Шона Лоулес

Дети Богов и Воинов

Shauna Lawless

The Children of Gods and Fighting Men

Copyright © Shauna Lawless, 2022

© Д. Перегудов, перевод на русский язык, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Действующие лица

Посвящается моей семье
Потомки Туатта Де Дананн

Томас – предводитель Потомков, верховный друид.

Фоула – целительница, мать Ифы.

Ифа – покойная дочь Томаса и Фоулы, рожденная без волшебного дара.

Роунат – ведьма, сестра Фоулы.

Броккан – сын Роунат и Эгиля из Дублина. Рожден без волшебного дара.

Колмон – верховный воитель, двоюродный брат Фоулы и Роунат.

Фиахра – верховный оружейник.

Гобнет – верховная ведьма.

Аффрика – верховная целительница.

Лег – верховная виночерпица.

Шэй – верховный арфист.

Гронне – покойная верховная пророчица, последняя в своем роде.

Кербал – воитель.

Ардал – воитель.

Эхна – друид.

Дублинское королевство

Амлаф Рыжий – покойный король Дублина; отец Рагналла, Харальда, Дугалла, Глуниарна, Гиты, Муире и Ситрика; муж Гормлат.

Гормлат – жена Амлафа, мать Ситрика, дочь Этлинн, единоутробная сестра Рауля, сестра Малморды – принца Ленстера; фоморка.

Рагналл – сын Амлафа, брат Харальда и Дугалла, единокровный брат Глуниарна, Гиты, Муире и Ситрика.

Эгиль – незаконнорожденный сын Рагналла.

Дугалл – сын Амлафа, брат Харальда и Рагналла, единокровный брат Глуниарна, Гиты, Муире и Ситрика.

Глуниарн – сын Амлафа, также известный как Железное колено, единокровный брат Рагналла, Харальда, Дугалла, Гиты, Муире и Ситрика; единоутробный брат верховного короля Шехналла.

Мор – жена Глуниарна, уладская принцесса, мать Гиллы.

Гилла – сын Глуниарна и Мор.

Харальд – сын Амлафа, брат Рагналла и Дугалла, единокровный брат Глуниарна, Гиты, Муире и Ситрика; муж Фригги; отец нескольких дочерей и сына по имени Лейф.

Фригга – жена Харальда, мать нескольких дочерей и сына по имени Лейф.

Лейф – сын Харальда и Фригги.

Гита – дочь Амлафа, единокровная сестра Рагналла, Харальда, Дугалла, Глуниарна, Муире и Ситрика.

Муире – дочь Амлафа, единокровная сестра Рагналла, Харальда, Дугалла, Глуниарна, Гиты и Ситрика.

Ситрик (Шелкобородый) – сын Амлафа, единственный сын Гормлат, единокровный брат Рагналла, Харальда, Дугалла, Глуниарна, Муире и Гиты.

Фальк – корабел и друг Глуниарна.

Арни – сын Фалька.

Фрейя – дочь Фалька.

Онгвен – рабыня родом из Корнуолла.

Эдизия – дочь Ситрика и Онгвен.

Асфрид – жительница Дублина, дочь Сванхильды.

Сванхильда – жительница Дублина, мать Асфрид.

Ульф – состоятельный дублинский купец.

Улли – мать Ульфа.

Вальдемар – провидец Дублина.

Ивар из Уотерфорда – король Уотерфорда, друг Амлафа.

Манстерское королевство

Король Бриан Бору – вождь клана Долкайш и король Манстера.

Мурха – сын короля Бриана.

Тарлах – сын Мурхи.

Тейг – сын короля Бриана.

Слойне – дочь короля Бриана.

Бейвин – дочь короля Бриана.

Кива – воспитательница Слойне и Бейвин.

Оха – племянник короля Бриана.

Отец Маркон – епископ; двоюродный брат короля Бриана.

Лонон – друг Мурхи, сын Муирин, муж Сайв, брат Сорхи и Кейлах.

Муирин – мать Лонона, Сорхи и Кейлах.

Сайв – жена Лонона.

Сорха – дочь Муирин, сестра Лонона и Кейлах.

