Джиллиан Френч

 Стойкость

 Вне серии

Переводчик: Виктория Евсей

Редактор и оформитель: Даша Мусетова

Вычитка: Королева Виктория

Русификация обложки: Александра Волкова 

Глава 1

Я клялась, что этим летом не вернусь обратно к громогласной миссис Вордвел, покрытой волдырями размером с пятак. Но когда в последний день учёбы я пошла в закусочную «Годро» и попросила принять меня на работу, знаете, что сказал мистер Годро?

— Извини, пирожочек, у нас семейный бизнес.

Пирожочек? Чёрт, да я приготовлю десерт Rocky Road быстрее его девчонок, и шоколадом сверху посыплю. А с ним у Годро всегда проблемы.

В любом случае, сегодня пятница двадцать восьмое июля, — открытие сезона сбора голубики по всему восточному Мэйну, так что мы с сестрой Мэгс пришли в степь собирать ягоды. Солнце подёрнуто дымкой и кажется ещё больше, но соломенная шляпа и солнцезащитный крем защитят меня.

Я осматриваю кусты вокруг Мэгс. Мы здесь только с семи утра, а я уже собрала тридцать два ящика ягод. Я усмехаюсь, поймав её взгляд. Она медленно чешет свою щёку средним пальцем. Притворившись, что направляюсь попить из нашей пятилитровой бутылки, я прохожу мимо Мэгс и щипаю её за зад. Она ртом ловит воздух:

— Дарси Прентис! Господи!

Наша кузина Нелл собирает урожай уже около каменной стены, но точно понимает, что произошло, и её смех разносится по всему полю. Вскоре Нелл запоёт — она это делает постоянно в течение сбора урожая, чем бесит многих из нас к концу рабочего дня. Несмотря на это, она особенная, поэтому никто её не затыкает, стоит ей затянуть «С горы ты разнеси весть».

Сбор проходит так: ты сгибаешь колени, проводишь комбайном с двумя ручками по низким кустарникам, наполняя зубья ягодами. Когда он наполняется, вываливаешь содержимое в большой пластмассовый ящик с наклеенной на него этикеткой E.F. Danforth & Son. Забив его до отказа, принимаешься за новый.

Я не замечаю Нелл, которая несётся ко мне по каменистой почве, пока она, тяжело дыша, не оказывается со мной бок о бок.

— Он здесь. Джесси Бушар.

Наблюдая за грохочущим пикапом, который едет по грязной дороге, она добавляет:

— Он опоздал.

Даже будучи уже восемнадцатилетней, Нелл всё ещё как ребёнок, и это проявляется во многом. Пожалуй, её можно назвать слегка отсталой. Как любит говорить тётя Либби моей маме:

— По крайней мере, я не волнуюсь, чем занята одна из моих дочерей.

Нелл поворачивается ко мне.

Джесси Бушар паркуется и вылезает со своими дружками под восхищённые взгляды. Мистер Боб Вордвел, начальник этого участка, идёт к парню с намерением устроить разнос, но не успеваешь оглянуться, как они начинают смеяться и болтать о какой-то чуши, как старые приятели. Джесси взглядом находит меня, от чего я отворачиваюсь, накрывая шляпу рукой, как будто защищаясь от ветра.

— Пошли, а то он попытается заговорить с нами. — Нелл тащит меня за руку.

Я отмахиваюсь от неё.

— Возвращайся на своё место, а то я скажу твоей маме, что ты филонила.

Пробираясь к нам, Джесси, одетый в потёртые джинсы и белую футболку, напоминает мне Брюса Спрингстина на старой обложке маминой виниловой пластинки. Ну, знаете, такой с тёмными кудряшками и сексуальным взглядом?

— Рад тебя видеть, — его единственные слова, сопровождающиеся беглым взглядом в мою сторону, и напоминающим мне о моей потной майке, прилипшей к телу.

Следом за Джесси идёт его дружок Мейсон Хоу — здоровый медлительный блондин с вечно засунутыми в карманы руками, а за ним шагает единственный парень, которого я надеялась избегать всё оставшееся лето. Шэй Гейнз щёлкает пальцами по краю бейсболки и усмехается уголком рта, как будто кто-то отпустил грязную шутку про меня.

— Посмотрите-ка, кто здесь, — бросает он.

В его самодовольном поступке прослеживается ярость, но я выдыхаю, выдержав на себе его взгляд, когда он проходит мимо. Мэгс и Нелл становятся рядом со мной, образуя стену. Мэгс вытирает потную бровь и говорит:

— Что не так с этим козлом?

Я пожимаю плечами.

— Потом расскажу.

Я наполняю ещё десять ящиков до того, как мистер Вордвел сигналит три раза, подзывая примерно сто пятьдесят работников к штабу (где находятся биотуалеты) за очередным выговором. Мэгс, Нелл и я садимся на траву под палящим полуденным солнцем, поглощая обед и запивая его водой, в ожидании разносной речи миссис Эвелин Вордвел.

Она усаживается в складное кресло, ставит двухлитровую диетическую газировку в ноги и разглядывает нас. Она просто огромна, наверняка весит килограмм сто тридцать. На ней футболка без рукавов в цветочек, которая выглядит так, будто ей можно накрыть двухместный диванчик и ещё несколько метров останется. Её муж сливается с задним фоном, когда она тяжело поднимается и, уперев руки в боки, вытягивает голову вперёд.

