Мне нравится рассказывать свою историю. Мне нравится показывать её людям.
Сделайте-ка мне одолжение.
Посмотрите туда. Вон туда, в пяти метрах слева от главного входа в библиотеку.
Вы видите?
Это моя рука.
Моя рука. Вот здесь.
Проснись!
Этот кошмар не снился Луне уже много лет, она уже и не помнила, когда последний раз думала о Шутихе Динь-Динь.
Она переросла этот кошмар. Она научилась контролировать свои страхи.
Она победила.
Но однажды ночью девочка внезапно проснулась. Она села в темноте, дрожа. Пот приклеил одежду к её коже.
Но хуже всего – она смеялась.
Когда Луна поняла, что высокий хохот, заполнивший ночь, исходит из её собственных уст, её смех мгновенно изменился.
На высокий, непоколебимый крик.
* * *
Всё началось, когда Луне было семь лет. Ей приснился кошмар. Обыкновенный кошмар. Но на следующую ночь ей приснился точно тот же кошмар. Он же приснился ей и в ночь после этого.
И он продолжал ей сниться. Каждую ночь, неделями.
Он всегда начинался одинаково – Луна стояла на сцене. На неё падал яркий свет, и бесчисленные ряды лиц в зале смотрели вверх.
«Где я? – Луна всегда спрашивала себя во сне, – почему я здесь?»
Затем с другой стороны сцены выходила она. Динь-Динь. Луна не знала, откуда ей известно имя этой клоунессы, она просто его знала.
Шутиха Динь-Динь.
На ней были узкие трико – одна штанина жёлтая, а другая фиолетовая, и жилет в жёлто-фиолетовую клетку. С другой стороны сцены она медленно пританцовывала по направлению к Луне, высоко задирая колени, и бубенчики на её трёхконечном колпаке и носках её туфель звенели. Публика негромко смеялась, а Луну бросало в пот.
Когда Динь-Динь наконец дотанцовывала до неё, худощавая клоунесса оказывалась так близко, что Луна могла почувствовать запах её цветочных духов и мятного дыхания. Затем Динь-Динь залезала рукой под клетчатый жилет и доставала волшебную палочку.
На этом моменте кошмара Луна всегда вертелась и извивалась под одеялом.
Потому что палочка шутихи Динь-Динь была… необычной. На конце у неё была резная голова, точная миниатюра головы самой Динь-Динь. У неё был тот же маленький нос, те же высокие скулы, та же белая кожа и те же фиолетовые губы.
Динь-Динь поднимала палочку вверх, и резной рот на палочке начинал двигаться – не как у марионетки, а как у настоящего человека, – и палочка говорила. Высоким, приторно-сладким голоском палочка произносила: «Время для смеха».
Луна пыталась отступить назад.
Тогда Динь-Динь поворачивала палочку к зрителям, и говорящая палочка слащаво отдавала команду:
«Смейтесь!»
И публика подчинялась.
Зал взрывался смехом, который заполнял всё пространство.
Звучал высокий смех, низкий смех, хрюкающий смех, шипящий смех, гоготание и хихиканье. Звук нарастал и усиливался.
«Мне нужно уйти», – понимала Луна. Она вертелась из стороны в сторону. «Как мне выбраться отсюда?»
Затем, одно за другим, лица в зале начинали меняться. Глаза смеющихся расширялись. Выражения их лиц сменялись от восторженных до сбитых с толку, затем встревоженных и, наконец, поверженных в ужас.
Стоя под ярким светом софитов, Луна знала, что происходит.
Зрители не могли перестать смеяться. Как ни старались. Они не могли остановиться. И они никогда не остановятся. Они просто будут продолжать смеяться и смеяться.
Вечно.
А затем наступала худшая часть кошмара.
Смех становился всё громче, и Шутиха Динь-Динь улыбалась тонкогубой улыбкой и указывала своей палочкой на… Луну. Маленькая голова открывала рот и произносила своим приторно-сладким голоском: «Ты тоже должна смеяться».
