Артур Конан Дойл
Странным и удивительным кажется, если посмотришь, как на нашей планете самый маленький и незначительный случай приводит в движение целый ряд последовательных событий, которые переплетаются между собою до того, что их окончательные результаты становятся чудовищными и неисчислимыми. Приведите в движение силу, хотя бы ничтожную, и кто может сказать, где она окончится или к чему она приведет. Из пустяков возникают трагедии, и безделица одного дня созревает в катастрофу другого. Устрица извергает выделения, которые окружают песчинку, и таким образом появляется на свете жемчужина; искатель жемчуга вытаскивает ее из воды, купец покупает и продает ювелиру, который отдает ее покупателю. У покупателя ее похищают два бездельника, которые ссорятся из-за добычи, один убивает другого и гибнет сам на эшафоте. Здесь прямая цепь событий с больным моллюском в качестве первого ее звена и с виселицей в качестве последнего. Не попади эта песчинка во внутренность раковины, два живых, дышащих существа со всеми их скрытыми задатками к добру и злу не были бы вычеркнуты из числа живых. Кто возьмет на себя оценку того, что действительно мало и что велико?
Таким образом, когда в 1821 году дон Диэго Сальвадор подумал, что если еретики в Англии платят за ввоз коры его пробкового дуба, то ему стоит основать фабрику для приготовления пробок, то, конечно никому и в голову не могло прийти, что это может нанести вред интересам части человечества. Когда дон Диэго прогуливался под липами, куря папироску и обдумывая свой план, он и не подозревал, что далеко от него, в неизвестных ему странах, его решение вызовет столько страдания и горя.
Так тесен наш старый земной шар, и так перепутаны наши интересы, что человеку не может прийти в голову новая мысль, чтобы какому-нибудь бедняку не сделалось от этого лучше или хуже.
Дон Диэго был капиталистом, и абстрактная мысль скоро приняла конкретную форму большого четырехугольного оштукатуренного здания, где две сотни его смуглых соотечественников работали своими ловкими, проворными пальцами за плату, на которую не согласился бы ни один английский мастеровой. Через несколько месяцев результатом этой новой конкуренции было резкое падение цен в торговле, серьезное для самых больших фирм и гибельное для менее значительных. Несколько давно основанных фирм продолжали производство в том же размере, другие уменьшили штаты и сократили издержки; одна или две заперли магазины и признали себя разбитыми. К этой последней злополучной категории принадлежала старинная и уважаемая фирма братьев Фэрбэрн из Бриспорта. Многие причины привели к этому несчастью, но дебют дона Диэго в качестве пробочного фабриканта довершил дело. Когда два поколения тому назад первый Фэрбэрн основал дело, Бриспорт был маленьким рыболовным городком, не имевшим ни одного занятия для излишка своего населения. Люди были рады иметь безопасную и постоянную работу на каких бы то ни было условиях. Теперь все это изменилось, так как город развернулся в центр большого округа на западе, а спрос на труд и его вознаграждение пропорционально возросли; с другой стороны, когда плата за провоз была разорительна, а сообщение медленно, виноторговцы Экзетера и Барнстопля были рады покупать пробки у своего бриспортского соседа; теперь большие лондонские фирмы стали посылать странствующих приказчиков, которые соперничали друг с другом в приобретении покупателей до того, что местные торговцы лишились прибылей. Долгое время положение фирмы было непрочно, но дальнейшее падение цен решило дело и заставило мистера Чарльза Фэрбэрна, директора, закрыть свое заведение. Стоял мрачный, туманный субботний день, когда рабочим заплатили в последний раз, и старое здание должно было окончательно опустеть. Мистер Фэрбэрн, с озабоченным лицом, убитый горем, стоял на возвышении возле кассира, который вручал маленький столбик заработанных ими шиллингов и медных монет каждому из дефилировавших мимо его стола рабочих. Обыкновенно служащие ухолили поспешно, как только получали плату, словно дети, распускаемые из школы; но сегодня они не уходили, образовав небольшие группы в большой мрачной комнате и разговаривая вполголоса о несчастии, постигшем их хозяев, и о печальном будущем, ожидавшем их самих. Когда последний столбик монет был передан через стол и последнее имя проверено кассиром, вся толпа молча окружила человека, который недавно был ее хозяином, и стояла в ожидании, что он скажет. Мистер Фэрбэрн смутился, так как не предвидел этого и присутствовал при раздаче жалованья по вошедшей в привычку обязанности. Он был молчаливый, недалекий человек, и неожиданный призыв к его ораторским способностям озадачил его. Он нервно провел длинными белыми пальцами по худой щеке и слабыми водянистыми глазами взглянул на повернутые к нему серьезные лица.
— Мне жаль, что нам приходится расстаться, друзья мои, — сказал он надтреснутым голосом. — Плохой это день и для всех нас и для Бриспорта. В течение трех лет мы терпели убытки в делах. Мы продолжали дело в надежде на перемену к лучшему, но оно шло все хуже и хуже. Ничего не остается больше, как отказаться от предприятия, чтобы не потерять и того, что осталось. Надеюсь, что вам всем удастся достать какую-нибудь работу в непродолжительном времени. Прощайте, и да благословит вас Бог!
— Да благословит вас Бог, сэр, да благословит вас Бог! — закричал хор грубых голосов.
— Прокричим три раза «ура» в честь мистера Чарльза Фэрбэрна! — закричал красивый молодой парень с блестящими глазами, вскакивая на скамью и размахивая своею остроконечною шапкою в воздухе.
Толпа ответила на призыв, но в ее крике не было того испытанного одушевления, которое можно высказать только из переполненного радостью сердца. Потом рабочие стали выходить толпою на улицу, где сияло солнце, оглядываясь по дороге назад на длинный ряд столов и усеянный пробками пол, особенно же на печального, одинокого человека, лицо которого вспыхнуло при грубой сердечности их прощания.
— Хёксфорд, — сказал кассир, дотрагиваясь до плеча молодого человека, который предложил толпе прокричать «ура», — директор хочет поговорить с вами.
Рабочий вернулся назад и остановился, неуклюже размахивая своею шапкой перед своим бывшим хозяином. Толпа продолжала, теснясь, идти к выходу, пока в дверях никого не осталось, и тяжелые клубы тумана без помех ворвались в покинутую фабрику.
— А, Джон! — сказал мистер Фэрбэрн, внезапно выходя из задумчивости и беря письмо со стола. — Вы служили у меня с детства и доказали, что заслуживали доверие, которое я оказывал вам. Думаю, я не ошибусь, сказав, что внезапная потеря заработка повредит вам больше, чем многим другим из моих бывших рабочих.
— Я хотел жениться на масленице, — ответил рабочий, водя по столу мозолистым указательным пальцем. — Теперь надо будет найти работу.
— А работу, мой друг, нелегко найти. Взгляните, вы провели в этой трущобе всю свою жизнь и неспособны ни к чему другому. Правда, вы были у меня надсмотрщиком, но даже это не поможет вам, так как фабрики во всей Англии рассчитывают рабочих, и невозможно найти место. Это плохое дело для вас и для подобных вам.
— Что же вы посоветуете мне, сэр? — спросил Джон Хёксфорд.
— Об этом-то я и хочу поговорить с вами. У меня есть письмо от Шеридана и Мура из Монреаля. Они спрашивают, нет ли хорошего рабочего, которому можно было бы вверить надсмотр над мастерской. Если вы согласны на это предложение, то можете выехать с первым пароходом. Жалованье гораздо больше того, что я мог бы дать вам.
— Как вы добры, сэр, — сказал молодой рабочий серьезно. — Она — моя невеста Мэри — будет вам так же благодарна, как и я. Я знаю, что мне пришлось бы искать работу; я вероятно, истратил бы то немногое, что я отложил для обзаведения хозяйством, но, с вашего позволения, сэр, я хотел бы поговорить с ней относительно этого прежде, чем приму решение. Можете ли вы оставить этот вопрос открытым в течение нескольких часов?
— Почта отходит завтра, — отвечал мистер Фэрбэрн. — Если вы решите принять предложение, то можете написать сегодня вечером. Вот письмо, из которого вы узнаете адрес Шеридана и Мура.
Джон Хёксфорд взял драгоценную бумагу. Сердце его было полно признательности. Час тому назад его будущее казалось совсем мрачным, но теперь луч света прорвался с запада, обещая более светлую будущность. Он хотел сказать несколько слов, которые выразили бы его чувства к хозяину, но англичане не экспансивны по натуре, и он проговорил только несколько неуклюжих слов, сказанных глухим голосом, и которые так же неуклюже были приняты его благодетелем. С неловким поклоном он повернулся на каблуках и исчез в уличном тумане.
Туман был так непроницаем, что видны были только неясные очертания домов. Хёксфорд шел быстрыми шагами по боковым улицам и извилистым переулкам, мимо стен, где сушились сети рыбаков, и по замощенным булыжником аллеям, пропитанным запахом селедок, пока не достиг скромной линии выбеленных известью коттеджей, выходящих к морю. Молодой человек постучал в дверь одного из них и затем, не дожидаясь ответа, отпер щеколду и вошел в дом. Старая женщина с серебристыми волосами и молодая девушка, едва достигшая двадцати лет, сидели у очага. Последняя вскочила, когда вошел Хёксфорд.