— Итак. В этом году большой урожай. Так и должно быть: весна была дождливой, и теперь зелёные степи покрыты ягодами. На протяжении последующих двух недель я хочу видеть задницы и локти каждого пришедшего вовремя работника. — Её взгляд останавливается на Джесси, Шэе и Мейсоне. — Никто не уходит раньше окончания смены. Также не валяем здесь дурака. За это вам никто платить не будет. И если поймаю кого-либо, отлынивающего от работы, сразу же выгоню. Я знаю многих, кто хочет заработать. И не приходите ко мне с жалобами, что такой-то платит больше на другом поле. Больше двух долларов и пятидесяти центов за ящик вы не получите.

Я поглядываю на Джесси. Он сидит, согнув ноги и сложив на них мускулистые руки, по которым я пробегаюсь взглядом. Так можно накачаться, перетаскивая стога сена в грузовики и очищая пастбища от травы, чем он и занимался у своего дяди после окончания школы в мае, — по крайне мере, так говорят.

Шэй ловит мой взгляд, наклоняется к Джесси, что-то шепчет ему и затем язвительно улыбается мне. Он не просто сердится на меня, но и готов к мести — краснея, я отворачиваюсь под продолжающуюся речь миссис Вордвел.

— В этом году всё будет по-другому. Мы не допустим проявления безрассудства. Поняли? — Мы все замираем. — После окончания смены появляться на этой территории запрещено всем, кроме меня, Боба и сезонных рабочих, живущих в бараках. Я буду наблюдать, как вы убираетесь отсюда. Мне наплевать, добираетесь ли вы на попутках или идёте пешком в город. Я не отвечаю за вас после окончания смены, ясно?

Все кивают: местные бегло осматривают сезонников, отвечающих нам открытым взглядом. Нужно отдать должное Вордвелам, изорванный и выцветший плакат всё ещё приклеен к двери их фургона. Слово «Разыскивается» отчётливо выделяется даже спустя двенадцать месяцев.

— Ладно. Заканчивайте с обедом и возвращайтесь к работе. — Она растекается в своём кресле у двери фургона, прямо в тени под навесом, и устанавливает вентилятор на ступеньках.

Вернувшись к сбору, мы с Мэгс больше не шутим, а мягкое приглушенное пение Нелл сливается с жужжанием насекомых и отдалённым шумом с Пятнадцатого шоссе. Находят тучи, а значит, скоро начнётся дождь.

Я ставлю свой последний ящик с голубикой в багажник грузовика мистера Вордвела, который обходит машину, хлопая перчатками. Он вполовину меньше своей жены, блондин с густыми волосами и очень обветренной кожей, которая выглядит как старое лошадиное седло.

— Вы же дочки Сары Прентис, так?

Мы киваем — Нелл нам как сестра. Он ворчит, почёсывая щетину.

— Вы же слышали, что Эвелин сказала о безопасности?

Лично я не помню, чтобы она об этом что-то говорила, но Мэгс всё равно кивает.

— Не волнуйтесь. Мы всегда вместе.

— Это правильно, — говорит он и направляется к грузовику.

Сейчас люди не находят себе места. Беспокоятся, что земля расколется и проглотит ещё одну из Сасаноа.

Измученные и страдающие, мы втроём идём к видавшей виды Мазде Мэгс. Группа парней околачивается около машины Джесси, неся какой-то бред. Когда мы проходим мимо них, Шэй кричит мне под хохот парней:

— Дарси, мы же увидимся сегодня на карьере?

Я не останавливаюсь и не оборачиваюсь, но стоит мне сесть в машину, как фигурка гавайской девочки начинает неистово дёргаться от моего яростного удара по приборной панели. Мэгс снова надевает на себя маску всезнайки, но прикусывает свой язык только потому, что Нелл сидит на заднем сиденье. Но в этот раз Мэгс знает не всё. Она вообще ни о чем не догадывается.

Мэгс резко выруливает на дорогу, оставляя за нами волну пыли. В любую секунду над нами готов разразиться ливень. 

Глава 2

После моего отца, курение — вторая истинная любовь моей матери. Папа умер одиннадцать лет назад, так что после его смерти маме остались лишь сигареты. Она оттачивает навыки курения каждый вечер, пуская дымовые кольца или выдыхая дым через нос так медленно, что даже смотреть больно. Иногда мне кажется, что мама курит только для того, чтобы не разговаривать с нами. Да и осуждать её нельзя, потому что тётя Либби околачивается у нас постоянно, так как её трейлер стоит возле нашего дома.

— Сара, у вас закончилось молоко.

Либби залезает с головой в холодильник, загораживая проход своей задницей так, будто не догадывается, что мне нужно пройти. Приходится перелезать через кресло, чтобы выйти на веранду.

— А этот апельсиновый сок испортился. Ты не знала?

Она вытаскивает картонную упаковку и трясёт её, привлекая внимание матери.

— Вам хлеб нужен. Я испеку багет, хорошо?

Она осматривает кухонный шкаф и вздыхает, резко опуская руки.

— Да и муки у вас нет.