Кейлах – дочь Муирин, сестра Лонона и Сорхи.

Лукреция – освобожденная рабыня, мать Марии и Фелиции, вдова Доухи.

Мария – дочь Лукреции и Доухи.

Фелиция – дочь Лукреции и Доухи.

Подрик – житель Киллало, дальний родственник короля Бриана.

Кринок – жена Подрика.

Кассер – воин Манстера.

Сестра Марта – монахиня.

Дирмид – сородич Лонона.

Король Муад – покойный король Манстера.

Имар из Лимерика – покойный король Лимерика, города викингов на территории Манстера.

Уладское королевство

Король Шехналл – король Мита и верховный король всея Ирландии; единоутробный брат Глуниарна.

Фланн – сын Шехналла.

Торна – дядя короля Улада.

Колум – покойный смертный.

Ленстерское королевство

Король Доннаха – король Ленстера и вождь клана О’Дунхада, сын Доуналла Клоина.

Малморда – вождь клана О’Фелан, сын Этлинн, единоутробный брат Рауля, брат Гормлат; фомор.

Этлинн – бывшая королева Ленстера, вдова Мурхи мак Финна, мать Гормлат, Малморды и Рауля; фоморка.

Король Туахал – вождь клана О’Муиредег.

Конхобар – двоюродный брат короля Туахала.

Остров оркни

Сигурд Толстый – ярл Оркни.

Гилли – родич Сигурда.

Олаф Трюггвасон – ярл Вендланда, друг Сигурда.

Леон – раб.

Нортумбрия

Вальтеоф – элдормен (эрл) Нортумбрии.

Утред Смелый – сын Вальтеофа.

Этельвольд – племянник Вальтеофа, двоюродный брат Утреда Смелого.

Эдвард – воин Нортумбрии.

Христианское духовенство

Аббат Франциск – настоятель Шеркирена.

Брат Адоннон – монах.

Брат Бекан – монах.

Брат Скуихин – монах.

Животные

Шенна – ворон Томаса.

Торнех – конь Тарлаха.

Энна – кобыла Фоулы.

Монастырь Айона, 981 год

Гормлат



Доспехи, меч и секира Амлафа сияли как новые. Его бороду вымыли, пропитали лавандовым маслом, изящно уложили на груди, и теперь она блестела в тусклом мерцании свечей.

Я наклонилась и провела пальцем по его губам и вниз по щеке, пока не коснулась мантии из волчьего меха, постеленной под телом Амлафа на каменной плите. Картину портила только непослушная прядь волос, упавшая ему на лоб. Монахини достойно обрядили покойного, но проследить, чтобы перед началом загробной жизни он выглядел как подобает королю, обязана была я, его вдова.

Убрав прядь со лба мужа и разгладив его волосы, я улыбнулась.

Амлаф всегда нравился мне больше, когда лежал смирно с закрытыми глазами, но видеть его сегодня было приятнее всего. Сон – лишь подобие неотвратимости, которую приносит смерть.

Смерть пошла Амлафу на пользу во многих отношениях. Его окоченевшая правая рука сжимала рукоять меча куда крепче, чем при жизни. Да, однажды он был истинным воином, но отец заставил меня выйти замуж за семидесятилетнего старика, оставившего битвы в далеком прошлом. Амлаф не отсиживался в Дублине, когда его войско отправлялось на очередное сражение с ирландцами, но я-то знала, что в разгар сражения он просто сидел на своей жирной лошади, пока остальные викинги обнажали клинки. Говорили, что Амлаф заслужил покой былыми подвигами: он успел сразить более тысячи врагов. Никто и не осмеливался называть его трусом – только стариком.

Я присела на стул рядом с телом мужа и стала ждать настоятеля. Монахи целую вечность копали могилу под проливным дождем и пронизывающим ветром. Закончили лишь прошлой ночью. Я пожалела бы несчастных святош, не будь моя жалость пустой тратой времени. Они сами выбрали жизнь, где тяготы считались добродетелью. Пожелай они приблизиться к Богу, замерзнув до смерти на злосчастной скале, неужели я посмела бы им помешать? Эту жалкую лачугу не украсили даже подаренные Амлафом золотые кресты на алтаре. Под лучами утреннего солнца, несмело падавшими из окон на каменные стены, капелла напоминала гробницу даже больше, чем при свечах.

