– Кто-нибудь курит, – отмахнулся «бульдог».
– Неужели вы спутаете запах хорошего табака с запахом дыма?
В эту минуту дверь в комнату открылась, и на пороге появилась дама-метрдотель. Лицо ее было озабочено.
– Господа, – проговорила она, стараясь не выдать свою тревогу, – боюсь, что всем следует как можно скорее покинуть клуб.
– Что – пожар? – осведомился человек с бородкой, обведя остальных взглядом – мол, я же говорил!
– Ну не то чтобы пожар… никаких причин для паники нет… но да, кое-что загорелось. Мы уже вызвали пожарных. Прошу, выходите через ту дверь, там вам никто не помешает… – И она показала на неприметную дверь в глубине комнаты.
Теперь запах дыма чувствовался отчетливо. Мужчина с бородкой первым устремился к выходу.
Надежда взглянула на «бульдога»:
– Вы так и не ответили на мой вопрос!
– Но вы же видите, что обстоятельства явно не благоприятствуют разговору…
– Вам не понадобится много времени!
– Потом, потом! – и «бульдог» направился на выход.
Двое других уже протиснулись в дверь, Надежда же дернула «бульдога» за рукав смокинга.
– Слушайте, это нечестно! Вы же проиграли, а теперь пытаетесь сбежать, не заплатив!
– Но пожар…
– Это не причина! – Надежда Николаевна вцепилась в рукав смокинга намертво.
– Ну, хорошо, – вздохнул «бульдог». – Тут все дело в Инес да Кастро. Вы знаете, кто это?
– В некотором роде… – пробормотала Надежда, усиленно вспоминая, откуда она знает это имя.
– Так вот, все дело в ее тайне…
– Так она же умерла пятьсот лет назад! – У Надежды была не очень хорошая память на исторические даты, так что сказала она весьма приблизительно.
– Больше! – Ее собеседник исхитрился вырваться и скрылся за дверью.
Надежде ничего не оставалось, как последовать за ним.
Оказавшись в длинном коридоре, она увидела, что впереди мелькнула широкая спина «бульдога», и поспешила следом. Она надеялась, что он выведет ее из этого вертепа, называемого покер-клубом. «Только для своих!» – вспомнила она слова Ленки Левицкой. Не клуб, а сумасшедший дом какой-то!
Внезапно откуда-то сбоку появился высокий человек в громоздком защитном костюме, шлеме и респираторе. Он шагнул к Надежде и схватил ее за руку.
– Чего вы хотите? – Надежда попыталась сбросить его руку. – Я вполне в состоянии сама отсюда выйти! Помогите кому-нибудь другому! Там еще много людей!
Однако пожарный не обратил внимания на ее слова и потащил Надежду в сторону, причем не в ту, куда убежали ее партнеры по игре.
– Да отпустите же меня! – вскрикнула Надежда Николаевна, безуспешно пытаясь вырваться.
Пожарный втащил ее в какую-то комнату. Здесь, как и во всех помещениях клуба, было множество зеркал и красного бархата, однако часть светильников оказалась погашена, поэтому было полутемно.
– Отпустите! – повторила Надежда.
Но пожарный не собирался ее отпускать. Наоборот, он еще крепче сжал ее руку, склонился над ней и с угрозой проговорил:
– Ты мне ее принесешь!
Голос показался Надежде знакомым, хотя и был искажен респиратором. Ах вот оно что! Этот злодейский Мессир нашел ее и здесь!
В этот раз Надежда Николаевна не растерялась и решила дорого продать свою жизнь и свободу. Но что можно сделать, когда на нем форма пожарного и шлем?..
В эту минуту в двери показалась женщина в узком черном платье, с высоко забранными волосами, только лица было не разглядеть в полутьме.
– Лена? – окликнула ее Надежда Николаевна. – Это ты?
Женщина ничего не ответила, переводя взгляд с Надежды на пожарного и обратно.
– Помоги! Этот пожарный…
– Никакой он не пожарный! – ответила женщина в черном, метнулась к нему и ударила острым носком туфли под колено.
Тот от неожиданности отпустил Надежду и попятился.
Женщина в черном резким движением сдернула с него респиратор и брызнула в лицо из блестящего баллончика. Мужчина закашлялся, захрипел и упал на колени. У него было смуглое лицо и густые вьющиеся волосы, только не черные, а с проседью. А главное – глаза… Надежда Николаевна вспомнила рассказ тети Лины, которая видела этого человека сорок лет назад. Особенно ее поразили его глаза – черные, горящие, и такое в них плескалось зло… Ему тогда было примерно лет сорок, значит, сейчас, стало быть, все восемьдесят. Что ж, он неплохо сохранился…
Женщина в черном платье схватила Надежду за руку и потащила к двери. В какой-то момент свет упал на ее лицо, и Надежда Николаевна заметила на ней черную шелковую маску с прорезями для глаз.
Это точно была не Лена Левицкая… Не та фигура, и голос совсем другой, только платье похоже…
Надежда почувствовала боль и скосила глаза на руку незнакомки – маленькую смуглую руку с тонкими пальцами и маленькими острыми ноготками, похожими на птичьи коготки. Эти коготки болезненно врезались в руку Надежды…
– Больно же! – проговорила она.
– Потерпишь! – прошипела незнакомка.
Они выскочили в очередной коридор. Здесь меньше пахло дымом, зато потянуло холодным свежим воздухом.
Женщина сделала еще несколько шагов и подтолкнула Надежду к открытой двери:
– Беги!
– А ты как же? – заикнулась было Надежда Николаевна, но незнакомка так сильно толкнула ее в спину, что Надежда едва не упала, а когда очухалась и крепко встала на ноги, то дверь захлопнулась.