— Вы принесли какие-нибудь приятные новости, Джон, — вскричала она, кладя руки на плечи и смотря ему в глаза. — Я сужу по вашей походке. Мистер Фэрбэрн намерен все-таки продолжать дело.
— Нет, дорогая, — отвечал Джон Хёксфорд, приглаживая ее роскошные темные волосы, — но мне предлагают место в Канаде с хорошим жалованьем, и если вы взглянете на это, как я, то я поеду туда, а вы с бабушкой можете приехать, когда я устроюсь там. Что вы скажете на это, моя милая?
— Как вы решите, так и будет хорошо, Джон, — спокойно проговорила молодая девушка. Выражение надежды и доверия светилось на ее бледном некрасивом лице и в любящих темно-карих глазах. — Но бедная бабушка, как перенесет она переезд через океан?
— О, не заботьтесь обо мне, — весело вмешалась старуха. — Я не буду вам помехой. Если вы нуждаетесь в бабушке, бабушка не слишком стара для путешествия; а если не нуждаетесь, то ведь она может присматривать за коттеджем, и держать родной дом в готовности принять вас, когда вы вернетесь на родину.
— Конечно, мы нуждаемся в вас, бабушка, — сказал Джон Хёксфорд с веселым смехом. — Вот фантазия оставить бабушку дома! Этого никогда не будет, Мэри! Если вы обе приедете, и мы сыграем как следует свадьбу в Монреале, то обыщем весь город, пока не найдем дом, сколько-нибудь похожий на этот. Снаружи дома у нас будут такие же ползучие растения; а когда мы закроем двери и будем сидеть вокруг огня в зимние ночи, то пусть меня повесят, если можно будет сказать, что мы не дома. Там тот же язык, как и здесь, Мэри, и тот же король, и тот же флаг; не будет похоже на чужую страну.
ТАЙНА КРАЖ НА МИЛЛИОН
— Нет, конечно, нет, — с убеждением ответила Мэри.
Она была сирота, и у нее не было родных, кроме старой бабушки. Единственным ее желанием было сделаться женой любимого человека и быть полезной ему. Там, где были два любимых ею существа, она не могла не чувствовать себя счастливой. Если Джон уезжает в Канаду, то Канада делается ее родиной, так как что мог дать ей Брис-порт, раз он уехал?
— Так, значит, сегодня вечером я напишу, что согласен на предложение? — спросил молодой человек. — Я знал, что вы обе будете того же мнения, что и я, но, конечно, не мог принять предложения, пока не переговорил с вами о нем. Я могу отправиться в путь через неделю или две, а затем месяца через два я все приготовлю для вас сам, за морем.
ПРЕДИСЛОВИЕ ГЕКТОРА СЕБАСТЬЯНА
Здравствуйте, все юные любители детектива. Перед вами снова Три сыщика — ребята, живущие на побережье океана, в городке Роки — Бич. Несколько лет назад ребята организовали свое детективные агентство Три Сыщика. С тех пор они раскрыли немало загадочных дел, где их на каждом шагу подстерегала опасность и тайна, за которой под час крылось то, что хранили века…
— Как скучно будет тянуться время, пока мы получим от вас весточку, дорогой Джон, — сказала Мэри, пожимая руку Хёксфорда, — но да будет воля Божья! Мы должны быть терпеливыми. Вот перо и чернила. Вы можете сесть за стол и написать письмо, которое заставит нас троих переехать через Атлантический океан.
Но если кто не знает, я вас познакомлю с Тремя Сыщиками.
Юпитер Джонс — глава агентства и сыщик номер один — весьма плотно сложенный и коренастый. Недруги называют его толстым, но это не имеет никакого значения для Юпа.
Странно, какое влияние мысли дона Диэго имели на человеческую жизнь в маленькой девонширской деревне.
Пит Креншоу — сыщик номер два — сильный и высокий парень. Настоящий спортсмен. На нем лежат все физические нагрузки.
Боб Эндрюс — архивариус агентства — худой, но мускулистый блондин в очках. Именно благодаря его записям читатель может знакомиться с невероятными приключениями этой троицы.
Согласие было послано, и Джон Хёксфорд немедленно начал приготавливаться к отъезду, так как монреальская фирма дала понять, что вакансия верная, и что выбранный человек может явиться немедленно для вступления в отправление своих обязанностей. Вскоре скромная экипировка была заключена, и Джон отправился на каботажном судне в Ливерпуль, где он должен был пересесть на пассажирский пароход, идущий в Квебек.
Не буду больше вас томить. Ну же, вперед к приключениям!
Гектор Себастьян
— Помните, Джон, — прошептала Мэри, когда он прижал ее к груди, — на Бриспортской набережной коттедж принадлежит нам; и что бы ни случилось, мы можем всегда воспользоваться им. Если бы обстоятельства случайно приняли другой оборот, у нас всегда есть кров, под которым мы можем укрыться. Там вы найдете меня, пока не напишете, чтобы мы приезжали.
— А это будет очень скоро, моя милая, — ответил он весело, в последний раз обнимая ее. — Прощайте, бабушка, прощайте!
— Ох, ну и жарища выдалась этим летом, — Боб Эндрюс — секретарь и архивариус детективного агентства Три Сыщика, уже в который раз тянулся за новой бутылкой лимонада.
— Пит, передай, пожалуйста, Бобу лимонад — ты ближе к сумке, — Юпитер Джонс, напялив солнечные очки «нежился» на беспощадно палящем июльском солнце. — Он ждет…
Корабль был дальше мили от берега, когда он потерял из виду фигуры стройной тонкой девушки и ее старой спутницы, которые стояли, смотря и кивая головами, на краю набережной из старого камня. С упавшим сердцем и смутным чувством угрожающей опасности увидел он их в последний раз в виде маленьких пятнышек, исчезнувших в толпе, которая окружала набережную.
— Ооо, да вы тиран, Юпитер Джонс — изрек с пафосом Пит Креншоу — сыщик номер 2.
— А если серьезно, Юп, тебе самому не помешало бы немного подвигаться, — сказал он, намекая на чрезмерную упитанность Первого сыщика. Как — никак именно из-за тебя мы все реже используем секретный ход номер один. Секретным ходом номер один, если кто не знает, именуется люк на крыше прицепа, который Три Сыщика используют как штаб квартиру.
— А как же Тайна Пропавшего Сокровища — Юп еле шевелил губами — ты забыл наших хороших знакомых гномиков?
Из Ливерпуля старуха со внучкой получили письмо от Джона, извещавшее, что он только что отправился на пароходе «Св. Лаврентий», а шесть недель спустя второе, более длинное, сообщавшее о благополучном прибытии в Квебек и описывавшее впечатление, которое на него произвела страна. После этого наступило долгое ненарушимое молчание. Проходили неделя за неделей и месяц за месяцем, но никаких известий из-за моря не было.
— Ничего я не забыл…
Минул год, за ним другой, а сведений о Джоне все не было. Шеридан и Мур в ответ на запрос ответили, что хоть письмо Джона Хёксфорда дошло до них, сам он не явился, и они были вынуждены заместить вакансию. Мэри и бабушка продолжали надеяться и каждое утро ожидали почтальона с таким нетерпением, что добросердечный малый часто делал крюк, чтобы не проходить мимо двух бледных озабоченных лиц, которые смотрели на него из окна коттеджа.
— Эй, мне кто-нибудь даст лимонад, — молчавший до этого момента Боб вмешался в разговор. — Я сейчас умру от жажды.
Пит неохотно полез в сумку и достал оттуда ледяной лимонад, на бутылке еще были видны капельки влаги:
Спустя три года после исчезновения Хёксфорда старая бабушка умерла, и Мэри осталась совершенно одинокой. Убитая горем, она с грехом пополам жила на маленькую ренту, которая перешла к ней по наследству, с глубокой тоской раздумывая о тайне, которая окутала судьбу ее возлюбленного.
— Держи!
Сделав несколько глотков, Боб с довольным видом опустился на спинку шезлонга:
Но для провинциальных соседей давно уже не существовало никакой тайны в этом доме. Хёксфорд благополучно прибыл в Канаду — доказательством чего было письмо. Если бы он умер внезапно во время поездки из Квебека в Монреаль, то было бы произведено официальное следствие, а личность его можно было установить по багажу. Делали запрос канадской полиции, и она дала положительный ответ, что не было никакого следствия и не найдено никакого тела, которое можно было бы принять за тело молодого англичанина. Казалось, оставалось только одно объяснение: он воспользовался первым случаем, чтобы порвать все старые связи, и скрылся в девственные леса или в Соединенные Штаты, чтобы начать новую жизнь под другим именем. Никто не мог сказать, зачем ему было делать это, но судя по фактам, предположение это казалось весьма вероятным, Поэтому из уст мускулистых рыбаков часто вырывался ропот справедливого гнева, когда Мэри, бледная, с печально опущенной головой, шла по набережной за покупками. Более чем вероятно, что если бы Хёксфорд вернулся в Бриспорт, его встретили бы грубыми словами, а может быть, кое-чем и похуже, если бы он не смог привести каких-нибудь вполне уважительных причин своего поведения. Это общепринятое объяснение молчания Джона, однако, никогда не приходило в голову одинокой девушки с простым доверчивым сердцем. Шли годы, но к ее горю и недоумению никогда ни на одну минуту не примешивалось сомнение в честности пропавшего человека. Из молодой девушки она превратилась в женщину средних лет, затем достигла осени своей жизни, терпеливая, кроткая и верная, делая добро, насколько было в ее власти, и покорно ожидая, когда судьба в этом или другом мире возвратит ей то, чего она так таинственно лишилась.