Однако меня забавляла ирония происходящего: те же монахи, которые сейчас рылись в грязи, однажды ревностно молились о смерти моего мужа. Амлаф Рыжий, викинг и король Дублина, некогда снискал славу убийцы священников, грабителя церквей и грозы ирландских христиан. А теперь он покоился в церкви, приняв чужую веру. Ему простили все смертные грехи и позволили отправиться в рай, как любому другому христианину.

В здравом уме Амлаф, конечно, ни за что бы не стал просить священников о крещении. Кошмарная гибель Рагналла в битве при Таре сломила его дух и отвратила от древних богов родины. Я отчетливо помнила, как год назад Амлаф возвратился в Дублин во главе побежденного войска. Он нес на руках мертвого сына, и по лицу его лились слезы. Стоило ли оплакивать такого дурня, как Рагналл! Впрочем, первенцы часто наполняли отцовские сердца безрассудной любовью, не оставляя места для других потомков. Наш малыш Ситрик уже в десять лет соображал лучше единокровных братьев, но Амлаф не обращал на него внимания.

Перед моими глазами предстало лицо Ситрика. Мальчик мой, любовь моя, почему ты так далеко? Я смахнула непрошеные слезы, чуть не хлынувшие из глаз. Будь проклят Амлаф. Он зачах так быстро, что у меня не осталось иного выбора, кроме как исполнить волю покойного и отвезти его на Айону для христианского погребения. Ни один другой монастырь ему не удалось подкупить. Ситрика пришлось оставить в Дублине, но разве я могла поступить иначе? Я ни за что не могла позволить Амлафу умереть в городе. Глуниарн, старший из его оставшихся сыновей, запросто перерезал бы мне глотку и сжег тело на погребальном костре отца. «Надо же королю Амлафу кого-нибудь трахать в Вальхалле», – заявил бы он. Нет уж, достаточно и того, что Амлаф трахал меня последние десять лет, не хватало еще, чтобы это продлилось целую вечность.

Я услышала звонкий стук деревянных башмаков по каменному полу.

Быстрые шаги. Прекрасно. Значит, церемония вот-вот начнется. Я открыла глаза и улыбнулась кротко и печально – в самый раз, чтобы настоятель покраснел до ушей. На ненавистном острове оставалось только дразнить монахов, и я с удовольствием думала, сколько раз им пришлось прибегнуть к самоистязанию из-за меня.

– Могила готова? – спросила я, когда шаги приблизились и остановились.

– А мне откуда знать?

Я обернулась и вгляделась в волглый утренний полумрак, скрывающий знакомое лицо.

– Это ты, мама?

Еще один шаг, и я увидела знакомые золотые глаза Этлинн, бывшей королевы Ленстера. Тело ее пряталось под черной накидкой, а волосы и рот закрывала ткань. В кои-то веки она оделась как требовали приличия.

– Что ты здесь делаешь? – прошипела я. – Снаружи стоят два воина Амлафа. Тебя могли узнать.

Мать отмахнулась:

– Мне нужно поговорить с тобой, а в Дублине попасться кому-то на глаза куда легче, чем здесь.

Я расправила плечи и усилием воли подавила рвущийся наружу крик. Мать навещала меня лишь с дурными вестями, и от ее появления на похоронах Амлафа мои внутренности слиплись в холодный ком. Я немедленно подумала о Ситрике. Неужели сводные братья навредили ему? Нет, ведь он еще ребенок. Глуниарн славился приступами ярости, но никогда не вымещал ее на детях… Впрочем, в Дублине лишь одного мальчика чужеродная женщина родила мертвому королю.

Как бы я ни пыталась казаться спокойной, голос предательски задрожал.

– Ситрик в порядке?

Мать поцокала языком:

– Честное слово, Гормлат, нельзя так переживать из-за смертных детей. Ты немало их похоронишь за жизнь. Скрепи сердце и выслушай мой совет.