Хорошо, что у Витебского вокзала поймать такси было несложно, хотя и пришлось обойти здание по периметру. По закону свинства пошел дождь, и Надежда, конечно, промочила ноги в легких нарядных туфлях.
В машине она посмотрела на часы и обомлела: двенадцатый час, муж вполне мог вернуться раньше ее. И что она ему скажет? Тут не отговоришься, что маму навещала. В таком-то виде!
Таксист всю дорогу демонстративно оглядывался и втягивал носом воздух. Ну да, от нее небось несло дымом, как от пионерского костра. «Здравствуй, милая картошка-тошка-тошка, пионеров идеал-ал-ал…»
– Конец маршрута, – сказал навигатор женским голосом.
Надежда забыла предупредить таксиста, чтобы остановился чуть в стороне, и машина с шиком подкатила прямо к подъезду. Под козырьком толклась неизменная Антонина Васильевна. Вот какого черта ей нужно на улице без малого в полночь?
– Ой, Надя! – заговорила соседка. – А у меня голова что-то разболелась, решила перед сном погулять. И смотрю – ты это или не ты? С вечеринки, что ли?
– У подруги день рождения справляли, – неохотно буркнула Надежда.
– Девичник, что ли? – понимающе заулыбалась Антонина, но Надежда Николаевна, не отвечая, проскочила в подъезд.
Мужа, к счастью, еще не было, в темной прихожей под ноги Надежде попался встрепанный и очень недовольный Бейсик и тут же заорал дурным мявом.
– Уймись ты! Сгинь с глаз моих! – шикнула Надежда и, запершись в ванной, сбросила платье и засунула его в корзину с грязным бельем, после чего отправилась под душ.
Наскоро сполоснувшись чтобы смыть запах гари, она поспешила убрать следы преступления – мокрые туфли, сумку, брошенное пальто, но не успела. В прихожей стоял муж и задушевно разговаривал с котом:
– Ты мой дорогой… Как же я по тебе соскучился…
С первого взгляда Надежда поняла, что Сан Саныч здорово пьян. Такое с ним случалось крайне редко, едва ли не пару раз в жизни. Поэтому она не удивилась: ну пошел мужик без жены к старым друзьям, вспомнили молодость, он и не рассчитал силы, с кем не бывает?
Кот, однако, Надеждиных взглядов не разделял. Такой хозяин ему не нравился, он попятился и зашипел.
– Надя, почему он так со мной? – обиделся Сан Саныч.
– Раздевайся и проходи уж, – сказала Надежда, заметив, что муж даже не закрыл входную дверь.
Она вышла на площадку, чтобы проверить, все ли в порядке. Дверь и там оказалась не закрыта. Надежда Николаевна покачала головой, а вернувшись в квартиру и обнаружив, что Сан Саныч пристраивается поспать на пуфике в прихожей, засмеялась. Однако, после того как она провозилась с мужем часа полтора, ей было уже не до смеха. Одно хорошо: он не заметил ее мокрые туфли и брошенное пальто.
После ухода Надежды Антонина Васильевна собралась было домой, но тут снова подъехало такси, из которого вышел Сан Саныч и заспешил домой. Несмотря на то что Недреманное Око была женщиной заметной и стояла прямо у подъезда, сосед ее не заметил.
«Все ясно, поссорились, – поняла Антонина Васильевна, – оттого и Надежда такая встрепанная явилась. И здорово, наверно, поругались, иначе не стали бы на два такси тратиться. А вот отчего поругались-то?» – задумалась было она и тут же сама себе уверенно ответила: вполне может быть, что муж Надежду приревновал. Потому что платье на ней было слишком нарядное – это раз, макияж слишком яркий – это два, и выглядела она виноватой – это три.
Антонина Васильевна посмотрела вслед соседу и увидела, что он с трудом нашел кнопку вызова лифта. Опять-таки ничего удивительного: выпил мужчина с горя.
Соседка покачала головой и пошла спать. Однако утром, поразмыслив над вчерашним, мнение свое радикально переменила.
Все же Надежду она уважала и считала женщиной серьезной, а не какой-нибудь вертихвосткой. Не стала бы Надежда мужа провоцировать, исповедуя старое доброе правило, что если пришла в гости с мужем, то на посторонних мужиков и взгляда не бросай, а не то чтобы разговаривать или там танцевать. Тогда все будут довольны и счастливы, и домой супруги отправятся под ручку, вспоминая приятный вечер в кругу друзей.
Так что дело тут было в другом. Не муж Надежду приревновал, а она на него рассердилась, и за что, тоже ясно: выпил лишнего. Ну, это дело житейское, все перемелется.
С такими мыслями Антонина Васильевна отправилась на утреннюю прогулку. По причине раннего времени да еще воскресенья народу возле подъезда не было, только выполз сонный Андрон со своей собачкой Люсей.
Чуть позже вышла Зинаида, с которой у Антонины Васильевны были сложные отношения. Дело в том, что Зинаиде не давала покоя слава Антонины, которую все уважали, в том числе полиция, а некоторые жильцы даже побаивались. Ну и что с того, что Антонина Васильевна всегда была в курсе всех дел в микрорайоне? Зинаиде тоже было известно все, что происходило в доме и во дворе. Она только и делала, что наблюдала за всеми, выспрашивала и вынюхивала.
Только, в отличие от Антонины Васильевны, которая не только наблюдала, но и анализировала, Зинаида любила делиться информацией, причем чаще всего непроверенной, то есть, говоря по-простому, была самой обычной сплетницей, которая не то что раззвонит немедленно то, что видела или слышала, а и от себя еще прибавит чего не было. За это Зинаиду в доме не слишком любили.
– Слышь, Антонина, – сказала Зинаида, плотоядно облизывая губы, – а чегой-то Лебедевы ночью порознь вернулись? Поругались, что ли?