— Кажется, друзья, мы попали в рай, а в раю преступления не совершаются. Так что похоже в тот раз никаких тайн не предвидится.
Между тем ни мнение, поддерживаемое меньшинством, что Джон Хёксфорд умер, ни мнение большинства, обвинявшее его в вероломстве, не соответствовали действительному положению дел. Все еще живой, он был жертвою одного из тех странных капризов судьбы, которые так редко случаются и настолько выходят из области обыкновенного опыта, что мы могли бы отвергнуть их как невероятные, если бы не имели самых достоверных документов из случайной возможности. Высадившись в Квебеке с сердцем, полным надежды и мужества, Джон занял плохонькую комнату в одной из отдаленных улиц, где цены были не так непомерно дороги, как в других местах, и перевез туда два сундука со своими пожитками. Поместившись, он решился было переменить ее, так как хозяйка и жильцы пришлись ему очень не по вкусу; но почтовая карета в Монреаль отправлялась через день или два, и он утешал себя тем, что неудобство продолжится только это короткое время. Написав письмо Мэри, чтобы дать знать о своем благополучном прибытии, он решился заняться осмотром города, сколько успеет, и гулял целый день, вернувшись в свою комнату только ночью.
Что-то мне подсказывает, что Боб Эндрюс еще возьмет свои слова обратно…
А вы как думаете?
Случилось, что дом, в котором остановился несчастный молодой человек, пользовался дурной славой из-за дурной репутации его жильцов. Хёксфорда направил туда человек, который только тем и занимался, что шлялся по набережным и заманивал в этот вертеп вновь приехавших. Благодаря благообразному виду и учтивости этого человека наивный английский провинциал попал в расставленные сети, и хотя инстинкт подсказал Хёксфорду, что он в опасности, но, к несчастью, он не привел в исполнение принятого было намерения сразу спастись бегством. Он удовлетворился тем, что целые дни проводил вне дома и избегал, насколько возможно, общения с другими жильцами. Из нескольких оброненных им слов, содержательница гостиницы вывела заключение, что он иностранец, о котором некому было справляться, если бы с ним случилось несчастье.
А все началось ровно два дня назад, когда после работы на складе тетушка Матильда, посовещавшись с Титусом Джонсом, собрала ребят и предложила им отдохнуть в прекрасном отеле «Эдем» города Сан-Диего, на побережье, недалеко от Лос-Анджелеса. За этим предложением незамедлительно последовала бурная реакция и через час Боб с Питом уже катили на своих велосипедах по жарким улицам Роки — Бич, чтобы побеседовать на эту тему с родителями. Не встретив никаких возражений с их стороны, они в тот же вечер собрали вещи. На следующий день дядюшка Титус вызвался отвезти туристов в Сан-Диего на старом добром складском грузовичке.
Удобно устроившись на кузове и уложив все свои немногочисленные пожитки, Три Сыщика с братьями-баварцами отправились на встречу грандиозному комплексу в Сан-Диего.
Дом имел дурную репутацию за спаивание матросов, которое совершалось не только с целью ограбления их, но также и для пополнения судовых команд отходящих кораблей, причем людей доставляли на корабль в бессознательном состоянии, и они приходили в себя, когда корабль был уже далеко от Св. Лаврентия. Презренные люди, занимавшиеся этим ремеслом, были очень опытны в употреблении одуряющих средств. Они решили применить эти знания к одинокому жильцу, чтобы обшарить его пожитки и посмотреть, стоило ли тратить время на их похищение. Днем Хёксфорд всегда запирал свою комнату на ключ и уносил его в кармане. Если бы им удалось привести его в бессознательное состояние, то ночью они могли бы осмотреть его сундуки на досуге и затем отречься, что он вообще когда-либо привозил с собою вещи, которые у него пропали.
Добравшись до пункта назначения за к полудню, друзья со смехом сразу же отправились к бюро регистрации отдыхающих.
— Юпитер Джонс, Питер Креншоу и …. как вас, извините, молодой человек, да да, вы, в очках.
Накануне отъезда Хёксфорда из Квебека, он, вернувшись на свою квартиру, увидел, что его хозяйка и ее два безобразных сына, которые помогали ей в ее промысле, поджидают его за чашею пунша, который они любезно предложили ему разделить с ними. Была страшно холодная ночь; горячий пар, поднимавшийся от пунша, рассеял все сомнения, какие могли быть у молодого англичанина. Он осушил полный стакан и затем, удалившись в свою спальню, бросился на кровать, не раздеваясь, и тотчас же впал в сон без сновидений; в этом состоянии он все еще лежал, когда заговорщики прокрались в его комнату и, открыв сундуки, начали исследовать его пожитки.
— Ах я, э — э - э …Я Боб …Эндрюс, извините Роберт Эндрюс — архивариус отвлекся, наблюдая как работает система, закрывающая во время дождя поверхность огромного бассейна.
— Ого… вот это да… — только и смог вымолвить он. Я где-то читал про такие системы, но не предполагал что они работают так бесшумно.
Может быть, быстрота, с которою подействовало снадобье, была причиной эфемерности его действия, или крепкое сложение жертвы дало ей возможность с необычайной быстротой стряхнуть с себя опьянение. Как бы то ни было, Джон Хёксфорд внезапно пришел в себя и увидел гнусное трио сидящих на корточках над добычей, которую они делили на две категории: имеющую ценность и не имеющую никакой. Первую грабители намеревались взять себе, вторую же оставить ее владельцу. Одним прыжком Хёксфорд соскочил с кровати и, схватив за шиворот того из негодяев, который был к нему ближе других, вышвырнул его в открытую дверь. Его брат бросился на Джона, но молодой девонширец встретил его таким ударом по лицу, что тот покатился на пол. К несчастью, стремительность удара заставила Хёксфорда потерять равновесие и, споткнувшись о своего распростертого антагониста, он тяжело упал лицом вниз. Прежде чем он смог подняться, старая фурия вскочила ему на спину и вцепилась в него, крича сыну, чтобы он принес кочергу. Джону удалось стряхнуть с себя их обоих, но прежде чем он смог принять оборонительное положение, он был сшиблен с ног страшным ударом железной кочерги сзади и упал без чувств на пол.
— Эй приятель — какой то молодой парень лет двадцати семи похлопал Боба по плечу — ты наверное впервые здесь. Я первый раз тоже был немного ошеломлен. — Он разговаривал быстро, почти без пауз.
— Ничего, скоро увидишь еще и не такие чудеса. Я здесь уже второй год отдыхаю. Ах, да я забыл представиться — меня зовут
— Ты ударил слишком сильно, Джо, — сказала старуха, смотря вниз на распростертую фигуру. — Я слышала, как треснула кость.
Теодор Хафлинг, для друзей просто Тед. — он крепко пожал руку новоиспеченному знакомому — наметанный в расследованиях глаз боба сразу подметил коротко стриженые ногти, и небольшой порез на среднем пальце.
— Если бы я не сшиб его с ног, нам бы не справиться с ним, — угрюмо проговорил молодой негодяй.
— А я…
— Однако ты мог сделать это и не убивая его, пентюх, — сказала мать. Ей приходилось часто присутствовать при таких сценах, и она знала разницу между ударом только оглушающим и ударом смертельным.
— Я уже услышал как тебя зовут, когда ты регистрировался. Ладно, скоро увидимся, мне пора. — Не дав сказать ни слова, он быстро затерялся в толпе отдыхающих.
«М — м - м — да, разговорчивый парень» — только и успел подумать Боб.
— Он еще дышит, — сказал другой, осматривая его, — хотя задняя часть его головы похожа на мешок с игральными костями. Череп весь разбит, он не сможет жить. Что мы будем делать?
— Я конечно могу специально для тебя заказать обед на улице, но думаю в номере будет немного удобней — Пит любил подшутить над приятелями. — Ну? Ты идешь? Мы уже заняли номер.
— Он больше не придет в себя, — заметил другой брат. — И поделом ему. Посмотрите на мое лицо! Кто дома?
— Да, да — Боб все еще был под впечатлением от нового знакомого, — мне кажется я уже не ел целую вечность. Пойдем.
— Только четыре пьяных матроса.
