Хлоя Делом

Сердце Аделаиды

В книге упоминаются социальные сети Instagram и/или Facebook, принадлежащие компании Meta Platforms Inc., деятельность которой по реализации соответствующих продуктов на территории Российской Федерации запрещена.



Переводчик Наталья Красавина

Редактор Лия Эбралидзе

Главный редактор Яна Грецова

Заместитель главного редактора Дарья Петушкова

Руководитель проекта Дарья Рыбина

Арт-директор Ю. Буга

Дизайнер Денис Изотов

Корректоры Наталья Витько, Елена Чудинова

Верстка Кирилл Свищёв

Фото на обложке Getty images

Разработка дизайн-системы и стандартов стиля DesignWorkout^®



Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.



© Éditions du Seuil, 2020

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2024

* * *



Своя комната[1]

Сердце Аделаиды болезненно стучит, словно ободранное наждачной бумагой. И все же, распаковывая коробки, она улыбается. Теперь у нее есть свой угол, она независима, тут будет ее королевство, в этой идеальной, пусть и крошечной, двушке. На сердце у нее скребет развод, хотя она и была его инициатором. Это началось в суде, и с тех пор желудочки ее сердца продолжают шелушиться. Аделаида это чувствует, и ей кажется, что сердце линяет, сбрасывая последние ошметки любви к Элиасу. Из-под них проступает новая кожа в предвкушении новых волнующих переживаний. Оголенная оболочка, в которую впивается пустота. О ней никто не думает, и она не думает ни о ком – с пятнадцати лет с ней такое впервые. Прежде Аделаида всегда оставляла одного мужчину ради объятий другого, она всегда была влюблена. Последние семь лет – в Элиаса, пока рутина не измотала ей душу и нервы.

Аделаида распаковывает вещи и с удивлением замечает, что вся ее жизнь уместилась на столь крошечном пятачке. Ей сорок шесть, и у нее нет ничего, кроме одежды и семи книжных шкафов. «Билли» из IKEA, украшенные гирляндами, бабочками в рамках, мексиканскими безделушками и японскими фонариками. Пара туфель на шпильке важно расположилась между двух томов собрания «Плеяды», у нее в жизни две страсти: книги и обувь. В старой квартире у Аделаиды была гостевая комната, служившая ей гардеробной. Просторная гостиная, отдельный уголок для чтения. Всем этим она была обязана Элиасу, квартира принадлежала ему. Все, что Аделаида может снять на свою зарплату, – тридцать пять квадратных метров в двадцатом округе Парижа.

Она купила кровать шириной метр двадцать и минимум мебели. Стол, четыре стула, без дивана пришлось обойтись. Повсюду напольные вешалки прогибаются под весом одежды, лопаются набитые битком чемоданы, трещат по швам немногочисленные шкафы. Книги закрывают все пространство стен и отъедают часть пола, вздымаясь тот тут, то там причудливыми колоннами и стопками, образуя подобие журнальных столиков. Сапоги, ботильоны и кроссовки пирамидами возвышаются в прихожей, по углам спальни громоздятся босоножки, балетки и туфли. Хаос, который ничто не в силах обуздать. Атмосфера секонд-хенда, ощущение, будто живешь в одном из отделов «Эммауса»[2]. Аделаида знала, на что шла; уйти от Элиаса означало проститься с комфортом и забыть о привычном уровне жизни. Зато теперь она свободная и независимая женщина, наконец вырвавшаяся из брачных оков. Сейчас 20:50, и она рада, что пропустила ужин.

Тело Аделаиды сладостно распростерлось на кровати шириной метр двадцать, устланной подушками. Невиданное прежде одиночество, переполняющее грудь опьянение. Вдруг открывшееся бескрайнее поле возможностей, заманчивые и наконец-то загадочные перспективы будущего. Ей было скучно с Элиасом, каждый день как вечное повторение. Сейчас, в этот самый момент, ей кажется, что она вновь обрела контроль, контроль над собственной жизнью, позволив себе по-настоящему начать все с нуля. Аделаида наслаждается тишиной, смакуя это ощущение подвешенности, словно застывший в воздухе момент. У нее немного кружится голова, ее переполняет будоражащее волнение. Неизвестность распахнулась перед ней, и она готова ринуться в нее, очертя голову.

В окно заползает август, пропитанный влажной, сладковатой, обволакивающей тишиной. Аделаида рассматривает свое пристанище на ближайшие месяцы, а может, и годы. Теснота комнатушки сдавливает горло. Аделаида говорит себе: Бога ради, всего несколько месяцев, не лет. Тут же в голове один за другим возникают сценарии счастливого переезда. Мужчина с большой квартирой, мужчина со съемной квартирой, но с надежным поручителем, выигрышный билет в лотерею. Аделаида мысленно приободряет себя: это лишь временно, зато теперь мне спокойно.

Весь вечер телефон молчит, соцсети безлюдны. Аделаиде уже хочется с кем-нибудь поговорить. Она редко жила одна, никогда больше полугода, и она была моложе, это было так давно, последний раз еще до Элиаса, одиночество давалось ей тяжело, очень тяжело, до встречи с Элиасом она словно погрузилась на дно бассейна, окунулась в депрессию. Проблема не в том, чтобы остаться наедине с собой, проблема в отсутствии любви. Аделаида говорит себе: я встречу кого-нибудь. И добавляет вслух: кого-нибудь уж точно. Для нее это было бы логично, ведь в ее жизни мужчины всегда шли один за другим. Она размышляет, кого в этом городе вскоре подбросит ей судьба, думает, не разложить ли карты, но решает, что лучше не знать заранее. Аделаида боится поддаться панике, если выпадут грусть и одиночество. Она хочет превратить этот вечер в прекрасное воспоминание, первая ночь, когда она одна, вторая половина жизни, новое начало.

Аделаида встает и включает музыку. Она составила плейлист и назвала его New Life[3], по песне Depeche Mode, которая идет в нем первой. Аделаида всегда очень щепетильно подбирает саундтрек к своей жизни и ищет песню, идеально подходящую моменту, – ту, с которой отныне будет связано это приятное воспоминание. «Первый день» Этьена Дао. Аделаида устраивается на стуле и старается запечатлеть в памяти окружающую обстановку. «Оставаться на ногах, но какой ценой, / Жертвуя своими инстинктами и желаниями». Ее глаза натыкаются на горы книг и отсутствующий диван. «Но все может измениться сегодня, / И первый день твоей оставшейся жизни / Станет спасением». Аделаида поет, словно молится, и надежда раздвигает стены крошечной двушки. Гирлянды и фонарики мигают разноцветными ореолами вдоль полок. В сумерках исчезает громоздящийся повсюду беспорядок, в открытое окно заглядывает и улыбается луна.

Мышцы Аделаиды потихоньку расслабляются. Ничто не вызывает столько стресса, как расставания и переезды. Пройдя через оба испытания, Аделаида чувствует себя избитой. До возвращения на работу осталась неделя, и она говорит себе: я буду готова, а сама думает о горячей ванне. Очищающий ритуал был бы очень кстати: как бы она хотела сейчас оказаться в ванной, наполненной воздушной перламутровой пеной. Аделаида вызывает в памяти образы всех ванных комнат, что были в ее жизни. Качество плитки, температура, напор воды. Столько квартир, столько спутников. Здесь же у нее только угловая душевая кабина. Она проскальзывает в треугольник с пластиковыми стенками. В голове чередой прокручиваются образы: восемь мужчин и один муж, двойные умывальники, лепнина, нередко – паркет. Течет вода, Аделаида ударяется и вдруг понимает, что у нее нет мыла. Эта деталь становится последней каплей. Аделаида оседает на дно пластикового гроба. Если она сама о себе не позаботится, никто другой этого не сделает.

До сих пор Аделаида редко о себе заботилась. Она часто забывает о себе, это из-за работы. Аделаида работает в пресс-службе издательства. Ее задача – продвигать книги и убеждать журналистов писать на них рецензии. Еще она отвечает за писателей, старается погрузиться в их мир, чтобы затем передать его как можно точнее. Сопровождает на интервью, иногда на мероприятия в книжные магазины или на фестивали. Ходит на литературные вечеринки. Аделаида так привыкла быть голосом других, что зачастую не знает, кто она такая и что думает.

У Аделаиды нет семьи, все ее родственники умерли, и всякий раз ей приходилось отказываться от наследства, чтобы не платить долги. У Аделаиды нет детей – это ее никогда не интересовало. С ребенком она была бы, наверное, не так одинока, зато по уши в проблемах. Аделаида ни о чем не жалеет, для нее это дело принципа. Она всегда сама меняет свою жизнь, она – движущая сила, а не жертва. Она верит в судьбу и в то, что ее оберегает Афродита. Богиня любви никогда ее не подводила, Аделаида уверена, что очень скоро ей кто-нибудь повстречается. Аделаида ошибается. Если бы она разложила карты, то была бы в курсе.

Аделаида засыпает, забывая о возрасте. Она представляет свою вторую половину жизни, будто бы ей немного за тридцать или она студентка. Правда, она упускает из виду, что свободных мужчин осталось уже гораздо меньше, об этом она не подумала. Она также недооценивает серьезность конкуренции. Недавно расставшиеся со своими половинками мужчины обычно предпочитают женщин помоложе. Очень скоро Аделаида пробудится ото сна и столкнется с обжигающей действительностью.

Это история голубого цветка[4], погруженного в кислоту. Аделаида Бертель – такая же женщина, как и любая другая. В сорок шесть лет она слышит, как по ее девичьим мечтам звонит колокол.

Выход в свет[5]

В середине августа Париж превращается в кладбище. Не слышно ни звука, запах расплавленного асфальта напоминает гарь крематория. Аделаиду одолевают досада и скука. Все подруги уехали в отпуск, а ей так хочется пойти куда-нибудь сегодня вечером, но совершенно не с кем. Элиас был закоренелым домоседом, никакой светской жизни, ни вечеринок, ни ужинов. Аделаиде не терпится насладиться свободой. Всю вторую половину дня она провела за чтением в кафе, искренне надеясь там кого-нибудь встретить. Случайностей не бывает, так что нужно брать дело в свои руки. Разумеется, никто не обратил внимания на сидящую на террасе сорокалетнюю даму, пусть и прекрасно одетую. Она выпила четыре диетические кока-колы, выкурила шестнадцать сигарет Lucky Strike, дочитала модный роман, который нашла совершенно бездарным. За последние двадцать четыре часа она общалась лишь с официантом и девушкой, попросившей прикурить.

Сейчас 19:30, Аделаида одна, в то время как весь остальной мир, включая фейсбук, готовится пропустить по бокальчику. Она думает о разъехавшихся по отпускам подругах. Жюдит отправилась в Грецию с мужем и дочкой. Беранжер – к родственникам в Ардеш. Гермелина блуждает по альпийским склонам. Клотильда пишет в резиденции в Риме. Аделаиде хочется нарушить их покой и крикнуть: помогите! Но она лишь отправляет каждой сообщение, как открытку, чтобы чем-то себя занять. Она пишет неправду, стараясь приободриться. Горжусь своим новым домом. В полном восторге от новой жизни. Новая жизнь рулит. Все к лучшему. Она фотографирует крупным планом какую-нибудь деталь, симпатичную мелочь, застывшую улыбку мексиканской мадонны, изгиб лилового тюля, заменяющего ей шторы. В ответ Аделаида вскоре получит множество смайликов с сердечками.

Что делать, когда ты одна, куда пойти в Париже, если ты одинокая женщина, в местный бар, или бар при отеле, или, может, в модный клуб. Все адреса ей известны, она же пиар-менеджер, к тому же очень толковый. Но она прекрасно знает: непринужденно сидеть в баре, облокотившись о стойку, и запросто болтать с незнакомцами – у нее так никогда не получится. Какой-то блок, в детстве она была очень застенчивой, уверенность в себе далась ей с неимоверным трудом. Нырнуть в толпу на танцполе, крутить там бедрами в одиночку, двигаться в унисон с окружающими ее телами – она так не сможет, от одной мысли у нее подкашиваются ноги. Аделаида прикидывает, способна ли она на что-то подобное спьяну или под кайфом, потому что, если бы у нее все-таки получилось, было бы кстати. Она боится, что в итоге проведет вечер за онлайн-игрой в скребл. За бутылкой сансера она представляет себе дальнейшее развитие событий. Вот она заходит в бар, одна, облокачивается на барную стойку, заказывает пиво, улыбается соседям, завязывает разговор. Даже в состоянии наркотического угара это невозможно. К тому же без толку. У мужчин, ошивающихся вечерами у барной стойки, явно не ее профиль. Что ж. Тогда пройти в лобби, устроиться в клубном кресле, заказать коктейль, улыбнуться соседям, но тут другая проблема. Парни из отельных баров в основном из правых. Аделаида беспокоится, что же делать, как не остаться одной, где в Париже найти мужчин, которые могли бы проявить к ней интерес. Аделаида испускает стон и обращается к интернету, где сайты знакомств сулят решение всех проблем.

Аделаида так не хочет, она упрямится. Отказывается превращаться в товар из каталога. Да, она знает, что нужно как-то продать себя на рынке, но она весь год наблюдала за успехами Беранжер в тиндере. Беранжер – охотница. Вот только добыча, как кажется Аделаиде, не дотягивает до ее уровня. Аделаида ошибается. Беранжер берет все, что подвернется. Аделаида – новичок в этом деле и еще очень наивна. Скоро Беранжер ей признается: знаешь, раньше было просто, нам ничего не стоило запросто свести с ума любого, но теперь это в прошлом. Очень скоро земля разверзнется у нее под ногами. Но пока она мечтает. Она придумывает в голове истории, которые помогают ей пережить настоящее. В одной из таких историй она сегодня вечером идет в роскошный клуб и встречает свою половинку. Высокий, худой, его зовут Владимир. Они сразу узнают друг друга, он улыбнется ей, и отныне ее жизнь будет спрягаться исключительно во множественном числе.

Аделаиде скучно и нечего терять, напротив, ей нужно куда-то деть время, это свободное, лишнее время, эти часы, с которыми она не знает, что делать. Она включает свой плейлист, снова Этьен Дао, принимает душ, красится, примеряет несколько нарядов перед зеркалом в полный рост. Вешалки мешают отойти подальше. Она подпрыгивает в трусах, ударяется мизинцем на ноге, проклинает чью-то матерь. Затем останавливается на черном струящемся платье на очень тонких бретельках с глубоким декольте, оно подчеркивает талию и доходит ей до колен. Она душится Poison от Dior, оригинальными духами 1985 года, а не одной из этих сладковатых вариаций для девочек-подростков. Затем выбирает сандалии на невысоком каблуке. Собирает волосы в небрежный пучок, надевает серьги-кольца. Колеблется между клатчем и маленькой сумочкой. Она не знает, куда идет, поэтому выбирает сумочку. Протискивается через прихожую, запирает дверь на ключ и вызывает лифт. На улице воздух мягче. Но каждый вдох оставляет послевкусие пепла. Аделаиде плевать, что наступил конец света. Она идет, будто тонет, реальность больше не имеет значения. Она в своей истории и больше ничего не боится, она – персонаж, героиня своей жизни. Она ловит такси и слышит, как произносит название популярного клуба.

Она выплывает из машины в несколько ошалевшем состоянии. Перед входом очередь. Аделаида закуривает сигарету, чтобы выглядеть увереннее в себе. Все стоят кучками, группами, парочками. Аделаида достает телефон и делает вид, что разговаривает. Ей хочется, чтобы ее тело рассказало этим людям историю, хотя они на нее даже не смотрят. Она кое-кого поджидает, или, наоборот, ее здесь ждут. Аделаида так и говорит вышибале на входе, который ее ни о чем не спрашивал: меня ждут внутри. Это и будет ее легендой. Она спускается по лестнице, ищет кого-то глазами в толпе. Пересекает танцпол, медленно обходит бар. Потом снова достает телефон, пишет сообщения, которые тут же стирает, принимает рассерженный вид, ждет, что к ней подойдут и скажут: раз он не пришел, тем хуже для него, он того не стоит. Аделаида оглядывает мужчин, три четверти из них гораздо моложе нее. Аделаида оглядывает женщин, им лет по тридцать, и они красивее. Она заказывает в баре джин-тоник и не знает, что делать. В этот конкретный момент ей хочется умереть. Она замечает мужчину лет сорока с брюшком и думает, что у нее есть шанс, она симпатичнее него. Она перемещается поближе, чтобы оказаться в его поле зрения. Ничего не происходит, его взгляд проходит сквозь нее. Аделаида с небольшим опережением открывает для себя невидимость пятидесятилетней женщины. В этот конкретный момент она уже чувствует себя мертвой, она, как зомби, заказывает второй джин-тоник, машинально выпивает его и тут же берет третий. Диджей включает New Order, Аделаида идет танцевать под «Blue Monday», чтобы проверить, не превратилась ли она для всех остальных в привидение, тухлое мясо на рынке любви.