Вот откуда она узнала? Антонина Васильевна была уверена, что, кроме нее, супругов Лебедевых никто из соседей не видел. Не иначе у Зинаиды подзорная труба в окне.
– Не знаю, – Недреманное Око поджала губы, – они мне не докладывали.
– Ты же с Надеждой дружишь. Неужели и парой слов с ней вчера не перекинулась?.. – не отставала Зинаида и, не дождавшись ответа, фыркнула: – Ну и ладно. Не иначе как разводиться они надумали. Ой, племяннице непременно нужно рассказать, может, они квартиру продавать будут? Так она купила бы, все ко мне поближе…
Один Бог знает, чего стоило Антонине Васильевне сдержаться!
Супруги Лебедевы понятия не имели, что вокруг них кипят такие страсти. Пропрыгав полночи возле мужа да еще после вчерашних приключений, Надежда намеревалась поспать от души, тем более что день воскресный. Но не тут-то было.
Сан Саныч проснулся бледный и потный, сказал, что, наверное, заболел, потому что у него ужасно болит голова, шея не ворочается, и вообще все тело как будто налито свинцом. А еще руки немеют и ноги совершенно не чувствуют одеяла.
«Обычное похмелье!» – подумала Надежда, в самый последний момент едва удержавшись, чтобы не сказать это вслух.
Она предложила ему на выбор воды, кофе и томатного сока, но муж от всего с негодованием отказался, еле уговорила его принять таблетку от головной боли.
«Что ж ему, рассол, что ли, нужен?» – мысленно возопила Надежда Николаевна, потому что возиться с таким капризулей уже начинало надоедать. С вечера ведь покоя не давал.
Поскольку опыта в таких вещах у нее было мало, она напрягла голову и вспомнила, что от похмелья помогает горячее и кислое.
– Может, ты хочешь чаю с лимоном?
Да, обрадовался муж, он с удовольствием выпил бы сейчас крепкого сладкого чаю с лимоном, а потом чего-нибудь съел бы. Можно бутерброд, только не с колбасой, а с сыром. Ему нужно поддержать силы, тем более что и голова прошла.
Обрадованная Надежда побежала на кухню, но там ее ждал неприятный сюрприз: лимонов в доме не было. Три дня назад она пекла пирог с лимоном, все израсходовала, а потом забыла купить.
Муж нежничал с котом, который сменил гнев на милость и теперь громко мурлыкал, развалившись на кровати. Так что Надежда решила, что муж в надежных лапах, и убежала в магазин.
В супермаркет она решила не ходить – и дальше, и провозишься дольше, а лучше забежать в ларек или в небольшой магазинчик на углу, авось лимоны там есть.
Надежда бодро припустила вперед, но, не доходя до угла, увидела табличку, написанную от руки: «Овощи. Фрукты», и стрелку, ведущую во двор. Ага, не успели, наверное, оформить все как надо, прячутся от конкурентов или от властей. Ну, ей-то что до этого? Возьмет пару лимонов, да и пойдет себе…
Надежда пересекла двор и увидела, что стрелка указывает на подвальное помещение. Три ступеньки вели вниз, железная дверь была приоткрыта.
– Заходи, заходи! – приветливо закричала смуглая полная женщина.
– А лимоны есть? – спросила Надежда.
– Все у меня есть, только привезли!
Подойдя к двери, Надежда Николаевна увидела полное изобилие. Были тут и всевозможные цитрусовые, и румяные яблоки, и зеленые огурцы, и огромные багровые помидоры, и синебокие баклажаны…
Женщина положила на весы три крупных лимона и тут же добавила еще один.
– Да хватит пока…
– Апельсины бери, – посоветовала продавщица. – Хорошие апельсины, португальские.
Апельсины и правда были хороши, каждый – как оранжевый солнечный шар.
– Берите, дама, берите, – послышалось из подсобки. – У нас товар первый сорт…
Надежда оглянулась на голос и увидела маленького старичка, который перебирал фрукты. Руки у него были длинные, тонкие, как лапка у паука.
На миг ей показалось, что она уже видела этого старичка и даже говорила с ним о чем-то важном, но когда помотала головой, наваждение прошло.
– Ой, у меня пакеты кончились! – Продавщица огорченно всплеснула руками. – Ну, я в бумагу заверну!
Надежда расплатилась и побежала домой, беспокоясь, как там муж.
Застав обоих – и мужа, и кота – сладко спящими на кровати, она прошла на кухню, выложила фрукты на стол и только тут заметила, что они были завернуты в листы с каким-то текстом. Текст был явно старинный, с ятями. Надежда присела на стул и стала читать.
Прошло сколько-то времени – может, час, а может, и куда больше, – и Лиза пришла в себя.
Вокруг было темно, у нее болела голова, а руки и ноги оказались связаны. Где-то совсем близко раздавались голоса.
Значит, там были люди, и они могут ей помочь…
Лиза попыталась позвать на помощь, но не смогла издать ни звука: рот ее был заткнут кляпом, и из него вырывалось только невнятное мычание.
Тут Лиза невольно прислушалась к голосам. Разговаривали двое, и одного из них – точнее, одну – она тотчас же узнала.
Это была та самая девушка, которая сперва помогла ей проникнуть в особняк, а после выпустила из шкафа. Но говорила она нечто очень странное:
– Наверное, она что-то все-таки знает! Иначе зачем сюда пробралась?
– Если так, – отвечал второй голос, мужской, – нужно от нее избавиться.
– Избавиться? Это как?
– Очень просто. Как стемнеет, вынесем ее из дома и сбросим в канал…
– Ужасы какие вы говорите! – ахнула горничная.
«О чем это они? – думала Лиза, слушая этот разговор. – Кого хотят сбросить в канал?»