Через пару минут Три Сыщика сидели в уютном номере отеля и уплетали за обе щеки восхитительный обед, состоящий из острого мексиканского соуса, приправленного сырной стружкой. На десерт были шоколадные тортинки и малиновый джем.
— Они не обратят внимания ни на какой шум. На улице тихо. Отнесем его вниз, Джо, и оставим там. Он может там умереть и никто не припишет нам его смерти.
— Юп. Эй, Ю — у - уп! Ты уже начал копить деньги на кресло-каталку? — Пит нарочито серьезно смотрел на Первого сыщика, уплетавшего шестую тортинку. Я к чему… Просто с такими темпами уже через пару лет ты будешь не в состоянии передвигаться на своих но…. - на последних словах Пит не выдержал и громко рассмеялся.
Юпитер и Боб тоже не смогли сдержать улыбки. Пообедав, друзья, не долго думая, решили отправиться на осмотр комплекса. Приняв души и переодевшись, ребята вышли и через пару минут были уже возле парка аттракционов под названием «Дорога в небо».
— Выньте все бумаги из его кармана, — сказала мать, — они помогут полиции установить его личность. Возьмите также часы и деньги — три фунта с чем-то; лучше, чем ничего. Несите его тихонько и не поскользнитесь.
— Да неплохо, очень оригинально и красиво.
— Неплохо? — Пит уставился на Юпа, словно тот был сумасшедшим — да это самый большой и классный парк аттракционов, который я только мог себе представить!
Братья сбросили сапоги и понесли умирающего вниз по лестнице и вдоль по пустынной улице на расстоянии двухсот ярдов. Там они положили его в снег, где он был найден ночным патрулем, который отнес его на носилках в госпиталь. Дежурный хирург, осмотрев его, перевязал раненную голову и высказал мнение, что он проживет не больше полусуток.
— Тогда, может, попробуем его на деле — с этими словами Боб быстрым шагом двинулся к аттракциону американских гонок, когда его окликнул чей то голос.
Однако прошло двенадцать часов и еще двенадцать, а Джон Хёксфорд все еще крепко боролся за свою жизнь. По истечение трех суток он продолжал еще дышать. Эта необыкновенная живучесть возбудила интерес докторов, и они пустили пациенту кровь, по обычаю того времени, и обложили его разбитую голову мешками со льдом. Может быть, вследствие этих мер, а может быть, вопреки им, но после того, как он пробыл неделю в совершенно бессознательном состоянии, дежурная сиделка с изумлением услышала странный шум и увидала иностранца сидящим на кровати и с любопытством и изумлением оглядывающимся вокруг себя. Доктора, которых позвали посмотреть на необычайное явление, горячо поздравляли друг друга с успехом своего лечения.
— Эй, ребята, — к ним подошла группа молодежи, из группы вышла девушка, лет двадцати, со светлыми вьющимися волосами и острым носиком, и заговорила с сыщиками.
— Привет! Как я поняла, вы здесь новенькие. Добро пожаловать в наш отель. Меня зовут Эмили Тростон, я…
— Вы были на краю могилы, мой друг, — сказал один из них, заставляя перевязанную голову опуститься опять на подушку. — Вы не должны волноваться. Как ваше имя?
— Кажется мне знакома эта фамилия — Юпитер ненадолго задумался. Вспомнил! Эдди Тростон, ну конечно же — это директор этого прекрасного центра. А ты…ты, видимо, его дочь. Верно?
— Да вы прямо сыщики! — она рассмеялась. Да, это действительно так — я дочь Эдди Тростона.
Никакого ответа, кроме дикого взгляда.
— Не надо шутить, юная леди, — Юпитер открыл карман своей клетчатой рубашки и с серьезным видом извлек оттуда визитную карточку Трех сыщиков.
— Откуда вы приехали?
— Мы действительно сыщики — с этими словами он потянул карточку Эмили. Там значилось
Опять никакого ответа.
Три Сыщика
???
— Он сумасшедший, — сказал один.
Мы расследуем любое дело
— Или иностранец, — сказал другой. — При нем не было бумаг, когда он поступил в госпиталь. Его белье помечено буквами «Д. X.» Попробуем заговорить с ним по-французски и по-немецки.
Первый Сыщик — Юпитер Джонс
Они пробовали заговорить с ним на всех известных им языках, но наконец были вынуждены отказаться от своих попыток и оставили в покое молчаливого пациента, все еще дико смотревшего на выбеленный потолок госпиталя.
Второй Сыщик — Питер Креншоу
Секретарь и архивариус — Боб Эндрюс
— Вот это да — нежели действительно настоящие сыщики? Даже не верится. Слишком молодо выглядите.
В течение многих недель Джон лежал в госпитале, и в течение многих недель прилагались все усилия к тому, чтобы получить какие-нибудь сведения о его прошедшей жизни, но тщетно. По мере того, как шло время, не только по поведению, но и по понятливости, с которою он начал усваивать обрывки фраз, точно способный ребенок, который учится говорить, стало заметно, что его ум достаточно силен, чтобы справиться с настоящим, но совершенно бессилен, что касается прошедшего. Из его памяти совершенно и безусловно исчезли воспоминания о всей его прошлой жизни до рокового удара. Он не знал ни своего имени, ни своего языка, ни своей родины, ни своего занятия — ничего. Доктора держали ученые консультации относительно его и говорили о центре памяти и придавленных поверхностях, расстроенных нервных клетках и приливах крови к мозгу, но все их многосложные слова начинались и кончались тем фактом, что память человека исчезла, и наука бессильна восстановить ее. В течение скучных месяцев своего выздоровления он понемногу упражнялся в чтении и письме, но с возвращением сил не вернулись его воспоминания о прошлой жизни. Англия, Девоншир, Бриспорт, Мэри, бабушка — эти слова не внушали никаких воспоминаний в его сознании. Все было покрыто мраком. Наконец его выпустили из госпиталя, без друзей, без занятий, без денег, без прошлого и с весьма малыми надеждами на будущее. Само его имя изменилось, так как нужно было придумать ему какое-нибудь имя. Джон Хёксфорд исчез, а Джон Харди занял его место среди людей. Таковы были странные следствия размышлений испанского джентльмена, навеянных ему курением папироски.
Пита это немного задело:
— Между прочим, на нашем счету немало раскрытых дел. И мы еще не разу не терпели поражение в расследованиях.
— Это правда? — она обращалась к Юму.
Случай с Джоном возбудил споры и любопытство в Квебеке, так что по выходе из госпиталя ему не пришлось остаться в беспомощном положении. Шотландский фабрикант по имени Мак-Кинлей дал ему должность носильщика в своем заведении, и в течение долгого времени он работал за семь долларов в неделю, нагружая и разгружая возы. С течением времени оказалось, что память его, как она ни была несовершенна во всем, что касалось прошлого, была крайне надежна и точна относительно всего происшедшего с ним после инцидента. С фабрики он в виде повышения был переведен в контору, и 1835 год застал его уже в качестве младшего клерка с жалованьем в 120 фунтов в год. Спокойно и твердо прокладывал себе Джон Харди дорогу от должности к должности, посвящая все сердце и ум делу. В 1840 году он был третьим клерком, в 1845 вторым, в 1852 управляющим всем обширным заведением и вторым лицом после самого мистера Мак-Кинлея. Мало кто завидовал быстрому возвышению Джона, так как было очевидно, что он обязан им не случайности и не протекции, а своим удивительным достоинствам — прилежанию и трудолюбию.
— Да, Пит говорит чистую правду. Ох… Извини мы не представились — Юп поочередно представил своих друзей Эмили, а та в свою очередь представила сыщикам своих приятелей.
— Это Дан, — она указала на невысокого парня с длинными темными волосами, — он профессиональный пловец, хотя и большой обжора — ест за двоих, здесь уже второй раз, а это Курт, — из толпы вышел веснушчатый парень с копной ярко — рыжих волос, он держался немного высокомерно и даже не пожал протянутые ему руки, а ограничился приветом.
С раннего утра до поздней ночи он без устали работал в интересах своего хозяина, проверяя, надсматривая, надзирая, подавая всем пример веселой преданности долгу. По мере того, как он получал повышение, жалованье его увеличивалось, но образ жизни не изменялся, у него появилась только возможность быть более щедрым к бедняку. Он ознаменовал свое повышение в должности управляющего даром 1000 фунтов госпиталю, в котором лечился четверть века тому назад. Остаток своих заработков он вкладывал в дело, вынимая каждые три месяца небольшую сумму на свое содержание, и все еще жил в скромном жилище, которое занимал, когда был носильщиком в пакгаузе. Несмотря на удачу в делах, он оставался печальным, молчаливым, мрачным, по привычке, и находился всегда в состоянии смутного, неопределенного беспокойства, тяжелого чувства неудовлетворенности и страстного стремления к чему-то, которое никогда не покидало его. Часто он пытался своим бедным искалеченным мозгом приподнять занавес, который отделял его от прошлого, и разрешить загадку своего существования в дни молодости, но хотя он сиживал перед огнем до того, что в голове начинало шуметь от усилий. Джон Харди никак не мог восстановить в своей памяти последнего момента в истории Джона Хёксфорда. Однажды ему пришлось по делам фирмы съездить в Квебек и посетить ту самую пробочную фабрику, из-за которой он покинул Англию, Проходя через мастерскую со старшим приказчиком, Джон машинально поднял четырехугольный кусок коры и, не сознавая, что он делает, двумя или тремя ловкими надрезами своего перочинного ножа обделал его в ровно заостряющуюся к концу пробку. Его спутник взял ее у него из рук и осмотрел глазами знатока.
