Джон Гришэм

Кто в списке у судьи

John Grisham

The Judge\'s List



© Belfry Holdings, Inc., 2021

© Перевод. А. Кабалкин, 2022

© Издание на русском языке AST Publishers, 2024

* * *

Глава 1

В офис позвонили по стационарному телефону – такие были у всех лет двадцать назад и давно устарели, их вытеснили новые многочисленные продукты технического прогресса. Звонок приняла недавно поступившая на работу татуированная секретарша Фелисити, которая точно уволится еще до того, как полностью освоится со здешней телефонной связью. Из этой конторы все спешили сбежать, особенно технический персонал. Текучка была кошмарная, моральные принципы сотрудников – ниже некуда. Бюджет Комиссии по проверке действий судей четвертый год подряд урезался законодателями, вряд ли вообще знавшими о ее существовании.

Фелисити исхитрилась перевести звонок на аппарат, с незапамятных времен стоявший на заваленном бумагами столе Лейси Штольц.

– Звонят по третьей линии, – доложила она.

– От кого звонок? – спросила Лейси.

– Она не представилась.

Лейси могла бы на это отреагировать, но ей настолько все надоело, что она не стала тратить душевную энергию на то, чтобы указывать девчонке в татуировках на ее место. Правила и протоколы почти не соблюдались, офисная дисциплина отчаянно хромала, КПДС разваливалась на глазах из-за отсутствия достойного руководства.

Ей как ветерану этой структуры, причем чуть ли не единственному, важно было тем не менее подавать пример исправной работы.

– Спасибо, – сказала она и нажала мигающую кнопку. – Лейси Штольц слушает.

– Здравствуйте, мисс Штольц. У вас найдется минутка?

Женщина, образованная, без малейшего акцента, между сорока и пятьюдесятью плюс-минус три года. Лейси нравилось мысленно создавать портрет собеседника по голосу.

– С кем имею удовольствие говорить?

– Сейчас я – Марджи, но у меня есть и другие имена.

Лейси удивилась и едва не хмыкнула.

– Что ж, по крайней мере, откровенно. Не придется тратить время на другие ваши вымышленные имена.

Анонимные звонки были в КПДС обычным делом. Жаловавшиеся на судей всегда соблюдали осторожность и не спешили нападать на систему в целом. Почти все они опасались возмездия со стороны властей предержащих.

– Я бы хотела переговорить с вами в приватной обстановке, – сказала Марджи.

– Для этого вполне сгодится мой кабинет.

– О нет! – Женщину явно испугала сама эта мысль. – Так не пойдет. Знаете Сайлер-билдинг по соседству с вами?

– Конечно. – Лейси встала и посмотрела в окно на Сайлер-билдинг – одно из нескольких невзрачных официальных зданий в центре Таллахасси.

– Там внизу кофейня. Как вам такое место встречи?

– Сойдет. Когда?

– Сейчас. Я здесь, пью уже второе латте.

– Потерпите еще несколько минут. Вы меня узнаете?

– Узнаю, я видела вас на сайте. Я сижу в глубине, слева.

Кабинет Лейси тоже обеспечивал приватность. Помещение слева пустовало после недавнего перехода бывшей коллеги в более крупное учреждение. Кабинет напротив временно использовался под склад. Лейси зашагала в направлении Фелисити и заглянула по пути в кабинетик Даррена Троупа, нанявшегося сюда на двухлетний срок и уже подыскивавшего себе новое место.

– Ты занят? – спросила она, оторвав его от просмотра каких-то бумаг.

– Вообще-то нет. – Когда в нем нуждалась Лейси, он принадлежал ей полностью.

– Окажи мне услугу. У меня встреча в Сайлер-билдинг с незнакомкой, сообщившей, что прячется под вымышленным именем.

– Обожаю таинственность! Как раз читаю про судью, смущавшего свидетеля разными непристойными комментариями.

– Насколько непристойными?

– Визуальными.

– Фото, видео?

– Пока не могу сказать.

– Когда получишь материалы, дай мне знать. А пока не возражаешь отвлечься на полчасика, чтобы сделать снимок?

– Не возражаю. Ты хоть знаешь, кто она такая?

– Понятия не имею.