Мэгс и я обмениваемся взглядами и возвращаемся к игре в карты с Нелл. Мы постоянно играем на мелочь на веранде, пока мама в это время сидит в плетёном кресле, подпирая ногами перила, и затягивается сигаретой, наблюдая за перекрёстком сельской дороги и Пятнадцатого шоссе. Сегодня вечером мы сидим на большом выцветшем коврике с мокрыми волосами после душа, жалуемся на больные мышцы и стонем после каждого движения. В любом случае, оно того стоит: к концу сбора у меня будет достаточно денег на новую школьную одежду и какую-нибудь подержанную машину из салона Гэри, где Мэгс купила свою машину прошлой осенью. Больше мне не нужно будет подбрасывать монетку за место на переднем сиденье.

Нелл уплетает крендели, рассматривая каждый из них перед тем, как положить в рот, будто надеется увидеть в нём очертания Эйба Линкольна или Девы Марии.

— Мне понравился субботний фильм, хотя он и не стал моим любимым.

Она говорит об этом с прошлых выходных, после нашего возвращения с Сасаноа Драйв. Первый из фильмов на двойном сеансе — это всегда классика голливудского кинематографа, а Нелл только ради них и живёт.

Мэгс закатывает глаза под очками с тёмной оправой.

— Давай, расскажи, как тебе тот поцелуй.

Она жульничает и кладёт пики.

— Ну-у-у… — Нелл откидывается на локтях и поднимает ноги к перилам. — Парень был симпатичным…

Говорить, что парни симпатичные, а не горячие, стало её фишкой. Хотя из фильма я запомнила только Марлона Брандо по той причине, что наполовину выпила ром с вишнёвой колой, принесённые в термосе моей подругой Кэт.

— Во время поцелуя казалось, что у него есть чувства к девушке. — Она громко чмокает губами, и мы с Мэгс лопаемся от смеха. — Поцелуи должны быть нежными. Вот как следует целоваться.

Мама спрашивает низким прокуренным голосом, держа тлеющую в душном воздухе сигарету:

— И кого ты надумала целовать?

Посмотрев на неё, можно с легкостью понять, как мы с Мэгс будем выглядеть примерно через двадцать лет — песочные волосы, широко посаженные раскосые голубые глаза, короткий нос и острый подбородок.

Я перевожу взгляд на Нелл, но она и бровью не ведёт.

— Уж точно не с этими колхозниками. Они вообще невоспитанные. — Мы снова хохочем. — Ну, это правда.

— Нелли Роуз, о чём ты говоришь? — Либби выглядывает из дверного проёма. Она считает, что Нелл понабралась всего этого из сериала «Молодые и дерзкие». — Следи за языком.

— Как я могу следить за ним? Я же его не вижу.

Нелл смеётся так, как будто это лучшая шутка в её жизни, отчего мы с Мэгс снова заходимся смехом.

Либби засовывает руки в карманы джинсового комбинезона. Хоть мы и неверующие католики, но она одевается как пятидесятник[1]: длинные штаны, длинные косы и бабушкины очки на кончике носа.

— Кто-нибудь хочет объяснить мне, как же всё-таки приготовить праздничный ужин, если нет продуктов? — Она хитро смотрит нам в ответ.

Мама тушит сигарету в кофейной кружке.

— Ты расскажешь им, в конце концов?

— Что? Кто? — Нелл приподнимается. — Я?

— Детка, у тебя получилось. — Либби улыбается. — Сегодня позвонили. Ты будешь принцессой в конкурсе красоты.

Нелл с криками вскакивает на ноги, обнимая свою маму, и так прыгает от радости, что легко может проломить веранду. Я подбираю карты и перемешиваю их, так как вдвоём играть не получится, а Нелл теперь от счастья всё равно всю ночь будет не до игры. Её мечтой всегда было участие в «Фестивале принцесс», а я до сих пор не упомянула, что она красотка. Нелл не похожа на модель с показов Victoria\'s Secret, но наделена той чистой и светлой красотой, которая зачастую отпугивает парней. Фарфоровая кожа, кудрявые чёрные волосы, унаследованные от отца (неважно, где он сейчас), и тёмно-голубые мечтательные глаза, наполненные детской невинностью.

Мама кашляет:

— Либ, ты не закончила.

Либби притягивает к себе Нелл и упрямо приподнимает подбородок, больше ничего не говоря. Мама смотрит на меня, и я перестаю считать карты.

— Член из комитета фестиваля оставила и для тебя сообщение, Дарси. Твою кандидатуру тоже выдвинули.

У Мэгс падает челюсть, и она катится со смеху. Я пристально смотрю на маму, ожидая, когда же она разразится смехом, но, увидев мрачный взгляд Либби, понимаю, что все серьёзно. Из меня вылетает:

— Кем?

Мама пожимает плечами.

— Ты же знаешь, что это секретно. Похоже, у тебя завёлся поклонник. — И это всё, что я могу от неё узнать.

Нелл снова визжит, приподнимает и сжимает меня в объятиях так, что у меня хрустит позвоночник. Тем временем моя любимая сестра ловит ртом воздух и снимает очки, чтобы вытереть глаза.

— Господи... Вот это да...