Ее глаза засияли так странно, что мое любопытство пересилило желание ей нагрубить. Кроме того, споря с матерью, я всегда умудрялась ляпнуть что-нибудь, о чем потом жалела. Не пора ли попробовать иной подход? Я провела рукой над телом Амлафа.

– Пришла сказать, что ты оказалась права?

– Насчет чего? – прищурилась она.

– Как ты и обещала, Амлаф долго не протянул. Полагаю, я должна быть тебе благодарна.

– Еще бы. Это же я сделала тебя королевой Дублина.

Стиснув зубы, я покачала головой:

– Когда ты выдала меня за Амлафа, мне было тринадцать, он годился мне в прадеды.

– Неужели золотые ожерелья и фибулы совсем не скрасили несчастный брак? – Я отвела взгляд, она заметила это и насмешливо ухмыльнулась. – Да что ты знаешь о боли! Я родила тебя, уже став королевой, но всего за два года до этого была нормандской рабыней, захваченной викингами во время набега. Меня купил король Ленстера – великий Мурха мак Финн. Одного взгляда хватило, чтобы вдоволь налюбоваться его гнилыми зубами и лысым черепом. Но разве мне это помешало? Нет. Я думала лишь о том, как женить его на себе.

– И тебе это удалось. Очень рада за тебя, мама.

– Думаешь, браки между королями и жалкими попрошайками – обычное дело? Да никто и представить не мог, что женщина без рода и племени выйдет замуж за короля. Ты и не догадываешься, с каким трудом я его убедила… и что мне пришлось сделать. А если бы знала, то молчала бы про своего Амлафа. – Она постучала ногтем по серебряному медальону у себя на шее. В волглом воздухе церкви все звуки казались приглушенными. – Да и сколько лет он тебя сношал, пока старость не взяла свое? Четыре? Пять? Ерунда.

Амлаф перестал тереться о меня омерзительным телом и обдавать зловонным дыханием лишь полгода назад, но жаловаться матери бессмысленно. Мой отец был так же уродлив, как муж.

Как странно, что теперь я могу это понять. Я больше не ощущаю привычной ярости. Теперь я смотрю на мать без ненависти, а лишь с пониманием и жалостью, но этим чувствам нельзя позволить взять верх. Мать что-то затевает – интригу, в которой наверняка снова отводит мне роль безвольной пешки. Довольно. Я больше не наивный тринадцатилетний ребенок.

Пожав плечами, я разгладила меховую накидку Амлафа:

– Все это уже не важно. Амлаф мертв, отец мертв… Кстати, а разве ты не должна тоже быть мертва? Помню твои похороны. Ты бы оценила размах, с которым тебя провожали. Среди гостей был даже верховный король Шехналл.

Мать молча разглядывала узоры на клинке Амлафа. С трудом скрывая ухмылку, я продолжила:

– Так зачем ты здесь? Я думала, ты давно вышла за какого-нибудь пузатого франка голубых кровей.

– Рауль мертв.

Неприкрытая боль в голосе матери помешала мне упиваться колкостями. В ее любви к сыновьям сомневаться не приходилось. Моего полнородного брата Малморду баловали и нахваливали, словно маленькое божество. А уж Рауля – единоутробного брата, которого я никогда не видела, – она описывала так восторженно, что на ум приходил сам Ахиллес.

– Как он погиб?

– Его нашли потомки Туата Де Дананн.

У меня на мгновение перехватило дыхание, а сердце забилось быстрее обычного.

– Мне искренне жаль, мама. Я знаю, как ты любила Рауля, но не понимаю, зачем тебе понадобилось сообщать эту весть лично. Хватило бы и письма.

– Нет. Не в этот раз.

Когда мать убрала ткань с лица, я ожидала увидеть знакомую россыпь длинных черных кудрей – венец ее красоты, как говаривал отец. Вместо этого взгляду предстали тонкие, почти прозрачные седые пряди, едва прикрывающие скальп.