Она выходит на танцпол как можно грациозней, навешивает на себя улыбку веселящейся девчонки. Восьмидесятые снова в моде, а это ее конек. Она пьяна, и ей требуется меньше усилий, чем она ожидала. Она плохо переносит алкоголь, с ее самого первого «Малибу» ее всегда тошнит на четвертом бокале, независимо от содержимого. Она не считала, но выпей она еще бокал – ее живот превратится в тыкву и в самый разгар бала желудок вывернет наружу. Она ритмично покачивает бедрами и пускает руками волны. Она пытается установить контакт, поймать глазами глаза других танцоров. Только две молодые женщины выдерживают ее взгляд. Она рассматривает движущиеся вокруг нее тела. Ни одно из них ее не привлекает, кроме высокого темноволосого мужчины, своим орлиным носом он похож на Владимира. Аделаида верит – случайностей не бывает, это она взяла дело в свои руки. Песня длится семь минут, Аделаида знает. Она пытается подойти ближе, делает слишком широкий шаг и почти теряет равновесие. Ей смешно, но никто не заметил. Никто, включая Владимира. Она собирается, стараясь держаться ровно, следует за звуком синтезаторов. Владимир покидает танцпол, песня все еще играет. Тогда Аделаида подходит к нему и завязывает разговор – самой себе не верится, на что только не пойдешь, раз решила стать героиней своей судьбы. Естественно, она вся взмокла и пахнет джином. Неважно. Он отвечает, они разговаривают, точнее, кричат: Ты часто сюда приходишь, музыка ничего, что ты сказал. Хочешь выпить чего-нибудь – это спрашивает Аделаида. Владимир не слышит. Аделаида повторяет. Владимир не отвечает. Он не узнает ее. Владимир не улыбается, он уже ушел. Сердце Аделаиды наполняет густой стыд. Она замирает, словно статуя, в то время как сердце вот-вот хлынет через край. По всему телу, разжижая органы, растекается едкий и липкий стыд.

Аделаида никогда никому не расскажет об этом вечере. Даже Жюдит, Беранжер, Гермелине или Клотильде. Она пошла танцевать, ничего не произошло, не о чем рассказывать. Она осмелилась пойти, она попыталась и обнаружила, что просвечивает насквозь. По ней прошлись тысячу и один раз, настолько ее тело не имеет значения, настолько не подлежит восприятию.

Вернувшись домой, она включила радио France Culture и смыла макияж. Потом она плакала, регулярными всхлипами, долго. Так долго, что лицо совсем измялось. Сон ничего не исправит, весь следующий день она будет носить маску, маску скорби, круги под глазами, как разлившаяся нефть. Жирная и припухшая кожа. Забальзамированные надежды.

Аделаида засыпает, вернувшись в реальность своего возраста. Жарко, ее длинные волосы намокают от пота. Седые, спрятанные под краской волосы. Аделаиде снится кошмар, она идет по кладбищу, ее молча обступает толпа зомби, насилует и пожирает, без единого звука. Она мечется во сне, волосы путаются по подушке. Длинные пряди обвиваются вокруг шеи, Аделаида задыхается, тут же просыпается, на ум приходит слово «самоубийство».

Это история голубого цветка, который втиснули меж двух страниц книги: он сохнет на глазах и превращается в гербарий. Аделаида Бертель – такая же женщина, как и множество других. В сорок шесть лет она видит, как исчезает ее аура юной девушки.

Моя маленькая контора[6]

К удивлению Аделаиды, она рада вернуться на работу. За неделю ей едва удалось перекинуться парой слов с четырьмя живыми существами. Официант в кафе, кассирша в супермаркете, соседка по лестничной клетке и ее йорк. Жюдит возвращается завтра, Беранжер – сегодня вечером. Гермелина – на следующей неделе, а Клотильда – через три дня. Конечно, Аделаида обзвонила и второй круг подруг, но наткнулась на голос автоответчика.

Издательство «Давид Сешар» находится на другом конце Парижа, Аделаида ездит туда на автобусе № 975. Путь не самый прямой, но ей нравится маршрут. Она разглядывает в окно местные магазинчики, постепенно превращающиеся в соковые бары, крафтовые микропивоварни и веганские кафе-секонд-хенды. За этим занятием она размышляет, не может ли она встретить кого-нибудь во чреве общественного транспорта. Впервые она оценивающе присматривается к окружающим ее мужским телам. Она вдруг представляет себя в объятиях вон того низкорослого брюнета или вот этого высокого блондина в джинсах. Сидящей на коленях у пятидесятилетнего мужчины в рубашке, проверяющего почту. Она придумывает, какую жизнь вела бы с каждым из них. В какой квартире, каком округе жила, как бы одевалась, что бы они ели на ужин, кто бы мыл посуду, как бы они занимались любовью. Она представляет себе их лица, когда они кончают, и тут же чувствует приступ тошноты. Надо признать, Аделаиду немного пугает собственное состояние. Она ожидала, что ей будет грустно, но не думала, что будет настолько одержима.

Аделаида быстрыми шагами приближается к офису и уже на улице встречает знакомых. «Давид Сешар» – старое и довольно крупное издательство. В нем множество отделов: редакция, производственный отдел, продажи, маркетинг, пресс-служба, бухгалтерия и юристы. Все руководящие посты занимают мужчины, что объясняет обилие ассистенток, как в лучшие времена стенографии. Аделаида вспоминает о недавнем опросе на France Info: 14 % пар образовались в рамках профессиональной деятельности. То есть примерно одна пара из семи. Аделаида думает, что в обед надо бы заглянуть в профсоюз. Пока же она просто немного полюбезничает в лифте.

Наконец Аделаида устраивается за своим рабочим столом. Все лежит на своих местах. Фото Ксанакса[7], ее покойного сиамского кота, толстый ежедневник, тетради, заметки. Количество писем в электронной почте выходит за грани разумного. Начало нового литературного сезона – одно из важнейших событий для человека, занимающего такую должность, как Аделаида, и она начинает готовится к нему еще с мая. В конце августа выходит больше трехсот французских романов. На кону издательств от 20 до 40 % годового оборота, начинается гонка за премиями. «Давид Сешар» выпускает этой осенью девять французских и три иностранных романа. У Аделаиды есть двое коллег и начальница, они поделили работу между собой. Аделаиде предстоит отстаивать честь четырех романов, работать с четырьмя писателями. Двоих она смогла выбрать сама, она уже занималась ими раньше: Марк Бернардье, автор приключенческих романов, и Ева Лабрюйер, своенравная писательница, в этом году попытавшая свои силы в жанре деревенского романа. Эти двое ей очень нравятся, и их легко продавать. Их книги ценятся, и они отличные клиенты для журналистов. Марк Бернардье – эдакий Индиана Джонс из соседнего двора, Хемингуэй в завязке, Бернар Лавилье на минималках, странствующий писатель с тысячей историй в кармане, с голубовато-стальными глазами и выдающейся способностью затаскивать в постель кого угодно, несмотря на свои семьдесят два года.

Аделаида иногда подозревает, что Марк Бернардье – бессмертный вампир, сверхъестественное существо, способное преодолевать бурные реки, бросаться в жерло вулканов, и все ему нипочем. Его последняя книга «Здесь, в Папуа» объединяет в себе путевые заметки и семейный роман. Аделаида – большая поклонница Марка. Она всегда старается ему угодить и сделать так, чтобы он ни в чем не нуждался, особенно в совиньоне. В этом году их цель – Гонкуровская премия. За все время, что он публикуется, эта – единственная, которую он не получил. Он даже удостоился Премии Флоры за свою «Анастасию, где-то там», короткий рассказ о его романе с украинской проституткой, в который вплетаются воспоминания из детства и портреты женщин его семьи. Аделаида хочет стать свидетелем его триумфа. Триумфа вполне заслуженного, если верить тому, что шепчут небеса и выглядывающие из-за них богини.

Ева Лабрюйер обворожительна, ей пятьдесят семь, и она принимает журналистов в шелковом пеньюаре с перьями на рукавах. Когда-то она была актрисой и певицей. Последние десять лет она развлекается. Она рассказывает истории ради чистого удовольствия. Аделаиде ее стиль, конечно, кажется до слез посредственным, но главное – она отлично продается, и все от нее в восхищении, потому что Ева Лабрюйер восхитительна, и жаловаться тут не на что. Она продает много книг, и публика ей благоволит. Она занимает целый разворот в модных журналах, позирует в теннисной экипировке со своим бульдогом и прыгает на кровати в ночной сорочке. А ее знаменитые ритуалы красоты! Аделаида без ума от Евы Лабрюйер. Она переодевается в такси, регулярно выплескивает воду в лицо колумнистам-женоненавистникам, появляется на страницах светской прессы в объятиях очередного любовника на одну ночь, который внезапно оказывается победителем какого-нибудь реалити-шоу. Действие ее книг разворачивается в самых разнообразных местах: рабочие кварталы Марселя, центр Лиона, горный массив Веркор и, из последнего, деревушка в Шампани в романе «Даже в Англюре есть любовь». Сюжет же, напротив, всегда один и тот же, и стоит признать, для Аделаиды, которая должна с выходом каждого нового романа презентовать его публике, это большая головная боль. Несчастная молодая девушка в затруднительном положении преодолевает тяготы жизни благодаря силе дружбы и труда и, конечно, магии любви. Она обязательно хотя бы немного сирота, как правило, жертва самовлюбленного извращенца и злого рока, ее непременно насилуют, предварительно накачав седативными, в Марселе, а затем она выходит замуж за фармацевта в Гренобле, или наоборот, Аделаида часто путает, но никто этого все равно не замечает. Аделаиде предстоит защищать четыре романа, четырех писателей. Двоим оставшимся придется подождать с представлениями. Только что объявили об экстренном совещании, весь этаж охвачен паникой. Редакционный отдел и пресс-службу вызвал в переговорную «Рюбампре» сам генеральный директор.

С Евой Лабрюйер проблема. Она провела отпуск у друзей на острове Ре. Там она встретила чуть ли не всех обитателей квартала Сен-Жермен-де-Пре, лица были радушными, но дистанция подчеркнута выдержанной: она была не из их круга. Редактора Евы зовут Эрнест Блок, проблемами его не испугать, ведь у него за плечами двадцать лет профессионального опыта, но даже он признается, что обескуражен. Еве кажется, что ее не ценят. Не нужны ей больше никакие призы читательских симпатий и корзины подарков, интервью о менопаузе, рейтинговые ток-шоу и костюмированные вечеринки. Ей нужно, чтобы ее приглашали на France Culture, она хочет блистать на обложках ведущих журналов о культуре и проводить чтения в Доме поэзии. Аделаида смотрит Эрнесту Блоку в рот, и с каждым словом внутренности ее все сильнее скручивает от тревоги.

Генерального директора зовут Матье Куртель, он здесь, чтобы решить проблему, поэтому он оценивает обстановку и спрашивает, какие у Лабрюйер тиражи. Эрнест Блок отвечает: около 45 000. Матье Куртель бледнеет, его правая ладонь опускается на стол: ищите решение, мы не можем себе этого позволить. Кровь Аделаиды стынет в жилах под ножом гильотины. Ищите решение, вы же пресс-служба. Трое коллег Аделаиды дрожат, а Эрнест Блок добавляет, словно испуская последний вздох: еще она хочет премию. Лицо Матье Куртеля становится белым, как стол. Аделаида думает: а почему не пони?

Так для издательства «Давид Сешар» начинается новый литературный сезон. На часах 11:15, но телу Аделаиды кажется, что прошло уже полторы тысячи лет. Перед тем как звонить Еве Лабрюйер, ей нужно разработать стратегию. Чтобы разработать стратегию, нужно сосредоточиться. Что, разумеется, невозможно. Дело не только в опенспейсе, который периодически вынуждает ее забираться под стол, чтобы позвонить. Аделаиде приходится думать быстро и в постоянной суматохе. Тут же, ко всему прочему, звонит телефон. Это Стивен Лемаршан, ее новый романист. Его она не выбирала, но очень надеется полюбить. Ему двадцать пять, и он только что съехал от мамы, он программист и обладает харизмой дохлой выдры, такое впечатление у нее остается после фотосессии. Дохлая выдра, человечек из лего. К счастью, книга гораздо лучше. «Последнее воспоминание». История пожилого мужчины в недалеком будущем, который продает свои воспоминания, как другие продают органы, чтобы помочь внучке сохранить зрение. Стивен хочет узнать, появится ли он в каком-нибудь влиятельном журнале для публики моложе сорока пяти лет, и есть ли у него шанс увидеть свой портрет в крупной ежедневной газете. Аделаида отвечает, что у нее есть запрос на интервью от сайта научной фантастики и блога SuperGeek. Далее следует дискуссия о несправедливости этого мира, насилии среды и добродетели терпения. На часах полпервого, и тело Аделаиды как будто вовсе перестало существовать. Она знает, что все это сущая ерунда по сравнению с тем, что ждет ее через три дня.

Разумеется[8]

У Аделаиды четыре подруги – ровно столько, сколько нужно, чтобы призывать стихии во время магического ритуала. Жюдит – музыкальная журналистка, она ведет передачу на радио. Беранжер, подруга детства, руководит отделением банка. Гермелина преподает историю искусств в университете и специализируется на ХХ веке. Клотильда занимается литературой. Она публикуется в издательстве «Давид Сешар» уже шестнадцать лет, но их с Евой Лабрюйер ведут разные редакторы, с ней работает сорокалетний энтузиаст Гийом Грангуа. Его авторы пишут странноватые тексты, которые не вписываются в рамки традиционного романа. Это книги, которые не рассказывают историю в привычном понимании, это истории, которые рассказывают себя сами при помощи поэтических фрагментов, инсталляций и прочих ухищрений.

Книги, которые выпускает Гийом Грангуа, продаются заметно хуже, чем серии старого доброго Эрнеста Блока и его сотоварищей – четверки альфа-самцов. Али Гошам и Поль Севрен – уверенные в себе мужчины за пятьдесят, они отвечают за мейнстрим в лучших его традициях. Именно такая литература некогда снискала славу издательству «Давид Сешар»: когда-то модернистские, а теперь современные романы, написанные таким заумным языком, что сразу вспоминаются снобы из элитного британского клуба для джентльменов. Клод Герини по прозвищу Киллер – спец по детективам; и Эрнест Блок со своим брюшком – он отвечает за пишущих звезд, привык к гигантским тиражам и тайно распоряжается армией литературных «негров». Али Гошам и Поль Севрен, хранители мейнстримной литературы, относятся к Гийому Грангуа с отеческим благодушием, как к непоседливому, но смышленому ребенку. Не видя в нем никакой угрозы для себя, они часто интересуются любопытными находками Гийома.

Гийом Грангуа заведует чем-то вроде экспериментальной лаборатории издательства «Давид Сешар». Матье Куртель, директор, ею дорожит. Эрнест Блок – не слишком. Эрнест Блок и Гийом Грангуа испытывают взаимную ненависть, каждый презирает то, что делает другой. Блок заявляет, что он главный добытчик и что все заработанные им деньги идут на содержание плясуньи – плясуньей он называет Гийома, Аделаида слышала это собственными ушами. Грангуа же брюзжит, что с выходом каждой новинки Блока издательство теряет харизму и портит карму, что в нем не осталось настоящей литературы – мы превращаемся в типографию, страдает наш имидж, Аделаида часто слышит подобные разговоры. У Матье Куртеля от обоих мигрень, но он не сдает позиций. Этой осенью Ева Лабрюйер выступает под знаменами Эрнеста Блока, а Клотильда Мелисс защищает честь Гийома Грангуа. Аделаида знает – это поединок двух бойцовых петухов. И она в отчаянии от того, что оказалась в него втянута.