– Ужасы там или не ужасы, но ты сама сказала, что она что-то знает. Или вынюхивает.
– Вынюхивает, это точно! И хитро так… мне сказала, что новенькая, что ее первый день как наняли!
Тут до Лизы дошло, что эти двое говорят о ней, и как только стемнеет, собираются вынести ее из дома и утопить в Екатерининском канале…
– Вот видишь – это никак нельзя оставить… – продолжал мужчина, – сама знаешь, как это важно!
– А если всплывет? – деловито осведомилась девушка.
– А чтобы не всплыла, положим ей в карманы побольше камней. С камнями не всплывет!
– А если ее все же найдут?
– Не найдут. А на всякий случай записку ей в карман положим – мол, так и так, не хочу больше жить… ты ведь умеешь писать?
– Умею, и читать, и писать! – гордо ответила горничная.
– Ну, тебе и карты в руки. Сразу увидят, что девичий почерк.
Мужчина помолчал немного, а потом проговорил озабоченно:
– Узнать бы только, кто ее сюда подослал. Она тебе ничего не говорила?
– Нет, ничего. Я правда и не успела ее толком расспросить.
– Как бы все-таки это разузнать? Уж не Николай ли Савельевич тут замешан? Не дай бог, он узнает лишнее… – Вдруг мужчина настороженно замолчал, а потом заговорил, понизив голос: – Кто-то идет… уходи отсюда, только незаметно, нас не должны видеть вместе…
Послышались быстрые удаляющиеся шаги, потом тот же мужской голос проговорил с фальшивым радушием:
– Ах, это вы, Николай Савельевич! С вами-то я и хотел поговорить! Есть у меня к вам разговорец…
– О чем же хотите вы поговорить?
– Только не здесь, дорогой мой, только не здесь! Здесь, друг мой, и стены имеют уши…
Шаги и голоса удалились.
Лиза осталась одна и только сейчас смогла оценить ужас своего положения.
Глаза ее за это время привыкли к скудному освещению, и она разглядела по стенам чулана полки, на которых стояли какие-то коробки, пакеты и банки. Судя по всему, ее заперли в чулане в чужом доме, и жить ей осталось до вечера – тогда за ней придут и утопят ее в холодном и грязном канале…
Лиза пошевелила руками, но они были крепко связаны, и веревка только глубже врезалась в запястья.
Время медленно тянулось, и последние остатки надежды таяли, как снег под лучами весеннего солнца. Свет, и до того скудный, стал еще больше темнеть – видимо, дело шло к вечеру. А значит, скоро за ней придут, и жизнь Лизы оборвется, едва начавшись…
Внезапно за дверью чулана послышались осторожные, неуверенные шаги. Лиза сжалась, отползла в дальний угол… неужели это пришли ее убивать?
Дверь с негромким скрипом открылась. На пороге появилась фигура. Различить лицо против света оказалось трудно, но было видно, что это женщина.
Лиза хотела взмолиться о помощи, но из-за кляпа смогла только невнятно замычать. Женщина поднесла палец к губам – мол, тише! Лиза замерла.
Незнакомка вошла в чулан, подошла к девочке и наклонилась. В руке у нее был узкий нож. Лиза задрожала от страха… однако незнакомка не причинила ей никакого вреда – напротив, она перерезала веревки на руках и ногах, а потом вытащила кляп изо рта, сначала убедившись, что Лиза не будет кричать.
При этом перед глазами Лизы оказались ее руки – узкие, с тонкими, хрупкими пальцами и маленькими острыми ноготками, похожими на птичьи коготки.
– Бедное дитя! – проговорила незнакомка, ласково погладив Лизу по голове. – Кто же так сурово обошелся с тобой? Кто запер тебя здесь?
– Это мужчина… мужчина из тех, кто живет в доме. И с ним – горничная… она обманом заманила меня, а потом вместе с мужчиной заперла в этом чулане. Они собирались вечером утопить меня в Екатерининском канале…
– Бедное дитя! – повторила женщина с сочувствием. – Не бойся, они ничего тебе не сделают. Они не посмеют. И вообще – скоро ты уйдешь из этого дома, вернешься к своей тетушке, где никто тебя не тронет, где ты будешь в безопасности…
От ее ласковых слов и прикосновений у Лизы стало легче на душе. Правда, что-то в словах незнакомки показалось ей странным, но разве это так важно? Эта женщина добра к ней, а это – самое главное…
– Наверное, ты хочешь пить? – проговорила женщина заботливо. – Ты так долго была взаперти…
После этих слов Лиза поняла, что и правда до смерти хочет пить.
Женщина ненадолго отошла от нее и вернулась с хрустальным стаканом в руке.
Лиза взяла этот стакан, поднесла к губам, сделала глоток…
Это была не вода, и не квас, и не крюшон. Питье в стакане немного напоминало домашний лимонад, который Лиза пила на дне рождения кузины Натали, но гораздо вкуснее. Правда, этот напиток немного горчил, но эта горечь оказалась приятна, в ней чувствовался аромат южной ночи, запах цветущих лимонных деревьев, запах нагретой за день сухой глинистой земли…
После второго глотка Лизе послышалось пение птиц в ветвях олеандра… «Почему олеандра?» – подумала она. Ей никогда не доводилось видеть олеандр, она даже не знала, как он выглядит.
А еще она услышала негромкий стук копыт по каменистой тропе, звяканье серебряных бубенцов на поводьях…
Тут Лиза сообразила, что показалось ей странным в словах доброй незнакомки. Та сказала, что Лиза скоро вернется к тетушке… но Лиза ничего не говорила ей о своей тетушке, откуда же она знает о ней?