«Нет», – думала Луна и пыталась бежать, но было ощущение, что её ноги приклеены к сцене.
Палочка приказывала ей:
«Смейся!»
И не желая того, девочка смеялась. Она разрывалась высоким, пронзительным смехом. Она пыталась сопротивляться. Она напрягалась и корчилась от усилий.
Но это не имело значения.
Её смех наполнял сцену.
«Это дурной сон, – убеждала себя Луна, – мне снится кошмар».
И девочка велела себе проснуться.
«Проснись! – мысленно взывала она к себе. – Проснись сейчас же!»
И Луна просыпалась. Всегда. Она просыпалась внезапно и резко садилась в постели.
Однако она продолжала смеяться в темноте.
Но, как и несколькими минутами ранее, меньше чем за секунду её смех менялся на высокий, непоколебимый крик.
* * *
Сейчас, сидя в постели, девочка успокаивала дыхание. Она считала до десяти.
– Шутиха Динь-Динь, – прошептала она, – ненастоящая.
Именно так она поборола Динь-Динь много лет назад, когда ей было семь лет. Так она победила. Луна повторяла эти слова снова и снова и убеждала себя.
«Ненастоящая. Ненастоящая. Ненастоящая».
На это ушли месяцы, но со временем кошмар стал проходить. Сначала он стал сниться ей через ночь. Потом раз в неделю. Потом пару раз в месяц. И, наконец, совсем перестал.
«Всё позади», – подумала однажды Луна.
И так и было… до этой минуты.
Сейчас, пять лет спустя, девочка пыталась успокоиться, пыталась угомонить биение в груди.
Потому что Шутиха Динь-Динь вернулась.
* * *
«Ненастоящая».
Луна прошептала себе это слово на следующее утро, входя в душ.
«Ненастоящая».
И она снова шептала это себе, когда стала сушить волосы феном.
Каждый раз, когда у неё в уме всплывала Динь-Динь, высоко задирающая колени в танце или улыбающаяся своей тонкогубой улыбкой, – когда Луна собирала рюкзак или садилась завтракать, или завязывала шнурки, – девочка сжимала челюсть и шептала это слово.
«Ненастоящая. Ненастоящая. Ненастоящая».
Ещё до того, как Луна ушла в школу, она уже чувствовала, что даёт Динь-Динь отпор.
Наверное, решила девочка, этот кошмар ей больше и не приснится. Это было всего один раз. Случайность.
А потом, когда её папа подъезжал к главному входу школы, она что-то увидела – вспышку жёлто-фиолетового в одном из школьных окон. Это был точно такой же жёлтый и фиолетовый, как клетчатый жилет, узкие трико и трёхконечная шляпа Динь-Динь.
«Нет», – пронеслось в голове Луны.
Она прижалась лбом к окну машины, но чем бы ни была эта жёлто-фиолетовая вспышка, она исчезла. В одну секунду она была там, а в следующую её уже не было.
Луна прикусила ноготь. «Эта вспышка, вероятно, была лишь отражением проезжающей машины или ребёнка на велосипеде, – говорила она себе. – Вот и всё».
Она открыла дверцу машины и вышла на тротуар.
«Это ерунда», – подумала она.
И всё же она видела это своими глазами – точно такой же жёлто-фиолетовый, как клетчатый жилет, узкие трико и трёхконечная шляпа Шутихи Динь-Динь.
– Ненастоящая, – прошептала Луна.
* * *
Через несколько минут девочка уже сидела в своём классе и слушала, как директор Ходжес озвучивает утренние объявления по системе громкой связи.
«Я могу победить, – уверяла себя Луна, пока директор Ходжес объявлял обеденное меню на день – начос и салаты от шеф-повара. – Я могу победить Динь-Динь».
Ведь она уже делала это раньше. Когда ей было всего семь лет.