До сих пор у Клотильды всегда был один и тот же пиар-менеджер, не Аделаида, но она ушла на пенсию. Ни одной, ни другой не приходило в голову, что теперь Клотильдой может заняться Аделаида, эту идею предложил Гийом Грангуа. Аделаида изобретательна и умеет находить выход из сложных ситуаций. Они с Клотильдой знакомы уже шестнадцать лет, и Гийом Грангуа видит в этом большой плюс, залог того, что Аделаида всерьез возьмется за дело и будет бороться с удвоенным рвением. Клотильда Мелисс – автор со сложным материалом и не самым гладким слогом, поэтому большинству в принципе непонятно, о чем она пишет. Клотильда Мелисс создает экспериментальный автофикшн, всегда помещая в центр повествования себя, и это уже начинает порядком надоедать. У нее узнаваемый стиль, небольшая аудитория преданных читателей, чего не скажешь о прессе: критикам ее книги не нравятся, пишут о ней редко. С радио проще, Клотильда ведет себя свободно, шутит, и ее часто приглашают снова.

Она впервые обратила на себя внимание почти двадцать лет назад, опубликовав роман «Писк таймера», и с тех пор не переставала печататься. «Чокобо, любовь моя», «Монополия боли», «Просьба не размножаться», «Я живу в холодильнике». Более двадцати книг, повествующих о ее собственных приключениях, истории, где она препарирует саму себя, как подопытного кролика. Последняя, которая выходит этой осенью, называется «Пророчицы с автострады номер 12». В ней она рассказывает, как терпит неудачу в попытке предотвратить приближающийся конец света в компании бретонских ведьм. Аделаида в отчаянии. Она ничем не сможет помочь Клотильде и станет свидетелем ее агонии. Грангуа не оправится от такого удара, а Эрнест Блок будет смаковать поражение соперника. Ладно. У него есть Ева Лабрюйер, она сведет его с ума, он с ней не справится, в этом Аделаида уверена. Но для нее главное – Клотильда. Клотильда надеется, что в ее жизни что-то произойдет, Клотильде сорок семь, а значит, половина жизни уже позади.

Аделаида понимает, что Клотильда многого ждет от грядущего литературного сезона. Клотильда тоже живет без любви уже два года. Ее бисексуальность никак не увеличивает шансы встретить кого-то, а лишь добавляет неуверенности и ей, и окружающим. Не говоря уже о том, что с возрастом Клотильда порядком располнела. Кроме того, она упорно продолжает носить натуральный мех, из-за чего выглядит лишенной совести людоедкой. Аделаиду страшит реакция журналистов, она прощупала почву, «Пророчицы с автострады номер 12» вообще никому не интересны. Гермелина сказала ей по телефону: Клотильда компенсирует одиночество гиперактивностью, если не будет новостей, у нее случится нервный срыв. Аделаида знает, что это правда, но решений у нее немного. Ничто не может нарушить молчание литературных критиков, она уже все перепробовала, стоит произнести имя Клотильды, как повисает неловкое молчание.

Она могла бы продать Клотильду как настоящую колдунью, задействовать свои связи, использовать тех, кто пишет о Еве Лабрюйер. В Париже живет писательница-ведьма, сообщили бы они, а Клотильда позировала бы в церемониальном наряде с ритуальным ножом в руке и бросала бы веточки белого шалфея в котел. Семь богинь Олимпа у алтаря, и с ними – Лилит. Аделаида уже представляет себе репортажи, телешоу, шумиху в интернете. Но тут же одергивает себя: Клотильда никогда не позволит превратить себя в циркового уродца, а их ведьминский культ должен оставаться тайным, о чем ей напоминает Гермелина.

Гермелине тридцать один, она тоже живет одна, но это ее выбор, одиночество, кошки – это насущная потребность. На целых три года Гермелина ввязалась в очень токсичные отношения с одной блестящей, но крайне невротичной специалисткой по Моник Виттиг. После расставания полгода назад она поклялась последовать примеру Бабы-яги и с тех пор отстаивает свое право быть одинокой и самостоятельной. В отличие от Аделаиды у нее нет проблем с эмоциональной зависимостью. Это были страстные отношения, да и синдрома покинутости у нее нет. Аделаида осиротела в восемь лет, ее родители сели в машину, чтобы поехать на вечеринку, и не вернулись. С тех пор она ждет их возвращения и ничего не может с этим поделать, она думает об этом всякий раз, когда раздается неожиданный звонок в дверь. Гермелина и Аделаида дружат уже почти тринадцать лет, они встретились на чтениях Клотильды. Они созваниваются каждый день, за исключением тех случаев, когда Гермелина уезжает в поход, как этим летом.

Гермелина хорошо понимает тревогу, охватившую подруг, все эти разговоры про вторую половину жизни. Она знает, что это не то же самое, что кризис среднего возраста, когда в поисках глотка свежего воздуха люди творят глупости, доказывая себе, что еще живы. Тут же ничего не взрывается, все медленно тает. Гермелина намного моложе, но ей свойственна эмпатия, она чувствует все то, что переживают подруги. Она осознает всю жестокость той реальности, к которой сама, будучи лесбиянкой, не принадлежит: ее подруги полностью подчинены мужскому желанию, которое тем временем угасает. Она возмущается и признает, как это унизительно. Это касается всей компании. Жюдит сорок восемь, и одного кокетливого взгляда, чтобы заполучить интервью, уже недостаточно. Беранжер сорок девять, и она довольствуется типажами, которые нравятся ей все меньше. Клотильде и Аделаиде по сорок шесть, в глазах окружающих они просроченный товар. Гермелину это не касается, но ее злит, что мужчины имеют над женщинами такую власть, она говорит: это ужасно несправедливо. И, завершая разговор, проклинает господствующий в обществе патриархат.

Аделаида вешает трубку, сидя за единственным в квартире столом, ей тесно и хочется умереть. Это будет происходить с ней все чаще. Она думает о Клотильде и ее книге, Клотильда только что вернулась в Париж, и Аделаида не решается ей позвонить, Клотильду нужно будет морально подготовить к худшему. Молчанию, забвению и презрению. В голове Аделаиды возникают все новые преграды, она обозревает их и составляет исчерпывающий список. Еще она думает о новых требованиях Евы Лабрюйер, ожиданиях руководства и прочих инкарнациях стресса, ее желудок сжимается, внутренности скручиваются, вслух она недоумевает: как же мне из всего этого выпутаться?

На часах девять вечера. Когда она была в отношениях, то стояла в это время перед посудомоечной машиной. В 19:45 – перед духовкой, позже – где-то между фильмом и стиральной машиной. Сегодня, одинокая и свободная, она ужинает пачкой Pringles со вкусом сыра, листая ленту в фейсбуке. Она так и не научилась пользоваться инстаграмом. Она не умеет фотографировать и вместо этого собирает аудиовоспоминания, саундтрек с минимумом картинок. Она смотрит, не приглянется ли ей кто среди незнакомых друзей из списка. Никого, разумеется, не находит, но по крайней мере уже 23 часа.

Аделаида засыпает и видит кошмар. Марк Бернардье заставляет ее залезть на верблюда, Ева Лабрюйер, расслабившись, лежит голая в огромном котле, раскинув руки и ноги, словно в джакузи. Клотильда пропала, Аделаида повсюду ее ищет. Какая-то шумная вечеринка, на которой танцуют все ее коллеги. Эрнест Блок и Гийом Грангуа устроили хип-хоп-баттл, литературные критики сидят за банкетным столом. Перед ними тарелка с тушеной морковью. Все молча жуют, слегка морщась – блюдо слишком пикантное. Появляется Матье Куртель, на нем поварской колпак. Клотильда пропала. Прядь ее волос плавает в чугунном чане. Аделаида просыпается и принимает таблетку бромазепама[9].

Подземная математика[10]

Элиасу хватило двух недель, чтобы найти себе кого-то. Аделаиде хотелось бы так же. Она следует всем советам подруг, кроме тех, что дает Беранжер – та настаивает на знакомствах в интернете. Она ходит на все рабочие вечеринки, которых по осени много, каждый раз тщательно продумывает свой наряд. Затем отправляется в более или менее модные клубы, где ставят музыку диджеи, которых ей советовали. Там ей попадаются мужчины всех возрастов, и некоторые, может, и сгодились бы, но каждый раз происходит одно и то же: пока она раскачивается, их уводит кто-то другой. Она всегда уходит с чувством отвращения, иногда ее тошнит джин-тоником.

Аделаида прекрасно знает все цифры. В категории от 20 до 64 лет во Франции проживает 17 797 310 мужчин и 18 436 179 женщин. Это данные Национального института статистики. Женщин больше, конкуренция жестока. Она только что прочитала в газете: «В Париже рекордное число одиноких женщин – на 13 700 больше, чем мужчин». На 13 700 больше, 13 700 лишних. Аделаида чувствует себя продуктом перепроизводства, она одна из них, она представляет себе этих женщин, она часть целой толпы, 13 700 достаточно, чтобы заполнить арену в Безье.

Эти 13 700 включают все возрастные группы. От молодой девушки, которая скоро покинет это число и заведет семью, до бездетной, всеми покинутой старушки, которая попрошайничает в метро. Аделаиде вдруг становится страшно за свое будущее. И пока она представляет, как через тридцать лет будет в лохмотьях исполнять Пиаф на станции «Шаронн», эта цифра нависает над ней, заглядывая прямо в душу, 13 700 человек, целая арена Безье. Аделаида осознает масштабы бедствия, тяжесть испытания. Она – одна из множества, и, чтобы из него выбраться, нужно, чтобы тебя кто-то выбрал. Вырвал из общей массы, например Владимир.

Аделаида храбрая и старается сохранять позитивный настрой. Она говорит себе, что среди этих 13 700 женщин не учли лесбиянок, а их в Париже, между прочим, не так уж мало. Так что, если вычесть несколько тысяч лесбиянок, плюс девушек, которым просто не нужны в жизни никакие мужчины, может, цифра получится куда меньше. Чтобы заполнить разве что концертный зал «Зенит Париж – Ла-Виллет». Ну или максимум пару «Олимпий». Несмотря на все усилия, она по-прежнему чувствует себя на дне глубокой ямы, вдруг превратившись в стороннего наблюдателя за собственной жизнью.

Аделаида всегда думала, что существует вне мужского взгляда, что она выстроила себя вне рамок мужского желания. Сегодня, превратившись в устаревший товар, она неумолимо деградирует и впадает в полное им подчинение. Ей бы так хотелось быть лесбиянкой, она проклинает свои сексуальные пристрастия. Аделаида чувствует какую-то новую разновидность гнева, ей хотелось бы не нуждаться в паре. Быть самостоятельной, абсолютно самодостаточной. Однако эта нехватка ее тяготит. Сегодня вечером одиночество давит на нее, как мешок с котятами, которых несут топить. Никто о ней не думает, и она не думает ни о ком. Еще при жизни она стала для всего остального мира лишь воспоминанием. Нет ничего унизительней, чем чувствовать свою слабость из-за этой пустоты, полного отсутствия любви. Переборов момент помутнения, Аделаида испытывает все формы стыда. К горлу подступает нарождающийся всхлип.

Аделаида изучает статистику. Во Франции 14 % мужчин, состоящих в отношениях, познакомились со своей партнершей на работе. 12 % – иным образом. 11 % – на вечеринке или в гостях у друзей. 10 % – на учебе. 10 % – через сайт знакомств или приложение. 9 % – в баре или ресторане. 7 % – на танцах или городских праздниках. 6 % – на дискотеке, в ночном клубе. 5 % – в общественном месте, на улице, в парке, в лесу. 4 % – во время занятий спортом. 4 % – на семейном сборе. 2 % – в рамках культурной или общественно-политической деятельности. 1 % – через агентство знакомств или по объявлению. 1 % – в местах, связанных с торговой деятельностью. 1 % – в местах, связанных с профессиональной деятельностью, на семинаре, коллоквиуме, выставке. 1 % – на культурной, политической или спортивной демонстрации. 1 % – в транспорте, автобусе, такси, поезде, самолете.

Аделаида думает, что это за 12 %, встреченные «иным образом». Что вообще еще остается, кроме, разве что, булочника или дилера. Хотя их тоже можно отнести к торговой деятельности. Аделаида думает, сколько процентов можно отсечь сразу. У нее нет семьи, она не занимается спортом и ненавидит торговые центры. Помимо работы, она не занимается никакой культурной или общественно-политической деятельностью. Она отказывается прибегать к услугам сайтов знакомств или свах и с подозрением относится к тем, кто заговаривает с ней в общественных местах. Аделаида хотела бы стать той самой партнершей, быть частью статистики. Быть той, кого мужчина встретил и с кем теперь состоит в этих самых отношениях. Сегодня вечером Аделаида и правда впадает в отчаяние. Больно видеть, как много она плачет.

Сидя в трусах на кровати, она натирает ноги увлажняющим кремом – привычный жест, но сегодня он кажется ей тщетным. Она подсчитывает, сколько мужчин за всю жизнь ласкали ее тело. В итоге получается 16. По данным сайта «Доктиссимо», средний для французов показатель – 13,2. Аделаида гадает, когда теперь на округлость ее бедер снова ляжет чья-то рука. Если, конечно, где-нибудь в этом городе или во всей стране наконец найдется мужчина, который этого захочет, захочет это тело. Она встает и тут же обо что-то ударяется, затем выпрямляется перед зеркалом. Грудь не обвисла. Детей у нее не было, так что ее 90В держится гордо. В остальном же что тут скажешь. Она влезает в 46-й размер, талия довольно тонкая, бедра выразительные. Животик выступает довольно заметно, она купила себе корсет, но надела его лишь раз, не могла ни дышать, ни сидеть и чуть не упала в обморок. Тело Аделаиды Бертель уже не то, ей следовало бы сесть на диету. Во Франции семь женщин из десяти и каждый второй мужчина хотели бы похудеть. Это данные Национального института здоровья и медицинских исследований. Семь женщин из десяти и каждый второй мужчина. А ведь у них тоже есть жирок. Но ожидания разные, и толстый мужчина по-прежнему уверен в себе. Аделаида думает, есть ли где-нибудь в этом городе или во всей стране мужчина, который сейчас смотрится в зеркало и задается вопросом, желанно ли его тело. Она приходит к выводу, что наверняка есть, может, даже несколько, но все они геи.

Аделаида погружается в себя, тонет в воспоминаниях. Аделаида была влюблена девять раз. Она сожительствовала с шестью избранниками, с некоторыми из них достаточно долго. Она подсчитывает, сколько времени провела в отношениях, начиная с первого парня и заканчивая последним и единственным мужем. Получается двадцать семь лет жизни. И тут же от этой цифры у нее под ногами с грохотом и скрежетом разверзается бездна. Девять раз, повторяет Аделаида, думая о девяти жизнях кошки, об исчерпанной допустимой дозе солнечного излучения. Никогда ее кожи больше не коснется любовь, только ласковое прикосновение меланомы. Раз так, все кончено, подытоживает Аделаида. Она знает, каково это – быть любимой, с ней это часто случалось, это никогда не мешало ей уходить. Скука – главный враг Аделаиды. Ей не в чем упрекнуть своих покинутых избранников, кроме собственной усталости – от мужчин, от отношений, она вернулась к исходной точке. Аделаида ни о чем не жалеет, ее лишь страшит завтра, она знает, что, с большой вероятностью, оно будет оглушительно пустым.

Лежа на кровати шириной метр двадцать, Аделаида думает, сколько недель она не занималась любовью. И о том, через сколько месяцев она пойдет по стопам охотницы Беранжер. Секс ради секса – у нее мало приятных воспоминаний после такого. Не говоря уже о тех двух случаях, когда ее стошнило сразу после. У Аделаиды уже есть очень действенная секс-игрушка. Мысленная зарубка: запастись батарейками.

Следующие несколько дней Аделаида грустит. Охваченная невзгодами, придавленная горем. Когда на улице, в метро, в автобусе она встречает парочку, тонкое стальное лезвие рассекает ей сердце. Аделаида боится, что злоба сожрет ее. Что она превратится в одну из этих вечных барышень поневоле, которых называли старыми девами. Души их пропитаны горечью и солью, улыбки исчезли с их лиц. Аделаида боится, что зависть к каждому встречному поглотит ее. Она ловит себя на том, что завидует совершенно незнакомым женщинам, исходит желчью, постоянно думает: Почему не я?

На экране телефона Аделаида наблюдает, что люди постят в соцсетях. Подушки лежат неудобно, у нее болит голова. Одна знакомая чему-то возмущается, другая хочет, чтобы ей завидовали. На каждой фотографии уютная гостиная, веселый ребенок, очаровательный кот. Аделаиде хочется ворваться в эти фотографии, разгромить гостиную, выколоть карапузу глаза и выкрасть кота. Впервые Аделаиде хочется жить чьей-то другой жизнью.