Впрочем, это казалось уже вовсе не важным. Важно было сделать еще один глоток чудесного питья, и еще один… Лиза пила глоток за глотком и допила весь стакан. Поставила его на стол и увидела свою руку…
Это была рука не девочки-подростка, а взрослой, даже стареющей женщины: узкая рука с тонкими, хрупкими пальцами, с маленькими острыми ноготками, похожими на птичьи коготки.
Лиза удивленно взглянула на добрую незнакомку… Но перед ней была не она, а девочка Лизиного возраста, Лизиного роста. Девочка с такими же, как у Лизы, немного растрепанными темными волосами, с симпатичным, немного веснушчатым лицом…
С лицом, которое Лиза каждый день видела в зеркале.
– Что это? – хотела спросить она. – Как это? Что со мной случилось?
Но вместо таких простых слов из ее уст вырвалось только невнятное бормотание, как тогда, когда во рту находился кляп.
Девочка с темными волосами и милым веснушчатым лицом подошла к ней, ласково погладила по голове и сказала таким знакомым голосом:
– Не переживай и не бойся! Тебе не будет больно! О тебе будут заботиться… садись, садись сюда!
Девочка подвела ее к креслу, усадила в него и аккуратно оправила пышные рукава платья.
С некоторым усилием Лиза – или уже не Лиза – оглядела себя. Она была взрослой, даже стареющей женщиной в дорогом красивом платье. Той самой женщиной, которую видела прежде неподвижно сидящей в кресле. Да собственно, она и была той женщиной…
А девочка, которая стояла перед ней?
«Кто ты?» – хотела спросить ее Лиза. Но теперь она не могла даже пошевелить губами.
Однако девочка каким-то образом услышала ее вопрос, а может, прочла его в глазах.
– Кто я? – проговорила она задумчиво. – Иногда я сама это забываю… я родилась давно, очень давно… почти шестьсот лет назад, в далекой жаркой стране… меня звали тогда Инес… с тех пор я сменила много имен, многие из них я уже забыла, но то, самое первое имя я все еще помню. Меня звали Инес де Кастро… И еще я помню тот день, когда встретила его – моего принца, моего возлюбленного. Он ехал на гнедом коне, серебряная сбруя звенела нежными переливами, но не звон сбруи заставил замереть мое сердце, а его взгляд, взгляд моего прекрасного принца… Я никогда не забуду его! Этот взгляд проник в самое мое сердце и заставил его биться живее… Между нами встало множество препятствий, но я преодолела их все. Я преодолела саму смерть – ибо мне пришлось умереть и снова ожить, чтобы быть с ним, чтобы принадлежать ему. Мне помог в этом чародей, мавр, который знал древние тайны. Он дал немного чудодейственного снадобья, которое помогло мне прикинуться мертвой, а потом снова ожить… И я принадлежала ему, принадлежала моему принцу, я была его возлюбленной, была его женой, а когда он стал королем – я стала его королевой. Он приказал всем своим вассалам, всем своим придворным присягнуть мне – и они подчинились. Я была счастлива. Но это счастье длилось недолго – я стала быстро стареть. Должно быть, виной тому было то снадобье, которое помогло мне прикинуться мертвой, а потом снова ожить. Тогда я снова пошла к тому мавру, тому чародею, но он не хотел мне помогать, уверяя, что ничего не может сделать. Я приказала своим людям схватить его и пытать до тех пор, пока не даст мне новое снадобье. Он дал, но после этого умер. Его снадобье помогло мне, но ненадолго. Я снова стала стареть, и теперь мне не к кому было обратиться. Однако верные мне люди узнали, что в горах живет еще один чародей… Я нашла его и попросила помочь. Он сказал, что не может вернуть мне юность, но может переместить мою душу в молодое тело. Сначала я не согласилась и прогнала чародея. То, что он мне предложил, показалось кощунственным, противным Божьим заповедям. К тому времени мой король, мой возлюбленный умер. Сначала я не хотела жить без него. Умереть не страшно, если жить не для кого. Но потом мое лицо покрылось морщинами, кожа стала дряблой, волосы редели и седели… Я старела день ото дня, и это было так ужасно, что я не выдержала и снова призвала чародея, сказав ему, что согласна. Тогда он велел мне найти девушку, в чье тело я хотела бы переселиться. Я вызвала одну из своих служанок – самую юную и красивую. Чародей всыпал в бокал вина волшебный порошок, и я велела служанке выпить содержимое этого бокала. Она не посмела ослушаться. Потом он налил и мне такого же вина. Мы обе выпили зелье – и случилось невероятное. Сначала у меня начались судороги, в глазах потемнело, и на какое-то время я лишилась чувств. А когда пришла в себя, увидела свои руки… они были белыми и гладкими, как много лет назад! Я подошла к зеркалу – и увидела свое лицо. Нет, это было не мое лицо, это было лицо юной служанки, прекрасное и свежее, как майская роза. Радости моей не было конца… Только налюбовавшись своим новым лицом и телом, я взглянула на ту, которая прежде была служанкой. Это была стареющая, увядающая женщина – та, которая совсем недавно была мной. Она в ужасе разглядывала свои руки, свои седые, посекшиеся волосы… И только тогда я осознала, что, обретя новую молодость, я утратила свой королевский сан, свою власть и богатство. Осознала, что теперь я – бедная, безродная девушка. Больше того, я поняла, что мне нужно как можно быстрее бежать из дворца, покуда бывшая служанка не поняла, какой властью отныне обладает, и не использовала свою власть против меня…
Девочка с Лизиным лицом хотела еще что-то сказать, но вдруг растерянно замолчала, словно не могла подобрать слово. Удивленно округлив глаза, она пролепетала:
– Что со мной? Я начинаю терять память… с каждым разом, с каждым преображением мне все труднее и труднее вспоминать свое прошлое, но сейчас я, кажется, забыла самое главное… я забыла, где спрятала свое чудодейственное снадобье…
Вдруг послышались быстро приближающиеся шаги. Девочка вскрикнула и выбежала из чулана.