Директор Ходжес откашлялся в потрескивающий громкоговоритель.
– В эту пятницу, – объявил он, – все ученики соберутся в актовом зале на особое мероприятие.
«Актовый зал», – подумала Луна.
– Мы посмотрим выступление, – продолжал директор Ходжес, – клоунессы, которая называет себя… – Он прервался, и Луна услышала, как он шуршит бумагами. – … А, вот оно. Клоунесса, которая зовётся Динь-Динь.
Во рту Луны всё пересохло.
«Клоунесса, называющая себя Динь-Динь».
«Нет, – ужаснулась девочка, – она ненастоящая».
Этому должно было быть объяснение.
«Наверное, на свете полно клоунов по имени Динь-Динь, – подумала Луна, – так же, как полно клоунов по имени Бим, Карандаш или Клёпа».
Точно, так и есть.
«Кроме того, – сказала она себе, – директор Ходжес назвал Динь-Динь клоунессой, а не шутихой, а клоуны и шуты – это разное». Луна взяла карандаш и забарабанила им по парте. Если бы клоунесса, которая пришла к ним в школу, была её Шутихой Динь-Динь, директор Ходжес употребил бы именно это слово.
Шутиха.
Не клоунесса.
Так что ей не о чем беспокоиться.
Но всё равно в голове у девочки зазвучал приторно-сладкий голосок волшебной палочки Динь-Динь.
– «Смейся, – призывал голосок. – Смейся».
Луна стиснула зубы.
И до конца дня она даже не улыбнулась.
* * *
В ту ночь кошмар посетил её вновь, и в ночь после этого, и в ночь после этого. Всё происходило так же, как всегда, со сценой, зрителями и маленькой говорящей головой. В конце, когда палочка поворачивалась к Луне, и девочка разражалась высоким и пронзительным смехом, она приказывала себе: «Проснись! Проснись сейчас же!»
Она проделывала это каждую ночь. Но ночь за ночью, когда девочка резко садилась в своей постели, потея и смеясь, ей, казалось, требовалось чуть больше времени, чтобы обуздать свой смех, чуть больше времени, чтобы остановить его и превратить в высокий, непоколебимый крик.
* * *
В четверг, за день до мероприятия, в школьном коридоре вывесили плакат.
Когда Луна его увидела, она вздрогнула и выронила учебник по биологии. На нём была изображена шутиха Динь-Динь – её Шутиха Динь-Динь, – расплывшаяся в тонкогубой улыбке. На ней были узкие трико – одна штанина жёлтая, а другая фиолетовая, и клетчатая жилетка.
«Как?» – изумилась Луна.
Она медленно подошла к плакату.
– Ненастоящая, – прошептала девочка.
Вверху на плакате большими жирными буквами было написано ШУТИХА ДИНЬ-ДИНЬ.
Шутиха. Не клоунесса.
Хуже всего то, что Динь-Динь на постере держала в руках палочку.
Это была та самая палочка. С миниатюрной головой.
Луна дотронулась до шеи.
– Она настоящая, – прошептала девочка, и её сердце заколотилось сильнее.
Она уставилась на плакат, не моргая. Луна прочла слова внизу.
СМЕШИТ ЗРИТЕЛЕЙ УЖЕ ПЯТЬ ЛЕТ И НА ЭТОМ НЕ ОСТАНОВИТСЯ
«Пять лет и на этом не остановится».
Её кошмары начались пять лет назад.
Луна закрыла глаза. Стоя там, в коридоре, она как будто видела сон. Она видела сцену, яркие огни, перекошенные лица зрителей. Она видела тот самый момент, когда все в зале понимают, что с ними происходит, когда их лица напрягаются, а в глазах выступают слёзы, когда они балансируют на тончайшей грани между заливающимся смехом и неудержимым криком.
– Проснись, – прошептала Луна сама себе, стоя в коридоре.
Она открыла глаза.