Лейси вышла на улицу, немного прогулялась, чтобы подышать свежим воздухом, и скоро уже была в лобби Сайлер-билдинг. Было около четырех дня, в такое время никто, кроме Марджи, тут кофе не пил. Она сидела за столиком у дальней стены слева и быстро взмахнула рукой, будто опасаясь, что ее заметят посторонние. Лейси, улыбнувшись, направилась к ней.

Афроамериканка, между сорока и пятьюдесятью, явно уверенная в себе, привлекательная, образованная, узкие брюки, туфли на высоком каблуке, одета лучше Лейси, хотя в последнее время в КПДС все одевались кто во что горазд. Прежний начальник требовал пиджаков и галстуков и не выносил джинсов, но он два года назад ушел на пенсию, прихватив с собой большую часть прежних правил.

Лейси миновала стойку, за которой скучала бариста, не отрывавшая взгляда от экрана розового телефона. Она не подняла головы и не поприветствовала посетительницу, но в намерения Лейси не входило заказывать кофе.

Марджи, не вставая, протянула ей руку:

– Рада познакомиться. Выпьете кофе?

– Нет, благодарю. Вы Марджи?

– В данный момент да.

– Не лучшие обстоятельства для знакомства. Почему вы пользуетесь не своим именем?

– Мой рассказ займет не один час. Не уверена, что вы захотите слушать.

– Зачем тогда начинать?

– Пожалуйста, мисс Штольц!

– Лейси.

– Пожалуйста, Лейси. Вы не представляете, через какие душевные муки я прошла, прежде чем оказаться тут с вами. Теперь я настоящая развалина, да вы и сами видите.

Ничего подобного Лейси, однако, не видела. Заметно было разве что некоторое напряжение. Возможно, так на нее подействовали два латте. Она стреляла в разные стороны красивыми глазами из-под огромных очков в фиолетовой оправе – видимо, без диоптрий, поскольку это был просто элемент маскировки.

– Не знаю пока, как реагировать, – сказала Лейси. – Начните, там видно будет.

– Я про вас читала. – Она достала из своего рюкзачка папку. – Недавняя история с индейским казино. Вы поймали на мошенничестве судью и добились ее увольнения. Один из репортеров назвал это крупнейшим скандалом с подкупом в истории американской юриспруденции. – Папка толщиной в два дюйма приятно поражала аккуратностью.

Лейси насторожилась, услышав необычное для простого обывателя слово «юриспруденция».

– Да, крупное было дельце, – согласилась она, разыгрывая застенчивость.

– Крупное? – повторила с улыбкой Марджи. – Вы разгромили преступный синдикат, прищучили судью, посадили кучу народу за решетку. Кажется, эти люди до сих пор сидят.

– Так и есть, но я была далеко не одна – ФБР в том деле тоже отметилось. Оно было весьма непростым, не обошлось без жертв.

– Погиб, в частности, ваш коллега Хьюго Хэтч.

– Да, Хьюго… Занятно, почему вы всем этим так интересуетесь?

Марджи сложила руки на папке, которую пока не открыла. У нее слегка подрагивали указательные пальцы. Она бросила взгляд на дверь, хотя никто не входил и не выходил, не было вообще никакого движения, а бариста по-прежнему витала в облаках. Марджи сделала глоток через соломинку. Если это было ее второе латте, то она к нему почти не прикасалась. Она жаловалась на душевные муки, назвала себя развалиной. Лейси поняла, что собеседница сильно напугана.

– Я бы не назвала это интересом: просто заглянула в Сеть. Сами знаете, там чего только нет!

Лейси улыбнулась, решив запастись терпением.

– Не уверена, что понимаю вас.

– Ваша задача – выводить на чистую воду судей, которых обвиняют в злоупотреблениях, так ведь?

– Именно так.

– Как давно вы этим занимаетесь?

– А какая, простите, разница?

– Пожалуйста, ответьте!

– Двенадцать лет. – Назвать эту цифру было равносильно признанию своего поражения. Слишком долго!

– Каким образом вы начинаете расследование по тому или иному делу? – спросила Марджи, по-прежнему избегая конкретики.