Я протянула руку во тьму, и ближайшая свеча вспыхнула ярким пламенем. Оно ринулось вверх по мокрым стенам и зашипело от влаги. В этом свете я как следует рассмотрела лицо матери. Некогда гладкие щеки испещрены морщинами, под глазами нависли мешки. Фоморы стареют совсем не так, как простые смертные. Столетиями мы наслаждаемся расцветом молодости, но в последний год жизни старость мгновенно портит нас, словно перезрелые фрукты.

– Прекрати, Гормлат, – рявкнула мать.

– Мы здесь одни. – Я все же опустила руку, и пламя угасло. – Значит, ты умираешь. И на сей раз – не понарошку.

Она кивнула:

– Мне довелось прожить три сотни лет. Полагаю, я уже увидела свою последнюю осень.

В горле стало тесно, словно я проглотила что-то необъятное. Мать глядела, высоко подняв голову, но ей не удавалось скрыть смятение.

– Тебе нужна помощь?

– Нет. Я ушла в местный монастырь и заплатила монашкам достаточно золота, чтобы они заботились обо мне до самой смерти. – Содрогнувшись, она убрала седины под плотную вуаль. – Тебе незачем на это смотреть.

Я сложила руки на груди и чуть заметно кивнула. Примерная дочь настояла бы на том, чтобы остаться с матерью, но у меня не возникло ни малейшего желания наблюдать, как она умирает. Даже смерть Амлафа оказалась достаточно болезненным зрелищем, а ведь я после первой же брачной ночи каждую неделю умоляла богов ниспослать ее.

– Тогда чего ты хочешь?

– Посоветовать тебе, как воспитывать детей… если ты однажды родишь истинного фомора.

Я запрокинула голову и залилась глубоким нервным смехом, который гулко разнесся по пустому залу и отозвался эхом в далекой мгле.

– Я не шучу. – Мать схватила меня за руку, и я впервые увидела в ее холодных глазах истинный страх. – Я родила шестьдесят детей. Пятьдесят оказались смертными, и лишь десять унаследовали наше волшебство. Мы – фоморы, потомки самого короля Балора, и в наших венах струится волшебный огонь. Ты и твой брат Малморда – наследники всего нашего рода. Когда я умру, вы останетесь последними фоморами на свете.

Я вырвала руку:

– И чья же в том вина?

– Теперь я понимаю, что моя. – Она закусила губу. – Да, смертельные удары наносили потомки Туата Де Дананн… но мне стоило научить детей владеть волшебством. Научить их быть настороже.

Я медленно выдохнула. Как же странно – если не страшно – услышать, как мать признает вину.

– В молодости я вела себя слишком заносчиво, – прошептала она. – Мои братья тогда еще не умерли, и я не сомневалась, что мы уничтожим потомков Туата Де Дананн. Мы собирались напасть на их крепость, но… Они настигли нас прежде, чем мы сумели ее отыскать. Ни моим детям, ни братьям не была уготована долгая жизнь.

– А вот тебе удалось скрыться.

– Вижу, ты строго меня за это судишь, – кивнула мать.

Мой взгляд упал на деревянный крест, висящий под крышей часовни. К нему был прибит деревянный человечек с терновым венцом. Сколько же родителей охотно жертвовали собственными детьми, чтобы добиться желанных целей и спасти себя.

– Ты всегда отказывалась говорить о других своих детях. Что изменилось?

Мать глубоко вздохнула.

– Имей в виду вот что: с тобой я не допустила той же ошибки. Я научила тебя пользоваться волшебным огнем и выдала замуж за короля. Да, ты не любила ни Амлафа, ни отца, но они защищали нас. Потомки Племен богини Дану держатся в стороне от королевских дворов, а в особенности – от викингов. Мне хватило времени, чтобы научить вас с Малмордой держать свои способности в тайне. – Мать высоко подняла голову и заглянула мне прямо в глаза. Гордости ей по-прежнему было не занимать. – Вот почему ты все еще жива.

– Но надолго ли? – Я не отвела взгляда, как в детские годы. – Или ты хочешь сказать, что Потомки выпытали у Раула, где мы скрываемся?

Руки матери вцепились в спинку кресла. Сначала я приняла это за признак усталости, но потом заметила, что ее юбка трясется. Раньше я никогда не видела, чтобы мать дрожала всем телом.