Это история голубого цветка, вырванного из горшка и лишившегося корней. Сердце в банке, срезанная мальва. Аделаида Бертель – такая же женщина, как и любая другая. Отныне она учится быть одинокой, подобно тому как изгнанник учится говорить на иностранном языке.

Лошадиные скачки[11]

Аделаида раздосадована, ничего не происходит, она уже не кажется себе героиней своей жизни. Сентябрь немного артачится, но Аделаида седлает его, намереваясь пронестись через литературный сезон галопом, словно амазонка. Конная метафора тут как нельзя кстати. Начало литературного сезона – это скачки. Каждое издательство – конюшня, авторы скачут, журналисты расставляют препятствия, вдалеке маячат трофеи и призы, на трибунах делают ставки. Главный кубок – полоса бумаги красного цвета, опоясывающая обложку. Аделаида видит себя в роли жокея. Именно она подстегивает Еву Лабрюйер, чтобы та бодро проскакала по своей дорожке. Пришпоривает Марка Бернардье, чтобы тот без фырканий записал одиннадцать интервью на радио. Подкармливает Стивена Лемаршана яблоками и помогает Клотильде преодолеть барьер молчания и переступить через кошмарную статью, которая скоро выйдет. Эта статья выставляет ее сумасшедшей, Аделаида знает, ее предупредили. Клотильда рискует не закончить забег, будучи эвакуированной с ипподрома на первом круге. Пока что из девяти французских книг, вышедших в издательстве «Давид Сешар» этой осенью, внимания удостоились четыре. Вскоре их останется две. Аделаида надеется, что Марк Бернардье будет в их числе. И что она спасет Клотильду, в это она готова впрячься всерьез.

Приближается середина сентября, обороты нарастают, как в центрифуге, кто не успевает держать темп – выбывает. Когда Стивен Лемаршан, ее новоиспеченный романист, спрашивает, есть ли у него шанс на статью в крупном еженедельном издании, Аделаида отвечает, что один известный писатель упомянул его книгу в посте на фейсбуке, который набрал 116 лайков. Она добавляет, что еще у него есть шанс получить премию «Страница 111», она перечитала 111-ю страницу в его романе, она весьма недурна.

Ева Лабрюйер превратила свои будни, равно как и будни своего редактора Эрнеста Блока, в сущий ад. Чудеса не по части Аделаиды. Пиар-менеджер может стать Мэри Поппинс для своих авторов, но не феей-крестной для журналистов. Она не может превратить Еву в писательницу с блистательным слогом. Пусть даже этой осенью Ева преобразилась – больше никаких перьев, только строгие пиджаки, очки и собранные в пучок волосы. Аделаида не может изменить содержание книги, наложить заклятие слепоты на всех журналистов. Хотя она и пробует пустить в ход древнее заклинание с семенами лотоса и кровью младенца. Так Ева получает небольшую благожелательную заметку в консервативной газете и разворот в журнале о здоровье, посвященный feel-good-романам[12]. Аделаида уперта, она ищет лазейки, пытается проникнуть в редакционные кабинеты через потайной ход. Действие романа «Даже в Англюре есть любовь» разворачивается в сельской Франции, в нем много описаний полей, лесов, листвы, диких собак и оленей. В наше время экологического коллапса читатель падок на природу. Ей удается заполучить двухстраничную полосу в одном из ведущих еженедельных изданий, статью в популярной ежедневной газете и четыре страницы в экологическом вестнике.

Марк Бернардье – полная противоположность Евы, что ни день, то сплошная благодать и прелестное комедиантство, он обольстил всех радиослушателей и покорил журналистов. Аделаида сопровождает его при любой возможности. Для нее это чарующий момент передышки и возможность обсудить с журналистами других своих подопечных. А также встретиться в коридорах Дома радио со знакомыми из других отделов. Аделаида изобретательна, она только что выбила Клотильде приглашение на прайм-тайм-передачу, которая на этой неделе посвящена теме «Религии, за или против?». Их заинтересовал ее профиль практикующей политеистки. В течение часа Клотильда будет рассказывать о своем опыте, изложенном в «Пророчицах с автострады номер 12».

Приближается середина сентября, давление нарастает, в переговорной «Рюбампре» с редакторов сходит по семь потов, а пиар-менеджеры вгрызаются друг другу в горло. У каждой свои жеребята, и все они, не будем забывать, скачут по одному ипподрому. Медийное пространство ограничено, Аделаида и ее коллеги находятся в прямой конкуренции. Все они прекрасно знают, что фортуна переменчива, но в этом году все по-другому из-за Анн-Мари Бертильон. Офисная жизнь неизбежно предполагает наличие смертельного врага, который, подобно ужасному колдуну Гаргамелю, преследующему смурфиков, изводит и донимает вас, все в нем – злой умысел, все в нем злоумышляет вам навредить, стоит вам переступить порог офиса. Анн-Мари Бертильон стала для Аделаиды ежедневной мукой с момента ее прихода полгода назад. Аделаида прозвала ее Гадюкой-с-рылом за ее способность испускать яд и всюду совать свой нос.

В этом сезоне Гадюка-с-рылом отвечает за автора, конкурирующего с Марком Бернардье, – Жана-Пьера Турвеля, бывшего военного журналиста, который с 1987 года пишет мемуары в форме романов. Его предыдущая книга «Дети боли» едва не получила Гонкуровскую премию лицеистов. В этом году он опубликовал «Страдание, пишу имя твое», и пресса отрывает ее с руками. До такой степени, что перед Аделаидой начали захлопываться какие-то двери. Марк Бернардье не будет выступать на ток-шоу «Никто не слушает», которое всегда подстегивает продажи, они приглашают очень мало писателей, так что не в этом году. Марк Бернардье – рассказчик, Жан-Пьер Турвель, вспоминая о своих приключениях, рыдает. Гадюка-с-рылом это знает и уже хвастается в переговорной «Рюбампре». Аделаида каждый год водит туда Еву Лабрюйер. Но для ее противницы это большое событие. Аделаида ждет, когда начальница скажет: попроси Аделаиду, она тебе объяснит. Что, к ее радости, незамедлительно происходит. Жан-Пьер Турвель всех растрогает, камера поймает его слезу, коммерческий отдел пополнит закрома.

Что такое середина сентября? Длинные списки номинантов. Чтобы ублажить Еву Лабрюйер, которая угрожает сменить издательство, ее редактор Эрнест Блок готов разбиться в лепешку. Вот уже почти три недели он приглашает членов жюри на обед в ресторан, что выливается в лишний холестерин, баснословные представительские расходы и гнев директора Матье Куртеля. Аделаида, напротив, похудела. Она часто пропускает завтрак, сопровождая куда-нибудь своих писателей, ест мало и плохо, по вечерам постоянные вечеринки, светские мероприятия или чтения какого-нибудь автора, где неплохо было бы показаться. Но, возвращаясь домой, она наслаждается тишиной. Эти несколько недель она думает, что быть незамужней все же удобно. Во времена Элиаса она редко выходила в свет с коллегами, выполняла только необходимый профсоюзный минимум. Теперь, когда у нее нет личной жизни, она стала гораздо продуктивней. Возможно, она даже немного перебарщивает. Каждую ночь ей снится, как Марк Бернардье получает Гонкуровскую премию и как она топором разрубает Анн-Мари Бертильон на куски.

Аделаида изобретательна, и, чтобы спасти Клотильду от полного уныния, она думает задействовать интернет-сообщество, а значит – инстаблогеров. Что может быть лучше поста о книге на странице какой-нибудь инфлюэнсерки, с искрящейся в фильтрах обложкой, в композиции с котиком или дизайнерскими очками. Чтобы получить отклики, нужно говорить на их языке, наснимать картинок, попросить Клотильду попозировать в образе ведьмы. Так советует Сельма из маркетингового отдела. Обычно стоит Клотильде услышать слово «маркетинг», она сразу достает ружье, поэтому Аделаиде приходится хитрить. Она обсуждает это с Жюдит, которая с мужем и дочкой живет в прекрасной трехкомнатной квартире, где есть паркет с изображением пентакля, прикрытого толстым ковром. Вместе они разрабатывают план. Они приглашают Сельму из маркетингового отдела и Клотильду провести приятный вечер среди девочек. Клотильда, как и Аделаида, такое обожает. Это особые моменты единения и задушевных разговоров. И вот в 3:52 утра Сельма делает серию снимков, на которых Клотильда позирует в церемониальном облачении с ритуальным ножом в руке и бросает веточки белого шалфея в котел. На следующий день она разместит их в соцсетях с хештегом #магиядлявсех. Аделаида предложит добавить #перформанс. Отреагирует только одна малолетняя фанатка моды #кимонопростоотпад. Клотильда будет в ярости и слегка на отходах. Ярость придется очень кстати, потому что выходит та ужасная статья, которой страшилась Аделаида, четверть страницы в ведущем журнале для читателей двадцати пяти – сорока пяти лет. Ярость помогает Клотильде принять удар стоя, в собранном состоянии, на взводе. Весь посыл автора сводится к одному: «Пророчицы с автострады номер 12» – роман сумасшедшего, Клотильда Мелисс безумна, ее уже помещали в психушку, это что же, издательство «Давид Сешар» теперь превратилось в лечебницу. Критик также делает ехидный намек на лишние килограммы Клотильды: со времен «Писка таймера» ее стиль стал более грузным. Иллюстрация к статье – кричащая Мисс Пигги с кухонной воронкой на голове. Аделаида боится, как бы Клотильде вдруг не вздумалось покончить с собой, потому что с ней такое периодически случается и по менее значительным поводам, к тому же ей сегодня выступать перед большой аудиторией, которая к тому времени уже точно прочтет статью. Клотильда ничего не скажет, она лишь добудет фотографию автора, немного красного воска и тринадцать больших игл.

Неделя 15 сентября обрушивается на всех, словно ладонь Матье Куртеля на стол, с глухим, почти знакомым звуком. Искатель приключений Марк Бернардье и репортер Жан-Пьер Турвель попадают в длинный список Гонкуровской премии. В переговорной «Рюбампре» Гадюка-с-рылом смотрит на Аделаиду с вызовом. Потом с обеспокоенным видом говорит: Марк вчера был мертвецки пьян, я слышала, его даже вырвало на продавца в книжном, он не выдержит в таком ритме, я очень переживаю. Аделаида принимает удар, думая о Клотильде, которой сейчас гораздо хуже. Она ограничивается ответом: Все как обычно, просто тебя раньше здесь не было. Гадюка-с-рылом отступает. Матье Куртель подводит итоги: Фемина, Медичи, у них есть авторы и в других списках. А также в списке «Премии 30 миллионов друзей»[13]. Туда попала Ева Лабрюйер, поскольку у ее героини устанавливается тесная связь с дикой собакой. Теперь Ева Лабрюйер хочет эту премию получить. Аделаида тут мало чем может помочь, но выбьет ей обложку специального выпуска о домашних животных в крупном журнале.

Наступает осень, Аделаида обедает с Элиасом, они не виделись с конца июля. Общение течет непринужденно и доброжелательно, в приятной атмосфере. Она может заказать десерт, и он ничего на это не скажет. Когда приходит время расплачиваться, Элиас открывает бумажник. Аделаида замечает, что он заменил ее фотографию фотографией новой женщины, той, которую нашел за две недели. Аделаида не удивлена. Но ей все равно странно видеть это: такой же снимок из фотобудки, так же вставлен в маленькое пластиковое окошко. Она почувствует себя взаимозаменяемой, и это будет нагонять на нее тоску.

Аделаида расчесывает волосы и замечает, что теряет их целыми клочьями. На щетке остаются длинные пряди, Аделаиду это потрясает, а секундой позже приводит в ужас. Парикмахер продаст ей специальный шампунь против выпадения волос, аптекарь – средство в капсулах, которое нужно принимать в течение трех месяцев. Волосы Аделаиды тонкие и ломкие, это из-за краски, горячего утюжка-выпрямителя, усталости и рациона на базе Pringles со вкусом сыра. Но для Аделаиды причина кроется в другом, и она опустошительна. Аделаида стоит перед зеркалом с мокрыми глазами и волосами. Она уже кажется себе старой: потускневшая кожа, круги под глазами, коричневатый кератиновый осьминог, сдохший у нее на голове и развесивший по плечам свои размочаленные щупальца. Аделаида понимает, что молодость прошла, свежесть улетучилась, все кончено, все в прошлом. Она чувствует себя почти мертвой, от этого голова идет кругом. Она дотрагивается до своих каштановых локонов, боясь, что они распадутся, превратятся в опилки при касании пальцев. Аделаида думает, что Афродита, богиня любви, оставила ее, как и красота. Она чувствует себя такой покинутой и не знает, какой ритуал помог бы ее вернуть. Она размышляет, не принести ли ей в жертву Владимира на следующее полнолуние, а пока покупает флакон антивозрастной сыворотки и баснословно дорогой дневной крем. В XXI веке кровь девственницы так просто не сыщешь. Аделаида засыпает, и ее дряхлость расстилается по подушке.

Иван, Борис и я[14]

Суть в том, чтобы составить список бывших, всех твоих бывших начиная с четвертого класса. Жюдит предлагает попробовать. Аделаиде уже совсем невмоготу быть одной, поэтому она подчиняется. Она отбрасывает имена последнего класса начальной школы, их слишком много, в голове все они путаются, да и не имеют значения. Она не берет в расчет и первые классы средней школы, во что превратился Седрик, ей прекрасно известно, она встретила его десять лет назад в супермаркете в одном из парижских пригородов, в спортивном костюме, с беременной женой и двумя очень невоспитанными малолетними детьми.

Аделаида была влюблена девять раз. В пятнадцать лет в Сашу, в семнадцать в Жюльена, в двадцать в Эрве, в двадцать два в Омара, в двадцать восемь в Базиля, в тридцать в Ивана, в тридцать два в Самюэля, в тридцать шесть в Филиппа, в тридцать семь в Элиаса. Она понятия не имеет, что стало с первыми тремя. Омар продолжает жить, как жил, потому что нет в мире справедливости. Базиль – продавец и семьянин, Иван – политоксикоман, Самюэль – блестящий адвокат, владелец пятикомнатной квартиры на улице Тампль, в которой он живет с женой и двумя дочерьми, с Филиппом она обедала каждый понедельник, пока это не начало раздражать его новую подружку. Аделаида между делом напоминает Жюдит, что это она всех бросила и что ни к одному из них, за исключением Саши, ее большой любви девятого класса, она бы ни за что не вернулась. Жюдит принимает это к сведению и настаивает: «Я сказала, всех твоих бывших».

Аделаида пытается воскресить в памяти имена всех, с кем заводила интрижки и курортные романы, иногда мучительно долго силится вспомнить фамилию, Матиас Как-его в старшей школе, Эрик Какой-то в университете, Стефан Какой-то-там с летней стажировки. Она была влюблена девять раз, все остальное – шалости, страстные увлечения, мимолетные вспышки. Да, но никогда не знаешь, что с ними стало, – аргументирует Жюдит и выхватывает список, чтобы его загуглить.

На улице начинается октябрь. Дождь становится настойчивей, и люди хрупкой душевной организации опасаются депрессии. Сегодня вечером всем заправляет Жюдит, с ней Аделаида не потонет. Жюдит подключилась к собственному плейлисту, она приготовила сюрприз, зная, насколько чутко Аделаида относится к музыкальному сопровождению. Это подборка медляков 80-х: «Dreams Are My Reality», «Forever Young», «Your Eyes», «Eyes without Face» и две песни Бонни Тайлер. Так, в радостном расположении духа и с некоторой долей самоиронии, Аделаида, словно ищейка, начинает разнюхивать. Где сейчас мои возлюбленные былых дней? Что сталось с любовниками прошлых лет? Жюдит сообщает, что некоторые либо записаны неправильно, либо полностью исчезли с радаров. Жюльен не ищется, насчет Эрве у нее сомнения, фамилия распространенная, слишком много вариантов. Остальных можно отследить: аккаунт в линкедине, веб-сайт, статьи, страница на фейсбуке. Местная газета сообщает, что Стефан выиграл турнир по таро. Матиас – директор по персоналу, он дает интервью местному каналу и хвастается на ютубе своей особой методикой найма. Он очень растолстел, зато волосы на месте. Его адрес на гугл-картах указывает на маленький и очень страшный домик в пригороде. Эрик числится в списках кандидатов от правых на последних муниципальных выборах – вот уж чего-чего, а этого она точно не ожидала.