Мы ужинаем спагетти и кексом, который мама прятала в морозилке за прошлогодним кабачком. С каждым разом я ударяю вилкой по тарелке с большей силой, игнорируя всех и надеясь, что вскоре всё встанет на свои места. Нелл постоянно дёргает меня за руку и визжит:

— Как это здорово, да? Мы будем вместе участвовать!

Либби добавляет комментарии типа:

— Многие же проходят первый отбор.

Или:

— Победа и получение титула Королевы говорит не только о красивой внешности, но и о чём-то большем.

Я намеренно проливаю холодный чай, чтобы дать ей поныть о чём-нибудь другом, и смотрю на маму, пока Либби суетится вокруг с бумажными полотенцами.

— Можно я пойду?

Мама отпускает меня взмахом руки. Я поднимаюсь наверх, касаясь фотографии папы, которая висит в рамке на стене напротив лестничных перил. Я буду делать так каждый вечер, даже если дом будет находиться под бомбёжкой. На фотографии мне два года, а Мэгс — три с половиной. Папа держит нас в обеих руках, как будто мы пушинки, и усмехается, прислонившись к какой-то колымаге, которую он тогда чинил.



На улице душно, а обещанный днём дождь так и не начался. Мэгс, Нелл и я вылезаем на крышу и усаживаемся около окна в комнату Мэгс. Черепица осыпается, как и весь дом, так что нам стоит быть осторожнее. Если куски черепицы упадут на веранду, то мы можем разбудить маму. Никто не знает, что мы здесь, что нам, собственно, и нравится.

— Ты знаешь, как получила этот голос, — Мэгс ухмыляется. — Дело в твоих коротеньких шортиках. Они так и кричат о самой именитой из Сасаноа. — Она откидывается на свое окно. — Теперь я даже могу представить тебя на сцене. С тиарой, лентой и бутылкой светлого пива.

Я одергиваю свои обрезанные джинсовые шорты.

— Не такие уж и короткие. Если карман не виден из-под штанины, то они не короткие.

— Так принято?

Мне хочется поколотить её, но мы с детства привыкли сдерживать себя в присутствии Нелл — она не приемлет насилия. Нелл держит кусочек кекса, завернутый в салфетку, и ковыряется в нём, поглядывая на меня.

— Ты сердишься из-за конкурса красоты?

Услышав её интонацию, можно подумать, будто я не собираюсь праздновать Рождество.

Как объяснить ей, что кто-то таким способом решил ужасно подшутить надо мной? Дарси Прентис — Принцесса Отбросов. Кто бы ни выдвинул меня, он, должно быть, сейчас катается со смеху. Я просто не могу понять, кому нужна эта волокита. Либби не раз говорила, что попасть в список кандидатов можно только в том случае, если твою кандидатуру выдвигает кто-то из народа, а потом необходимо, чтобы кто-то из членов комитета фестиваля её утвердил. Она сама предложила Нелл в качестве участницы. Да и какая разница? Я не буду выставлять себя посмешищем на сцене девятнадцатого августа.

— Она решает, какого цвета бутоньерку выбрать, — говорит Мэгс, похлопывая Нелл по колену.

— Ох, Дарси, с этим невозможно определиться, пока ты не найдёшь подходящее платье.

Я открываю рот, чтобы сказать то, о чём позже пожалею, но начинается долгожданный дождь. Нелл подбирается к краю крыши, нащупывает ногой окно гостиной, используя его как ступеньку, прежде чем спрыгнуть на клумбу. Если бы Либби когда-нибудь занималась прополкой (она выращивает цветы, а мама — овощи), то нашла бы отпечаток ноги на земле. Нелл машет нам и убегает к трейлеру, доедая кекс на ходу.

— Однажды эти её розовые очки не доведут до добра, — говорит Мэгс, когда мы залезаем в её тусклую комнату.

— Но с ней всё будет в порядке. — Я вытираю мокрое лицо. — Нелл так же везёт, как некоторым везёт на прыщи.

Я ловлю на себя изучающий взгляд Мэгс.

— Что?

— Я помню про Шэя. — Она садится на кровать. — Что между вами было?

Я отворачиваюсь, притрагиваясь к шкатулке с балериной внутри, которую помню у Мэгс с детства. Фарфоровая рука танцовщицы настолько хрупкая, что я могу сломать её пальцами.

— Ничего особенного.

— Это был он тогда, Четвёртого июля? Ты поэтому так странно себя вела той ночью? — Она ждёт моего ответа. — Серьезно, Дарси? Шэй Гейнз?

Разом я чувствую навалившуюся усталость и еле держусь на ногах. Я указываю на открытое окно:

— Дождь усиливается.

И ухожу, оставляя её одну, сидящей на кровати в темноте. 

Глава 3

Завтра суббота. Я спускаюсь вниз около шести утра, услышав стук топора снаружи. Ставлю поджариваться тосты, от которых остались только краюшки, ведь мама и Мэгс ни за что их есть не будут, а мне всё равно. Выглянув в окно, я замечаю Ханта Чапмана, колющего нам дрова.

Я выхожу на улицу в мешковатой ночной футболке и кричу:

— Она не одобрит.

Остановившись, он опускает топор и находит меня глазами.

— И тебе доброго утречка.