— Ну и нахальный тип, спасибо, что хоть привет сказал, — пробормотал себе под нос Пит и тут же получил дружеский толчок от Боба, чтобы тот молчал.
Тем временем Эмили продолжала:
— Это — не первая пробка, вырезанная вами, вы их вырезали многими сотнями, мистер Харди, — заметил он.
— А это Кира Алессандро — ее отец эээ… правая рука моего отца. Ну… в общем, вы поняли. Вот так, теперь мы знакомы. Э — э - э… мы с друзьями часто собираемся у меня в комнате — устраиваем небольшие вечеринки, слушаем музыку, веселимся. Так что заглядывайте как-нибудь к нам — тут не так то много молодежи. Ах да… Если мне понадобится помощь детективов, то я непременно обращусь к вам. Еще увидимся, — смеясь, вся компания покинула сыщиков.
— На самом деле вы ошибаетесь, — ответил Джон, улыбаясь, — никогда раньше мне не приходилось вырезать ни одной.
— По-моему, они слишком самоуверенны, — сказал Пит, когда компания уже удалилась достаточно далеко. И мне это не нравится, совсем не нравится…
К вечеру ребята добрались до бассейна.
— Невозможно! — вскричал надсмотрщик. — Вот другой кусочек коры, попробуйте опять.
Боб был словно загипнотизирован зрелищем. Он указывал на выдвигающуюся крышу бассейна.
— Да вы только поглядите на это чудо технического прогресса. — Эта система была придумана и запатентована всего пару лет назад и стоит, наверное, кучу денег! Да… Мы остановились там, где надо. Ни на что не променяю отдых в этом милом гнездышке. Давайте прямо завтра, с утра отправимся сюда. Захватим с собой лимонад и хорошенько поплаваем. Ну, как вам идея?
Джон приложил все усилия, чтобы вырезать опять пробку, но умственные способности помешали резальщику пробок выполнить работу. Привычные мышцы не потеряли искусства, но они должны были быть предоставлены самим себе, а не управляемы умом, который ничего не знал в этом деле. Вместо пробок ровной, изящной формы Хёксфорд мог сделать только несколько грубо вырезанных, неуклюжих цилиндров.
Юпитер тут же согласился.
— По-моему отлично, Боб. Сразу после завтрака идем сюда.
— Должно быть, это была случайность — сказал надсмотрщик, — но я мог бы поклясться, что это была работа опытной руки.
— Я двумя руками ЗА! — Пит был явно рад предложению. А теперь спать. Я даже ужинать не хочу — дорога из Роки — Бич меня сильно утомила.
По мере того, как шли годы, гладкая английская кожа Джона коробилась и морщилась пока не сделалась смуглой и покрытой рубцами, как грецкий орех. Цвет его волос также под влиянием времени из седоватого окончательно сделался белым, как зимы усыновившей его страны. Но все же это был бодрый, державшийся прямо старик, и когда, наконец, он оставил должность управляющего фирмы, с которой был так долго связан, он легко и бодро нес на своих плечах тяжесть своих семидесяти лет. Он сам не знал своего возраста, так как у него не было ничего, кроме догадок относительно того, сколько ему было лет во время случившегося с ним несчастия.
— Похоже ты прав Боб, на этот раз уж точно никаких тайн, — Юп был абсолютно согласен с коллегой.
Пит привстал — знаете, ребята, мне кажется, что тайны преследуют нас ВЕЗДЕ. Даже если мы их не ищем, они находят нас. Я не удивлюсь если….
Началась франко-прусская война, и в то время, как два могущественных соперника уничтожали друг друга, их более миролюбивые соседи спокойно выгоняли их со своих рынков и из своей торговли. Многие английские порты извлекали выгоду из этого положения вещей, но ни один из них не извлек больше, чем Бриспорт. Он давно перестал быть рыбачьей деревней и теперь это был большой и процветающий город с великолепной набережной, с рядом террас и больших отелей, куда все тузы западной Англии приезжали, когда чувствовали потребность в перемене места. Благодаря этим нововведениям Бриспорт сделался центром деятельности торговли, и его корабли проникали во все гавани мира. Поэтому нет ничего удивительного, что особенно в этот весьма оживленный 1870 год многие бриспортские суда стояли на реке и у набережных Квебека. Однажды Джон Харди, который находил, что время тянется слишком медленно с тех пор, как он удалился от дел, бродил по берегу, прислушиваясь к шуму паровых машин и смотря, как выгружают на берег и складывают на набережной бочонки и ящики. Он смотрел на большой океанский пароход. Когда пароход благополучно пришвартовался, Хёксфорд хотел уже удалиться, как до его слуха донеслось несколько слов, сказанных кем-то на небольшом старом судне, находившемся близко от него. Это было только какое-то громко произнесенное банальное приказание, но в ушах старика оно прозвучало как что-то, от чего он отвык и что в то же время было близко знакомо ему. Он стоял около судна и слушал, как матросы за работой говорили все с тем же самым особым, приятно звучавшим акцентом. Почему в то время, как он прислушивался к нему, такая дрожь пробежала по его телу? Он сел на свернутый в кольцо канат и прижал руки к вискам, жадно прислушиваясь к давно забытому диалекту и пытаясь привести в порядок тысячу еще не принявших определенной формы туманных воспоминаний, которые восставали в его сознании. Затем он встал и, подойдя к корме, прочел название корабля «Солнечный свет», Бриспорт. Бриспорт! Опять все нервы его затрепетали. Почему это слово и говор матросов так знакомы ему? Грустный, он пошел домой и всю ночь пролежал без сна, ворочаясь с боку на бок, стараясь поймать что-то неуловимое, что, казалось вот-вот будет в его власти, и однако же всякий раз ускользало от него.
В этот момент громкий голос из динамиков перебил разговор сыщиков:
«Дорогие отдыхающие, администрация в, в связи с непредвиденными обстоятельствами, убедительно просит вас покинуть места отдыха и вернуться к себе в номера на некоторое время. Просьба, отдыхающих не игнорировать это сообщение».
На следующий день, рано утром, он ходил взад и вперед по набережной, прислушиваясь к говору матросов, приехавших с запада. Каждое слово, которое они произносили, казалось ему, восстанавливало его память и приближало к свету. Время от времени матросы прекращали свою работу и глядя на седого иностранца, сидевшего в такой безмолвно внимательной позе, прислушивавшегося к их говору, смеялись над ним и отпускали на его счет шуточки. И даже в этих шуточках было то знакомое изгнаннику, что вполне могло быть, потому что они были те же самые, которые он слышал в молодости, так как никто в Англии не отпускает новых шуток. Так он сидел в течение долгого дня, наслаждаясь западным говором и ожидая минуты прояснения. Когда матросы прервали свою работу для обеда, один из них, движимый любопытством или добродушием, подошел к старику и заговорил с ним. Джон попросил его сесть на бревно рядом с ним и стал задавать ему множество вопросов о стране и городе, откуда он приехал. На все это матрос отвечал довольно гладко, потому что нет ничего на свете, о чем бы матрос любил говорить так много, как о своем родном городе. Ему доставляет удовольствие показать, что он не простой бродяга, что у него есть домашний очаг, где его примут, когда он захочет перейти к спокойному существованию. Он болтал о ратуше Мартелло Тауэре и Эспаланде и Питт-Стрите, как вдруг его собеседник стремительно поднял длинную руку и схватил матроса за руку.
— Что еще за новость? Только собрались, а тут уже…
— Послушайте, друг мой, — сказал он тихим, быстрым шепотом, — ответьте мне ради спасения своей души, по порядку ли я назвал улицы, которые выходят из Хай-Стрита: Фокс-Стрит, Каролин-Стрит и Джордж-Стрит.
— Успокойся, Пит — Юпитер уже вставал с шезлонга. — Боб поднимайся, надо кое-что пояснить.
— По порядку, — отвечал матрос, отступая перед его дико сверкающим взором.
— Сказали же идти в номер, Юп. Скорее всего, сломалась система фильтрации или что-то в этом духе. — Пит явно не хотел никуда идти, — И вообще, каким образом ты собираешься что-то выяснить — придешь в службу безопасности и скажешь: «Здравствуйте, я Юпитер Джонс, ну-ка быстро рассказываете, что случилось, а не то …»
Юп хитро улыбнулся:
— А ты не забыл, что у нас есть «свои люди» в администрации? Сейчас мы найдем Эмили и все у нее расспросим.