– Рауль не рассказал им ни про меня, ни про тебя, ни про Малморду.

– И почему ты в этом уверена?

– Потому что я убила его прежде, чем до него успели добраться потомки Туата Де Дананн.

У меня перехватило дыхание.

– Не оставалось другого выхода, – тихо произнесла мать. – Да, он был одним из нас… Но этот пьяница не желал меня слушать… Я обязана была защитить вас с Малмордой. – Она перешла на шепот. – Когда явились враги, я спряталась. Они стояли и наблюдали, как Рауль задыхается от яда, который я подмешала в его вино.

– Ты видела их? Во плоти? – Волоски на моих руках встали дыбом. Встречу со смертоносными воинами Племен богини Дану до сих пор не пережил ни один фомор. Узнав, что мать стала первой, кому это удалось, я почти забыла о давней неприязни. – Как они выглядели? Что говорили?

– Почти ничего. Одного звали Томас – бледнолицый, светловолосый, зеленоглазый; весь в мехах и красных шелках. У второго была темная кожа, черные волосы, заплетенные в косы, и серые глаза. Он носил одеяния монаха и называл себя братом Кол- моном.

Мать вспомнила о встрече с Потомками, и в ее глазах блеснули слезы. Она отвела взгляд, устремив его вдаль. Я молча ждала, пока она соберется с мыслями.

– Они посчитали Рауля последним из нас, – произнесла она наконец. В голосе вновь послышалась былая сила. – Нельзя допустить, чтобы они узнали правду. Помни, как не попадаться им на глаза. Не забывай о правилах, которым я тебя научила.

Я крепко взяла мать за руку, не позволяя ей отстраниться.

– Мне жаль, что ты потеряла Рауля, но зато мы узнали кое-что полезное. Мы с Малмордой сможем найти и узнать их по твоим описаниям. В Ирландии не так много мест, где могут прятаться Потомки.

Мать нахмурилась, и я почувствовала, как напряглись ее пальцы, лежащие между моих ладоней. Ее взгляд вновь сосредоточился на моем лице.

– Мое время на исходе, Гормлат, а потомков Туата Де Дананн предстоит искать твоему брату – не тебе.

Я закусила нижнюю губу и разжала пальцы, освобождая ее руку.

– И как скоро мне придется изображать собственную смерть? Через десять лет? Двадцать?

В моем голосе сквозила исчезнувшая было ожесточенность. Вот и еще одна участь, на которую меня обрекла мать. Все женщины Ирландии еженощно молились о красоте и долголетии… Все, кроме меня. Для меня они равносильны проклятию.

Мать вгляделась в мое лицо.

– Через десять, если повезет. Через двадцать, если ты дура. Запомни: именно так Потомки вычисляют тех, кто скрывает волшебный огонь. Достаточно малейшего слуха о человеке, отказывающемся стареть, чтобы они отправили разведчика. Воина, способного учуять фоморское пламя, горящее в нашей крови.

– Значит, я должна не высовываться, вновь выйти замуж, а через двадцать лет разыграть свою смерть и бесследно скрыться. Повторять это снова и снова, пока наконец не состарюсь. Это и есть твой последний мудрый совет?

– И да… и нет.

Я не ожидала такого ответа и не смогла затушить разгорающийся огонек любопытства. Мать всю жизнь твердила: «Замужество, роды, побег». Отклонение от привычных наставлений удивило меня настолько, что было сложно сохранить бесстрастный вид.

Мать улыбнулась, и ее глаза вновь блеснули коварством.

– Если твой брат станет верховным королем, он обретет достаточно могущества, золота и воинов, чтобы навсегда стереть потомков Туата Де Дананн с лица земли. А если ты…

– Мама. – Я устало покачала головой. – Ничего не получится. Королям Ленстера никогда не подчинялся весь остров, а Малморда – даже не король Ленстера.

Она подступила ближе, глядя на меня широко распахнутыми глазами.

– Ирландия меняется, Гормлат. Портовые города северян приносят острову немало богатства. Если на стороне Малморды выступят викинги Дублина, отчего бы ему не замахнуться на титул верховного короля?