Он снова ставит пень и раскалывает его напополам, а затем кидает поленья в общую кучу, над которой трудился, наверное, с пяти утра. Он хозяин дома, а также один из начальников мамы на фабрике E.F. Danforth & Son по упаковке голубики в Блю Хилл. Хант — высокий зануда с широкими плечами, хотя и неплохо сохранился для своего возраста, и он очень молчаливый, что мне не нравится.

— Я скажу маме, что ты здесь.

Растрёпанная мама уже стоит на кухне, завязывая халат на талии, и выглядывает сквозь занавески. Из красивых вещей у неё только это поношенное кимоно из красного шёлка, давным-давно подаренное папой на её день рождения.

— Что он делает? — еле слышно спрашивает мама.

— Не даёт нам замёрзнуть в августе.

Она бросает на меня взгляд и больно шлёпает по бедру.

— Иди в комнату и надень штаны.

Вместо этого я беру свой тост и иду за ней до двери. Она выходит на веранду и скрещивает руки.

— Хант Чапман, только не говори, что купил нам дрова.

Он раскалывает ещё два полена, мысленно пережёвывая свой ответ, как тот индеец из рекламы, жующий табак.

— Вчера вечером ветром повалило яблоню на моём северном поле. Она довольно сухая. Не должна задымить вас этой осенью.

— Ответь, сколько я должна. — Мама резко вздёргивает подбородок в тишине. — Хант, назови сумму.

Он прекращает работать, переводит дыхание и опускает топор, легко доставая его из плахи.

— Просто помогаю соседям.

— Ты живёшь почти у пивоварни.

Кажется, что у Ханта закончились аргументы, и мама вздыхает, ступая в дом.

— Позволь хотя бы завтраком тебя накормить. Может, пока выпьешь кофе?

Он впервые смотрит на маму с небольшой улыбкой. Мне кажется, что в основном Хант старается не улыбаться, но это делает его черты более приятными, и при этом не сильно меняя их.

— Спасибо, Сара.

Капли пота блестят у основания его лба, а среди каштановых волос уже проступают седые волоски.

Я слышу тяжёлые шаги Мэгс на втором этаже и спешу в ванную комнату, прежде чем она успеет до неё добраться. Нет смысла принимать душ перед сбором голубики; почистив зубы, я быстро оглядываю себя в зеркале и наношу немного водостойкой туши и блеска для губ. Никогда не знаешь, что может случиться.

Когда мы уходим, Хант с мамой стоят бок о бок, попивая кофе из тяжёлых белых фарфоровых кружек. Боясь, что опоздала, Нелл несётся сломя голову по дому с обеденной сумкой, бьющейся о её ногу, и голубой косынкой, которую она завязывает поверх волос во время работы. Она кричит нам:

— Сегодня у нас мясные сэндвичи и швейцарский рулет.

Мэгс заставляет меня платить за бензин каждую неделю, потому что я провалила экзамен по вождению четыре раза, да и мама говорит, что теперь стоит сдавать экзамен, набрав больше опыта в вождении. Нелл же копит деньги на обучение в школе косметологов (что довольно смешно, поскольку ей запрещено краситься), поэтому Мэгс просит её собирать нам обед.

Моя сестра уважает тех, кто копит деньги на образование. Мэгс откладывала деньги на колледж с двенадцати лет. Весной она пойдёт учиться в университет Мэна, заработав достаточно денег этой осенью на учебники и другие вещи. Большинство её друзей уедут на учебу в августе или сентябре. В мае она рассталась со своим парнем, Уиллом, перед их первой годовщиной отношений — Мэгс говорит, что хочет быть «свободной», когда уедет отсюда. По-моему, она спятила. Уилл был придурком, но довольно милым. Однажды он даже заказал ей доставку роз в читальный зал.

Либби идёт за нами с утренним желанием поболтать с мамой, но её глаза сужаются, стоит ей увидеть Ханта. Даже не поздоровавшись, она вставляет:

— Сара говорила тебе о выключателе в гостиной? — Я не представляю, как ему удается сдержать эмоции, ведь Либби ужасно груба. — Он щёлкает как раскалывающийся орех. С проводкой проблемы.

— Я посмотрю.

Либби постоянно брюзжит о том, что наш старый дом и трейлер разваливаются, а Хант ремонтирует вещи вместо того, чтобы заменить их. Но я-то знаю, что Хант дал маме отсрочку от оплаты аренды после смерти папы — так мы смогли позволить себе жить здесь, и нам не пришлось переезжать к бабушке Нэн, которая живет у черта на куличиках в Арустуке и держит свиней. На мой взгляд, мы перед ним в большом долгу. Я думаю, что Либби так черства с мужчинами потому, что отец Нелл сбежал, несмотря на их помолвку и седьмой месяц беременности.

Как только мы забираемся в машину, я опускаю окно и кричу:

— Пока, Хант.

Он салютует. Вот по таким мелочам становится понятно, что мы ему точно нравимся, хотя он об этом и не скажет.

Когда мы выезжаем, Либби идёт внутрь за чашкой кофе. Я уверена, что она выпросит себе часть яичницы с беконом, которая предназначалась Ханту.



У Джесси Бушара такие тёмные глаза, каких я никогда не видела, и я смотрю в них, пока он кладет кубики льда в мою ладонь. Неожиданный холод на свежих мозолях позволяет мне отдышаться, хотя я и продолжаю смотреть на парня. Когда Джесси улыбается, можно заметить его отколотый клык.