Жюдит по очереди выслеживает бывших Аделаиды, результаты неутешительны. Все фигурируют на фейсбуке с женами и детьми. Тем не менее ей удается определить по меньшей мере двоих, кто с дистанции еще не сошел. Саша, ее любовь в девятом классе, и Антуан, любовник пятнадцатилетней давности. Саша руководит IT-компанией, Антуан по-прежнему директор по коммуникациям в каком-то культурном центре. Они без труда находят адрес электронной почты Саши. Аделаида составляет дружеское письмо в любопытствующем тоне. Насчет Антуана Аделаида не уверена. Она плохо помнит, чем все закончилось, почему оно закончилось, воспоминания туманны, обрывочны и размыты.

Аделаида ложится спать, думая о Саше, возлюбленном из девятого класса, и своих первых любовных волнениях. С ним она не занималась любовью. Она представляет сегодняшнего Сашу перед собой. Естественно, он похож на Владимира. Точнее, это Владимир похож на Сашу. Вытянутый силуэт, прямая спина, орлиный профиль. Первая любовь навсегда остается с нами и влияет на наше будущее, отпечатывается в бессознательном.

Аделаида сморкается, представляя, как Саша ей скажет: вот я и нашел тебя спустя все эти годы. На фотографиях с сайта компании Саша все так же красив, Жюдит одобрила. Она говорит: может, он так много работал, что не успел жениться. Или недавно развелся. Аделаида верит в это, лежа в своей жесткой, как камень, постели. Выходит, все эти любовные истории с пятнадцати лет и дальше были для того, чтобы в итоге она оказалась в исходной точке. Так было предначертано, и все вдруг обрело смысл. Пустота, все эти страдания, очищение. Она снова встретит Сашу, как во времена школьных площадок, ларьков и задних дворов. Наконец сегодня вечером Аделаиде есть о ком думать, о ком фантазировать и на кого проецировать свою потребность в любви.

На следующее утро ее почтовый ящик молчит, Саша не отвечает. В 12:30 Аделаида решает, что они с Жюдит явно погорячились. В 15:32 Саша радостно сообщает, что женат, у него двое детей и он с удовольствием с ней поужинает. Они встретятся как старые друзья, на ней не будет декольте, она не трогает женатых мужчин, это дело принципа. Она вернется домой разочарованная, но сытая.

На следующий вечер Аделаида разыскивает Антуана на фейсбуке, проверяет, не состоит ли он в явных отношениях и не слишком ли поизносился за пятнадцать лет. Она мало что помнит об их короткой связи. Она тогда принимала антидепрессанты, снотворное с гипнотическим эффектом и бромазепам в больших количествах. Она помнит поцелуй на улице, поцелуй в кино, цепляется за это, выстраивает вокруг историю, расползающуюся как стайка ужей. Она пишет и переписывает письмо, решает затронуть все струны души, скрипки рыдают. Ты – единственное, о чем я жалею, она отваживается на что-то в этом роде. Аделаида ничего не боится, она уже перенеслась в воображаемую историю.

Антуан по-прежнему живет в Бельвиле, она просматривает доступные фотографии и уже представляет себя рядом с ним. Вот они идут по бульвару, держась за руки, как подростки, останавливаются у китайской лавочки, берут еду навынос. Аделаида замечает, что предается мечтаниям о том, как больше не будет ужинать одна. Она немного переживает, что ее фантазии посвящены утке по-пекински, а не порывам неукротимой страсти. Вот они танцуют на вечеринке у Жюдит. Аделаида представляет себе все в мельчайших подробностях: гостиную Жюдит с отодвинутой к стенам мебелью, видавшие виды кроссовки Антуана, которым нужно будет срочно найти замену, цвет глаз Антуана, который она вспоминает с трудом и проверяет по фотографиям. Она почти ничего не помнит об их намеке на роман, но Антуан стоит перед ней и вот-вот ее поцелует. Аделаида засыпает с мыслями о ком-то, держа на расстоянии грусть и пустоту. Она говорит себе: я на пороге новой истории. Едва коснувшись начала, она снова чувствует себя живой.

Она получит ответ только на следующей неделе. Антуан напишет: «Жалеть о чем-то – что за бред, жить прошлым тупо». Аделаида обидится. Не столько из-за самого ответа, сколько потому, что на самом деле сожаления, в общем-то, не по ее части. Она была неискренней, и совершенно зря. Если бы она была искренней, она бы написала ему: «Приходи спасти меня от одиночества». Но это бы тоже не сработало.

Что ей особенно нравилось в Антуане – это то, что у него нет детей. Все они хотели размножаться, и большинству к настоящему моменту это удалось. У Аделаиды мало фобий: только слюни, рвота и зародыши в животе. От вида беременной женщины ей всегда становилось не по себе. Она с трудом сдерживается, чтобы не упасть в обморок. Это очень мешает жить в социуме, а в ее узком кругу и вовсе было мучением. Острая токофобия. Она полгода вообще не виделась с Жюдит, когда та была беременна, она даже специально с ней поссорилась. Для окружающих ее сложности непонятны и неприемлемы. Она потеет, когда ей говорят об УЗИ, борется с рвотными позывами, когда кричат «он шевелится», ловит панические атаки при слове «пуповина», рассказы о родах она бы просто не пережила. И она ненавидит детей, страшно ненавидит, ей неинтересно играть в мачеху. Не говоря уже о том, чтобы с кем-то что-то делить – делить внимание, заботу и любовь. У Элиаса была дочь старше двадцати пяти лет, совершенно самостоятельная, он очень редко ее видел; Аделаида к ней ревновала.

Аделаида исключительная, ей нужна пара, а не семья. Она отвергает слово «семья», она, как и Клотильда, считает, что семья – это ячейка первичного отчуждения. Аделаида хочет быть собой, Аделаида хочет быть свободной и одновременно – быть единственным центром притяжения для мужчины, способного в нее влюбиться. Эта потребность – вопрос жизни и смерти, ей было невыносимо смотреть, как Элиас обнимает дочь. Как, впрочем, и наблюдать за собственными страданиями, осознавая, что она, и только она является их причиной.

Аделаида не спит, она обращается с молитвой к богиням-покровительницам. Она чувствует, что что-то не так, как только очередь доходит до Афродиты. Прилив жара, ранняя менопауза. Аделаида паникует. Ее тело изменилось, месячных больше нет, и ее это радовало, но сегодня вечером что-то не так, Афродита молчит, ее нет, Аделаида это знает. Октябрь продолжится, куцый в ее отсутствие. Осень продолжит упорно вытравливать ей круги под глазами.

Власть и слава[15]

В переговорной «Рюбампре» Матье Куртель проводит совещание с редакторами и сотрудниками пиар-службы. Его ладонь дергано и нервно бьется об стол, он только что был на встрече с акционерами, где его прессовали. Нужны результаты, объемы продаж, премии, Гонкуры. Гонкуровская премия: 300 тысяч продаж, 1 миллион дохода. Матье Куртель горячится, голос срывается. Али Гошам и Поль Севрен отвечают за Жан-Пьера Турвеля и Марка Бернардье, оба до сих пор в списке. Они очень стараются и набрали по четыре килограмма. Они говорят: «У нас есть шанс». И тут же добавляют: «При условии, что в ближайшие недели мы будем на виду». Все взгляды обращаются на пиар-менеджеров, от которых зависит судьба авторов, на Аделаиду и Гадюку-с-рылом. Аделаида излагает свою программу: крупные интервью, длинные передачи, а через три дня запись «Маленькой библиотеки», единственной литературной телепрограммы. «Маленькая библиотека» считается Святым Граалем, поэтому Аделаида удостаивается похвалы. Наступает черед Анн-Мари Бертильон, Жан-Пьеру Турвелю тоже обеспечено медийное присутствие, а главное – он тоже выступит в «Маленькой библиотеке» вместе с Бернардье. Один из участников отказался, и она воспользовалась этой возможностью. Гадюка-с-рылом получает всеобщее одобрение. В живот Аделаиды вонзается тонкое лезвие.

Октябрь продолжает бушевать, ставки почти сделаны, Аделаида не сдается. С помощью Сельмы из маркетингового отдела она разрабатывает операцию «Спасти Стивена Лемаршана». Матье Куртель дал добро, парикмахера проведут как представительские расходы. Сельме удается взять напрокат одежду из The Kooples. В качестве декораций выбирают старую заброшенную фабрику. В соцсетях тают сердца, все в полном восторге. Особенно от снимка в полный рост, где Стивен в косухе с голым торсом прикрывает трусы своей книгой.

Марк Бернардье признается, что ему неспокойно накануне выступления в «Маленькой библиотеке». Это из-за Жан-Пьера Турвеля, он никогда его не любил. Добродушный малый, заливающийся слезами, неизбежно монополизирует зрительские эмоции. Марк Бернардье однажды уже бывал с ним на одной сцене, не на телевидении, на фестивале. Марк представлял свою книгу «Иди ко мне, Сапопан», повествующую о его невероятных приключениях в Мексике. Зачарованная аудитория, затаив дыхание, слушала его рассказ о высокой брюнетке и герильерос. Но когда настал черед Жан-Пьера, речь пошла о противопехотных минах и ампутированных детях, это убило всю атмосферу. Марк опасается, и не без причины, что история повторится. В назначенный день в гримерке Аделаида колеблется. Беранжер поделилась коварным приемом: растворить слабительное в стакане врага. Жан-Пьеру будет так плохо, что он будет обезврежен. Аделаида сдерживается, она верна корпоративному духу. Она думает о последствиях, о благе издательства. Поэтому довольствуется тем, что добавляет пару капель в колу Анн-Мари.

Выпуск посвящен великим путешественникам. Вместе с Бернардье и Турвелем приглашены еще три гостя: Амина Право с романом «Слону, который меня раздавил», Карина Пестрова с книгой «Я не одна в Сан-Мало» и Маркус Руо, автор «Европы на вощеном холсте». Аделаида следит за передачей из гримерки, Анн-Мари мечется в агонии. Ведущий начинает с Амины Право, Марку Бернардье скучно, это прекрасно видно. Аделаида напрягается, бессильно наблюдая за тем, как он в кадре бросает игривые взгляды на симпатичную блондинку в зале. Жан-Пьер Турвель безупречен, легкий наклон головы внимательного слушателя. Следующим выступает Маркус Руо, тоже попавший в Гонкуровский список. В его романе сопоставляется жизнь раздираемой на части семьи и недостатки европейской модели. Он пересказывает какой-то случай из жизни своей матери и рассуждает о Брекзите. От столь продолжительного бездействия Бернардье лихорадит, чувствуется, что он едва сдерживается. Жан-Пьер Турвель решает вставить слово, он знал одного англичанина, который трагически погиб. Ведущий оставляет этот комментарий без внимания, номер не прошел, рука Аделаиды погружается в миску с чипсами.

Наступает очередь Марка. Он рассказывает о джунглях и крокодилах, как настоящий искатель приключений, умело завораживает публику. Аделаида упивается каждым словом. И тут на площадку врывается группа из четырех человек, они очень рассержены и требуют слова. Это не недовольные временные работники, а активисты «Зеленого действия», одной из фракций «Восстания против вымирания». Они разворачивают плакат: «Книги убивают леса». Один кричит: «Позор углеродному следу ваших романов». Другой: «Бумага для ваших книг губит леса в Бразилии». Вмешивается охрана. Программа выходит в записи, никто ничего не заподозрит. Но на Марка это произведет сильное впечатление. Он колесит по миру и видит, как тот гибнет. Он говорит об этом в своем романе, он лично застал конец райских птиц. Аделаиде отныне сложно удерживать его внимание, на интервью он будет говорить об экологическом коллапсе, своем углеродном следе, объявит, что больше никогда не полетит на самолете. Аделаида предложит ему совершить опасный переход на парусной яхте, дабы не впасть в депрессию.

Другой автор – другая площадка. Ева Лабрюйер и ее бульдог приглашены на развлекательное ток-шоу «Я люблю воскресенье». Она должна была исполнять свой старый хит «Любовь не для тебя», но настояла на том, что будет читать стихотворение Сильвии Плат под аккомпанемент музыканта из Института акустических и музыкальных исследований. Аделаиде с трудом удается направлять Еву в нужное русло. Ее одержимость «Премией 30 миллионов друзей» не ослабевает, но по этому поводу она в основном изводит Эрнеста Блока. Аделаиде приходится решать другую насущную задачу, отныне воплощенную в конкретном человеке: Ева Лабрюйер хочет дать интервью Лоре Адлер и поэтому преследует ее. Аделаида не знает, что делать, Ева уже добралась до ее мужа и теперь донимает его. Эрнест Блок предлагает провести несколько встреч в книжных магазинах как можно дальше от Парижа.

Выходят короткие списки – в гонкуровском остались трое: Бернардье, Турвель и Руо. Матье Куртель повторяет, как мантру: «Шансы два к одному». В переговорной «Рюбампре» напряжение не ослабевает. Гийом Грангуа осведомляется о Клотильде Мелисс. Радио и немного региональной ежедневной прессы. Аделаида также излагает план действий, разработанный менеджером по связям с книжными магазинами. Клотильда отправится в поле общаться с публикой, она будет колесить по Франции до января. Аделаида довольна таким планом. Боевой дух Клотильды точно будет сохранен.

Октябрь умирает, ноябрь вступает в свои права, на ипподроме раздают трофеи. Гонкуровскую премию в этом году получает Маркус Руо. В переговорной «Рюбампре» обмякшая рука Матье Куртеля безвольно лежит на столе. Редакторы сели на диету и проклинают ударную силу конкурента. Марк Бернардье отправляется в новое путешествие, маршрут он сохранит в тайне до выхода следующей книги. Пьер Турвель расплачется, и от него уйдет жена, этот раз станет последней каплей. Его утешит премия Ренодо.

Ева Лабрюйер получит «Премию 30 миллионов друзей». Ее книга удостоилась красного пояска, но она несчастна, в прессе по-прежнему ни слова, не считая журнала «Дай лапу». Она выбрала организацию, которая занимается защитой животных, и хочет пожертвовать туда призовую тысячу евро, Аделаида будет ее туда сопровождать. Это приют неподалеку от Англюра. В машине они будут слушать интервью Лоры Адлер. Ева спокойно скажет: «Я знаю, где она проводит летний отпуск». Аделаида подумает о передаче Кристофа Онделатта «Введите обвиняемого». Она предложит Еве поместить место действия следующей книги в какое-нибудь экзотическое место, очень далеко, за границей. Заранее его разведать, приступить как можно скорее. Бульдог гавкнет, Ева увидит в этом знак. Так она напишет «Сироту на Борнео».

Стивен Лемаршан вернется к программистским будням в небольшой компании. Он едва не получил Премию Хлора за сцену в бассейне. Стивен больше не напишет ни одной книги. Когда он снова возьмется за работу, что-то в нем сломается. Он перестанет получать от этого удовольствие, станет взвешивать каждое предложение, чувствовать на себе оценивающий взгляд. Стивен больше не будет писать, и до конца дней ему будет казаться, что он прожил жизнь зря. Аделаиде все равно. Она больше не будет думать о Стивене, его унесет с собой ноябрь. Вскоре у нее на попечении окажутся новые кандидаты. Начало зимнего сезона в январе гораздо менее жестоко.

Сегодня вечером Аделаида не спит, она разговаривает с Клотильдой, которая уехала в Брюссель. Клотильда хандрит, это из-за отеля, номер крошечный и страшный, телевизора нет, Клотильда скучает и хнычет. Аделаида успокаивает ее. Клотильда говорит: «Ты моя знахарка». Клотильда имеет в виду колдунью-целительницу. Аделаида, все еще мысленно находясь в конюшне, думает о коновале. Она представляет, как тесно Клотильде в ее стойле. Думает о неизбежном выходе на ипподром с каждой новой книгой. Они вешают трубку с чувством облегчения: на этот год все.

Одинокая всадница[16]

Около семи часов вечера Аделаида возвращается с работы, автобус № 975 высаживает ее в двух шагах от дома. Несмотря на это поездка всегда ей в тягость, в это время она чувствует себя неприкаянной, и ей это очень не нравится. Она ни к кому не едет, и ее никто не ждет. До завтрашнего утра она будет совсем одна. Ей часто кажется, что идущие мимо люди проходят сквозь нее, хотя на таком коротком пути их немного. Аделаида могла бы приготовить себе что-то, купить овощей и фруктов, зайти в сырную лавку. Обычно она пропускает ужин, а потом объедается печеньем ближе к десяти часам.