Лейси сделала глубокий вдох, напомнив себе о решении проявлять терпение. Жалобщики, зашедшие достаточно далеко, часто оказывались неуравновешенными людьми. Она ответила с улыбкой:

– Обычно тот, кто намерен жаловаться на судью, связывается с нами, мы встречаемся. Если претензия выглядит весомой, человек пишет официальное заявление, после чего мы работаем с ним полтора месяца, избегая огласки. У нас это называется «экспертиза». В девяти случаях из десяти этим все и ограничивается, жалоба отклоняется. Если же мы сталкиваемся со злоупотреблением, то уведомляем об этом судью и даем ему или ей месяц на реагирование. Обычно все они обращаются к адвокатам. Мы проводим расследование, устраиваем слушания, приглашаем свидетелей, все честь по чести.

Пока она говорила, появился Даррен. Он отвлек баристу от грез, заказав кофе без кофеина, дождался, не обращая внимания на двух женщин, своего заказа и прошел с чашкой в другой угол кофейни, где открыл ноутбук и вроде бы погрузился в серьезную работу. На самом деле он прицелился камерой ноутбука в спину Лейси и в лицо Марджи, приблизил картинку и начал съемку. Получилось целое видео и еще несколько фотографий.

Если Марджи и заметила его, то не подала виду. Внимательно выслушав Лейси, она спросила:

– Насколько часто проверка кончается снятием судьи с должности?

И опять Лейси было непонятно, при чем тут это.

– К счастью, не очень часто. В нашей юрисдикции больше тысячи судей, абсолютное большинство которых – честные трудяги-профессионалы. Большинство поступающих нам жалоб попросту несерьезны. Их авторы – сутяги, обозленные тем, что не добились желаемого. Уйма дел о разводах. Множество проигравших процессы адвокатов. Мы не сидим без дела, но чаще всего в итоге гасим конфликты.

В ее изложении все это выглядело скучным. За двенадцать лет она действительно успела заскучать.

Марджи внимательно слушала, барабаня пальцами по своей папке. Потом со вздохом спросила:

– Человека, подавшего заявление, обязательно опознают?

Лейси, выдержав недолгую паузу, ответила:

– В конечном счете да. Истец крайне редко остается анонимным.

– Почему?

– Потому что он обычно знает факты по делу и должен давать показания против судьи. Трудно уличить судью, если те, кому он насолил, боятся поднять голову. Вы боитесь?

Кажется, Марджи испугало само это слово.

– Можно сказать и так, – призналась она.

Лейси нахмурилась.

– Предлагаю вам перестать темнить. Насколько серьезен проступок, о котором идет речь?

Марджи зажмурилась и выдавила:

– Речь идет об убийстве.

Сказав это, она широко распахнула глаза и огляделась, проверяя, не подслушивают ли ее. Кроме Лейси, рядом не было ни души, а та восприняла признание с суровым скепсисом, выработанным за годы работы. В который раз она напомнила себе о необходимости терпения. Снова взглянув на Марджи, она увидела, что глаза у той на мокром месте.

Подавшись к ней, Лейси ласково спросила:

– Вы намекаете, что кто-то из наших действующих судей совершил убийство?

Марджи, прикусив губу, покачала головой.

– Не намекаю, а утверждаю. Я это точно знаю.

– Можно узнать, откуда?

– Одной из его жертв был мой отец.

Услышав это, Лейси сама невольно огляделась.

– То есть жертв несколько?

– Да. Я считаю, что мой отец стал его второй жертвой. Не уверена в порядковом номере, но вина судьи несомненна.

– Интересно…

– Не то слово! Часто вам доносят на судей-убийц?

– Честно? Впервые.

– То-то и оно. Сколько судей за всю историю Америки были обвинены в совершении убийства в период исполнения ими судейских обязанностей?

– Я не слышала ни об одном.

– Вот именно. Ноль. Так что сказать просто «интересно» – значит, ничего не сказать.

– Не хотела вас обидеть.

Тем временем Даррен, завершив свое важное дело, исчез. Обе женщины не обратили внимания на его уход.

– Какие могут быть обиды! – отмахнулась Марджи. – Здесь, в кофейне, я больше ничего не скажу. У меня куча информации, которой я готова поделиться с вами одной, но только не здесь.

За годы работы Лейси сталкивалась как с множеством неуравновешенных граждан, так и с полными безумцами, приносившими коробки, а то и целые мешки документов, исчерпывающе доказывавших продажность того или иного мерзавца в мантии. При этом ей почти всегда хватало нескольких минут беседы с глазу на глаз, чтобы вынести свой вердикт и начать прикидывать, как отправить кляузу в долгий ящик. За эти годы она научилась разбираться в людях, хотя разобраться во многих представавших перед ней чокнутых типах не требовало больших усилий.