И в тот момент память Джона вернулась к нему, и он увидел ясно и отчетливо свою жизнь такою, какою она была и какою она могла бы быть, с мельчайшими подробностями, как бы начертанными огненными буквами. Слишком пораженный, чтобы закричать или заплакать, он мог только стремительно и почти не сознавая, что делает, убежать домой; убежать так быстро, как только допускали его старые члены. Бедняга как будто думал, что есть какая-нибудь возможность вернуть прошедшие пятьдесят лет. Шатаясь и дрожа, он торопливо шел по улице, как вдруг, словно какое-то облако застлало ему глаза и, взмахнув руками в воздухе с громким криком: «Мэри! Мэри! О, моя погибшая, погибшая жизнь!» — упал без чувств на мостовую.
Эмили Тростен ребята нашли в административном здании, где столпилась шумная группа туристов. Она стояла возле стойки и записывала что-то в бланк.
— А, это вы… Привет. Извините, сейчас не могу с вами говорить. Тут как видите столько дел. — Она выглядела необычайно уставшей и сонной.
— Эмили, ты как-то странно выглядишь — тебе плохо? — полюбопытствовал Пит.
Буря душевного волнения, которая охватила его, и умственное потрясение, испытанное им, вызвали бы у многих нервную горячку, но Джон обладал слишком сильной волей и был слишком практичен, чтобы позволить себе заболеть в то самое время, когда здоровье было ему нужнее всего. Через несколько дней он реализовал часть своего имущества и, отправившись в Нью-Йорк, сел на первый почтовый пароход отходивший в Англию. Днем и ночью, ночью и днем он бродил по шканцам до тех пор, пока закаленные матросы не стали смотреть на старика с уважением и удивляться, как может человеческое существо так много ходить, посвящая так мало времени сну. Только благодаря этому беспрестанному моциону, благодаря тому, что он измучивал себя до того, что усталость сменялась летаргией, ему удалось помешать себе впасть в настоящее безумие отчаяния. Он едва осмеливался спросить себя, что было целью его сумасбродной поездки. На что он надеялся? Жива ли все еще Мэри? Если бы он мог увидеть ее и смешать свои слезы с ее слезами, он был бы доволен. Пусть только она узнает, что это была не его вина, что они оба были жертвами одной и той же жестокой судьбы. Коттедж был ее собственный, и она сказала, что будет ждать его там, пока он не даст ей о себе весточку. Бедная девушка, она никак не рассчитывала, что придется ждать так долго!
— Да… Похоже, вчера я что-то выпила или съела на вечеринке. А потом пошла спать и вот…
— А в чем собственно проблема? — сказал Юп, оглядываясь по сторонам.
— Люди хотят знать, что случилось.
Наконец показались огни на берегах Ирландии и исчезли; берег Англии показался на горизонте, подобно облаку голубого дыма, и громадный пароход стал рассекать волны вдоль крутых берегов Корнваллиса, и наконец бросил якорь в Плимутской бухте. Джон поспешил на станцию железной дороги и через несколько часов увидел себя опять в родном городе, который он покинул бедным резальщиком пробок пятьдесят лет тому назад.
— Мы тоже хотим — сказал Боб. — Ты ведь помнишь — мы сыщики.
— Ребята, сейчас не время для шуток. Я все понимаю игры, шпионы, детективы, слежка. Но сейчас не время и не место, поймите.
— Эмили, ты, что держишь нас за детей? — в этот раз в разговор вмешался Юп. — Если ты не веришь нам, то позвони в полицейское управление Роки — Бич и спроси у шефа Рэйнолдса о том, как мы помогли ему во многих расследованиях, поставивших всю полицию в тупик.
Но тот ли это город? Если бы не надписи повсюду на станциях и на отелях, Джону трудно было бы поверить этому. Широкие, хорошо замощенные улицы с линиями трамвая, проложенными по направлению к центру, сильно отличались от узких, извилистых переулков, которые он мог припомнить. Место, на котором стояла станция, было теперь самым центром города, а в старые дни оно было далеко за городом в полях. Во всех направлениях ряды роскошных вилл раскинулись в улицах и переулках, носящих имена, новые для изгнанника. Большие амбары и длинные ряды лавок с роскошными витринами доказывали, как возросло благосостояние Бриспорта, равно как и его размеры. Только когда Джон вышел на старую Хай-Стрит, он начал чувствовать себя дома. Многое изменилось, но все еще было узнаваемо, а несколько зданий имели тот же самый вид, в котором он оставил их. Там было место, где стояли пробочные мастерские Фэрбэрна. Теперь оно было занято большим только что выстроенным отелем. А там была старая серая ратуша. Путник повернул и быстрыми шагами, но с упавшим сердцем, направился к линии коттеджей, которые он знал так хорошо.
— Ох… Извините… Я… Я вам верю. Просто произошло столько всего…
— Расскажи все по порядку — Боб тоже включился в разговор.
— Начнем с того, что вчера вечером из кабинета моего отца пропала небольшая сумма денег около 15 долларов. Но если бы только это — чуть позднее несколько жильцов обратились в службу безопасности с заявлением о краже, теперь уже ИХ денег. Пропало немного, но они очень не довольны и некоторые даже грозятся уехать из отеля. Все кражи, как выяснилось, произошли вечером — приблизительно после 20. 00, как раз перед тем, как всеотдыхающие возвращались в свои номера. Вот так.
Ему было нетрудно найти их. Море по крайней мере было то же, как в старину, и по нему он мог узнать, где стояли коттеджи. Но, увы, где они были теперь! На их месте внушительный полукруг высоких каменных домов выступал к морю высокими фасадами. Джон уныло бродил мимо пышных подъездов, охваченный скорбью и отчаянием, когда внезапно его охватила дрожь, которую сменила горячая волна возбуждения и надежды. Немного позади линии домов виднелся старый, выбеленный известью коттедж с деревянным крыльцом и стенами, обвитыми ползучими растениями. Он казался тут таким же неуместным, как мужик в бальной зале. Джон протер глаза и посмотрел опять, но коттедж действительно стоял так со своими маленькими окнами ромбоидальной формы и белыми кисейными занавесками, таким же до мельчайших подробностей, каким он был в тот день, когда он в последний раз видел его.
Юпитер задумался.
— Слушай, мы же сыщики. Может, мы сможем как-то помочь прояснить ситуацию.
Темные волосы Хёксфорда стали седыми, а рыбачьи деревушки превратились в города, но деятельные руки и верное сердце сохранили коттедж бабушки в том же виде, как и прежде, готовым принять странника.
— Вообще то…Папа этого не одобрит…Э — э - э…Ну ладно. Считайте, что я вас наняла. Можете приступать к поискам прямо сейчас… сыщики…
— Они попрощались и через некоторое время Три Сыщика уже обсуждали новое дело, сидя в своем номере.
— Ну и что вы обо всем этом думайте? — начал Юпитер. — Есть какие-нибудь идеи?
Теперь, когда он приближался к цели своих стремлений, им больше, чем когда-либо, овладел страх, и он почувствовал себя так нехорошо, что должен был сесть на одну из скамеек на набережной против коттеджа. На другом конце ее сидел старый рыбак, покуривая свою черную глиняную трубку; он обратил внимание на бледное лицо и печальные глаза незнакомца.
— Лично мне кажется, что все эти кражи — дело рук какого-то мелкого хулигана — у него закончились деньги, и он решил не совсем честно набить свой кошелек. Тут даже нечего и думать.
— Я не согласен — высказал свое мнение Боб — если бы это был мелкий воришка, то зачем ему было залезать в кабинет самого директора отеля. Это рискованно. Надо быть полным идиотом, чтобы поверить в то, что крупная сумма будет у всех на виду, а не в сейфе. Но наш жулик, судя по всему не такой — чтобы украсть деньги у стольких жильцов и при этом остаться незамеченным надо иметь голову на плечах и немалую сноровку.
— Вы устали, — сказал он. — Не следует таким старикам, как мы с вами, забывать свои годы.
— Этого то я и не понимаю, зачем ему или ей надо было залезать в кабинет директора, если эту же сумму можно было украсть у постояльцев. Это гораздо проще и надежнее. — Юпитер не надолго задумался. Короче говоря — мое предположение таково….
Не успел он договорить фразу до конца, как в дверь постучали.
— Теперь мне лучше, благодарю вас, — ответил Джон. — Не можете ли вы сказать мне, приятель, каким образом этот коттедж затесался между всеми этими прекрасными домами?
— Войдите! — крикнул Юпитер.
В номер ворвалась сонная Эмили — Опять кража! Да этот вор прямо ненасытный! С такими размахами он распугает всех отдыхающих! Негодяй!
— А видите ли, — сказал старик, энергично стуча своим костылем по земле, — этот коттедж принадлежит самой упрямой женщине во всей Англии. Поверите ли, этой женщине предлагали в десять раз больше того, что стоит коттедж, а она не захотела расстаться с ним. Ей обещали даже перенести его целиком, поставить на каком-нибудь более подходящем месте и заплатить ей хорошую круглую сумму впридачу, но — Господи помилуй! — она не хотела и слышать об этом.