Она не знает, чем восполнить потерю супружеского времени. Начало вечера, особый момент, время бесед и рассказов о том, как прошел день. Иногда она раздваивается, приободряет себя, задает себе вопросы, говорит сама с собой вслух, называет себя «моя девочка», все чаще использует «моя дорогая». Она заходит в прихожую, вешает куртку, убирает туфли, затем спрашивает: Дорогая, чего бы тебе хотелось? Если она сама о себе не позаботится, никто этого не сделает. Иногда Аделаида представляет себе, что этот вопрос звучит голосом Владимира.

Принять ванну она не может, она в принципе едва может пошевелиться. Поэтому она садится за единственный стол и включает компьютер. Пролистывает жизнь людей в соцсетях, смотрит фильм или сериал, оплакивает отсутствие дивана. Телевизора у нее нет, она слушает новости по радио и только по утрам. Вечером есть твиттер. Она надеется, что откуда-нибудь выскочит сообщение от какого-нибудь почти незнакомого мужчины. Потерявшийся из виду парень, которого она забыла, а может, он сам ее однажды заприметил, а она и не догадывалась. Еще она много читает. Романы давно почивших людей, чтобы отвлечься от работы.

Аделаида и ее подруги живут в разных концах Парижа, они редко видятся на неделе. Но выходят на связь каждый вечер. Гермелина звонит, Жюдит и Беранжер отправляют СМС, Клотильда звонит или пишет по электронной почте. С начала ее холостяцкой жизни их небольшая группка подставляет ей плечо. Сестринская опора, надежный оплот. Аделаида не думала, что однажды дружба займет в ее жизни столь важное место. Она знала девочек давно, но они не были сплоченной компанией. Они время от времени вместе занимались магией, как другие вместе ширяются или джемят в студии, но виделись при этом нечасто. Их связывала только Аделаида. С начала ее холостяцкой жизни их небольшая компания встречается каждые выходные. Ужин, вечеринка, бранч. Задушевные разговоры и излитые переживания в одном и том же кафе на площади Шатле.

Каждая справляется с одиночеством, как может. Беранжер заполняет выходные тиндер-свиданиями. Беранжер мыслит наиболее трезво, сказываются опыт и утраченные иллюзии, она говорит, что все, что осталось на рынке, – это парни с дефектами. Она знает, что они не станут брать никаких обязательств и будут вести себя как абсолютные эгоисты. Она справила траур по любви и распрощалась с Афродитой, она посвящает себя работе, поддерживает душевный баланс благодаря коту Ксандеру и, как может, устраивает свою сексуальную жизнь. У нее есть двадцатидвухлетний сын, с которым она регулярно видится, это помогает поддерживать душевное равновесие. Беранжер в отличие от Аделаиды не несчастна. Настолько, что она не понимает, зачем Аделаиде нужен Владимир.

Клотильда, чтобы выжить, полностью вкладывается в писательство. Ее пальцы бегают по клавиатуре, она распинает время, так оно перестает быть неприкаянным, оно принадлежит ей. Она страдает меньше Аделаиды, каждая рукопись – ее компаньон. И хотя этой осенью статей вышло мало, она проводит много публичных чтений и встреч в книжных магазинах. Публика невелика, но преданна, чем особенно ценна. Клотильда признается, что иногда, когда люди ей аплодируют, у нее становится так тепло на сердце, что это почти похоже на любовь.

Гермелина решила какое-то время побыть одна, ее все устраивает: постоянная тишина, отсутствие раздражителей. На ужин ей плевать, замороженный суп из «Пикара» – и готово. Вечером она правит студенческие работы, смотрит сериал или готовится к лекции. Еще она много рисует. Воссоздает в миниатюре репродукции великих мастеров. Гермелина чувствует себя вполне самодостаточной, но признается, что иногда ей хочется с кем-то поделиться, как этим летом в горах, где были такие роскошные виды.

У Жюдит есть муж и девятилетняя дочь, и, будучи человеком честным, она говорит: «Я вам завидую, несмотря ни на что, я вам завидую, вы просто не понимаете». Жюдит переживает кризис в отношениях, Франсуа ее раздражает, мягкотелый и такой безвольный, что нужен электрошокер, чтобы он хоть что-то сделал, бросить бы все, но она не может, конечно, она уже не может так поступить, у них ребенок. У Жюдит нет неприкаянного времени, с 19:30 для нее начинается время семейное.

Жюдит говорит: «Я себе больше не принадлежу». Аделаида отвечает: «А я никому не принадлежу». Клотильда заключает: «Не забывайте, обладание – это кража». Гермелина заказывает еще пива. Беранжер улыбается официанту. Ноябрь завершается в оцепенении, декабрь врывается бушующим вихрем и переворачивает все вверх дном. Как будто планеты очень уж скверно сошлись.

Беранжер влюбилась в собственного клиента из банка и за две недели стала любовницей женатого мужчины. Гермелина, не притронувшись к пиву, повторяет: «Подумай о его жене», – твердит о женской солидарности и в конце концов уходит из-за стола. Жюдит, взяв интервью у одного певца, впервые за тринадцать лет всерьез подумывает изменить мужу. Клотильда ее отговаривает, Жюдит никудышная лгунья, она рискует не только браком, но и семьей. Жюдит внезапно выходит из себя: «Да не могу я больше с этой семьей». Клотильда восклицает: «Ну и не надо тогда было размножаться». Жюдит заливается слезами и уходит ловить такси. Беранжер, учитывая обстановку, предпочитает вернуться домой.

Сидя со своим джин-тоником, Аделаида не решается спросить Клотильду, в курсе ли она последних событий в издательском мире. Декабрь пожирает все на своем пути, издательскую группу, которой принадлежит «Давид Сешар», только что купили. Новые акционеры посмотрели на цифры, редакционная политика и стратегические задачи будут пересмотрены. Матье Крутель в опасности, сотрудники в смятении, Аделаида в ужасе. Клотильда говорит ей: «Знаешь, я пишу новую книгу, я определилась с формой, уже начала, процесс пошел». И Аделаида молчит. Она оставляет свои тревоги при себе, она не может ими поделиться, она думает, что иногда ее тревоги раскидываются так же широко, как роскошные горные виды.

Аделаида каждый вечер звонит Гермелине, которая могла бы без этого обойтись. Она понимает, что пустоту нужно чем-то заполнить, чем угодно, пусть даже чем-то плохим. Невроз навязчивых состояний, Аделаида чувствует, что это он, Аделаида знает. На работе она больше не в силах терпеть Эрнеста Блока. Он никогда не говорит «было бы неплохо», только «я жду». Я жду статью, я жду обложку, я жду интервью. Он не говорит «молодец», «спасибо», «браво». Он всегда требует больше и никогда не бывает доволен. Он всегда таким был, но раньше был Элиас, Элиас, который ее выслушивал, Элиас, который ее успокаивал, Элиас, который ее понимал. Ее слегка отпускало, и на следующий день она снова была готова встретиться с ужасным Блоком лицом к лицу без приступа нездоровых мыслей. Аделаида часто держит меж пальцев скрепку, которую мысленно превращает в оружие и втыкает ему в сонную артерию или в глаз. Вечером она представляет, как медленно перерезает ему горло, и в животе у нее вспархивает стайка бабочек.

Повсюду свирепствует декабрь, улицы перекопаны, автобус № 975 высаживает Аделаиду на другой стороне бульвара, когда она возвращается с работы, около семи часов. От холода все становится еще невыносимей, к тому же теперь по дороге домой ей попадается больше людей. Людей, для которых приближается Рождество, ее сердце сжимается, и она говорит себе: Не думай об этом, главное – не думай об этом. Аделаида храбрая, она борется с неприкаянным временем. Она делает все, что ей хочется: ужинает в роскошном тайском ресторане, идет в кино, сидит на обогреваемой террасе с джин-тоником. Она знает, что никто ее не видит, не смотрит на нее, и пользуется этим. Она чувствует себя привидением, вспоминает о Брюсе Уиллисе в «Шестом чувстве», думает: А что если я уже умерла, интересно, как давно? Чуть поразмыслив, решает, что в автокатастрофе. В тот вечер родители взяли ее с собой на праздник к Мирей, в тот вечер родители и она в машине вместе. Иногда кажется, что она одна, но она ужинает с Владимиром, он сидит напротив.

Это история о смертельном страхе, который смотрится в зеркало. История об одиночестве, которое сбивается в стаю, чтобы выжить. Аделаида Бертель – такой же разлом, как и любой другой, короче, но глубже, чем Сан-Андреас.

Сегодня Рождество[17]

Аделаида обожает Рождество, но она, увы, сирота. У нее больше нет ни пары, ни семьи – ей решительно не с кем разделить индейку, а затем разворачивать подарки. Она идет по улицам и думает: Мое сердце как мешок для елки. Аделаида обожает Рождество, ей доводилось проводить замечательные сочельники со своими бывшими и их семьями. Кроме как с Элиасом, на Рождество он звал только дочь и в принципе ненавидел праздники. Аделаиде хотелось бы в этом году наверстать упущенное, закатить пир, и чтобы камин был увешан чулками, полными подарков. Впервые в жизни ей некуда приткнуться. Ее подруги, хоть и воспринимают это как тягостную рутину, все проводят праздники в тепле домашнего очага. На дворе 23 декабря, Аделаида одна, и она гуляет по Парижу, притворяясь живой.

Снега, разумеется, нет. На улице отвратительно тепло, небо липкое. Прохожие спешат, бегают по магазинам. Женщина говорит по телефону: «Мне осталась только мама». Аделаида идет за ней, джемпер или духи, делает ставки, незнакомка покупает свечку и вскоре растворяется в толпе. Аделаида думает, что бы она подарила маме, будь та еще жива; джемпер или духи, книгу или свечку. Выбирала бы она подарок вдумчиво или со временем стала бы невнимательной, купила бы в последнюю минуту, мне осталась только мама. Конечно, Аделаида каждое Рождество думает о родителях, о бабушке, которая ее вырастила, о своем детстве, закончившемся вместе с автокатастрофой. Но в этом году все по-другому. Если кто и мог бы составить ей компанию в сочельник или стать предметом ее дум, так это мертвецы, и подарков ей никто не подарит.

Аделаида в отпуске, на целую неделю она будет лишена любого человеческого общения. Ни слова, ни жеста, ни разговора. Разве что с продавцами. Она предчувствует приближение Госпожи Депрессии. Уже не первый месяц Аделаида слышит, как та скребется в дверь, она знает, что петли вот-вот поддадутся, это вопрос дней и часов. Аделаида наматывает километры по городу. Она абсолютно потеряна и призывает Владимира. Он берет ее за руку и спрашивает: Дорогая, скажи, чего бы тебе хотелось.

Аделаида больше не хочет быть одна, она долго думала, она заведет какое-нибудь животное. Ксанакс умер два года назад, это был восхитительный сиамец, ей потребовалось много времени, чтобы оправиться, они прожили вместе пятнадцать лет. Она не знает, как описать то горе, которое она испытала. Как если бы ей вырезали огромный кусок мяса из сердца, искромсали душу, выгрызли часть затылка. Ей до сих пор больно от смерти Ксанакса, но ей больше не хочется плакать. Он умер у нее на руках, икая от ужаса, его глаза остекленели. Аделаида не знала, что делать с телом, где его похоронить, как сохранить, куда звонить, чтобы его кремировали, была половина десятого вечера, Элиас положил его в большой пакет и отнес на помойку. Ее маленький мертвый котик на помойке, вот так все и закончилось. Аделаида до сих пор думает, не стоило ли попросить Элиаса положить труп в холодильник и вызвать таксидермиста. Или на следующий день отнести останки ветеринару, чтобы потом забрать урну. Она бы эту урну куда-нибудь поставила, правда куда? Они могли бы сохранить тело, отправить запрос, заказать могилу на кладбище домашних животных. Аделаида никогда не ходит на могилу собственных родителей, она не понимает, какой в этом смысл. Ее котик умер, это тяжело, но это так, на этом все, конец.

Аделаида решила, да, она заведет домашнее животное. Кота, конечно, сиамского кота. Не ориентала, слишком угловатый. Тайский сиамец, вот кого она хочет. Как покойный Ксанакс, с большими голубыми глазами и почти собачьим характером. По части кошек у Аделаиды гораздо более четкие и конкретные предпочтения, чем по части мужчин, за исключением Владимира. Она делает остановку в кафе, горячий шоколад на террасе с подогревом, возможно, этот день запомнится ей надолго, она говорит об этом Владимиру. Ищет информацию в телефоне. На сайте бесплатных объявлений сиамских кошек мало, или слишком далеко от города. Ксанакса она покупала в зоомагазине, который, в отличие от своих соседей на набережной Межисри, не закрылся по санитарным соображениям. Она думает, что на этот раз возьмет девочку. Ей хотелось бы избежать любого потенциального сравнения. Владимир соглашается и советует звонить. Ее руки дрожат, она задает вопрос, у них есть три сиамца, мальчик и две девочки. Аделаида улыбается и спешит в метро.

Всю дорогу она думает, как назовет спутницу своей второй половины жизни. Она уже набросала список имен, на букву П получается Петронилла, Паррезия, Плевра, Прозак – слишком банально, Пруденс, Пейдж, Пэрис – слишком очевидные ассоциации. Пусть будет Погибель, слово пришло само собой. Сердце Аделаиды бешено колотится, такого с ней не случалось уже целую вечность. Добравшись до Пон-Нёф, она ощущает прилив радости. Она подходит к зоомагазину, оставляя Владимира, мысленно повторяет: Я иду, я иду за тобой, моя малышка Погибель.

Погибель, привстав на задние лапки, ждет среди других котят в стеклянном боксе. Аделаида заходит в магазин, спрашивает, где сиамские кошки, и вскоре воссоединяется с Погибелью. Ей четыре месяца, у нее венгерский паспорт, и она так громко урчит на руках у Аделаиды, что, кажется, эти звуки массируют ей сердце. Если бы Элиас узнал, что кошка обошлась ей в один минимальный размер оплаты труда, он бы дико взбесился. Аделаида же счастлива. Она рада, что бросила Элиаса, иначе бы эта встреча не состоялась.

24 декабря, около десяти вечера, Аделаида слоняется рядом с мостом Альма, надеясь на нежданную встречу, как в песне Барбары[18]. Никто не говорит ей: «Счастливого Рождества», и она возвращается домой играть с котенком. Она идет вдоль домов, везде горят окна, за столами сидят люди, сердце Аделаиды сжимается. Она хочет закурить, но ветер гасит пламя зажигалки, она думает о «Девочке со спичками», не решаясь произнести ни одного желания. В пустынном метро две пары и молодая девушка. У всех в пакетах подарки. Сегодня вечером Аделаида чувствует себя по-настоящему одинокой. Она понимает, что отныне это ее удел – чувство отчужденности, отсутствие любых социальных ритуалов, она не создала семьи, у нее нет близких, ее не ждут, она не связана ни с кем, кроме пустоты, в животе у нее разверзается головокружительная пропасть. Она умоляет богинь не покидать ее. Она приняла решение уйти от Элиаса, Элиаса, которого ей отправили богини. Может, Афродита обиделась, что спустя девять лет он ей надоел. Аделаида рассчитывала быстро оказаться в объятиях другого, прошло уже полгода, полгода с тех пор, как она в последний раз была желанна, цифра пустяковая, в сущности, смешная. Аделаида упрекает себя в недостатке эмоциональной автономии. Она гладит Погибель, на мгновение умиляется, утешается и говорит себе: Эта кошка – мой подарок. Холостяцкая жизнь будет по-прежнему тяготить ее, но не одиночество. Новая жизнь бурлит с ней рядом, меняет обстановку в крошечной двушке, цепляется за шторы, сносит тут и там шаткие пирамиды обуви. Она засыпает, Погибель мурлычет, прижавшись к ее щеке.