Но Марджи, или как там ее звали, не была похожа ни на чокнутую, ни даже на просто неуравновешенную особу. Что-то действительно произошло, и это «что-то» ее изрядно напугало.

– Так… – протянула Лейси. – И что дальше?

– В каком смысле?

– Послушайте, вы обратились ко мне. Вы хотите продолжить разговор? Я не играю в игры и не располагаю временем, чтобы вытягивать сведения из вас или из любого другого, вздумавшего жаловаться на судью. Я и так постоянно отвечаю на звонки. Примерно раз в месяц я провожу расследования, которые заходят в тупик. Вы намерены продолжать или нет?

Марджи опять пустила слезу и стала вытирать щеки. Лейси наблюдала за ней с максимальным сочувствием, но при этом ее не покидало желание сбежать и больше не возвращаться.

Тем не менее сама мысль об убийстве не могла ее не зацепить. Обычно весь ее рабочий день в КПДС был посвящен разбору мелких кляуз несчастных людей с незначительными проблемами, которым нечего было терять. «Действующий судья-убийца» – это звучало слишком сенсационно и не вызывало доверия.

Наконец Марджи сообщила:

– Я сняла номер в отеле «Рамада» на Ист-Гейнсе. Можем встретиться там, когда закончится ваш рабочий день. Только приходите одна.

Лейси кивнула – иного она и не ждала.

– Понимаю ваши опасения. Но согласно нашим правилам, мне нельзя проводить первоначальную встречу с истцом вне нашего офиса в одиночку. Я буду вынуждена привести кого-то из коллег.

– Типа мистера Троупа? – Марджи указала кивком на опустевший стул Даррена.

Лейси медленно повернулась, всем своим видом демонстрируя, что не понимает, о чем речь. При этом она напряженно придумывала ответ.

– Я видела на вашем интернет-сайте коллективную фотографию сотрудников, на ней все до одного улыбаются. – Марджи достала из портфеля собственный цветной снимок формата восемь на десять. – Дарю! Все лучше, чем фото, сделанное только что украдкой мистером Троупом.

– Вы, собственно, о чем?

– Уверена, он уже загрузил мою физиономию в вашу программу распознавания лиц и ничего не нашел. Меня нет ни в одном банке данных.

– Никак вас не пойму. – Марджи знала, о чем говорила, но Лейси, застигнутая врасплох, не собиралась признавать себя побежденной.

– Уверена, все вы понимаете. Либо вы придете одна, либо это наша последняя встреча. Вы – самый опытный следователь во всей вашей конторе, а начальница у вас на данный момент временная. Думаю, вы сама себе хозяйка.

– Хотелось бы мне, чтобы все было так просто!

– Давайте считать это попросту встречей за бокалом вина в нерабочее время. Увидимся в баре. Если все будет в порядке, поднимемся в номер и продолжим в еще более приватной обстановке.

– Нет, у вас в номере мне не место. Это нарушило бы все наши правила. Если жалоба будет зарегистрирована и в дальнейшем возникнет необходимость в конфиденциальной встрече, тогда другое дело. А пока что кто-то должен быть осведомлен, где я нахожусь.

– Разумно. Когда вам удобно?

– Часов в шесть?

– Я буду в дальнем правом углу, одна, как и вы. И, чур, никаких проводов, диктофонов, скрытых камер, коллег с фотоаппаратами, прикидывающихся случайными посетителями. Передайте привет Даррену. Возможно, рано или поздно мы с ним познакомимся. Договорились?

– Договорились.

– Хорошо, ступайте.

Лейси еще раз прошлась по кварталу. Возвращаясь в офис, она неохотно призналась себе, что никогда еще не терпела на первом же собеседовании такого фиаско, как в этот раз.



Она положила на стол Даррену цветную фотографию и сказала:

– Шикарная работа! Прокол по всем статьям. Она знает, как нас зовут, знает наши должности и служебные номера. Она вручила мне это фото со словами, что оно лучше тех снимков, которые ты нащелкал своим ноутбуком.

– Она права, – согласился Даррен, взяв фотографию.