Дверь распахнулась, и вошел высокий дородный мужчина в английском сюртуке, с темными блестящими волосами и маленькой бородкой клинышком.
– Ты зде-есь, душа моя! – протянул он, подходя к креслу, в котором сидела Лиза… или не Лиза, а стареющая женщина с узкими тонкими руками. – Кто тебя привез в эту комнату? Впрочем, неважно, сейчас подадут лошадей, и мы поедем на прогулку…
– Это не я! – хотела сказать Лиза. – То есть, наоборот, это я, а не та страшная женщина!
Но она не могла сказать ни слова, не могла даже пошевелить губами. Она была обречена на пожизненное заключение в чужом теле.
В целом воскресенье прошло спокойно. Муж проспал до полудня и проснулся бодрый и голодный. Надежда приготовила ему плотный завтрак – омлет из трех яиц с ветчиной и сыром и большую чашку кофе с молоком. Потом он принял душ и спохватился, что не дали чаю с лимоном. А уж после чая и солидной порции песочного печенья, которое Надежда дальновидно прихватила в пекарне на углу, сказал, что чувствует себя гораздо лучше, и удалился в кабинет.
Кстати, апельсины и правда были очень вкусные, не обманула продавщица.
Только в понедельник, проводив Сан Саныча на работу, Надежда перевела дух и смогла сосредоточиться на расследовании.
Тщательно восстановив в памяти все, что случилось с ней в субботу вечером, она вспомнила слова похожего на бульдога мужчины. Проиграв Надежде партию в карты, он неохотно сказал, что история старинной книги уходит корнями в далекое прошлое и связана с историей Инес де Кастро, то ли фаворитки, то ли жены средневекового португальского короля.
Про Инес де Кастро Надежда слышала в музее Театра оперетты и, чтобы разобраться во всех хитросплетениях и понять, как эти две истории могут быть связаны с нашим временем, обратилась к Интернету.
Выяснилось, что Инес де Кастро, дочь крупного португальского феодала, была фавориткой португальского принца, наследника престола. Она умерла молодой, прежде, чем ее возлюбленный стал королем. И умерла скорее всего не своей смертью, а была отравлена по приказу старого короля, родного отца принца.
Когда же король умер и принц в свою очередь стал королем под именем Педру I, в первую очередь он приказал казнить тех придворных, которые помогли отравить Инес. Правда, не все дожили до этого, а те, кто дожил, вроде бы успели сбежать.
Однако самым интересным оказалось то, что следующим приказом Педру I распорядился выкопать свою мертвую возлюбленную, сочетался с ней церковным браком, короновал ее и, усадив труп на королевский трон, приказал всем придворным и вассалам присягнуть на верность мертвой королеве и в знак верности целовать ее руку…
«Кошмарная история», – подумала Надежда, представив полуразложившийся труп в пышном королевском одеянии и надменных португальских дворян, по очереди целующих ее руку… Неужели это правда? Наверняка так и было, такое не придумаешь, хоть историки и летописцы любят преувеличивать.
Благодаря необычному сюжету и ярким подробностям история любви короля и мертвой красавицы стала сюжетом множества произведений литературы и искусства. В статье были перечислены романы и пьесы, картины и фильмы, в основе которых лежала эта средневековая трагедия. Среди прочих была пьеса Виктора Гюго, эпопея Луиса де Камоэнса, картина Карла Брюллова, несколько фильмов и около двадцати опер… Машинально просматривая этот список, в самом его конце Надежда Николаевна обнаружила музыкальную постановку «Инес де Кастро», поставленную в конце девятнадцатого века в петербургском Театре оперетты. Заглавную роль в этой постановке играла ведущая актриса театра Софи Верден.
«Ага, – подумала Надежда, – что-то знакомое… Да ведь это та самая актриса, чья восковая фигура находится в театральном музее и на чье место посадили убитую женщину! Непонятно только зачем». Надежда Николаевна не сомневалась, что убили ту бабу по приказу Мессира за то, что не смогла заполучить у Игоря Круглова вторую часть книги, и кстати, Надежде было ее совершенно не жаль.
Как ни крути, но все было завязано на театре, а значит, следовало снова туда сходить и поговорить с хранительницей музея. Если кто и знает всю историю, то это она! «Как же ее зовут?.. – задумалась Надежда, – такое смешное имя… Алка говорила… ах, ну да, Розалинда Артуровна… нет, не Розалинда, а Розамунда!»
Кот умывался в прихожей на пуфике и хитро поглядывал на хозяйку из-под лапы – мол, все про тебя знаю и все расскажу.
– Сниму с довольствия! – не моргнув глазом, пригрозила Надежда Николаевна. – Посажу на один сухой корм!
Оба знали, что это неправда, но Надежда сделала зверское лицо, а кот сделал вид, что очень испугался.
Днем главный вход театра был закрыт, и Надежда Николаевна отправилась к служебному. На вахте сидела пожилая женщина со следами былой красоты и листала глянцевый журнал с фотографиями звезд явно не первой величины.
Оторвавшись от журнала, дама строго взглянула на Надежду и пропела на мотив арии Ленского:
– Куда, куда вы?..
Наверняка вахтерша прежде была певицей и никак не могла это забыть.
– В театральный музей, – ответила Надежда.
– Музей закрыт еще, еще закрыт музей! – пропела вахтерша на мелодию «Частица черта в нас заключена подчас…» и добавила обычным голосом: – Приходите после пяти.
– Ясное дело, что закрыт, – сухо ответила Надежда Николаевна, – если театр не представил никаких документов!
