он ли это?

Полозов не стал дожидаться продолжения. Он опрометью бросился в свой номер, закрыл за собой дверь и распахнул окно, подумав, что если он сиганет со второго этажа в клумбу, то рискует сломать ноги. На его счастье, второй этаж оказался невысоким, но Олег, встав на подоконник, медлил. Он никогда еще не прыгал с такой высоты. И только когда в его номер сначала постучали, а потом стали бесцеремонно ломиться, он закрыл глаза и прыгнул. Приземлившись на клумбу, парень почувствовал сильную боль в ногах, но, вскочив, понял, что, к радости, ничего не сломал. Полозов отряхнулся и бросился в переулок, на ходу доставая телефон. Сегодня ему везло. Колосов ответил на второй секунде.

– Что тебе неймется? Я скоро приеду.

– Андрей, выслушай меня, – умоляюще запричитал учитель. – Они пришли сюда. Они следили за нами. Я бежал из гостиницы. Что мне делать?

Майор тяжело задышал в трубку.

– У тебя есть деньги?

– Кажется, немного осталось, – ответил Олег и пошарил в карманах. – Да, есть.

– Бери такси и поезжай в наш отдел, – наставлял полицейский. – Он находится на улице Цветочной, восемь.

– Хорошо, скоро буду, – выскочив из переулка, учитель поднял руку, голосуя. Такси остановилось почти сразу, и, прыгнув в машину, Олег назвал адрес:

– Цветочная, восемь. Отдел полиции.

Водитель с удивлением смотрел на взъерошенного парня с потным раскрасневшимся лицом, в грязных брюках.

– А деньги у тебя хоть есть?

Полозов достал кошелек и вытащил скомканные купюры:

– Есть, вот, смотрите.

Таксист удовлетворенно кивнул и рванул с места. Краем глаза Полозов увидел блондина и брюнета, выбегавших из переулка, и, молясь, чтобы они его не заметили, вжался в сиденье.

Нужный ему адрес оказался недалеко от гостиницы «Москва». Подъезжая к нему, учитель заметил встревоженного Андрея, стоящего на ступеньках у входа. Когда такси притормозило, Колосов бросился к машине:

– Ты что, выключил телефон? Я не могу тебе дозвониться и с ума схожу.

– Я ничего не выключил, – Олег огляделся по сторонам, прежде чем достать деньги. Опасность сделала его осторожным. – Наверное, разрядился, гад.

– В следующий раз будь внимательнее, – сказал Андрей уже мягче. – Переволновался я за тебя, понимаешь? Сейчас ребята привезут твои вещи, в том числе и зарядку для телефона, – он взял его за локоть. – Пойдем со мной.

Полозов покорно поплелся за другом. Он вдруг почувствовал страшную усталость и слабость.

– Прилечь бы, – вырвалось у него. – Но к тебе я не пойду. У тебя жена, дочь. Может, в другую гостиницу?

Андрей покачал головой:

– Они могут нас снова вычислить. Я закрою тебя в своем кабинете. Там, правда, нет диванчика, но я принесу тебе матрас и простыни. Не очень удобно, но вполне безопасно. Сегодняшние дежурные – опытные ребята. Они к тебе близко никого не подпустят.

Полозов махнул рукой. Ему было все равно, где завалиться спать, хоть на сыром сеновале.

В кабинете приятеля действительно было уютно. Так, во всяком случае, показалось Олегу, когда он переступил его порог. Стол, стулья, чайник и печенье в тарелке. Много печенья, хватит, чтобы хоть как-то успокоить бунтующий от голода желудок. Перехватив его взгляд, Андрей нажал кнопку электрочайника.

– Чай в пакетиках, сахар в сахарнице. Угощайся. А я сгоняю за матрасом. Он в дежурке.

Полозов опустился на стул. Слабость усилилась, перед глазами бегали черные мушки. Боже мой, как же он устал за эти дни! Как же хотелось есть и спать!

– Вот и постель прибыла, – улыбающийся Колосов бросил на пол матрас, подушку и свернутые простыни. – В общем, ты веди себя как дома, а я пошел встречать твои вещи.

– Спасибо, – Олег кинул пакетик в огромную кружку с аляповатыми синими цветочками, стоявшую на столе, и залил кипятком, с удовольствием глядя, как бесцветная вода становится темно-коричневой. – Спасибо тебе, друг.

– Ничего не бойся, – кивнул Андрей на прощание. – Наши ребята не дадут тебя в обиду, ежели что. А подруга твоей бабушки, Мария, – героическая женщина. Она им ничего не сказала. Они думают, что карта у тебя, и поэтому преследуют. Но пока они так думают, тебе ничего не грозит. Ладно, отдыхай.

Когда друг исчез за дверью, Полозов накинулся на печенье. Как же долго он не ел и не пил! Он с удовольствием глотал чай с клубничным ароматом, не замечая этого аромата, хотя раньше терпеть не мог чаи с ароматизаторами, и жевал сухие галеты. Покончив с ужином, молодой человек, не раздеваясь, кинулся на жесткий матрас и заснул крепким сном. Он уже не слышал, как его приятель вошел в кабинет, неся в руках увесистую спортивную сумку, как поставил эту сумку возле его импровизированной постели и сказал:

– Отдыхай. Нам предстоят трудные деньки.

Глава 28