– Есть догадки, кто она такая?

– Ни малейших. Я прогнал ее фото через нашу «прачечную», результат нулевой. Хотя из этого, как ты знаешь, мало что следует.

– Из этого следует по меньшей мере то, что за последние шесть лет она ни разу не подвергалась аресту в штате Флорида. Можешь пробить ее по базе ФБР?

– Вряд ли. Им подавай причину, а я ничего не знаю. Можно задать очевидный вопрос?

– Задавай.

– Наше агентство занимается расследованиями?

– Типа того.

– Зачем тогда мы выкладываем свои фотографии и биографии на дурацком веб-сайте?

– Спроси об этом босса.

– Нет у нас босса. Есть канцелярская крыса, и мы оглянуться не успеем, как она удерет из нашей тонущей канцелярии.

– Может быть. Послушай, Даррен, мы уже раз десять это обсуждали. Да, нам ни к чему помещать свои физиономии на страничке КПДС. По этой причине я не обновляла свою уже пять лет. Я по-прежнему выгляжу там тридцатичетырехлетней.

– Скорее, тебе тридцать один, но я пристрастен.

– Благодарю.

– Думаю, это вполне безопасно. Мы же не охотимся за убийцами и наркоторговцами.

– Справедливо.

– Так что за жалоба у этой дамочки, как ее там?..

– Еще не знаю. Спасибо, что помог.

– Да уж – помог так помог.

Глава 2

Холл отеля «Рамада» располагался в просторной угловой части многолюдного атриума. К шести часам хромированную стойку здешнего бара густо облепили одетые с иголочки лоббисты, заигрывавшие со смазливыми секретаршами всевозможных агентств. Большая часть столиков тоже была уже занята. В пяти кварталах отсюда, в Капитолии, заседали законодатели штата, поэтому во всех гостеприимных гостиных городского центра роились важные люди, увлеченно обсуждавшие политику с уклоном в финансы и секс.

Лейси, войдя, почувствовала на себе заинтересованные мужские взгляды, что не помешало ей решительно направиться в дальний правый угол, где в одиночестве за столиком сидела Марджи со стаканом воды.

– Спасибо, что пришли, – сказала она Лейси. Та села.

– Не стоит благодарности. Вам знакомо это место?

– Нет, я здесь впервые. Здесь людно.

– Особенно в это время года. После завершения карнавала наступает затишье.

– Карнавала?..

– Я о сессии законодательного собрания. Она проходит с января по март. В это время лучше запирать на ключ крепкое спиртное и прятать женщин и детей. Вы же знаете, как это бывает.

– Увы, нет.

– Насколько я понимаю, вы не здешняя.

– Нет, не здешняя.

Запыхавшаяся официантка задержалась у их столика и, хмуро глядя на стакан с водой, спросила, что они будут пить. Ее намек был ясен: у них аншлаг, и она хотела бы видеть за этим столиком тех, кто предпочитает выпивку.

– Бокал пино гриджио, – попросила Лейси.

– И мне, – быстро сказала Марджи. Официантка убежала.

Лейси осмотрелась, желая убедиться, что их никто не слышит. Расстояния между столиками были достаточно велики, к тому же в доносившемся из бара мерном гуле тонули любые голоса.

– Значит, так, – начала Лейси. – Вы не здешняя, вашего настоящего имени я не знаю. Наша беседа пойдет неспешно, но мне не привыкать. С другой стороны, как я уже говорила, я трачу слишком много времени на обращения людей, которые набирают в рот воды, лишь только наступает момент рассказать мне толком, что к чему.

– С чего мне начать?

– Начните с вашего настоящего имени.

– Это можно.

– Я вся внимание.

– Только мне надо знать, для чего вам оно. Вы заведете дело? В цифровом формате или по старинке, на бумаге? Если в цифровом, то где оно будет храниться? Кто еще будет знать мое имя?

Лейси, усмехнувшись, посмотрела собеседнице в глаза. Марджи, не выдержав, отвела взгляд.

– Вы нервничаете, – заключила Лейси. – Можно подумать, что за вами следят.

– Дело не в слежке, Лейси. Просто всегда остается след.

– Оставлять следы опасно, когда по ним идут. Кто это делает? Судья, которого вы подозреваете в убийстве? Я не обойдусь без вашей помощи, Марджи. Дайте мне хоть что-то.