— Что? Кража? — На этот раз не смог сдержаться Боб. — Может, ты проводишь нас на место, и мы там все хорошенько осмотрим.
— Что… а… да. — Извините, я что-то себя плохо чувствую. В номер? Ок. Пойдем. Хотя, я сомневаюсь, что вы что-то там найдете. Но если вы так хотите… Правда только в один номер — остальные либо под наблюдением, либо там уже работают люди из службы безопасности.
— А почему? — спросил Джон.
Они прошли к западному крылу, где и находился один из обворованных номеров.
— Так — так. Дверь, я смотрю, открывали ключом или очень искусной отмычкой. Следов взлома нет. — Юпитер, встав не колени, внимательно осматривал дверь. Ага, а это что такое — похоже на масло, или что-то в этом роде. Эмили, ты не возражаешь? — с этими словами он достал из кармана, заранее подготовленный, пакетик.
— Вот в том-то и штука! Это все вследствие одной ошибки. Видите ли, ее любезный уехал, когда я был еще молодым человеком, и она вбила себе в голову, что он может когда-нибудь вернуться, и он не будет знать, куда ему деться, если коттедж не будет там. Ну, если бы парень был жив, то он был бы так же стар, как вы, но я не сомневаюсь, что он давно умер. Она счастливо отделалась от него, так как он, должно быть был негодяй, если покинул ее, как он это сделал.
— Нет — нет, делайте все, что считаете нужным.
Юп аккуратно соскоблил остатки маслянистого вещества в пакетик.
— О, он покинул ее, говорите вы?
— Как давно произошла кража? — спросил Боб
— Как раз во время завтрака — жильцы, возвратившись, сразу же обратились с жалобами.
— Да, уехал в Соединенные Штаты и не прислал ей ни слова на прощанье. Это был бессердечный, постыдный поступок, так как девушка с тех пор все время ждала его и тосковала по нем. Я думаю, что она и ослепла оттого, что плакала в течение пятидесяти лет.
— Эмили, в этом номере давно не меняли дверные замки? — поинтересовался Юп.
— Не менее года назад. Я понимаю, на что ты намекаешь. Это масло точно не от плотника или столяра осталось, можешь быть уверен. Отец часто дает мне мелкие поручения, и, если бы в номере поломался замок, он непременно попросил бы МЕНЯ вызвать мастера.
— Она слепа! — воскликнул Джон, приподнимаясь.
— Понятно… — Юпитер стал покусывать нижнюю губу — А кто имеет доступ ко всем номерам, в том числе, и к кабинету твоего отца.
— Хуже того, — сказал рыбак. — Она смертельно больна, и думают, что она не будет жить. Вы посмотрите, вот карета доктора у ее дома.
— Прежде всего это мой отец. Также ключи есть у меня — так как отец часто просит что-то забрать из его кабинета. И…Ах, да еще мистер Аллесандро — но он не имеет доступ в отцовский кабинет. Вроде бы всех назвала.
Услышав эти дурные вести, Джон вскочил и поспешил к коттеджу, где встретил доктора, садившегося в карету.
— Не найдя больше никаких улик ребята решили прогуляться по территории здешнего парка и обдумать ситуацию.
— Как здоровье вашей пациентки, доктор? — спросил он дрожащим голосом.
— Юп, перед тем как пришла Эмили, ты хотел что-то нам сказать. — Боб вспомнил сцену в номере.
— Очень плохо, очень плохо… — сказал медик напыщенным тоном. — Если силы будут продолжать падать, то здоровью ее будет угрожать большая опасность; но если, с другой стороны, в ее состоянии произойдет изменение, то возможно, что она может выздороветь! — изрекши тоном оракула этот ответ, он уехал, оставив за собой облако пыли.
— Да. Ты прав. Я задумался на тем, что могут дать такие кражи, и пришел к выводу, что такие действия только привлекают внимание и не более того. Выгода с этих краж ничтожна, по сравнению с риском, которому подвергается вор. Это наводит меня на мысль о том, что все это не более как, инсценировка, искусный маскировочный трюк, призванный отвлечь внимание от чего-то более важного. Ведь большинство постояльцев в скором времени поймет, что их имущество никто не может сберечь. Служба безопасности, будем говорить откровенно, бессильна перед этим. Поэтому отдыхающие будут либо съезжать из отеля, либо оставаться в своих номерах, охраняя свои деньги. Что-то замышляется, и замышляется совершить это не в здании отеля. Так что, друзья мои, мы имеет дело с большим оригиналом и…. с большой опасностью.
Джон Хёксфорд все еще стоял в нерешимости в дверях, не зная, как объявить о себе, и насколько опасным для больной может быть нравственное потрясение, когда какой-то джентльмен в черном неспешно подошел к нему.
— Я вот что подумал, — начал Боб — вор, чтобы совершать такие кражи должен быть хорошо знаком с распорядком дня и со всеми входами и выходами из здания. К тому же он должен быть неприметен. Все сводится к тому что это либо отдыхающий, приезжающий сюда как минимум не в первый раз, либо кто-то из персонала комплекса.
— Не можете ли вы сказать мне, друг мой, здесь больная? — спросил он.
— Похоже ты прав — слова Боба вывели Юпитера из задумчивости. Да и еще… чуть не забыл вам сказать. — Номер, где произошла кража был открыт ключом. Версию с отмычкой я специально придумал, чтобы не расстраивать Эмили. Ведь она имеет полный доступ к ключам и…
— Юп, но ты же не думаешь что… То есть… Зачем ей… — Пит был немного растерян таким поворотом событий.
Джон кивнул головой, и священник вошел, оставив дверь полуоткрытой. Странник подождал, пока он вошел во внутреннюю комнату, и тогда проскользнул в гостиную, где он провел столько счастливых часов. Все было по-старому до самых незначительных украшений, так как Мэри имела обыкновение, когда что-нибудь разбивалось, заменять разбитую вещь копией, так что в комнате не могло быть никакой перемены. Он стоял в нерешимости, осматриваясь вокруг себя, пока не услышал женского голоса из внутренней комнаты; тогда, прокравшись к двери, он заглянул в нее.
— Я ничего не думаю, просто пока усыпляю бдительность, чтобы не вызывать лишних вопросов.
Весь остальной день прошел без каких-либо происшествий. И ребята смогли спокойно насладится прелестями парка.
Больная полулежала на кровати, обложенная подушками, и ее лицо было повернуто прямо по направлению к Джону в то время, как он смотрел в открытую дверь. Он чуть не вскрикнул, когда ее глаза остановились на нем, так как это были бледные, некрасивые, нежные, простые черты Мэри, такие же нежные и не переменившиеся, как будто бы она была все еще тем полуребенком-полуженщиной, какою он прижимал ее к сердцу на набережной Бриспорта. Ее спокойная, лишенная событий жизнь не оставила на ее лице ни одного из тех грубых следов, которые свидетельствуют о внутренней борьбе и беспокойном духе. Целомудренная печаль облагородила и смягчила выражение ее лица, а то, что оно потеряло вследствие утраты зрения, было возмещено тем выражением спокойствия, которым отличаются лица слепых. Со своими серебристыми волосами, выбившимися из-под белоснежного чепчика, она была прежняя Мэри, выигравшая во внешности и развившаяся с примесью чего-то небесного и ангельского.
На следующее утро их разбудил настойчивый стук в дверь.
— Эй, еще нет и девяти утра! Зайдите позже! — Пит проснулся первым.
— Вы найдете человека, который присмотрит за коттеджем, — сказала она священнику, который сидел спиною к Джону. — Выберите какого-нибудь бедного достойного человека в приходе, который будет рад даровому жилищу. А когда он придет, вы скажите ему, что я ждала его, пока не была вынуждена уйти, но он найдет меня там по-прежнему верной и преданной ему. Здесь немного денег — только несколько фунтов, но я хотела бы, чтобы они достались ему, когда он придет, так как он, может быть, будет нуждаться в них, и тогда вы скажите человеку, которого вы поместите в коттедже, чтобы он был ласков с ним, так как он будет огорчен, бедняжка, и скажите ему, что я была весела и счастлива до конца. Не говорите ему, что я беспокоилась когда-нибудь, чтобы он также не стал беспокоиться.
— Откройте! Откройте! Опять кража! — на этот раз кричала Эмили.
— Тогда другое дело — Пит принялся будить друзей. — Юп, Боб, вставайте, пришла Эмили. Э — эй.
Джон тихо слушал все это за дверью и не раз был готов схватить себя за горло, чтобы удержать рыдания, но когда она кончила и он подумал о ее долгой, безупречной, невинной жизни и увидал дорогое лицо, смотрящее прямо на него и, однако, неспособное увидеть его, то почувствовал что его оставляет мужество, и разразился неудержимыми, прерывистыми рыданиями, которые потрясли все его тело. И тогда случилась странная вещь, так как, хотя он не сказал ни слова, старая женщина протянула к нему свои руки и вскрикнула: «О, Джонни, Джонни! О, дорогой, дорогой Джонни, вы вернулись ко мне опять!» И прежде чем священник мог понять, что случилось, эти два верных любовника держали друг друга в объятиях; их слезы смешались, их серебристые головы прижались друг к другу, их сердца были так полны радости, что это почти вознаградило их за пятьдесят лет ожидания.