* * *
«Я всё ещё могу победить», – сказала себе Луна в пятницу утром, когда зашла в свой классный кабинет. Она не должна позволять шутихе Динь-Динь управлять собой – ни той, что снилась ей в кошмарах, ни той, что была на плакате…
Кроме того, девочка нашла логическое объяснение, которое всё проясняло.
Должно быть, когда ей было семь, она где-то увидела выступление Динь-Динь. Может быть, Динь-Динь приезжала к ним в первом классе, а может быть, Луна просто увидела один из плакатов Динь-Динь, развешанных по всему городу, в продуктовом магазине или где-то ещё.
Должно быть, поэтому у неё начались кошмары.
К тому же Луна однажды слышала, что всех, кого ты видишь во сне, ты когда-то видел в реальной жизни: мужчину на улице, девушку из телевизора, клоуна с плаката. Всех их, как она слышала, ты уже видел раньше.
«Это всё объясняет», – подумала Луна, расстёгивая куртку и устраиваясь за своей партой.
Итак, после обеда, когда директор Ходжес заговорил по системе громкой связи и отпустил учеников на мероприятие, Луна встала вместе с остальными одноклассниками.
Она посмотрит шоу шутихи Динь-Динь. Она увидит, как Динь-Динь танцует и жонглирует, и, возможно, даже получит пирогом в лицо.
Она знала, что это всё исправит. Это докажет ей раз и навсегда, что Динь-Динь – всего лишь обыкновенная клоунесса.
И она победит.
Через пару минут Луна вошла в актовый зал.
Она заняла своё место. Двери зала закрылись, приглушили свет.
Девочка ждала.
Наконец из-за занавеса вышла шутиха Динь-Динь.
У Луны сжался желудок.
На Динь-Динь были её трико – одна штанина жёлтая, а другая фиолетовая, и жилетка в жёлто-фиолетовую клетку.
«Я могу победить», – твердила себе Луна. Она размяла шею.
Динь-Динь начала с обычных клоунских штучек. Она жонглировала пятью разноцветными шарами. Она каталась на одноколёсном велосипеде, балансируя кеглей для боулинга на голове. Она резала верёвку, которая, казалось, становилась только длиннее и длиннее.
Глядя на всё это, Луна не улыбнулась ни разу.
«Всего лишь обычный клоун», – думала девочка, пока длилось представление.
Затем, когда мероприятие подходило к концу, Динь-Динь подняла руку и заговорила.
– Для моего последнего номера, – зазвенел в зале голос клоунессы, – мне понадобится доброволец.
Руки взметнулись в воздух.
В груди Луны пробежала вибрация. Динь-Динь ходила взад и вперёд по сцене. Несколько детей кричали: «Я! Меня!» Другие размахивали руками.
Затем Динь-Динь остановилась. Её глаза встретились с глазами Луны, и тонкогубая улыбка стала шире.
– Ты, – сказала она и показала пальцем. – Ты та, кто мне нужен.
Все повернулись.
Луна не двигалась.
– О, не стесняйся, – звала её Динь-Динь.
– Иди, – шептали люди, и кто-то в ряду позади подтолкнул Луну в плечо.
«Сделай это», – сказала себе Луна. Если она это сделает, она сможет положить всему этому конец. Если она сможет стоять на этой сцене пока Динь-Динь проделывает карточный фокус, балансирует или жонглирует чем-нибудь, она сможет победить раз и навсегда.
Она сможет положить конец кошмарам. Навсегда.
Так, девочка медленно встала. Она прошла по проходу и вскарабкалась по пяти ступенькам на сцену.
Вскоре её осветил яркий свет, и ряды лиц смотрели вверх на неё.
Девочка сжала кулаки.
На другом конце сцены Динь-Динь начала танцевать. Она шагала, высоко задирая колени, и бубенчики на её шляпе и носках её ботинок звенели. Ученики в зале негромко смеялись, и Луна сцепила ладони.