– Все оставляет следы.

– Вы уже это говорили.

Пробегавшая мимо официантка успела поставить на их столик два бокала вина и вазочку с орешками. Марджи словно не заметила вино, а Лейси сделала глоток.

– Мы застряли на теме имени. Я запишу его на бумаге и не стану помещать в сети. Сначала.

Марджи кивнула и вдруг преобразилась.

– Джери Кросби, сорок шесть лет, преподаватель политических наук в Университете Южной Алабамы, город Мобил. Один брак, один развод, один ребенок – дочь.

– Благодарю. Вы уверены, что вашего отца убил ныне действующий судья, я правильно поняла?

– Да, судья штата Флорида.

– Выбор сужается примерно до тысячи кандидатов.

– Окружной судья, Двадцать второй судебный округ.

– Впечатляет! Остается всего ничего – человек сорок. Когда я узнаю имя подозреваемого?

– Совсем скоро. Давайте немного притормозим. Сейчас нет смысла меня торопить.

– Вы не притронулись к вину. Оно могло бы помочь.

Джери, сделав глоток, сказала со вздохом:

– Как я понимаю, вам лет сорок.

– Почти. Тридцать девять, но скоро исполнится сорок. Критический возраст?

– В некотором смысле. Но жизнь продолжается. Двадцать два года назад вы еще были школьницей?

– Выходит так, а что?

– Отдохните, Лейси, сейчас говорю я. Увидите, от этого будет толк. Вы были еще молоденькой девушкой и, вероятно, не читали об убийстве Брайана Берка, профессора юриспруденции на пенсии.

– Ничего об этом не слышала. Это ваш отец?

– Да.

– Соболезную.

– Благодарю. Мой отец почти тридцать лет преподавал в Школе права в Галфпорте, Флорида, это недалеко от Тампы.

– Мне знакомо это учебное заведение.

– Он ушел на пенсию в шестьдесят лет по семейным обстоятельствам и вернулся в свой родной город в Южной Каролине. У меня есть подробное досье на отца, в нужный момент я его вам передам. Он был славным человеком. Излишне говорить, что его убийство опрокинуло наш мир. Откровенно говоря, с тех пор я так и не пришла в себя. Лишиться родителя в ранней молодости – всегда тяжелый удар, но когда его убивают, а дело остается нераскрытым, это просто катастрофа. Прошло двадцать два года, а полиция так и не продвинулась в расследовании, она еще дальше от цели, чем на первых порах, копы давно умыли руки. Когда мы поняли, что это так, я поклялась ни перед чем не останавливаться, чтобы найти убийцу.

– Полиция больше не ведет расследование?

Она сделала еще глоток.

– В какой-то момент прекратила. Дело все еще открыто, иногда я беседую с детективами. Я не держу на них зла, понимаете? Они сделали все, что могли при тех обстоятельствах, просто это было идеальное убийство. Как и все ему подобные.

Лейси тоже выпила вина.

– Идеальное убийство?

– Да. Без свидетелей, без криминалистической экспертизы, убийца остался неприкосновенен. И ни намека на мотив.

«Так чего вы хотите от меня?» – чуть было не спросила Лейси, но после очередного глотка вина сказала:

– Не уверена, что Комиссия по проверке действий судей Флориды способна расследовать старое дело об убийстве в Южной Каролине.

– Об этом я и не прошу. Ваши полномочия распространяются на флоридских судей, заподозренных в правонарушениях, верно?

– Так и есть.

– Сюда относятся и убийства?

– Полагаю, да, хотя мы еще никогда таким не занимались. Это, скорее, дело федеральных инстанций или даже ФБР.

– Были такие попытки. ФБР это неинтересно по двум причинам. Во-первых, это не вопрос федерального значения. Во-вторых, отсутствуют улики, которые связывали бы между собой разные убийства. ФБР и все остальные не в курсе, а я считаю, что речь идет о серийном убийце.

– Вы обращались в ФБР?

– Много лет назад. Мы, родственники убитого, отчаянно нуждались в помощи, но ничего не добились.

Лейси сделала новый глоток.

– Знаете, я уже волнуюсь. Давайте не будем торопиться. Вы считаете, что двадцать два года назад ныне действующий судья убил вашего отца. В момент убийства он уже был судьей?