— Держи. Уверен, что так тебе будет легче.

Я киваю. Он принес лёд из своей канистры с водой, когда заметил, что я дую на горящие ладони, пытаясь остудить их.

— Кажется, я где-то потеряла перчатки, — объясняю я. — Это так глупо, да?

Я чувствую притяжение между нами, когда наши глаза встречаются, и всё внутри меня переворачивается. Я запала на него ещё с прошлого сезона сбора голубики, тогда часть меня впервые очнулась и увидела его по-настоящему.

— Нет. Но будет лучше, если ты возьмёшь у кого-нибудь перчатки, иначе завтра тебе будет не до работы. — Он садится на корточки и улыбается. — Как ты собираешься с такими убитыми руками становиться лучшим работником?

Я откидываю голову и смеюсь. Лучшим работником всегда становится кто-то из мигрантов — обычно какой-нибудь выносливый двадцатилетний гондурасец, переезжающий из штата в штат на различные сборы урожая и выработавший собственную систему работы. Сборщик — это еще не работник, статус которого нужно заслужить. В конце каждого сезона Вордвелы выплачивают семьсот долларов тому, кто соберёт больше всего фунтов голубики: таким образом, они дают всем хорошую причину из кожи вон лезть ради денег. Шэй — самый главный конкурент в этом году, как ни посмотрю на него, он каждый раз набирает новый ящик голубики.

В глазах Джесси пляшут чертята, и я готова его съесть, как вдруг начинается драка возле большой груды булыжников. Мигранты кинулись на местных, и угадайте, кто в самой гуще событий? Шэй. Он тянет какого-то парня за рубашку к камням и получает от него дважды кулаком в ухо, затем они вместе падают на землю.

— Эй!

Дьюк МакКатчен, помощник мистера Вордвела, бежит к ним, но Мейсон успевает поднять Шэя, схватив его под мышки. Шэй высокий, но жилистый и худой в отличие от Мэйсона, так что он изо всех сил пытается высвободиться из хватки парня. Все расходятся, чтобы не попасться на глаза подходящему мистеру Вордвелу. Мигранты просто не могут допустить того, чтобы их выгнали. У большинства из них нет денег, так что только сбор ягод приносит им еженедельный доход, а если они потеряют эту работу, то будут голодать до начала картофельного сезона на севере.

— Что здесь происходит? — Мистер Вордвел переводит взгляд с мигрантов на местных, но никто ничего не комментирует. Мейсон засовывает руки в карманы. Все понимают, что кто-то — а именно Шэй — вспомнил про Рианону Фосс и слух прошлого лета, что это было дело рук мигранта. Шэй и Рианона не были друзьями. Насколько я знаю, она ему даже не нравилась.

— Я вас выгоню, если что-то подобное снова случится. Уяснили?

Мистер Вордвел дожидается их кивка и уходит к своему грузовику. Миссис Вордвел кричит со своего фургонного насеста:

— Что случилось? Боб?

Шэй чертыхается, поднимает свою кепку и хлопает ей по бедру перед тем, как надеть. Он замечает Джесси, который стоит рядом со мной, и долго смотрит на нас, прежде чем демонстративно отвернуться. Дьюк что-то резко бросает ему и даёт подзатыльник. Он приходится Шэю то ли дядей, то ли кузеном.

Вернувшись к сбору, Мэгс вздыхает, а её длинный светлый хвост раскидывается по плечам, когда она высыпает голубику в ящик.

— Ты знаешь, как подцепить парней.

— Мне не нравится Шэй.

— Да кому он нравится? — Она бросает взгляд на него. — Но всё-таки посмотри... Так-то он сексуальный.

— Почему не симпатичный?

Она фыркает, а меня уже достало терпеть её язвительные комментарии насчёт той истории Четвертого июля. У Шэя глаза цвета солнца, на которое смотришь сквозь коричневое морское стекло, а волосы на три оттенка темнее и ниспадают на лицо, когда он не носит кепку, что бывает редко. Сегодня на нём полинявшая джинсовая рубашка с оторванными рукавами и тёмные джинсы. Если бы я не знала о его характере, похожем на тех жуков, которые выползают из-под земли от наших следов, то я бы даже могла себя простить за ошибку, совершенную Четвертого июля.



Ни у кого нет запасных перчаток, так что я собираюсь с духом и продолжаю собирать ягоды, и в итоге уступаю Мэгс, а эта боль сильнее мозольной. Со временем мои ладони затвердеют, но не к концу сегодняшней смены, а это означает, что денежки постепенно ускользают от меня. Мэгс наполняет уже пятьдесят третий ящик и берётся за следующий. Я не собрала и сорока.

Джесси уходит раньше, отпрашиваясь у мистера Вордвела при помощи своей харизмы. В пять часов заканчивается смена, и мы с девчонками собираемся уезжать, но по дороге несётся не кто иной как Джесси. У парня ещё хватает совести вернуться, когда он отпросился на приём к доктору или что-то в этом роде. Миссис Вордвел пристально смотрит на него, как будто хочет протянуть его за уши по округе, но рабочий день уже закончился, и ей не остаётся ничего, кроме как рявкать на мужа, чтобы тот поскорей собирался.