Двадцать пятое число Аделаида проводит на телефоне. Жюдит где-то в савойской глуши с семьей мужа. Их человек пятнадцать, и ее нервы скоро сдадут. Ее девятилетняя дочь получила пять Барби, а она – маникюрный набор. За рождественским поленом разговор зашел о хиджабе, и ее понесло, на что мать Франсуа ответила: «Скажи это иранским женщинам». Гермелина провела праздничный ужин в Альпах с пьяными родителями и бабушкой Жаклин, которая потихоньку теряет рассудок, дядя спросил ее, не собирается ли она вступать в брак, коль скоро теперь это разрешено таким, как она. Беранжер в доме собственных родителей впервые знакомится с девушкой сына, деловой предпринимательницей, которая очень гордится своим стартапом и собирается заработать много денег. Она думала, что Беранжер сделала карьеру в банке по призванию, и была разочарована. С тех пор они с сыном смотрят на нее как-то странно, как будто она полностью запорола свою жизнь. Клотильда пишет книгу, для нее отсутствие семьи и полная изоляция – благословение. Она наслаждается опустевшим и замедлившимся Парижем. Ее соседи занимаются любовью почти каждый день, это нагоняет на нее тоску, сейчас же они уехали в отпуск. Тридцать первого у всех уже свои планы.

Новогодняя ночь будет тяжелой, даже в компании Погибели. Все эти годы с Элиасом они сидели в своей норе, одни, никакого праздника. Ее разочарованию не было предела, Аделаида хотела бы наверстать упущенное. К сожалению, она получила очень мало приглашений, а те зыбкие планы, что хоть как-то вырисовываются, скорее всего, сорвутся. По почте или СМС ее приглашают на большой веганский ужин, вечер без обуви и сигарет, концерт в каком-то сквоте под Сартрувилем. Она ужинает фуа-гра с трюфелями перед экраном компьютера, за сериалом, на коленях у нее котенок. Погибель вся в крошках, у нее мокрые уши.

Аделаида принимает, мирится и отпускает. Она говорит себе: Я придумала Владимира в своем сердце, и это уже неплохо, может, этого и достаточно. В первую ночь года ей снится, что она одна идет вдоль обрыва. Откуда-то появляется Погибель, и она чуть не падает. В первую ночь года она спрыгнет с обрыва с Погибелью на руках, улыбкой на губах, облегчением в сердце. Проснувшись, она, конечно же, ни о чем не вспомнит.

Парам-пам-пам, лук-порей и картошка[19]

Чтобы начать год правильно, Аделаида намерена следовать данным себе новогодним обетам. Она не рассчитывает ни заниматься спортом, ни становиться вегетарианкой, но надеется хотя бы немного ходить пешком и лучше питаться. Эта мысль пришла ей потому, что выглядит она неважно, настолько плохо, что дело наверняка в питании. Она пьет много колы без сахара, ест по три пиццы в неделю и уже забыла вкус свежих яблок. Поэтому она последовала советам Беранжер, которая питается сырыми овощами и покупает продукты только у прямых производителей. И вот сегодня тот день, когда она впервые проникает в храм торговцев киноа.

Лавка выглядит аскетично, но при этом хорошо укомплектована, по сути, это небольшой супермаркет, Аделаида впечатлена. Оказавшись среди доселе неизвестных продуктов, она чувствует себя туристкой. У всех покупателей свои холщовые сумки, у Аделаиды сумки нет, пластиковых корзин тоже нигде не видно, спросить она не решается и тут же начинает паниковать, настолько все ей кажется враждебным и чужим. Бесшумно колышутся дреды кассира. Здесь нет ни радио, ни музыки. Скрипит тележка покупательницы, Аделаида не может с ходу определить, кто она – учительница рисования или артистка эстрады. Аделаида наблюдает за ней: чечевичная мука, соевые лепешки, никаких опознавательных знаков. Погнутое колесо с шумом удаляется, Аделаида изучает отдел готовых блюд. Она размышляет, похожа ли полба по вкусу на ячмень и способна ли она проглотить подобную размазню. На нее смотрят деревянные зубные щетки, она сразу представляет, как в десны впиваются занозы, и по спине у нее бегут мурашки, как от скрежета ногтей по школьной доске.

Она не провела в магазине и шести минут, но уже, очевидно, готова умереть. Она пытается понять, что с ней не так, дело ведь явно в ней, она это прекрасно понимает. Все эти люди благоразумны, они проповедуют благополучие и здоровый образ жизни, они с уважением относятся к собственному телу и защищают его, как защищают природу. Беранжер сказала ей, что это отличная сеть, посоветовала ягоды, семечки и особую марку дрожжей. Аделаида натыкается на прилавки, плавая между булгуром и свекольным соком по скидке. Овощи все в земле, салаты пожухли. У макарон странный цвет, у травяных чаев – нелепые названия, она готова расплакаться.

Ей хотелось бы стать одной из этих женщин, которые с такой уверенностью заполняют сумки упаковками с искусственным фуа-гра и шелковым тофу. Она знает, что искусственный фуа-гра по вкусу напоминает картон, который зачем-то намазывают на хлеб, ей как-то дали попробовать, она сама, в общем-то, не собиралась. Она с трепетом хватает флакон мицеллярной воды, потом делает вид, что ищет что-то еще. Что-то конкретное, она немного морщит лоб. Она натыкается на мужчину, выбирающего лук-порей. Ему около сорока, на нем толстое шерстяное пальто и пурпурный шарф. Нос не очень большой, но достаточный для сходства с Владимиром.

Аделаида вспоминает, что 1 % знакомств происходит в местах, связанных с торговой деятельностью. Поскольку она здесь впервые, ей как новичку должно везти. Она думает, что это было бы забавное начало истории, я встретила Ришара, когда он покупал лук-порей и картошку. Ей хочется назвать его Ришаром, он очень похож на Ришара, Эдуара или Жана-Какого-нибудь. Это все пурпурный шарф, она уверена, что это кашемир, похоже, тройная нить. Аделаида выбирает три-четыре картофелины и засовывает их в бумажный пакет. Ришар берет несколько зеленых овощей, Аделаиде не известных, и кусок тыквы. Аделаида размышляет, на что похожа жизнь людей, питающихся луком-пореем и кусочками тыквы. Смогло бы что-нибудь возбудить ее, если бы вокруг пахло луком-пореем.

Ришар перемещается к полке с экзотическими сухофруктами и орехами на развес. Резким движением он поворачивает ручку и наполняет пакет из крафтовой бумаги кешью с тамариндом. Аделаида смотрит на большую банку с коричневыми орехами, интересно, какой вкус у этого тамаринда. Она не решается спросить Ришара. Это просто супермаркет экопродуктов, она будет выглядеть полной дурой, она же не скажет ему: Я тоже хочу быть одной из вас. Она немного придвигается к Ришару, приближаясь к бразильским орехам по цене почки за килограмм. От Ришара сильно пахнет духами, но аромат она не узнает, это точно не Guerlain. Она копирует его движения и поворачивает ручку, естественно, ее заклинивает, и драгоценные орехи мощной струей высыпаются на линолеум. Тут же появляется продавец, с трудом сдерживая злость, готовую вырваться из поношенного свитера. Аделаида рассыпается в извинениях, Ришар смотрит на нее с веселой ухмылкой. У него очень тонкие черты лица, она улыбается ему в ответ.

В магазине огромная полка с козьими сырами и всевозможными видами тофу, Аделаида настороженно обходит их стороной, Ришар рассматривает плитки шоколада на миндальном молоке, затем возвращается в овощной отдел, чтобы сравнить огурцы. Ситофилия – от греческого σῖτος, пшеница, и φιλία, любовь, – означает практику сексуальных игр с едой. Аделаида задумывается над этим словом, ситофилия, и размышляет, как оно вообще могло возникнуть. Можно подумать, древние греки часто мастурбировали, глядя на мешки пшеницы. Ей становится интересно, как мастурбирует Ришар, он берет самый большой огурец и идет в отдел безглютеновых продуктов.

Аделаиду привлекают зеленый детокс-чай и эфирные масла, покупки начинают вываливаться из рук, она придерживает их подбородком, помимо картошки, бразильских орехов и мицеллярной воды она взяла овсяный напиток и буханку фермерского хлеба. Она ждет, когда Ришар направится к кассе, чтобы проскользнуть вслед за ним. Ей нравятся его духи, аромат ей кажется утонченным. Как и его плавные жесты, когда он раскладывает продукты на кассовой ленте. Она представляет, что будет потом, как на выходе из магазина порвется бумажный пакет и картошка раскатится по тротуару. Я познакомилась с Ришаром, когда он выронил лук-порей. Она представляет, как потом он возьмет кофе, а она диетическую колу, потому что она не любит кофе, на террасе с подогревом в баре на углу. Они будут делиться своими рецептами тыквенного супа. Говорить о вымирающих видах, сделают замечание официанту: использовать пластиковые трубочки сейчас незаконно. Обменяются номерами, сутки будут обмениваться все более интимными сообщениями. Займутся любовью, лучше у него, паркетный пол и кровать king size. Наутро он наверняка предложит ей яичницу-болтунью.

Ришар раскладывает перед кассиром с дредами свежие яйца, соевые стейки, шоколад с миндальном молоком, тофу, кешью, сыры, огурец, кусок тыквы и странные зеленые овощи. Он действительно роняет на пол три лука-порея. Аделаида, естественно, решает: так предначертано судьбой, бросается их поднимать и протягивает ему. Никогда еще на овощные культуры не возлагалось столько надежд. Его глаза встречаются с ее глазами, губы приоткрываются, дыхание сбивается. Ришар говорит ей: «Большое спасибо». И тут, с этими двумя словами, произнесенными в выразительной манере, все ее фантазии разбиваются вдребезги. Не утонченный и женственный, Ришар просто гей, в этом нет никаких сомнений. Аделаиду постиг полный провал, продукты вываливаются у нее из рук на ленту. Ришар прощается с кассиром своим жеманным голосом и исчезает под проливным дождем. Аделаида удивлена, что ничего не заподозрила, ни по походке, ни по жестам. Поэтому при оглашении итоговой суммы на чеке она даже не меняется в лице.

Аделаида попадет под дождь, ее крафтовый пакет размякнет. Ей придется долго отмывать картошку от земли, прежде чем сварить и приготовить пюре. Чай будет вязать рот, овсяный напиток окажется абсолютно безвкусным, деревенский хлеб – резиновым, бразильские орехи не оправдают надежд. Мицеллярная вода вечером не справится с подводкой для глаз, эфирные масла она выбрала неправильные, они совсем не заряжают энергией. Аделаида недовольна и, главное, очень обеспокоена, она достигла такой степени отчаяния, что даже ее гей-радар вышел из строя.

Она расскажет об этом Гермелине, которая заподозрит серьезный сбой. На следующий день она пойдет одна ужинать в кафе, где закажет говяжий стейк на кости и картошку фри с соусом беарнез. Она утаит это от Беранжер, к которой пойдет в гости на ужин в следующую субботу. В меню будет салат с козьим сыром, баклажаны на гриле и киш из лука-порея.

Все мы сдохнем[20]

В переговорной «Рюбампре» рвет и мечет январь, все в шоке. Руки Матье Куртеля неподвижно лежат на столе, Аделаида делает вывод, что он на бромазепаме. Издательство «Давид Сешар» принадлежит группе Book & Press, которую только что выкупила группа Multiplus. Вчера Матье Куртель познакомился с новыми акционерами. Ему конец, даже с Гонкуровской премией. Издательство «Давид Сешар» вопиюще убыточно, Book & Press терпела его исключительно из имиджевых соображений. Матье Куртель говорит: «Все кончено», – добавляет, что его уволили и издательская политика будет пересмотрена. Он поднимается, задевая стол, это из-за бромазепама. Эрнест Блок интересуется, кто же теперь будет ими руководить. Дверь открывается, входит мужчина и представляется: «Шарль Шалуар». Матье Куртель уходит, Шарль Шалуар занимает его место. Он не говорит «здравствуйте», он говорит: «Нам нужны перемены».

Он высок и сухощав, тон его холоден. Кроме детективов и того, что выпускает Блок, все убыточно. Так продолжаться не может. Гийома Грангуа официально приглашают на выход. Он покидает комнату, в которой продолжает сгущаться тишина. Али Гошама и Поля Севрена просят сосредоточиться на социальных романах и книгах для широкой аудитории, в противном случае Блок останется заведовать литературным отделом в одиночку. Шарль Шалуар объявляет: «Я пришел не с пустыми руками». Он обещает автобиографии какой-то звезды реалити-шоу, ведущего, начинавшего свой путь в Управлении французского радиовещания и телевидения, и актрисы-сироты, исполняющей главную роль в мыльной опере на TF1. Он доверяет Блоку два конверта с секретными рукописями. Он говорит ему: «Приходите завтра в мой кабинет». Эрнест Блок кивает, он чувствует свою значительность, уголки его губ нахально подрагивают, что не ускользает ни от кого, кроме Аделаиды, которая с момента появления Шарля пребывает в несколько странном, измененном состоянии.

Шарль Шалуар обращается к сотрудникам пресс-службы: «Наши книги должны стать событием, о котором будут рассказывать в вечерних новостях». Девушки гадают, не сон ли это, у начальницы напрягается шея, все очевидно трясутся от ужаса, но не Аделаида, она не слышит, что говорит Шарль, она смотрит, как округляются его губы в такт слогам, ее собственные зрачки расширяются, она расплывается в улыбке. Аделаида находит Шарля симпатичным, у него нос Владимира. Она не испытывала влечения к мужчине со времен Элиаса, это было девять лет назад. В животе у нее покалывает. В голове Аделаиды оккупированная Франция покоряется врагу, звучит голос в духе Лондонского радио: если морковь сварена[21], завтра тебя остригут[22]. Сердце Аделаиды тщетно взывает к остаткам разума: он так сексуален, она представляет его в постели, но мозг говорит «нет». Сердце Аделаиды покрывается пеленой отречения.

Она собирает вещи, кроме нее в переговорной «Рюбампре» никого не осталось, Шарль Шалуар уже ушел, редакторы и коллеги тоже. Она забирает с собой каталог книг, которые ей предстоит продвигать. Есть те, что были запланированы уже давно: «Папа не любит хризантемы», оригинальный траурный дневник, «Жила-была кассирша», беллетризованная социальная критика, и «Запретный блистер», тревожная альтернативная история, в которой противозачаточные таблетки еще не изобретены. И другие, навязанные Шарлем Шалуаром. Из-за своего стола Аделаида слышит, как по опенспейсу разносятся стоны коллег. Она продолжает читать список и обнаруживает, что отвечает за новую иллюстрированную серию под названием «Сокровища Франции». Первый опус выходит в марте: «История наших сыров». Аделаида перечитывает название раз тридцать, потом оглядывается вокруг, чтобы убедиться в отсутствии скрытых камер. Начальница рыдает. Все исторические авторы бегут из издательства, письма приходят одно за другим. Об обладателях Гонкуровских премий и лауреатах премии Медичи можно забыть, теперь ей придется иметь дело с футболистом и бывшим министром Саркози. Гадюке-с-рылом тоже досталась новая серия: «Сильные духом». Пронзительные истории людей, которые выкарабкались, так и написано крупным шрифтом. Лицо исказила нервная улыбка – годы учебы, Высшая нормальная школа[23], амбиции, все коту под хвост. Смотреть на нее прямо-таки больно. Еще немного, и Аделаида станет обращаться к ней по имени, Анн-Мари.

Вечером Аделаида утаивает от Клотильды то, какой эффект на нее произвело тело Шалуара. Она также не говорит ей, что с этого момента испытывает к себе отвращение. Она заметила кольцо на безымянном пальце Шарля. Она думает, что жена, наверное, называет его Шаша, они вместе играют в теннис, небрежно накинув на плечи джемпер. Она думает, что его жена гордится таким потрясающим мужем, полным идей, способным на такие проекты, как «История наших сыров». Аделаида замечает, что Клотильда неплохо держится, учитывая, что она теперь осталась без издателя. Для Клотильды успех – это 6000 экземпляров. Она знает, что в крупные издательства не стоит даже соваться, у нее мало откликов в прессе, сомнительный имидж и никаких рычагов для ведения переговоров. Единственный выход для нее – что-нибудь маленькое, как в самом начале карьеры. Клотильда вспоминает об одном независимом издательстве, к которому она относится с уважением, – «Шалтай-Болтай». Аделаида считает, что идея неплоха, и заверяет, что они наверняка будут рады взять ее к себе. На самом деле она не имеет ни малейшего понятия. Издательство «Шалтай-Болтай» принадлежит загадочной паре, которую она знает только понаслышке. Но у них серьезный каталог. И главное, для них 5000 экземпляров – это уже успех.