– Что такое, вы кто? – забеспокоилась вахтерша.
– Я представитель страховой компании.
– Какой?
– Страховой! – повторила Надежда. – У вас в музее ведь произошел инцидент? Вот меня и направили выяснить, является ли он страховым случаем. Мне нужна Розалинда… Розамунда Артуровна.
– Ах, страховая… – обычным голосом проговорила вахтерша. – Ах, вы к Розамунде Артуровне! Тогда проходите, она в музее, а музей слева по коридору, а коридор…
– Я знаю! – и Надежда отправилась по знакомому маршруту.
Ни в первом, ни во втором зале не было ни души, и Надежда Николаевна приблизилась к комнате, где находилась восковая фигура дореволюционной примы.
Тут она и увидела Розамунду Артуровну, стоявшую перед креслом, в котором в горделивой позе восседала восковая актриса. Рядом с хранительницей вертелась та самая девочка, которую Надежда встретила здесь в прошлый раз. Девочка держала в руке старинную серебряную расческу и медленно водила ею по волосам восковой персоны.
– Привет! – сказала Надежда Николаевна. – Ты и тут помогаешь?
– Здравствуйте! – ответила девочка тоненьким голосом и улыбнулась ей, как старой знакомой. Потом достала из кармана блестящую дешевую заколку и попыталась пристроить ее в волосы манекена.
Показалось Надежде или нет, что на восковом лице появилась гримаса брезгливого недовольства?
– Инка, – сказала Розамунда Артуровна, – пойди в кладовку и принеси мне лак. Ты знаешь какой, в красном флаконе.
Девочка послушно бросила заколку и побежала за лаком, что-то напевая.
– Вот, – вздохнула хранительница, правильно истолковав взгляд Надежды, – это нашего помрежа дочка. Сами видите, что с ней. Такая грустная история… мать-то при родах умерла, а девочка вот такая получилась. Врачи сказали – родовая травма…
– Угу, – кивнула Надежда Николаевна.
– Ну, так-то она безобидная, послушная, сидеть с ней некому, вот отец ее сюда и приводит. Нравится ей музей, только следить нужно, чтобы не подсунула никуда своих дешевых побрякушек. Она, как сорока, все блестящее любит. Отец не хочет ее в интернат отдавать, ради него мы и терпим… Вы не думайте, он очень много с ней занимается, по врачам таскает, надеется на лучшее. Нашли какое-то экспериментальное лечение… им даже удалось в программу записаться. Правда, подробности умалчивает – чтобы не сглазить, но говорят, тот доктор творит чудеса…
Надежда хотела сказать что-то подходящее случаю, но тут вернулась девочка. Хранительница взяла у нее баллончик с лаком и стала аккуратно покрывать им руки восковой фигуры.
Надежда Николаевна невольно взглянула на лицо манекена: теперь оно выражало высокомерную скуку, как лицо богатой клиентки в косметическом салоне.
Надежда перевела взгляд на ее руки и невольно вздрогнула.
У восковой актрисы были очень необычные руки – маленькие, смуглые, с тонкими, хрупкими пальцами и маленькими острыми ноготками, похожими на птичьи коготки. Точно такие же руки были у женщины в черном платье и шелковой маске, которую Надежда встретила в игорном клубе «Флеш-рояль»…
Но что все это значит?
Розамунда Артуровна повернулась к Надежде:
– А вы вообще-то по какому вопросу? Музей еще закрыт, приходите позже.
– Но я не в музей. Я лично к вам. – Краем глаза Надежда увидела, что девочка прицепила-таки к платью восковой персоны блестящую брошку, но решила не отвлекаться.
– Да? И по какому же делу? – Хранительница ничего не заметила, а девочка за ее спиной послала Надежде благодарственную улыбку.
– Я думаю, никто лучше вас не знает о ней, – Надежда Николаевна кивнула на восковую фигуру, – о Софи Верден. – Она решила положиться на силу лести – и не ошиблась.
Розамунда Артуровна приосанилась и проговорила:
– Да, пожалуй, вы правы. О Софи я знаю больше всех. А что конкретно вас интересует?
– Меня интересует постановка об Инес де Кастро, в которой Софи Верден сыграла заглавную роль.
Глаза Розамунды Артуровны заблестели. Мановением руки она отослала девочку и, вручив Надежде баллончик с лаком, принялась заботливо поправлять мантилью на восковой фигуре.
– Эта постановка сыграла особую роль в судьбе Софи Верден и в судьбе нашего театра… Те, кому посчастливилось увидеть этот спектакль, говорили, что это было удивительное зрелище! Софи Верден буквально перевоплотилась в Инес де Кастро! К сожалению, подлинных портретов королевской фаворитки до наших дней не сохранилось, но на сцене буквально ожила знатная португальская дама четырнадцатого века со всеми ее страстями и страданиями! – Розамунда Артуровна сделала паузу и продолжила печальным, трагическим голосом: – И как бывает с гениальными артистами, эта роль оказалась не только лучшей в карьере Софи Верден, но и последней. Вскоре после премьеры актриса заболела скоротечной чахоткой, как тогда называли туберкулез, и через несколько месяцев умерла… – Она снова сделала паузу и продолжила таинственным голосом: – Но сразу после ее смерти многие работники театра по вечерам стали встречать в коридорах и помещениях даму в пышном платье средневековой португальской аристократки!
Надежда Николаевна внимательно слушала рассказ хранительницы, пока ее не отвлекло какое-то движение за креслом с восковой фигурой. Она перевела взгляд и заметила, что бархатная портьера позади кресла едва заметно пошевелилась, как будто там кто-то прятался. «Ну, ясно, Инкины проделки, снова вертится где-то поблизости», – подумала Надежда, опустила глаза – и увидела торчащий из-под портьеры носок лакированного мужского ботинка. Черного и остроносого.