Джесси останавливает около нас и опускает окно.

— Вот. — Он протягивает мне что-то через окно. Это пара жёлтых рабочих перчаток, потрёпанных и больших по размеру, но я прижимаю их к груди, как будто они сделаны из золота. — Я вспомнил, что дома завалялась запасная пара.

Джесси кивает мне и уезжает к Шэю и Мейсону, не дав возможности поблагодарить его.

Мы все молчим, залезая в машину Мэгс, и эта тишина напрягает. Я хочу излить свои чувства о том, что никто не знает настоящего Джесси Бушара, но Нелл первая начинает разговор.

— Они ведь даже не новые.

— Господи, Нелл. — Я резко поворачиваюсь и холодно смотрю на неё, заставляя вжаться в кресло. — Не будь такой грубой.

Мэгс сворачивает на Пятнадцатое шоссе, направляясь в восточную часть Сасаноа, к дому.

— Ты только послушай себя. «Не будь такой грубой». Я и понятия не имела, что на переднем сиденье едет английская королева.

Жар приливает к моему лицу. Иногда Мэгс так напоминает маму, что это сводит меня с ума — у них получается распознать любое враньё. У такого прирожденного вруна, как я, нет шансов на существование в подобной семье.

У нас с Нелл плохое настроение, пока мы едем по центральной улице, проезжая мимо почтового отделения, закусочной Годро, заправки Ирвинга, супермаркета «Ханнифорд» и десятка других тихих улочек, тротуары которых детишки разрисовали мелом и на которых в тени веранд спят собаки. Весь Сасаноа спит. Иногда хочется проверить, если ли здесь всё-таки жизнь.

Параллельно центральной улице течёт необузданная и запутанная река Пенобскот с пересекающим её мостом. Папа был единственным из тысячи с лишним рабочих, построивших этот мост, кто погиб всего лишь из-за пятидесяти долларов и какой-то рождественской мишуры со звёздочками. Едва ли во всём городе можно найти место, откуда не был бы виден мост — днём солнечные лучи мерцают на бетонных опорах, а вечером на нём мигают красные огоньки.

Том Прентис был чокнутым: мама говорит, что не было такого дела, за которое он не взялся бы. А Либби всегда добавляет, что именно поэтому он не дожил до сорока лет. Если хочется разговорить маму, стоит спросить у неё что-нибудь про отца. Например, о ночных поездках на его старом мотоцикле марки «Индиан», будучи в стельку пьяным, или о драке на парковке во время конкурса красоты, когда он с разбитым ртом крутил за воротник рубашки какого-то парня, а другого держал под мышкой, не переставая смеяться.

Мэгс едет по Второй улице. Она не проронила ни слова, да ей и нет нужды говорить. Я начинаю ухмыляться, а Нелл нагибается к нам, осознаёт, куда мы направляемся, и вопит в мое ухо:

— Кто последний зайдёт в воду, тот платит у Годро!

Она стягивает с себя рубашку, не замечая парня на велосипеде, который, увидев её, практически врезается в голубую гортензию. 

Глава 4

Дорога к карьеру тянется сквозь лес пыльной лентой, доходя до самой цепи с табличкой «Частная собственность», преграждающей путь. Будучи здесь в полном одиночестве, мы выбегаем из машины, снимая с себя одежду.

Мэгс и Нелл раздеваются только до нижнего белья, я же снимаю всё. Не обращая внимания на их посвистывания, спускаюсь по гранитным уступам к тёмной маслянистой воде и бомбочкой прыгаю в неё. Вода холодная, а детишки любят говорить, что этот карьер бездонный. Я открываю глаза, всплываю на поверхность, хватаю ртом воздух и откидываю волосы назад.

Девчонки прыгают в карьер вслед за мной, и некоторое время мы только и делаем, что плаваем и плескаемся в воде, пока пот и мелкий песок смываются с наших тел. Кажется, что мы плаваем в большой чаше, слушая, как пение птиц и наши выкрикивания «Эй-эй» отзываются эхом от скал. Несмотря на табличку, многие устраивают здесь вечеринки, разжигают костры и прыгают на слабо в воду с самого высокого уступа.

Нелл первой вылезает на берег, отжимает волосы и карабкается по уступу, пока мы с Мэгс держимся на одном месте в воде.

— Ты оставишь эти перчатки?

Нелл смотрит под ноги на ходу, вытянув руки по сторонам для равновесия. Её нижнее бельё нежного цвета: белый хлопковый лифчик с маленькой розочкой, которую можно заметить на майке маленькой девочки. Любой, кто расстегнёт на нём переднюю застёжку, должен будет прикоснуться к плотному атласному кружеву и задуматься на секунду о том, что происходит, а потом уже осуществить свои намерения. Я сглатываю горечь и обещаю себе больше не думать об этом. Я уже обещала, что никогда не буду.

— Да, — отвечаю я.

Она поджимает губы и качает головой, протягивая «м-м-м-м».

— Да в чём дело? Джесси ничего плохого тебе не сделал.

— Он неприятный.

— Это не так. Что такого неприятного он сделал?

— Я не говорю, что он ковыряется в носу. Просто он недостоин тебя.