«Всё будет хорошо», – уговаривала себя девочка.
И тут Динь-Динь оказалась рядом с ней, так близко, что Луна чувствовала запах её цветочных духов и мятного дыхания.
Луна старалась не дрожать.
Динь-Динь потянулась под жилет, помедлила секунду и вытащила… ту самую палочку.
Луна смотрела на её маленький нос, высокие скулы, белую кожу и фиолетовые губы.
Она заставила себя моргнуть.
Динь-Динь подняла палочку. Несколько человек зааплодировали, но Динь-Динь махнула рукой и указала на маленькую голову.
Воцарилась тишина.
Затем, так же как в кошмаре, палочка заговорила – не как марионетка, а как настоящий человек.
– Время для смеха, – произнесла голова, и голос палочки был высоким и слащавым.
Этого не может быть.
«Мне нужно уйти, – думала Луна, но её ноги, казалось, приклеились к сцене. – Как мне выбраться отсюда?»
– Смейтесь! – скомандовала палочка зрителям.
«Пожалуйста, нет», – молила про себя Луна.
Но её одноклассники разразились взрывом смеха. Они смеялись громко и тихо. Они хрюкали и шипели. По лицу Луны стекал пот.
Затем, одно за другим, лица её одноклассников стали меняться. Они переходили от восторга к смятению, беспокойству, а затем к ужасу.
Звук их смеха нарастал.
«Это дурной сон, – поняла Луна, – мне снится кошмар».
Но что, если это не так?
Рядом с ней шутиха Динь-Динь улыбалась своей тонкогубой улыбкой, она медленно повернула палочку… на Луну.
Маленькая голова открыла рот.
«Проснись, – приказала себе Луна, – проснись сейчас же!»
– Ты тоже должна смеяться, – проговорила палочка.
«Нет», – сокрушалась Луна.
– Смейся! – скомандовала миниатюрная голова.
«Проснись, – снова приказала себе Луна, – пожалуйста!»
Сама того не желая, девочка расхохоталась. Она старалась себя побороть, но её смех звучал высоко и пронзительно.
«Всё будет хорошо», – попыталась успокоить себя Луна. Она проснётся в любую секунду.
Она всегда просыпалась.
Но её смех продолжал заполнять сцену.
«Проснись», – снова сказала она себе. Девочка ущипнула себя за руку до боли. Рядом с ней шутиха Динь-Динь начала танцевать под её смех. По щекам Луны потекли настоящие слёзы.
«Просыпайся! – скомандовала она себе снова, – проснись!»
Ничего не происходило.
Сколько бы раз она ни приказывала себе, как бы она ни старалась, Луна оставалась на той сцене под ярким светом софитов.
И смеялась… смеялась… смеялась.
Смертельно холодно
Термометр на крыльце показывал тридцать пять градусов.
В тени.
Слишком жарко, чтобы играть в софтбол. Слишком жарко, чтобы кататься на велосипеде. Слишком жарко, чтобы есть, спать или даже двигаться.
Поэтому Хлоя сидела, просто сидела в тридцатипятиградусной тени своего крытого крыльца.
– Почему, ну почему этот дрянной кондиционер сломался именно на этой неделе?
Но Хлоя знала почему.
По этой же причине её вызывали к доске на истории, только когда она не знала ответа, по этой же причине она обливалась шоколадным молоком, только когда на ней был её любимый свитер, по этой же причине она спотыкалась в коридоре, только когда встречалась взглядом с суперсимпатичным парнем.
Потому что вселенная была… бестолковой.
И конечно, кондиционер выдохся и умер прямо в самый пик августовской жары. Когда ещё ему сломаться?
«Бестолковая вселенная», – подумала Хлоя, поёрзав в кресле на крыльце и заметив отпечатки потных ладоней на подлокотниках.