На мгновение мое сердце замерло.

– Ты хочешь, чтобы я помогла Малморде?

– Нет, не ты, – усмехнулась она. – Ты бесследно исчезнешь задолго до этих событий. Я говорю про Ситрика. Прежде чем скроешься, ты обязана сделать его королем Дублина. А уж он поможет Малморде исполнить задуманное.

– Нет. Мой сын не станет пешкой в твоих честолюбивых играх.

Мать вздохнула и нахмурила брови – разве что глаза не закатила.

– Рано или поздно ты поймешь, что я права. Сколь бы ты ни любила своих смертных детей, они не похожи на нас. Им отпущены считаные мгновения. Они – лишь бабочки, услада для глаз, и ничего кроме. Если они сумеют помочь – что же, тем лучше. Больше от них все равно никакого толку.

– Я души не чаю в Ситрике.

– Я сказала все, что хотела. – Мать отступила в тень. – Скоро Малморда захочет поговорить с тобой. Если ты хоть немного меня любишь, то поможешь брату. А если он сумеет уничтожить Потомков, тебе больше не придется скрываться. Подумай над этим.

Ее шаги снова раскатились эхом по всей церкви. Ни объятий, ни прощальных поцелуев – впрочем, мы всегда так расставались.

Сидя возле тела Амлафа, я тщательно обдумывала все, что услышала от матери. Проклятие, как же я устала быть ничтожеством – женщиной, зависящей от решений мужчин. Хватит. Довольно. Что бы ни говорила мать, в моей жизни нет никого важнее Ситрика. Я люблю сына. Пожалуй, он единственный, к кому я когда-либо испытывала это чувство. Я решила, что сделаю его королем, но не ради Малморды, как хотела мать. И я останусь с ним дольше, чем на десять лет. С моей помощью Ситрик станет могущественным правителем, сможет жениться по любви и сражаться лишь по собственной воле. Я дам ему то, в чем родители отказали мне. Свободу.





Я потеряла счет времени к моменту, когда снова услышала шаги. Один человек шаркал по каменному полу церкви, другой шагал рядом уверенной походкой. Подняв взгляд, я увидела в капелле настоятеля и Фалька – старшего корабела Амлафа.

– Все готово к похоронам, моя королева, – объявил настоятель с подобострастным поклоном.

– Хорошо. – Я потуже обернула накидку вокруг плеч. – Готовь корабль, Фальк. Я хочу как можно скорее отправиться назад в Дублин.

– Тогда нужно выходить в море немедленно, пока не начался прилив, – мрачно заметил Фальк.

– Прекрасно.

Настоятель распахнул рот, словно дохлая рыба.

– Но мы ведь еще не похоронили короля Амлафа. Вы ведь желаете посмотреть на отпущение его грехов и погребальные молитвы?

Я протянула руку Фальку и смерила настоятеля жестким взглядом.

– Нет. Не желаю.

Оставив его глотать воздух ртом, я вышла из церкви. Медлить нельзя. Дома ждет сын. Мне больше нет дела до мертвецов.



Горы Уиклоу, 992 год

Фоула

«Фоула, ты нужна мне».

Я распахнула глаза. Роунат? Что она здесь делает? Я скинула одеяло, сползла с кровати и потянулась за платком.

«Скорее, Фоула. Ты нужна мне».

Дверь затряслась с такой силой, что едва не разорвала веревку, служившую замком. Я стряхнула последние остатки сна. Случилось что-то страшное. Роунат не предупреждала, что явится в столь поздний час.

– Подожди! – Перепрыгнув через тлеющие угли очага в сердце жилища, я отвязала веревку, и дверь распахнулась. – Роунат! Что ты здесь?..

Я выскочила из дома, собираясь заключить сестру в объятия, но меня встретил лишь холодный полуночный воздух.

– Роунат?

Я вгляделась во тьму. Реку и влажную траву заливал призрачно-бледный свет полной луны, но сестры нигде не оказалось. Я подошла к берегу, забралась на валун и внимательно изучила болотистые земли, простиравшиеся между моим ро[1] и горным хребтом.