– Нет, его избрали в две тысячи четвертом году.

Лейси опять осмотрелась. Некто, с виду лоббист, оказавшийся за соседним столиком, глазел на нее с откровенно вульгарной гримасой, обычной для завсегдатаев Капитолия. В ответ она тоже уставилась на него в упор и, в конце концов, заставила отвернуться.

– Мне было бы удобнее беседовать где-нибудь в другом месте. Здесь стало многовато народу, – тихо сказала она.

– Я арендовала небольшую переговорную комнату на втором этаже, – кивнула Джери. – Обещаю: там спокойно и безопасно. Если я попробую на вас напасть, вы закричите и убежите.

– Уверена, до этого не дойдет.

Джери заплатила за вино. Они покинули бар, вышли из атриума и поднялись по эскалатору в бизнес-мезонин, где Джери отперла дверь одной из переговорных. Там на столе лежало несколько папок.

Женщины сели за стол друг напротив друга. Обе могли при желании дотянуться до папок, лежавших сбоку от них. На столе не было ни ноутбуков, ни блокнотов. Сотовые телефоны остались в сумочках. Видно было, что здесь Джери чувствует себя увереннее, чем в баре.

– Мы беседуем не под запись, – начала она. – Сейчас, по крайней мере, не должно быть никаких заметок. Мой отец, Брайан Берк, уволился из Стетсонского университета в девяностом году. Он преподавал там почти тридцать лет и превратился в легенду, в обожаемого всеми профессора. Он и моя мать решили вернуться домой в Южную Каролину, в маленький городок Гаффни, где выросли. У них там было много родни и кое-какая полученная в наследство земля. Они построили милый маленький коттедж в лесу, высадили сад, стали ухаживать за моей бабушкой, маминой матерью, всегда жившей на этой земле. Потянулась вполне приятная пенсионная жизнь. У них не было ни проблем с деньгами, ни болезней, они стали активными прихожанами местной церкви. Отец много читал, писал статьи для юридических журналов, поддерживал связи со старыми друзьями и заводил в городке новых. А потом его убили. – Она потянулась за небольшой синей папкой толщиной в дюйм, похожей на остальные, и подвинула ее Лейси со словами: – Здесь подборка статей об отце, его карьере и гибели. Одни – из газет, другие скачаны из Интернета. В Сети этой подборки нет.

Лейси не стала открывать папку. Джери продолжила:

– Желтым стикером заложена фотография с места убийства отца. Я на нее насмотрелась, больше видеть не хочу. А вы взгляните.

Лейси хмуро уставилась на увеличенную цветную фотографию. Потерпевший лежал в траве с затянутой на шее врезавшейся в кожу тонкой веревкой. Веревка была с виду нейлоновая, синего цвета, вся в запекшейся крови. На затылке она была завязана толстым узлом.

Лейси закрыла папку и прошептала:

– Мне так жаль…

– Удивительно, как по прошествии двадцати двух лет человек учится подавлять свою боль, прятать ее подальше, забываться в работе. Но чуть что – все опять всплывает в памяти. Сейчас я в порядке, Лейси. Я беседую с вами, а это значит, что я не бездействую. Вы не представляете, сколько времени мне понадобилось, чтобы собраться для этого с силами. Это так трудно, так страшно!

– Может быть, расскажете о самом преступлении?

Джери тяжело вздохнула.

– Хорошо, расскажу. Отец любил подолгу гулять в лесу за коттеджем. Мама часто составляла ему компанию, но она страдала артритом. Однажды чудесным весенним утром девяносто второго года он поцеловал ее на прощание, взял свою трость и зашагал по тропинке. Согласно вскрытию смерть наступила от удушения, но была также и рана на голове. Нетрудно предположить, что он с кем-то повстречался и что этот кто-то ударил его по голове, сбил с ног и задушил нейлоновой веревкой, а потом оттащил с тропы и сбросил в овраг, где тело обнаружили в конце дня. На месте преступления ничего не нашли – ни тупого предмета, ни отпечатка подметки, поскольку земля была сухая. Следов борьбы не было, не нашли ни волосков, ни каких-нибудь ниток. Вообще ничего. Сколько криминалисты ни возились с веревкой, проку не было никакого. Ее описание есть в папке. Коттедж стоит недалеко от города, но поблизости никто не живет, поэтому свидетелей не оказалось, никто не заметил ничего необычного: ни легковых или грузовых машин с номерами других штатов, ни рыскавших вокруг чужаков. Там много мест, где можно припарковаться, спрятаться, а потом незаметно убраться. За двадцать два года так ничего и не всплыло, Лейси. След давно остыл. Мы смирились с суровой реальностью: преступление так никогда и не будет раскрыто.