Через десять секунд дочь директора вместе со своим приятелем Дэном во всех подробностях рассказывали, что произошло.
Трудно сказать, как долго предавались они радости. Это время показалось им очень коротким — и очень длинным почтенному джентльмену, который думал, наконец, скрыться, когда Мэри вспомнила о его присутствии и о вежливости, которую обязана иметь по отношению к нему.
— Так. Давайте по порядку — призвал всех к спокойствию Юп. — Эй Эмили, тебя похоже качает? Вызвать врача?
— Мое сердце полно радости, сэр, — сказала она. — Божья воля, что я не могу видеть моего Джонни, но я могу представлять его себе так же ясно, как если бы он был перед моими глазами. Теперь встаньте, Джон, и я покажу джентльмену, как хорошо я помню вас. Ростом он будет до второй полки; прям, как стрела, его лицо смугло, а его глаза светлы и ясны. Его волосы почти черны и усы также. Я не удивилась бы, если бы узнала, что у него в настоящее время есть также бакенбарды. Теперь, сэр, не думаете ли вы, что я могу обойтись без зрения?
— Нет нет, все нормально. Просто вчера опять была вечеринка и я немного устала. Ладно… Дэн рассказывай.
Священник выслушал ее описание и, посмотрел на изнуренного, седовласого человека, стоявшего перед ним, не зная, смеяться ему или плакать.
— Утром я решил поплавать в бассейне и спустился во двор отеля, — начал Дэн,
— Когда я поднялся в номер, то обнаружил пропажу — я оставлял на столике 15 долларов, но когда я пришел они исчезли. Через минуту я нашел Эмили и вот мы у вас. Ну попадись мне в руки этот воришка и ему не поздоровиться! Даю слово!
К счастью, все кончилось благополучно. Был ли то естественный ход болезни, возвращение Джона подействовало ли благоприятно на ее течение, достоверно только то, что начиная с этого дня, здоровье Мэри стало постепенно улучшаться, пока она совершенно не выздоровела.
— А сколько ты пробыл в бассейне? — спросил Юп.
— Мы не будем венчаться потихоньку, — решительно говорил Джон, — а то как будто мы стыдимся того, что сделаем, как будто бы мы не имеем большего права венчаться, чем кто бы то ни был в приходе.
— Ну, около часа или вроде того.
Итак, было сделано церковное оглашение и три раза объявлено, что Джон Хёксфорд, холостяк, и Мария Хаудлен, девица, намереваются сочетаться браком, и так как никто не представил возражений, то они были надлежащим образом обвенчаны.
— Ясно. — Юп говорил спокойно. — К сожалению, ничем не могу помочь, по крайней мере в данный момент. Приходите позже. Возможно у нас будут какие то версии.
— Кстати, я чуть не забыл вам сказать — Дэн кажется что-то вспомнил — не знаю, пригодится вам это или нет, но я видел подозрительного человека выходящего из отеля.
— Мы, может быть, не очень долго будем жить в этом мире, — сказал старый Джон, — но по крайней мере мы спокойно перейдем в другой мир.
— Как он выглядел? — полюбопытствовал Боб — Это может навести нас на след.
Доля Джона в Квебекском предприятии была ликвидирована, и это дало повод к возбуждению весьма интересного юридического вопроса, мог ли он, зная, что его имя Хёксфорд все-таки подписаться именем Харди, как это было необходимо для окончания дела. Было решено, однако же, что если он представит двух достойных доверия свидетелей своего тождества, то все обойдется, так что имущество было реализовано и дало в результате весьма приличное состояние. Часть его Джон употребил на постройку красной виллы как раз за Бриспортом, и сердце собственника на набережной террасы подпрыгнуло от радости, когда он узнал, что коттедж будет, наконец, покинут и не будет больше нарушать симметрию и ослаблять эффекта ряда аристократических домов.
— Нууу…На нем была рубашка с надписью Техас, темные очки и шляпа. По моему я ничего не забыл.
Ребята просидели в номере около часа. Юп подвел итог всей их дискуссии.
И там, в этом уютном новом доме, сидя на лужайке в летнее время и у камина в зимнее, эта достойная старая чета продолжала жить много лет невинно и счастливо, как двое детей. Те, кто знал их хорошо, говорят, что никогда между ними не было и тени несогласия, и что любовь, которая горела в их старых сердцах, была так же высока и священна, как любовь любой молодой четы, которая когда-либо стояла у алтаря. И по всей окрестной стране, всякому, кто, будь он мужчина или женщина, был в горе и изнемогал в борьбе с тяжелыми обстоятельствами, стоило только пойти на виллу, и он получал помощь и то сочувствие, которое более ценно, чем сама помощь. Так что, когда, наконец, Джон и Мэри, достигнув преклонного возраста, заснули навеки, один через несколько часов после другой, между оплакивавшими их были все бедные, нуждающиеся и одинокие люди прихода, которые, разговаривая о горестях, которые оба они перенесли так мужественно, приучались к мысли, что их собственные несчастья также только преходящие вещи, и что вера и правда получат вознаграждение в этом или в будущем мире.
— Прекрасно. Если будут какие-нибудь новости, мы дадим вам знать.
В этот момент в номер ворвалась Кира Алессандро — вид у нее был растрепанный и усталый
— Ах, вот ты где Эмили. Представляешь, я кажется тоже стала жертвой вора — у меня пропало около 25 долларов. Пару минут назад я вышла из номера за газетой, а когда вернулась, то не обнаружила денег. Это немыслимо! Я конечно могу попросить у отца еще, но это будет уже нечестно.
— Успокойся, Кира, 25 долларов это не повод для шумихи и скандалов — Эмили попыталась успокоить подругу.
— Что? Эмили, ты себя слышишь? — Кира уже начала выходить из себя, — То есть ты хочешь сказать, что эти кражи не имеют никакого значения?! Ты что держишь меня за истеричку?!
— Успокойся, Ки… — Эмили похоже поняла, что задела Киру за живое.
— Замолчи! Не успокаивай меня! Тебе и твоему отцу всегда было наплевать на отель! Вы живете для себя! Вам и в голову не могло прийти, что кому-то плохо! А мой отец вечно в тени, это…это несправедливо, нечестно! Так не должно быть! Почему все достается…
— Что?! — Эмили и сама готова была обидеться на подругу.
Громко хлопнув дверью, Кира быстро вышла из комнаты в коридор.
— Мммда… Похоже она на тебя рассердилась, пойду-ка я ее успокою — Дэн вслед за Кирой вышел в коридор.
Эмили поднялась с кресла.
— Ладно я тоже пойду. Пока ребята. Надеюсь мы с Дэном подкинули вам пищу для размышлений.
Когда Эмили ушла Три Сыщика решили обсудить новые известные им факты.
— Знаете что, ребята — Пит первым подал голос — Я считаю, что у самой Киры был повод для воровства. Она похоже не очень довольна тем, что ее отец всего лишь помощник, а не директор. Тогда у нее есть повод для краж — сами посудите — частые кражи будут распугивать туристов. Здесь, с такой напряженной обстановкой мало кто будет отдыхать. Доходы резко снизятся, и у начальства будет повод снять мистера Тростона с поста директора комплекса. В таком случае его место может занять не кто иной как его заместитель и помощник — мистер Алессандро.
— Ты думаешь что она инсценировала похищение собственных денег чтобы обеспечить себе алиби? — спросил Боб. — Хм м, неплохая гипотеза, Пит.
Юпитер теребил нижнюю губу, это был явный признак того что он усиленно думает.
— Ребята я пока прогуляюсь — надо собраться с мыслями и все обдумать. Шерлок Холмс в таких случаях просил оставить его наедине со своей трубкой. Но, думаю, я обойдусь и без столь губительного для здоровья предмета. Стоило бы, конечно, осмотреть номер Киры, но… боюсь она не в духе. Так. Сейчас вы попробуете последить за Кирой — что она делает, как себя ведет, с кем общается — с этими словами он взял с полки ключи от номера.
— Постарайтесь оставаться для нее незамеченными. Да и еще — ключи будут у меня — я думаю, что вернусь раньше вас. Пожелаем друг другу удачи. Все пошли.
Три Сыщика вышли из номера. Пит и Боб отправились на поиски Киры, а Юп решил прогуляться до бассейна.
Пройдя к восточному крылу комплекса, он оказался прямо возле него. Раздвинутая металлическая крыша отдавала бликами в лучах полуденного солнца. Было видно, что ряды отдыхающих заметно поредели.
В бассейне было несколько человек. Среди них Юп заметил Дэна, который загорал на матрасе и похоже не видел или не обращал внимания на главу агентства, сыщик и сам не заметил как начал крутить на пальце брелок с ключами: оборот, еще оборот, еще, еще…. и вот уже брелок, слетая с пальца, приземляется на голубую гладь бассейна и ключи, словно якорь начинают медленно тянуть его на дно.