За последние несколько дней она перепробовала всё, что могла придумать, чтобы охладиться. Она принимала долгий холодный душ. Она читала книги, сидя перед вентилятором. Она потягивала холодный лимонад, натирая шею и руки кубиками льда.
Но ничего не помогало.
– Я бы сделала что угодно, – сказала Хлоя вслух, – чтобы охладиться.
В этот момент, словно в ответ на её мольбы, над крышами домов и телефонными линиями зазвенели электрические колокольчики. Хлоя прислушалась к музыке: это была простая и всем знакомая детская песенка.
Эта мелодия могла означать только одно.
Фургончик с мороженым!
Она выпрямилась в кресле. Мороженое сейчас было бы ооочень кстати.
Звонкая песенка становилась всё громче. Затем в другом конце Азалия-стрит показался белый фургон, обклеенный изображениями шариков мороженого всех цветов планет, и направился… в совершенно другую сторону.
– Бестолковая вселенная, – снова нахмурилась Хлоя, когда грузовик проехал мимо.
Девочка встала.
«Я могу перехватить его», – подумала она. Девочка полезла в карман шорт и вытащила пятидолларовую купюру, которую планировала потратить на лимонад в магазине на углу.
А потом, превозмогая жару, Хлоя побежала. Она рассекала локтями воздух. Шлепанцы едва держались у неё на ногах. С лица капал пот. Через минуту она была всего в четырёх домах позади фургона – достаточно близко, чтобы водитель мог её увидеть. Она начала размахивать своей пятидолларовой купюрой.
– Мороженщик! – закричала она, надеясь, что её услышат сквозь мелодию колокольчиков. – Эй, мороженщик!
Наконец грузовик подъехал к обочине. Детская песенка утихла.
Она догнала фургон, тяжело дыша. Девочка остановилась, согнулась пополам и упёрла ладони в колени.
Продавец мороженого отодвинул маленькое окошко.
– Я кричу, я хочу, все хотят мороженого, – воскликнул он высоким звонким голосом. – Что я могу тебе предложить?
Ого, опешила Хлоя. Этот мороженщик выглядел как-то… по-другому. Он был молодой, у него было круглое лицо и ярко-красные щёки. На нём была бумажная шапочка, белый пиджак и галстук-бабочка. Настоящий галстук-бабочка.
Тяжело дыша, Хлоя пробежалась взглядом по меню на стенке фургона.
На выбор было три размера мороженого: рожок с одним шариком, который в меню назывался Арктическая прохлада, рожок с двумя шариками, который назывался Зимний взрыв, и рожок с тремя шариками, который назывался Легко и Просто: Ультразаморозка.
Странно. Но если и есть хоть какой-то шанс охладиться, особенно после того, как она в самый жаркий день года целых два квартала гналась за фургончиком с мороженым, то это будет самый большой рожок мороженого, который можно купить за деньги, она это знала.
– Я бы хотела, – произнесла Хлоя, пытаясь говорить и отдышаться одновременно, – Легко и Просто… Ультразаморозка… все шоколадные… пожалуйста.
– Три больших шарика шоколадного сию минуту, – ответил мороженщик и просиял улыбкой. Он схватил серебряную ложку для мороженого.
Хлоя заметила, что мороженщик каким-то образом ни капельки не вспотел. Несмотря на палящее солнце, белый пиджак и галстук-бабочку, он выглядел свежим и прохладным, как октябрьское утро.
«Наверное, в фургончике с мороженым прохладно, – подумала Хлоя. – Иначе всё мороженое растаяло бы».
Мороженщик сделал три шарика и протянул ей рожок.
Он был идеальным, как рожок мороженого из мультфильма: высокий и безупречно ровный. Девочка взяла его и протянула свою пятидолларовую купюру, поняв, что не увидела в меню цен.
– О нет, нет, нет – отмахнулся от денег мороженщик.
Хлоя держала руку вытянутой. Продавец мороженого снова улыбнулся. Его улыбка была как в рекламе зубной пасты – белозубая и широкая.