– Мы?

– Правильнее будет назвать это родео с одним ковбоем. Моя мать пережила отца всего на два года. Она так и не оправилась от удара и быстро угасла от горя. Мой старший брат, он живет в Калифорнии, боролся несколько лет, но потом махнул рукой: устал от ответов полиции, что прогресса нет. Мы иногда беседуем, но избегаем упоминать отца. Так что я, можно сказать, осталась одна, и мне страшно одиноко.

– Звучит ужасно. Но от места преступления в Южной Каролине далековато до флоридского «отростка»[1]. Где связь?

– Согласна с вами. Это всего лишь домыслы.

– С одними домыслами вы бы не отправились в такую даль. Как насчет мотива?

– С мотивом как раз полный порядок.

– Собираетесь поделиться?

– Не думаете же вы, Лейси, что я здесь сижу и безосновательно обвиняю кого-то в убийстве!

– Вы никого не обвиняете, Джери. У вас есть потенциальный подозреваемый, иначе вы не приехали бы. Назовите мне его имя, я никому его не раскрою, пока вы не разрешите. Это понятно?

– Да.

– Тогда вернемся к мотиву.

– Мотив – это то, что гложет меня с самого начала. Я не нашла в окружении отца никого, кто бы испытывал к нему неприязнь. Он был преподавателем, получал хорошую зарплату и откладывал деньги. Никогда не делал вложений в сомнительные предприятия или в землю, презирал девелоперов и спекулянтов. Пара его коллег, тоже преподавателей права, потеряли деньги на фондовом рынке, на строительстве кондоминиумов и на прочих мутных схемах, и он не испытывал к ним сочувствия. У него не было бизнес-интересов, партнеров, долей в совместных предприятиях – ничего, что обычно порождает конфликты и врагов. Он ненавидел долги и вовремя платил по счетам. Насколько мы знаем, был верен жене и семье. Если бы вы знали Брайана Берка, то отвергли бы любое предположение, что он изменял жене. Стетсонский университет, где он трудился, был им доволен, студенты в нем души не чаяли. За тридцать лет преподавания ему там четырежды присваивали звание Выдающегося профессора права. Он регулярно отклонял предложения стать деканом, поскольку считал своим призванием преподавание и не хотел покидать аудиторию. Идеальным он не был, Лейси, но был чертовски к этому близок.

– Жаль, что я не была с ним знакома.

– Это был милый, совершенно очаровательный человек, как будто не наживший за долгие годы никаких врагов. Убили его не с целью ограбления: бумажник остался дома, с тела ничего не пропало. Несчастным случаем это тоже явно не было. Полиция с самого начала была в замешательстве.

– Но…

– Имеется «но», причем не одно. У меня есть только смутные догадки, больше ничего. Меня мучает жажда, а вас?

Лейси помотала головой. Джери принесла себе воду со льдом и снова села. Сделав глубокий вдох, она продолжила:

– Я уже говорила, что мой отец обожал аудиторию, обожал читать лекции. Для него это было театром одного актера. Он любил держать под полным контролем все вокруг: и материал, и особенно студентов. В малой аудитории на третьем этаже университета он царил десятилетиями. Теперь там висит табличка, аудитория носит его имя. Внутри нее расположены полумесяцем восемьдесят мест, и ни одно никогда не пустовало. Его лекции по конституционному праву были захватывающими, дерзкими, часто веселыми. Он обладал огромным чувством юмора. Любой студент просился к профессору Берку – он терпеть не мог, когда его называли «доктор Берк», и даже те, кто не проходил отбор, все равно охотно слушали его лекции по конституционному праву. Внештатные профессора, деканы, выпускники и бывшие студенты, бывало, соревновались, чтобы получить местечко, и довольствовались откидными сиденьями где-нибудь в последних рядах или проходах. Его лекции часто посещал президент университета, сам юрист. Представляете?