– Роунат, где ты? Что с тобой? – вскричала я.

Ночь полнилась звуками. В лесу рыскали волки, в конюшне фыркала Энна, ветер ворошил листву. Однако мне казалось, что вокруг воцарилась абсолютная тишина. Так не хватало смеха сестры и суматохи, которую она создавала одним своим присутствием.

– Роунат, ты меня слышишь? – Я замерла. – Это что, шутка? Ты меня пугаешь.

Ответа не последовало. Покачав головой, я плотнее завернулась в платок и пошла обратно к дому. Наверное, это был просто сон. Обычный дурацкий сон. И о чем я только думала? Ну как Роунат могла оказаться здесь? Совет только прошлой зимой отправил ее в Ласкский женский монастырь, где по воле Томаса ей предстояло провести еще по меньшей мере два года. Даже попади сестра в беду, она не помчалась бы за помощью в такую даль.

Я захлопнула дверь и снова привязала веревку к крюку на стене. Какая же я дура. В кои-то веки сумела уснуть без зелья Томаса, а теперь точно не сомкну глаз из-за холода. В любую другую ночь это не имело бы значения, но следующим утром меня ждет долгий путь. Дорога до крепости Потомков на острове Феннит несложная, но она пролегает через ирландские провинции, постоянно сражающиеся друг с другом. Мне нужна ясная голова, чтобы держаться подальше от смертных и их бесконечных стычек, а для этого не помешало бы как следует отдохнуть.

Я присела у огня и разворошила угли палкой. Затухающий костер еще можно было спасти, и я поспешно потянулась за охапкой хвороста. Когда горячие угли разожгли свежую растопку, комнату заполнил густой тянущийся ввысь дым.

– Фоула!

Дверь затряслась. Я вскочила на ноги.

– Роунат, что проис…

Веревку сорвало с крюка, и дверь распахнулась с такой силой, что задрожали стены. Вихрь с воем ворвался в ро и едва не сбил меня с ног: могучий, как гром, ледяной, как метель. Столы и стулья полетели кубарем, врезаясь в стены и крышу. Ухватившись за одну из угловых стоек, я всем телом прижалась к ней и уткнулась спиной в стену.

– Иди ко мне, – простонал родной голос.

– Роунат? – вскричала я. – Что стряслось?

– Приди ко мне, сестра, – провыл голос.

Я не смогла ответить. От ужасных порывов ветра у меня перехватило дыхание, а руки и ноги начали соскальзывать со стойки. Я больше не могла ни держаться… ни дышать…





Очнувшись, я обнаружила, что лежу лицом вниз посреди комнаты – там, где раньше стоял очаг. Камни, из которых он был сложен, разметало по всему дому. Некоторые даже оказались на улице.

Вокруг царили тишина и спокойствие. Я осторожно подняла голову, вытряхивая из волос стебли со- ломы.

Ветер донес до меня голос Роунат.

Когда я попыталась встать, у меня подкосились ноги, и до кровати я не то добрела, не то доползла. Уже долгие столетия ни одному потомку Племен богини Дану не удавалось зачаровать ветер. Я никогда не сомневалась, что Роунат – могущественная ведьма, но у ветра уже есть свой голос, и подчинить его чужой воле нелегко.

Я то садилась, то вставала с кровати, пытаясь унять бешено колотящееся сердце и едва осмеливаясь дышать в надежде, что ветер поднимется вновь. Вместо того чтобы вознаградить мое терпение, он полностью затих. Это означало, что я услышала послание сестры. Роунат просила помощи.

Я схватила платье, плащ, сумку и помчалась к стойлу.

– Энна, нам пора.

Фыркнув, в мою руку ткнулась ноздрями крупная кобыла. Я угостила ее яблоком, обняла за шею и забралась в седло.

– Давай, Энна. Ищи Роунат.

Дважды повторять не требовалось. Лошадь выскочила из стойла, помчав меня в Ленстер.





Когда мы добрались до холма, близ которого располагался Ласкский монастырь, солнце уже сожгло остатки утренних облаков. Волшебная природа Энны позволяла без устали скакать всю ночь, но лошадь вдруг замедлила шаг.