Она только открыла рот, чтобы что-то сказать, как на столике зазвонил телефон, и Розамунда Артуровна, сняв трубку, почтительно проговорила:
– Да, Менелай Орестович… слушаю вас… да… я поняла… сейчас же приду… – Закончив, она повернулась к Надежде: – Извините, начальство вызывает. Мы закончим этот разговор позднее…
– Да, но тут… – начала было Надежда, но Розамунда Артуровна уже испарилась с удивительной для ее возраста прытью.
Надежда Николаевна снова скосила глаза на портьеру. Носка лакированного ботинка теперь видно не было, но сама портьера начала медленно отодвигаться.
Надежда не стала дожидаться, когда незнакомец выйдет на свет божий, а, толкнув в его сторону кресло с восковой фигурой, бросилась наутек. В последний момент ей показалось, что лицо актрисы снова переменилось – теперь на нем читалось возмущение и оскорбленное достоинство.
Миновав зал советской оперетты, Надежда Николаевна вбежала в зал дореволюционной классики и спряталась за манекеном в пышном платье с кринолином. Следом за ней в зал ворвался мужчина – высокий, худощавый, с черными вьющимися волосами, обильно тронутыми сединой. Надежда про себя отметила, что для своего возраста бегал он весьма легко и дыхание сохранял. Она вон запыхалась, а этому хоть бы что. Может быть, тетя Лина что-то напутала с его возрастом?..
Остановившись на пороге зала, мужчина огляделся, и Надежда рассмотрела его глаза – пронзительные, темные, как револьверные дула. Казалось, из этих глаз смотрело само вселенское зло…
Именно этот мужчина пытался похитить ее из игрового клуба, переодевшись пожарным.
Мессир… ну никак он от нее не отстанет!
Мессир шагнул в ее сторону. Надежда вскрикнула и толкнула на него манекен, за которым пряталась.
Женщина в пышном платье восточной принцессы упала на Мессира, обхватив его в нелепом, карикатурном объятии. Он попытался отбросить манекен, но получилось это не сразу.
Надежда успела выскочить из музея и добежала до гардероба. В коридоре слышались быстро приближающиеся шаги Мессира.
Она испуганно огляделась и, сама не зная как, перемахнула через запертую стойку, а затем на четвереньках поползла вперед, пока не достигла закутка, где Алка беседовала с гардеробщиком. Надежда привстала, огляделась и увидела шкаф, в котором, по словам подруги, спрятался гардеробщик.
Спрятался, а потом бесследно исчез…
Времени не было, и Надежда Николаевна юркнула в этот шкаф. Едва она закрыла за собой дверцу, Мессир вошел в гардероб и насмешливо проговорил:
– Я же знаю, что ты здесь! Ты никуда не могла деться! Ну что за детские игры? Все равно я тебя найду! Лучше выйди сама, это будет достойнее!
Надежда сидела в шкафу тихо, как мышь, даже дыхание задерживала как могла.
Мессир усмехнулся и продолжил:
– Ну ладно, хочешь поиграть в прятки – будь по-твоему! Но только пеняй на себя! Кто не спрятался – я не виноват, кто спрятался – тем более!
Он оглядел гардеробную и уверенно направился к шкафу.
– Что за детский сад! Я ведь знаю, что ты здесь!
Надежда сжалась в комок. Шаги Мессира звучали все ближе и ближе… Что же делать? В эту секунду она осознала, что все еще сжимает в руке баллончик с лаком, который ей передала Розамунда Артуровна.
Мессир подошел к шкафу, потянул на себя дверцу… Надежда увидела прямо перед собой его черные, бездонные глаза – и тут же направила на них баллончик.
Серебристая струя липкого лака брызнула в лицо Мессира, от боли и неожиданности он закричал и попятился. Удивленная своим успехом, Надежда Николаевна с восторгом смотрела, как корчился злодей. Он рычал, как загнанный зверь, и царапал лицо, безуспешно пытаясь стереть лак с лица, особенно с глаз. Было ясно, что он ничего не видит.
Она попыталась воспользоваться его временной слепотой, чтобы выбраться из шкафа и сбежать, но, как только сделала шаг, он бросился ей навстречу, протянув вперед руки.
«Ага, ориентируется на слух», – поняла Надежда и оглянулась.
Теперь, когда шкаф был открыт и ярко освещен, на задней стенке была хорошо различима маленькая задвижка.
Надежда Николаевна отодвинула ее, и стенка отъехала в сторону, как дверь купе. Тут же стало ясно, что случилось с гардеробщиком, – он вышел из шкафа через эту дверь. Вот только куда она ведет?
Впрочем, раздумывать и колебаться было некогда. Надежда юркнула в открывшийся проход и торопливо закрыла за собой заднюю стенку шкафа. Позади раздался разочарованный вопль – Мессир потерял свою добычу, а найти задвижку в шкафу вслепую он не мог.
Надежда Николаевна перевела дыхание. Успокаиваться было еще рано – от преследователя ее отделяла только тонкая дверца…
Впереди виднелись уходящие вниз и теряющиеся во мраке ступени. Надежда достала мобильный телефон, включила подсветку и стала спускаться. Так, по крайней мере, не сломаешь ни ноги, ни шею…
Спуск был недолгим. Вскоре лестница закончилась, и Надежда оказалась в прямом коридоре. Пройдя метров двадцать вперед, она заметила в стене узкую щель, откуда сочился бледный свет и доносились голоса.
Заглянув в нее, Надежда увидела обычную комнату, в которой сидели за столами несколько полных женщин средних лет. Перед каждой из них стоял компьютер, но они разговаривали между собой.
– Очень хорошо для похудения пить настойку имбиря… – рассудительно заметила одна из них.