Мэгс опускает взгляд. Кажется, она понимает, что стоит ей посмотреть на меня и она вспомнит про наш секрет. Но нет смысла копаться в наших с Джесси отношениях.

— Половина девчонок из школы скажет тебе, носит он боксеры или трусы-плавки, — добавляет Мэгс.

Я обдумываю её слова.

— Семейники.

— Не обращай внимания, Нелли. — Мэгс выходит из воды. — Она не успокоится, пока он полностью её не попробует, не пропустив ни одной части тела. И только потом будет удивляться, почему же мы её не отговорили.

Я никогда этого не говорила вслух, но у Мэгс и Либби одинаковое телосложение: ростом почти под метр восемьдесят, упругая грудь и попа под спортивным лифчиком и мужскими шортами. Я же, как мама — маленькая и с формами, но всё-таки сильная.

Нелл с осторожностью ступает, размахивая одной рукой. Она останавливается на ровном месте и говорит нам громко и чётко:

— Я очень хочу вас поблагодарить.

Мэгс усмехается и направляется к машине за полотенцем или чем-нибудь, что его заменит. Я подплываю к уступу, складывая свои руки так, как будто говорю в микрофон.

— Мисс Мишо, каково вам на сцене перед зрителями?

— Они мне как друзья. Не могу передать словами, как дороги мне ваши голоса. Обещаю сделать всё возможное, чтобы город гордился мной.

— И как вы собираетесь потратить стипендию?

— На учёбу в школе косметологии Паулины в Бангоре. Это мечта всей моей жизни, — Нелл замолкает. — И если я когда-нибудь решусь открыть магазин, то, уверяю вас, он будет в Сасаноа. — Она так низко кланяется, что подметает волосами гранит. Я хлопаю. Не переводя дыхание, она слегка подпрыгивает, и припадает к земле рядом со мной.

— Завтра к двум часам нам надо быть в мэрии.

— Зачем?

— Дарси! Ты перезвонила той женщине с конкурса? Мы должны зарегистрироваться и забрать папку с регламентом.

Я ей не перезванивала, и теперь мне приходится смотреть на Мэгс в поисках помощи. Она приносит плед с заднего сиденья машины, обтирается им и передаёт мне, бросая на меня суровый взгляд. Мэгс решила, что подобное делается только ради Нелл, а не ради нас. Я тяжело вздыхаю.

— Слушай, я не... — Глаза моей сестры настолько голубые и серьёзные, что я просто не могу закончить предложение. — Ладно. Так и быть. Почему бы и нет.

Я оборачиваю полотенце вокруг тела, и мы вылезаем на травянистую поляну. Сначала я не вижу свою одежду, но вскоре замечаю свою майку где-то вдалеке. Когда я почти полностью одеваюсь, Нелл произносит:

— Кто-то трогал наши вещи.

— Что?

— Наша одежда лежала не там. Мы с Мэгс раздевались на другой стороне. А сейчас она почти в кустах.

Я оглядываю свои шорты и нижнее бельё и быстро натягиваю их.

За деревьями заводится мотор. Шины шуршат по земле, а мы бежим к началу дороги, но не успеваем ничего заметить, кроме следов колёс в грязи.



Закусочная «Годро» переполнена, а очередь начинается от столиков на тротуаре. Ещё не совсем стемнело, но гирлянда и неоновая вывеска уже горят. Я так и жду косых взглядов и насмешек в наш адрес, но, видимо, если наш любитель подсматривать здесь, то пока он отмалчивается.

Мэгс платит за всех. Девчонки заказывают по мороженому с сиропом, а я беру газировку и картошку фри. Мы перебираемся к уличному столику под зонтом в красно-белую клетку и ожидаем объявление о готовности нашего заказа по громкоговорителю.

— Я не могу понять, почему тот человек не пошёл плавать, — говорю я снова. — Он определённо ненормальный, раз испугался полураздетых девиц и удрал.

— Ну, ты-то как раз была полностью раздета. Я вот испугалась. — Мэгс уворачивается от обертки трубочки, которую я в неё кинула.

Нелл упирается локтями в колени.

— Он трогал нашу одежду.

— Тебе кажется, — вздыхает Мэгс

Когда объявляют наш заказ, мы с Мэгс идём к окошку выдачи, за которым стоит одна из сонных работниц Годро. Она интересуется, хотим ли мы кетчуп или соль. Мистер Годро, наблюдающий за работой, подходит к нам. Его огромный живот выпирает под бирюзовой рубашкой поло. Он опирается на подоконник и улыбается мне.

— Ну, здравствуй, мисс Штучка. — Одна из его зубных металлических коронок поблёскивает на свету. — А я ведь надеялся, что ты вернёшься. Без обид, что тебе не нашлось места на лето?

— Конечно.

Я наблюдаю, как за его спиной официантка наполняет рожок так, как будто у неё артрит обеих рук.

— Порой тяжело быть тем, кто принимает на работу и увольняет.

— Угу.

— Следующим летом моя Ферн будет в Бостоне. Так что, возможно, я возьму тебя на работу. — Он подмигивает и подвигает к нам поднос. — Сладости для конфеток.

Я поливаю картошку уксусом.

— До свидания.

Выходя, Мэгс говорит:

— Может это был он.

— Кто наблюдал за нашим купанием?

Она хохочет.