Он не взял деньги.
– Вы имеете в виду, что это мороженое бесплатное? – уточнила Хлоя. Она никогда раньше не слышала, чтобы фургончик с мороженым раздавал бесплатные рожки.
– Ну. – Мороженщик снова блеснул зубами-жемчужинами. – Скажем так, Легко и Просто: Ультразаморозка не стоит денег.
С этими словами он бросил ложку для мороженого в наполненное водой ведро, задвинул окошко и забрался обратно на водительское сиденье.
«Странно», – снова подумала Хлоя, когда продавец мороженого щёлкнул выключателем, и снова зазвучала детская песенка.
Фургончик отъехал. Хлоя вытерла лоб. Тыльные стороны её коленей ощущались вязкими и липкими. Влажные волосы прилипали к шее.
Она осмотрела рожок мороженого, который «не стоит денег».
«Кто этот человек?» – размышляла Хлоя. Он что, правда разъезжает по городу, раздавая детям бесплатные угощения в самый жаркий день года? Он и правда просто весёлый водитель фургончика с мороженым?
Хлоя покосилась на Легко и Просто: Ультразаморозку.
По её пальцам начали стекать шоколадные капли. Если она не съест его в ближайшее время, её мороженое превратится в липкую лужу, и получится, она напрасно бежала по летнему зною.
Девочка прислушалась к затихающим звукам детской песенки. Она чувствовала, как солнце опаляет её руки и лицо.
Хлоя поднесла рожок ко рту.
Затем кончиком языка она лизнула его. Легонько.
Она сразу поняла, что сделала правильный выбор. Мороженое было сладким и холодным, и даже от одного укуса Хлоя стала чуть меньше потеть.
Она снова лизнула, и шея внезапно стала менее липкой.
Она шла домой и ела, и понемногу ей становилось прохладнее.
Солнце палило, но каким-то образом даже тыльные стороны её коленей казались менее липкими. Девочка откусывала шоколад и холодок, казалось, разливался по всему её телу.
К тому времени, когда Хлоя вернулась в своё кресло на крыльце, пот на её лице полностью высох. Даже волосы ощущались лёгкими, воздушными и сухими.
«Все хотят мороженого», – вспомнилось девочке.
Мороженое помогло, когда больше ничего не помогало – ни холодный душ, ни лимонад, ни кубики льда.
Хлоя откусила от ещё одного сливочного шарика, и хотя столбик термометра на крыльце поднялся до тридцати шести градусов – и это в тени – по её шее пробежал холодок.
Легко и Просто: Ультразаморозка сработала!
Может быть, вселенная не такая уж и бестолковая.
Ведь она сидит, поедает мороженое в самый разгар августовской жары, и оно ей ничего не стоило.
* * *
Эффект от Ультразаморозки длился до конца дня. В то время как мама Хлои практически таяла перед дующим вентилятором, Хлоя чувствовала себя комфортно и прохладно.
На следующее утро, когда Хлоя проснулась, она обнаружила, что ночью забралась под одеяло.
Она не могла в это поверить. С тех пор как сломался кондиционер, ей приходилось спать поверх одеяла, а не под ним, и она раз за разом просыпалась посреди ночи от жары.
Но наутро после того, как Хлоя съела Легко и Просто: Ультразаморозку, она проснулась, уютно укрывшись под тремя слоями – простынёй, одеялом и покрывалом.
Девочка встала и приняла тёплый душ. Она надела длинные брюки и приготовила себе горячий завтрак – яичницу с колбасой.
– Ты в джинсах? – удивилась мама, когда Хлоя вошла на кухню. На ней была старая майка и свободные шорты, и она катала по лбу замороженную бутылку с водой. – Сегодня обещали сорок градусов.
Хлоя пожала плечами.
– Я потом переоденусь, если станет слишком жарко. – Но жарко не стало. По крайней мере, Хлое.