В переговорной «Рюбампре» январь продолжает испытывать нервы на прочность, тон Шарля Шалуара просто невыносим. Аделаиде не доставляет никакого удовольствия слушать, как он отчитывает бедную Анн-Мари. Она не виновата в том, что ее автор отказывается давать интервью, его книга называется «В тишине», это автобиографический рассказ, в котором он проповедует отказ от речи в знак сопротивления мировому безумию, Шалуару это прекрасно известно, это написано на задней обложке. Аделаида задыхается, как только Шарль с ней заговаривает, она представляет, как его язык шарит в вульве его жены, когда они возвращаются с тенниса. Она видит, как его узловатый указательный палец, поднятый в воздух, а за ним и все остальные пальцы один за другим погружаются в ее вагину на мягком одеяле из дизайнерского магазина Laura Ashley. Аделаида не знает, что делать с этими видениями. Иногда, мастурбируя, она на секунду представляет себе тело Шарля, так похожего на Владимира. Но перед глазами всплывает обложка «Истории наших сыров», и желание мгновенно улетучивается.

Зима продолжает свое сокрушительное шествие, вся пресс-служба сидит на бромазепаме, Поль Севрен взял больничный. Аделаида каждый вечер изливает душу Погибели. С мужскими телами покончено, включая тела Шарля Шалуара и Владимира. Лежа в постели, она перечитывает Валери Соланас, «Манифест Общества полного уничтожения мужчин»:

«Секс не является частью взаимоотношений; напротив, это индивидуальное переживание, нетворческая, пустая трата времени. Женщина может очень легко, гораздо легче, чем она думает, отучить себя от сексуальных позывов, оставаться хладнокровной, интеллектуальной и свободной для поиска истинно ценных отношений и деятельности»[24]. Аделаида повторяет, как мантру: «Секс – прибежище безмозглых», и говорит себе, что в конечном счете быть незамужней – большая удача. Она черпает в этом тексте силу и мощь. Но ей постепенно становится скучно.

Февраль покрывает инеем окна и ее душу. Аделаида думает: Время словно застыло. Каждый день похож на предыдущий, отныне с прилагающейся к нему порцией унижений. Шалуар требует откликов в прессе, с тем же успехом он мог бы отправить зимой за подснежниками. Он фанатично отслеживает успехи других издательств в каждой газете, на каждом канале, в каждом журнале. Он говорит о четко поставленных задачах, сокращении штата, оперирует термином «некомпетентность». Иногда Аделаида думает: уйти, уволиться. Но тут же следом: аренда, коммуналка, одна в целом мире.

Аделаиде скучно, и ничто ее не мотивирует. Кроме Погибели, что беспокоит Жюдит. У Жюдит есть ребенок, но кошки нет. Ну как она может понять, думает Гермелина. У Гермелины два кота, у Клотильды сиамская кошка. У Беранжер кошек нет, потому что у нее аллергия. Аделаиде скучно, и ее подруги сходятся в том, что ей срочно нужен партнер. Аделаида упорно отказывается от тиндера, несмотря на настояния Беранжер. У Гермелины мало знакомых гетеросексуальных мужчин, кроме студентов и горстки облысевших коллег. Клотильда даже себе не может никого найти, хотя считает себя менее привередливой, так что помощи от нее немного. Остается Жюдит, которая ждет, когда муж с дочкой уедут к его родителям в Савойю кататься на лыжах. И организует вечеринку, по которым она спец. Не одну из этих девочковых посиделок, а настоящую вечеринку, из тех, что не забудет ни один гость.

Умывальник[25]

На часах 20:40, Аделаида прибывает на место, она во всеоружии. В гостиной Жюдит мебель сдвинута к стенам. Жюдит пригласила семьдесят четыре человека и сама начинает думать, что это многовато, она надеется, что часть не придет. Жюдит действительно знает уйму народа благодаря работе на радио – она каждый день берет интервью у какого-нибудь музыкального исполнителя, она знакома с агентами и пиар-менеджерами. Еще у нее много коллег. Жюдит – трудоголик и солнечный по натуре человек, легко располагающий к себе. С Аделаидой они познакомились пятнадцать лет назад через общих друзей. Этих друзей Аделаида с тех пор давно потеряла из виду, они завели детей и больше никуда не ходят. Жюдит с ними по-прежнему встречается, раньше по воскресеньям в парке, теперь по субботам в музее или за детским полдником. Аделаида осознала, что отсутствие детей резко ограничивает социальную жизнь. Сегодня вечером среди гостей будет немало родителей, и все они уйдут в отрыв. Аделаида убедится, что быть женщиной без детей также значит не блевать в коридоре у Жюдит.

Сейчас тридцать пять минут десятого, и Жюдит хлопочет на кухне. В гостиной собралось человек двадцать. В дверь постоянно звонят, Аделаида открывает. Идея Жюдит. Чтобы она с порога могла заприметить того, кто станет ее мишенью. Геев Аделаида может опознать сама, но только Жюдит знает, свободен мужчина или нет. Самые красивые уже заняты, и ни у одного нет носа, который мог бы сравниться с носом Владимира.

В 22:23 Аделаида натыкается на Марсьяля, концертного гитариста, с которым она спала лет двенадцать назад. Он очень забавный и похож на молодого оборотня. Она сообщает Жюдит, что они пропустили Марсьяля, когда составляли список бывших. Тем не менее она не уверена, что готова повторить этот опыт снова. Не последнюю роль тут играют воспоминания о его члене, заостренном, как у собаки, темно-красном, почти коричневом, цвета телячьей печени. Она в одиночестве пудрит нос в ванной и слышит, как двое обсуждают какой-то французский фильм, который третьему показался никудышным. Она фильм не видела. Но третий участник дискуссии мужского пола и выглядит сногсшибательно. Поэтому Аделаида останавливается в коридоре и начинает почем зря хаять режиссера. Она чувствует, что набирает очки, остальные уходят, они представляются. Я Аделаида, старая подруга Жюдит. Я Альбан, муж Клэр, у которой Жюдит брала интервью для своей передачи в прошлом месяце. Не дожидаясь Клэр, Аделаида возвращается в ванную.

На часах 23:15, в квартире собралось человек сорок. Беранжер сказалась больной, Гермелина дала заднюю. Клотильда тоже не пришла, она предпочитает писать. Аделаида встречается с менее близкими подругами. Она говорит: «Я развелась и, по правде сказать, не очень-то счастлива». Подружки утешают ее: они через это проходили. В среднем, чтобы найти нормального парня, нужно три года, зато как найдешь – больше не захочешь отпускать. Аделаида думает, что три года не протянет, ей хочется плакать. Она встречает очень старых знакомых, с которыми не виделась лет девять. Один из них очень даже ничего, страдальческого вида мальчик, сохранивший волосы и не отрастивший живот. Он и раньше был красив, а среди невзрачной толпы сорокалетних выглядит просто неотразимым. Его зовут Люк, они разговаривают, делятся новостями, он по-прежнему в той же фирме, но расстался с Мари-Лор. Они обсуждают холостяцкую жизнь, Люку она тоже не по душе, он к ней не привык. Аделаида предлагает по дорожке, и они закрываются в туалете.

На часах полночь, их около пятидесяти, плотно, как в клубе. Аделаида разговаривает с Люком и раздумывает, может ли она привести мужчину домой, учитывая кровать метр двадцать и жалкую тесноту. Она гадает, где Люк живет и к какому типу относится: к тем, кто сразу запрыгнет на нее и смоется до завтрака, или к тем, кто серьезно подходит к началу романа. Вдруг он цитирует ей Спинозу. Конечно, эти вещи никак не связаны. Аделаида не знает, что Люк страстный любитель философии и что Мари-Лор ушла, спасаясь от его глубокомысленных рассуждений. Он продолжает фразой из Ницше, приводит гегелевскую концепцию и аргумент из Канта. У Аделаиды в голове звенят словечки из фигурного катания, тройной аксель, двойной лутц, ей очень скучно. От людей, говорящих цитатами, ей всегда душно, и она сомневается, понимают ли они сами то, что говорят. И все же что-то в улыбке Люка вызывает у нее непреодолимое желание его поцеловать.

На часах половина первого, их уже больше шестидесяти, люди вжимаются в стены прихожей, роняя фоторамки. Люк идет ставить музыку, Аделаида присоединяется к Жюдит и небольшой компании, оккупировавшей ванную. Говорят о французской эстраде, поп-музыке, шансоне, о Франс Галль и Вероник Сансон, признанных наследницах, имена раздаются и тают одно за другим. Все соглашаются насчет Жюльет Армане, она настоящий вундеркинд. Аделаида ее обожает, Жюдит тут же хочет послушать. Они прислушиваются, играет что-то из популярной электронной музыки: должно быть, за пультом по-прежнему Люк. Аделаида с трудом пересекает коридор, целует людей в щечку, непринужденно болтает, берет у кого-то джин-тоник, у нее уходит минут пятнадцать, чтобы добраться до гостиной. Люк стоит в профиль, сосредоточенно склонившись над компьютером, его нос прелестен, Аделаида смотрит на него, и он кажется ей совершенно очаровательным. Она встает рядом с ним, готовая заказать песню. На Люке наушники, естественно, он ее не слышит. Тогда она дотрагивается до его руки, и он подпрыгивает так сильно, что роняет компьютер. Это рушит всю магию момента. Сконфуженная, Аделаида запирается в туалете.

В час ночи снова начинает играть музыка, кто-то уже ушел, другие продвигаются к выходу. Осталось человек сорок. Аделаида подходит к Жюдит и предупреждает: «Я иду в наступление». Жюдит говорит: «Он зануда». Аделаида отвечает: «Да, но такой симпатичный». Жюдит говорит: «Тогда вперед, смелее. – Добавляет: – Удачи», – затем обнимает ее. Аделаида опять пересекает длинный коридор, чтобы добраться до гостиной. Люк перекрикивает музыку, какой-то парень хочет отобрать у него пульт. Рядом возмущается девушка: «Серьезно, от твоей электронщины уже тошнит». Люк не отступает. Аделаида мысленно отмечает, что он, похоже, немного припадочный. Она идет на кухню за джин-тоником.

В 2:45 их остается не больше двадцати. Бурно жестикулируя над раковиной, Жюдит говорит Аделаиде: «Какая тебе разница, ты же не выходишь за него замуж». При разговоре присутствуют еще четверо, они не в курсе, о ком речь. Жюдит не называет Люка по имени, но объясняет группке сочувствующих, что Аделаида давно страдает от острого женихоза. Стоит ей лишь подумать о том, чтобы переспать с мужчиной, как она представляет, что выйдет за него замуж. Аделаида знает, что это правда, но боится прослыть католичкой. Она яростно защищается, размахивая трубочкой из коктейля. Да, вот такая она глупышка, не может не фантазировать о будущем. Параллельно с этим она размышляет, сгодится ли Люк. Видит себя через десять лет, небольшая квартирка, забитая высоколобыми научными трудами. Она не может решить, насколько это сексуально. Жюдит перевозбудилась и призывает ее действовать. Аделаида беспрепятственно пересекает коридор. Все собрались в гостиной, их осталось всего двенадцать, на часах 3:20.

Аделаида ищет Люка. Он танцует на ковре. Ровно под ним пентакль. Аделаида думает: Если я поцелую тебя здесь, мой поцелуй будет благословлен свыше. Она колеблется, прислонившись к стене у входа в гостиную, просто подойти к нему в лобовую как-то неочевидно, лучше в танце. Проблема в том, что играет рэп. Аделаида в замешательстве, все вокруг подпевают, песня на английском, Аделаида не знает слов. Она чувствует себя исключенной и крайне разочарованной, она возвращается к Жюдит, чтобы ей пожаловаться. Жюдит с друзьями ведет глубокомысленную дискуссию, одни уселись на краю ванной, другие облокотились на раковину. Мертва ли экспериментальная литература, не является ли она просто-напросто дном цикла и где ее стоит похоронить. Жюдит приводит пример Клотильды. Одна из девушек прочитала «Пророчиц с автострады номер 12» прошлой осенью: «В этом вся проблема экспериментальной литературы, она классная, только понять ничего невозможно». Жюдит чувствует себя немного неловко. Аделаида колеблется, гегемония жанра романа, изменение образности и ее форм с момента появления сериалов. Но решает промолчать: она не на работе. Она достает пакетик и спрашивает, кто составит ей компанию.

4 часа утра, кто-то в гостиной включил «Любовную тоску»[26]. Тут уж Аделаида знает, что делать, она начинает покачивать бедрами, разыскивая Люка глазами. Их осталось семеро, образовались парочки. Люк стоит напротив Аделаиды, но между ними стоит молодая блондинка. Она молода и красива, и она его целует.

В 5:30, развалившись в такси, Аделаида думает: Мне совсем не обидно. В 6 часов утра в своей кровати: Это был приятный вечер. Она уснет в полдень, когда ее наконец немного отпустит. Все это время она будет думать: Я проведу остаток дней одна с Владимиром. Погибель будет мурчать, исцеляя ее сердце на несколько часов. Она провалится в глубокий сон без сновидений, она его заслужила.

Я спросил у Луны[27]

Гостиная Жюдит. Ковер свернут, на полу пентакль, в центре стоит котел. Аделаида, Жюдит, Беранжер, Гермелина и Клотильда в ритуальных одеждах.

АДЕЛАИДА

Воздух на востоке.

БЕРАНЖЕР

Вода на западе.

ЖЮДИТ

Огонь на юге.

ГЕРМЕЛИНА

Земля на севере.

КЛОТИЛЬДА

В центре – духи, нами призванные.

АДЕЛАИДА

Я призываю Геру.

БЕРАНЖЕР

Я призываю Гестию.

ЖЮДИТ

Я призываю Афину.

ГЕРМЕЛИНА

Я призываю Артемиду.

КЛОТИЛЬДА

Я призываю Деметру.

АДЕЛАИДА

Я призываю Афродиту.

БЕРАНЖЕР

Я призываю Лилит.

КЛОТИЛЬДА

Сегодня 21 марта, шабаш Остара, Луна растущая. Да будут благословенны наши богини в этот день мольбы. Мы обращаемся к вам и просим помощи для нашей сестры.

ЖЮДИТ, обращаясь к Аделаиде

Давай.

АДЕЛАИДА

Я предстаю перед вами.

ГЕРМЕЛИНА, обращаясь к Беранжер

Передай мне шалфей.

АДЕЛАИДА

Я предстаю перед вами и прошу о встрече.

ЖЮДИТ

Будь конкретней.

КЛОТИЛЬДА

Используй глагол действия.

ГЕРМЕЛИНА

Глагол действия, я притягиваю, я получаю.

АДЕЛАИДА

Я притягиваю мужчину, который мне подходит.

БЕРАНЖЕР

Опиши его.

ГЕРМЕЛИНА

Как можно подробней, иначе не сработает.

АДЕЛАИДА

Я притягиваю веселого, образованного, умного мужчину, у которого есть квартира.

КЛОТИЛЬДА

Продолжай.

АДЕЛАИДА

Я притягиваю мужчину, с которым у нас общие вкусы. Мужчину, который добился успехов на работе. Мужчину без детей. Мужчину, который будет в меня влюблен.

ГЕРМЕЛИНА, обращаясь к Жюдит

Куда ты дела глаза тритона?

КЛОТИЛЬДА

Тс-с!

ГЕРМЕЛИНА

Без глаз тритона ничего не получится.

КЛОТИЛЬДА

Чтобы что-то получилось, надо формулировать яснее.

АДЕЛАИДА

Мужчина, который в меня влюблен, – разве это не ясно?

КЛОТИЛЬДА

Это может быть чокнутый эротоман. Не забывай, что просить – всегда значит получать. Аккуратней с тем, о чем просишь. Будь осторожна со своими желаниями, потому что они обязательно исполнятся.

АДЕЛАИДА

Общительный мужчина, у которого много друзей. Мужчина, который выводит меня в свет. Жизнерадостный мужчина, который умеет веселиться. Внимательный, который обо мне заботится.

БЕРАНЖЕР

Это все?

АДЕЛАИДА

Кажется, да.

ЖЮДИТ

Ты уверена?

АДЕЛАИДА

Ну, да.

ЖЮДИТ, обращаясь к Гермелине

Добавляй крысиную кровь, она закончила.

ГЕРМЕЛИНА

Уже?

ЖЮДИТ

Ну что ты от меня хочешь, как смогла, так и попросила.

КЛОТИЛЬДА

Я взываю к богиням, да внимут они мольбе нашей сестры.